Первым начал сбоить Алёша Попович. Снял шлем, поскрёб по нему толстым коричневым от табака ногтем. Заметил своё отражение в полированной стали и стремительно отворотился. Даже зажмурился, чтобы не видеть.
- Не личит оно меня, - проговорил, - это обмундирование. Лубок какой-то... деревенщина. И вообще, вся эта затея... - он пошевелил пальцами, подбирая слово.
- Упадочная, - подсказал Добрыня Никитич. - Декаданс и хованщина.
- Вот именно! - согласился Алёша, хотя о декадансе слышал впервые. - Нам бы сейчас в баньке попариться, девок потискать, а мы железяками трясём, как во поле берёза.
Досадливо махнув рукой, Алёша возвернул на голову шлем-шишак, попытался пристроить его удобнее - наносник мешался, как песчинка в ботинке. Богатырь отогнул его кверху, на тюркский манер.
- Так-то оно так... - прогудел Илья Муромец.
Во тёмных деревах беспокоился удод, зарево над зеленеющим полем полыхало в полную силу, где-то в лощинке щебетал ручей - картина выстраивалась пасторальная, исконно русская. Илья Муромец подгрёб палкой угли (богатыри расположились у костра) и ещё раз вздохнул.
- Меня вот, что смутило... - заговорил Добрыня. Заговорил последовательно и умнО; текст он обмозговал заранее и даже проговорил про себя. - Очки профессора - раз.
- Очки, как очки, - откликнулся Алёша. - Очки, как раз, стильные.
- Он прятал за ними глаза. А когда снял, - парировал Добрыня, - оказалось, что глазки-то за ними бегают. Плутовские, доложу я вам, глазки.
- Сожрать его надо было! - подначивая, хохотнул Алёша.
Добрыня ответил, что такой вариант развития событий нельзя было исключить.
- Профессор напирал на когнитивно-энфазийное расстройство. Это второй пункт. Однако я заглянул в его лицензию, покуда вы препирались. Док недостаточно компетентен для такого диагноза.
- Сожрать! - кривляясь, выговорил Алёша. - С кишочками и потрошками.
- Наконец, взывает сомнения его способность...
- Что предлагаешь? - басанул Илья. Он не любил кучерявого изложения, любил, когда лаконично и доходчиво.
Добрыня пожал плечами. Сказал, что предложение с баней заслуживает рассмотрения:
- Ежели это единственная оферта на повестке дня. Отдохнём. Развлечёмся.
- Да что уж баня, - Илья резко и сильно ударил по углям, столб искр устремился в фиолетовое небо. - Сколько раз уже такое бывало. Алёшка налижется и заснёт, ты прилипнешь к молоденькой дворянке, станешь домогаться. Срамота!
Добрыня пунцово покраснел и что-то пролепетал в своё оправдание. Илья не расслышал, но переспрашивать не стал. Алёша любовался солнечным диском, который (из-за низкой облачности) сделался оранжево-жёлтым, гневным.
- За водой схожу, - сказал Илья.
- Всеми пойдём! - встрепенулся Алёша. - Как уж тебя отпустить?
Спросил, можно ли взять палицу:
- Лук мне как-то не идёт... надоел он мне. И стрелять из него я не умею.
Илья разрешил.
Добрыня поправил меч, Алёша перекинул в руке Илюшину палицу, улыбнулся.
Тропинка, что вела к роднику (вполне себе нахоженная) огибала дуб, и как только богатыри зашли за него, оказались в глубочайшей тени - хоть глаз коли. Чья-то нога немедленно поскользнулась на вечерней росе, кто-то мелодично матернулся на хлестанувшую по физиономии ветку, ухнул филин, метнулась летучая мышь... но чья именно была нога... и ветка... и физиономия, и филин разобраться не существовало возможностей.
- Я вам обоснованно заявляю, профессор - типичная сволочь.
- Не говори так, - урезонил Илья. - Он деньги зарабатывает. Небось, дом, семья, родители престарелые. Семеро по лавкам.
- Нет у него никого, - клеймил Добрыня. - Я вас умоляю. Какая баба выйдет за такого проходимца?
