- "Висельники болтаются", - молвил профессор некрофилологии, - суть не что иное как похоронный роман Зраля, выдающегося классика современной мёртвой прозы. Записали? Точная дата написания не сохранилась - к сожалению, Зраль не помнит. Но датировка облегчается тем фактом, что в романе Зраль обращается к реальной истории, произошедшей в городе Дрон полтора десятилетия назад - к истории детективной и вместе с тем поучительной, имеющей непреходящую ценность для всякого сторонника некрократических прав и свобод. ...и свобод - записали? - профессор Фернан из Сюра помолчал, следя за движениями перьев. Он ревностно следил, чтобы ни одно из его драгоценных слов не пропало впустую. Может, в умах студиозусов ничего и не отложится. Но конспекты-то сохранятся - по ним всякий оценит изящество профессорской речи.
- Ну так вот. Речь идёт о подлинной истории из практики посланника Смерти Запра, настоящее имя которого - Газаприно - по причинам, неведомым никому, кроме меня, держится им и его Орденом в строжайшем секрете. А теперь - не пишите. Я сообщу вам секретную причину. Дело в неблагородном происхождении Запра. И так догадались? Но поздно: раз вы узнали секрет от меня, обязаны теперь хранить. То есть не разглашать ни самого факта, ни подробностей.
Как, подробности вам неизвестны? Ну так слушайте! Простолюдин Газаприно когда-то был странствующим мастером-кукольником. Странствовал он повсюду, где только мог, даже в Эузе бывал пару раз, а вот где точно ни разу не появлялся, так это у нас за Порогом Смерти. Почему, кто догадается? Верно, кукольник Газаприно тогда ещё был живым. А впрочем, живой живому рознь. Этот кукольник ещё тогда сочувствовал делу Смерти. Мечтал о личном посмертии. Старался ради такой надобности поскорее разбогатеть. Заводил полезные знакомства с некромантами да бальзамировщиками. Иной раз приторговывал мертвецкими снадобьями. Проявлял самое недвусмысленное неравнодушие.
А кроме прочего он и кукольником был недурственным. Говорят, именно к нему, в "Кукольный дом Газаприно", в своё время обращался через подставных лиц знаменитый естествоиспытатель Гуго Франкенштыбз, дабы приладить механическую нижнюю челюсть к своему детищу, полному конструктивных несовершенств. Что я слышу: вам неведом знаменитый Гуго? Стыдитесь! Да, разумеется, Гуго работал и прославился в Циге, а здесь, в Университете Приза, принято почитать в первую очередь собственных естествоиспытателей. Однако, я полагаю, невежество студиозусов должно сообразовываться с университетской программой и вписываться в пределы допустимого! Нынче же вы за данные пределы, не побоюсь этого термина - трансцендировали. С плачевным, истинно плачевным итогом. Когда-нибудь, волею Владыки, вам случится покинуть Приз и оказаться в Циге. Там, желая блеснуть учёностью, непременно встрянете в научную дискуссию - и что выяснится? Что вы не знакомы с именем великого Гуго, с его вкладом в мировую некрократическую науку, а о главном его детище не имеете даже приблизительного представления! Что там подумают об Университете Приза? И вообразить ужасно...
Ну так вот, пара слов о детище Гуго из Цига. Речь идёт о гомункуле - искусственном человеческом существе, вызванном к посмертию в обход привычных некромантских ритуалов. Видимо, как раз по причине нарушения данных норм и правил гомункулотворчество закончилось трагически для творца. Детище убило его, а само сбежало - каковое событие являет собой весьма поучительный пример, не правда ли? Надо вам сказать, что и сама история Гуго достойна увековечения в жанре похоронного романа - и ждёт, смиренно ждёт своего Зраля... Кстати, господа студиозусы, не напомните ли мне характерные признаки данного жанра? Пессимистически-мрачная экспозиция - да! Нарочито-скучная завязка - верно! Прогрессирующая деградация главного героя - очень хорошо! Пронзительно-тоскливая кульминация - и с этим соглашусь. Монотонно прописанный процесс агонии, приводящей к окончательной гибели? Чьей гибели? Да, надежд! И, разумеется, героя! Да, тысячу раз да!
Но что-то вы расслабились: я не слышу новых гипотез. Думаете, назвали всё? Нет, господа, вы забыли самое главное: похороны в финале! Надо ли говорить, что именно похороны составляют истинно трагический итог неодолимых конфликтов возвышенного посмертия всякого тонко организованного мертвеца?
* * *
Но вернёмся к истории Газаприно. Как и у всякого человека, верного идеалам некрократии и преисполненного самоотверженной любви к Мёртвому Престолу, вся его жизнь была лишь короткой ступенькой к долгому посмертию. Честным трудом кукольника Газаприно заработал на заветный ритуал - на этом месте его биография заканчивается, чтобы уступить место некрографии. Ибо Газаприно сделался мертвецом - таким же, как я и вы. С тем же самым живительным бальзамом в телесных жилах, с тем же самым воцарением души в защищённой от невзгод призрачной шкатулке. Вместе с посмертием Газаприно принял и новое имя - Запр, служащее смиренным сокращением от имени предыдущего. Как вы думаете, с чем это связано? Да, разумеется, хотел отринуть прежнюю жизнь. Да, уже тогда мечтал о вступлении в Орден посланников Смерти и не желал, чтобы его простонародное происхождение было на слуху. Но почему "Запр"? Ведь звучит не благозвучней, чем Газаприно, а даже наоборот.
Поскольку идей нет, я отвечу. Несколько лет накануне своего перехода в посмертие Газаприно провёл в Отшибине. Находился в близком кругу магистра некромантии Гру - того самого, автора многотомной "Истории Отшибины", из которой тамошние карлики впервые узнали, что у них есть история. Теперь понятнее? Не совсем? Хорошо, растолкую для небыстрых умом. "Запр" - звучит очень по-отшибински. Такие у них имена. Но зачем, спрашивается, себя называть отшибинским именем? Очень хороший вопрос. Дело в том, что некромант Гру, под влияние которого наш Газаприно попал, учил отшибинских карликов - чему? Тому, что именно они - самая центральная и избранная всеми править человеческая подраса. Смешно, скажете? Да, смешно. Но тем больше сил приходилось вкладывать некроманту - в, так сказать, просветительскую деятельность. И Газаприно, веря каждому слову, начинает желать приобщиться к избранной подрасе - ну хоть номинально.
Больше я ни слова не скажу о Газаприно. Только о Запре. Поскольку же буду говорить о Запре, дальнейшую мою речь можно конспектировать. Раскрыли конспекты? Я продолжаю.
Говорят, стать рыцарем Смерти очень легко, нужно всего лишь чудо. Слышали о том, а, господа студиозусы? Но даже коли слышали, надо иметь в виду: чудеса это уже фольклор. Досужие россказни малообразованных живых неудачников, порой не умеющих читать и писать. Стоит ли на них ориентироваться серьёзному некрофилологу - разумеется нет! Некрофилология занимается культурой мёртвой и книжной.
* * *
Но вернёмся к нашему рыцарю Запру и к той истории, что легла в основу сюжета романа Зраля. К моменту начала описанных в романе событий Запр успел заслужить в своём Ордене неплохую репутацию. Показал себя эффективным исполнителем тайных миссий - в каковые посланников Смерти, как мы знаем, направляет сам Владыка. Запр недурно себя зарекомендовал, но ему, скажем так, ещё было, куда расти. И Владыка Смерти направлял его во всё более сложные миссии - чтобы рыцарь развивался, не останавливался на достигнутом.
И вот как-то раз загадочные события подходящей сложности приключились в городе Дроне. Именно там, хотя автор нашего похоронного романа пожелал перенести их в наш же любимый Приз. Почему он это сделал, как вы думаете? Никак не думаете? Тогда, боюсь, вы позабыли название разбираемого романа. "Висельники болтаются" - ничего не напоминает? Ну да, конечно: кто же в Призе не знает площади Висельников. Ну так вот: в Дроне есть площадь с похожим названием. Висельная площадь, именно так. И я не случайно делаю акцент на том, что события произошли в Дроне. Хоть казалось бы, в Дроне было дело, али в Призе - нам-то что за разница?.. Так вот, разница для нас с вами, несомненно, есть. Всё-таки я в Призе служу профессором, а вы в Призе учитесь. Вот и не надо, как говорится, гадить по месту службы да учёбы.
В Дроне, в отличие от Приза, в ту пору было сильное воровское подполье. В Призе оно есть тоже? Может быть, но то, которое в Призе - к делу всё равно не относится. А ещё в Дроне из городской сокровищницы то и дело происходили дерзкие хищения... Что, в Призе сокровищница давно разграблена? Ну вот видите: в Дроне проблемы с хищениями по сей день актуальны, а в Призе уже нет. Как вы сказали? В Дроне тоже нет проблем, так как сам город ушёл глубоко под землю? Ну, знаете: этот слух ещё доказать надо. А даже коли так, может, хищения и под землёй продолжаются, почём вы знаете?
