2:31. 50 миль в час. Макс вовсе перестал следить за дорогой, руки сложил на коленях, лишь изредка поправляя руль так, чтобы машина не пересекла сплошную и не свалилась в кювет. Ногой жал только на газ. С неподражаемым спокойствием и умиротворением, так будто бы этот диалог застал нас где-то в Сливовой Долине, Макс повернулся ко мне и уточнил.
- Ещё не передумал?
Что можно было ему ответить? Когда летишь по встречной полосе на такой скорости бывает трудно сосредоточиться на какой-то одной мысли.
- Как думаешь нас опознают? - слова я произносил так чтобы интонацией не выдать своего беспокойства.
Макс водил новенькую Audi, и несмотря на высокую скорость в салоне было так тихо, что я слышал бешеный ритм собственного сердца.
- Мы ведь не пристёгнуты. А значит скорее всего просто вылетим в лобовое стекло. - успокоил меня он. - Во время автокатастроф, если пассажир пристёгнут, зачастую он просто теряет сознание от удара и сгорает заживо. И это не самое страшное. - видимо, всё же прочтя в моем взгляде нотки играющего страха, и, судя по всему, наслаждаясь производимым эффектом, Макс с нескрываемым самодовольством поднял указательный палец. - Обгоревший труп гораздо труднее опознать, а потому твоё мертвое тело вполне может стать украшением какого-нибудь медицинского учреждения. Представь только: до аварии он был финансовым директором крупной сырьевой корпорации, важным государственным чиновником или просто голливудским актером сводившим с ума всех тринадцатилетних школьниц. Но после смерти его опустят в прозрачную стеклянную тару наполненную формальдегидом и будут водить студенческие экскурсии - полюбоваться его сморщившимся обгоревшим трупом. Вот умора. - Макс широко улыбнулся.
- Да, пожалуй. - вяло отреагировал я.
4:17. 80 миль в час. Пальцы, которыми я зачем-то накрепко вцепился в кожаную обивку кресла начали белеть. Шум барабанящего по стеклам дождя временами перемежался скрипом дворников, строгая периодичность которого будто отсчитывала время до столкновения. На улице ночь и хотя мы едем уже минут пять на достаточно высокой скорости по встречной полосе, своего "счастливого водителя" мы так ещё и не встретили.
За пол часа до вышеописанных событий я как обычно валялся на диване с книжкой потягивая свой Southern Sour. Звонок в дверь. Шлёпая до входной двери, я попутно смотрю на часы и, щёлкая дверным замком, уже знаю кого я могу увидеть за дверью в такое время. Так и есть - Макс, в фривольной позе облокотившийся на дверной косяк. Лицо его выражало такую печаль и усталость, что если бы мне нужно было выбрать фотографию для его надгробной плиты я обязательно попросил бы его замереть пока я сбегаю за фотоаппаратом.
- Не спишь? - устало ухмыльнулся он. Зрачки у него сужены, моргает так медленно будто это доставляет ему невыносимую боль. Ясно: опять наглотался таблеток.
Если бы жизнь нуждалась в рекламе, Макс был бы самым дрянным ее агитатором. И я уже привык к этому. Но сегодня его взгляд был каким-то особенно пустым и безжизненным. Жутковатое чувство, будто бы разговариваешь с мертвецом.
- Не сплю. - не стал утруждать себя пространным приветствием я.
Для нормальных людей подобная лаконичность обычно служит выражением антипатии к собеседнику, свидетельством нежелания общаться. Для меня же такое поведение было скорее стилем жизни. Оно было следствием жгучей к ней ненависти, неудовлетворённости ею. Что самое отвратительное, любой психически здоровый человек взглянув на мою жизнь вряд ли нашёл бы поводы для такой ненависти. "Руки, ноги целы? Хорошо. Родные и близкие живы, здоровы? Ещё лучше! Есть машина, дом, любимая работа, успех в личной жизни? Вообще замечательно! Так чего же тебе ещё нужно?!".
Человеколюбие никогда не числилось в списке моих благодетелей и все же общение с людьми как-то развеивало эту тоску. Но и оно уже давно меня не вдохновляло, а потому общение даже с самым интересным в мире собеседником не возбудило бы во чрезмерной любезности.
- Ты хочешь умереть? - с места в карьер спросил Макс.
