Мастерство жителей посёлка разводить тары-бары по поводу и без повода не знало предела, отладившись в веках до идеального совершенства. Взрослые и дети, бабы и мужики, старые и молодые - никто из поселковых от мала до велика не мог избежать дарованной их предками судьбы виртуоза словестной эквилибристики, против которой неизменно пасовало все наличное население окрестных сёл и деревень.
Вот и Глафира Александровна, будучи коренной жительницей посёлка, была весьма охоча на всяческие словопрения о том о сём в любой форме с различной продолжительностью. Подруги, соседи, приезжие - со всеми могла говорить просто и без обиняков: с кем-то перекидывалась парой слов при встрече где-либо, а с другими разговор мог затянуться и на три-четыре часа, к примеру, в торговом центре. Детское воркование, юношеская трепотня ни о чём, говорильня взрослости в стиле "что вижу или слышу является предметом всестороннего обсуждения" - всё это нескончаемое жонглирование словами казалось ей совершенно непритязательным свойством человеческой натуры, таким же естественным, как, например, рукоделие или готовка еды.
Жизнь человека, как оказывается, пролетает очень быстро, хотя молоди в детско-юношеском возрасте кажется, что до старости у неё ещё уйма времени, и, скажем, до полувекового юбилея ей ещё жить да жить. Однако, почему-то всё происходит с точностью до наоборот - жизнь человека утекает у него сквозь пальцы рук настолько стремительно, что в какой-то момент он, впадая в шоковое состояние, вдруг осознаёт себя уже мало на что способным стареем, у которого совершенно незаметно для него самого всё яркое, животрепещущее, восхитительное и полнокровное в его жизни осталось далеко позади, а впереди у него - исключительно стариковские заботы и тревоги. В такие моменты многие люди испытывают безмерную жалость к самим себе, перемешанную с безгласным криком возмущения вселенскому порядку вещей, заставляющему их во смирении принять факт своего одряхления на фоне насыщенного яркими событиями и морем чувственных удовольствий земного жития более молодых людей с горьким осознанием невозможности что-то переиграть, исправить или приостановить в их по большому счёту прошедшей жизни. Любой нормальный человек всегда очень болезненно воспринимает понимание того, что со многими своими мечтами, планами, прожектами, задумками ему теперь придётся распрощаться навсегда, ибо их можно было осуществить только в молодые годы, когда он был полон сил и мог целеустремлённо преодолевать любые препятствия ради достижения успеха своих стартапов.
С самого начала совершеннолетия жизнь Глафиры Александровны была довольно-таки полноценно насыщена всякими разными событиями ввиду того, что она, всемерно холя и лелея себя любимую, старалась ни в чём себе не отказывать. При этом идею замужества как таковую она всегда отвергала самым решительным образом и была убеждённым противником женской обязанности рожать детей. Из близких родственников она поселила в своём доме престарелую мать, а с другими родственниками не поддерживала никаких контактов, поскольку отношения с ними у неё не заладились ещё со времени юношеских лет. Таким образом, эта вполне обычная женщина жила себе и жила, ничем особенно не выделяясь из общей массы местного населения, никоим образом не претендуя ни на что высокое или выдающееся, что согласно эксцентричным сценариям обычно случается с героями популярных фильмов.
Как человек образованный, Глафира Александровна имела некое своё понимание окружающего мира с присущим ему вполне определённым набором неизменных объективных закономерностей, соблюдение которых, собственно говоря, и сформировало вполне комфортный для неё уклад устоявшегося личного жизнеустроения, что позволяло ей без особых напряжений разрешать случающиеся мелкие неприятности текущей повседневности.
Надо сказать, что характер её работы в должности архивариуса районного архива требовал тишины, уединённости и углубленной сосредоточенности в процессе исполнения ею своих служебных обязанностей. За многие годы архивной работы у Глафиры Александровны выработался вполне устоявшийся распорядок проживания каждого трудового дня: в рабочее время она хранила строгое молчание, дабы никакие сторонние разговоры не отвлекали её внимания от кропотливого труда архивариуса, а после окончания рабочего дня вплоть до отхода ко сну она всецело отдавалась наслаждению посудачить с кем-нибудь на улице, в гостях, либо, на худой случай, с одуревшей от просмотра многочисленных сериалов старушкой-матерью, болезни которой не позволяли ей вести активный образ жизни, приковав её к внутрикомнатному существованию с редкими выходами при помощи костылей на крыльцо, дабы хоть немного подышать свежим воздухом.
