Оксана Кирсанова

Странница. Падший бог

Пролог

В центре просторного зала на возвышении стоял большой стол, вытесанный из цельного куска гранита. Два кресла с крупными драгоценными камнями на спинках - мрачно сияющим кровавым рубином и вспыхивающим сиреневыми искрами топазом - были развернуты так, чтобы собеседники могли смотреть друг другу в глаза. Золотистое пламя факелов мягко освещало двух мужчин: русоволосого в светлой мантии, подчеркивающей могучие плечи бывалого воина, и смуглого, облаченного в темные, облегающие жилистое тело одежды. Мужчины не разговаривали и даже не смотрели друг на друга. Их полностью поглотила Игра: каменный стол, отполированный до блеска, отражал россыпи фигурок из драгоценных камней, в которых угадывались искусно выполненные фигуры животных и птиц, людей и нелюдей, и совсем уж странных существ, которым человечество не придумало имен, поскольку ни разу с ними не сталкивалось. Некоторые из них лежали поверженные, другие стояли, кто поодиночке, кто группами, в кажущемся беспорядке. Но лишь непосвященному могло так показаться. Этих двоих таковыми назвать было нельзя - оба прекрасно знали, во что играют.

Стены зала чуть уловимо мерцали, словно последние отблески заката, утопающего в сгущающихся вечерних сумерках. В узкие стрельчатые окна заглядывала непроглядная тьма. Время от времени в ней вдруг разливалось нежное радужное сияние, ненадолго замирало странной невесомой дорожкой, исчезающей в невообразимой дали, и медленно таяло, уступая законному хозяину - мраку. Он никогда не пересекал границ, не вторгался в зал. Он лишь скрывал то, что непозволительно видеть постороннему взору, окутывая непроглядной пеленой древний замок. Этот мрак не имел ничего общего с ночной мглой или тьмой, таящейся в глубоких подземельях и горных пещерах, в колодцах и под кроватями пугливых смертных - та тьма была всего лишь тенью великой пустоты, из которой тысячи дорог вели в миры Вселенной.

Изящная мужская рука медленно потянулась к фигурке белого жадеита. Зависла над нею, словно мужчина не был уверен в том, что собирался сделать. Длинные пальцы, унизанными массивными перстнями, дрогнули и нетерпеливо прищелкнули. Очень аккуратно коснулись крошечной всклокоченной головы и тут же отдернулись, словно камень был раскаленным.

- А все-таки странно, что Адвин оставил ее в живых, - задумчиво произнес смуглый, потирая гладко выбритый подбородок.

Его собеседник устало вздохнул, и ворчливо, видимо не в первый раз отвечая, произнес:

- Сколько можно повторять одно и то же? Странно, странно... Хранителю виднее, как поступить со Странником, а тебе давным-давно пора сделать свой ход.

- Не торопи меня, - недовольно поморщился смуглый. - Игра спешки не любит.

- Великий Хаос! Полгода обдумывать ход, сидя, как привязанный в кресле - так и корни пустить недолго.

- Нам ли бояться времени, брат? - иронично улыбнулся мужчина, откидывая с высокого смуглого лба смоляной локон. - Хено, может, и самый могущественный и древний из богов, но над нами он не властен.

- Ты слишком самоуверен, братец. Не стоит недооценивать Хено. Из древних лишь он сумел избежать всех ловушек, - хмуро буркнул русоволосый, неприязненно глядя на смуглого, совсем не похожего на него брата. Ему очень не нравилось то, что он видел в черных глазах: в их темной глубине вспыхивали и тут же гасли лукавые искорки. Значит, этот хитрец уже все обдумал и просто тянет время. Зачем? Неужели он в чем-то ошибся?

- Поймать можно любого, - хищно улыбнулся смуглый, постукивая пальцами по столешнице. - Даже время. Главное - правильно расставить ловушки.

- Когда-нибудь твоя самоуверенность тебя погубит, - неодобрительно покачал головой русоволосый.

- Хватит ныть! - морщась, как от зубной боли, воскликнул смуглый. - До сих пор нам удавалось заставлять время работать на нас, почему сейчас что-то должно измениться?

- Почему? - усмехнулся его собеседник. - Пожалуй, я знаю ответ на этот вопрос. Все дело в Страннике. Напрасно Адвин оставил его в живых.

- И только-то? Ну, это дело как раз поправимо: Странник уязвим без своего dhart"a, верно?

- Верно, - помедлив, неуверенно кивнул русоволосый.

- Но dhart и сам сейчас слаб и беззащитен, значит, Странника некому защитить! Пара отравленных стрел - и он вместе со своим зверем отправится в гости к Майали, а уж тот найдет, чем их занять.

- Адвин запретил трогать Странника!

Чувственные губы смуглого тронула неприятная улыбка.

- Скажи, брат, ты всегда в точности исполняешь приказы Хранителя?

- Ты прекрасно знаешь, что нет, но этот не нарушу и тебе не позволю. Поклянись, что ничем не навредишь Страннику.

- Поклясться?! С какой стати?

- Ламиус, не кусай кормящую тебя руку, - предостерегающе заговорил русоволосый. - Странник - не наша забота. Адвин сам решит, как с ним поступить.

Смуглый долго молчал, буравя брата пытливым взглядом, словно пытался проникнуть в его мысли и понять, чем вызвано это внезапное смирение перед волей Хранителя. Лицо Фадаша оставалось спокойным, в серых глазах светилась решимость остановить брата, если тот вдруг решит нарушить приказ.

- Порой мне так жаль, что игроков по правилам должно быть двое, - зловеще понизив голос, произнес, наконец, Ламиус. - Но любые правила можно изменить, если очень этого хочешь...

