Аннотация: Несколько историй о дровосеке, его детях и их мачихе
Германский миф.
В отин старотавний время жил мужчина, который есть рупить теревья в лес - тра-фа-сек. И был у него цвай киндер - мальчик унд девочка. Свали их Гензель унд Греттель.
Мать их мертвый был. И решал трафасек жениться внофь. Нашел молотой и красивый фрау. Но не вслюпили Гензель унд Греттель молотой мачих. Стали они истеваться над ней и даватить да белый каленья. Терпел мачих, долго терпел, пока терпенья ее не пришел к финиш. Тогда решал молотой женщин проучить непослушный киндер-сюрприз. Послал их в подвал за картошка, а сама сапер тверь.
А когда наступал вечер, трафасек приходить из лес - спустился в подвал, тверь отворяйт, а там киндер сидят.
Киндер каварить "Фатер, спаси нас от этот слой мамка. Она нас сперва мучить, а потом сапер в этот ужасный подвал".
Раскневан был трафасек, пришол в том, набросился на женщин. Ты, каварит, не смей больше к майн киндер подходить. Жена пыталась объяснить муш, что это киндер даватить ее да белый каленья. Но муш не хотеть слушать свой молотой жена, ис-за фантастиш либэ - любовь к свой киндер. Он топал нога и орать: Не сметь мне перечить. Их бин хозяин и глава этот том!
И жена саткнулся вмик. А Гензель унд Греттель радосна потирал рука и злорадно самышлял новый пакость нат свой мачих.
Так однажды, когда молотой мачих убирала в том, всё стало чисто и красота. Трафасек был, как всегда, в лес, и киндер, пока папка найн на хаузэ, взяли и нагАдил на пол у молотой хосяйка - какую-то дрянь насыпать. Хосяйка вошол, а пол весь искашен. Она аш онеметь сперва. Потом как сакричал ни свой колос. Упью, кричит, мерсафчиков. Побежала за ними. Киндер вон ис тома выбежали и в лес шнеля. Долго бежали они, пока голос неротной мамашка стих. Тогда остановились Гензель унд Греттель, одышался, подумал и пойти дальше. Наконец, дошли они то терефья - туп. На тубе том птичка сидеть на кнесте. А в кнесте яйки лежали. И полез Гензель унд Греттель на тот туп за яйки. Сакричал тогда им птичка колос человек - не трошь майн яйки, битте, я вам за то гут песня испольняй. Но не послушал вредный киндер птичка, потому что очень кушать хотел - ням, ням. Достали все яички и сожрать без сожалений. А когда они покушали, то продолжали свой путь. Шли они час примерно, пока не увидеть кабаних с выводком молотой свинья - киндер-поросят.
Унд почуствовать они внофь свой колот. Всмолилась свинья-муттер, не трогай, говорит, майн киндер-свинюшки, я вам прикашусь. Но не послушать песопрасники мать-кабаних, а послушать внофь колос свой обжорка. Колот их обуял нескончаемый, пока не сожрать они весь выводок. Хотели они скушать и мамашка, но она им скасать, у меня ляшка стар, жосток, подумал киндер и не стали ее жрать. Пошли дальше себе. Так брели, пока не встречали большой метфеть, который попасть в желесный ловушка охотник.
Ревет мишка, вырваться не может. Уфитеть он киндер и каварит - помокайте мне, битте, я вам благодарен буду очень. Сасмеялись Гензель унд Греттель и стали в метфеть шишка пулять. Метфетю неприятно, а им весело. Тут всять Греттель камень и бросить в голова метфеть. И убила тут же. Дура ты, скасать Гензель, всю радость испортила. Делать нечево, пошли они дальше. А уж вечер близок. И вот вышли они к испушка, не ротной, а новый. В испушка свет гореть. Киндер потошол, в окно постукали, а сами прятки стали делать. Из окна бабушка старый вылес, смотреть везде - нет никто. И опять исчезал. А киндер снова потойти к окну стучать. Выклянул бабушка - найн никово. Хлопнул форточка со злость и ушол от окошка. А киндер снова тут как тут. Внофь стучать принялись. Так мучали они старый бапка, пока той не надоело ходить от окошка и к окошка.
