"... и потому, весьма витиевата и специфична. Наверное, не стоит напоминать и о том, что наши попытки определить Разум, как структуру, социальную общность, являются всего лишь одними из множества поверхностных предположений. Основанное на нашем привычном понимании движении материи, её стабильности и способности к саморазвитию, далеко не соответствует ему в истинности и проявляющейся действительности. И для этого здесь нет особой необходимости рассматривать всю базисность проблематики, ведь эта тема довольно обширна, многогранна и информативна. Нас же интересует только то, что по меркам человечества наиболее приближено к мышлению и восприятии окружающей действительности земного человечества.
Стоит ли на первоначальных этапах инспектирования сразу же брать во внимание теорию Панспермии? Однозначно ответить, практически, не представляется возможным. Так как в данном случае эта теория может стать лишь отправной точкой в дальнейшем исследовании объекта вашего Рейда. Да, наблюдение за террасферой планеты информационно оправдана рабочей необходимостью. И все те данные внешней среды, которые способны положительным образом способствовать жизни будущих колонистов, нужно не только фиксировать, но и подвергать тщательному аналитическому разбору. А если же говорить о главном, то появляется насущная потребность становиться более взыскательным к поступающим данным. Поисковику особенно важно направлять свои усилия на обнаружение следов и самих предметов местной ноосферы. И они, как это, к сожалению, может показаться печальным, могут быть замечены и найдены. Почему же такие находки вызывают у нас подобные чувства и эмоциональные отождествления? Ответ на этот вопрос кроется больше не в размышлениях и нашем эгоистичном высокомерии как развившейся до определённой стадии Цивилизации. А скорее в обычном чувстве страха вытекающем из основ биогенеза самого вида хомо сапиенс. Мы не страшимся Жизни, как таковой. Но нас до трепета охватывает мысль, что может обнаружиться нечто, способное подорвать веру в самих себя, как венца мироздания. И что человечество окажется не только единственным ребёнком Вселенной, но и не лучшим его образчиком в ментальной эффективности и собственной целесообразности.
На сколько разительным оказалось изменение внешней среды планеты под воздействием разумной деятельности и что собой представляют сами обнаруженные артефакты - всё это есть основной статьёй Вердикта и вашей первостепенной миссией. Какой бы не оказывалась формулировка администрацией Службы экспедиционного задания, но первостепенной парадигмой для вас всегда будет оставаться именно распознавание факторов и материальных свидетельств ноосферы иной разумности. И весь этот комплекс особых постановлений введён не столько для того, чтобы располагать возможностью простого ограничения дальнейшего развития культурно - технического прогресса социальной структуры туземцев инспектируемого объекта. А более, чтобы иметь полный контроль над происходящим процессом развития. Предоставляя искусственно созданную проблематику и надуманную универсальность новых религиозных веяний мы, тем самым переориентируем векторность развития подобных рас в определённых направлениях, тормозя такими действиями их возможную и потенциальную экспансию в космос. Ведь эволюция аборигенных обществ не всегда рентабельна ни только для иной, столкнувшейся с ними, Цивилизации, но и для них же самих, ставящих себя на грань полного исчезновения, что великолепно прослеживается и в истории Земли.
Вот потому - то, основой основ, прерогативой Поисковой службы и является привилегия вносить в Высший Совет ОСВП (Объединённое Сообщество Всех Планет) эпохальные по своей значимости и необходимости Вердикты, способные решать дальнейшие судьбы многих видов, рас и отстающих в техно - культурном плане, миров. При этом имеющих право не оговариваться особо, а лишь обсуждаться. И за редким исключением - отклоняться.
Не стоит, однако же, уж рьяно поднимать и вдаваться в расовые вопросы о дискриминации и ксенофобии. Подобное отношение здесь весьма неуместно и ошибочно. Ведь Человечество, как более развитый во многих планах биологический вид имеет за плечами многовековой опыт ошибок и разочарований. И способно радикально, а главное, результативно определить дальнейшее развитие иной культуры, ей же в помощь. Вот потому - то, как на рядового поисковика, так и на руководящий состав Службы возлагается особая и многозначительная ответственность в составлении таких документальных решений.
Но стоит, однако признать, что существуют и исключения..."