Так из года в год плавно катилась отлаженная и обустроенная жизнь Глафиры Александровны. Всё её устраивало. О каких-то проблемах, выходящих за пределы поселкового масштаба существования она ещё со времён ранней молодости напрочь перестала задумываться. Ей представлялось глупым и несуразным распаляться в каких-то переживаниях по поводу перипетий жизни народов дальних земель и стран. По её убеждению для всего этого существуют всяческие общественные организации и правительство с массой чиновников разного уровня полномочий. Поэтому поселковая проблематика жизнедеятельности полностью заменяла ей весь остальной внешний мир, а транслирующиеся по каналам TV всякие ужасти природных катастроф или социальных катаклизмов в других странах и на удалённых континентах со временем стали казаться фрагментами каких-то фильмов или сериалов.
Вот также незаметно подкатил к ней и день её сорокалетия, нежданно-негаданно обозначив для неё срединный перевал жизни, которая отныне, хочешь не хочешь, начнёт клониться к своему естественному завершению. То есть всякие фантазии, сказочные чудеса, надежды на прилёт синей птицы счастья, ожидания разительных перемен в личной жизни, желания достичь шикарности условий своего существования теперь остались за перевалом, наградив её всего лишь воспоминаниями об упущенных возможностях по осуществлению всех этих воображаемых устремлений к роскоши жизни.
Приняв поздравления и подарки от своих немногочисленных архивных коллег, Глафира Александровна с большим букетом цветов из ближайшего полисадника направилась домой, попутно с благодарностью отвечая на поздравления встречаемых знакомых и соседей. Дома же чайной церемонией с покупным тортом в компании с болезной матерью она завершила неброскую помпезность сего знаменательного дня необратимого перелома своей жизни, устремившейся с данного момента в сторону неизбежной старости.
Поскольку этот рубежный день совпал с окончанием рабочей недели, Глафира Александровна позволила себе нарушить свой привычный распорядок дня, не торопясь по привычке в десять часов вечера протрубить для себя отбой ко сну. Вместе с тем, она почему-то ощущала себя не в своей тарелке, испытывая внутри какое-то странное обволакивающее оцепенение неизвестного происхождения, повлёкшее за собой череду давно уже не посещавших её самость размышлений о собственной жизни. Эти раздумья были для неё несколько шокирующего свойства ввиду того, что чем-то подобным она в последний раз дозволяла себе заниматься только в пору уже изрядно подзабытой юности, поскольку подобными умственными упражнениями обычно грешит именно этот возраст величавых мечтаний и озарений.
В таком состоянии внутреннего оцепенения, спровоцировавшим реакцию пробуждения многолетне угнетённого мыслительного процесса, Глафира Александровна одиноко просидела до глубокой ночи, опорожнив при этом пару чайников крутого травяного чая. Ей казалось, что сегодня всё с ней было как-то не так, не к месту, и что-то внутри вызывало физически ощутимое беспокойство. В данный же момент ей нестерпимо хотелось поговорить с кем-нибудь о себе и своей жизни, хотелось повспоминать с близким человеком прошлое и понастроить планов на будущее. Сосредоточившись на этом желании, ей вдруг с кристальной ясностью открылось беспощадное понимание, что во всей кружащейся вокруг неё камарилье многочисленных знакомцев нет ни одного человека, которому был бы по-настоящему интересен разговор с ней о всех превратностях её жизни. Для крепко сколоченного мира Глафиры Александровны такое осознание было, подобно громовому раскату посреди ласковой радости солнечного утреннего покоя. Вот - телефон, вот - компьютер, а связываться-то и не с кем, ведь даже её матери душевные переживания собственной дочери всегда были абсолютно "по боку", поскольку она - человек других нравов, другого времени, другого настроя мыслей, характер которых чисто утилитарен и до крайности приземлён, да и спит она сейчас, забывшись тяжким сном старого больного человека.
Так что Глафира Александровна могла всего лишь вообразить некий придуманный разговор с самой собой за неимением никаких других вариантов подобного нешаблонного общения на личные темы. Поначалу эта её придумка полноценно пообщаться со своей личностью, вообразив некую часть себя в качестве стороннего виртуального собеседника для такого общения, даже развеселила её, вызвав прилив энергии, выведший её из состояния оцепенения. Понимая, что такое серьёзное общение со своей внутренней сущностью - дело не только щепетильное и деликатное, но и длительное, она принялась поудобнее устраиваться в кресле, которое почему-то олицетворяло для неё неотъемлемый элемент умной беседы.