* * *
Итак, я говорю о Дроне и только о нём. Рыцарь Запр получил от Владыки Смерти задание расследовать хищения в сокровищнице. Прибыл в Дрон, допросил свидетелей, ничего не добился. Ценные предметы из Сокровищницы продолжали пропадать. Раз - и вдруг нет золотого венца Лугового королевства, сработанного в середине позапрошлой эпохи. Раз - и скипетр к нему тоже пропал, только и осталось, что держава без комплекта. Удвоили контроль за державой - а тут исчезла ценная рукопись. Стали следить за рукописями - пропало чучело кабана. Между прочим, с очами из изумрудов. Пока ахали над чучелом, неведомый наглец свистнул державу, а в бонус к ней ещё пару золотых ложек. Кто-то нарочно издевался над рыцарем Запром и его дознанием. Кто-то пребывал в уверенности, что ничего-то он не дознается. Молод он ещё, бальзам в нём не отстоялся, соли редких металлов в мозгах не осели - вот какое послание угадывалось в дерзком воровском почерке.
А того не учёл дерзкий расхититель, что Запр послан в Дрон самолично Владыкой Смерти, а издевательство над Мёртвым Престолом никого до добра не доводит. Куда-то, конечно, доводит. Но не до добра. Правда, чтобы примерно наказать наглеца, его предстояло ещё выследить. А в противном случае - если выследить не получится - несдобровать ведь и самому Запру. Как соучастнику издевательства над Мёртвым Престолом - пусть и невольному соучастнику.
В Сокровищнице не было окон. Туда вела единственная окованная железом дверь, закрытая на три замка, которые нельзя было открыть последовательно. Только сразу все три, только синхронно. Ключей от Сокровищницы было всего шесть - по одному у городского головы и членов городского совета Дрона. Все шесть - идентичны. Но имелся нюанс: два носителя ключей были натренированы на открывание верхнего замка, два на отпирание нижнего, два на особо хитрый проворот ключа в среднем. Казалось бы: чужому не догадаться. Но с началом пропаж ключеносители круглые сутки пребывали на виду - не только у своей собственной охраны, но и у специально приставленных чинов из городской тайной полиции. Никто не отлучался, предметы же пропадали. Как такое могло происходить?
Напрашивался ответ: где-то в стенах Сокровищницы спрятан потайной ход. Но не было там потайного хода: Запр лично несколько десятков раз всё облазил, простучал стены, проверил простейшими магическими обнаружителями - ничего! Раз так, напрашивался другой ответ, намного глупее прежнего. Минимум половина из шестёрки главных людей города участвует в заговоре, а около сотни сановников помельче, охранников и слуг - тоже в заговоре, чтобы их покрывать. Что-то многовато. При такой толпе соучастников непременно бы нашлись недовольные разделом добычи, недовольные давно бы уже всех продали.
"Так и живёте у всех на виду?" - сочувственно произнёс Запр. "Так и живём, - со вздохом отвечал городской голова, - вернее, длим посмертие помаленьку". Тогда Запр предположил: "Но ваше алиби, полагаю, обеспечивают одни и те же группы людей. Что если нам их перетасовать?". Городской голова нашёл эту мысль здравой, но её реализация здравого результата не дала. После ряда следующих громких пропаж безукоризненное алиби каждого из высокопоставленных носителей ключа подтверждало несколько сот свидетелей. Вдобавок Старый донжон городского замка стал напоминать проходной двор. Стражники рисковали запутаться, кого им пропускать, а кого не стоит. Вдобавок всяк понимал, что неразбериха целиком и полностью лежит на мёртвой совести Запра.
Можете представить одиночество рыцаря. Строго говоря, во всём Дроне лишь одному мелкому чиновнику он почему-то вполне доверял. Подлинного имени этого чиновника я называть не буду, ибо в самом Дроне оно всеми забылось, но Зраль зовёт его Алексом - да будет так. Он был живым, что для чиновничества, как мы знаем, нехарактерно. Однако был очень честен, трудолюбив и предан идеалам некрократии - что, с одной стороны, ввело его в аппарат городской власти, с другой - распахнуло перед ним сердце Запра. Ведь наш герой и сам был таким - пока не заработал себе на посмертие.
Алекса мало кто считал себе ровней, его не любили и не числили в своих сторонниках попавшие под подозрения Запра отцы города. Посланнику это было лишь на руку; в систематически перетасовываемые группы проверки алиби Алекса он включал случайным образом - чтобы не дать злоумышленникам подготовиться. И всё же предметы пропадали. Бедняге Алексу ничего подозрительного не удавалось заметить. Зато злоязыкие коллеги быстро заметили самого Алекса - и по неписанным правилам чиновничьего взаимодействия не преминули устроить ему целый набор неприятностей на любой вкус. Не прошло и недели, как беднягу выгнали со службы.
Запр, понимая, что это удар по нему самому, потребовал вернуть Алекса на ранее занимаемую должность. Увы, самой должности больше не существовало. Честного малого "вернули" в другой департамент с серьёзным понижением, а на Запра написали донос в Абалон - гроссмейстеру его Ордена. Дескать, опозорившийся посланник Смерти вдобавок своекорыстно хлопочет за не пойми кого. Грустно, не так ли? Но город Дрон покуда не знал Запра. В творении Зраля, соответственно - великого сыщика Марпла покуда не знал наш любимый Приз.
* * *
Запр не то чтобы не унывал, но подолгу не предавался унынию. Измышляя всё новые способы поиска злоумышленников, он пришёл к мысли, что в Сокровищнице - небольшом помещении без естественных источников света - должны постоянно гореть многосвечные фонари и дежурить стражники. Задумано - выполнено. Фонари внесли, стражников пригнали. Сразу шестерых, чтобы не мелочиться.
Стражники были живыми. Отчего же так получилось, догадаться несложно. Вот я и спрашиваю у вас: отчего? Да, Дрон в ту пору пребывал не за Порогом Смерти. В городе была некрократическая власть, но и живые чувствовали себя сносно. Им не только не запрещалось жить и работать в городе, но и сама природа позволяла существовать. Итак, вы назвали обязательное условие, но недостаточное. Почему же в Сокровищницу попали только живые стражники? Да потому, что из мёртвых стражников никто не захотел идти. По-видимому, они уже догадывались, к чему дело идёт.
После суточного дежурства стражников должны были сменить. Ещё шестеро живых бедолаг ждали своей участи, когда дверь Сокровищницы отворилась, и выяснилось: вся без исключения первая смена то ли в обмороке, то ли близка к нему, то ли притворяется. Впрочем, большого искусства в притворстве им и не требовалось: за истекшие сутки многосвечные фонари выжгли в помещении пригодный для дыхания воздух. Мертвецов бы такое неудобство сильно не задело, но живые-то к нехватке воздуха очень чувствительны. Но главное - из Сокровищницы испарилась стоявшая на видном месте шкатулка с особо ценными сапфирами.
Тут уж посланник Запр по-настоящему рассердился. Глаза его так и метали молнии - фигурально выражаясь. В этом всех ужаснувшем состоянии он заявил, что стражники, проспавшие шкатулку, должны быть немедленно казнены. А тот, кто будет выказывать сомнение в оправданности казни, пойдёт вместе с ними как соучастник. Жёстко говорил! Леденяще жёстко. Посланники Смерти - они это умеют. Никто не посмел перечить. Только спросили, какой способ казни он предпочитает. "Через повешение", - буркнул Запр. Почему? Потому что площадь зовётся Висельной. Он полагал, что практика повешения для города Дрона является типичной.
Ключевому месту нашей истории отвечает название романа Зраля "Висельники болтаются". Именно болтаются, не просто висят, не шевелятся под порывами ветра, не подпрыгивают на своих верёвках, подобно марионеткам, некогда в изобилии производимым нашим героем-кукольником. Что это значит: "Висельники болтаются"? А то и значит. Болтаются. Чтобы ясней понять сей эпизод, перейдём к сути повешения. Данный метод казни (через асфиксию и перелом шейных позвонков) не применяется в отношении мертвецов, но по отношению к живым людям доказал свою эффективность. Напомним, что по стечению ряда обстоятельств, удостоившиеся казни стражники были как раз живыми, причём все вшестером. То есть, отправляя их на виселицу, Запр вроде бы знал, что делает. Далее. Тот факт, что висельнику в момент удушения свойственно болтаться, отражён в целом ряде идиоматических выражений, самое известное из которых - "танец висельника". Всё это давно известные некролингвистические закономерности.
Так в чём же новизна ситуации, с которой столкнулся посланник Смерти? Скажем так, в длительности танца. Самый смысл повешения, смею вам утверждать, заключается не в танце без конца, а в том моменте, когда танцор затихает. Рыцарь Запр, как и все на Висельной площади, с нетерпением ждал этого момента, а он - представьте себе - так и не наступил. Утомлённые зрелищем обитатели Дрона прождали с утра до вечера, да не тут-то было. В связи с наступлением сумерек Запр велел снять всех повешенных и крепко их связать. Что и было беспрекословно выполнено. А праздничной толпе рыцарь велел расходиться. Самое время разойтись и нам. Сегодняшняя лекция подошла к концу.
2. Зюк в храме наук
Любопытные мысли тебя посещают, когда гуляешь в ночи университетским зверинцем. Ну, вернее, бродишь по одной из его клеток. Между прочим, по твоей собственной. Собственной - не в смысле владения, просто ты здесь с некоторых пор обитаешь. Причём клетка у тебя низенькая, но ты всё равно ходишь в ней гордо, не сгибая спины и даже не поджимая коленей. Как это у тебя получается? Просто с известных пор ты несколько мал ростом. Так получилось.