Голограмма над виго мерцала фоновой пустотой в ожидании связи с "Эдельвейсом". Сквозь неё, будто сквозь дымку, угадывался рабочий отсек моей небольшой модульной каюты : ниша информария со складным столом и вертикальной панелью совмещавшей в себе корд Оператора, визуальный комплекс и мнемосектор Банка мониторинговых данных. До активации визуального динамического контакта с гиперсветовиком уже оставалось всего около десяти минут. Об этом указывали появившиеся объёмные цифры обратного отсчёта времени заменившие исчезнувшую световую занавес. В голове время от времени появлялась шальная мысль о настоятельной просьбе откомандировать на Каннак группу состоящую из специалистов ксенологов и палеархеологов. Обусловленные причины подобной "необходимости" скорее всего были не столько обнаружение и идентификация находок, которые пришлось определённым образом подогнать под особый вид классификации,как "религиозные памятники вероятной реликтовой культуры". А совершенно иные, куда как более не однозначные лично для меня...
Главной проблемой, - и отнюдь не задачей, - оставалось поглощавшая меня всё более праздность. И обуславливалась она моим безнадёжным одиночеством. Чем меня могла встретит Земля и, администрация Конторы, в частности, простым ли приветствием с лучезарной улыбкой моего шефа, заезженными бравадами, благодарностью и очередной просьбой перенести отпуск до выполнения следующего Рейда? А что же после - бесцельное проматывание времени в тягостном ожидании желанного окончания отдыха. И так ожидаемый, долгожданный инспекционный вылет в невообразимые дали космоса. Но стоило ли тешить себя подобным обманом, ища в привычном одиночестве спасательную соломинку, которая неспособна была спасти меня от того, что давно уже было тенью моих воспоминаний. Ведь я прекрасно знал, что Эрика уже больше года входила в группу исследования Ксенологических культур при ОИР. И высказывая таким образом своё, будто бы разумное, на первый взгляд, предложение, откомандировать на Каннак экспедиционную группу экспертов, я всего лишь старался преследовать простую меркантильную цель не способную дать мне и йоты успокоения.
Вероятность прилёт Эрики сюда, на планету звезды, давно затёртой в астрономических атласах, вряд ли была возможна. И конечно же, стоит поставить под сомнение сам шанс того, что её однозначно могут включить в экспедиционный состав направленный для экспертизы весьма неоднозначных природных аномалий где - то там, в дальнем секторе Крайних звёзд Сверхдальнего Экстерра. Проведённые неполные полгода в пределах Системы на внутренних планетах не давали ей и слабого шанса на визу в такие особо дальние отправления. Как оказывалось, во всём ценились опыт в совокупе со знанием, но ни как не теоретические учения подкрепляемые обычным юношеским рвением, чего у Эрики было предостаточно. Да, молодым всегда не хватает опыта, который они с лихвой компенсируют безудержностью своей энергии и дилетантской инициативностью. Но весьма слабая надежда увидеть её вновь тлеющим огоньком всё сильней опаляла меня.
Непонятно, почему именно на таком отдалённом от Земли мирке образ Эри стал всё чаще приходить ко мне вторгаясь диссонансом в отвлечённые размышления и сумбурные вздорные сны. Скорее всего всё происходившее становилось результатом перенапряжения мозга загруженного рабочей обстановкой, насущными бытовыми проблемами базового комплекса Фор - лагеря и возлагаемой ответственностью за точность и эффективность выносимых решений. Он по возможности выдавал только то, что воспринял когда - то как первичную необходимость, укрепив всё это эмоциональными якорями ярких и часто повторяющихся впечатлений. Может всё было и так, и в этом я не старался спорить с собой. Причин для подобных измышлений вполне хватало. Ведь не смотря на то, что за весь наш двухлетний роман происходило многое, но по странности, в моих воспоминаниях особо ярко отпечатались только мало значимые и довольно милые картинки нашего общения. А вот эмоционально насыщенные мизансцены невыносимых споров и ссор, любовных переживаний и безумств, начинали постепенно истаивать где - то теряясь, отбрасываемые моей жизнью уже за явной бесполезностью. Стоит ли держать в голове всё то, что является всего лишь бессмысленным психологическим ворохом, перебирать который, вообще противоречило здравому рассудку. Разве что, только из жалости...
Мои мысли вновь и вновь продолжали воскрешать давно почивших лазарей тлеющего храма памяти, заставляя более стыдиться прошлого, чем сожалеть о нём. Попытки найти первопричины собственных неудач постоянно загоняли в капкан запоздалых сожалений и разочарования в себе. А после, мне становилось невыносимо противно от рефлекторного потакания, уже будто бы отжившим своё, юношеским комплексам. Избавиться от подобного, казалось, было невозможно. Но излечение от этого год за годом приносило свои маленькие плоды. Воспоминания блёкли и мельчали, отдавая главному врачевателю свою плату в виде забываемых слов и жестов, застывших поз и очерченную привлекательность лица. Жизнь становилась размеренной и спокойной, всё более отстраняясь от грозного кораллового рифа под названием - любовь.
