Часам к четырём он приехал на теннисный корт, минут десять толкался промеж галдящей молодёжи - ждал окончания "репетиции", - затем проник в раздевалку, аккуратно (как птичка) уселся на табуретку, склонил голову набок и затих. "Воняет здесь чем-то... - повёл носом. - Должно полагать, потными телесами".
Аксаков Иван Иванович заметил виолончелиста не сразу (в просторной раздевалке). "Я же просил, до шестнадцати тридцати не являться", - упрекнул. "Разве? - Криндер виновато оглядел свои ногти. - Значит, я неправильно понял установку. Решил, что важно управиться до этого времени".
Одет был Аксаков до небрежности просто. Кеды за двенадцать копеек, футболка, растянутая на коленях, хэбэшные треники "Робин Гуд" и бейсболка "I love NY". Только часы "Роман Джером" (за четверть миллиона долларов) выдавали состоятельного человека.
"Какого ляда он не снимает их перед репетицией? Фетишист, что ли?"
Криндер лукавил, заявляя, что не понял слов Аксакова. Он явился раньше специально, чтобы проверить намерения заказчика: прервёт тренировку - важно. Заставит ждать - ерундистика. Можно плюнуть и растереть.
Прервал. Примчался... на крыльях любви.
- Одну минуту. Я должен принять душ.
- Зачем? - осведомился Криндер.
- Что значит, зачем?
- А ты не думал, что тело выделяет пот неспроста? Быть может, он необходим организму и нет смысла его смывать?
Криндер (в очередной раз) неприятно смутил Аксакова. "Пусть так", - согласился. Вытер лицо полотенцем, перекинул его на плечо.
- Выпьешь?
- Если предложишь.
Аксаков предложил... что ещё раз подтвердило важность встречи.
В бокалах "вечерним звоном" заблестел виски. Криндер приподнял, полюбовался, однако пить не стал. Аксаков пригубил.
Пригубив, выговорил:
- Я нашел Паренского.
- Чего ради?
...Опуская неинтересные подробности можно поведать следующую бизнес-предысторию. Россия. Девяностые годы прошлого века. Имеют место быть два компаньона-голодранца. Объединив ментальные усилия (а также скупленные у населения "за бутылку" ваучеры), компаньоны становятся владельцами кондитерской фабрики в глубоко уездном городе.
Паренский Фёдор Ильич (он учил в институте французский язык) объявил Саранскую губернию бесперспективной, предложил немедленно продать кондитерскую мануфактуру и вложить средства в... авиацию. "Почему нет? - спросил он и помахал руками, как крыльями. - Лётчик высоко летает, много денег получает, вот за что я лётчика люблю..."
Купили престарелый самолёт ТУ-154-2-Б. Пассажирских перевозок не осуществляли, возили из Восточной Европы в Казахстан товары народного потребления.
Аксаков (он имел экономическое образование) толково поставил дело с контрабандой. Возили крепёж: болты, гайки, шайбы, шурупы, саморезы. Оформляли транзитные контракты, пересекали границу... потом часть груза "сбрасывали" в Екатеринбурге безо всякого таможенного очищения и без малейших пошлин. Из Ёбурга товар везли в центральную Россию наземным транспортом - фурами и составами.
Схема идеальная.
Во всяком случае, так казалось.
Когда бизнесменов "прихватили"...
Естественно арестовали обоих. Естественно Следственный комитет располагал однозначными материалами. Кроме того, многое удалось обнаружить в результате обысков - за несколько лет компаньоны утратили бдительность.
...первым на допросе "запел" Паренский. Ему начислили меньше.
- Ты своё отсидел, - проговорил Криндер. - Он, вероятно, тоже рассчитался. К чему ворошить прошлое?
- Я и не собирался, - ответил Аксаков. Тоном проговорил невозмутимым, ровным.
