( К 770 годовщине битвы дружины Александра Невского с немецкими рыцарями на Чудском озере)
1.
Наша гимназия - светоч науки. Это понимают все: от первоклассника до директора. Мы, ученики седьмого класса гимназии Љ7 с углубленным изучением физико-математического курса, я, Саша Курносов, ник "Пилигрим", Егор Трофимов, ник "Лис", и Тагир Махмутов, ник "Баскак", - не исключение. Механика, электроника и физико-математический анализ - наши фишки. Физик, Сергей Борисович Виноградов, очкарик и недотёпа, души в нас не чает. Физик, ботаны и мы создаем некую аппаратуру, способную менять временные точки в открытом пространстве. Прибор называется Трансрезонаторный онлайн-интерполяционный хронограф. Это прорыв к будущим межпланетным перемещениям.
2.
За окном конец марта - пора сдачи зачетов. Это самый проблемный период, потому что учителя считают, что в наших головах кроме передовых технологий, должна помещаться всякая шелуха вроде стишков про любовь и какой-то битвы на льду между русскими и немцами. На чате конкретная запара:
"Лис": "Пилигрим" скинь док по истории.
"Пилигрим": Спроси у "Баскака".
"Баскак": Офонарели. Тырю Фета и напрягаю переводчик. Завтра литра и инглиш. Не до истории.
А у Физика, всё на мази. Мы должны там быть, потому что Хронограф смог исказить три ближайшие точки отсчета, Баскак три дня назад получил по истории "трояк", но оказавшись в условиях доступа на той же временной точке, когда этот "трояк" был получен, пытался его исправить, исказив компьютерную программу учета и оценки знаний. Физик был категорически против. Сказал: " Исправленное прошлое может привести к непоправимому будущему". Вообще-то, Физик наш трусоват. Он директрисы, как огня, боится. А она его гнобит и под каблуком держит. Если бы не его умные мозги, мы бы с ним в разведку, наверное, не пошли бы. Но сегодня у нас новые испытания Хронографа, и мы своего не упустим. Нужно вернуться во временную точку, когда мы смогли поссориться с директрисой, уязвившей нас полной индифферентностью к прошлому и настоящему, и доказать, что нам наше настоящее, а особенно будущее вовсе не безразлично.
3.
Опоздали. Школа почти опустела. Хореографы еще танцами малолеток мучают, и хор надрывается - а больше никого нет. Но Физик-то наш, где? Вот растяпа. Кабинет не закрыл.
- Баскак, позырь!
- А чо я?
- На тебя скидки.
Баскак уходит на разведку. Какое-то время его нет. И это вызывает настороженность. Вошел в лабораторию, увидел что-то интересное, пристроился за спинами и про нас забыл.
Баскак высовывается из-за двери:
- Нет никого, я звал.
Мы вваливаемся в класс и проворачиваем защелку двери. У меня уже есть план. Он предусматривает эксперимент, на который Физик никак не может решиться. Баскак и Лис, после укора в трусости, согласны помогать. Они быстро разворачивают экраны, захватывающие определенный кусок видимого пространства. В этом пространстве начнется интерполяция заданных временных величин. Компьютерная программа временного сжатия в пространственных плоскостях рисует эллиптический параболоид, подтверждая коэффициент пространственной компрессии, и указывает тахеометрию преодоления временного перемещения от точки старта, до точки возврата или точки финиша. Я, повышая мощность резонаторного генератора, нацеливаюсь на перенос внушительного объема вещества в определенную географическую точку, удаленную от нашего местонахождения не только в пространстве, но и во времени.
Все готово для эксперимента, нужно избрать только величины.
- Лис, куда попрём?
- В этот! Блин! Сегодня же искал. Озеро какое-то. Чудное!?
- Чудское, - поправляет Баскак.
- Точно! Тыща двести сорок..., - и Лис вновь задумывается.
- Давай! - орет Баскак, - тысяча двести сорок второй год.