Эрика никогда не была для меня чем - то особенным в жизни, сродни внезапному чуду или подарком судьбы. Обычная двадцатилетняя девушка миловидностью и ужимками взрослеющего ребёнка, берущая тебя в плен своих ярких эмоциональных переживаний. Застенчивой открытостью и наивным юношеским максимализмом, до глупости простым и сиюминутным, она цепляла во мне инфантильные чувственные всплески , уже оставленные в уносящейся от меня юности, забываемые и медленно отмирающие. Для своего молодого возраста она выглядела весьма юно, с угловатостью и ужимками детской стеснительности и откровенного задорного смеха. И подобное парадоксальное соединение завораживало меня с каждой нашей следующей встречей всё более.
Наше знакомство было тривиальным и однообразным. Что может быть особенного в праздновании возвращения одного из приятелей с полугодовой отлучки в систему Ригель Кентаурус, а проще говоря, самой ближайшей к Солнцу соседке. В обычном понимании, ничего сверхъестественного; обычная работа студента - практиканта без лирики и романтики. У него на руках уже имелся диплом специалиста по наладкам интеллектуальных монтажных систем и несколько выходов в Дальний Экстерр, да пусть даже и в приделах Пояса Койпера. Я же на тот момент похвастать ничем подобным не мог, но и особой зависти по столь меркантильному поводу не испытывал. Размеренная жизнь взрослеющего молодого человека не заставляла меня хватать судьбу за руки в нетерпении требуя к себе пристального внимания. Но именно тогда, впервые увидев на этом званом вечере Эрику, моё спокойствие разбилось о досаду самолюбия. Именно тогда - то мне захотелось быть хоть в чём - то первым, значимым и оригинальным.
Весь вечер Эрика была как - то отстранена от всех в нашей небольшой компании, чувствуя себя Золушкой среди чопорных придворных дам. Всему виной оказывался возраст, где разрыв в десяток лет придавал ей статус неоперившегося гадкого утёнка. Для всех нас же это казалось глупостью не заслуживающей хоть какого - нибудь внимания.
Праздник закончился поздно и грустно : гости расходились постепенно и без особых реверансов. Сдружившаяся компания когда - то юных ребят держалась теперь только за счёт воспоминаний и былых проказ, вкатываясь всё более в обыденные заботы жизненных реалий. И через несколько лет, случайно сталкиваясь в залах терминалов, спеша и протискиваясь сквозь толпу посетителей и транзитных пассажиров, мы всего лишь способны были улыбнуться от неожиданности, узрев уже слабо узнаваемые черты друг друга и громко приветственно прощаясь издали. На большее, впрочем, и не стоило рассчитывать.
Мы ушли тогда вместе. Я провожал её и старался быть милым до чуткости и откровенной противности к самому себе. Отчего - то тогда я стремился себя убедить, что между нами никогда ничего быть не может. И когда её многозначительное : "Не знаю!", прозвучало на неуверенное предложение встретиться, меня только всё больше убеждало в собственной правоте. На тот момент я казался себе столь неповоротливым, толстокожим и постаревшим, что все надежды на возникновения нежных чувств между нами были не тоньше паутинки обволакиваемой моими наивными представлениями.
Проведённые несколько дней в ожидании встречи меня всё больше погружали в размышлении бесполезности и ненужности возможного романа. Мне казалось, что нас связывать могло только лишь положение отчаявшихся в своём одиночестве людей. Однако, лишь один разительный нюанс разделял меня и Эрику - она находилась у самого края обозначенной бездны, и была способна в любое мгновение отойти от неё. Я же наоборот, с каждым годом делал всё уверенней очередные шаги в одиночестве, и чем дальше, тем быстрей и смиренней. Но только какая - то обязывающая потребность в принудительной социализации, необходимости иметь пару, толкала меня на поиск той, которую я с откровенным удовлетворением мог бы назвать любовью всей моей жизни. Подобные попытки, откровенно говоря, подкреплялись всего лишь идиллиями и мечтами, что в свою очередь было скользкой почвой для весомых действий.
И вот, вдруг, появилась она...
Мы встретились как и договаривались, обоюдно страшась первых моментов свидания словно гарантированного фиаско. И как оказалось, что в своих взглядах мы были весьма схожи друг с другом : Эрика боялась приходить, ошибочно полагая, что её молодость и инфантильность только вредят ей, делая надуманный образ зрелой личности непривлекательным для меня. Этот же предубеждение в дальнейшем ещё и стало причиной её частых неосознанных опаздывания на наши свидания.