Тогда подойти Гензель унд Греттель к тверь и постучал. Старушка к тверь подойти и спрашивала, кто это такой поздний ночь в мой том ломиться. А киндер прикинулись педный офца и стали конючить у фройляйн-бапка разрешение побыть том на ночь и немношко кушать. Не знать, не катать бабулька, какой беда ее потшитал и потому впускала хитрый киндер. Как только оказались детки в исба, тут же набросились на петный старый фрау, повалить ее на пол и свясыфать. Не ожидала старушка такой поворот сутьба, заплакал. А киндер веселит это. Сложить связанную бабушку на койка и стали делать ей щекотка.
А тем временем молотая неротная мамашка все искал непослухов по лесу. Ходил, бротил, пока не уткнулась в туп, на котором крустила несчастная птичка. Что ты крустишь, спросила молотая жена. И ответ дала птица, что я крустная, потому что твое отморошенных киндер съетать всех майн птенчик. Поняла тогда жена, что речь идёт о Гензель унд Греттель, и спросила у птичка, а куда ухотить они потом. Птица укасал ей верный торок, и она пошла тот торок. Шла она, пока не встречала кабаних. Та ей скасать о тех тфух ненасытных поканцах, что сошрать ее поросятки. И снова признать мачеха киндер сфой муш. И тальше пошол. Наконец, тошла то метфеший покойник и сразу понял, кто мишка сафалил (кокнул).
Бапка совсем уш сатыхался от щекотка, когда молотой мамашка нашла испушка. Услыхать она сатихающий вопль пытуемой и поспешайт на спасенье. Ворвалась в том, напросилась на киндер, те от неошитанности даже стелать пи-пи - обмочились. Она старуха освопотить и первый красный крест ей окасал. Затем свясать Гензель унд Греттель, исвинилась за слостный киндер перет бапка и на верефка томой увотить. Са полночь уж было, когда пришла она томой. Трафасек давно тома был. Увитал он, что жена киндер на верефка сапрякать, сакричал - ты что совсем ополоуметь.
Я-я, саколосили Гензель унд Греттель, она нас мучал пытка, сатиские штучки вытфорять, а еще несчастный старый фрау то истерик товодила. Молотая жена онемел от такой поклёп, сакричать - это всё клевета. Это они мучить бабушка, а я ее спасать, потому и верефка нужна был - чтоп неистофы некотники не упешали опять невинную старуху тоставать. Но не поверил жене трафасек, а поверил свой киндер, молчи, каварит, тварь, я больше не там тебе так жестоко вести с майн дорокой теточка. Бестышая ты коза, каварит, такую пить надо и бранить часто, чтоп снала свой место печка. Слушал все это молотой жена и увитал, как радуются ненавистные киндер, что фатер на нее так слопствует. Расослилась она, что муш к ней такой неспрафетливость учиняйт, прать сковоротка и трах муш башка. Тот взял и копыта откитывать. Увитали Гензель унд Греттель, что найн у них больше защит от мачеха и испукались по-настоящему. Клятят с потобострастием на мамашка и ждут, что та и их сковороткой трах-трах. А мачеха повернулась к ним, покасал сковороту и скасал - если теперь порятка в томе не будет, пощады не ожидайт от меня, фстрючу вас, так и снайте. А теперь стелайте мне помощь - нужно труп сарыть.
С тех пор зажили Гензель унд Греттель с мачехой в ладу.
Дас ист финиш.
Еврейская мама.
И жил-таки в одной халупе мужчина с топором. И не то, щоб так, а с детями. И я вам скажу, была промеж них такая дружба и любовь, шо все было бы прэлэстно, кабы у папочки инстинкт не взиграл. И захотелось ему до бабы, и не так щоб на совсем, а надолго... Короче, свадьба гуляла три недели и есчо час тридцать восемь.
"Не тот грязный поц, хто о чужие занавески свои ботинки вытирает, а тот грязный поц, хто своих детей вниманием обделяет" - гласит старинная мудрость. Не будем забывать о ней и мы, как забыл о ней тот мужчина с топором. Какой это был топор, кто бы знал!...
Но вернемся к нашим пейсам, скажу я и буду прав. Итак, дети оказались подле посторонней женщины, женщина оказалась подле мужа, и вся эта коа-лиция стала ж"ить в одном-таки доме. Но дом большой, все поместятся - рещил мужчина, мужчине виднее, он с топором. И надо тому случиться, щоб мадам занималась собой, так все бы било замечально. Но мадаме приспичило поиграть в дочки-матери! И это с живими людями младшего школьного возраста.