Холод и равнодушие удивили Криндера, он кольнул собеседника кратким взглядом и возражать не решился: "Послушаем. Сам расскажет".
Так и получилось. Аксаков опустил в бокал с виски указательный палец, покрутил. Признался, что приглядывал за Паренским.
- Так... любопытства для. Он неплохо устроился. Новая фамилия, жена, дом... небольшой бизнес.
- Тебя это раздражает?
- Не разговаривай со мной, как психолог, - попросил Аксаков. - Плевать мне на него... и на мои десять потраченных лет.
...В узких кругах (всего полудюжина ближайших знакомых) ходила байка, как однажды Иван Аксаков просидел в одиночной камере четырнадцать суток. Проиграл их в карты. Проиграл специально, намерено, в самом начале срока, чтобы создать себе имидж урки фартового. Кроме того, выдержать столько дней в одиночке не каждому по плечу. Своеобразная демонстрация силы.
Впрочем, забраться в карцер невелико достоинство (для сидящего по строгому режиму), посему пришлось проигрывать не только часы, но и деньги. Сто долларов - астрономическая сумма для того времени.
Деньги принесла жена (первая) Наталья. Выждала положенные после суда шесть месяцев, подала прошение, добилась свидания. Деньги передала изо рта в рот - Иван поперхнулся (не сразу сообразил, что происходит), переместил языком купюру за свою щёку.
Потом деньги нашла охрана (на регулярном шмоне): "Где взял?" "Нашел". "Как нашел?" "Очень просто. На прогулке". "Кто же их обронил? Карлсон?" "Не могу знать".
Посмеялись. Надели наручники. Вытолкали в коридор. Перевернули вверх дном камеру. Составили акт.
На следующий день сокамерники обалдели: Аксакову переменили бельё. Невероятно! Немыслимо! Всей камерой они писали "петиции" на имя начальника тюрьмы (вши и клопы заедали), реакции - ноль! А тут - новенькому! через полгода! - сменили матрас и одеяло.
Так охрана "отработала" деньги. Плюс целую неделю "рыбкин супчик" варили гуще обычного. Он интимно поблёскивал комбижиром.
Впрочем, эту и следующую неделю Аксаков провёл в карцере.
- Тогда что? - спросил Криндер, искренно заинтересовавшись.
- Понимаешь... мои ребята раскопали, что у Паренского счёт в швейцарском банке. Недавно американцы подняли волну, решили поживиться за счёт украденных денег, акция под эгидой "грабь награбленное". Потребовали от швейцарцев выдать информацию по некоторым счетам... в результате стали доступны интересные мне данные.
- Разве у тебя разве не было подобных счетов?
- Были. У кого их не было?
Аксаков замолчал. По его шее стекала капелька пота, Криндер следил, как она огибает складки кожи, затем (добравшись до ворота майки) смачивает ткань.
- Я уверен, что Федька дал показания умышленно.
Криндер вскинул брови.
- Чтобы спасти эти деньги. Своё Эн-Зэ, - договорил Аксаков. - Он с самого начала знал, что так получится.
В тридцатых годах прошлого (двадцатого века), в Одессе сформировался обычай носить два бумажника. Логика проста, как апельсин: если настигнут гопники (что случалось нередко) - отдаёшь кошелёк номер один (в котором присутствует дежурная двадцатка). Отдаёшь и смотришь на грабителей честными оскорблёнными глазами. Основная мошна (номер два) таится глубоко под исподним.
Паренский поступил схожим образом: он "слил" компаньона и часть своих счетов. Основная доля осталась нетронутой.
- Хочешь, чтобы я его убил? - спросил Криндер.
Ответ последовал не сразу, но прозвучал чётко:
- Да. Я хочу, чтобы ты его убил. - Аксаков протянул конверт. - Здесь адрес и текущая фамилия. Аванс переведён на счёт...
Криндер спешно кивнул, давая понять, что деньги не главное.