Я отшатнулся, разлил коктейль споткнувшись о вешалку и грохнулся с ней в обнимку на пол. Я знал Макса с детства. Мы вместе учились в школе, затем в институте, а позже стали вместе проводить время в шумных пятничных барах и дымных квартирных попойках. За те без малого тридцать лет, что я его знал с абсолютной точностью о нём я мог сказать лишь одно - никогда не знаешь что взбредёт ему в голову. Его поступки часто выходили за грани того что можно было объяснить логикой и здравым смыслом. Не то что бы меня так уж пугала столь близкая перспектива смерти, но и оказаться приконченным собственным же другом детства... Я находил это несколько унизительным и, пожалуй, немного нелепым.
Макс лениво наблюдал за тем как я судорожно пытаюсь выпутаться из кучи всяких пальто, курток, кофт, головных уборов, зонтиков и накидок.
- Дружище, ты же не думаешь что я пришёл к тебе с револьвером? - Зевая отреагировал он. - Каждому своему подопечному Бог даровал право выбора, стало быть и у тебя оно есть.
Отчаявшись бороться с нажитым мной текстилем и осознав что угроза миновала, я взял передышку.
Макс прошёл в холл, закрыв за собой дверь, ловким движением выудил из кармана сигареты, закурил и продолжил:
- В средние века у инквизиции был один любопытный метод проверить виновность подозреваемого - "испытание водой". Испытание заключалось в том, что человека связывали по рукам и ногам и бросали в воду. Выплывет - значит виновен и будет приговорён к смертной казни. Смертельный исход же служил доказательством невиновности подсудимого, несмотря на то что свой билет на небеса тот уже получил.
- Не понимаю к чему ты клонишь. - хмуро откликнулся я, когда наконец расправился со своими пожитками и принял вертикальное положение. Разговор снова начал обретать угрожающюю форму и я уже мысленно стал перебирать поводы которые я мог бы дать Максу чтобы ему захотелось связать меня и бросить в воду.
- Сейчас ночь и окружная дорога почти пуста. Всё что нам нужно - это только выбрать участок дороги, где поменьше постов, засечь таймер и... Теперь понимаешь?
Я долго с недоумением смотрел на Макса. Беспокойство о своей безопасности сменилось попытками разобрать смысл его слов. Какие дороги, какие посты, какие таймеры?
- Понимаю, ты чокнулся.
Макса, кажется, расстроила такая резкость и он понуро уселся на стоявшую у входа тумбочку.
Он стал внимательно рассматривать меня исподлобья, выпуская густые клубы свинцово-серого дыма. Градус неадекватности происходящего неумолимо рос. С минуту помолчав он прищурил один глаз и спросил
- Когда ты в последний раз был в церкви?
- Ма-а-а-кс... - завыл я. Таблетками дело явно не обошлось и Макс чувствовал себя замечательно. Я же никак не попадал на его волну и этот разговор не доставлял мне особого удовольствия - Ты смотрел на часы?
- Когда постился, молился? Праздновал рождество? Служил мессу? - Макс прислонился спиной к стене, вытянул ноги, запрокинул голову и разглядывая узоры на потолке продолжил. - Жил был один мальчик. Когда он перерос Санта Клауса и Зубную Фею ему захотелось чего-то большего. Ему захотелось бога. Но после того как он открыл для себя учебник по биологии за девятый класс Бог потерял для него всякую романтическую привлекательность. И мальчик стал хныкать о лжи и предательстве. Стал требовать, не давая взамен. А ты вообще хоть на что-то готов ради Него? - он бросил на меня выразительный взгляд. - Испытание водой - это не просто очередной изуверский метод казни. Как человек лежащий на дне реки со связанными конечностями под пятидесятифутовым слоем воды может выжить? Да никак. Его может спасти только чудо.
- Что всё это значит? - сквозь пелену его наркотрипа пробивались обрывки сознания, но я всё еще не до конца понимал к чему он клонит.
- Мы возьмем мою машину, выберемся на окружную трассу, выберем участок дороги, где меньше вероятность встретить блюстителей закона и вырулим на встречную полосу. Нужно ограничить время, скажем минут десять, и засечь таймер. Шансы на выживание в таких условиях близки к нулю. Но Он не должен нас убить, понимаешь?
- Ты решил сыграть с Ним в русскую рулетку?
