Аннотация: Рассказ о приключениях Флореса на пути к власти над карантинной планетой. Не эротика! Но присутствуют сцены насилия. Дописал, перезалил - 7.09.20.
1
Флорес на Эр-Мангали до сих пор занимался охотой, но вовсе не потому, что от неё тащился, или там сильно любил и ценил здешнюю дикую ксенофауну... Ха! Если фауну ту поганую кто и любил, то не он. Чтобы влюбиться во всю здешнюю дрянь, коротких встреч на охоте мало. Надо для начала получить диплом ксенозоолога и наработать убеждение, что наука об этой дряни рано или поздно тебя прокормит.
Но ксенозоологи на планете в абсолютном дефиците. Говорят, среди всех охотников лишь один и был, Гринчестером его звали, но его уже нет - хвандехвары порвали насмерть. Слишком был к ним пристрастен, хотел, как лучше, то-то и подставился. А Флореса, вон, саблезубы тоже могли порвать, но вышел из их пещеры живым. Потому что никак к ним не относился! Хищники не пристают к флоре. Вот и не сыскалось зацепок.
Охота Флореса не угробила. За это ей чувствительное спасибо. Но и только. В сущности, разницы мало, хоть охотник, хоть рудокоп. Жалкие роли, самые жалкие на всей здешней планете.
Постыдное ли занятие копать руду? Тут уж как сказать. Прежде, когда был выбор, Флорес усматривал в нём квинтэссенцию всего здешнего рабства, вот и нос воротил. Но и простой охотник, как оказалось потом, это тоже невольник и раб своего лагеря. Если, конечно, другим не докажет, что он не такой простой. Флорес доказал, это да, но не в охоте же дело!
Вот что начальником был - координатором лагерей, так обидно, что должность упразднили. Тот, кто упразднял, тот ещё ответит. Клинтвудом его звать, а Флорес запомнил. Не жилец этот Клинтвуд. Кто говорит? Это говорит некто Флорес, который уже двоих начальников над собой убил и более-менее в этом деле, считай, натренировался.
А какой первый шаг в любой тренировке: умей себя убедить. Вот и сейчас ему нужно себе доказать, что заниматься охотой ему даже и неохота, ведь упорствовать бесполезно, надо глядеть в будущее. И пора не цепляться скользящими пальцами за лагерь на Мутном ручье, а устроиться на рудник, чтобы усыпить бдительность соглядатаев (да, на Клинтвуда шпионы работают, это известный факт).
Если начистоту, добывать ли руду, или дичь - ему и правда как-то по барабану. Вот устроиться так, чтобы не работать вовсе...
А что, Флорес ещё сумеет. Он опять окажется там, где различия в низовых занятиях уже не существенны.
Оформляясь на Ближнюю шахту, выбрал смену, в которую долго никто не желал идти. Ну, бывает. А для Флореса она будет счастливой! И не в том залог счастья, что работать придётся в Особой штольне - в самом потенциально выгодном месте. Нет, для Флореса главное, что смена эта не та, куда пошла вся орава с 'Антареса'. Некому уязвить гордость. Окажешься с ними бок о бок, так начнут непременно сравнивать, кем ты был, и кем стал. А не хочется! К тому же те, кто хуже тебя знают, больше уважают. Они не в курсе отдельных твоих слабостей.
Тип, который его записывал в смену, недоумённо косил глазами. Не то силился понять его выбор, не то потешался.
- Что не то? - неприязненно спросил Флорес.
- Ну, смена там такая... интересная, - а сам ускорил свою писанину, чтобы не дать передумать. - Много в ней... разных.
- Кого?
- Ну, кто недавно сюда прибыл, уже при Каффе. Сброд. Уголовники, в основном афромарсиане, латиносы...
- Я сам латинос. Ты что-то имеешь против?
- Так вы же приличный латинос! - писарь попытался исправить промашку, затараторил с бурной жестикуляцией. - По лицу видно, образованный человек. А те совсем другие. Сиделые все. Одна наркота на уме, и ещё поножовщина, драки. Дня не бывает, чтобы кого-нибудь не прирезали. Вас, может, и не тронут: земляк всё же, а так - даже охрана к ним лишний раз не приближается. Если что, я предупредил...
- Их предупреди! - прорычал Флорес.
Убедительно ли прозвучало? Ну, для писаря-то да...
2
Писарь не лгал насчёт уголовников. Да, самые настоящие.
Если прежде, при живом Добсоне, шахтёрский квартал посёлка составляли работяги, пусть недалёкие, грубые, но в целом путёвые, настроенные гнуть спину, то уже на первом году правления Каффа контингентец ощутимо изменился в пользу ворья. Надо ли гадать, почему? Нет, ясно и так. Дело в восполнении убыли рабочего населения планеты. Все, кто был здесь до карантина, как-никак, добровольно завербовались, вот и вкалывали в силу привычки. Но новенькие прибыли не по доброй воле. Когда на Эр-Мангали карантин, какой дурак завербуется? Только тот, у которого можно не спрашивать, а загнать сюда по суду.
Флорес редко бывал в посёлке, чаще проводил время в охотничьих лагерях - и тем контрастнее воспринимал медленно текущий процесс. Вот уголовников исчезающе мало, вот побольше, а вот уже набежало столько, что трудно их не заметить.
Если верить коку Финьесу, сколько-то воров имелось и при Добсоне, но так немного, что ошивались все в единственном месте - в том, где так повезло очутиться ему самому, то есть в дыре 'У Джека'. И дыра-то для мелкой воровской швали. Не для тузов. Финьес болтал, что Кафф, бывший в ту пору помощником шерифа, проводил в ней облавы, но лишь в меру надобности, не усердствовал особо; его устраивала предсказуемость ворья. И чем кончилось? Уголовные элементы, пока могли, честно держались этой единственной локации, но потом, по всему, так умножились и разжирели, что перестали там помещаться. И оказались везде.
