Борисова Алина Александровна : другие произведения.

Вампиры девичьих грез. Часть 1. Маленькая страна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:

    Есть где-то там, за большими горами, маленькая страна. Которую Прекрасные и Мудрые вампиры создали для братьев своих меньших - для людей. Сами они приходят туда не часто. Но порой - все же приходят. И каждая нормальная девушка мечтает, что однажды Он придет именно к ней. А если девушка ненормальная - у, тут даже вампирам интересно, что же тогда получится.

    Выйдет в издательстве АСТ в январе-феврале 2017 года в серии "Руны любви". В бумажном варианте будет называться "Город над Бездной"

    Закончено.
    Выложено частично



   Борисова Алина
  
   Вампиры девичьих грез.
   Книга 1. Маленькая страна.
  
   Глава 1. Лиза
  
   - И, пожалуйста, не опаздывайте, - светлейшая Александра сияла, как Невечерняя Звезда. - Автобус на Гору Вампиров отходит ровно в два, ждать никого не будем! Кто опоздает - пропустит самое значительное событие всей своей жизни!
   -Угу, она, видать, в свое время пропустила, - хмыкнул за спиной Петерс, - вон как нынче-то туда рвется!
   Мальчишки неподобающе хрюкнули. На них вроде бы даже шикнули, но как-то не всерьез, вполсилы. Неудержимая радость вилась над строем выпускников, ширясь с каждым выданным аттестатом, с каждым сказанным словом. Свобода лилась на них лепестками отцветающей вишни, врывалась в легкие ветром с далеких лугов, пьяня ароматами диких трав и вольных цветов. Они теперь тоже, как эта трава, как эти цветы - свободные, вольные, потому что завтра их ждет не просто лето, не просто каникулы, их ждет настоящая, безграничная Свобода Взрослого Человека. Они выросли, они перешагнули рубеж, они окончили школу, и теперь ни одна светлейшая учительница на свете не вправе указывать им что, когда и в каком порядке делать, что думать и о чем и с кем говорить.
   Да, и, конечно же, - Гора Вампиров. Древнейшая традиция, ритуал, священная обязанность. И, вместе с тем, - самая заветная мечта любого мальчишки или девчонки. И самое светлое воспоминание любого взрослого. На Гору Вампиров можно подняться лишь раз, в День Перехода - так торжественно именовали здесь окончание школы. Взглянуть на сказочный город за Бездонной Бездной и, присев на мягкое кресло в уютном кабинете, отдать свою кровь - немного, всего на флакон - о, нет, не вампирам, обычным врачам в строгих белых халатах. В память об обретенной свободе. В подтверждение верности заветам предков. В благодарность Великим и Мудрым вампирам, даровавшим некогда людям саму возможность Просто Жить.
   Тут я поморщилась. Слишком много больших букв, слишком много патетики. Но по-другому о Великих и Мудрых говорить было категорически не принято, и не единожды слышанные фразы намертво впечатались в мозг, став базовыми шаблонами для любой мыслительной конструкции.
   - Лара, ну давай, ну давай же скорее, - Лиза вилась у меня на руке нетерпеливым котенком, - будешь стоять и мечтать, мы не успеем как следует пообедать, а вампиры любят полнокровных девочек.
   - А просто полные им не подойдут?
   - Лара, ну как ты можешь? Сегодня такой день! Такой шанс!
   - Шанс на что, Лиза? Сдать кровь в пробирку?
   - Ты невозможна, Лариса. Ну как можно, как можно быть такой неромантичной? Ты же знаешь, что иногда, да-да, я знаю, нечасто, не каждый раз, но иногда... они все-таки приходят...
   Ну все, завела свою песенку! Лиза была моей подругой, самой близкой, самой лучшей, самой-самой. Мы делили с ней все секреты, все мечты и проказы. Но от одной из самых светлых ее мечт меня попросту мутило. Лиза по-глупому, по-идиотски, по-детски мечтала о вампирах!
   И стоя в очереди с подносом, и протискиваясь с едой к свободному столику, и поглощая свой последний школьный обед я обреченно выслушивала ее романтические бредни о том, что однажды...быть может вот прям сегодня...она непременно встретит Его.
   - Лиза, ну перестань, - вяло отмахивалась я, - ну подумай ты головой хоть секунду: ну зачем тебе вампир? Ну что за страсть к самоуничтожению? Вампиры, конечно, любят людей, но в одном единственном смысле: они любят их есть!
   Лиза расхохоталась. Атмосфера наступающей свободы, почти свершившейся взрослости пьянила ее, заставляя верить еще сильней, мечтать еще неистовей.
   - Вампиры...людей...не едят, - проговорила сквозь смех, вытирая салфеткой разбрызгавшийся соус, - они же не волки! Они умнейшие, интеллигентнейшие, воспитаннейшие люди!
   - Лиза, они не люди!
   - Ой, ну хорошо, хорошо, не люди...Они прекраснее, возвышеннее, неистовее любого из людей!
   - Лиз-за!
   - Нет, ты послушай, послушай! Я точно знаю: вампиры любят людей! Ну, вернее, могут любить! Иногда они приходят. И влюбляются. В юных дев, глядящих сквозь Бездну... Ну или наоборот, в мальчиков, если сами девочки.
   - Лиза, какие мальчики, какие девочки?! Им всем по тыще лет, они ж бессмертные, да и с рождаемостью у них фигово.
   - Ах, ну какая разница, сколько лет! Ты подумай, еще пара часов, и мы поднимемся туда, и Он увидит меня, и перелетит через Бездну, и скажет "Светлейшая дева, свет твоих глаз опалил мое сердце!" И за эти слова я отдам ему все - все, понимаешь, стану просто светом, растворившись в неземном блаженстве.
   Уууу, ну что за сказки для детей и юношества!
   - Лиза, все, относи поднос, вернись на землю! - я встала из-за стола, загрохотав стулом по кафелю. Она поднялась следом, как всегда изящно, невесомо. Бесшумно. Без лишних звуков приставила свой стул вплотную к столу. Поплыла относить поднос с грязной посудой. Я пнула свой стул в спинку (он тут же вновь порадовал меня "скрежетом зубовным") и двинулась за ней.
   - Лизка, ну пойми ты: вампиры иногда приходят на Гору. Да. Не спорю. Факты известны. Но приходят они туда не за любовью. Кровь они туда приходят пить. Молодую. Свежую. Прямо из вены.
   - Ну разумеется! Они же вампиры! А вампиры пьют кровь! - Подруга, похоже, начинала сердиться. - Вот только зачем им за этим на Гору переть? У них огромные стада человекообразных животных. Биологически идентичных людям. Значит и кровь у них - такая же. Пей себе, хоть из вены, хоть из пятки! А они приходят. И я скажу тебе, зачем! За любовью! Да, да, да, и не криви ты личико! Их животные могут дать им море крови, ты права, хоть залейся! Но любить они никого не могут - они не люди, они животные! А сами вампиры уже стары, в них охладели чувства, пыл юности угас, это ж естественно. Но глядя на наши юные лица там, на Горе, они вспоминают свою молодость, свои мечты, саму любовь, и спешат к нам через Бездну, чтобы слиться в экстазе, пьянея от нашей горячей любящей крови! - щеки ее раскраснелись, глаза горели.
   - Ты мне сейчас какую книжку-то пересказываешь? - скепсисом в моем голосе можно было смело тараканов травить, - "любящая кровь" - это круто! Или это изначально стихи были, а ты мне их так, по памяти, в прозе пересказала?
   Лизка взглянула на меня практически с ненавистью, резко отвернулась, ускорила шаг и, догнав Регинку, цапнула под локоток и скрылась с ней в автобусе. Ну и ладно, не больно-то хотелось. Это ж надо быть такой непробиваемой романтической дурой!
   В автобусе уселась на самый последний ряд, там, где пять кресел вместе. Галерка - она и в автобусе галерка. Для тех, кто против!
   Автобус тронулся. Скрипя и дымя на всю дорогу, неторопливо запетлял по улочкам города, выбираясь на шоссе. Ну что за колымага! Того и гляди сейчас встанет намертво где-нибудь посередь степи глухой. Угу, и накроется кому-нибудь его романтическоЁ свиданиЁ...Нет, ну вот вампиры-то на таких развалюхах по своему чудо-городу точно не ездят. Они ж там все гениальные, они ж там все летают. На крыльях любви, не иначе! Не удержалась, фыркнула.
   - Да что ж это ты, Ларочка, все в одиночку смеешься? - сидящий рядом Петерс лицо состроил заботливо-встревоженное. Ну а уж голос точно мог соперничать в серьезности с учебником вампирологии за третий класс, - ты поделись с друзьями. И нам приятно, и тебя до доктора не поведут.
   - Да что тут скажешь, Петька. Чудо-город. Чудо-вампиры. Могли б и за нами какую чудо-колесничку прислать крылатую, чтоб бодрее мы спешили им свой чудо-долг отдавать. Из чудо-пальца. Или из чудо-вены? Что-то я за всем этим весельем прослушала: откуда кровь-то брать будут?
   - Ну-у, - судя по тому, как хмыкнул Петерс, а так же сидящие рядом с ним Витька с Мариком, что-то не то я спросила, - а это, любовь моя, откуда дашь. Можно, конечно и из пальца. И из вены. Но самая сладкая кровь, она, как известно, по бедрам течет. По женским. Нечасто так, недельку в месяц. У тебя, кстати, щас как, не? - под неудержимый гогот приятелей голова его стала склоняться в сторону предполагаемого "объекта исследования". И получила сумкой по рогам. Известие о том, что он придурок, его нисколько не огорчило, а мои не к месту покрасневшие щечки весьма порадовали.
   - Ну, нет так нет, я ж что, я ж только спросить, - Петерс был прирожденным паяцем, и удар сумкой по голове полет его разошедшейся фантазии в жизни еще не останавливал, - они ж ежели что, так и проткнуть могут, ты, главное, только попроси. Сделают. Своим чудо-пальцем. Или не пальцем. Но, главное - чудо! И потекшую кровь аж языками вылижут. Аки псы. Вон хоть светлейшую Александру спроси.
   - О чем? - я аж поперхнулась. Светлейшую Александру о чудо-пальце? Да ее ж кондратий схватит от такой непристойности. И вряд ли уже отпустит.
   - А что? - встрял в разговор Марик, - ты на нее взгляни: нарядилась, как для журнала сниматься, и сияет, как таз начищенный. Про чудо-пальцы явно в курсе, с собственного Перехода небось всё в подробностях... Потому и учителем стала, и классной заделалась, десять лет Перехода ждала, что б хоть с нами вновь на Гору. А там уже Он "Я ждал тебя, моя Александра, десять лет, не сходя с этого места!"
   - А она ему: "ах, палец, палец! Ты его не отморозил? Он все еще действует? Десять лет ждала, никому не давалась!", - в тон ему продолжил Петерс, и вся галерка каталась, захлебываясь, и я смеялась со всеми, сознавая, как это гадко и пошло - говорить такое про пусть уже бывшую, но все же нашу классную руководительницу, которая десять лет нас учила, растила и пестовала.
   Все это нервы. Что бы мы ни говорили, как бы ни бравировали. Нервное напряжение выходило из нас пошлым смехом и несмешными шутками. Все же мы ехали на Гору. Раз в жизни можно сюда подняться. Пока ты не видел Город - ты ребенок. Увидел, осознал, но не сломался, а, преисполнившись благодарности, и отдав ритуальный Долг Крови, вернулся к людям, чтобы не покладая рук трудится на благо свободных людей, в светлой надежде, что когда-нибудь, пусть не мы, но наши далекие потомки построят цивилизацию, хоть немного приблизившуюся величием к цивилизации вампиров. И если ты сумел осознать это там, на перевале, над Бездонной Бездной, разделяющей мир людей и мир вампиров, ты совершил Переход. Ты стал взрослым. По крайней мере, так нас учили. И, наверное, в этом была правда. Люди должны помнить свою прародину. И своих создателей. И, глядя на потерянный рай, иметь мужество признать, что он более нам не нужен. Мы свободные люди, и мы в силах построить свой.
   А вампиры? Ну, что лукавить? Я хотела взглянуть на вампиров. Хотя некоторые из них жили среди людей, помогая двигать цивилизацию к прогрессу, детям видеть их не полагалось. И дети их не видели. Был у них какой-то морок, и рядом пройдет - не заметишь. Считалось, что на неокрепший детский мозг встреча с живыми богами может подействовать разрушительно. Да вон хоть на Лизку мою глянуть: и не видала ни разу, а мозг разрушен. Да только на Горе такая встреча нам вряд ли светит, больше шансов встретить вампира в университете, или в каком НИИ, где они передовые проекты курируют. А на Гору разве что бездельники залетают, хлебнуть, так сказать, свежей и неразбавленной у романтических дурочек. Что ж не взять, когда дают?
   Дорога была неблизкой. Пока мы, каждый по своему, предвкушали самое волнительное приключение юности, автобус натужно тащился мимо полей и поселков, временами пугая грозными гудками забредших на дорогу овец или коз. Машин встречалось не много. У нас вообще было не слишком-то много машин. Да и те, в отличие от вампирской чудо техники, были весьма далеки от совершенства. Даже поговорка была: "нет машины, которая не ломается, есть водитель, который не умеет ее чинить". Потому и водители были исключительно профессиональные и транспорт исключительно общественный. Ну или - для сельхоз работ и грузовых перевозок. Частные машины на улицах города можно было встретить едва ли не реже, чем настоящего вампира. Ну, в смысле, можно, конечно, но если постараться и поискать. Это те, которые на ходу. Стоящих мертвым грузом было значительно больше. Вот даже у нашего подъезда, сколько себя помню, стоял "Славич" соседа дяди Кости. А сам светлейший Константин все больше лежал под этим "Славичем", разложив вокруг себя все имеющиеся в наличии инструменты.
   Зато на дорогах был простор и лениво паслись чьи-то гуси. До Горы Вампиров от родного Светлогорска тащиться было часа три, и мы успели и в окно до одури наглядеться, и в карты сыграть десяток партий и обсудить все, что только можно, в неподобающе интимных подробностях. Нас сжирало нетерпение. Чем дальше, тем больше, и все сложнее было выдумать тему для разговора или повод для шутки. И даже неистощимый юморист и затейник Петерс с каждой минутой становился все серьезнее, бросая в окно долгие взгляды и не замечая затянувшихся пауз.
   Наконец мы все-таки дорулили. Долго и хлопотно припарковывались, не одна, чай, школа в мире. Кто-то уже уезжал, кто-то еще был на Горе, а мы только выгружались. И пытались понять по лицам тех, кто уже садится в свои автобусы, как оно там? Осознали? Прониклись? Разные были лица. Сложно было понять. Я - так не поняла, честно могу признаться.
   Светлейшая Александра торжественно построила нас и повела к воротам. Там нас строго проверяли по каким-то спискам, и на какой-то миг стало по-глупому страшно, что меня в нем нет, и все пройдут, а я отправлюсь домой. Я в нем была. Мы все в нем были.
   И начался подъем. Древняя Лестница Завета, с ее вытертыми тысячами ног каменными ступенями, уходила в самое небо. Так нам всем казалось, пока мы бодро шли по ней, поднимались, ползли, тащились... и, наконец, взгромоздились на последнюю, тысяча невесть какую, ступеньку, чтобы замереть... А что, собственно, замирать? Каменные скамьи по кругу, в центре - фонтан красы неброской, явно не вампирами деланный. За кустами белеют аккуратные одноэтажные домики, весьма земной конструкции, к ним ведет широкая ровная дорожка.
   - Присаживайтесь, отдыхайте, можно умыться и попить, - соткался сей старец из воздуха, или просто терпеливо ждал за кустиками, покуда мы глазки в кучку соберем и языки во рты затащим, было глубоко не важно. Важно было, что можно умыться, попить, отдохнуть перед неизбежной встречей с прекрасным. И то, что старикан не вампир. Обычный старикан, человеческий. Хоть и вида весьма благообразного, и одет очень строго и как-то подобающе. К месту и к случаю, так сказать. А вампиры - они стариканами не бывают. Они ж бессмертные. Ну, или почти бессмертные. Но по любому - вечно молодые.
   - Зовут меня Симеон Агофитов, и буду я вашим проводником на пути трудном и прекрасном, до самой границы вечности, - заявил между тем старец возвышенно и серьезно.
   Мда-а, да вы поэт, дедушка. Этак мы и до вечера не управимся. Хотя - кому как. Говорят, на закате самая большая вероятность встретить вампира. Хотя с чего, если разобраться? Это только в сказках про Вампиров Адской Бездны они по ночам шныряют, да солнца с петухами боятся. Наши создатели ничего не боятся: ни петухов, ни солнца со всеми звездами. Хотя, кто ж их знает, чего они там боятся, может, как та колдунья, что водой из ведра окатят. Кто ж в таком признается? А ну как взбунтуются неблагодарные создания, водометы на Гору заволокут, и давай полоскать их Город Солнца заоблачный: "вы перепачкались кровью?- тогда мы идем к вам!"
   Так, опять я что-то не о том радуюсь. Что там дедуля-то?
   -...и тогда мудрейшие из вампиров, приметив у части своих животных почти разумную способность подражать своими действиями действиям хозяев своих... - угу, угу, на вольный выпас. Класс первый, урок первый, глава первая. "Как вампиры людей из животных создавали". Так и будет весь учебник пересказывать? Этак мы и до утра с места не стронемся.
   - Простите, светлейший Симеон, а можно вопрос? - Регинка все же не утерпела. Еще бы, она ж у нас отличница, не хуже любого старикана учебники пересказывает. - А мы сегодня увидим вампира? Хоть одного?
   - Как ты спешишь, дитя. Куда ты так спешишь? - старец, похоже, даже не рассердился. - Шанс есть всегда. Вампиры приходят на Гору. Порой. Но даже если вы не увидите вампира здесь - отныне вы будете встречать их в родном городе. И довольно часто. А теперь, поскольку предыдущая группа, наконец, ушла в лабораторию и освободила нам смотровую площадку, прошу к краю Бездны!
   Так вот он, Город! Кажется, мы рванули, едва не затоптав дедулю - за кусты, по дороге... и, ахнув, затормозили, не добежав шаг до резкого, неестественного, внезапного...хотя знакомого по рассказам обрыва.
   - Ну, что же вы, дети? - старец был нетороплив, невозмутим, но почти не отстал, - вы замерли ровно в шаге от истины! Бездонная Бездна ждет своих героев. Кто из вас осмелится сделать последний шаг и, балансируя на краю, бросить орлиный взор на Великий Город за провалом вечности?!
   И узнать, успеешь ли досчитать до миллиона? Спасибо, что-то не хочется.
   А Петерс шагнул. Пока другие охали, вздыхали, примеривались, он - с каким-то вдруг повзрослевшим от невероятной серьезности лицом - шагнул на самый край, и даже чуть дальше, так, что пальцы его зависли над пропастью. Пошатнулся, взмахнул руками - и уперся в прозрачную стену. Потом прижался к этой стене - сначала ладонями, потом лбом, а затем и всем телом, сотрясаясь от беззвучного плача.
   - Да, это так, - голос светлейшего Симеона был спокоен, а рука, легшая на плечо Петерса, тепла и надежна. - Создатели наши вампиры в великой мудрости своей берегут вас, чада. Они подарили вам жизнь. Нам всем ее подарили. И им не нужна ваша смерть - ни по нелепой случайности, ни в виде благородной жертвы. - Он помолчал, затем продолжил, - но порыв - порыв прекрасен. И потому стена невидима, и каждый пришедший может измерить глубину своего сердца. Вампиры, возлюбив нас более, чем себя самих, сумели отказаться от нас, даровав нам бесценное: жизнь, свободу, разум. Можем ли мы, отринув все страхи и сомнения, шагнуть им на встречу, веря, что они не дадут нам упасть, что нас поддержат их ласковые невидимые руки? Можете ли вы?
   Да, старец был мастер! Даже меня пробрало, и я тоже шагнула вперед, на самый край и немного больше, чтобы тоже встретится всем телом с ласковой надежностью этой теплой податливой стены. Да, она чуть прогибалась под пальцами, подо лбом, под грудью, не сдавливая, но и не отпуская, давая возможность устроиться поудобнее и, представив, что паришь над вечностью, устремиться взором туда - в Город.
   Город! Воспетый в стихах и балладах, описанный в сотне сказок и известный наизусть по тысяче чужих пересказов, наяву он был неизъяснимо, невыразимо прекрасен! Высокие стены светлого, сияющего на солнце металла, словно вырастающие из края Бездны. Бездонной Бездны, именуемой так же Адской, в которую сбросил некогда Владыка Вампиров (не нынешний, а прошлый, или даже позапрошлый) восставших вампирских отщепенцев, под предводительством сына своего Дракоса. Ибо не смогли Дракос и его прихвостни понять любви отца своего к тем, кого не именовали больше животными. Не смогли увидеть в них существ, наделенных разумом и правом на вольную жизнь. Поклялись отнять у них эту жизнь, у всех до последнего. И сбросил их Владыка в пропасть адскую, и проклял, и столь сильно было его проклятие, что не могли более Дракос со товарищи белый свет видеть. Первый же луч солнечный убьет их. Вот и сидят они в Бездне, ибо солнцу туда, как известно, не проникнуть. Я любила эту историю в детстве, а потом прочла в какой-то умной книжке, что это просто сказка, не подтвержденная источниками. И в вампирских хрониках и близко нет ничего похожего. А стена вот есть. Интересно, зачем им стена? Край обрыва укрепляли?
   А за стеной возвышались башни. Причудливые, немыслимые, невероятные. Некоторые просто парили в воздухе, лишенные опоры, окруженные облаками, связанные с другими лишь тонкими веревочками переходов. Между башен, то там, то здесь мелькали воздушные машины - без крыльев, парусов и моторов. Раскрашенные в разные цвета они проносились в воздухе вспышками волшебной радуги. Не одна я подавила завистливый вздох. Вампиры летают: они сами, их машины, их башни! А людям летать не дано. Да, мы построили свои машины, но они могут только ездить, а взлететь - увы и ах! И остается только мечтать, что когда-нибудь люди тоже воспарят под небесами. Мы же люди, мы разумны и свободны. А значит - сможем!
   - Возвращайтесь, ребята, - спокойный голос светлейшего старца вернул к неумолимой действительности. - Нам надо идти в лабораторию. На Великий Город можно любоваться вечно, а свой Долг создателям лучше отдать уже сейчас.
   Нет, нет, нет, я же еще ничего не рассмотрела! Ни дворец Владыки, ни Зал Великих Советов, и я же хотела увидеть поля! Где-то там, за городом, должны быть поля, где вампиры выпасают своих животных - наших предков. Вернее - потомков наших далеких общих предков. Интересно, а они ходят на двух ногах? Или это уже мы, разумные, на две встали, а они так и бродят - на четырех?
   Похоже, не только я зависла на краю обрыва. Новый голос был не столь благостен.
   - Дети, ну что такое? Вы намерены сорвать нам план мероприятия?!
   Та-ак, бровки крашеные, щипаные, неодобрительно сведенные. Ручки в бочки упертые. Голосок препротивный, халатик беленький. Явно не о такой вампирше мечтал Петерс, балансируя над пропастью. К счастью, она и не вампирша. Обычная человеческая тетка. Которой даже кровь по пробиркам разливать не доверили. А уж гонору-то... А вот очарование прошло. Ну, вампиры, город, пропасть, где-то там, когда-то давно. Вампирам мы не нужны, потому и не приходят. И две стены возвели, чтоб мы к ним сами не лезли. И долги никакие ни требуются. Потому что - либо мы свободны, либо по уши в долгах. А все остальное придумали люди: и ритуалы, и кровопускания. Потому что кого-то хлебом не корми, дай кому-нибудь попоклоняться. И еще соседей потыкать: я-то вон какой, верный, помнящий, а вы, вы?
   - Так, дети, строимся, и идем в ритуальную комнату, где вы должны обратиться с просьбой добровольно отдать свою кровь... - боже, ну что за мерзкий, самоуверенный голос! Я же их еще и просить должна, чтоб они из меня кровь ради своего тщеславия выкачивали!
   - Простите, светлейшая, - не удержалась, встряла. - Я как-то не очень поняла: "должны" или все ж таки "добровольно"? По своей воле я бы вот здесь еще часок постояла.
   - Рот закрой, - мелкие глазки буравили меня с откровенной ненавистью. - Тебя сюда не умничать привезли, а Священный Долг крови отдавать. Пойдешь, куда скажут, когда скажут и сделаешь, что велено. Распустились! Недоростки желтопузые будут у меня в священном месте права качать!
   - В вашем священном месте? - ненависть уже душила и меня. - А вы личное с общественным не в космических масштабах спутали? И я уже, увы, не недоросток! Я тут как-то резко выросла, вас наслушавшись! И вы можете катиться - добровольно - хоть к принцу Дракосу в гости! Я вам - ничего - не должна! Ни капли! Ни сейчас! Ни потом! Никогда! - злые слезы потоком катились по моим щекам, и я презирала себя за это. Слезы - это признак слабости, а я не слаба! Хамка, ну какая ж хамка, ну надо ж было так все испортить!
   - Если ты немедленно не прекратишь истерику, я буду вынуждена позвать стражу!
   - А я буду вынужден писать записку о вашем служебном несоответствии на высочайшее имя, - в голосе говорившего слышалось явное сожаление, что придется заниматься такой ерундой, и смирение: раз надо, так надо.
   - Ка... - начала было воинственно разворачиваться к нему раскрасневшаяся тетка, но внезапно впала в ступор, стремительно бледнея. А он сделал шаг вперед из-за ее спины. И тут уже в осадок выпали и я, и весь наш класс, и светлейший Симеон в придачу.
   Потому что этот уже точно был вампир.
   Чуть удлиненное лицо, гладкая кожа, не несущая на себе примет времени, миндалевидные серые глаза с вертикальным кошачьим зрачком, длинные волосы, чистым серебром струящиеся ниже плеч. Стройная высокая фигура, облаченная в длинный черный камзол, расшитый серебром, и черные же бриджи, заправленные в высокие обтягивающие сапоги. Тоже, разумеется, черные. Широкие рукава сорочки цвета грозового неба делали еще ярче цвет его внимательных глаз, оттеняли сказочное серебро волос. Словно в трансе, я разглядывала его, стремясь запечатлеть в мозгу каждую черточку его прекрасного облика. И, судя по затянувшейся паузе, не я одна.
   Он стоял очень спокойно, словно боясь спугнуть нас неосторожным жестом. И только переводил взор с одного на другого, рассматривая, и словно лаская взглядом наши лица. Как же нам повезло, как же нам невероятно повезло встретить при Переходе вампира. Кажется, даже примета такая есть, что если в День Перехода ты встретишь на Горе вампира, то... не помню, все мысли вылетели под ласковым взглядом этих нечеловечески прекрасных глаз. Что-то хорошее. Или волшебное. Или сказочное. А я устроила отвратительную истерику. Ну подумаешь, какая-то дура не теми словами не так выразилась. Мне до нее было что? А он пришел. И услышал весь этот безобразный лай.
   Наверное, что-то дрогнуло в моем лице. Потому что он чуть улыбнулся и подошел. И взял меня за руку своими длинными красивыми пальцами.
   - Не переживай. У всех бывают срывы. Для тебя это важный волнительный день, а она уже давно забыла, что чувствовала, когда стояла здесь впервые. - Его спокойный голос согревал, а пальцы были чуть прохладны, но это тоже было приятно, как невыразимо приятен сам факт, что он, вот здесь и сейчас, существует.
   - Пожалуйста, скажите в лаборатории, что до конца рабочего дня еще есть время, и его не надо сокращать искусственно, - обернулся он к тетке. Та судорожно кивнула. - Группа подойдет через пятнадцать минут. И я уверен: их светлейший гид сумеет сам отыскать дорогу и показать ее своим подопечным.
   Тетку снесло. Еще бы, мнила себя самой главной, и тут такой пинок... Да бездна с ней, я же хотела спросить у него, пока он еще здесь, пока держит меня за руку. Спросить у него - что? Мысли предательски разбегались, и я отчаянно пыталась поймать хоть какую-нибудь.
   - Простите, - и он обернулся на мой голос, и вновь взглянул своими невероятными, сказочными глазами. - Скажите, неужели вам и правда все это нужно: все эти пробирки, кровопускания, ритуалы?
   - Нет, - его взгляд был очень серьезным и очень открытым, - все это нужно вам. Людям пока не хватает силы духа взять на себя ответственность за то, что происходит в их мире. Они подсознательно ищут старшего, чтобы спихнуть ответственность на него. Так что не разрушайте эту кумирню, ваши сородичи тут же воздвигнут новую. И как знать, возможно, новые боги потребуют резать на алтарях младенцев...
   - Но вы не боги.
   - Тем мы и хороши, - он лукаво улыбнулся, и волна его неземного обаяния прошла сквозь меня, едва не сбив с ног. - И если ты не хочешь сдавать кровь, ты не должна ее сдавать. Мы не голодаем. Идея была в том, чтоб только те, кто искренне и от всей души хочет поделиться самым дорогим на свете... как порыв, как поступок - понимаешь? Но столетия превратили все в скучный обряд.
   Он замолчал, не отпуская моей руки, и я молчала тоже, замирая от счастья, моля, чтоб мгновение продлилось. Его очарование накрывало нас хрустальным куполом, где не было места завистливым взглядам всего класса, недоумевающего, за что же мне такая невиданная честь. Я видела их всех, словно стоящими в другой, параллельной реальности. В моей же был реален только он, прохладные пальцы его руки и я.
   - А знаешь, - он вновь заговорил и глаза его словно бы стали глубже, - ты могла бы отдать свою кровь мне. Лично мне.
   Я моргнула. Хрустальный купол дрогнул, но он не заметил этого и продолжил:
   - Свет твоих глаз обжег мое сердце...
   Купол взорвался. Осколки разлетались по округе моим безудержным смехом, я непроизвольно выдернула руку и прижала ее к животу, сгибаясь от хохота:
   - Какого сердца? Нет, ты мне скажи, какого сердца?
   Почти что бог, в которого я почти влюбилась, растеряно моргал.
   - Ты, вообще, анатомию в школе изучал? Есть у вас вообще школы в божественном вашем Городе? Это где ж ты у вампиров сердце видел? Вы ж всю жизнь через желудок кровь качаете!
   - Что, в ваш анатомический театр подвезли парочку вампиров, а я пропустил? - нашелся, попытался соответствовать. Но было уже поздно, морок рассеялся. Тот, кого я приняла за источник тысячелетней мудрости, оказался третьесортным опереточным охотником на молоденьких дурочек. За свежей кровью. И ведь, наверно, ни словом не солгал. Действительно, зачем им в пробирке? Можно так.
   - Прости, но ты не герой моего романа, - смех растаял. Остались разочарование и усталость. И я обращалась к нему на вы? - Моя подруга всю жизнь мечтала, поднявшись на Гору, услышать именно эти слова - про глаза, опалившие сердце. Ты угадал их почти дословно. Или это у вас стандартный такой подкат? В любом случае - спасибо, ты помог мне определиться: я не дам своей крови ни тебе, ни им, - я кивнула на лабораторию, - ни кому другому. И если это не ложь, и дарованная вами свобода действительно превратила вчерашних животных в людей, так зачем нам опять идти доиться? Прощай.
   И я отвернулась к обрыву, но он удержал меня:
   - Погоди, дай взгляну еще раз в твои глаза.
   - Опять дешевый развод?
   - Нет. Просто еще никто никогда не отказывал мне в моей просьбе. Ты первая. Пытаюсь понять, откуда в тебе... столько свободы.
   Обернулась, посмотрела в его серебряные.
   - Понял?
   - Нет. Придется еще встречаться. А пока познакомь меня со своей подругой.
   - ??
   - Той самой, что ждала меня всю свою жизнь.
   - Она ждала не тебя, она ждала ЛЮБОГО вампира.
   - А я прекрасно вписываюсь в эту категорию. Мы, вампиры, народ не гордый. Так познакомь, а не сиди, как собака на сене. Или ты передумала отказываться от моих страстных объятий?
   - Ты просил крови, а теперь предлагаешь объятия?
   - Мне кровь, тебе объятия, не прогадаешь, - его рука змеей обвила меня за талию. - Кровь сладка, мои объятия будут нежными, - он почти шептал, пристально вглядываясь в мои глаза, лаская рукой, словами, взглядом.
   - Руку, маньяк долгоиграющий!
   Он отпустил, отступил на шаг, посмотрел с любезной улыбкой. А, чтоб тебя.
   - Лиза! Он, по-моему, тебя ищет!
   Лизка бледная, с прокушенной губой, смотрела на меня с неверием и мукой.
   - Да иди ж ты к нам! Я просто своими воплями его немного дезориентировала. А нужна ему ты и только ты!
   И голубые глаза ее, полные слез, вспыхнули надеждой, потому что он протянул к ней руку и улыбнулся. А я уже знала, как он умел улыбаться: тебе и только тебе, одной на всем свете. И, пока она преодолевала те три шага, что нас разделяли, бросила ему с усмешкой:
   - Тебе любая, ей любой, да вы нашли друг друга.
   И отошла, чтобы не слышать, как он рассказывает ей свои вампирские сказки. Но не могла не видеть, как он говорит ей что-то, а она счастливо смеется в ответ, соглашаясь, и светлые пряди падают ей на щеку, а он приподнимает их кончиками пальцев и подносит к своим губам. Потом я все-таки отвернулась. А они ушли.
   Светлейшей Александре, вопреки всем нашим гнусным домыслам, не дано было вновь подниматься на Гору, и она ждала нас у ворот. То, что Лизы с нами не будет, ей, должно быть, уже сообщили. Потому что, бодро пересчитав нас, она спокойно сказала: "все на месте", и велела грузиться в автобус. Место рядом с Региной было свободно, и все косились на него, но никто ничего не говорил.
   Я была абсолютно спокойна, разглядывала тянущиеся за окном пейзажи, и верила, что все эмоции и страсти оставила на Горе. Но тут Петерс ткнул меня в плечо и бросил:
   - Ну ты, Ларка, безумная: такого вампира подруге подарила!
   И я безудержно, горько, но из последних сил беззвучно, разрыдалась.

***

   Наш город не был ни самым большим, ни самым старым из тридцати восьми городов Страны Свободных Людей. И столица была не у нас, и до Страны Вампиров было куда ближе из той же Усть-Каменки. Зато у нас был Университет. Знаменитый на всю страну Государственный Университет Светлогорска. Хотя почему он был именно у нас, кто и когда его здесь основал, предания умалчивали. Наверное, что-то было об этом в архивах, ну да кто ж смотрел? Ну, был и был. Здорово. Потому что продолжать учебу я собиралась именно там, и возможность не покидать родные стены грела душу. Жизнь в общежитии меня не привлекала, конфликтов с родителями не было. Да и не была я, наверно, готова, менять свою жизнь как-то слишком уж кардинально. Ну, посещала одно учебное заведение. Теперь буду посещать другое. Если буду, конечно. Со всей страны желающие съезжались.
   И потому полная и безграничная свобода, ждавшая нас, как мы верили, сразу за школьным порогом, обернулась нервной подготовкой к поступлению. Попыткой что-то еще пересмотреть, подчитать, выучить. Беготней в приемную комиссию, опасениями, что каких-то там документов, баллов, выписок мне не хватит. Страхом, что учиненный мной на Горе скандал и категорический отказ сдать кровь кому бы то ни было, выйдут мне боком. Но, видать, вампир попался не злобный, обиды не затаил.
   То, что произошло на Горе, преследовало меня долго. Не одну ночь провела я без сна, вновь и вновь прокручивая в памяти произошедшее. С теткой поскандалила безобразно. Надо было смолчать. Но если так, то встретила бы я тогда вампира? Возможно, не будь моих криков - он бы и не подошел. Ко мне - так уж точно нет. Я не уродка, конечно, но неземною красой блистать тоже пока не выходит, и покраше видали. А мне было нужно, чтоб он подошел? Да, вот этого я не отдам: ни рук, ни слов, ни взглядов. А вот что не оценила его интересного предложения, и буквально втолкнула в объятия подружки? Было ли мне жаль? Ведь я, а не она могла бы уйти с тем серебряным видением, и познать страсть, потеряв девственность не абы с кем, с бессмертным... Если честно, только себе самой? Я вспоминала его глаза, его руку на моей талии. Не помню, что б почувствовала что-то особенное. Так меня и Петька обнимал. И не так, что уж греха таить, обнимал тоже. И даже целовались пару раз. Не то, что б это было всерьез, да и что с несерьезным Петерсом возможно всерьез? Но это было приятно. Больше любопытно, конечно, но и приятно тоже. Ласковые прохладные руки вампира каких-то особых желаний и фантазий не будили. Попыталась вспомнить его губы. И поняла, что не помню. Совсем. Помню, как смотрела в его неземные очи, и млела от счастья, что столь невероятное создание, живущее под этими звездами больше, чем я могу себе представить, проявило участие ко мне - просто девочке. И свое разочарование помню, словно я пришла за автографом к величайшему мудрецу, а он предложил мне по-быстрому потрахаться... Нет, мне не жаль, и случись все вновь, я бы вновь отказалась. Жаль, что он оказался не из моей сказки. Жаль, что я вообще напридумывала себе какую-то сказку про Великих и Мудрых вампиров, учителей человечества. Нет, одному он меня все-таки научил: вампиры пьют кровь, нашу кровь, и это единственное, что им от нас нужно. Они не видят в нас собеседников. Только сосуды.
   Про Лизку я, конечно, вспоминала, и часто. Но времени встречаться с ней катастрофически не было. Хотелось верить, что у нее все хорошо, что потеряла она на той Горе свою кровь, девственность и розовые мечты, а теперь с прояснившимся разумом готовиться к поступлению. Она тоже собиралась в университет, правда не на медицину, как я, а на исторический. Это был совсем другой корпус, и совсем другие экзамены, так что пересечься случайно мы не могли. Но я думала, вот увидим себя в списках победителей, а тогда уж и встретимся, и отпразднуем, и поговорим.
   Она пришла неожиданно, за день до последнего экзамена. Бледная, заметно похудевшая, но с лучащимися счастьем глазами.
   - Лиза? - удивилась мама, открывая ей дверь, - а Лариса к экзамену готовится, у нее завтра последний. А ты, наверное, уже все сдала?
   - Нет, тетя Лида, я не стала подавать документы.
   - Как не стала, Лизонька, ты же так хорошо училась?
   - Обстоятельства изменились. Завтра я уезжаю, вот, зашла попрощаться.
   - Как уезжаешь, Лиза, куда? Вы всей семьей переезжаете? Папа новую работу получил?
   - Мама, да отстань ты от нее, она ко мне пришла, - я не выдержала, буквально выцарапала у нее Лизку и затолкала к себе в комнату. - Я тебе потом сама все расскажу. Если будешь хорошо себя вести и не станешь подслушивать, - и непочтительно захлопнула дверь почти у нее под носом.
   - Вот нужны вы мне, подслушивать вас, - мама ушла на кухню и демонстративно загремела посудой.
   Я усадила Лизку на свою кровать, мигом забыв про все учебники. Уселась рядом, обняв подушку.
   - Давай рассказывай, Лиз, что случилось: почему ты не поступаешь, куда уезжаешь? Надеюсь, этот чертов выпендрежник с Горы Ненужных Заветов не обидел тебя? Ты же не из-за него сбегаешь из города? Он что, тебя преследует?
   - Ох, Ларка, какая ж ты смешная, - Лиза уселась поглубже, опираясь спиной о стенку и поджимая коленки к подбородку. - Какой выпендрежник, какие заветы, кому и зачем меня преследовать?
   Она смотрела на меня, улыбаясь, и было что-то в ее улыбке. Так мать смотрит на любимое дитя, трясущее погремушку.
   - Ну, не знаю, Лизочка, последний раз я оставила тебя в объятьях одного весьма кровожадного и сладострастного вампира. И тут такие перемены! Не знаю, что и думать.
   - Да что тут думать, Ларка? Я счастлива, я бесконечно, сказочно счастлива!
   - Он был настолько хорош?
   - Он - есть! И да, он невероятно, невообразимо, беспредельно хорош!
   - Так, Лизка, кончай молоть пургу, расскажи нормально, все ж таки не каждая первая с вампиром встречается. Он пил твою кровь?
   - Конечно. Он же вампир.
   Уже хотела было спросить "откуда", но, вспомнив Петерса, поняла, что не к чему нам такие подробности. Спросила иначе:
   - И вы занимались любовью?
   - Ларка, ну какая ты темная! Конечно, мы занимались любовью. Мы только и занимались, что любовью. Потому что само это действо, когда он вонзает в твою плоть свои зубы, уже любовь! Когда ты чувствуешь его зубы глубоко в себе, и сам ток крови меняется от его жадного вдоха, все тело обдает таким жаром блаженства, что уже нет других желаний, только слиться с ним, раствориться в нем, отдаться ему без остатка, всем: телом, душой, кровью! И он владеет тобой - жадно, неистово, подчиняя, повелевая, превращая тебя - в себя!
   Глаза ее мечтательно закатились, щеки раскраснелись, на губах блуждала сладострастная улыбка, словно она вновь была там, с ним - отдавая, отдаваясь, любя. Она словно светилась счастьем, и даже мудростью какой-то, будто познала истину, недоступную прочим.
   - Лизка, это было два месяца назад. И ты по-прежнему живешь этой встречей? Проснись, пора идти дальше!
   - Дальше уже не надо, Ларис. Я уже пришла. К тебе. Чтобы рассказать, что эти два месяца были самыми счастливыми в моей жизни, потому что мы с ним почти не расставались, а завтра я вообще улетаю к нему. Навсегда.
   Так, что-то я вообще перестаю понимать. В такую любовь вампира и девы поверить я была решительно не готова, но раз Лизка говорит, что все именно так, а все мои знания о вампирах в детских книжках вычитаны, да из пустого места высосаны...
   - Я была уверена, что вы расстались уже наутро, и более никогда... - растеряно выдала я. - Он что, жениться на тебе собрался?
   Лизка рассмеялась. Она смеялась, смеялась, а в конце неожиданно расплакалась.
   - Лиза, Лиза, ну что ты? - я растеряно обнимала ее, прижимая к себе, как ребенка, гладила по растрепавшимся волосам, - ну перестань, я же ничего не понимаю в вампирах, я не хотела тебя расстроить, просто объясни.
   Она объяснила. Успокоилась и объяснила. Вторично она увидела его в больнице.
   - В больнице? А что ты делала в больнице? Болела? Или навещала родных?
   - Приходила в себя после бурной ночи. Он выпил больше, чем изначально рассчитывал, он сам мне потом признался, ему было со мной слишком хорошо, и он не мог остановиться, а потом я потеряла сознание, и очнулась уже в больнице. Приходила в себя несколько дней, меня кормили там витаминами и поили всяческой гадостью, а потом пришел он, с огромным букетом роз...
   - Весь в черном-черном, как на похороны? - не смогла удержаться я. - Так может он на похороны и шел, а тут такой облом, говорят: да жива она, ваше вампиршество, не докусали.
   - Ларка, прекрати! Вечно ты смеешься, где не смешно. В нормальном он пришел: в светлых брюках и рубахе с коротким рукавом.
   - О, так мы ходим в нормальном? А что ж тогда на Гору так вырядился? Как принц вампиров из детской книжки?
   - Да какая разница, как? Лара, ты будешь слушать? А то решу, что ты попросту ревнуешь!
   - Ревную к чему, Лиза? К тому, что тебя едва не убили? Я с головой дружу покамест!
   - Дурочка ты. Ты ничего, ничегошеньки не поняла. Он подарил мне блаженство. Это не передать словами, это сравнить вообще не с чем. Вот, понимаешь, в целом свете нет такой вещи, которая бы стоила того, чтоб отказаться от его любви.
   - Есть. Жизнь.
   - Нет, Ларка. Ты просто не понимаешь, потому что сама еще не испытывала. Жизнь не нужна, если взамен можно получить такое счастье.
   - Жизнь нужна всегда. И в жизни бывает очень-очень много счастья. По самым разным поводам.
   - Да, наверное, - Лиза опять улыбалась. Тихо, мечтательно. - Вот представь: долгая-предолгая жизнь. А счастья на эту жизнь отпущено - чашка. Полная до краев, но всего одна. И оно разбрызгано по этой жизни мелкими-мелкими капельками - чтоб на всю хватило. И ты бредешь по ней, слизывая эти капельки: с каждого листочка, с каждого кусточка. Да, их много, но жажды так никогда не утолить. А его любовь дает мне возможность выпить всю чашу сразу - до дна! Представляешь: все отпущенное тебе в жизни счастье пережить за одну только ночь!
   - А потом? Если чаша всего одна?
   - Вот это я и пытаюсь тебе объяснить: "потом" жизнь уже не нужна.
   Я молчала. Она улыбалась. Сидела, обняв коленки, и улыбалась. Мечтательно, совсем немного печально, и очень, очень светло.
   - Так, погоди, - удалось мне немного собраться с мыслями, - я что-то все же отчаянно не понимаю. Он тебя не бросил. Едва не убил своей "любовью", но не бросил. Вы встречаетесь. Уже два месяца как. А завтра, если я все правильно поняла, ты вообще к нему переезжаешь. При чем тут тогда все эти чашки и почему тебе жизнь не нужна? Вот хотя бы, чтоб жить с любимым пригодилась бы.
   - Потому, что он вампир, Лара. А высшая форма любви для вампира - это смерть!
   - Чья? - нет, что-то я тупею от этих экзаменов. Хорошо, что на медицинский не сдают философию.
   - Ну не вампира же! Все уже решено, я уже подписала сегодня все бумаги, мне разъяснили все пункты, я со всем абсолютно согласна. Просто пришла попрощаться. После родителей ты мой самый близкий человек в этой жизни.
   - Я тоже тебя люблю, Лиза, погоди, какие документы ты подписала? - вот тут мне уже стало страшно. Не сильно, еще не так сильно, но неприятный холодок уже пополз.
   - Стандартные. На кровь и плоть.
   - Что?
   - Это обычная процедура. Согласно действующему законодательству, вампир не имеет право пить кровь человека без его на то согласия, выраженного в письменной форме в присутствии адвоката.
   - А плоть?
   - Это так называют для краткости. Имеется в виду, что кровь будет выпита в ходе сексуального контакта.
   - Круто. Этим законам нас в школе не учили. Погоди, а почему ты подписала документы только сегодня? А раньше он что, пил твою кровь незаконно?
   - Тоже законно. Документы составляются заново на каждый контакт подобного рода. Первый раз мне объяснили все это на Горе, и я, не задумываясь, поставила свою подпись. Еще один раз был уже здесь, в городе. К сожалению, часто это делать нельзя, я долго восстанавливаюсь. Сегодня я подписала документы в третий и последний раз.
   - Последний? Ты все-таки решила это прекратить?
   Я, наверное, уже знала ответ. Просто очень боялась его услышать. Но услышала.
   - Это прекратится само. Завтра я умру, Лара.
   - Нет, погоди, погоди, Лиза, почему ты умрешь? Ведь вы уже делали это прежде, и ты же не умирала! Нет такого правила, чтоб в третий раз смерть! Ты восстановишься, а потом просто уйдешь от него, ты все правильно решила ничего более ему не подписывать. Или лучше уйди сейчас, ведь ты же можешь отказаться, передумать. Если боишься, что... - слова летели камнепадом с гор, не позволяя мне осмыслить, осознать то, что она сказала. Я словно пыталась заглушить этой лавиной весь ужас ее спокойного лица, спокойного голоса, мечтательной улыбки. Я чувствовала, что не спасу, уже не спасу, она действительно все для себя решила, но может быть чудо свершиться, и она не умрет, ну почему, почему она должна умирать?
   - Я ничего не боюсь, и я сама хочу этого всем сердцем! - дождавшись, когда поток моих бессмысленных для нее слов иссякнет, спокойно продолжила Лизка. - Я все знаю, все обдумала, и просто хочу, чтобы ты знала, что это мое решение, и только мое. И никогда не винила себя, что не нашла для меня каких-то правильных слов. Таких слов просто нет в природе. И если мы свободны - то мы свободны выбрать, когда и в чьих объятиях умереть.
   Она уходила от меня. От всех нас. Сидела здесь, рядом, на моей кровати, и уходила...
   - Хорошо, если ты все знаешь, расскажи, - голос стал какой-то охрипший, севший. Сил на выражение эмоций уже не было. - Почему ты завтра непременно умрешь?
   - Завтра у Лоурэфэла день рожденья.
   - У кого?
   - У него. Разве он на Горе тебе не представился?
   - Нет. Продолжай, уже не важно. Просто я удивилась, что у него есть какое-то имя. Привыкла звать его просто "он".
   - "Просто он", Лоурэфэл Сэвэрэасис ир го тэ Аирис празднует завтра свой триста пятидесятый день рождения.
   - Да он еще так молод!
   - И по обычаю народа вампиров, - не обратила на меня внимания Лиза, - созывает гостей, дабы отпраздновать это радостное событие.
   - Обычай, известный не только у этого народа.
   - Вот сейчас просто помолчи, хорошо?
   Я кивнула. Она продолжила:
   - И, как принято не только у этого народа, гостей угощают самым лучшим, что только есть в доме. А чтобы в доме было все самое лучшее, надо, как известно, не один базар обежать. Вот он и обежал. И нашел меня. И, попробовав, понял, что ничего чище, слаще и вкуснее моей крови в жизни своей не пил. И поэтому завтра он представит меня своим друзьям. Не всем. Только самым близким. И угостит. Кровью и плотью. Потому как пить кровь, не наслаждаясь податливой плотью для них не вкусно. Да и невозможно чисто технически. Там такая волна страсти накрывает после первого глотка, что никто уже собой не владеет...
   Я не сразу поняла, что повисла пауза. Я ждала от нее чего угодно. Розовых слюней, соплей, рассказов про великую межвидовую любовь. Но не этого. Не так.
   - И сколько будет...самых близких друзей? - с трудом выдала немеющими губами.
   - Четверо. Он пятый. По традиции хозяин дома первый пробует напиток. И передает по кругу остальным гостям. Лоу сказал, для этого используют специальный небольшой бассейн, неглубокий, чтоб все было удобно. Его наполняют теплой водой, и приятно, и мне будет не холодно. И кровь не остынет до самого конца. Ты же понимаешь, что после пятерых мне не выжить. Лоу сказал, что в его доме бассейн сложен из розового камня с золотыми прожилками, и есть специальные устройства, они выводят на дно бассейна воздух, отчего по воде разбегаются тысячи пузырьков, а еще он обещал, что усыплет весь бассейн лепестками роз, подобных тем, что он подарил мне тогда, в больнице...
   Я молча придвинулась к ней и обняла. Притянула ее голову к себе на грудь, и стала укачивать, целуя ее глупые волосы. Она обняла меня в ответ, прижалась доверчивым котенком. Сгущались сумерки, затихали звуки за окном. И мы тоже молчали. Долго.
   Потом я не выдержала:
   - Ты ведь сейчас пошутила, да? Так же не бывает. Вампиры людей не убивают, это всем известно. Ну, могут глоток - другой, по обоюдному согласию, чисто символически. Они же сами нам подарили: право на свободу, право на жизнь.
   - И право распоряжаться этой жизнью. А я согласна ее отдать. Я знаю, что получаю взамен.
   - Что получаешь? Если верить тебе, то групповое изнасилование со смертельным исходом.
   - Если я согласна, то причем тут насилие?
   - Да притом, что нормальные люди так не любят! Так "любят" сволочи, извращенцы, негодяи...
   - Он просто вампир, Лара, просто вампир. Они не люди, они другие. Они - ТАК нас любят, по-другому у них просто мозги не работают. И то, что он пригласил меня туда, эта высшая форма проявления его любви!
   - Разделить с друзьями?
   - С друзьями делятся самым лучшим. Лучше меня у него никого не нашлось.
   - Возлюбленными с друзьями не делятся!
   - А изысканные напитки не пьют в одиночестве.
   - А ты...
   - А я - его люблю. И то блаженство, что я испытываю, отдаваясь ему, мне не испытать больше никогда, никак, ни с кем. И если больше я никогда не буду в его объятьях, то зачем мне вообще быть? Как жить в мире, когда выпита вся радость? И потому умереть завтра в его руках - это самое лучшее, что еще может со мной произойти.
   - Ага, и в руках его подельников.
   - Он будет первый, а потом уже не важно. От его укуса охватывает такая страсть, что и не разберешь: кто, что и как с тобой делает. Это будет бесконечное блаженство в бассейне розового камня, средь розовых лепестков и миллионов пузырьков воздуха. До последней капли моей крови, и даже на капельку больше.
   Я не знала, что ей еще сказать. Как убедить, достучаться. Да и Лизка, похоже, уже сказала все. И мы просто сидели, обнявшись, долго-предолго, и был только стук ее сердца, такого горячего и живого, где-то совсем рядом с моим. И я убеждала себя, что даже если она в это верит, совсем не обязательно этому быть правдой. Моя глупая впечатлительная Лизка просто сошла с ума после той встречи на Горе. Мозг не выдержал обрушившегося счастья. Еще бы, мечта всей жизни вдруг раз - и исполнилась. И она потерялась в лабиринтах своих фантазий, в переходах от надежды к отчаянью. Вон и вампирчик у нее - то душка, то мерзавец, даже меня запутала. Но ничего, все пройдет. Со временем все пройдет. Завтра после экзамена зайду к ней домой, поговорю с родителями, и все прояснится. И не останется ни убийств, ни розовых лепестков.
   В окне все ярче горел серп луны, и мы даже вспомнили с ней, что луны молодой, потому что похож на петельку от "р", а вот был бы похож на "с", значит, был бы - старой.
   А потом она ушла.
   Обернулась с порога:
   - Не грусти. Знаешь, есть такая примета: если в День Перехода встретишь на Горе вампира, жить будешь не долго, но беспредельно счастливо. Ты просто запомни: я была очень счастлива все это время, и даже умру, растворившись в счастье.