Притушив свет и умастившись в кресле, Глафира Александровна мысленно дала старт процессу общения с собой, как неким отдельным существом, и...ничего не случилось. Весь внешний антураж был готов к процессу общения, а непосредственно самого общения не было и в помине. Голова была пустой - ни одна мысль не тревожила её умственное пространство. Прошло минут пятнадцать, а мыслительная прострация продолжалась как ни в чём не бывало. Затем всё же одна мысль завладела её существом. Мысль эта была с довольно простым смыслом, сводившимся всего лишь к одному несложному вопросу: "А о чём, собственно говоря, общаться?". Это несколько озадачило нашу даму. Правда, далее вместо ожидаемого ею красочного и умственно изящного общения со своим внутренним "я" мысли Глафиры Александровны неожиданно потекли широким потоком совсем в нелицеприятном для неё направлении. Что-либо изменить или перенаправить в этом мыслительном процессе она была не в состоянии, поскольку извергаемые им мысли полностью овладевали её сознанием, пресекая все её потуги волевого управления ими.
Не следует думать, что этот мысленный поток Глафиры Александровны состоял из мелких мыслишек утилитарно-бытового характера. Нет. Она ощутила пробуждение в себе какой-то мощной силы, очевидно, долгое время сдерживаемой веригами её жизненного уклада, которого придерживались вместе с ней и все окружающие люди, в который она прочно вросла всеми своими чувствами, а любое его нарушение даже при случайном покидании русла общепринятых поведения, желаний и умственной нацеленности было не просто чревато кривотолками и осуждением в родной для неё среде обитания, но и могло на всю жизнь прилепить к ней клеймо неполноценной и сумасбродной при всесторонней изоляции её со стороны благопристойных земляков.
Пробудившаяся в ней древняя сила подхватила сознание, отсекла его от всего привычного и мелочного, устремила его ввысь с потерей любых земных ориентиров и привязок. Оторвавшись от своей привычной сконцентрированности на повседневности, бытовом рационализме и исключительно телесных потребностях, Глафира Александровна была натурально ошарашена всем тем валом мыслей и чувств, что обрушился на неё с неотвратимостью ощущения собственной ничтожности человека при виде несущейся на него с крутых горных склонов гибельной снежной лавины, от которой уже нельзя спрятаться, убежать, да и вообще - спастись. В результате у неё возникло чувство своей полномасштабной бездарности, приведшей её к невосполнимой потере времени, когда она могла бы добиться жизненных удач, реально значимых для своего личностного развития.
Ну, а далее мысли вперемежку с чувствами закружились в её голове плотным пчелиным роем. Она думала о предоставлявшихся в прошлом многочисленных шансах сделать собственную жизнь яркой и многоплановой, упущенных ею исключительно из-за слабости воли, страха большой жизни, а также по причине малодушного стремления всегда и во всём избегать личной ответственности за свои же дела и поступки, судьбоносные для настоящего и будущего, придерживаясь при этом комфортной с психологической точки зрения тактики перекладывания на других людей увесистого груза по принятию решений, касающихся её личных интересов, не забывая постоянно требовать от таких простофиль всемерной заботы о ней, неукоснительного исполнения всех её желаний и капризов, а также проявления жалости к ней, вынужденной мириться со всеми несовершенствами её обыденной жизнедеятельности. Посетила её и неприятная мысль о том, что, если эти "другие люди" не дай Бог плохо усердствовали в вопросе обеспечения ненапряжного существования её биоплоти, она изыскивала различные способы низвержения на них ниагары различных негаций. Обнаружилась даже мысль о покаянии за то, что жила, худо бедно эксплуатируя явным или неявным образом самых близких ей людей, процесс чего доставлял ей полную удовлетворённость своим умом, своей хитростью, своей неотразимостью по превращению близких знакомых и родственников в своих холопов. Проявились мысли и о том, что не всё коту масленица, поскольку ныне наступило время, когда вся её челядь по различным причинам уже чисто физически не может и далее носиться с ней, как в прежнее время свой полноценной дееспособности, что найти других холопов сегодня практически невозможно по причине её низкого общественного и материального статуса. Пришла и тягостная, хотя несомненно здравая, мысль о наступлении такого периода её жизни, когда придётся ублажать саму себя своими силами и возможностями, ради чего ей теперь необходимо полностью изменить практически всё в своём жизненном укладе, сконцентрировав для этого все имеющиеся у неё ресурсы и все свои достижения по жизни за прошедшие годы.
