Прослыл Иона Калистратович необычайно впечатлительным человеком. Легко возбудимым. Весьма эмоциональным. Глубоко чувственным. С гипертрофированно развитым воображением.
И была у него одна пожизненная тайна, которую он оберегал от кого бы то ни было пуще всяких драгоценных сокровищ. Тайна эта состояла в содержании сна, который регулярно, можно даже сказать - навязчиво, снился ему с раннего детства. Сюжетно сон был очень прост и немудрящ: по дороге, засыпанной ровным слоем пролитой горячим битумом щебёнки, бежал человек, в котором Иона Калистратович всегда ощущал самого себя, пытаясь оставить далеко позади асфальтовый каток, который, как будто бы обладая разумностью, упорно преследовал бегуна. Незамысловатый сюжет этого сна раз от раза незначительно варьировался, но в целом, можно сказать, снящаяся событийность фактически была одной и той же. Варьировался же сюжет сна лишь в одном - в скорости перемещения асфальтового катка и расстоянии между ним и бегущим человеком. Иногда каток был далеко от бегуна, двигаясь очень медленно, а бывали случаи, когда он несся с такой приличной скоростью, что почти догонял убегавшего, чуть ли не касаясь его кроссовок.
Сон этот до крайности будоражил всё его существо. В детстве по окончании этого кошмарящего сна Иона Калистратович каждый раз просыпался в холодном или горячечно-липком поту, после чего, как правило, в течение нескольких недель не мог прийти в нормальное состояние: от этого сна он испытывал весьма сильные эмоциональные переживания, неизменно вызывавшие у него на длительное время различные психические девиации - от парализующего ужаса до деструктивного безразличия. Причиной же всех этих панических реакций являлась недвусмысленно демонстрируемая ему в сновидении возможность его погибели под асфальтовым катком.
Повзрослев и научившись анализировать различные жизненные ситуации, он стал соотносить скорость движения катка и ненулевую вероятность закатывания его самого в дорожное полотно с тем, что с ним происходило в тот или иной период его текущей жизни. Со временем он понял, что фактическая угроза попадания бегущей персоны под валок катка знаменовало наступление для него в реальности каких-то тяжелейших испытаний, а фривольная трусца бегуна вдали от этой грохочущей махины - благоприятную ситуацию в его жизнедеятельности. Разгадав смысловую подоплёку сна, с завидным постоянством посещавшего его в лунные ночи, Иона Калистратович слегка расслабился и успокоился, постановив для себя, что данное сновидение насылается на него высшими силами, очевидно, для успокоения его расшатанных нервов в качестве помощи ему в виде предупреждения о конкретной возможности его личного бедования.
Как-то, проезжая на автобусе мимо участка дороги, полотно которой частично ремонтировалось дорожными рабочими, он невольно засмотрелся на работу асфальтового катка, методично, неотвратно и тяжеловесно укатывающего асфальтовую массу в твёрдую, блестящую, ровную поверхность дороги. В воображении Ионы Калистратовича сразу же возник эпический образ монстра, своим передним массивным валком раскатывающего в ровное однородное полотно людишек, беззаботно копошащихся перед ним, абсолютно не ощущая опасности его давящего наката на них в следующее мгновение. Среди этих людишек, пребывающих в восторженно-позитивном настроении при сознательном нежелании хоть что-то знать о неизбежности своей судьбоносной предназначенности к использованию в качестве технологического материала для ведущейся укладки дорожного полотна нового мирового порядка, в его воображаемой картинке были и тихони, и творческие личности, и ярко выраженные общественные смутьяны. После того, как монстр своим широким валком проходил места самозабвенного в радости и довольстве копошения простолюдинов, в последние мгновения своей человеческой жизни с наслаждением вкушающих при этом велико приятственные земные прелести своего маленького счастия, всё становилось однородным, и эта однородность не нарушалась ни ласковыми лучами солнца, ни ливневыми потоками дождей, ни буйством разгулявшихся ветров - все находились в состоянии максимально возможного единства уравненного асфальтовым катком вещественного состава дорожного покрытия проезжей зоны автобана.
Эта мимолётная образная картинка почему-то крепко запечатлелась в памяти Ионы Калистратовича. Но что самое поразительное - её образ, спустя некое непродолжительное время, начал являться в его реальной жизни ему чуть ли не воочию. Данный фантом вместе с периодически навещавшим его сновидением сотворили с ним нечто совершенно необъяснимое: ему стало казаться, что он и днём, и ночью подобно тому бегущему человеку из его сна пытается предотвратить навал на себя асфальтового катка, который как необычайно умный монстр непрестанно преследует его, куда бы он не направился и чем бы ему не приходилось заниматься. В его психике возник образ некоего, с задатками полуреальности, умопомрачительного бинара, для одной части которого смыслом жизни являлись нескончаемые попытки к тому, чтобы не быть закатанным в дорожное полотно, а другая его часть не желала успокаиваться, пока не раздавит до состояния прозрачного блина первую часть, которой временно удаётся умело ускользать от итоговой сценки заключительного акта пьесы жизни.
Реально же в жизни данное антагонистическое единство выглядело крайне противоречиво - что бы не делал Иона Калистратович к удивлению, зависти или осуждению многих его сотрудников и коллег он, в принципе, не способен был трудиться в режиме убаюкивающе спокойной размеренности, поскольку всегда, что называется, "гнал", то есть мало того, что, как заправский трудоголик, буквально дневал и ночевал на рабочем месте, так он ещё, мобилизуя весь свой потенциал, стремился выполнить порученное дело как можно быстрее, работая в бешеном темпе, как будто страшился куда-то безнадёжно опоздать или что-то необычайно важное упустить на пиршестве жизни.