***

   Экзамен помню урывками. Повезло, что это была химия, а не сочинение. Всевозможные формулы в нас в школе вбивали крепко, по принципу "чтоб и ночью разбуди", а вот в сочинении требовалось бойко излагать собственные мысли, а мыслей у меня в тот день не было. В голове свистел ветер, то завывал, становясь ураганом, так, что даже в глазах все темнело, то утихал, шурша листвой в садах, и в эти минуты я могла видеть вопросы своего билета, и даже соображать, что тут от меня хотят. Хотели многого. Но это было ерундой, по сравнению с тем, чего хотела я. Лиза, Лиза, Лиза, какие кислоты, какие щелочи?! Вот просто есть на земле одна девчонка. Красавица, умница. Помогает маме, слушается старших. Вот пусть и дальше живет. Помогает, радует, слушается. Или не слушается, не радует, не помогает. Пусть только живет! Ну что за бред, вокруг тысячи людей, и все они бывали на Горе, и никаких вампиров! Почти у всех моих знакомых были бабушки, дедушки - прожили всю свою жизнь и не получали никаких сомнительных предложений: руки и розовой ванны. Почему она? Почему Лиза? Почему моя Лиза?
   Все это бред. Так не бывает, я бы знала! Если это обычай, если это норма, значит, это происходит достаточно часто. Но тогда об этом должны говорить соседки, писать газеты, сочинять романы: человек, умерший ни за что, по собственной воле кому-то на ужин. Чем не герой для романа! Ах, да, не на ужин, на десерт, они же не голодают! Нет, бред, бред, дурость. Сейчас закончится этот экзамен, и бегом к Лизке, у нее мама всегда дома, и все прояснится. Дурацкий розыгрыш. Она пошутила, а я купилась. Она ж знала, что я не фанат команды вампиров, вот и наплела всю эту историю. Людям нравится, когда все плохое, что они подозревают о других, вдруг подтверждается, и я не исключение. Ладно, пусть. Сейчас разберемся. Сейчас допишу эти глупые вопросы, и мы во всем разберемся. Что там у нас дальше? "Вопрос 5. Формула крови".
   Долго смотрела на вопрос, пытаясь сосредоточится. Вот здесь я могла бы написать сочинение. И про эритроциты с лейкоцитами, и про скорость оседания, и про суспензию в плазме. Вот только все это было на биологии, а здесь явно требуется другое, некое хитрое сочетание больших буковок с маленькими циферками, а я даже отдаленно не представляла себе, как это может выглядеть. И меня тошнит уже от слова "кровь". Хотя понятно: кто университет курирует, такие и вопросы. Что пьем, о том и поем. Они хотели искусственную кровь. Бились веками, и не могли решить проблемы. Со всей своей суперпродвинутой наукой и техникой. Люди бились тоже, тем более, что за решение была объявлена огромнейшая премия. Или тем более, что иначе пили их кровь? Не, судя по Лизке, люди явно не против. А судя по мне - так очень даже против. Но питаются они все же животными, а животных никому не жаль. Мы вот тоже питаемся животными, правда другими, да не все ли равно. Вот пусть сами свою формулу и ищут. Наверное, я написала бы даже это, только ручка почему-то была неподъемная, а потом выключили свет.
   Очнулась я дома, в своей постели. Болела голова, и хотелось пить. Хотела позвать маму, но поняла, что горло все распухло, изо рта вырывается только хрип. Попыталась встать, но не хватило сил, и я повалилась обратно на кровать. При этом, к счастью, задела стул, он упал, и на грохот прибежала мама.
   Она меня, конечно же, напоила, и даже попыталась накормить, и все говорила, говорила, радуясь, что я наконец-то могу ее слушать, и мне даже не пришлось ничего спрашивать. Оказалось, что я заболела прямо на экзамене, поднялась высоченная температура, я потеряла сознание. Сказалось нервное напряжение от поступления в такое престижное место, серьезнейшее переутомление, да ослабленный организм подхватил по дороге какую заразу - и вот результат. Благо, врачей вокруг хватало, диагноз поставили быстро, и я была под хорошим присмотром, пока в университет срочно вызывали моих родителей, чтобы они забрали меня домой. Я провалялась в беспамятстве три недели, бормоча в бреду что-то про формулы, розы и десерты. Но теперь уже все хорошо, я очнулась и быстро пойду на поправку. Мне надо только много пить, хорошо кушать и не забывать принимать лекарства. Да, в университет меня все-таки приняли, за последний экзамен натянули сердобольную троечку, поверив, что, не заболев, я смогла бы ответить лучше. За остальные экзамены у меня были пятерки, чудо, но этого хватило, и я прошла! Так что теперь мне можно ни о чем не волноваться, спокойно выздоравливать, чтобы к сентябрю быть готовой преступить...
   - Лиза, - прохрипела я.
   - Что, милая?
   - Где Лиза?
   - Так они ж уехали, милая, всей семьей, в Старицк. Дяде Жоре там хорошую работу предложили. Да и климат там получше, нет такой влажности, Лизочкиной маме это важно, ты же знаешь, с ее-то чувствительностью...
   - Ты точно знаешь?
   - Ну конечно. Да к тебе ж Лиза сама приходила прощаться, ты забыла? Перед болезнью самой. Я у тебя-то тогда спросить не успела, ты на экзамен спешила, а потом - какие к тебе вопросы? Так я на улице Лизочкину маму встретила, она мне и рассказала. Адрес мне оставила, поправишься - письмо им напишешь. Где-то он у меня в столе валяется, ну да тебе ж Лизочка наверно и самой дала.
   Я откинулась на подушку. Хотелось спать. Только спать. Значит, Старицк. Я чуть не завалила экзамен от переживаний о ее несчастной судьбе, а она просто так пошутила. Чтоб на дольше запомнится, видимо. И уехала в Старицк.
   Вопреки маминым прогнозам, выздоравливала я еще долго. И не поправилась к началу сентября. Пропустила Посвящение в Студенты и все те золотые первые дни, когда толпа незнакомцев сближается, разбиваясь на группки и пары, разведывает новые дороги и правила: где какой кабинет, и что можно успеть во время большого перерыва, и даже закатывает свои первые вечеринки.
   И когда я, наконец, влилась в их ряды, уже я была для них незнакомкой, и, наверно, не слишком привлекательной: осунувшаяся после долгой болезни, хмурая, раздражительная. И даже проходив в универ пару недель, ни друзей, ни приятелей среди сокурсников я так и не нашла.
   А как-то вечером, под заунывный перестук тоскливого осеннего дождя, мама не выдержала и призналась. В тот день, когда я сдавала свой последний экзамен, Лиза умерла.
   В прекрасном Городе, чьи освещенные солнцем башни возносятся выше облаков. Среди чудесных летающих машин и ажурных висячих мостов. Среди садов, полных невиданных цветов и экзотических птиц. Среди журчания причудливых фонтанов, под волшебные звуки музыкальных инструментов, каких не встретишь в стране людей. По неотъемлемому праву свободного человека: праву на выбор. В том числе - на выбор собственной смерти.
   Они не вернули даже тело. Прекрасный вампир Лоурэфэл, избранный Лизой своим проводником в царство вечных грез, принес родителям Лизы только ее платье.
  
   Глава 2. Куратор.
  
   Расписание занятий у нас было плотным. Но преподавали нам все же люди, а не вампиры. И потому - кто-то когда-то болел, кто-то когда-то не мог. И окна появлялись. Народ разбредался кто куда, выбирая занятия по душе: хоть в библиотеку иди, хоть с милым целуйся. Некоторые устраивали шумные посиделки в буфете, некоторые обегали окрестные магазины. Я предпочитала парадную лестницу. Широкие беломраморные ступени вели на второй этаж торжественно, без изломов, единым пролетом. И упирались в огромные двери Зала Торжественных Собраний. Под аудиторию, насколько я успела понять, Зал не использовали никогда, хотя вместимость располагала. Было это связано с какой-то местной традицией, сути которой я не знала. Вообще, универ уже слегка раздражал меня отсылками ко всяческим непонятным мне традициям и заветам, выдававшимися каждый раз возвышенно и до одури серьезно. Высокопарно: "согласно нашим древним традициям...", а дальше заявлялось что-нибудь несусветное, вроде: "по четным вы должны ходить по левой стороне коридора, а по нечетным - по правой". Почему? Ну, сказано же, согласно традиции. Мы очень гордимся нашими традициями.
   По счастью, традиции не запрещали мне сидеть на балюстраде, ограждавшей лестничный проем по периметру. Я устраивалась в самой глубине, привалившись к массивной угловой колонне так, чтобы оказаться лицом к парадным дверям. Я любила рассматривать эти двери, декорированные вставками различных пород дерева и камня, всегда плотно закрытые, никем не тревожимые. За этими дверями проходило Посвящение в Студенты, но я его проболела, упустив свой первый шанс попасть в "святая святых", но, возможно, мне удастся не проболеть выпускной, или по каким там еще датам туда пускают. Пока они нравились мне своей тайной, тем, что я там еще не была.
   Я всегда брала с собой книгу, и временами ее даже читала. Но более всего она была нужна мне, чтоб отвертеться от общения с теми, общаться с кем я не слишком-то жаждала. Была у нас в группе парочка таких говоруний. Вообще-то я была им даром не нужна, но вот если никого из друзей рядом нет, а я есть, то можно говорить и со мной. Просто чтоб не молчать. Но как только в поле зрения появлялся кто-то из закадычных, можно отвернуться от меня, не договорив не то, что предложения, слова, и уйти в беседу с товаркой. Меня тишина не угнетала. Я умела и молчать, если говорить не с кем или не о чем. И предпочитала молчать в таких ситуациях. А потому - всегда держала в руках открытую книгу.
   Одну, неизменную, конкретную. Я таскала ее в сумке каждый день, вне зависимости от расписания занятий. Невзирая на то, что она одна весила больше, чем все прочие учебники вместе взятые. И не потому, что я испытывала особую любовь ко всей книге вообще или к отдельным ее страницам. Книга Книг именовалась Анатомия. И это была сказочная книга! Потому, что действительно будет волшебной сказкой, если до экзамена мне удастся всю ее выучить.
   Ведь я, увы, чаще действительно только держала ее, а не читала. Что-то умерло во мне на изломе этого лета. Ушли жажда знаний и жажда открытий. Я не была уверена даже, что все еще мечтаю быть врачом. Просто крутилась по инерции в этом мире науки, раз уж я сюда попала. А вот сближаться я не хотела ни с кем, в этом я была уверена твердо.
   И любимое место на лестнице вполне отражало мое место в студенческом мире. Когда люди начинали подниматься по лестнице - они были прямо подо мной, но далеко внизу. Когда заканчивали - были на одном этаже со мной, но далеко впереди. Когда люди шли вверх, они смотрели на двери зала, когда вниз - на коридор первого этажа, куда хотели попасть. На меня не смотрел никто, разве что мельком.
   Я же, чувствуя себя в безопасности, разглядывала их внимательно, но отстраненно. Всех студентов я делила на вампироманов и нормальных. Вампироманы отчаянно косили под Великих. Юноши отращивали длинные волосы, согласно вампирской моде, и собирали их сзади в низкий хвост. Хвост полагалось скалывать длинной металлической заколкой - трубочкой, украшенной сложным геометрическим орнаментом. Насколько это было аутентично, я не знала: единственный виденный мною в жизни вампир в нашу единственную встречу хвоста не носил и заколки, соответственно, при себе не имел. Ну, разве что глубоко в кармане. Косящие под вампирш девушки, напротив, стриглись весьма коротко, так, чтоб пряди прикрывали лишь уши, оставляя обнаженной шею. Концам волос с помощью лака придавали вид максимально острый, угловатый, словно пряди - лезвия разлетелись и замерли в полете. И красили губы в очень яркий цвет. К счастью, только девушки. Вампироманы мужского пола без помады пока обходились. Но и те и другие обожали носить черные очки, якобы скрывавшие их неземные вампирские глаза. И старались одеваться как можно более стильно и вызывающе. Была даже поговорка: "элегантен как вампир", правда в школе мы использовали ее скорее в плане иронии, а здесь она шла в качестве комплимента. Девушка-вамп могла запросто заявиться на лекцию в узкой красной юбке длиной всего чуть ниже колена, вампироманы мужского пола обожали до невозможности обтягивающие штаны, выставляющие на всеобщее обозрение все их мужские достоинства оптом. Нормальные ребята ни под кого не косили, оставаясь самими собой: мальчишки стриглись коротко, девчонки растили косы. Красивые косы традиционно считались главным украшением и девушек, и женщин. Их растили всю жизнь, меряясь с подругами длиной и толщиной, но если молодые девушки заплетали волосы в две косы, свободно свисающие вдоль тела, то более зрелые женщины укладывали единственную косу венком вокруг головы. Чтобы обрезать волосы, да тем более столь коротко, как это позволяли себе псевдовампирши, нужно было иметь очень уж отчаянное желание выделиться. У меня такого желания не было никогда и в зародыше. Мои плотные темно-каштановые косицы давно свисали ниже пояса, еще в школе вызывая восторженные взгляды парней и завистливые - одноклассниц. В одежде я была столь же консервативна, как и большинство моих сверстников. Мы больше ценили практицизм и удобство, чем яркий нестандартный подход. И штаны, и юбки носились широкие, чтоб удобно было и сесть, и встать, и по лестнице пробежаться. Плотная немнущаяся ткань немарких оттенков, длина юбки - чуть выше щиколотки, чтоб пол не мести, не более. Экспериментировать можно было с блузкой, меняя цвета, фасоны и аксессуары, да и то, вряд ли я надела бы ярко-красный. Вампироманы в общей толпе встречались реже, где-то один на десяток среди младших курсов, и один на сотню у старших. Годы, видать, и вправду лечат. Или изучение курса психиатрии. Ладно, кому что.
   Была середина октября, я сидела на своем любимом месте во время большого перерыва и меланхолично разглядывала народ, снующий вверх-вниз по лестнице. Вокруг меня тоже толпился какой-то народ, все болтали, смеялись, ругались, было шумно и многолюдно. И тут, вскрикнув, я пошатнулась, и чуть не упала с лестницы. Спрыгнула на пол и, опершись двумя руками о перила, впилась глазами, уже понимая, что не ошиблась.
   Я узнала его сразу, едва он, поставив ногу на первую ступеньку, появился в поле моего зрения. Даже со спины, с собранными в хвост волосами и в весьма затрапезной одежде. Мой вскрик был почти безмолвным, да и гомон стоял вокруг, но он, не то услышав, не то почуяв что, обернулся. Поднял голову, и почти мгновенно нашел меня взглядом. Через секунду кивнул, узнавая, и даже махнул мне рукой, мол, не уходи. И стал стремительно подниматься по ступеням. И была в этой стремительности какая-то плавная, тягучая неторопливость, словно он и совсем не спешил, но быстрее всех.
   Я не уходила. Просто смотрела на его стремительно-неспешное приближение, отстраненно понимая, что "элегантен, как вампир" - это не об одежде, и никуда не уходила. Я ненавидела его. Больше жизни и больше смерти. Но сейчас - не чувствовала ничего. Вообще.
   А он подошел.
   - Здравствуй, Лариса.
   Глаза вежливые, внимательные. Улыбка доброжелательная.
   - Здравствуй, Лоу-как-тебя-там ибн что-то. Ты сегодня не в маскарадном?
   Не оскорбился. Не удивился. Спокойно ответил:
   - Он был не маскарадный, он церемониальный. Для официальных мероприятий в нашем Городе. Просто не успел переодеться.
   И вежливо поинтересовался в ответ:
   - А "ибн" что значит?
   Я мечтала убить его. А вместо этого произнесла с ответной любезностью:
   - То же, что "ир го тэ", используется в детских сказках в именах персонажей, наделенных волшебными способностями.
   - Ты наделяешь меня волшебными способностями? Какими, если не секрет? - все то же вежливое спокойствие.
   - Лгать. Убивать. Зомбировать людей, в конце концов, заставляя принимать твои безумные идеи за собственные.
   - Что ты читаешь на ночь? - все то же непробиваемое, чуть озабоченное любопытство.
   - Руководство по убийству вампиров!
   - Его уже издали?
   - Вашу цензуру нелегко было обойти, пришлось оборачивать в нотную бумагу.
   - Лариса, ты пугаешь меня все больше.
   Да? А мне так не казался он особо испуганным. Народ вокруг нас притих, явно прислушиваясь к разговору. А кое-кто и просто пялился на вампира, широко раскрыв глаза и едва ли не разинув рты. Ну да, серебряные кудри, серебряные очи. Сама так когда-то стояла. Давно. Не здесь. И почти не я.
   - Я бы хотел поговорить с тобой наедине, если это возможно.
   - Ты, кажется, куда-то шел. Вряд ли ко мне.
   - Я шел к своему другу, он работает здесь. И ты права - не ожидал встретить здесь тебя. Хотя давно думал о том, что нам следует встретиться.
   - На предмет чего?
   - На предмет твоих волшебных способностей. И, если боишься оставаться со мной наедине, мы можем пойти к Анхену вместе, уверен, его заинтересует наша беседа.
   - Уверена, она не заинтересует меня. Скажи, Лоу, Анхен - это тот твой особенно близкий друг, в компании с которым вы СОЖРАЛИ МОЮ ЛИЗКУ?! - все же не удержалась, в конце фразы сорвалась на крик. И слезы предательски подступили к глазам.
   - Да, - а он по-прежнему спокоен, словно обсуждает погоду. - Для тебя это важно?
   Я даже не нашлась, что ответить. Для него вся эта история - меньше, чем ничто.
   - Не переживай. Ты слишком сильно привязана к ней. Даже теперь, когда ее нет. Это неправильно. Надо уметь отпускать, даже самых любимых. Иначе просто не выйдет жить дальше. Пойдем, поговорим спокойно. Хочешь с Анхеном, хочешь без.
   - Убирайся.
   - Хорошо, - он чуть коснулся моего локтя, - и прислушайся к моим словам: отпусти ее, не то она утянет тебя за собой.
   Я хотела было ударить его по руке, но он уже убрал ее и, отвернувшись, отправился прочь.
   - Лоу! - я не могла его так отпустить. Я должна была что-то сказать ему, сделать - не знаю. Я никогда не думала, что буду делать, если его встречу. Я никогда не думала, что вообще встречу его вновь.
   - Да? - он обернулся все с тем же спокойным вежливым интересом. Сделал пару шагов назад, - ты передумала?
   - Я хотела спросить. Скажи, а человек в принципе может убить вампира?
   - Никогда не слышал о подобных случаях. Даже о попытках. Расскажешь, если что-то узнаешь? Самому стало любопытно.
   - Покажу, - мрачно пообещала я.
   - Еще один нюанс, Лариса. Я знаю, наши имена сложны для человеческого восприятия, но "Лоу" - это только для самых близких. Ты, помнится, не захотела войти в эту категорию. Будет правильнее, если ты станешь обращаться ко мне "Лоурэл", раз уж не в состоянии запомнить мое полное имя.
   - "Великий Лоурэл" или "Мудрейший Лоурэл"? И я прекрасно помню твое имя, Лоурэфэл Сэвэрэасис ир го тэ Аирис, хоть и не ты мне его называл. Оно шикарно будет смотреться на могильной плите.
   - "Великий" подойдет, "Мудрейший" тоже возможно. И у вампиров не бывает могильных плит.
   - Одну я организую. Лично тебе.
   - Это называется "навязчивая идея", Лариса. Это не ко мне, это на соответствующую кафедру. Насколько я помню - второй этаж.
   Вежливо склонил голову в знак окончания нашей беседы, развернулся и ушел.
   Не успела я сунуть в сумку ненужную уже книжку, как раздался новый голос. Ни спокойным, ни вежливым его было не обозвать.
   - Это на каком же курсе у нас такие разговорчивые студентки водятся? - возмущение просто переполняло невысокого седеющего мужчину. Я его не знала, у нас он не преподавал. Зав. кафедрой. Какой-то. Кажется.
   - Ну-ка немедленно подойдите сюда! Имя, курс, отделение?
   Подошла. Куда деваться. Мало мне вампира.
   - Лариса Алентова, первый курс, лечебное дело.
   - И кто же позволил Вам, студентка Алентова, так позорить наши священные стены?! Кто разрешил в столь неуважительном тоне разговаривать с Великим, посетившим наше учебное заведение?!
   - Я не думаю, чтобы мне требовалось ваше разрешение на выбор выражений в частной беседе, профессор.
   - А я не думаю, чтобы при таком отношении вам удалось надолго задержаться в наших стенах! Извольте немедленно пройти со мной!
   Пошла, проклиная свою несдержанность и мерзавца вампира. Вот мало мне самого факта его бессмертного существования, так еще и неприятностей сейчас, похоже, мешком отсыпят. Сразу к ректору поволочет? Или пока в деканат? Нет, похоже к себе на кафедру для приватной беседы. "...Общей и биоорганической..." - успела считать с таблички раскрываемой передо мной двери. Ну да, обществу по защите вампиров только на биоорганике и заседать. Самое место.
   Кафедра была пуста. Профессор молча указал мне, где сесть, нервно порывшись на своем столе, нашел лист чистой бумаги, выхватил из подставки ручку. Едва ли не швырнул это мне и отрывисто бросил:
   - Пишите.
   - Что? - опешила я.
   - Ах, вот теперь "что"! Теперь она невинным ягненком прикидывается! - прорвало светлейшего биохимика. - Объяснительную пишите. На имя ректора. О причинах учиненного вами в общественном месте скандала, публичного оскорбления в стенах нашего университета высочайшего гостя, и проявления в столь вопиющей форме неуважения к заветам наших предков.
   - Простите, вы не напомните, что наши предки завещали нам делать с убийцами наших близких?
   - Пиши, я сказал! И чтоб я не слышал от тебя не звука более, если не хочешь покинуть университет уже сегодня. Вернее завтра, так как сегодня, на твое счастье, ректор отсутствует. Но завтра, я полагаю, он с радостью освободит тебя необходимости продолжать учебу на нашем факультете.
   Я притихла. В тот момент, когда я увидела Лоу, мне захотелось схватить в охапку свои вещи и бежать отсюда навсегда. Отчислиться, чтоб никогда не ходить более по коридорам, оскверненным его дыханием. А вот теперь меня угрожали выгнать, и я поняла, что никуда не уйду! Да чтоб из-за какого-то мерзавца! Вот только как все это написать? Нет, надо успокоиться, взять себя в руки и найти правильные слова. Соответствующие безумному пафосу "этих священных стен"... "Оскорбление высочайшего гостя", это ж надо! Да если б он хоть на миг, хоть на вздох оскорбился! Было бы хоть немного не так противно. "Оскорбленный вампир" - оксюморон, не иначе. Картина "мальчик, оскорбленный яблоком".
   Пытаясь отбросить лишние эмоции, старательно выводила на бумаге свои оправдания, надеясь угадать верный тон и понатуральней изобразить покаянную искренность. Профессор демонстративно пялился в какие-то книжки, временами искоса бросая на меня огненный взор.
   - Давайте, посмотрим, что вы там понаписали, - видать немного успокоился, раз снова начал обращаться на "вы". - Так, "трагическая гибель подруги...горечь утраты заставила забыть...". Вот очень плохо, Лариса, что частная смерть одного незначительного человека заставила вас забыть самое главное. Причину, по которой все мы, как отдельная ветвь эволюции, вообще существуем. И не просто прозябаем, а сумели создать развитое и процветающее государство, развиваем науку, культуру, искусство. Вампиры - наши великие духовные отцы, и все вместе, и каждый из представителей этого древнего и мудрого народа в отдельности. И глубочайшее уважение к ним каждый нормальный ребенок впитывает с молоком матери... Вот говорю я с вами, а у меня такое чувство, что я в детский сад пришел лекцию читать!
   Он немного помолчал, глядя на меня с укором. Я сидела, пристыжено опустив глаза, уговаривая себя молчать, что бы он сейчас ни сказал. Вылетать из универа из-за несходства наших мировоззренческих позиций я была не готова.
   - Видимо, мы поступим с вами следующим образом. Мне искренне хочется верить, что виной всему эмоциональное расстройство. И вы действительно сожалеете о случившемся. И потому я, как председатель Общественного Совета университета, не стану ставить перед ректором вопрос о вашем немедленном исключении. Но, - жестко продолжил он, глядя как вспыхнули мои глаза и распрямилась спина, - неуважение, проявленное вами по отношению к Великому, воистину неслыханно и недопустимо! И потому вам будет занесен строжайший выговор в личное дело. По правилам университета третий подобный выговор является поводом к автоматическому исключению. Я надеюсь, что это заставит вас очень хорошо думать, прежде, чем открыть рот. Так же Общественный Совет направит официальные письма по месту работы ваших родителей, ставя соответствующие организации там в известность об их халатности, проявленной при воспитании дочери.
   Удовлетворенно полюбовался произведенным эффектом. А эффект был, и огромный! Да если на работу придет такое письмо, отца могут запросто понизить в должности, а мать так и вообще уволить! Достойное воспитание ребенка является первостепенной задачей любого гражданина нашего общества.
   - Не надо письма, профессор, пожалуйста, я вас умоляю, не надо письма! Я была глубоко неправа, я раскаиваюсь, я клянусь, что никогда более, только не пишите им!
   - Я вас более не задерживаю, студентка Алентова! Если поторопитесь, еще успеете к началу пары, - светлейший председатель, весьма довольный моей реакцией, не только указал мне на дверь, но и лично открыл ее для меня, ибо не намерен был уделять мне больше ни минуты.
   Я вышла из кабинета почти в слезах. Да что ж такое! Он с дружками убивает Лизку, причем самым извращенным и омерзительным способом. И не то что не скрывая, а даже гордясь содеянным, расхаживает среди людей, бродит по университету, а я ему слова не скажи! Да будь они людьми, им бы впаяли лет по пятнадцать каждому, но они вампиры, и потому это я, оказывается, тут главный гад, грублю Высоким Гостям. Недостаточно хорошо воспитана, чтоб осознать незначительность частной смерти перед лицом мировой истории!
   Горько вздыхая, покорно побрела на лекцию. Прогул мне сейчас решительно ни к чему, да и учебник по основам мед.терминологии был просто ужасен. Уж лучше слушать вживую, так хоть что-то в памяти остается.
   В аудиторию я попала прежде преподавателя. Бросила сумку на первое же попавшееся мне свободное место и рухнула на скамью. Не думать, не вспоминать, потом, дома. Надо как то пережить этот день.
   - Что Ольховников, сильно ругался? - сидевшая рядом Марта не могла сдержать любопытства. К Марте я относилась никак. Антипатии она во мне не будила, симпатии, впрочем, тоже. Полноватая, невысокая, с толстыми рыжими косицами, она просто была у нас в группе, и я даже помнила ее имя, так как на днях она делала неплохой доклад по биологии.
   - Заставил писать объяснительную, грозился отчислить, но передумал. И, кстати, забыл сказать, что он Ольховников.
   - Так всех же представляли в начале года!
   - И ты всех помнишь?
   - Его помню. Он очень долго тогда вещал о высоком нравственном облике. Ему, кстати, вампиры в свое время жизнь спасли, у него болезнь какая-то была, врожденная, неизлечимая. Ну, в смысле люди такое не лечат, а вампиры по своим методикам вылечили. Так что зря ты при нем с тем красавчиком разругалась! Он вообще слышать не может, когда о вампирах недостаточно почтительно отзываются. А ты кричать вздумала, да еще прямо в лицо! Что он тебе сделал-то?
   - Красавчик? Убил мою подругу.
   - Как убил??
   - Выпил. До последней капли крови.
   - Ну, да разве ж это убийство! Меня б кто так убил! Представляешь: один укус - и ты умираешь от неземного блаженства! - глупая мечтательная улыбка расплылась по ее усыпанной веснушками физиономии.
   - Представляю. В лицах. Мне весьма подробно рассказывали.
   - Ой, признайся, ты просто ревнуешь, что он выпил ее, а не тебя! Жалеешь, что не ты была на ее месте!
   - Я очень жалею сейчас, что не ТЫ была на ее месте. Потому что тогда рядом со мной сейчас сидела бы моя любимая подруга, а тупой уродки по имени Марта не существовало бы нигде и ни в каком виде!
   Она вспыхнула до корней волос, но даже отвечать мне не стала. Просто молча собрала свои вещи и отсела куда подальше.
   Пока шли лекции я хотела попасть домой, но когда все закончилось, мне стало реально страшно. Что я скажу родителям? Что они неправильно меня воспитали? И потому их карьера теперь будет выглядеть несколько иначе, чем они планировали? Они не заслужили, они действительно ничем не заслужили. А я? Чем виновата я? Что я такого сделала, чтоб выгонять меня, унижать, ломать жизнь всей моей семьи? Повысила голос на вампира! Ну вот надо же! Может, стоило сказать, что я безумно рада его видеть, очень благодарна ему за Лизу, она так счастливо закончила свою жизнь, и поинтересоваться, не обломится ли и мне хоть кусочек такого счастья? Похоже, что и Марта, и этот дракосов председатель по морально-нравственной политике, считали, что следовало сделать именно так.
   Я сидела на лавочке у собственного подъезда, и не находила сил подняться в квартиру. Я не знала, что мне сказать маме, как смотреть в глаза отцу. Я вообще не знала, как мне дальше жить в этом мире, таком счастливом и свободном, если у меня никак не выходит согласиться с правильностью чтимых здесь традиций. Так, на лавочке, и нашел меня вечером отец.
   Он сразу понял, что у меня снова что-то не так, снова что-то удручающе плохо. Но взял за плечи, и без разговоров увел домой, убежденный, что без горячего ужина на теплой уютной кухне лучше по-любому никому не станет.
   А после ужина усадил на диван, и заставил рассказать обо всем. И я рассказала. И про вампира, и про выговор, и про письма. Он не стал меня ни в чем упрекать. Обнял, забирая к себе "под бочок", так, что я снова почувствовала себя маленькой девочкой. Немного помолчал, видимо пытаясь все правильно сформулировать. Потом сказал, что глупые письма на работу - это не то, о чем мне стоит переживать, да и вообще думать. Они с мамой уже достаточно взрослые люди, что бы уметь самостоятельно разбираться с проблемами, встающими на их жизненном пути. А вот неприятности в университете мне действительно ни к чему. И потому стоит принять во внимание существующую там точку зрения на суть проблемы. Потому что, даже если я абсолютно права, мне не под силу перевоспитать целый университет. Для этого мне надо сначала стать его ректором. Или хотя бы деканом факультета. А этого не произойдет, если у меня не выйдет означенный университет даже закончить.
   - Ты у меня неглупая девочка, Ларка, и я уверен, ты меня понимаешь. Чтобы к твоему мнению прислушивались, надо сначала стать кем-то. Видным врачом, выдающимся ученым. Пока никому не удалось превзойти то, что сделали для людей вампиры. И потому все слушают их... И даже ты согласишься, что человечеству в целом это ни разу еще не вредило.
   - Соглашусь. Но как быть с тем, что неким конкретным людям это вредит?
   - А вот это очень сложный вопрос, Лара. И люди размышляли над этим не одну сотню лет.
   - Да? А мне так кажется, что они не думали об этом ни секунды, и по-прежнему не думают сейчас.
   - Ты не права, об этом написаны книги. Не одно поколение мыслителей пытается понять: почему?
   - Почему что, папа?
   - Почему люди позволяют вампирам себя кусать. Разве не этот вопрос стоит в основе твоих переживаний?
   - И почему же?
   - Я попробую объяснить. Так, как сам это понял. А я в свое время прочел немало исследований на эту тему. В чем-то они разняться, но все сходятся в одном. Корень проблемы уходит в эпоху зарождения видов. Когда-то очень давно на нашей планете зародилась жизнь. Зародилась в виде глобальной, устойчивой экосистемы. Потоки энергии солнца и земли последовательно проходят через всю эту систему, усваиваясь и перерабатываясь всеми компонентами биосферы - от простейших к самым сложным и совершенным. И на вершине этой биологической лестницы стоят вампиры. Изначально единственные разумные существа нашего мира. А наши далекие животные предки самой природой были созданы в качестве пищи для этих носителей разума. Понимаешь, при творении этого мира, не важно, богами или самой природой, биологически не закладывалось возможности иметь больше одного вида разумных существ. И наша кровь была, прежде всего, создана в качестве той питательной среды, что не только поддерживает жизнеспособность организма вампира, но и способствует деятельности его мозга. То есть поддерживает, укрепляет, развивает их разум. Потому что богами, природой, всем миропорядком галактики в любую экосистему закладывается стремление к высшему разуму, как конечному смыслу существования этой системы. И все остальные элементы своей сверхзадачей имеют способствовать всяческому развитию этого разума. Это пока понятно?
   - Вообще - да, а вот относительно поставленного вопроса - не очень.
   - К ответу на вопрос я и веду. О появлении людей ты и сама все прекрасно знаешь. Поскольку эволюционное развитие нацелено на разум, то, в общем, неудивительно, что со временем разум обрели и вторые по уровню биологической организации существа - люди. И мы, конечно, благодарны вампирам, что они сумели заметить, верно оценить и направить течение этого процесса. Но дело не в нашей благодарности. Дело в том, что природа изначально не мыслила нас ни разумными, ни свободными. И наша кровь хранит память о своем предназначении где-то на молекулярном уровне, это атавизм, доставшийся нам от наших далеких животных предков. То, что именуется "голосом крови", это лишь сохранившаяся в частичках нашей крови память о нашем доразумном существовании, когда природой не было заложено в пралюдей иной задачи, кроме как служить питательной средой чужому разуму. Это не стыдно и не обидно. Это просто часть нашей истории, нашей эволюции. А как ты знаешь, вся история человечества закодирована в наших генах. У кого-то этот атавистический голос крови настолько силен, что, как вышло у твоей Лизы, заглушает, а то и попросту разрушает разум, заставляя человека мечтать вернуться в первоначальное состояние - стать пищей. У кого-то, вот как у тебя, голос крови, напротив, ослаблен. У большинства он выражен средне. Но, чем теснее человек общается с вампиром, тем сильнее разгорается в нем голос крови, и тем активнее он стремиться к самоуничтожению.
   Так что, как видишь, все это весьма сложный глубинный процесс, и, наверное, не стоит перекладывать всю ответственность на вампиров. У них свои сложности, и свой голос крови. Они тоже на подсознательном уровне ощущают нас пищей. Но это именно они ввели весьма строгие правила и ограничения. Это и запрет на любые встречи с человеческими детьми, и строжайше оговоренные законом правила и нормы забора человеческой крови, когда в отсутствии вампира, стимулирующее действующего на усиление голоса крови, человек обдуманно и в письменной форме излагает, до какой степени он хочет поделиться своей кровью. Причем варианта "как получится" закон не предусматривает. Либо "остаться живым", либо "до самой смерти". И я знаю достаточно историй о людях, которые делились с вампирами своей кровью. Но я не знаю ни одной истории о том, как кто-либо из вампиров хоть единожды нарушил подписанный договор. Или укусил без подписания всех положенных по закону документов.
   Так что послушай этого Лоу, и отпусти свою Лизу. Просто поверь, что ей хорошо там, куда ее унесло. Я не призываю тебя любить его, ведь это он лишил тебя подруги. Просто пойми для себя, что горе он принес тебе, а не ей. А ей - было хорошо. И потому неправильно рассуждать о мести ему за Лизу. Мстить в этой ситуации ты имеешь моральное право только за себя. А перед тобой - так ли уж велик его грех?
   Нет, я не ворочалась всю ночь без сна, обдумывая его слова. Я просто упала головой на подушку и провалилась в беспробудный сон. Утром проснулась с тяжелой головой, ни вспоминать, ни думать ни о чем не хотелось. Вяло поковыряв вилкой завтрак отправилась в универ. С деланным равнодушием слушала лекции и участвовала в семинарах. Но внутри ощущала себя сжатой от напряжения пружиной, нервно реагируя на каждый резкий звук. Ждала ли я вызова к ректору или насмешек однокурсников - я и сама не смогла бы объяснить. Наверное, после устроенной мне выволочки просто не верила, что все может вот так просто закончится.
   Но продолжения история не имела. Ни к ректору, ни даже к декану меня никто не вызывал. Однокурсники, может, и обсуждали меня за моей спиной, но до меня, кроме пары не особо уничижительных замечаний, ничего не долетало. Великого и Мудрого Лоурэфэла я тоже больше не видела. И даже обещанные письма на работу родителям за истекшие с того памятного дня две недели так и не пришли.
   В самом конце октября неожиданно выпал снег. Обычно он выпадает на месяц позже, а тут вдруг засыпал улицы, повис тяжелыми белыми шапками на ветвях деревьев и фонарных столбах. Со снегом пришел мороз, и тут вдруг оказалось, что с прошлого года я здорово вытянулась, хотя мне думалось, что уже и не расту. Ан, нет, расту, и спешно вынутое из шкафа зимнее пальто безнадежно мало. Пришлось идти в осеннем. На автобус я опоздала, пока дождалась следующего, промерзла насквозь, и даже в самом автобусе теплее мне не стало.
   В универ ворвалась минут через десять после начала пары. Пока негнущимися пальцами расстегнула пуговицы, сдала пальто, добежала до аудитории, прошло, наверное, еще пять. Тихонько открыла дверь и попыталась мышкой юркнуть на место. Преподававшую нам историю отечества Глорию Донову я не боялась, милейшая женщина, хоть и профессор. Просто, зачем отвлекать.
   - А, вот и вы, Лариса, - она все же решила отвлечься.
   - Простите за опоздание, профессор,
   - Ничего, сегодня такая ужасная погода, все опаздывают. Просто вас искали из деканата, просили немедленно к ним подойти, как только явитесь.
   - Спасибо, простите, - пискнула я, задом пятясь из аудитории и закрывая за собой дверь.
   Думать, что плохого мне сейчас светит, было решительно некогда, надо было быстрее бежать в деканат, пока у них не закралась мысль, что я прихожу на лекции, пожалуй, слишком поздно. Так, вниз по левой лестнице будет, кажется быстрее.
   Угадала.
   -Здравствуйте, - врываюсь, не тормозя, что не раздумывать о причинах.
   Светловолосая девушка, занятая составлением какого-то расписания, поднимает на меня глаза с выражением вежливого любопытства.
   - Меня зовут Лариса Алентова, мне сказали...
   - Да, да я поняла, - радостно перебивает она. - Как хорошо, что вы пришли, я боялась, что вы заболели, вышло бы неловко. Вас куратор просил зайти. Прямо сейчас, а то после одиннадцати ему надо в больницу. Вы знаете, где его кабинет?
   - Нет, - произношу оторопело, к такому я не готова. Кураторы студентами не занимаются. Они координируют научную деятельность факультета, работу кафедр.
   - Слушайте, я все объясню. Сейчас вы поднимаетесь на второй этаж. Но не по этой лестнице, а по центральной. Поворачиваете два раза налево и идете по длинному переходу. И упираетесь в такой квадратный внутренний двор. Вы спускаетесь на первый этаж, обходите дворик по периметру справа, там будет коридор. Идете по нему до конца, по лестнице на третий этаж и опять направо, там еще будет несколько ступенек, чуть пройдете и увидите по левой стороне дверь с табличкой "Куратор". Ну, бегите быстрее, а то он давно ждет. Вы запомнили, как идти?
   - Кажется...
   - Ой, нет, давай я тебя лучше провожу, еще заблудишься. Ведь можно на "ты"? - Я кивнула. - А то он меня лично попросил тебя найти и пригласить, - девушка встала, побросав свои карандаши и линейки, схватила меня за руку, и резво потащила за собой.
   Мы едва ли не бегом преодолевали все эти лестницы и коридоры, и я чувствовала, что дыхалки у меня так надолго не хватит. Но просить ее идти помедленнее я не решилась. Сама опоздала, да еще от работы ее отрываю, в ее служебные обязанности показывать мне дорогу явно не входит. Хотя понять ее стремление лично доставить посылку адресату я могла. Потому как от начала времен должности кураторов по науке в университете, да и не только в нем, занимали вампиры. Голос крови, как утверждает мой папа.
   - А он не сказал, что ему от меня нужно? - не смогла я сдержать любопытства.
   - Нет, - любопытно было не только мне, - а вы с ним раньше встречались?
   - Даже мельком не видела. Я в начале сентября болела, все торжества пропустила.
   - Вот и познакомитесь. Да ты не переживай. Он хороший человек, - она хмыкнула, - хоть и вампир.
   - ??
   - Ну, в смысле, с ним просто. Он всегда очень по-доброму общается, вежливо. Хотя ему и лет, наверно, за тысячу, и умнее он тут каждого и всех вместе. Казалось бы, должен наоборот, свысока, с прохладцей...
   - А с высока и с прохладцей в "этих священных стенах" все больше люди себе позволяют, - не могла не поддержать я тему, знакомую не понаслышке. Она понимающе хмыкнула. И тут последние ступеньки последнего коридора мы преодолели.
   - Заходи, - она распахнула передо мной массивную дверь, - да не робей, там вначале секретарь.
   Сама она заходить не стала, пропустила меня и закрыла дверь. Я действительно оказалась в небольшой приемной, светлой, с аккуратными рядами папок в стеллажах и с растениями, развешанными в кашпо по стенам. Сидящая за столом девушка делала выписки из лежащей перед ней книги. "Интересно, а он пьет ее кровь?" - не смогла сдержать глупую мысль. Бледной и осунувшейся, впрочем, секретарша не выглядела. Миловидная, облако русых волос по плечам - обычная девушка. Косы, правда, она не носила, волосы были чуть ниже плеч, не более. Ну, да может прежде страдала вампироманией, а теперь отращивает. Или болела, в жизни всякое случается.
   - Вы, наверное, Лариса, - обратилась она ко мне и, заглянув в бумажку, уточнила, - Лариса Алентова.
   - Да.
   - Вы проходите, куратор ждет вас, - она указала на дверь в боковой стене.
   Медлить было глупо. Я, неловко постучав, вошла.
   Куратор стоял ко мне спиной возле книжного шкафа. Элегантный темно-серый костюм, распущенные черные волосы до середины спины. Только увидев их, поняла, что ожидала увидеть серебряные. Хотя логично, конечно: мы разные, они разные.
   Одной рукой он прижимал к себе несколько книг, другой передвигал книги на полке. Наконец, видимо нашел, что искал, с усилием вытянул из дальнего ряда какую-то книжку, поставил обратно те, что держал в руке, закрыл шкаф и оглянулся. Заметил меня. Какую-то секунду пристально вглядывался в лицо, затем тепло улыбнулся и произнес:
   - Доброе утро, Лариса. Простите, что заставил вас ждать. Пожалуйста, проходите, присаживайтесь, - он сделал широкий приглашающий жест.
   Я послушно пошла к его рабочему столу, намереваясь присесть на один из стоящих возле него стульев.
   - Нет, что вы, не сюда, - подойдя, он чуть развернул меня в сторону стоящих у стены кресел по сторонам от небольшого круглого столика. - Устраивайтесь, я сейчас.
   Он вышел в приемную.
   - Держи. Я же говорил, что где-то она у меня была, - донесся до меня его голос.
   - Спасибо, - в голосе девушки звучала искренняя благодарность. - А то в нашей библиотеке ее нет, а в городскую мне до выходных не попасть.
   - Не за что. У нас есть горячий чай?
   - Да, конечно, я только что кипятила, я сейчас, - послышался звук отодвигаемого стула. Куратор вернулся в кабинет. Подошел, сел в кресло напротив.
   - Ну, давайте знакомиться, Лариса. Меня зовут Анхенаридит Кортоэзиасэри ир го тэ Ставэ. Последние 68 лет я занимаю должность куратора медицинского факультета университета.
   Хорошо быть вампиром. У меня вот дедушка в 68 лет от старости умер. А этот только на последнем месте работы столько оттрубил. И еще столько же оттрубит, ежели не надоест.
   - Сейчас Инга принесет чай, и, я надеюсь, вам все же удастся согреться. Как вы сумели так замерзнуть - не посмотрели в окно перед выходом?
   - Оказалась не готова к увиденному, - пробормотала, опуская голову. Ну не рассказывать же ему о проблемах отсутствия присутствия у меня зимнего пальто нужного размера. Не за этим же он меня с лекции выдернул. И как он вообще узнал, что я насквозь замерзла? Вроде не дрожу.
   Вошла Инга с подносом. Переставила с него на столик фарфоровый чайник, сахарницу, вазочку, полную конфет и ровно одну чашку.
   - Позвольте мне поухаживать. - Он галантно наполнил чашку чаем и подвинул ко мне, - сахар кладите сами, могу не угадать.
   Инга вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Я насыпала себе сахар изящной маленькой ложечкой, и понимала, что пальцы все еще плохо меня слушаются. Он просто сидел, смотрел, всем своим видом выражая, что абсолютно никуда не торопит и никуда не торопится. Интересно, зачем он меня все-таки позвал?
   - А вы не составите мне компанию? - поинтересовалась, делая первый глоток. Он что, вот так и будет пялиться, как я пью?
   - Если вы угостите - с удовольствием.
   Непонимающе подняла на него взор и, только уловив лукавый блеск его глаз, поняла, что угоститься он собрался не чаем. Поперхнулась. Он рассмеялся.
   - Пейте, Лариса, пейте. Я просто шучу. А чай я и в самом деле не пью, уж извините.
   Улыбка у него была очень приятной. Открытой такой, располагающей, искренней. Глаза его были цвета спелых каштанов в лучах осеннего солнца, а нечеловеческие узкие щели зрачков казались провалами Бездны, разделяющей землю на мир людей и мир вампиров.
   Я пила чай, обхватив чашку обеими ладонями, чувствуя, что понемногу отогреваюсь. И не только телом. Под ласковым взглядом куратора все тревоги отступали. Казалось немыслимым, что меня сюда позвали, что бы ругать, проклинать и выкидывать из университета. Умом я понимала, что все дело в том, что он вампир, а с вампирами всегда так, просто хочется быть рядом, и как можно ближе. Мы чувствовали их всей кровью, всей кожей, что ли. И узнавали не по приметам. Они были не выше и не ниже, не тоньше и не толще обычного человека. У них не было ни острых ушей, ни длинных когтей, ни выпирающих изо рта зубов. Ну, глаза. Но часто ли мы смотрим в глаза соседей? Да собери десяток вампироманов-первокурсников, добавь к ним любого вампира, да напиши групповой портрет. И никто не угадает, кто на том портрете вампир. А вот завяжи любому человеку глаза, да заведи в темную комнату, полную народа, да спроси: есть ли среди присутствующих вампиры? И ни один не ошибется, и не только ответит, есть ли и сколько, но еще и пальцем покажет, в каком конкретно месте стоят. Их аура была настолько сильна, что казалась ощутимой, мы вязли в их обаянии, как мухи в янтаре. И потому не удивительно, что чем дольше я пила чай в его обществе, тем больше проникалась к нему симпатией, тем более красивым, неотразимым даже, он мне казался.
   Но пауза затягивалась. И я не выдержала:
   - Простите, светлейший Ананхе...ре..., - я безнадежно запуталась в его имени, и вынуждена была отступить, - простите.
   - Анхенаридит. Можно просто Анхен, чтоб вам было проще.
   - Анхен? - что-то очень знакомое. Где я могла слышать столь экзотическое имя? Ну конечно! Все благолепие с души как сквозняком выдуло, - а это не ваш дружок Серебряные Кудри по университету пару недель назад шлялся?
   - Мой. Его зовут Лоурэфэл, - все та же фирменная вампирская невозмутимость. Вот разве что глаза стали чуть глубже.
   - Папа с мамой его пусть зовут Лоурэфэл! - меня уже несло, но остановиться я была не в силах. Значит, вот почему я здесь. По просьбе Великого и Мудрейшего, который никак не хочет оставить меня в покое. А я-то поверила, что все кончилось! - Так это ему я обязана нашей встречей?!
   - В этом вы правы, Лариса. Постарайтесь успокоиться. Кажется, я не сделал ничего, что могло бы оскорбить вас или обидеть.
   Я насупилась, вынужденно признавая его правоту. Дождавшись видимости спокойствия, он продолжил:
   - Я, действительно, впервые услышал про вас от Лоу. Девушка, мечтающая убить вампира - это весьма экзотично. Признаюсь, я не обратил на эту историю должного внимания. Но на днях я вновь услышал ее от профессора Ольховникова. И вот здесь мне стало уже не смешно. Объяснить почему?
   - Не утруждайтесь. Светлейший профессор объяснил мне все достаточно популярно. Просто скажите, могу ли я вернуться на лекцию, или вашей милостью меня уже исключили из университета? И спасибо за чай, - я демонстративно отставила недопитую чашку.
   - Я не занимаюсь дисциплинарными вопросами, никого не принимаю и никого не исключаю - это не в моей компетенции. Что до профессора Ольховникова, то он искренне считает, что свой долг перед Прародиной выполнил, хорошенько припугнув вас по горячим следам. Так что, если не станете более делать глупостей - спокойно получите выбранную профессию.
   - Если это все, что вы хотели мне сказать, светлейший, могу я вернуться на лекцию?
   - Нет, Лариса, не все. И если вам так важна эта лекция, я вам лично перескажу ее чуть позже. Уверяю вас, я прекрасно разбираюсь в материале.
   - Боюсь, мне не достанет средств расплатиться со столь Великим и Уважаемым репетитором.
   - Я рад, что вы успокоились настолько, что можете шутить. Пейте чай. Я не собираюсь вас воспитывать или наказывать. Я просто хочу немного с вами поговорить. Вас же не затруднит ответить искренне на несколько моих вопросов?
   - "Эти святые стены" сильно не предрасположены к искренности.
   - Хорошо, что вы сумели это понять. Но мои стены не святые, самые обычные. А "этим" я нечего не расскажу. Я вам обещаю. Так мы договорились?
   - Да. Если потом вы ответите на мои.
   - Я отвечу на любые ваши вопросы, Лариса. Тем более, что мне интересно будет услышать сами вопросы. Итак, только честно: мое общество вам неприятно?
   - Временами.
   - Объясните.
   Задумалась, пытаясь сформулировать. Он же хочет честно.
   - Мне приятно, когда вы молчите. Тогда я вас ощущаю...вампиром. Не знаю, как сказать лучше. Но от вас словно исходят волны...вы сами знаете...тепла, умиротворения. Но вот когда вы начинаете говорить, вернее нет, когда вы смотрите таким глубоким, мерцающим взглядом - это неприятно, и это особое ощущение от вас, как от вампира - исчезает.
   - С Лоурэлом было так же? Во время первой встречи, когда вас еще не связывали личные отношения.
   - Нас с ним не связывают ЛИЧНЫЕ отношения!
   - Я не корректно выразился, межличностные.
   - Да, с ним было так же. Вам от этого легче?
   - Я боюсь, что вам от этого не легче. А мне - пока - просто любопытно. Вопрос следующий: на Горе вы отказались сдать кровь - это было обдуманно или импульсивно?
   - Импульсивно. Я разозлилась на тетку. Но сегодня я бы отказалась обдуманно.
   - Когда-нибудь, быть может в детстве, вы мечтали о любви с вампиром?
   - Мне хватало того, что об этом мечтала Лизка. Мне казалось все это смешным и нелепым.
   - Ваша подруга не показалась мне ни смешной, ни нелепой.
   Ах, да, он же был там, как я могла забыть! Он затрахал ее до смерти, высасывая кровь!
   - А какой она показалась тебе, тварь, вкусной?! - я вскочила, судорожно схватив чашку и шваркнув ее об край стола. Она брызнула во все стороны осколками и чаем. А я уже летела к нему с перекошенным от ненависти лицом, протягивая вперед руки - не то вцепиться в горло, не то выцарапать эти омерзительные мерцающие глаза.
   Он, казалось, даже не шевельнулся. Но уже через секунду я сидела боком на его коленях. Одной рукой он крепко прижимал меня к себе за предплечье, другой удерживал мои сведенные вместе руки за запястья. Сжимая их сильно, до боли.
   - Пусти! - слезы бессильной ярости текли по моим щекам, - пусти. Мне больно.
   - Больно, - спокойно согласился он. - И будет больно еще некоторое время. Пока вы, Лариса, не осознаете, что сдерживать свои эмоции крайне необходимо в любой ситуации. Или мы уже на "ты"? Я, в общем, не возражаю. Знакомство у нас весьма неформальным вышло.
   - Отпустите меня. Вы ломаете мне руки, - чувствовать себя настолько беспомощной было страшно. Он вампир, он сильнее несоизмеримо, да и авторитета у него столько, что убьет меня сейчас, или просто покалечит, и в глазах всего мира будет абсолютно прав. Зачем же я, дескать, на него так, с кулаками набросилась, нехорошим словом обозвала. Что, убил близкого мне человека? Да что такое ее смерть по сравнению с непочтительностью.
   - Обещай, что больше не станешь делать резких движений.
   - Я обещаю...
   - И больше никаких попыток оскорбить меня или физически уничтожить.
   - А это возможно? - не смогла сдержать любопытства.
   - Нет, это невозможно. Поэтому я и говорю: попыток. Итак?
   - Я больше не буду, - что еще оставалось, больно было так, что едва сдерживалась, чтоб не вскрикнуть.
   - Ты мне обещаешь?
   - Да, да, я обещаю, пожалуйста, - я почти уже плакала.
   Руки он отпустил. Морщась, потерла запястья. Вроде не сломал, но синяки еще неделю сходить будут. И хорошо, если только одну. Попыталась встать, и поняла, что второй рукой он меня по-прежнему крепко держит.
   - Я же сказала, - затравленно повернула голову, чтобы взглянуть в его лицо.
   -Молодец, - улыбнулся он, - хорошо, когда разум торжествует. А теперь поцелуй меня. Мне будет приятно.
   Его безумные (иначе и не скажешь) глаза мерцали близко-близко. Одна его рука обхватила меня за талию, заставляя развернуться к нему всем корпусом, другая впилась в основания волос, не позволяя отстраниться. Его губы медленно приблизились. Я дернулась подстреленной птицей, в ужасе от происходящего. Поцелуй с ним был для меня в тот миг равносилен смерти. Потому что и был дорогой к смерти.
   Его губы замерли в миллиметре от моих. Скользнули вдоль щеки к уху.
   - Ты настолько боишься целоваться? - прошептал едва слышно. Едва касаясь, обвел языком мочку уха, скользнул вниз вдоль шеи, легко поцеловал в основание плеча. Я дрожала.
   - Так поцеловать? - вновь шепнул он мне прямо в ухо, - или укусить?
   - Пожалуйста, пожалуйста, - умоляла я, уже не веря, что он услышит.
   - Пожалуйста что? - выдохнул он мне в губы.
   - Пожалуйста, отпустите.
   Он отпустил. Причем так резко, что я едва не упала, ведь все это время я пыталась от него отстраниться. Соскочила с его колен и опрометью бросилась к выходу. На бегу едва не запнулась о собственную сумку. Подхватила ее, рванула к двери, и даже успела ее немного приоткрыть. А потом его сильная ладонь заставила дверь закрыться. Более того, он достал из кармана ключ и несколько раз провернул его в замке.
   - Не так быстро, Лариса.
   Я обреченно обернулась, подпирая спиной дверь и прижимая к груди сумку.
   - Давай присядем, и я тебе кое-что объясню.
   Я помотала головой. Спасибо, насиделась. Милейшие люди вампиры. Одна беда, что нелюди.
   - Обещаю, больше никаких смелых экспериментов.
   - Так это был "смелый эксперимент"?!
   - Прости, что так напугал. Но я должен был убедиться наверняка.
   - Убедиться в чем?
   - Присядь, пожалуйста.
   Присела. Вот прям где стояла, там и присела, съехав спиной вниз по запертой двери. Он пожал плечами и тоже уселся на пол, в двух шагах от меня, сложив сцепленные в замок руки на торчащей кверху коленке.
   - Костюмчик не попортите? - не удержалась я.
   - На покупку внеочередного костюма я зарабатываю. Послушай меня сейчас внимательно, ладно? Я позвал тебя не ради праздного любопытства, и не от того, что мне не с кем целоваться. Ты серьезно больна, Лариса.
   Если я думала, что он меня уже ничем не удивит, то глубоко заблуждалась.
   - Уверяю вас, куратор, я чувствую себя прекрасно, если только не простудилась сегодня на морозе.
   Особенно когда вы не ломаете мне руки и не лезете целоваться.
   - Ты замерзла, но насколько я могу чувствовать, пока не простудилась. Проблема в другом.
   - Да? И чем же, по-вашему, я больна?
   - Это редкое генетическое заболевание, совершенно не изученное в человеческой медицине, поскольку предыдущий подобный случай был зафиксирован более двухсот лет назад. Да и тогда он был единичен. Вампиры, впрочем, проблемой занимались. Даже дали этой болезни достаточно сложное наименование, которое я сейчас даже произносить не стану. Потому что ни к чему, да и не помню, если честно. А вот путей решения этой проблемы, увы, найдено не было. Догадаешься, о чем идет речь?
   - Я не вампир, на что мне ваши заморочки.
   - Они не наши, Лариса, они всерьез угрожают твоему благополучию. Выражаясь простым языком, это называется невосприимчивость. Патологическая невосприимчивость голоса крови. Тебе знаком этот термин?
   - Голос крови? Да, папа мне объяснял. Он сказал, что у меня он ослаблен.
   - У тебя он отсутствует. Вообще. Более того, любая моя попытка воздействовать на тебя путем активизации нашей кровной связи, вызывает сильнейшую реакцию отторжения.
   Воздействовать путем активизации - вот это как, интересно? То есть они на нас воздействуют, заставляя себя желать? Желать вновь стать их пищей? В самом деле зомбируют, я тогда сгоряча ляпнула, а это и вправду так? Я в ужасе сглотнула. То-то глаза у них временами мерцают так неприятно... И тот, на Горе, тоже все хотел, чтобы я взглянула ему в глаза... То есть это вот такая у нас свобода?.. Но он сказал, что на меня он воздействовать не может.
   - И поэтому я никогда не смогу захотеть, чтобы вы сожрали меня, как мою подругу? Только вампир мог додуматься назвать это болезнью. Для людей это благо, хотя вряд ли вы сможете это понять!
   - Я могу понять очень многие вещи. Например то, что это действительно может быть благом. Для группы людей. Для сообщества людей. Для всех людей в мире. Ты не услышала главного: ты такая одна. Единственная за двести лет. И люди тебе этого не простят.
   - Люди? - посмотрела на него скептически. Да что он мне голову морочит? - Скажите уж честно - вампиры.
   - Люди, Лариса, люди. Я с тобой сейчас предельно честен. Вампирам ты не помеха. Скорее забавная аномалия, уж прости за прямоту. А вот люди могут тебя возненавидеть, если ты дашь им повод. Свободные и разумные люди - это, в основе своей, дикая стая, которая не выносит тех, кто думает и чувствует иначе. Я прекрасно осознаю, что ты не сможешь нас полюбить. И чувствовать в нашем присутствии то, что чувствует все остальное человечество. И поверь, и я, и все мои соплеменники без твоей любви прекрасно обойдемся. А вот люди очень жестоко тебе отомстят, если ты станешь открыто выражать непочтение к их кумирам. Любой нормальный человек чувствует практически религиозный трепет даже при слове "вампир". Поэтому я очень тебя прошу, ради себя самой, будь аккуратней в выражении собственных эмоций.
   Понятно. Начали за здравие, а кончили моралью. Не смей обижать святых вампиров. Да не пошел бы он...
   - Если это все, разрешите мне уйти.
   - Мне казалось, ты хотела меня о чем-то спросить.
   - Уже нет, ваши "смелые эксперименты" ответили не только на ваши вопросы, но и на мои.
   - Как знаешь. Надумаешь - обращайся, Для тебя у меня всегда найдется время.
   Он поднялся, давая понять, что разговор закончен. И протянул мне руку, помогая встать. Руку я приняла. Безумным голодным вампиром он мне больше не казался. Вот только...
   - Не понимаю, в чем ваш интерес? Моя, как вы выразились, болезнь, вампирам ничем не угрожает, соседей по парте я не заражу. Что вам до меня?
   - Ну, во-первых, ты единственная девушка за всю мою жизнь, которая отказалась от моего поцелуя, - улыбнулся он. - А если серьезно - я все-таки врач, ученый, мне интересна эта проблема с точки зрения науки. И ты все же учишься на моем факультете. Я чувствую за тебя ответственность, хотя формально студенты не в моей юрисдикции... Я помню, что случилось с парнем, что имел то же генетическое отклонение двести лет назад. И не хочу, чтобы ты повторила его судьбу.
   Он достал из кармана ключ и отпер дверь.
   - Если возникнут проблемы - приходи, я всегда постараюсь тебе помочь. И еще раз прости, что напугал.
   До конца дня была крайне тиха и задумчива. На коллоквиуме по биологии умудрилась отличиться редкостной тупостью и несообразительностью, оставив у преподавателя устойчивое ощущение, что я не только не готовилась ни секунды, но и в принципе едва ли обучаема. Это было бы, наверное, даже обидно, ведь в биологии я всегда разбиралась неплохо, не будь я мыслями все еще в том кабинете. Куратор произвел на меня весьма неоднозначное впечатление. Вежливый, рассудительный, внимательный, и при этом,- неумолимо жестокий, не задумываясь причиняющий боль, что моральную, что физическую, будь то для чистоты эксперимента или в воспитательный целях. О его причастности к смерти Лизы вообще старалась не думать. Он вампир. А вампиры - они другие. Как сказала Лизка, высшая форма любви для них - смерть. Мне не понять. Если верить светлейшему куратору - не понять никогда. Или не полюбить? Или выкинуть все это из головы и попытаться сосредоточиться на биологии?
   Домой пришла поздно вечером, до закрытия просидев в анатомичке. Руки честно перебирали кости черепа, но названия их в голове не всплывали. Ну вот и откуда в черепе столько костей? Я всю жизнь искренне думала, что весь череп - это одна сплошная кость, ну ладно, две - еще нижняя челюсть. А тут сижу и перебираю, как пасьянс эти маловразумительные пластинки, силясь вспомнить их столь же маловразумительные названия. Злюсь на себя, нервно листая атлас, в тщетной попытке найти соответствия, но вместо всех черепов на свете перед глазами все равно стоит его лицо - слишком близко от моего, его губы, скользящие по щеке, все слышится его шепот: "поцеловать или укусить?" И что, вот что, он думает, я должна была выбрать? Что отвечали ему "обычные" девушки, которых он сажал себе на колени? Которые "никогда не отказывали"? Неужели умоляли его укусить? Или просили поцеловать, а он все равно кусал, и они умирали, лишенные крови, а он вытирал платочком губы и возвращался к работе? Я понимала, что боюсь его. Даже если он не может заставить меня захотеть, что помешает ему просто взять? Его врожденная вежливость и хорошее воспитание? Чернеющие на запястьях гематомы оптимизму никак не способствовали.
   Придя домой, первым делом натянула старый разношенный свитер, с рукавами, закрывающими половину ладони. Спасало это ровно до ужина, потому как потом мама потребовала рукава засучить, потому как "в таком виде за стол не садятся". Я попробовала упереться, она не сдавалась, сердилась, "не в силах понять мое ослиное упрямство", а в конце просто дернула меня за рукав. И застыла, глядя на отпечаток кураторского пальца.
   - Лара, это что?
   Я молчала. Она потянулась за второй рукой. Та выглядела чуть лучше, но следы насилия явственно виднелись и на ней.
   - Лара, не молчи, пожалуйста, откуда это? Тебя кто-то обидел? Серьезно обидел? Может, нужно вызвать врача, а потом Силы Правопорядка?
   - Мама, ну успокойся, ну какие Силы Порядка, что ты выдумала! Ничего не случилось, никто меня не обидел. И уж тем более так, как ты подумала.
   - А как я могла подумать? Такие синячищи! Тебя держали за руки, ты вырывалась. Скажешь нет?
   - Не скажу. Держали. Вырывалась. И это все. Кости не сломаны, гематомы сойдут.
   - Все? Лара, ты ничего не хочешь мне рассказать?
   - Нет. Не хочу. Я уже даже ужина хочу все меньше. И если ты немедленно от меня не отстанешь, так и вовсе его расхочу.
   - Лариса, а тебе не кажется, что ты не настолько взрослая, как ты вебе возомнила? И просто не в состоянии пока решать все возникающие проблемы самостоятельно!
   - Я смотрю, количество желающих решать мои проблемы растет в геометрической прогрессии. Спасибо за ужин.
   Я выскочила из-за стола и ушла к себе, громко хлопнув дверью. Моя жизнь. Мои руки. И воспоминания - тоже - только мои!
  