Надо отметить детальку - дети в школу не ходили. Дети выполняли тяж"ёлый физический труд по дому, от чего у них развились больщие не по годам мускулы. И с этими поханцами женщине приходилось проводить разъяснительную беседу. Это, я скажю, песня с припевом! Она их просто достала нравоучениями и нытьем, о том, куда и зачем нельзя ходить, и о том, какие они непослушные сволочи. Детям, естественно, такая любовь и за сорок ломових грошей не нужна, они рещили все это обсудить с папашкой, но папашки нет, папашка на работе, что делать детЯм?!
Таки-порешили они сами устранить проблему. Изобрели ядовитую смесь, натолкав в горшок земли и дерьма (да простят меня за слово "земля", я не знаю), содрали серы от спичек и добавили отгризанных с пальцев ногтей. С каких-таких ногтей они обгризали пальцы, не знаю - не видал. Но смесь - сущий яд, это непременный факт.
И вот, когда время ползло ужясно медленно, а луна над крыщей холупы засела, словно рижий суслик после глухого оттяга, эти две малолетние мухи с неоконченным образованием взяли-таки горшок и понесли-таки через весь дом в направлении той самой женщины. Тогда и сказались те мускулы, что они накачали на непосильной работе. Шо было потом - держите меня, мама! Они взяли ентот здоровенный горшок и на голову той ничего не подозревающей хражданки (ж''енщины) вывалили. Убить не убили, но что тут началось! Визг, кровь, слезы и такой мат... В общем, детские перепонки ридали.
Ну, а когда папа с работы вернулся, никто ему, разумеется, ничего не сказал - мужчина устал, у мужчины в руках топор, вдруг не разберется, кто виноват?
Война между тем набирала обороты. Дети решили устроить рэволюцию, а мачеха на это наложила свою резолюцию: если это поганое семя еще хоть раз свою пасть откроет, то она их всех перевешает самым беспощадным образом, и даже без помощи ножа и пистолета.
На что дети выставили свой протест. В свою очередь эта чудная мамочка обещала сломать четыре руки каждому и перетереть добрих деток в мелкий порошок. На что дети отказались завтракать... И все это за спиной мужчины с топором! Истину от главы семьи скривали все и самим наглым образом.
Не надо бить профессором, щоб я так жил и щоб понять, шо дело шло к трагической развязке. И я так скажу - во всем виноват топор! Не будь на том дворе топора, разве ж осталась семья без папы? Разве ж ушел бы в леса мужчина, забыв о своих обязанностях перед детями и супрухой?
Тучи сгустились над одинокой холупой. Нет-таки покоя, щоб прийти к кон-сенсусу, промеж той женщины и ее пасынками.
И не скажу, щоб сразу, но в скором времени начали одолевать детей злые и навязчивые идеи. Не такие, щоб оригинальные, но садисты под этим домом отдыхают. Так пришло им на ум как-то мачеху подвесить за бедры - и какие это были бедры, мама моя! А они их подвесить!... Но от судьби мачеха не бежала, сама виновата.
Никто не хотел умирать, никто бы не умер, но случай показал-таки, шо может стать с людьми, не уважающими законы физики. Шла Саша по шоссе, а мачеха по паркету, и попалась-таки ее нога в петлю, неизвестно какими грязными свиньями оставленную, как бы невзначай на самом центре комнаты. Ну, и дура ж эта баба, я скажу, шо в середине дня, на самой середине комнаты не смогла увидать петлю. Хотя кто знает, может и не такая она дура, а полностью тупая овца - увидала, но не смогла наступить мимо! А дети за ней в щелку глядели... Надо учесть этих детей - они всегда за той мачехой в щелку глядели, и что они видели подчас - я таких слов нараз не выпихну из себя.
А тут как раз она в петлю сама залезла. А дети, надо сказать - это не просто цветы ж"изни, а такие философы-интеллектуалы: они такую хитрую систему изобресть могут, що другой взрослый без микросопа не сообразит, как ввернуть обратно. Вот в петельке той вся детская смекалка и отразилась. И видеть надо, как эту женщина, эта петелька наверх потащила! Со скорость торпЭды класса ЗЕМЛЯ-ГРУНТ! Со звуковими, как водится, эффектами. В виде мата и отборных пожеланий на голову тех говнюков, о которых уже и вспоминать не хочется. Но бивают среди детей-интеллектуалов сущие дебилы, так я скажу - тут речь о них и идет. В общем, что-то они в той веревке не доработали, отчего мачеха резко вверх сперва подлетела, а потом также резко башкой вниз сорвалась. Отчего случился с ней легкий ГИТЛЕР КАПУТ. Настолько легкий, что о той мадаме можно забить, как о последнем волосе на лысине грязного поца.