Хорошо внезапно стать мертвецом, но обидно при этом же стать и карликом. Посмертие посмертию рознь. Зюку ведь оно зачем? Поехать за Порог Смерти, в приличном университете учиться, а там и на службу попасть некрократическую, устроиться всем на зависть. А что из этого вышло? Увы, поездка в свободные некрократические земли в зарешётчаном экипаже имеет привкус грубой издевки судьбы. Никто не спросил, готов ли Зюк к этому серьёзному шагу. Вывезли в Запорожье, как груз. А коли ты груз, чем тебе поможет Запорожье?
Попал-таки Зюк и в Университет города Приза. Только Зюк-то сюда не учиться приехал. Никакие знания тебя не коснутся, пока ты вместо учёбы проводишь всё своё время в клетке некровивария. Ибо в универитет ты взят не на человеческих правах, а на правах любопытного некробиологического факта.
То же - и о мечтах Зюка хорошо устроиться после. На службу принимают людей, но не факты. За факт иной раз могут недурственно заплатить, но опять же: оплата пойдёт кому-то, не самому факту. Зюк столь невезуч? Похоже. По большому счёту, повезло лишь в одном: в посмертие он попал бесплатно, сиречь надурняк. Экономия денег - это ведь в первую экономия времени; кто-то лишь к концу жизни зарабатывает на обряд, кто-то и вовсе не успевает. Светило бы успеть Зюку? Вряд ли. Что не платил - конечно, большое подспорье. Но и в том везение Зюка подпорчено. Посмертие, которое не заработал, а подхватил вроде насморка - бросовое посмертие. Никому не интересное. Уже потому, что свободный проезд из Отшибины в Приз и вид на посещение Университета получаешь ты вместе с клеткой.
* * *
Обнаружив себя в зверинце, Зюк сгоряча подумал, что здешнее окружение даёт ему мало шансов показать себя с лучшей стороны. То есть можно и не лицедействовать. Не выражать на лице покаяния. Перед кем? Однако, и в некровиварий спускались - какие-никакие люди. А где люди, там всегда сыщется повод проявить природную гибкость. Улыбнуться им, скажем, из клетки. А там и познакомиться, беседу завести. Какая нынче в Призе погода? А что за цены на хлеб? И, если не секрет, что со мной будет?
Люди, ходившие между рядов клеток, решали всего два вопроса: наполнение кормушек, вычищение поддонов. Животные в клетках решали прямо противоположные задачи. Сотрудничества между теми и другими, таким образом, не складывалось. Время от времени чью-то клетку-другую увозили на специальной тачке - надо полагать, на встречу с теми учёными, чьи имена стояли на табличках. Церемония увоза проходила в атмосфере полного равнодушия. Кого здесь жалеть? Но Зюк пообещал себе непременно зародить в душах уборщиков сочувствие своей грустной судьбине. Пару дней он ловил бесстрастно скользящий взгляд уборщика, чтобы изо всех сил, до боли в скулах, изобразить доброжелательную улыбку.
- Эй, Жером, гляди как тебе лыбится вон тот ненормальный карлик!
- Это тебе лыбится!
- Нет, тебе!
Голоса зазвучали грубо. Названный Жеромом съездил по уху второго. Тот, не будь дураком, ответил. Потом, уразумев, что их стравила неуместная улыбка Зюка, оба обратили внимание на него.
- Глубочайше прошу вас меня простить, - завёл Зюк покаянную шарманку, вдоволь опробованную ещё в Отшибине.
- Вздуем, - принял решение Жером. Сказано-сделано.
По счастью, все трое - не только Жером с напарником, но и Зюк - были мертвецами, потому боли от побоев не ощущалось, одно унижение. Вот Зюк дождался, как уборщики утомились, и снова стал каяться. Или оправдываться в покаянной форме? Мол, он в Университете Приза впервые, правильно вести себя не приучен, да ещё сильно переживает...
- Разговорчивый попался, - хмыкнул Жером.
- Вздуем снова?
- Придётся... - избиение повторили.
Тут бы Зюку заткнуться, но он почему-то решил, что уже достаточно бит, и опять попытался объясниться. Хотя вроде бы, что тут непонятного: веди себя, как кролик, не прикидывайся человеком - никто тебя, соответственно, не тронет. А так энергии уборщиков достало и на третью взбучку. Лишь после неё напарник Жерома сказал:
- Нет, ты там как себе думаешь, но мне надоело! Животное так и будет нарушать порядок, а мои кулаки не железные. Намахался.
- Что ты предлагаешь? - насторожился Жером.
- А в малый зал его, к великану. Пусть уж там болтает, сколько влезет. А нам тут мешать нечего.
- Ну да! - закивал Жером. - А ещё поржём. Карлики великанов знаешь, как шугаются?
Служители некровивария взгромоздили Зюка прямо в клетке на здоровенную тачку и перевезли в соседнее помещение. Там за мощной решёткой сидел великан, которого Зюку полагалось шугануться. Но только ведь он карлик не настоящий, атавистических страхов от предков не впитал. Сразу сообразил, что пудовые великанские кулачищи до его клетки не дотянутся. В общем, своим самообладанием Зюк уборщиков разочаровал. Пыхтели, грузили, перевозили - а повеселиться не привелось. Единственное грубое слово великана было адресовано не новичку, а самим служителям некровивария.
- Кого принесла нелёгкая? - пророкотал отразившийся под сводами великанский бас.
- Тот зал заполнен, - пришёл на выручку Жерому его напарник, - новые клетки некуда ставить... Так мы пойдём?
- Валяй, - разрешил пленный великан.
Уборщики поклонились и с облегчением исчезли.
- Ну, - сказал великан из-за решётки, - кто таков?
- Зюк из Белополья к вашим услугам, - поклонился в собственной клетке вежливый посетитель.
- Белополье? - озадачился великан. - А это где?
- В Эузе, - сглотнув, признался Зюк.
- А я думал, карлики живут в Отшибине...
- Конечно, - поспешил согласиться Зюк, - вы совершенно правы... Просто я - в некотором смысле не карлик.
Великан воззрился на Зюка в недоумении.
- Я... объясню, - пообещал он как можно быстрее. - Просто это в некотором роде долгая история, не вполне вразумительная мне самому...
- Ну и славно, - с обманчивым благодушием в голосе кивнул великан, - а то здесь полно времени для любой длинной истории.
Зюк бросился повествовать, слова брызнули осязаемым фонтаном. Во внезапном страхе перед тем, что великан рассвирепеет, выложил о своём отшибинском приключении всё-превсё, что знал о нём сам. Долгой истории, правда, не получилось. Шёл на запад - главная мысль.
Зюк свободолюбив, это о нём главное. Потому-то в Эузе не смог усидеть - свободы там мало. А в Отшибине хвастаются, что настала свобода, но какая она свобода: вседозволенность всякого местного хулиганья. А Зюк - он как думает: свобода, конечно, не отменяет гибкости, но лишь при условии осознанной необходимости прогиба. И в покаянии тоже нет ничего плохого, если ты свободен каяться к собственной же выгоде. Все же прочие виды покаяния и прогиба следует считать вредными. Да, Зюк свободолюбив, но он реалист. Знает меру возможной свободы. На опыте знает. Не возмущается по пустякам. Да, он человек. Да, в зверинце. Кошмар? Ой, подумаешь: в Отшибине-то был зверинец намного почище этого, уж опаснее - так точно. Или не так?
Зюк свободолюбив, но... И, кажется, подлинное "но" есть одно. Зюка преследует некая незаслуженная кара. На нём стоит какая-то - метка, что ли? Клеймо, притягивающее проклятия! Ныне, по его вине, Зюк превращён в малорослое неполноценное существо, в каковом облике не в радость ни героические свершения, ни выигрышные ходы тонкого ума. С чего бы вдруг стряслась подобная нелепость?
Пока Зюк ткал свою повесть, одна надежда слабо стучалась в сердце: а что, если проницательный великан уразумеет что-то важное, ускользнувшее от самого Зюка. Увы, великан от остальной своей подрасы в сторону проницательности отличался не так уж разительно. Чуда не произошло. Пауза, повисшая после рассказа некарлика, позволяла рассчитывать на неординарный ответ, а увенчалась тупой великанской банальностью.
- Это ты съел чего-то лишнего, - тоном знатока заключил великан.
Или он говорил Зюку о набранном в некровиварии лишнем весе?
* * *
А может и правда Зюк утратил истинный облик в миг, когда чего-то лишнего съел? Принял вовнутрь что-то, чего не следовало. Как это верно! Наши пути извращает многое из того, что мы съели!
Отчего же Зюка посетила беда? Всё еда. Действовал-то он по уму, но вот питался - откровенно говоря, чем попало. Питание его и сгубило. Кто это сказал: уж лучше голодать, чем что попало жрать? Кто сказал, тот, уж верно, умел рифмовать строки. Ну а чего именно не того Зюку пришлось слопать? Вот тут от одной попытки вспомнить у него поневоле разбегались глаза, да так широко, что вместе и не соберёшь. В Отшибине-то что за жизнь у него была - в осадном городке "повстанцев", среди замызганных шатров, кишащих тараканами - одним словом, на помойке. А чего стоил запах из того котла, откуда Зюку нагребали кулеш - словно три поколения карликов справляли туда свои немалые нужды! И пока эти ужасы происходили, Зюк, чтобы не портить себе аппетит, старался их не заметить. Но на будущее запомнил, чтобы на досуге вдоволь повозмущаться. Ясно, что на будущее. В Отшибине брезгливых не любят, глядят косо. Вот и приходилось Зюку всеми силами поддерживать в себе аппетит. Не поддержишь - подавишься, ведь накормят-то всё равно.
