Вчера я весь день предвкушал, как буду помахивать кисточкой под возгласы восхищённой толпы. Утром оно и привиделось прямо таки натурально. Мамка в косынке, повязанной по-комсомольски, белит известкою потолок, я крашу столешницы парт. Возгласы (как же без них?), доносились непонятно откуда. Странные возгласы:
- Сашка, вставай! Завтрак проспишь!
Голос не спутаешь - бабушкин. Только никак не пойму: зачем мне вставать, на другое место переходить, если я тут не докрасил, и причём вообще завтрак? Сплю дальше.
Наяву бы я сразу заметил, что картинка, в которой я пребывал, не дружит с реалом. В ней сочеталось столь давнее прошлое, что вряд ли когда повториться, и то, что ещё можно назвать "не столь отдалённою перспективой". В руке у меня был малярный валик, а не кисточка, которую я с вечера подобрал и замочил в керосине. А и действо проистекало в аудитории, где учатся старшеклассники. В неё я не заходил лет пятьдесят с гаком, но помню, что там года два как не было парт. Их заменили столами со стульями.
Растолкали кой-как. Сижу за столом, завтракаю, а душою ещё там. И досада прёт из-под спуда. Так лихо у меня получалось! Это ж придётся теперь всё без валика перекрашивать! А жальче того то, что со дня окончания школы, мы - одноклассники - ни единого разу не собрались хотя бы в усечённом составе. Всё вроде бы как у людей. Был наш 10-й "б", при старосте, при комсомольском активе.
"Ашников" рвали, как Тузик грелку в учёбе и спорте. Девчонок не давали в обиду. Особенно рейтинговых. А вот отзвучали аккорды последнего вальса - всем как-то по барабану. Хоть замуж за врага выходи! Разъехались, разбрелись. Где наш комсорг, профорг? Где прочий актив? Другие же как-то находят возможность. Раз в десять - пятнадцать лет созваниваются, списываются. Я ж в своей жизни больше встречал космонавтов, чем одноклассников...
- Квёлый сегодня Сашка. Чи приболел?
Я поднял глаза на бабушку и отшутился фразой, которая в этом времени ещё не звучала:
- Что ж вы меня, поднять-то подняли, а разбудить забыли?
- От я, в другой раз, кого-то водой окачу, - беззлобно сказал дед...
***
За стеклом самодельного почтового ящика лежали газеты. Те, самые номера, которых я вчера не дождался! "Правда" и "Сельская жизнь". Когда их занесла почтальонка, не слышал даже Мухтар.
- Куды?! - осадил меня дед, - Газеты Акимовна заберёть. А если забудет, так до обеда не украдут. Ты калитку поширше открой, и крепче держи!
Чудная грамматика в нынешних стариков. Окончания на "ит" и на "ет" произносятся с мягким знаком, а всё, что на "ут" почему-то в конце не смягчается, это для них не по фэншую.
Растянутая на максимум, поскрипывает пружина. Громоздкий нынче велосипед. На багажнике ящик с плотницким инструментом. К раме с обеих сторон привязаны по доске. А ещё на руле ведро с кистями для побелки-покраски. Мамка второе сняла. С ним вообще не крутится руль, в калитку не вырулить.
За двором картина ещё та: Григорьев с Погребняками режется в ножички. Витёк с атаманом не особо-то ладит за "Казию", а тут - голова к голове - будто и нет кулаков. Давненько сидят. Валерка уже втыкает с носа, остальные не знаю, их очередь ещё не дошла. Увидели нас, со старшими поздоровались в голос, мне подмигнули, следом пошли.
Возле путей дед сигарет да спичек хватился: "От горе, наверно на верстаке выложил". Расстроился, не сказать. Пока по карманам хлопал, чуть велик не уронил, не пустил его по наклонной. Хорошо хоть, Валерка перехватил, взялся за руль:
- А можно, я велосипед за рельсы перенесу?
Дед заценил его с головы до ног, сбил на затылок шляпу:
- Да ну! Тяжко тебе будет!
- Нас же трое. Можем довести и до школы.
- Вам-то туда зачем?
- Другу-товарищу помогать! - И кисточку флейц из запазухи достаёт.
- О! - встрепенулся дед. - Сашка! Одна нога здесь, другая там! Слетай, пока мы далеко не ушли. Возьмёшь там, на верстаке, початую пачку "Примы" и два коробка спичек.
С такой ходовой? Да на раз!
Я по газам. Бегу, а сам себе думаю: с Витькой всё ясно, газета ему нужна. Но что за причина сподвигла нашего атамана подняться в такую рань? Чай не рыбалка...
- Что ты как чуня расхристанный весь?
Бабушке в руки не попадайся, если куда-то спешишь. Поймала, неуловимым движением вправила на место рубаху, что вылезла из штанов. Это её фишка. Последний раз она меня так останавливала, когда мне уже было под тридцать: раз, и свободен. Старенькая уже, зрение ни в дугу, а углядела, что "заячий хвостик" выглядывает из-под ремня.