И в тот самый момент, когда Глафира Александровна впервые в жизни призналась самой себе в своём фактическом паразитизме всё ейное существо пронизала ничем не приукрашенная мысль, ужаснувшая её до глубины души. Мысль эта была закономерным логическим продолжением предыдущих мыслей, донеся до её сознания жестокую правду о её жизненном положении: прожита уже половина жизни, причём - лучшая половина, когда человек обретает или, наоборот, безвозвратно разбазаривает все возможности обрести свою уникальную личностную состоятельность; родные и близкие уже вне игры по причине бедности и плохого состояния здоровья этих в большинстве своём пожилых людей; собственной же семьи создать не удосужилась, реализуя своё кредо по недопущению взятия на себя личной ответственности за кого бы то ни было, включая и свою персону; её рабочее место в любой момент может подвергнуться сокращению в рамках всеобщей оптимизации; материальных ценностей и финансовых накоплений у неё нет и в дальнейшем взяться им неоткуда. Вся эта горькая правда указала ей на то, что текущему состоянию её жизни в любой момент грозит полный крах по всем направлениям. Другими словами, Глафире Александровне открылось ясное осознание, что ныне она приблизилась к порогу некой новой жизни, в которую из старого житейского уклада ей взять ровным счётом нечего.
И тут же следом возник весьма неприятный мысленный вопрос к ней самой, считающейся в поселковом обществе довольно-таки респектабельной особой: "Что ценного из достоинств своей личности она по существу может предложить грядущей новой жизни?". Глафира Александровна прекрасно знала ответ на этот вопрос, состоящий в понимании ею низкого уровня своего личностного развития, в результате чего она обречена на отсутствие хоть какого-то интереса со стороны этой самой новой жизни, которая уже громко стучится в дверь каждого человека. Фактически присущими ей функциональной бесполезностью, бесхарактерностью, плотской и умственной ленивостью, неразвитостью имеющихся у неё природных дарований и способностей, полным отсутствием деятельного интереса хоть к чему-либо необычному и загадочному, сознательно сформированной паразитарностью собственного образа существования, невообразимо раздутым самомнением и гигантизмом пустых амбиций она уже была определена к заточению в состав прекариата - вновь образованного общественного класса, где люди быстро теряют человеческий образ и рассматриваются элитарными слоями общества всего лишь в качестве дешевого расходного биоматериала ввиду своей абсолютной ненужности обществу современного типа. Жёсткая самооценка, хотя и справедливая, без какого-либо приукрашивания своей самости. Эта правдивая картинка своего существования на протяжение четырёх десятков лет по аналогии со старинным выражением "Вот тебе, бабка, и юрьев день!" породила в голове у Глафиры Александровны слоган - "Вот тебе, дамочка, и подарочек на сорокалетие от реалий жизни!".
Подобное беспристрастное разглядывание прожитой жизни, когда нет нужды в её приукрашивании, в лживом обрамлении мотивов своих поступков, в фантазийном придании ей какой-то особой значимости, в конце концов привели к тому, что её мысли безнадёжно спутались, устроив форменную свистопляску в голове. Она перестала понимать, что же теперь ей делать со своей жизнью? Утопиться? Повеситься? Кинуться какому-нибудь доходяге на шею с заверением в своей собачьей привязанности к нему? Продать себя подороже любому подвернувшемуся под руку старому прохиндею с тугими от денег карманами?.. Ужасное положение, поскольку и по-старому жить теперь не получится... Есть, конечно, надежда ещё на один вариант - приватно пообщаться с человеком, способным прозревать будущее, дабы испросить у него совета, как и что ей теперь надо делать, чтобы не оказаться в скором времени в придорожной канаве, лишённой всего и забытой всеми. Но вот где найти таких советчиков? Ведь далеко не с каждым, выдающим себя за провидца, можно откровенничать на такие щепетильные темы?! А что касается обычных людей, так ясно же, что вряд ли кто согласится помогать ей определиться в наступающей новой реальности, поскольку подобная помощь потребует от помогающего серьёзного напряжения его личной жизни...
Ситуация очень непростая. Тем более, что любой умный, опытный человек, даже если и станет помогать ей с разбором её серой, посредственной и абсолютно безалаберной жизни, быстро сообразит, что она являет собой бесплодный пустоцвет, подобный той стрекозе из басни, которая "... лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза...". И кому это нужно связывать себя, своё будущее со старой девой, которая втайне только-то и желает, чтобы снова приноровиться к паразитированию на ком-нибудь?