К разговору подключился Алёша, сказал, что разные бывают случаи:
- За проходимца не выскочит, а за проходимца с деньгами - запросто. В Ростове, припоминаю, жила одна бабёнка, вдова не совсем ещё пожилая... дак что я вам рассказываю, вы и сами её прекрасно знаете...
- Цыть! - оборвал Илья. - Об Акулине ни слова! Иначе опять разругаемся.
Студёная вода приятно освежала. Алёша ополоснул лицо, Добрыня вымыл руки, Илья плеснул на шею и за воротник, блаженно повёл сажеными плечами, когда ручейки побежали по спине.
Алёша зябко поёжился и выразил сомнения в целесообразности такой дикарской водной процедуры. Вынес на рассмотрение другое предложение:
- Раз уж мы косточки размяли, господа, давайте метнёмся к трактиру. Тут недалеко, в двух шагах, у развилки. Я знаю эти места. Там ещё камень путеводный установлен татарами... или монголами - я в них не разбираюсь.
- Я - за! - быстро согласился Добрыня.
- Раздавим пузырёк, - Алёша подкинул на ладони палицу, прикидывая её вес. - Энтузиазма для.
- На сон грядущий, - вставил Добрыня.
- Что нам пузырёк? - задумался Илья. - Так - щекотание в горле.
- Вот именно! - Алёша.
- Детский лепет! - Добрыня.
- Возьмём два. - Алёша. - Лучше - три. Или дюжину. Чтобы не бегать два раза.
- Корчмарю глаз подобьём, - Добрыня. - Для забавы.
- Нельзя! - отрезал Илья, хотя, было заметно, что отказ дался ему не без душевной борьбы. - Профессор предупреждал - ни-ни! Метода может не сработать. Вот найдём врага, разобьём наголову, тогда уж...
- А что если мы не найдём Зме...
- Цыть! - Илья вскинул руку. - Нельзя произносить имена. Говорим просто - врага.
Добрыня недобро прищурился, процедил сквозь зубы, что и в таком ограничении присутствует нечто убогое:
- Если я называю врага врагом, он ведь не становится мне другом, верно?
- Ну... так, - согласился Илья.
- Тогда почему я не могу назвать Змея Горыныча Змеем Горынычем? Прокиснет он от этого?
- Да не он! - взревел Илья Муромец. - А мы! На него мне плевать! И не факт, что именно Змей Горыныч станет нашим врагом!
Глаза богатыря вращались, кулаки сжимались, он являл собою угрожающее зрелище. Вечер переставал быть томным.
- Давайте, - согласился Алёша. - Токмо, мужики, не вертитесь ночью сверх меры. Я сплю чутко, просыпаюсь.
- Совесть тебя мучает! - огрызнулся Илья. Он припомнил Акульку с её высокой белой грудью и косой до самых чресл, в душе возникло томное, сосущее чувство, какое бывает, когда зимою садишься голодный у печи и смотришь, как поднимается и печётся хлеб...
Взошло солнышко в положенный ему час, забелел горизонт, застрекотали кузнечики. Илья открыл глаза и лежал не шевелясь - смотрел в небо. Он бывал там тысячу раз, но так и не понял, какое оно? Ласковое? Грозное?
Бодрая весенняя муха напомнила о своём существовании, Алёшка отмахнулся во сне, насекомое перелетело на богатыря среднего.
- Ох, лето красное! любил бы я тебя, - проговорил Добрыня, изготавливаясь к шлепку. - Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
- Кто это сказал? - удивился Илья. - Ты?
- Нет, конечно... - признался Добрыня нехотя. Прихлопнул муху. - Один поэт. Пушкиным кличут.
- У меня такое предложение, - сказал Добрыня и приподнялся на локте. - Тут неподалёку Яга обретается. Давайте посетим её с дружественным, так сказать, визитом. Пусть старуха посмотрит. На цельность образа, на соответствие действительности. Она воробей стрелянный, быть может, присоветует чего.
Богатыри задумались. Общение с Ягой не сулило ничего приятного, однако отрицать, что старушенция была "воробьём стрелянным, способным присоветовать дельное" не представлялось разумным.
Избушка располагалась на ухоженной закрытой поляне. Лет десять или двенадцать тому назад баба Яга высадила по периметру участка плодовые деревья, теперь они поднялись и цвели. "Это ещё что, - радовалась старушка. - Осенью я прямо из оконца смогу яблочко сорвать... не исключено, что молодильные уродятся".
