Девочка сидела на подоконнике. Такая у нее была привычка. Она смотрела в окно. В глазах стояли слезы. Не поступила в институт. Хотела, готовилась, но не хватило всего одного балла. В окне - дома в домах - окна, а там люди живут. Ей все время хотелось заглянуть внутрь квартир: как там? Иногда получалось, потому что не все занавешивают окна шторами. Бывает, что любопытный прохожий или наблюдатель может увидеть многое.
"Мне страшно, что я буду делать? Как поступать?" Окна смотрели на нее и не видели. Окна, похожие на глаза только без зрачков. "Все рухнуло, кончилось, не успев начаться". Тогда ей казалось, что жизни больше нет, а есть только разочарованные родители.
- Ты не оправдала наших надежд!
- А как их нужно оправдывать?
- Ты, просто обязана была, да в таких условиях, ведь все для тебя делали, а, что получилось?
- Но я же живу!
- А, как ты живешь, и чего достигла. Школу закончила и то, так себе. В кружки не ходила, спортом не занималась. Все, допрыгалась, мы сами решим, как тебе поступить.
Девочка спрыгнула с подоконника. Ей надоели окна и вид темной улицы, но все- таки жаль было отрываться от картины, отвлекшей ее на некоторое время от грустных мыслей, заставившей высохнуть слезам.
В окне соседнего дома четко различались силуэты мужчины и женщины. Парочка танцевала. Девочка поняла, что танец исполнялся профессионально, будто репетировали номер перед выступлением. Несколько минут она, не отрываясь, смотрела, думая о том, почему люди не занавешивают окна. Так просто задернуть занавески, и ты недоступен, никто тебя не видит, чем бы ты ни занимался! Дело заключалось в том, что дома располагались так близко, что, стоило перекинуть мостик между окнами соседних домов, так и дверей не нужно, чтобы ходить в гости. Конечно, если пригласят, а так, нет смысла тратиться для сооружения мостов. Иногда и приглашенные гости оказываются намного хуже татарина.
Слезы высохли. Девичья память короткая, тем более ничего ужасного не произошло. Подумаешь, не поступила туда, так зато поступила сюда. Профессия все та же "пидагог", а ее можно получить не только в ВУЗе, а еще и в ТПУ, кажется, впоследствии название изменилось и звучало намного приятнее для слуха - "колледж". Загадочно и непонятно, как все иностранное, а суть все та же - педулище.
Первое занятие, словно сон наяву. Какой он? Девочка пока объяснить не могла, скорее всего, он был кошмарным. Просто сначала она находилась в шоке.
Совдеповское педучилище, что может быть отвратительнее. Старое здание, каких-то веков. Штукатурка обваливается, стены рушатся все в безобразных заплатках. Вход почему-то с заднего двора. Парадное закрыто, хотя по всем правилам заходить в помещение полагается спереди, а не там где-то. Часто не знающие люди ломились не в ту дверь. Студенты, наблюдая столь комичную картину из окна, хихикали на лекциях, вызывая гнев преподавателей. Преподаватели махали руками, указывая направление входа. Внутри помещения длинные коридоры, со стенами, грязно-зеленого цвета, полы деревянные, в стандартном красно-коричневом колоре советской половой краски. На подоконниках хилые цветочки в консервных банках и даже в детских горшках с отломанными ручками и пятнами, оставшимися от отлетевшей эмали. Они тоже почему-то имели зеленую окраску. Их будто специально подбирали в тон к стенам. Некоторые растения были мертвыми, но их смерти никто не замечал. Их по привычке поливали холодной водой, словно они еще жили, и хотели есть, пускай даже такую скудную и вредную пищу.
Двери в коридоре открывались, когда звенел звонок, словно в школе: на урок и с урока. Цвет у них привычно белый (был когда -то), а теперь рыжевато-серый в разводах от неудачного мытья. Дежурные студенты не очень-то старались навести чистоту в родном училище. За дверями аудитории - парты разных цветов, но больше синего или зеленого цвета. Видимо, оставалась краска, после окрашивания стен, и парты подновляли, чтобы они выглядели не так безобразно. Они стояли косо, в нишах лежали конфетные обвертки разных сортов, скомканные или аккуратно разглаженные: шоколадные, карамельные, попадалось даже трюфели (все зависело от достатка родителей студента). Стулья в тон партам или, как придется, ободранные доски с крупинками полу исписанного мела, которого все время не хватало, и поэтому куски добросовестно исписывали до самого конца, не оставляя, порою, ни крошки. Про тряпки отдельный разговор. Они - это старые ненужные вещи. Например, трусы, носки, наволочки, а, может и колготки. Было сразу видно, откуда тряпка взялась и чем она была в хорошей жизни. На подоконниках все те же чахлые цветочки. Никому ненужные, но по уставу полагалось: чтоб были.
Студенты. Их можно разделить на группы: те, кто хотел, те, кто просто так от нечего делать и те, кто поступал, но не поступил, и пришлось сюда, чтобы перекантоваться до следующих экзаменов ну и т.д. Наша девочка относилась к предпоследним. Не поступила, куда хотела и вот теперь здесь.
Она открыла дверь заднего хода и вошла. Дверь впустила новую обитательницу, скрипнув, а потом хлопнув. "Ничего, - успокаивала себя новая студентка педулища, - всего два года, а потом можно опять туда". Ей было неприятно, что она опоздала. Все случилось по вине транспорта. Автобус сломался и встал в гиблом месте, из которого уехать практически невозможно. Но она все-таки добралась до здания, которое легко нашла, хотя никогда раньше не была в том районе. Итак, она открыла тяжелую дверь на пружине и вошла внутрь. Там ее встретили дежурные тетеньки-преподаватели, которые отлавливали опоздавших студентов, точнее студенток, т. к. студент был один на все училище. Мужского пола явно не хватало в арсенале будущих педагогов. В заведении присутствовали еще две единицы мужского пола: директор и физрук, (завхозом тоже была женщина внушительных достоинств, которая выдавала тряпки, чтобы мыть полы и, тяжело дыша от избыточного веса, отмеряла мензурками порошок, предназначенный для генеральной уборки) но они не являлись студентами. Тетки злобно посмотрели на девчонку.
- Здравствуйте! - девочка приветливо и одновременно виновато улыбнулась.
- Ты, почему опоздала? Ты понимаешь, куда пришла? Негодница, в учителя захотела. Фамилия!
Тетка, похожая на пупсика, только в очках и с химическими кудрями пыхтела и разорялась больше всех. Другие женщины только осуждающе качали головами, украшенными странными прическами. Одна - огненно- рыжая с длинными локонами, неестественно правильно и симметрично уложенными (парик, скорее всего). Нервничая, она, украдкой, как ей казалось, все время трогала себя за макушку, словно поправляла что-то. Другая - толстая с седыми волосами, собранными в шишку на затылке, стояла крепко и надежно на своих коротеньких и неожиданно тонких ногах, обутых в удобные растоптанные туфли на широких квадратных каблуках. Сарафан черного цвета в компании с серой кофтой довершал картину. Сопровождающие пупса тетки выглядели второстепенными персонажами, сразу было понятно, что пупс с химией - основная.
- Фамилия, - повторила она. Группа! Объяснительная должна быть на моем столе через пятнадцать минут. Что за вид? Где сменная обувь? Покажи сумку! Ты куришь? А губы, в нашем заведении их не красят так ярко. Брюки подари сестренке, если она у тебя есть, а нет, то спрячь подальше. Такое здесь не носят!
Девчонка онемела. Свою фамилию она так и не назвала. Тетка, которая оказалась завучем в гневе совсем забыла про фамилию.
- Иди на урок и не безобразничай больше, а то родителей вызовем к директору.
Так с "распростертыми объятиями и радостно" встретило учебное заведение будущего педагога.
Потекли дни. Нет, скорее всего, они капали медленно и равномерно. Кап - 6 : 30 утра - пора вставать, кап - 7 :15 - пора выходить на остановку, кап - едешь, едешь, никак не доедешь. Наконец, доехала все-таки, там то самое здание, а капанье уже другое.
Вскоре девочка адаптировалась, освоилась, стала сбегать с лекций. Не хочу - вот и все! Хочется есть, или устала прочь из ненавистного места. Родители не были в курсе. И зачем знать, то что тебе не предназначено? Разве ради интереса и для общей осведомленности. Но эти знания не принесли бы родителям никакой пользы, скорее навредили бы, заставили поменять свою точку зрения, с которой они расставаться явно не желали. И потому, все случилось бы весьма болезненно. Заведение вызвало бы отвращение у каждого нормального человека, но ненормальных в нем оказывалось всегда большинство. И оно существовало. Жизнь была еще хуже, чем в школе, хотя в школе учителя, в основном любят своих питомцев и желают им добра, так или иначе.
