Солнце, наконец, скользнуло за неровный край соснового леса и пропало из вида. Он поднялся с еще крепкого ствола дерева, отряхнул штаны и посмотрел на другой берег небольшой лесной речки, изредка вспенивающейся на отполированных серых валунах. Даже и не речка, а ручей, недоразумение одно. Это по весне, может, сложно перейти, а сейчас баловство, даже ног не замочишь. Он перекрестился, поправил мешок за спиной и продолжил свой путь. Переправа заняла минут десять, не больше, и, оказавшись по ту сторону водной преграды, человек улыбнулся. Все будет хорошо, это подсказывали его ботинки, которые остались сухими, именно как он и загадал. Такой же лес, тот же знакомый запах старых, отживших свой век деревьев. Ноги уверенно выбирали маршрут движения, и последние признаки волнения исчезли. Вот здесь по осени будет много ягод: ковер мелких зеленых и упругих кустиков брусники приятно пружинил при ходьбе. Макушки сопок приходилось обходить стороной, а это занимало больше времени, хотя он не спешил. Слева блеснула гладь ламбушки - лесной пруд, никогда не испытывающий тревоги, равнодушно проводил своим задумчивым темным оком и вскоре пропал из вида. А вот и попутчики! Бестолковый комар ткнулся в лицо и с испуга полетел прочь, резко меняя траекторию. От человека тоже пахло лесом, поэтому местный абориген, вероятно, принял его за такой же ствол дерева. Он всегда был частью природы и чувствовал себя комфортно. Словно растворяясь в окружающем пространстве, становился малой частицей этого огромного и милого сердцу мира. Мог пройти, не уставая, многие километры пути: зимой не чувствуя холода и мороза, летом - удушливой жары и облаков мошки, зависающей в низинах и на берегах лесных озер. Это был его дом.
Дорога появилась внезапно и быстрей, чем он планировал. Дорога как дорога, поросшая свежей травой, она неторопливо поднималась в гору, указывая направление. Однако человек, словно заяц, прыжками пересек ее и углубился снова в лес. Вскоре воздух стал иным, как, впрочем, и сама местность. Для постороннего ничто не говорило об этом, однако человек сбавил ход, и, как дикий зверь, почувствовал жилье своего извечного и самого страшного врага...
Дверь была не заперта: покосившаяся от времени и своих трудов еще не хлипкое сооружение неплотно примыкало к косяку, однако сомнения не позволяли сделать последний шаг. Где-то забрехала собака: скорее по привычке, просто обозначая свое присутствие. Ей в ответ пару раз тявкнула другая, и все смолкло. Стало немного прохладно, однако человек ждал. Самое простое оказалось самым сложным, но и допустить досадную и глупую ошибку не хотелось. Сходилось все. Он еще раз огляделся в светлой карельской ночи: убогий, но крепкий дом, вросший в землю и потерявший цвет, вероятно, еще до его рождения. Изгородь, державшаяся у сарая на одном слове, и чугунок, словно шапка, сползшая набок, красовался на жерди.
Сколько же сейчас времени? Часов пять, а, может, меньше. Он понимал, что нужно принимать решение, и чем быстрей, тем лучше.
Дверь на удивление легко отворилась и не пискнула! То, чего так боялся больше всего. Неожиданно застучало сердечко, и глаза медленно стали привыкать к темноте.
- Сюда проходи, - раздался знакомый голос, - только не споткнись, тут порог высокий.
- Я вообще-то давно пришел, - признался он, - сидел рядом с домом.
- А чего? Боялся ошибиться?
- Точно, думаю, вдруг не туда.
- Проходи, ботинки только сними.
Чужой дом, да еще в ночи. Когда испытываешь такие чувства и в правду сробеешь. Однако радость от встречи уже через минуту заставила забыться и расслабиться.
- Как у тебя? - он опустился на лавку, предварительно стащив со спины мешок.
- Все нормально, работаю...
- Там же?
- Да. А как у вас?
Он тяжело вздохнул, думая, с чего начать. Казалось, зима прошла, а за ней и весна пролетела, страшное позади...
- Стариков Сойни помнишь?
- Ну.
- Жена у него померла. Скоро три недели будет, как похоронили.
- А чего так, вроде крепкая была и не старая еще...