Да что там говорить! Во всей эпопее его движения на запад он лишь раз вежливо отказался от предложенной пищи - в экипаже Настоятеля Гью. И отчего заупрямился - чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Впрочем, и так понятно, что не в своей: Зюк находился в тарелке у настоятеля, вот и старался выглядеть погибче да повежливей.
Дело-то как было? Сперва Настоятель Гью Зюка уломал доехать с ним до Отшибины, а как только Зюк безоговорочно согласился - достал из рукава мантии жестяную коробку с конфетками монпасье. Верно, хотел закрепить эффект зюкового согласия. Конфетки-то были особые - в Эузе таких не производят - ярко-красные, полупрозрачные, живо напоминающие зёрнышки граната с косточками внутри. Загляденье, что за конфетки. И Зюку их захотелось - сразу, как увидел. Но не показать же себя Настоятелю рабом желудка, которого можно сманить с пути этакой мелочью. И Зюк отказался. Жалел потом несколько дней. Но ведь не спросишь у Настоятеля: "Простите, не осталось ли у вас тех красненьких конфеток?" Несмотря на слово "простите", вышло бы ужас до чего невежливо. А Настоятель Гью - человек жёсткий. Щедрых предложений он дважды не повторяет. Корошо, хоть в Отшибину Зюк согласился поехать без долгих колебаний... Или всё-таки плохо? Ах, ну да: по всему - плохо.
* * *
Потом, когда Зюк уже укоренился в Отшибине, ему ещё раз попалась на глаза жестянка с гранатовыми монпасье Настоятеля. И где? Ни за что бы не догадаться... То случилось в личной палатке гарпии Бац, куда Зюк заглянул на мгновение-другое - лишь затем, чтобы позвать хозяйку к начальству. Озираясь в поисках Бац, Зюк и приметил настоятельские конфеты у изголовья тщательно простеленного гарпией спальника. Так это ей их в качестве изысканного презента вёз хитрец Настоятель! То-то и в угощении проявил щедрость: не своё же. И что примечательно: в настоятельской коробке и конфеты-то сохранились. Те же гранатово-красные. Да и числом их не стало меньше - говорят, мертвечихи следят за своей фигурой.
Зюк, разумеется, пробовать конфетки не стал. Одну штучку, правда, достал двумя пальцами, повертел, да и назад спрятал, кажется. Ну, разве что лизнул разок - и обратно в жестянку. На вкус "гранатовая семечка" была совершенно пресной, и лишь если её как следует рассосать, появлялся сладковатый привкус. К счастью, Зюк той конфеты не раскусывал и не рассасывал, поэтому до перемены вкуса с никакого на сладкий дело попросту не дошло. Вот только откуда ему стало известно, что в конфетах прячется сладость? Неужели проглотил, а сам в волнении не заметил?
Нет, не было того. А насчёт вкуса - догадался.
* * *
Когда профессора с естественного факультета обнаружили Зюка в месте содержания великана, виновные получили самый суровый нагоняй. Жером пытался оправдываться, да не тут-то было. Малый зал через коридор от большого принадлежал уже не виварию, а тюрьме. Путать же одно с другим никому не позволено, поскольку научное заключение и тюремное - никогда не одно и то же.
Оказывается, единственного в своём роде отшибиноморфного эузца последние две недели повсюду разыскивали для лабораторных исследований. На вскрытие обещался быть знаменитый бальзамировщик - Фальк из Цанца... Серьёзно? Некое тревожное чувство в животе Зюка вдруг обострилось и испуганно заскреблось. Вспомнился длинный ряд вскрытий в биомантских лабораториях, где он сам выступал ассистентом. Многие ли животные их пережили? От подобных мыслей Зюк вжался в клетку, и тогда один ассистент с удивлением вскрикнул:
- Да он же нас понимает! - ага, нелегко вскрывать существо, которое с пониманием следит за твоими действиями...
- Эй, карлик, - обратился к нему другой ассистент, простоватый малый с идиотской улыбочкой, - не боись, как вскроем, так и обратно зашьём, - и заржал.
- ...Нет, что вы, коллега, - долетела реплика кого-то из профессоров, - вскрытие, разумеется, крайняя мера. Для начала проведём все необходимые анализы, - слыша его уверенный тон, Зюк почувствовал, что влюбляется в этого учёного с его широким взглядом на проблему и готовностью не рубить сплеча, а сперва поразмыслить.
- Несомненно, коллега, - отозвался его оппонент, - однако, если к нам в названные сроки прибудет коллега Фальк, он не сможет задержаться на весь период обработки анализов.
- Вы правы, - бесславно сдался первый профессор, - Фалька долго ждать не заставишь. Что ж... Придётся работать в режиме экспресс-вскрытия с параллельным забором тканевого материала и бальзамическими пробами, - слушая его, Зюк почувствовал себя преданным.
* * *
Путь к физиологической лаборатории Зюку пришлось одолеть на своих двоих. Ушлые естествоиспытатели слишком торопились приступить к своим опытам, чтобы соблюдать привычный регламент, сопряжённый с развозом клеток на тачке, а Зюк к тому времени недвусмысленно продемонстрировал понимание ими сказанного. Вот профессора и решили:
- Организм вполне может добраться своим ходом. Слышишь нас, организм? Да, слышит.
Зюку обращение "организм" не понравилось, но по пустякам решил не протестовать. Правда, сам организм его решил иначе. Стоило по дороге к лаборатории услышать о необходимости сагиттального разреза мозговой ткани, как ноги стали спотыкаться. Не намеренно, сами собой. И тогда ассистенты, что вели его под руки, стали разъяснять подлинную безопасность предстоящей процедуры.
- Может, всё же без вскрытия? - жалобно проблеял Зюк.
- Нет, - возразили ему, - совсем без вскрытия никак невозможно. Только вскрытие недвусмысленно покажет... подтвердить гипотезы... добьёмся точных результатов... наметить новые программы исследований.
- Организм всё ещё перепуган, - заметил один из ассистентов, а Зюк с удивлением обнаружил себя уже на операционном столе.
Тело его и впрямь не выглядело расслабленным в достаточной мере. Оно выгибалось дугой, опираясь на стол только в двух крайних точках, при этом конечности совершали хаотические движения в горизонтальной плоскости, чем значительно затрудняли работу исследовательской группы.
- Организм совсем недавно принят в посмертие, - важно напомнил профессор. - Он ещё не в курсе всех открывающихся в этом состоянии резервов. Ну а вдобавок он попросту трусоват. Со второй причиной мы вряд ли сумеем справиться, а вот ситуативные страхи, конечно же, могут быть устранены в ходе краткой просветительской лекции. Ассистент Реми, прошу вас, проинформируйте организм о беспочвенности страха вскрытия.
- Извольте, - сказал этот самый Реми. - Полагаю, начать будет уместно с исторического аспекта изучаемого вопроса...
В этот миг Зюк, конечно же, не мог не возрадоваться. Он ведь не просто находится в Университете Приза. Он слушает в его стенах свою первую ознакомительную лекцию. Зюк-то возрадовался, но спина не расслабилась, да и конечности продолжали конвульсивно дёргаться.
* * *
- Тьфу, черви полосатые! - выругался профессор, проводивший предварительное вскрытие грудины и брюшной полости. Все, да и сам Зюк, обратили к нему недоумённые взгляды.
- Не обращайте внимания, просто так вырвалось, - немного смутился учёный муж. - Я не имел в виду ничего конкретного.
А не имел конкретного, так нечего воздух сотрясать! А то можно подумать, мёртвое тело Зюка настолько разложилось, что в нём осталось лишь накопать червей для рыбалки. Фу, мерзость! Зюк стал соображать, и понял так, что профессор в процессе вскрытия встретился с каким-то серьёзным затруднением, о котором предпочёл бы умолчать, но неосторожный возглас всё равно вырвался...
- Эй, ассистент Реми, вы почему замолчали? - раздался строгий голос другого профессора, который сам во внутренностях Зюка не копался, но до сих пор с интересом следил за уверенной работой коллеги.
- Простите, отвлёкся, - склонил голову Реми, после чего продолжил свою речь, прерванную было на полуслове.
Приглядевшись к нему, Зюк впервые приметил, что лекцию тот читает не по памяти, а по пухлому студенческому конспекту. Это Зюка ничуть не опечалило: ему-то так даже удобнее. Да-да, и вот почему. Сам-то Зюк возможности конспектировать покуда не имеет, он слишком плотно задействован в процедуре вскрытия. На память надежда тоже небольшая. Посему, как не обрадоваться прямому свидетельству, что конспект первой лекции, прослушанной тобой в Призе, где-то сохранился в полном объёме? Скорее всего, записи принадлежат самому Реми, а он выглядит парнем нежадным; поди, при случае и даст переписать. Ясное дело, коли Зюк вотрётся к нему в доверие. Но Зюк - вотрётся.
А впрочем, пока для свободного доступа к ассистентскому конспекту Зюку надо многое ещё совершить, дефицитную мудрость недурно бы впитать напрямую - через ушные раковины. О чём же там Реми говорит? О вещах, должных Зюка отвлечь и утешить.
- Когда-то, на заре существования Призского университета, - вещал Реми, - научные опыты над здешним зверьём заключались в том, что его представителей заживо резали. Теперь - не то. Режут лишь только замертво, да и как иначе, коли Приз - древний запорожский город. В смысле, за Порогом он давным-давно. Запорожье же, это мирок особый. В смысле, что здесь всё живое рискует скончаться вовсе бесполезным для науки образом. Даже не под ножом, а за просто так, что вдвойне обидно.