Между прочем, и в той смене, которой доверили расчищать Особую штольню.
- Что-то странное происходит с шахтёрами, - судачили простаки вроде Родригеса да Гонсалеса. Гаррис им только поддакивал. Вот и выбрали себе самую безнадёжную из шахтёрских смен - ту, где не происходило. Их вторая смена - единственная, которая в Особую штольню вовсе не вхожа.
А что странного-то? Шахтёры потеснились. Уступили лучшее место более энергичным новичкам. Показали, что не только собственной гордости, но и никакого сносного будущего у них попросту нет.
Так с кем же теперь Флоресу наводить мосты? Дерево протягивает питающие его корни через самые разные виды почвы. Даже сквозь заболоченные. Какие есть.
3
Третья смена, в которую вписался Флорес. Назвать её странной или проблемной - ничего о ней не сказать. Важно, что трудовой сменой такое именовать можно только в шутку, да и то не сильно смешную. Первый выезд в Ближнюю шахту состоялся уже на рассвете следующего дня. Тогда-то Флорес её и рассмотрел как сложившееся целое - и увиденному не раз удивился, ведь никак не мог ожидать.
Ждал чего? Привычной хаотически разобщённой толпы работяг на поселковой площади, какие наблюдал здесь уже не раз. Утреннее ожидание погрузки в пассажирские вездеходы ввергает рудокопов в род сонного оцепенения, покорного неумолимой судьбе: транспорт подадут - отправимся гнуть хребты в шахтную пасть...
А увидел? Самый первый, чисто внешний взгляд издали - и его смена внезапно предстала сплочённой дружеской командой, почти семьёй, необыкновенно подвижной и озвученной громкими веселыми голосами. Компанейские рудокопы то и дело хлопали друг друга по плечу, обменивались дружескими тумаками, игривыми подножками да подначками, сопровождаемыми взрывами хохота. Тёплая компания, подумалось ему, ну надо же... Самую малость озорная, но и то не со зла: здесь же все свои!..
Но, конечно, первый взгляд Флореса обманул. Свои?!! Впору изумляться вторично. Приблизившись к весельчакам настолько, чтобы выделить их из массы, он осознал свою главную ошибку. Как оказалось, весёлая движуха шахтёрской смены не несла характера обмена и захватывала не всех. Половина толпы нагло задирала вторую половину, ту, что держалась поскромнее. Примитивный кураж: подначиванья, подножки - явно намекал на возможность иных действий, менее безобидных. И пока оживлённая половина смены, гогоча во всю глотку, изощрялась в грубоватой 'приветливости', другая половина молча сносила дружеские тумаки, вжимала головы в плечи, не решаясь не то что ответить, а даже косо посмотреть. Экие терпеливцы.
Пяток охранников с бластерами на поясах стоял чуть в стороне и взирал на происходящее в полном благодушии. Им не о чем беспокоиться? Как бы не так! Поглядим-ка на вещи прямо: у них перед самым носом под невинной маской 'дружеских отношений' уголовники укрепляют свою собственную власть, альтернативную официальной власти колониальных начальников. Как можно этого не заметить? Видать, раз охрана решила не замечать, то не от хорошей жизни. Опасается настолько, что даже благодарна ворью за его немудрёную маскировку.
А Флорес? Откровенно говоря, на подходе к эпицентру приятельского оживления ему и самому-то стало грустно и одиноко, да настолько, что поневоле замедлял шаги вопреки первоначальному плану. Оба его естества - человеческое и древесное - не желали нырять в эту фальшиво инсценированную дружбу, противились его же собственной свободной воле. Чем не третий повод для удивления?
Флорес понимал, что ведёт себя неразумно, словно бы сам определяет себя не в ту раскованную половину смены, прибиться к которой совсем было собрался, а в другую, глупо зажатую тисками страха. Но идентифицироваться иначе он оказался не в силах. Раствориться в чужом оживлении - это тоже ведь не по нём. Флорес в некортором смысле растение, но не двухлетний легко адаптируемый овощ. Уголовная же фауна предложила форму поведения, неприемлемую для гордой древесной флоры, имеющей твёрдый стержень.
Приблизившись к разделённой на страты смене на расстояние кулачного удара, Флорес на миг остановился и спросил себя о готовности к серьёзной драке. Ответ его приободрил и позволил с полным осознанием последствий продвинуться к центру толпы. Движения 'компанейских парней' пока что его обтекали, лишь несколько испытующих взглядов сошлись у него на переносице. Ну, взглядами-то его не смутить.
Осмотрелся уже изнутри агрессивной среды. Острее почувствовал одиночество между задирами и терпилами. Задиры и словом, и делом выводят последних из равновесия, утверждают свою власть, заставляют себя терпеть. И на лица их будто наклеены однотипные гаденькие улыбочки, чисто опознавательный знак - своих они не прессуют. Причём подделывать этот знак - путь тупиковый. Знак принадлежит к языку тюремной фауны Галактического Альянса, этот язык полон хитрых ловушек, и гордому имперскому дереву ни за что не понять с ходу скрытых его смыслов. Гаденькие лыбы на что-то им всем намекают, интересно, на что?
Флорес поискал среди лыбящейся фауны хоть расово близких особей, о присутствии которых не далее, как вчера, поведал словоохотливый писарь. Не сказать, что латиносов много. Кстати, афромарсиан и того меньще. Но да, те и другие есть. Только Флорес им, конечно, не свой. Потому что в тюрьмах Альянса гниют совсем другие латиносы. Не имперские. Полные маргиналы, живущие с галактического наркотрафика. Подлецы, перещеголявшие глубиной падения даже отпетых афромарсиан.