Из спортивной сумки Аксакова выпал мячик (зелёный теннисный), пропрыгал по кафельному полу; Криндер посмотрел в окно, за окном волновался клён.
- Например, я должен спросить, желаешь ли ты, чтобы он мучился? Или умер быстро?
- Мне всё равно, - ответил заказчик. - На твоё усмотрение.
"Судя по скорости ответа, - понял Криндер, - Фёдор Паренский перебрался из категории "настоящее" в категорию "прошлое"... и хорошо, и правильно. Быть посему".
Возникли неприятные сложности с концертным графиком. Криндер функционировал в составе Губернаторского симфонического оркестра. Стоял октябрь - сезон выступлений. Проще всего было сказаться больным и потребовать неделю вакаций, однако такое оправдание унижало человеческое достоинство. Криндер соврал, что у него умер двоюродный брат. Нечто киношное ("Берегись автомобиля") присутствовало в примитивном вранье, однако сработало оно безукоризненно - пять дней дирижёр выделил без звука. Даже пожал руку, сочувственно заглядывая в глаза.
...На последней странице партитуры у дирижера лежала записка (быть может, это враньё?): "Скрипки - слева, виолончели - справа". Дирижер заведовал симфоническим оркестром без малого пятьдесят лет; за такой период времени не мудрено забыть несущественные нюансы.
Билеты и гостиницу Криндер забронировал на свою фамилию. Почему? Присутствовали два момента. Во-первых, риск был минимален. Криндер знал адрес, в бумажнике лежала фотография. Небольшой толчок, и (несчастный случай) Паренский попадает под машину. Или укол шилом в печень - смерть быстрая и лёгкая, а, главное, без малейших шансов обыскать убийцу.
Во-вторых, присутствовали обоснованные сомнения: "Да или нет?.. Аксаков сказал: Федька. Не Фёдор и не господин Паренский. Сказал, что Федька дал показания. Значит сомневается. Нет, не так, сомнений нет, но остались отношения. Паренский - часть его молодости. Убив его, я уничтожу кусок Аксакова. Позднее, через год или два, это ему не понравится".
Ночью (перед сном) наплыло предположение, что психология отношений "заказчик-заказанный" не касается киллера: "Как же не касается? Я и есть основной психолог... утрясающий конфликты".
От вокзала до гостиницы - рукой подать. Прогулочной яхтой Криндер фланировал мимо кряжистых ясеней, отстукивал кончиком зонта по мостовой в такт шагам и казался самому себе пожилым дворянином (к слову, кое-какие породистые корни у него имелись), вернувшимся в родное гнездо после затяжных и утомительных гастролей.
В голове вертелась мелодия... что-то старое, наполовину игривое: "Не слышны в саду даже шорохи... ах, Самара-городок неспокойная я..." - вроде этого.
"Сие практически невообразимо!"
Каменные колонны забора (с вазами на вершинах), витые кованые прутья, над кустами клубники, на т-образных подставках натянуты струны-верёвки, объёмная ситцевая баба в фартуке вешает бельё. К колышку привязана коза с осмысленным выражением в глазах. Поодаль синеет маковка церковки, звонарь взбирается на колокольню, трясёт клобуком.
"Поленов, - подумал. - И никак иначе. Московский дворик, рай... а вокруг этого оазиса грохочет двадцать первый век с его нелепым нагромождением стекла на бетон".
Гостиница контактировала с улицей посредством "шлюза" - глухой деревянной двери на чугунных петлях; запирался этот "барьер" металлической гнутой щеколдой и она тоже умилила своей провинциальностью.
Мадемуазель за стойкой регистрации подала анкету и проговорила: "Цените! В каждом номере у нас произведения искусства!" - женщина хвасталась, но Криндер не обратил внимания, и улыбнулся, только войдя в номер. На стене висела роскошная репродукция Айвазовского. К счастью, не "Девятый вал", а "Лунная ночь".