Вполне естественно, ему многое удавалось совершать весьма эффективно и оригинально в сжатые сроки, но практикуемый им ускоренный темп работы имел и обратную сторону - такая часто нерациональная торопливость периодически приводила к отрицательным результатам его деятельности, поскольку нескончаемая спешка вынужденно сопровождалась недостаточной проработанностью спорных решений, когда многое делалось на "авось" из-за отсутствия времени на доскональное рассмотрение возникающих по ходу дела вопросов и принимались к реализации первые пришедшие на ум варианты решений по оперативным вопросам, к чему надо ещё добавить опять же вынужденное пренебрежение тщательным контролем процесса выполнения проектных заданий и перепроверкой результатов работ. В итоге, общее количество его успешных проектов не сильно отличалось от числа провальных.
И тогда напрашивается вопрос о том, что же всё-таки заставляло его "гнать" по жизни? Сформировавшийся у него в сознании упоминаемый выше бинар спровоцировал образование у него психической установки, в соответствии с которой ему представлялось, что, если он будет медленно работать и терять время на второстепенные, по его мнению, вопросы, к которым как раз и относились всякие дополнительные тематические доработки, контрольные мероприятия и проверочные процедуры, то он вряд ли успеет реализовать за время своей жизни имеющийся у него личный творческий потенциал, то есть в аллегорическом представлении ему виделось, что при условии вялости своих работных усилий его сразу же догонит асфальтовый каток, чтобы закатать его вместе с другими профанирующими простофилями в дорожное полотно, по которому затем будут царственно разъезжать авто хозяев жизни. Так он и мчался по жизни, убегая от мнимого дорожного катка, который, тем не менее, воспринимался им как вполне реальный объект, непрестанно и безостановочно стремящийся настигнуть его, лязгая своим механизмами у него за спиной, повсюду, где бы ему не приходилось производить какие-либо работы.
И всё же, жизнь - есть жизнь: если эфемерный асфальтовый каток имел неограниченный срок службы, то потенции биологического организма Ионы Калистратовича были не беспредельны, что с определённого возраста он стал замечать всё более явно, ибо его жизненные силы стали заметно идти на убыль. При этом его воображение услужливо рисовало перед его внутренним взором картинку с устойчиво сокращающейся дистанцией между бегущим человеком и ускоряющимся дорожным катком...
Как-то раз при очередном посещение его этим несносным сном в сновидении он смог увидеть, как монстр асфальтового катка всё же догнал бегуна, наехав на него всей своей многотонной массой, после чего от человека, так упорно избегавшего в течение всей своей жизни крайне омерзительного закатывания себя в структуру полотна дороги, осталось лишь мокрое пятно на многоцветной палитре дороги, состоящей из миллиардов укатанных до него человеческих особей.
Проснувшись и немного отойдя от приснившегося кошмара, Иона Калистратович отчётливо понял, что его жизнь завершена. От этого понимания он не запаниковал ввиду того, что в своё время прошёл тайный обряд братания со смертью, по причине чего уже продолжительное время не испытывал страха и ужаса от неизбежности своей кончины. Наоборот, он неожиданно ощутил полное удовлетворение собой, и даже радость от того, что всё же очень много успел совершить в жизни при понимании того, что все его труды вершились ради сохранения на планете человеческого вида жизни. Асфальтовый же каток олицетворял для него силы зла, которые всеми возможными способами ежесекундно стремятся уничтожить человечество подчистую, дабы о нём на планете не осталось вообще никаких следов.
В этом отношении ему удалось заставить эти силы долго гоняться за ним, тратить на противодействие ему значительное количество своих, как теперь стало известно, небезмерных ресурсов. Он всегда прекрасно осознавал все перипетии своей борьбы со злом, знал его сильные и слабые стороны, постоянно используя это знание на пользу простым людям, не посвящённым в изуверские планы злыдней по отношению к ним. Да, по своей природе он был бойцом с силами зла, в отличии от всех тех позитивистов, что в пацифистском угаре сознательно ослепляли самих себя мировоззренческим лицемерием при полной блокировке собственного инстинкта самосохранения в следствие своей несусветной глупости, при этом убаюкивая и окружающих сказками о праведности непротивления насилию над человеческим естеством адекватными мерами, после чего трусливо разбегались по своим норам перед победной поступью легионов злыдней.
На своём веку Иона Калистратович, что называется, под завязку насмотрелся на множество реальных случаев, когда такие милые, белые, пушистые, восторженные позитивисты безжалостно давились непомерной тяжести катками сил зла. При этом ему в принципе было непонятно, почему эта продвинутая (в итоге, правда, оказавшаяся безвольной с весьма ограниченным миропониманием) масса позитивистов, которая и перед своим уничтожением продолжала проповедовать об отсутствии зла как такового, тем самым сознательно обрекая себя и своих последователей на роль жертвенных агнцев, с неприкрытым самоудовлетворением позволяла распоясавшимся злыдням приносить себя в жертву на алтаре Мамоны, что олицетворяло принципиальное отрицание ими первозамысла Творца?! Всё это было выше его естественно природной разумности, ибо ответа на этот вопрос он так и не смог найти.
Сам же Иона Калистратович знатно повоевал за идеалы человечности с разнообразными порождениями мира Тьмы. Однако, ныне его время вышло: мысленно подведя итог своей жизни, он отошёл в мир иной с гордостью за себя, как исконного человека Земли, при стойкой уверенности, что на его место уже заступил молодой дерзновенный боец с вселенским злом...