Но вот и первый контакт. Верзила-афромарсианин с силой ударил Флореса по плечу, мол, привет, дружище! В следующий момент плюгавый латинос резко ткнул его пальцем в живот. Согнувшись от первого удара, Флорес нашёл в себе силы ответить хоть на второй. Плюгавый испепелил его многообещающим взглядом, а лиловый верзила посоветовал:
- Ты лучше не дерись.
Флорес неопределённо кивнул. Дескать, он тоже не против жить в мире и согласии. Только не надо подрывать древесные корни свинячьим рылом.
Накал обстановки разрядило прибытие транспорта. Кто этим поводом замять вопрос с большей охотой воспользоваться, можно спорить, но вздох облегчения Флорес удержал не без труда.
Отбился? Ну, не совсем.
При посадке в салон вездехода ему, как и многим, тоже поставили подножку. Он не споткнулся о выставленную конечность, аккуратно переступил, не оборачиваясь, шагнул дальше. Сзади донеслось:
- Чё, шлёпнуться жалко? Чё, борзый, да?
Флорес не удостоил разорявшегося ни взглядом, ни ответом. Первая атака отбита, а там посмотрим. Хоть, конечно, пристали к нему пока несерьёзно. Тренировка, проверка, пристрелка. Дальше пойдёт жёстче, если он что-то в этих делах понимает.
4
Впечатления от глубины и рудных богатств Ближней шахты? Их у Флореса не осталось. Своя собственная смена заслонила ему весь фон.
Что началось при посадке в вездеходы, то по прибытии на Ближнюю лишь усугубилось. И этого стоило ожидать: чем от большого начальства дальше, тем дерзновеннее себя держит уголовный мир. Там, на площади главного посёлка колонии, язвительное ворьё своих терпеливых товарищей по смене всерьёз не било. Так, намекало, обозначивало удары, ведь у всех на виду. Ну а рудник - место другое. Тёмное, изобильное укромными уголками, опасное в плане несчастных случаев. Уголовная фауна - народец простой. Если чьё-то лицо не понравится, могут и порешить. И где ещё, как не здесь?
Кажется, в очереди на спуск кого-то побили ногами: за толпой было не разглядеть, но звуки ударов и булькающие вскрики говорили о жёсткости расправы. Потом-то Флорес поискал глазами: кого? Определить не сумел. Свежие фингалы лиловели на нескольких лицах, но тела стояли более-менее ровно. Может, нещадно избитого там и бросили? А то и...
Спускаясь вместе со всеми вглубь шахты в широкой клети, Флорес держался настороже. Пусть и вряд ли кому из собратьев по смене успел достаточно насолить, но ведь с этих ребяток станется срубить дерево даже просто так. Со всей дури киркой по кумполу.
Кстати о кирках. Инструмент, который выдали в шахте, оказался самым средневековым: кирки, ломы да лопаты. 'Новомодные' штучки вроде отбойных молотков, сберегающие силы рудокопа века ещё так с двадцатого? Здесь о таких не слышали: Флорес не утерпел и под ироничными взглядами специально поинтересовался у кладовщика.
- Так твоя же смена идёт в Особую штольню! - на силу нашёлся тот. - В ней же нельзя никакого инструмента помощнее, понял? Там же эти, как их, ценные штуковины, понял? Вдруг разрушатся - так господа учёные крик подымут, а оно нам надо?
Но кладовая обслуживала не только Особую штольню, а другого инструмента, кроме средневекового, в ней всё равно не было. Из более-менее продвинутой экипировки - каски с мощными фонариками. Чтобы хорошо видеть, по какому месту киркой колотишь. Ничего себе так условия труда на главном руднике планеты...
К концу разговора, затеянного с кладовщиком, над Флоресом ржала в голос чуть ли не вся его смена. Обе её страты. Он выдал свою наивность в элементарных здешних вопросах? Ну ладно, плевать. На свои бы умные личики посмотрели.
Всё же попытался обратить злополучный разговор в шутку, да зря. Вышло неуклюже: такие шутки явно не по его части. Слишком уж заметно, что тебе самому не смешно. Что поделать, к смеху над собой Флорес уязвим.
Пересудов на тему его озабоченности условиями труда хватило не только на новый спуск в шахтёрской клети - уже на самое дно рудника, но и на пеший путь по длинному горизонтальному коридору к Особой штольне, где как раз и предполагалось трудиться. Весь путь по этому коридору Флорес честно проделал, но в Особую штольню в тот день так и не попал. Отчего? Обнаружилось одно странное обстоятельство.
Оказалось, в его смене и руду-то копают далеко не все. Остальным не возбраняется тупо бездельничать, сидя под стеночкой в 'зоне отдыха' и бережно сложив перед собой инвентарь. Охрана? Да чихали они на охрану!
5
Стоило бы раньше догадаться и не удивляться так сильно. Всё ведь к тому и шло. Действительно, за работу принялась отнюдь не вся смена, а примерно половина. Ясно, что за половина: хмурая, смирная, согласная всё терпеть. Весельчаки же, как оказалось, не гнули здесь спины ни сейчас, ни ранее, ну и далее не видели причин себе изменять. Ведь появились они оттуда, где трудиться считалось зазорным. Из тюрем Альянса.
- Что стал истуканом - проходи! - окликнули Флореса. Окликнули не те, которые шли сзади, а как раз лодыри, расположившиеся на отдых.
Интересно, Альянс не догадывается, что за работников он сюда шлёт?
- Дай пройти!
Рудокопы с уголовным прошлым усаживались под стеночкой в коридоре перед Особой штольней, остальная смена чинно шествовала в штольню, чтобы её расчищать, один он стоял неприкаянным.
Флорес медленно посторонился. Листья-пазлы в его развесистой кроне всё ещё не складывались в целостную картину. Зачем это ворьё вообще возить на Ближнюю шахту? Зачем в кладовой выдавать кирки и лопаты, инсценируя веру в ударный труд уголовников? Точно по счёту выдали...