А ТПУ похоже на закрытую школу ордена иезуитов для особо опасных девочек. Девочки не были опасными. Скорее всего, по несчастному стечению обстоятельств, попали в заведение на 90% остальные - 10% - по большому желанию и относились соответственно к первой группе. У девяностых капы - идентичны.
Девочку звали Таня Косова. Кличка в группе получилась Косая. Почему? Фамилия или то, к чему бы она не прикладывала руки, получалось неровно. Все ее изделия на уроках технологии выглядели весьма печально. Там не дошила, здесь переклеила, а тут и вовсе сплошное уродство. "Умные" педагоги бранили Таню.
- Ты же женщина, кто такую неумеху замуж возьмет? Останешься без мужа и без стипендии узнаешь тогда почем фунт лиха, сигареты не на что будет покупать.
- Я не курю и замуж в ближайшей пятилетке не собираюсь, а мой папа достаточно зарабатывает, чтобы я ни в чем не нуждалась.
- Да ты еще и хамка! Вот тебе замечательная двойка за безобразно сшитого по такой прекрасной и точной выкройке поросеночка, а за грубость тебя разберут на собрании. Я все передам твоему классному руководителю!
- Да пошла, ты!
- Что!?
- Что слышали Алевтина Петровна, извините, пожалуйста, следующую лисичку я сошью лучше, а поросят я просто не люблю у них мех жесткий.
В заведении обучали музыке, ведь будущий учитель начальных классов отличается от других педагогов своей универсальностью. Какие предметы он только не ведет! Жутко становится, пестрит в глазах от названий и аббревиатур. Иногда сам учитель не мог расшифровать их, и довольно туманно представлял, что конкретно нужно преподавать. Гораздо понятнее было: два прибавить два - это все равно, что два плюс один и плюс один. Скучно! Музыка, как красиво само слово, его звучание, просто сказка, сладость меда, только не во рту, а в ушах. Все студенты, вернее студентки ТПУ, обучались игре на инструменте независимо от музыкальных способностей, приняли в заведение - значит способный.
Единственного студента, вскоре забрали в армию, а из мужчин остались директор с боевой фамилией Стрельцов и физрук, довольно симпатичный, но не обращающий внимания на студенток, молодой человек. Видимо, жена у него была еще красивой, и девчонки не входили в список его увлечений.
Про студенток можно было сказать: "И швец и жнец и на дуде игрец". Швецарили, на дуде играли, пожинали плоды просвещения. "Дудки" только были разные: у кого - фортепиано, у кого - аккордион, А у кого - и баян. У Тани "дудкой" оказался баян. Мама взяла инструмент на прокат. Места он много не занимал не то, что привилегированное фортепиано. Баян всегда можно убрать под кровать за ненадобностью, чтоб в проходе не мешал, а то и, вовосе, на антресоль забросить. Баяны бывают разных моделей, как и автомобили. Есть концертные (для профи, но здесь не та песня), есть побольше и поменьше, и с разными кнопками. У одних - плоские, у других кнопки с гвоздиками, выступающими наружу. Прокатный баян был побольше и с кнопками в гвоздиках. Некоторые из них отваливались и при игре западали, но баян был не так уж плох, хотя бы потому, что мех не пропускал воздух. На уроках с баянистов спрос меньше, ведь невозможно же дирижировать и одновременно растягивать мех. Такое подвластно лишь фокусникам, но Таня не умела делать фокусы, пока. Все ее фокусы были впереди.
Учеба Тане давалась легко. Больше всего утомляли поездки на автобусе с утра пораньше. Внутри автобуса, как и на улице, темно, водители берегут аккумулятор. Душно. Народ. Пахнет оттаявшими пальто и синтетическим шубами, потом, перегаром, непромытыми или вовсе немытыми волосами, причем запах распространяется прямо сквозь шапки. Шапки - это отдельный разговор. Женщины, имея на голове плохую прическу, любят ее прятать под шапку. Они, порой не снимают головного убора и в жарком помещении. Потеют, преют и все же прячут безобразие на голове под не менее уродливой шапкой, с каким-то ушами и козырьком, будто на пляж собрались. Очень хорошо различался, среди такого изобилия "ароматов", сладкий запах дешевых, а, может не очень, духов и одеколонов.
Люди злые, не выспавшиеся, с проблемами нынешними и будущими. Хорошо, если сел и дремлешь, пытаясь отключиться от всего и не обращать внимания ни на что вокруг или, в конце концов досмотреть утренний сон. В этот раз Тане повезло: она сидела у окна, прикрыв глаза, задремала. Ехать долго, можно и расслабиться. Но из головы не уходили противные мысли, они, словно шевелились в черепной коробке, напоминая паразитов, не дававших покоя своему хозяину и жертве одновременно.
"Как все надоело", - подумала она и уснула. Ей приснился противный сон. Он отображал ее жизнь, словно на экране телевизора. Кругом люди серые и скучные, они стоят в очереди, держа в руках подносы. Столовая, все голодны, всем хочется есть. Аппетит играет, несмотря на убогий интерьер и не вполне приятный запах. Очередь за едой двигается медленно. Заветное окошко в закутке сравнимо по недосягаемости с Млечным путем. Из окна выдают нечто, что можно съесть. Получившие еду, выглядят очень счастливыми, словно их одарили бесплатной порцией клубничного джема. Потом они поедают купленные блюда, расставив тарелки на липких столиках. Таня, достаивала очередь, глотая слюни. В животе беспрерывно урчало, во рту ощущался вкус еды, а точнее джема. Она закрыла глаза от удовольствия: сладкий джем, с кислинкой, ароматный, притягательный. И - вот оно! Заветное окошко! Но не тут-то было, хлоп, оно закрылось, но сначала: "Девушка, все кончилось. Предупредите, чтобы очередь не стояла, а поднос отнесите на место". В столовой все засуетились. Кто-то сказал:
- Проверка! У них еще много еды, просто боятся!
- А джем?
- Какой еще джем?
- Клубничный!
- Его и не было. Только макароны с рыбной котлетой, а еще кисель, больше ничего.
- А, почему все так хотели?
- Потому что каждый желает много, а получает в результате дешевую котлету из минтая с серыми макаронами без подливки. Это еще хорошо, что котлеты. А знаете, порой, бывают только слипшиеся макароны. Проверка, лучше уйти.
Очередь как-то сразу рассосалась, будто ее и не было. В дверях возникла массивная фигура дамы с кудряшками до боли в сердце напоминающая педагога и заведующую по практике из родного училища...
Автобус тряхнуло, а Таню кто-то стукнул по плечу: "Девушка, вам не стыдно сидеть, когда пожилая женщина стоит?" Таня с трудом разлепила веки. Глаза открылись. Рядом с сиденьем возвышалась дебелая тетка. Фигура - что поставишь, что - положишь. Метр с кепкой на метр без. На теле синтетическая шуба, точнее шубище, хотя такого слова нет. Одежда была сделана под натуральный норковый мех, отделанной как бы шиншиллой, хотя последняя всего лишь крыса, но ценится высоко. На голове шапка - обманка теперь уже из настоящей норки, в отличие от шиншиллы, (вроде с ушами, но уши фальшивые, в холод и ветер не прикроют). Обвислые щеки тетки дрожали: то ли подкожный жир, то ли злость способствовали сему движению. Губы, криво накрашены яркой помадой, цвета "убей меня завтра, а сегодня я только ранена". Но "кровь" в процессе убийства, сочась, залила губы неровными жирными слоями. В уголках застыли сгустки. Слои и сгустки шевельнулись, когда бабенция снова заговорила.
- Какая наглая девица! Еще и спит в автобусе. Перепила, что ли вчера или уже сегодня успела. И то и другое не исключено! - дамочка хихикнула.
- Молодежь пошла, не то слово! - поддержала тетеньку бабуся с соседнего сидения, которая только недавно смачно всхрапывала, а теперь разбуженная шумом, решила поучаствовать в перебранке, тем более, что сама не без труда отвоевала сидячее место, согнав молодого студента, прикинувшись, что у нее закружилась голова. Проснувшаяся Таня ничего не видела, кроме губ тетки, одетой в шубу. "Почему они такие?" Позже она догадалась, что красной помадой дама пыталась замаскировать герпесные волдыри, которыми покрылись ее губы.
Рядом с Таней сидел мужчина атлетического сложения, слегка оплывший с жирным бритым затылком. Тетка его не тронула. Такого детину, с бандитской внешностью, трогать не полагалось и пальчиком, можно получить сдачи такой, что мало не покажется. Детина тоже пробудился от утренней дремы.
- Чего шумишь, бабуся? Не выспалась или встала не с той ноги? Чего к девчонке прицепилась? Видишь, она устала. Учится все-таки. Это вам не авоськи с колбасой таскать. Отвали отсюда, тетка, а мы дальше поспим, нам еще не скоро на выход.