- Какая старая, пятьдесят исполнилось. Во, гляди: она мне носки вязала.
- А чего померла?
- Так говорят, змея укусила.
- И что?
- Так ей на хутор бежать, а она рану расковыряла, и яд давай высасывать. А потом лекарь говорит, у нее десны плохие были еще с зимы. Через десны и умерла.
- Значит, умерла.
- Умерла. Три недели будет.
- А еще?
- Остальные живы.
- Я понимаю, что живы, что еще нового?
- У тебя попить что-нибудь есть, - он вдруг ощутил сильную жажду, - я как речку перешел, так и не пил.
Его собеседник вдруг сообразил, или, вероятно, вспомнил, что гость прошел совсем не близкий путь.
- Сейчас перекусим, что бог послал.
- Что бог послал?
- Это, Тойво, тут так говорят, - усмехнулся хозяин, - я и сам не понимал вначале.
Вскоре на деревянном столе, отшлифованном временем и многолетними трапезами, появилась нехитрая еда. Тойво с интересом огляделся кругом, хотя по правде смотреть было нечего. По краям помещения вдоль окон стояли массивные, грубо выструганные лавки, а пол украшали два небольших рукодельных половика. Старенький, но вполне приличный шкаф со стеклянными витражами несколько оживлял обстановку.
- Вот, - он достал из мешка аккуратно завернутые в ткань два свертка и длинную, с коротким горлышком зеленную квадратную колбу.
- Хлеб здесь другой, как и все...
- Матти в город уехал еще по весне, как снег сошел, так и уехал, - продолжил рассказ гость, - на фабрику. Сам ничего не сказал. Я уже потом узнал, совершенно случайно.
- Он всегда такой был... разговорчивый, - пошутил хозяин, - помню, в детстве ходили глядеть, как девки купаются. Спрашиваю: Матти, тебе понравилось? Говорит: дай подумать. И знаешь, сколько думал? - Три дня!
- Наверно, девок было много, - подсказал повеселевший Тойво.
- Ты ешь.
- А ты?
- Еще рано. Солнце еще не встало...
- Нет, я так не умею, - возразил гость, - давай со мной, или выпей моего вина.
- С утра?
- Так сколько не виделись, Олави?
Действительно, сколько же прошло времени, как он покинул родные края и оказался здесь. Короткий и быстрый взгляд на товарища. Совсем не изменился: тот же упрямый подбородок, льняные, словно у девушки, мягкие волосы, голубые глаза и сверкающие белые зубы. Почему у него такие отличные зубы? Наверно, потому, что никогда не курил, или единственное наследство, полученное от родителей. Тоже неплохо.
- Осенью будет год.
- Ты же в августе приходил, - вспоминал Тойво, - мы тогда все подумали, что тебя уже нет в живых.
- Не забуду, как тебя перекосило, - вновь засмеялся Олави.
- Любого перекосит, пропал, как в воду канул.
Что заставило его тогда отправиться в ненужный и опасный путь? Сейчас он не находил объяснения своему поступку. Никому он там был не нужен, однако странное беспокойство в груди вновь и вновь возвращало к навязчивой мысли.
- А ты продолжаешь шастать, как прежде?
- Мне нравится, деньги платят, форму дают, да и сам себе начальник, а подчиненных - целый лес.
- Жениться не собираешься?
- Это ты горячий парень, а мне спешить незачем.
- Я, если честно, не думал, что ты придешь, - Олави все же открыл бутылку и плеснул в маленькие граненые стаканы.
- Самое трудное решиться, а потом ты все подробно объяснил.
- Никого не встретил?
- Кто же ночью по лесам бродит? Человек спит, а зверь - не помеха для меня, сам знаешь,... обратно не собираешься?
- Зачем? - Олави отломил кусочек хлеба и сунул в рот, - здесь платят лучше, крыша над головой, а потом...
Тойво знал, что это "потом" и было главным в решении друга. Конечно, ему самому крепко повезло. Найти работу в нынешние времена считалось удачей. Харчи регулярно, обмундирование бесплатно, Да и вакансия поспела в нужный момент, хотя некоторый грустный осадок остался. А кто виноват, что сохатый попался такой коварный и хитрый. Кто же знал, что достанет старого егеря своими крюками! Жалко беднягу, хороший был мужик.