А впрочем, стоило признать истину: самому Флоресу работать хотелось ничуть не сильнее, чем им. Что, между прочим, совпало с разумной линией поведения. С подходящей именно для него.
И Флорес, далее не раздумывая, примостился рядом. Парни отдыхают, а он что, рыжий?
- Эй, ты! - сказали Флоресу из гущи отдыхающих. - Работать иди!
Вариант ответа 'сам иди' неминуемо привёл бы к драке с применением шахтного инвентаря. Флорес, дабы не форсировать события, чуть умерил градус своего раздражения.
- Только после вас! - произнёс он с какой-то комической галантностью, которая, как это ни странно, оказалась к месту.
- Ты спрашивал за условия труда - вот и проверь. Лично! - рявкнул давешний верзила-афромарсианин.
- Я доверяю вашему опыту.
- Такого опыта у нас нет.
- Я заметил.
Помолчали. Потом юнец, сидящий рядом, примирительно пояснил
- Мы просто отдыхаем.
- Ага.
- Это потому, что сильно устали, понял?
- Я тоже, - Флорес ухмыльнулся.
- Но тебе нельзя!
- Почему?
- Ты не один из нас!
- Роли не играет.
Но что для Флореса роли не играло, то, конечно, играло для всех остальных. Первый разговор на тему выпихнуть его потрудиться в штольне завершился ничем, пространство вокруг удивлённо замолчало, но праздновать победу было бы рано. Главные битвы предстояли впереди.
6
Прошёл час. Флорес так и сидел под насмешливыми взглядами других бездельников и проникался глупостью ситуации. Хотелось ли ему отдыха? Ясно, что нет. По правде говоря, было интересно, что там, в Особой штольне: не зря ж её прозвали Особой, связана с нею какая-то тайна. Ксеноархеологи в ней, говорят, прописались - целых две экспедиции, застигнутых карантином, ищут артефакты инопланетной цивилизации. И у рудокопов, что там ишачат, имеются неплохие шансы найти что-то для них ценное...
Но если встать и пройти в зону, где люди работают, вернуться оттуда окажется в разы труднее. И он продолжал изнывать от напряжения и скуки.
В начале второго часа унылого шахтёрского отдыха к Флоресу подошла местная охрана. Сразу втроём - для большей внушительности. Фонари на касках светили прямо в лицо.
- Положено работать, - сказал первый.
- Не бери дурного примера, - сказал второй.
- Будут неприятности, - пообещал третий.
Флорес дал понять, что не расположен бояться охранников, которые остальных отдыхающих даже не заметили.
- Ты на них не смотри, - посоветовал второй. - С ними предстоит разговор особый. Не сегодня. Когда-нибудь.
- Ну и со мной пусть будет когда-нибудь. Зачем же сегодня?
- Ты не с ними, - пояснил первый, - ты здесь совсем один. Потому ты будешь работать сегодня.
- Что не понятно? - рявкнул третий.
- Всё понятно. Но несправедливо!
Эти трое надеялись переупрямить Флореса?
Дольше других держался второй. Звали его то ли Барри Смит, то ли как-то похоже.
- Справедливости в мире нет, - говорил он Флоресу доверительным тоном, - это для тебя новость? Навести её в нашей отдельно взятой шахте тем паче надежды мало. Такое не под силу даже богам. Даже Ральфу Стэнтону!..
- Барри, да ты увлёкся, - предостерёг вполголоса первый охранник. - Поминать имя шефа всуе - плохая тактика. А ещё худшая - заявлять, что что-то ему не под силу. Парня следует вздуть, а не лясы точить, верно?
Барри Смит на то возразил:
- Вот ещё - кулаки марать. Вздуют его свои же братья по смене. Половина будет бить, а вторая половина радоваться: парень угодил между стульями. Он и сам это уже понимает, по лицу - не дурак... Ну так вот, - вернулся Барри к прерванной было лекции, - какова задача у начальника шахты Ральфа Стэнтона и у нас, охранников, скромных проводников его воли? Навести на шахте порядок. Не справедливость - порядок! Усёк?
- Так какой же здесь порядок? - Флорес окинул рядом сидящих особей красноречивым взглядом. Встретил их взгляды - многообещающие.
- Какой порядок? Максимально возможный! - отчеканил Барри Смит.
По сути, ничего нового не сказал. С уголовниками, которых прибыла целая туча, администрация шахты справиться не может, вот и сгоняет злость на отдельных строптивых рудокопах, за которых никто не вступится.
- Ради чего работает шахта? - не унимался Смит. - Ради выработки. Что может сделать охранник, чтобы выработка не снижалась, а? Он заставляет работать всех, кого можно заставить!
- Меня, стало быть, можно? - усомнился Флорес.
- Если не заставлять таких, как ты, Ближняя шахта остановится! А почему? Все начнут говорить: 'несправедливо'. Все станут кивать на хорошо устроившихся воров и устраивать сидячие забастовки. Если это позволить 'справедливости ради' даже одному тебе, следующий борец за права будет кивать и на тебя: почему, дескать, этого не нагнули?
- Вы боитесь цепной реакции, - догадался Флорес.
- Её самой, - подтвердил красноречивый охранник.
- Ладно, я понял, - Флорес вздохнул, - к сожалению, ничем не могу помочь. Вы не справились с уголовниками - их прибыло слишком много. Вы не справитесь и со мной - я слишком упрям. Остаётся пожелать вам успеха с другими. С теми, кто пойдёт вслед за мной. Уж их-то вы точно вернёте на путь истинный. Говорят, таких упрямцев, как я, больше не бывает.
