На перроне Ярославского вокзала тогда дуло, как в степи, и покуда я, взмыленный после метро и эскалатора, с тяжело гружёным рюкзаком и лыжами ждал посадки в свой вагон, он, этот ледяной январский ветер, успел сделать так, что в первые дни нашего похода меня всё время знобило, а в горле как будто стоял непрерывно его царапающий ёрш для промывки кефирных бутылок.
Вместе с Аллой Ворониной мы догоняли экспедицию "по ломоносовским местам", организованную моим кафедральным товарищем с кисломолочной фамилией Владимиром Сывороткиным. Начав свой путь в Москве, она продолжалась поэтапно уже несколько лет, но я подключился к ней на последнем отрезке от Каргополя до Холмогор. Незадолго перед этим прошла моя предзащита диссертации, и мне срочно нужно было проветриться, отдохнуть от суеты и напряжения последних месяцев, выразившихся в том, что последнюю ночь перед ней я вообще не смог сомкнуть глаз, и, убедившись в невозможности уснуть, пошёл гулять на Ленинские горы. Иногда у меня начинала идти носом кровь, - своё обещание: "кровь из носу, но предзащиту пройду в срок" я воплощал на деле.
Доклад на "Московском обществе испытателей природы" задержал меня на несколько дней, и я не смог выехать вместе со всеми. Договорились воссоединиться на станции Плесецкой, недалеко от нашего северного космодрома, о существовании которого из-за повышенного режима секретности мы тогда и не подозревали.
Алла тоже задержалась в городе, поэтому мы и оказались вместе в одном вагоне плацкартного вагона поезда "Москва - Архангельск" и часов через пятнадцать высаживались в северном краю, встретившем нас двадцатипятиградусным морозом.
Прибывшие накануне шестеро наших товарищей встретили нас на вокзале Плесецка, мы немного передохнули с дороги и поначалу двинули вдоль широкой дороги по направлению к Мирному, но вскоре нас завернули местные жители, сообщив, что впереди закрытая зона. Это и было первое наше знакомство с понятием "Космодром Плесецк". Пришлось идти в сторону Емцы, следующей станции в сторону Архангельска.
Кроме руководителя группы Владимира Сывороткина, меня и Аллы Ворониной в поход шли Володины друзья Михаил Симаков, Борис Киреев, Сергей Сколотнев, муж Аллы Анатолий Воронин и похожая на Лию Ахеджакову девушка Зина Буевич, вскоре поменявшая фамилию на Сколотневу.
В первый день мы шли вдоль асфальтированного шоссе, царапая свои лыжи о камешки, невидимые под слоем снега, и к вечеру были на станции Емца, где поднаторевший в делах "вписки" в незнакомых селениях, Володя нашёл для всех нас жильё в просторном доме директора единственной школы этой небольшой станции, заручившегося, правда, нашим выступлением перед учениками. Небольшие речи сказали Владимир Сывороткин и Анатолий Воронин, - редактор издательства "Мысль", нам подарили по небольшой брошюрке со стихами местного автора, мы снова надели лыжи с бахилами и продолжили движение на север.
Фотокорреспондентом в нашем походе был Боря Киреев, то и дело прикладывающийся к окулярам своего аппарата, результатом чего впоследствии стали великолепные снимки, выполненные настоящим мастером.
На второй день мы всё-таки не избежали контакта с военно-космическими войсками и упёрлись в зелёные ворота с красными звёздами посередине. Некоторое время ушло на то, чтобы убедить военное начальство, что мы всего лишь желаем пройти по территории части, никуда не отклоняясь от дороги и не фотографируя ракеты, нацеленные в космос, и уж тем более, не интересуясь содержимым планшетов, в которые "заправлены космические карты".
Следует здесь отметить, что чуть более, чем через месяц после нашего похода, на нашем северном космодроме на старте взорвалась ракета, но, слава Богу, никому не пришло в голову связать эту трагедию с нашим кратковременным пребыванием в относительной вблизи от стартовых площадок. Тогда всё свалили на команду, готовившую ракету к старту и погибшую в полном составе, и только потом разобрались, что виной всему были фильтры для системы, перекачивающей перекись водорода.
Военно-космические войска расположились в живописном еловом лесу, по которому мы шли, словно через рождественскую сказку, покуда не выбрели к вечеру в посёлок лесорубов, которые эту сказку превращали в штабеля брёвен. Нам, впрочем, этот посёлок был весьма кстати, - уже смеркалось, и нужно было думать о тёплом ночлеге, так как к холодным ночёвкам мы подготовлены не были, - палаток с печками не несли, и если бы таковая случилась, то пришлось бы нам коротать ночь у костра.
Приютил нас в просторном балке маленький мужичонка, оказавшийся, однако, большим матерщинником, невзирающим на присутствие среди нас двух представительниц женского пола. Пришлось с этим мириться, да и матерился он как-то беззлобно, совсем, как Шура Каретный.
Продукты несли с собой, и в месте нашего временного проживания нам требовалась лишь вода, да жаркий очаг. Всё это нам предоставляли гостеприимные северяне, да ещё солёными огурчиками и грибочками угощали.
Обедали мы всегда в пути, - разжигали костёр, варили какой-нибудь супчик, подкреплялись и двигали дальше. Часов в пять - "файв-о-клок ти" - небольшой перекус, а там - до ближайшей деревни, где просились на постой. Дома на севере большие, - всё подворье под одной с домом крышей, места хватало.
Спали где придётся, всё больше в своих спальниках на полу, застеленным какими-нибудь фуфайками и матрасами. Для двух наших девушек, правда, всегда находились места на кроватях.
Вообще-то проходить днём через деревни было плохо, - за пару километров до них лес кончался, и мы оказывались на ледяном ветру, поэтому это пространство старались проходить максимально быстро, чтобы в лесу сбавить скорость, - там ветер запутывался в густых ёлках, гудел только в вышине, а на нас сыпался тихий буран.
Вот, наконец, и Холмогоры, - небольшой городок на берегу Северной Двины. Местные жители, произнося его название, делают ударение на первом "о", что для всех нас стало откровением. Родная деревня Михаила Васильевича, однако, оказалась не совсем здесь, и нам ещё пришлось сходить до села Ломоносова, чтобы уж точно сказать, что побывали там, где родился основатель Московского университета.