   Глава 3. Анхен.
  
   А снег растаял. Полежал еще пару дней - и совсем исчез. Выглянуло солнце, стало тепло, словно вернулся сентябрь. Птицы, одурев от радости, вопили под окном с самого утра. Воскресенье радовало возможностью полной свободы. А на что нужна студенту полная свобода? Правильно, чтоб провести день в библиотеке. И узнать хотя бы какого цвета некоторые книги из безразмерного списка рекомендованной к прочтению литературы. А самые избранные даже попытаться прочесть и законспектировать. Вот любопытно, а преподаватели вообще догадываются, что даже забудь мы про сон, еду и посещение универа, и посвяти чтению каждую секунду своей жизни, за семестр нам все равно не успеть? Даже овладев техникой скорочтения, скорозаписывания и навекизапоминания.
   Осознавая, насколько все прискорбно, из дома вышла пораньше. И затормозила перед огромной лужей, заполонившей весь тротуар, от края до края. С газона в лужу стекала жирная грязь, делая водное препятствие еще более аппетитным. Лужа, понятно, возникла здесь не впервые. И путь через нее жителям подъезда был известен. Надо было с разбегу заскочить на стоящую вдоль тротуара скамейку и, пройдя по ней, спрыгнуть с той стороны. Вот только сейчас на скамейке сидел парень.
   Понятно, не на сиденье. Оно было в смерть затоптано грязными ножищами. Но вот на спинке он устроился весьма комфортно, а его широко расставленные ноги в вытертых джинсах и разношенных кроссовках безнадежно мешали мне пройти. Парень был незнакомый, в бесформенной, линялого цвета куртке и обтягивающей вязаной шапочке. Подобные шапки я не любила, и была вполне согласна с их бытующими в народе весьма неблагозвучными прозвищами. Но пройти он мне по-любому мешал.
   - Прости, ты не мог бы, - начала было я, и тут он обернулся. И я подавилась всеми своими словами. Потому как не было на скамейке никакого парня. Передо мной восседал светлейший Анхе...реде... тфу ты, Анхен ир го тэ Ставэ, Высочайший Куратор всея медицинского факультета. И превесело смеялся, довольный произведенным эффектом.
   - Доброе утро, Лариса, - он поднялся на ноги и легко преодолел разделяющую нас пару метров. Даже не спрыгнул - слетел.
   - Здрасте... - я затравленно попятилась.
   - Так не рада меня видеть? - черные брови взлетели домиком, слишком наигранно, чтобы всерьез.
   - Синяки от нашей первой встречи еще не сошли, чтоб я жаждала заполучить новые!
   - Ну-у, - не, не чувствовал он себя виноватым, - ты просто держи себя в руках, и мне не придется делать этого за тебя.
   - Очень рада, что вам так весело. Я собиралась в библиотеку. Вы не позволите мне пройти?
   - В библиотеку? - он глянул весьма скептически. - Ларис, скажи мне честно, ты в окно хоть изредка смотришь?
   - Изредка. К сожалению. Взглянула б сейчас - осталась бы дома.
   - Не дерзи. Во-первых, ты меня и с двух шагов не признала, не то что из окна. А во-вторых, ты правда веришь, что тебя бы это спасло? Просто по возможности хотелось бы отложить знакомство с родителями.
   - З-зачем с родителями?
   - Взглянуть, у кого ж такое чудо выросло. Ты посмотри вокруг: тепло, солнышко, птички поют. А ты собралась весь день в стылом подвале провести. Нет, библиотека отменяется, мы с тобой гулять идем.
   - Куда? - я сделала еще пару маленьких шажков назад.
   - В парк. Городской. Общественный, - его, похоже, мои маневры забавляли.
   - Я имею право отказаться? - постаралась взять себя в руки. Да что ж я его так боюсь? Ну, вампир. Не съест же он меня теперь. Если б вампиры убивали каждого встречного, людей на земле бы уже не осталось, разве нет?
   - Право имеешь. Возможности крайне ограничены.
   - Пожалуйста, ну что вам от меня надо? Я не хочу вас видеть, не хочу вас знать, хочу вообще забыть, что в этом мире существуют вампиры. Вы мне сами сказали, что прекрасно проживете без моей любви всем вашим дружным вампирским коллективом.
   - Этот мир создан вампирами, Лариса, и забывать об этом крайне опасно. А я просто хочу с тобой поговорить. Неужели так трудно пройти со мной под ручку по центральной аллее парка? Крайне людной в это время суток.
   - Мы уже говорили, - я, по-прежнему, потихоньку пятилась, он, столь же мелкими шажками, наступал.
   - Я говорил. А ты попросту сбежала. Предварительно попытавшись устроить драку. А еще утверждала, что у тебя есть вопросы. А потом передумала их задавать. Это неправильно, Лара, нельзя убегать от проблемы, надо ее решать.
   Вот я уже и Лара. А как все вежливо начиналось: "проходите, садитесь..." А дальше что - он объявит меня своей собственностью и уволочет в заоблачную даль?
   - У меня нет проблемы, куратор. Я не знаю, что за проблемы у вас, что вы преследуете меня, и, поверьте, не хочу о них знать.
   Я решительно развернулась, чтобы уйти обратно в дом. Но тут подъездная дверь резко распахнулась, и на пороге возникла моя мама, в расстегнутой куртке, спешно наброшенной поверх домашнего платья.
   - Что здесь происходит?! - грозно ринулась она в бой. - Вы почему не даете прохода моей дочери?! Лариса, это он? Это он тебе все руки изуродовал? Я сейчас же вызываю Силы Правопорядка!
   Юркнув за мамину спину, я взглянула на него из-за ее плеча. И надежда на спасение разбилась о насмешливый взгляд его нечеловеческих глаз.
   - А вы Ларисина мама, да? - произнес он совершенно дурацким голосом, дождавшись паузы в ее монологе. - А меня Антон зовут. Мы с Ларисой в универе познакомились, ну, мы же оба с медицинского...И Лариса обещала со мной сегодня в парк пойти, а теперь отказывается. Я специально через весь город к ней ехал, вот жду ее с утра, а она... Хоть вы ей скажите, что так нельзя, она обещала...
   Он что, правда думает, что его можно принять за наивного студента? Да его вампирские очи сияют так, что среди ночи день бы сделали! И он что, полагает, что она этого в упор не разглядит?
   - Так вы ее мальчик? - изумилась мама уже совсем другим голосом. - Ларочка же нам совсем ничего не рассказывает. А я в окошко увидела, испугалась, думала незнакомый кто, да плохое чего замыслил. А в парк идите, конечно, погода-то какая. Лариса, иди-иди, не спорь, не обижай мальчика. Никуда не денется твоя библиотека. И так все время одна да одна. Как Лизочка-то от нас уехала...
   - Мама, перестань!
   - Пойдем, Лариса, не расстраивай маму. Вот сумку ей отдай, и пойдем, зачем тебе с собой тетрадки таскать.
   - Да-да, Ларочка, давай твою сумку, я в дом-то отнесу, и правда, не нужна она тебе, - мама вцепилась с сумку, как клещ, и не успокоилась, пока ее не заполучила.
   Да что ж он делает с ней, этот "милый мальчик Антон"?!
   - Хорошо! Ладно! Я иду! Все довольны?
   - Конечно, Ларочка, - проговорил он елейным голоском, даже не маскируя насмешки, - вот давно бы так.
   Приобнял и повел прочь от родного дома под полным одобрения маминым взглядом. Доведя до лужи, резко обхватил меня ладонями за талию и взлетел. Невысоко, наши подошвы едва не задевали воду, мы словно скользили по ней. Издалека и не понять, что мы летим, но мама-то стояла здесь, рядом, и все прекрасно видела, и должна была понимать, что мальчику Антону такое не по силам. Но, судя по ее спокойной улыбке, не понимала.
   - И что теперь, прикажете величать вас Антоном? - не выдержала я, когда мы отошли на достаточное расстояние.
   - Зачем? - искренне удивился он, - Анхен звучит куда благозвучней. А вот обращаться лучше на "ты", у нас все-таки очень неофициальная встреча.
   - Тогда, может, и руку свою уберете, - я попыталась сбросить ее, нагло устроившуюся у меня на талии, едва мы перелетели лужу.
   - Может, - легко согласился он. И ничего не изменилось.
   Я рванулась. Он не стал удерживать. Просто молча смотрел, как я пытаюсь сохранить равновесие.
   - Зачем. Вы. Надо мной. Издеваетесь, - то, что начиналось как вопрос, закончилось как утверждение. Но я была уже достаточно зла на него, и полна решимости не сходить с места, пока он мне не объяснит.
   - Я? - опять искреннее удивление. - Но я не издеваюсь. Я просто пригласил тебя на прогулку. И изо всех сил пытаюсь быть вежливым, несмотря на твое невообразимое поведение. Вот почему тебе все время надо мне противоречить? Почему нельзя просто сделать так, как я прошу? Ты не одну мою фразу не нашла для себя достаточно приемлемой, чтобы просто сказать "да". Это что, так немыслимо трудно?
   - А вашей мудрости не пришло в голову, что я просто не хочу никуда с вами идти? И не обязана говорить "да"? Что мне само ваше общество НЕ приятно?
   Какое-то время он просто смотрел на меня, и я поняла, что да, не приходило. Он даже не задумывался, что я могу не захотеть: его видеть, слышать, разговаривать с ним, куда-то идти. Он вампир, и потому всегда и всем желанен. В любом качестве, да хоть в каком качестве, лишь бы заметил.
   - Что, когда в уютном кабинете вы рассуждали о моей неизлечимой генетической болезни, вы как-то не примерили ее результаты на себя? Не подумали, что вот конкретно вы не вызываете у меня ни любви, ни приязни, ни желания исполнять ваши прихоти? И как вы собираетесь мне помочь? Заставляя силой или шантажом беспрекословно себе подчиняться? И что, бездна вас забери, вы сделали с мамой? Вот просто влезли ей в голову и заставили увидеть мир таким, как вы рассказали? Это же отвратительно, омерзительно, грязно! Подло, наконец.
   - А как еще, по-твоему, я должен был заставить ее сделать то, что мне нужно? И запомнить то, что я хочу? Вот в твою голову я влезть не могу, и что хорошего? Мы стоим и препираемся, даже не дойдя до автобусной остановки, а могли бы уже гулять по парку, наслаждаясь прекрасным солнечным днем.
   - Но почему мы должны гулять по парку, если этого хочет только один из нас? Почему вы считаете своим правом заставлять маму что-то думать или делать? Это должно быть только ее решение, даже если оно неугодно вам!
   - Видимо потому, что как любой вампир из благородной семьи, я воспитан в твердом убеждении, что в мире не должно существовать решений, не угодных лично мне.
   - А бывают вампиры из "неблагородной семьи"? - не удержалась я. И по дрогнувшим уголкам его губ поняла, что попалась, что он сказал это специально, чтоб поймать на проявлении любопытства.
   - Вампиры бывают всякие. Давай заключим перемирие, Лариса. Ты перестаешь злобно шипеть на каждое мое слово, а я расскажу тебе о вампирах все, о чем тебе придет в голову меня спросить. Даже то, о чем в книжках не пишут, - он подмигнул мне, но тут же вновь стал серьезным, - Соглашайся, Лариса, вот просто так, ни зачем. Позволь себе хоть один день быть свободной. От себя самой, своих убеждений, представлений, памяти. Позволь себе просто быть.
   - Все это красиво звучит, куратор. Но вы сами-то на такое способны?
   - Ты мне, наверное, опять не поверишь, или попросту не услышишь. Но правда в том, что ты - мой единственный шанс это узнать.
   Я посмотрела на него, на синее-синее небо, на по-весеннему яркое солнышко. И согласилась.
   - В парк? - спросила я его, как могла бы спросить Петьку, когда он предлагал мне сбежать с уроков.
   - В парк, - с видимым облегчением согласился он, и улыбнулся, и протянул мне руку.
   Так, держась за руки, мы вышли, наконец, к автобусной остановке, и влезли в автобус, почти пустой по случаю воскресенья. И устроились на задней площадке, смотреть, как убегает из-под колес дорога. Он встал за моей спиной, ухватившись за поручень справа и слева от меня, оказавшись слишком близко, так, что на ухабах и поворотах нас прижимало друг к другу, но я не возражала, позволила себе не возражать.
   "Пусть, - думала я, - пусть. И можно представить, что я еду гулять в парк с хорошим мальчиком Антоном. Даже если на самом деле он Анхен, и вряд ли помнит те дни, когда он на самом деле был юным мальчиком, а не только хотел им казаться". Что делать, в 18 лет каждой деве хочется, чтобы у нее был мальчик. Даже не всерьез, понарошку, на денек, но только бы был.

***

   Парк был разбит почти в самом центре города, его массивные бронзовые ворота выходили на площадь возле здания Городской Управы. И потому неудивительно, что любой праздник, начинаясь на этой площади, плавно перетекал на длинные извилистые аллеи и многочисленные живописные лужайки. Я бывала в этом парке множество раз, и в шумные праздники, и в обычные выходные. В детстве родители возили меня сюда кататься на аттракционах, а в старших классах школы нам случалось прогуливать здесь уроки. Этот парк я действительно любила, и может, не так уж плохо, что он заставил меня сюда выбраться.
   В последнее время, с головой уйдя в учебу, я нигде, кроме универа, не бывала, совсем не гуляла и ни с кем не встречалась. Школьные приятели рассеялись, кто куда, обживаясь в новых местах и коллективах, моя лучшая подруга, с которой, мне казалось, век не расстанемся, навеки ушла на ту сторону Бездны, а в универе я не приживалась. Нет, я им не мешала, меня не сторонились, но и интересна я никому из них не была. В компанию меня не звали, и домой я обычно ездила в одиночестве.
   Мы миновали массивные ворота, и словно оставили город за спиной. Вековые дубы шелестели над нами последними засохшими листьями, центральная аллея, прямая и ровная, уходила, казалось, за горизонт. А солнце висело прямо над ней, отражаясь в многочисленных лужах, слепя глаза, заставляя забыть, что это осень, последний бал накануне долгой холодной зимы.
   - Знаешь, бывают такие дни, - произнес Анхен, вновь ласково обнимая меня за талию, и уже не встречая сопротивления, - они иллюзия, они обман, им не надо верить. Думать, что они что-то там знаменуют собой, или к чему-то обязывают. В них можно просто войти и наслаждаться мгновением. Здесь и сейчас. И не важно, что было вчера, и что будет завтра.
   - Завтра тебе надоест быть мальчиком Антоном в дурацкой шапке, а я так и не пойму: зачем тебе все это было нужно.
   - Завтра я и не смогу быть мальчиком Антоном, потому что мальчика Антона не существует. Но сегодня я могу угостить тебя сахарной ватой. Соглашайся, это не слишком дорогой подарок, и ты можешь себе позволить его принять.
   Лоток с ватой стоял у нас прямо на пути, и я почти соблазнилась, глядя на мальчишку, с аппетитом отхватывающего зубами огромные куски от пушистого розового кокона на палочке. Но потом вспомнила, что доесть этот шедевр кулинарной мысли до конца мне ни разу не удавалось, зато перепачкаться липким тающим сахаром получалось регулярно. Липкие руки, липкие губы...
   - Я не слишком люблю сахарную вату.
   - Конечно. А если я предложу тебе шарик с сердечком, ты скажешь, что это пошло?
   Шариками торговали у следующего по курсу лотка.
   - Чудовищно пошло. Идти рядом с тобой с таким шариком, это все равно, что написать у себя на лбу: "я верю в любовь с вампиром".
   Он посмеялся:
   - А ты не веришь в любовь с вампиром?
   - Я верю, что вон тот мальчик очень любит сахарную вату. Но сомневаюсь, что она отвечает ему взаимностью.
   - Видела б ты, как она тает у него на губах, - протянул он мечтательно, лукаво поблескивая глазами, - а еще я знаю детские стишки про бутерброд, мечтавший прыгнуть кому-то там в рот.
   - А ты уверен, что эти стихи были написаны лично бутербродом?
   Он чуть приобнял меня, посмеиваясь, коснувшись на секунду виском виска.
   - Идем. Я знаю, от чего ты не сможешь отказаться, - и, взяв меня за руку, потащил куда-то вбок от главной аллеи, по далеко не самой широкой тропинке.
   - Эй, уговор был про людные аллеи!
   - Уговора не было! Когда я предлагал тебе людные аллеи, ты отвергла мое предложение! Договор был заключен позднее на слово "парк".
   - Анхен!
   - Мне приятно, что ты, наконец, решилась назвать меня по имени.
   Тут он резко затормозил и обернулся, так, что я едва не врезалась в его широкую грудь. Он взял меня обеими руками за плечи, не давая отстраниться.
   - Ну перестань, - попросил он меня тихо и серьезно, - ты же прекрасно знаешь, что ничего я тебе не сделаю. Здесь просто короче. Не спорь со мной хотя бы изредка, ладно?
   Я кивнула, и покорно пошла за ним, понимая, что его присутствие все-таки сводит меня с ума. Что бы он ни говорил про отсутствующий у меня голос крови. Мне было хорошо рядом с ним. Я могла с ним не соглашаться и даже спорить, но, пока он держал меня за руку, я не могла бояться его или ненавидеть, я ощущала к нему глубокую, почти родственную симпатию, и опасалась лишь одного, что он отпустит мою руку и уйдет, оставив меня одну. Это все потому, что он вампир. Это их вампирское обаяние, вампирская магия. Но то, что я понимала это, никак не спасало меня от пучины симпатии, в которую я погружалась.
   - Вот уже и пришли. Ты давно последний раз каталась на велосипеде?
   Пункт проката появился в парке не слишком давно и, хотя я и знала о нем, мне и в голову не пришло, что мы идем именно сюда.
   - Ты что, предлагаешь нам покататься на велосипедах? - я даже не пыталась скрыть удивление.
   - Ну, следуя за тобой на велосипеде, мне точно не удастся насладиться твоей кровью, а ты ведь этого боишься? - он опять надо мной смеялся.
   - Я боюсь, что моя длинная юбка, не предназначенная для велосипедных прогулок, попадет в цепь и будет безнадежно испорчена.
   - Это ты у меня так витиевато новую юбку в подарок вымогаешь?
   Я вспыхнула.
   - Ну, если других возражений нет - пойдем выбирать велосипеды.
   И я позволила ему усадить меня на велосипед, и, проклиная неудобную одежду, поехала вслед за ним, петляя по тропинкам и дорожкам, объезжая бесконечную грязь и лужи. Нет, юбка в любом случае будет испорчена, даже если не вымажется в смазке - непременно соберет на себя все брызги этой вездесущей жижи. И вот что, если разобраться, на мне еще могло быть одето? Я собиралась в библиотеку. Согласно существующим правилам приличия, в общественных местах - на работе, учебе, в библиотеках и музеях, театрах и ресторанах - женщинам следовало появляться только в юбках. Причем нужной длины. Но на спорт и отдых это правило не распространялось. И потому смотрелась я сейчас в своей юбке на велосипеде столь же нелепо, как выглядела бы на лекции в тех обтягивающих брючках, в которых отплясывала на последнем Регинкином дне рожденья.
   Но постепенно езда увлекла меня. Дорожки петляли - то влево, то вправо, то вверх, то вниз, и ветер свистит в ушах на спуске, и ноги все ощутимей болят на подъеме, и где мне взять вампирскую грацию, чтобы не свалиться, завязнув в грязи, в какую-нибудь лужу. Да еще бы не потерять его на всех этих поворотах, вон как мчится наш мальчик Антоша, словно крылья за спиной хлопают.
   Наконец, на высоком берегу Большого пруда, он остановился и слез с велосипеда, поджидая меня. Через пару секунд я притормозила рядом - раскрасневшаяся, уставшая, но довольная, и он не мог этого не заметить.
   - Ну вот, а говорила - библиотека. Пойдем, присядем ненадолго, хоть дыхание выровняешь.
   Он повел меня к небольшому деревянному домику над прудом. Зимой им пользовались как раздевалкой любители подледного плавания, а сейчас он был пуст и заперт, и вокруг тоже не было ни души, словно мы единственные забрались сегодня в этот дальний уголок парка. Дверь домика выходила на широкий деревянный настил, от которого вниз, до самой воды шли ступеньки. На солнце доски прогрелись и высохли, и было отчетливо видно, что за все последовавшие за заморозками дни на них не ступала нога человека.
   Мы прислонили велосипеды к стене, и расположились на настиле, свесив ноги на ступеньки, глядя на поблескивающую на солнце поверхность пруда, на далекий противоположный берег, шумный и многолюдный. Там, почти у самой воды расположились детские площадки, батуты и карусели, там стояли в рядок лотки с пирожками и мороженым, воздушными шарами и игрушками, дымили многочисленные закусочные, соблазняя гуляющую публику ароматами жареного мяса. На нашей стороне пруда не было ничего. Кроме этого домика, ковра засохших листьев под ногами да сплошной стены вековых деревьев.
   - Наверное, ты помнишь эти деревья еще саженцами, - проговорила, поддавшись настроению.
   - Здесь всегда был лес, - не согласился Анхен, - его просто облагородили, проложив дорожки, да запрудив речушку, что протекала по дну оврага. А на той стороне - да, и саженцы, и торжественная закладка главной аллеи, и гордые речи, полные похвальбы и надежды. Меня приглашали на открытие.
   - Сколько тебе лет, Анхен?
   - Восемьсот шесть.
   - И кого вы сожрали на последнем юбилее? - не смогла удержаться, хоть и чувствовала, что сейчас все испорчу.
   - Это очень личные воспоминания, и я не уверен, что хочу ими делиться, - ответил он совершенно спокойно.
   - Хорошо, вопрос неправильный, допустим. Но ты можешь мне честно сказать: как часто ты убиваешь людей? Не тех, которыми тебя угостили, а сам, лично?
   - Одного-двух в год. Иногда никого, иногда и больше - зависит от конкретных людей и ситуаций.
   - И это считается нормальным? Ну, по вашим, вампирским нормам.
   - Да, вполне. Кстати, и по вашим тоже, хоть это и не афишируется. Ваши правители здорово боятся перенаселения, ведь расширяться вам особо некуда.
   - Какая глупость, у нас есть множество незаселенных территорий. А у вас и того больше. Насколько я помню географию, непроходимые леса к востоку от вашего Города тянутся на тысячи километров. В случае перенаселения сможете и подвинуться.
   - Нет, какие наглые проворные человечки. Не успели обрести свободу, а уже жаждете заполонить собой всю землю, - засмеялся он. - Но правда в том, что никто не жаждет выделять средства на развитие и заселение новых земель в вашей счастливой стране. Вашему правительству удобней, чтоб в этом просто не возникало необходимости. Что же касается идеи заселения людьми части наших восточных территорий, с последующей придачей им статуса суверенного государства, то такой проект уже рассматривался Высшим Советом Вампиров, и был одобрен, хотя и отложен на далекую перспективу.
   - А ты мне можешь объяснить: зачем вам это? Зачем вы возитесь с нами, помогая развивать науку и повышать уровень жизни?
   - Ну, во-первых нам просто нравится создавать, смотреть, как из саженцев вырастают деревья, а из вчерашних полуразумных существ, едва владеющих речью, вырастают инженеры и биохимики.
   - А во-вторых? - потребовала я, увидев, что продолжать он не собирается.
   - А во-вторых тебе не понравится.
   - А ты обещал отвечать честно.
   - Но я не обещал рассказывать абсолютно все.
   - Неправда! Ты обещал ответить на все вопросы, которые мне придет в голову тебе задать.
   - Хорошо, сама напросилась. Причина в том, что ваша кровь вкуснее. Чем более разумной, полноценной жизнью живет человек, чем больше у него знаний, навыков, реализованных и нереализованных желаний, тем богаче и насыщенней вкус его крови. И потому, как бы ни были полны наши загоны и стойла, мы всегда будем приходить к вам, и пить вашу кровь, порой забирая ее вместе с жизнью. А знания и навыки - это единственное, чем мы можем с вами за это расплатиться. К вашей и нашей выгоде. Такой ответ засчитывается?
   - Он больше похож на правду.
   - Он так же правдив, как и первый. Почему ты хочешь отказать нам в стремлении к красоте и гармонии?
   - Потому что в убийстве человека нет ни красоты, ни гармонии.
   - Это не убийство, дурочка, это воссоединение. Твоя кровь сливается с моей кровью, твоя душа навеки становится частичкой моей души, обретая мое бессмертие, а пустая телесная оболочка просто становится не нужной, вот и все.
   - Но я не хочу ни с кем сливаться. Не хочу быть частью чьего-то бессмертия!
   - Сейчас - возможно. Твое право. Всегда есть достаточно тех, кто хочет.
   Я вспомнила маму, ласково глядящую нам вслед.
   - Или думает, что хочет. Потому что кто-то заставил его так думать.
   - Или думает. Постарайся понять простую вещь: мы сильнее вас. Психологически, ментально. Наш разум подавляет ваш самим фактом своего нахождения рядом. Не потому, что мы прилагаем к этому усилия. Напротив, усилия приходится прилагать, что бы не подавлять, чтобы услышать от любого человека, с которым я общаюсь, не мои мысли, а его собственные. Усилия приходится прилагать, чтобы ваше свободное и независимое государство действительно было таковым, чтобы ваши правители не бежали к нам за советом по самому ничтожному поводу, чтобы ваши медики действительно разрабатывали свои методики лечения, свои лекарства, методы диагностики, наконец, а не смотрели мне в рот, пытаясь угадать, какой ответ будет правильным. Вот как при таком отношении ты хочешь, чтобы мы не считали вас продолжением себя? Не считали возможным взять любого из вас в любой момент времени? Если вы сами ничего другого хотеть не в состоянии? Ведь, как я уже сказал, вы бесконечно вкуснее тех, кто принадлежит нам по праву. Так что мы еще сдерживаемся. Который век уже сдерживаемся, и все ждем, что из вас все-таки получатся разумные люди.
   - Мне всегда казалось, что мы уже разумные люди. И если бы вы оставили нас совсем, то возможно, нам бы и не понадобилась ваша помощь.
   - Ага, и сидели бы вы голые, ждали, когда молния с неба ударит, чтобы хоть костер развести да обогреться. Нам это зачем? Вы - хоть ты как изводись - наша пища. У вас свой интерес, у нас свой. По-моему, симбиоз получился весьма органичный. К немалой выгоде сторон.
   - А твой дружок говорил, что вы и без нас не голодаете, а мы так, на десерт.
   - На десерт, на обед, на перекус. Я подолгу живу в вашей стране, и пью - и пил, и буду пить - вашу кровь у многих и часто, и все они живы и здоровы, и весьма довольны, что им так в жизни повезло: ощутить укус вампира, поделиться с ним своей кровью.
   - Да, здорово. А как же те один-два, которых ты все же убиваешь?
   - Так, как я уже говорил: умирают, сливаясь со мною в вечности. И становясь куда более счастливыми, чем те, у кого я просто попросил каплю крови для поднятия настроения.
   - Отпусти меня домой, пожалуйста, - мое настроение было безнадежно испорчено.
   - Я настолько тебе неприятен?
   - Не знаю. Просто, чем больше я задаю вопросов, тем отчетливей понимаю, что не слишком хочу знать ответы.
   - Мне казалось, ты хочешь понять.
   - Я не смогу этого понять. Скажи, а где-нибудь, быть может, очень далеко, есть земли без вампиров?
   - Есть земли без людей. Этот мир принадлежит вампирам.
   -Жаль, - я откинулась на доски, чтобы видеть только небо. Но все равно видела и его. - А ты не мог бы снять эту дурацкую шапку, и так рассказываешь какую-то мерзость, еще и выглядишь, как...
   Он снял.
   - Так лучше?
   - Наверное. И хвост из куртки вытащи, ты все равно не похож на Антона. Ни у одного Антона в мире нет в голове такого количества... - я задумалась, как покорректней выразить свое ощущение от его рассказов.
   - Я говорил, что Антоном я быть не могу, разве что казаться, да и то недолго.
   - Жаль... - я постаралась смотреть только на облака. Облака были где-то невообразимо высоко и столь тонкие, что сквозь них проглядывала синь небес. А Анхен был совсем рядом, и я могла бы коснуться его рукой. Но касаться его мне совершенно не хотелось, он казался куда более чуждым, чем облака в поднебесье. Он и не претендовал. Просто сидел, разглядывая водную гладь, а может, берег на той стороне. Его собранные в хвост черные волосы свисали вдоль спины, более не скрываясь от посторонних взглядов. Никакой особенной "вампирской" заколки в них не было, обычный черный шнурок, завязанный в узел. Попыталась вспомнить, была ли заколка у Лоу во время нашей последней встречи, но поняла, что совершенно не обратила на это внимания. Как-то было не до того. А сейчас стало любопытно.
   - Анхен, а вампиры носят серебряные заколки?
   - Разные носят, если костюму соответствует. Это ты к чему?
   - Ну, наши мальчики, что под вампиров косят, все как один закалывают свои хвосты такими особенными трубчатыми заколками. Стало любопытно, откуда это взялось.
   - Понятно. Подобные заколки были в моде лет двести тому назад. Только они были не серебряные. Их делали из платины и инкрустировали проволокой еще более дорогих металлов. Это было связано с открытием ряда месторождений. Тогда в нашем обществе была определенная эйфория, всем казалось, что находка позволяет удачно решить одну техническую проблему, что мучает наших лучших специалистов не одну сотню лет. Заколки с использованием металлических нитей, полученных при разработке этих месторождений, были сделаны для всех Высших вампиров, и мы носили их с гордостью, как символ нашей скорой победой над костной материей. Ну а поскольку только Высшим вампирам разрешено появляться в Стране Людей, то и создалось впечатление, что подобные заколки - просто неотъемлемая часть вампирского облика. И появились подражатели. А с годами все так привыкли, что даже не замечают, что вампиры давно уже не носят тех заколок.
   - Что, надежды не оправдались? Или старые свершения стали с годами не слишком-то важны?
   - Надежды не оправдались. Оказалось, что наличие у нас в необходимом количестве редких металлов проблемы не решает. Нужно что-то еще. Или что-то совсем другое. Годы идут, а мы так и не можем найти ответ.
   - Это настолько важно? - я даже приподнялась и уселась рядом, настолько он меня заинтриговал. Всезнающие вампиры столетиями не могут решить какую-то проблему!
   - Это важно настолько, что даже был создан специальный научный институт, в котором над решением проблемы бьются не только наши, но и человеческие ученые.
   - Совместно? Никогда о таком не слышала. Мы же для вас не достаточно развитые, нам до ваших технологий еще расти, как до неба.
   - Возможно, проблему решат совсем другие технологии. Те, мимо которых мы в свое время прошли. Тут не до гордости, был бы результат.
   - Но в чем проблема-то, так и не скажешь?
   - Так и не скажу. Это секретные разработки, и сам институт находится по нашу сторону Бездны.
   - Но...ведь с той стороны Бездны не возвращаются. Или здесь сделано исключение?
   - Из этого правила нет исключений. Как я уже говорил - это действительно настолько важно.
   Попыталась как то осмыслить услышанное. Ничего себе заколочка. Для нас - символ вампирской моды, а для них, оказывается, просто памятник несбывшихся надежд.
   - И у тебя такая была?
   - Конечно, я же Высший. Впрочем, почему была? Она и сейчас где-то валяется. С веками мой дом все больше превращается в склад.
   Особенности его дома меня сейчас не привлекали. Интересней было другое. Для меня вампиры всегда были - просто вампиры. А они, оказывается, как-то делятся.
   - Анхен, если ты Высший, то значит, бывают и другие, низшие...
   - Есть Низшие, есть Младшие, но ты никогда не встретишь ни тех, ни других, потому что по эту сторону Бездны им появляться запрещено. А на нашу сторону ты вроде не собираешься.
   - Не собираюсь. Анхен, а почему об этом нигде не рассказывают? Ну, про Высших, Низших и прочее. Или это очередная вампирская тайна?
   - Это не тайна, просто никому не интересно. Есть книги, они стоят в библиотеке в открытом доступе, и про социальное устройство вампиров, и про политическое, и про нашу историю, и мифологию, все, что хочешь. Только их никто не читает, разве что студенты-историки. А на исторический, сама знаешь, какой конкурс: полтора человека на место. Так высоко в вашем обществе стремление к познанию чего-то, что не касается впрямую ваших насущных проблем. А о вампирах вообще принято исключительно мечтать, вздыхая сладострастно, а не вникать, на кого они там делятся, и делятся ли вообще, или другим каким способом размножаются.
   А вот на это не поведусь, даже и не мечтай.
   - И что же вы делаете у нас так долго, куратор, раз вы так сильно презираете людей?
   - Я вас не презираю, просто отчетливо представляю себе ваше место в эволюционной цепочке. Вы значительно разумней собак, я не спорю, но далеко не настолько, как вам самим это кажется. Что до меня, то должен же вас кто-то учить и лечить, не то перемрете все, как дикари в наших восточных лесах.
   - Какие дикари?
   - Обычные, человеческие. Их оставили в покое, как ты мечтаешь для своей страны. Да только за прошедшее тысячелетие они так и не вышли из первобытного состояния. Не то, что городов - поселений-то толком нет, да и перемерло большинство от болезней да эпидемий. Еще лет 30 - 50 и вообще никого не останется. Неудачный эксперимент.
   - Зачем ты рассказываешь мне все это? Думаешь, мне приятно слушать и понимать, что вы столетиями врете нам про свободу и торжество разума, а сами просто организовали экспериментальный заповедник по выращиванию вкусной и питательной биомассы.
   - К вашей и нашей выгоде. Не думаю, что ты предпочла бы жить в загоне с теми, чьим предкам не так повезло, когда определяли степень их разумности. Ты рассуждаешь так, словно мы вас поработили, хотя все было прямо наоборот.
   Я молчала. С самого детства нам твердили, что мы рождены свободными, разумными, а потому нет границ для полета нашей фантазии и торжества нашего разума. И мы вырастали, считая это аксиомой, не замечая, что границы были. Вот хотя бы территориальные - так ведь просто незыблемые. С запада наши земли ограничивали горы. Они тянулись от Северного, покрытого вечными льдами, моря до жарких южных пустынь. Более двух с половиной тысяч километров нескончаемых каменных стен, украшенных снежными шапками, едва различимыми среди облаков. Горы были основным источником наших богатств, ибо каких только месторождений там не разрабатывали, но они же являлись и непреодолимой преградой, ведь пути через них не было. В этом были, конечно, свои плюсы, за горами располагались земли вампирского народа, куда менее цивилизованного и не склонного рассматривать людей в качестве полноправного партнера по освоению мира. Но никакой полет фантазии торжествующего разума сдвинуть эти горы был не в силах. Ни жаркие пустыни юга, ни вечные льды сурового севера возможностей территориальной экспансии нам так же не сулили, и даже отправка исследовательских экспедиций в те области казалась всем крайне непродуктивным использованием людских ресурсов. Ну а на востоке, как известно, раскинулась Бездна. Она тянулась, словно глубокая незаживающая рана, с вздыбившимися вверх уродливыми рваными краями. Тянулась, подобно Великим Западным горам, с севера на юг, ограничивая наши земли от и до, но являясь этим горам абсолютной мистической противоположностью. Горы были сурово материальны и бесконечно высоки, Бездна же была пустотой, отсутствием всего и уходила вниз на те же бесконечные тысячи метров. А за Бездной стоял Город, наш потерянный рай, наша древняя прародина. В который можно вернуться лишь однажды, и лишь так, как это сделала Лизка. Нет границ у человеческого разума, но мы закованы в границы территорий, нам даже всю землю не обойти. Узкой лентой тянулась наша страна, зажатая между горами и Бездной, стиснутая ими в страстных железных объятиях. Одна радость, что вытянулась она с севера на юг, хоть климатических поясов - воз и маленькая тележка, представить можно, как же жизнь на земле изменчива. Представить. Но до конца никогда не познать. И от нежной опеки вампиров вовек не избавиться. Потому что они вообще никогда не считали нас разумными.
   Я снова легла, и стала глядеть, как солнце просачивается тоненькими лучиками сквозь сосновые иглы.
   - Ты когда-нибудь был по ту сторону Западных Гор?
   - Случалось, - он тоже лег на нагретые солнцем доски, совсем рядом со мной, но ничем меня не касаясь, и смотрел лишь на небо, почти лишенное в этот день облаков.
   - Во время войны? - я знала из истории, что они долго воевали с теми вампирами, что жили от нас на западе, а потом заключили мир, объявив горы непересекаемой границей на веки вечные.
   - Не только. Потом просто путешествовал.
   - А как же запрет появляться в западных землях?
   - А зачем ходить с плакатом "я с востока"? Они охраняют только границу, а стоит отъехать на сотню километров вглубь - и никто уже не помнит о той войне.
   - И ты много где побывал?
   - Да, более чем.
   - И как?
   - У нас лучше. Поэтому я и вернулся.
   - Мне бы тоже хотелось увидеть мир.
   - А ты уже объехала всю страну? Начни с малого. У вас существуют тысячи туристских маршрутов и миллионы мест, которые стоит увидеть.
   - А мне бы хотелось увидеть море.
   - Северное - оно тоже море. И в июле там даже можно купаться. Немного прохладно, но можно.
   - Тебе легко говорить. При желании ты можешь купаться в любом. А я - если только очень повезет. И то - исключительно в Северном.
   - Ну, мне тоже приходилось прикладывать определенные усилия. У нас довольно напряженные отношения с соседями по всей протяженности наших границ. И официально мы этих границ не пересекаем. Поскольку требуем того же от всех наших соседей. Если б меня поймали, Владыка скорее отрекся бы от меня, чем стал бы спасать мою глупую голову.
   - Но он знал, что ты путешествуешь, или ты уехал в тайне?
   - Я уехал молча. Но он знал. На то он и Владыка.
   - Ты мне расскажешь про южные моря?
   - Самые южные? Они похожи на Северное: холодные и полные льда.
   - Не смешно! - я резко села и взглянула на него сверху вниз. - Может, нам и не суждено путешествовать, но всеобщую географию мы в школе учим, хоть и не так подробно, как родную. Я имела в виду те, что ближе к экватору.
   Он лежал, лениво закинув руки за голову, лукаво поблескивая на меня своими космическими глазами.
   - И вот что ты все время злишься? Как дикий зверек, честное слово.
   - Так ты расскажешь?
   - Пожалуй. Если ты перестанешь скакать, как дикая белка, приляжешь рядом и положишь голову мне на грудь.
   - Анхен!
   - Хорошо, на живот. Ты права, так тебе будет мягче. И позволишь гладить тебя по волосам.
   - Анхен, прекрати, мы так не договаривались! И вообще, это что - твой очередной "смелый эксперимент"? Зачем?
   - Хочется. Красивый день, красивое место, красивая дева рядом - что еще надо для счастья?
   - Анхен, прекрати надо мной издеваться. Ты просто не хочешь ничего рассказывать!
   - Неправда. Просто я хочу рассказывать тебе. А я не чувствую тебя, ты для меня как голос в телефоне: фантом, мираж. Понимаешь, любого человека я ощущаю изнутри: каждое движение его мысли, каждый порыв его души. Он словно состоит из крючков, за которые я держу его. А у тебя нет крючков, и мне не за что зацепиться. Невольно хочется коснуться, чтоб убедиться, что ты существуешь.
   - Так коснуться, а не "голову на грудь".
   - Вот тебе действительно это так неимоверно сложно?
   Я вздохнула, поддаваясь обаянию его искренности, хоть и не веря в нее до конца. Потом все же сделала, как он просил: улеглась боком на доски, развернувшись к нему лицом и положив голову ему на живот. Одной рукой он взял меня за руку, другой осторожно провел по волосам. Я не возражала.
   И он, не спеша, заговорил. О далеких теплых морях, обдающих водопадами пенных брызг. О затерянных в этих морях островах, усыпанных чистейшим белым песком. О разноцветных коралловых рыбках и причудливых раковинах, что вечно хранят в своей извилистой глубине шум породившего их моря.
   Его рука легко скользила по моим волосам, а я жмурилась, как котенок, убаюканная его словами и его лаской, и только слегка опасалась, что он сделает что-то, что нарушит очарование момента, заставит меня вставать, вырываясь из кольца его рук. Потому что мне бы хотелось остаться так вечно.
   Стоп! Что за безумные вампирские фокусы? Еще минут десять, и я, пожалуй, захочу умереть, лишь бы не покидать его сладких объятий!
   - Отпусти меня! - стремительно села.
   - Я тебя не держу, - он смотрел слегка удивленно, - что опять не так?
   - Ты делаешь это специально! Топишь меня в своем вампирском обаянии, лишая воли и способности разумно мыслить!
   - А может, я тебе просто нравлюсь? Без всякой вампирской магии, обычно, по-человечески?
   - Так не бывает.
   - Это еще почему? Даже если б я не был вампиром, я все равно был бы весьма привлекательным молодым человеком противоположного пола. Юным девам свойственно влюбляться.
   - Что за чушь! Да и вообще, с чего ты взял, что ты "весьма привлекательный"? Самый обычный. Убери всю твою вампирскую ауру - и второй раз не взглянешь. Вот дружок твой - он да, красавец писаный, даже будь он обычным парнем с такой внешностью, за ним бы толпами девчонки бегали.
   - Правда? - Анхен смотрел куда-то в небо, и насмешки в его голосе не было.
   - Можно подумать, раньше тебе этого не говорили.
   - Ты и представить себе не можешь, сколько есть в мире вещей, о которых мне никогда не говорили. Даже я сам с трудом себе это представляю. Потому и брожу тут с тобой, чтобы понять, что же нового можно услышать, когда человечек говорящий.
   Очередной наезд на людей вообще и себя в частности решила пропустить, интересней было другое:
   - Нет, ну ладно, на людей так действует твое вампирское обаяние, что они не то, что говорить, соображать объективно не могут. Но вампиры? Или ты с вампирскими девами не общаешься, чтоб самолюбие не ущемлять? - не смогла не съязвить в конце.
   - А для вампирских дев я слишком выгодный жених, это затмевает любые мои недостатки.
   - Тебе восемьсот лет, и ты все еще жених? - пока он не заговорил об этом, я даже как-то не задумывалась о его семейном положении, а ведь у него, наверно, и пра-пра-правнуки давно женаты.
   - Мы не моногамны, - он пожал плечами, - сейчас жених.
   - Сейчас? - попыталась уточнить.
   - К чему тебе такие подробности? - легко оттолкнувшись от настила, он тоже сел, вновь приблизившись ко мне. - Вампиры женятся на вампиршах, человеческие мальчики - на человеческих девочках, и никак иначе. Перекрестного опыления не бывает, межвидовые браки самой природой не предусмотрены. Единственный вид любви с вампиром - это быть выпитой им до последней капли.
   - Зачем ты мне это говоришь?
   - Из опасения, что мои действия введут тебя в заблуждение. Я не ухаживаю за тобой, и позвал не на свидание. Мне было интересно пообщаться с тобой в неформальной обстановке, потому что, как я уже говорил, ты уникальна. Но, сколь бы ты не любила кошек, ты никогда не признаешь их равными людям, даже если одна из них начнет говорить человеческим голосом.
   - Я больше люблю собак. И ты напрасно волнуешься. Единственное объективное чувство, которое определяет мое отношение к тебе, это страх. Да, в какие-то моменты я могу чувствовать симпатию к тебе, дружеское расположение, а если ты снова меня обнимешь, мне может даже показаться, что я готова сидеть с тобой в этом парке вечно. Но если убрать весь флер твоего вампирского обаяния, останется - только страх. Ну, а то, что все мы для тебя, для всех вас - только кошки, я уже поняла, можно больше не повторять, спасибо.
   Я отвернулась от него, нахохлившись. Стало зябко. Солнце могло светить сколь угодно ярко, но это был почти ноябрь.
   Он притянул меня спиной к себе, заключая в кольцо своих рук:
   - Сейчас ты скажешь, что тебе не холодно, а мне вдруг захотелось тебя согреть. Прости, я не хотел тебя обижать, и мне жаль, что я так тебя пугаю.
   - Мне холодно, - не подтвердила я его опасений. И откинула голову ему на плечи, хотя он, похоже, ждал, что я начну вырываться. - И голодно. И я устала. И хочу домой. И вообще ничего уже не хочу.
   - Верю, - он легко коснулся губами моего виска. - Ты сейчас очень похожа на бедное дитя, до смерти замученное злым вампиром. Поехали, сдадим велосипед, и я отведу тебя в одно хорошее, уютное кафе совсем рядом с парком.
   - Что, там кровь подают прямо в хрустальных бокалах? - не смогла удержаться от насмешки.
   - Кровь в бокалах - как это пошло! Никогда, пока на свете есть живые люди, - я не сразу поняла, шутит он или всерьез, даже обернулась, чтоб взглянуть в его лицо. Он слегка усмехался. А потом добавил уже серьезно, - у людей есть нелепая привычка обсуждать за едой важные дела и принимать судьбоносные решения. Так что порой приходится присутствовать и в таких заведениях, и даже разбираться в качестве кухни, хоть и используя при этом чужой опыт.
   - А вампиры за едой дела не обсуждают?
   - Минуй нас, бездна! Мы дела с удовольствиями не смешиваем.
   - А еда для вас удовольствие? То-то вы ее столь активно смешиваете с сексом.
   - Я слышал, даже у людей еда и секс дарят самое сильное наслаждение. Просто вы менее совершенны, и поэтому каждое из этих удовольствий вынуждены испытывать отдельно.
   - А вы, похоже, просто не в состоянии испытывать их по отдельности. Так что еще большой вопрос, кто из нас более совершенен.
   - Заблуждение. В состоянии. Просто людям всегда хочется большего, чем просто отдать свою кровь, и они не любят афишировать, что ничего другого у них не взяли.
   - И как всегда виноваты люди!
   - В чем? Что тебе не сообщили подробностей? Ну, у тебя есть уникальный шанс познать все на собственном опыте, - он явно опять начал забавляться.
   - Так, я не поняла, - вывернулась из его рук и решительно встала. - Ты только что приглашал пообедать меня или пообедать мной?
   - Ну-у, - он тоже поднялся, - выбирать тебе, а я соглашусь с любым из озвученных вариантов.
   Почему-то очень хотелось спуститься вниз, к самой воде, и опустить в нее руки. Хотя вода, наверное, уже ледяная, и руки сразу замерзнут. И я побрела следом за Анхеном к велосипедам, и мы уехали прочь, запетляв аллеями. А минут через десять езды я вдруг поймала себя на мысли, что воду не потрогала - словно и на берегу не была, будто пруд был просто картинкой, нарисованной на далекой стене. Но сухие листья, шуршащие под колесами, были реальны, и солнечные лучи, пробивающие сквозь ветви, тоже были реальны, как и фигура черноволосого велосипедиста, мелькающая впереди. Что я делаю с ним в этом парке, почему не отстану, не уеду прочь на первом же повороте? А главное: ему это все зачем? Почему он так бездарно тратит свой выходной - на прогулку с первокурсницей, которая не готова ни кормить его, ни ублажать? Неужели и вправду настолько наскучило всеобщее обожание?
   Анхен чуть притормозил, позволил мне поравняться с ним, и спросил:
   - Мы поедем напрямик через мост или в объезд вокруг пруда?
   - Через мост.
   Я чувствовала себя усталой. Слишком давно я каталась на велосипеде в последний раз. Кажется, лет в двенадцать в деревне у бабушки.
   - Там много народа. Ты точно ни в кого не врежешься?
   - Я езжу настолько плохо?
   - Не знаю, тебе видней.
   Он вновь умчался вперед, предоставив мне его догонять. Интересно, вампиры вообще не устают, или это лично он такой тренированный?
   Мы свернули на аллею, ведущую к мосту. Она чем дальше, тем сильнее шла под уклон, и я начала было радостно наращивать скорость, но здесь уже гуляли люди: и парами, и группами, и с колясками, и с дитями, эти коляски переросшими. Пришлось притормаживать, лавируя меж ними, а Анхен резво удалялся все дальше, ловко огибая препятствия не снижая скорости. Аллея резко обрывалась лестницей, круто уходящей вниз, и в какой-то миг мне показалось, что он просто спрыгнет с нее вместе с велосипедом, слетит, пользуясь данным от природы умением. Но он резко затормозил почти у края верхней ступеньки, поставил велосипед поперек и стал смотреть, как я приближаюсь. Между нами были еще какие-то люди, его велосипед им мешал, но они молча обходили его, обтекали, словно вода преграду, а он обращал на них внимания не больше, чем камень - на текущую вокруг воду.
   Я приближалась медленно, все время тормозя и борясь с искушением пройти крутой склон пешком. Но доехала почти до его колеса.
   - Ты же мешаешь проходу, - укорила, спрыгивая на землю.
   - Зато уверен, что ты не кувыркнешься с лестницы и не сломаешь шею.
   - Да вроде большая уже девочка.
   - Вроде, - двусмысленно согласился он, развернул велосипед и начал спускать его по узкому рельсу, положенному поверх ступенек специально для подобного транспорта. Я спустилась на мост следом за ним и пошла пешком, везя за собой велосипед. Мост был достаточно узок и заполнен людьми. Собственно, это был даже не мост, а проход по гребню плотины, создавшей Большой парковый пруд. Слева плескалась вода, а справа был устроен летний театр. Его скамьи широким амфитеатром расположились на склонах оврага, а в самом низу была установлена сцена, по которой сейчас бегали какие-то дети.
   Анхен тоже предпочел пройти этот отрезок пешком. На берегу мы вновь сели на велосипеды и поехали по той самой набережной, на которую смотрели, отдыхая возле запертого домика. Здесь было еще многолюдней, сновали дети на велосипедиках, кого-то катали на пони. Пришлось ехать еще более медленно и аккуратно.
   - Лариса! - вдруг окликнули меня от одного из многочисленных столиков, расположившихся вокруг небольшого шатра придорожной забегаловки, - эй, Ларка, привет!
   Я оглянулась на голос, и тут же увидела Петерса. С ним был Марк, еще какой-то незнакомый парень, девчонки. Радостно помахала им рукой и собралась было поскорее проехать дальше, но Анхен остановился и слез с велосипеда.
   - Ты куда? - удивилась я.
   -Это, кажется, твои друзья, и они рады тебя видеть.
   - Да, в школе вместе учились.
   - Вот и пойдем, пообщаемся. Ты ведь все равно собиралась обедать.
   - А ты обещал мне уютное кафе. Решил сэкономить?
   - Ага, - он был настроен весьма решительно, и пришлось слезать, и покорно идти к столику. Ну вот и что они теперь обо мне подумают?
   - Обычно девушки гордятся, что их застали в моем обществе, - ухмыляясь, шепнул мне на ушко Анхен.
   - Вот и гулял бы с теми, кто гордится, - буркнула я в ответ. - Вот что я им теперь скажу?
   Ответить он не успел, мы уже подошли, и Петерс, вскочив, радостно меня облапил:
   - Ларка, привет! Как я рад тебя видеть, ты не представляешь!
   Бодро протянул руку Анхену:
   - Рад знакомству, Петр, можно Петерс. Мы с Лариской вместе в школе учились, с выпускного не виделись, - тут он, наконец, осознал, с кем разговаривает, лицо его чуть изменилось, а протянутая рука дрогнула.
   Но Анхен уже пожимал ее, невозмутимый, с обаятельной открытой улыбкой на устах:
   - Очень рад познакомиться с друзьями Ларисы. Я Анхен. Мы будем рады, если вы пригласите нас за ваш стол, Лариса проголодалась, и мы как раз искали место, где пообедать.
   - Да-да, конечно, присаживайтесь, - и вот компания уже двигается, освобождая нам место, Анхен пожимает руку Марику, и третьему парню, выясняя, что зовут его Артем, затем раскланивается с девами. Они краснеют и млеют под его чарующим взглядом, парни тоже под впечатлением от встречи с настоящим вампиром. Но прежде, чем повисает неловкая пауза, Анхен произносит:
   - Здесь ведь самообслуживание? Пойду добывать еду. Ларис, ты будешь, как ребята, мясо?
   - И салат, - если уж изображать подружку вампира, так хотя бы капризную.
   Он откровенно смеется:
   - Для тебя - даже салат, - и скрывается в шатре, весьма довольный собой.
   И тут компанию прорывает:
   - Ну ты, мать, даешь, - пораженно качает головой Петерс, - и где ты их только находишь?
   - Да они все больше сами находятся, - развожу руками. Что тут еще скажешь. Невиноватая я.
   - А он что, правда, настоящий вампир? - завороженно вопрошает одна из девиц, Катя, кажется.
   - Конечно, вампир, разве ты не чувствуешь, разве не видела, какие у него глаза? - забивает ее другая, чьего имени я не запомнила, и поворачивается ко мне, - а у вас с ним уже было? И каково это, сладко?
   - А у тебя с кем-нибудь из этих парней уже было? - киваю на сидящих за столом. - И в какой позе вы предпочли это сотворить, не поделишься?
   Девица злобно вспыхивает, Петерс смеется:
   - Девочки, не ссорьтесь, к чему нам такие подробности? Ларка, расскажи лучше: ты как, где?
   - Где и хотела. В универе, на медицинском.
   - Да? А мы все там же на геологоразведочном. А вампир твой откуда?
   - И вампир с меда. Только он не мой, свой собственный. И у тебя все еще есть шанс.
   - Ты в главном здании бываешь хоть иногда? - Петерс, похоже, принял мои слова всерьез.
   - Пока не доводилось. Мы все у себя, в пятом корпусе, да по больницам.
   - А у нас по средам - в главном все лекции, если вдруг будешь забегать, то мы на большой перемене всегда в столовке.
   Ответить я не успела - вернулся Анхен. Если и была в том шатре очередь - она явно вся попадала в обморок при его приближении, а весь персонал носился как угорелый, выполняя его заказ в робкой надежде на его благодарную улыбку. По-другому объяснить скорость, с которой ему удалось "раздобыть еду" я не могла.
   Он поставил передо мной тарелку с дымящимся мясом и салатом, и водрузил на середину стола огромный жбан пива:
   - Мне показалось, было бы не правильно себя ограничивать.
   Компания заметно оживилась. Еще бы, в этом возрасте ограничивает разве что отсутствие денег.
   - А вы тоже пьете пиво? - наивно поинтересовалась Катя.
   - Пиво я обычно разливаю, - невозмутимо ответил Анхен, ласково глядя в ее синие очи, - а пью я потом и совсем другие напитки.
   Дева смущенно ахнула и опустила глаза, я расхохоталась. А Анхен действительно разлил по стаканам пиво - на всех, и даже себе налил полстакана, для поддержания компании, видимо. Да, а со мной за чаем тогда посидеть не захотел. Хотя - тогда б могли и две чашки пострадать.
   Я поймала себя на мысли, что мне сейчас хорошо, объективно хорошо, без всяких вампирских штучек. Я сидела в теплой компании почти забытых, почти потерянных друзей, ела сочное мясо, запивала пивом, хмелела. И даже наличие вампира рядом меня не смущало. Тем более, что он бодро обсуждал с компанией проблемы добычи полезных ископаемых, вероятность того, что и в наших горах будут найдены залежи алмазов, и целесообразность геологической разведки в приполярье. При этом не забывал подливать всем пива, непременно чокался, поддерживая тосты, и даже подносил свой стакан к губам. Ну, а то, что при этом он не пил из него ни капли, никого, похоже, не расстраивало.
   - Все это ерунда, - вдруг заявил молчавший до того Артем, - скажите Анхен, а что вы знаете о Бездне?
   - О Бездне? - Анхен стал очень серьезен, - похоже, сегодня это вопрос дня.
   Да? Странно, я его о Бездне вроде не спрашивала...
   - Бездна очень жестока к тем, кто пытается узнать ее тайны. За все, что мы знаем о ней, заплачено жизнями ее исследователей, а знаем мы все равно немного. Знаем, что она образовалась на месте русла большой реки. В результате серьезнейшего катаклизма, который мог погубить всю планету.
   - Да, считается, что туда упал метеорит, и войди он чуть глубже, он бы мог расколоть всю землю, - встрял Марик.
   - Возможно, метеорит, - согласился Анхен, - а возможно, раскол шел изнутри, что гораздо серьезнее, потому как понимание сути этого процесса у нас отсутствует, а потому нет гарантии, что продолжения не будет.
   - Даже вампиры не знают? - удивилась Катя.
   - Даже вампиры. Насколько я знаю, на вашем факультете есть кафедра, которая специализируется на вопросах, связанных с геологией Бездны, но внятных ответов по существу нет и у них.
   - Да, я знаю, я, собственно и пошел на этот факультет только ради геологии Бездны, - признался Артем, - я с самого детства мечтал когда-нибудь спуститься туда, к самым ее глубинам.
   - Спуститься туда не сложно, - Анхен Темин энтузиазм явно не разделял, - вот подняться обратно - шансов практически нет. Знаешь, Артем, как вампир и ученый я обязан пожать тебе руку и пожелать успехов в будущих научных исследованиях. Но как приятель, угощающий тебя пивом, могу сказать только: выбери другую кафедру. Проблема поиска нефти в приполярье может быть не менее захватывающа.
   Тема становилась слишком мрачной, а Петька в жизни не терпел печальных разговоров.
   - Ну ее, Бездну, в бездну, - заявил он решительно, - Анхен, расскажите лучше о себе. Лара сказала, что вы с меда. А чем вы там занимаетесь?
   - Ну, чем может заниматься вампир на меде? Вопросами научных исследований в данной области. Ну а вообще я практикующий врач, и говорят, неплохой.
   - А какой именно врач? - поинтересовалась девица, чьего имени я не запомнила.
   - Хирург. Самая вампирская профессия: опыт с годами накапливается, а сила и координация не уходят.
   - А как же море крови вокруг? - удивилась Катя.
   - А как же люди работают на кондитерской фабрике? - возразил ей Анхен.
   - Что, настолько привыкаете?
   - И привычка тоже, - согласился Анхен, - но могу открыть тебе одну страшную вампирскую тайну: кровь больного человека абсолютно несъедобна. Как для вас - протухшие продукты в холодильнике. А здоровые люди под нож не ложатся. Так что не болей и поменьше прогуливай физкультуру, а то ни один вампир не укусит, - и он заговорщицки ей подмигнул.
   - А вот вы можете нам сказать, Анхен, - вновь вклинился Петька, - чем Ларка так вампиров привлекает? И полгода не прошло, а я ее уже со вторым встречаю, уж простите за прямоту. Первого она, правда, подружке подарила...
   - Заткнись! - грозно сверкаю на Петерса глазами.
   - А поподробней? - вдруг заинтересовался Анхен.
   - Да на Горе дело было, - охотно пускается в объяснялки Петька. - Появился там один - и сразу к Ларке. Глазами томно сверкает, под ручку берет, о любви твердит и горы золотые обещает. А она над ним посмеялась и подружку вместо себя предложила.
   - Я не знал, - очень тихо говорит Анхен, внимательно глядя на меня.
   - Разве? - я сижу бледная, с опущенной головой, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
   - Кто ж признается, что ему дева отказала? Тем более, даже ты признаешь Лоурэла писаным красавцем. Сам он о себе куда более высокого мнения. И тут такой облом! Конечно, он не стал никому об этом рассказывать... Значит, Лизу ему предложила ты.
   - Прекрати! Сколько можно меня мучить! Я же не знала, что все так...- рыдания душили меня, мне оставалось только выскочить из-за стола и броситься прочь, не выбирая дороги.
   - Что, Ларка все еще страдает о том вампире? - непонимающе уставился мне в след Петерс.
   - Нет, Петя, Лариса винит себя в смерти Лизы, - спокойно объяснил Анхен, поднимаясь. - Нам, видимо, пора. Приятно было познакомиться.