И Зюку такое было бы обидно. Но Зюк, слава непостижимой судьбе и попущению Владыки Смерти, к лику мертвецов причислен. Потому - не обидно нисколечки. И даже готов терпеть некоторые лишения - связанные со вскрытием, например. Если для науки - вскрывайте, сколько надо, а Зюк потерпит. Нет, правда, будет терпеть! Ни словом не попрекнёт науку...
- Готово! - сказал профессор, вытирая руки, по локоть забрызганные бальзамом. - Реми, спасибо. Тибо, займись: можно зашивать, - и с этими словами профессура от операционного стола моментально куда-то разошлась-испарилась, остались одни ассистенты.
Как, изумился Зюк, уже всё? А что же я не заметил знаменитого бальзамировщика Фалька из Цанца? Похоже, своё изумление Зюк высказал вслух, поскольку любезный ассистент Реми счёл уместным ему ответить.
- Фальк не приехал, - сказал он, - его задержали дела. Но зато через полчаса состоится лекция всемирно известного некрофилолога Фернана из Сюра. Есть удачная возможность её посетить, понял?
- Возможность посетить? - обалдело повторил Зюк, следя за стежками, которые стягивали шов у него на груди. Стежки выходили всё более крупными и появлялись всё быстрее. По всему, приставленный к шитью ассистент по имени Тибо куда-то торопился. - У меня? Лекцию по филологии?
- По правде говоря, - пояснил Реми, - мы все на неё торопимся, и заводить тебя в некровиварий уже некогда.
- Ты хорошо подумал? - усомнился Тибо. - В каком таком качестве мы его возьмём?
- Разумеется, в качестве экспоната, - хихикнул Реми.
С кряхтением слезая со стола, Зюк впервые подумал, что, кажется, быть экспонатом - дело не такое уж гиблое.
3. Висельники цепляются
В глубоком амфитеатре некрофилологического аудиториума студиозусов собралось столько, что менее расторопные стояли в проходах. С полупустыми аудиториумами в засекреченной эузской Академии никак не сравнить. Видать, этот Фернан из Сюра действительно крупное светило, подумал Зюк. Не то, что наши, доморощенные.
Правда, выглядел профессор Фернан не помпезно. Рост ниже среднего, скромненький бурый сюртук, ироническая улыбочка, небрежно наклеенная на лицо. Вроде, ничего особенного, но аудиторию держал, словно дрессированную морскую свинку. Казалось бы: какое дело Зюку до романа Зраля, ни разу им не читанного ни в прошлом, ни в обозримом будущем? А ведь стоял в проходе, робко выглядывая из-под локтя Реми, боялся слово пропустить. При том что из дурно заштопанных швов его сочился бальзам, оставляя на полу характерные цветные пятнышки. Зюк затирал ногой следы от капель и с удвоенным вниманием принимался слушать. Великий он человек, этот Фернан из Сюра!
Выяснилось, что нынешняя лекция профессора Фернана - уже вторая из цикла по никем не читанному роману Зраля, причём на первой из ныне собравшихся мало кто поприсутствовал. И что сделал хитроумный профессор, когда его аудитория это поняла? Да вот что: подробно пересказал всё полезное содержание предыдущей лекции. И много времени на пересказ не потратил. Два ёмких предложения - и все уже получили полное представление. И готовы следить за новыми похождениями наяву многомудрого прототипа зралевого романа.
- Мы оставили посланника Запра в тот драматичный момент, - сказал профессор, - когда повешенные по его приказу шестеро стражников обнаружили странные свойства, не позволяющие их признать ни мёртвыми, ни живыми, ни мёртвыми во втором смысле. Висельники оказались носителями так называемого "мерцающего бытия", в котором внешние признаки живого прихотливо соединились с немыслимой для живых людей неубиваемостью посредством удушья. Стражники не обретали посмертия в официальном некромантском обряде, но получили некоторые его черты. Что, собственно, и позволило им превратить серьёзное орудие казни в легкомысленные качели...
Живые стражники повели себя как мёртвые? Оп-па, подумал Зюк, не о моём ли собственном случае речь? Но потом спохватился, ведь стражники-висельники в приведенной лектором истории внешне совсем не изменились. Не сделались ниже ростом. Наблюдательный посланник Смерти непременно бы такое заметил - и начал изучение не с повешения.
* * *
- В момент, когда висельники уже сняты, а встревоженный неудачей герой остаётся один на один с их непостижимой тайной, - продолжал Фернан из Сюра, - для мало-мальски вдумчивого некрофилолога становится очевидной вся искусственность перенесения Зралем места действия романа из Дрона в Приз. Как вы думаете, почему? Нет версий? Да потому что в Призе действует знаменитый университет, ресурсы которого героем Зраля совсем не используются! Глупость? Несомненная. А вот в Дроне университета нет. Нет специально оборудованных лабораторий. Там полностью отсутствует исследовательское сообщество, которое заинтересовалось бы эффектом, потрясшим горожан на Висельной площади. Потому-то рыцарю Запру приходится искать обходные пути, прибегая к услугам исследователей самозваных, порой околонаучных - всё ради выяснения, отчего же болтались висельники. Запр обращается к городским лекарям и аптекарям, которые ничем не могут ему помочь, ибо сами находятся в духовном плену у исследовательских методик позапрошлого века. Толкового бальзамировщика в Дроне и до сих пор не сыскать. Некроманты говорят ему единственное: обряда по введению в посмертие никто из висельников не прошёл, а если какой-то другой обряд ими пройден, то он не в их компетенции. Так посланник Смерти с неделю ходит по лавкам целителей всё более сомнительных, результата нет, на улицах ему вслед уже раздаются сдержанные смешки, и наш рыцарь начинает понимать, что его водят за нос. Кто именно водит? Очень может быть, что все. Так случилось, что своими действиями - обдуманными и вовсе бездумными - он уже настроил против себя город Дрон. Это если не подозревать ещё худшего - изначального всегородского заговора против рыцаря Запра лично.
Как вы думаете, что было дальше? Запр оскорбился и прекратил испрашивать советы у городских "мудрецов", но всё же не сдался. Теперь он спрашивал о причинах неумирания висельников у самого себя. И делал перед самим собой вид, будто ответ знает. О чём он себе отвечал, как вы думаете? Что, не думаете? Зря. А Запр, между прочим, вспоминал о своём предпосмертии. Иначе говоря, о жизни. В тот раз я делился секретом, что в прежние годы наш герой в совершенстве освоил мастерство кукольника. Так вот, кого ему теперь более всего напоминали висельники, не желающие успокаиваться? Разумеется, кукол-марионеток - те тоже ведь висели на ниточках. Иногда - даже на одной ниточке, хитроумно захлёстнутой вокруг деревянной шеи. Не встречали таких? А он их иногда делал - для бродячих театров Клямщины. В той земле просто обожают назидательные пьесы с повешением в финале. Говорят, оно их приводит в состояние особенно бурного катарсиса. Иногда даже серии катарсисов, но последнее наблюдалось только у дам.
Спрашиваете, как у них в Кляме сформировались подобные варварские вкусы? Полагаю, от зависти. Кому завидуют? Да кому им было завидовать в той безнадёжно живой местности, как не нам, благородным мертвецам? Вы знаете, даже сейчас, когда Порог Смерти передвинулся восточнее Кляма, тамошние обитатели продолжают питать свою зависть - уже просто по инерции... Но я отвлёкся. Всё ли я рассказал о висельных марионеках, которых для клямских лицедеев изготавливал Запр? А вот и не всё! Наш кукольник этих "повешенных" кукол далеко не всегда делал послушными. Да-да! Как это ему удавалось? Секрет мастера. Но точно скажу: управиться с куклой из мастерской Газаприно удавалось лишь истинно великим актёрам. Нужно ли говорить, что на этих строптивых кукол в труппах бродячих комедиантов постоянно имелся спрос? Теперь, думаю, ясно, причём в нашей истории куклы, и зачем храбрый рыцарь Запр их вспоминал? Ясно-то ясно, да только пока не всё. Любопытный факт состоит в том, что сам секрет былого мастерства по "оживлению" марионеток рыцарь никак не мог припомнить. Удивляетесь? Зря. Рыцарю не мудрено забыть, как он был кукольником. Тем более - в посмертии человек и так теряет кучу воспоминаний о предыдущей жизни. Теряет при самом посвятительном обряде, то есть - прямо на входе. Да без подобной очистки памяти и посмертие не в посмертие - спросите у некромантов, они подтвердят. Но какова ирония в случае нашего злосчастного Запра! Уловить аналогию с обстоятельствами важнейшего из дел в своём рыцарском посмертии - и не суметь вспомнить её основного смысла! Смешно, господа студиозусы? Смешно, но и поучительно.