Тогда это расстрогало, сейчас же, наоборот, вызвало активный протест:
- Ну, ба-абушка! Я же бежал!
- Куды ж это ты бежал?
- Дед сигареты где-то заныкал. Я глянул - в сарае нет.
- А голову свою он не заныкал? Я же ему сказала: цыгарки в ведре. Три раза напоминала - и как об стенку горохом...
Зря только слетал. Всё наперекосяк: покуда я с бабушкой лясы точил, железку на всю длину маневровым поездом затянуло. Стою, жду. Размышляю о том о сём. И тут на меня снизошло. Вспомнил я побудительную причину, что заставила нашего атамана подняться в такую рань, чтобы за просто так, впахивать по жаре. Кто это может быть, если не тётя Зоя?
Стряслась как-то нужда везти старшего брата в Краснодар на обследование. Я по-соседски к отпускнику: так, мол, и так. Валерка тогда ещё в море ходил на Дальнем Востоке. Разговаривал громко, как все механики.
- Нет, - говорит, - сегодня никак не могу. Если б ты раньше сказал, можно было бы что-нибудь скорректировать.
Я со двора, тёть Зоя к нему: кто приходил, да зачем? Как итог, не успел я вернуться домой, Валерка в калитку стучит:
- Машина готова, поехали!
Какой там, у Погребняков был разговор, догадаться немудрено:
- Тебя же друг попросил! Ты вон, блукаешь по кораблям. Нет чтоб, как добрые люди, матерь свою досмотреть. Кто, в случай чего скорую помощь вызовет, если не Сашка? Мало нас, старых соседей, осталось на улице: он, я, да Логачёва Валька...
Такие они, люди старой закалки. Строя дом, выбирали соседей.
Потому, что хороший сосед поможет всегда.
***
Догнал я свою бригаду, не доходя перекрёстка, где месяц назад скоропостижно помер, чтобы начать новую старую жизнь. Братья Погребняки с двух сторон оцепили велосипед. Витька Григорьев подталкивает его за багажник. Рулят с мочаков на дорогу. Дед, как положено бригадиру, держится позади. Цыгарка в зубах искрит да постреливает, но в нужный момент готов подхватить груз с любой стороны. Мамка рядом, она в ответе за всех.
Ступил я на будущий переход и оцепенел. Будто меня током шарахнуло: вдруг где-то здесь портал? Какая поднимется кутерьма, если у всех на глазах я снова исчезну! Не, думаю, ну его нафиг - и двинул наискосок. Машин на дорогах ноль, водители транспортных организаций медкомиссию ещё не прошли. Тут меня с обеих сторон братья Музыки плавнено обтекают. Ведро при них с кисточками и тот самый разноцеветный резиновый мяч в сеточке. Поравнялся со мной Быш - я ему вопрос на засыпку:
- А это зачем: поляну разметить, или счёт на табло написать?
Он:
- Ты про кисточки? Нет, мы идём тебе помогать. А мяч взяли на всякий случай. Вдруг, там у вас футбольное поле есть? Можно заодно и сыграть...
Тут я удивился по-настоящему: никого из пацанов не просил, а они как сговорились. С Погребняками всё ясно: тёть Зоя поставила под ружьё. У Григорьева свой интерес. Пока ровно три экземпляра газеты с мясом не вырвет, не отойдёт ни на шаг. А Музыкам что за прычина, как будто и не хохлы?
Дед сразу на мелюзгу внимание обратил:
- Куда, - мол, - на баловство?
- Не, - хором ответили Овцы, - мы эта... работать!
- Ну, добре...
Двинулись по ближней обочине, чтоб обойти топкое место. В воздухе плыл устоявшийся запах свекольных выжимок. Ну, ничего, скоро уже плиточники доберутся до мочаков.
По той стороне улицы люди страются не ходить: акации растут, матереют, разрастаются вширину, и тропинка всё больше жмётся к заборам. Колючки на ней запорошены пылью, гавкучие псы кажут зубы из-под калиток. А инструменты в дедовом ящике громыхают! Как будто специально поддразнивают.
- Ну как тебе второй тайм?
Быш не был бы Бышем, если бы умолчал о футболе. Но как-то он это сказал... без присущего энтузиазма. Я даже заволновался:
- Нешто пробздели?
Лучше бы позже спросил, один на один. Услышали Музычата и хором, наперебой, начали отвечать. Один забегает вперёд, чтоб на себе показать, как прыгал вратарь Радаев и почему не достал плюху Мадьяра. Другой мне:
- Вот так встань! Ты Сабо, я Кипиани. Гля какой финт!
Я толком ещё не просеял словесную шелуху, а он что-то пяткой изобразил - и мимо меня:
- Видел как ловко?
