Все случилось в субботу погожим сентябрьским днем, который вдруг пришел на смену затяжным дождям, приятно удивив всех местных, уже не мечтающих сбросить свои темные плащи и фуфайки. Гаврилов Павел Васильевич пребывал на пенсии ни один годок, на здоровье не жаловался, хотя перед магнитными бурями немного ныли суставы. Бабка, то есть жена Гаврилова, умерла несколько лет назад, не вызвав в его душе сильных переживаний. Мужчина, Павел Васильевич, был самостоятельный, независимый, и коротал оставшиеся годы большей частью на природе, отчего, может, и дожил до этих лет. Друзей близких не имел, и если, откровенно говорить, не особенно в них нуждался. В то утро он как всегда встал рано, вылил ведро с парашей в огород, подбросил чуток дров в печку и стал ждать, прихлебывая холодный чай, так как горячий считал вредным для слизистой желудка.
- Где же он ходит? - возмущался Павел Васильевич и решил снять резиновые сапоги, опять по причине возможного нанесения ущерба своему организму.
- Козел, взбаламутил, а сам слово не держит, - продолжал ругаться он, не зная, подбросить дров или подождать.
Козел - Петр Витальевич в это время тоже ругался, но другими словами, среди которых встречались и матерные.
- Чтобы ты сдохла.... гнида вонючая... ... ..., - говорил он и дергал за шнурок, пытаясь запустить бензиновую пилу со странным названием "Дружба".
Пила сопротивлялась и отказывалась запускаться, чем нарушала спокойствие Петра Витальевича.
- Я уже сапоги два раза надевал! - возмутился Павел Васильевич, когда дверь отворилась, и в избу зашел его приятель.
- Дай чего, - сказал тот и сел на стул.
- Чего?
- Только не молока, а то у меня повышенная кислотность.
- Может тебе "Бочкарева"? - язвительно спросил Павел Васильевич.
- Пиво с утра не пью.
- Молока?
- Язва - ты, Васильевич, - начал было Петр Витальевич, но его перебили.
- Дело говори.
- Билет нужен.
- Какой такой билет? - удивился пенсионер.
- Порубочный, чтобы валить можно.
- Это кто такой умный?
- Знакомый сказал, он в лесхозе работает.
- Пошел он на х..., - ответил Павел Васильевич. Он всегда так говорил, если возникали сложности. Нанести обиду кому или создать эмоциональный фон он не хотел. Да и далек он был от всего этого.
- Бутылку вчера отдал, а она, гнида, не заводится.
- Тринадцатое сегодня, забыл, нехристь!
- И что теперь?
- У меня топор есть вострый, пошли, что тут жопой рассиживаться!
Павел Васильевич сунул третий раз ноги в сапоги.
- Попить дай, - напомнил ему приятель.
- Тьфу, - сплюнул желтую слюну на пол пенсионер, - ты раньше сказать не мог!
Пришлось выпить молока.
Он накинул фуфайку, взял приготовленный топор и проверил печь.
Угольки едва мерцали, но огня уже не было.
- Козел, - сказал он, скорее имея в виду своего приятеля, а не окончательно сгоревшее полено.
- Надо поспешать, - он дернул для контроля замок на дверях и за- шагал бодрой походкой, не обращая никакого внимания на осенний пейзаж. А пейзаж был хорош. Солнышко с ленцой освещало убранные поля и дарило напоследок тепло, приятно пригревая за ветерком.
- К обеду приедут.
- К обеду не успеем, - заметил Петр Витальевич, - пила, гнида, не
запускается.
- Я уже аванс получил, - признался Павел Васильевич.
- А что не сказал?
- Так ты не спрашивал.
- Где она, сука?
- Кто?
- Пила твоя, гнида.
Вдвоем они начали реанимировать старую пилу, которую взяли на прокат всего на день.
- Проверял? - спросил пенсионер, дергая за шнурок.
- Так, Сеня говорил, работала исправно.
- Знаю я твого Сеню, - сурово заметил Павел Васильевич, - в соседнем цехе работал, с тридцать второго года мужик, говнюк, короче.
- Почему говнюк?
- Так он, пень санный, на неделе все деревья в округе завалил и к себе на участок ночью перетаскал!
- А билет у него был?
- Я тоже его об этом спросил.
- Ну?
- Он меня на х... послал.