* * *
- В ту пору, - помолчав, продолжил профессор, - когда Запр совсем уж отчаялся припомнить способ оживления тех - первых в его жизни, кукольных висельников - ему вдруг попалось в Дроне знакомое лицо. Причём, как он понял сразу, знакомое давно и не по посмертию. С лицом вышло попроще, чем с теми марионетками. Рыцарь поднатужился и вспомнил, благо, лицо обладало яркой нижневосточной внешностью. Вспомнил - и аж от сердца отлегло. Хозяином лица оказался известный карамцкий ростовщик, чьё посмертие продлилось и по сей день. Имя его я вам называть не стану, скажу лишь, что с тех пор этот ростовщик очень поднялся, завёл себе полноценную банковскую сеть, филиалы которой имеются и в нашем любимом Призе. Спрашиваете, не Карамуф ли это? Может быть. Точней не отвечу, ведь я не планпровал его имя вам выдавать. Как бы то ни было, рыцарь Запр того человека признал и отыскал. И даже договорился о встрече для личной беседы. Зачем Запру понадобилась личная встреча? Он надеялся, что ростовщик натолкнёт его на какие-то прежние прижизненные дела, поможет припомнить подробности. Забегая вперёд, скажу: так и получилось.
Их разговор состоялся в "Звезде Смерти" - самой дорогой таверне города, где останавливались лишь очень состоятельные мертвецы, к каковому кругу, разумеется, принадлежал и узнанный Запром ростовщик. Оказалось, этот самый Карамуф из Карамца (для удобства назовём его так) помнил Запра не только как кукольника, но и как торговца некоторыми элитными вещами. В особенности - пищей мёртвых. Да, вы не ослышались: ею, мертвецкой едой. Но только подлинной, доставленной из Подземелий, а не теми наземными подделками, с которыми мы поневоле свыкаемся, заботясь о дешевизне. К слову, и в "Звезде Смерти" подавали пищу мёртвых именно такую - дорогую, полноценную, выверенную до мельчайшего компонента, поднимающего кулинарию на философский уровень.
В пище мёртвых что самое главное? Впрочем, главного-то много. Но нам надо выделить одно её свойство: способность фокусировать на себе магическую силу. Потому-то Запр и догадался, что в работе со строптивыми марионетками применял те самые компоненты мертвецкой трапезы, которыми и приторговывал. Что это могло быть?
"Вы хотите, чтобы я вспомнил, чем вы тогда торговали? - улыбнулся ростовщик, накладывая себе червяков по-цанцки, - Извольте! Например, узнаю этих самых червей - только не таких жирных и под несколько иным соусом" - ростовщик из Карамца очень любил червей, посему первым делом вспомнил о них.
Черви, так черви. Запр, вооружившись благоприобретёнными навыками посланника Смерти, принялся выспрашивать: каковы сферы применения (кроме гастрономической), сорта продукта, происхождение, история применения, замеченные побочные действия, противопоказания. Карамуф, как истый любитель продукта, основательно его просветил. Беседа их, даром что о червях, вышла весьма приятственной. В какой же стилистике проходил их диалог, можно только догадываться. В передаче Зраля (мы ведь ещё помним, что разбираем его роман?) она выглядит неколько спорной, крайне малоубедительна попытка изобразить нижневосточную витию. Посудите сами: достигший финансовых высот ростовщик жеманничает, точно провинциальная барышня. Полагаю, здесь со Зралем сыграли злую шутку его собственные пейзанские корни. Но Зраль есть Зраль. Бездарность его текстов лишь помогает им снискать читательскую любовь - надо думать, из сострадания.
* * *
Фернан из Сюра помолчал с минуту, то ли в шутку, то ли всерьёз отдавая долг почтения зралевому роману в целом и отдельным его несуразностям. Затем на светлое лицо его набежала досадливая тень:
- Однако... - тут он нервно хихикнул, - нам предстоит и самим пойти по скользкой тропке, проложенной Зралем. И моя задача, должен признать, намного ближе к позорному провалу, чем хотелось бы. Зраль не справился со стилистикой - простим же ему. Я же, - профессор с пугливым озорством поглядел в тот самый проход между сиденьями, где под ногами ассистентов Тибо да Реми прятался окарликовевший Зюк, - рискую намного сильней, чем Зраль. Рискую не справиться с естественнонаучными фактами в присутствии уважаемых представителей естественного факультета, - с этими словами профессор едва ли не заискивающе кивнул двоим ассистентам и получил от обоих по вежливому кивку в ответ. - К чему я веду, спросите? - теперь Фернан обвёл медленным взглядом всю аудиторию. - А вот к чему. Черви - предмет значимый и для нашей отдельной истории о висельниках, и для некрократии в целом. Черви - своего рода квинтэссенция! И, разумеется, они заслуживают того наивнимательнейшего к себе подхода, который некрофилология в своих границах не может обеспечить просто по определению.
- То есть, профессор, - подал голос Тибо, - вы предлагаете, чтобы участок вашей лекции, посвящённый вопросу червей, был прочитан нами?
- Я перестраховываюсь, - одарил его Фернан обаятельной улыбкой. - Ибо моя история включает и естественнонаучный аспект, к которому представители вашего факультета до сих пор относились весьма трепетно.
- Да нет, мы что... Мы же не... - забормотали застеснявшиеся ассистенты, - мы в данный момент не готовы систематически изложить некробиологию червей.
- Ну, раз уж вы не готовы, - страдальчески поморщился Фернан из Сюра, - значит, всё же придётся мне рискнуть репутацией, рассуждая о малоизученных мною областях. - Отведя от себя угрозы из академической среды, профессор уже бестрепетно и дерзновенно взялся за проблемы, лежащие вне компетенции некрофилологии. Ни Реми, ни Тибо возражать ему ни в чём не пытались. А может, стоило бы?
* * *
- Итак, - опершись на кафедру, профессор Фернан устремил взгляд куда-то в прошлое, - мы говорили о том, что среди мертвецких снадобий, коими рыцарь Запр торговал в бытность живым простолюдином, попадались и такие, которые позволяли ему не то чтобы оживлять деревянных марионеток, но наделять их труднопостижимой способностью спонтанно сопротивляться руке кукловода.
Теперь, чтобы понять леденящий душу случай неубиваемости шестерых приговорённых к повешению стражников, рыцарю надо успеть вспомнить, какое такое снадобье он закладывал в деревянные тела строптивых марионеток. А не успеет - ждёт его всеобщее порицание и неугасимый гнев с Мёртвого Престола. Кто же может вернуть рыцарю Смерти затерявшийся фрагмент его памяти? Только некий ростовщик из Карамца, который помнит и прошлое имя рыцаря Запра, и многое из того, что он делал под этим именем. В беседе с памятливым ростовщиком и всплывает важное сведение: производя кукол, Запр в тот же самый период ещё торговал червями.
Всем удалось удержать в уме мою прихотливую логику? Если да, нам остаётся отважно броситься в червоточащий омут рассказа ростовщика - в надежде на то, что ростовщический разум не так уж и мал ростом. О чём конкретно мог рассказать ростовщик? О том, что черви бывают самые разные, но всё их существование так или иначе завязано на поглощение пищи. Сказанное справедливо и для живых червей, которые нам вовсе не интересны, но и для червей мёртвых - из-за которых, как говорится, и разгорелся сыр-бор. Этот аспект, пожалуйста, зафиксируйте в конспектах: червь и еда неразрывным образом связаны. Неразрывным, но всё же разнообразным. Источником разнообразия иногда служит человек.
Что, последнего суждения не постигли? Растолкую. Червь входит в отношение с человеком в основном посредством еды, сиречь поглощения. Либо червь поглощает человека, либо человек - червя. С этим не будем спорить? Далее. Первый случай даёт нам как минимум два варианта поглотительного отношения, различающихся по признаку соотношения размеров взаимодействующих организмов. Если организм человека крупнее организма червя, поглощение вторым первого возможно лишь по частям. Если же червь крупнее, он способен заглотить человека полностью. Это понятно? Ага, вас смущает фактическая сторона дела. Вы не видели червя крупнее человека? В таком случае, вам стоит когда-нибудь посетить пещерный город под названием Пибик Эузский. В его развалинах гнездятся "Черви Сомнения" - именно так называют упомянутый мною гигантский вид. Что я слышу: кто-то сомневается в существовании Червей Сомнения? В таком случае подумайте, не они ли побуждают вас сомневаться?
Второй случай даёт нам также два варианта способов поглощения. Первый из вариантов - чисто гастрономический: мёртвый человек поглощает мёртвого червя и благополучно его переваривает. Во втором случае поглощение обоюдно. Человек ест червя, но и червь ответно ест человека. Вы с такой постановкой вопроса решительно не согласны? Что ж, ваше мнение имеет вес - до тех пор, как вами будет поглощён некий неправильный червь. Видите ли, некоторые червяки только и ждут поглощения незадачливым хищником. И только тогда принимаются поглощать поглотителя - разумеется, изнутри. Как назвать представленную выше теоретическую модель? Пожалуй, типологией способов поглощения в системах "червь-человек".
Теперь, чтобы вам не скучать, ловите вопрос: в чём ключевое отличие между червями съедобными и несъедобными? Примитивный эузский учёный-биомант сказал бы: в образе жизни. Но мы, продвинутые некрофилологи, выскажемся точнее. Не так ли, господа студиозусы? Кто сказал "в образе посмертия"? Вы? И вы совершенно правы. Но чем различаются образы посмертия червей разных типов? Да, и тут вы угадали: мерой свободы. Мы пришли к более глубокому и универсальному пониманию издавна выделяемых естествознанием двух категорий червей: "свободноживущих" и "червей-паразитов".
* * *
Что за шквал аплодисментов поднялся, когда Фернан из Сюра блестяще теоретически обосновал известную каждому практическую истину! Зал хлопал стоя, и Зюк вместе с залом хлопал стоя (хотя, когда зал хлопал стоя, у Зюка всё равно сохранялось впечатление, что уж он-то точно хлопает в глубоком присяде). С минуту профессор Фернан удовлетворённо вслушивался в овации, потом они ему, видимо, надоели. Когда, по его неоднократному сигналу, громкие звуки в аудитории смолкли, стало ясно, что лекция не закончилась. От универсальной теории предстояло снизойти к практике. Ведь и у рыцаря Запра вопрос к ростовщику был как раз не общетеоретического свойства.