- Видеть-то видел, только с какой стати наш футболист обвёл игрока из своей команды?
Резонный вопрос был почему-то встречен взрывами хохота.
- Тише! - с полоборота рявкнул Валерка, - люди ещё спят!
Сасик вдогонку:
- Вы чё?!
Идёт атаман, важный-преважный. Кренится над рулём, будто согнутый лом проглотил. Не упускает бразды правления. Младший Погребняков рядом. Заглядывает брату в глаза. Ждёт похвалы.
Мишка Быш придержал меня за руку, выждал, пока кавалькада достаточно отдалится и мрачно спросил:
- Он что, ненормальный? Кто ж в это время спит?
Потом поянил:
- Сабо не наш футболист, просто однофамилец. Нашего Сабо Йожеф зовут, а того что за венгров играл - Ференц...
Короче, за сорок шагов, он мне всё коротко изложил. Выиграли наши. Счёт: 2:1. Фёдоров и Гуцаев в первом тайме забили по банке, пока шла программа "Время", а во втором тайме вся наша команда в обороне отсиживалась.
- Лучше бы в записи показали, - сетовал Мишка, - из Киева в сборной вообще никого не было...
В том, как я понял, и была основная причина его пессимизма.
***
Главный учебный корпус от нашего филиала наискосок, через дорогу. Грузовые машины в этом квартале не ездят. Только автобус "двойка" да фургоны на конной тяге. Их тут богато. В самом торце пустыря, куда мы с Босярой ходили махаться, со школой граничит хоздвор Горторга. Лошади там отдыхают после рабочего дня. А что там конкретно есть и где оно расположено, не видел, не буду врать. Забор по меже без выступов и щелей, да настолько высокий, что не залезть. Пробовал глянуть со стороны улицы - охранник от ворот развернул: "Нечего тут!" Может, то вовсе и не забор, а капитальная стенка какой-то деревянной постройки?
Даже Быш удивился. Оно и понятно: где он в том Киеве видел заборы из досок, набитых крест-накрест, как минимум, в три ряда? Подошёл, руками потрогал:
- Ни фига себе - сороковка! Нам бы таких штуки четыре, мы бы сарайку достроили.
Такого добра у меня навалом. Не менее четверти куба на дороге насобирал. Едет, к примеру, по улице бортовая машина с досками, а напротив нашей калитки ямка и два ухаба. Груз в кузове пружинит, подпрыгивает, и нижняя ветка ореха как ладошкой сметает всё, что плохо лежит. Дотошный водитель вылезет из кабины, всё подберёт, или нас попросит помочь. А торопыга глаза вылупит и прёт себе по непаханному, только газку поддаёт.
Орех что? Основная засада возле смолы. Там под лужей яма на яме. За радужными разводами хрена с два чего разглядишь. Где-то посередине и начинается доскопад. Это уже добыча. В такую лужу никакой шофёр не полезет, да и нас не станет просить.
Насчёт сороковки у меня туговато. Серьёзную древесину возят лесовозы в пакетах. Оттуда не выпадет. Но на сарайку и двадцатка сойдёт. Решил я семье Музыченко помочь. Трофейными досками поделиться. Хотел Быша оповестить, только куда там! Далековато мы оторвались от своих. Короткой дорогой пошли.
- Шо, байстрюки, опять? Каникулы вам не каникулы, и места другого нет? - с порога своей мастерской заголосил "трудовик".
Мишка интуитивно напрягся. А на словах: "Вот я сейчас кого-то налажу дрючком!" вообще собрался бежать. И убежал бы, да я за руку ухватил, и дед во-время подоспел:
- Не ругайся, Юрий Иванович, это тоже мои. Красить пришли. Шкодить не будут.
- Красить? Не много ли маляров на какой-то десяток парт? - с сарказмом спросил трудовик, и продолжил таким же тоном, каким только что обещал "кого-то наладить дрючком". - Ну, не беда, я вам сегодня всем работёнку найду! Вы двое, и ты, - указательный палец, поросший у сгиба рыжим налётом, чиркнул по нам с Бышем и замер на груди атамана, - в библиотеку!
- А можно и мне? - с надеждой спросил Витёк.
- Не многовато ли будет?..
- О то ж! - подытожил дед.
Работа попалась пыльная: подготовить помещение для побелки. То есть, вынести книги, смахнуть с переплетов пыль, хорошенько "прохлопать", отсортировать и уложить в фанерные ящики из-под спичечных коробков. Всё это под наблюдением Таньки, студентки-заочницы пединститута - бывшего председателя Совета Дружины нашей пионерской организации и будущей руководительницы того, что останется после расформирования школы. С позапрошлого года библиотекарь. Девушка она толковая, хоть не знает, что прохлопать (ушами) это на современном жаргоне то же самое, что прощёлкать хайлом. Я, например, своего шанса не упустил. Урвал из подшивки нужную Витьке газету, прежде чем Танька закончила инструктаж: что в первую очередь выносить, как и куда складывать. А то мы не знали, что по алфавиту!