7
Флорес высказался. Дальше были побои. Красноречивый охранник Барри Смит принципиально в них не участвовал, но остальные-то два - покрупней его да постарше - умели вправлять мозги рудокопам исключительно механическим путём. Да и не столько вправить хотели, сколько оттянуться: не любили противоречий, повыходили из себя, а виновник-то под рукой. И кажется, своими побоями хотели что-то доказать не только Флоресу, но и Смиту. Мол, погляди-ка, юноша, как славно наше послание на языке побоев сейчас воспримет этот упрямец. Не воспринял? Да? Ну так мы добавим...
Хорошенько размявшись, первый и третий безымянные охранники (Флорес так и не слышал имён, но неплохо запомнил лица) побежали догонять Барри Смита - тот без них ушёл патрулировать Особую штольню.
Их уход стал сигналом для уголовников:
- Что, охрана тебя уже вздрючила? А нас не колышет! Что ты, гнида, болтал про несправедливость? Хотел подставить честных ребят?!
Кто бы сомневался, что на Флореса вся эта стая непременно накинется!
Убивали? Нет. Ничего бы не помешало. Стоило взять кирку... Но растягивали удовольствие. Покалечить, возможно, хотели, но и то не сразу: сперва сломить. Растоптать, жёстко переупрямить. Когда били, плевали ему в лицо и что-то злобно шипели. Флорес держался. Пока мог, запоминал лица обидчиков. Пригодятся. Имена? Нет, не надо имён. Того и гляди, перепутаются. Лица надёжнее. Всплывут в памяти вместе с болью.
Боль? А вот её Флорес изо всех сил превращал в древесную память и отправлял в будущее. Там пригодится, поможет не дрогнуть в годину жестокой мести. А в настоящем? Нет, не нужна.
Флорес ведь не забыл: он дерево. В известном ему смысле. С каждым ударом деревенел - пусть отобьют конечности. Дерево не ведает боли в том смысле, в каком от неё изнывает фауна. Дерево стоит твёрдо, кто бы и чем его не метелил. Дерево фиксирует свои боли в дефектах коры, в обломанных сучьях, в памяти годичных колец.
Что это за узенькое кольцо на распиле? Третий год прозябания в карантине на Эр-Мангали. Трудное было время. Приходилось спускаться в шахту на глубину много ниже своих же корней. Приходилось бороться с мелкими паразитами, которые мнили себя лесорубами, но так ни разу и не прибегли к помощи топора. Где же ныне те паразиты? Сдохли в безвестности. Имена их не сохранились. Это кольцо годичное - единственный по ним след.
8
Починил его Гонсалес. Долго чинил, удивлялся живучести. Вспоминал о лучевой ране Трентона как о детской задачке по арифметике с одним неизвестным. А у Флореса тех неизвестных выдался для него полный букет. С единственным якобы известным: Гаррис обещал, что выживет, а суеверный доктор его пронырливым россказням доверял.
Кстати, мог бы не выжить. Очень даже спокойно. Как-никак, в его смене никто не побеспокоился даже поднять из шахты его полуживое тело. Ну ещё бы: кто не бил, тот радовался. Как и пообещал умный человек Барри Смит, единственный из тех трёх охранников, которому Флорес решил сохранить жизнь. Остальным пожить не получится, ведь Флорес-то жив.
А ведь кончался уже - в чёртовом коридоре перед Особой штольней, рядом с киркою, каскою и лопатой. По счастливой случайности один рудокоп из следующей смены прошёл мимо - их-то смена в Особой штольне не работала никогда. Рудокоп этот знал Гонсалеса: ну ещё бы, по другой счастливой случайности этой следующей сменой оказалась та самая, куда добрый Бенито Родригес от чистого сердца записал всех-всех-всех.
Две случайности наложились, и Гонсалес прыг - оказался рядом. Правда, Флорес того не видел, не слышал, не осязал. Он, во-первых, был без сознания; во-вторых, он был внутренне полным деревом, нечувствительным к мельтешению быстрых секунд, минут и часов человеческой жизни. Да и - чего там копаться в таких мелочах - вообще ни к чему не чувствительным. Одеревенел на совесть, попробуй кто достучись.
Дальше, когда Гонсалес его перевёз в посёлок и принялся тупо лечить, Флорес однажды очнулся, какие-то виды чувствительности постепенно себе вернул. Зрение, слух - человеку без них трудно. Но с осязанием распрощался, видимо, навсегда; дерево не осязает, в том немалая сила. Сила легко противостоять всякой телесной боли.
Ну так вот: Флоресу нужна эта сила. Ещё бы! Кто рассчитывает вернуться в смену, способную размесить человечье тело до состоянья бесформенного комка теста, тот понимает эту необходимость.
9
Исцелённое тело Флореса украсили шрамы. Будто трещины древесной коры, наскоро залепленные садовником. В первые месяцы Гонсалес много внимания кожным покровам не уделял. Сложные переломы, отбитые органы - всё это лежало внутри штопаного мешка. Лишь потом док забеспокоился: кожа заживала как-то не так, огрубела, сделалась твёрдой. Тут-то и пришлось обнаружить утрату тактильной чувствительности, о которой исполненный скрытности Флорес до сих пор не распространялся.
Ну ещё бы! Он ведь кой-чего предвкушал. Из родной уголовной смены его выписать покуда никто и не позаботился - ну так то-то же. Он имеет законное право в неё вернуться. Ждите сюрприза!
День настал. Словно незримое колесо времени сделало полный оборот. И такое же раннее утро, та же толпа оживлённая, дружеские приветы с издевательски-наглыми минами. А что поздняя осень сменилась ранней весной - так внутри поселкового периметра разницы и не заметишь.
Флорес не торопился, но и не медлил. Знал: хозяин игры на этот раз он. Его попробуют позадирать? Как пить дать, попробуют. Но нарвутся. Кто-то, кого он помнит, напорется посильней других.