***

   Я бежала прочь, в лес, в самую чащу. Хотя, откуда здесь чаща, это всего лишь городской парк, причем самая истоптанная его половина. Мне хотелось скрыться от всех, но то справа, то слева вечно мелькали какие-то люди, слышались голоса, смех и детские вопли. Подсознательно я, видно ждала, что вот-вот рука Анхена опустится мне на плечо, меня окликнет его голос, и все стремилась убежать подальше, прежде, чем он поймает меня.
   Я выскочила на какую-то тропинку прямо под колеса велосипеда, вскрикнула, отлетела в сторону, дрожа, как загнанный зверь.
   - Дева! Да смотрите же вы, куда несетесь! - голос велосипедиста был мне незнаком. Коренастый дядька в спортивном костюме неодобрительно глянул на меня и поехал дальше своей дорогой.
   И тут только я осознала, что никто за мной не гонится, да, наверно, и не собирался. Я прижалась лбом к какому-то дереву и долго рыдала, не в силах остановиться. "Ты ему предложила. Вместо себя. Подружку. Ему. Вместо себя". Он все равно нашел бы. Кого-то другого. Не Лизку. Не факт, что Лизку. И в этом не было бы моей вины. "Ты ему отдала" - голоса Анхена и Петьки сливались для меня в один бесконечно обвиняющий голос совести. И я все плакала, плакала...
   А потом слезы кончились. И надо было решать, что делать дальше. Вампир от меня, наконец, отстал. Наскучила игрушка, про дела вспомнил. И можно было смело ехать домой. Да вот только кошелек был в сумке, а сумка осталась у мамы, и поездка на автобусе мне не грозила. А пешком было здорово далеко. Был вариант вернуться к компании и попросить взаймы. Петерс не откажет, еще и до дома проводит. Но вот только придется отвечать на вопросы. Говорить про Лизу. На это я была не способна. И потому решительно двинулась к выходу из парка. Солнце еще высоко. Ноги целы. Дойду.
   Заблудиться в этих, знакомых с детства, трех соснах мне конечно же не грозило, как бы я там не бежала куда сломя голову. И потому уже через пять минут впереди замаячили ворота главного входа. А еще через три минуты я сумела разглядеть, что уютно устроившись на скамейке возле самых ворот, меня преспокойно дожидается Анхен.
   Молча подошла и села рядом. Он, так же молча, обнял меня одной рукой за плечи. Так мы и сидели, глядя на солнечные блики на лужах, и молчали каждый о своем. Я молчала о том, что он убил мою Лизку. Он и Лоу. И еще кто-то, не так уж важно кто. Они вампиры. Они убивают, даже если в газетах об этом не рассказывают. Традиции у них такие. Гастрономические. Им было все равно, кого. Не меня - так Лизку, не ее - так кого угодно еще. Это я выбрала за них. И отдала ее - свою подругу, свою сестру, свою любовь. Просто так, ни за что, к слову. Так кто убил ее: я или они? Или мы? Ну и за что я их ненавижу?
   О чем молчал Анхен, я не знала, но он тоже был задумчив и не спешил начать разговор.
   Так и сидели, обнявшись: я да вампир. Зачем вампиру дева?
   - Когда-нибудь ты убьешь меня? - спросила отстраненно, словно о погоде.
   - Когда-нибудь, - согласился он рассеянно, словно не вернувшись из мира собственных мыслей, - не сегодня. Если очень попросишь.
   - А если я попрошу сейчас?
   Тут он очнулся от размышлений, взглянул на меня внимательно, и усмехнулся:
   - Не, Ларка, сегодня не выйдет. Сначала я, на основе наблюдений за тобой в естественной среде, напишу очередную диссертацию, получу докторскую степень в смежной профессии, а там уже и обсудим.
   - Я такая же. Обычная. Как все. Может еще и хуже многих.
   - Пойдем, угощу тебя горячим чаем. Ты совсем замерзла у меня в этом парке. Сердце того гляди в ледышку превратится.
   - Полагаешь, меня спасет чай?
   - Вряд ли. Придется самому.

***

   Чайный домик прятался в лабиринте переулков. Я здесь никогда не бывала, и наверное, не смогла бы сама отыскать это место, даже будь у меня его точный адрес. Маленький двухэтажный домик среди множества небольших двухэтажных домиков. Мы вошли, и зазвонил колокольчик над дверью. Учуяв вампира, к нам тут же бросился расторопный официант и проводил за лучший, по его мнению, столик заведения: в эркере второго этажа, чуть в стороне от всех прочих.
   - Можно задвинуть шторки, если желаете, - услужливо предложил он, подавая мне меню.
   - Да, если вам не сложно, - вежливо кивнул Анхен, пока я пыталась сообразить: зачем сажать нас у окна и закрывать на нем шторки. Оказалась, шторки имелись в виду не на окнах. Тяжелые портьеры отгородили пространство эркера от остального зала.
   Довольно быстро принесли мой заказ, как принято в таких заведениях - "пару чая": кипяток в большом пузатом чайнике и заварка в чайничке поменьше. Я выбрала для себя чай с морошкой, чисто травяные напитки я не слишком любила. Десерт я не заказывала, но от заведения нам поставили тарелочку небольших пирожных. Чашек поставили две, хотя вряд ли кто не признал в Анхене вампира, или полагал, что он станет пить чай.
   - Это чтоб нам не звать официанта сразу, как ты расколотишь первую, - усмехнулся он, перехватив мой взгляд.
   Злопамятный. Отвечать не хотелось. Говорить не хотелось вовсе. Даже чай выглядел не слишком соблазнительно. Но Анхен налил и пододвинул мне чашку.
   - Сейчас ты будешь пить и очень внимательно меня слушать, - сообщил он мне, глядя прямо в глаза своими серьезными, как бездна, глазами. - Хотя я и подозреваю, что делать эти два дела одновременно для тебя почти непосильная задача.
   Возможно, он и правда так думал, может, просто пытался вызвать какую-то реакцию на свои слова. Реагировать не хотелось.
   - Я хотел бы поговорить с тобой о Лизе.
   Ох, нет.
   - Во многом ради этого я и пришел к тебе сегодня. Ты изводишь себя который месяц, ты отказываешь себе в праве жить. Но попробуй взглянуть на все другими глазами. Попробуй понять ее и искренне за нее порадоваться.
   - Ты ничего не перепутал, точно? Знаешь, я могла бы понять, если б ты попросил порадоваться за тебя с дружками, как вам было вкусно на том пиру. Но порадоваться, боюсь, все равно бы не получилось.
   - Вкусно? Не совсем то слово. Она вся была светом. Светом, воздухом, радугой в небесах. В ней не было ни страха, ни сожаления, ни единого уголка души, который она хотела бы утаить для себя, она все отдавала нам на раскрытых ладонях, всю себя растворяла в своей крови, чтобы проникнуть так - в нас. Она была самой любовью, захлестнувшей нас, и навеки осталась в каждом из нас - бескорыстной, беззаветной любовью.
   - Она любила Лоу. Не вас. Вас она не знала. И не хотела. И боялась, что ты мне будешь рассказывать, я виделась с ней накануне!
   - Она не боялась. Она стеснялась. Очень мило стеснялась, когда Лоу раздевал ее, а мы смотрели. Но страха в ней не было. Вампиры чувствуют страх, как вы чувствуете резкий запах, кровь от него горчит, меняет вкус. В ней не было страха, ее кровь была чистейшей энергией солнца, ласкающей нас, словно найденных после долгой разлуки детей. Пойми, Лара, Лоу не заставлял ее, не принуждал. Мы были ее свершившейся мечтой, тебе ли не знать, что именно об этом она мечтала с самого детства. Признай, наконец, за ней право идти своим собственным путем, даже если этот путь абсолютно неприемлем для тебя.
   - Вы ее свершившейся мечтой не были. Ей хватило бы его одного.
   - Но любила-то она не его, не Лоу. Она любила вампира в нем, он был олицетворением ее любви к вампирам вообще. И он понимал это не хуже меня или тебя. Он мог бы выпить ее и один. И почти выпил, и не раз. Но он сдержался, чтобы сделать ей подарок. Он. Подарил. Ей. Вампиров. Самых лучших, на его взгляд. Чтобы она смогла сполна насладиться теми, о ком она всегда мечтала.
   - Нет, все равно, это не так, не правильно, - я не могла с ним особо спорить, я просто плакала, цепляясь за кусочки расползающейся картины мира, - любая любовь в чем-то персонификация, но это вовсе не значит, что надо устраивать из этого похабную групповуху.
   - Я не знаю, почему тебе кажется это похабным. Вампиры любят так. Мы делим нашу любовь с теми, кто нам близок и дорог. Куда более нелепой нам кажется человеческая выдумка вцепиться в кого-то одного и держаться за него до скрежета зубовного.
   - Вы просто не умеете любить!
   - А по-моему, любить не умеете вы. Иначе ты бы радовалась за свою подругу, что она обрела свое абсолютное счастье, а не бросалась выцарапывать глаза тем, кто ей в этом помог. Несмотря на то, что выбранная ею жизнь оказалась совсем не той, какую ты для нее придумала.
   - Мне теперь тебе за нее спасибо сказать? - постаралась собрать весь яд, на который была еще способна.
   - Мне не надо. А вот Лоу можешь и сказать при встрече. Не за нее. Она тебе не принадлежала. За себя. Потому как он уже дважды спасал твою глупую голову.
   - И от чего же, если не секрет?
   - Не секрет. Могла бы и сама догадаться. В первый раз на Горе, когда одна светлейшая дева изволила пойти на вопиющее нарушение освященных веками традиций, дисциплины и кто его знает, чего там еще. И если бы Лоурэл не оставил им вместо твоей крови официальное письмо, что кровь ты не сдаешь по его распоряжению, исходя из целей, одобренных лично Советом Вампиров, твои документы не приняли бы не только в университет, но и вообще ни в одно учебное заведение страны - ни высшее, ни среднее.
   - Он не говорил, что возможны такие последствия...
   - Это значит лишь, что в тот момент он взял на себя обязательства сделать так, чтобы последствий не было. И второе. Если ты помнишь, профессор Ольховников собирался писать письма на работу твоим родителям. Он не шутил. И даже рассказал об этом Лоурэлу. Специально его дождался, чтоб принести извинения от лица Университета. И рассказать, какие меры приняты, чтобы подобное не повторилось впредь. Лоу не поленился тогда ему объяснить, что есть меры, принимать которые категорически не стоит. А потом при встрече попросил меня за тобой присмотреть.
   - Ах, как это мило. И зачем я ему сдалась? Тоже осчастливить хочет? Какой заботливый вампирчик. У вас там все такие?
   - У нас все разные. Как и у вас. А Лоу просто хороший парень, который желает тебе добра. Просто так, ни зачем. Симпатична ты ему. Как и мне. Но можешь не переживать. Для тебя это не будет иметь никаких последствий. Есть мы тебя не собираемся. Ты невкусная. Пей свой чай и хватит плакать.
   Пью. Чай уже почти остыл, а я все пью. Слишком долгий день. Слишком много слов. Слишком много слез. Анхен протянул руку, чтобы подлить мне еще чая. Мне не очень хотелось, но спорить я не стала. Просто смотрела на струю воды, вытекающую из чайника, на пальцы Анхена, обхватившие ручку, на картинку на толстом боку. Вампир и дева. Что еще рисовать на чайниках? Только их. Сэлисэн и Елена. Вампир протягивал своей возлюбленной кустик чая, привезенный им из далеких краев. А она готовилась поливать его слезами, дабы заставить диковинную травку прижиться на наших не слишком-то жарких землях.
   - А они и вправду существовали? - спрашиваю, кивнув на чайник.
   - Сэлисэн и Елена? Существовали. Кто, кроме вампира, мог бы завезти вам растение из далеких земель? И зачем бы ему это делать, как не из любви? Вампиры чай не пьют.
   - Да, она пила его чай, а он - ее кровь. Так и жили, пока не померли.
   - Он умер значительно раньше, насколько я знаю. А она дожила до старости. И в память о нем всю свою жизнь посвятила культивации чая. Чтобы много веков спустя другому вампиру было куда отвести другую деву, дабы ей было где рыдать.
   - Не смейся надо мной. А отчего он умер? Вы ведь живете практически вечно.
   - Войны, болезни... Мы не бессмертны, у нас просто очень долгий срок жизни.
   - Я думала, вампиры не болеют.
   - Не болеют. Людскими болезнями. У нас есть и свои.
   И я снова пила чай, а он сидел и смотрел на меня. Очень серьезный. Очень спокойный. Совсем не страшный. Почему я его боялась? Вспомнить уже не получалось. Да я и не пыталась. Просто пила чай.
   - Анхен, а Лоу тебе кто? - вдруг пришло мне в голову.
   - Друг. Кем еще он может мне быть?
   - Ну, не знаю. Тебе восемьсот, ему триста пятьдесят. Может, он твой сын?
   - Мы настолько похожи? - он откровенно усмехнулся.
   Серебряный красавчик Лоу и черноволосый кареглазый Анхен. Что-то общее в них, конечно, было. Оба высокие, стройные. Гордая осанка. Взгляд - внимательный и вежливый, но полный безграничного осознания собственного превосходства. Обаятельная, буквально сшибающая с ног улыбка, в которой, напротив, ни снисхождения, ни превосходства, только искренняя симпатия и радость от встречи конкретно с тобой. И что-то еще неуловимо общее было в их лицах, не несущих на себе примет времени. Неопределимость возраста, что ли. Никто и никогда не назвал бы их старыми. Но вот и молодыми назвать - язык не повернется. В чем это пряталось - во взгляде? В постановке головы? В рельефе губ? Ни малейшие морщины, понятно, их лица не бороздили. Но передо мной сейчас сидел не мальчишка, не юноша, не студент. Печать прожитых лет в этом лице читалась. Как и в лице его среброкудрого друга. А вот если разглядывать детали, то действительно, общего ничего. Другой разрез глаз, форма носа, губы. О чем я думала?
   - Ну, не знаю, если вы там все спите с кем попало и как ни попадя, то где вам и разобрать, кто чей папочка, - попыталась вывернуться я.
   - До сей поры справлялись. Нет, Ларка, он действительно мой друг. Один из тех, чьей дружбой стоит гордиться. И, кстати, о друзьях. Те ребята, что мы встретили в парке, очень искренни в своем хорошем к тебе отношении. Не порывай с ними. Если уж ты не сдружилась ни с кем на своем факультете - общайся хотя бы с ними, не броди вечно одна.
   - Ну вот откуда ты все это знаешь? И что тебе за дело?
   - А я за тобой присматриваю. Считай, что нежданно обрела доброго старого дядюшку, которому небезразлична твоя судьба.
   - Да? Нет, вот что старый - это понятно. Но я не уверена в твоей доброте.
   - А что делать, Ларис? Родственников не выбирают. Уж какой достался. Поедем, отвезу тебя домой, сдам на руки родителям. Волнуются небось.
   - После того, что ты навнушал моей маме?
   - Ну, прости за маму. Хотел тебя напугать.
   - У тебя получилось.
   - Прости. Ты права. Я очень старый и крайне злой вампир. Но если ты будешь бесконечно добра ко мне и все время меня прощать, я непременно исправлюсь. Лет за триста - четыреста.
   - Когда ты смотришь так серьезно, я не сразу понимаю, что ты издеваешься.
   - Это и смешно. Идем, - он снова взял меня за руку, и я не смогла не улыбнуться ему в ответ. Он был вампиром, он все преграды крушил своим обаянием. И мы снова шли с ним за ручку, как пара влюбленных, и ехали домой в переполненном автобусе, где он прижимал меня к себе, якобы, чтоб я не упала, и это было приятно, и я делала вид, что верю, что это просто так. А может, это и было просто так, а я сама себе все напридумывала, потому что в глубине души хотела, чтоб он в меня влюбился, как Сэлисэн в Елену, и привозил бы подарки из далеких заморских стран. Или лучше увез бы меня на далекое теплое море. Чтоб взглянуть. Хоть одним глазком.
  
   Глава 4. Доктор.
  
   Мама вязала теплый зеленый свитер с желтыми цветами и радостно напевала что-то, поглощенная занятием.
   - Ларочка, привет, как погуляли? - обернулась она на шум открывшейся двери. - Ты кушать будешь?
   - Да нет, спасибо, я уже.
   Анхен довел меня до подъезда и тут же ушел, не оборачиваясь, словно вспомнив о неотложных делах. Я вздохнула с облегчением, потому что здорово опасалась, что он решит подняться и пообщаться с родителями, да и вообще мне начинало уже казаться, что вампир не уйдет никогда.
   Но он ушел, и, не успев еще подняться до родного второго этажа, я уже почувствовала, что мне его не хватает. Какой-то глупый укол тоски, что вот он был - и ушел. Голоса крови у меня нет, ага, как же. Дракосовы вампиры, ведь ничего ж специально не делают, а душу вынимают!
   В квартиру вошла решительно, решительно бросила пальто на вешалку, решительно же отказалась от обеда, пристально разглядывая в большом зеркале свою, с утра еще чистую, юбку. Нет, вот я так и знала, что все этим кончится. Все в пятнах засохшей и не очень грязи, и еще вот эти черные масляные полосы.
   - Мам, а велосипедная смазка отстирывается?
   - Если сразу стирать, так все отстирывается, - невозмутимо отозвалась из комнаты мама. - Так как погуляли-то? Он что, катал тебя на велосипеде? Это так романтично!
   - Ага, укатывал, - мрачно отозвалась я, не отрывая взгляда от зеркала. И поймала взгляд отца. Он сидел в кресле в гостиной, с раскрытой газетой в руках, но смотрел на меня, вернее - на мое отражение в зеркале, очень внимательно, словно пытался найти во мне что-то. Или боялся найти.
   - Что-то не так? - спросила, обернувшись.
   - Да нет, - папа перевел взгляд на газетные строчки. Но, едва я зашла к себе в комнату, намереваясь переодеться, он тут же вошел за мной следом и плотно прикрыл дверь.
   - Что ему от тебя надо?
   - В смысле? - это что, сейчас сцена "папы ревнуют дочерей к ухажерам"? - Это мой университетский приятель, мы просто ходили гулять.
   - Правда? - папа взял стул и, поставив его спинкой почти вплотную к двери, основательно на нем уселся.
   - Правда, - я смотрела папе прямо в глаза, святая, как Анхен - ни словом не солгала.
   - А твой приятель, часом, не забыл сообщить тебе, что он вампир?
   - Кураторами факультетов люди не бывают, - пожала я плечами. - Но маме он об этом говорить не стал, и я не была уверена...
   - Так что надо светлейшему куратору от моей дочери?
   - В основном объяснить, как следует правильно любить вампиров, не забывая, что именно они даровали нам жизнь, а потому имеют право и передумать.
   - Что? Лариса, ты подписывала какие-нибудь бумаги? Что ты ему подписала, дословно, ты можешь вспомнить?! - папа в панике трясет меня за руки, а до меня только тут доходит, что я ему наговорила, и что он себе придумал.
   - Я ничего не подписывала, папа, правда, да он и не просил, я не о том, ты не понял!
   - Точно? Может, ты просто забыла?
   - Точно. Он не может заставить меня забыть. Или захотеть. Или что-то сделать. Ты ведь об этом спрашиваешь?
   Папа, сглатывая, кивает, но по-прежнему смотрит очень внимательно, требуя продолжения.
   - Анхен сказал, это у меня генетическое отклонение такое. Голос крови отсутствует.
   - Так его зовут Анхен?
   - Анхе-нари-дит, - выговорила наконец, - ир го тэ Ставэ. Второе имя не помню. Что-то вообще несусветное. Не знаешь, почему у вампиров имена такие... нечеловеческие? Нет, ну если мы от них взяли и язык, и культуру, то почему их имена такие... не наши? Ни в язык, ни в культуру не вписываются?
   - Лара, ты разговор на фонетику не уводи. Что за генетическое отклонение? Голос крови не может отсутствовать, это от природы, люди такими созданы.
   - Я не знаю. Ты спросил, я ответила, как мне это сказали. Но приказать он мне действительно ничего не может, и это его... не то возмущает, не то забавляет, я не поняла.
   - И он что же, проверял?
   - Проверял. Я думала, поседею с таких проверок. Не сегодня, еще тогда, в университете. В кабинет к себе вызывал. Потом ночами мне в кошмарах снился. Знаешь, что сказал? "Прости за смелый эксперимент". Я для него как крыса. Лабораторная. Потом диссертацию напишет. А потом убьет. Нет, есть не будет, я для него невкусная, кровь ему моя не подходит, не тот сорт мармелада. Просто шею переломит двумя пальцами, и думать забудет, - у меня начиналась истерика, нервное напряжение этого дня и того, первого дня нашего знакомства, вырывалось в судорожных всхлипах, катилось по щекам слезами. Я понимала, что надо остановиться, успокоиться, и не пугать отца, но рыдания душили меня, вырывая из груди все новые подробности.
   - Знаешь, он такой вежливый, такой заботливый, такой галантный - настоящий вампир. Но только все это - лишь пока ему повинуются, пока делают все по его слову, по взмаху ресниц буквально. А стоит сказать ему "нет" или повысить на него голос - и куда что делось!
   - Никогда не встречал человека, способного повысить голос на вампира.
   - Да ну? Ну, вот считай, что прямо сейчас встретил. Он вот тоже никогда не встречал. Оказался глубоко не готов, вся вампирская вежливость дымом стаяла.
   - Так это он тебе запястья так украсил?
   - А кто ещё? Мне было так больно, папа, так страшно, я плакала и умоляла меня отпустить. А он просто сидел себе в кресле, и объяснял, что больно будет до тех пор, пока я не осознаю, что веду себя неправильно! А сегодня он пришел, и я так испугалась! А ты не спас меня от него, не защитил! А если бы он и правда - уволок и заставил все подписать, ты так бы и сидел, и смотрел в окошко?
   Папа сел рядом со мной на кровать и тяжело вздохнул.
   - Ты не справедлива, дочка. Вот мама бросилась тебя спасать, и что? Она уже даже не помнит, из-за чего она так всполошилась. Голос крови во мне ослаблен, и я могу объективно осознавать их действия, и не мечтать стать их пищей. И не желать того же для своих близких. Но против прямого приказа мне не выстоять. Один взгляд в глаза - и все. Я даже забуду, что у меня была дочь. И чем я тогда тебе помогу? Ты можешь считать меня трусом, но пока я смотрю из-за шторки, у меня есть хоть какой-то шанс.
   - Значит, это у меня от тебя такие способности?
   - Возможно. Я не думал, что это передается по наследству. И тем более, что это может так усилиться в детях. Я никогда не мог сказать "нет". Ни одному вампиру. Хоть и понимал, что просто подчиняюсь приказу. В их глазах страшная сила, Ларка. Не шути с этим. Они не поймут. В конце концов, они наши создатели, и имеют право на нашу благодарность. Мы обязаны им всем, и с этим ничего не поделать. Мы все их дети, Лара.
   - Угу, племянники. По крайней мере, я сегодня обзавелась добрым старым дядюшкой, который будет за мной присматривать.
   - Ты ж говоришь, он не был к тебе добр.
   - Да нет, это просто нервы. Прости, если напугала. Просто были пара моментов в нашу первую встречу, да и появился он так неожиданно, и плакала я потом из-за Лизки... В общем, все смешалось. Если честно, он был крайне корректен сегодня, очень пытался соответствовать выбранному им образу, и у него даже получалось.
   - Быть добрым дядюшкой?
   - Нет, милым мальчиком, как он маме представился. А про дядюшку это так, шутка была. Смешны мы ему. Глупые маленькие человечки.
   Папа обнял меня, и какое-то время мы просто сидели с ним молча. Потом он поднялся, собираясь уходить, и уже от порога обернулся:
   - Я только надеюсь, ты не вздумаешь в него влюбиться?
   - В кого, в вампира? Папа, ну что ты в самом деле? Говорю же, не действуют на меня его глазки, хоть он и сверкает ими порой, аки фарами!
   Следующие несколько дней в универе были настолько обычны и обыденны, что переживания встречи с вампиром отошли на задний план, поблекли, словно выдумка, не имеющая отношения к реальности. Я не встречала его в коридорах, и даже имени его при мне не звучало. Он где-то там жил своей параллельной жизнью, как жил задолго до меня и будет еще долго жить после. Бывают такие дни, говорил он мне. И можно почти поверить. Но в конце ничего не остается.
   А потом по почте пришла посылка. Маленькая коробочка без обратного адреса и имени отправителя. А в коробке лежала огромная белая раковина, закрученная диковинной спиралью.
   - Что это, Лара, откуда? - восторженно спрашивала мама. - Я такие только на картинках видала. Это настоящая? Или просто поделка?
   - Настоящая, - я смотрела на ракушку, и почти ощущала шум далекого, недостижимого моря. Видела белый песок пустынного пляжа, и брызги пены, что разбиваются у ног. А еще огромный дом, похожий на склад. В комнатах которого валяются, позабытые, множество чудесных диковин, привезенных некогда хозяином из дальних, запретных стран.
   Под неодобрительным взглядом папы я утащила раковину к себе, засунула под стекло в книжную полку. И засыпая, глупо улыбалась тому, что он все-таки обо мне помнит.

***

   По субботам занятия неизменно проходили в больнице. С утра в маленькой, вечно стылой полуподвальной комнатке нам читали лекции по основам ухода за больными. Потом была практика. В этом семестре у нас был "Терапевтический уход", поэтому практику проходили на первом этаже в терапии. А вот в следующем семестре должен был начаться уход хирургический, и я даже самой себе не желала признаться, почему же мне так не терпится перебраться на третий, в хирургию. Конечно, потому, что там само по себе все интересней: и болезни, и лечение, и уход, а вовсе не из-за того, что один мой случайный знакомый обронил мимоходом, что он хирург, причем практикующий.
   Здесь же интересно было разве что в первый раз, вернее - до первого раза, когда я тряслась в переполненном с утра автобусе до больницы, предвкушая, как я, в белом халате, по палатам...ну, не как врач, конечно, но почти как сестра...
   Реальность оказалась проще и прозаичнее. Все медицинское, что нам поручалось, это обойти палаты, да померить давление и пульс. Лишний раз перемерять давление большинство пациентов не жаждали, сходу называли нам цифры и просили оставить их в покое. Как сестер они нас не воспринимали, минуй их бездна, воспринимали как студентов: никчемных, неумелых и чересчур многочисленных. Хотя, были, конечно, и другие. Из клуба "для тех, кому за...". Эти давление мерить никогда не отказывались, да еще и требовали перемерить, не доверяя полученным результатам. И при этом вдохновенно пересказывали свой анамнез, причем в таких подробностях, что заканчивался он обычно на троюродной внучке двоюродного дяди соседа через дорогу внучатого племянника. Иногда это бывало интересно, чаще - откровенно скучно, тем более, что недели шли, старушки менялись редко, а истории - никогда.
   Порой нам доверяли разносить обеды, но чаще - мыть полы, выносить судна за лежачими больными, а как-то раз - даже приводить в порядок потекший на больничной кухне холодильник.
   Суббота была в больнице мертвым днем. Не работали процедурные, не было никого из врачей, кроме дежурных. Было тихо, пусто и скучно. Наверное, было бы значительно познавательней проходить практику в один из будних дней, когда жизнь в больнице кипит, больные проходят обследования, посещают различные процедуры, по утрам бывает полноценный обход, и врачи назначают лечение, и отслеживают, как оно продвигается. Но будни были, видимо, расписаны за студентами остальных пяти курсов, а нам досталось тосковать по субботам.
   Было начало декабря. Мы с Марийкой стояли у окна в коридоре, лениво разглядывая, как падает снег. Он летел неспешно, огромными белыми хлопьями, и столь же неспешно летели минуты, почти не приближая время нашего освобождения. Марийка мечтала о тихой уютной анатомичке с таким родным запахом формалина, где в большом ведре ждали ее недоизученные мышцы, с трудом узнаваемые после слишком активного знакомства со множеством пинцетов, а то и рук, но такие необходимые для успешной сдачи экзамена. Я мечтала о "спать". То блаженство, что скрывало в себе это слово, было таким заветным, но таким недостижимым. Чем ближе приближалась зачетная сессия, тем сильнее груз недоученного, недочитанного и недосмотренного ложился на мои, уже трещащие, плечи, и засыпала я ближе к утру, раздавленная так и не побежденным учебником анатомии, а еще были всяческие химии, биология, и даже незабвенная история нашего славного отечества. И все это требовалось когда-то учить, а мы стоим здесь, и рассматриваем снежинки, потому что кто-то когда-то решил, что студентам сызмальства надо быть как можно ближе к будущему месту работы. Чтоб проникались, так сказать.
   Я проникалась. Еще утром, когда я мерила давление, одна из женщин в пятой палате пожаловалась мне на боли в области живота. Я честно подошла на пост, и сказала об этом сестре. Сестра раскладывала таблетки по маленьким стаканчикам, и вяло отмахнулась, что попозже непременно глянет.
   - Им просто скучно, - заверила она меня, - вот они и придумывают себе развлечения. Ты лучше сходи на третий пост, попроси карту той, что мы в первую палату-то положили. А то они ее-то к нам перевели, а назначений ее у меня нет - какие я ей таблетки-то должна класть?
   Потом нас отправили перетаскивать привезенное из прачечной белье, затем мы отчитывались о результатах своих измерений...Но в палату к той женщине я все же заглянула. Узнать, была ли сестра.
   - Нет, не заходила. Да уже и не надо. Все прошло. Видно, съела чего не то.
   И вот теперь мы стоим и любуемся на снег. Тетка, абсолютно позеленевшая и почти теряющая сознание, безнадежно борется с приступами рвоты, пойманные за руку Алена с Вероникой пытаются ей как-то помочь, и одновременно прибрать следы бедствия, а сестра Агата бодро носится по отделению в поисках дежурного врача. Вот и у нас не скучно!
   Пришла врач. Уже через минуту выглянула из палаты и бросила на пост:
   - Звони хирургам.
   На шум стали стягиваться однокурсники. В палату нас не приглашали, но мы стояли напротив, пользуясь тем, что дверь никто не закрывал.
   - Разрешите, - до боли знакомый голос. Вежливый, спокойный, негромкий.
   Народ послушно расступается. Он стремительно проходит мимо, ни на кого не глядя, передо мной лишь на секунду мелькает его профиль, и вот я уже гляжу на его спину в хирургическом халате, на обнаженную шею - все волосы убраны под шапочку. Но ведь не в длине волос дело, и вот народ уже выдыхает завороженно, словно глотнув амброзии:
   - Вампи-ир!
   А он уже склоняется над больной с улыбкой светлой, словно явился на свидание с возлюбленной, чуть касается ее лба, убирая оттуда пряди слипшихся от пота волос. И это касание словно останавливает рвотные позывы, уменьшает боль, и вот она уже смотрит на него, завороженная, пойманная в плен неземным светом его глаз. И этот свет отражается в ее лице, уже не таком обморочно-зеленом, как всего минуту назад.
   - Все будет хорошо, - шепчет он ей нежно, почти любовно. - Да, - кивает на невысказанный вопрос доктора.
   И оборачивается к дверям:
   - Мальчишки, быстро гоните сюда каталку. Остальные - четыре шага назад.
   Мы послушно отступаем к окну, Ромка с Лешей уверенно мчатся за каталкой, словно им в голову заложили не только точный маршрут, вплоть до количества шагов, но и скорость, с которой эти шаги следует совершать.
   Девчонки восторженно мнутся у окна:
   - Боже, какой он красавец!
   - А выглядит таким молоденьким!
   - Скорее бы в хирургию перейти, с таким вампиром там будет не жизнь, а сказка! - вздыхает наша первая красавица Алиска.
   - А чем тебе с ним в универе жизнь не сказка? - раздраженно интересуюсь я. Вот развели курятник. Ну подумаешь, вампир пришел. Так не к нам же.
   - А при чем здесь универ, Алентова, окстись! Мы вообще-то о вампире говорим, а ты о чем? Об учебнике анатомии?
   - Гистологии! Это ж наш вампир, факультетский. И если он тебе так нужен, зайди к нему в кабинет, там у секретарши специальная тетрадочка лежит, запишешься к нему на званный ужин. Он упырчик не жадный, он друзей ради тебя соберет, и будешь ты лежать посередь стола, вся в вампирах и без единой капли крови!
   Алиса раздраженно передергивает плечами и отворачивается. Кто-то фыркает, представив себе закусанную до смерти красотку, кто-то раздражается вульгарностью речи. Марийка смеется:
   - Как ты его назвала? Упырчик?
   Тут прыскает и кто-то еще.
   Мальчишки меж тем пригнали каталку. Доктор Ставэ аккуратно просовывает руки под плечи и ноги больной и очень легко, словно пуховую подушку, поднимает ее с кровати и осторожно кладет на каталку
   - Поехали ко мне в гости, - говорит он ей, - у меня интересно.
   И уже совсем другим тоном мальчишкам:
   - Быстро на третий во вторую операционную!
   Каталка выезжает. Анхен выходит следом, но не поворачивает к лифтам, а идет прямо на меня. И останавливается меньше, чем в полушаге, заставляя вжиматься в стену.
   - Скажи мне, светлейшая дева, - начинает он столь медленно и спокойно, что хочется уже начинать отползать в сторону кладбища, - что мне делать с тем фактом, что у меня очень хороший слух?
   - Ухудшать? - пробую предложить я. Прямой наезд всегда заставлял меня вставать на дыбы.
   Его брови чуть вздрагивают, но голос остается неизменным:
   - Я все-таки вынужден настаивать на извинениях.
   - Нижайше прошу светлейшего куратора извинить меня за неудачный выбор слов и выражений.
   - Нижайше? - переспрашивает он чуть насмешливо. - Нижайше - это на коленях.
   И ненадолго опускает взгляд вниз, на ту пуговицу своего халата, возле которой будет находиться моя голова, если я последую его рекомендации. Потешается, сволочь.
   - Прошу простить, светлейший. Но пол с утра не мыли, я боюсь испачкать свою одежду.
   Он несколько секунд пристально смотрит на меня, словно решая, рассмеяться или покарать. А потом заявляет абсолютно нормальным тоном, тем, что он говорил со мной, сидя над старым прудом:
   - Иногда мне хочется тебя убить, Лариска. И, боюсь, не мне одному. Так что всем остальным можешь смело говорить, что они в очереди сразу за мной. А пока попроси дать тебе швабру и ведро. И впрямь, вон соринка полетела. Когда домоешь терапию, не обдели, пожалуйста, вниманием и лестницу - от чердака и до подвала. Успехов!
   Он ушел, а я покорно отправилась за шваброй. Сомнений в том, что вся терапия проследит, чтоб указания светлейшего вампира были исполнены в точности, у меня не было ни малейших.
   Мыла долго. И на объем работ светлейший не поскупился, и усталость, скопившаяся от постоянного недосыпа в погоне за знаниями, не позволяла особо быстро крутиться. Да и поняла, что уже попросту никуда не спешу. Бездна с ней, с анатомичкой, буду осваивать работу полотера. Тоже нужная профессия. Время нашей практики давно закончилось, все студенты ушли. Одна я все покорно мыла пол. Ах ты, светоч, какие мы обидчивые! Убить ему меня хочется. Сам же стоял и издевался, зараза. На колени ему встань! Ага, и что еще конкретно сделай?
   Закончив с этажом, перешла на лестницу. Здесь пол мыли заметно реже, за батареями - так и вовсе, уж скорее мусор туда загоняли. Так что пришлось еще и дополнительно побегать с ведром до ближайшего водопоя, уж больно часто вода в нем становилась грязная.
   Народ появлялся на лестнице изредка. Чьи то ноги резво проходили, а то и попросту пробегали мимо меня, честно стараясь шагать по краешку и не топтать по свежевымытому. И потому, когда очередные ноги те только не поспешили меня обойти, но и нагло встали прямо на пути моей швабры, мне даже голову поднимать было не надо, чтобы узнать, кто это.
   - Светлейшему вымыть еще и тапочки? Они, гляжу, у вас как раз моющиеся. Носочки, правда, пострадать могут.
   - Злая ты, Лариска, не добрая, - Анхен опустился на корточки, прислонившись спиной к стене, прямо посреди лестницы, возле ведра с грязной водой. - Оставь пока свою швабру, поговори со мной две минуты.
   - С вами опасно говорить, куратор, можно получить совсем не ту профессию, о которой мечтала, - швабру я, тем не менее, послушно оставила и тоже присела на корточки, прижавшись спиною к стенке. Так и сидели: он слева от помойного ведра, я справа. Прекрасный вампир и его рабыня - поломойка.
   - Говорить со мной не опасно, - спокойно возразил мне Анхен, - а вот хамить, особенно прилюдно, действительно не следует.
   Я сочла за лучшее промолчать. А он продолжил:
   - Видишь ли, Лариса, возможно, в силу своего юного возраста, ты еще не в состоянии осознать некоторых простых вещей, а может, наше с тобой личное знакомство внушило тебе некие иллюзии вседозволенности. Но факты таковы, что я обладаю в этом обществе некоторым уважением. И некоторым авторитетом. Которые я заслужил вполне определенными действиями, как словами, так и поступками, а вовсе не тем только светлым фактом, что я вампир. И потому я просто не могу позволить, чтобы ты или кто угодно другой, подрывали этот авторитет своими оскорбительными словами, или как иначе. Потому, что это задевает не только меня, но и всех, кто ценит меня значительно выше, чем ты. Это понятно?
   - Понятно.
   - А вот мне глубоко не понятно, Лара. Что конкретно плохого я сделал сегодня тебе или кому-то еще? Я не дежурный врач. У меня сегодня вообще не присутственный день, я заглянул в больницу по своим делам, и только случайно оказался на месте, когда позвонили и попросили подойти. Дежурная бригада была на операции, там, буквально за полчаса до этого, на скорой привезли мужчину в тяжелейшем состоянии, они вон до сих пор еще работают. А перитонит штука серьезная, там интоксикация организма идет обширнейшая, синтез белка нарушается, почки, печень справляться перестают, по сердцу удар сильнейший, головной мозг страдает. Чем позже прооперируешь, тем меньше шансов спасти. И я ее взял. Прооперировал. Призов и подарков мне за это не будет. Просто, чтоб жила. И вот за это ты в спину называешь меня упырем, рассказываешь какие-то пошлости на потеху толпе. По-твоему, это красиво? Это достойно? Этим можно гордиться?
   - Простите меня, пожалуйста, - вот теперь мне действительно стыдно. - Я вела себя, как дура. Простите.
   Он глубоко вздыхает и поднимается.
   - Когда домоешь пол, зайди ко мне. Пожалуйста. У меня есть к тебе серьезное дело, и я специально остаюсь, чтобы тебя дождаться.
   - Вы придумали мне эту работу, - не смогла удержаться. Ждет он меня. А по чьей милости я тут смежную профессию осваиваю?
   - И как любую работу, ее необходимо довести до конца, - невозмутимо отвечает Анхен и поворачивается уходить.
   - Ну и где мне искать вас, доктор, когда я закончу свою важную работу?
   - А ты зайди на третий этаж, да спроси вежливо. Тебе с радостью покажут.
   Еще полчаса я домучивала лестницу, тщетно пытаясь угадать, что за важное дело наш выдающийся хирург-гуманист припас для меня напоследок. Внятных идей не было. Зато было ощутимое желание сбежать. Ну его в бездну с его делами! Но сердить одного вампира дважды за день даже я бы не осмелилась. Тем более вот конкретно этого. Уж если ему от меня что-то надо - из-под земли достанет. И мытье полов мне покажется детской забавой.
   Домыла, сдала инвентарь, забрала свои вещи.
   - Ты бы все-же сходила, да извинилась еще перед доктором Ставэ, - напутствовала меня дежурная сестра в ответ на мое "до свидания". - Как не хорошо! Он такой замечательный доктор! Каждый раз как вижу его - просто сердце радуется! И всегда вежливый, всегда с улыбкой! Всех сестер по имени помнит, всегда спросит, как дела, как здоровье...
   - Да-да, конечно, - послушно кивнула я, отступая к лестнице. Добрый-добрый доктор Ставэ. Вот интересно, он вивисекцией на досуге не балуется? А то щас как его добрейшество разыграется на мне во всю мощь...
   Кабинет нашла легко. Табличка на двери гласила "А.К. ир го тэ Ставэ. Среда 15.00 - 19.00.". Вот так просто. Ни должности, ни звания. Вампир, просто вампир. И при этом личный кабинет, словно он, как минимум главврач. Чтоб присутствовать там 4 часа в неделю. Не слабо.
   Постучав, вошла. Доктор ир го тэ Ставэ сидел за столом возле окна и читал какие-то распечатки. Увидев меня, бумажки отложил, но вставать не стал. Молча ждал, когда я подойду.
   - Значит, ваш присутственный день среда, доктор? Да и то не день, а вечер?
   - Вечером в среду я общаюсь с больными и их родственниками по возникающим у них вопросам, касающимся лечения, или возможности лечения, у меня, - как всегда спокойно принялся он разъяснять. - А в среду утром я веду врачебную практику у шестикурсников, выбравших для себя хирургию. А на операции приезжаю в любой день, когда это бывает необходимо. Вот что тебя все время так раздражает, ты мне можешь объяснить?
   Я пожала плечами, глядя в окно. Я и сама себе не могла этого объяснить, не то, что ему. Это у некоторых вампиров восьмисотлетний опыт объяснений всего и всем, вон как складно выходит, о чем ни спроси. Снег уже не шел. Но весь подоконник снаружи был усыпан воздушными белыми хлопьями.
   - Присядь, Лариса, заполни мне, пожалуйста, одну бумажку.
   Я аккуратно присела к его столу.
   - О чем?
   - О себе. Это стандартная анкета: имя, дата и место рождения, и прочее, - он протянул мне лист, левую сторону которого занимал отпечатанный на машинке длинный список вопросов. В правую предполагалось вносить ответы.
   - И зачем это вам?
   - Чтобы мне не пришлось посылать запросы в твою бывшую школу, наш деканат и другие официальные инстанции, отвлекая людей от работы. И, я, кажется, уже говорил, когда мы наедине, мне было бы приятней, если бы ты обращалась ко мне на "ты" и звала по имени.
   - А не наедине - только на "вы", и кланялась бы должное количество раз, - не могла не продолжить я.
   - Поклоны вампирам отменили лет сто тому назад. Но на вежливом уважительном обращении я, разумеется, буду настаивать. Ты пиши, Лариса, пиши. Быстрее закончишь - быстрее освободишься.
   Просмотрела анкету. Действительно, вопросов много, но все они стандартные: описание места в социуме, не более. Когда кончались вопросы обо мне, начинались о родителях. И снова все то же: где родился, где учился, когда женился, кем и где работал... Переспрашивать, зачем ему это все понадобилось, смысла, видимо, не имело: Анхен либо отвечал на вопросы, либо нет, это я уже поняла.
   - А если я не все помню?
   - Пиши, что помнишь, с остальным потом разберемся.
   Написала. Помнила я, как выяснилось, практически все, может, с местами папиной работы что перепутала, он их несколько поменял, ну так откуда мне точно знать, меня при этом не присутствовало.
   - Закончила? - взглянул на результаты моих трудов. - Число, подпись.
   - А подпись зачем?
   - Чтоб мне было откуда ее срисовывать, когда документы подделывать начну, - ответил Анхен с глубоким вздохом. И посмотрел при этом, как водится, столь серьезно, что поневоле начала сомневаться: а вдруг не пошутил?
   Но подпись, конечно, поставила. Он убрал анкету в свою сумку, больше похожую на небольшой чемоданчик, очень уж прямые были у нее углы и твердые стенки. Я такие прежде и не видела. Может, внимания не обращала, а может и впрямь - чисто вампирский аксессуар. Закрыв сумку, он взял ее за ручку, достал ключи из ящика стола и сообщил:
   - Идем.
   Пошла. Куда - спрашивать не стала, перед смертью не надышишься, а добрый доктор явно что-то темнит. Оказалось - на четвертый этаж, в то крыло, где располагалась лаборатория. Отпер одну из дверей ключом, завел меня внутрь и снова дверь запер. Прилива энтузиазма это у меня не вызвало.
   - Садись, - указал на стул возле одного из столов.
   Села. На столе пробирочки такие характерные, стеклышки в ряд, и даже мягкая подушечка со жгутом присутствуют. Он что, кровь у меня собрался брать? Медицинским, так сказать, способом?
   - Анхен? - нервно обернулась на него.
   - Не паникуй, ничего с тобой не случится, - он поставил свой чемодан на стол, раскрыл, достал оттуда несколько запечатанных бумажных упаковок. Затем убрал чемодан вниз, спокойно уселся за стол, разорвал один из своих бумажных пакетов. Там оказался шприц, как я и опасалась. Не совсем такой, как я привыкла видеть, и я даже с ходу не сообразила, что в нем не так, но это был точно шприц.
   - Анхен, что ты собираешься делать?
   - Кровь твою пить посредством иглоукалывания, - он смотрел на меня с откровенной насмешкой, - руку выше локтя обнажи, пожалуйста.
   Я взялась за пуговицу на манжете, и поняла, что руки у меня дрожат. Прижала их к себе, не в силах выполнить его просьбу.
   - Ларка, ты вот как врачом собралась становиться? Скажи мне честно, ты так сильно иголок боишься или вида собственной крови?
   - Тебя, - ответила честно. Честнее некуда.
   - Да я догадался, - насмешка из его голоса пропала. Он встал, подошел ко мне сзади, начал тихонечко гладить предплечья, - успокойся, это обычный анализ крови, как в любой поликлинике делают, ничего более.
   - Тогда почему его делаешь ты, а не любая медсестра в любой поликлинике? И зачем ты дверь запер?
   - Дверь запер, потому что догадывался, что у тебя психоз начнется, и не горел желанием за тобой по всей больнице бегать. А делаю это я, потому, что у нас несколько другие технологии исследования крови, и результаты получаются значительно интереснее и информативнее. Тот анализ, что нужен мне, тебе ни один человек не сделает, так зачем им о нем и знать.
   - Какие технологии? Дегустации?
   - Лара, ты как младенец, честное слово! У нас работу с удовольствием никто не смешивает, я тебе, кажется, уже говорил. А дегустировать мне и без тебя есть чего, что по ту, что по эту сторону Бездны. Постарайся успокоиться. Это дело одной минуты, даже меньше. И сразу пойдешь домой. Давай помогу закатать рукав.
   Его пальцы легко-легко скользнули вниз по моей "обреченной" руке - даже не ласка, но почти намек на нее. Отвели в сторону мою вторую руку. Расстегнули пуговку на манжете. Очень нежно, почти интимно, подняли рукав к самому плечу. То, что он делал, действительно лучше описывалось словом "обнажи", нежели "закатай".
   Я сидела, завороженная невесомыми касаниями его пальцев, уже не в силах понять, чего же я больше боюсь: того, что он может со мной сделать, или того, что он перестанет касаться моей обнаженной кожи и никогда и ничего уже со мной не сделает.
   Тем временем он затянул жгут, осторожно разогнув мою руку, положил ее локтем на мягкую подушечку. И, попросив сжимать кулачек, вновь вернулся на свое место. Намочил ватку спиртом, очень нежно провел ею по локтевому сгибу. Холод спирта заставил меня снова вздрогнуть, а вид приближающейся иглы будил в душе первобытный ужас.
   - Не смотри, - попросил меня Анхен, - лучше взгляни в окно.
   Я послушно обернулась к окну. И в ту же секунду почувствовала, что игла вошла в вену, уверенно и спокойно. Обернулась на Анхена. Его лицо ничего не выражало, он спокойно наблюдал, как моя кровь наполняет шприц - кубик за кубиком. Почему же я не могла отделаться от ощущения, что он пьет мою кровь, вместе с нею вынимая душу? Словно наяву чувствовала, как сердце пропускает удар, лишившись чего-то важного, той малюсенькой капельки крови, без которой никак. Как ноет душа, от которой отщипнули кусочек вечности. Как эта отнятая у меня кровь дает ему власть надо мной. Я понимала, что это глупо, что он просто наполняет шприц моей кровью для анализов (что бы он там ни собрался анализировать), но отделаться от этого чувства не могла.
   По моим ощущениям прошла вечность, прежде, чем он вынул катетер из вены. И на коже тут же заалела, набухая, капелька крови. Я испугано вскинула на Анхена глаза. Он тепло улыбнулся, словно малому ребенку, взял смоченную спиртом ватку и прижал к ранке.
   - Вот и все. А ты так боялась.
   - Ты так и не скажешь, зачем тебе это? - вновь попыталась спросить я, опуская на место рукав.
   - Скажу, - вдруг легко согласился он. - Наступает зима. И люди впадают в спячку. И эти несколько кубиков крови спасут меня от голодной смерти.
   Я обиженно встала:
   - Так я могу идти, светлейший доктор?
   - Несомненно. Как я и обещал, - он встал и отпер дверь.
   Я собрала свои вещи и вышла. Оглянулась на него.
   - До свидания, Лариса, - Анхен вернулся в лабораторию. Дверь закрылась.
   Какое-то время я смотрела на нее, потом побрела на выход. Вот что со мной не так? Когда он зовет меня, я чувствую страх. Завораживающий, но все-таки страх. А когда отпускает, мне кажется, что меня прогнали. И до слез обидно, что все уже кончилось. И хочется вернуться. Только когда он закрыл за мной дверь, я поняла, что ожидала, что он спустится вместе со мной хотя бы до третьего. Что мы еще не расстаемся. Что осталось еще некое "чуть-чуть".
   Но ничего не осталось. И я знала, что буду безнадежно тосковать по нему еще несколько дней.