В общем, работаем. Быш книжки тягает, мы с атаманом делаем всё остальное. Нудятина! Возьмёшь очередной том, пыль с твёрдой обложки смахнёшь, откроешь его посредине - и половинки между собой - хлоп, хлоп! Если, к примеру, переплёт не в порядке, листы выпадают или надорваны - есть для таких книг специальный ящик с надписью "некондиция".
Танька любит мудрёные выражения. Даже школа, которой она будет руководить (если в жизни ничего не изменится) будет пугать прохожих табличкой с инновационным названием: "Коррекционно-эстетический центр для детей, отстающих в развитии". Саму ли её так вот, словесно опустошит, или кого-то из краевого начальства? Только совет депутатов это название утвердит, оставив, тем самым, пятно на всех, кто когда-то учился в "школе для дураков". Народ у нас в опеределениях краток, жесток и точен. И поэтому "центр для эстетов" прозовут именно так...
Уже к середине первого ящика Музыка нас завалил стопками книг. Ему что? Таскай себе да таскай. А тут... указательный палец мешает. Я свой настолько "прохлопал", что сустав начал болеть. Стал намекать Бышу, что неплохо бы махнуться местами, да Танька услышала и нивкакую. "Я, типа того, всё "Мишеньке" объяснила, а ты обязательно что-то напутаешь!". И Валерка возбух:
- Куда?! Музыки тут не хватало! Задолбает своим Бышовцем! Делай как я: обложку бери двумя пальцами: большим и мизинцем, остальные держи врастопырку.
Не сразу, не вдруг, но работа пошла. Развалы необработанных книг становилось всё меньше, Мишка отдыхал реже, и наверно уже тысячу раз пожалел о моём непринятом предложении. Нас-то двое, а он один.
Танька тоже не скучала без дела. Судя по доносящимся звукам, что-то в библиотеке передвигала, елозила тряпкой, и несколько раз выносила ведро с грязной водой.
Время шло, разговор не складывался. Если я что-то спрашивал, Валерка отвечал односложно. Скорей даже не отвечал, а прямо таки отгавкивался. Наверно не выспался.
Ну тебя, - думаю, - в жопу! - обиделся в общем.
К десяти начало припекать. Мы не сговаривась, сняли рубашки, стали по одному бегать на водопой. Музыке что? Ни клят, ни мят, в чистеньком помещении - таскай себе, да таскай!
- Тесно у вас, - сказал атаман. - Деревья раскачиваются, а пузо не чувствует ветерка. И вообще, школа какая-то маленькая, не то, что у нас!
- Так вон, - говорю, - за дорогой, много ещё чё...
- Всё равно тесновато!
Тут уже он попал не под то настроение:
Падла ты, думаю, патриот недоделанный! Всё у него априори считается лучшим. И хата, в которой живёт, и баян. Даже школа, в которую ходит. А главное, втирает кому? Как будто я там, во дворе, светильники не развешивал! И шпильку ему:
- А вчерашний Лосяш, что на пляже до тебя прискипался, это что, твой одноклассник?
- Наш, - помрачнев, ответил Валерка. - С Витькой моим до четвёртого класса за одной партой сидел, потом рядом с Надюхой (это наша двоюродная сестра), сейчас вот, со мной. Блудов он, а ни какой не Лосяшин. Редкостное говно! - вырвалось из него. - То в друзья набивался, руку за полметра протягивал. А как старший брат в ПТУ поступил, как будто его подменили. По поводу и без повода возникает. То локтем залез на его половину, то портфель у меня не такой, мешает пройти. Шагу без драки не ступишь. Ладно бы один на один, но не с кодлой, не каждый же день?
Короче, завёлся. Стал вспоминать былые обиды, отягощавшие душу несказанным бременем. Где-то, может, чутка сбрехнул. Ладно Лосяш, у него и по роже видно, что падла ещё та. А другие друзья-товарищи? Нешто они так оскотинились, что не помнят дуэльного
Кодекса: "двое в драку, а третий - в сраку"? И потом, Валерка ещё допризывник, а ровесников этого Блудова скоро в армию призовут, по габаритам почти мужик. Есть ли смысл подключать "шестёрок", чтоб начистить хайло какому-то пацану? Сам что ли не управится?
Не стал я лажать атамана своими предположениями. Работал, в полуха слушал и - честно скажу - радовался. Как хорошо, что в первой школе есть этот самый Блудов, из-за которого мой товарищ не водится с одноклассниками. Не убегает галасвета, чтоб резаться с ними в дыр-дыр, а на своём краю возится с малышнёй. Если бы не Лосяш, насколько бедней было бы моё детство!
- Принесите мне пару газет! Юрий Иванович приказал!