Меня же грыз червь опытности и старшинства в сравнении с её молодым возрастом. Но все опасения оказались напрасными, и явная искренность и откровенность быстро сблизили нас.
Время постепенно переходило в бешеный пляс. Наши встречи становились частыми и долгими, переходя от бесед с взаимным интересом к шуткам наполненным, как иронией, так и сарказмом, а часто и обычными чудачествами. Продолжительные прощания до первых утренних сумерек, где беседы ни о чём заканчивались страстными поцелуями не прерывающимися даже для вдохов. Мы оказались до безумия влюбленны друг в друга даже частично не пытаясь осознавать происходящее. Мир с его насущными и глобальными проблемами находился теперь от нас в стороне, отдаляясь с каждым днём всё далее. И только в наших глазах, в которые безустанно смотрелись наши сердца, отражался мир вспыхнувшей любви.
Ещё тогда, в самом начале, в коротких беседах с матерью за утренними трапезами, я задавался одним простым вопросом, вопрошая более у самого себя, что же такого особенного Эрика нашла во мне. Самокритичность на тот момент поблёкшей тенью забившись в самый дальний угол моего эго униженно отмалчивалась, и я с лёгкостью забывал суть своего вопроса. Мама же при таких словах просто мило улыбалась доброй улыбкой и поглаживая меня по голове произносила :
- За то, что ты есть. И любишь...
И с таким ответом, звучавшим из уст самого близкого мне человека как истина я полностью соглашался принимая за неоспоримую правду. Безумная любовь к Эрике, заставляла меня томиться в скуке в те долгие часы, что разделяли наши каждодневные встречи. При всём при этом, мои чувства тысячекратно возрастали, когда я видел такую же взаимную искренность со стороны Эри.
Ещё не будучи работником космослужб с особым профессиональным статусом мне посчастливилось раздобыть первичную визу на кратковременное посещение внутрисистемных планет. Прошли первые полгода наших встреч и хотелось отметить эту дату особым образом. Вояж должен был стать незабываемым охватывая Луну и две ближайшие планеты - Венеру и Марс. Для нас, людей никогда до того не покидавших дна атмосферы родной планеты, кротов, как называют таких граждан Приземелья космослужащие, подобное путешествие казалось невообразимым чудом. Мы с Эри тогда уже подумывали о семье, строя общие планы и наслаждаясь как сумасшедшие друг другом. И этот вояж должен был дать определённую пищу для размышлений двум опьянённым любовным хмелем личностям в их дальнейшем совместном продвижении по дороге жизни. Но так только думалось в серьёзности размышлений, которые возникали лишь на мгновения утопая потом в пустой болтовне, объятиях и поцелуях. И уж тем более - в самом путешествии.
Начало оказалось прекрасным : мы впервые покинули пределы Земли наслаждаясь короткими периодами невесомости на челноке, создаваемой специально для желторотых туристов. Что такое секс в уменьшенной силе гравитации нам пришлось испробовать немного позже, когда распрощавшись с Луной, её божественными искусственными озёрами и махаонным аттракционом, спустя два дня направились к Марсу. Лайнер шёл неспешно и преодолевал пространства на небольшой скорости. По просьбе многих пассажиров, летящих по сходным с нами первосемейным визам, капитан в "ночное время" на два - три часа отключал искусственное действие силы тяжести ; за такой подарок и мы с Эри были ему благодарны. Но это оказывалась сплошная акробатика и мучение, которым мы со смехом и неторопливостью придавались в той возможности, которая открывалась нам.
Практически весь четырёхсуточный путь к Марсу нам изредко удавалось выходить из каюты. И одной из причин была некомфортабельность посудины, которой мы воспользовались для перелёта. Имея громкое звание лайнера, он отличался довольной скудостью и ограниченностью внутреннего пространства. Так что нам доставляло большее удовольствие заниматься друг другом и любовью, сдерживаясь для приличия от стонов, чем шататься по весьма узким коридорам корабля. Короткие самостоятельные экскурсии по бытовым отсекам "линейки" и на смотровую палубу уж слишком быстро начинали утомлять нас. Да и время для развлечения в невесомости мы поджидали с большим нетерпением, боясь не пропустить удивительный момент и приносимое в ней наслаждение.