Панибратский удар под дых не заставил себя ждать. Флорес пригляделся: тот плюгавый латинос. Что ж, не раскрывая главного козыря, просто съездил гада по морде - для затравки. Из расквашенной пары ноздрей потекла неприятная красная жижа.
- Ты гляди! Он ещё отвечает... Эй, Хавьер, уделай его за это! - послышались голоса.
Ободрённый плюгавый Хавьер надвинулся на Флореса, обеспечив ему подходящий момент для особой хватки. Хилый кулак лишь скользнул по его деревянной коже, зато череп плюгавого мигом попал в захват. А теперь тушим свет! С интересом засовывая деревянные пальцы свободной руки в чавкающие глазницы, Флорес не сразу сообразил, что глаза-то давно раздавлены, а под пальцами крошатся оболочки хавьерова мозга. Или что у него в глубине черепной коробки?
Отшвырнув обмякшее тела Хавьера, Флорес огляделся. Обомлевший лиловый верзила, тот, что в минувший раз нарывался с плюгавым на пару, и теперь оказался в пределах досягаемости. Что ж, не дав ни себе отдыха, ни ему опомниться, Флорес пошёл на афромарсианина. У того в руках возник нож. Слабое утешение. Видно, верзила ещё не понял, кому и кого ныне предназначено убивать, вот и грозил клиночком.
Первое же обманное движение лилового не заставило Флореса отшатнуться. Напротив, он так удачно попал кулаком по лезвию, что нож поломался. Верзила попятился.
- Форус, бей! - раздалось из толпы.
Оказалось, Форусом звали лилового здоровяка, только Флорес не сразу это имя расслышал и просёк. На какой-то миг почудилось, что кто-то в толпе болеет и за него, Флореса, против афромарсианина. Движимый волной благодарности, он убил его быстро, без лишних мучений. А если бы лучше подумать, измучить бы стоило. Заслужил.
- Бей его! Он уже двоих ужмурил! - раздавшийся следом истошный вопль стряхнул оцепенение с толпы. Уголовная часть смены набросилась на обидчика, принялась бить всем скопом, порядком мешая друг другу. В этом хаосе, кажется, только Флорес не терял хладнокровия. Убивал не первых попавшихся. Выбирал только тех, кого точно помнил.
Кажется, его победили. Допинали до того состояния, в котором его тело впервые предстало перед Гонсалесом. Но с крупной разницей по сравнению с прошлым случаем. С разницей в шесть человек.
Флорес был бы седьмым, но набежала поселковая охрана, драку с горем пополам сумела остановить. Самых возбуждённых арестовала, более спокойных тут же спровадила на Ближнюю шахту, благо, вездеходы к площади уже давно подрулили.
Ну а дальше - опять исцеление, снова Гонсалес. Плюс ещё растущая популярность в среде законопослушных рудокопов. И ещё ореол ничем не убиваемого бессмертного бойца, к созданию которого приложил руку пройдоха Гаррис.
10
Только в третью встречу с Флоресом поговорили. Значит, зауважали, пусть и не в полную силу. Кто без проблем убил человека, перед тем воровское сердце распахнуто во всю ширь. Но есть нюанс: на убийство своих эта щедрость не распространяется. Правда, пройдохи, умудрённые опытом тюрем Альянса, на всякий нюанс без труда отыщут нюанс ответный. Что бы их ещё так умудрило, как не постоянный поиск смягчающих поправок к жёстким статьям? К тем статьям, по которым сажают истинных тузов.
- Чего ты хочешь, пижон? - спросили у Флореса. И спросили тузы. Наезжучая шелупонь послушно молчала.
- Не так много, - вздохнул он. - Спокойно посидеть в коридоре на Ближней шахте.
- И только-то?
- Нет, ещё истребить парочку ваших гнид.
- Например, кого? - с деланной угрозой осклабился первый туз. Этот редкостный оригинал на цепкой флоресовой памяти не участвовал в избиении ни разу.
- Например, его, - Флорес указал на другого вора. Тот хоть сам его и не бил, но приказывал с такой страстью, что попробуй ослушайся. Мерзкий туз, самый из них пакостный.
Первый туз усмехнулся:
- Может быть, ты не в курсе, приятель, но это Хаммер, он здесь самый главный.
- А хоть бы и главный, ему не жить! - безмятежно заявил Флорес.
- Ты кидаешь ему предъяву?
- Какая предъява, Паук? - резко вклинился Хаммер. - Он не наш! Его надо тупо забить всей колодой!
Опять, что ли, то же самое? Воображение богатое, как у толстобрюха на водопое! Хаммер, ты чуток повторяешься...
Первый воровской туз с погонялом Паук покривил щекой:
- Не наш? С прошлого раза я больше так не думаю. А что скажет Рабен?
Третий из крупных тузов прищурился и изрёк:
- Дело такое: для начала надо бы выяснить, кто же такие мы. Все мы сидели в тюрьмах Альянса по тяжким статьям - он не сидел, но его бы там посадили. На каждом есть хоть одно мокрое дело - на нём тоже есть, причём не одно. Мы никому не позволим заставить себя работать не по воровской специальности - так и он говорит то же! Вывод: если кто-то похож на нас, хочет к нам и делает то, что и мы - то он наш. И может кидать предъяву.
- Смешно, - сказал Хаммер.
- Хаммер, - сказал Паук, - среди нас ты первый. Но с Рабеном нас двое, а ты один. Потому предъява пижона имеет силу.
- Гниды, - сказал Хаммер, - кто-то из вас метит на моё место.
- Нет, - возразил Рабен, - и я думаю, своё место ты подтвердишь. Но ты должен сам, в честном бою, порешить мальчишку.
- Быть по сему! - гаркнул Хаммер свирепо.
И Паук стал ему и Флоресу напоминать условия поединка.
- ...Выбор оружия за вызванной стороной...
- Задушу голыми руками! - осклабился Хаммер.
- Хорошо, принято.