- Многие считают, - в наступившей тишине сказал профессор, - будто некрофилология чужда практическому интересу. Нам предстоит увериться, что это не так. Но сперва прошу вас вернуться к основной прозвучавшей мысли и вписать её в конспект. Говорите, всё записали? Нет, не могли вы этого сделать. Вы в тот момент ладонями хлопали.
Бывают черви свободносуществующие, а бывают - одним словом, паразиты. Свободных червей Шестая раса с удовольствием употребляет в пищу, а паразитов - как правило, в пищу не употребляет. Чего и нам советует. Есть другой способ их употребления. Ну, кто догадается? Нет, не в косметике. Нет, не в лечении некроинфекций. Больше нет вариантов? Серьёзно? Ну, тогда скажу я: конечно, в разведке. Разумеется, чтобы такого рода применение могло претендовать на эффективность, червь-паразит должен быть исключительно послушным. Добиться этого непросто: паразиты такие эгоисты, что для них все идеалы некрократии пустой звук. Но к счастью, существует механизм сочетательного рефлекса, который позволяет их успешно дрессировать.
Вы хотели бы знать больше о сочетательном рефлексе? К сожалению, это не мой секрет. Это тайна естествознания. Причём в нашем случае эта тайна никак не влияет на дальнейший сюжет. Сюжет этот мне предстоит пересказать как можно быстрее. Кто хотел бы медленнее - пусть почитает Зраля, в его романе там как раз провис по динамике. А нам некогда тратить время на действия, смысл которых во многом уже растолкован.
Итак. Чем, по-вашему, закончилась беседа Запра с ростовщиком? Само собой, не созданием новой теории. Не удовольствием собеседников от чесания языками. У финансистов не бывает бесплатного времени, потому встречи с ними во все времена означают одно: наклёвывается сделка. Что за сделку предложил Карамуф, догадаться нетрудно. Зря он, что ли, намекал Запру на червей, используемых в разведке? Надо полагать, у него было что предложить. И Запр ухватился за предложение - сами понимаете, почему. Способности скрытно разведать преступное деяние, дерзко длящееся вокруг Сокровищницы, посланнику Смерти, очевидно, не доставало.
"Нет ли у вас таких червяков, которые мне нужны?" - спросил Запр Карамуфа. Тот улыбнулся: "Что вы! У меня - только съедобные. Но я знаю того, кто торгует тем самым, чего вам надо". - "Но надёжный ли человек?" - "Я готов поручиться". - "Вы давно имеете с ним дело?" - "Не только я. Вы сами давно имеете с ним дело". - "Он меня помнит?" - "Несомненно".
Тут наш Запр догадался, что знакомец Карамуфа мог его знать ещё под именем Газаприно. Он спросил: "Не сбывал ли я этому человеку своих кукол?". А тот ему: "В некотором роде. Пусть не куклы, но одно полезное приспособление вы ему некогда изготовили". - "Жаль, не припомню. А бывал ли он мне чем-то полезен?" - "Да, бывал. Он вам уже продавал те снадобья, которые вы теперь снова ищете". - "В самом деле? Но где же я их мог применить?" - "Быть может, в устройстве кукол". Некая тень узнавания мелькнула и вновь пропала. "А как зовут того человека?" - "Он представляется Щелкунчиком".
Щелкунчик? Ничего в опыте Запра на это имя не отзывалось. Но посредничество ростовщика Карамуфа давало надёжную гарантию. И Запр договорился о встрече. Хотя, вернее сказать, это ростовщик с ним договорился. Причём, судя по количеству заранее оговоренных условий, для Карамуфа такие переговоры были привычным делом. Щелкунчик давно пользовался его услугами. Но тогда возникал новый вопрос: а с кем они торговали своим странным товаром здесь, в Дроне? Но с кем бы ни торговали, наверняка не признаются. Экономическая тайна. Если её сохраняют, значит, это кому-то выгодно.
* * *
В романе Зраля встреча Щелкунчика с Запром описана красиво, но вовсе неправдоподобно. Будто бы встретились они на крыше собора Призской Некрократии, будто бы лепные горгульи с фронтона сердито скалились, а ветер так и задувал, пронзительно свистя в треснутых витражах колокольных башен. Какое-то любовное свидание впечатлительной парочки, а не деловая встреча. О той же встрече, что случилась на самом деле, доподлинно известно: произошла она в гостиничном номере, и, если кто хорошо знает Дрон, - где-то в районе Нового рынка.
К этой встрече Запр хорошо подготовился, выполнив условия, накануне предложенные Карамуфом. Во-первых, снял в казначействе Дрона крупную сумму в некроталерах - настолько крупную, что в конце года должен был отчитаться перед Владыкой Смерти. Во-вторых, взял с собою преданного чиновника Алекса, с которого взял торжественную клятву верой и правдой послужить некрократии вне зависимости от того, как дело пойдёт и чем будет пахнуть. В-третьих, не наводил справок о Щелкунчике, чтобы дело не сорвалось. В-четвёртых, долго плутал по Новому Дрону, дабы сбить с толку возможных преследователей. В-пятых, в указанный час заказал в гостинице указанный номер и более часа ждал, когда таинственный незнакомец соизволит явиться.
Явление состоялось, и выглядело тем неожиданней, что Щелкунчик шагнул к ним в номер прямо из шкафа. Присмотревшись к его фигуре, задрапированной в чёрную мантию с капюшоном, Запр понял, что не сможет его опознать ни сейчас, ни когда-либо после. Было ясно, что сей субъект занимается делами предосудительными, но, с другой стороны, пора его остановить пока не приспела. Первым делом требовали внимания хищения в Сокровищнице, а также воровское подполье Дрона и коррупция в чиновничестве высшего звена.
"Принесли деньги?" - каким-то странным механическим голосом проскрипел Щелкунчик, и Запр с удивлением понял, что уж по голосу-то его собеседника невозможно не опознать.
Рыцарь кивнул на сваленные кучкой на столе кошели с некроталерами: "Здесь вся оговоренная сумма". Щелкунчик небрежным знаком дал понять, что иного и не ожидал.
"Я хотел бы взглянуть на товар", - сказал Запр.
"Резонно", - согласился Щелкунчик. Он выудил из рукава чёрной мантии крупный орех со скорлупой, которая выглядела невероятно толстой.
"Что это?" - "Эйгельминтский орех, как и договаривались".
Посланник Запр поднял бровь. Относительно ореха как раз таки договора не было. Щелкунчик понял его замешательство и пояснил: "То, что вам нужно, лежит внутри ореха".
"Если вы готовы, - в скрежете голоса собеседника Запру почудилась улыбка, - но главное, если готов ваш спутник. Это ведь ему предназначено разведывательное снадобье?".
Запр и Алекс заверили его, что готовы целиком и полностью.
"Тогда я раскусываю орех Эйгельминт, - молвил Щелкунчик. Удалившись на миг в умывальную комнату, он вынес оттуда кубок на подносе. В кубке плескалась мутная жидкость. Грязная вода?
Чиновник Алекс скривился при виде кубка, но ничего не сказал. Клятва-то дадена. Деньги уплачены. Кто остановится, тому несдобровать.
Щелкунчик поставил поднос на стол и принял у Запра орех. Рыцарь следил, как человек в мантии подносит орех к капюшону, поэтому заметил, как из-под капюшона навстречу ореху выдвинулась механическая нижняя челюсть, показавшаяся ему поразительно знакомой.
Ну конечно! Он же сам эту челюсть и изготовил - для искусственного человека покойного Гуго Франкенштыбза. Выходит, бежавший гомункул...
Но поздно вспоминать. Эйгельминтский орех расколот. Щелкунчик бережно раскрыл его половинки над кубком и любезно пояснил: "Там не грязная вода, а питательный раствор".
"Что теперь? - сглотнув слюну, произнёс Алекс.
"Теперь пить, - скрежетнул Щелкунчик. - И побыстрей, пока дремавшая в ядре мёртвого ореха сущность не заснула навеки".
Алекс поглядел на Запра. Тот кивнул. Алекс поднёс к губам протянутый Щелкунчиком кубок. Напоследок сказал: "Я верю, что вы знаете, что мы с вами делаем".
Глоток. Опорожнённый кубок отправляется на поднос. И?..
"Это всё", - проскрипел Щелкунчик.
"Но я ничего не чувствую!" - возмутился Алекс. Запр тоже поглядел на продавца с подозрением.
"Сколекс, убейся об стол", - приказал Щелкунчик.
И не успели покупатели ничего сообразить, как испивший из кубка чиновник с разбега грянулся лбом о столешницу. Раз, второй...
"Сколекс, достаточно, - велел ореховый магнат. - Как видите, демонстрация надёжнее долгих пререканий. И, кстати, запомните его новое имя. Наверняка пригодится".
А что там запоминать? Был Алекс, стал Сколекс.
* * *
- Итак, господа студиозусы, - Фернан окинул аудиторию чуть насмешливым взглядом, - есть ли у вас вопросы к только что рассмотренному отрывку?
- Есть! - воскликнул белобрысый паренёк в первом ряду. - Что на самом деле случилось с чиновником Алексом?