Ну, так я скажу, когда папа домой вернулся, он не застал никого, поскольку те дети мачеху зарыть питались и в огороде по той причине били.
Ну, а когда он их позвал - шо им оставалось, как не дойти к нему и не обнять папу. Он так в тех обьятьях про жену и забил. И не вспоминал до тех пор, пока ему-таки опять не приспичило, а тогда уже и жена разложилась, и новое поколение жён подросло...
В общем, новую свадьбу сыграли, когда детям уже в институт пора било. Так що это новая сказка, и рассказывать я ее не буду, щоб не травмировать психику уважаемой публики далее, и так я здесь застоялся, как та блоха на Крещатике.
Короче, ж''елаю всем до свидания и больщой привет, и щоб я так жил.
Прерванная пьеса.
Господа хорошие.
Сейчас я поведаю вам историю о самом прекрасном чувстве - о любви к детям! Вы узнаете, куда может завести эта любовь, и чем это все вообще может закончиться.
Начнем с того, что папа был не так уж стар. Более того, папа был сравнительно молод - и это при таких детях. Подростки десяти-одиннадцати лет: больше им не дал бы никто, а меньше - совесть не повернется так омолаживать папу.
Отец трудился лесорубом, а дети сидели дома и готовили еду. Но то ли отцу надоела их стряпня, то ли просто так сложилось, отец решил жениться на молодой, но красивой женщине по имени Матильда. Хотя за имя не поручусь, да и не в нем дело. Главное, красива она была очень. Отчего у папы случилось нечто среднее между помутнением и легким разжижением мозга.
Когда папа привел новоиспеченную маму в дом, естесственной реакцией детей было:
-А кто это такая???
На что отец резонно ответил:
-Это ваша новая мама. Теперь мы будем полноценной семьей.
-У нас была другая мама! - напомнили дети.
-Вы что забыли! Наша мама покинула нас пять лет назад! - возмутился отец. - И вообще, вас никто не спрашивает.
-Хорошо, хорошо, - пожали плечами дети, и разошлись по своим углам.
Отец стал жить с молодой женой, и дети сперва не роптали. Но потом зароптали.
-Она нам не нравится, - сказали они, после ужина, когда "мама" ушла мыть посуду.
-Почему? - удивился отец. Правдоподобно так удивился!
-Она - дура.
-Не смейте так говорить о матери!!! - возвысил голос отец, и поднял кулак, чтоб ударить им по столу.
-Ну, посуди сам, - стали убеждать папу дети, - азбуке она нас не учит, сама читать не умеет, считать тоже, готовит так себе...
-Нормально она готовит, - попытался возразить отец, но дети не дали ему договорить.
-Не супер, не супер. Да дело и не в этом. Главное, сказок она нам не читает...
-Как?! - не поверил отец.
-А так! - в свою очередь парировали дети.
-Она же к вам каждый вечер в комнату приходит, и рассказывает сказки.
-Не-а. Она нам вместо сказок пальцы иголкой колет.
-Какой иголкой! Какое шило?!* - оторопел отец. - Вы что, белены объелись?
На что дети протянули к папе руки.
...Ну, что это за сказка?! Детям матка руки колет - пусть даже не родная! Трыллер, а не сказка!!! Не хочу ее продолжать. Не буду!...
(Автор встает и уходит. Все офигевают)
* Хоть дети и не говорили про шило, данная реплика сохранена, как бы чтобы показать силу изумления отца.
Интервью дровосека.
-Выпейте воды.
-Спасибо.
-С чего бы Вы хотели начать?
-Ну, я даже не знаю...
-Давайте начнем с того, как давно Вы познакомились со своей второй женой.
-Это... это около года назад произошло... Я тогда в город ходил, на рынке ее и встретил. Она там всяким тряпьем торговала...
-То есть, сама она из небогатой семьи?
-Да сирота она!
-Значит, родителей у нее не было?
-Нет, не было.
-А как она отреагировала, когда узнала, что у Вас двое детей?