Пребывание на Марсе послужило началом того, что спустя полтора года разъединило нас. Конечно же, каждому человеку всегда видится причина происходящего в совершенно недавнем прошлом, которое спряталось за первым же поворотом его судьбы. Увы, но подобное заблуждение шорами закрывают глаза очень многим. И я стал для самого себя прекрасным образчиком подобной ослеплённости .
Уже хорошо друг к другу привыкнув мы стали более снисходительны к собственным действиям и чувствам. Иногда я начинал подмечать, что Эри уже переставала видеть во мне прежнего особого парня, своего единственного, превращавшегося в совершенно для неё не примечательного человека. Создавалось впечатление будто тебя скидывают с вершины пьедестала, которую ты уже не способен занимать. И причин, как таковых, для подобных подозрений с моей стороны будто бы и небыло, одни только навеянные ощущения. Но эти витиеватые беспокойства тут же забывалось ночью, - и большего убеждения в непогрешимости наших чувств друг к другу и не требовалось.
Кажется, первая наша серьёзная ссора произошла, - наверное - именно по моей вине, и именно на Марсе. Мы тогда решили спуститься на грави - джамперах с самого Никс Олимпика. Длинный, почти пустой вагон фуникулёра с трудом тащился по слону известного вулкана и мы от скуки и однообразия местного пейзажа просто бездельничали. Я старался занять себя тем, что с надуманным интересом проглядывать инструкции по использованию этих странных, и как на мой взгляд, весьма хлипких и совершенно не приспособленных для спуска по горным склонам аппаратов, пытаясь чётче уяснить их работу. Эри же с настойчивым нетерпением пыталась отвлечь всё моё внимание на неё. Когда же я небрежно отмахнулся от такой назойливой бесцеремонности, она встала и с наигранной обиженностью прошла вперёд, внутрь салона. И как - то уж очень беззастенчиво начала беседу с одним из пассажиров, демонстративно повернувшись ко мне спиной. Как потом выяснилось, молодой мужчина был инструктором по управлению этих самых джамперов. Но тогда меня взволновал далеко не сама его личность, а та странная манера поведения, которая вдруг проявилась в характере Эрики. Она не просто отвергала меня, а полностью игнорировала.
Спуск для нас обоих не принёс того удовлетворения, которого мы с наслаждением себе запланировали ещё вечером и с упоением ждали, засыпая в сладких объятиях друг друга под самое утро. Холодная угрюмость блуждающих взглядов, тягостное молчание наполненное свистом разряжённого воздуха в открытой кабине - и обиженная отстранённость. Для меня это всё было в диковинку и я начинал теряться в догадках и собственных чувствах. Что могло произойти с "моей Эри", и что на самом деле происходило?!.
Уже в гостинице я постарался разговорить её, но не для того, чтоб мириться, а более порицая за произошедшее и возлагая весь груз ответственности за окончательно испорченный день. Лишь в номере Эрика позволила себе высказаться путаясь в своих чувствах и словах. А потом, потом... Слёзы тихо и медленно выскользнули из влажных глаз крупными каплями заскользив к округлому подрагивающему подбородку по пунцовым щекам. Было хорошо заметно как она упорно сдерживается, чтоб не разрыдаться во всю силу. Эрика с видом невинно обиженного ребёнка с придыханием сглатывала слова готовые вырваться бесконечным потоком. Глаза её безотрывно смотрели мне прямо в лицо. Затем, подбежав, она крепко обняла меня и прижавшись всем телом тихо засопела. Именно в тот момент я ясно ощутил двойственность всего происходящего, некой дихотомии моего, ставшего незавидным, положения - несправедливо обвинённый в несовершённом преступлении. В тот момент мне стало как - то по отечески жаль нас обоих, ведь именно тогда я вдруг начал понимать, какая огромная бездна открывается между нами. И целуя её мокрые веки и солёные, такие нежные губы, я старался заглушить то, что откровением взорвалось у меня в сознании.
После, нескольких ночей подряд, обнимая уже уснувшую с улыбкой маленькой девчушки на лице, Эри, я всё старался понять смысл того, что произошло на склонах Олимпа. Что послужило топливом для разгоревшегося костерка совершенно наивной и ненужной ссоры? Своей вины я упрямо не хотел видеть. Но каждый раз, разбирая произошедшее до мелочей в поиске того, чего и не существовало, вспоминая каждую мелочь в движениях Эрики, я возвращался к прежнему - всему виной была моя уверенность в собственной непогрешимости. Я слишком привык к этой молодой девушке, сотворив в своём сознании из неё податливую и преданную вещь. Но как оказывается, Эри была совершенно иной. И даже спустя пол года встреч, постоянного совместного время проведения и безоговорочного доверия, я всё ещё не знал её.