От такой наглости у публики перехватило дыхание. Вот вам и уважение к старшим. Таня снова задремала под прикрытием соседа по сидению. Дама в шубе, в шапке-обманке и с красными губами отстала, уверенно расталкивая автобусную толпу, она пошла искать новую жертву, чтобы устроить свои телеса в не совсем удобном кресле автобуса, а еще навести порядок в рядах сидящей молодежи. Они должны ехать стоя, уступая место более зрелым или уставшим. Разве не понятно?! Но устают люди в любом возрасте даже дети, к сожалению.
Таня вышла из автобуса. Сонливость не проходила. "Спасибо тому дядьке, который заступился за меня. Видимо, хороший человек!" - подумала она. "Вид, конечно, не совсем положительный, но старух поставил на место, так им и надо. Вот бы с таким подружиться! Да, я для него ничто, "сопливая" девчонка, но он очень симпатичный!" Так она брела от остановки до входа в ненавистное здание училища, размышляя обо всем, что случилось в автобусе, и беспрестанно зевая. "А, бабки совсем обнаглели, куда они ездят? Всем надо на работу или на учебу, а они тут как тут, места им подавай, и занимают все пространство собой. Сидели бы дома и ели свои сухари, размоченные в кипяченой воде, перед телевизором, смотря, что попало, а главное новости и погоду не пропускали бы. Странно, зачем им только погода?" Таня снова зевнула, с удовольствием потянулась. "Может, не ходить, прогулять?" - подумала она. Сесть на обратный автобус, перейти дорогу, и дело с концом. Вернуться домой. Родители на работе, брат - студент. Он учится в другом городе. Живет в общежитии, но в отличие от Тани его место обучения престижно. Оно называется не ТПУ, а NNN академия. Она точно не знала как. Зачем вникать в то, что не пригодиться и раздражает, лучше не знать. Братец учился в столичном городе, не совсем столица, но вторая как ни как.
Мама родила их поздно в 36 и 42. Учеба, интересная работа, знакомства с веселыми ребятами тормозили процесс деторождения. А потом поздний брак, специально для этого, без любви и элементарного интереса к мужчине. Хотелось. Уже пора, а то поезд уйдет, а пока есть запасные пути, нужно ими воспользоваться. Папа при маме был простым рабочим. Скромный работящий, не пьющий, правда, второй брак, но тот, первый он никогда не вспоминал. Известно было лишь о том, что жена умерла, детей не осталось. Он погоревал, как полагается вдовцам, а тут и умная яркая женщина подвернулась: просто на улице познакомились. Он ее сразу заметил. Она сидела на лавочке аллеи, думая о чем-то своем, не замечая никого вокруг. Почему он обратил внимание, именно, на нее? На этот вопрос не ответили бы самые ушлые профессионалы-психологи. Видимо, кто-то управляет встречами, и они увидели друг друга, совсем не случайно, хотя причина крайне проста - дама сидела одна и много свободного места вокруг.
Мужчина устал и выискивал, где бы присесть. Места были, но ему хотелось индивидуальное. Лавки заняты, и шансов нет. Все устали, но не привередливые сидели рядом, не зная друг друга, лишь бы приземлиться! А, кто сосед? Хоть кто!
Вот долгожданная, почти свободная... лавка. Что это? Посередине восседает женщина. У него захватило дух, все внутренности опустились вниз, будто бы при испуге, но, при всем том, что яркая женщина говорила всем своим видом: "Я - здесь сижу, и не трогайте меня. Место занято и оно только мое". Мужчина решил познакомиться, а уже потом посидеть.
- Добрый вечер!
- Что вы хотели? Ступайте, туда, куда шли.
- Но я хотел попросить разрешения присесть рядом с вами.
- Садитесь, место не куплено.
- Спасибо, вы мне очень понравились, конечно, знакомиться на скамейке с такой привлекательной дамой признак дурного тона, но, где же еще можно познакомиться случайно и невзначай.
- Есть служба знакомств, свахи разные, газетные объявления.
- Да, бросьте, вы!
- Вы, сами первый начали! - женщина рассмеялась, показав, ровные здоровые зубы. Она тряхнула головой, и ее кудри вздрогнули, блеснув золотом.
- Знаете, мне сейчас одиноко, а вы очень приятный мужчина. И... я... Короче давайте знакомиться. Я - Зина.
- А я - Анатолий.
- Пойдемте в парк, покатаемся на качелях!
- Забавно! Но я согласна.
Она украдкой, ненавязчиво рассматривала его. "Не герой моего романа, но пока сойдет, хотя вежливый и чистенький, что самое главное". Он же влюбился сразу, но сомневался, что яркая женщина будет вообще разговаривать с ним не то, чтобы знакомиться, кататься на каруселях и есть мороженое, а еще пить портвейн, однако, произошло, именно, так.
Свадебный марш, двое очаровательных ребятишек, не заставили себя ждать. Он и Она, словно по заказу. Все хотят так. Идеальный вариант, чтобы через два года. У них вышло через три: сначала сынок, а потом доченька. Никто не спросил друг друга: зачем? Они были лишь счастливыми родителями, но не любящими супругами. Надо добавить, что каждый из родителей осчастливил себя по- своему, родив на свет детей.
Сначала молодожены, а потом - родители. Только: зачем? Так надо? Они так и не ответили на этот вопрос, хотя каждый из них задал его себе и друг другу, только позже. Они удовлетворили свои желания и потребности, вступив в брак и родив детей. Все делают это, по традиции, как они, и только потом начинают сомневаться и задавать вопросы. А так ли я поступил (а)?
Вот пришло время, и дети подросли.
- Толик, иди сюда не слышишь, что ли? Оглох! Оторвись от своих проводов! Я тебе давно говорила, что нужно провериться у специалиста. В твоем возрасте - все возможно. Зачем мне тетерев? Я тоже уже не девочка, чтобы красоваться перед тобой и угадывать желания, а еще лучше разговаривать при помощи жестов.
- Зиночка, я все слышал, я не мог сразу ответить, потому что во рту гвоздики были, я же обувь ремонтирую. Утюг я починил вчера.
- Не хватало, чтоб ты еще подавился своими гвоздиками. Сдал бы в мастерскую, а лучше выкинь дрань и все. Адрес мусоропровода знаешь? Вот туда и ступай, когда захочешь гвоздики в рот взять и еще оглохнуть при этом.
- Но у меня есть своя мастерская!
- Кладовка, что ли твоя. Да ты в нее прячешься, словно рак - отшельник в свою скорлупу. Я хочу, чтобы муж был в семье и занимался детьми. О них-то мы сейчас и поговорим. А кладовка, отныне, будет использоваться по назначению. Я наведу порядок, уничтожу весь твой хлам и сделаю гардероб. Знаешь в Европе давно так, а шкафы выкинем. Сколько места освободится! - Зинаида Николаевна зажмурила глаза и откинула голову назад, представив всю красоту модернизации.
- Ладно, слушай только внимательно, запоминай каждое мое слово. Я решила, что девочка пойдет в пед (в жизни пригодится), а сынуля будет авиатором.
- Кем, кем???
- Какой ты бестолковый! Есть авиационный институт в городе N. Очень престижный и город недалеко. Расходов меньше, а главное можно будет без труда проконтролировать успеваемость и поведение.
- Но, Зиночка, дети еще маленькие! А у них ты спросишь: чего им нужно?
- Да, ладно тебе. У них ума не хватит, чтобы возмутиться. А, вообще, ты отец кулаком по столу, и готово, иди, куда родитель считает нужным, особенно это касается девочек. Мальчику, конечно, не помешало бы свободное плавание, но вопрос, к какой пристани он все-таки пристанет, устав от плавания... Учет и контроль ну и добрый совет еще никому не повредили. Пускай он думает, что сам хочет стать авиатором. Времени хватит, чтобы ему внушить эту мысль и разжечь желание поступить, именно, в данный ВУЗ и никуда больше.
- А, как же Таня? - робко спросил Анатолий Дмитриевич.
- А Таня пойдет, куда скажем.
Как маменька сказала, так оно и вышло. Все распределилось по своим местам, с ее точки зрения единственно верной в данном случае. Сынок благополучно поступил в авиационный институт, только специальность его была довольно далека от авиаторской. Ему предназначалось стать каким-то инженером по реактивным двигателям. Последнее слово особенно понравилось маме, а его определение вдвойне. Реактивный! Звучит просто великолепно! Сыночку пришлось уехать в другой город, что весьма расстраивало мать, но она как всякая умная и в здравом рассудке женщина утешала себя: "Дети растут и не могут всю жизнь находиться рядом с мамочкой как бы им, а, особенно ей того бы хотелось".