Криндер пересёк комнату, тронул штору, прочитал записку на столе. Записка предупреждала, что холодильником следует пользоваться бережно и осмотрительно; мужчина опять улыбнулся - он попал в заповедник. Тридцать пять лет тому назад, когда Криндер выполнял первый заказ, он жил (и волновался) в точно такой же гостинице: "Только рамы были деревянные... пластик появился позже".
Лёг на кровать поверх покрывала, ботинки не снял (так захотелось), взгромоздил их на спинку. Вынул из бумажника фотографию и вгляделся, пытаясь вообразить, как изменился господин Паренский за прошедшие годы. Паренский носил фамилию Плауман (ныне). Игорь Арамович Плауман.
"И.А. Плауман. Пиджаки, жилеты, брюки". Ниже, очевидно позднее было дописано: "Ателье". Ещё ниже: "Располагаем приличным материалом. Недорого".
Криндер пробежал глазами по табличке (без малейшего интереса) и вошел. Внутри было тихо и светло. В плетёном кресле сидела женщина, читала книгу. Рядом на круглом столике стояла фарфоровая чашка, она светилась - луч солнца попадал прямо на неё.
Ателье занимало нижнюю часть трёхэтажного жилого дома, и было как-бы... утоплено в землю. "Цокольный этаж" - так называются подобные помещения, но Криндер позабыл слово "цокольный".
Вдоль стены, к узким высоко расположенным окнам хозяйка устроила цветочную горку. Цвели "фиалки!" - мужчина узнал цветы и обрадовался своему узнаванию.
Хозяйка отложила книгу:
- Что вам угодно? - спросила.
- Я слышал, вы неплохо шьёте.
- Кто вам сказал?
Женщина смягчала букву "л", она звучала почти как "у", получилось: Кто вам сказау?
Криндер не удивился вопросу:
- Ходят такие слухи, - ответил. Спросил в свою очередь: - Это неправда?
- Нет, почему же... - она замолчала.
По комнате пролетел ангел.
Чем именно - непонятно, но Криндер определённо не понравился женщине, это чувствовалось однозначно. Хотя и тщательно скрывалось.
- Хотите костюм? - заботливо спросила она. - Или просто пиджак?
Разговор строился исключительно из вопросов, и это было забавно.
Криндер спросил, как она догадалась. Она уточнила:
- Догадалась о чём?
- Разве мой пиджак так плох?
- А чего в нём хорошего?
Из задней комнаты появился мужчина (Плауман-Паренский), Криндер узнал его без труда. Игорь Арамович что-то жевал, к подбородку прилипли крошки. В воздухе появилась луковая нотка.
- Будем шить пиджак? - сходу спросил он.
После такой реплики Криндер не выдержал и рассмеялся. Потребовал объяснений, что не так с его пиджаком.
- Шерсть на правом плече вытерлась, - проговорил портной Плауман. - Точно её побило воспитанной молью. На груди схожая плешивая область... Мне продолжать?
Подняв ладони, Криндер капитулировал, сказал, что отдаётся на волю портному.
- Делайте со мной, что хотите, но я не виноват! - Признался: - Я виолончелист. Правое плечо вытерла лямка чехла.
- Он тяжелый?
- В чехле я ношу ноты.
- А грудь?
- В эту точку, - Криндер непроизвольно поднял руку, коснулся, - упирается виолончель.
- Теперь понятно, откуда у вас мозолистые пальцы.
- От струн! - воскликнул Криндер. - Струны виолончели титановые!
- Ляля, ты приготовишь нам чай? - вопрос адресовался женщине. Та кивнула и вышла из комнаты.
Из кармана жилетки возник портновский метр, в микроскопическом блокнотике мастер оставлял пометки. Спросил, надолго ли Криндер приехал:
- Мне стоит поторопиться?