Щелкнули тонкие пальцы, запуская давно припасенное заклинание, и вихрь багрового пламени окутал русоволосого игрока. Приглушенный крик утонул в реве урагана. Под торжествующий смех смуглого огонь стал уплотняться, пока не превратился в шар. Огненный шар, пульсируя, сжался до размеров крупного яблока, воспарил над доской и подплыл к фигуре белого мрамора. Какое-то время он неподвижно висел над нею, потом медленно, словно бы нехотя втянулся в камень.

Тонкие пальцы аккуратно подняли фигуру, покрутили из стороны в сторону. Пахнуло паленой плотью, и смуглый, вскрикнув, отбросил еще горячую фигуру в сторону. Она прокатилась через весь стол и остановилась в углу пестрого шестиугольника. В тот же миг крошечная фигурка с серебристым драконом на руке плавно развернулась лицом к беломраморной фигуре.

- Нет! - взревел смуглый, вскочил с кресла и в отчаянии схватился за голову: слишком поздно он понял свой промах. Нечего и пытаться что-то исправить - ход сделан, фигуры ожили, игра началась...

* * *

Полевия, западная окраина королевства, горы Анлуан, долина Селаэр.

День третий месяца Оруэля, одна тысяча второй год от Великого противостояния.

- Тута, - возвестил высокий сутулый мужик, воткнув в каменистую землю заступ.

- Больно от Карона далеко... - почесывая затылок, возразил худощавый мужчина в длинной темной мантии.

- Зато место удобное, ровное. Расчищать почитай не придется. Опять же, до реки - рукой подать. И камень добывать не надо, вон его сколько - хоть новый Карон возводи, хоть тракт до самых городских ворот мости, - возразил мужик, оглядывая почти идеально ровную площадку на вершине холма. - Не, тута храмину строить будем!

Худощавый поежился от пронизывающего ветра и, кутаясь в мантию, повернулся к третьему участнику маленького совета, до сих пор не проронившему ни слова.

- Что скажешь, Глорн?

Высокий седовласый старик в сером плаще окинул холм внимательным взглядом и брезгливо поджал губы.

- Не мне решать, где храм строить, - надменно произнес он, неприязненно косясь на худощавого мужчину.

- Вот и я говорю, чудные дела деются, - хмыкнул мужик, ловко выкорчевывая молоденькое деревце. - Уж как дрались-то меж собой, и вдруг - общий храм. Чудеса!

Худощавый, юркий, как ящерка, мужчина хитро прищурился и насмешливо посмотрел на старца.

- Верно, не тебе.

- И не тебе! - загрохотал, обозлившись, старик.

- Да кто спорит-то? - пожал плечами худощавый. - Наше дело маленькое - исполнить волю братьев...

- Не понимаю, почему Пресветлый пожелал общий храм? - отворачиваясь, потрясенно пробормотал старец. - Уж мы бы как расстарались! И мрамор белый - гуллонский, лучшего сорта! - прикупили бы, и золото высшей пробы, и кларнаильскую древесину... Не понимаю!

- А чего тут понимать? Оланий не ошибается. Верно, пророк? - шагнув к обрывистому краю, крикнул худощавый и в который раз вздрогнул, встретившись взглядом с белыми, слепыми от рождения глазами пророка.

Оланий, древний старик, сидел, опираясь на посох, на замшелом валуне у подножия холма. Чуть поодаль, держась на почтительном расстоянии, как друг от друга, так и от пророка, маялись две группки людей в пропыленной одежде. Далековато пришлось им тащиться, да ничего не поделаешь: не им, простым смертным, решать, где возводить храм. Пророк лишь донес до паствы волю богов, одинаково удивив пастырей Глорна и Агрохефа. А уж что было с верующими двух противоборствующих церквей и вспоминать не хотелось. Вожки, малая деревушка, что лепилась к берегу Воркуши в одном дневном перегоне от Новых Лоз - ленных владений князя Беголейма, - осталась цела лишь благодаря усилиям сторожевого отряда объединенного войска. Сцепившихся верующих раскидали, как котят, особо неугомонных бросили в яму, где сидеть им предстояло до выездного королевского суда, а, значит, до самого Ародэля. А все потому, что Пресветлый и Сумеречный, не первый век враждующие между собой, вдруг возжелали общий храм!

- А, чего уж теперь... - махнул рукой Глорн, в отчаянии оглядывая недалекие горы. - Общий, значит, общий. Здесь, значит, здесь. На все воля Пресветлого...

- И Сумеречного! - поспешно вставил Агрохеф. - Эй, там, внизу! Живо за лопаты! К Брандидалю поспеть надо!

- Да ты в своем ли уме? - возмущенно зарокотал Глорн. - Разве поспешают в таком деле? Это тебе не избу справить, а храм выстроить. Тут спешка не во благо - во вред.

- А ты, Глорн, поменьше головой о камни бейся, вознося хвалы светлоликому, - презрительно сплюнул худощавый. - Пользы-то от этого чуть. Потом хоть разбей его, но об пол нового храма. Дело делать надо, молиться потом станем.

- Дело говорит, - хмыкнул сутулый мужик, разрыхляя заступом неподатливую землю, и вдруг с воплем провалился в разверзшуюся под ногами трещину.

- Манор! - встревожено охнул Глорн, падая перед провалом на колени. - Манор, отзовись!

Мужик кряхтел и на чем свет стоит костерил коварного Фиритая, подстроившего незадачливому смертному хитрую ловушку.

- Киньте мне факел, пастырь, - наконец, глухо донесся из-под холма чуть удивленный голос мужика.

- Факел? Зачем тебе факел, Манор? Ты, наверное, хотел сказать веревку? - опешил седовласый.

- Веревка тоже не помешает... Да киньте же, наконец, факел, святые дурни! - возмущенно загрохотало снизу, и из-под земли послышался грохот осыпающихся камней. - А, напасть Анахелева!

- Лови! - крикнул, торопливо поджигая просмоленную ветошь, Агрохеф.