- Меня, может, переведут скоро в другое место, - Олави медленно жевал, - здесь уже валить не будут.
- Придется переезжать?
- Еще не знаю, но разговоры ходят разные. Еще говорят, - он взглянул на своего товарища, - заставу будут строить новую.
- А где?
- Рядом, на том самом направлении, где ты прошел. Слишком часто гости стали приходить, местным не нравится. Хотя, - Олави поднял, наконец, стакан, - работы всем хватает, и форму дают, хотя хуже, чем у тебя.
- Что еще нового?
- Приезжал из столицы один франт, весь из себя, одеколоном воняло после него два дня, сказал, что война будет.
- Война?
Олави поставил на стол стакан.
- Ты поэтому и пришел?
- И поэтому тоже.
- Думаешь, будет?
Гость словно задумался над чем-то, затем тоже отломил кусочек хлеба.
- У нас тоже строят. Основательно, бетоном заливают и лес вырубают,... чтобы лучше видно было. Дорог новых много проложили, так что зверь пошел.
- А здесь пока тихо.
- Тебя... Тойво запнулся в поиске верного слова, - не трогали?
- Знаешь, сколько здесь финнов живет? А карел?
- Анна - карелка?
Олави кивнул и тут же преобразился, а с лица, словно волной, слетела тревога. Гость сразу это подметил, так же, как и оживились его глаза.
- Мое дело, конечно, сторона, но потом будет поздно.
Олави вновь кивнул, то ли соглашаясь, то ли раздумывая. Приход старого приятеля сильно озадачил. Отправив накануне Анну к родне, он долго не мог заснуть, дважды выходил курить, а затем лежал с открытыми глазами и размышлял. Прошло уже пять лет, как перебрался в эти края. Незаметно для себя выучил чужой язык, стал понимать чужих людей, открывая в них кажущиеся незнакомыми и странными качества. Одни ему нравились, другие вызывали неприятие, однако привык. Жизнь, казалось, начинала складываться, и, возможно, именно это было той причиной, которая подтолкнула его год назад посетить родные места. Ему представлялось важным показать, что после долгих и безуспешных попыток, судьба все же повернулась к нему лицом. Переход не представлялся обременительным занятием и не вызвал подозрения, так как местные часто пропадали неделями в лесу, что считалось нормой. Ну, а граница, это только на бумаге можно провести ломаную и жирную линию, разделив мир на две половины. В жизни у каждого куста не поставишь бойца, а болота, они на то и болота, чтобы чужие там не ходили.
- А куда переведут? - прервал его мысли гость.
Олави уже пожалел, что решил сообщить новость о своем новом назначении. Несколько дней назад его вызвали в контору и предложили место приемщика. На раздумье дали пару дней.
- Еще не знаю, но придется соглашаться...
Только вчера он был полон надежд и радужных перспектив. Впервые в жизни ему предлагали новую работу, и какую! Не рубить самому, махая топором, переходя от делянки к делянке, круглыми сутками пропадая в лесу, а р-у-к-о-в-о-д-и-т-ь! Это новое слово, как новая жизнь, остановились у порога, и тут, здрасте, война. Не вяжется одно с другим. Вначале ему не терпелось сказать о возможном повышении своему старому приятелю, который, несомненно, сообщит новость всем знакомым. Он даже представлял, как у многих от удивления и зависти полезут глаза на лоб.
- Олави начальник, ты не врешь?
- Не начальник, а р-у-к-о-в-о-д-и-т-е-л-ь!
- А это что такое?
- Наверно, еще выше.
Однако желание вдруг пропало, а на смену ему пришло уже знакомое чувство. Мерзкая, пугающая неопределенность. И принес ее лучший и преданный товарищ. Принес, двое суток пробираясь по лесам и болотам, чтобы вот здесь, в чужом доме, уничтожить все его надежды и планы. Зачем и почему?
Олави заметил, что невидящим взглядом уставился на стакан, который терпеливо дожидается...
- Давай, за встречу, - произнес он и первым выпил.