Баба Яга прибиралась на крыльце, подметала, напевала, крутила костлявым своим задом в такт мелодии. Богатыри появились в просвете меж дерёв.
- Мама дорогая! - Яга выронила веник и попятилась.
В стане богатырей воцарилось значительное замешательство.
- Вот тебе и цельность образа, - пробасил Илья. - Вот тебе и естество декораций. Кажись, старуха язык проглотила.
- Пойдём отсюда, ребята, - высказался Добрыня. - Дело ясное. Найдём профессора и наваляем ему по первое число.
- Сожрём?
- Скорее всего.
Меж тем, мадемуазель Яга справилась с волнением, оценила обстановку и, прочистив горло, заговорила:
- Никак Илюша Муромец ко мне заглянул? А кто это с тобой?.. Совсем я к старости слаба глазами стала... да и ум яснее не становится... Алёша Попович, ты ли это, голубчик? Ах, как я рада тебя видеть! Я ить тебя мальчонкой ещё нянчила. От такусенький ты был, длиной с полулитровку "Столичной", не больше! А шустрый, как скарлатина! Змея Горыныча бывалочи за усы таскал, ага... трепал и улюлюкал.
Добрыня выдвинулся на передний план, баба Яга признала и его. Пересказала эпизод знакомства и даже всплакнула на радостях:
- Кто это вас так, ребята, ухандокал? - спросила. - От жисть пошла... ни охнуть, ни вздохнуть. А хотите, я самоварчик растоплю? с можжевеловыми веточками? Я мигом! Как молния!
Богатыри переглянулись. Точнее, Алёша и Добрыня посмотрели в лицо Илье Муромцу.
...за чаем и разговор побежал веселее. И то сказать, выставила бабанька кренделей, варенья, мёд, наливки четвертинку. Разомлели богатыри.
- Завёлся в наших краях профессор, - заговорил Добрыня. - Слыхала?
- Слыхала, батюшка, как не слыхать? Я ить хоть и в чаще живу, однако, в ногу с остальным миром.
- Вот именно - с миром. Убедил нас профессор с агрессией бороться, аргументы приводил...
- Пёс с ними, с аргументами, - перебил Илья. - Здоровье уже не то. Поясницу ломит, в груди гудит. Сердце иногда так зайдётся - дух вон. Негоже нам кулаками размахивать. Ратное дело боле не для нас.
- Ага, ага, - сухонькой головкой кивала старушка.
- Профессор предложил терапию, - Добрыня кольнул Илью взглядом, требуя не перебивать. - Обещал избавить от агрессии. От синдрома негодяя освободить и комплекса насилия. Сказал, нужно в первую очередь победить своего внутреннего врага.
- Женщинам скидок нету? - дипломатично осведомилась Яга. - Я бы тоже подлечилась. Стервозной становлюсь, очарование растратила.
- Так-то оно так... - выдохнул невпопад Илья. - Но...
- Но гложут нас сомнения! - выпалил Алёша. - Всё ли мы правильно делаем? Достоверно ли?
- А чего же, батюшка? - изумилась Яга. - Всё у вас прилично, как у настоящих богатырей. Коней вам токмо не хватает.
- Дак...
- Понимаю, - всплеснула лапками Яга. - Технические сложности. Промежность у вас одна, ребята... да и тяжёлый ты, Горыныч... ой! - Старушка захлопнула рот ладошкой. - Кажись, проговорилась! А этого нельзя - профессор мне брошюру прислал, но я ещё не дочитала.
- Ладно уж, - средняя голова (Илья Муромец) кивнула. - Чего уж прятаться-рядиться? Свои люди.
- Иными словами, - спросила левая голова, - одобряешь ты наш камуфляж?
- Одобряю, Добрынюшка, - кивнула старушка. - Одобряю всем сердцем.
- Тогда мы пойдём? - правая голова (Алёша Попович).
- С Богом, касатики! Терпимость и терпение вам в помощь!
Змей Горыныч покинул избушку, Яга ещё долго заглядывалась ему вслед, махала платочком. Потом сплюнула через левое плечо и задумалась: "А кто же ему станет врагом?"
Враг появился, как и положено по канонам, на краю поля в дыму и всполохах пламени. Выглядел он престранно...