Факел канул во тьме, и Глорн с Агрохефом разом испуганно охнули, опасаясь, что он потух. Но факел лишь мигнул и снова разгорелся. В дрожащем круге света показалась всклокоченная голова Манора.

- Порядок! - крикнул мужик, и, задрав голову, слепо сощурился, пытаясь разглядеть пастырей. - Тута пещера, рукотворная... Какие-то истуканы стоят. А пылищи-то, пылищи! - прикрывая нос рукавом, глухо прокричал Манор и раскатисто чихнул.

Пастыри недоуменно переглянулись.

- Что за истуканы? - опасно перегнувшись через острый край трещины, прокричал Агрохеф. - На что похожи?

- А пес их знает, - равнодушно отозвался Манор. - Тулово одно, а морды три... Обождите, я сейчас паутину сниму. Оплела все, что твоя ткачиха.

Пастыри терпеливо ждали, пока Манор, скрывшийся в глубине разлома, рассматривает неожиданную находку.

- Не понять, - донеслось до них. - То ли баба, то ли мужик... Одна башка точно бабья. А этот чисто жуть, демон Майали!

- Нет никакого Майали, а лишь Сумеречный, защищающий смертных от происков демонов! - назидательно проворчал Агрохеф.

- А до того науськавший их на несчастных, - хмуро отозвался Глорн.

- Поделом, значит, науськавший, - огрызнулся худощавый. Глорн собирался ответить ему гневной отповедью, но тут со стороны Эили, малой горной речушки, послышался топот копыт, и властный, печально знакомый голос тысячника, возглавлявшего тот самый сторожевой отряд, что разнимал в Вожках драчунов, принудил обоих пастырей отложить спор до более благоприятного времени.

- Именем короля!

Глава 1. И снова отпуск

или - история повторяется

Если для кого-то новый год наступает первого января, то для меня он начинается весной, с первой капелью, под звонкий говорок стремительных ручейков. Я как будто просыпаюсь после долгой зимней спячки, возвращаюсь к жизни, как трава, что тянется к солнцу, пробиваясь сквозь жухлый ковер прошлогодней листвы. Весна - время возрождения и цветения, новых планов и новых надежд.

Давно уже оторали свое мартовские коты, не дававшие спать по ночам, и растаяли грязные сугробы. Деревья покрылись нежным зеленым пухом первой листвы, зацвели черемуха и сирень. Прогретый майским солнцем воздух звенел от птичьих голосов: пересвистывались вернувшиеся из зимней ссылки скворцы, пронзительно каркали отогревшиеся вороны, ворковали озабоченные продолжением рода голуби. Воробьи и те щебетали звонче, пронзительней. Вся страна дружно отмечала майские праздники, радуясь погожим денькам и длинным выходным.

Я вернулась с пробежки, устало привалилась к двери и, закрыв глаза, улыбнулась своим мыслям: стоило бросить курить, и бегать стало значительно легче. Я увеличила дистанцию почти вдвое и не собиралась останавливаться на достигнутом. Спорт плотно вошел в мою жизнь, став для меня главным увлечением и отдушиной. Он отвлекал от воспоминаний, гнал их прочь, не позволял им вцепиться в мою душу мертвой хваткой и терзать меня, мучить, изматывать.

Лишь с одним, вечным напоминанием о Полевии мне приходилось мириться. Это самое напоминание занимало сейчас пост в кухне на подоконнике и с неизменным интересом взирало на проходящих под окнами людей, пролетающих птиц и карабкающихся на цветущую черемуху котов - серебристый дракончик Нафаня, или просто Фаня. Сейчас трудно было поверить, что некогда этот малыш был Черным драконом, грозой Вселенной. Перерожденный, он стал маленьким, безобидным домашним питомцем, для которого кухня не только наблюдательный пункт, где из окна виден и двор, и оживленная улица с проезжающими автомобилями, но и место, где тепло и где кормят - самое козырное во всей квартире. Спит он тут же, и ничего я с этим сделать не смогла: как ни старалась выбрать для него самое уютное место в комнате, Фанька все равно возвращался сюда, таща в зубах свою подстилку. В конце концов, мне пришлось смириться с его выбором и поставить корзину, в которой он спал, в кухне у батареи.

Услышав, что я вошла, Фанька спрыгнул с подоконника и, оскальзываясь на паркете, бросился ко мне. Заюлил под ногами, вцепился коготками в штанину, требуя обратить на него внимание. Я села перед ним на корточки, протянула руки, и дракончик с радостным писком забрался мне на колени, прижался к груди, восторженно подрагивая крылышками. Он пока оставался все тем же малышом, каким прибыл вместе со мной на Землю. Общались мы с ним оригинально: он прекрасно понимал все, что я говорила, и выразительными взглядами, издавая соответствующие случаю звуки, объяснял мне, в чем сию минуту нуждается. Если он замерзал или пугался, то с жалобным писком забирался мне на руки и утыкался мордочкой в мою подмышку, как цыпленок, просящийся к наседке под крыло, что меня умиляло и смешило одновременно. Когда Фанька хотел привлечь к себе внимание, то попросту хватал меня за ногу передними лапками, если я стояла, либо старался подобраться к лицу и заглянуть в глаза. Я всякий раз вздрагивала, глядя в эти серебряные озера, полные немого обожания и пока еще дремлющего разума. Он как дитя всюду совал свой любопытный нос, с первого раза понимая, что можно, а что нельзя, для чего требуется та или иная вещь. Я знала, что со временем Фанька заговорит, но пока он только пищал и взирал на меня все понимающими глазами.

- Как дела, малыш? Скучал без меня? - спросила я, поглаживая дракончика по спинке.

Вместо ответа он выпрыгнул у меня из рук и направился в кухню, то и дело оглядываясь и проверяя, иду ли я следом. Это могло значить лишь одно: малыш не прочь подкрепиться. Усмехнувшись, я пошла вслед за Фанькой, достала из холодильника мясо и поставила греть в микроволновку. Все это время Нафаня крутился у моих ног, терпеливо ожидая свой обед.