- Пожалуй, нет, - неопределённо ответил Криндер и задумался. Ему хотелось осмотреть городок. - Когда-то здесь жили мои пращуры. Прадед мял кожи, возил продавать в Москву.
- Ностальгия? - предположил Плауман.
- Наверное... хотя я не представляю, что означает это слово.
Ляля принесла чай (в тех же красивых фарфоровых "светящихся" чашах), Плауман рассказал, что его жену зовут Павла Андреевна, но...
- Я зову её Ляля или Лялечка. Так корче и не столь высокопарно. Когда я слышу "Павла Андреевна", душа моя невольно сотрясается, мне представляется императорский выезд: трубят рога, распахиваются ворота, император Павел появляется на белой лошади в зелёном охотничьем костюме. Свора собак окружает его со всех сторон.
Плауман ласково посмотрел на жену.
- Очень мило, - скупо одобрил Криндер.
Когда он ушел, Ляля сказала, что нужно купить пистолет. Немедленно.
- Зачем? - удивился Плауман. - Что-то случилось?
- Мне не понравился этот человек.
- Правда? А мене он показался милым. Общительный такой... виолончелист.
Ляля упрямо повторила:
- Мне не понравился этот человек.
- Чем?
- У него глаза уснувшего окуня. Стылые. Даже когда он улыбался, они оставались холодны.
- Неужели? - Плауман смущённо почесал переносицу, сказал, что катастрофически не умеет стрелять.
- Научишься, - ответила женщина. - Ты же мужчина.
Пистолет "нашелся" парадоксально быстро.
Ляля звонила знакомым, намёками и полуфразами обозначала, что именно ей необходимо.
Трофейный "Люгер" плюс две запасные обоймы принесла пожилая мадам. Её звали Цецилия Нисовна, и происходила она из польских евреев (что само по себе примечательно, ибо всех польских евреев уничтожили во время Второй мировой).
...Пару лет назад Плауман шил для пани брючную пару. Впрочем, портные говорят "шил на неё" или "шил на ней", подчёркивая приоритет фигуры перед личностью. "Сидит, как влитой! - Плауман взмахнул ладонью, словно художник кистью. - Десять ваших худших лет улетучились стараниями этого костюма, пани Цецилия!" "Вы думаете? - женщина повернулась перед зеркалом. Согласилась: - Вы правы, мосье Плауман. У вас золотые руки".
Толковый портной - большая ценность (для тех, кто понимает). Его берегут и передают по наследству.
Цецилия принесла пистолет, он был завернут в кусок мешковины. Ляля развернула, беспечно обежала глазами. Далее произошел странный разговор (смесь бреда и иносказания):
- Не уверена, что он работоспособен, - проговорила гостья.
- Это ничего, - ответил Ляля. - Даже хорошо. Игорёша участвует в театральной постановке. Его попросили школьники. Никто не пострадает.
Женщины поговорили о погоде. Ляля спросила, как скоро нужно вернуть оружие. Цецилия застегнула сумочку и ответила, что спешки нет:
- Он принадлежал отцу. Отец умер.
- Какое горе!
- Немец... первый владелец пистолета был убит ещё раньше, в сорок третьем. - И повторила: - Спешки нет. Пользуйтесь... на здоровье.
Плауман выбрался за город. Нашел укромное местечко. На поваленной полусгнившей осине расставил пустые бутылки. Отсчитал двадцать шагов (вышагивая прямыми ногами, как циркуль). "В обойме восемь патронов, буду приближаться, стреляя через каждые два шага".
Своеобразная дуэль. Восемь патронов, восемь бутылок".
"Целиться начну слева направо".
Первый выстрел поразил неприятно сильной отдачей. Кроме того, Плауман засуетился, схватил упавшую гильзу и обжег пальцы.
Естественно, промахнулся.
Последней пуле посчастливилось более остальных: она оцарапала бутылку, та пошатнулась и опрокинулась. Опрокинулась лениво, не разбившись.