- А чо там?
- Какая разница, - откликается Баскак и через мое плечо давит на Enter.
Мы видим, как по экранам пробегают синеватые линии, а пространство в центре класса начинает сгущаться, со всех сторон закручиваясь в видимую воронку.
4.
Я очнулся от вязкого полузабытья из-за проникшей под одежду сырости. Баскак и Лис спали, привалившись спинами к бесформенной груде земли и корней, успевшей в прошлом году порасти травой и коротким красновато-зеленым мхом. Недалеко от нас тлел костёр. Сквозь зыбкое предрассветное марево я увидел спящих на ворохе еловых лап людей. Один из них будто почувствовал, что я смотрю в их сторону, встрепенулся и пробасил:
- Поди до меня, отрок.
Я вздрогнул, толкнул Баскака, и поднялся.
Навстречу мне встал рослый детина. Из-под чудной матерчатой шапки выбивалась грива светлых, давно не мытых, волос. Грива переходила во всклокоченную бородищу. На всем лице можно было рассмотреть только большие глаза и широкий нос. Детину покрывал халат с заплатами на локтях, перехваченный широким поясом. Люди, лежавшие на земле, мало чем отличались от того, кто позвал меня.
- Немчин? - проговорил незнакомец, указывая на меня.
- Пилигрим, - откликнулся я только для того, чтобы что-то говорить.
На уроках ОБЖ нас учили при контакте с незнакомцами, если они себя ведут агрессивно, как можно больше разговаривать.
- Божий странник, - и борода незнакомца дрогнула, - А оне кто?
- Там Лис и Баскак.
-Святая София! - детина перекрестился, - Баскак пеший, до какого улуса будет? Уж не нашенски ли обиду творили гостю ханскому?
- Ничего никто не творил. Ты, дядь, сам-то кто?
- Иеремий, монах. От поганых бежим. Да, бают, зазря бежим, немчин встреч идет. На поругание веры за грехи наши. А вы, яко сатаны и тоже на немчинов похожи.
Около выворотня ошеломлёнными стояли Лис и Баскак.
Уже проснулись и с любопытством смотрели на нас бородатые мужики. Кто-то из них обладал отменным слухом, потому что крикнул:
- Хорониться надо! Рать иде!
5.
Когда я бросился к выворотню, Лис и Баскак заржали, как кони.
- Прикинь, я такого чуда не встречал. Это кто? - спрашивал Лис.
- Предки, - потешался Баскак, - Это ду-хи прошлых времен, - он вскинул руки и попытался изобразить кошмары из "Обители зла".
Голоса и мужество мы потеряли в то мгновение, когда с разных сторон из-за могучих деревьев к нам ринулись всадники с копьями наперевес.
Теперь мы стояли вместе с монахами перед крепким мужчиной средних лет, кутавшимся в серый шерстяной плащ с кумачовой подкладкой.
- Рцы имя свое! - голос прозвучал требовательно, и было понятно, что обладатель серебристого шлема и шерстяного плаща не намерен с нами шутить.
- Иеремия, аз, - выступил вперед знакомый мне детина, - Охрим, Донат, Разеня. Есмь монахи, утеком шли от поганых к светлой милости князя нашего Александра Ярославича. Кручину свою излить хотим, просить милости и защиты веры нашей православной от ворогов наших и супостатов.
- От чьей руки беду терпите? От Немцы, от Чуди? От светлейшей милости Великого хана?
- От Чуди, батюшка. От неё, проклятой!
- Это есмь кто? - и воин указал на нас.
- Пилигрим, Лис и Баскак.
При упоминании Баскака лицо воина переменилось. Он внимательно посмотрел на Тагира.
- Ты, Иеремия, и отроки с нами будут. Остальных гнать. Князь наш Пльсков от безбожных немец избави, да разреши нам идти в зажития.
Многое было непонятным. Лис пошарил по карманам. Достал айфон, но прояснить ситуации не мог. Гаджет сдох. Время, действительно, круто изменилось.