Пока я кормила Фаньку, а заодно готовила ужин себе, натирая курицу чесночно-майонезным соусом, позвонила мама:

- Алло! Доча, привет! Ну, как ты там? У тебя все в порядке? На одних бутербродах, небось, сидишь?

- Привет, мамуля! У меня все в порядке, не переживай, - плечом прижав телефонную трубку к уху, улыбнулась я. - И я почти не ем бутерброды, готовить учусь. Получается так себе... Инка иногда помогает, подсказывает, только толку все равно мало - руки у меня не из того места выросли.

- Так я и думала - голодное дите... - вздохнула в трубку мама. - Доча, может, ты приедешь? Хоть на пару недель.

- Мам, у меня отпуск еще не скоро. Может, лучше вы ко мне? - не подумав, предложила я и испугано уставилась на Фаньку: с ним-то как быть? Опять прятать? Родители ведь так и не узнали о моем путешествии в Полевию и о живом сувенире, оттуда прихваченном. Год назад, увидев на моей руке "татушку-переводилку" - а именно так я и объяснила странное чешуйчатое украшение, занявшее большую часть моего плеча и предплечья, - мама долго и ворчливо уговаривала меня потереть это "безобразие" пемзой, мол, взрослая девка, а все чудишь. Я пообещала, что сотру, но не раньше, чем самой надоест, а потом... Потом всем стало не до детской татушки и моего чудачества.

Пока я думала, что делать с Фанькой, мама поспешно заговорила, словно боялась, что ее перебьют, не дослушав.

- Доча, о чем ты говоришь? У меня огород, хозяйство - на кого я все это брошу? Приезжай, мы соскучились. Ты ж и отпуск у нас не добыла, и на новый год не приезжала, - с плаксивой ноткой закончила она.

Я глухо застонала и до боли прикусила губу. Придется ехать. С Фанькой. В конце концов, родителям можно сказать, что внезапно воспылала любовью к пресмыкающимся и купила дракончика в зоомагазине, ведь есть же на Земле крылатые ящерицы !* Правда, выглядят они иначе, но родители-то этого все равно не знают.

Выход был найден, и я пообещала маме, что приеду в конце недели, если отпустят с работы и с билетом повезет.

- Мам, только я не одна приеду, - решив сразу подготовить родителей к Фанькиному прибытию, предупредила я.

- Не одна? А с кем? - удивилась она и тут же восторженно ахнула, а я мысленно застонала, прекрасно понимая, что она себе надумала.

- Мам, это не то, что ты думаешь, - затараторила я, спеша с объяснениями. - Я питомца себе купила. Экзотического.

- Змею что ли? - разочарованно проворчала мама.

- Нет, ящерицу.

- О господи! Ксения, ну что за блажь такая? Я понимаю, кошку завести или собаку, но змею!

- Ящерицу... - с трудом вклинившись в мамин гневный монолог, поправила я.

- Да какая разница! Что то, что другое холодное, скользкое и гадкое! - бушевала мама. - В твоем возрасте надо не змей заводить, а думать о том, как замуж выйти и детей нарожать! Ксения, ну когда же ты возьмешься за ум?

- Мама, вы с отцом так часто напоминаете мне о замужестве, что я уже звонить вам боюсь! - не выдержав, выкрикнула я и зло швырнула курицу на противень. - Представляю, что ждет меня дома - запилите! Будь ваша воля, уже давно бы Митьке замуж отдали... А я его терпеть не могу! Уж лучше со змеей жить, чем его терпеть. И Фанька не холодный, не скользкий и тем более не гад!

- Ксения, успокойся и объясни мне, наконец, что такого ужасного сделал Митька, что ты взрываешься всякий раз, стоит упомянуть его имя? - в отчаянии воскликнула мама.

Я поморщилась, не зная, как объяснить необъяснимое.

- Мам, вот представь: живет на свете человек. Не плохой, в общем-то, человек, обычный. Он не сделал тебе ничего плохого, но душа к нему все равно не лежит, а почему - ты и сама не понимаешь. Было у тебя такое?

- Да, - неохотно призналась мама.

- Вот так и у меня с Митькой, - успокаиваясь, продолжала я. - Он, может, и хороший, и добрый, и любит меня, только мне все равно. Мне не нужны ни его доброта, ни любовь, и я это не раз объясняла и ему, и вам. Но ни он, ни вы ничего не хотите понимать, вы меня как будто не слышите, и с каким-то маниакальным упорством продолжаете настаивать на своем, а это злит! Злит так, что хочется визжать, и крушить все вокруг!

Глаза обожгли злые слезы. Я глубоко вдохнула, чтобы не разреветься - нет, не сейчас, не при маме! - и почувствовала, как к ноге прижался дракончик.

- Прости, малыш, - опускаясь перед ним на корточки, пробормотала я. - Я тебя напугала, да?

Фанька не выглядел напуганным. Напротив, смотрел на меня все понимающими глазами, и, казалось, сочувствовал, неуклюже поглаживая когтистой лапкой по колену.

- Ксения, ты куда пропала? - забеспокоилась мама.

- Тут я, - удрученно пробормотала я, поглаживая серебристые крылышки.

- Доча, ты прости меня, что лезу со своими советами, - миролюбиво заговорила мама. - Но если не я, кто же еще тебе посоветует? Я ведь добра тебе желаю, и хочу, чтобы ты была счастлива...

- Тогда перестань мне сватать Митьку.

- Я-то перестану, но отец... Тут я тебе ничем не помогу.

- Ладно уж, как-нибудь справлюсь, - вздохнула я.