-Да никак, как она могла отреагировать? Я ей замуж предложил, ну, она вроде как счастлива была. Естесственно предупредил, что готовить на троих придется, да и стирать, и за детьми следить.
-И она не выказала никакого сомнения?
-А какое сомнение? Дом у меня большой, знатный, золото на черный день припасено, хозяйство налажено. А если Вы про детей - так они у меня уже взрослые: одной - десять, другому - восемь.
-То есть, девочка - старше?
-Ну да. Да они у меня все сами делают, им наседка не нужна. И приготовить чего, и в город съездить.
-И Вы отпускаете их одних?
-Ну да. Они дорогу хорошо знают.
-А дом у Вас в лесу?
-Поближе к рабочему месту, так сказать...
-И работаете Вы лесорубом?
-Да, лес рублю - на том и держимся.
-То есть, большую часть дня Вы проводите в лесу? А дети все это время находились вместе с матерью?
-Да, они неплохо поладили с самого начала. Дети, правда, первые дни тихие ходили, к матке* присматривались - а потом ничего, пообтерлись, видимо...
-А Вы уверены, что между ними все было хорошо?
-Ну, как же. Дети ее слушались, она их не била, не орала на них. Так что, все хорошо было.
-Но Вы виделись с семьей только по вечерам.
-Утром я рано встаю. А вечером - бывает, придешь, так намахаешься за день: ничего не видишь, не слышишь - топор в угол, за стол усядешься, тарелку каши проглотишь - и спать. Только по праздникам на них как следует посмотреть и удается. Глядишь - вчера еще совсем карапузы несмышленные были - а сегодня уже вон какие - совсем взрослые стали.
-Они в школу не ходят?
-Нет, не ходят... До ближайшей школы пока дойдешь - полдня пройдет. Обратно - еще полдня. Так какой смысл идти?
-И что, дети ни с кем, кроме матери не общались?
-Нет, ни с кем.
-А другие дети?
-Да им друг с другом хорошо! Жена с ними играла, рассказывала что-то.
-А что именно она им рассказывала?
-Да я не знаю, я не спрашивал, это их дела.
-И никогда не интересовались?
-Знаете, я может чего не понимаю, но я так считаю: детьми должна мать заниматься. Мое дело - деревья рубить, да деньги в дом приносить.
-А как у Вас с женой?...Ну, Вы меня понимаете?
-Да с этим все в порядке. Она никогда ни на что не жаловалась, а я тем более - она молодая, изъянов никаких нет, так что в этом плане, я считаю, мне повезло.
-И жена не жаловалась ни на что?...
-Нет.
-Значит, Вы думаете - она всем была довольна?
-На что же ей жаловаться? Она бы сказала мне. Я никогда не обижал ее, жили в мире... Она бы мне сказала.
-И у Вас нет никаких предположений о том, что же случилось?
-Я затем к Вам и пришел, чтобы Вы мне помогли.
-Да, конечно... Но почему Вы решили обратиться к психологу, а не к сыщику, например?
-А вдруг с ними все в порядке? Вдруг их искать не надо.
-Как это?
-Да как-то уж очень неожиданно это. Вдруг взяли и пропали, все разом. Вот, я и подумал - прежде, чем искать их, может, Вы мне что посоветуете. Уж больно психологическая ситуация.
-Что значит, психологическая?
-Ну - психологическая, ненормальная.
-А. Ну, да, да, ненормальная. Ну, а как Вы сами думаете, что случилось? Не могла жена поехать с детьми в город?
-Почему не могла?- могла. Только ведь придупредила бы она меня, как Вы думаете?
-Но Вы же сами говорите, что в "дела" жены и детей не вмешивались: может быть, она не посчитала нужным с Вами посоветоваться.
-Что ж я, пустое место, чтоб со мной не советоваться? Не могла она так со мной поступить!
-Вы так хорошо знаете свою жену?
-Да...
-Вы так хорошо знаете своих детей?
-Кто ж их знать будет, если не я. Я их с детства...
-Как давно?!
-Что??
-Ну, Вы говорите - с детства. Как давно было это детство?
-Ну, как это?...
-Как давно ВЫ читали сказку им на ночь, носили на руках, ходили с ними гулять?!!
-Разве это сейчас так важно?
-По-моему, это самое важное.
-Я им только добра желаю...
-Охотно Вам верю... Скажите, а зачем Вам семья?
-Что-то странное Вы говорите - зачем семья. Разве не ясно? Семья - это... ну, это, как? Это же всегда так было. Дети должны быть у человека, жена.