Северное лето. Короткое, непостоянное, оно долго собирается и подает знаки, что, возможно, скоро придет. Иногда проходит не один летний месяц, а тепла все еще нет. Затянувшаяся весна не может решиться передать свои полномочия и тянет, оправдываясь по утрам легкими заморозками, холодными ветрами и затянувшимися дождями. Затем, словно устав от неопределенности и подсчитав, что времени уже почти не осталось, природа начинает стремительно просыпаться. Лысые холмы покрываются травой, которая, торопясь и толкаясь, пытается захватить как можно больше пространства, появляясь совсем в неожиданных местах. Привычно широкие и пустые переулки лесов вдруг становятся тесными для ветра, а свежая зелень деревьев мешает, как прежде чувствовать себя полноправным хозяином. Вылезшая из темных низин и обретя силу, тучами перемещается мошка, все еще боясь поверить, что пришло лето...
- Какой же это север? Благодать какая! - военный ловко спрыгнул с подножки поездка и огляделся. Привычным движением поправил ремень, щелкнул портсигаром и задымил папироской.
- Товарищ командир, ваши вещи.
Военный обернулся, также ловко принял багаж, состоящий из небольшого чемодана, и махнул на прощание рукой. Сцепки вагонов лязгнули, передавая, словно эстафету, друг другу резкий толчок, где-то впереди хрипло ухнул локомотив, и колеса медленно повернулись.
Когда папироска прекратила свое существование, мужчина еще раз поправил портупею. Едва последний вагон, не спеша, проплыл мимо, как его взору предстало строение - обычный деревянный барак, с облупившейся местами краской невыразительного и непонятного цвета. Странно, но кроме стоящей в отдалении женщины в темном платке никого больше не было.
- Товарищ Смертин? Здравствуйте! - перешагивая через пути, к нему на встречу торопился невысокий коренастый мужчина.
- Я Силин, как доехали?
- Нормально доехал, - воспрянул военный, - а почему с тыла?
- Да, идиоты, вокзал построили так, что дорога с другой стороны. Как я на машине через рельсы поеду? Пойдемте, тут рядом.
- Семен Петрович, - представился он и поднял чемодан, - жарко сегодня.
- И кто же это такой умный?
- Еще до нас. Говорят, чиновник какой-то царский ехал и приспичило ему остановиться. А с той стороны, - Семен Петрович махнул куда-то рукой, - речка, а с этой дорога. Ну, и решили, что ему больше речка понравится...
- Понятно. А мостки положить - слабо?
- А кому они нужны? Мне, что ли? Так я и подождать могу, пока поезд пройдет.
- Да, это по-нашему.
- Что? - не понял Силин.
- Вход в одном месте, а выход в другом, - подсказал военный.
Через пару минут он заметил стоящую на дороге темную машину, возле которой возился совсем еще молодой парень. Увидев их, тот быстро закрыл капот и поспешил на встречу.
- Здравия желаю, с приездом, - словно задумавшись на мгновение, парень схватил чемодан приезжего и открыл заднюю дверь.
- Опять барахлит? - Силин с плохо скрытым недовольством, бросил взгляд на подчиненного и полез внутрь.
- Лошадь и та отдыха требует, а тут круглыми сутками...
- В прошлый раз у тебя горючка кончилась, и причем здесь лошадь?
- Как причем? - улыбнулся парень, - ласки и заботы все хотят.
- Ты ее еще по жопе погладь, - слегка смягчился Силин.
- А это мысль! - продолжал лыбиться парень, дожидаясь, когда гость также залезет в машину.
- Погладить можно, - двигатель заурчал, передавая на корпус мелкую вибрацию, - а если это мужик?
Оценив находчивость водителя и его неплохое чувство юмора, Смертин громко и от души расхохотался, поглядывая на Силина и, вероятно, ожидая, чем ответит тот на брошенный вызов.
- А тебе, значит, двух месяцев недостаточно, - начальник, казалось, не собирался разделять веселье, примостившись на переднем сиденье автомобиля.
- Не понял.
- Вот именно, двух месяцев тебе мало, чтобы отличить бабу от мужика!
После этой фразы уже все трое забились в приступе смеха, заметно заглушая хриплый голос двигателя.
- И все у вас тут такие? - поинтересовался гость.
- Язычок у Сашки словно бритва, - подсказал Семен Петрович, довольный тем, что последнее слово осталось за ним, - обработает лучше любого цирюльника. Еще бы машину научился водить, цены ему не было.