Верить в то, что впереди могут ждать и худшие эксцессы, совершенно не хотелось...
Всё произошедшее на Марсе было обоюдно и быстро отвергнуто, как неприязненный для нас обоих случайный инцидент. Не стоило придавать ему столь большое значение, но обещание помнить и вовремя останавливаться в будущем стало "необходимостью". Если бы всё было так просто!.. Тем более, что через день нас уже ожидало отправление к последнему пункту нашего турне, планете, которую многие люди отождествляли с определённой сакральностью лирического мистицизма. Впрочем, как и мы тоже; и с открытостью надеясь, что "случай" на Марсе был окончательным и последним в истории нашей любви.
На Венере мы с особым нетерпением ожидали получить самые незабываемые впечатления от каскадных водопадов, втиснутых в гравитационные ловушки и ниспадающих с верхних слоёв бешеной атмосферы до самой поверхности. Протяжённость таких потоков составляла в среднем по несколько тысяч километров, в зависимости от степени сложности. Так же как и сама интенсивность и градусный наклон. Количество несчастных случаев происходивших там ежедневно более замалчивалось и оправдывалось предварительными предупреждениями с подписанием договоров с клиентами о полной ответственности за собственную жизнь. Но ни кого это не останавливало. И в следующие восемь - десять часов слиперный плот или байдарку очередных экстремалов вылавливали внизу по направлению течения спасательным базовым дирижаблем. И очень часто число спасённых с вывихами и переломами, а бывало и полной инвалидностью, равнялось количеству тех, кого уже не могли вернуть к жизни. Кто - то да погибал в бурных водопадах низвергающихся с невообразимых уступов в находящийся в нескольких километрах ниже водный котёл.
Подобная экзотичность и рискованность аттракциона только наполняло наше желание адреналином и жаждой испытать необычное. Впрочем, мы ещё на Земле планируя путешествия, обсудили особый порядок посещения планет, оставляя самое впечатляющее в последнюю очередь. Спуск нам пришёлся по душе : где - то испугав, где - то развеселив, а вообщем, доставив не только массу впечатлений, но и придав какую - то новизну и большую страсть в начавшие затухать отношения. А то, что это было действительно так, непроизвольно замечалось в становившемся вызывающе эксцентричном поведении Эри. Лично для меня явным признаком назревающей беды можно считать наш отлёт на Землю, когда в ожидании посадки на межорбитальный лихтер, Эрика начала просто от скуки, морочить голову пищеавтомату местного терминального кафе. Она добивалась от "несчастной железяки" чего - то невообразимого, громко требуя исполнения заказа. Потом подтвердив заказ удовлетворённо развернулась и подошла к нашему столику.
Какая - то искусственная натянутая улыбка исказила её лицо. Одарив меня долгим притворным поцелуем, Эри взяла свою сумку и совершенно спокойно позвала идти на посадку. И будто бы ничего в подобной случайности и не стоило определённого внимания, ведь что здесь особенного - раздосадованная молодая особа, немного не совладав с собственным темпераментом и внимательностью сорвалась на обычном бытоавтомате. Наверное, объективно, всё выглядело именно так, для сторонних наблюдателей. Но вот только не для меня, предполагавшим тогда, что он отлично знает эту самую "молодую особу". При перелёте ни я, ни Эри не затрагивали инцидент в кафе, но подозрительное лицемерие после того теперь тенью накрывало нас отражаясь и на интимных отношениях.
После возвращения мы немного отдалились друг от друга. Мои предположения строились на довольно простых объяснениях о том, что вояж, скорее всего вымотал нас обоих, как эмоционально, так и физически. Для меня же наступил благоприятный период наметить дальнейшие цели в жизни, которые бы сходились и становились общими, моими и Эрики. Но все те странности своей личности, которые особо явно проявились в ней в этом путешествии меня начинали пугать своей откровенностью.
Размеренное течение время постепенно становилось своей стабильностью весьма незыблемым и монолитным. Жизнь превратилась в спокойный бриз не принося неожиданных сюрпризов и резких поворотов изменений. А наша взаимная привязанность, на мой взгляд, из месяца в месяц всё усиливалась, хотя Эри предполагала обратное поговаривая о моём равнодушии и ослабленном внимании к ней. Я злился, - по - доброму, - и пытался убеждать обратное, чем практически обрекал себя в наших, уже ставших частыми расприях, на фиаско. Наедине с самим собой, продолжая молчаливые беседы, я всё же соглашался с Эри, понимая, что люблю её эгоистичной, собственнической любовью. И совершенно отказывался видеть в ней самодостаточную личность, а только постоянно лелеял свою младенческую потребность в ней, как в самом близком и необходимым для меня человеке...