После каждого выстрела из ствола выходил дымок. Отстреляв обойму, Плауман понюхал отверстие, нашел запах "специфическим, мужским".
Пистолет приятно волновал, как волнует, например, пачка денег или ключи от дорогой машины. Это был энергетический сгусток. Плауман почувствовал себя бодрее, расправил плечи. И дело было даже не в том, что появилась призрачная угроза, а пистолет защищал от неё - нет.
Просто раньше Игорь Арамович был один, а теперь их стало двое: Плауман и Люгер.
"Если Ляля права, стрелять придётся в комнате, - появилась здравая мысль. - В упор. Промахнуться трудно. Главное держать оружие под руками. И не бояться".
На следующую встречу Криндер опоздал. Извинился, улыбнулся, вручил Ляле розы, поцеловал руку. Плауман оскорбился, хотя и не проявил обиды (он не любил, когда посторонние мужчины дарят его жене цветы; тем более, когда целуют руку).
Портной показал каталог моделей и толстый сшитый на кольцо "блок" кусочков тканей. Высказался:
- У вас замечательная фигура, но, учитывая зрелый возраст, я бы посоветовал классический пиджак двубортного кроя. Вечерний приталенный бархатный или...
- Нет-нет! - возразил Криндер. Положил ладонь на каталог, давая понять, что эти варианты не годятся. - Я примерно представляю, чего мне хочется. Мне нужен пиджак коричневого цвета. С накладными карманами. Два накладных кармана внизу, два на груди...
Проговаривая, Криндер показывал жестами и знаками, где и как должны располагаться элементы.
- ...три пуговицы вдоль нотного стана, ворот низкий и...
- Вы говорите о лацканах?
- Да-да, вот эти, отгибающиеся фрамуги, их не нужно делать большими.
- Петлица? - спросил портной.
Криндер задумался. Сказал, что петлица не нужна, она выпадает из тональности:
- Мне бы хотелось совместить глубокую практичность и некоторый...
- Лоск? - предложил портной.
- Скорее представительность, - поправил Криндер. - Из этих позиций выбирайте ткань. Я доверяю вашему вкусу. Цена не имеет значения.
Плауман принёс отрез ткани, показал. Оттенок вполне удовлетворил заказчика. Мужчины начали обсуждать детали (размер нагрудных карманов, шлицы). Ляля поливала цветы на горке.
Спросила:
- Как вам понравился наш город?
Криндер (в эту секунду он стоял с поднятой рукой) воскликнул:
- Великолепен! Он меня очаровал. Просто очаровал. Вообразите, я выбрался вечером из гостиницы, решил совершить моцион. Буквально через два квартала наткнулся на цветник. Прямо у забора цвели дивные хризантемы...
Ляля уколола мужа взглядом, тот развёл руками, мол, что я могу поделать?
В "домике с хризантемами" (так обозначил для себя Криндер) жила вдова Варвара Васильевна Негода. Женщина незначительно за сорок, рано вышедшая замуж, рано овдовевшая, не имевшая детей и не успевшая понять ни прелестей, ни горестей брака. Супружеская жизнь промелькнула перед женщиной, как падающая звезда. Муж Варвары Васильевны (высокий могучий мужчина) был на двадцать лет старше, он возглавлял городскую пожарную команду, норов имел крутой, нахрапистый, водку употреблял стаканами, презирая "грошовую тару"; однако погиб пожарный Негода не во имя борьбы с огнём, он отравился грибами, три дня лежал пластом, надеясь, что обойдётся, что могучий организм победит болячку, потом у него отказала печень. Мужчина пожелтел лицом, изо рта пошла пена - жуткое зрелище.
Варенька Негода имела средний рост, была выразительно сложена (не обделена женскими достоинствами) и характер имела живой и бойкий. Выражая крайнюю степень восторга, она сжимала кулачки, жмурилась и выдыхала с чувством: "Страсть, как хорошо!" Разочарование или обиду проговаривала так: "Слыхом не слыхано!"
