- Замечал ли ты, как много важных вещей мы говорим, используя минимум слов? "Я люблю тебя", "Будь моей женой", "У вас будет ребенок", "Я счастлив, что ты есть". Ты замечал эту странную особенность? Я думаю, что природа заложила в нас особую программу, которую мы постепенно стали отключать. Или попросту перестали с ней справляться. Мне кажется, что нам сказано откуда-то свыше: "У тебя мало времени. Жизнь коротка. Поторопись". И именно поэтому все самое важное мы вмещаем в такой минимальный объем.
Лоран молча выслушивал этот бесконечный поток слов. Его сигарета то и дело касалась его губ, а мысли его унеслись далеко, за пределы этой комнаты.
- Так вот, - продолжила Сесиль, - я думаю, насколько глупо выглядит человечество, изобретающее флешки огромного объема, но увиливающее от таких простых, важных и, главное, занимающих такой небольшой объем, слов.
Лоран потушил сигарету и вглядывался в проезжающие мимо автомобили. Окно открыто и он слышит, как где-то рядом громко лает собака, а ее хозяйка, судя по голосу, пожилая англичанка, громко отчитывает ее. Еще он видит, как по парку гуляет пара влюбленных. Молодой человек трепетно поправляет воротник пальто девушки, а та смущенно целует его в щеку. Совсем юные. И, видимо, только вступившие на свой путь любви.
- А недавно я сказала матери: "Мама, все, что я сделала в жизни - было правильно. Я ничего не стыжусь". А почему я должна стыдиться аборта в 16 лет? Нет, я этим, разумеется, не горжусь и в свои достижения не вписываю, но Бога ради, я иногда по два дня не ела, пока моя, избитая до потери сознания мать, лежала в больнице. Потом она возвращалась, выгоняла отца, обнаруживала, что он вновь пропил все деньги, впадала в жуткую панику, бросалась к соседям, которые делали вид, что их нет дома. Знаешь, что она делала потом? Либо шла мыла пол в магазинчик Жана Поля, либо ложилась под этого Жана Поля. Иногда ей удавалось совмещать и тогда мы могли запастись продуктами на пару дней. Оставшиеся деньги, конечно, отец пропивал. Что я могла дать тогда ребенку? Жалею ли я об этом сейчас, когда, спустя столько лет так и не смогла больше родить? Нет. Потому что я уже тогда понимала, какая это ответственность. Я бы из-за собственного страха подвергла ребенка на нищенское существование в аду.
Лоран смахнул муху, медленно ползущую по стеклу. Ему казалось, что он сам превратился в такую же муху, бесцельно тратящую свое время.
- Мама припомнила мне работу в GAP. Я зарабатывала достаточно неплохо. Но как-то вечером руководитель отдела позвал меня к себе. Мне едва исполнилось 19. Я, со своими длинными ногами (заметь, я была в юбке и в чулках), поднялась к нему в кабинет, чтобы выслушать очередную порцию замечаний. Но вместо этого он закрыл дверь изнутри, прижал меня к стене и резко сунул свой палец мне между ног. Знаешь, что я почувствовала? Нет, не унижение. Не стыд. Не боль. Я просто замерла от внезапности. И наслаждения. Я всегда мечтала, чтобы любимый мужчина взял меня вот так, застал врасплох. Но, как я уже сказала, я мечтала, чтобы этот сделал любимый мужчина. Поэтому мне оставалось только приложить все силы и ударить его коленом между ног. Меня выгнали со скандалом. И мы лишились приличного заработка. Но я не стыжусь этого. Просто я хотела, чтобы это сделал любимый мужчина. Но мне не удалось испытать такое больше. Как жаль, что такой страстный и яркий момент связан у меня с таким человеком...
Лоран закрыл окно и провел ладонью по занавеске. Легкий клубок пыли поднялся в воздух. "Странно, - подумал он, - здесь все должно быть чисто".
- И я говорю матери: "Мама, я люблю тебя. Я люблю тебя. Три слова. Несколько букв, которые можно сосчитать на пальцах обеих рук. Их произнесение заняло у меня 2 секунды. Когда я оправдывалась перед ней в седьмом классе за курение в туалете, это заняло у меня почти полтора часа. Полтора часа я потратила на то, чтобы произнести кучу ненужных, неважных и попросту лживых слов. А ведь я могла просто сказать: "Мама, я люблю тебя. И больше тебя не расстрою".
Внезапно дверь распахнулся и в палату вошел доктор. Изумительно красивый брюнет с ослепительно черными глазами. Лоран обернулся и, словно выйдя из длительного ступора, подошел к нему.
- Я буду честен с вами. Сесиль, результаты очень плохие. Опухоль удалить нельзя, она задевает жизненно важные центры. Я искренне вам сочувствую.
Лоран понятливо кивнул и, выпустив доктора, закрыл за ним дверь.
- Вот как теперь сообщают плохие новости: говорят, что сочувствуют искренне, а потом идут в следующую палату, чтобы сказать тоже самое умирающей девочке.
Лоран подошел к кровати и взглянул в бесцветные глаза Сесиль. Когда-то они были голубые и яркие. Потом он провел ладонью по ее голове, с едва проступившим пушком темных волос. Когда-то они были длинные.
- Мне жаль, Сесиль... - едва слышно произнес он.
Сесиль кивнула и ее, потрескавшиеся от постоянной сухости губы, растянулись в улыбке:
- Я верю, что тебе жаль так же искренне, как и моему дорогому доктору.
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза, а потом Сесиль произнесла:
- Возвращайся к семье. Спасибо, что навестил меня. Не стоит тратить свое время на умирающих. Трать на живых.
Лоран улыбнулся.
- Мы прожили вместе прекрасные 13 лет. Ты часть моей жизни. Я обязательно вернусь завтра. Но сейчас мне и правда пора: Марка нужно забрать из школы, а Софи лучше не трогать - она вот-вот родит. И из-за этой тяжелой беременности ей лучше лишний раз не двигаться.
Лоран и сам заметил, с каким внезапным воодушевлением он стал рассказывать своей бывшей и умирающей жене о своей новой семье.
Но ему не стало стыдно. Он слишком хотел домой...
Когда Лоран уже стоял в дверях палаты, его окликнул голос Сесиль:
- Лоран, так как ты считаешь, права я насчет краткости самых важных слов?