Пораскинув мозгами, Глафира Александровна прикинула, что среди её знакомых есть лишь два-три человека, к которым она могла бы обратиться со своей бедой за советом. Поразмыслив некоторое время об этих персонажах, она со всей очевидностью поняла, что ни по форме, ни по содержанию не знает, как с ними общаться. Эти умные, статусные, много чего добившиеся в жизни люди, сохранившие и на старости лет необычайную любознательность и стремление к познанию нового, были, помимо всего прочего, и исключительно креативными индивидами, всецело живущими своими творческими свершениями. А что она? С творческой деятельностью она никогда и рядом не стояла, и поэтому никоим образом не представляет себе, как с такими необычными людьми надо общаться. Да и сможет ли она в принципиальном плане с ними разговаривать в силу своей ограниченности в познаниях при показном пренебрежении к развитию собственного воображения, что как раз и является основой любого творчества?
Сомнения Глафиры Александровны в своих способностях по общению с людьми совершенно неизвестной ей общественной генерации привели к тому, что она впала в отрешённую задумчивость, поскольку в данном случае сам процесс общения, в котором она, в принципе, считала себя докой, неожиданно предстал перед ней некой терра инкогнито. И в самом деле, она лихо могла длительное время поддерживать легковесную болтовню на любую тему с товарками или уличными знакомыми, поскольку такая болтология обычно без особых сложностей изливается людьми подобно журчащей воде в ручье, ибо искусство "трепотни ни о чём" у каждого в посёлке было отрепетировано и отточено с детских лет. К примеру, можно было бесконечно судачить о своём здоровье или о здоровье собеседника, можно было со смаком перемывать косточки всем общим знакомым, при этом жадно поглощая старые или производя новые сплетни без всяких моральных запретов, что позволяет в полной мере с наслаждением отдаваться этому "творческому" процессу. Также можно было постоянно выяснять отношения с домашними по самым незначительным поводам. Ну а "чесание языков" на извечные женские темы вообще не поддаётся каким-либо ограничениям ни по времени, ни по широте суждений. Короче, словесная трепотня в стиле рулад птичьего чириканья была привычно-естественным состоянием её жизнедеятельности, но вот общение с нетривиальными людьми, которые воспринимались ею некими инопланетянами, - это вопрос вопросов.
Забыв о ночном отдыхе, Глафира Александровна в предрассветных сумерках и так, и эдак прикидывала, сидючи в кресле, схемы выхода на серьёзные глубинные разговоры с теми необычными знакомцами, которые только и были способны помочь определиться с перспективой дальнейшей жизни. Однако же, ей довелось испытать полнейшую беспомощность по причине того, что она никак не могла прийти к пониманию, с чего же и как следовало бы начать общение с этими "сфинксами", дабы оно не завершилось на первой же минуте, а развернулось в полноценное толковище, насыщенное мудрыми советами по интересующим её вопросам.
...Всенощные, как ей казалось - никчёмные, мыслительные ухищрения Глафиры Александровны в результате закончились её сладким сном, в который она оказалась погружённой прямо перед восходом солнца и который не отпускал её вплоть до полудня наступившей субботы... Но вот ведь какое свершилось чудо - после пробуждения она ничего не помнила из своих ночных размышлений. Ощущалось только какое-то мыслительное неудобство да неизбывное чувственное томление при привычном выполнении обычных дел первого дня её заперевального существования.
Правда, именно с этого самого дня Глафира Александровна стала замечать за собой непривычную скованность при традиционной трепотне со знакомыми. Можно даже сказать, что у неё в процессе такой бестолковой болтовни стало возникать чувство внезапного раздражения, что понуждало её прекращать всяческие словоизлияния на полуслове и, не прощаясь, удаляться прочь в состоянии невообразимой ранее задумчивости при твёрдой убеждённости, что разговоры ни о чём, на самом деле, разъединяют людей похлеще, чем это случается при ругани с глубоко ранящими душу оскорблениями.
Тайное влияние ночного бодрствования по её сорокалетию на специфику разговоров Глафиры Александровны со знакомцами проявилось и в том, что она с той поры категорически избегала любого обсуждения с кем бы то ни было состояния своего здоровья. Она не могла сказать, откуда это к ней пришло, но ни на секунду не сомневалась в том, что разговоры о здоровье, особенно, когда собеседник, которому вроде бы должно быть абсолютно безразлично здоровье другого человека, с какой-то непонятной въедливостью выспрашивает о болезнях и недомоганиях, часто - вплоть до интимных моментов, надо прекращать на корню сразу же после кажущегося безобидным вопроса: "Как твоё здоровье?".