Курносый носик вздёргивался и в первом и во втором случае.
На плетёном столе появился заварочный чайник, Ляля вынесла плошку с мёдом и чашки, сказала, что время пить чай.
- Такая хохотушка! - проговорил Криндер, описывая вчерашнее знакомство. - Совсем меня взговорила. У неё замечательный дом...
- Пятистенок, - вклинилась Ляля.
- ...ухоженный сад, цветник, - продолжал Криндер. - Про хризантемы я уже говорил.
На листе миллиметровой бумаги Плауман делал набросок будущего пиджака, спросил о ширине брюк; Криндер отмахнулся, оставляя детали на умысел портного.
- Варя пересказала мне кучу городских глупостей, рассказала, как топит в дождливую погоду печь и как сажает чеснок и лук... как она сказала?.. хм... вылетело из головы.
- Под зиму, - помогла Ляля.
- Верно, - согласился Криндер. - Под зиму. Потом Варенька угощала меня сушеной вишней и вареньем из груш.
- А вечером вы смотрели телевизор, и пили пиво со жженым сахаром.
Криндер удивился:
- Из чего вы догадались? Вы тоже любите? Признаться, в первое время разница вкусов меня огорчала, но потом я разобрал в ней определённую пикантность.
- Нет, - ответила Ляля, - я не пью пива со жжёным сахаром. Но у нас маленький городок.
- А как она поёт! - восхитился Криндер. - Варя замечательно поёт народные песни. У меня даже возникла идея, аккомпанировать ей.
- На виолончели?
- Почему нет? - вопросом ответил Криндер.
Когда он ушел, и Ляля убирала чашки, она вполголоса проговорила:
- А ведь он влюбился. - Помолчала. - Сукин сын.
- Думаешь?
- Определённо. - Ляля спрятала печенье в коробочку, плотно закрыла крышку, чтобы не подсыхало. - Теперь останется. Купит домик... если умный, если простак - женится на Варьке.
Плауман приподнял над переносицей очки, посмотрел на жену, сказал, что она всегда с пристрастием относилась к Варваре.
- Варя хорошая добрая несчастная женщина... - слово ещё не было договорено, как перед носом мужчины сверкнул сжатый кулак.
- Понял? - холодно спросила Ляля.
- Молчу, - ответил супруг.
Должно признать, Криндер подумывал... что там "подумывал"? - мысль о переезде плотно засела в его голове. Ему понравился город, понравилась Варя. Понравился местный драматический театр (пафосный, белёный розовым, точно надувшийся от собственного достоинства со штукатуреными колоннами и арочным окошечком кассы), однако вполне приемлемый для благотворительных концертов.
"В этих местах водятся открытые, непосредственные люди... я сам, в сущности, такой. Сколько можно дырявить черепушки?"
За годы работы у киллера сформировался особый почерк: он стрелял жертве в глаз. Во-первых, это гарантировало безукоризненное выполнение работы. Во-вторых, брызги крови, фрагменты черепной коробки, "сопли" серого вещества относило в противоположную от стрелка сторону. Не возникало угрозы запачкать туфли.
У подобной методы присутствовал только один эстетический недостаток: приходилось видеть, как вытекает глазное яблоко; студенистое вещество выплывает из глазницы, и некогда живой человек превращается в пошлую зомби-куклу из третьесортных фильмов ужасов.
"Пятистенок Варвары можно переделать... пристроить к нему веранду, как она мечтает... или отстроить свой собственный, каменный дом... почему нет?"
Накопленных средств (Криндер уже прикинул) вполне хватило бы на тихую мирную продолжительную жизнь. Без покойников, но с цветочной клумбой.
На другой день позвонил Аксаков. Пространно осведомился, как дела. В первое мгновение Криндер даже затруднился с ответом, дело в том, что этот телефонный номер был... как бы сказать "домашним". Его знал дирижёр оркестра (скорее всего, потерял) и ещё полтора человека, включая квартирную работницу.