- Внимание, Главный!
- Слушаю тебя Оператор, - мне пришлось тряхнуть головой, чтоб прийти в себя. Воспоминания восьмилетней давности всё ещё оставались редкой потребностью для бесполезного времяпрепровождения. Да и я сам, пока, не слишком старался отпускать их, опять и опять обдумывая собственные ошибки в произошедших злоключениях. Ведь именно тогда моя вера в человечность была разрушена до основания. И как ни жаль, я стал тому одним из главных факторов.
На голографическом табло мелькали цифры двухминутной готовности.
- Достигнута окончательная фазовая корреляция. Соотношение в пределах нормы - одна десятая. Соединение возможно, - безлико оповестил корд о наладки связи с гиперсветовиком. - Начать предварительный контакт?!
- Запрос с "Эдельвейса" уже поступил?
- Да. Оператор корабля находится в состоянии ожидания.
- Вот и включишь по обязательному регламенту. А я пока успею подготовить для себя визинг материалов готовых к передачи.
- Принял!
... Всё последовавшее после стало безумным кошмаром преображавшемся в абсолютную абсурдность происходящего. И чем обуславливалась неизбежность всех последующих событий, полностью изматывающих мои силы и доводя до истерии, я и сейчас полностью объяснить не мог.
Уже после всех произошедших событий, поминальная вторую годовщину похорон матери, сидя у себя дома, я невзначай стал просматривать семейные фото, настойчиво взявшись выискивать Эрику на них. И только лишь для того, чтоб тут же остервенело разрывать очередную находку с ненавистным обликом. Оставшуюся, с общим планом, на котором мы были только втроём, я пощадил. Сделана она была около небольшого пруда, совершенно спонтанно. Именно тогда я уговорил упирающуюся Эрику сделать матери приятный сюрприз, сказав о своем намерении выйти за меня замуж. Вышло не очень убедительно, и мама почувствовала тогда нашу общую фальш.
Но тогда меня привлекла ни кукольность притворных улыбок на наших с Эри лицах. А та разительная особенность, которая открылась мне только при рассмотрении. Фото было выполненное за несколько месяцев до горестного момента смерти запечатлев привычный для меня лик матери. И только сейчас, сравнивая с просмотренными фотографиями, да и с образом молодой Эрики, я поразился, на сколько же сильно постарела к тому моменту мама.
Когда - то на мои упорные уговоры пройти хотя бы поверхностную репликацию кожного покрова, она только отшучивалась и считала, что человеку отведён достаточный срок для решения жизненных задач поставленных перед ним. Стоило ли увеличивать его возводя перед собой очередные, совершенно ненужные проблемы. А в последующее время мать и вовсе начала угасать на глазах, оправдываясь тем, что теперь спокойна за своего сына нашедшего долгожданное счастье. И всякий раз радовалась, когда мы с Эри приходили в наш дом. Да, теперь старость матери разительно замечалась, в особенности в погрустневших, но всё ещё улыбающихся глазах, сильно проявившихся морщинах и ссутулившейся фигуре. Но тогда, никто не хотел, да и не мог предполагать наихудшего.
Мама умерла как - то тихо и незаметно, попрощавшись с нами одним из ещё по - раннему холодным, весенним вечером, нежно, спокойно и с загадочной для меня, тоской. Этот прощальный взгляд матери и непонятная незавершённость её речей меня настораживали навевая раздражающую тревогу. Ощущение чего - то уходящего из твоей жизни, очень важного и основного не покидало тогда меня. И это чувство невозможно было ни побороть, ни остановить, ни отбросить как надоевшее и мешающее. Оно накатывалось неотвратимой волной ещё невидимого цунами, а понимание предстоящей трагедии расплывалось в уговорах о бесполезности беспокойств.
Покорив огромные дали космоса и ступив на широкие просторы Галактики мы, человечество, всё ещё не избавились от самого главного своего комплекса, который молча и смиренно ненавидим всеми силами. Страх окончания жизни заставляет нас раболепно склонять голову перед всемогущей смертью в глупом мистицизме надеясь, что где - то там, на другом конце перехода, жизнь не заканчивается, а лишь продолжается. Тогда, почему нам становиться невыносимо жаль тех, кто покидает нашу жизнь, оставляя бренное тело. И мы льём слёзы об ушедших, рыдая более из жалости к себе, чем от радости за них.