Теперь мы были пленниками. Нас посадили в сани, в которых под пологами из очень грубой ткани лежали мечи, шлемы и кольчуги. Рядом с нами шли два молодых парня с огромными и сильными ручищами. Сбегать от таких не хотелось, хотя на вид они были очень добродушными.
- Баскака таки отдадут, - говорил один.
- А с других по гривне серебра взять можно, или по лошади,- отвечал другой.
- Кто подаст?
- А ты гляди на оне. Одежа-то на них басурманская. С одне видать, либо бояры, либо князья.
- Отроки, кто ваши тятя и мати будут: холопы, гридни, купцы, бояры?
- Скажите, пожалуйста, а год нынче какой? - осторожно и вежливо спросил Лис.
- Это дьяки знают. Ответ держи: кто тятя будет? Гридни, бояры?
- Нет у нас тяти, - причитнул Лис.
- Без отче, при мати живе?
Лис понурился. Да и мы с Баскаком приуныли. Сторожа наши покивали головами и отстали с расспросами.
Нас везли в неизвестность. Спереди и сзади вереница пеших и конных воинов тянулась среди соснового леса.
Лис пошарил по карманам, достал зажигалку и чиркнул ей перед глазами наших охранников.
Их лица исказил ужас. Бросившись в стороны, они огласили лес невероятными криками.
- Сатаны! Диавол в руце огнь имаща!
В нашу сторону ринулись стражники, перехватывая в руках мечи и осеняя нас рукоятями, как крестами.
6.
Воины выбрали место с одиноким погибшим деревом, вокруг которого недавно сошел снег. Под ногами выступала вода, и это вселяло надежду, что мы успеем уговорить бородатого витязя, приказавшего завалить нас сухим хворостом, чтобы тот не совершал страшной ошибки и не убивал нас таким злодейским способом. Лис кричал, что такого не может быть.
- Во времена рыцарей царило благородство, и сильный не обижал слабого.
- Отколе сие известно? - обратился к нему дьяк с лисьей мордочкой и потрепанной бородёнкой, - уж не от рыторей безбожных след к нам татем проник?
- Баскак, Тагирка, - как можно громче зашептал я, пока на нас никто не обращал особого внимания, - когда про тебя говорили, всегда эти дядьки столбенели! Крикни что-нибудь по-своему. И хана приплети! Они все хана какого-то вспоминают.
Баскак посмотрел на меня, набрал в грудь побольше воздуха и заверещал какую-то тарабарщину.
- Домаш Твердиславич, батюшко, уж не худое ли творим, баскака вместе к дьяволятами к дереву привязавши?
- О чем сей отрок рече?
- По-басурмански кричит.
- Толмача зовите.
Тагирка минут двадцать разговаривал с Домашем через толмача. Уловил нащ дружок, что не хочется Домашу связываться с ханским посланником. Голос у Танира окреп. Он несколько раз указал в нашу сторону. Вот Домаш кивнул, потом склонился в полупоклоне и подошел к воинам, караулившим нас:
- Ханский посланник утверждает, что это его холопы.Бесермены. А в руках у них греческий огонь. Суть прелести. Верьви сымите.
После Домаш Твердиславич указал в нашу сторону одному из воинов, тут же выхватившему из сапога нож, и полоснувшего по веревкам.
7.
День склонился к вечеру. Стало морозно. Тагира долго расспрашивали кто он, откуда, почему оказался в сей стороне. Тагирка рассказал о нашей Челябинской области, чем сильно смутил и напугал бородатых воинов. И еще добавил от себя, что огонь наш волшебный, потому что дети факиров из далекой страны Индии. После такого рассказа Домаш Твердиславич сказал своим воинам о силе Великого хана и тут же проговорил о том, что чудь и немцев зорить надо безбожно, чтобы Владыке всесильному дать как можно больше дани, о которой говорил сам Великий князь Александр Ярославич. Только тогда, сможет люд Новогородский сберечь веру православную, а когда время приспеет, пойдет войной на Великого хана, сокрушит его и Новой землёй заживет.