"Неплохо, - нейтрально ответил Криндер, понял, что домработницу придётся заменить. - Клиент ничего не подозревает, ведёт себя спокойно. - И опережая вопрос: - День-два и я закончу. Желаешь увидеть отрезанную голову?"
Не ответив, Аксаков дал отбой.
"Мерзавец, - с ленцой подумал Криндер. - Хорошего человека решил загубить".
В переулке около театра произошел забавный инцидент. Первые полчаса по его окончанию Криндер ощущал в себе яростное возбуждение, и даже прошел дополнительную версту, дабы успокоить сердцебиение. Опосля (очувствовавшись) пришел к выводу, что драка - всего лишь совпадение. Нелепая случайность и он зря явил миру жестокость.
Солнце закатилось за дальние сады, вполне созрели сумерки, однако фонарей ещё не зажигали, по незапамятной дореволюционной привычке экономить керосин. Криндер двигался по тротуару, отбивал зонтом ритм "ум-та-та-та-та": четыре удара по мостовой, один по дереву - вдоль дороги чернели липы. Могучие и гривастые.
Неожиданно от ствола отделилась фигура - выступил человек с маленькой головой, покрытой плоской кепочкой, загородил дорогу. Позади кто-то засопел, донёсся запах перегара и пищевых испарений.
- Что вам угодно? - строго спросил Криндер. Он опять чувствовал себя дворянином в присутствии крепостных. - Примите в сторону. Позвольте пройти!
В ответ кепочка проговорил (неожиданно извиняющимся тоном):
- Накинь рублишко, дядя... на винишко...
Получилось в рифму, и Криндер улыбнулся. Полез за бумажником: "Мужикам не хватило... что я аспид, что ли? Или партийная организация?"
В этот момент появился третий "страждущий" - он держался в тени. Вышел на лунный свет, блеснул железной фиксой.
- И на закусь отслюни, - добавил.
В мозгу Криндера вспыхнула белая звезда, руки и ноги перестали подчиняться голосу разума. Убийца стремительно шагнул в сторону, но, не убегая от кепочки, а напирая на него всем корпусом.
Два пальца Криндер вонзил мужчине в ноздри и поддал сильно вверху. Застонав, кепочка приподнялся на носочках, кукольно взмахнул руками, промычал:
- Мэ...мэ...
Задний мужик (с редкими белёсыми патлами), полез в атаку, не разбираясь в подробностях. Вякнул что-то про "наших бьют" и тут же нарвался на сталь: Криндер ткнул его в шею кончиком зонта - заточенным "шпилем" длинной в половину ладони.
Зонт метил в сонную артерию - такой удар грозил неминуемой смертью, - однако промахнулся. "Шпиль" пробил кожу и мышцы, хлынула кровь, чёрная и отвратительная в лунном свете.
В сторону третьего фиксатого Криндер прошипел:
- Стой сволочь, где стоишь! Запорю гниду!
Фиксатый, вероятно сообразив, с кем имеет дело, попятился и через три шага дал дёру.
Атака была отбита.
Криндер отпустил ноздри кепочки, приказал:
- Рви рубаху! Рви свою рубаху, перевяжи ему горло! Быстро! Сдохнет...
Кепочка стянул через голову рубаху, дрожащими руками начал рвать её на полосы, беспрестанно озираясь. Раненый приподнял голову, что-то проговорил...
Не дожидаясь финала оперы, Криндер ретировался. Нырнул в липовую тень, поправил манжеты и двинулся в обратном направлении, ощущая в душе злость и нехарактерный для него сумбур: что произошло? откуда несвойственная мягкотелость?
Во всяком другом случае он убил бы всех троих... быстро и кратко, позаботившись лишь только об отсутствии улик и свидетелей.