***

   Впрочем, следующие несколько дней я усиленно готовилась к коллоквиуму по биологии. Учитывая, что за прошлый мне натянули трояк, только чтобы не возиться со мной на отработках, имело жизненно важный смысл показать принципиально иные результаты. Я старалась. Я посвятила этому все свое свободное время, почти лишила себя сна и забыла на время об остальных предметах.
   Не помогло. Светлейшая профессорша, прекрасно запомнившая меня по прошлому разу, изначально смотрела на меня, как на полную идиотку, непонятно как вообще нашедшую дорогу в аудиторию. Все мои правильные ответы она предпочла не услышать или приписать их помощи других. И в конце она вновь уверенно влепила мне трояк, заявив в непрошибаемой убежденностью:
   - Подсматривать в чужие шпоры здесь не проходит, Алентова. Я не собираюсь ставить тебе оценки за твоих друзей. Я ставлю тебе ровно то, что ты наработала бы, сидя со мной один на один. Да и то, не уверена, что наработала бы.
   Я вылетела из аудитории пулей, и неслась, не разбирая дороги. Обида от чудовищной несправедливости раздирала меня, хотелось собственными руками задушить эту омерзительную гниду, лишь по недоразумению преподающую нам биологию. И, подумать только, ведь в школе это был мой любимый предмет! И только пятерки! Всегда, за все годы! И что теперь? Какие друзья, какие шпоры? Да если б хоть близко было то или другое!
   С размаху влетела в чью-то широкую грудь. Извинилась, не поднимая головы, и попыталась продолжить движение. Но меня уже крепко держали за руку.
   - То есть теперь ты решила заняться моим физическим уничтожением?
   Вот только его мне здесь и сейчас не хватало!
   - Простите, куратор, я правда-правда вас не видела, - забормотала с обреченным видом. Ну и какие кары мне сейчас прилетят от его уязвленного самолюбия? Сшибать кураторов с ног "наши священные традиции" явно не позволяют.
   - Да я, в общем-то, догадался, - ответил Анхен совершенно спокойно. - Что случилось, Ларис?
   - Ничего. Позвольте, я пройду.
   - Пройдешь. Когда расскажешь, почему ты плачешь.
   - Я не плачу! Я злюсь! А слезы - они всегда сами текут, это не потому, что я рыдаю, просто так вот глупо у меня все устроено!
   - Добрый день, куратор, что-то не так? - биологиня буквально нависла над нами. Видать решила, что я жалуюсь, решила подстраховаться.
   - Да нет, профессор Воронова, все в порядке, - Анхен добродушно рассмеялся. - Это от вас студентки такие зачумленные вылетают, что и дороги не видят?
   - Лучше бы они как зачумленные за учебниками сидели! Очень слабый в этом году первый курс, - выдала она свое решительное мнение. - И очень слабая девочка, - кивнула она на меня.
   - Да я уж вижу, что весьма ослабленная. А еще говорят, что это вампиры из людей кровь пьют. Да я смотрю, после ваших занятий приличному вампиру и глотнуть-то нечего.
   - Вы все смеетесь, куратор. А по-другому с ними нельзя, только три шкуры драть. А то вырастут потом из этих недоучек недоврачи, и очень многим тогда не смешно будет.
   - Не вырастут, - пообещал ей Анхен со всей возможной серьезностью, - либо доучим, либо съедим, и никак иначе. Доброго дня, профессор.
   Она, наконец, удалилась.
   - Так это из-за нее ты так рыдаешь? - поинтересовался куратор, глядя, как я провожаю ее ненавидящим взглядом.
   - Я - не слабая девочка! И курс у нас - нормальный! Надо просто оценки ставить, исходя из реальных знаний, а не собственных фантазий об уровне наших возможностей!
   - А вот скажи мне, Лариска, вот лично тебе не все равно, о чем ее фантазии?
   - Не все! Ведь это мне она ставит три, хотя я объективно знаю на пять! И теперь на экзамене, даже если я выучу наизусть учебник, она все равно поставит мне три! Потому, что я - в ее фантазиях - слабая девочка!
   - Лариса, я открою тебе ужасную тайну: лет через десять тебе будет совершенно безразлично, какая там у тебя оценка была после первого семестра по биологии. И окружающим будет безразлично. И ты даже вспомнить не сможешь, где у тебя этот табель с оценками валяется. А знания - останутся. Всегда, при тебе. И только ради них вы сюда и ходите. А вовсе не для того, чтобы портить себе нервы несправедливостью мироздания вообще, и отдельных его представителей в частности.
   Вещал куратор достаточно громко и уверенно, и вокруг нас собралась уже небольшая группка студентов, в основном моих однокурсников, внимательно прислушиваясь к беседе. Ну, как иначе, вампирам внимают.
   - Простите, куратор, а можно такой вопрос? - вмешался в беседу новый голос.
   - Да, конечно, - Анхен вежливо повернулся к говорившему.
   - Мы, конечно понимаем, что знания важнее оценок, и главное - как можно больше знать, - начал очень вежливо вкручивать Макс, - но ведь мы не можем знать все, у нас просто не хватает времени, чтобы выучить абсолютно все, что от нас требуют.
   - Возможно, - спокойно согласился куратор, - но в чем ты видишь решение проблемы? Увеличить время учебы до десяти - пятнадцати лет?
   - Нет, зачем так кардинально? Просто у нас есть так много предметов, которые врачу совершенно не нужны, а требования к экзаменам по ним достаточно жесткие, и приходится тратить кучу времени на ерунду, вместо того, чтобы заниматься чем-то действительно важным.
   - И какие же предметы вам не нужны, Максим? - вот интересно, он знал о том, что это Максим, или как-то мысли считывает?
   - Ну, например, история, философия, история медицины...Нет, я, конечно, понимаю, что историю отечества знать надо, но зачем тратить на нее время сейчас и в таком объеме, когда его и на основные-то предметы не хватает?
   - Ну а когда вы, если не секрет, собираетесь тратить на нее время? Если знать ее, как вы сами признаете, все-таки надо, - светлейший был, как водится, само дружелюбие, и казался искренне заинтересованным в ответе.
   - Когда возникнет к ней интерес...когда появится время.
   - Это было бы здорово, - чуть печально улыбнулся Анхен, - но опыт многих поколений показывает, что у абсолютного большинства из вас ни интерес, ни время не появятся никогда. Истина в том, что раз вы уже сейчас определили для себя эти предметы, как ненужные, то вы всю свою жизнь будете знать по ним ровно столько, сколько в вас удастся вложить в университете.
   - А вы считаете, что они обязательно нужны? Но вот зачем мне при лечении, к примеру, гастрита, знать, в каком году была сделана первая прививка или основан Железногорск?
   - Может, потому, что когда вы заканчиваете лечение гастрита или конъюнктивита, вас не выключают из розетки, и вы продолжаете функционировать? Идете домой, встречаетесь с друзьями, участвуете в общественной жизни. И при этом постоянно принимаете какие-то решения, анализируете, делаете выводы и строите планы на перспективу. И знание опыта предыдущих поколений позволяет вам быть при этом чуть более объективными, чуть более дальновидными, чуть более разумными. Мне казалось, люди строят государство торжествующего разума. Узким специалистам его не создать. Они не способны видеть всей картины, способны только дергать одеяло каждый на себя. Так что вы уж простите старых профессоров, что сочиняли вашу программу. Они просто видят задачу немного иначе, чем вы. Вы пришли сюда, чтобы учиться на врача. А они приняли вас, чтобы воспитать грамотными и образованными членами общества. И это несовпадение целей и приводит к взаимному непониманию. Старинный конфликт отцов и детей...Но подумайте, неужели, прожив тридцать - сорок лет после окончания университета, они стали глупее, чем были в ваши годы? Так может, имеет смысл попытаться принять их точку зрения?.. Или я не прав?
   - Конечно, куратор, я с вами согласен, вы абсолютно правы, - ну вот кто б посмел сказать вампиру, что он не прав? - Но все же требования к уровню знания этих предметов порой чрезмерно высоки. Неужели быть достойным членом общества настолько важнее, чем быть хорошим врачом?
   - Важно все, конечно. Но вы правы, вы все равно будете выбирать, на что и сколько времени потратить. И если по предметам, которые вы уже объявили для себя не главными, с вас требовать просто прочитать учебник, то вы этот учебник даже не раскроете. А если потребовать выучить все упоминающиеся в нем даты, то вы хотя бы прочтете учебник. Вот и весь секрет, - Анхен озорно подмигнул внимавшему ему народу и откланялся, - простите, светлейшие студенты, дела.
   Но уходя, недвусмысленно поманил меня за собой. С кураторами, да еще в людном месте, как известно не спорят. Он отвел меня подальше от любопытной толпы и тихо поинтересовался:
   - Сколько у тебя еще пар?
   - Две.
   - Закончишь, забери одежду в гардеробе и зайди ко мне.
   - Зачем?
   - Есть только один способ это выяснить, и ты его уже знаешь.
   Кивнул официально - вежливо и отбыл по своим, несомненно, важным делам.
   А я еще две пары мучилась от любопытства, да пыталась понять, хочу ли я как можно скорее оказаться в его кабинете, или как можно дольше в нем не оказываться.
   А потом послушно спешила к нему лабиринтом коридоров, перекинув через руку тяжелое зимнее пальто, и сердце обрывалось в предвкушении... чего? Я не знала. Хотела ли я остаться с ним наедине, или боялась с ним оставаться? Наверное, и то и то. Я к нему привыкала. Все сильней с каждой встречей. Он был слишком значительной фигурой. И в моей серой жизни, и сам по себе. И его внимание ко мне, несомненно, льстило. Выделяло меня, не нужную и не интересную никому в универе девочку, из толпы. Но излишнее внимание вампира порой могло быть опасным. Я это понимала. Но что это могло изменить? Он позвал. И я послушно пришла.
   Постучав, заглянула. В приемной было пусто, дверь в кабинет приоткрыта.
   - Заходи, Лариса, - донесся до меня его голос. Это он как, еще и сквозь стены видит?
   Зашла. Бросила пальто и сумку в ближайшее кресло, прошла к нему в кабинет. Мое прошлое пребывание здесь теплых воспоминаний не будило, поэтому я немного нервно остановилась почти у самой двери. Анхен сидел за столом, обложившись какими-то бумагами. Не то изображал бурную деятельность, не то действительно был сильно занят.
   - Лариса, помоги мне немного, Инга моя болеет...
   - Да? - к такому я была не готова, и с ходу ляпнула, - и как называется болезнь, "критическое обескровливание на рабочем месте"?
   - Мне приятно, что мои гастрономические пристрастия так будоражат твою фантазию, но болезнь называется прозаически: простуда. Возникла вследствие беготни из корпуса в корпус в полураздетом виде, - Анхен смотрел на меня с легкой усмешкой. - А теперь, пожалуйста, возьми вон с той серой подставки отпечатанные листы и разложи на три экземпляра. Лучше у Инги на столе, там больше места.
   - А что мне будет за выполнение работы твоей секретарши? - нет, я понимала, что сделать все равно придется, да и вовсе не против я была ему помочь. Но вредность - она точно впереди меня родилась.
   - А если тебе в детстве читали сказки, то должна бы знать: больше всего всегда получает тот, кто никогда не торгуется. Все, Лара, иди, не отвлекай меня. Быстрее закончим, быстрее будет сюрприз.
   - Какой сюрприз? - вот теперь не уверена, что хочу быстрее заканчивать. Сюрпризы у вампиров, они того, разные бывают.
   - Никакого, если за полчаса не управимся, - судя по глубокому вздоху светлейшего, Инга явно делала, что велят, быстро и без вопросов. - Когда разложишь, спустись по ближайшей лестнице в 117-ю, и в самых вежливых выражениях попроси от моего имени сброшюровать их прямо при тебе.
   Послушно пошла работать. Стол у Инги был просторный, содержался в идеальном порядке, каждый карандашик в своей подставочке, каждая бумажка в своей корзиночке. Вот интересно, у нее только на работе так, или она по жизни аккуратистка? У меня-то дома на рабочем столе сам Дракос ноги переломает...Хорошая девочка Инга, да чем же она хороша?.. Вот интересно, а если б Инга не заболела, Анхен бы обо мне вспомнил? Или он и сейчас-то позвал, просто потому, что в коридоре наткнулся? И какой сюрприз?
   Страницы, по счастью, были пронумерованы, раскладывать их труда не составляло. Я, разумеется, полюбопытствовала, но быстро поняла, что читать сие мне не интересно. Это были материалы какой-то конференции по проблемам создания искусственной крови. Я не вампир, мне и своей естественной хватает. Закончив вчитываться в содержание, заметила, что оформление куда занятней. Текст был явно отпечатан на машинке, но края его были абсолютно ровные, словно у книжной страницы, вышедшей из типографии. Это Инга такая умелица? Или чудеса вампирских технологий? Но они ж, вроде, запрещены к использованию по эту сторону Бездны. Или если чуть-чуть и для себя, то все же можно?
   - Анхен, а как это печатали? - не удержавшись, крикнула в приоткрытую дверь.
   - Лариса, а почему это еще не сброшюровано? - отфутболили мне в ответ с моими же интонациями.
   Мысленно плюнула, побежала брошюровать. Там на меня попытались глянуть хмуро, не то обед у них был, не то тихий час, но волшебное имя светлейшего ир го тэ Ставэ мгновенно подарило мне целую комнату лучших друзей.
   Радостно вернулась, волоча господину добычу. Но оказалось, не так все просто. Один экземпляр Анхен бодро бросил в ящик собственного стола, а два другие мне было велено вприпрыжку нести к светлейшему ректору, дабы отдать в добрые руки его секретарши.
   - На парадный вход не беги, с этой лестницы есть выход на улицу, до главного здания тут будет ближе, - проинформировал меня светлейший куратор, оторвавшись от своих бумаг. Что он из них, пасьянс, что ли складывает? - Только пальто застегни как следует. А то еще одна у меня поляжет от "критического обескровливания" в условиях резко не замеченной зимы, - он разве что не фыркнул, выдавая мне эту тираду. Неужели так задел мой намек на его "гастрономические пристрастия"? Ах, ну да, ну да, мы девочек не едим. Разве что с друзьями и в розовой ванне.
   Уже вдыхая на бегу морозный воздух, вдруг осознала, что воспоминания о судьбе Лизы не принесли мне ни горечи, ни горя. И факт непосредственного участия в этой судьбе Анхена тоже бурных отрицательных эмоций не пробуждал. Наверное, в чем-то он меня тогда убедил. Уболтал, и я, незаметно для себя, согласилась. Она этого хотела. Ей подарили ее мечту. А я не хотела. Хотя мне предлагали ровно то же самое. И я жива и здравствую, и никто не жаждет выпрашивать или отнимать мою кровь: ни всю до капли, ни хотя бы каплю. У каждого свой путь. А вампиры - они вампиры. Они пьют кровь. У тех, кто настолько глуп, чтоб им ее дать.
   Залетев в холл Главного здания растерянно заозиралась. Объяснить, где находится кабинет ректора, мне забыли. У кого бы спросить?
   - Лариса? - удивленный полувопросительный оклик, и незнакомый парень пробирается ко мне сквозь толпу.
   - Мы знакомы?
   - А ты совсем не помнишь? Ну вот, мне так хотелось произвести на тебя впечатление, а ты меня даже не заметила, - карие глаза смотрели чуть насмешливо, и челка падала ему на лицо, закрывая обзор, а он привычным движением отбрасывал ее прочь. - Ну конечно, когда гуляешь с настоящим вампиром, разве заметишь обычного человеческого мальчика.
   Гуляешь с вампиром? И тут я его вспомнила!
   - Артем!
   - Привет. Ты так быстро тогда убежала, что я даже не успел с тобой толком познакомиться. Все надеялся, что еще когда-нибудь встречу, и вот - встретились.
   - Зачем? Ты любишь отбивать дев у вампиров?
   - Ну, ты тогда сказала, что не его дева. Да и зачем тебе древний старик? Я по любому лучше!
   - А ты скромный. Ладно, раз уж ты настолько хорош, покажи мне, где у вас тут ректор окопался. А то, если я немедленно не отдам ему эти бумажки и не отчитаюсь перед заказчиком об исполнении, то перестану быть девой, и стану просто чьим-то обедом.
   - Сурова жизнь у будущих врачей! Ладно, идем, покажу тебе ректора. Ну, или дверь его кабинета.
   С Артемом было легко. Он был веселый и чуточку самоуверенный. А может, просто пытался таким казаться. Он довел меня до ректора, а потом проводил обратно до нашего корпуса, и всю дорогу мы болтали и смеялись, и я, конечно, дала ему свой телефон, и обещание непременно с ним встретиться, и даже, кажется, выйти за него замуж тоже до кучи пообещала.
   Анхен стоял в приемной у зеркала, расправляя свой элегантный и, вероятно, не местного производства шарфик под воротником короткого черного пальто.
   - Ректор тебя так развеселил? - поинтересовался, не оборачиваясь, привычным жестом застегивая пуговицы.
   - Нет, - чуть удивилась я. В голос, вроде, не смеюсь. - Приятеля встретила. Замуж зовет, - даже любопытно было, как он отреагирует.
   - Хороший приятель, - добродушно улыбнулся Анхен, оборачиваясь. - Бери вещи, мы уезжаем.
   - Куда?
   - Любоваться красотами зимней природы. Разве я не говорил? - и смотрит в упор настолько серьезными и честными глазами, что сразу хочется ни единому слову не поверить.
   Но все же послушно взяла свою сумку, вышла за ним следом из кабинета.
   - И что за приятель? - светски интересуется Анхен, запирая дверь. - Который алмазы в Западных горах искать собрался? За этого выходи смело, он найдет.
   Пару секунд соображала, о ком он. Разговор об алмазах в той забегаловке, помнится, вели, но чья была идея...Ах, да, Петерс! И как светлейший вампир только помнит такие подробности? Или у него не только слух улучшенный, но еще и память абсолютная?
   - А в Западных горах действительно есть алмазы? - полюбопытствовала, шагая рядом с Анхеном по коридору.
   - Не знаю, я не геолог, - беспечно пожал он плечами. - Но знаешь, на месте алмазов я бы уже начал бодренько там образовываться. Когда такие целеустремленные мальчики что-то ищут, они по любому находят. Природа не в силах им сопротивляться. Вот и ты согласись, когда через пару лет он предложит тебе руку всерьез.
   - Петерс и всерьез? Не смеши, он вообще не бывает серьезным! И вообще, я встретила не его, а Артема.
   - Еще один геолог? А вот с этим не связывайся, толку не будет.
   - Почему? - вот так новость. Он мне, оказывается, уже и жениха успел выбрать.
   - Помрет быстро.
   - Отчего это? - растерялась я.
   - Так он, насколько я помню, геологией Бездны увлечен. А геологи Бездны долго не живут, - равнодушно пожал плечами Анхен, заворачивая на лестницу. И начал подниматься вверх.
   - Почему не живут? Погоди, ты куда? Ты же говорил, что мы уезжаем.
   - Разве? - очень натурально удивился куратор. - Ну, извини, оговорился. Улетаем. Машина у меня там стоит, не на газоне же ее ставить.
   Новость о том, что мне предстоит ЛЕТЕТЬ на настоящей вампирской машине, мгновенно вышибла из моей головы и Тему с его предложениями, и Петерса с его алмазами, и даже матримониальные планы Анхена на мой счет. Да я такие машины и вблизи-то никогда не видела, а тут меня в нее посадят, и даже повезут...
   По лестнице я взбежала едва ли не быстрее вампира. Выход на крышу был, разумеется, заперт, и я пританцовывала от нетерпения, пока Анхен доставал ключ. Словно ребенок, которому уже пообещали игрушку, но все никак ее не отдадут, я смотрела, как этот ключ проворачивается в замке, как дверь приоткрывается...Изо всех заставила себя сдержаться, и не просочится в щель, а чинно пройти, когда мне предложат.
   И вот, наконец, я увидела ее. Ослепительно блистая в лучах зимнего солнца, на засыпанной снегом крыше стояло самое совершенное творение рук...нечеловеческих, конечно, но все же это было создание разума, в величии своем так преобразующего материю, что можно было задохнуться от восторга, глядя на эту алую каплю посреди сияющего под солнцем снега. Да, его машина была алой, но не как кровь, нет, это сравнение даже не пришло мне в голову. Цвет крови темнее, гуще, насыщенней, что ли. А это был именно легкий, воздушный, сияюще алый цвет.
   Абсолютно обтекаемой формы, словно и в самом деле огромная, вытянутая по горизонтали капля, машина на глаз не имела ни окон, ни дверей. Но вот Анхен сделал что-то неуловимое, и словно отогнулся лепесток прекрасного цветка - открылась дверь. Я увидела салон: два кресла, какие-то приборы перед дальним, руля нет, за креслами - что-то вроде шторки, отделяющей переднюю часть салона и скрывающей все остальное.
   Анхен помог мне сесть в кресло, очень плотно пристегнул к нему ремнями, и на какой-то миг, когда его руки слегка скользили по моему животу, затягивая крепления, я ощутила себя так, словно меня обездвиживают для чего-то крайне непристойного. Но поспешно постаралась выбросить это из головы, а то кто его знает, может он еще и мысли читает.
   Лицо Анхена было абсолютно бесстрастно, лишь на губах едва обозначилась усмешка. Но она могла относиться к чему угодно, он и так постоянно надо мной смеется, особенно когда начинает говорить что-нибудь серьезно-пресерьезно. Впрочем, сейчас он молчал. Бросил мою сумку куда-то за шторку, отправил вслед за ней, правда, куда аккуратней, свой достопамятный чемоданчик. Обойдя машину, занял водительское кресло (или как оно там называется, если машина летает?).
   Перед ним слабо мерцала приборная панель - ровные ряды абсолютно плоских, едва обозначенных контурами кнопочек. Анхен набрал какую-то комбинацию, и чуть выше засветился небольшой экран, по которому поползли строчки совершенно незнакомых знаков и символов - и не цифры, и не буквы, вообще ни одного значка, похожего хоть на что-то. Еще пара легких нажатий - и стены кабины словно исчезли, став не просто прозрачными - невидимыми. Остались только наши кресла, приборы перед Анхеном, а вокруг - внизу, вверху, по сторонам - были только усыпанная снегом крыша, небо, солнце, облака. Вот разве что ветер в лицо не бил, и явственно ощущалось тепло. Я даже вытянула руку, чтобы убедиться, что машина не исчезла, и мы по-прежнему находимся в ней, и рука ощутила гладкую прохладу дверцы, и в тех местах, где пальцы соприкоснулись с ней, ее стало немного видно.
   Меж тем Анхен положил правую руку на небольшой рычаг, который прежде я даже не заметила, чуть потянул его, и машина плавно и бесшумно пошла вертикально вверх, понемногу увеличивая скорость. Сначала я завороженно смотрела на уходящую вниз крышу, дома, деревья, умиляясь, каким...игрушечным становится родной с детства город. Но скорость все росла, видимых преград между мной и бесконечной пустотой вокруг не было никаких, все сильнее сосало под ложечкой, и сердце в груди уже замирало от подступающего ужаса, словно на безумном аттракционе, когда ты понимаешь, что уже хватит, а он продолжает все сильнее и сильнее раскачиваться. Вот так и мы все продолжали и продолжали подниматься.
   - А можно не так высоко? - охватившая меня паника заставила словно клещами вцепиться Анхену в руку и выкрикнуть эту фразу почти с истерикой.
   - Нет, принцесса. Законы запрещают вампирам летать над вашими городами ниже облаков, дабы не будоражить воображение обывателей, - Анхен был абсолютно невозмутим, безумный взлет продолжался. - Но мне приятно, что ты столь страстно обнимаешь мое запястье. Может, чуть позже ты обнимешь с такой же страстью еще какую-нибудь часть моего тела?
   Покраснев, с шипением отдернула от него руку. Вампир откровенно расхохотался.
   - Да держись, если так боишься, я же не возражаю, - о, доброта и щедрость не знают границ, - уже почти взлетели.
   И действительно, через десяток секунд кошмар закончился, и мы полетели горизонтально. Облаков, правда, так и не достигли, может, и не было в тот день облаков, но с земли мы явно выглядели маленьким пятнышком. Анхен нажал еще что-то, и приборная панель перед ним тоже пропала. Он сидел рядом со мной, такой спокойный, уверенный, с легкой улыбкой на устах, и явно наслаждался полетом. А я отчаянно пыталась отдышаться и успокоиться. Сейчас, когда я перестала ощущать, как мои внутренности отчаянно опаздывают за моим улетающим вверх скелетом, было гораздо легче.
   - Неужели это настолько страшно? - покосился на меня Анхен.
   - Наверное, со временем можно привыкнуть, - попыталась убедить я саму себя, но видно уверенно это не прозвучало, поскольку он чуть снисходительно улыбнулся. - Конечно, вы все летаете на этом с детства, вам и не понять каково это - впервые подняться в небо.
   - Ну, в моем детстве таких машин не было, - чуть пожал он плечами, - и много еще каких не было тоже. Но летать - да, летать мы могли всегда. Это в нас еще от Древних Богов...
   - Ты веришь в богов? - я настолько поразилась, что напрочь забыла все свои страхи. Это ж надо же: просвещеннейший куратор, везущий меня сейчас на таком шедевре инженерной мысли, и какие-то там древние боги!
   - Нет, наивное ты мое дитя, - его улыбка была откровенно печальной, - никто из вампиров уже давным-давно не верит ни в каких богов. Но от воспоминаний о собственном детстве нам никуда не деться даже через восемьсот лет...Ты даже не спросишь, куда я тебя везу?
   Анхен откровенно менял тему, но я не стала настаивать. К чему мне его глупые детские боги? А вот куда же мы летим и в самом деле вопрос.
   - А неужели, светлейший куратор, вы нашли момент достаточно подходящим, чтоб наконец мне об этом сообщить?
   - Да нет, это я так, к слову. Но я безмерно рад, что к тебе вернулась твоя обычная язвительность, а то с тех пор, как ты увидела мою машину, у меня было чувство, что я тебя теряю. Уже хотел даже видимость оболочки вернуть, чтоб тебе было хоть взгляд на чем сфокусировать.
   - А можно было...вернуть видимость оболочки? - вот гад, а заставил меня так от страха мучиться.
   - Можно. Она ж все равно по приборам идет. Можно полностью, а можно окошко небольшое спереди оставить, чтоб не забывать, что все же в небе. Только я так не летаю, не люблю. А тебя, если будешь настаивать, могу на обратном пути в багажник пристроить. Там функции отключения видимости нет, даже частичной. Сиденья там, правда, тоже отсутствуют. Мы в нем своих кормовых животных перевозим, а им сиденья без надобности.
   - И сейчас перевозишь? - я опасливо покосилась на шторку.
   - Сейчас-то зачем? - он откровенно потешался. - У нас с тобой развлечения намечены от силы часа на три, пока солнце не село, а так недолго я могу потерпеть и без еды, честно-честно.
   - И все-таки, Анхен, куда мы летим? - да ну его в бездну с его шутками, к животным своим он меня посадит, ага, щас.
   - Мы летим в Усть-Каменку, и еще немного дальше.
   Так, стоп, это я здорово погорячилась его в бездну посылать, даже в мыслях. Потому как Усть-Каменка, как явствовало из ее названия, и стояла на самом краю Бездны. В том месте, где речка Каменка даже не впадала, а просто падала, обрушивая свои воды в бездонный провал, делящий нашу землю на два мира - мир людей и мир вампиров. А любой человек, и это было известно даже младенцам, мог пересечь Бездонную Бездну только один раз. С той стороны вампиры не возвращали ни живых, ни даже мертвых.
   - Нет, погодите, куратор, что-то я не припомню, чтобы я давала свое согласие пересекать Бездну даже в устной форме, а не то, что в письменной!
   - Ну, вот в Усть-Каменке и дашь, - невозмутимо сообщил мне мерзавец, глядя в заоблачную даль. И лишь вдоволь насладившись затянувшейся паузой, и тем липким ужасом, что, наверное, доверху заполнил его небольшую кабину, изволил рассмеяться и сообщить, что он пошутил.
   Я просто устало откинулась в кресле. Сил на выражение эмоций не было никаких.
   - Ну вот какая же ты у меня паникерша, - покачал головой Анхен, глядя на меня словно добрый папочка на своего неразумного ребенка. - Ну зачем мне тебя убивать, сама подумай. Кровь у тебя невкусная, делиться ты ей не хочешь...
   - А ты откуда знаешь, что невкусная? - злобно буркнула я. - Хлебнул все же из той пробирочки?
   Он опять рассмеялся, но как-то уже устало.
   - Я по запаху чувствую, глупая. С расстояния меньше трех метров я ощущаю не только все оттенки твоего вкуса, но и, без всяких анализов, определяю твою группу крови, что по вашей, что по нашей классификации.
   - А есть разница в классификациях?
   - Да, и существенная. Ваша куда более убога.
   - Ну а вампирам не все равно? Вам что, для еды не все группы крови подходят?
   - Да нам-то как раз все. Это вот вам далеко не всякую переливать можно. А счет, бывает, на минуты идет. Не до лабораторных исследований.
   - И кому ж это вы ее переливаете, такие добрые? - не могла сдержать ехидства. Что еще за служба спасения?
   - Да вот тем, кто, в отличие от тебя, щедрые и добрые, и дарят свою кровь с безграничной любовью. И далеко не всех из них вампиры с жадностью волокут на свою сторону, большинство не волокут, а, напротив, спасают.
   - Ага, сначала доводят до полусмерти, а потом благородно спасают.
   - Если человек готов отдать, почему я не должен брать, вот объясни мне? Вы - наша пища, все остальное - реверансы вокруг стула, и наше чистой воды благородство. Потому как мы позволяем вам жить, и даже способствуем тому, чтоб вы жили, хотя это впрямую противоречит нашим потребностям.
   - А вот и нет, вы просто заботитесь о поддержании популяции, чья кровь вкуснее крови ваших животных! Ты сам мне говорил, и я ничего не забыла!
   - Вот, видно, зря я это говорил. Разговоры про кровь доводят тебя до состояния невменяемости.
   - Потому, что ты говоришь об этом так, словно мы вас по гроб жизни своей кровью кормить обязаны! И еще и благодарить, что нас при этом не каждый раз убивают!
   - Честно говоря, Лариса, вы нам и в самом деле по гроб жизни обязаны. И мне казалось, что в школе этому учат.
   Я злобно отвернулась, и попыталась смотреть на проплывающие под нами снежные поля. Местами их прорезали нити дорог, где-то группка не вырубленных деревьев обозначала небольшую, неразличимую под снегом воду: озерцо или пруд, может, изгиб реки. Нет, ну какой же он неисправимый, неисправимый...вампир! И ведь может выглядеть, как человек, одеваться, как человек, даже разговаривать вполне по-человечески, но только до определенных пределов. А дальше все сводится к тому, что есть вампиры - и остальной животный мир, существующий лишь для их потребностей и удовольствия. И все прочее для них и в самом деле - реверансы вокруг стула: и игры в мудрого куратора, и в доброго благородного доктора, и даже в мальчика Антона, который зачем-то (вот зачем, спрашивается) катал меня на велосипеде.
   - Куда мы все-таки летим, Анхен? Я устала, мне надоело чувствовать себя твоей погремушкой, с которой ты резвишься.
   - Ну прости, мне тоже с тобой тяжело. Ты не в состоянии осознать простейших вещей, которые в этой стране понятны даже младенцу.
   - Куда. Мы. Летим.
   - Мы летим на Ледяные Водопады. Это очень красивое место, но кроме вампира тебе его никто и никогда не покажет.
   - Почему?
   - Потому, что это место за краем Бездны. На вашей стороне, - добавил он, поймав мой быстрый испуганный взгляд.
   - А зачем ты решил мне его показать?
   - Чтобы немного отвлечь от проблем с учебой. Чтобы немного помочь в исполнении твоей мечты увидеть разные диковинные места. Чтобы просто немного тебя порадовать, мне кажется, тебе должно там понравиться. Это место тебе сродни. Для меня ты и сама - девочка за краем Бездны.
   Отвечать я не стала. Иногда он говорил так красиво и искренне, что хотелось верить. Но от этого он не переставал быть вампиром. Просто за свою долгую жизнь он выучил столько всяческих слов, что некоторые из них подходили. Попадали идеально и в душу и в ситуацию. Мы летим на Ледяные Водопады. Потому, что встретив меня в слезах в коридоре, ему захотелось меня порадовать. Пусть так. Допустим. Пускай будет так.
   Еще полчаса прошло в молчании. Я рассматривала землю, словно протекавшую под нами внизу. Это было красиво. Как-то кукольно-красиво, словно я разглядывала бесконечный макет города и окрестностей в Центральном музее Светлогорска. Хотя Светлогорск мы уже давно миновали, и даже высокие белые башни главного здания универа - наши единственные горы, горы светлого разума, который наука дарует людям - уже были почти неразличимы вдали.
   А впереди, у самого края горизонта, показалась Бездонная Бездна. Ее неровные рваные края были хорошо заметны даже на огромном расстоянии. Чуть правее по курсу возвышалась священная Гора Вампиров, единственное место на краю, откуда был хорошо виден Великий Город. Из той же Усть-Каменки его было уже не разглядеть, ибо Бездна была не только огромна, но и извилиста, и весьма прихотлива в своих извивах. Впрочем, отсюда сверху Гора казалась не более, чем небольшим аккуратным холмом. Слишком уж аккуратным на фоне нервно и хаотично изгибающейся, словно в конвульсиях, Бездны. И ведь, наверное, этот холм рукотворен, пришла мне в голову мысль. Но спрашивать я не стала. Он точно знал, и наверняка бы ответил - на такие "безличные" вопросы Великий отвечать любил, и весьма пространно. Но я просто не хотела сейчас слышать его голос, даже оборачиваться в его сторону мне не хотелось. Просто летела и разглядывала пейзаж, стараясь по максимуму все запомнить. Вряд ли кто-то собирается так уж часто катать меня в поднебесье. Вон тогда в парк - так и вообще на автобусе возил...
   Анхен спокойно смотрел вперед, предоставив меня самой себе. Для него этот полет был очередным, миллионным, миллиардным по счету, и вряд ли его хоть как-то интересовали виды наизусть знакомых окрестностей, или хоть чем-то напрягал процесс управления машиной. Он просто летел - ни к чему не стремясь, ничего не торопя. Меня невольно завораживала эта его способность - очень спокойно ждать чего бы то ни было, словно у него - все время этой галактики, и весь мир согласится подождать вместе с ним. Нет, он очень торопился быстрее вылететь, и сейчас летел, наверное, с максимально возможной скоростью, но отменить эти полчаса пути он не мог, и потому просто ждал, когда они истекут. Спокойно, неторопливо. Может, просто летел, как дано летать лишь вампирам - заплутав душей в облаках и ветре.
   Нет, нахождение вместе с вампиром в ограниченном замкнутом пространстве не способствует сохранению способности критически мыслить. Я его недавно практически ненавидела, а вот сейчас уже почти любила, ну, или может, просто - весьма романтически поэтизировала.
   Усть-Каменка приближалась. Укутанную снегом реку различить среди полей было сложно, а вот небольшие домики этого городка были сверху как на ладони. Городок был небольшой, провинциальный, с уютными кривыми улочками, небольшими косогорами, уходящими покато к реке. Самые последние его дома отделяло от Бездны метров двести. И эти двести метров, отгороженные высоким забором с колючей проволокой наверху, явно являлись полосой отчуждения, снежный ковер там не прорезала ни одна тропинка, ни один след. Меня этот бетонный забор, признаться, весьма покоробил. Понятно, это сделано из предосторожности: свалиться нечаянно в Бездну - это не в речку, тут без вариантов. Но можно же было сделать это как-то...изящнее, что ли.
   Видимо, чтобы не вызывать моих опасений, Анхен начал снижаться еще на подлете к городу, над рекой, двигаясь вдоль ее замерзшего русла. Через Усть-Каменку мы летели на высоте, наверное, третьего этажа. Толи наплевав на все правила, которые запрещают летать через город столь низко, толи наврал он мне про все эти правила.
   Впрочем, сейчас этот вопрос меня не волновал. Сердце замирало в предвкушении и страхе: мы приближались к Бездне. Ведь, что бы там светлейший куратор ни говорил, но всегда был ровно один способ понять, что именно он задумал, и этим способом мне предстояло воспользоваться с минуты на минуту. Прилететь с вампиром на край Бездны - это...это надо один раз попробовать пережить, и, если получиться, всю жизнь об этом потом всем рассказывать - будет хитом любой беседы, на зависть подругам. Но для начала - надо как-то это пережить.
   На том же уровне, где стена ограничивала город, реку перегораживала в несколько рядов толстая кованная решетка. И это тоже было понятно. Течение здесь, видимо, весьма ощутимое, и чтобы ни пловец, ни лодка, ни что крупнее... И даже если одна из секций первого ряда будет повреждена или протаранена, останется еще несколько рядов, чтобы затормозить и удержать потерявшее управление судно.
   Через реку был переброшен мост, по нему изредка проезжали машины, шли куда-то люди. Замерзшую реку прорезало множество тропинок, была хорошо различима лыжня, и даже несколько лыжников на ней. В одном месте был расчищен каток, и мальчишки играли там в хоккей. Мы летели настолько низко, что нас видели все. И замирали, провожая восторженным завороженным взглядом.
   - Анхен, а как же дети? - не выдержала я.
   - А что дети? - невозмутимо поинтересовался Анхен.
   - Ну, они же не должны видеть вампиров, а они нас видят.
   - Ну, во-первых, они видят не нас, а только мою машину. И я не думаю, что в этой стране есть дети, которые считают, будто вампиров не существует. Так вот, один только что мимо пролетел. А во-вторых, задача не в том, чтобы дети не видели вампиров. Задача в том, чтоб они их не чувствовали, не ощущали того, что стоящий - да хоть прямо перед ними - вампир. Не общались с нами, даже в неузнанном виде, дольше пяти минут. Иначе мозг горит. Не выдерживает напора нашего ментального излучения. И дальше это существо - уже не ребенок и не человек - может стремиться только к полному слиянию, ему физически больно, если он не ощущает рядом вампира. Поверь, это гуманнее сразу убить, без вариантов. И поверь, такими вещами у нас не играет никто и никогда. Даже чтобы покрасоваться перед хорошенькой девой. У нас, знаешь ли, слишком редко рождаются дети. И иногда мне кажется, что мы ценим ваших детей гораздо больше, чем вы сами. Особенно после того, что я вижу иногда в больнице... - он вздохнул, чуть качнув головой. - Так возвращаясь к твоему вопросу: я никогда не причиню зло ни одному ребенку. Тебе - запросто, а вот за них можешь быть спокойна. Помнишь, мы гуляли в парке, и там была куча детей, и прямо у нас под ногами. Но ни один из них не почувствовал в тот день вампира. А сейчас - да, все знают, что в машине вампир. Но ощутить меня на таком расстоянии они не смогут. И даже когда мы выйдем из этой машины, мы все равно будем слишком далеко, чтоб им хоть что-нибудь угрожало. Успокоил?
   Ага, особенно фразой "тебе - запросто". Как-то даже резко интересно стало: зло мне собираются причинять вот прямо сейчас, или это он так, на перспективу. До подкатившей к горлу тошноты интересно, и глубоко плевать уже на всех детей и все вампирские принципы. Вот мы прилетели. Почти прилетели. А дальше - что?
  
   Глава 5. Возлюбленный.
  
   Анхен опустил машину на самом краю Бездны. Вернее, не долетев до края всего десятка шагов. Мы медленно опустились в густой нетоптаный снег, кабина потеряла прозрачность, двери открылись. Я сидела, не шевелясь, завороженно глядя, как он обходит машину и вплотную приближается к моему креслу. Его руки нежно скользнули мне на живот, расстегивая удерживающие меня ремни. Лицо его было так близко, а улыбка на нем - светлой и чистой.
   - Идем? - он протягивал мне две руки сразу, готовый принять и помочь мне выбраться наружу.
   Но я еще сильнее вжалась в кресло:
   - Анхен, а может, не надо? - получился только слабый шепот, настолько перехватило горло.
   Его глаза смотрели на меня очень ласково, когда он шепнул в ответ:
   - Обними меня.
   И я положила дрожащие руки ему на плечи, и, зажмурившись, прижалась виском к его виску. Я боялась его сейчас больше всего на свете, но кроме него, мне было не у кого искать защиты от своих страхов. Очень аккуратно он обнял меня, притягивая вплотную к себе и помогая выбраться из машины. Негнущимися ногами я сделала первый шаг в снег. Он чуть отступил, не отпуская меня, заставляя сделать еще один, и еще.
   И, наконец, замер, очень нежно поглаживая меня по спине. А я прижалась к нему всем телом, буквально вдавливая себя в него и не замечая этого, обхватив руками за плечи, зарывшись носом в его воротник и не разжимая глаз. И каждую клеточку моего тела била дрожь.
   - Ну что ты, Ларочка, что ты? - его пальцы нежно коснулись моей щеки, чуть скользнули по шее, и ушли вниз, вновь оглаживая спину. - Ну, вот когда не надо, ты у меня смелая, а как доходит до дела - так настоящая трусиха. Чего ты так испугалась? Вроде было все хорошо еще минуту назад.
   - Ты сам...сказал...что причинишь мне зло, - говорить удавалось с трудом.
   - Я сказал, что могу, я не говорил, что собираюсь. А еще я говорил, что хочу показать тебе очень красивое место. И что на ту сторону Бездны мы не полетим. И что через пару часов я верну тебя домой. Тебя куда подвезти: к подъезду или к балкону?
   - А можно ты мне это место потом...на картинке покажешь? А сейчас сразу отвезешь меня домой?
   - А ты мне за это что? - едва слышно шепнул он мне прямо в ухо.
   - А что ты хочешь? - поинтересовалась обреченно.
   - О, целую кучу вещей. Чтобы ты перестала так затравленно дрожать, открыла глаза и попробовала взять меня просто за руку. Я же тебя не обижаю, Лариса, ну взгляни ты в лицо реальности! Я тебя глажу, утешаю, успокаиваю, разве что не целую. Зачем, по-твоему? Чтобы в Бездну сбросить? Ну, почему тебе всегда так сложно мне поверить? Я же ни разу в жизни тебя не обманывал.
   - Да. Наверно. Прости, - паника потихоньку отступала, я уже самой себе не могла объяснить, чего я так перепугалась. Разжала руки, отступила на полшага назад и взглянула ему в лицо. Анхен был расстроен. Смотрел ласково, но был расстроен, я видела это, чувствовала. - Прости, - еще раз повторила я, - я не знаю, что на меня находит. Иногда мне хорошо с тобой, правда. Но иногда...я просто тебя боюсь. Это ни от чего, это ни откуда, это просто...вдруг накатывает абсолютно дикий страх, и я не могу с ним справиться.
   - Ну, спасибо хотя бы за "иногда", - он тоже отпустил меня, и теперь просто стоял напротив. - Это видимо Бездна, Лариса. Она не просто дыра в земле, она действует на всех нас. Правда, на всех по-разному. В тебе она пробуждает...что-то очень древнее, позабытое...Я надеялся никогда более не чувствовать...такого ужаса. Тем более, я не хотел, чтобы это чувствовала ты. Я не знал, что так выйдет. Прости.
   - Ты тоже чувствовал страх?
   - Я чувствовал его в тебе. Я же говорил, при тактильном контакте я тебя ощущаю. Тем более, ты прижалась ко мне так сильно, - заметив мое смущение, он, видно, решил сменить настрой беседы. - И это хорошо, зима. А было б лето? Ведь мы сейчас практически на пляже. Такие страстные объятья, да при минимуме одежды - и до чего бы мы докатились?
   Я смущенно закрыла лицо руками, хотя и видела, что он просто смеется. И, не выдержав, засмеялась тоже.
   - Ну, все хорошо?
   Я кивнула.
   - И ты дашь мне руку?
   И я протянула ему руку, только теперь заметив, что он без перчаток. И с непокрытой головой.
   - Анхен, неужели тебе не холодно?
   - Я вампир, - он пожал плечами, - мы только чужие эмоции хорошо чувствуем. А вот с погодой хуже. Мне не холодно, мне не жарко. Мне никак. В основном это удобно. Так ты идешь со мной?
   - Да.
   - Тогда дай мне руку, чтоб не поскользнуться. Здесь все же лед.
   И, крепко держа за руку, он подвел меня к самому краю. День был морозный, ледяной воздух и без того обжигал легкие. Но из Бездны тянуло холодом и вовсе запредельным. Там, летом, на Горе, отделенная от Бездны невидимой вампирской стенкой, я ее не чувствовала, да и не рассматривала особо. Тогда мне хотелось поподробнее разглядеть Город. Отсюда Город был не виден совсем. А вот от Бездны нас здесь ничего уже не отделяло. Никаких чудес вампирской техники. И она дышала нам в лицо неземным холодом, разверзаясь под нашими ногами. Солнце висело прямо над Бездной, и ее обрывистые склоны, покрытые снегом и инеем, блестели, словно усыпанные алмазной крошкой, до самых глубин, сколько мне хватало взгляда. А прямо из-под наших ног уходили вниз застывшие до весны потоки Каменки.
   - Отсюда всего не разглядеть, - тихо произнес Анхен. - тебе надо поверить мне, и сделать шаг.
   - На самый край, и немного дальше?
   - Лучше ко мне в объятья. Нам нужно лететь, а за руку мне тебя с комфортом не унести, только вывихну что-нибудь. Ты осмелишься?
   - Мы полетим...вот просто так, без всего?
   - Без всего. Только ты, я и Бездна. Ты сможешь поверить мне настолько?
   - Я попробую.
   Испытание на Горе было обманом. Там все было обманом. Но здесь и сейчас страховки не было. Как он говорил тогда, тот старик? Глубинами Бездны измерить глубину своего сердца? Можем ли мы поверить, что их ласковые руки поддержат нас? Могу ли я поверить...вот одному конкретному вампиру? Настолько, чтобы доверить ему свою жизнь?
   Я вздохнула, кивнула, и сделала шаг в его объятья. Он поднял меня на руки, легко оттолкнулся - и мы воспарили над глубинами Бездны.
   Страшно не было. Он просто держал меня на руках, крепко и бережно. Ну а то, что под ногами у него был уже не снег, а пустота...я видела это глазами, но разум, наверное, осознавать это отказывался. Меня просто несет на руках сильный и уверенный мужчина. Ну, а то, что он вампир - со мной он никогда не вел себя, как вампир, и да, он был совершенно прав: он никогда не давал мне повода ему не доверять.
   Анхен медленно нес меня все дальше от края Бездны, не поднимаясь и не опускаясь, на том же уровне, как если бы мы все еще шли по земле. Но земля удалялась, а Бездна, казалось, все ширилась под нами, словно все сильнее выворачивала наружу свое нутро. И я могла уже видеть, как там, бесконечно глубоко внизу, куда не доставал уже свет солнца, клубилась непроглядная, таинственная тьма.
   - Анхен, а про принца Дракоса - это правда сказки? - спросила чуть дрожащим голосом, с опаской вглядываясь в смутные очертания неразличимо далеко внизу.
   - Правда, - Анхен ободряюще улыбнулся, - это просто книга детских страшилок. И потом - ты ведь со мной. А как Истинный Принц Света, я просто обязан спасти тебя от любой тьмы.
   - К-кто ты? - я даже рассмеялась. - Никогда о таком не слышала. Это тоже из какой-то книжки?
   - Да, моя дева, - Анхен беззаботно улыбался. - Только из очень-очень старой. Мне ее еще мама в детстве читала.
   - Анхен, а твоя мама, - новая мысль пришла мне в голову, - ведь она же еще жива? Ну, в смысле - вы же очень долго живете, почти бесконечно... или нет? То есть - вот восемьсот лет - это много или мало? Ты по вампирским меркам - молодой или старый? И сколько вообще живут вампиры, если по правде, а не как в школе учат.
   - Ой, какой кошмар, - произнес он с притворным вздохом. И вдруг резко, без предупреждения, опрокинулся назад, совершив полный кувырок через голову. И я при этом облетела вокруг него, что луна вокруг земли, огласив всю Бездну безумнейшим визгом, на который только была способна. Держал он меня, правда, при этом очень крепко, и вывалиться из его рук мне, наверное, не грозило, но...
   - Т-ты что т-творишь? - только и смогла выдавить.
   - Глупости всякие из твоей головы вытряхиваю, - сообщил мне Анхен совершенно будничным тоном. - Что тебе сейчас до вампиров? Ты лучше смотри!
   И он развернул меня лицом тому краю, от которого мы отлетели уже на порядочное расстояние. И я вздохнула завороженно, мгновенно простив ему все грехи, прошлые и будущие. Это было зрелище, которое и в самом деле стоило увидеть. Любой ценой, потому что прекраснее места на земле не существовало! Ну, для меня в тот момент - не существовало точно.
   Сверкая и переливаясь на солнце, от самого края земли и до бесконечности у нас под ногами, струились в оглушающем морозном безмолвии Ледяные Водопады. Воды Каменки, замерзшие, застывшие в своем полете, благодаря неровностям рельефа лились то единой стеной, то разделяясь на множество ледяных колонн. Солнечные лучи, играющие на их прихотливых поверхностях, делали какие-то участки совершенно прозрачными, чистыми, словно хрусталь, а за ними проглядывало что-то еще - светлое, темное, белое, красноватое, коричневатое, и все это сверкало и переливалось, словно сказочный дворец Ледяной Королевы. И были в нем таинственные гроты и ажурные беседки, башни и лестницы, статуи и фонтаны. И свисали гроздьями прекрасные ледяные астры, чьи длинные и тонкие иглы лепестков были подобны иглам морозного воздуха, впивающимся мне в легкие. А где-то внизу скрывалась в непроглядной мгле темная половина этого великолепия, и были там подвалы и пропасти, и камеры пыток, со звенящими на ветру ледяными кандалами. Ибо королева Льда и Вечного Холода бесконечно прекрасна, но неумолимо жестока.
   Анхен молчал и оставался неподвижным, позволяя вдоволь насладиться зрелищем и игрой собственного воображения.
   - Нравится? - шепнул он тихонько, когда, через бесконечный промежуток времени, я все же чуть шевельнулась в его руках.
   Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
   - Мы можем рассмотреть все поближе. Ты не побоишься спуститься вниз?
   - Нет, никогда, конечно, - я не очень понимала, что я ему отвечаю, зачарованная возможностью войти в мой ледяной дворец.
   Но он меня понял, и мы начали спускаться, подлетая к этому чуду все ближе. И общая картина рассыпалась миллионом отдельных фрагментов, но каждый из них вблизи был не менее прекрасен, чем все вместе издалека. Тут были и галереи за ледяной стеной, и маленькие уютные гроты, и арки, и бесконечные колоннады... Пользуясь благосклонностью Анхена, я жаждала облететь и облазить их все, и он безропотно носил меня по воздуху от одного заинтересовавшего меня места к другому. Или водил, там, где можно было встать, но все равно ни на секунду не отпуская, удерживая за талию, словно клещами, даже в местах, где, как мне казалось, было совершенно безопасно.
   - Это лед, Лара, - отвечал он на все мои возражения, - я не хочу, чтобы ты поскользнулась и сломала ногу из-за нашей с тобой беспечности. Хотя я гораздо лучше тебя понимаю, что даже если ты сорвешься и начнешь падать, долететь до дна Бездны шансов у тебя нет, я поймаю тебя практически сразу. Но вот травмироваться о выступающие края - шансов масса. Так что даже не мечтай, не отпущу.
   Мы осматривали все ярус за ярусом, незаметно спускаясь все ниже и ниже в Бездну. И, однажды подняв голову, я увидела край земли столь бесконечно высоко, что просто захватило дух. Но страшно мне не стало ни на миг, я уже даже и понять не могла, что вообще здесь такого страшного, что я так отказывалась сюда лезть.
   - Анхен, а почему не видно звезды? Ну, я читала, что из глубокого колодца даже днем звезды видно, а мы же гораздо ниже самого глубокого колодца.
   - Угу, только колодец у нас значительно шире среднестатистического, и мы все еще под солнцем. Вот спустимся в тень - будут тебе и звезды. Хотя зачем тебе - они у тебя и так в глазах светятся.
   В этот миг мы снова парили с ним в воздухе, выискивая, что еще меня могло бы заинтересовать. Анхен крепко прижимал меня к себе, держа одной рукой за бедра, другой за спину, и это было уже так привычно и так комфортно, и в этом не было ничего особенного, просто как иначе ему меня нести. И мои руки так привычно лежали на его плечах, но думала я не о нем, я жадно шарила глазами по ледяным колоннадам, относясь к нему как к продолжению себя, как к средству передвижения, не более. И потому, когда он сказал мне про звезды, я просто рассмеялась от переполнявшего меня счастья, и поцеловала его в щеку. Потому, что щека была совсем рядом, а я была так ему благодарна за эту прогулку.
   Он вопросительно взглянул мне в глаза.
   - Спасибо, - объяснила я, касаясь лбом его лба и обнимая руками за шею.
   Анхен остановился в воздухе, принимая мою благодарность и мою ласку. А потом вдруг резко изменил направление полета.
   - Что там? - обернулась я, но не заметила ничего, достойного внимания. Несколько столбов застывшей воды, мы таких уже не один десяток видели.
   - Ничего, - спокойно отозвался Анхен. - Немного устали руки. Чуть-чуть передохнем.
   Однако отдохнуть тут было практически негде. Пришлось спуститься немного ниже. Но даже там шел всего лишь довольно узкий неровный карниз, на который и ногу-то полностью не поставить. Но Анхен все же опустил меня на него, плотно прижав спиной к ледяной толще. Я чувствовала себя крайне неустойчиво, ноги того и гляди соскользнут. А он решительно вставил свой элегантный черный ботинок между моих видавших виды сапожек, разводя мне колени и вжимаясь в меня бедром, и далее корпусом, буквально впечатывая меня в стенку. Я оказалась фактически сидящей верхом на его бедре, и это было уже...как он там говорил: "хорошо зима, а было б лето...". Анхен же, оставаясь абсолютно невозмутимым, действительно разжал руки, чуть встряхивая их, позволяя им, наконец-то свободно повиснуть вдоль тела. Интересно, сколько мы здесь уже? Час, больше? Я совершенно потеряла счет времени, а ведь даже для вампира, наверное, есть какие-то пределы выносливости.
   - Я совсем тебя замучила? - с запоздалым раскаяньем взглянула в его глаза.
   - Не надейся, - он взял меня за запястья и сомкнул мои руки у себя за спиной. - Теперь ты меня держи. Только крепко, а то кувыркнемся.
   Я послушно сцепила пальцы в замок у него за спиной. Он был сейчас ко мне так немыслимо близко. Вроде так же близко, как и пять минут назад, но как-то интимней, что ли. И от этого я чувствовала неловкость. Сейчас меня не отвлекали ни небо, ни лабиринты Ледяных Водопадов. В этом положении я могла видеть и чувствовать только Анхена. И он уже не был просто средством передвижения. Он просто был.
   - Ты такая счастливая сейчас, - прошептал Анхен, пристально глядя мне в глаза. - Я никогда еще не видел тебя такой счастливой.
   Я хотела ответить, что это благодаря ему, и еще успела понять, что он не ждет от меня ответа. А потом его губы накрыли мои, и все слова стали попросту невозможны.
   Он целовал меня так нежно, так бережно, едва коснулся раз, другой, не встретив сопротивления, прижался чуть сильнее, осторожно посасывая мои губы, проводя по ним языком. Одна рука его уверенно легла мне на затылок, другая ласкала шею. В какой-то момент он обхватил мой затылок чуть сильнее, словно чтобы не дать мне вырваться, и его язык проник мне в рот, не встречая даже слабого сопротивления. Мысли путались, сердце билось где-то в горле, это было так сладко, так упоительно сладко! Где-то за гранью реальности я чувствовала, как его пальцы раздирают пуговицы на моем пальто, раскрывают шарф, рвут ворот на моей блузке. Ледяной ветер скользил по моей обнаженной шее и плечу, но я чувствовала только жар его объятий, его губ, языка, пальцев - таких нежных, таких страстных, таких нетерпеливых. Я и сама хотела еще, хотела дальше, хотела больше...
   И лишь когда его ладонь резким хлопком накрыла мое обнаженное плечо, а его шея судорожно выгнулась назад, разрывая наш поцелуй буквально "на полуслове", сознание ворвалось в меня вместе с глотком ледяного воздуха. Колени задрожали, но ноги и так не могли удержать меня на этом скользком карнизе, меня держал Анхен, и потому я даже рук, сцепленных за его спиной, не могла от него оторвать, не то, что бежать от него сломя голову. Ведь он почти меня укусил. А я - я была готова, я была согласна, а ведь всегда считала, что никогда и ни одному вампиру! Я и не собиралась, я и не думала, а он, он...
   Он прижался лбом к ледяной глыбе возле моего правого виска, и хрипло дышал. Обе его ладони тоже упирались в лед, но грудью и бедрами Анхен по-прежнему прижимал меня к стене, не сдвинувшись ни на миллиметр. Мы молчали. Довольно быстро я поняла, что замерзаю. Осторожно расцепила руки, вернула на место шарф и попыталась застегнуть пальто. Две верхние пуговицы были оторваны, и я, дрожа, зажимала ворот руками. Он по-прежнему не шевелился.
   - Анхен, - решилась позвать я. Надо же как-то выбираться.
   - Х-х-х-х-х-хочу тебя! - как-то очень тяжело и страшно выдохнул он. Почти беззвучно, но громче любого крика. - Всю, до последней капли, до конца, без остатка.
   А потом его руки поползли мне за спину, сжимая все в более крепких объятьях, но прежде, чем я закричала от боли, он упал назад спиной, и я закричала уже от страха.
   Это был не полет, это было падение. Нас крутило и переворачивало в воздухе, увлекая вниз все неудержимее и стремительней. Солнце уже не проникало в эти глубины, вокруг нас клубилась тьма, а Анхен все продолжал равнодушно падать, крепко сжимая меня в объятиях и не делая даже попыток прекратить эту безумную круговерть.
   И лишь когда я уже сорвала горло от крика, а перед глазами замелькали красные точки, мы вдруг чудовищно резко остановились и приняли вертикальное положение. Это стоило мне резкой боли в висках, подкатившей к горлу тошноты, и потерянной шапки.
   Бедная моя шапка, и без того сидевшая на голове неплотно после наших безудержных ласк, и столь же безудержного падения, последнего кульбита с переворотом мне не простила, и теперь улетала все глубже, а мы молча провожали ее взглядами. А красные огни мне, оказывается, не примерещились. Они цепью висели в воздухе метрах в ста под нами. Этакие продолговатые плоские фонари, дающие, правда, не слишком много света. И на одном из них повисла, зацепившись, моя шапка.
   - Надень капюшон, - хрипло произнес Анхен, глядя как фонарь тихонько раскачивается, потревоженный ее приземлением.
   - Можно мы спустимся и заберем ее? И я хочу взглянуть, что это, - робко попросила я, обрадованная его возвращением. Кажется, он все-таки взял себя в руки, и ни убивать, ни целовать более не намерен.
   - Забудь. Нам надо подниматься.
   И прежде, чем я успела произнести хоть слово, мы стремительно взмыли вверх. Ну вот что за клятый вампир! То мы божественно неторопливы, а то мечемся, как безумные, то вниз, то вверх, словно сам Дракос за нами гонится. Меня же сейчас точно стошнит! Задышала глубоко и часто, пытаясь побороть подступающие спазмы. Анхен почувствовал, замедлил движение, но полностью не остановился.
   - Потерпи еще чуть-чуть, Лариса,- попросил он, - надо улетать. Слишком много тут сегодня...приключений.
   И в этот момент я почувствовала, что у него дрожат руки, и мне впервые пришла в голову мысль, что мы можем и не выбраться.
   Но мы выбрались. Тихо, ровно, без приключений. Анхен вынес меня к самой машине, не дав даже шагу ступить на снег. Дверца открылась еще при нашем приближении, и он сразу посадил меня в кресло и пристегнул.
   - Все еще боишься, что упаду? - попыталась я пошутить, но он не отреагировал, захлопнул мою дверцу, очень быстро сел на свое место и решительно придвинул к себе панель управления. Его пальцы с безумной скоростью замелькали по мерцающим клавишам, а на экране мелькали с той же скоростью немыслимые закорючки.
   В машине было тепло, даже очень, и в этом тепле я наконец-то почувствовала, насколько замерзла. С трудом сдернула с рук перчатки и стала растирать заледеневшие пальцы. Пальцы ног тоже весьма ощутимо стонали от холода, и мне здорово продуло уши во время нашего не в меру стремительного подъема.
   - Вот неужели нельзя было поднять шапку? - недовольно буркнула я, поднимая руки к ушам и пытаясь их хоть как-то согреть. - Заняло бы от силы минуты три.
   - Шапку поднять не сложно, - рассеянно отозвался Анхен, не отрывая взгляда от экрана, - вот только носить ее уже нельзя.
   - Почему? - ошарашено поинтересовалась я. Хорошая была шапка, новая. - Что с ней такого стало, от того, что она на фонарике покачалась? И что это за фонарики, кстати?
   - Плохие, звезда моя, фонарики, недобрые. Шапки у девочек воруют. Иногда вместе с девочками, - он по-прежнему отвечал мне крайне рассеянно, явно не слишком задумываясь над смыслом сказанного. Все его внимание поглощала бегущая по экрану абракадабра. Но вот его пальцы нажали последний десяток кнопок, он резким движением отодвинул панель прочь, и устало прижал пальцы к глазам, тяжело опираясь на подлокотники. Пару секунд посидел неподвижно, затем все же отнял от лица руки и взглянул на меня.
   - Все плохо у нас, душа моя. Все до омерзения плохо.
   - Что плохо? - не поняла я. - У тебя машина сломалась?
   - Ну, мою машину, по счастью, не на вашем заводе делали, чтобы она вот так, от скуки, ломалась, - и только усталость сквозила в его голосе, и думал он по-прежнему о своем. Но вот это осознание безграничного вампирского превосходства над нами, убогими, было у него настолько в крови, что вновь стало противно.
   - Но тогда Великий, может, поделится со мной хотя бы ближайшими планами: отвезет ли он меня домой, как изначально обещал, или все-таки убьет, как собирался чуть позже?
   Анхен уставился на меня совершенно непонимающим взглядом. Я попыталась плотнее запахнуть порванное пальто.
   - А, ты об этом? - в его взгляде отразилось легкое понимание. - Даже в голову не бери. Хотел бы убить - убил бы. А не убил, так значит не очень-то и хотелось.
   - Что меня всегда подкупало в вас, куратор, так это ваша всепоглощающая искренность! - попыталась собрать в голосе весь яд, нам который только была способна. В глазах, правда, уже собирались предательские слезы.
   Анхен смотрел на меня долгим изучающим взором. Потом взял мою руку и медленно поднес к губам. Даже не поцеловал, просто прижал тыльной стороной ладони, потом столь же медленно провел ею по своей щеке.
   - Никак не могу решить, - наконец произнес вампир, не отпуская моей руки, - стоит ли мне быть сейчас с тобой искренним. И нужна ли тебе моя искренность. Ты только маленькая человеческая девочка, хоть и стоящая на самом краю мира...
   - Но это ты привел меня на этот край. И даже очень маленькие девочки хотят понимать, что происходит.
   - Нет, - грустно качнул головой Анхен, - это только в вопросах "любит-не любит" они хотят понимать. Чтобы знать, по ком дальше плакать. А я сейчас не о том.
   - Пожалуйста, Анхен, когда ты перестаешь отвечать на вопросы, мне становится страшно, я не знаю, что и думать, и думаю всегда самое худшее...
   - Самого худшего ты, пока еще, не знаешь. Но если настаиваешь - могу рассказать.
   Я кивнула. Лучше уж знать, что он там для меня приготовил, даже если это ванна, полная розовых лепестков.
   - Нас ждет очень тяжелый год, Лариса. Нас всех. Стихийные бедствия всех мастей, аварии, несчастные случаи, через месяц - полтора начнутся эпидемии, причем всего без разбору...
   Я изумленно вытаращила на него глаза. Это было настолько не про то, о чем я боялась и ожидала услышать. Да и вообще все это настолько...
   - Анхен, это что, ты там сейчас на ледяной крошке погадал? Или на тех фонариках?
   - На фонариках, Лариска, на фонариках. Я ведь не зря тебя к ним не пустил, не красоты ради они там повешены. - Анхен немного помолчал, словно все еще решая, стоит ли мне рассказывать. Решил. - Официально они называются "верхняя граница волны". Это довольно сложный прибор, который не только измеряет уровень смертоносного излучения Бездны, но и способен перемещаться в пространстве, в зависимости от изменения интенсивности излучения.
   - Смертоносного излучения Бездны? - изумленно повторила я. Никогда про такое не слышала. Бездна, конечно, смертоносна, но лишь в том плане, что если упадешь, то уже не вылезти. Или нет?
   - Да, Ларис. Там, на дне, смерть. Абсолютная смерть. Не выживает никто - ни люди, ни вампиры. Очень мощный источник излучения, не совместимого с любой формой жизни. Землю разорвало до таких глубин, что и осознать не выходит. В которых идут совсем иные процессы. И действуют иные законы. Обратные тем, на основании которых живем все мы, дети солнца. Там - солнца нет. И жизни быть не может. Было множество попыток этот источник излучения ликвидировать. Перенастроить. Локализовать. Все они стоили многих жизней. Все они провалились. Сейчас... есть новые разработки, подразумевающие тотальную блокировку, но они еще не закончены. Не готовы к внедрению. Да и Совет Вампиров пока не готов их внедрять. Ведь это означает конец всем программам исследования Бездны, конец всем мечтам... - он замолчал, невидяще глядя вдаль.
   - Но погоди, если там все так ужасно, зачем же мы тогда туда спускались? - меня интересовали вещи конкретнее.
   - Мы не спускались глубоко. Там, где мы были - безопасно. Собственно, красная граница и отмечает уровень, ниже которого не может опуститься человек, не причиняя вреда своему здоровью. Выше - хоть живи, вреда не будет. Есть еще желтая граница. Она значительно ниже. Отмечает уровень начальной опасности для вампиров.
   - Но тогда зачем пытаться все это ликвидировать? Или блокировать? Если опасность где-то там, внизу, куда и лететь - не долететь. Проще просто туда не лазить.
   - Проще. Но не выход. Дело в том, что Бездна не стабильна. Большую часть времени она дремлет, и хрен бы с ней. Но временами Бездна пробуждается, и тогда интенсивность излучения повышается в разы. Наши приборы, как я уже сказал, не фиксированы в пространстве, они перемещаются, будучи настроены на определенные параметры. Спит Бездна, или активна, но красная граница всегда там, где начинается опасность. Для того и создана. Потому, что чем ближе она к поверхности, тем большие проблемы начинаются на земле. И возможно, однажды она поднимется над Бездной, и тогда все живое на земле просто умрет.
   - Ну, вы-то останетесь. Ведь это наша граница.
   - Не завидуй. Мы передохнем от голода в страшных мучениях. Потому и пытаемся - и отслеживать, и блокировать, не жалея ни сил, ни средств, ни жизней.
   - А почему ты решил, что проблемы начнутся уже сейчас?
   - Потому, что Бездна проснулась. Граница поднимается, и резко. Еще неделю назад она была глубоко внизу. А сегодня мы едва в нее не влетели. Исходя из опыта прошлых пробуждений, нас ждет именно то, что я сказал.
   - Но разве ты можешь так определять это на глаз?
   - Мне приходилось заниматься этими проблемами. Давно. Но да, все еще могу и на глаз, хотя довольно приблизительно. Но, если честно, я очень надеялся, что ошибся. Что уровень просто не опустился до конца после последнего пробуждения, я все же давно здесь не был. Тогда это не страшно, любая стабильность катаклизмов нам не несет.
   - Теперь не надеешься?
   - Теперь я проверил, - он кивнул на свои приборы.
   - В твою машину заложена такая информация?
   - В мою машину заложена способность получать информацию. Из весьма удаленных источников.
   Какое-то время мы молчали. Он, видимо, сказал все, что хотел. А я пыталась это как-то осознать. К такому я оказалась не готова, все мои страхи действительно гнездились на уровне "любит-не любит", в этом Анхен был прав. А тут он пророчит нам столь глобальные катастрофы, и вроде как все взвешено и измерено...самой прогрессивнейшей в мире расой, в чьих знаниях и опыте и сомневаться-то нелепо. Но как же не хочется в это верить...
   - Но погоди, Анхен, ты же не можешь знать, насколько высоко поднимется этот ваш уровень. Может, это просто резкий скачек - и все.
   - Резкий скачек тоже на чем-нибудь аукнется. Любая стабильность хороша, любые скачки - губительны. Но ты права, масштабов я не предскажу. Может, отделаемся массовым воспалением легких, или внезапным обвалом всех мостов. Гораздо больше мне не нравится, что ты потеряла шапку.
   - Что? - нет, с ума я сойду с этим вампиром! То он и вспомнить не может, что едва меня не убил, оно понятно, это такое ничто в сравнении с переживаниями за свое кормовое человечество. А теперь выясняется, что дракос бы с ним, с человечеством, Лариса шапочку потеряла. Это какой-то, видимо, уже совсем высший разум, нами, смертными, не постижимый.
   - Ну ты посмотри на себя: одежда изорвана, волосы всклокочены, шапки нет. Как я тебя родителям возвращать буду?
   - Ты мог бы подумать об этом до того, как рвать на мне одежду! - попыталась хоть как-то пригладить волосы.
   - Ой, ладно, не припомню, чтоб ты возражала.
   - Ты меня специально на этот карниз поставил, чтобы у меня и возразить-то не было возможности!
   - Самой себе не лги, красотка. Тебе просто понравилось со мной целоваться, - и, резко дернув рычаг, он начал очередной стремительный подъем.
   Но, то ли я уже привыкла к его манере взлетать, то ли просто разозлилась на его подколки, но организм на этот очередной безудержный рывок практически никак не отреагировал. Зато разум просто кипел. Вот ведь зараза! Ну, поцеловались разок. Так что теперь, меня будут этим изводить и кровь требовать уже не на анализы?
   - А вот это не факт, - посмотрела на него с ехидной улыбочкой, - может, и не с тобой. Обаяние меня твое вампирское захлестнуло, голос крови отсутствующий активировался - сколько мы с тобой в обнимку-то пропархали! А не было бы у тебя твоей всепоглощающей вампирской ауры - и неизвестно, был бы ты кому нужен. Может, ты только в этом флере и хорош, как проверить?
   - Вот даже так? - он смотрел на меня не менее ехидно. - То есть вот настолько наглая, неблагодарная девчонка? Целый день на руках ее ношу, песни ей пою, сказки рассказываю, и все нехорош? И целовалась она не со мной, а со своими мечтами о прекрасном принце!.. Кстати, куда летим: к тебе или ко мне? А то здесь примерно одинаково. Ко мне даже чуть ближе.
   Я только посмеялась, и стала смотреть, как мы взлетаем. Ничего он со мной не сделает. Обещал домой, значит, отвезет домой. Хорошо хоть, к нему вернулось его обычное настроение. А то все эти разговоры о грядущих катаклизмах...
   Зимний день короток, возвращались мы уже в темноте. Смотреть было не на что, и я незаметно для себя задремала. Возможно, даже во время разговора, так как о чем-то же мы с ним еще разговаривали. Кажется, я спрашивала, бывают ли у вампиров принцы. А он смеялся, и говорил, что да, принц Дракос например, известнейший вампирский принц. Правда, никогда не существовавший в реальности, ну да что это меняет...
   А проснулась от поцелуя. Дверца с моей стороны была открыта, Анхен стоял снаружи и, склонившись надо мной, целовал меня в губы. А я ему уже отвечала. Даже не проснувшись, уже отвечала. Заметив, что я открыла глаза, Анхен отстранился.
   - Добро пожаловать, принцесса, мы прибыли.
   - А ты всегда целуешь дев, не спросив разрешения?
   - А зачем, если они все равно согласны? А некоторые так вообще целуются не со мной, а с моим вампирским обаянием.
   - Но это подло! Ты должен был сначала разбудить!
   - А я и разбудил. А теперь спрашиваю: можно я поцелую тебя еще раз, прежде, чем ты пойдешь объясняться с родителями по поводу порванной одежды?
   - Ох, Дракос и вся его свита, и вот что я, по-твоему, скажу родителям? - эта мысль прежде не приходила мне в голову. - Что с вампиром за край Бездны каталась? А там такой сквозняк...
   Анхен посмеялся.
   - Придумаешь что-нибудь. А про Бездну лучше не говори, и не только родителям. Есть вещи, которые вроде и не секрет, да лучше не знать, - его рука запуталась в волосах у меня на затылке. - Кстати, вот и ответ на твой вопрос.
   - Какой вопрос?
   - Почему я не спрашиваю. Потому, что когда я спрашиваю, ты либо не отвечаешь, либо не соглашаешься, - и решительно нагнувшись, он вновь поцеловал меня в губы. Поцеловал глубоко, страстно, лаская языком и губами до тех пор, пока дыхание мое не сбилось, мысли не разбежались, а я не ощутила всепоглощающую потребность отдать ему все, и даже немного больше.
   А потом он разорвал поцелуй и посмотрел на меня совершенно спокойно:
   - И почему ты не соглашаешься?
   - Анхен, - шептала я в сладкой истоме, - Анхен...
   Он медленно провел по моим губам указательным пальцем и поинтересовался:
   - Ты зовешь сейчас меня? Или только мое вампирское обаяние?
   Вот ведь гад злопамятный! Резко дернулась от его руки:
   - Отстегни меня! Мне давно уже надо быть дома!
   - Сейчас пойдешь, - ремни он расстегнул, но с прохода не ушел, так, что выходить мне было некуда. - Хотел сказать тебе две вещи напоследок. Во-первых, я, как ты видишь, отнюдь не жажду тебя убивать, что бы я не наговорил тебе в Бездне. И голову от поцелуев с тобой я не теряю. Ну а там...на то она и Бездна, там возможно всякое. И во-вторых. Не вздумай считать меня своим возлюбленным. Вампиры не созданы для этой роли. Встречайся с мальчиками. Целуйся с ними, отдавайся им - живи. Так, как это принято среди людей. А целовал я многих. И еще многих поцелую, и поверь, не только поцелую. Я люблю чувственные удовольствия, впрочем, как любой вампир. Не вздумай обо мне мечтать.
   - Спасибо за столь подробную инструкцию, Великий, - если он хотел меня обидеть, то у него это почти получилось. - Только по-моему, это не я за вами бегаю, а вы мне пройти не даете!
   - Прости. Просто я видел, куда заводят излишне розовые мечты. Не сильно хочу повторить.
   - В розовую ванну с воздушными пузырьками? Я помню, не стоит так беспокоиться.
   - Светоч, как романтично. А я вот помню не розы. Я помню пальцы, которые не могут гнуться, потому, что вместе с венами перерезаны нервы и сухожилия. Помню кафельный пол факультетского туалета, ведро, в котором грязная вода перемешана с кровью. И я знаю, что когда пробуждается Бездна, растет не только число аварий. Растет и количество самоубийств. Спасти удается не всех. До свидания, Лариса. Более я тебя не задерживаю.
   Он отошел в сторону, склонив голову в галантном поклоне. Я выскочила из машины пулей, мечтая избавиться от его общества немедленно. И ошарашенно остановилась. Мы были на крыше. Крыше моего дома, я даже в темноте узнавала окрестности. Но только как я буду спускаться? Все выходы на крышу наверняка закрыты на замок, и я сильно сомневалась, что у Анхена есть ключ.
   - А я думал, ты спрыгнешь, - сообщил он мне. - Так бежала. Кстати, юная дева, сумочку не вы потеряли?
   Действительно, совсем забыла о своей сумке. И теперь она ехидненько покачивается на длинном ремешке, зажатом в кураторских пальцах.
   - Как мне спустится? - холодно поинтересовалась, протягивая руку за сумкой.
   - Идем, открою.
   Ключа у него не было. Он просто ударил по двери ногой, и вышиб замок. Придержал для меня дверь, какое-то время смотрел, как я спускаюсь по лестнице. А потом развернулся и ушел, избавив меня, наконец, от своего общества.