С тем день и кончился. Тагирку уложили на ковер, прикрыли шубой. Нам в возок на сено бросили войлок.
8.
Проснулся я в полночь. Было ужасно холодно. И Лис все время шевелился, переваливаясь с боку на бок, сворачиваясь клубком.
- Давайте отсюда когти рвать, - прошептал он, как будто почувствовав, что я не сплю.
Выскользнул из-под куска войлока, мы пробрались к Баскаку. Тагирка крепко спал под шубой. Кое-как его растолкали. Нырнули за борт возка.
Мимо, позвякивая доспехами, прошли стражники. Мы перебежали за сосны и, утопая в подстывшем снегу, бросились в сторону той дороги, по которой шли почти весь день.
Лис иногда подвывал, а Баскак сделался зол и неразговорчив. В темном лесу, неизвестно в каком месте и времени, было очень страшно. Но нам казалось, что стоит только выбраться на дорогу и по ней пойти вспять, мы вернемся, пусть не домой, но хотя бы в класс нашей гимназии.
Сквозь тучи пробилась луна. Желтый мертвенный свет наполнил лес. Деревья бросили на снег свои причудливые тени, в которых явственно проступали очертания не то мертвяков, поднимающихся из своих могил, не то кровожадных пришельцев. Мы замерли. И теперь не смели потревожить тишину, боясь за собственной возней пропустить чужие звуки. Лис напрягся. По его глазам было видно, что он напугался еще больше, чем прежде.
- Слышите? - просипел он севшим голосом и замолчал.
Где-то хрустел снег, слышалось тяжелое дыхание, и мелкое звяканье, будто игрушечный китайский колокольчик слегка тревожит ветер. К незнакомым звукам добавились голоса. Они были сдавленными и сдержанными, но походили на приглушенный, ворчливый лай собак. И тут, среди деревьев, мы заметили чужаков. Их железные головы поблескивали под светом луны, на железных вороненых туловищах свет гас, железные руки несли мечи, огромные топоры, ощетинившиеся лезвиями рогатины. На поясах болтались шестопёры.
Это были враги.
Из наших глоток вырвалось дикоё: "А-а-а-а-а!" - и мы со всех ног рванули в сторону нашего лагеря.
9.
Стражники услышали наши крики. Мы ничего сказать не могли, только взмахами рук указывая на замерший лес.
- Боярину скажите, - закричал я, - там вороги!
Лагерь вздрогнул. Мы видели, как вскакивают из саней воины, как пытаются они надеть брони и кольчуги, как выхватывают из ножен мечи, поднимают копья. С боевым топором в руках увидели монаха Иеремию, который нас тоже заметил и позвал к себе.
- Отроки, будьте к брату посадничьему Домашу Твердиславичу ближе. Его дружина в обиду не даст.
Мы бросились в центр лагеря. Сначала хотелось схватить меч или копье и ринуться навстречу чужакам, но когда лес огласился дикими нечленораздельными криками, а металл ударился о металл, нас покинула последняя храбрость. Из-под перевернутых саней мы взирали на сотни ног, обутых в кожаные сапоги, причудливые туфли и обычные лапти, взметающие перед нашими носами снег, становившийся красным. Прямо к нашим саням рухнула железная голова, потом упало железное тело. И разом грянуло: "Ухнем!" - будто киношные воины пошли в атаку. Я выскочил из-под саней. Рядом, привалившись к разбитому возку, с рассеченной по боку кольчугой, со слипшейся от крови бородой, сидел Домаш Твердиславич.
- Пилигрим,- просипел он, - внегда возняти Ярило, воротитесь ко княже, бегите к брегу, что лежит в Чуди. Князю речи, немчины промеж нас озером в Новогород ринутся полонить город.