Тем друзьям и подругам, которые пользовались её прочным доверием за много лет их дружбы, она доходчиво объясняла своё нежелание говорить о своём здоровье, тем, что тот или иной визави, который с углубленным интересом пытается самым подробным образом вызнать о всех её "болячках", может, поскольку чужая душа - потёмки, с неизвестными целями по полученной информации активно воздействовать своей энергией на болезненные зоны её организма, то есть на точки, в которых энергозащита организма ослаблена. Как правило, такое воздействие происходит по преимуществу на неосознанном уровне. Если человек добрый и хорошо настроен к ней, то это воздействие, при котором организму передаётся его позитивная энергия, помогает преодолеть недуг. Но если этот выспрашиватель зол на неё, как-то обижен ею, ревнует, завидует, желает отомстить ей за что-то или просто на дух не переносит её существования, то его энерговоздействие будет негативным, что усилит болезни, не исключая и потенциальной опасности смертельного исхода. Да и вообще, любое формальное аханье и оханье записных доброхотов о здоровье человека сбивают его внутренний настрой на преодоление имеющихся у него недомоганий или болезней.
В целом же, хоть с той знаменательной ночи сорокалетия уже прошло несколько недель, Глафира Александровна, как заведённая, неотступно размышляла о превратностях человеческого общения и о самой сути общения людей, сама несказанно удивляясь такому своему пристрастию, о чем до сорокалетия и подумать не могла, относясь к говорильне меж людей, как к удовлетворению естественной физиологической потребности человеческого организма.
Не понимая, почему, но более всего её занимало разумное общение умных людей. Конечно, если бы с ней не случилось амнезии во время утреннего сна после той ночи, то, безусловно, она понимала бы причину своего повышенного интереса к такому виду общения. Но, что есть - то и есть: это было ещё одной тайной для её разгорячённого рассудка, а мысли по этому вопросу приходили как бы сами собой. Что это были за мысли? Ну вот, к примеру, такие. О чём конкретно могут общаться друг с другом разумные люди? Какие темы они могут поднимать при общении? В каких формах? Бесконечные разговоры простых людей о тряпках, болезнях, сексе, еде, спиртном, спорте, деньгах... - это темы общения разумных существ или деградантов? Почему сложился стереотип, что настоящее общение предполагает обмен умными словесами, какие-то умоёмкие дискуссии, логически правильно выстроенные монологи и т.д.? Почему считается недостойным воспринимать общение, как взаимосоприкосновение душ людей, когда слова, диспуты, монологи с диалогами являются вторичными по сравнению с резонированием душевных эманаций? Ну и далее всё в том же духе.
К вящему удивлению как её самой, так и к шоковой поражённости привычного окружения Глафиры Александровны ответы на все подобные вопросы она могла излагать спокойным уравновешенным тоном так, как будто бы зачитывала текст с бумаги - стройно, убедительно, с апелляцией к серьёзному знанию сути вопроса, с каким-то неординарным внутренним настроем, который притягивал к ней людей, внимавших её откровениям буквально с раскрытыми ртами. И хотя поначалу многие люди конкретного мышления относились к её словам, как к некоему сумасбродству, впоследствии, после коллективных обсуждений, меняли своё мнение и старались запомнить каждое слово, произнесённое ею. В качестве примера подобного действа, можно привести выдержку из её прилюдных рассуждений за чашкой чая в красном уголке районного архива именно по существу процесса общения людей: "О бытовых проблемах, коли они важны для жизни тела, можно общаться и молча (!), без слов, без траты времени на нескончаемое переливание из пустого в порожнее. На самом же деле, разумным существам стоит общаться исключительно по проблемам уровня Творца сущего, то есть можно говорить о будничных вещах, но с точки зрения Творца, что подразумевает восприятие таких проблем как бы со стороны, исходя из принципа их комплексности при детальном анализе общей обстановки, внутри которой эти проблемы как возникли, так и должны быть разрешены. Пустой болтовни разумные существа не терпят, поскольку общаются конкретными свершениями.
Трепотня обо всём потребительском, пересуды на все лады знакомых, сплетничание, тупые словесные издевательства над более слабыми, молодыми и наименее искушёнными в словесных баталиях и других подобных словопрениях - это недостойно общения таких разумных персон, каковыми являются люди Творца. Вся данная словесная шелуха подобна бреханию собак просто от упоения голосовыми звуками, что вовсе не свидетельствует о разумности таковых особей - обычно равнодушных краснобаев, привыкших по любому поводу точить лясы в безбрежном режиме.