- Именно. Здесь есть лишь два варианта дальнейшего развития событий. Первый - мы выживем и это докажет существование Его воли. Это модернизированное "испытание водой". Конечно, стоило бы проконсультироваться с папой касательно адекватности такой модернизации, но на это нет времени. Наше выживание будет не только обвинительным для нас приговором, но и свидетельством о Нём. Чудо! Это то что мне нужно.
- А второй вариант?
- Ну... Он куда прозаичнее. До того как время выйдет мы расколошматимся о первую же встречную машину. Мы ничего не докажем. Мы просто погибнем, но... - Макс театрально вздохнул - Раз Его нет, то и дальнейшая жизнь смысла не имеет. В любом случае мы ничего не теряем.
Я задумался. Мысленный образ Костлявой материализовался у меня в прихожей. Вид у неё вполне каноничный: тело облечено в чёрную мантию, на голове капюшон из под которого не видно лица, выступающие из под мантии ступни и кисти рук сверкают белоснежными костяшками. Она уселась Максу на колени и нежно обняв его за шею изрекла приторным старушечьим шепотом:
- Какая в сущности разница? Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Как там у вас? "Все дороги ведут..." Э... Ха-ха, в Рим, ну конечно же в Рим.
Я пожал плечами. Почему бы и нет. В конце концов, это гораздо веселее, чем умирать в собственной постели от какой-нибудь старческой болезни, отмахиваясь из последних сил от назойливо жалеющих тебя родственников.
Я надел пальто и запер дверь, так будто боялся простудиться или стать жертвой ограбления.
Когда за нами закрылись двери лифта в голове бегущей строкой повторялось лишь одно слово: безразличие, безразличие, безразличие... Безразличие ко всему: к своему имуществу, своему общественному статусу, своему здоровью, своей судьбе, к своему прошлому, будущему и настоящему. Вопроса "зачем я это делаю" не было даже на горизонте. Зато вопрос "почему бы мне этого не сделать" появлялся в голове снова и снова, но ответа не находил.
Тесные стены скрипучего лифта назойливо напоминали о неизбежном будущем. Кем бы ты ни был при жизни, чем бы ты ни занимался рано или поздно, так или иначе... обдолбанный друг детства прокатит тебя по встречной полосе.
Мы выходим из подъезда и садимся в машину.
6:53. 90 миль в час. Мокрый скользкий асфальт. Трезвый, но убитый водитель. Темнота. В голове вспышками проносятся воспоминания. Вот мама готовит яблочный пирог на мой день рождения. Вот я ищу яйца спрятанные пасхальным кроликом. Вот украшаю рождественскую ёлку. Вот получаю диплом. Вот делаю жене предложение.
На меня нахлынули запоздавшие мысли о смысле и так как из этой машины Максу никуда не деться, он стал жертвой моего сентиментального настроения:
- Макс, как так получилось? Неужели всё... просто так?
В этот момент откуда-то сзади послышался громкий хлопок.
Бах! Я вздрогнул и обернулся. На заднем сидении Смерть открыла упаковку с попкорном.
- Не знаю. - Макс сразу же понял о чём речь. - Ты появился потому что твой отец регулярно оставлял своё семя в чреве твоей матери, в то время когда у той была овуляция. Ты всё ещё ищешь здесь какой-то смысл? Напрасно. Смирись.
- Вообще-то... - возразил было я, но Макс мигом поймал в моём тоне возмущение и тут же перебил:
- Ой, прости, я конечно же, почти наверняка задел в тебе какие-то нежные чувства. Понимаешь, дело ведь не в тебе. Никто не спрашивал твоего мнения о жизни, перед тем как тебя зачать. Кроме того что в качестве одного из многих миллиардов сперматозоидов в отцовском семеннике ты был не в лучшей форме для бесед о мировоззрении, никто бы и не стал спрашивать твоего мнения.
8:17. Макс продолжает:
- Люди заводят детей не для самих детей, а чтобы удовлетворить свои нужды и потребности. Они заводят абстрактных детей, твоим родителям наплевать на твою индивидуальность. Из тебя мог бы вырасти совершенно другой человек, с другим характером, привычками, складом ума и это бы их устроило. Грубо говоря, тобой просто попользовались как продуктом в шуршащей целлофановой обёртке из супермаркета.
- Нет! Нет! - отчаянно отмахивался я. - Ты сумасшедший!