Прощание получилось скомканным. Я была раздосадована этим разговором и сердилась, чувствуя себя виноватой за гневную вспышку. А потом нахлынула тоска, остро, сжав горло невыплаканными слезами: "Он ведь даже не знает, что я жива..."

Окончательно раскиснуть мне не дал Фанька: требовательно дернул за штанину и издал воркующий звук, будто спрашивая в порядке ли я. Сморгнув набежавшие слезы, я улыбнулась, подхватила дракончика на руки и заглянула в серебряные глаза-озера.

- И вовсе ты не холодный и не скользкий, - ласково шепнула я и чмокнула Фаньку в нос. - И не гад.

Фанька моргнул, словно подтверждая мои слова, и засучил лапками, просясь на пол. Я не стала его удерживать, отпустила и, поставив курицу в духовку, занялась покупкой билета.

С билетом мне почти повезло. Почти - значит, плацкартных мест уже не было, пришлось бронировать билет в купейный вагон. Итак, я отправлялась в пятницу вечером, в очень удобное время: ночью Фанька будет спать, а утром мне выходить. Что у меня в коробке проводники проверять не станут. Дело оставалось за малым - отпроситься на работе.

Моя начальница, старший менеджер Люда, все-таки золотой человек. Прекрасно зная, что я редко вижусь с родителями, она попросила лишь об одном: не забыть написать заявление на отпуск и отдать ей, как только вернусь.

Собрав сумку, я свернулась клубком на диване, включила телевизор и под его тихое бормотание снова погрузилась в свои грустные мысли. Дракончик устроился у меня под боком, блаженно прикрыв глаза. Первое время он пугался телевизора и, стоило мне его включить, убегал в кухню. Со временем Фанька привык, иногда просто засыпал под него, а порой с интересом смотрел на экран, особенно когда по какому-нибудь каналу показывали мультики. Подметив эту особенность, я купила несколько дисков с мультфильмами и включала для него, когда была занята.

Дракончик дремал, прижавшись к моему боку. Какое-то время я наблюдала за ним, с неизменным интересом разглядывая чешуйки шкурки и перепончатые крылышки, пока еще маленькие, недоразвитые и не годящиеся для полетов. Потом, как и много раз до сегодняшнего дня, заглянула в себя, туда, где пряталось то, что стало причиной моего путешествия в другой мир.

Моя сила никуда не исчезла, она была со мной, во мне, но никак себя не проявляла. Я не оставляла попыток достучаться до своего дара, пыталась призывать пламя или молнию, но тщетно, моя магия будто уснула. Лишь однажды, когда я поздно возвращалась домой и, срезая угол, пошла через темный парк, она ненадолго "проснулась", и я смогла дать отпор пьяненькому, но очень агрессивно настроенному молодому человеку: вынырнув из густой тени, парень, хамовато ухмыляясь, заступил мне дорогу - не свернуть, не убежать. Единственное, что мне оставалось, это оттолкнуть его от себя, подкрепив физическую силу силой магической. Я и оттолкнула. Несостоявшийся насильник с треском улетел в кусты, а я со всех ног припустила домой, в душе замирая от восторга - ура, заработало!

Разочарование оказалось жестоким: магия, защитив меня в парке, больше не отзывалась. Лишь едва ощутимая теплая пульсация в унисон сердечному ритму немного успокаивала. Если есть эта пульсация, значит, сила не покинула меня, а всего лишь уснула. Почему? На этот вопрос я не знала ответа, а спросить было не у кого.

С тех пор, как я вернулась из Полевии, прошел почти год. Почти год глухой тоски и безрезультатных попыток разобраться в себе, понять, кто или что я такое. Я искала и не находила упоминаний о Странниках в истории Земли, снова и снова пыталась разбудить дремлющую во мне силу и открыть тропу в Полевию, но тщетно. Порою казалось, что Полевия мне просто приснилась.

Собственно, именно мой дар или сущность Странника - а я так и не смогла понять, чем первое отличается от второго - стал причиной прошлогоднего путешествия. Призванная Ключ-девой, я совершила, казалось бы, невозможное, то, перед чем спасовало объединенное воинство королевства во главе с полевскими магами - укротила Черного дракона. Чего мне стоило обуздать сошедшего с ума от горя и жажды мести дхэрта не хотелось и вспоминать - чудо, что жива осталась. Еще большим чудом оказалось вернуться домой в тот же день, из которого меня безжалостно вытолкнули на радужную тропу - тайный путь между мирами. И все бы хорошо, и можно было бы гордиться своей победой, если бы не одно но: мои друзья, что прошли со мною весь тот нелегкий путь, так и не узнали, что случилось со мною там, в пещере, когда закрылись врата. И тот, кто ради победы отдал мне свою любовь, так никогда и не узнает, что я выжила. И выжила благодаря его дару.

Я скучала по Лелю. Мне не хватало его спокойной уверенности, чуткости, ненавязчивой заботы. Не хватало тепла его рук и ставшего родным запаха меда и лесной свежести. Не раз я ловила себя на том, что невольно ищу его в толпе. Ищу и не нахожу васильковые глаза, полные любви и теплоты. Тоска и отчаяние, то и дело сменявшиеся вспышками раздражения и жалости к себе, рвали душу: щедрый дар, не позволивший соскользнуть за грань Серого предела, оказался оружием обоюдоострым, и, многократно усиленный моей собственной силой, теперь превратился в настоящую пытку. Я не знала, как справиться с этой мукой и глушила свою любовь усиленными занятиями спортом. Физическая нагрузка хорошо отвлекала, только мне уже не хватало обычных походов в фитнес-центр и каждодневных пробежек. Я серьезно подумывала пойти в школу паркура, даже начала ее подыскивать, но в последний момент решила, что оставлю паркур до времени, когда станет совсем невмоготу.