- Обижаете, водить и заводить - разные вещи, тем более что возраст какой.
- Старая? - поддержал разговор Смертин.
- Двигатель перебрали, заменили, что могли...
- Аппетит у нее - сумасшедший, хорошо, бак большой, - подсказал Сашка, - и лопает все подряд.
- Значит, все-таки мужик, - улыбнулся Смертин.
- В контору сначала, или желаете немного отдохнуть?
- В контору.
Одно из немногочисленных каменных зданий этого поселка, который неизвестно по какой причине совсем недавно стал называться городом, было отдано, как и полагается, под органы управления. Здесь сосредоточили местную власть, начиная от партийного комитета и заканчивая отделом НКВД. Причем количество помещений на обоих этажах позволяло не только свободно разместиться всем сотрудникам, но и оборудовать пару гостевых номеров, снимая лишние хлопоты и проблемы с приезжающими. Правда, в последнее время стали возникать некоторые неудобства, однако их быстро разрешили, проломав с тыльной стороны стену и соорудив самостоятельный вход. Семен Петрович лично руководил строительными работами и остался вполне доволен. Все получилось удобно: светлый кабинет с неплохим видом из окна, приемная и одновременно комната для дежурства, склад, оружейка и даже буфет, который он впоследствии назвал залом совещаний. Единственной недоработкой являлось отсутствие прохода в соседнее ведомство. Это заметили, но только зимой, когда, чтобы попасть в партком, приходилось бежать вокруг здания, а еще надевать полушубок, преодолевать сугробы и перед входом чистить веником валенки. Возвращаясь обратно, процедура повторялась, что вызывало чаще раздражение, реже колкие шуточки по отношению к генеральному плану переустройства.
Центр власти выбрали достаточно удобно, и ошибиться в том, что располагается в сером двухэтажном здании, было невозможно. Кумачовый стяг трепыхался на ветру постоянно, но часто приносил значительные беспокойства персоналу, так как многократно и любовно укутывал темное древко. Чтобы размотать знамя, всякий раз следовало ставить лестницу и карабкаться наверх. Однако и здесь ожидали сложности. Угол оказывался таков, что концы лестницы упирались в то место, где начинались ступени, создавая определенный риск свалиться. Если лестницу укоротить, то добраться до флага было невозможно. И несмотря на то, что именно по этому поводу дважды собирался партийный комитет, решить проблему не удалось. Разгоряченный диспутом партийный руководитель приказал принести лестницу и лично взобрался по хлипкому сооружению, затем гордо посмотрел вниз на собравшихся людей:
- Вопросы есть?
- А как теперь знамя распутать, можно и упасть.
Действительно, одной рукой выполнить поставленную задачу не представлялось возможным, а свернуть себе шею было очень даже просто.
- Двоим нужно лезть, - нашелся руководитель, - а еще один будет страховать внизу.
Все согласились с предложением, однако старый дед, подметающий дорожку, заметил, что зимой лестница обязательно соскользнет.
Руководитель не ответил и молча слез вниз.
- Внесите вопрос в повестку дня на осеннее заседание.
Когда машина подкатила, то самое знамя - предмет многочисленных споров и дискуссий, уныло висело, так как погода стояла безветренная и миролюбивая.
Смертин вылез первым, дождался Силина и проследовал за ним.
- Ремонт прошлым годом закончили, а дверь уже на ладан дышит, - словно оправдываясь, заметил он, пропуская гостя вперед.
- Товарищ старший оперуполномоченный, за время моего дежурств никаких происшествий не отмечено, корреспонденция не поступала, оружие и боеприпасы согласно описи в наличии, - приветствовал обоих белесый парень, тотчас вскочив и приняв стойку смирно.
- Что еще? - Силин критическим взглядом окинул служивого, а затем и само помещение. Все верно, кушетку, как и просил, перенесли в другую комнату, портрет вождя также перевесили на новое место, добавили пару стульев, старый с разноцветными ножками убрали вообще.
- Тебя кто меняет?
- Мустонен.
- Хорошо, сменишься, до обеда отдохнешь, а потом сюда.
- Еще супруга ваша приходила, - после небольшой заминки сообщил дежурный, - харчи принесла и записку. Я вам в кабинет положил.
Силин мотнул головой.