-Но Вам-то лично они для чего? Подумайте, что бы изменилось, если бы Вы жили один?
-Почему один?
-Ну, Вы же большую часть времени проводите на работе в лесу, дома практически не появляетесь. Я понимаю, что Вам как полноценному мужчине нужна женщина; и дети - Вы должны о них заботиться. Но теперь, когда их нет рядом: не кажется ли Вам, что так лучше?
-Нет... наверное. Я не знаю.
-А Вы подумайте.
-Но это ж вроде как мои дети...
-Да, конечно, дети Ваши, и жену Вы любите. Вы ведь любите свою жену?
-Ну, это... люблю, да.
-А за что Вы ее любите, скажите.
-Ну, знаете, так сразу не скажешь, тут много всего.
-Например?
-Ну, симпатичная она, фигуристая...
-Фигуристая?
-Покладистая, спокойная.
-Все?
-...Да. Еще ласковая.
-Ласковая?
-Да.
-Ну, а моральные какие-нибудь качества, ее особенности, которые Вам особенно дороги?
-Не, таких у нее нет.
-Скажите, Вы считаете свою жену умным человеком?
-Человеком? Умным?? Она ж баба, какой в ней ум. Ну, ясное дело - бабские мозги, это как положено. А ум -нет.
-И интересов общих у Вас нет?
-Нет. Какие уж тут общие интересы - я же ее в лес не поведу с собой, деревья валить!
-Разумеется...
-Так Вы мне что посоветуете? Где мне жену-то искать?... Или не надо?
-Идите-ка Вы лучше домой. Я уверен, рано или поздно жена с детьми сама возвратится. А не возвратится, сходите в город, найдете себе другую жену...
-Можно мне воды еще?
-Да, пожалуйста.
* - не анатом.
Синяя борода.
А еще в хрониках полесья можно услышать одну древнюю историю, про лесоруба, у которого было восемь жен.
Повесть эта туманная, и по большей части покрыта не фактами, а досужими домыслами, дошедшими до нас от прошлых поколений.
Когда Иммануил приехал в город в очередной раз, то юная Лизхен вышла за ворота, чтобы поприветствовать его.
-Привет тебе, Иммануил.
Дровосек только головой кивнул.
-Почему ты не заходишь ко мне в гости?
Иммануил думал недолго и, оставив повозку с лошадью, прошел вслед за Лизхен.
Там она, забыв про все правила и традиции, набросилась на Иммануила - благо родителей дома не было - как голодная лисица на вкусного перепела. Измотав Иммануила до дрожи в коленях, Лизхен наконец успокоилась. Она усадила дровосека за стол и дала ему хлеба.
-Ешь, мой ненаглядный. Суженый мой.
На это Иммануил ничего не сказал, только настороженно посмотрел на девушку.
После этого дровосек ушел.
Через неделю он снова приехал в город и, проезжая мимо дома Лизхен увидал у забора ее отца.
-Здраствуй, зятек. Что ж ты не заходишь?
На это Иммануил ничего не ответил, только нахмурился и прошел в дом.
В доме его ждала Лизхен. Еще там была ее мать, два ее брата, двое дядей и старый дед.
-Проходи, зятек, садись.
Отец хлопнул Иммануила по плечу, да так, что тому ничего не оставалось, как на скамью упасть.
-Дочь наша только о тебе и вспоминает.
Сама Лизхен сидела, потупив глаза, но по стыдливому румянцу на щеках было видно, как она счастлива.
Потом родня стала обсуждать, какое приданое можно дать за Лизхен. Отец пообещал два мешка муки, кошель золота и свинью. Братья давали топор и мотыгу. Дядья набор старинных книг и знатный пояс с пятью драгоценными камнями.
-Ну что, хороша у меня родня?
На это дровосек коротко кивнул, а отец радостно потер руки.
-Ну, что ж. Раз обе стороны согласны, свадьбу сыграем через восемь дней.
Перед тем, как Иммануил собрался уходить, Лизхен повисла у него на шее. Ее сердце неистово колотилось от счастья.
Свадьбу сыграли скромно, среди своих. Поскольку у Иммануила родни не было, то присутствовали только родственники Лизхен. Благословив дочь, отец отпустил молодых в дом к дровосеку.