На следующий день после моего чудесного возвращения домой в дверь родительского дома робко постучал Митька. Открыла ему мама и тоном, не терпящим возражений, велела мне выйти и поговорить с горе-влюбленным. Объяснялись мы долго. Я старалась как можно мягче дать Митьке отпор, объяснить, что никогда не буду с ним ни встречаться, ни тем более, замуж за него не пойду. Митька настаивал на своем, не желая ничего понимать. В конце концов, я потеряла терпение и, вспылив, наорала на него. Мама, прибежавшая на мои крики, никак не могла понять, что такого Митька сделал, чтобы настолько вывести меня из себя. Митька мямлил что-то маловразумительное, раздосадованный и страшно смущенный маминым вмешательством, и я, пользуясь общим замешательством, удрала к Ленке.

А потом умерла баба Люба.

Хоронить бездетную бабку пришлось нам. Отец, которому баба Люба приходилась родной теткой, засобирался в Москву, и мне пришлось прервать отпуск и ехать на похороны вместе с ним. Прошлогодние мрачные события, связанные со скитаниями по московским кладбищам и поминками, первое время как-то меня отвлекали. Я была даже рада, что хлопоты, возникшие с бабкиной смертью, не оставляли времени на размышления. Последующий ремонт в квартире покойницы, скандалы с хитроумным прорабом, норовившим обсчитать молодую, ничего не смыслящую в сметах и строительных материалах хозяйку, тоже не позволял расслабиться. Но стоило моей жизни войти в привычную колею, как воспоминания о Полевии, оставшихся там друзьях и о Леле тот час захлестнули меня подобно водовороту, не давая покоя ни днем, ни ночью. Еще Митька с бесконечными смс-сообщениями и звонками... И где только номер добыл? Не иначе родители, которые спят и видят его в качестве зятя, дали. Я вносила его в черный список, несколько раз меняла номер, чтобы как-то отделаться от его навязчивого внимания, но Митька неизменно выяснял новый, и все начиналось сначала. В конце концов, я просто перестала отвечать на звонки с незнакомых номеров, а сообщения удаляла, не читая. Впрочем, это нисколько не убавляло Митькиного энтузиазма.

- И как ему не надоедает? Неужели нравится биться лбом в запертую дверь? - недоуменно проворчала я и насторожилась: из кухни поползли подозрительные запахи. Я принюхалась и брезгливо сморщилась. По моему мнению, запекаемая в духовке курица никак не могла пахнуть жженой тряпкой. Рядом фыркнул Фанька, спрыгнул на пол и подозрительно уставился на дверь, ведущую в коридор. Проследив его взгляд, я подскочила на диване, перепуганная до смерти, и опрометью бросилась спасать курицу.

В кухне клубился сизый дым. Рванув на себя дверцу духовки, я тут же отпрянула и закашлялась, пытаясь рассмотреть в дымном мареве несчастную птицу. А когда извлекла противень, поняла, что горит не курица, а... прихватка: прилипшая к дну противня, она так и отправилась в духовку вместе с курицей. Расстроенная разговором с мамой, я этого даже не заметила. В итоге вся квартира провоняла жженой тряпкой, курица осталась сырой, а я - голодной.

- Нет, я никогда не научусь готовить... - удрученно пробормотала я, пытаясь сообразить, можно ли дожарить курицу в сковороде и не закончится ли это новым пожаром.

Фанька с комфортом устроился в большой картонной коробке, в которой я заранее проткнула дырочки для вентиляции, а на дно подстелила кусок пушистого пледа.

- Потерпишь, малыш? Всего-то одну ночь, утром уже можно будет выбраться, - улыбнулась я дракончику и закрыла коробку.

Мой багаж состоял из спортивной сумки и коробки с Фаней. В метро было малолюдно, праздничные дни выгнали москвичей за город, и лавировать в толпе, оберегая коробку от ударов, не пришлось.

Вокзал как всегда бурлил - этакий людской муравейник, суетливый, шумный город, живущий по своим, отличным от внешнего мира законам.

Оказалось, что в купе у меня всего одна соседка, совсем юная девица с пережженными пергидролем волосами и пирсингом в носу. Проводница, бойкая, говорливая тетка, попыталась подселить к нам кого-нибудь из пассажиров из соседнего плацкартного вагона, но безуспешно: не богатые плацкартники предпочли сэкономить на собственном комфорте, и купе поступило в наше с девицей полное распоряжение.

Забросив сумку на верхнюю полку, я поставила коробку с дракончиком в багажной нише, а когда девица, вооружившись пачкой сигарет и зажигалкой, вышла в тамбур, решила проверить, как себя чувствует Фанька.

Дракончик поднял голову, сонно моргая на меня серебряными глазами.

- Как ты, малыш? Тебе не холодно? Есть не хочешь? - шепотом спросила я.

Фанька отрицательно качнул головой и, свернувшись клубком, снова задремал. Я облегченно улыбнулась: вот и отлично, пусть спит, завтра нагуляется вволю.

Поезд мчался сквозь звездную ночь, постукивая колесами на стыках рельсов и покачиваясь на поворотах. Моя соседка давно спала, сладко посапывая во сне. Я с завистью покосилась на нее и уставилась в окно на плывущую сквозь темные облака янтарную луну. Сна не было ни в одном глазу. Тоска и чувство безысходности, какой-то обреченности снова навалились на меня бетонной плитой, грозя раздавить. Перед глазами застыл образ Леля. Я так четко его представляла, будто только что с ним виделась. Пальцы ощущали шелк его волос, в пропахшем дерматином воздухе мне чудился запах его кожи, а в перестук колес вплетался негромкий спокойный голос: "Не теряй надежды... Верь в себя, как учил Маахил..."

"Я верю! Но если бы ты знал, как мне тебя не хватает..." - мысленно откликнулась я и, горько усмехнувшись, уткнулась лицом в колени. Глупо. Как же глупо говорить с тем, кто тебя все равно не слышит.