Вжжжж, - раздалось вдруг, и оба посветлели лицом.
- К обеду говоришь? - зыркнул Петр Витальевич и для пробы ловко саданул по молодой рябине. Та не успела ничего понять и, шумя оставшейся листвой, упала головой вниз. - А сколько аванс?
- Нам с тобой хватит, - повеселел Павел Васильевич и пошел вдоль лесной дороги, топориком помечая будущих жертв.
- В прошлом году, - Петр Витальевич ловко вскинул пилу и зашагал за приятелем, - остановку для автобуса строили.
- Помню.
- Полгектара вырубили на хрен. Дом поставить можно!
- И поставили, но только два, - подсказал Павел Васильевич, продолжая ловко шуровать топориком.
- Варвары.
- Воруют, точно воруют.
- А этот, твой знакомый бизнесмен, согласен еще машину дров купить?
- Иди сюда, - Павел Васильевич остановился, - начнем тута.
- Куб получится, - Петр Витальевич задрал голову, окидывая взглядом огромную березу, мирно стоящую рядом с дорогой.
- Чего?
- Я говорю, кубометр получится.
- Они машину заказывали.
- А сколько дал?
- Чего?
- Аванса, - напомнил приятель.
- Ровно половину.
- Козел, - сплюнул Петр Витальевич и стал мочиться на кусты.
- Они мужик надежный, - Павел Васильевич посмотрел на желтую струю и засек время.
- Так сколько дал?
- Как и договаривались - половину.
Струя коромыслом соединила Петра Витальевича и старый, вероятно, покинутый обитателями муравейник.
- Эка, как долго у тебя получается!
- Кислотность повышенная, пусть выйдет сама, - Петр Витальевич, наконец, закончил и вытер руки о штаны.
- Ну?
- Три минуты пятнадцать секунд.
- А в прошлый раз сколько было?
- Четыре куба, у него больше в машину не влезает.
- Так, - Петр Витальевич еще раз взглянул вверх и дернул за промасленный шнурок, - вжжжжк!
- Ай да молодец! А то из себя вздумала строить!
- Давай ее, - Павел Васильевич отошел на безопасное расстояние, - по самые бакенбарды!
- У берез и сосен, - заорал Петр Витальевич и присел, выгнув кренделем свой зад, - тихо бродит осень! Облака плывут густые...
Огромная береза с высоты своего могучего роста молча наблюдала за тем, как неоправданно и жестоко к ней приближалась погибель, звеня металлом и проникая в ее существо.
Вжжжж, вжжжж, вжжжж, - ревела гнида, закусывая и тут же выплевывая пахнувшую свежестью мякоть дерева. Мелкие стальные зубья задрожали, превратившись в смертельную орду, рвали живую плоть, задыхаясь и пьянея от охватившего дурмана...
- Сука! Не хочет! - сказал Петр Витальевич и посмотрел, как глубоко проник в дерево.
- Погодь, - подскочил Павел Васильевич и принялся шуровать топориком, - сейчас я ее, сейчас.
- Ты смотри!
- Куды?
- Закусила, вошь мохнатая, - Петр Витальевич пнул в сердцах по стволу и отошел, - дай я сам.
Но топор не зазвенел, как и полагается в таких случаях, а смешно и жалко прыгал в руке, отскакивая, словно резиновый мячик.
- Пилу теперь не достать, что я Сене скажу?
- Пошел он на х..., твой Сеня.
- Что ты чушь несешь! - начал тоже сердиться Павел Васильевич, - говорил же, тринадцатое сегодня.
- Кому сказать, так засмеют, с деревом справиться не можем!
- Остынь, погодь.
Петр Витальевич зло сплюнул и пошел вдоль дороги.
- Ты куда?
- Я же говорю, кислотность возросла, прихватило слегка, - ответил он не оборачиваясь, - сейчас пройдет.
- Чтоб ты сдох, - тихо выругался Павел Васильевич и вздрогнул.
Огромное дерево, словно дождавшись этой минуты, молча проследовало за Петром Витальевичем, раскроив его лысый череп и добавив в желтую листву ярко красную палитру осени.
- Точно сдох, - Павел Васильевич вытащил из кармана несчастного полторы тысячи рублей, аккуратно перегнул их и сплюнул.
- А Семен, в самом деле, говнюк, хер свою пилу получит до окончания следствия.