***

  
   Но когда он ушел, из меня вдруг ушли и силы. Ноги подогнулись, и я присела на ступеньку, вцепившись руками в перила. В голове шумело, перед глазами мелькали какие-то пятна... Ну конечно, я ведь даже не обедала, а уж ужинать пора, а тут столько всего на мою бедную голову! Мог бы хоть до двери проводить, Великий и Всемогущий, как это у приличных людей заведено. А у приличных вампиров - нет, они только одежды рвут, да двери вышибают! И еще целуются со всеми подряд, а чего - сами напросились... При воспоминании о его поцелуях мучительно заныли губы, и все тело отозвалось сладкой истомой. И почти осязаемой тоской по его рукам, которые всегда были здесь, а вот теперь их нет, и совсем.
   Да что же это! Решительно встала, собираясь продолжить путь, но меня тут же резко качнуло, и я судорожно вцепилась в перила, чтобы не улететь вниз по лестнице. Вновь опустилась на ступеньку. Дом у нас невысокий, всего четыре этажа, но я-то жила на втором, и как мне спуститься туда в таком состоянии с четвертого, не сломав себе шею, оставалось загадкой.
   Какое-то время я сидела, прислонив лоб к прохладному металлу перил, пыталась собраться с силами, мыслями. Потом опять задремала. Очнулась от того, что меня трясла за плечо встревоженная соседка.
   - Лариса, ты что здесь делаешь? Что случилось?
   Изумленно оглянулась по сторонам, не сразу сообразив, где же это "здесь".
   - А, нет, все в порядке, просто голова закружилась, я присела передохнуть и задремала... Я пойду, все хорошо, вы не беспокойтесь.
   И, прежде, чем она успела еще что-то сказать или спросить, я стремительно побежала вниз по лестнице.
   Перед собственной дверью немного отдышалась. Затем постаралась войти в квартиру максимально гордо и независимо.
   - Лариса, ты где была? - на шум в прихожую немедленно выдвинулась мама. Вот что ж ей книжку-то не читается?
   - В библиотеке, - я равнодушно пожала плечами, торопясь снять пальто прежде, чем мама заметит, что у него не хватает пуговиц.
   - Лариса, двенадцатый час ночи, какая библиотека? Я уже больницы и морги готовлюсь обзванивать!
   Вот не было мне забот! Какие двенадцать ночи, полчаса, как стемнело... Ничего себе, вздремнула на лесенке. Конечно, учитывая, что с этой учебой последний раз я высыпалась никто уже не помнит, когда. Вот только про лесенку мне никто не поверит. А, пошло все...
   - Мама, мне восемнадцать лет, да мало ли, где я была! Тебе не кажется, что моя личная жизнь совершенно тебя не касается?
   - Нет, не кажется! - мамочка явно накручивала себя последние несколько часов, и теперь собиралась разразиться скандалом, - тебе всего восемнадцать лет, и, пока ты живешь с нами, ты обязана являться домой вовремя! Или хотя бы предупреждать, что задерживаешься!
   - А так же с кем задерживаешься и где? - усмехнулась я. Вот уж что тут кого-то совершенно не касается...
   - Да! И я не вижу в этом ничего смешного! Должна же я знать, где мне тебя разыскивать, если что случиться!
   - Знать и разыскивать - это очень разные вещи, знаешь ли. Дай я пройду. Мне надо переодеться, я есть хочу. Если тебе так уж надо с кем-то поругаться - ругайся с папой, там, наверняка, тоже найдется, к чему придраться. А я, в отличие от него, терпеть тебя не подписывалась!
   Наверное, я была не права, не знаю. Может, мне надо было найти другие слова, за все извиниться, всех успокоить, всего пообещать... Но я была такой усталой, такой измотанной приключениями этого бесконечного дня. Мне хотелось простых вещей: поесть, выспаться, ощутить тепло и уют родного дома, а вместо этого на меня сходу набрасываются, как на главную преступницу этого столетия... В общем, я не чувствовала раскаяния. До сих пор не чувствую.
   Мама что-то кричала. Что-то о том, что я живу на ее деньги, и на ужин пока не зарабатываю. А раз я смею так с ней разговаривать, то могу и близко к кухне не подходить - там нет ничего моего, а она со мной и крошкой хлеба не поделится, пусть я хоть сдохну от голода.
   А я смотрела на нее, и вспоминала, как она толкала меня прямо в руки вампира, глядя на него безумными, преданными глазами. Она была не виновата, я знала это. Но это ничего не меняло. Она предала меня в тот день. И какие-то мои чувства к ней умерли, и я нечего не могла с этим поделать. Она не смогла меня защитить. И никогда не сможет. Так зачем тогда тут орать и размахивать руками, словно от нее хоть что-то зависит?
   - Знаешь, - устало сказала я ей, - у меня сегодня было столько весьма экзотических возможностей сдохнуть, что я и помыслить не могла, что придется буднично сдохнуть в собственном доме от голода.
   Сдернула шарф, которым до того еще пыталась как-то прикрыть порванную блузку, бросила его на вешалку и попыталась пройти мимо нее в комнату.
   - Лариса! - нашелся новый повод для воплей, - Что у тебя с кофтой? Как я должна это понимать?
   - Она порвана. И мне все равно, кому и что ты должна. Ты дашь мне пройти, или мне на лестницу пойти прилечь, там мне по любому быстрее скорую вызовут?
   - Какую скорою, зачем? Лариса, что происходит?
   - Я уже сказала, что происходит. Я устала, я с утра только чашку чая выпила, я от голода уже сознание теряю. Я три часа не могла до второго этажа добраться, боялась с лестницы упасть, у меня в глазах все плывет. Но это же ерунда! Тебе ж обидно, что ты не в курсе, с кем и где я целуюсь! И из-за своего неудовлетворенного праздного любопытства ты готова меня уморить, всего лишить и за все наказать! Да если б ты только представить могла, как я тебя сейчас ненавижу!
   К такому она оказалась не готова, и наконец дала мне пройти. Папа едва ли уже спал, просто явно решил не вмешиваться и тихонько отсидеться в спальне. Тоже весьма удобная позиция, можно всегда оставаться хорошим, сваливая все выяснения отношений на жену. Но сейчас я была ему за это благодарна. Еще одного сеанса воспитания я бы точно не вынесла.
   А ночью я задыхалась от собственного крика. Все кричала, кричала, не в силах остановится и вздохнуть, потому что мы падали, так безудержно неостановимо падали, в Бездну, вглубь, за огни. Они мелькали перед глазами, красные, желтые, а я кричала, умоляя его остановиться. Но он не хотел. Или не мог. И мы все падали, падали, падали...
   Меня трясли за плечи, пытаясь добудиться, и мать и отец склоняли надо мной встревоженные лица.
   - Мы падаем, падаем, - твердила я им, плохо отличая сон от яви, и вновь погружаясь в забытье.
   За завтраком все сидели хмурые, не выспавшиеся. Мама, позабыв все, что мы с ней наговорили друг другу накануне, поминутно щупала мне лобик и предлагала пропустить денек университет.
   - Мам, отстань, я не могу, у меня сессия скоро.
   - Не может она, Лида, дружек ее там поджидает, куда она без него, - неожиданно поделился своим виденьем событий папа.
   - Папа, какой дружок, ты вообще о чем?
   - Да я о том, что кто-то пришел домой, шатаясь от потери крови, а потом всю ночь орал: "Анхен, Анхен!".
   - Неправда! - я почувствовала, что краснею.
   - Что неправда?
   - Он не пил моей крови!
   - Нет? Или тебе так кажется? Одежду на тебе кто порвал? Скажешь, не он?
   - Да объясните ж наконец, что происходит? - не выдержала мама. - какой еще Анхен, откуда он взялся вообще?.. Он что, вампир? Настоящий вампир попросил у Ларисы крови?! Но что же ты сразу не сказала, девочка моя! Это ж такое событие! Такая честь! А Лизкина мать еще хвасталась, что у нее такая дочка золотая: и красавица, и умница, не успела школу закончить, как ее уже вампиры забрали! А наша Ларка ничуть не хуже, она вон тоже вампиру приглянулась!
   Я почувствовала, что меня тошнит.
   - Она этим хвасталась?! Что у нее дочь убили?! И ты собралась хвастаться тем же? А ничего, что я жива еще? И крови у меня никто не пил, это папа все нафантазировал. А я - не давала ему разрешения. И не дам!
   - Лара, как...как не дашь? Ты что, хочешь нашу семью опозорить? Что мы тебя воспитываем плохо? Да обратить на себя внимание вампира - это уже великая честь! А уж если он снизошел до того, чтобы пригубить... как ты можешь даже рассуждать о таком святотатстве, как отказ одному из Творцов наших!
   - Один из Творцов наших обронил как-то мимоходом с великим презрением, что они нас еще здорово недотворили. Я тогда на него за это обиделась, а слушая тебя, понимаю, что зря.
   В универ я приехала в отвратительном настроении. И оно не улучшалось. Пары шли, а оно не улучшалось. Сначала я искренне думала, что это из-за матери, из-за отца, который так не вовремя ляпнул о моих вампирских связях. А потом поняла, что причина не в том, мне плевать, кто там что думает. Мне изначально было плохо. Плохо без него. Может, я и звала его ночью. Не помню. Отцу виднее. Но сейчас я готова была орать его имя в голос, лишь бы только пришел, лишь бы только обнял. Мое тело привыкло к его рукам, оно жаждало их, оно без них не могло. Я готова была даже вновь падать с ним в Бездну, лишь бы только он держал меня...
   Вампир, вот ведь Дракосов вампир со своим удушающим обаянием! Это просто привыкание, я знала, ничего личного. Сколько он протаскал меня на руках - час, два? Слишком тесный и продолжительный контакт, и вот результат. Умом-то я понимала. Но как же мне было теперь плохо!
   Я мечтала встретить его в коридорах, я надеялась встретить его в субботу в больнице, я из последних сил удерживала себя от того, чтобы ворваться в его кабинет. Но дни шли, я его не встречала. Почти неделю я плакала по ночам. Порой вновь просыпалась от крика, мне снилось падение в Бездну. Но постепенно как-то все прошло.
   Я стала встречаться с Темой, памятуя кураторский наказ любить человеческих мальчиков. Пару раз мы сходили в кино, разок на танцы. Целовались. Поцелуи его были бестолковыми и неумелыми, особой радости не приносили, но, раз уж встречаемся, вроде как положено.
   Приводила я Тему и домой, порадовать маму и успокоить папу. Артем им понравился, а может, порадовал сам факт, что у меня есть мальчик. Маме будет о чем подружкам рассказать, мол, ее Лариска не хуже других, и на нее внимание мальчики обращают. А папа все равно смотрел с подозрением, он так и не поверил, что Анхен не пил моей крови, а, видя, как я мучаюсь по ночам, кажется, всерьез опасался, что я кончу так же, как Лиза.
   А меня больше пугал другой вариант. Тот, о котором упомянул при прощании Анхен. Я все больше опасалась, что еще пара наших с куратором встреч, и я тоже вскрою себе вены, не вынеся разлуки. Интересно, кто это был? Что за девочка покончила с собой от невыносимой жажды быть с ним? И почему он не выпил ее сам, раз видел, что она уже не справляется с напором его вампирского обаяния? Не подарил ей последней радости - блаженства слияния, если до этого так сильно ее к себе приучил? Анхен упомянул тогда мимоходом, что у ребенка, повстречавшего вампира, выгорает мозг, и его гуманней убить. В тот момент его фраза потрясла меня своей жестокостью, но сейчас, после того отходняка, что я пережила благодаря нашей последней встрече, я была согласна. Да, проще убить. Если вот так, и еще сильнее, когда даже мыслей в голове не остается, только имя его там светится огненными буквами...А ведь я уже не ребенок и, в отличии от той же Лизы, мы с вампиром целовались, не более... Да уж, "хорошо зима, а было б лето...", точнее не скажешь.
   И потому каждую свободную минуту я заставляла себя зубрить учебники, отрываясь от них лишь для того, что бы отправиться куда-то под ручку с Темой. Но у него тоже приближалась сессия, самая первая, как и у меня. А к учебе он относился весьма ответственно, несмотря на свой веселый и легкий нрав. Поэтому, под ручку с Темой мы все больше ходили в библиотеку, чтобы сидя рядом и обложившись каждый своими книжками, заниматься самым прозаическим делом: учиться, учиться и еще раз...
   - Поехали в воскресенье на лыжах? - решительно отодвинув учебник, внезапно предложил мне Артем в один из непримечательных темных вечеров последней трети декабря.
   - С ума сошел? У нас с понедельника зачетная сессия начинается.
   - Так не с воскресенья же! Поехали! Большая компания собирается, поедем в район Айдуи, там такие трассы каждый год прокладывают, дух захватывает. Перед началом экзаменов как раз требуется расслабиться и переключиться на что-то нейтральное, чтоб голова отдохнула. Соглашайся!
   И я согласилась.
   Компания и в самом деле собралась немаленькая. В половину их курса, наверное. Артем попытался меня с кем-то знакомить, но обилие новых имен и незнакомых лиц энтузиазма не вызывали. К тому же, я подозревала, что большинство из них я вряд ли когда еще встречу, так что не стоило и голову забивать. Тем более, что и знакомые лица присутствовали.
   - Ларка? - Петерс был явно весьма удивлен. - А ты откуда взялась?
   - А я с Артемом приехала, - это что же, Темка даже не сказал, что со мной встречается? - Просто пока одни забывают старых друзей, другие заводят новых.
   - Темик, это как понимать? Это ты что же, у меня под носом с моей же девой гуляешь? - Петька старательно изображал негодование, которого не испытывал.
   - И с чего же она твоя? - Тема отвечал лениво, но по-свойски придерживая меня за плечо. - Я ее лично у того вампира отбил!
   - Ты что, была девой вампира? - тут же с благоговением встряла одна из стоящих рядом девиц.
   - Да слушай его больше, шутит он так, - отмахнулась я от нее. - Девы вампиров все на той стороне, ни одна не вернулась, знаешь ли.
   - Ну, от вампира она, я полагаю, и сама отбилась, - усмехнулся Петерс, - у нее богатый опыт в этом нелегком деле. А вот моей девой она была еще в те времена, когда мы с ней пешком под стол ходили. И уж что мы под этим столом с ней делали - родителям и не снилось. После такого я, как честный человек, просто обязан на ней жениться!
   - Да вот что ж до сих пор не женился? - заставил-таки меня покраснеть, проходимец - первопроходец. Было это не под столом, а во дворе, посреди разросшихся кустов боярышника, и было нам тогда лет по пять, а быть может и того меньше, но мои первые уроки анатомии - они да, родом из детства. Нашего общего с Петькой детства. Ведь помнит, гад такой!
   - Ну, к тебе разве протолкнешься! - если Петька решал веселиться, то веселился уже до конца. - Не успели школу закончить, как у тебя то один вампир, то другой. Теперь вот этого малахольного завела. По рукам идешь, подруга!
   - Ах ты!.. - от немедленного смертоубийства Петерса спасло только своевременное прибытие электрички, в которую всей нашей многочисленной компании предстояло как-то втискиваться вместе с лыжами и вещами, никого не потеряв по дороге.
   А на Айдуе было прекрасно. Все сошлось - и погода, и природа, и трасса действительно была проложена так, что скучать не приходилось. И даже компания, несмотря на свою многочисленность, - правильная была компания. Все приехали кататься на лыжах, все умели это делать, никто не ныл, не канючил и не скандалил, требуя себе повышенного внимания и пытаясь давить авторитетом. В общем - я целый день получала удовольствие и ни секунды не жалела, что согласилась.
   А во время привала, пока жарилось на углях сочное мясо, Петька все же уволок меня в сторону для приватного разговора. Артем попытался было воспротивиться, но Петерс взглянул на него с откровенным презрением, бросив:
   - Если ты не доверяешь своей деве, значит рано тебе еще дев заводить.
   Тема обиделся, но промолчал, и лишь поглядывал на нас издали, нехорошо поблескивая глазами.
   Мы с Петькой уселись на поваленный ствол, добредя до него чуть ли не по пояс в снегу. Я ждала от него вопросов. Или предложений, не знаю, для чего-то ж он меня позвал. Но Петька молчал. Ворошил ногами снег, поглядывал на нашу компанию на поляне, и молчал.
   - Ну, давай, рассказывай как живешь, - не выдержала наконец я, - с кем встречаешься? А то я так и не поняла, кто из них твоя дева. Ну, хотя бы потенциальная. Или ты их всех оптом любишь?
   - Я тебя люблю, - вдруг совершенно серьезно выдал мне Петерс.
   - Да? Как это мило. А что, ты любишь меня только в те моменты, когда видишь с кем-то другим? Уж не знаю, что на тебя сегодня нашло, Петька, но если б любил - что тебе мешало все это время мне позвонить? Или зайти, вряд ли ты забыл, где я живу.
   - Не думал, что я был тебе нужен. Ты никогда не воспринимала меня всерьез.
   - А ты сам-то воспринимаешь себя всерьез? Хоть когда-нибудь? Я тебя за все восемнадцать лет один раз в жизни видела серьезным. Когда ты балансировал на краю, мечтая о прекрасной вампирше. Что вот она выглянет в окошко, увидит и оценит.
   - Неправда. Я хотел, чтоб оценила ты. Увидела, что я не просто шут, что я гожусь...на многое.
   - На что? Разбиться, как дурак? Безумству храбрых поем мы песню? Нет, это не ко мне. Бездна, Петерс, мне было так плохо эти полгода! Когда Лиза умерла, я оказалась словно в вакууме, у меня было чувство, что меня в болото засасывает, да один твой звонок тогда - и я была бы твоя. Просто потому, что своей я быть уже не могла. А так меня из тяжелейшей депрессии вытаскивал светлейший Анхенаридит, а ты хоть знаешь, кто он такой? Хоть отдаленно себе представляешь? Да, вот тот миленький душка-вампирчик, что тогда вам в парке пиво разливал.
   - Ку...куратор ваш, я так понял, - Петька явно опешил от такого напора.
   - Это он в рабочее время куратор. А по жизни - он один из тех вампиров, что убили Лизу. Лично убили!
   - В смысле? Она же с тем ушла, ну, с Горы... Я думал он и забрал...
   - Он и забрал. Только у них делиться принято. С друзьями. Вот он и поделился.
   - И ты...знала об этом? Ну тогда, в парке? Или тебе потом рассказали?
   - Знала. Они не скрывали. И Лиза знала, что так будет. И я знала, что Анхен виновен в ее смерти ничуть не меньше Лоу, - меня словно прорвало, и я вываливала на бедного Петьку всю ту боль, что столько месяцев носила в себе. Все, о чем никогда не рассказывала Артему. Может, разозлилась на него за это дурацкое несвоевременное признание. Или наоборот, ощутила родным и близким человеком, который все поймет. Мы же с Петькой всю жизнь знакомы. Мы еще "животами дружили", как наши мамы любили смеяться. - Знаешь, мне была невыносима сама мысль о том, чтобы находится в его обществе, в обществе любого вампира. Только Анхену было плевать, нужен он мне, или нет, дорог он мне или противен. Он просто увидел, что я не могу это пережить, не справляюсь. И потратил на меня несколько часов своего драгоценного вампирского времени. И научил с этим жить, невзирая на то, что он последний, у кого я была готова учиться... И вот теперь, когда кто-то другой научил меня улыбаться, а кто-то третий приглашает на свидания, ты решил рассказать мне о своей любви? Прости, но меня, кажется, Тема уже заждался.
   Я спрыгнула в снег и побрела в сторону поляны. С полдороги обернулась. Петька сидел все там же, неподвижно глядя перед собой.
   - А знаешь, Анхену ты понравился, - решила порадовать напоследок, - он даже велел мне выходить за тебя замуж, когда ты созреешь мне это предложить. Только боюсь, кто-нибудь другой созреет раньше, - не смогла удержаться в конце. И ушла, уже не оглядываясь.
   - Что он от тебя хотел? - ревниво поинтересовался Тема.
   - Забудь. Ты что, не знаешь Петьку? Он вечно что-то от кого-то хочет. И вечно не вовремя, - я все еще чувствовала раздражение от нашего с Петерсом разговора. И общаться - ни с ним, ни о нем - не жаждала.
   Он тоже более со мной не заговаривал, шутил и смеялся где-то с другими. Почему-то это было неприятно. Я, оказывается, привыкла, что мы с Петерсом в одной компании. А теперь, оказывается, нет. Мы на разных концах одной большой толпы людей.
   На станцию мы вернулись часам к пяти. Зимний день уходил, подступали сумерки. И закат уже окрасился алым, расцвечивая небо. Но люди на платформе смотрели не на закат. И даже не туда, откуда вскорости должна была прийти электричка. Они все тревожно смотрели вперед по пути следования, туда, где скрывались за горизонтом рельсы, убегая в сторону Светлогорска. И людей на этой небольшой загородной станции было как-то многовато.
   Разглядеть за горизонтом чего-то особенного никому из нас не удалось. Но добрые люди рассказали. Там, где-то за следующей станцией, сошел с рельсов поезд. Колея здесь всего одна, поэтому движение уже часа два, как полностью парализовано, и неизвестно, скоро ли восстановят. Но дело ведь не в движении, дело в том, что там, под грудами искореженного металла, погибли люди. И, судя по слухам, много. И все еще продолжают погибать в ледяном снегу, зажатые между обломков, те, до кого спасатели еще не добрались.
   Совещались мы, в общем-то, недолго. Мы молодые, сильные, с лыжами, чего нам ждать? Полной темноты? Сошли с платформы, встали на лыжи и, растянувшись гуськом, поехали вдоль полотна до следующей станции. А там и до места аварии не далеко. Возможно - там все еще требуется помощь и не хватает свободных рук. Так кто, если не мы? Возможно - помощь уже не требуется, слухи обычно здорово увеличивают размеры любого бедствия. Тогда едем дальше, чем ближе к Светлогорску - тем больше вероятность найти какой-нибудь транспорт. Может на каком отрезке электрички пустят, или автобусы до города дополнительные. Да и рейсовые из ближайших пригородов ходят значительно чаще.
   Следом за нами потянулись небольшие группки и пары лыжников. Те, кто не решался отправиться в путь в одиночку, но понимал, что на станции ждать особо нечего. Несколько километров, что отделяли нас от потерпевшего крушение поезда, прошли довольно быстро. Место аварии было оцеплено, людей уже увезли, помощь добровольцев не требовалась. С облегчением поехали дальше. Мы бы помогли, мы же люди - а значит без вариантов, но нашу усталость и желание быстрей очутиться дома никто не отменял, а потому хорошо, что справились без нас, теперь у нас только одна задача, и она не из легких. До Светлогорска отсюда - весьма и весьма не близко.
   Шли тяжело. Долго. На каждой станции интересовались, есть ли шанс уехать, но пойдут ли электрички - никто не знал, а количество тех, кто хотел бы сесть в автобус, значительно превышало вместимость всех ожидаемых автобусов. Наконец нам повезло. Ребята остановили на шоссе какой-то самосвал, идущий в город, и уговорили-таки водителя подбросить нас. Прямо в кузове. Правда, в город он въезжать с нами отказался, зачем ему проблемы с автоинспекцией, и взял с нас страшную клятву, что мы не будем вставать во время движения. Мы слезно клялись, что будем только сидеть, по возможности лежать, и даже спать, ибо от усталости уже не только ног не чувствуем, но и остальные части тела очень бы хотелось перестать ощущать.
   Сидели довольно тесно. И людей-то много, да еще и лыжи место занимают. И Петька оказался совсем рядом со мной. Ну а Темка, понятно, и так всю дорогу со мной держался. Сначала я просто сидела, наслаждаясь возможностью не шевелиться, и в голове было пусто-пусто, только молоточки усталости стучали. Но едва я прикрывала глаза, как всплывали картины аварии: белый снег, затоптанный до черноты, обломки, ошметки, запах гари, лежащие на боку искореженные вагоны с выбитыми стеклами... Вот как он с рельсов сошел, с чего? В голове вертелась какая-то мысль, но я никак не могла ее поймать.
   - Дай я тебе шапку, Ларис, поправлю. Сбилась совсем, - Тема заботливо протянул руку. И тут я вспомнила.
   - Вы же все геологи, верно? - спросила я очень тихо, так, что кроме Темы да Петьки еще разве что пара человек услышали. - А скажите мне, геологи, кто из вас знает, что такое "красная граница"?
   - Я знаю, - спокойно ответил Тема, - это в Бездне. Глубоко-глубоко, почти на дне. Это ты к чему?
   - Да так, вспомнила, где я свою старую шапку оставила.
   - Где, в Бездне? - заржал Петька. - И что ж ты там делала, мать, с принцем Дракосом встречалась? При твоей любви к вампирам с тебя станется.
   - Мою "любовь к вампирам" мы сегодня уже обсудили, мне казалось. С кем и где я встречалась - тоже дело десятое. А вот красная граница - она поднимается. И она не так уж глубоко на дне.
   - Да какая граница, ты вообще о чем? - недоумевал Петька.
   - Откуда ты можешь это знать? - спокойно возражал Тема, - Одна катастрофа на железной дороге еще не показатель.
   - Мне рассказали. Давно, недели три назад. Я тогда не поверила, забыла. Слишком уж страшная выходила история. Да и не до того мне было. А теперь выходит - правда. И этих катастроф с каждым днем станет все больше. И еще болезни. Эпидемии, - я смотрела перед собой расширившимися от ужаса глазами. И вот как жить дальше, зная такое? А если б я была в той электричке? Мы были? А впрочем, что нам электричка, мы же запросто сейчас в этом грузовике можем грабануться, не даром в кузове людей возить нельзя...
   - Да что за граница? Куда поднимается? Какие катастрофы? Кто сказал? - Петька не любил выпадать из беседы, а тут он явно был не в теме.
   - Есть такая легенда, - ответил Петьке сидящий рядом парень, - Будто в глубинах Бездны скрывается абсолютное зло. Некая отрицательная энергия, способная погубить все живое. А по верхнему краю этой невидимой энергии вампиры прочертили своей кровью границу. Будто бы их кровь обладает особыми свойствами и не может упасть сквозь эти невидимые вредоносные потоки. Ну и якобы временами Бездна исторгает из себя особо мощные клубы зла, и тогда на земле наступает хаос. Вот про это и говорят: красная граница поднялась.
   - А по-моему, чушь все это, - включилась в беседу сидящая рядом с Петькой девушка, - бабушкины сказки. Из разряда историй про конец света накануне каждой круглой даты. Ну как можно рисовать кровью по верхнему краю энергии? Бред же полный!
   - Про кровь бред, - согласился Артем, - но граница и в самом деле существует. "Верхняя граница волны". И ее подъем действительно сопровождается всяческими бедствиями. Я читал, я про Бездну все, что только можно, перечитал. Красная граница упоминается во многих научных трудах, причем как абсолютнейший факт.
   - Ну да, ну да, ты ж у нас геолог Бездны будущий, тебе ли не знать, - согласился Петька. - Вот только зачем ты Лариске-то этой чушью голову забиваешь? Чтоб ее теперь от каждого несчастного случая кошмары мучили? И конец света на ровном месте мерещился?
   - Я? - возмутился Тема. - Да мы с ней вообще про Бездну ни разу не говорили! Это серьезная тема, не для хрупких девичьих мозгов. Лара, тебе какой дурак вообще про эту границу ляпнул?
   - Да так, - старательно сдерживая нахлынувшее возмущение, отозвалась я. Вот уж чего я не выносила, так это рассуждений о том, чьи мозги хрупче. - Куратор один. Очень глупый однако куратор, да. Не знал, что для девичьих мозгов эти знания - непосильная ноша. Так я ему скажу, чтоб следующий раз с тобой советовался, о чем мне рассказывать, а чего не стоит.
   Упс, как их закоротило-то. Ну еще бы. Куратор - читай "вампир", вампир - читай "непогрешимый". Вот тут и Темочка поспешил извиниться, и остальные прониклись интересом к данной теме, спеша узнать, что ж именно сказал мне вампир. А я вспомнила, что вампир, помимо всего прочего, сказал мне "не болтай", и решила последовать его совету. Не потому, что не могла не следовать. Просто он прав: зачем людей тревожить? Вот я теперь точно знаю, что все это правда, и что? Еще и они узнают, и будут бояться каждого шороха? Вяло от всех отмахалась самыми общими фразами и попробовала задремать.
   Разбудили меня уже возле самого города. Водила везти нас дальше отказывался, пришлось вылезать и снова вставать на лыжи. Но тут уже было совсем чуть-чуть. А дальше, наконец, автобусная остановка, и даже мой автобус, и в него даже можно влезть.
   - Не провожай, - сказала я Теме, все еще злясь на него за "хрупкий девичий мозг". Он, в общем, и не настаивал, ему ж потом от меня через полгорода до общежития тащиться.
   - Я ее и сам провожу, - сообщил ему Петерс, ловко вспрыгивая на подножку. Тема дернулся было за нами, но двери уже закрылись.
   - А выходи за меня замуж, Ларис, - выдал мне Петька сразу, как только автобус тронулся. - Если вампир твой нас благословляет, так чего время тянуть. Раз уж ты готова сказать "да" первому, кто предложит, так скажи мне.
   - Мне казалось, Артем твой друг.
   - Вот и мне так казалось. А он увел у меня деву. Причем втихую, не говоря ни слова.
   - Петя, проснись, я не была твоей девой! И он не обязан спрашивать твоего разрешения, с кем ему встречаться.
   - Вот и я не обязан! Ларка, приходи ко мне на Новый Год. Будет весело!
   - Я с Темой, Петерс!
   - Так и приходи с Темой. Я ж не одну тебя зову. Будет компания. Вино, поцелуи, салют, салат - все что душе угодно! У меня родители на всю ночь сваливают, я хозяин всея квартиры аж до рассвета. Ты соглашайся, а Темика я уговорю.
   - Уговоришь - придем, почему же нет. А будешь против Темки интриговать - так шиш тебе, вообще общаться с тобой не стану!
   - Я - и интриговать? Да за кого ты меня принимаешь? - ну да, ну да, какое искреннее возмущение. - Это ты променяла меня на моего же друга! Ну ладно где-то. С кем-то. Вот хоть с вампиром твоим! Но у меня под носом с моим же одногруппником!
   - Я устала, Петя. А ты по третьему кругу пытаешься ту же чушь нести. Шутка, повторенная дважды...сам знаешь.
   - Это если дважды, - не сдавался парень. - А вот если повторить раз двести, то все поверят, что это правда. Даже ты. И, возвращаясь от него ко мне не будешь чувствовать ни малейших угрызений совести.
   - Ни малейших угрызений совести я не буду чувствовать, если ты вывалишься из автобуса на следующей же остановке и всю дорогу до дома пройдешь пешком!
   Вот так и препирались, пока не доехали. А дома, уже засыпая, я вновь вспомнила Анхена. Что там советовал мне Великий? Гулять с мальчиками? Да уж, мальчиков для гулянок образовалось - гуляй не хочу. Хоть с тем, хоть с этим. Да вот только и вправду - не хочу, вдруг поняла я. Ни с Артемом, ни с Петькой. Мне бы еще раз, еще хотя бы раз спуститься в Бездну. И пусть потом я буду плакать от того, что все кончилось, мне бы еще хоть раз - ощутить его губы на своих, и глаза его неземные увидеть так близко...Анхен...С этой мыслью я и уснула.
  
   Глава 6. Вампир.
  