Послал я его к Таньке. Та тоже послала:
- В учительскую сходи. Здесь у меня всё по датам подшито.
Витька сразу на гонор осиротел:
- Санёк, выручай!
- А сам?
- Скажешь тоже! Я как туда захожу, все слова забываю. Руки становятся холоднючими, а по спине пот. Будь другом, сходи! А я тут пока за тебя...
- Да сходи ты, - скривился Валерка. - Этот уже не отстанет.
Это точно, Витька порой надоедливей яндекс браузера!
В коридорах гуляло долгое эхо. Перестук деревянной швабры, грохот отодвигаемой мебели, отдаленные голоса слились в единый всепроникающий гул. Под свежепобеленым потолком подрагивали лампочки без плафонов.
Учительская у нас это дальняя дверь направо. Не успел я в неё постучать, как она распахнулась и навстречу мне вышла моложавая тётка с встречным вопросом под накрашенными бровями: что, мол, тебе?
Знакомая тётка, тысячу раз её видел, а имя и отчество? - хоть убей! Наверно она в нашем классе не преподавала.
Пришлось изворачиваться. Я сделал тупое лицо, и на голубом глазу:
- Юрий Иваныч прислал. За газетами!
- Зайди, - даже не улыбнулась она. - Я подожду.
Нужный номер "Комсомольца Кубани" так примелькался, что я его мог опознать по фрагменту любой страницы. На столе, в общей куче, его, как назло, не было. Пришлось удовольствоваться тем, что осталось - жиденькой стопкой разномастных газет.
Я угукнул в ответ и вдруг... под вешалкой, на полу, наткнулся глазами на Витькину рожу, размноженную офсетной печатью. Её попирали с обеих сторон мамкины чехословацкие туфельки. Вот я обрадовался! А газета считай что пропала. Тем ведь, под вешалкой, больше всего натоптано. Куда её, всю в извёстке? - ни в архив, ни в Медвежьегорск. Ладно, Витёк разберётся. Главное, "шоб було".
Ремонт грязное дело. На только что вымытом техничкой полу опять проступили известковые полосы. Тётка шевелила копытами, стараясь на них не ступать. У меня получалось хуже, потому что короче шаг. Кто это может быть? - попутно гадал я. - Завуч? Да нет, не похоже, та у нас крашеной блондинкой была. Наверное, всё-таки, учительница немецкого языка. А больше и некому.
- Наконец-то! - обрадовался Валерка. - Тут скоро ступить будет некуда. Бышара совсем озверел: тащит и тащит, а этот... ему бы "Цыганочку" танцевать... все пальцы поотбивал. Ох, чувствую, они без меня там накрасят!
"Этот", который Григорьев, шеей краснел, но больше никак не выказывал своё отношение к отповеди. Даже "Цыганочку" схавал, а может, просто не въехал, что это намёк на его "недержание плеч". Свалил с видимым облегчением. Даже не стал спрашивать, есть ли среди газет, которые я принёс, то, ради чего он, собственно говоря, и пришёл.
К обеду подул ветерок. Полупрозрачная тучка застила солнце. Работать стало чуть легче. Мишка окучивал Льва Толстого, а мы с атаманом ещё не "прохлопали" Алексея, когда подошёл дед.
- Шабашим! - сказал. - Руки моем, и по домам. После обеда можно не приходить. Мы с Иванычем сами управимся.
Руки мыть - это в мастерской. Пошли мы полюбопытствовать, что там "мелочь пузатая" без нас наработала. На удивление, знатно. Даже Валерка сказал, что пойдёть. Ещё б не пойдёть! Столешницы чёрные, сиденья и боковины коричневые, без пропусков и жирных полос. Шляпки гвоздей не просвечиваются. И колер подобран под цвет школьной формы, которую носят девчата из младших классов.
Оттирать керосином, правда, пришлось всех кроме Григорьева. Какую конкретно работу он выполнял, я лично не видел, но тоже, говорят, красил. Более того - хорошо! Его даже Юрий Иванович похвалил: "Пятёрка, - сказал, - тебе по трудам обеспечена!"
Так и отличником станет.
Премировал я его добытой газетой. За угол отвёл:
- На, - говорю, - спрячь. Немножко надорвана, но пойдёт, в подшивке была.
А он, падла, нос воротит:
- Мог бы и осторожней!
Сплюнул я ему под ноги.
- Ну, - говорю, - раз ты такой привередливый, добудь хоть одну газету, чтобы целой была. Без этого, "Санёк, помоги!". Тебе, блин, говно, да ещё и ложкой, иждевенец хренов!
Как он обиделся насчёт иждевенца! Вспомнил ещё наверно как я над "Цыганочкой" ржал. И меня припекло, до трясуна в кулаках: ходишь за Витькой как за младенцем - и никакой благодарности.
Жаль, что подраться не дали. Валерка нагрянул на повышенные тона, за уши растащил.