- Страшно, - пролепетал я.
- Огнивом волшебным путь себе вершите, именем хана Великого заслоняйтесь, сказывайте князю, пусть боронит веру христианскую православную.
Домаш замолчал, голова его качнулась и свалилась на грудь.
- Бегите, отроки! Твердиславичами зовитесь! - раздалось за моей спиной.
Я обернулся и увидел, как монах Иеремия, поддел рогатиной двух чужих воинов, а третий вонзил в его незащищенную спину черное копьё.
Откуда во мне взялись силы, не знаю, но я бросился к саням, вырвал из укрытия своих друзей и, ухватив их за руки, потащил вглубь леса, проскакивая между бьющимися нашими и чужими воинами.
10.
Весь день мы пробирались к озеру. Несколько раз приходилось прятаться среди леса, вдавливая свои тела в размякшие сугробы. Столько снега я за всю жизнь не видывал. Был он чист и светел, его можно было класть в рот и чувствовать вкус небесной воды, полной каких-то неведомых нам ароматов. В середине дня нам встретились немецкие воины. Несколько десятков лошадей, увитых веревками и нещадно погоняемых озлобленными солдатами, тащили по дороге огромное деревянное сооружение.
- Мüssen an den Fluss gehen, - донеслось до нас.
- Они идут к какой-то реке, - прошептал Лис.
- И тащат, если мне не изменяют зрение и знания, баллисту, - добавил я.
Баллисты, кнехты, рыцарь, оруженосцы прошли мимо нас, разворотив дорогу и оставив неприглядный беспорядок.
Баскак первым покинул укрытие, вышел на перемешанный снег и подобрал нож, вложенный в железные гравированные ножны. Теперь у нас было оружие.
Мы почувствовали себя настоящими воинами. На исходе дня мы наткнулись на жилища. К козлам были привязаны лошади, накрытые попонами. Из жилищ доносились крики пьяных мужчин. Лис, насколько мог, разобрал, что в домах нет русских женщин, умеющих хорошо готовить мясо, поэтому Ганс должен жрать этот не проваренный кусок. Мы подобрались к жилищу. И здесь в наших головах созрел страшный план. Баскак нырнул под лошадь и перерезал ремень, держащий седло. А мы с Лисом приблизились к дому, подперли толстым бревном дверь, и забрались в сарай, примыкавший к жилищу. От нашей зажигалки вспыхнуло сухое сено. Мы как угорелые неслись прочь. А весеннюю ночь озарило огромное зарево и дикие вопли рыцарей. Они спаслись, вышибив дверь, но трапеза и ночлег их были испорчены.
11.
В лесу, в который мы углубились, нас встретила женщина, закутанная в непонятные одежды. В руках она держала ведро, сделанное из деревянных дощечек.
- Тетёнька, - позвал я.
Но она даже не обратила на нас никакого внимания. И тут вперед выступил Баскак:
- Мати, - мы не узнали его голоса, - явите милость, подайте отрокам Христа ради. От немцы и чуди бежим до князя нашего светлого Александра Ярославича, истые сироты Твердиславичи, Домаша Твердиславича отроки.
- Ты хоть понял, что сказал? - с издёвкой спросил Тагирку Лис.
Но женщина обернулась, поманила рукой и впустила в полутемное помещение. За столом, окруженным лавками, сидели несколько детей. Перед каждым стояла деревянная миска и лежала деревянная ложка. Женщина подвела нас к столу, усадила, и откуда-то достала еще посуду. Выхватив рогатками из печи большой горшок, она налила в него молока, помешала и стала раскладывать содержимое по мискам. Дети как один перекрестились. А мы сидели и таращили на них глаза.
- Бесермены? - обратилась к нам женщина.
Лис почему-то кивнул.
Женщина засомневалась, положить ли в наши миски еды. Бросила взгляд в угол на закопченную икону:
- Восподи, прости! Иже дети.