   Сессия началась. И я поняла, почему студенты ненавидят Новый Год. Вот все на свете люди - любят, а студенты - ненавидят. Потому что для всех, чем ближе Новый Год, тем больше поблажек. Начинаются отгулы, отпуска, короткие дни, беготня по магазинам в поисках подарков и угощения к праздничному столу. А потом у всех праздник - и каникулы. А у студентов перед Новым Годом - зачетная сессия, а сразу после - экзаменационная. А каникулы уже глубоко потом, когда все нормальные люди возвращаются на работу, а дети в школу. И никаких тебе поблажек, отгулов и коротких дней, сидишь сутками напролет над книгами, забывая про сон и еду, и очередная гирлянда, повешенная родней на елку, отмечает лишь, что времени до экзаменов осталось еще меньше.
   С зачетами я, впрочем, пока справлялась, проблем не было. Вот только терапевтический уход мы все никак сдать не могли, не в смысле, что бездарны, а в смысле, что зачет все время переносился и переносился. В больнице было не до нас. Сильно не до нас. Анхен не пошутил и не ошибся: красная граница поднималась, и проблемы возникали каждый день. До землетрясений и наводнений пока не дошло, даже мороза особого не было - зима как зима. А вот передвигаться на любом виде транспорта стало реально опасно, самые разные аварии происходили едва ли не ежедневно. Да и без аварий - мама вон на ровном месте упала, сломала руку. В соседнем доме мужик из окна выпал - вроде и не пьян, как, почему? Ну, хоть живой остался, район у нас старый, дома невысокие. А уж с обострением всяческих хронических болезней - вообще беда. Словом - больница переполнена, врачи сбиваются с ног и каждый день ждут новых сюрпризов, не до глупых студентов и дурацких зачетов.
   А в газетах - тишь да гладь, да все про праздники, про елки, пара невнятных статей на тему "берегите здоровье" и "Новый Год и алкоголь". А что составы с рельсов сходят, это так, в разделе "изменения в расписании электропоездов". И нигде ни слова про Бездну. Я у родителей поинтересовалась осторожно, знают ли они выражение "красная граница", так они и не слышали никогда, даже папа. Спросила риторически, отчего ж так все вдруг навалилось-то на нас? Папа высказался в том плане, что просто перед праздниками народ голову теряет, вот и результат. Мама рассказала, на работе у нее подружки шепчутся: конец света близко, год такой наступает особенный -7489-й, ему дано провести черту между жизнью и смертью.
   - Да чем год-то вам особый? - смеется папа, - Ладно б был 7500-й, дата красивая, круглая, под нее и концы подбивать, дождались бы уж, нумерологи-футурологи, недолго осталось. Чего заранее себя пугаете?
   - Ай, ничего ты не понимаешь, - отмахнулась мама. - И 7500-й твой, он для дураков только круглый, а на самом деле истина глубже в числах спрятана. Вот смотри, если сложить все числа наступающего года: 7+4+8+9, то получится 28, а если сложить 2 и 8, то выйдет 10. А 1 - это жизнь, а 0 - это смерть, вот и выходит: последняя черта, и не каждому эту черту перешагнуть удастся.
   - Ой, не могу, - смеется папа. - А 1+0 это просто 1, и никакой смерти вам нет, а только кол за глупость и использование математики в антинаучных целях.
   Мама на него обижается, она все же верит подружкам, хоть это и антинаучно. А я молчу, потому что про красную границу тоже толком никто не слышал, и потому считают ерундой, бабкиными сказками. Хотя информация есть, Темка же вот знает. Может, и с маминой нумерологией так же - знание как бы и есть, как бы и не закрыто, но в газетах о нем не пишут, вампиры интервью не дают, вот и выходит, что это просто слухи. По уже понятной мне вампирской логике: меньше знаешь - крепче спишь. Сама же ей следую, с легкой руки одного вампира. Вот спросить бы у него про цифры - есть в этом смысл или нет, да где ж я его теперь увижу? Уж скоро месяц, как он забыл обо мне, завещав вести беспутный образ жизни, а затем выйти замуж за Петьку. Вот что ж не за Тему-то, чем он ему так не люб, кто б мне объяснил.
   А зачет по основам ухода нам в итоге назначили на 31-е. Ага, декабря. Да на 16.00. Видно потому как дальше уже переносить было некуда, а препод надеялся, что ближе к празднику все само собой как-то рассосется.
   Не рассосалось. Да еще накануне в центре столкнулись два автобуса, что привезли детей в город, на елку. То ли метель там была, то ли туман, никто так и не понял, да и не важно уже. Столько погибших, столько раненых, там совсем невредимыми человека три - четыре осталось, не больше.
   - Всем зачет автоматом, давайте зачетки, - заявила нам светлейшая наша Мария. Она появилась через полчаса после назначенного времени, бледная и осунувшаяся, и явно не имеющая ни сил, ни времени проверять у нас наличие каких-то знаний. - Получаете свои зачеты - и дружно идете на четвертый этаж, сдавать кровь. Запасы донорской крови в больнице кончаются, а пострадавшие, к сожалению, нет.
   - Но сейчас же вечер, праздник, наверно не принимают уже, - робко пискнул кто-то.
   - Это вы себе не ту профессию выбрали, если вам где-то праздник померещился, - устало ответила ординаторша. - Лаборатория давно уже работает до позднего вечера, а то и по ночам. А праздник - вы по коридорам пройдите, оцените, какой тут нынче праздник.
   На четвертый этаж пошли все. Лаборатория действительно работала, и перед ней даже имелась очередь. Очень разные люди: молодые, старые, женщины, мужчины. За несколько часов до праздника они сидели в очереди, чтобы сдать свою кровь тем, кому она сейчас нужнее. Да, их кровь пойдет не этим детям, и не сейчас, а пару месяцев спустя. Но и пару месяцев спустя кто-то не умрет, потому, что сейчас эти люди отложили все свои предпраздничные дела, и пришли сюда. Потому что мы люди, а завтра мы празднуем День Рождения Человека, самый главный праздник страны людей. Ведь давным-давно, на заре нашей жизни Новым Годом вампиры назвали тот год, когда на земле появилась новая разумная раса - раса людей.
   Я говорю об этом сейчас столь подробно, чтоб вы могли хоть отдаленно понять, что я почувствовала, когда зайдя в кабинет и закончив диктовать анкетные данные, вдруг услышала:
   - Мы не можем принять вашу кровь, Алентова Лариса. Зачем вы пришли? Разве вы не знаете, что у вас по базе идет полный запрет на донорство? Ваша кровь безоговорочно закрыта для какого либо использования.
   - Что?! - я ушам своим не поверила.
   - Неужели вы не знали? Лечащий врач должен был вам сказать, когда обсуждал с вами результаты ваших анализов. Не отнимайте время. Следующий.
   Я вышла из кабинета со слезами на глазах и в глубоком шоке. Как же так? Я ничем не больна, перед вступительными проходила диспансеризацию, будь у меня какие болезни - мне б сказали, а серьезные - так и в институт вы не приняли. Что должно быть не так с моей кровью, чтоб мне поставили такой запрет?!
   Кровь! Точно! Мой "лечащий врач" забыл обсудить со мной результаты моих последних анализов. Что за безумные вампирские игры? Что ему там так не понравилось, что он мне не слова не сказал, а из списков потенциальных доноров меня вычеркнул? Куратор, мать его, больше некому!
   В полнейшем раздрае решительно двинулась на третий этаж. Ежели здесь такой аврал, так может и Великий присутствует, он же у нас выдающийся врач, куда ж без него! Дернулась в кабинет - закрыто. Спросила у дежурной сестры. Оказалось - здесь он, на операции. Давно, возможно, скоро закончит. Или не скоро. Как повезет. Но можно попробовать подождать.
   Ну надо же. Я ожидала, мне предложат уйти и не отвлекать, а тут - "подождите". Что, вроде как вампиров по пустякам не тревожат, а раз пришла, значит по делу? Прислонилась к стеночке, стала ждать. Ждала долго, может, час, может, меньше. Возмущение давно погасло, и много раз уже порывалась уйти, но каждый раз себя останавливала: уже столько прождала и уйду, а он, может, через минуту выйдет.
   Дождалась. Он вышел. И даже заметил меня. И подошел. Ну, почти подошел. Потому что на полдороги его перехватила завотделением, и начала рассказывать что-то о том, что мальчику совсем плохо, и надо оперировать прямо сейчас, а больше просить ей некого, все уже падают с ног, все устали, а кто-то там еще на операции, и он тоже на пределе...
   - Мне тоже надо отдохнуть, Танюш, - мягко сказал он грымзе лет шестидесяти, которую и язык-то не повернется именовать иначе, как светлейшая Татиана. - Но я - ладно, я восстановлюсь. Но у меня бригада падает с ног...
   - Мы оба знаем, как вы работаете, Анхенаридит. Я сама вам в молодости ассистировала. Вам в бригаду можно смело студентов-первокурсников ставить. Причем с мехмата, они ж все равно под вашим контролем действуют.
   - Допустим. Но мне все равно нужен анестезиолог. В человеческой анестезии я не разбираюсь. Совсем. Мой не может больше работать, он двое суток из операционной не выходит, он уже не адекватен, ему нужен отдых.
   - Но вы же могли бы его и своими методами обезболить, - не сдавалась завотделением.
   - Да? А может сразу подушкой придушим? И он не будет мучиться, и мы все спать пойдем. Вы хоть представляете, что будет с пятнадцатилетним мальчиком, если я стану обезболивать его "своими методами", да несколько часов кряду?
   - Анхенаридит, пожалуйста! Мы потеряем его до утра.
   - Пойдемте, взглянем, насколько все критично.
   И он прошел мимо, и скрылся в какой-то палате. А мне стало обидно до слез. Почти ж дождалась. И вот что теперь делать? Уходить? Ему явно не до меня, у него и посерьезней дела есть. Но пока я раздумывала, он вновь вышел в коридор.
   - Мне нужно два часа на отдых, Таня. И свежий анестезиолог. Не знаю. Где хочешь. Этого я допустить до операции не могу, - и он решительно направился ко мне.
   - Вряд ли ты заглянула поздравить меня с праздником, - произнес Анхен вместо приветствия.
   - Я заглянула спросить, почему ты своей вампирской волей запретил мне донорство? У нас весь курс сдает кровь, одна я не могу. Я что, так смертельно больна? Почему тогда я об этом не знаю?
   - Да на тебя не угодишь, принцесса. То у тебя берут, а ты не даешь, то ты даешь, а у тебя не берут...
   - Анхен!
   - Я устал, Лариса. Я трое суток дома не был. Я есть хочу. Я не способен сейчас рассуждать о чьей-то крови, я способен только ее пить.
   - Я тогда, наверное, в другой раз, - попыталась я отступить. Вот мне еще голодного вампира не хватало. До сих пор как вспомню - так вздрогну, как он шипел тогда: "Хочу тебя! Всю! До последней капли!"
   - Пойдем, - он тяжело положил мне руку на плечо. - Знаю, что ты меня не угостишь, но мир не без добрых людей. Угостят другие. А ты просто посидишь с нами, подождешь. Я и сам все собирался с тобой поговорить, да времени сейчас, сама видишь, совсем нет. Отпущу тебя сегодня - и потом непонятно, когда еще поймаю. Так что потерпишь, большая уже девочка. А после поговорим.
   Выяснить, что "потерпишь" и после чего "поговорим", я уже не успела. Он открыл дверь и завел меня в какую-то комнату. Мда, цветник, однако. Рабочие столы почти все сдвинуты в один большой праздничный стол, накрытый, кстати. И закуски и выпивка в изобилии. Но народ - в основном молоденькие медсестрички - к застолью еще не преступал. При появлении светлейшего хирурга на лицах присутствующих отразилась искренняя радость.
   - С наступающим, Анхенаридит! - запел нестройный хор. - Мы так надеялись, что вам удастся вырваться к нам! Мы вас так ждали! Мы еще не пили, правда-правда, - и смотрят при этом на него так игриво, так зазывно.
   - Ну, тогда закрывайте дверь, - улыбается им в ответ Анхен. - Кто не успел - тот опоздал.
   Дверь за нашими спинами закрывают на ключ. Светлейший ведет меня к столу.
   - Присядь пока, Лариса, подожди. Меня накормят, а там и тебя накормят и даже напоют.
   В смы-сле? Он что же, собирается, вот прямо вот здесь? Вот прямо вот так? Пить кровь? При всем честном народе? И я, что же, должна при этом присутствовать? Нет, не может быть, я не так поняла, он пошутил!
   Анхен, меж тем, оставил меня, отошел и сел на диван. Хороший такой диван, черный, кожаный. Вот только стол, почему-то соорудили не возле него, а у противоположной стены. Девицы, все до единой, столпились вокруг вампира. Обо мне все забыли, чему я была только рада.
   - Ну что, девочки, кто готов накормить голодного усталого вампира? - донесся до меня его голос.
   - Я! Я! Я! - наперебой засуетились присутствующие, тихонько отпихивая друг друга локтями, стремясь оказаться как можно ближе к голодающему. Одна из них, с косами невероятной белизны, явно не понаслышке знакомыми с перекисью водорода, даже влезла коленками на диван, а там и вовсе попыталась оседлать светлейшего.
   - Тише, Алла, тише, - почему-то не возрадовался ее активности оголодавший вампир, - разве я тебя выбирал?
   - Но Анхен, позволь мне, пожалуйста, я все тебе отдам, до последней капли! Только позволь, - страстно зашептала ему прелестница, обвивая руками светлейшую шейку.
   - Не так быстро, красавица, - руки ее со своей шеи светило медицины убрал, а ее саму аккуратно сгрузил на пол. И поставил на колени меж своих раздвинутых ног. - Ты меня сперва обогрей, приласкай, - спокойно так расстегнул себе ширинку и положил ее руки прямо туда.
   Я поспешно отвернулась. Светоч, какой кошмар! Он что же, вот так, при всех, предлагает ей... Да меня сейчас вырвет от омерзения! Дернулась было к двери, да вспомнила, что они заперли ее на ключ. Не удержавшись, бросила взгляд на скульптурную группу на диване. По счастью, картину мне частично перекрывали спины прочих жаждущих вампирского внимания, но суть я уловила. Голова блондинки ритмично двигалась... на предложенном поприще, пальцы одной его руки впились ей в затылок, с которого давно уже свалилась белая шапочка. Голова светлейшего развратника была бессильно откинута, глаза прикрыты. И тут свободная его рука резко взметнулась, выхватывая из толпы сладострастных обожательниц добычу и притягивая ее ближе. Даже не открыв глаз, вампир перебросил деву поперек себя в не самой удобной для нее позе и резко впился зубами в тонкую шею.
   Дева отчаянно вскрикнула. От боли, тут невозможно было перепутать. Даже дернулась, но он держал ее крепко. И уже через секунду крик ее стих, а затем сменился сладострастными стонами. А он все пил ее, не отрываясь, не открывая глаз... потом вдруг резко отбросил, так, что она полетела головой вперед в противоположный угол дивана. И столь же резко и не глядя захватил и притянул к себе следующую. Снова вскрик, стон. Та, которую он отбросил первой, сидела, поджав коленки, в углу дивана, потирая пальцами ранку на шее и блаженно улыбаясь. И вот уже в том же направлении полетела вторая. Едва не ударившись головами, девы обнялись и затихли с одинаковыми блаженными физиономиями.
   А наш выдающийся хирург, похоже, немного ожил. Очи его, наконец, изволили открыться и оглядеть окружающую действительность. Действительность, дробясь чередой лиц, подрагивала и постанывала, страстно желая сдать кровь Творцу и Благодетелю. Или нет, постанывала там белокосая Аллочка. Он взглянул на нее, словно только что вспомнил, и тоже оттолкнул, едва ли не ногой, так, что она навзничь упала на пол, а из глаз брызнули слезы.
   На какой-то миг мне показалось, что все, что вот этой чудовищной вампирской грубостью все и кончится, отъелся Великий. Но уже в следующее мгновение, прежде даже, чем голова красавицы блондинки коснулась пола, я сумела разглядеть в открывшийся зазор что торчит из вампирской ширинки. Меня очередной раз передернуло, и я поспешила отвернуться. И вот это чудовищное, раздувшееся... они своим "достоинством" величают? Мерзость-то какая! Мамочка, зачем я вообще туда смотрела, теперь же ночами эта гадость будет сниться, просыпаться буду в спазмах рвоты и отвращения!
   Закрыла лицо дрожащими руками и сжалась на своем стуле. Даже мое полное отсутствие опыта по данной части не помешало мне догадаться, что свои разборки с трудовой молодежью вампир еще не закончил. И действительно, вот уже одна сидит на нем верхом, ритмично подскакивая и оглашая помещение своими хриплыми выдохами и стонами. Через какое-то время он резко пригибает к себе ее голову и впивается зубами в шею. Стоны страсти сменяются резким вскриком боли, девчонка вздрагивает, сбиваясь с ритма, пара мгновений - и ритм убыстряется, и снова стоны сладострастья, а он все пьет, пьет...отбрасывает. Следущую бросает спиной на сиденье, падая на нее сверху, очередную прижимает грудью к спинке дивана, врываясь в нее сзади.
   Вскрики, стоны, всхлипы сменяют один другие, как, впрочем и партнерши, и позы, в которых он берет свои "кровь и плоть". Причем "плоть" он мог брать у одной, а кровью лакомиться у другой, у других, не обязательно из шеи, но даже из запястья, они все умоляюще тянули к нему руки, охваченные всеобщей эйфорией, а он ловил, не глядя, и подносил к губам, и вновь отбрасывал, напившись. Чем больше крови он выпивал, тем активнее становился, тем резче и жестче были его движения, тем более грубо он врывался в очередную плоть, заставляя болезненно вскрикивать свою партнершу не только в миг укуса, но и в миг соединения.
   Но они все равно хотели его! Все равно жаждали стать следующей, очередной! Несмотря на резкую боль начала он умудрялся дарить им наслаждение, о чем свидетельствовали их стоны, их выгибающиеся в блаженной истоме тела, их закатившиеся очи.
   А я - да, я подсматривала. Отворачиваясь от отвращения, закрывая глаза и затыкая уши, я все равно не могла не слышать - стонов, всхлипов, умоляющего: "меня, меня, пожалуйста", мерного скрипа дивана, и этого омерзительного хлюпающего звука, сопровождающего каждый его толчок... Я не выдерживала, бросала короткий взгляд, выхватывала очередной фрагмент картины, отворачивалась с пылающими от стыда щеками, но отгородиться, отстраниться от этого не могла. В воздухе уже стоял тяжелый запах пота, спермы и крови, пытка чудовищным разнузданным развратом продолжалась. Мне хотелось провалиться сквозь землю, умереть, сгореть со стыда, только не быть здесь, не видеть, не слышать, не ощущать. Чужая похоть наполняла меня таким отвращением - даже не к ним, к самой себе. Словно меня с головой окунули в особо дурнопахнущую грязь, и мне уже вовек не отмыться.
   Как, когда и почему все это кончилось, я не знаю. Я сидела с ногами на стуле, сжавшись в комочек и зажав уши даже не ладонями, почти локтями, вся в слезах, которых вовсе не замечала, трясясь крупной нервной дрожью. И голос Анхена, такой спокойный и ясный, вдруг произнес:
   - Давайте двигать стол, девочки. А то я так и не успею поднять свой тост и поздравить вас с праздником.
   - Вы нас уже поздравили, правда! Это самый лучший, самый сказочный Новый Год, - неслось в ответ.
   Стали двигать столы ближе к дивану, передвигать стулья, делить места. А светлейший Анхенаридит ир го тэ Ставэ, весь такой опрятный, спокойный и достойный, словно это и не он сейчас пере...кусал почти десяток девчонок под самыми немыслимыми углами и ракурсами, изволил подойти ко мне. Вот только запах от него шел - смрад, меня аж снова затошнило.
   - Что, в прекрасных розовых мечтах это было как-то не так? - тихо поинтересовался, опускаясь передо мной на колени.
   - Да как вы смеете!.. За что?! Зачем?! - я плакала, дрожа, и не могла подобрать слов, чтоб выразить ему все отвращение к его поступку.
   - Зачем тебя позвал? - невозмутимо отозвался он. - Ну, ты же сама хотела поговорить. Не ждать же тебе в коридоре. А мне надо было поесть. И - да, я так питаюсь. Я же не морщусь, когда хожу с тобой в ресторан.
   - Мы не ходили в ресторан.
   - Да? А что это было, кафе? Забегаловка? Не в названии суть. Суть в том, что я могу посидеть и подождать, пока ты, или кто-либо другой из людей, поест. Хотя один светоч знает, насколько отвратительны для меня многие ваши кулинарные запахи, и сколь до отвращения неаккуратно многие твои сородичи принимают пищу. Я же не морщусь, не отворачиваюсь и истерики не закатываю. Почему же ты считаешь возможным столь бурно реагировать на мое естественное желание утолить голод?
   - Естественное желание? Утолить голод? Почему нельзя было просто выпить чьей-то крови? Зачем надо было устраивать это... это...Нагонять толпу озабоченных девиц и самозабвенно их удовлетворять? И да, смертельная усталость как-то плохо вяжется с повышенным сексуальным аппетитом!
   - У людей, наверно, и не вяжется. Ну а я, возможно, забыл тебе представиться: я вампир, девочка, и для нас секс столь же важная составляющая понятия "утолить голод", как и кровь. Что же до "просто выпить", да, я мог бы просто выпить. Кого-то одного. Мне бы хватило. И даже выпивать пришлось бы вовсе не "до последней капли". Вот только значительно больше, чем можно изъять у человека без необратимых для него последствий. Я был слишком голоден, знаешь ли. А еще мне требовались эмоции. Весьма насыщенные эмоции. Поэтому секс в меню все равно бы входил. Вот только вместо стайки счастливых девчат здесь сейчас лежал бы труп. Так тебя устроило бы больше? Больше соответствовало бы твоим представлениям о приличиях?
   Я подавленно молчала, ошарашенная его отповедью. Его наезд был столь неожиданным и столь переворачивал все с ног на голову, что у меня даже слезы высохли, и дрожать я почти перестала.
   - Пойдем, налью тебе выпить, - он взял меня за руку и повел к дивану. Тому самому, насквозь пропитанному...всем этим. Я хотела было дернуться, но он не пустил. - Девы, мне нужно два места. Алла, пересядь вон туда, на стул.
   - Анхен, пожалуйста, не прогоняй! - она почти заплакала от такой несправедливости. - Пусть уйдет кто-нибудь другой, вон, хоть Верка, ей все равно, где сидеть.
   - Я должен повторить? - великосветское удивление. Словно и не он сейчас всех этих девиц и в хвост и в гриву...Хотя Аллу же он...как спустил с небес на землю, так больше и не взял, даже крови ее не пил ни капли... Это, типа, он так ей немилость свою выражает? Особо изощренным вампирским способом?
   Алла покорно пересела на стул, я покорно села на диван. На насквозь пропитанный похотью диван рядом с насквозь пропитанным похотью вампиром. Как завзятый хозяин застолий Анхенаридит любезно разливал по бокалам золотистую сливовицу. Посмотрел на меня, вздохнул - и отлил половину моего бокала к себе. А на освободившееся место долил мне водки.
   - Я не буду это пить! - возмутилась я. Я вообще водку не пью, а уж так мешать...
   - Да куда ж ты денешься, - флегматично возразил он, встал и завернул какой-то красивый тост. Что-то о Первой Звезде, указующей путь, о Первых Людях, вышедших в свете ее лучей из вечного мрака. В общем, за то, чтоб звезды на нашем пути нам всегда светили и никогда не гасли.
   Спокойно поставил свой бокал, даже не потрудившись поднести к губам, и обернулся ко мне. Я в тот момент, вежливо смочив губы налитой мне алкогольной жижей, тоже пыталась вернуть бокал на стол. Но он жестко перехватил мою руку.
   - Лучше сама, - предупредил он, глядя мне прямо в глаза. Я попыталась сопротивляться, но спорить с вампиром... Одной рукой он пригибал бокал все ближе к моим губам, второй обхватил меня за затылок, не давая уклониться. И все-таки влил в меня свое пойло до последней капли. Я кашляла, давясь, не в силах продышаться, протянула руку, ища, чем бы запить, и он тут же влил в меня еще и сливовицу из своего бокала.
   - Ненавижу, ненавижу тебя, зачем? - бормотала я, борясь с нахлынувшим головокружением, тошнотой (уже не фигуральной, а самой, что ни на есть всамделишной), с тьмой перед глазами. Ну не воспринимал у меня организм алкоголь, нельзя мне было крепкого. Да я на любом застолье водку из своей рюмки выливала в ближайший фикус глядя прямо в глаза того, кто мне ее туда налил. Пока не нарвалась на вампира. За каким-то лядом решившего меня споить.
   Из дальнейшего мероприятия я выпала полностью. Помню только, как Анхен, откидываясь рядом со мной на спинку дивана, просит:
   - Спой для меня, Юленька. Помнишь, ты как-то пела? Про дом, что остался лишь в сердце.
   - И каким же должен быть дом, чтоб затронуть вампирское сердце?- скептически фыркнула я, все еще злая на него за выходку с алкоголем. И за все прочие... выходки.
   - Обычным, - невозмутимо пожал плечами Анхен. - Родным. У каждого где-то есть. Даже у вампира.
   Юля послушно запела, подыгрывая себе на гитаре:
   - Шорохом ночным мне напомни,
   Ласточки крылом - начерти.
   Хоть в мечтах увидеть дай дом мой
   Чтобы мне не сбиться с пути.
   Хоть в мечтах почувствовать лето,
   Зелень трав, ручьев перезвон,
   Хоть на миг поверить, что где-то
   Явью был мой сказочный сон...
   Возможно, это была не первая песня, которую она пела в тот вечер, и вряд ли последняя, но я запомнила только эту. Может потому, что о ней просил Анхен. Голос у Юльки был высокий, на мой вкус - слишком высокий, но песню это не портило ничуть:
   - Только завывают метели,
   Заметают тропы снега,
   И сильней сгущаются тени,
   И все больше тяжесть в ногах.
   Скоро уж болезненным комом
   Кровь застынет в сердце моем...
   Хоть на миг мне вспомнить дай дом мой,
   Прежде чем забыть обо всем.
   Разбудил меня щелчок выключателя. И вспыхнувший яркий свет. Болезненно моргая попыталась сесть и осознать, где я. Ну да, комната, диван, стол. Стол, впрочем, уже убран, преобразован в несколько отдельных рабочих столов в идеальном состоянии. Комната пуста, все давно разошлись, бросив пьяную меня спать на многострадальном диване. А в дверях стоит Анхен, уже не только переодевшийся в цивильное, но и накинувший пальто со своим неизменным элегантным шарфиком. Благоухающий свежестью (душ в программу мероприятий явно входил), с ясным взором и открытой улыбкой. Светлейший куратор во плоти. Прекрасный, как вампир. Да, собственно, вампир и есть.
   - С Новым Годом, Лариса! С наступившим тебя 7489-м годом!
   - Как наступившим?! - попыталась вскочить, но перед глазами тут же все поплыло. - Вот зачем ты меня напоил, чтоб тебе в бездне сгнить, мне ж нельзя водку, мне плохо от нее! Мало мне было твоей гастрономии, теперь еще и голова, и... есть тут где-нибудь туалет?
   - Есть. В коридоре. Пойдем, провожу.
   Провожать ему меня пришлось весьма конкретно, потому как ноги не держали, а координация отказывала. А в туалете я долго и страшно тошнила, вызывая все новые и новые спазмы, исторгая из себя все, что только можно, лишь бы только исторгнуть еще и отраву. Наконец, вся покрытая испариной, не в силах справиться со слабостью, просто уперлась лбом в ободок унитаза, мечтая забыться вечным сном.
   Не удалось. Потому как вампирам что "М", что "Ж" - все едино, им, наверно, только "В" подавай. Не погнушался светлейший за мной в кабинку ворваться, поднял на руки, куда-то понес. В коридоре было хорошо, свет почти погашен, разве что лампочка у сестры на посту светится. И ни души.
   Меня вернули в ту же комнату, на тот же диван.
   - Полежи. И всегда у тебя на алкоголь такая реакция?
   - Какая? - злобно зыркнула на этого деятеля медицинских наук. - От алкоголя все люди пьянеют, мог бы выучить за восемьсот-то лет.
   - "Все люди" давно домой ушли, праздник празднуют, а выпили они этого алкоголя значительно больше, чем ты. И с унитазом никто из них не делился.
   - А я маленькая еще! А ты меня спаиваешь. И растлеваешь! И не поверю я, что так вот просто! Ты это специально, ты все это специально, тебе просто нравится меня мучить! Всегда, с первой встречи! - я залилась бессильными слезами.
   - Подожди, я принесу тебе лекарство, станет легче.
   Ну да, мы же в больницу играем, вы же у нас доктор, конечно лекарство, сначала отравить, а потом, конечно, лекарство.
   А лекарство надо было почему-то непременно колоть, и непременно в вену. И укол был весьма болезненный. Но минут через десять мне полегчало. В смысле совсем. Голова стала ясной, боль и слабость прошли. С удивлением отделила себя от дивана, ощущая, что вертикально я себя чувствую теперь столь же прекрасно, как и горизонтально.
   - Что ты мне вколол?
   - О, это жуткая смесь, запрещенная к использованию по эту сторону Бездны.
   - А если запрещенная, то как она у тебя здесь оказалась?
   - Ну, я вечно что-нибудь нарушаю. Кстати, на людях она еще не тестировалась, вот на тебе и испытаем, - и как всегда открытый серьезный взгляд. То ли прикалывается, то ли правда. А лекарство, похоже, и впрямь - вампирское, вон как быстро и чисто подействовало. Да и не колют у нас при отравлении в вену. Скорей желудочное что-то дадут.
   Но это уже лирика.
   - А Новый Год правда уже наступил?
   - Час назад. Ну и где тебя потеряли? Дома? Или у друзей?
   - У друзей. Я к Петьке обещала прийти праздновать. Меня ждут давно.
   - Вон телефон, звони. Рассказывай про обстоятельства непреодолимой силы. Через час подъедешь.
   - На чем? Транспорт уже не ходит.
   - Ты настолько плохо обо мне думаешь? Раз уж ты по моей вине так задержалась, я готов отвести тебя в любую точку на карте.
   - Да? - решила поймать его на слове. - А тогда можно это будет остров с белым песком посреди теплого-теплого моря?
   - Если ты будешь очень сильно настаивать, то можно даже туда. Только учти, это будет билет в один конец, и проживешь ты там весьма недолго. Так что подумай.
   Позвонила Петьке. Известие о том, что в больнице мне стало плохо, и я все еще тут, народ скорее напугало, чем порадовало. Мне посоветовали остаться до утра, потом даже собрались идти меня встречать.
   - Не надо, меня обещали подвезти.
   - Кто это? Знакомая бригада Скорой помощи?
   - Да есть тут один, врач от бога. Вот только какого бога до сих пор не понятно, видимо проклятого.
   Чуть ли не спиной почувствовала, как вампир при этих словах поморщился. А он что же думает, я ему безмерно благодарна за столь насыщенный Новый Год? Ну подумать только, сколько нового и интересного...
   - Твое пальто, Лариса. Забрал в гардеробе, где оно одиноко страдало, украшенное проклятиями гильдии гардеробщиков галактики.
   - Зачем? Нам же все равно вниз, - не сразу сообразила я.
   - Да я на ваших машинах не езжу, - усмехнулся Анхен, - мне своя милее как-то.
   Мы поднялись на крышу. Его машина блестела в свете звезд, все такая же прекрасная, какой я ее помнила. Но восторгом ее вид во мне не отозвался. На душе лежала тяжесть, а где-то глубоко внутри бултыхалась грязь, не растворенная до конца ни алкоголем, ни лекарством. Ни невозмутимым видом этого элегантного вампира - такого знакомого, такого привычного. Словно и не он это все...там...
   - Давай присядем, Ларис, - он опустился на какую-то занесенную снегом приступочку и поманил меня к себе. Я послушно села рядом.
   Город вокруг нас неистово праздновал. Над всеми дворами взвивались салюты, летели крики "ура", то там, то тут виднелись спешащие куда-то компании. Городской парк с этой крыши был не виден, но подозреваю, что там было в этот час особенно многолюдно и весело. А мы молчали.
   - Ты готова меня послушать, Ларис? - все же начал он разговор. Неуверенно, словно так и не решив, а стоит ли вообще начинать.
   - Мне ведь не понравится, верно? - почему-то ничего хорошего я от него сейчас не ожидала.
   - Тебе никогда не нравится, - пожал плечами Анхен, - ни что я говорю, ни что я делаю. Но с вопросами ты все равно идешь ко мне.
   - Я пришла к тебе с вопросом один единственный раз. По поводу того, за что ответственен ты и только ты. И отплатил ты мне за этот поход со щедростью просто царской! Век не забуду! И еще удивляешься, что я не жду от тебя больше ничего хорошего? После всего того хорошего, чем ты меня за один сегодняшний вечер осчастливил? - я, кажется опять расплакалась.
   - Перестань уже рыдать, будь так любезна. В чем суть проблемы: тебе не предложили поучаствовать? Так подходила бы сама, мне было все равно, взял бы и тебя.
   - Сволочь!
   - Думаешь? Знаешь, Ларис, я давно живу среди людей. Последние лет сто я на вашей стороне Бездны бываю значительно больше, чем на нашей. Но вашу убогую, ущербную мораль, хоть убей, понять не могу.
   - Наша мораль ущербна? И это мне говорит сейчас существо, у которого она вообще напрочь отсутствует?
   - Ваша, Лариса, ваша. Это вы простейшие и естественнейшие эмоции и действия обернули в саван запретного деяния, которое совершать надо непременно в строжайшей тайне, непременно вдвоем и чуть ли не самих себя стесняясь. Что порочного и запретного вы нашли в естественном желании обнять, приласкать, подарить и получить наслаждение? С какого перепугу вы пришли к выводу, что пожелать приласкать можно только кого-то одного, да причем за всю жизнь. Кто и зачем вложил в твою глупую детскую голову, что видеть, как разумные существа дарят друг другу самые яркие и положительные эмоции - отвратительно? Наблюдать за скандалом, за дракой - это нормально, а за тем, как кто-то получает сильнейшее наслаждение - это, по-вашему, аморально!
   - Ты все опять выворачиваешь наизнанку!
   - Я говорю, что думаю. И действую, как считаю правильным. А теперь о моей отсутствующей морали. Я что, по-твоему, делаю в этой больнице? В распутстве и разврате погрязаю? Так секс с вампирами, смею тебя заверить, и насыщенней, и интересней. И безопасней: там уж точно никого не убьешь, слегка увлекшись укусом. А мальчик я - вот разве что тебе не глянулся - а для соплеменников своих весьма привлекательный, проблем с досугом не возникает. А я безвылазно сижу здесь. В вашей больнице. И спасаю жизни вашим людям. В условиях наступившего кризиса - без сна и отдыха. Понимая, что всех нам все равно не спасти, но кого сможем - по максимуму. Потому, что я могу их спасти, потому, что у меня есть опыт, потому, что я выносливее любого человеческого врача. И пользы от меня - вот в этих, кризисных условиях - тоже, соответственно, больше. Это меня отсутствующая мораль на такие поступки подвигает? Или еще какие отсутствующие у меня качества? Далее. Чем питаются вампиры? Ну?
   - К-кровью, - не сразу поняла, чего он от меня хочет.
   - Чьей кровью, совесть ты моя глазастая?
   - В смысле? В основном - животных своих...
   - Ай, какая умная, начитанная девочка. Садись, пять. И питаться нам требуется каждый день. Всего раз в сутки - но каждые сутки. Чтобы держать свою жажду в узде. Чтобы находиться рядом с людьми, и не мечтать вцепиться вам в горло. И не вцепляться в голодном безумии. Знаешь, почему только Высшим вампирам разрешено пересекать Бездну? Потому что только мы в состоянии контролировать свою жажду даже в отсутствии регулярного питания. До рези в животе, до красных кругов перед глазами - мы способны себя контролировать, это наша честь, это наша гордость, это наше право называться Высшими. И эта человеческая страна - наша страна, страна, созданная теми, кто не позволил себе опуститься. Да, волею Богов мы вампиры, но мы - не чудовища. До тех пор, пока мы сами себя уважаем. А мы - себя уважаем. И мы спасаем вас, помогаем вам, порой отказывая себе - во многом. Где, бездна тебя забери, ты видела животных по эту сторону Бездны?! Где они тут пасутся, в подвалах больницы?! Чем я, по-твоему, должен тут питаться, если у меня времени нет выйти воздухом подышать, не то, что до дома доехать?! И даже при регулярном питании вампиру за один раз нужно очень много крови. Гораздо больше, чем можно взять у одного животного или человека, не отправив его при этом на тот свет. А вампиру, которого мучает жажда, и того больше. И самое сложное - это не удержать себя от укуса. Держаться можно. Долго. Самое сложное - это остановиться, когда ты начал пить. До того, как пить в этом теле станет уже нечего. И чем более голодный вампир - тем сложнее ему остановиться. После какого-то предела - уже невозможно. Даже Высшему. Поэтому пока ты там так трогательно сокрушалась об аморалке, я больше переживал, чтобы все живы остались. И даже не поняли, чем они, собственно, рискуют. И для них для всех это осталось лишь милой сексуальной забавой. И в этом моя гордость. Моя честь. И моя мораль.
   Я подавленно молчала. Я никогда не думала о вампирах так. Ну, пьют кровь. Ну, осознали людей разумными, позволили жить. Так сам говорил - у разумных и свободных кровь вкуснее, прямой резон. А тут - гордость и честь. Мы для них - возможность уважать самих себя и не чувствовать себя чудовищами? Но никто и никогда и помыслить не мог, чтоб Мудрых, Прекрасных, Пресветлых вампиров величать чудовищами. Это было какое-то невиданное кощунство, даже для меня. Вампиры всегда были для людей - несущие свет. Свет знаний, свет истины. А сами они себя, выходит...ощущают? Есть в них, значит, осознание некой неправильности - мы не пища... Или он сейчас, от усталости да голода не до конца утоленного, чего-то лишнего мне наговорил?
   - Анхен, а как ты стал врачом?
   - Давно...у нас только жизнь наладилась, с соседями разобрались, стадами, людьми...Бездна принесла нам подарок. Эпидемия черного мора. Люди умирали сотнями. Прости, я уж всех буду называть людьми, относительно той истории нет разницы, был там разум или нет. Смерть забирала тело. Почерневшие, разбухшие тела, сгнившие изнутри, стаскивали в огромные горы и поджигали. Лечить не могли. Лишь отделяли тех, кто уже заболел, от тех, кто возможно, еще не заразился. Бесконечный смрад. От костров, от гниющих заживо тел. Потом жгли уже живых. Чтоб меньше мучились и не заражали здоровых. Голод. Страшный, мучительный. Еще более страшный от того, что ты понимаешь, что твой народ опять стоит на краю гибели, а ты уже очень большой мальчик, и на тебя надеются...многие. А ты бессилен. Стали бороться. Создали лабораторию, пробовали, искали, создавали. Ошибались, отчаивались. Но, в итоге, победили. Нашли причину, создали лекарство. Победили эпидемию, восстановили популяцию. А я и мои коллеги так и продолжали заниматься вопросами человеческих болезней. В основном тех, что имеют массовый характер. Так что я, прежде всего, эпидемиолог. Ну а хирургия - это уже потом. Когда моя жизнь в очередной раз изменилась, и я переехал жить в Светлогорск. Здесь - это оказалось и нужнее, и интереснее. И важнее. Так что на хирурга я во многом учился у людей. Ну а потом уже и сам стал учить. Как-то так.
   - Подожди, ты.. ты живешь в Светлогорске? А как же - животные, стада...ты же сам говорил?..
   - Мне привозят. У меня здесь дом, специально оборудованный так, чтобы никого не тревожить, соседи и не догадываются. Существует специальная служба сервиса, она решает все вопросы, связанные с питанием. Но, опять же, в больницу я их вызвать не могу, есть определенные границы приличий, хоть ты в них мне и отказываешь.
   - А почему ты живешь здесь?
   - Видимо, чтобы не тратить по два часа утром и вечером, мотаясь через Бездну. У меня здесь работа, если ты еще не догадалась.
   - Нет, я имела в виду...
   - Я понял, что ты имела в виду. Но вампиры крайне редко обсуждают с людьми то, что находится по ту сторону Бездны.
   - Даже если это именно то, что привело их на эту сторону?
   - Особенно если это именно то.
   - И много вампиров живет в нашем городе постоянно?
   - Крайне мало. Двое. Остальные наведываются по делам. Бывают, задерживаются на неделю, на две. Но многие и в этом случае предпочитают на ночь возвращаться в Илианэсэ.
   - Куда?
   - В Город. Люди почему-то думают, что он у нас один и у него нет названия. Нас не так уж мало, чтобы нам хватило для жизни всего одного города.
   - Но, он хотя бы столица?
   - Столица. И старейший город нашей страны. По мне - так и самый красивый, хотя есть и другие мнения.
   - И тебя оттуда изгнали, - пришло мне вдруг в голову. Уж и не знаю, отчего. Видно, песня та вспомнилась. Тоскует о доме - а живет здесь. Тот город красивейший - а живет здесь. Вампиры здесь постоянно не живут - а он живет. И сам сказал, что вечно все нарушает. Вот, видно, донарушался. И кровь он сегодня пил - вряд ли они все до единой контракты подписывали...
   - Что? - Анхен расхохотался так искренне, что невольно почувствовала себя дурочкой. - И как тебе в голову такое пришло? Я живу здесь, потому что у меня здесь есть дела. И далеко не все эти дела я готов обсуждать со студентами. А в Илианэсэ я езжу отдыхать. Когда дела мне это позволяют. Или когда дела моей родной страны оказываются важнее дел в стране людей. Кстати, вот как раз сегодня ночью я вас покидаю. Не то, чтобы надолго, но какое-то время меня не будет.
   - А как же...завтра же...праздник. Торжественное собрание в университете, нам объявили, что куратор непременно будет выступать.
   - Да выступит завтра перед вами куратор, куда ж он денется. Вот Генеральный куратор и выступит, надо ж и ему как-то развлекаться. А я завтра собираюсь спать. В Илианэсэ завтра будет тихо, город практически вымрет. Потому как только ленивый к вам не потащится. Первого января, кстати, самая высокая плотность вампиров на душу населения. Все кураторы по всем направлениям обязаны присутствовать в своих подопечных организациях, являя воочию дружескую заботу и участие. Кстати, единственный день, когда в нашем университете можно лицезреть кураторов всех факультетов одновременно.
   - Как же всех, а ты?
   - А я возьму, и не приду. Спать хочу, Лариска, хочу спать. Даже вампирам иногда это требуется. Так что вы свой День Голодного Вампира как-нибудь без меня отпразднуйте.
   - День кого? - я не удержалась и хихикнула. Никогда не слышала такого названия новогоднего праздника.
   - Шутка такая. Вампирская, - усмехнувшись, объяснил мне Анхен. - Потому как "в день, когда люди стали свободными, вампиры остались голодными". Боялись многие, что перемудрили мы с вашей Свободной Страной, и в результате на наши земли вернется голод... У нас...был...очень страшный период в истории...многие его помнят. Не все были за вашу независимость, байка про Дракоса не на пустом месте возникла. Принцев, правда, среди оппонентов замечено не было. Да и принцесса, помнится, не возражала... Но все обошлось: вы живете, мы живем, еще и процветаем. А шутка осталась.
   - Принцесса? У вас все-таки есть настоящая принцесса? И принцы?
   - Ребенок ты у меня, Лариска. Все-то тебе принцы, принцессы, драконы...Это ж очень давно было. Нет уже...той принцессы, - он вздохнул, вспоминая что-то свое, и явно не собираясь делиться. Но я уже ухватилась, словно за ниточку. Кто ж откажется узнать про принцессу?
   - Анхен, ну что такое для вампира давно, ты вон тоже давно живешь... Анхен, а она красивая была? Ну, принцесса.
   - Легенды об этом умалчивают, - он равнодушно пожал плечами.
   - А при чем тут легенды? - не сдавалась я. - Ты же сам сказал: "помнится", значит, вы с ней одновременно жили. Вот трудно тебе сказать?
   - Да, она была красивой, - снизошел он до ответа. - Но среди дев моего народа я встречал и краше. Удовлетворена?
   - Почти, - любопытство во мне только разгорелось. - Анхен, а ты был в нее влюблен? Ну, в принцессу?
   Я не ожидала, на самом деле, что он ответит. Он на личные вопросы еще никогда не отвечал, а сегодня так и вовсе прямым текстом сказал, что не станет.
   - Нет, Лариса, я не был в нее влюблен, - очень спокойно сообщил мне вампир и, положив мне руку на плечо, добавил, - Просто горько... Знаешь, она была очень красивая, а потом... словно лампочку вывернули. И осталась только тьма. А какая во тьме красота?.. Вот только маленькие девочки любят слушать исключительно красивые сказки. Про красивых принцесс. И чтоб непременно с красивым концом.
   Он чуть усмехнулся, легонько прижимая меня плечом к своему плечу. В его жесте не было никакого подтекста, вернее, было ощущение, что он подпускает меня сейчас чуть ближе не к телу, к душе.
   - А ты мне расскажешь красивую сказку? - поддаваясь своим ощущениям, попросила я. Все-таки он меня уболтал. Заставил забыть обо всем плохом, что еще десять минут назад казалось важным. Над головами у нас горели звезды, такие яркие сейчас, где-то вокруг, бурля и переливаясь, тек праздник по домам и улицам. А я и Анхен, на этой крыше, как на вершине мира, и словно время замерло, и он обнимает меня - чуть-чуть, ни больше, ни меньше, ничего лишнего, пошлого... Да я сама была внутри сказки.
   - Красивую? - переспросил вампир. - Красивой сказки у меня сейчас не получится, к сожалению. Придется рассказывать некрасивую. Но это чуть позже. А пока у меня есть для тебя красивый подарок.
   Он отпустил меня, сунул руку во внутренний карман пальто и, достав оттуда нечто, вложил это мне в раскрытые ладони.
   - С Новым Годом, Лариса! Уже неделю ношу с собой, все надеялся, удастся найти время тебя поздравить. А ты нашлась сама. Значит, судьба.
   - Что это? - у меня в руках лежал цилиндр белого металла, сантиметров десять в длину и четыре-пять в диаметре. Вся внешняя поверхность его была прихотливо инкрустирована металлическими проволочками различных оттенков желтого, сквозь которые шла причудливой вязью тонкая черная нить.
   - Помнишь, в парке ты спрашивала, носят ли вампиры серебряные заколки? Не так давно ездил домой - нашел ее там, для тебя, - он чуть вставил внутрь цилиндра пальцы, развел их - и цилиндр с легким щелчком распался на две половинки, обнаружив внутри несколько рядов зубчиков, чтоб плотнее цепляться за волосы.
   - Так это она? Та самая? Погоди, ты же говорил, что она из платины, и инкрустация на ней тоже очень дорогая... Я не могу это принять, это же... ты сам говорил, их делали для Высших вампиров...
   - А еще я не раз говорил, что очень не люблю, когда со мной начинают спорить. С колыбели не приучен. Какой уж есть, прости, - он взял из моих рук заколку, встал, обошел меня сзади. И, сведя две моих косы в одну, сколол их на уровне шеи своим подарком. - И если я делаю тебе этот подарок, значит я абсолютно точно уверен, что я могу себе позволить подарить, а ты принять этот маленький сувенир. Совсем не обязательно кому-то рассказывать, кто тебе его дал, и из чего он сделан. Это будет наш с тобой маленький секрет. Мне очень хочется, чтобы ты носила ее, Лариса, правда. В память о нашей прогулке в парке, о полете в Бездну, об этой ночи. Обо всем хорошем, что я все-таки смог тебе подарить, несмотря на твою нелюбовь ко мне и моему народу. Ты примешь его?
   Он стоял у меня за спиной, ничем меня не касаясь, и я не могла обвинить его в том, что он заставляет меня принять его дар, гипнотизируя взглядом или подавляя мою волю путем прикосновений. Он, действительно, просто дарил. И, похоже, искренне.
   - Да, Анхен, я приму, спасибо! Я правда, очень благодарна и польщена, что ты помнишь, о чем мы говорили и...спасибо. И это неправда, что я тебя, или вообще вампиров не люблю, я...просто...есть какие-то вещи, которые я ни принять, ни оценить не в силах, но есть и то, что мне в тебе, например, очень нравится, а уж значение вампиров для нашей жизни и культуры я и вовсе...
   - Еще немного, и ты признаешься мне в любви, - прервал мои сбивчивые излияния Анхен. - А еще и дня не прошло, как кричала, что ненавидишь. Ты поаккуратнее с эмоциями, ладно? Для меня будет достаточно, если ты станешь скалывать свои косы моим подарком и, прежде чем сказать или подумать о вампирах какую-нибудь гадость, вспомнишь обо мне...что-нибудь хорошее. Я сейчас очень о многом тебя прошу?
   - Нет, я...мне будет приятно носить ее, правда.
   - Спасибо. Только не бросай ее где ни попадя. Хоть в сумке носи, если уж на голове надоест.
   - Ладно. А у меня нет для тебя подарка.
   - Ну вот чтоб у тебя хоть когда для меня хорошее было! - смеясь воскликнул он. - Попробую пережить. Ты не замерзла? Отвезти тебя к друзьям или еще посидим?
   - Посидим, - ответила, не задумываясь. Новый год я уже пропустила, да и сколько их уже было и еще будет, а вампир, согласный беседовать со мной в новогоднюю ночь на крыше мира - только один, и эта ночь у меня с ним - одна единственная, второй не будет.
   Он вновь сел рядом со мной, и снова легонько обнял:
   - Ты только скажи, когда станет холодно, хорошо? А то мне-то просто приятно сидеть здесь в тишине, под звездами. А ты можешь и замерзнуть. Сегодня холодно?
   - Нет, совсем не холодно. Смотри, снег почти липкий. А ты изменения температуры совсем никак не ощущаешь?
   - Совсем никак. Только через людей. Могу почувствовать, если человеку очень холодно, или очень жарко. Но это когда уже отклонения на грани критических, а так...Что снег, что дождь... Но больше я люблю все же лето: зелень листвы, пение птиц. Осталось от далеких, позабытых времен. А что любишь ты?
   - Зиму, наверное. Здесь столько всего: лыжи, коньки, снежные горы, снежные крепости. Новый Год, опять же, самый сказочный праздник.
   - А я Новый Год не люблю. Слишком уж он надуманный, официальный. И елка ваша эта. С чего кто решил, что это вечнозеленое дерево, символ "вечно юного стремления к самосовершенствованию"? По мне, так это мертворожденное дерево, оно скорей способно символизировать старость и смерть.
   - Правда? А какой же праздник ты любишь?
   - Из человеческих? Майский День, конечно. Это и искренне, и красиво, и душевно. Да и береза - дерево замечательное, трепетное, действительно отражает всю красоту юности, с ее мечтами и надеждами.
   - Но, Анхен...Майский День - это же...для молодежи праздник, на него даже люди старше тридцати уже почти не ходят. Не думала, что его вампиры посещают.
   - Вампиры и не посещают. Это было бы невежливо, веселье было б уже не то. Но иногда, когда никто не видит...чего не бывает, - он улыбнулся, и так тепло мне стало от его улыбки. Вот только...
   - Анхен, я все же не понимаю. Вот ты сидишь тут со мной, рассуждаешь о деревьях и праздниках. А вокруг Новый Год. Неужели тебя никто не ждет, не звали на праздничное веселье?
   - Так вампиры не празднуют, это ваш праздник, а из людей... Будь все хорошо, я бы Ингу мою в ресторан отвел, с ней бы и отметили. Мы в том году в "Новый век" ходили, там неплохая программа была новогодняя, Инге понравилось. А в этом году и я из больницы вот только что ушел, да и то - волевым решением, их бы воля, так они меня еще год из операционной не выпускали. И Инга моя уехала, мама у нее заболела серьезно, а там городок маленький, лекарств не достать, да и просто помощь нужна.
   - Инга - секретарша твоя?
   - Моя. Я с чужими секретаршами не гуляю.
   - А со своей, значит, гуляешь?
   - А то! - он задорно подмигнул мне, усмехаясь. И уже совсем серьезно добавил: - она ж мне самый близкий человек, Ларис. Ты сама подумай: вот ты, к вампирской ауре практически не чувствительная, и то, проведя со мной рядом пару часов, потом ни один день в себя приходишь. А она обычная девочка, у нее вообще иммунитета нет. И она со мной рядом каждый день. Ты хоть отдаленно можешь себе представить, что она чувствует? Как она меня ощущает? Секретарша вампира - страшная профессия, Лариска, очень вредная для здоровья. И вовсе не потому, что у нее кто-то всю кровь до последней капли выпьет. Вот уж что ни одной из них не грозит. Психика страдает. И сильно. Так что не обижай мою девочку всякими гнусными домыслами. То плохое, что ты можешь вообразить обо мне, я тебе прощу. Но вот за нее - могу обидеться всерьез.
   - Но Анхен, я же никогда, я и видела то ее только один раз, да и то мельком.
   - Это я так, на будущее. Коль уж речь зашла, чтоб больше к этой теме не возвращаться.
   - А...можно...я одну вещь спрошу? - очень нерешительно начала я. - Ну, чтоб больше к этой теме не возвращаться? Мне вот просто сейчас в голову пришло...
   - Давай уж свой вопрос. Уж лучше я отвечу, чем ты сама себе чего-нибудь навыдумываешь.
   - Да нет, я просто...вот ты же вампир. Куратор. И ни одна девушка на свете не в силах сказать тебе "нет". Ну, ты сам в это веришь. И в секретарши ты мог бы выбрать себе...Ну, обычно начальники выбирают себе кого покрасивше, поэффектней. А у тебя же любая будет работать с радостью... - я мялась, не зная, как сформулировать. Решит еще, что я "обижаю его девочку".
   - Ларис, в чем вопрос-то, говори уж прямо.
   - Хорошо. Только чур, я никого не обижала! Вопрос: почему у тебя секретарша такая...не красивая? Не в смысле уродка, просто - обычная такая, среднестатистическая... Ну, когда идешь к куратору, ожидаешь, что у него и секретарша - нечто настолько выдающееся, сражающее наповал своей красотой, что и слов не подобрать, - выговорила и взглянула на него с опаской, а вдруг все же обиделся.
   А он смеялся! Просто ухохатывался, словно я такую глупость сказала несусветную, что вот прям хоть стой, хоть падай.
   - Инга моя некрасивая? Среднестатистическая? - Светоч, вот уж не думала, что этот вампир может так откровенно ржать, словно в цирк его сводили. - Ну спасибо, повеселила. Тебе надо почаще позволять задавать вопросы, ты как спросишь чего... А Инга моя красавица. И краше ее я еще не встречал. Я и в самом деле мог выбрать себе самую лучшую. Я и выбрал - самую лучшую. И все кураторы по эту сторону Бездны мне завидуют.
   Вот это он что - совсем-совсем всерьез? Да что он нашел-то в ней, я и лица ее уже даже не помню, только волосы эти ее обрезанные, а без волос - какая уж там красота?
   - Я объясню, - снизошел вампир, глядя на недоуменное выражение моего лица. - Это просто разница восприятия. Люди видят окружающих плоско, словно картинку в журнале. Вот что на картинке уместилось - то для них и красота, или ее отсутствие. А вампиры видят прежде всего свет, ауру, кровь. Остро ощущая при этом и эмоции, и запах. И уже на это на все накладывается внешняя картинка. Мы каждое живое существо воспринимаем неким сложносоставным цветком, переливами света, цвета, запаха, эмоций и внешних контуров. И та же Инга для меня, да и для любого вампира - это потрясающей красоты цветок, столь яркий, насыщенный и светлый, что и не знаю, с чем сравнить, чтоб было понятней. А вот чтоб увидеть ее такой, как видишь ты, или любой другой человечек, это мне надо определенные усилия прикладывать, да только мне оно особо зачем? Даже живя в вашей стране я в человека не превращаюсь.
   - А я для тебя - какой цветок? - не смогла удержаться от вопроса. Не все же мне дифирамбы его секретарше выслушивать. Достаточно уже и осознания того, что он вспоминает обо мне, только когда "Инга его" куда-нибудь девается.
   - Ты? - он чуть задумался. - Ты цветок экзотический, яркий, генетически модифицированный, я бы даже сказал. И оттого свет в тебе очень неровный. То вспыхнешь красотой, а то обращаешься в ее противоположность. Ты - дитя Бездны, в тебе, как в ней - столько всего понамешано.
   - И что же это в Бездне понамешано? - почти обиделась я. - Ты сам говорил, она - изнанка мира, там только смерть и тьма.
   - Ну, значит плохо говорил, или ты плохо слушала. Ладно, я все равно обещал тебе сказку. Новогоднюю. Что ж, какой Новый Год, такие нынче и сказки. Слушай. Велика земля наша, и много в ней чудес. Но самое великое ее чудо равно дано лицезреть и людям, и вампирам, - голосом умудренного сказочника начал рассказывать Анхен. - И имя этому чуду - Бездна. Ошибаются те, кто считает ее просто дырой в земле, провалом на месте древней катастрофы. Бездна - это место, где себя нам являют Боги.
   - Ты прости меня, конечно, Анхен, это очень красивая сказка, но вот только меня в школе учили, что богов не бывает. И как-то так хорошо научили, что не знаю, что мне теперь с этим и делать, - не могла не встрять я. Басни про богов и героев я не любила никогда, был у этого сорта литературы какой-то весьма специфический привкус. Легкий запашек полуистлевшего мозга, ибо совершенство разума несовместимо с обожествлением сил природы.
   - Ну, видимо придется потерпеть, - невозмутимо отозвался вампир. - Сказка серьезная. В школе настолько серьезным вещам редко учат. Ну а Бездна... Знаешь, Бездна всегда была границей между мирами, Не только между вашим и нашим. Это еще и граница между миром Света и миром Тьмы. Мифическое место нескончаемой битвы Предвечного Светоча с Хозяином Последней Ночи. Каждый день солнце льет свои лучи в Бездну, пытаясь загнать тьму в ее глубины, но каждую ночь тьма вновь расползается по миру. И потому мы, живущие на краю Бездны, есть создания света, несущие в душах тьму. И, подобно Предвечному Светочу, мы пытаемся справиться с тьмой, и, как и он, мы справится с ней не в силах.
   - Давным-давно, когда далекие предки вампиров еще не считали для себя зазорным поклоняться Божествам Солнечного Света и постигать тайны мироздания не только в научных лабораториях, - продолжал светлейший Анхенаридит свой экскурс по мифам древней бездны, - появилось в нашем языке понятие "Перекресток Миров". Таинственное место, трудноопределимое во времени и пространстве. Место, где миллиарды миров тихонько соприкасаются между собой тонкими-тонкими гранями. Место, где будущее встречается с прошлым. Место, где Боги слышат нас, а мы - Богов. В отличии от наших предков, нам нет нужды искать это место. Ибо с тех пор, как с карты мира исчезла одна из великих рек, Перекресток Миров прочно вошел в наш мир и в наши жизни. Это Бездна, Лариса. Наша Бездонная Бездна воистину не имеет дна.
   Как-то даже не сразу сообразила, что на все это сказать. Сказка была какая-то...странная. Ни сюжета, ни чудесных приключений. Принцессы с драконами тоже катастрофически отсутствовали.
   - А это присказка, Ларис, - понял он мой весьма слабый восторг. - А вот дальше начинается все самое интересное. Появляются главные герои. Вампир и дева. Больше тебе скажу. Конкретно ты и конкретно я. И появляются они - именно в Бездне. Погулять прилетели. Так, забавы ради. Но вампир соединился с девой на границе света и тьмы, и тем потревожил мироздание. Перекресток Миров открылся и Боги дали ответы на вопросы, которых никто из нас не задавал. А вот с ответами придется как-то жить.
   Так, все, я шизею с этими вампирскими сказками.
   - Анхен, скажи, а вампиры сводят людей с ума после того, как сходят сами, или это как-то одновременно происходит?
   - А вот это как повезет. Не нравятся сказки?
   - Заумные - нет.
   - Хорошо, дитя эпохи просвещенного разума, скажу тебе проще. То, что было с нами в Бездне, из забавной прогулки превратилось в пророчество, и мне оно не нравится.
   - Простите, светлейший Анхенаридит, вы врач, вы куратор, вы образованнейший вампир! И у меня просто уши начинают вянуть, когда вы так всерьез начинаете рассуждать о каких-то богах и пророчествах. Вы мне сейчас еще скажете, что наступил год конца света, потому как если все цифры его сложить, то выходит единица, а значит все едино умирать. - Цифры года пересчитывать бессмысленно, его с потолка взяли.
   -??
   - Ну, надо ж было от чего-то события отсчитывать, вот и считаем от сотворения мира. А при том процессе, сама понимаешь, никто свечку не держал. Бухнули точку отсчета куда-то во тьму веков - вот и славненько. А вот то, о чем я тебе пытаюсь рассказать - вещь серьезная. И она не изменится от того только, что ты в Богов не веришь, или пророчества читать не обучена.
   - А ты обучен?
   - У меня всестороннее образование. И родился я задолго до того дня, как вампиры своих Богов прокляли. Я их, честно тебе скажу, тоже проклял, ну так они на то и Боги, что им наши проклятья - что журчание ручейка. Ты потеряла там шапку, помнишь?
   - Трудно было бы забыть.
   - Она слетела по моей вине и упала на рандэлэ.
   - Куда?
   - На счетчик. Измеритель. Как ты там его назвала? На фанарик. Красный. Помнишь, что это?
   - Учитывая, что вокруг творится? Странный вопрос.
   - Это была твоя жизнь, Лара, - произнес он очень тихо и очень убежденно. - По моей вине ты окажешься на грани. Между жизнью и смертью. И я не знаю, куда качнется тот фонарик. Я не поднял. С тобой на руках я опускаться туда не мог. А потом... я просто побоялся, Ларис. Побоялся, что вот спущусь - а шапки там уже нет, она упала. Лучше не знать. Вот я и не знаю. До сих пор, и до тех пор, пока...
   Он сидел рядом со мной, усталый, сгорбленный. И во все это верил. Я чувствовала это, ощущала, вот как чувствовала, что снег холодный, а дыхание мое теплое. Он был так искренне всем этим расстроен, что мне даже стало его жаль, хотя он - Великий вампир, а я - просто дева. Плохо, оказывается, когда живешь слишком долго. Прогресс идет, а ты за ним не успеваешь. И машина у тебя летает среди звезд, а ты все там боженьку на облачке высматриваешь.
   - И все равно глупо, - решительно сказала ему я. - Даже если все это сущая правда, во что я, прости, не верю. Но допустим. Ты старше, тебе виднее. Пусть. Но это моя жизнь упала в Бездну. Что тебе до нее? Ты вампир, я человек. Ты же сам мне сказал, что в год таких как я пару штук лично на тот свет отправляешь. Как нефиг делать, не особо печалясь. Сам же мне пел: слияние, трам-пам-пам. Ну вот и меня отправишь. В чем твоя печаль? В чем экстраординарность предстоящего события?
   - Да сущий пустяк, дорогая. Я, видишь ли, поклялся. Там, в Бездне. Забавы ради присвоил себе имя Древнего Бога и от его лица поклялся. Смешно мне было, Ларка, весело. Вот я и пошутил. А Боги, тем более забытые и проклятые, таких шуток не прощают. Я поклялся тебя защищать, а по всему выходит, что погублю. А я устал, Лара. Я так устал губить всех, к кому почувствую хоть малейшую симпатию. Так устал быть вампиром.
   Теперь уже я его обняла. И прижалась щекой к его плечу:
   - Ты просто устал, Анхен. Тебе надо выспаться, и в голову перестанет лезть всякая муть. А когда вернешься назад, посмотри внимательнее: да пол университета спит и видит себя вампирами. И я уж не говорю про этих твоих подружек из больницы, на любое унижение готовы пойти, лишь бы их настоящий вампир кусанул.
   - А я бы хотел их просто любить... А вынужден убивать.
   - Так, стоп, в смысле? А кто мне тут рассказывал про вампирскую честь, про то, что все должны быть живы?
   - Должны, да не у всех выходит. Вот есть там, к примеру, одна хорошая девочка, Алла.
   - Блондинка? Крашеная?
   - Блондинка. Крашеная. Это ее не портит. Наоборот. Нравятся мне блондинки. А у вас такой цвет натуральным не бывает. У вампиров бывает, а у вас нет. Белый-белый, как снег.
   - Ты ж лето любишь.
   - И лето тоже. Вот и Аллу - любил. Недолго, правда, кровь у нее не слишком ароматна, чуть приторна, на мой вкус. Разлюбил. Бывает. И у вампиров, и у людей. Обычное дело. Вот только девочка теперь горит. Мозг выгорает безвозвратно. От слишком близкого контакта со мной, слишком тесного, слишком эмоционального. Такое случается при близком общении людей и вампиров. Не со всеми, но бывает. Поэтому долго вампиру с человеком общаться нельзя. Я даже секретаршу себе постоянную завести не могу, каждые несколько лет менять приходится, лишь бы не видеть, как дорогой тебе человек выгорает, тает, оставаясь лишь оболочкой... Есть такое правило: за собой убери. Люди не должны бояться вампиров, не для того мы это государство создавали. И если человек сгорает по моей вине, я обязан лично отправить его на ту сторону Бездны. Хоть слиянием, хоть в стада, хоть на продажу. Вот и Алла - не справляется. Еще недели две я смотрю, как идут у нее дела, и если улучшений не увижу - она отправится писать заявление, что жаждет отдать мне свою жизнь. Она и жаждет. Вот хоть прям теперь. Да только кровь ее мне не вкусна, а значит в слияние я ее не возьму. Горло перережу, подарю друзьям, не знаю, не решил.
   Нет, моему состраданию к бедным вампирам точно есть пределы. Я отстранилась от него столь явно, что он даже усмехнулся:
   - Не дрожи, тебе не светит. У тебя иммунитет хороший. Не сгоришь.
   - Я и не боюсь, - взглянула на него с презрением. - Ты хоть понимаешь, насколько омерзительную вещь ты мне сейчас сказал?
   - Не знала, что вампиры убивают? Это вроде было первым, в чем ты нас обвинила.
   - Тебе на нее плевать, Великий. Ты сидишь тут, сокрушаешься, что устал людей убивать. А на самом деле - тебя просто процесс утомил. Если б кто другой их за тебя приканчивал - вот было б счастье. Эта Алла из-за твоей минутной прихоти жизни лишается, из-за недоразумения, что волосы в белый цвет покрасила, а ты ее - даже поцеловать на прощание брезгуешь?! Друзьям отдашь на забаву?! Да ты же мразь, Великий!
   Я вскочила. Меня опять трясло, из глаз текли слезы, да что ж с того.
   - Не смей! - он даже голоса не повысил, а чувство было, что к земле придавил, настолько там ощутимо угроза звучала.
   - А иначе что? Убьешь? Ну так убей, тебе можно, ты же вампир! Да и пророчество у тебя опять же удобное. Убей. Знаешь, я все думала, - спешно продолжила я, торопясь договорить прежде, чем он заставит меня замолчать. - Все думала о той девочке, что ты рассказал. Что перерезала из-за тебя вены. Все думала, как же так, она же любила тебя, как ты мог допустить? Если она не могла больше жить, то почему она не умерла, зацелованная тобой, выпитая до последней капли крови? Если так тебе ее жаль, как ты мог допустить, чтоб она умерла просто так, а не задыхаясь в твоих объятьях от блаженства?
   Он открыл уже рот, пытаясь что-то сказать мне, но я не позволила ему встрять:
   - А теперь я знаю: ей было противно! Она, может, и любила тебя, но ей было противно! Ты был ей омерзителен, и она сбежала, предпочла вылить свою кровь в помойное ведро, лишь бы не в тебя! Потому, что даже самое склизкое помойное ведро по сравнению с тобой - золотая чаша! И не от любви она с собой покончила, не тешься! От ненависти! Она так сильно ненавидела себя за то, что полюбила такую дрянь, что жить с этим не могла! Кровь в жилах сворачивалась! Вот и вылила, лишь бы не тебе, ублюдку, достаться!
   Буквально выплюнув последнее слово ему в лицо, я поняла, что попала. Даже умудрись я ударить его, след от моей ладони не оставил бы на его бессмертном лике такого явственного отпечатка.
   - Что, угадала? - злорадно бросила ему вдогонку. - Не провожай. Спасибо за чудный вечер!
   Буквально грудью налетела на дверь и бросилась вниз по лестнице. А он так и остался сидеть там, под звездами, среди огней чужого и не нужного ему праздника.
   Уже выходя из дверей больницы вспомнила, что так и не спросила у него о том, ради чего, собственно, приходила. Почему он поставил мне запрет на донорство? Что не так с моей кровью? Возвращаться, понятно, не стала.