Сынок рос, вечно с какими-то причудами, ни как все дети. Машинок и заводных паровозиков он не просил Один раз сосед по дому случайно увидел как мальчик, раскрыв зонтик, решил спрыгнуть вниз с балкона последнего этажа черного хода. Кричать было бесполезно, и мужчина просто устремился в подъезд, вызвал лифт, а там схватил мальчишку за штаны.
Мальчик медлил. Его пугала высота. Четырнадцать этажей умножить на три - будет сорок два метра. Высоко, но зонтик спасает всех, и любимые герои мультфильмов остаются живыми даже после самых экстремальных прыжков.
- Ты с ума сошел, глупый мальчишка! "Так тебя за этак" (по телевизору обычно пикает, когда персонажи выражаются нецензурной бранью). Мальчик молчал. Сердобольный спаситель юной души повел экспериментатора домой. Возле квартиры ребенок оживился и попросил.
- Не говорите маме и папе, а то мама меня убьет. Я больше так не буду, клянусь вам. Я понял, что зонтик не защищает человека, если тот прыгает с высоты, и в мультиках все неправда. Прыгать с высоты можно только с парашютом, а его у меня нет...
Роман был юношей, словно ни от мира сего. Субтильный блондин с голубыми глазами, светлыми волосами, вечно нестрижеными и неопрятными, которые торчали в разные стороны, словно птичий пух. В старших классах школы он стал увлекаться мистикой. Он доставал книги с описанием магических обрядов, разных религий. Он и его друзья, единомышленники, часто собирались в квартирах, прогуливая школу, пока родители были на работе, и обсуждали все таинственное, что происходило с каждым из них и человечеством в целом. У каждого была своя индивидуальная история. Возможно, что они придумывали их, но, прежде, чем рассказать о чем-либо необычном они клялись в своей правдивости и держались за крест. Крест тоже считался необычным, а потому врать перед ним было преступлением, совершенным перед всем сущим на земле. Необычность креста заключалась в том, что его нашли, запеченным в булке хлеба, когда они, проголодавшись, решили не ходить домой, а выгрести из карманов всю мелочь и купить простого хлеба, чтобы утолить свой голод без лишних изысков и нотаций родителей. Долой мамочкины котлеты! Мы сами можем купить буханку хлеба. И съесть ее с друзьями, не думая о котлетах. Когда хлеб стали ломать, то внутри мальчики увидели крестик на цепочке. Все золотое, впеченное в мякише выглядело красиво и необычно. С тех пор крест стал их святыней и талисманом, предметом преклонения, а их группа стала называться "Корки", ведь, именно они защищают нежный мякиш. Крестик с цепочкой, скорее всего, уронила в тесто нерасторопная пекарша, которая потом переживала потерю очень сильно. Но, что поделаешь, если цепочки такие непрочные и не в силах удержать святой крест.
Мальчик увлекся мистикой серьезно. По утрам он сообщал озабоченной мамочке:
- Мама, сегодня ко мне являлся домовой, когда я спросил: к худу или добру? Он ничего не сказал. Я точно видел, как он спрятался под ковром на стене, который висит над моей кроватью. Скорее всего, там его дом.
- Сынок, откуда ты взял такое? Глупость чистой воды! Завтракай и иди в школу!
Папа к тому времени был уже давно на работе и выполнял норму за станком, ведь ему приходилось вставать раньше всех в семье. Что ж, что выбрал то и получил, а что он выбирал? Об этом знали не многие, конечно, не считая его самого. Он-то знал о себе все. Его утро отличалось от, стандартного мужского. Ему никто не готовил завтрак, не будил, ласково, гладя по голове. Он вставал, тихо крался в места общего пользования и, стараясь не разбудить еще спящих членов семьи, благополучно покидал квартиру.
После его ухода пробуждались остальные. Зина поднимала дочку и тащила в детский садик. Сдав ребенка воспитателям, ехала на работу сама, предварительно разбудив сына долгим телефонным звонком (а вдруг будильник не сработает). Сынок спал до 7 - 45, а потом к 8 - 00 уходил в школу (до нее 3 минуты ходьбы, даже медленным шагом).
Зина работала в агентстве "Интурист". Работа не пыльная, а главное не с самого утра. Плохо, что добираться далековато. Ей прощались опоздания, которые были крайне редки и являлись скорее исключением, чем правилом. Она успевала всегда к утреннему чаепитию.
- Привет, девчонки, - влетала она в помещение, которое сейчас называется офисом, а тогда конторой, а может, еще как?
- Зиночка, вы опоздали, ладно, шучу, - говорила в ответ на приветствие Людмила Максимовна, их заведующая. Здесь, словно по заказу: "Пик-пик, московское время девять часов".
Зиночка приводила себя в порядок, хотя всегда была там. Казалось, ее ничего не портит: ни рождение детей, ни возраст, ни занятость. Легка, весела, хорошо одета, а в общении просто асс, кого угодно заговорит и уговорит, особенно, если ей что-то надо. Но не подлая, нет, просто жизнь заставила прогнуться, но не сломаться же, в самом деле. Всегда готова прийти на помощь другу, подставить верное плечо. Мужа не получила, пока лавочное знакомство не произошло. Но "лавочная" романтика пошла на пользу лишь в рождении детей. Зине не хотелось возвращаться домой с работы. Она всегда оттягивала сей момент, на сколько могла.
- Зиночка, ты, что-то поздновато!
- Автобуса не было. Ты детей накормил?
- Все нормально, дорогая. Ты хорошо себя чувствуешь? Не заболела?
- С чего ты взял? Просто устала, отстань! Иди лучше спать, я сама разогрею ужин без твоей помощи!
Муж уходил, шаркая тапками, ссутулив спину, словно, ожидая удара, съеживался. "Что со мной, что с ней, - думал он. Я просто не хотел ссориться. Она устает. Поэтому и нервничает. Все женщины нервные, даже самые хорошие и любимые. Иногда за свои нервы он платят слишком дорого. Лучше бы побольше валерьянки употребляли. Ладно, спать хочется. Пойду сначала детей посмотрю". Он заглянул в детскую: все в порядке, только укрыть. Дети часто сбрасывают с себя одеяло, не чувствуя, жарко им или холодно.
Зина много времени проводила в ванной. Ей не хотелось в супружескую постель. Побыть одной, без всех: детей, мужа, сослуживцев, благо, так сложилось, что родственников не было ни у нее ни у него. Верх наслаждения: душ, баночки с кремом (самым лучшим, который только возможно было достать в то время - вот, что значит служебное положение), душистый шампунь, хорошее белье. "Зачем я вышла за него? Возраст поджимал, детей хотелось? Он такой весь положительный. Почему бы и нет?" Но скука сводила с ума. Она летела на работу на крыльях счастья, которые назывались "избавлением", пускай на время, но все же!
Ей до тошноты надоели его приторные знаки внимания, его забота, приготовленные обеды, цветочки на праздники. А подарки - это отдельная история. В течение супружеской жизни, она изучила его настолько, что заранее предугадывала, что он подарит. Муж всегда дарил то, чего не хватало в хозяйстве. Как-то наблюдал, изучал, а потом на - большая сковорода или удобный и красивый чайник были, конечно, и вазочки для цветов, но ничего лично для нее. По ее, мнению, такой ограниченный человек не в силах понять, что требуется ей - особенной, единственной из женщин. Раздражение росло, но спокойный, вкрадчивый тон мужа тушил огонь возмущения.
- Зиночка, прошу тебя, не расстраивайся. Набор таких замечательных бокальчиков с ромашками как нельзя лучше подойдет к нашей кухне (при всем том он умалчивал, что долго стоял в очереди, прежде, чем заполучить те самые бокальчики). Ведь посуда никогда не лишняя. Она периодически бьется.
И он уходил, снова шаркая тапочками по ободранным паркетным полам. Его кладовка давно стала гардеробом. Анатолий нашел себе новое развлечение: он ходил во двор и играл в домино со своими приятелями. Ему уже стукнуло пятьдесят пять. Жена находилась, примерно в том же возрасте, но выглядела значительно моложе, отличалась неиссякаемой энергией, особенно когда затрагивались ее интересы...
Таня училась неохотно. Педагоги не нравились ей. Чего только стоила С.С. Она приходила на урок (не лекция, не путайте училище с ВУЗом), садилась, закинув ногу на ногу, и начинала опрос. Она остроумно высмеивала недалеких умом девочек, которые, выучив урок, все равно мямлили и косноязычили. После их ответов С.С. громко смеялась и с язвительными шуточками ставила "два", если повезет, то - "три". Она любила попить чайку прямо на уроке, ссылаясь на свое больное горло и расшатанные нервы. Предположительно, конечно, но в чае что-то присутствовало постороннее кроме заварки и сахару. Может - коньяк или водка, а текилы не хотите? Нет. Она и понятия не имела о таком названии. В чашке был портвейн. Вот и вся песня.