Общение же разумных представителей человечества - это явление гораздо более высокого порядка, когда создаётся общее ментальное поле объединённого разума общающихся. Мало того, что темы такого общения носят вневременной характер, они заточены на общечеловеческие деяния, преломлённые на конкретные обстоятельства происходящих событий текущей жизни как отдельного человека, так и всего общества в целом. В результате такого общения решения принимаются не в угоду своекорыстным интересам кого-то или какой-то организации, а как взвешенные суждения, можно прямо сказать, вселенского уровня, то есть любое, даже самое незначительное с точки зрения людей, решение принимается в процессе разумного общения на основе вселенских законов нравственности и справедливости. Можно ещё раз повторить, что разумные люди не занимаются пустой болтовнёй, поскольку общение между ними происходит ради прояснения каких-то неясностей в осмыслении ими мира или для нахождения разумного решения по конкретной актуализировавшейся проблеме в соответствии с общими законами мироздания, ибо в противном случае принимаемое решение будет ложным и в результате наверняка приведёт к каким-нибудь бедствиям".
Давнишние друзья, подруги, хорошие знакомые, коллеги, оправившись после первых шокирующих впечатлений от такой кардинальной перемены Глафиры Александровны, стали задавать ей массу вопросов по этому поводу, на которые ей не удавалось находить ответы даже для самой себя. Так что она попала в своеобразную вилочную ситуацию: с одной стороны, в её окружении нарастало отчуждённость людей, не понимавших, что с ней происходит, а с другой - она и сама упорно пыталась разобраться в происходящем, поскольку её прежние устои личного здравомыслия полностью разрушились после сорокалетнего рубежа. Когда же настоятельные вопросы окружающих довели её до состояния когнитивного диссонанса, она решила одолеть всю неясность происходящего с ней посредством мозгового штурма, посвятив ему в ближайшую пятницу ночное время по аналогии с той таинственной ночью своего сорокалетия.
Когда сгустились вечерние сумерки пятничного дня, Глафира Александровна опять устроилась поудобней в своём кресле и предалась размышлениям о переменах в своём облике, об изменении своего отношения к жизни, о невесть откуда приходящих к ней знаниях, которыми она ошарашивает поражённую её эрудицией публику. Уже стемнело. Мысли её медлительно кружились у неё в голове, постепенно убаюкивая её. Она и в самом деле уже находилась в полусонном состоянии, и ей всё тяжелее было бороться с обволакивающим её сном. Вот и часы уже пробили полночь, а ей так ничего и не удалось прояснить в отношении неразрешимых для неё вопросов. И когда после ещё примерно получаса мучительной борьбы со сном она уже почти заснула, всё её тело вдруг встрепенулось и напряглось, после чего наступило полное его расслабление. Но при этом сонливость напрочь исчезла, а перед её мысленным взором замелькали какие-то картинки и образы. Постепенно мелькание прекратилось и, как наяву, она увидела стоявших полукругом девять человекообразных фигур в блистающих одеяниях с прикрытыми масками сфинксов лицами. При этом по всему выходило, что привидевшееся ей действо происходило с ней в ночь её сорокалетия, а теперь передавалось ей в повторе. Послышался голос от стоящей в центре полукруга фигуры, обращённый лично к ней, сообщающий ей некую архиважную информацию. Всё, что было сказано, намертво впечаталось в её память. Пока суть да дело, но по завершении речи центрового картинка пропала так же внезапно, как и появилась, после чего Глафира Александровна мгновенно заснула.