Мы молча ели. Вкуснее ужина у меня еще не было в жизни.
Дети вставали из-за стола и кланялись матушке. Мы тоже поднялись и поклонились. Потом женщина проводила нас до дороги.
- Дарёнка пойдет с вами, - сказала женщина и подтолкнула к нам расплывшуюся в улыбке русоволосую девчонку, на которую мы давно обратили внимание.
12.
Казалось, силы покидают нас, а мы так и не нашли ни озера, ни воинов Александра Ярославича. Пустынная дорога и выползающая на небосвод луна, доносящийся откуда-то волчий вой и тявканье лисиц, вселяли в наши души неимоверный страх. Теперь никто из нас не жаждал приключений, хотелось домой, в родной город, в любимый дом, чтобы были мама и папа, компьютер и телевизор, яркий свет и какая-нибудь книжка по истории.
Из-за взгорка, на фоне еще светлого неба появилось несколько человек. Они плелись друг за другом и пели. Впервые я услышал слова, которые почему-то были мне знакомы:
"О Бояне, соловию стараго времени!
Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,
скача, славию, по мыслену древу,
летая умомъ подъ облакы,
свивая славы оба полы сего времени,
рища въ тропу Трояню
чресъ поля на горы.
Пети было песнь Игореви"....
У каждого из них в руках был посох, а через плечо перекинута холщовая сума. Когда мы с криками подбежали к ним, то испугались больше, чем до этого боялись воя волков.
На нас смотрели страшные, искалеченные лица с черными ямами вместо глаз. Баскак решился спросить, не знают ли калеки о войсках князя Александра, что встали против немцев и чудинов. Калеки закивали головами и стали показывать, каждый в свою сторону.
Старший оборвал разноголосицу и произнес:
- Дружина идоша на Изборск.
- Как далеко до Изборска?
- Вельми. Еже ныне ходяху, к заутреней буде в граде!
- Я дорогу знаю, укажу, - сказала Дарёнка.
И её глаза засияли неотразимо притягательным светом, как будто не было многих часов тяжелой дороги. Нам ничего не оставалось, как пересилив страх и усталость, пуститься на перехват княжеских дружин.
13.
Сил больше не было. Нас ждала неминуемая смерть на еле заметной тропе среди первобытного соснового леса, на который навалился ночной мороз. Дарёнка достала из котомочки тощую лепешку и, разорвав, подала нам. Я и Баскак запихали в рот хлеб. И только Лис, глянув на отвернувшуюся в сторону девчонку, разломил свой кусочек пополам и тронул Дарёнку за плечо. Она обернулась. И её милое личико озарила лучезарная улыбка.
- А там, где вы живете, не так, как у нас? - проявила Дарёнка свою природную любознательность.
- Не так, - ответил Лис, - и нам очень хочется домой. Но как туда попасть, мы не знаем.
- Скажите, я проведу, я все, все места тут знаю, - наивно предложила Дарёнка.
- Вот победим немцев, - проговорил Баскак.
В словах его проступила такая решительность.
И мы снова пустились в путь.
Совершенно изможденные, нашли поваленное дерево и готовы были спать на нем, когда впереди, в нераспознаваемой тьме, услышали голоса.
Рука у Тагира потянулась к рукояти ножа. В нем все сильнее и сильнее проступали черты молодого монгольского воина. Через мгновение перед нами выросли русские всадники.
Услышав имя Домаша Твердиславича, всадники посадили нас к себе на коней и галопом помчались к лагерю князя Александра Ярославича.
Все, что было потом, было как в тумане. Я помню высокого крепко сложенного витязя с короткой, слегка завитой, русой бородой, ясными голубыми глазами и греческим носом. Облачен он был в легкие брони, поверх которых накинут красного сукна плащ. На кожаном поясе, обшитом золотыми накладками, висели ножны, обтянутые сафьяном, из которых торчал крыж кинжала, увитый серебряной сканью. Кожаные высокие сапоги на подбое поскрипывали, когда он ходил, а золоченые шпоры издавали легкое треньканье, ударяясь о проступившие на земле из-под снега камни.