К Тане она относилась лояльно, студентка была готова к занятиям, даже не открывая учебника. Предмет назывался "Детской литературой", а Таня много читала, особенно из детской литературы. Все вокруг раздражало девочку, училась она успешно, благодаря своим способностям. Повышенная стипендия прилагалась к хорошим знаниям.
Брат тоже усиленно получал знания, но был далековато, и виделись они не так часто. При очередной встрече он очень удивил и испугал ее своим странным поведением. Мама, как всегда приготовила грандиозный ужин. Она не поленилась и поджарила полуфабрикатные котлеты, соорудила салат "Оливье", только без колбасы (ее не оказалось в магазине), но огурцы, картошка и яйца - все, естественно, в майонезе присутствовали. Братец поел, даже переел. После ужина он смачно рыгнул несколько раз. Потом мама вспомнила, что ее сынок еще не помылся, ведь ехать в поезде - это не шутка тебе, грязный будешь, словно землекоп, а у Зиночки постельки чистенькие, особенно к приезду сына.
Банкет окончен, все разошлись по своим спальным местам, но состоялся разговор между братом и сестрой. Родители ничего не слышали. Папа спал уже, утомленный праздничным ужином, а мама уже засыпала, переваривая котлеты. В животе бурчало, во рту был странный привкус, будто напилась до изнеможения, но она -то не пила. "Вот еще и пить -то нечего. Послала старого дурака купить коньячка, а он какую-то бурду принес". С такими мыслями она и уснула. Вот тот самый разговор.
- Ты, конечно, заешь, моя дорогая и горячо любимая сестренка, что в каждом доме есть домовой. Он хранитель домашнего очага, он заботится обо всех его обитателях, помогает им, а главное предупреждает, если их ждет опасность. Только нужно правильно себя вести при встрече с ним.
- Как интересно! А, ты не врешь?
- Вот слушай, когда я приехал домой в очередной раз, то увидел его, он мне показался. Он живет в зале за ковром, который висит на стене. По-моему, я его уже видел когда-то в детстве, точно не помню.
- Как это?
- Домовой вышел прямо из-за него и погрозил пальцем. Чем-то был недоволен. Я смотрел телевизор тогда. Дома никого не было. Ты уехала на экскурсию. Родители, кажется, ушли в гости. Все - неважно. Главное он прошипел или прошептал: "Ты плохо себя ведешь!" И ушел, только с другой стороны ковра. Он, словно открыл дверцу. Мне послышался хлопок.
- А как он выглядел? - Таня смотрела на брата с удивлением и страхом, глаза ее потемнели, зрачки расширились.
- Да так старичок. Я не рассмотрел, сильно испугался, меня, будто парализовало. Вообще со мною разные странные вещи происходят сейчас. Мне страшно, но мысли о том, что я особенный успокаивают. И он стал приходить почти каждую ночь, а иногда и днем, когда никто не видит. Знаешь, а сейчас я его жду. Он - мой друг, я с ним разговариваю, советуюсь, недавно он сказал, что мне нужно поменять имидж. Я поменял. Смотри!
- Татуировка! Ты, что спятил? Это не смывается.
- Зато она принесет мне удачу.
- Но это же свастика!
- Глупая - это знак солнца, а в свастике лучи располагаются в другом направлении. Косая, ты ничего не понимаешь.
- Что, ты сказал? Откуда, ты знаешь?
- Он рассказал. Поняла, что все серьезно, и я не вру.
- Он сказал, поняла, что все серьезно, а еще поройся в документах родителей, в шкатулочке которые. Загляни туда! Только не падай в обморок сразу, а то голову расшибешь.
- Скажи, что там?
- Сама посмотри, а теперь не мешай мне, я занимаюсь, скоро экзамен. Я не привык получать плохие отметки в отличие от тебя. Тебе же все равно, как ты окончишь свое учебное заведение. Оно же "каблуха". Нужно было лучше учиться в школе, а то уперлась в одну тему, а человек должен быть разносторонне развитым.
Брат испугал Таню, но она ничего не сказала ему. Вещи, о которых он ей говорил, не могли присниться даже в самом страшном сне. Бывает, что всех учат уму-разуму, а свой теряют. Таня подумала, что брат заболел или еще хуже сошел с ума, хотя то тоже болезнь.
Шли дни учебы. Таня привыкла, освоилась. Тетеньки из заведения пугали все меньше и меньше. Про шкатулку она как-то забыла: то родители дома, то ей не досуг, а потом решила, что брат сочинил неправдоподобную историю в очередной раз, начитавшись всякой мистики и философии.
В училище часто приезжали различные лекторы, которые просвещали молодежь на темы, о том, как вредно курить, как правильно соблюдать личную гигиену и как вредно вступать в ранние половые связи. Была еще лекция на тему "Этикет". Из нее все узнали, что нужно есть сначала, а что потом, находясь в гостях и какими вилками и ложками пользоваться. Приезжали также непризнанные гении в виде поэтов, певцов, музыкантов. Музыканты исполняли исключительно классические произведения, предусмотренные программой, певцы пели романсы, порою сбиваясь и срывая и без того козлиные или птичьи голоса, а поэты читали "свои", непризнанные народом творения.
Сначала Таня исправно ходила на все мероприятия, а потом ей надоело. Надоела вся канитель и ее одногруппницам.
- Девчонки, снова какая-то крыса приехала нас развлечь!
- Так она думает, что смешная?
- Веселье - то небольшое, если заставляют смеяться из-под палки.
- Кто очередная?
- Какая-то поэтесса. Вспомнила Анастасия Рыбкина!
- Вот это, да. Она, что рыбу любит ловить?
- Скорее всего просто фамилия такая.
- Девчонки, а давайте смоемся!
- Но как? Там же дежурные, а еще свет отключили, помните, что звонка не было, а так по часам занимались. Вещи-то - в раздевалке, а она - в подвале.
- Черт с ней, пойдем и все, - сказала Косая. Пусть не заставляют насильно стишки слушать.
За спинами караульных находилась раздевалка, в данном случае она выступала в роли "одевалки". В подвале соорудили ряды вешалок, повесили лампочки - груши и успокоились: девчонкам есть, где оставить свои пальтишки, пока идут занятия. Гардероб имел два входа: один - сразу с улицы, а другой - изнутри, чтобы им воспользоваться, нужно было пройти по коридору мимо кабинетов, в том числе и директора, а потом спуститься вниз по крутым ступенькам.
Таня часто забывала: на какой крючок вешала свою одежду, потом, паникуя, судорожно разыскивала свое пальтишко в сумеречном свете подвала. Не, привидения в нем не водились, но, когда отключали электричество, то всем становилось страшновато спускаться туда, в темноту. Тогда нашли замечательный выход. Дежурную бабусю-вахтершу, она же уборщица или техничка, которая, как известно, являлась самой главной в любом заведении, обязали освещать путь к свободе студенткам заведения. Бабуся, ворча, зажигала свечку, выданную завхозом под роспись (количество отмечалось в особой тетрадке, чтобы не воровали, а недостача каралась строго, бабуся должна была купить свечек в пять раз больше, чем тратила по установленному лимиту). Студентки строились строго по группам и организованно разбирали свою одежду, индивидуальная выдача одежды запрещалась. Смешно, но маленьких фонариков в продаже не было, а батарейки и вовсе не доступны простому обывателю. К счастью перебои с электричеством происходили довольно редко, но все же имели место быть.
Как-то раз подвал затопило. Погода стояла теплая, и большинство студенток ничего не оставили в гардеробе однако самые добросовестные вылавливали сменную обувь из луж на полу подвала, взвизгивая и чертыхаясь, правда шепотом, чтобы не получить "неуд" за поведение.
Девчонки очень удивились, когда не обнаружили патруль. Забыли? Может быть, помогла зима, без пальто не уйдешь, и отключение света сыграло свою роль. Девочки спустились вниз.
- Что же делать? Ничего не видно!
- Машка, у тебя есть спички?
- Почему сразу я?
- Ты же куришь.
- И, что с того?
- Давай сюда, пока не забилетили! Девчонки, рвите бумагу из конспектов! - командовала Таня.
Все оказалось предельно просто. Беглянки развели небольшой костерок посередине подвала, а пока вырванные из конспектов странички горели, спешно выискивали свою одежонку, чтобы поскорее сбежать и не слушать лирики Анастасии Рыбкиной. Все удалось, никто их не остановил, а на следующий день почему-то не вспомнили об их побеге. Просто не заметили, не учли, отвлеклись или стихи понравились...
- А, ты считаешь, что мы знакомы?