- Проходите, - и открыл дверь.
- Так, - гость присел с краю массивного стола - гордость и украшение всего кабинета. Стол выглядел очень убедительно и появился совсем недавно. Его привезли, как доверительно сообщил Сашка, в качестве подарка к годовщине Октябрьской революции из одного учреждения, правда, не уточнил, какого. Силин сначала хотел возразить, но затем проникся уважением к этому " буржуазному пережитку". Такого стола не было даже в парткоме, а многочисленные и удобные ящики, закрывающиеся на ключ, поставили окончательную точку в сомнениях нового хозяина.
- Так, - повторил Смертин и провел рукой по зеленой ткани, не ожидая увидеть в глухомани предмет мебели, явно барский и дорогой, - как обстановка?
Силин застегнул верхнюю пуговицу гимнастерки и встал.
- Не надо, - проверяющий оценил жест, - пусть чайку организуют,... минут через тридцать.
- Все готово, можно прямо сейчас.
- Немного погодим.
Силин толково и без лишних деталей доложил о той работе, которую успел провести с момента поступления последнего указания. Достал из сейфа составленные списки, аккуратно отпечатанные и прошитые. Для него это оказалось наиболее трудоемкой и тяжелой частью задания. Сидя ночами, он яростно матерился, осваивая профессию машинистки, тыкая сильными и непослушными пальцами, иногда пробивая насквозь бумагу и разбираясь в чужом почерке. Запах махорки еще долго стоял в кабинете, а решетки на окнах, словно издеваясь, не позволяли быстро проветрить помещение. И вот теперь весь этот адский труд был просмотрен меньше, чем за пять минут! Он наблюдал, как страничка за страничкой переворачивались в руках проверяющего, вероятно, не представляющего, каких усилий и трудов это ему стоило.
- Здесь все? - Смертин оторвался от бумаги.
- Почти все, остался еще один лесхоз. Вы же приехали раньше, иначе успели бы полностью.
- Претензий никаких, - кивнул, соглашаясь проверяющий, - еще я бы хотел просмотреть последние дела. Скажем, за последнюю пару месяцев.
- Те, что в работе?
- Да.
Силин вновь полез в сейф и стал отбирать жиденькие папочки, откладывая их в сторону.
- А на завтра подговьте мне встречу вот с ним, - и указал на увесистую и пухлую амбарную книгу.
- Завтра? Не успеем, туда ехать полдня.
- Хорошо, послезавтра.
- Если ночью выехать, то можем успеть. Как скажете, - на столе появилась небольшая горка дел, облаченных в картон.
- Я пойду, распоряжусь чай принести, - Силин расстегнул пуговицу гимнастерки, взял со стула небольшую котомку и направился к двери. Сашка сидел в дежурке и тотчас вскочил при появлении начальника.
- А где Мустонен?
- До ветра вышел, - словно извиняясь, ответил Сашка.
- Он, что дома посрать не мог! - беззлобно процедил Силин, - давай, накрывай стол. Самовар готов?
- В зале совещаний или как?
- А хрен его знает, говорил же тебе, на кой леший мне этот стол! Машина в порядке, не заглохнет?
- Не должна.
- Вчера тоже "не должна"? Вот возьми, что тут она мне принесла? - он полез в котомку. - Эту убери на вечер, - бутылка на секунду появилась и тут же исчезла в кармане у Сашки, - а вот это все разложи там покрасивши, можешь тарелки взять...
- Здравия желаю, - в дверях обозначился кривоногий мужик в военной форме с заостренными скулами.
- Эйнар, что за бардак? Ты меня под монастырь подвести хочешь! Не успел придти, а уже на горшок!
- Так я этого, Семен Петрович...
- Мудак, какой я тебе Семен Петрович, ты вообще понимаешь, кто приехал! Ой, мало я вас дрючил, распустились тут, как вши на собаке.
- Действуй, - он сунул котомку Сашке, - по высшему разряду, я позову. А ты, Эйнар, все по форме, понял?
- Так точно, товарищ старший оперуполномоченный.
- Вот именно, упал намоченный, - вновь процедил Силин, еще раз обвел комнату критическим взглядом и только затем отворил дверь уже не в свой кабинет.