Пробудившись поутру, она сразу же вспомнила своё видение, и, не мешкая, тут же записала на листе бумаги с точностью до запятой сообщённую ей информацию, которая представляла собой нечто чудесное, будоражащее ум и душу, распаляющее воображение и вселяющее в сердце надежду на лучшее: "Человек Творца - это разумное существо с бессмертной душой, по сути, являющейся частичкой Творца. Когда о ком-то люди говорят "душевный человек", это определяет человека бессмертной души, которому удалось в нашем мире, где ныне господствует мракобесие, а легионеры Тьмы устроили охоту на людей с бессмертной душой, сохранить свою душу в неприкосновенности и свободе осияния её эманациями внешнего пространства. Если сказать по-другому, то душевный человек - это человек с открытой миру душой, из которой изливается божественная энергия жизни, то есть он являет собой источник живительной энергии для всего живого в мире Земли, в чём, собственно, и состоит его божественная миссия. Он, как Солнце, одаряет энергией жизни всех и каждого, ведь её адресат - живой мир Земли, включая и её саму. По-иному он жить не может, поскольку, если он каким-либо образом будет лишён возможности делиться этой энергией с окружающим миром, то рано или поздно эта энергия, сравнимая со стихией огня, начнёт разрушать тот сосуд земной биоплоти, в котором она накопилась в переизбытке, то есть при переполнении её в духовном теле человека при изолированности от внешнего мира она разрушает энергетическую структуру биополя означенного человека. Но совсем другое дело - кто и как использует эту живительную субстанцию, полученную от душевного человека. Такой человек насыщает энергией жизни и животный, и растительный, и минеральный миры планеты ради стимуляции процессов их развития и совершенствования, а также делится этой энергией с людьми, у которых в силу различных обстоятельств случилось помрачение их душ, в результате чего существа Мрака перемкнули энергопотоки душ этих людей на себя, то есть фактически захватили их души в качестве вечного источника энергии для своих нужд и планов. Когда душевные люди делятся своей энергией жизни с людьми, души которых в той или иной степени захвачены Тьмой, они тем самым предоставляют шанс закабалённым людям освободить свои души из-под гнёта тёмных. Однако, далеко не каждый человек с полонённой Тьмой душой способен воспользоваться этим шансом: у людей, сознательно преступивших законы Вселенной, из-за чего они оказались в рабстве у тёмных, как правило, подавлена воля и заблокированы энергоинформационные каналы, что не позволяет им принять квант энергии жизни. Такие люди относятся к разряду пропащих, часто становящихся активными пособниками тёмных в их античеловеческой деятельности подобно преданным псам, высшая награда которых - возможность лизнуть руку хозяина. Люди же с частично закабалённой душой рано или поздно находят в себе силы и возможности принять квант энергии жизни как небесный подарок судьбы, чтобы через боль и страдания всё же высвободиться из щупальцев Тьмы. В связи со сказанным, одним из наиглавнейших смыслов жизни душевного человека является сотворение им своего персонально ориентированного формата передачи энергии жизни своей души живому миру Земли. Душевные люди делятся энергией жизни как при непосредственном контакте с другими людьми, так и опосредованно через различные виды деятельности - производство, продукты питания, услуги, искусство, ремёсла, жизненный уклад. Делиться этой энергией можно и через живое слово в процессе реального, а не телематического, общения с людьми. Это самый сложный способ передачи людям энергии жизни, но, в то же время, и самый эффективный... Теперь конкретно о тебе, благостная Глафира. До сорока лет ты пребывала в состоянии духовной летаргии, принимая от наших посланцев энергию жизни в незначительных объёмах только на мелкие утилитарные цели ради поддержания своего физического существования. Отсутствие с твоей стороны значимой активности по передаче энергии жизни души во внешнее пространство окружающего мира обороняло тебя от пристального внимания легионеров - охотников за душами людей. Твоё настоятельное желание получить от наших представителей совет на свою дальнейшую жизнь мы интерпретировали в качестве твоей личной готовности вступить в битву с Тьмой, передавая заблудшим людям энергию жизни твоей души. Знаем твой высокий потенциал как воина Света. В связи с этим мы благославляем тебя на подвиг одарения энергией жизни людей и живых существ трёх других миров планеты через живое Слово божественной вибрации. Наше благословение означает посвященческое подключение тебя к вселенскому роднику знаний, которые отныне вмиг будут доступны тебе всегда и везде по первому же твоему мысленному запросу. Итак, ты обрела Дар Творца - пробуждение своей души для божественных деяний. Действуй! И помни, что твоя духовная стезя, на которую ты вступила, не терпит остановок и передышек в духовной сече, что означает оставление в прошлом всех твоих жалоб, нытья, самобичевания и попыток вызвать жалость к себе. Теперь ты облачилась в блистательные доспехи Воина Света, и отныне твоя судьба - только вперёд к полному освобождению земных пределов от метастаз Тьмы. Ты заняла своё место в рядах наших светоносных ратей, и тебе обеспечена всемерная поддержка в духовной сече. Слава с тобой, Глафира!"
Внимательнейшим образом изучив этот завет, Глафира Александровна с удовлетворением осознала, что у неё больше не осталось вопросов о своём преображении, то есть произошла полноценная ментальная разгрузка её психики. Конечно же, со временем она расскажет своим духовным братьям и сёстрам обо всём произошедшем с ней, ну а другим в такой информации нет никакой нужды - для них крайне необходимо будет именно то, что она станет сообщать им в процессе общения с ними, дабы они смогли обратиться к Свету, в полной мере освободившись из тенет Тьмы.