- Степан Александрович что говорил? Это вам от его имени!
Надавал сракачей: мне коленом как своему (играть же сегодня), а Витьке с носка по левому полужопию. Тот и замахал крыльями - ходко, во весь размах. Думал, газетку выкинет по пути, нет, спрятал за пазуху.
Так жалко его стало: вспомнилось вдруг, как в морге пиджак на него надевал: кости трещат, а я пру! Кто ж тогда знал, что согласно погребальной науке, пиджак полосуют на две половины по заднему шву, а место разреза прячется под покойника?
Уже пацаны переоделись, уже и насчёт футбола договорились (в пять, чтобы не по жаре), а я всё стою, ком в горле не проглочу:
Падла ты, думаю, какой он тебе иждевенец?! Незванно пришёл, в меру сил помог. А ты...
- Айда? - утвердительным тоном спросил атаман и хлопнул меня по плечу.
- Дела у меня, - отнекался я, - с мамкой надо насчёт одного вопроса поговорить.
***
Дед меня не дождался, и мамку я не нашёл. Вернулся домой, а она уже пообедала, рыскает по сумкам и чемоданам: "Куда же она запропостилась?" Хлебал я "квасолевый суп", смотрел на это дело, смотрел - конкретики никакошенькой. Не удержался, сказал:
- А ты у меня спроси. Я ж у тебя американский шпион, спрячь под язык - найду.
И тут же её осенило:
- Сыночка, справка! - и кулачок у груди, будто бы молит о чуде. - Справка о том, что однокомнатную квартиру я государству сдала. Маленькая такая, на тетрадном листке. Подписана ГОРОНО. Я её из сумки не доставала.
Бабушка в тему:
- Может, случайно залез?
- Как?! - возмутился я. - Вы ж за столом эту справку из рук в руки передавали! Думали да решали, в какую организацию с ней лучше всего идти: райсовпроф, или сразу к Хворостяному (это наш председатель горисполкома).
- Точно! - сказал дед. - Хворостяного я предложил.
- А потом? - перебила мамка. - Куда я её положила потом?
Не стал я напоминать перепитии того разговора, а сразу назвал точные координаты:
- Тынянов, последний том. Ты говорила, что там не помнётся.
В общем, отыскалась пропажа. Меня обозвали "американским шпионом" и отпустили гулять. Как всегда, "только не долго".
Сказал, кстати, мамке насчёт газеты. Та как всегда:
- Это ещё зачем?
- Там Витьки Григорьева фотография.
- Чья? - переспросила она, но сразу исправилась. - Хорошо, если никто не выбросит, принесу...
Валерка скучал на скамейке возле своей калитки. Прихлопнул ладонью пространство рядом с собой - садись, мол. И с места в карьер:
- Ну?
- Что, - говорю, - "ну"? Тяжеловато будет. Технически они на голову выше нас: стеночки, то да сё. Зато мы здоровей. С утра и до темноты гонять на поляне в дыр-дыр, да ещё и по нашей жарюке - это тебе не пара часов тренировки в спортивной секции. Быстро язык на бок, а если водички переберёшь - вообще караул! Значит, будем беречь свои силы, а их изводить.
- Как? - Рука атамана замерла... шорк! Он небрежно поймал муху и уточнил. - Как изводить?
- Да так: не бежать как дурак на чужие ворота, чтоб задницей или носом мяч затолкать. А издали колотить, метров с пятнадцати-двадцати. Да хоть со своей половины. Забил - хорошо, промазал - тоже неплохо: не тебе за мячом бежать. Играем на время?
- До десяти. Три угловых - пеналь...
Осторожно, по сантиметру, Валерка разжал ладонь, выцепил между пальцев всё ещё жужжащую муху и стал обрывать крылья, чтобы скормить муравьям. Потом уточнил:
- Кто первым десяток забьёт - тот выиграл.
- Значит, задача на первые полчаса - много не пропустить.
Атаман призадумался. А муха сопротивлялась. Липла к земле, тащила обидчиков от норы. Но набежавший "спецназ" не оставил ей ни единого шанса. Подняли и, можно сказать, на руках затащили в отверстие, отгороженное по кругу валом из комочков земли. На этом последнем аккорде Валерка встряхнул ладонями, "прохлопал" одну о другую, прежде чем вытереть об штаны:
- Я против! Не люблю в защите сидеть. Узнат кто, засмеют: каких-то Музык зассал...
Упёрся. Пришлось убеждать:
- А кто говорил, что в защите? Когда Музыки атакуют, мы с тобой медленно отступаем и в районе своих ворот пытаемся отнять мяч. Им так дольше бежать...
В общем, уболтал. Атаман согласился даже на то, что в начале игры главной ударной силой у нас будет Сасик: во-первых, такого фортеля они не ждут, а во-вторых, с его-то стартовой скоростью, он любого из Музык в два счёта обставит.