Дом у Иммануила был большой, тесовый. Лизхен сразу стала хозяйничать в нем. Дровосек на это ничего не сказал, только хмурился иногда.
Сперва Лизхен нравилась немногословность мужа. Но все чаще и чаще она стала корить его.
-Я ведь думала, что ты такой скромный, потому и молчишь. Ты что же, не любишь меня совсем?
Но Иммануил на это ничего не отвечал, что раздосадовало Лизхен еще больше.
-Ты бы хоть слово ласковое сказал. А то приходишь с работы - чурбан чурбаном.
Но Иммануил снова уходил в лес и возвращался только под вечер.
Дни шли за днями, недели за неделями. Лизхен стала совсем раздраженная, бросалась на мужа по пустякам.
-Почему ноги не вытираешь, когда в дом входишь? Нашел служанку убирать за ним!
-Я для него готовлю, стараюсь - ни слова благодарности! Дождешься, со свиньей вместе кормить буду! Та - и то, животина, а понятие имеет.
Иммануил сносил все спокойно, чем еще сильнее доводил жену. Иммануил хмурился, но удивления не показывал.
Однажды, когда он вернулся поздно вечером, жена сдержала свое обещание и не стала ему готовить.
-Я тебе говорила, что к свиньям есть отправлю!
С жалостью и тоской посмотрел на нее Иммануил, думая, а не сошла ли Лизхен с ума.
Тут и выяснилась вся правда. Разрыдалась Лизхен и призналась.
-Почему у нас детей нет? Не могу я так больше!
Нахмурился Иммануил, сильно нахмурился. Уложил Лизхен спать, а сам в лес ушел. И всю ночь по лесу раздавался стук топора.
А когда утром Лизхен проснулась, дровосек стоял над ней, словно изваяние. Лизхен даже не по себе стало.
-Ты что это? Случилось чего?
Иммануил только головой кивнул, показывая, чтобы она шла за ним.
Они вышли из дома и пошли в лес. Дровосек уводил жену всю глубже в чащу, пока не завел в самую темную ее часть. А потом пошел дальше.
Чувствуя что-то нехорошее, Лизхен заметно притихла и шла, не раскрывая рта. Она только старалась не упустить в наступающих зарослях спину мужа. Наконец, они дошли до самого темного и низкого места в лесу, где земля была настолько стылой, что пар шел изо рта. Там дровосек повернулся и посмотрел на жену. В руке его висел топор. Глаза Лизхен расширились, и она закрыла рот рукой...
Прошел месяц. Иммануил снова поехал в город. На этот раз он не стал проезжать мимо дома Лизхен, а направился прямиком в сторону рынка, где у знакомого барышника загнал дрова по сходной цене. Так он делал всегда.
Иммануил уже собирался развернуть свою телегу, когда увидал пышногубую Гретхен. Она раскачивалась в такт музыке, доносящейся с местной ярмарки, и дровосек невольно засмотрелся на ее широкие бедра.
-Здраствуй, Иммануил. Что-то давно ты не появлялся.
На что Иммануил только плечами пошевелил.
-Проходи за прилавок.
Гретхен торговала шитьем и материей, у нее была своя каморка, куда она и позвала дровосека.
-Хочешь, угощу тебя своей сливовой настойкой?
Гретхен нагнулась, чтобы достать из-за сундуков бутыль с напитком. Иммануил увидал ее роскошный зад и не смог устоять.
После этого они долго лежали подле сундука. Гретхен млела от счастья и посильнее прижималась к дровосеку.
-Ты любишь меня?
Иммануил ничего не ответил, только свел брови в хмуром раздумье.
Когда дровосек уезжал, пышногрудая льнула к нему.
-Заезжай почаще, ненаглядный. Угощу еще своей наливкой.
По прошествии трех дней снова явился Иммануил на рынок. И хоть не было теперь у него в возу дров, была у него цель и в этот раз. Никак не давали покоя бедра пышногубой Гретхен дровосеку. А она будто чуяла - ждала за прилавком.
-Что, понравилась моя наливка, милый?
Улыбнулась обворожительной улыбкой аппетитной людоедки и поманила в каморку за лавкой.
На этот раз опьянел дровосек еще пуще, и когда Гретхен предложила взять ее в жены, даже не хмурился почти.
Родственников у Гретхен не оказалось, чему дровосек был только рад, поэтому свадьбу сыграли в компании наехавших в город цыган. После чего Иммануил с новой женой отправился в свой дом.