***

   Домой добралась уже под утро. Хотя целенаправленно шла именно туда. Шла, рыдала, злилась, останавливалась, пытаясь отдышаться и успокоиться. Все казалось, сейчас догонит. Догонит и... не знаю, страшно не было. Злость была, и безрассудство безумное: ну, пусть убьет, а мне, быть может, еще удастся его ударить. Хотя бы словом! Как я ненавидела его в ту ночь! За то, что слушала, за то, что поверила и даже пожалела. За то, что он умел так говорить, что казался нормальным. Мудрым, добрым. Любящим. Не влюбленным, нет, любящим нас, людей, как нас в школе про вампиров учили: "и возлюбили вампиры людей, как дражайших чад своих..."
   Вокруг праздновали. Веселые, шумные компании постоянно попадались мне навстречу, и одинокая дева в слезах вызывала и недоумение, и дискомфорт, и желание утешить. Понятно, что ни первые, ни вторые встреченные мной молодые люди сквозь мое отчаянье не пробились, но где-то, как-то... И вот уже меня угощают сидром, и я смотрю, как запускают фейерверки, и меня даже кто-то обнимает. А может, и целует. Помню, что почему-то я оказалась в парке, и шумною толпой мы катались с огромных ледяных гор, и опять были фейерверки, и сидр, и поцелуи. Губы на своих губах помню, лица ни одного. Меня целовали или я целовала? Вот только смеялись все, и я со всеми - ведь праздник же! И все кружилось, кружилось... А потом помню полупустой стылый автобус, возможно уже не первый на своем маршруте. Остановка, дом, подъезд. И Тема на скамеечке. Ждет. Сказать, наверно, что-то хочет. Да не пошел бы он!
   - Да, гуляла! - заявила прежде, чем он успел раскрыть рот. - Нашла парней, которые целоваться умеют лучше, и с ними гуляла! И сидр у них вкусный! И горы ледяные! И...видеть тебя не желаю! Никогда! Ни единого более дня! Ни минуты!
   И громко хлопнула дверью подъезда. Ну, если этот придурок влюбленный еще родителей мне напугал, и они там морги опять обзванивают...
   Родители спали. Тихонько раздевшись, тоже рухнула на кровать. Надо как-то выспаться. Вечером же еще торжественное собрание в университете. Ага, посвященное отбытию куратора ир го тэ Ставэ на родину предков. Ладно, он же нам за место себя другого куратора обещал. Аж генерального. В смысле - всего университета. Ну, посмотрим на генерального. А то что ж это, уж полгода, как я школу закончила, а у меня только два вампира знакомых. Надо расширять кругозор.
   Провалилась в глухую тьму без сновидений, и было мне счастье. А потом, видно, перевернулась во сне на спину, и что-то твердое впилось мне в затылок. Не вполне еще проснувшись, повела рукой: что там за лишняя деталь ко мне в кровать свалилась? Пальцы нащупали холодную гладкость металла, потянули, силясь убрать из-под моей головы эту штуку. И тут же я ощутила, что тяну себя за волосы. И проснулась окончательно. Вспомнила.
   Немного нервно отцепила от волос его заколочку и уже даже размахнулась, чтобы запустить ее куда подальше. А потом остановилась. Взглянула внимательно на этот кусок драгметалла. Благо на улице было уже совсем светло, свет зажигать не потребовалось. Строгая простота формы. Изысканная сложность рисунка. Холодная белизна основы. Разбегающиеся по всем направлениям теплые солнечные лучи. И все это словно в узел связано тонкой черной нитью. В голову невольно лезли глупые вампирские сказки о битве солнечных богов с демонами Бездны, что-то было там о созданиях света с душами, охваченными тьмой. Вот как-то примерно это мне в тот миг и примерещилось. Его светлая солнечная душа, мечтающая о листве и птицах, повязанная путами смерти. Обреченная убивать. Сама почти уже мертвая, но все же...все же...Местами, сполохами мелькают золотые лучи, и можно почти поверить. В чудеса. В сказку. В любовь. В Сэлисэна и Елену. Ведь зачем-то он сидел со мной на той крыше. Гулял в парке. Катал в Бездну. Рассказывал все то, о чем, наверно, далеко не всем людям рассказывают. Как он сказал мне тогда? Чтобы я вспоминала о нем то хорошее, что он все-таки смог для меня сделать? Было бы подло утверждать, что хорошего не было. И пусть он мерзавец и негодяй, распутник и убийца. Он просил меня принять этот подарок в память о том хорошем, что я сумела в нем разглядеть. И я приняла. И приму. Вот этот маленький кусочек его светлой души, затянутой черной нитью порока. В память обо всем хорошем, что у нас было.
   И я крепко сжала вампирскую заколку в ладонях. И снова уснула, прижимая ее к себе - крепко-крепко. А когда проснулась, решительно заколола ей свои волосы.
   - Выспалась, душа твоя беспутная? - приветствовала меня на кухне мама. - Вы зачем с этим негодником Артема обидели? Не хочешь встречаться - так и скажи, что дураком-то парня выставлять?
   - Что? - только и смогла выдать я. Артема обидела, да, было дело. Но никаких негодников, вроде, в дом не тащила, одна пришла. Или мне совсем уж память отказывает?
   - Что "что"? Поздно дурочку-то строить, знаю я все. Артем ее бегает, ищет, нас на уши поставил: пропала, потерялась, нету! Про больницу что-то. Я в больницу-то сразу позвонила, быстро выяснила, что такая пациентка к ним не поступала, даже с жалобами не обращалась. Хорошо я догадалась Петьке вашему дурному позвонить. Он, конечно, тоже молодец, пытался дурачка со мной разыгрывать. Ну, да со мной не забалуешь, я ж его с детства как облупленного. Признался, что у него ты прячешься. Не хватает духу Теме в лицо всю правду сказать, вот и выдумали всю эту круговерть. Тебе самой-то не стыдно? Артема обманула, нас едва на уши не поставила, еще бы: ночь на дворе, ребенка нет нигде! А если б я не догадалась Петьке позвонить?
   А если б Петька не догадался тебе соврать? Вот уж, да уж, был бы праздник! Надо будет хоть позвонить, спасибо сказать, спас семью от убийств и инфарктов.
   - Ты хоть с Темой объяснись, нехорошо так. Не по-людски, - продолжала разглагольствовать мамочка.
   - Да объяснились мы, он меня у подъезда ждал. Все, что возможно, мы друг другу уже сказали, - странно, еще вчера я и не думала порывать с Артемом. Казалось, мы пара. А сегодня я чувствовала только облегчение от того, что больше не надо с ним видеться, общаться, иметь какие-то общие планы. Я и не заметила, когда он стал меня тяготить, а, оказывается, тяготил.
   - А с Петей у тебя что? - не успокаивалась мама. Ну да, ей же мою жизнь надо знать, как свою. Как-то она порой путала, где граница проходит.
   - А что с Петей? Благодарность Пете. С занесением в личное дело. Выручил. Даже спас. Кстати, - поспешила я увести разговор на другое, - я тут вчера после зачета куратора нашего встретила. Спросила его про твою нумерологию. Светлейший вампир сказал, что все фигня. Точка отсчета взята условно, так что цифры складывать бессмысленно, они случайные, реальное количество прошедших лет не отражают.
   - Да? - заинтересовалась мама. - Ну может, вампирам виднее. А ты что же, вот прям так подошла к куратору и спросила?
   - Ну, мы же с ним знакомы...
   - Погоди, погоди, это что же, тот самый? Ну, который кровь твою? Анхен, верно?
   - Да не пил он моей крови, сколько ж можно повторять! Не пил! И не просил даже. Кстати о крови. Где у нас папа?
   Мама лишь плечами пожала, мол, не настолько у нас большая квартира, чтоб потерять. Явно слегка обиделась, что я пошла что-то лично с ним обсуждать. А я как-то побоялась при ней, явно она мне не ответит, еще и всполошится по-глупому.
   - Папа, а ты не знаешь, в каких случаях ставят запрет на донорство? Полный запрет?
   - Мне казалось, это все знают. В случае наличия у человека неизлечимых болезней, которые он может передать через кровь.
   - И чем таким неизлечимым я могу быть больна?
   - Ты? И не мечтай. Здоровье у тебя железное, нам с мамой даже в детстве жаловаться не приходилось. Так что откосить от сдачи донорской крови на законных основаниях тебе не удастся. Хотя, если честно, я не понимаю, зачем тебе это. Это ж людям, не вампирам. Люди, да тем более тяжелобольные, тебе чем не угодили? Мы что же с мамой, эгоистку вырастили?
   - Ты не понял, - я устало вздохнула. - Я не мечтаю его получить. Мне его уже поставили. Полный запрет на донорство. Безоговорочный.
   - Как поставили? Кто? Почему? - папа, похоже, был ошарашен не меньше моего.
   - Как - молча. Прихожу вчера в лабораторию, а мне сообщают: "не имеем права у вас взять, ваша кровь закрыта для использования". Представляешь, у всего курса нашего взяли, а у меня - не имеют права.
   - Погоди, но это же врач должен решать, надо идти к твоему терапевту, спрашивать. Возможно, это просто ошибка какая. Ты когда кровь сдавала последний раз?
   - Да ходила я...к врачу, который это решил. Да он все "потом, потом". Ну а потом мы...поругались так страшно, что вряд ли он мне теперь скажет. А я вряд ли пойду еще спрашивать.
   - Лариса, ну ты как ребенок. Поругались, не пойду. Это ж с твоим здоровьем проблемы. А если ошибка - так тем более обидно, она тебе полжизни перечеркнуть может. Ну хорошо, не хочешь - давай я пойду, будем разбираться с твоими анализами. Что за врач-то? Из районной поликлиники или из вашей, студенческой?
   - Из больницы.
   - А больница тут при чем? Вы ж там практику проходите, а не лечитесь. У вас там брали анализ крови?
   - У меня - брали.
   - Что значит у тебя? Только у тебя? Почему? Так, ладно, не тяни кота за хвост, что за врач, как зовут, где его можно найти? Праздники кончатся, пойдем разбираться. Поругалась она. С врачами не ругаться надо, а решать проблемы, связанные со здоровьем.
   - Зовут его Анхенаридит ир го тэ Ставэ, а найти его можно... При желании можно его найти. Вот только потом до конца дней своих будешь жалеть, и что искал, и что нашел, и что вопросы задавал. Не связывайся, папа, не скажет он. Да и вообще, он на меня сейчас злой, наверно, страшно. Я ему нынче ночью столько всего наговорила, он за всю свою вампирскую жизнь, небось, столько гадостей о себе не слышал! - под конец не удержалась, аж рассмеялась удовлетворенно, вспомнив его лицо - словно сапогом ему по физиономии въехали.
   - Вампир? - вся папина решительность улетучилась. - Тот самый? А ты точно уверена, что это он?
   - Да, он и не отрицал. И потом, это он у меня кровь брал.
   - Ты ж говорила, что не брал.
   - Я говорила, что не пил. А шприцом из вены в пробирку - да, брал, причем лично. Сказал, что будет делать анализ по своим технологиям, человеческие его не устроят, там каких-то параметров не рассматривается. И теперь - вот. Как думаешь, что это может быть?
   - Честно говоря, дочка, я даже не знаю, чем тебя успокоить. Зная его интерес к тебе, могу предположить только одно.
   - Что?
   - Ты только не пугайся, это не более, чем мои домыслы, я по вампирам не специалист, но...
   - Да что?
   - Боюсь, он закрыл твою кровь, чтобы сохранить ее для себя.
   - В смысле? - не очень поняла я.
   - Есть такое понятие, как "экстренное донорство". У вампиров существует своя Служба Крови, их задача - сохранить жизни тем, кого кто-то из их сородичей выпил слишком сильно, не собираясь убивать. В этом случае Служба Крови доставляет на место происшествия так называемого "живого донора", делается экстренное переливание из вены в вену. Иногда донор заказывается заранее, если у вампира есть предчувствие, что он не сможет вовремя остановиться. Но и в случае экстренного вызова они прилетают очень быстро.
   - Погоди, а "живой донор" - это кто? Он откуда берется?
   - А "живой донор", дочка, это абсолютно любой человек Страны Людей, причем используют его обычно под гипнозом, так, что он даже не знает, что его куда-то возили и он служил донором.
   - Как?
   - А вот так. Знаешь, что такое Гора Вампиров? На самом деле? Это лаборатория. Всеобщая база крови всех жителей нашей страны. Вампиры не признают наши понятия о группах крови. Для них это очень грубо и примитивно, они в нашей крови ощущают очень тонкие нюансы, и при переливании "своим, любимым" пытаются эти нюансы воспроизвести и сохранить. Поэтому в лаборатории на Горе абсолютно всем жителям нашей страны, достигшим совершеннолетия, делается анализ по их методикам. Данные заносятся в базу. Когда требуется донор, оператор смотрит, чья кровь максимально подходит пострадавшему, выбирает того, кто территориально ближе, и вот уже человек становится донором, сам о том не догадываясь.
   - А при чем здесь я?
   - При том, что кровь на Горе ты не сдавала, не забыла?
   - То есть меня в базе нет?
   - То есть ты в базе уже есть. Твой Анхенаридит позаботился. Твою кровь он наверняка послал именно туда. Вместе с запретом на донорство. Подозреваю, это, в первую очередь, запрет на "живое донорство". Всю твою кровь он явно присмотрел для себя и не жаждет делиться. Я не знаю, какие сказки он тебе рассказывает, но он имеет на тебя виды, и весьма серьезные. Будь с ним, пожалуйста, очень аккуратна. Не спеши за Лизой. Ты мне живая дорога.
   - Да не собираюсь я... И потом, все равно не сходится. Если он не хотел, чтоб меня как "живого донора" использовали, так зачем мою кровь в базу посылать? Нет ее там - так и не используют.
   - А тебе он как донора искать будет? Если нет в базе твоей крови, то с чем сравнивать? Очень даже сходится. Он не хочет, чтоб как донора использовали тебя, но для тебя донор должен быть найден в считанные секунды.
   Я ошарашенно молчала. Воистину, страна свободы. Чем больше узнаю о вампирах, тем страшнее в ней жить.
   - Погоди, а ты откуда все это знаешь? - вдруг пришла мне в голову мысль. - Только не говори, что в книжке прочитал, все равно не поверю.
   - Да так, - папа вдруг смутился. - Приходилось сталкиваться. Давно. Ты еще не родилась.
   - То есть? Ты хочешь сказать...Ты ведь не был "живым донором", иначе ты б не запомнил. Донора искали для тебя, верно? И это была не разовая связь, ты знаешь слишком много подробностей. Ты был... У тебя была... - даже взрослые дочери порой не могут сказать такое в лицо своим отцам.
   - Была, - признал папа, тяжело вздохнув. - Мне бы не хотелось вспоминать. Было слишком больно, когда мы расстались. Я бы пошел за ней через Бездну, не задумываясь. Я даже умолял ее об этом. Но она не взяла. Сказала, самое ценное в жизни - это не любовь. Это дети. И у меня они могут быть. Мне потребовался не один год, чтобы понять, что она права. Береги себя, девочка. Всегда помни, что у тебя тоже могут быть дети. А твоему папе станет совсем уж незачем жить, если еще и без тебя.
  
  
   Глава 7. Палач.
  
   Торжества были назначены на пять. Сумерки только близились, но вся территория университета переливалась огнями гирлянд. Все до единой елки вдоль дорог были украшены, а сами дорожки - усыпаны конфетти. Я влилась в факультетские двери вместе с шумной толпой студентов, гардероб был, как водится, переполнен, но настроение волшебного праздника витало над всеми.
   Беломраморные ступени парадной лестницы украшало с десяток выстроившихся по бокам нарядных елок, словно указующих нам путь, а на вершине нас ждали распахнутые двери Зала Торжественных Собраний. О, вот и сбылась моя мечта: мои сказочные двери раскрылись, готовые явить свою тайну! Правда, будучи открытыми, сами двери несколько терялись, мне очень нравилась их строгая элегантная красота, а теперь она была не видна. Зато я вошла, наконец, в этот таинственный Зал.
   Он был огромен. Деревянные скамьи, расположенные амфитеатром, уходили вверх, почти в бесконечность, оставляя внизу полукружье сцены, где стояла сейчас вереница наряженных елок, а перед ними - стол для почетных гостей и кафедра. И если скамьи и стол были обычные, как в любой аудитории, что было даже несколько обидно, то кафедра, несомненно, приковывала взоры. Она вся была резная, ажурная, это было какое-то немыслимое переплетение ветвей, листьев, цветов, казалось, вся она дышит жизнью, цветом, светом, и листья чуть трепещут на ветру, и цветы источают тончайший аромат. А это было всего лишь очень черное дерево, даже и не знаю, какой породы. Но мастерство исполнения - достойно лучших выставочных залов.
   Огромный живописный плафон на потолке изображал голубое небо с бегущими по нему легкими облаками. Ну а стены... Стены были просто гимном геометрии, воплощенной в камне. Самоцветы Западных Гор покрывали всю поверхность этих стен, создавая теплый охристый фон, образовывая зеленые линии и спирали, расчерчивающие пространство сверху вниз и слева направо. И, словно бы поверх этих линий, шли длинные прямоугольные панно сиреневого цвета. Этот удивительно красивый камень перепутать было невозможно. В наших горах таких не водилось. Лишь далеко на востоке вампирских земель, на берегах Зачарованной реки, было найдено его единственное месторождение. Потому и назывался он Вампирским камнем, или Зачарованным камнем, и был в наших землях большой редкостью, мне разве что ювелирные украшения с ним встречать приходилось. А тут целый зал этим камнем отделан! Красиво. Даже не торжественно, а именно что - красиво.
   Мелодичный гонг возвестил начало праздника. За кафедру поднялась декан нашего факультета, невысокая, плотно сбитая Ева Градова. В ее темной косе, обвивающей голову, уже вовсю блестела седина, но движения ее были энергичны, взгляд решителен, голос тверд. На факультете светлейшую Еву любили. Была она принципиальна, но доброжелательна, возникающие проблемы решала быстро, студентов не обижала. Ее встретили аплодисменты.
   Декан коротко поздравила нас с началом Нового Года Человеческой Истории, пожелала хранить и преумножать свет знаний, сияющий в наших душах. И представила почетных гостей нашего праздника. Они выходили по одному и занимали места за столом. Вереница каких-то не слишком интересных мне лиц и, разумеется, мой давний знакомец, председатель Общественного Совета университета, зав. кафедрой общей и биоорганической химии профессор Ольховников собственной персоной.
   - И наконец, главный гость нашего праздника, Генеральный куратор Светлогорского университета Гоэрэдитэс Варионэстэзэ ир го тэ Дэриус. Прошу вас, куратор, - светлейшая Ева вышла из-за кафедры, уступая свое место поднявшемуся на помост вампиру.
   Все встали. Народ зааплодировал. Почетные гости, так же поднявшиеся, как один, аплодировали особенно подобострастно. Ну, или мне так показалось. Я в тот момент на Ольховникова смотрела. А уж в его подобострастии сомневаться не приходилось. И только светлейшая Ева стояла очень прямо, лишь чуть склонив вежливо голову в какой-то неуловимо вампирской манере, чем очень напомнила мне в тот момент Анхена, и указуя раскрытой ладонью на кафедру.
   - Благодарю вас, Ева, - ответный вежливый кивок и теплая улыбка декану, затем вампир поворачивается к аудитории. - Благодарю вас, друзья. Можете сесть.
   Подобно уже виденным мной вампирам, он был высокий и стройный. Светловолосый. Не блондин, но светлый, волосы, как водится, до середины спины, распущены, отчего часть прядей упала на лацканы светло-серого пиджака. Цвет глаз с моего места было не разглядеть, лицо приятное, не более. Вот интересно, достопамятный Лоурэфэл помнится мне таким несравненным красавцем, потому, что я его первым из вампиров увидела, или он объективно красивее и Анхена и этого, ир го тэ Дэриуса?
   А лицо Анхена явно приятней, чем у генерального, вдруг пришло мне в голову. И роднее. Бездна, я ж его ненавижу вроде как! За что вот только, еще бы вспомнить. За то, что вампир? Пресыщенный вампир, которому даже убрать за собой противно? Жаль, что его сегодня нет. Что мне его Алла? Всех людей не спасти. А уж тех, кто сам спасаться не жаждет...
   - А где же светлейший Анхенаридит? - группка девчонок слева тоже была не слишком рада замене. Нет, генеральный куратор - это здорово, но мы своего больше любим.
   - Спит светлейший Анхенаридит. Вечным сном, - встряла в чужую беседу, и сама опуская голову на сложенные на конторке руки. Ночка была - нда, сама спала бы да спала.
   - Как ты можешь?! - до глубины души возмутилась та, что была ко мне ближе. Да и другие смотрели не слишком приветливо. А я, вроде, ничего такого...
   - Да правда спит, - дружески улыбнулась девчонкам. - Он же неделю в больнице, без перерыва на сон и отдых, там аврал полнейший. Мы вчера последний зачет там сдавали, вот и встретились. Мельком. И он нам сказал, что уезжает домой отсыпаться, а на праздник генеральный придет... За что ко мне такая нелюбовь?
   - Да нет, просто ты так сказала... - девчонка явно пошла на попятный. Но продолжать беседу не стала, ибо вампир начал вещать.
   - Сегодня нас собрал здесь особенный праздник. Этот праздник собирает нас вместе каждый год вот уже много-много лет, но от этого он не перестает быть особенным, - голос у вампира был красивый, поставленный. Говорить на публику светлейший Гоэрэдитэс явно умел и любил. И говорить собирался долго.
   С удивлением отметила, что декан за почетный стол не села. Представив народу вампира, она вовсе вышла из Зала, плотно прикрыв за собой дверь. Странно, она ж, вроде как, лицо факультета. И куратора нашего нет, так еще и светлейшая Ева нас покинула. Бедные мы бедные, беспризорные совсем.
   Вампир вовсю разорялся о далеких временах, о значении искры разума, мелькнувшей в чьей-то там голове, о том, с какой заботой и любовью вампиры помогали, помогают и всегда будут помогать, как чиста и бескорыстна их светлая любовь, как дороги мы все им, и как радуются они малейшим нашим успехам...
   А глаза его при этом сияли вот тем самым светом любви, переливались бриллиантами нежности, а я чувствовала некий странный дискомфорт. Нет, разумеется, вампир меня не видел, да он и вовсе ни на кого конкретно не смотрел, обращаясь просто к залу, гости в президиуме тоже особо никого не разглядывали, жадно внимая вампирской речи, а мне было неуютно, и с каждой минутой это ощущение усиливалось. Огляделась. В Зале гробовая тишина, все слушают, все внимают, вот только...словно тихий гул, почти на грани слышимости. Да, неприятный такой - даже не звук - отзвук, от него в голове наливается тяжесть, и чувство непонятной тревоги усиливается.
   Попыталась сфокусироваться на вампире, и поняла, что он мне тоже не особо нравится. Улыбка у него была...чуть холодновата для тех нежных чувств, в которых он так трогательно признавался. И взгляд слишком уж отстраненный. Он, вроде как, любил нас всех оптом, но никому конкретно свое тепло не дарил.
   А Анхен врет лучше, подумалось мне, искренней. И улыбка у него куда нежнее и сердечней, и взгляд более теплый и адресный, даже если он с толпой разговаривает. Он одному подарит лучик света, другому, третьему. Генеральный "любил" нас всех. Анхенаридит - каждого. При этом врали оба, и словами, и улыбкой, и взглядами, в этом я ни секунды не сомневалась. Любили они нас - вот как конфеты, ни больше, ни меньше. Не только эти двое - все вампиры. Какая там искра разума! Плоть и кровь. И богатство эмоций. А разум - это так, чтоб нам было, чем заняться. И не замечать, что мы для них то корм, то безвольные доноры для корма, то сломанные игрушки, которые надо вовремя убирать, чтоб не отсвечивали. И все мечтают о совершенстве разума, не замечая, что нас просто используют.
   Да что ж голова-то так гудит! Вроде ж выспалась. Огляделась снова. Все лица светлые, возвышенные, глаза горят любовью и верой. Никакого дискомфорта ни на одном лице. Но явно же гудит!
   Взгляд мазнул по поверхности стен. Вот оно! Сиреневые панно буквально вибрировали, даже воздух возле них, казалось, дрожал. Вот он, гул! Голос вампира создавал какой-то резонанс в этом камне, и он дрожал, гудел, отсвечивал слепящими бликами... Зачарованный камень! Так, стоп. Это что же, светлейший вампир нас всех сейчас гипнотизирует, что ли? А камень усиливает его воздействие на массы?.. Все кураторы, по всем направлениям, вспомнилось мне. Конечно, не забавы ради. Вся наука под их контролем. И, наверняка, правительство. Все жизнеобразующие линии развития. И везде залы Вампирского камня. И торжественные речи о любви и заботе. И вот мы всей страной любим вампиров, а они не только не голодают, но и без десерта не остаются!
   Схватила сумку и, под ошарашенными взглядами всего зала, начала решительно выбираться в проход.
   - Простите. Извините, - бросала сквозь зубы, протискиваясь мимо чьих-то ног. Уйти отсюда. Немедленно. Я не обязана это выслушивать! Да если б он просто разговоры разговаривал! А это же массовое принудительное промывание мозгов! А я к себе в мозг лезть не разрешала! Почти бегом бросилась вниз по проходу. Жаль, двери только там. Может, будь они наверху, вышло бы менее заметно. А так я выскочила из зала почти под носом у вещавшего куратора. Он скользнул по мне взглядом, но не прервался. Еще бы, занят. Народ зомбирует в факультетских масштабах! Может, там правила какие есть, типа прервешься - и надо заново начинать.
   Закрыла за собой красивые двери ненавистного Зала и бросилась вниз по лестнице.
   - Что-то случилось? - окликнул меня женский голос.
   Подняла голову. Декан. Светлейшая Ева стояла, облокотившись о перила балюстрады и с интересом разглядывала меня.
   - Нет. Да. Я плохо себя чувствую. Голова раскалывается. Не могу там более находиться, простите, - мой поступок был целиком импульсивен, и как объяснять его теперь, я не знала. Сказать декану, что не желаю, чтобы меня зомбировали? Так она меня сразу по скорой в дурдом отправит, потому как ничего подобного нет, и быть не может.
   - Подойдите ко мне, будьте так добры.
   Подошла. Ну понятно, имя, курс.
   - Скажите, генеральный куратор уже закончил свое выступление?
   - Нет, еще выступает.
   - А вам не кажется крайне невежливым выходить из аудитории во время выступления? Даже если выступает человек. А перед вами выступает сейчас Великий. Который отложил все свои дела, чтобы поздравить нас всех с этим знаменательным праздником. Между прочим, нашему факультету в этом году оказана великая честь. К нам на праздник пришел сам светлейший Гоэрэдитэс Варионэстэзэ. Между прочим, это один из старейших вампиров, он лично стоял у истоков создания нашего университета. А вы позволяете себе просто взять и выйти, прервав Великого на полуслове, просто потому, что у вас голова от выпитого накануне побаливает? Можно было бы чуть скромнее праздновать! У вас сейчас не каникулы, а разгар учебного процесса. Сессия, если вы забыли.
   - Простите, я правда нехорошо себя чувствую, и праздники тут не причем.
   - Вот будьте добры дождаться, когда генеральный куратор выйдет, и извинитесь за свое неподобающее поведение лично.
   - Да, светлейшая Ева, - я понуро облокотилась о балюстраду рядом с ней и приготовилась ждать. Двери Зала распахнулись почти сразу, но вышел не куратор. Ну да, ну конечно, ну куда же мы без вас! Профессор Ольховников летел на меня с таким лицом, словно собирался как минимум перекинуть через перила.
   - Вы как посмели! Выходить! Во время выступления! Самого генерального куратора!
   - Тише, профессор, тише, - неожиданно вступилась за меня Ева, - девушка уже осознала свою вину, и готова извиниться. Вам не было необходимости покидать собрание.
   - Возможно, это вам бы стоило хоть раз его не покидать! - взбешенный профессор не раздумывая набросился на мою заступницу. - А эту студентку вы защищаете совершенно напрасно! Я прекрасно ее запомнил. Мне уже приходилось из-за нее краснеть и извиняться перед Великими. И тогда она тоже утверждала, что все осознала! И я даже ей поверил. И что теперь? На глазах всего факультета! Так оскорбить неуважением самого Генерального Куратора! Что он подумает о нашем факультете? Такое падение нравов, такое преступное пренебрежение к Отцам и Покровителям нашим!
   - Вы, кажется, посмели сделать мне замечание, профессор? - в холодном голосе декана звучало сейчас такое высокомерие, что даже мне стало не по себе.
   Но Ольховников особо не растерялся:
   - Я не знаю, какие договоренности у вас со светлейшим Анхенаридитом, но к Генеральному Куратору стоило проявить уважение, и остаться его послушать. Такая честь нам оказана впервые за столько лет! Но если даже декан не проявляет должного уважения, то что можно требовать от студентов.
   - Вы сейчас очень сильно забываетесь, профессор. И действительно, пытаетесь рассуждать о вещах, о которых не имеете ни малейшего представления, - накал страстей был такой, что хотелось тихонько отползти и спрятаться за елкой. Светлейшая Ева была не просто в гневе, она, похоже, взглядом сейчас могла убить. - Но я готова принять во внимание, что повышенный эмоциональный фон этого Зала сыграл с вами злую шутку, и потому завтра с утра жду ваших извинений. Пока - в устной форме. Не задерживаю вас более.
   Из Зала донеслись аплодисменты.
   - Как председатель Общественного совета я хотел бы поговорить с этой студенткой. Подозреваю - бывшей студенткой, поскольку уже второй раз она проявляет чудовищную непочтительность к нашим Отцам-Основателям. Держать такую студентку на факультете - это несмываемое пятно на нашей репутации, - Ольховников попытался говорить спокойно, но было видно, что дается ему это с трудом.
   - Ваше право, - декан сдержанно кивнула и ушла в Зал. Ей навстречу вышли еще несколько человек, все из профессорского состава. И все, разумеется, направились к нам. Ну а дальше - даже и рассказывать не хочется. Пытаясь перещеголять один другого они обвиняли меня во всех смертных и бессмертных грехах, рассказывали о том, что мое исключение из университета - дело решенное, но если у меня есть хоть капля совести, я должна завтра же сама забрать документы. Мой слабый недоуменный писк "за что?" даже не был услышан.
   - Не помешал? - вкрадчивый голос раздался прямо у меня над ухом, и я, вздрогнув, обернулась. Генеральный. Похоже, не одна я не заметила, как он подошел. Ну еще бы, в пылу-то воспитательных работ! Сейчас еще и этот так воспитает, что уже и документы забирать некому будет. Как там вчера один пресыщенный вампир разглагольствовал? " Не то друзьям отдать, не то горло перерезать"? Вот что-то из подобного я, похоже и поимею.
   - А скажите, дорогие коллеги, - а голос медовый-медовый, прямо стелется, - кто из вас посмел оскорбить декана?! - а в конце угроза уже неприкрытая, и настолько не по теме дискуссии, что не одна я прибалдела.
   - Но, Великий, - робко начал Ольховников, - мы просто...
   - Вы что думаете, я эмоции чувствовать не в состоянии? Тем более тех людей, за которых я отвечаю?
   - Простите, Великий, я не хотел... - растерянно блеял Ольховников.
   - Это вы испортили ей праздник? Сейчас идете в Зал, берете слово, и при всем факультете объявляете, что вели себя, как животное...
   - Но, Великий!..
   - Я сказал - "животное", - генеральный был явно не в духе. Назвать человека животным - да хуже оскорбления не придумать, а уж тем более из уст вампира. - И просите у светлейшего декана прощения. А затем десять минут упоенно рассказываете всем о том, какой она замечательный декан, и как процветает факультет под ее началом. Выполнять.
   Ольховников потерянно ушел. Я пораженно смотрела на вампира. Да что он так взъелся-то из-за Евы? Она, вроде, и сама не девочка, за себя постоять в состоянии.
   - Далее, - вот теперь, похоже, и до меня добрались. - Это что здесь за самосуд? Я буквально самый конец беседы услышал, но кажется, вы сочли, что студентка оскорбила МЕНЯ. Так почему ВЫ взялись решать, что ей за это будет? Вы всерьез считаете, что вампиры настолько беспомощны, что не в состоянии сами решить свои проблемы? Я няньку не заказывал.
   - Простите, куратор, - все, как один покаянно поклонились.
   - Идите в Зал, праздник еще не закончен. А вы, юная дева, извольте прогуляться немного со мной по этому коридору.
   Пошла, не ожидая абсолютно ничего хорошего. Это не Лоурел, этот не посмеется. Этот властвовать привык. Вон как всех построил. И это лишь за то, что под руку попались. Что же светит мне, и подумать страшно.
   - Интересное у вас украшение, - проговорил генеральный, отведя меня шагов на десять от толпы моих яростных воспитателей. Спокойно так сказал, задумчиво. Я сбилась с шага, остановилась и удивленно уставилась на него. Я жду, когда мне уже голову отрывать начнут, а он заколки мои разглядывает? Хотя верно, что ему моя голова, рабочий момент, а вот заколочка на ней и впрямь - раритет.
   - Заметная вещь, - чуть пожал он плечами, тоже останавливаясь, - дорогая. Старинная видимо?
   - Вам виднее. Мне говорили, ей лет двести.
   - Да, где-то так, - согласился светлейший ир го тэ Дэриус. - Ну, не смею вас более задерживать. Идите, готовьтесь к экзаменам. Надеюсь, с учебой у вас все же лучше, чем с социальной адаптацией.
   - А...разве вы не будете меня...воспитывать? - не поверила я своему счастью. Это что же, все?
   - Боюсь, у меня нет на это полномочий. Авенэ просил меня заменить его на празднике, не более. В конце недели он вернется и сам решит с вами все вопросы.
   - Кто? - не поняла я.
   - Анхенаридит, - чуть вздохнул генеральный. - Куратор ир го тэ Ставэ. Я думал, вы в курсе.
   - В курсе чего? - опять не поняла я. - А "авенэ" - это имя или звание?
   - Это просто слово, - равнодушно пожал плечами ир го тэ Дэриус. - Которое вы уже забыли, - и коротко взглянул мне прямо в глаза. И этот жесткий взгляд так не вязался с равнодушием голоса, что я поймала это, почувствовала, словно вспышку. Глаза его блеснули - и в тот же миг я словно ощутила удар молоточком в мозг. Молоточек отскочил, а я пораженно уставилась на куратора. Вот так они это и делают? Какую-то мелочь ляпнул, не подумав - хопа, стер память ближнему, все чисто. Ведь даже не задумываясь, на автомате, они кроят нам мозги по сто раз на дню, и при этом соловьями поют о нашей свободе! Воистину славен народ вампиров.
   - Какое слово я должна забыть, говорите? - интересуюсь елейненько, - "Авенэ"? Такое важное вампирское слово, что не стыдно средь бела дня глазами сверкать?
   А вот нехрен мне в мозг стучаться. Спустил бы на тормозах - так я б и сама забыла. А в ответ на попытку взлома я не обязана быть вежливой!
   А он, похоже, опешил. Даже челюсть не сразу подобрал. Но ничего, справился. Выразительно обвел меня глазами, чуть усмехнулся:
   - Интересные у авенэ девочки, не скучные. Одна, чуть что не так, себе вены режет, другая вампиру готова горло перегрызть...Забавник он у нас. Коллекционер. Повезло вам.
   - Чем же, если не секрет?
   - Я б убил, - спокойно сообщил он мне, перестав веселиться, - а Анхенаридита вы, похоже, развлекаете. Палку не перегните. Чувство юмора ему порой отказывает.
   - Палку перегибаете вы, пытаясь стереть мне память. И угрожая убить за то, что вам это не удалось. У вас, наверное, в школе тройка была по ментальному воздействию на человеческих особей. И скольких вы готовы убить, чтобы скрыть этот прискорбный факт?
   - Да как вы смеете! - его аж захлестнуло от моего наезда, и у меня по мозгам дробно забарабанили его молоточки. Интересно, он меня сейчас просто заткнуть пытается, или уж сразу на колени ставит поклоны ему отбивать?
   - Светлейший Анхенаридит, которого вы изволили величать забавником, никогда не боялся говорить со мной на равных, прекрасно зная, что вся его вампирская магия не прокатывает. А вы, очевидно, просто трус! Сдерни с вас вампирскую ауру, и что останется? Молоденькой девочки испугались, убить норовите, и лишь потому, что не смогли мне в памяти лишнее слово стереть?
   - Светлейший Анхенаридит уже имел очень серьезные проблемы из-за своей излишней привязанности к отдельным человеческим особям. Не подкидывайте ему новых, коль вы так его уважаете.
   Пышущий гневом генеральный куратор резко развернулся и пошел прочь, а я устало облокотилась на ближайший подоконник. Ну вот кто меня за язык тянул? Он же вообще со мной связываться не собирался! Полномочий у него нет. Это что же: у генерального куратора нет полномочий отчитать сопливую первокурсницу? Да у него полномочий хватит весь наш университет закрыть и с землей сравнять без объяснения причин. Чушь какая! Отнять меня у стаи профессорских шакалов у него полномочий хватает, полусловом раком поставить весь совет факультета - это запросто, а сделать то же со мной - лапы коротки? Потому что...что? Авэнэ не велел? Который Анхен, и формально ему напрямую подчинен. Но знать слово "авэнэ" мне нельзя, вернее он думал, что я его уже знаю, и тогда можно, но раз не знаю, то нельзя...нет, вот бред же полный с этими вампирами! А знаю я, что Анхен авэнэ потому, что я "его девочка". А "его девочка" я почему? Потому, что у меня "украшение интересное"? Ну, допустим. Допустим, он узнал заколку и сделал далеко идущие выводы. Но все равно выходит, что формально Анхен подчиняется ему, а реально - он Анхену. И все потому, что Анхен - авэнэ. Нет, это точно что-то из их вампирской табели о рангах. Которую они людям тщательно не светят, только каким-то совсем уж близким, которые по любому узнают.
   И что же я из всего этого имею? Только то, что нажила я себе смертельного врага, от которого меня спасает лишь покровительство Анхена. Или видимость этого покровительства в виде новогоднего подарка. Потому как "девочкой куратора" я едва ли являюсь, да он мне, собственно, и не предлагал. А вот что скажет Анхен на мое сегодняшнее "некорректное поведение" одному Светочу известно. Тем более, что он еще и по поводу вчерашнего не высказывался. А ну как приедет авэнэ не в духе, и откажет ему "чувство юмора"? Тут уже не просто вылетом из универа пахнет, тут смертоубийство нарисовывается. И едва ли через слияние.
   Ладно. Как сказал ир го тэ Дэриус, Анхен вернется через неделю. Глядишь, за это время страсти поутихнут.
   Домой пришла как-то очень тихо, едва ли не бочком протиснувшись в комнату. Было тоскливо. И откровенно страшно. Эйфория ушла, мои "подвиги" уже не казались мне самой такими уж достойными. Вот что я наделала? Меньше, чем за сутки успела восстановить против себя двух самых главных вампиров в моей сегодняшней жизни: куратора моего факультета и куратора всего универа. И это при том, что Ольховников всенепременно вынесет мое дело на Общественный совет, и я схлопочу второе замечание в личное дело. А исключают, как он мне тогда сказал, после третьего. Но любому из двух оскорбленных мной вампиров достаточно только намекнуть, и третьего ждать никто не станет. Они и так уже не особо собирались...
   И главное, чего я на них так взъелась? Анхен... а впрочем, уже, наверно, светлейший Анхенаридит, всегда относился ко мне хорошо, пытался как-то помогать, поддерживать. Правда, в своей вампирской манере, и его поддержка всегда приносила мне еще и боль, но он же вампир, он не может измениться, он не в состоянии думать, как человек, действовать, как человек, что он никогда и не скрывал. Напротив, еще пытался быть со мной искренним. А я... еще и радовалась ходила целый день, что сумела причинить ему боль. Ну вампир он, ну не может он не убивать, не жаждать, а когда живешь среди постоянных смертей тех, с кем еще вчера беседовал о поэзии или квантовой физике, наверно, и мир видится несколько иным.
   Да вот, собственно, тот же Тема, или дружки его как спросят что-нибудь из серии "а вы трупы резали?", так я смотрю на них с легким недоумением и брезгливостью, дескать, ну что за придурки, а они на меня примерно с теми же эмоциями. Нет, говорю, пока перебираем то, что другие для нас нарезали. "Как перебираете, вот прям руками?" Нет, блин, пинцетом. Хотя если очень спешишь, то можно и руками. И снова я смотрю на них, как на идиотов, а они на меня, как на извращенку.
   Вот, наверно, и вампиры на людей смотрят так же. Да, трупы, да, делаем. Жить без этого не могём. Кого можем - спасаем, кого не удается - убираем с глаз долой. Вы вон, своих животных тоже на убой выращиваете. Да и, собственно, заповедники у вас тоже есть. И больных и безумных вы там тоже, того...
   Вырвавшись из мира грез, обнаружила себя свернувшийся в клубочек на кровати и сжимающей в руках его заколку. И когда я ее снять-то успела? Вот если бы вновь оказаться там, на заснеженной крыше. В тот миг, когда он мне ее дарил. И промолчать. Вот просто промолчать на все то, что мне так в нем не нравится. Да бездна с ней, с Аллой, с убийствами, с б...равыми его подвигами на окололюбовном фронте. Просто промолчать. И посидеть с ним еще чуть-чуть. И, может быть, он бы даже снова меня поцеловал. Вот теми самыми губами, которыми он кого только, и в какие только места не... Да в бездну! В конце концов, он вампир, ему восемьсот с лишним лет, и если переживать из-за всех, кого он за всю свою жизнь приласкать успел... И какая, собственно, разница, умерли они уже давно, или живут совсем рядом, или вовсе еще не родились. В конце концов, на крыше он сидел именно со мной. И заколку свою, дорогую и некогда очень значимую, он подарил тоже именно мне. Что-то я для него да значу все-таки. Или значила. А если не простит? Что тогда? Нет, что из университета вылечу, это понятно. Но вот как я буду дальше жить? Если совсем без него?
   Пройдет? Я каждый раз уговариваю себя, что пройдет. Да вот только поверить в это каждый раз все труднее...
   Так, надо все же взять себя в руки, и хоть атлас полистать. Все ж таки экзамен послезавтра. Это только у школьников в Новый Год каникулы. У нас каникулы будут позже.
   Экзамен я сдала на пять. Вот ту самую страшную анатомию, которой нас пугали до заикания весь семестр. Да можно ее выучить. Если действительно все четыре месяца учить, а не на рояле музицировать. Сдавала одной из первых, и потому на выходе была просто атакована толпой взволнованных одногруппников:
   - Ну как, что?
   - Пять, - слегка пожала я плечами, словно удивляясь, а что еще-то могло быть? Хотя, конечно, красовалась. На самом деле рада была невероятно: все же первый экзамен, первая пятерка. Да еще добрые люди со старших курсов уже нашептали, что на экзамене по гистологии, что начнется у нас со второго семестра, оценку никогда не ставят выше, чем за анатомию. Вот стоит у тебя по анатомии четыре, и хоть ты как отвечай, а выше четверки не светит. А вот если пять стоит, то даже если слегка облажался, все равно пять выведут. Логика, конечно, была. Что толку изучать ткани, если не знаешь, где их, собственно, искать. Но и обидного было не меньше: вот попадется тебе единственный билет, который ты знаешь не особо, и вовек уже не отмыться, что ты не верблюд.
   Мне вот, собственно, еще по биологии от трояков коллоквиумных отмываться. Да в бездну! Я ее на пять знаю? Знаю. А уж что она там себе о моих знаниях возомнила - это ее необъективность, не более. Прав был Анхен... Анхен, Анхен, Анхен... Я вот еще могу думать хоть о чем-то, что бы не о нем?
   Вечером собралась с духом и позвонила, наконец, Петьке. Надо ж поблагодарить, что перед матерью выгородил.
   - Ну спасибо, что хоть телефон вспомнила, - усмехнулся в трубку Петерс, - а то вру я твоей маменьке, а сам не знаю, может, твой бездыханный труп уже где-то в переулке остывает.
   - Не, Петька, мой бездыханный труп еще побродит тут меж вами до конца недели, а там может и впрямь куда остывать положат.
   - Это ж откуда столько оптимизма? Ты что, из-за экзаменов так психуешь? Плюнь, они того не стоят. Все сдавали, и мы сдадим! Прорвемся, мать, не дрейфь!
   - Петька, а позови меня в гости, - неожиданно для себя самой попросила я. - Вот прям сейчас, можно?
   - С Артемом? - сладко поинтересовался закадычный друг моего детства.
   - Без Артема. Поругались мы. Можешь радоваться.
   - Да я, в общем-то, в курсе. Только вот что-то уже не радуюсь. Может я себе уже другую нашел, как думаешь? Вот когда ты нас в Новогоднюю ночь так прокинула.
   - Петерс, я же уже извинилась за ту ночь. Ну не вышло. Меня обещали подвезти, а потом мне пришлось пешком идти, и я... заблудилась сильно.
   - Может, заблудила? - нехорошо так усмехнулся голос в телефоне. - Мне ж Темик рассказывал, какая ты вернулась: пьяная и вся помада по губам размазана.
   - А ты мне не муж и не отец, чтоб меня отчитывать! - взъярилась я. Какая там, к Дракосу, помада. Она за ночь явно вся стерлась да съелась. Я ж губы последний раз не помню, когда и подкрашивала. Небось, перед тем, как к Анхену потащиться, вот дернула ж нелегкая. А после, вроде, и не до того было. Бездна, ну почему опять Анхен?! Да что ж мне сделать, чтоб не вспоминать ежеминутно это имя? - Ладно, Петька, я мириться хотела. Ну а нет - так нет, удачно тебе сдать экзамены.
   В сердцах швырнула трубку, и потащилась биологию перечитывать. Понятно, что не поможет, так хоть совесть будет чиста.
   Не знаю, что мне, в итоге, помогло. То ли пятерка за анатомию, то ли и впрямь - хорошее знание предмета, не подкопаешься. То ли подкапываться ей в тот день лениво было. Но четыре она мне, хоть и морщилась, но поставила.
   Для меня это было - здорово. Ну прям-таки очень здорово! Мир вновь наполнялся звуками и красками. Если уж я с биологией сумела из своих троек вывернуться, так может, и впрямь, прорвемся?

***

   Не прорвались...
   Дверь мне открыла мама. И лицо ее было не просто белым, а прямо-таки опрокинутым. Словно она уже умерла какой-то немыслимо страшной смертью, но все еще ходит, открывает мне дверь.
   - А мы тебя... ждем, - деревянным голосом произнесла она и махнула рукой в сторону гостиной. Вопроса о том, кто именно может меня там ждать, почему-то не возникло.
   Сняла пальто и, только вешая его на крючок, заметила, что у меня дрожат руки. Молнию на сапогах расстегнула тоже не с первой попытки. Бездна, надо собраться! Надо хотя бы войти постараться гордо.
   Вздохнула. Выпрямилась. И вошла.
   Он сидел в кресле, очень прямо и очень спокойно. Так, как он это умел: никого не торопя и никуда не торопясь. И первое, что мне бросилось в глаза - сапоги. Высокие, чуть выше колен, сапоги, которые он даже не потрудился снять. Ну да, вампиры на тапочки не размениваются. Черные высокие сапоги. Черные, заправленные в них, штаны. Черная рубаха, вроде даже классического покроя, под костюм. Но ничего человеческого и классического сейчас в этой фигуре не было. Ни в холодном, отрешенном лице, окруженном свободно спадающими черными волосами. Ни в провалах темных, почти черных глаз, где абсолютно ничего сейчас не сверкало и не переливалось. Тьма глядела на меня из этих глаз, и это было настолько страшно, что на мгновение мне показалось, что я забыла, как дышать. Не Анхен. Даже не куратор. Анхенаридит Кортоэзиасэри, ни больше, ни меньше. Даже имя его второе с перепугу вспомнила.
   Отец сидел, сжавшись, в самом уголке собственного дивана, обморочно бледный и подавленный. Мать, сквознув бесплотной тенью через гостиную, присела рядом с ним. И их жуткий, жалкий вид заставил меня забыть свой страх и разозлиться.
   - Авэнэ изволил вернуться, - произнесла я самым ядовитым тоном, на который только была способна.
   - Человек, которому выпадает несравнимая честь обратиться ко мне "авэнэ", - произнес он голосом настолько холодным, что казалос, сам воздух превращается в лед при его звуках, - может сделать это только стоя на коленях, и уперев лоб в землю.
   - Поклоны вампирам отменили сто лет тому назад, - вернула ему его же слова.
   - Для людей, - все так же холодно ответил вампир. - Не для рабов.
   - А я - тебе - не раб, - старательно выговорила каждое слово. Как и стращал генеральный, "чувство юмора" Великому отказало. Что ж. Будем помирать с музыкой. Уже не страшно. Когда я смотрю на него и ненавижу - уже не страшно.
   - Думаешь? - в застывшем посмертной маской лице не дрогнуло ничего. - Я был глубоко не прав, когда позволил тебе это возомнить. Если ты, с твоей испорченной кровью, еще живешь в нашей стране, то только лишь потому, что я имел глупость тебе это позволить.
   - Это не ваша страна!
   - Наша, - все то же холодное спокойствие. - Она создана нами, для наших целей, и живут тут те, кто угоден лично нам. И так, как угодно лично нам. Ты же мою благосклонность расценила как вседозволенность. А твои родители за восемнадцать лет не нашли времени, чтобы объяснить тебе основные правила поведения, принятые в человеческом обществе. За что и были наказаны.
   - Что? - я аж захлебнулась от ужаса. - Что ты с ними сделал, вампир, возомнивший себя богом?
   - Я просто вампир. И я требую уважения. К себе и любому другому вампиру, который попадется на твоем пути. Как твой Создатель. Как твой Учитель. Как твой Повелитель, в конце концов. Потому, что у тебя нет шансов мне не повиноваться!
   - Да? И что ты сделаешь? Поставишь на колени и снесешь мне мозг? Или просто убьешь, как советовал твой генеральный приятель? Вы же только на это и способны! У вас же руки опускаются, когда человек действительно свободен, и вы не в состоянии на него давить! Вы не знаете, что вам делать, когда понимаете, что не можете раздавить и унизить взглядом! Что, мучить моих беспомощных родителей, не способных выдержать твой взгляд, было приятно? Ощущал себя богом? Светозарным, несомненно, богом. Самим Светочем, не меньше, верно? А меня тебе остается только убить! Как трусливому мальчишке, который боится, что мама узнает, что он не справился, и напустил в штаны!
   - Ну что ты, девочка, - а он по-прежнему абсолютно спокоен, и все мои крики для него - комариный писк, - способы есть всегда. Мы бы просто не выжили, если бы у нас опускались руки из-за любой сиюминутной мелочи. Тебе вскружило голову, что в праздник я дал тебе возможность одуматься, а Гоэрэдитэс не ответил тебе ни слова на твои оскорбления? Открою тебе секрет: он не имел права наказывать тебя. Ты - моя рабыня. И карать, и миловать буду я. Вот только миловать тебя не за что.
   - Я тебе не рабыня. Никогда не была и не буду!
   - Тот, кто не в состоянии вести себя, как надлежит достойному человеку, переходит в категорию рабов. Довольно! - он встал.
   И словно воздух в комнате сгустился, и свет начал меркнуть. Я вновь почувствовала, что мне стало трудно дышать. Взглянула на родителей - их обоих колотило крупной дрожью. Хотела крикнуть ему, чтоб прекратил, но не смогла, настолько подавляюще страшен он был сейчас. Почувствовала, как сами подгибаются ноги. Напряглась из последних сил и устояла. Я человек. И эта моя страна. Не его. Даже если он возомнил себя ее хозяином. Я упрямо смотрела ему прямо в глаза, и во взгляде моем была сейчас только ненависть.
   И тогда он заговорил:
   - Именем Пресветлого Бога я поклялся защищать тебя. Моя клятва упала на Перекрестье миров, и Незакатное Солнце и Безликая Бездна были мне свидетели. Такую клятву я нарушить не вправе, даже если давал ее не в серьез, примеряя на себя, шутки ради, чужую личину. И потому я не могу осудить тебя на смерть, как требует того Гоэрэдитэс Варионэстэзэ ир го тэ Дэриус, за оскорбления, нанесенные ему лично и, в его лице, всем Создателям рода человеческого. Хотя и признаю правомочность подобного требования.
   Взгляд вампира был тяжел и черен, будто сама Бездна плескалась в нем. Он не отдавал ментальных приказов. Он просто смотрел - и выносил приговор. И во взгляде его была смерть - как и в голосе. Да, он сказал, что не убьет. И признал, что я не вправе жить. Все, чего между нами никогда не было, умирало в этом взгляде вместе с тем, чего не будет уже никогда. Он пришел в мой дом не как знакомый, доктор или куратор. Он избрал себе роль Высшего Судии, он пришел карать за непокорность и инакомыслие. Игры кончились, диссертации обо мне он уже не напишет.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"