Смертин лишь слегка повернул голову и вновь погрузился в чтение. Стопка папок почти не убавилась, что заметно огорчило Семена Петровича. Он подсознательно признавал, что это, вероятно, будет самым уязвимым звеном в его работе. Кроме того, что приходилось всякий раз бороться с самим с собой, подыскивая нужные слова, чтобы выразить мысль, так еще оказывалось, что на бумаге все выглядит совершенно иначе. Сделанное им открытие неприятно поразило его. Нацарапав очередную справку с вечера, уже на следующий день написанное воспринималось совершенно иначе. Поэтому Силин предпочитал писать простыми предложениями, так как со сложными всегда возникали трудности. Сейчас ему казалось, что коллега из Центра скорее изучал не дела, а его самого, не спеша и основательно прочитывая страницу за страницей.
Тойво ушел через день тем же маршрутом, оставив почти все продукты, несмотря на сопротивление товарища. Ближе к вечеру, когда многие темы уже обговорили, они вдруг замолчали, словно споткнувшись о невидимую преграду. И если вначале беседа не то чтобы не складывалась, то затем Олави словно прорвало. Он вспоминал дни юности и события, которые уже стерлись в памяти. Временами шутил, что всегда у него неплохо получалось, и почти не жаловался. С удовольствием рассказывал про Анну, подмечая ее непростой характер, о том, как впервые встретил ее в лесу много лет назад. Как отважился назначить ей свидание и сомневался до последней минуты, придет ли девушка. Как ездил затем в город оформлять документы. Тойво даже не спрашивал, а слушал друга и старался его понять. Конечно, он был не одинок. Многие соотечественники, гонимые безработицей, а иногда и явной нищетой, переходили границу и оседали на чужой территории, тем более что условия и в самом деле здесь были лучше. Миграция носила непостоянный характер: кто-то возвращался обратно, но большинство растворялось среди местного населения, пополняя ряды рабочих в лесных хозяйствах, разбросанных на многие километры.
- Не знаю, когда теперь увидимся, - Тойво стоял уже у двери и поглядывал на друга.
- У меня кроме тебя и нет там никого, - словно извиняясь, заметил Олави, - а тут, вроде, как и дом и семья.
- Анну твою так и не увидел.
- К чему лишние вопросы, если так получилось.
- А ты чувствовал, что я приду?
- Если честно, не ожидал.
- А дверь почему открытой оказалась?
- Курить ходил до тебя, вот и не закрыл.
- Ну, я пошел, - Тойво протянул было руку, но затем обнял товарища, почувствовав крепкий запах табака.
- Подожди, возьми на память, - аккуратный финский нож в чехле оказался у него прежде, чем он успел сообразить.
- Если так, - Тойво достал свой и протянул, улыбаясь, - тоже неплохой.
- Я знаю. Матти привет передай, хотя...
- Опять три дня думать будет, - вспомнил гость и рассмеялся.
Ночь на дворе. Едва заметный контур луны слабо прорисовывался на белесом небосклоне. Извечная спутница темноты на сей раз отдыхала, как и сама хозяйка, обозначая свое присутствие только в тени деревьев. Словно компенсируя темные и долгие зимние дни, солнце продолжало трудиться двадцать четыре часа, хотя и позволило луне занять свое привычное место. Небесное светило отказывалось уйти на покой, даже закатившись за горизонт, а его невидимые лучи превращали ночь в день.
Тойво уверенно продвигался вглубь леса, чувствуя, точно зверь, как в воздухе исчезают последние признаки жилья. Еще немного и он растворится в знакомом и близком его сердцу мире. Он знал: еще потребуется пара часов, прежде чем лес примет его окончательно, выветрив невидимые следы человеческого присутствия. Незаметно в него проникнет сначала запах хвои, затем тлен сгнивших деревьев и кисловатая влага болот. Именно тогда лес забудет о нем, а легкий ветерок привычно погонит впереди себя знакомый для всех обитателей воздух. Пропадут и тяжелые мысли, незримо повисая на мелкой паутине, коварно раскинувшейся в самых неожиданных местах. И ничто уже не подскажет, что идет чужой.
Неожиданно добротная лента дороги стремительно бежала навстречу, временами взбираясь на пригорки и тут же ныряя вниз, отчего захватывало дыхание, и немного кружилась голова. Утренняя роса еще крепко сковала красноватый песок, который так же не отошел от сна, и не спешил превратиться в навязчивую и светлую пыль.