Парень замолчал, танец окончился. Таня больше не ходила на такие вечеринки. Были и другие знакомства: хорошие и не очень, приятные и противные, интересные и скучные. Одно ей особенно запомнилось: ее потряс не сам парень, а сказанная им фраза: "Мы в ответе за тех, кого приручаем". Cкорее всего, он имел ввиду себя, но Таня не хотела за него отвечать, а "Маленького принца" Экзюпери, она не читала. Таню никто приручить не мог, как не пытался, даже папа. Но их попытки отличались нерегулярностью, носили стихийный характер. Сегодня есть настроение, а завтра я устал (а), пускай лучше не мешает мне и не лезет со своими детскими проблемами. А потому реакция на слова Тани, чаще всего была агрессивной.
- Чего тебе не хватает? Вот брат учится, живет не дома, что ест не известно. Но, ты же на всем готовом, - разорялась мама. Папа молчал или вздыхал, а еще лучше уходил в компанию "доминошников". Таня тоже молчала. Она знала, что мама обыскивает все места, в которых хранятся ее личные вещи: шкаф, сумка, карманы. Позже Таня увидела, что даже в тайнике тоже побывала мамина рука. Мама старалась все оставить в первозданном виде, но Таня сразу заметила посетителя. Это место тайником назвать было сложно, но тем не менее.
На день рождение папа купил своей горячо любимой дочери письменный стол. До того счастливого момента Таня занималась за смешной самоделкой, смастеренной папой, под гордым названием "письменный стол". Подарок привел Таню в полный восторг. Полочки, ящички, цвет красного дерева. Позже, когда эйфория по поводу подарка поиссякла, и стол занял, отведенное ему место в Таниной комнате, на законных основаниях, папа сказал Тане, почему-то шепотом, хотя мама (в кое-веке) находилась на кухне и готовила вермишель по-флотски: свое фирменное блюдо. Сие таинство не терпело вторжения извне. Никто не должен мешать - и точка! Зиночка наслаждалась своей значимостью и незаменимостью: "Куда бы они делись без моей лапши! Я их кормилец без меня они ничто - пустое место. Такие безответственные и беспомощные не могут жить без присмотра". Но тем не менее, Таня радовалась подарку, но как всегда скрывала свои чувства. Она любила папу. Пренебрежительное отношение Зиночки к мужу оставляло свои отпечатки и в Танином сознании, а любовь к папе не совсем соответствовала стандартам: он не являлся авторитетом, даже для дочери.
- Танечка, столик с секретиком. За задней стенкой есть ниша. В ней ты можешь прятать все, что захочешь. Об этом знаем только мы с тобой. Я - твой папа, и не желаю своей дочери зла. Доброта спасет мир, а красивой рождаться не обязательно. А про твои секреты я не проболтаюсь, поверь мне!
- Но, почему ты говоришь так? Видимо, мои секреты тебе интересны? Ты же будешь знать, где они и всегда сможешь их рассекретить, по крайней мере, для себя.
- Девочка моя, ведь, я же твой папа!
В воскресенье Таня проснулась от маминого крика.
- Дармоед, почему не вытер пыль со шкафа? Я тружусь, вкалываю, детей тебе родила, а ты, доминошник, тоже мне чемпион дворовый, пенсионер с импазой.
- Зиночка, я еще работаю, а пыль я вытер еще вчера. Не буди дочку, она устала.
- Чего такого она делала, что устала? Переучилась что ли? Вот сыночек мой вдали от дома устает и сильно. А она каждый день мамины "пирожки" ест, да еще выделывается.
Зина посмотрела на мужа. Она вдруг разглядела его и обратила внимание на детали, которые раньше не замечала. Он стоял, весь сжавшись, ссутулившись, на голове жирные волосы, череп с проплешинами. Какие-то штаны (откуда только откопал?) висят на коленях и всех выпуклых частях тела, на ногах тапки, черные в мелкий красный горох, а рубашка похожа, на рубище, линялая, непонятного цвета.
- Ты, что это так вырядился? Надеть что ли нечего? Я же тебе каждое утро готовлю все. И трусы в том числе.
- Зиночка, я хотел как лучше, чтобы тебе меньше работы. А мне и так сойдет, что ты приготовила, родная, я в шкаф положил обратно, оно чистое.
- Дурак старый, я же недели три ничего не готовила, а ты свою грязь в шкаф складываешь. Ладно, дорогой, переоденься и не груби больше, - опомнилась Зиночка.
- Зиночка, а, что же мне надеть из шкафа что ли? Я не пойму, зачем переодеваться, если там тоже - грязное?
Сначала Тане было неприятно слышать от матери такие слова в адрес папы, она его жалела, но потом: все равно, "Живите своей жизнью", - решила она. "Только меня не трогайте! Спасибо, папа, за тайник.
Чрезмерная покладистость отца раздражала Таню. Почему-то она не доверяла ему. Впрочем, ее доверием не пользовался никто, кроме ее самой. Мать слишком жестокая со своими правилами, которые необходимо соблюдать. Известно, чтобы понять действие - нужно искать мотив. Маминых мотивов никто понять не мог, сплошные неоправданные, трудно поддающиеся объяснению действия.
Вот очередной обыск. Осматривается танина комната, ее вещи, особенно тщательно сумочка и то, в чем она носит учебники, но учебники она давно не берет в педулище. Об этом мама не знает. Итак, очередной осмотр или досмотр. На этот раз он не был тайным. Таня находилась в комнате. Озверевшая мамаша орала во все горло.
- Негодяйка, ты, куришь!
- Нет, мама.
- А почему в сумочке спички? А еще, почему такой бардак в шкафу? Вот тебе, мерзавка, а то свободна, уроков не учишь и куришь, в добавок. Зиночка с наслаждением смахнула все содержимое шкафа на пол. Книжки, безделушки, белье: все упало. Шкаф принял свой первозданный вид, словно только, что из магазина. Полочки чистые, но обшивка все-таки выдавала возраст шкафа, ему было слегка за тридцать. А подарок папы не пострадал, что являлось наиболее значимым для Тани. Мама потерла ладонь о ладонь и чувством выполненного долга вышла из комнаты дочери, хлопнув дверью. Таня не особо расстроилась. Она привыкла, а о тайнике в столике мама и понятия не имела, пока... Он был засекречен и пуст. Тем не менее, согревал душу Тани и делал ее неуязвимой перед мамой, хотя, возможно, что Таня ошибалась. Ведь мамино вездесущее око всегда бдело.
Вечером папа помог ей убраться. Он сказал:
- Не грусти, все будет, когда одна дверь закрывается, то другая обязательно открывается.
- Папа, почти всегда, открывшаяся дверь совсем не та, которая тебе нужна.
- Знаешь, девочка, иногда помогает сумасбродство. Оно лечит, если только понимаешь сам от чего именно. Поэтому ищи свою дверь, решительнее, открывай ее смелее.
После занятий Таня со своей одногруппницей любили зайти в кафе, а попросту магазин под названием "Кулинария". Там продавали вкусный кофе, пирожные и бутерброды с колбасой, в основном "Докторской". Были столики для перекуса с удобными диванчиками. Еда отличалась свежестью изготовления и вкуснотой, потому что после занятий, так хотелось есть. Не обходилось и без очереди. Как-то раз Таня стояла за старичком. Он был одет в длинный светлый плащ, на голове - шляпа, на ногах - белые туфли, в руках - тросточка, но при всем казавшемся шарме, имел потасканный вид. От всего его "шикарного" одеяния веяло неряшливостью и тлением.
- Дочк, - сказал он продавщице, - дай мне пироженко.
- Какое?
- Да сама выбери, повкуснее.
Она и выбрала, бисквитное с яркой кремовой розочкой посередине. Пирожное было подано на кусочке пергаментной бумаге.
- Дочк, а еще бумажки не дашь?
Она дала, и дед старательно налепил ее сверху полу торта, примяв розочку.
- Понесу внучке. С такими словами он спрятал пирожное в карман плаща.
Продавщица опешила и подумала, что зря не дала дедушке песочное пирожное, но кто ж знал, что дед не в своем уме. Таня с любопытством наблюдала за сценой в кулинарии, раздражаясь, что дедок слишком долго копается, отсчитывая 22 копейки за покупку. Таня пила кофе, ела бутерброды, пирожное она расхотела покупать и обдумывала слова папы. Подружка о чем-то трещала, но она не слышала ее, не утруждала себя и кивком головы. Та не замечала, увлеченно рассказывая о чем-то общем или своем, поедая бисквитное пирожное, почти торт, только меньше.
Анатолий Юрьевич задумался. Он был дома один. Жена на работе, дочь на учебе, сын тоже при деле, а ему самому на работу, только во вторую смену, как говорится "в ночь". Он любил это время, потому что никто не мешал, не учил, как поступать. Ел в своей манере, а не по правилам. Анатолию Юрьевичу нравилось крошить хлеб в суп, особенно в щи. Зиночка всегда делала замечание.