- Хороший вопрос, - похвалил его лектор. - Боюсь, того Алекса просто не стало. Дремавший в эйгельминтском орехе червь захватил организм целиком и полностью. Сколекс - это имя червя.
- Но тогда зачем, - не унимался парень, - зачем было рыцарю Запру превращать в червя и без того верного своего сторонника?
- Неверного он бы в ту гостиницу просто не притащил, - пожал плечами профессор. - А верность этого Алекса, как мы уже замечали, не так уж дорого стоила.
- В каком смысле?
- До превращения в Сколекса он ничего не умел. Робел, выполнял, что поручат. Прослыл прекрасным исполнителем, но нигде и ни в чём не брал ответственности на себя. Да, воровское подполье Дрона Алекса не завербовало. Но лишь по одной причине: он слишком слабо интересовал его лидеров.
- А Сколекс заинтересовал?
- В тот же день.
И в сжатой форме Фернан из Сюра поведал о дальнейших приключениях посланника Смерти Запра и его верного Сколекса:
- Оказывается, таинственным главарям воровского подполья в день встречи рыцаря со Щелкунчиком немедленно донесли о необычном факте: Алекс на несколько часов пропал из-под наблюдения, а вернулся другим человеком. Это выражение "другим человеком" воры неверно истолковали. Они решили, что Алекс где-то раздобыл денег на традиционный обряд по переходу в посмертие (благо, живого человека после знакомства с содержимым эйгельминтского ореха он точно не напоминал). Но если у несчастного Алекса появились деньги на посмертие, значит, он кому-то понадобился - вот образчик беспроигрышной воровской логики! Но раз так - значит, у Алекса наконец-то появилась цена. А коли появилась, имеет смысл его перекупить. Чтобы не стоял, будто кость в горле. Посему поздним вечером к дому Сколекса пришли, сделали серьёзное предложение и ещё до полуночи завербовали. Так первым шагом Сколекса к познанию теневой стороны властных отношений в городе стала его вербовка - кстати, совершенно нешуточная: с угрозами, мордобоем и локальным членовредительством. Все названные меры гарантированно сломили бы Алекса. Но можно ли по-настоящему завербовать Сколекса? Нет. Возможно лишь создать для себя успокоительную видимость. Завербованный Сколекс сделался вместе с тем и надёжным источником сведений для рыцаря Запра. С его помощью наш герой без труда установил причины постоянных хищений в Сокровищнице. Впрочем, эти причины довольно мелочны и не должны нас вами так уж интересовать. Кто-то кому-то избирательно пакостил - подумаешь, невидаль! С помощью Сколекса Запр установил и весь круг виновных. Нашла подтверждение крайняя расширительная гипотеза, согласно которых в деле хищений оказались повязаны абсолютно все.
Запр изложил результаты дознания в медитативном послании Владыке Смерти, а затем, по просьбе Мёртвого Престола, надиктовал целый том истории своих поисков. Этот том - литературно не причёсанный, зато подлинный, мне случилось лицезреть в Абалоне. В то время как Зралю, надо полагать, такого случая не представилось. В этом главная беда романа "Висельники болтаются", который мною, что греха таить, использован лишь как повод для более глубоких филологических изысканий, пищу которым даёт не столько писаный текст, сколько само непостижимое бытие. На этой красивой фразе я готов остановиться, - профессор победоносно улыбнулся притихшему залу. - Если, конечно, не будет вопросов по теме.
- Есть вопрос! - воскликнул тот самый не в меру возникливый белобрысый юнец. - Отчего же болтались стражники?
Фернан из Сюра помолчал. Зюк испугался, что он не найдётся, но пронесло. Конечно же, именитый профессор некрофилологии не мог оставить без внимания столь громко кричащей сюжетной детали.
- В стражниках тоже сидели черви, - сказал он. - Думаете, Щелкунчик заехал в Дрон только затем, чтобы заселить беднягу Алекса? Нет, ни в чём не бывало. Только хочу уточнить значимый нюанс. Между Сколексом, который послужил Запру, и сколексами этих стражников есть различие в цене. Не сравнить благородных червей-паразитов, спящих в драгоценных орехах, и простецких ленточников, свернувшихся внутри третьесортных зёрнышек граната. Дешёвка, как вы понимаете, есть дешёвка.
Профессор собрался было уйти от кафедры, но ему снова не дали.
- Ещё вопрос! - пробасил чернобородый синий мужик, на ходу листая конспект. - Вы говорили... А, вот! Вы сказали: "...механизм сочетательного рефлекса, который позволяет их успешно дрессировать" - это о червях паразитах. Что за механизм такой?
- Вы всё-таки хотите знать, - вздохнул профессор. - Но я не стану умножать лишним знанием ваши скорби. Я говорил, что эту тайну естествознания мне хотелось бы подержать закрытой. Пусть спит в отведенном для неё орехе. Но... Но если позволите и захотите, я готов открыть вам другую тайну естествознания, имеющую более тесное отношение к разбираемому нами предмету. В ней теория воплощена в анатомии, а анатомия в литературе.
- Вы говорите загадками, профессор, - напрягся чернобородый.
- Умоляем, расскажите! - спешно попросили другие студиозусы.
- Извольте. Я поведаю тайну столь очевидную, что её в диалоге с рыцарем Запром точно не мог обойти вниманием карамцкий ростовщик. Да что Карамуф... Эту тайну воспроизвёл даже примитивный ремесленник Зраль в самом названии разбираемого нами романа. "Висельники болтаются" - о ком это на самом деле сказано? Не о тех ведь шести повешенных, что подёргивались наподобие запровых марионеток. Нет! Что-то там висело и кроме них. Висело и их дёргало. Я подскажу. Строение червя-паразита. Оно зачастую таково, что самого червя трудно бывает не назвать висельником.
Итак, вникайте. Есть головка червя, по-научному именуемая сколексом. Кто-то может подумать, что эта маленькая головка принимает хоть какое-то участие в обеспечении мыслительной активности, но это не так. Головка слепа. На ней даже глаз нет. Она снабжена лишь присосками да крючьями. Ими она что делает - цепляется. К чему именно? К телу изнутри? Да, конечно. Но, может быть, найдутся иные версии? К чему цепляется - к некоторой готовой мысли, говорите? Что ж, мне нравится ваш вариант. Стоит обдумать его на досуге.
Но сколекс - это ещё не весь червь. Есть ещё шейка, от которой спускается вниз белёсая ленточка, состоящая из множества совершенно одинаковых и взаимозаменимых члеников. Вся эта белоленточность на первый взгляд свободно свисает внутри заглотившего червя организма, но на самом-то деле повторяет малейший изгиб кишечника. Изучая естественными методами прицепившегося к кому-то червя, можем ли мы назвать его истинно свободным? Разве что в шутку. Но изнутри ситуация может выглядеть совсем иначе. Червь - я уверен, хоть вряд ли когда докажу - упивается и своим постоянством в принципах, и свободой перемещения. И какое ему дело, что постоянство ему обеспечивают всего лишь крючья на сколексе, а бодрую смену впечатлений - текущие мимо пищевые массы. Черви цепляются и в этом чуют свою свободу.
* * *
Вопросы аудитории долго не иссякали. Профессор счёл необходимым официально попрощаться и отпустить слушателей, да только они его не отпускали. Он продолжал отвечать на вопросы медленно редеющего кольца самых активных, обступивших кафедру. И только тогда, когда последний студиозус-некрофилолог счёл себя удовлетворённым, к кафедре пришли естественники Тибо и Реми. Ну и Зюк тоже приплёлся следом - всё-таки он здесь с ними.
- Стараюсь, - устало выдохнул Фернан из Сюра. Энергию на более развёрнутые ответы он не так давно исчерпал.
- Славная, красивая сказка, - прочувствованно сказал Тибо, - никогда не читал романов, но теперь обязательно сыщу Зраля и его "Висельников".
- Как хотите, - вздёрнул плечом профессор.
- Мне вот что понравилось, - продолжил Реми, - мы ведь знаем, что свобода - краеугольный камень некрократии, а свобода червей, оказывается, это - и путь к какой-никакой пищевой безопасности. Тогда как недостаточно свободные черви - порой такие паразиты! Я верно вас понял?
- Верно.
- Ну, и последнее, - ассистенты замялись, глядя друг на друга, словно бросали мысленный жребий, кто же это последнее скажет. Победил Тибо; Реми со вздохом продолжил, - профессора нашего факультета несколько недовольны вашим вольным прочтением проблематики глистных инвазий. Они просят больше никогда не связывать патогенные факторы гельминтоза с каким-либо псевдонаучным объяснением наподобие магического.
- Почему? - жёстко спросил профессор.
- Ну, просто оно не соответствует действительности.
- Ах, не соответствует? - Фернан рассмеялся.
- Не станете же вы утверждать...
Вместо ответа зарвавшемуся ассистенту профессор повернулся к Зюку и отчётливо произнёс:
- Сколекс, убейся об стол! - прозвучало негромко, но так, что Зюк услыхал это будто дважды: и снаружи, и изнутри.
Зюк сделал неверный шаг к столу рядом с кафедрой, встал на цыпочки, чтобы приподняться над столешницей, но карликовый рост высоко не пустил. Тогда он приладился к ножке стола и стал колотиться лбом уже об неё, постепенно наращивая амплитуду.
- Сколекс, отвянь, - разрешил профессор и обернулся к Тибо и Реми. - Что и требовалось доказать.