- Ладно, - сказал, - спробуем, но если ничего не получится, будем играть по моему плану. Просрём так просрём.
***
Где-то в полпятого мы подошли к школе. С площадкой ничего не срослось: девчонки играли в классики. Старшеклассницы, как прогнать? Одна с Журавлём ходит, к другой подбивает клинья сам Лёха Дон. Любая словечко шепнёт, подсрачником не отделаешься.
Отыскали поляну на отшибе у школьного сада. Там в прошлом году росла кукуруза. Есть кое-где бугорки, десяток будыльев, но в целом сравнительно ровно.
Капитаны команд размечали ворота. В дворовом футболе они небольшие: ровно пять Валеркиных кедов, между двумя камнями. Быш их перезамерял своими ступнями. Это на тот случай, если мяч попадёт в "штангу" и сколько нибудь, сдвинет её. Всё, в общем, по чесноку.
Игра началась с инцедента. Первым касанием, Быш ковырнул мяч, чтоб обыграться с кем-то из близнецов, а он ударился в кочку и отскочил Сашке в коленку, а от неё уже - в центр музыкальных ворот. И началось:
- Гол не считается. "Кабы б не горбына", не было б ничего!
Валерка:
- Вы чё, на одном поле играете, а мы на другом?!
Орали пока не охрипли. Мы так, для проформы, а Быш потому, что остро воспринимает несправедливость. Он в итоге и выгавкал: не засчитали, ноль-ноль на табло.
И надо ж такому случиться, в одной из ответных атак, Валерка уже, в ту горбыну попал. Естественно, мяч изменил направление и чиркнул по штанге с другой стороны.
Мы сразу:
- Тут должен быть гол!
Мишка тык-мык... аргументов-то маловато! И сам предложил Сасиков гол засчитать, а на тот, что Валерка сейчас чуть не забил, конкретно забить.
Так и стала горбына легитимным участником матча реванша в нейтральном, так сказать, статусе, а Быш получил новое прозвище.
Вдобавок к тому игра у него не пошла. Видно ж со стороны. Стал психовать, покрикивать на бышат, два пеналя не забил. И стеночка не помогла. Он обыграется, выскочит на свободное место, а я его там встречаю в момент приёма мяча. Два раза из трёх перхватывал - и верхом, с подкруткой, через головы всех игроков. Им ещё надо притормозить-развернуться, а Сасик уже на товсь. Да как стартанёт по прямой!
В общем, мы их, как говорил Быш, "одной левой". Наванговала бы Ванга счёт десять-три - я б не поверил. Тем не менее, факт есть факт.
Последнюю плюху Валерка с пеналя закатил. Не придерёшься, по правилам: с пяти шагов от ворот, стоя спиной, пяточкой. Вернее, не так. Он подошвой на мяч наступил, потом наклонился, поглядел между ног, как в перекрестье прицела, и пустил его мимо горбыны аккурат в уголок...
Победу мы встретили "Маршем кубинских революционеров". Повернулись к Музыкам, и в три горла:
- Просрали, тарада-да-та-там-парам!
Быш не дослушал. Склонил бестолковку - и прямиком через сад, чтобы нас стороной обойти. Овцы за ним...
Зашёл я к нему на обратном пути, хоть и торопился на ужин:
- Доски для сарая нужны?
Смотрит бирюком, но ответил. Верней, процедил сквозь зубы:
- Я же тебе говорил.
- Двадцатка пойдёт?
- А то!
- Зови пахана.
Тот вышел, за цену спросил, да всё удивлялся что "в долг, пока Мишка не насобирает".
Рассказал я приезжим людям о круговороте досок в природе, а на пути к нам, показал на конкретном примере, как добывается лес. В луже напротив смолы плавал один экземпляр. Другой, со следами протектора, был вытащен из воды, но сломан посередине (водитель наверно наехал, сдавая назад). И это ещё не всё: дальше, под нашим орехом, валялись четыре клёпки.
- Разумеешь? - сказал я Бышу. - После каждой тренировки сюда. Можно и до. Суббота и воскресение выходной. Лесовозы не ездят.
Сгоношил я короче, семью Музыченко от мала до велика. Всем дело нашёл. Мы с Мишкой таскали доски на островок, передавали его отцу. Он, по колено в воде, переносил их на свой берег. А там и калитка недалеко, Овцы вдвоём управлялись. Чем занималась тётя Оксана, из-за кустов не видно, но над забором всё время маячил её платок.
Дед, кстати, по поводу досок не возражал. Только переспросил:
- Что, на сарай? Ну, на сарайчик пойдёт...
Для него это не материал, а так. Временно дырку закрыть, или на дрова... Лес, оказывается, нужно валить в строго определённый период, "когда дерево засыпает". Иначе, как он говорит, "добро на говно"...