Мы рассказали Александру Ярославичу о бое Домаша Твердиславича, о его гибели и гибели монаха Иеремии, о том, что три дня добирались до княжеского лагеря, о том, что немцы пойдут в обход через озеро, которое одним берегом лежит в землях Чудинов, а другим на Новогородской земле.
- Правду глаголют, - сказал посадник Добрыня, - прошлой ночью зрели наши дозорные зарево огненное. Как знать, не немцы ли деревню жгли.
- Не немцы, - гордо сказал Лис, - мы видели, как рыцари баллисту тянули и на постой встали, мы сарай сожгли.
- Сарай? - удивился посадник Добрыня, - откуда торжищу татарскому тут быть?
Потом помнилось, что шли рати, бряцало железо, ржали кони. А мы как будто летели куда-то среди ночи.
14.
Ранним утром нас разбудил общий гомон. Над полянами на берегу озера висели сизые дымы от сотни костров, на которых в котлах кипело варево. На огромном камне, лежащем на берегу озера мы увидели нескольких военачальников, смотрящих в белые дали озерного простора. Потом стало ясно, что Александр Ярославич готовил препон. Все сани обоза, поволокли на лед, и стали ставить в несколько длинных линий. За санями клали копья и рогатины.
Когда из-за сосен показался край солнца, всех воинов позвали на завтрак. Священник благословил трапезу, и воины стали есть горячую кашу с мясом. Дарёнка увидела нас, расцвела в улыбке, в берестяном туесе принесла нам горячей каши.
- Трапезничайте, други, а мне еще воинам подавать надо, - сказала она и убежала к котлам, от которых исходил приятный запах пищи.
Тут мы и увидели среди прочих одного очень странного воина. Так-то он был похож на всех остальных: в подбитой шапочке, в легких доспехах, в яловых сапогах, с коротким кинжалом на поясе. На лице, как и положено, кучерявая русая борода. Но на его глазах были очки в толстой роговой оправе.
- Кого-то он мне напоминает, - задумчиво проговорил Лис.
- Ребята, он не из этого времени! - глаза Баскака были широко раскрыты, как будто он увидел не русского витязя, а пришельца из галактики Альфа Центавра, - я в прошлом году оптикой занимался. Очки изобретут итальянцы в 1284 году, в 1305 о них упомянет брат-доминиканец Джордано да Ривалто в своей письменной проповеди. Наши письменные источники упомянут о том, что из всех князей и царей очками пользовался царь Алексей Михайлович. Короче, до очков еще пятьсот лет.
И мы уже хотели пойти к воину в очках и спросить, как его зовут, когда над поляной и лесом грянули боевые рожки.
С другой стороны озера завопили иерихонские трубы, перекрывая конский топот, ржание коней и лязг рыцарской брони.
- Вставай, брат Сергий! Пришла пора! - крикнул один из воинов странному витязю в очках.
15.
Мы видели, как с нашей стороны взвились в воздух сотни стрел. Рыцари грохнули щитами, и войско превратилось в черную черепаху. Наши рати заволновались. Второй залп не поколебал строя рыцарей. Они надвигались на ряды наших воинов. Вот лошади крестоносцев уже вклинились в наш строй. Ударили друг о друга щиты, зазвенели мечи, захрустели копья, послышались первые крики раненых, общий вопль наступавших, грозный рык оборонявшихся. Нас безудержно манило в гущу битвы. И в тоже время было неимоверно страшно. Вдрызг разлетались щиты под ударами боевых топоров, под ударами шестопёров гнулась броня, и рвались доспехи от лезвий мечей. Люди падали на лед, на них валились убитые и покалеченные лошади, на лошадей падали скинутые с копий и рогатин воины. На рыцарей саранчой лезло ополчение и валилось под ударами мечей, на витязей наседали кнехты, и падали на лед и снег с рассеченными головами и туловищами.