- Ты, что совсем уже. Неприлично так есть!
И он ел прилично: брал салфетки, не чавкал, хлеб в первое блюдо не крошил. Юрий Анатольевич ощущал бесконечное чувство вины. Оно жило в нем везде, в каждой клеточке тела, в каждом нервном окончании. Время не вылечило его. Сколько лет прошло, как не стало Аннушки. Его любимой, которая была для него всем. У них не родились дети, хотелось, конечно, но... Видимо Бог распорядился так. А им было хорошо и вдвоем. Аня болела.
- Толичек, милый, брось меня, ведь я ничего не могу сделать для тебя. Ты знаешь, что мне недолго осталось, а потом ничего не буду соображать.
- Аня, прекрати истерику! Живи, пока живется - там посмотрим.
Анна была очень красивой утонченной женщиной. Она умела одеваться, хотя доход семьи не отличался весомостью, тем более, что они не стремились к большим заработкам, а каждый занималися своим любимым делом. Он - на заводе - мастер, а она скромный архивный работник. Но Аня вела еще и исследовательскую работу. Она с энтузиазмом изучала историю родного края и ходила в походы с такими же одержимыми, как она. Бывало, что и Анатолий присоединялся, но он скучал и впоследствии отказался от такой затеи. У всех свое хобби, что ж тут поделаешь. Анна приходила домой веселая, глаза горели, на щеках появлялся румянец.
- Толик, чудо! Мы нашли могилу N, а еще что-то вроде пистолета, я же не разбираюсь в оружии. Теперь это пополнит наш музей.
Потом она сникала после ванной сразу шла в постель, отказываясь от еды.
- Не надо, дрогой, я так устала, что не хочется есть.
- Но я приготовил твои любимые драники.
- Спасибо, но мне не хочется, такая слабость накатила. Дойти бы до кровати. Она уходила, неуверенным шагом, пошатываясь, словно пьяная, но она никогда не пила, это болезнь делала свое черное дело, убивала ее, но за что? К сожалению, на такой вопрос не ответишь в ее случае никогда. Анатолий даже заподозрил ее в любовной связи, но потом все сомнения развеялись: никого кроме него у Ани не было. Где доказательства? Да, кто их знает. Есть просто доверие человека человеку, есть, любовь, привычка, в конце концов. Аня заболела всерьез. Она перестала ходить в походы и не занималась больше краеведением. Анатолию Аня не говорила, что плохо себя чувствует, а тем более о своем диагнозе. Она не жаловалась мужу, а потом однажды пришла с работы, легла и больше не встала никогда.
Анна болела очень тяжело. Рак мозга в последней стадии. Рак быстротекущий, так называемого женского типа, который не лечится совсем, после его посещения люди отправляются в могилу. Аня бредила, кричала от боли. Наркотики перестали действовать. Она забывалась на пару часов, а потом все снова: страдания, адская боль. Врачи, как всегда, говорили, что слишком поздно спохватились, но она давно жаловалась им на сильные головные боли. Только мужа щадила, тайком принимала таблетки от головной боли и все...
Анатолий осунулся. Похудел, лицо приобрело землистый оттенок. На макушке как-то сразу появилась залысина. Ему предложили положить жену в больницу, где за умеренную плату, она доживет остаток своих дней, и за ней гарантирован уход и внимание. Но он не хотел никуда ее отдавать.
- Толик, иди сюда, - позвала она его еле слышно, но он в последнее время научился быть чутким, даже слишком, и различал любой шум, исходящий из комнаты Ани.
- Толик, я хочу умереть, у меня нет сил, терпеть боль, она съедает все внутри, делает из меня животное, а скоро я перестану соображать. Я измучилась, но больше всего мне жаль тебя. Я не смогла сделать тебя счастливым, прости. Я не родила детей и была все время на работе, а не рядом, как полагается жене.
- Аннушка, перестань, ты еще поживешь!
- Нет, убей меня. Просто сделай укол и все...
Потом она снова истошно кричала, а затем обессилила и будто забылась при этом, не переставала стонать. Больше она не приходила в себя. Аня "оживала", когда кончалось действие наркотика. Она билась в постели, сминая простыни, опять кричала, обзывала Анатолия разными похабными словами, которых, кажется, отродясь не знала.
После укола ненадолго успокаивалась, а потом все снова. Она вся высохла, по ее телу можно было изучать анатомию. О ставшийся после химиотерапии жалкий пушок на голове, остригли под машинку, что усугубляло печальное зрелище. Наконец, он решился. Ее вены были исколоты, страшно. На руках - одни синяки. Руки, красивые Анины руки, походили на сухие жерди с пятью прутиками на конце. В такой ситуации одним уколом больше, одним меньше, не имело значения. Никто бы не разглядел лишних.
Анатолий пришел домой с легким пакетиком, в котором находилась очередная доза морфинов, выданная в поликлинике на три дня. Аня металась в постели, сбив простыни в кучу, подушки лежали на полу, одеяло наполовину вылезло из пододеяльника, но продолжало укрывать свою нерадивую хозяйку. Тонкая скелетообразная ступня билась о матрас: бум, бум. Пальцы-прутики шевелились на руках. Они были желтоватого оттенка с обгрызенными до мяса ногтями.
"Все, - подумал он, - хватит и вправду". А потом пошел делать раствор. Он вытащил из ящика с лекарствами шприц, специально купленный в дальней аптеке, в нем помещалось 20 граммов раствора. Анатолий считал: чем больше, тем лучше. Анатолий смешал все ампулы морфина, добавив еще одну, запасную, которую припрятал, на всякий случай, когда у жены не было таких сильных болей, он не сделал полагающийся укол. Вот так готовилась смертельная инъекция. Но, стоп, а, если проверят, сколько наркотика осталось! "Поздно, пускай я сяду в тюрьму. Так мне и надо, а моя Аня больше не будет мучиться, она уснет навсегда".
Он подошел к кровати, приговаривая:
- Моя дорогая, сейчас тебе станет легче. В тот момент он увидел ее глаза. Они были огромными, темными и смотрели на него неожиданно осмысленно. Анна поняла, что все сейчас решится и приготовилась принять cвою участь.
- Запомни, мертвые не спят, они ждут, чтобы вернуться обратно, - сказала она. - Коли, чего ждешь!
И он уколол, вернее вколол. Анатолий бросил шприц и выбежал из комнаты. То, что с ним было потом, он не вспомнил, как ни старался. Очнулся Анатолий в зале на полу, с трудом поднялся и, пошатываясь, пошел в комнату жены. Там он увидел ее. Сначала ему показалось, что она спит: выражение лица спокойное, поза расслаблена, но Аня не дышала. Анатолий долго смотрел на нее. Он погладил ее ежик волос, поправил одеяло, чтобы было теплее, не понимая, всей абсурдности и бесполезности свих действий. Потом стал "убираться": упаковку из-под морфина завернул в газету вместе со шприцем - вот и вся уборка. Ночью он вышел на улицу и, пройдя несколько кварталов, выбросил сверток в контейнер, предназначенный для отходов из школьной столовой.
Остаток ночи Анатолий просидел в зале, забившись в угол между диваном и "стенкой" (замечательный многофункциональный шкаф). Он ничего не соображал и даже не думал о том, как будет оправдываться перед врачами, или еще хуже, милицией. Утром он очнулся и позвонил в скорую. Приехавшие врачи, удивились тому, что он так поздно вызвал неотложку, но он объяснил сей факт своим отсутствием. Никто не стал копаться, Аня была слишком больна, а Анатолий убит горем.
Похоронами занялись друзья, естественно, сняв некоторую сумму со сберегательной книжки Ани. После всего случившегося Анатолий жил затворником. Из родни у покойной Ани никого не было, впрочем, как и у него. Встретились два одиночества из детского дома и жили, пока ее смерть не разлучила их. Он каждый день, каждую минуту, бесконечно просил прощения у нее за то, что убил, но она лишь благодарила, являясь ночью, во снах. В них она была счастлива, красива, довольна всем, а главное здорова.
- Мне хорошо, Толик, ничего не болит, спасибо тебе!
Прошел год, другой. Воспоминания притупились, угасли, но чувство вины осталось, хотя скорее всего, ушло глубже внутрь. В тот момент он и встретил Зиночку.
Таня прятала в тайнике свой дневник, в котором описывала то, о чем не могла никому сказать. Мама нашла его.
- Мерзавка, распутница, неблагодарная, - кричала мать. - Это твой инфантильный папаша научил тебя. Пошла вон, курильщица паршивая. Сиди в своей комнате и не высовывайся. Но не забудь, родная, в выходные приезжает твой брат. Будь добра приберись, а иначе пеняй на себя.