Силин боролся с дремотой, покачиваясь на переднем сиденье, прислонившись к стойке машины. Сашка беззаботно крутил баранку и не скрывал, что получает истинное удовольствие. Начавшийся было разговор незаметно угас, и желания его продолжить пропало. Смертин также кемарил сзади, изредка смешно мотая головой, что не ускользало от водителя, временами поглядывающего на гостя. Накануне, ближе к вечеру вопреки опасениям Семена Петровича, проверяющий не стал сопротивляться и строить из себя важную персону. Он даже предложил кое-что из своих припасов, когда Сашка в очередной раз заглянул в кабинет и вопросительно посмотрел на Силина. Силин точно также вопросительно глянул на Смертина.
- Сколько ехать? - наконец, определился тот.
- Это как ехать, - в своей излюбленной манере, начал Сашка, однако тут же поймав взгляд начальника, исправился, - к обеду доставлю в лучшем виде.
Ужин получился достойный и превзошел ожидания, прежде всего самого Силина. Он каждый раз с удовольствием покрякивал, наблюдая, как Сашка заботливо обслуживал их обоих, ловко убирая тарелки. Подчиненный, вероятно, так вошел в роль, что затем начал смешно щелкать сапогами, словно халдей в кабаке. Смертин пил хорошо: не пьянея и не проявляя никаких признаков, сопутствующих процессу. Пару раз закуривал, небрежно щелкая серебристой коробкой портсигара. Семен Петрович для приличия высосал одну из предложенных папиросок, а затем перешел на привычную махорку. Говорили о разном, вернее Силин умело задавал вопросы, а гость отвечал, не забывая при этом, активно уничтожать предложенное угощение. Однако делал это не спеша, с неким достоинством, ловко орудуя вилкой. Затем Сашка проводил гостя в комнату и вскоре вернулся.
- Давай, прими, - Силин уже сидел в одной нательной рубахе, совсем домашний и расслабленный.
- Ну, как? - спросил помощник, махнув приличную порцию и зажмурил один глаз.
- А хрен его знает, как, - вымолвил Семен Петрович, - поди, разберись, что у него на уме. Смотрел основательно. Думаю: что там читать? А он все читает и читает...
- Завтра во сколько поедем?
- Завтра? Со сранья, часов в семь надо. Ты все приготовил?
- Как было сказано, - кивнул Сашка.
- Я вот думаю, может здесь остаться, - он встал и накинул китель, - пока туда ездим, потом обратно.
- Так вы уже, Семен Петрович, трое суток дома не были.
- Ой, хитер, шельма, - Силин взял фуражку под мышку и провел по еще крепким и густым волосам, - хочешь сказать, сам три дня дома не был?
- А я что?
- Ладно, поехали, чесалка затупилась? Иди, заводи, я сейчас.
Он прошел в дежурку и приоткрыл дверь.
- Ну, что, Эйнар?
Кривоногий мужик тут же вскочил и вытаращил глаза.
- Товарищ старший оперуполномоченный...
- Вольно, ты что там раком скрючился?
- Эта, сапоги чищу.
- Какие сапоги? - не понял Силин и непроизвольно зевнул.
- Товарища Смертина, Сашка принес, а затем велел им в комнату доставить. Вернее, у двери оставить.
- Сашка принес? - переспросил Семен Петрович.
- Так точно.
- И то верно, короче, бди, и чтобы никаких там происшествий!
Машина вдруг остановилась, продолжая слегка подрагивать корпусом, и Силин открыл глаза.
- Всего пять минут, только воды долью, - Сашка уже стремительно бежал с пустым ведром к ручью, с ленцой поблескивающим в лучах поднимающегося солнца. Смертин так же выпрыгнул наружу, потянулся, прогоняя остатки дремоты, и оглянулся.
- Хорошо-то как! - шумно вдохнул воздух и подошел к сосне. Положив фуражку на траву, оттолкнулся сильными ногами и повис на ветке дерева. Затем ловко подтянулся и сделал переворот, слегка зацепившись за кору.
- Молодой, жеребец, - подумал Силин, - в два ночи лег, а сейчас хоть в плуг запрягай.