Уснуть удалось на рассвете. Спалось паршиво, к тому же мне приснилась зима: снежная буря, сквозь которую с трудом продиралась высокая широкоплечая фигура. Лицо мужчины, белое от холода, было мне не знакомо, и все-таки... Все-таки я не могла отделаться от смутного чувства узнавания, будто мы уже встречались раньше, давным-давно... Или совсем недавно?

Разбудил меня истошный визг. Я подскочила на полке, больно ударилась локтем о столик и, шипя от боли, недоуменно уставилась на соседку по купе. Девица, зажимая рот обеими руками, почему-то с ужасом смотрела на меня.

- Что? - не на шутку испугалась я, начав лихорадочно ощупывать себя: вдруг пока я спала, моя внешность претерпела какие-то изменения? Кто его знает, на что способны Странники и как скоро эти способности проявляются.

Как выяснилось, я оказалась почти права.

- Твоя татуировка... - пролепетала девица, успокаиваясь. - Мне показалась, что она живая... То есть, не она, конечно, не картинка, а дракон живой, - девушка смутилась и виновато улыбнулась. - Во, чушь... Прости, что разбудила.

- Да ничего, - отмахнулась я, косясь на Фаньку, растянувшегося на плече и обвившего хвостом руку до самой кисти. Дракончик, привычно притворяясь татуировкой, скосил на меня хитрющий глаз, мол, а что я? Скучно в коробке, вот я и решил перебраться к тебе под бок, разве ты против?

- Адрес салона, где татушку делала, не дашь? За такое чудо никаких денег не жалко! - восхищенно рассматривая Фаньку, попросила девица. Страх давным-давно был забыт, так же как чувство неловкости.

- Без проблем, - пожала плечами я, пытаясь придумать, как бы так соврать, чтобы звучало достаточно убедительно и отбило у девицы желание расспрашивать дальше. - Только имей в виду, делала не здесь.

- За бугром что ли? - с легкой завистью уточнила соседка. - Жаль... До нас когда еще дойдут такие технологии, а предков на поездку не раскрутишь.

И подхватив сигареты, вышла из купе. Я же, пользуясь моментом, немедленно повернулась к дракончику.

- Фанька, ты что вытворяешь? А если бы на ее крики полпоезда сбежалось, что тогда?

Нафаня шевельнулся, пустив по руке волну привычных щекотных мурашек, отлип от кожи и виновато посмотрел мне в глаза.

- Ты замерз, да? Поэтому пришел ко мне? - остывая, спросила я и погладила дракончика. Фанька потянулся за рукой, всем видом давая понять, что раскаивается. - Ладно уж... Давай-ка, забирайся обратно в коробку. Нам выходить скоро.

Быстро собрав вещи, я накинула кофту и приготовилась выходить. Поезд, шипя тормозами, уже крался вдоль платформы. По коридору пробежала, заглядывая в купе и поторапливая выходящих пассажиров, молоденькая проводница, напарница бойкой тетки, что вчера безуспешно пыталась подзаработать, и скрылась в тамбуре.

Встречал, как обычно, отец.

- А ты никак прическу сменила? - чмокнув меня в щеку, спросил он и легко подхватил сумку и коробку с Фанькой.

- Ага, мешают, - кивнула я, посмеиваясь над попытками отца разглядеть дракончика сквозь вентиляционные дырочки.

- Мать сказала, ты змею купила, - оставив это безнадежное дело, подмигнул мне отец и улыбнулся. - Она хоть не ядовитая?

- Не змею, а ящерицу, - фыркнув, поправила я. - Draco volans, слышал о таких?

- Нет... И как ты ее в поезде везла? Вопросов не задавали? - удивился отец.

- Ой, ну о чем ты говоришь, па? Куча народу едет, и все с коробками. Кто там проверяет, что в них? И это не она, а он, самец, - морщась, отмахнулась я. - И зовут его Нафаня, но он и на Фаньку откликается.

- Ишь ты, Нафаня... Домовенок, значит? И чем ты его кормишь, мясом, поди? - спросил отец, открывая машину.

- Не только, Фанька у меня всеядный, даже конфеты трескает иногда. Мух ловить повадился, сядет на подоконнике и ждет, когда в форточку налетят. Сетку вообще можно не натягивать, разве что от комаров.

- Выгодная животина! У нас этого деликатеса - видимо-невидимо. Сачком наловишь, пусть угощается, - рассмеялся отец, довольный своей шуткой.

- Он и без моей помощи прекрасно справится, - засмеялась я, садясь в машину. - Его только во двор выпусти, а там он уж сам вволю угостится.

- Выпустить? Так убежит же, - возразил отец.

- Не-а. Фанька абсолютно ручной и очень ко мне привязан. Поверь, ему не нужна клетка.

- Странный зверь, - подивился отец. - Тут чуть не доглядишь, калитку не закроешь, и все, половины кур не досчитаешься. Так то птица, домашняя животина! Что-то не верится мне, будто твоя змея...

- Ящерица, - уже привычно поправила я.

- Да какая разница? - отмахнулся отец, выруливая на шоссе. - Что змея, что ящерица - для меня один черт. Ты бы не выпускала его, а то сбежит - будешь потом горевать.

- Не сбежит, - убежденно кивнула я и улыбнулась: dhart никогда по доброй воле не покинет свою hariad. И пусть я все так же не знала значения этих слов, уверенность, что мы с Фанькой - одно неразделимое целое с каждым днем становилось все крепче и крепче.

У нас, наконец-то, отремонтировали дорогу. Не просто подлатали, а положили новый слой поверх старого, убитого, служившего еще до моего появления на свет. Правда, обновленное полотно комфорта поездке не прибавило. Идея бороться с наледью на дороге путем насеивания на битум мелкой щебенки, на мой взгляд, оказалась не слишком удачной: битум экономили, плохо приклеившийся щебень отлетал от дороги, норовя попасть в стекло едущим позади машинам. К тому же это ноу-хау всю дорогу неприятно шуршало, и к концу поездки у меня разболелась голова.