Ну даёт главный вор колонии! Воображения не больше, чем у голодного саблезуба на водопое! И ведь до последнего не догадается, что смертный приговор подписал себе сам. Пусть попробует задушить дерево. А вот дерево его придушит на раз-два-три!
11
То, как Флорес разделался с главным своим обидчиком, пользуясь неуязвимостью деревянной кожи, о том не только рассказывать одолевает скука, но даже нет интереса припоминать. Кто, кого и куда ударил, кто за что ухватил - какая разница, если Флорес при том ничегошеньки не чувствовал? Воровская предъява - вот что убило Хаммера. Она ограничила спасительный доступ к тузу громадного числа подписанных под ним фигур и сявок. Паук зорко следил за соблюдением условий поединка - вот никто и не рыпнулся. А зачем следил с таким рвением - тоже можно понять. Сволочной был у Хаммера характерец, многих достал, и Паук не стал исключением.
Не сказать, чтобы Флорес вышел из боя совсем не израненный. Всё же нечувствительность кожи к боли - штука обоюдоострая. Пользоваться ею грамотно надо ещё учиться. И главное, стоит на будущее поточней уяснить, в каком смысле Флорес одеревенел, только тогда поймёшь, чего от себя реально ждать: в том ли дело, что кожа стала и вправду неуязвимой, или дело в одной нечувствительности, расковывающей в бою?
Этот вопрос изучить пытался ещё доктор Гонсалес, к точному ответу прийти не смог. Сказал, внутренний образ тела реальности не отвечает, и когда Флорес воображает себя сгоряча полностью неуязвимым деревом, он рискует, сильно рискует. С другой стороны, внешне наблюдаемые объективные свойства кожи - они ведь тоже изменены. Не древесная кора, эластичней малость, но по твёрдости - что-то вполне сравнимое, в особенности как подходит нужный момент. В общем, истина где-то между, причём то и дело смещается к полюсам.
Флорес таким ответом удовлетворился, дальше изучать себя не позволил, и с тех пор ориентировался на тот образ тела, который шёл изнутри, делая в нём лишь некоторые поправки. Здравого-то смысла тоже никто не отменит.
Но как бы то ни было, главный свой бой за признание Флорес выиграл. Добился того, что никто его больше не задирал, а хотелось посидеть у стеночки в шахте - да на здоровье! Хоть три года там просиди, никто полслова не скажет. Эта-то программа у Флореса выгорела.
А что не случилось? По правде сказать, он думал, что с ходу займёт в воровском мире место побеждённого Хаммера. Вот с этим-то делом вышла задержка. Уважать-то его - очень зауважали. Забояться - да пуще системы 'Карантин'. Однако держались поодаль. Вроде бы Флорес и стал в смене своим, но всё-таки чисто формально. Это расстраивало. Потому что Флорес имел кой-какие виды и планы.
Планы всё те же. Скучные, честолюбивые. Стать на планете Эр-Мангали первым лицом, всё под себя перестроить. Вроде, чего проще? С этой идеи он начинал ещё в бытность охотником. Но долго шагать по трупам зарвавшихся начальников всё выше и выше Флоресу быстро прискучило, да и не получилось. В некий печальный миг стало ясно: дальше не пустят, а там и совсем накрылась карьера в охоте.
Начинать рудокопом с нуля было всё-таки унизительно. Но поглядел в верную сторону, сориентировался: уголовники! Куда же без них? Вот она, сила, способная стать могильщиком официального начальства на вырванной из большинства внешних связей карантинной планете!
Вроде, и верно рассчитал... В самом-то деле: обновлять отработанный контингент начальникам надо? Надо. Новых свободных шахтёров себе найдут? Не найдут. Откуда их можно взять? Только из тюрем. Если загонишь сюда, на Эр-Мангали, единственного уголовника, трудно ему придётся. Через побои приучат-таки к трудовой дисциплине, перевоспитают. Лишь до этого оптимистичного мига проблему додумывали в Альянсе.
Флорес глядел дальше. Да, одного загнанного сюда уголовника система прожуёт, не подавится. Но одного загонишь, другого... Дальше их станет много. И те, кто их загонял, сами на планету не сунутся, имеют дела снаружи. Это значит, у начальства рудной колонии назревают проблемы.
Вот эти проблемы начальства Флорес и вознамерился возглавить. Казалось бы, что не так? Но дело не шло.
Наростали годичные кольца, Флорес одиноко сидел в коридорчике и думал. Получалась скверная вещь. Всё как будто зря. Со всеми дурацкими трупами, с одеревенением кожи... Получалось, уголовники тоже люди. Поведение их не полностью просчитаешь. Не захотят за тобой идти - не пойдут. Может, ты для них слишком древесен?
Нет, ну не скажешь, что Флорес пришёл к полному одиночеству. Какая-то свита возникла даже вокруг него. Трое иль четверо. Пит Бойтано, Джо Фостер, Чес Хардерн, иногда ещё Джон Грэди. Но кто они все? Бывшие охотники. Никаких отсидок по уголовке, только Грэди наладил какие-то связи с воровским миром. Это не та свита, которая сделает Флореса настоящим уголовным тузом. Скорее наоборот. Всякой шестёрке из воровского кодла при первом же взгляде на такое окружение становится ясно: он не из наших.
Но куда их всех денешь, коли сами прибились?
12
Дни проходили в заслуженном нудном безделье. Чтоб посидеть в коридорчике, много ума не надо, но воля нужна железная. Правда, Флорес и сам коридорчик давно уж осмыслил - как своего рода воровской наблюдательный пункт.
Те лохи, что трудились на завале в Особой штольне - нет-нет, да и выносили оттуда кой-какие занимательные предметы. Что за штуковины - кто разберёт, они ведь из ксенокультуры Сид. Артефакты, одним словом. Но предметы те требовались учёным, окопавшимся в элитном квартале головного посёлка колонии. Стало быть, представляли ценность.