9:02. Чем дальше заходил наш разговор, тем увлечённее Смерть на заднем сидении хрустела попкорном, а Макс продолжал:
- Разведение - слово больше подходящие для скота, не так ли? Но задумайся, если ты не имел права отказаться от этой затейливой идеи появления на Свет Божий, то велика ли между вами разница? Сам факт твоего сознательного существования - результат насилия над тобой в самом начале твоего пути. В каком-то смысле, ты сам - плод извращённого садизма твоих родителей. Свои проблемы твои родители успешно решили за твой счёт, настало время тебе решать свои. Каждый из нас - просто случайность, с какой стороны не посмотри. Случайно приходишь - случайно уходишь. Так что смысла задумываться и сожалеть нету, просто забей!
После слов Макса на меня нахлынула апатия. Я разжал пальцы, откинулся в кресле и устроился поудобнее. Макс одобрительно улыбнулся.
- "Не задумываться и не сожалеть". - язвительно передразнивал я. - Может быть научишь?
Я старался не думать о том что в любой момент может появиться машина, которая превратит нас в лепёшку или нашу машину дёрнет и она врежется в фонарный столб, но чувствовал как меня заполняет нервозность и напряжение.
- Чего ты хочешь? - неожиданно спросил Макс.
- Свободы - также неожиданно для самого себя ответил я. - Я больше не могу дышать всей этой мерзостью, я хочу хотя бы вздохнуть спокойно. Мне нужно хоть что-то что ещё не пропиталось зловонным мещанским гноем. Хоть что-то святое, Макс.
- И только то? - хмыкнул он.
Последнюю минуту я то и дело смотрел на таймер. 9:20, 9:27, 9:35, 9:41, 9:53.
Таймер запищал. Я выдохнул. Наконец-то. Надеюсь я не поседел.
Макс, судя по всему не разделял моего восторга. Он скосил глаза на таймер, но и не думал сбавлять скорость. Я оцепенел. Схватив таймер, я протянул его Максу чуть ли не ткнув им ему в лицо, но тот молча взял его и выбросил в окно. Механизм ударился об асфальт и разлетелся на тысячу осколков. Макс вложил мне в ладонь полуторадюймовую блестящую монету.
- Знаешь когда свобода из псевдоинтеллектульной болтовни перерождается в действие? - лицо Макса выражающее абсолютное безразличие периодически озаряется проносящимися мимо фонарями.
Я молча разглядывал монету. Это был доллар с изображением статуи свободы.
- Свобода - это ни преступление, ни отрицание и ни отречение. Свобода - это теракт. Бунт заключённых против своих надзирателей. - осторожно чеканил слова Макс. - Восстание. Чёрная месса. Кровавая оргия. И чем зрелищнее, тем лучше.
- И ты заправил полный бак? - скосив взгляд на приборную панель, осторожно протянул я.
Макс сосредоточенно кивнул.
В этот момент на горизонте появилась машина. Я сощурил глаза. Это был Caterpillar полный строительного песка. До момента встречи с грузовиком оставались считанные секунды.
В последние мгновенья перед смертью жизнь вовсе не проноситься у тебя перед глазами. Обычно в такие моменты ты слишком занят текущим положением дел, чтобы раздумывать о чём-то постороннем. Лично я думал о том чтобы выпрыгнуть из машины. 90 миль в час - даже если выживу, то уж точно останусь инвалидом. За долю секунды до встречи с грузовиком время почти остановилось. Оно стало вязким и тягучим, а мир вокруг превратился в фильм замедленного воспроизведения. Последний вздох, будто право на предсмертное желание пленнику приговорённому к расстрелу. Право данное с доброго плеча его палачей.
Ну вот и всё. Приплыли.
Отчаянно яркий рассвет, играющий лучами в стекающих по обступившим дорогу растениям каплях прошедшего накануне дождя и благозвучное пение птиц грубо резонировали с гнетущей атмосферой зрелища разбросанных по дороге следов минувшей этой ночью аварии. Водитель Caterpillar'а, больше походивший на кожаный мешок набитый фаршем, сложился в нелепой позе в центре бордового пятна на асфальте. Вылетев через лобовое стекло он пролетел ещё футов тридцать пока не встретил свою смерть от удара головой об асфальт. А внутри жутко покорёженного легкового автомобиля дымились обугленные трупы двух неизвестных.