Наш союз с Эри продлился не долго. Мои инфантильные метания, человека потерявшего жизненную опору под ногами, и желавшего получать дельные наставления с результативной гарантией, никак не сходились с возможностями и дилетанским жизненным опытом молодой девушки. Кто из нас оказался не готов к подобным испытания, ответить однозначно нельзя. Скорее всего оба. И в этой ситуации я проявил себя с худшей стороны, оправдывая свои эмоциональные истерики и жалостливые стенания. Как постепенно Эри уходила из моей жизни я не особо подмечал, занятый шараханьем между своим "хочу" и "могу", пытаясь уяснить ставшим неясным смысл своего существования и надуманным поиском самого себя.
И одним из совершенно обычных дней мы просто не встретились. Звонков и выяснений причин небыло. Ничего не подозревая я надеялся на долгожданный приход Эри с "обязательным раскаянием" и выяснением очередной обиженности. Но время шло своим неумолимым чередом, увеличивая пропасть между нами всё более с каждым проходящим днём...
Я совершенно не люблю вспоминать наше расставание, где высказывались накопившиеся претензии и навеянные страхом ревности предположения. Стоит ли такая память внимательного рассмотрения? Сейчас это звучит для меня однозначно и иронично недвусмысленным ответом. Не произойди тогда тот сакраментальный разрыв, перевернувший всю мою жизнь с ног на голову, где бы сейчас находился так ненавидимый мной злосчастный Каннак, ставящий под сомнение весь опыт и профессионализм поисковика, способного уже без особых хлопот выбираться из многих внештатных передряг? И кем бы сейчас была Эри, продолжая работать лаборантом в Институте витро - генетических технологий?
Часто споря с ней, я подмечал одну невыносимую для меня тогда, особенность. Очень часто рациональность Эри начинала брать верх весьма скоро превращаясь в непогрешимую истину. В такие моменты я не понимал её и выражал жалобой, что она любит не сердцем, а головой. На что слышал назидательный тон с издёвкой в её ответе :
- Кому - то из нас двоих нужно быть умным. Если ты не способен, пусть это буду я.
Для меня тогда человеческие чувства, под общим наименованием любовь, не поддавались логическому осмыслению, и понимать такую ирреальную константу, как нечто рационально выверенное, я просто отказывался. Оказалось, что теперь, спустя долгих восемь лет, мне это стало совершенно понятным : любить безоглядно, отвергая рациональность просто жизненно опасно и вредоносно для самого индивидуума. Вот таково моё заключение!
Световая занавесь над плоскостью виго мигнув исчезла и в возникшем веерном объёме сформировалась глубина. В изображении по иную сторону голограммы появилась ограниченная часть комнаты со столом и сидящими за ним тремя незнакомыми мне людьми. Их позы были вальяжные, а на лицах отражалось странное неудовольствие. Хотелось надеяться, что тому виной были субъективные обстоятельства, возможно, возникшие на корабле во время перелёта, а не моя персона.
Тот, который восседал по центру стола и выделялся явно крупной фигурой, выглядел весьма зрелым человеком, но однако же, довольно угрюмой личностью. По форме и широким нашивкам становилось понятным, что перед тобой находится сам капитан "Эдельвейса" собственной персоной. Он то и вступил первым в беседу :
- Игорь Павлович, давайте ка начинать. Дел ещё слишком много, а эта процедура лишь простая техническая формальность. И при всём ещё отбирающая не только время, но и сэкономленные энергоресурсы корабля.
- Хорошо, Скотт. У нас есть десятиминутный лимит в который, мы с вами, однозначно сможем рационально уложиться. По крайней мере я на это надеюсь.
Второй вступивший в беседу, находился по левую сторону от капитана. Чуть наклонившись вперёд он придвинул стул ближе. Пожилой возраст не слишком разнил его с капитаном, но оказывался в большой разнице с последним представителем, более молодым из всей троицы, степенно молчавшим, держащегося за подбородок и мерно покачивающегося в кресле.
Седая, но всё ещё пышная шевелюра говорившего небрежно опустилась на складчатый лоб скрывая его недостатки.
- Ну, что ж?.. Здравствуйте, Пауль! Надеюсь вы смогли узнать в одном из нас преподавателя Академии Космофлота, который читал нерадивым курсантам - поисковикам основы аналитического планирования? В этот раз вам вновь предстоит вспомнить всё то, что так старательно вкладывалось тогда в ваши головы. Готовы?!.