Что же делали воры? Только увидят в чьих-то руках штуковину - отбирали. Выдавали потом за свою, получали премию. Шахтные власти, да и сам Ральф Стэнтон хорошо понимали, что каждая вещь прошла через вторые руки. Ну да что они сделают: откажутся принимать?
Иногда ворьё эти самые артефакты отдавало наверх не сразу. Попытаться зажилить - это у них в крови. Только выход из шахты один, и у клети тебя досматривают - не пронесёшь наружу. А тайники хорошо наловчилась выискивать охрана; памятный Барри Смит по таким делам был в ней главный спец. Ещё двое тоже умели, но те не выжили.
Грэди порой говорил, что все эти штуки с Особой штольни даже намного ценнее самой руды. Видно, предметы эти всё ещё действуют, но не понять, для чего они и как запустить. Мол, руда для отвода глаз, а в основном добывают это. Может быть, так и есть: столько учёных Альянс пригнал внутрь карантина, видать неспроста. Всякая хрень подвергается строжайшим исследованиям. Что-то про них начинают понимать - сразу засекречивают.
- А где же тогда их хранят потом, у учёных, поди, оседают?
- Вывозят, - покачал головой Грэди. - Может, что и пытаются здесь зажать, но Альянс жёстко требует. Ни Добсон, ни Кафф не посмели бы утаивать артефакты. Альянс ведь дотянется...
- Я бы посмел, - Флорес пожал плечами. - Вернее сказать, я посмею.
- Мы знаем, - откликнулся Пит Бойтано, - потому мы с тобой.
- А ну колитесь, - привычно потребовал Флорес, - что там пройдоха Гаррис обо мне наговорил новенького?
- Новости есть... - Бойтано выдержал паузу. Ну да бестолку. Информация от Гарриса почти никогда не меняется. Связист с высшим разумом так и стоит на своём, хоть ты тресни. Жаль, что его пафосный высший разум никакими средствами не поторопишь.
Вновь как заезженная мелодия: Флорес неуязвим, дело не в его деревянной коже, а в предначертании. Предначертано же ему, что станет он последним начальником рудной колонии (правильно начертано, чёрт побери!), предпоследним же будет некто Клинтвуд. Ну так вот, если восшествию Флореса на высокий пост Клинтвуд вдруг вознамерится возражать, а пуще того попробует вовремя с него не уйти, то получит Клитвуд раны, несовместимые с жизнью, нанесённые праведной киркой да по кумполу.
Враки, конечно. Но послушать приятно. Так приятно, что понимаешь: не особенно даже и враки.
Даже и то приятно, что Родригес по этой версии сделается при Флоресе начальником безопасности. А что? Флорес так и поступит. Пусть Бенито и своекорыстный смешной балабол, но в спину, пожалуй, не ударит. Есть же в любом человеке что-нибудь хорошее.
- Старые новости, - сказал с ленцой, чтобы Пит не подумал, что сильно его порадовал. - Ничего в них нового, в новостях.
- Есть новее, - хитро усмехнулся Чес Хардерн. - Гаррис болтал, что Каффу недолго осталось. А кому его заменить? Только Клинтвуду. Флетчер уж давно 'сбитый пилот', старого влияния ему не вернуть.
- Клинтвуду? - не больно-то искренне оживился Фостер. - Это значит: 'Клинтвуд на выход, Флоресу приготовиться'? - вроде бы и весело говорил, а глаза не смеялись. Смысл тогда хихикать?
- Ну, типа того, - кивнул Чес, - типа очень скоро.
Тут на Флореса накатила угрюмость.
- 'Приготовиться'... Сказать-то легко. Это как: кирку наточить? С этим справлюсь, но в остальном полная задница!
- В смысле? - Бойтано чуть побледнел, Фостер приободрился.
Растолковал им, как сосункам:
- Власть захватит не тот, кто ловко стукнет по кумполу. Нужна поддержка людей. Людей с каким-то влиянием. Я вот уделал насмерть беднягу Хаммера, что с того? Стал в уголовном мире большим тузом? Нет, просто малым стихийным бедствием.
В этот момент Джон Грэди внезапно сказал:
- Я знаю в чём дело.
Таким новым тоном сказал, что и Флорес, и Джо, и Чес на него воззрились очень внимательно. А он продолжал:
- Стать тузом несложно. Есть один момент, которого тебе до сих пор не хватает. Стоит его восполнить - люди к тебе потянутся, отвечаю! Полетят, как на мёд.
- Помню, Рабен уже озвучивал полный список претензий, - хмыкнул Флорес, - я подходил там по всем позициям. План по замоченным даже сильно превысил...
- Не обо всём говорят вслух, - Грэди захихикал, - среди того, что подразумевают, встречаются любопытные вещи. Тебя, например, никто и ни разу не видел в борделе. Это для воров сразу жирнейший минус!
- В борделе? Зачем мне туда?
- Кто-то ходит удовольствия ради. Но тузы - доказывают половую потенцию. Не докажут - поредеет их свита. Ведь под импотентами ходить западло. Ты что, не догадывался?
- Вот как? - Флореса ошарашило.
Но ведь он... Он ведь дерево. Дереву не надо...
Замешательство его Грэди истолковал неверно. Засмеялся:
- Не куксись так! Шлюхин пол значения не имеет. Нужно только, чтобы вставало, вот и закажешь себе подходящее. Ты по мальчикам?
- Нет, - покачал головой Флорес.
До перерождения он был гетеросексуалом, смысл теперь-то менять ориентацию?
- Но ведь не импотент?
- Тоже нет.
Очень даже нет. Эрегированное во всех абсолютно местах дерево не подходит под это унылое определение. Но вот чувствительность... С нею будет проблема. Или она не проблема вовсе?