За ужиним я порывался вставить своё слово и рассказать, какой уникальный гол мне сегодня довелось положить. Пеле бы, наверно, тоже забил, если б играл в таких же широких сатиновых шароварах, но этого сборной Бразилии не дано.
Сатин, как известно, такой материал, что как его ни закатывай, он всё норовит распуститься и принять форму штанов. В общем, в один из моментов, атаман сыграл на отбой, Мишка подставил ногу и мяч с двойным ускорением отрикошетил ко мне. Пас получился далеко за спину. Я отступил на шаг и ни на что не надеясь, сделал попытку достать его левой ногой. Чуть ли ни на ласточку встал. И своенравный мяч, вместо того, чтоб удариться об лодыжку да куда-нибудь отскочить, зарылся, застрял в складках. Я прям физически ощутил, как он закрутился над кожей, поджимая её штаниной и не дав его силам иссякнуть, выбросил ногу вперед...
Финт вышел на славу, захочешь - не повторишь. Но я больше удивился тому, что никто его не оценил.
Мячик выскользнул из штанины, подпрыгнул и что называется, "лёг под правую ногу". "Бей!", - закричал Валерка, и я ударил. С подрезкой, подъёмом. У музыкальных ворот не было шансов...
Я б, может, за ужином про футбол и не вспомнил, да Мишка со мной прощался довольно загадочно. Дословно не повторю, но что-то типа того: "Я сегодня точно не проиграл". Стиснул мою ладонь, и за отцом вброд. Может, не "сегодня", а "в целом"? Шумно было, я не расслышал.
Вот тебе, думаю, раз! Если "в целом", тогда понятно, надеется на реванш. А если "сегодня"? Как человек, повёрнутый на футболе, может поставить его ниже десятка досок?! Так, мысль за мыслью, оно и нахлынуло.
Сижу за столом, слова пережёвываю, а высказаться никак, все обстоятельства против. Паузы были, но я не успевал их заполнить. Только дед перед мамкою отчитался в проделанном объёме работ, на тебе! Напарник его, Кобылянский, внука прислал: приболел мол, прошу подменить.
Не ужин, а день открытых дверей. Сам виноват, ведь это из-за меня припозднились садиться за стол. Мог бы в другой день Быша уважить, или часок спустя. До Генки - внучка Кобылянского, ещё дядя Петя заглядывал, тот самый, что со смолы. Справлялся у деда насчёт тротуарной плитки: сколько, когда привезти. Сказал заодно, что переезжает в Натырбово: "Хату продам и туда". Кто-то ещё... так, баба Паша не в счёт... а! Хмырило какой-то припёрся из нашей школы, двойку по истории пересдать (бывшая историчка в декрете, потому к нам). Мамка с ним у калитки двадцать минут разбиралась. Поставила три.
Так, собственно, во мне и свернулось рвущееся из груди слово. Кому оно интересно? Дед собирается на дежурство. Бабушка жарит семечки, готовит ему "тормозок". Мамка ищет газеты "Правда" за последние несколько дней. В школьной партийной организации ей поручили подготовить доклад по материалам минувшего Пленума. Бабушку напрягает:
- Не видела?
- Посмотри на бухвете. А те, что я утром достала из ящика, у деда на койке.
Вот тут я затосковал. Если мамка берёт пару тетрадей, газету и авторучку, то это надолго. Бывало что и до утра. Все окружающие нишкни! Сначала она просто читает, потом начинает подчёркивать наиболее значимые цитаты и фразы. То бишь, всё то, что в науке и философии называется тезисами. Они-то в итоге и станут основой её доклада, записанного в тетрадь быстрым округлым почерком.
А мне хоть из дома беги! Время свободное есть, почти два часа до отбоя, вот только, куда его деть?
Мать как обычно прочувствовала, что я скоро начну дурковать, и тихо произнесла, не отрывая глаз от газеты, продолжая в ней что-то подчёркивать и читать:
- Сходи к своему Григорьеву, извёлся поди.
Если она про него, то не то слово извёлся - на говно изошёл. Витька же без меня как без рук. А я вот, к стыду своему забыл и о нашей с ним ссоре, и о Валеркином сракаче. Даже о том, что мамка пообещала принести для него пусть чуточку грязный, истоптанный, но именной экземпляр "Комсомольца Кубани".
- Найдёшь там, в своём ящике, - подсказала она, увидев, что я просиял, - ты ж у меня американский шпион? Только прошу, не мешай. У меня ещё много работы.
А как ей не помешать, если я вытащил из комода... целую кипу газет? Нетоптанных, некоцаных дыроколом, как будто бы только из типографии? И запах не улетучился!
Я думал, что мамка рассердится. Наоборот, рассмеялась.
- Родительница у нас служит в "Союзпечати", - сказала она, обернувшись на мой изумлённый вопль. - Девчонки её попросили, им принесли. Григорьев же наш ученик? Как тут не позвонить?