Пробежав сколько-то по берегу, мы увидели, как отважно бьется наш витязь Сергий. Вокруг него в бешеной беспомощной злобе вьются десятки легких пехотинцев. А он ударами меча отбрасывает их в стороны, топчет конем и пробивается к главному тевтонскому рыцарю, на шлеме которого торчит когтистая лапа.
- Бей фашистов, - орет Баскак.
-Мальчишки, я с вами, - кричит сзади Дарёнка.
Несется в нашу сторону, размахивая котелком.
В воздухе поёт одинокая стрела. Лис, крикнув, что-то нечленораздельное, прыгает в сторону бегущей девочки и сбивает её в ледяной наст, обдирающий руки и лицо.
Ошарашенная Дарёнка плачет, ищет руками выпавший котелок, размазывает по лицу кровь и слезы. А в нескольких шагах от неё трепещет оперением вражеская стрела.
Мы бросаемся в сторону Сергия.
Вот он разметал легких воинов и остановился поправить очки.
Коварнее поступка, чем этот, мы не видели. Из-за тевтонского рыцаря выскочил кнехт и метнул аркан в сторону Сергия. Веревка захлестнула витязю горло. Тевтонец подхватил аркан и пришпорил коня. На наших глазах Сергия вырвало из седла. Кнехты, подобно тараканам, накинулись на него, скрутили по рукам и ногам и тут же забросили в подлетевшие санки.
Нам ничего не оставалось делать, как молнией метнуться вдогонку улепетывающему с поля битвы рыцарскому холопу. Подумав, что холоп помчит по руслу реки, мы бросились на перерез, оставив обиженную Дарёнку среди оседающих весенних сугробов.
Тагир выхватил боевой нож. И мы напали на сани на берегу небольшой речки, лед которой уже потемнел от весеннего солнца. Холоп не испугался нас и стал брыкаться, отбиваясь от малолеток, которые могли только неистово визжать и прыгать по саням, пытаясь напугать своего врага.
16.
В это время на противоположном берегу что-то ухнуло.
- Баллиста, - заорал Лис.
И мы увидели, как из-за леса, подобно огромному метеориту из фильма "Армаггедон", в нашу сторону летит каменная глыба.
Нашего крика хватило бы на целую рать. Наверное, услышав нечеловеческие вопли, несколько солдат выбежали из леса и бросились наутёк, но пленить нам их было не суждено. Камень врезался в лед под самыми полозьями саней, подняв их вместе с нами, немецким холопом, витязем Сергием, несколькими комплектами рыцарских доспехов, и лошадью на воздух. Нас перевернуло и накрыло санным коробом. Вода обожгла тело.
- Хурра! - заорал Тагир.
Но его крик захлебнулся в ледяной воде незнаемой нами речки. Мы тонули. Вокруг нас кружили темные струи, искажая пространство и время. И каждый из нас видел своего, товарища, медленно опускающегося на дно, и в то же время, как бы летящего между какими-то плоскостями.
17.
Наш Физик сидел в углу класса и протирал очки. Мы тоже были в странных позах. В центре класса разлилась огромная лужа, и вода продолжала прибывать, вытекая из-под раковины.
На пороге класса стояла грозная директриса и строго вопрошала, что у нас произошло.
Сергей Борисович лепетал про эксперимент, а мы наперебой рассказывали о рыцарях и спасении витязя Сергия.
- Чушь, - ответила директриса, приказала выключить воду и ликвидировать лужу.
- Невероятно, - проговорил Сергей Борисович, поправляя свои очки в роговой оправе.
- Невероятно, - кивнул Баскак, вынося из-за спины руку.
В руке были зажаты железные гравированные ножны, над которыми возвышался крыж кинжала, увитый серебряной сканью.
Сергей Борисович приложил палец к губам. А нам вовсе не хотелось разубеждать его в том, что хронограф работает.