Что такого плохого нашла мама в дневнике? Да так ерунда. Скучная жизнь училища и описание поездок в автобусах, а еще немного о папе и маме. Таня не понимала, почему все так. Папа хотел казаться ничтожеством, но он не такой, на самом деле. Это она знала точно. Он пресмыкался перед матерью, старался угодить ей во всем, а она вечно недовольная, занятая только собой, хотя нет. Она любит своего сына. О брате Таня тоже написала в дневнике. Там он оказался психически больным. Впоследствии так и вышло.
Однажды Таня вспомнила про шкатулку. Ей захотелось заглянуть внутрь после очередного семейного скандала, вернее сказать всплеска недовольства друг другом. Накопившееся ядовитое вещество вышло наружу у всех членов семьи.
- Ты, старый, противный неудачник, почему не приготовил ужин? Знал же, что я буду поздно.
- Я приготовил.
- Так подай скорее, а то очень хочется есть. А, где дочь?
- Таня в своей комнате. Она поужинала.
- Фиг с ней, вечно выпендривается, особенно перед приездом брата. Что с тобой? Где твое лицо?
- Она нашла документы, Зина.
- Ну и, что из того? Она же наша, а сыночек только мой.
- Сыночек еще и мой вдобавок, ты же хотела дочку, но не могла. Ты согласилась взять ее, благо ее брат не мог понять тогда в силу своего возраста, откуда появился ребенок.
- Ты жестокий, меня не любишь, ты сам хотел взять ее, а она оказалась не той, не оправдала доверия. Мне она не нравится - все, что она делает, как ходит, говорит, да и внешность тоже, приводит в бешенство, доводит до белого каления. Скорее бы она уехала по распределению, подальше в деревню. Глаз как-то косит, упрямая еще, столько крови выпила.
- Зина, я не дам ее в обиду, да и учится она неплохо. Ее оставят в городе. - твердо сказал Анатолий Юрьевич.
- Прям все, как в душещипательном фильме, но я не припоминаю ни одного названия, потому что не смотрю таковых. Зина, демонстративно покачивая бедрами, резко развернувшись, вышла из кухни. К, стати о птичках, вызов в деревню легко устроить.
Таня поняла, что она чужая. Но папа любил ее, и она это чувствовала. Ее взяли из роддома, воспользовавшись связями и подкупом. Им выбрали хорошего нормального ребенка, ну, что ж, что глазик не совсем такой, подумаешь! Мозги и физическое развитие в норме - это же главное, а глазик даже придаст пикантность в будущем.
История проста. Нерадивая мамаша бросила ребенка, только по одной причине: ее гражданский муж и будущий отец не хотел девочку. Он ждал наследника после его появления, женщине светил законный брак, но она принесла девку. Папаша так и не узнал, кто родился. Будущая жена сказала, что ребенок умер при родах, а сама оставила девочку с правом удочерения в казенном доме. Мужик даже не спросил свидетельства о смерти и не поинтересовался, где могилка ребенка. Он просто испытал чувство облегчения оттого, что избавился от проблемы, ведь женитьба не входила в его планы. Он успокаивал, плачущую от горя "жену", приговаривая: "Все будет хорошо!". А сам отворачивался в сторону и хихикал, предвкушая свободу. Потом он, конечно, обвинил ее во всех грехах и благополучно бросил, словно использованную салфетку.
Все еще будет. Только что? Трудно заполнить пустоту, когда ее так много и точно не знаешь, от чего она возникла. Свою пустоту Зина заполнила очередным ребенком. Вопреки всему - не могу сама, так возьму, достану, украду, в конце концов, и сделаю вид, что мое и душой и телом. Но чужое не может стать своим, какая-то часть все равно не приживется, как не старайся. Таня не прижилась в мамином сердце, мало того она оказалась лишней и Зиночка думала о том: какая она дура, что взяла когда-то косоватую девчонку, демонстрирующую свой дурной характер почти ежеминутно, а пустота так и не заполнилась. Легче было бы остаться с мальчиком, родным сыном, а девки, и вправду, не нужны никому, тем более чужие и оставленные для общего пользования: бери не хочу.
Тане было хорошо, пока не подросла. Она стала раздражать маму Зину, но папа по-прежнему любил ее, поддерживал и защищал от нападок своей взбалмошной жены.
Так и жили. Жизнь текла, бежала, летела. Все проходит, все сглаживается даже самые сильные потрясения. Они уходят, исчезают, наконец. Таня решила, что все, что она увидела неправда, обман зрения. Не обязательно существование картинок, главное их ощущение, видимость, пускай и ложная, Таня не желала видеть того документа, представшего перед ее глазами, он сам показался. Верь в то, во, что хочется верить, так легче. Тогда живешь, словно во сне, ведь снам не обязательно доверять, несмотря на просмотр, особенно, если они плохие. Хочешь эдак, хочешь так. Таня захотела эдак. Она сделала вид, что все осталось по-старому и не надо вещих снов.
- Привет, родители, и ты сестренка, здравствуй!
Братишка появился на пороге квартиры. Выглядел он странно. Прическа: волосы давно не мыты, нелепый хвостик довершал картину. Казалось, сдави сильнее, и жир потечет, хоть сковородку подставляй и жарь картошку на масле. Может, с водой перебои были или на шампунь денег не хватило, а дорога? Все виновато, только не Ромочка. На ногах - белые носки и старые туфли то ли мокасины, то ли еще что-то. Брюки короткие из мягкой ткани, мама явно не покупала такие, топорщились на коленях, словно их никогда не стирали, впрочем, так оно и было. Ромочка давно ничего не стирал да и сам мылся крайне редко. На плечах висела куртка, будто на вешалке, потому что ее хозяин был патологически худ. Бледное лицо, на его фоне, синие глаза. Синева холодная, цвет ближе к светло-голубому, но, но... Они отдавили мутью, словно какая-то пленка налипла сверху, похожая на клейкую ленту. За плечами висел походный рюкзак.
- Сыночек, что с тобой? Ты заболел? Где твоя новая курточка? А чемоданчик куда делся? Он же кожаный!
- Мамочка, не расстраивайся! Я спасал свою душу от грехов. Материальное - это пыль, сдуешь, и нет ее, а душа вечна. Ладно, я пойду в ванную и попытаюсь смыть, хоть частичку грехов, по крайней мере, дорожных, и наконец, успокоюсь под родительским крылом. Я получил этот злосчастный диплом.
- Но, сынок, тебе учиться еще год!
- Это не имеет значения.
- Покажи его!
- Найдешь сама. Он где-то в сумке, а я пошел.
Как только сын захлопнул дверь ванной, Зиночка бросилась обыскивать сумку - рюкзак. Тряпье, и только, старые поношенные футболки, дырявые носки, прикольные шапочки с помпонами. Видимо, она плохо следила за своим сыном. Среди всего хаоса она нашла дипломы. Их было два. Один по специальности (экзамены сданы экстерном), а другой... Ее сын значился экстрасенсом, ясновидящим, а еще народным целителем. Вот тебе и раз. Но Зина не предполагала, что будет еще два и сто два.
Сынок вышел из ванной не скоро. Пришлось ломать дверь, чтобы добраться до него. Он мирно спал в воде. Цвет ее был серым, на поверхности грязная пена. Зина, ворвавшись в помещение, судорожно искала порошок или шприц, но ничего не нашла. Все чисто, кроме воды, в которой бултыхался ее сын. Было похоже на то, что Ромочка не мылся года два или т.д. Он спал. Зиночка стала тормошить его, будить своего любимого сыночка. Вот, наконец, сокровище открыло глаза. Зина, взглянув, в них, отшатнулась. Сынок с трудом перебрался на кровать, заботливо приготовленной мамой: новое красивое белье, исключительно белого цвета, простынь махровая, подушки пуховые, а одеяло теплое, из верблюжей шерсти.
- Мамочка, я был в Нирване. Там так хорошо. Всегда тепло, кругом цветы, птицы не поют, потому что они действуют на нервы своим свистом и стрекотанием. Там тихо, а это главное, чего не хватает человеку. Человек должен жить в тишине и спокойствии.
Сынок снова закрыл глаза и уснул. Зиночка впала в ступор. Она опустилась на кровать рядом с ним. Сколько прошло времени, Зина не поняла. В комнату вошел Анатолий, который приготовил, наконец, праздничный ужин под названием "Сынок приехал".
Тани дома не было. Она ушла, чтобы не быть участником радостной встречи кровных родителей с блудным сыном. Она здесь чужая. На этом празднике жизни ей нет места, а где ее место она и сама не знала. Она бродила по улицам. Не бесцельно, нет, ей хотелось общения, и она его нашла.