Мама встречала нас у ворот. Стоило мне выбраться из машины, как она повисла у меня на шее, причитая, что нельзя же так долго глаз домой не показывать, и расплакалась.

- Мама, ну ты чего? - растерялась я, чувствуя, что вот-вот и сама разревусь. - Вот она я, живая и здоровая. И голодная, как волк!

Последняя фраза, произнесенная намеренно, быстро привела маму в чувство. Меня потащили в дом, на ходу расспрашивая, как я живу, что нового на работе и в моей жизни. Вопросы сыпались и сыпались - я едва успевала отвечать.

- Ой, ты подстриглась, - заметив мою новую прическу, всплеснула руками мама. - А коротко так зачем?

- Надоело, вечно расческа в кудрях застревает. И мешают, - поморщилась я, ощупывая короткие, упругие, как пружинки, кудряшки.

Отец внес мои вещи и коробку с Фанькой, и я открыла ее, выпуская сладко потягивающегося дракончика на волю. Увидев перед собой крылатую "ящерицу", невозмутимо расправившую и сложившую маленькие крылышки, мама испугано вздрогнула и попятилась.

- Боже мой, я никогда не привыкну к этой... ящерице, - пробормотала она.

- Привыкнешь, буквально за пару дней. Фанька не кусается и на людей не бросается, он вообще очень мирный. И, пожалуйста, не говори при нем, что он скользкий и противный, Фанька все понимает, - попросила я, ставя перед дракончиком миску с водой.

- Батюшки, он, может, и говорить умеет? - усмехнулась мама, аккуратно обходя Фаньку, жадно пьющего воду.

- Нет, не умеет, - ответила я, ласково погладив дракончика по спинке между крыльев, а про себя подумала: "Но обязательно заговорит, ему по статусу положено. Знать бы еще, когда это случится".

- А жаль, - улыбнулся отец, усаживаясь за стол. - Занятная зверюга. Чем-то он на драконов похож, что в книжках рисуют.

Я похолодела: а вдруг отец догадается?!

Тем временем Фанька поднял мордочку от миски, обвел всех внимательным взглядом и уставился мне прямо в глаза.

В висках застучало. Я поморщилась, схватилась за голову и вдруг застыла, как громом пораженная. Недоверчиво покосилась на дракончика, потянулась к его сознанию...

"Фанька, ты?" - настороженно спросила я.

"Фаня ням-ням!" - раздался восторженный писк в ответ, и дракончик бросился ко мне, оскальзываясь на линолеуме. Мама, взвизгнув, отпрянула в сторону, и с неприязнью смотрела, как Фанька трется мордочкой о мою ногу, обхватив ее передними лапками.

- Фаня, ты есть хочешь? - кое-как справившись со ступором, вслух спросила я.

"Ням-ням!" - снова толкнулось в голове, и дракончик, выпустив мою ногу, с неподдельной грустью заглянул в пустую миску.

Схватив со стола первое попавшееся, по счастливой случайности оказавшееся котлетой, я положила угощение в Фанькину миску.

- Давай, малыш, угощайся, - позвала я дракончика дрогнувшим от избытка чувств голосом: дождалась, Фанька заговорил! И благо, что не вслух, оправдывайся потом перед родителями, доказывая, что им просто показалось.

В следующий момент я с изумлением наблюдала, как мама, внезапно осмелев, подсунула в Фанькину миску кусочек курицы и боязливо коснулась сложенных на спине крылышек.

- А всего пять минут назад кто-то уверял, что на свете нет ужасней зверя, чем ящерица, - насмешливо протянула я.

- Будет тебе, насмехаться над матерью, - смущенно проворчала мама и вдруг с неподдельной нежностью заворковала, поглаживая дракончика. - А кто у нас такой миленький, такой красивый! Господи, до чего же природа бывает изобретательной!

- Дочь, а он летать умеет? - принимая самое активное участие в кормлении дракончика, поинтересовался отец.

- Пока нет, не дорос еще, - качнула я головой и, решив на всякий случай подстраховаться от лишних вопросов, продолжила. - Кстати, о драконах. Я потому и купила Фаньку, что на сказочного дракона похож. Они ведь тоже с крыльями.

- Дракон, вылитый дракон! - засмеялся отец, осторожно расправляя и рассматривая Фанькино крылышко. - Главное, чтоб не злой был.

Я невольно поежилась, вспоминая, чего мне стоило перевоплотить Черного дракона в этого маленького умильного дракончика. Нет, Фанька уже давно не злой дракон. Но даже того, прошлого Фаньку называть злым было бы не совсем справедливо. Мстительным, отчаявшимся и обезумевшим от горя существом - да, но злым - вряд ли. Скорей, нездоровым, ведь именно боль и была той причиной, что толкала его на страшные поступки. Конечно, это оправдание не являлось полной правдой, но я предпочитала думать о Фанькином прошлом, как о тяжелой болезни, с которой помогла ему справиться. Тем более, что причина этой болезни крылась не в нем самом, а в человеке, от чьей руки погибло мое прошлое "я".

- Нет, папа, он не злой, - задумчиво откликнулась я, с трудом вырвавшись из плена воспоминаний.

Насытившийся дракончик посмотрел на меня осоловевшими глазами, безмолвно спрашивая, где можно прилечь.

- Идем, малыш, я покажу, где можно вздремнуть, - спохватилась я и, подхватив сумку с вещами, направилась к себе в комнату. Фанька тяжело заковылял вслед за мной. "Да уж, - размышляла я, оглядываясь на сытого дракончика, - если родители и дальше будут кормить его, как на убой, то, боюсь, на обратную дорогу мне придется заказывать контейнер".

Устроив дракончика у себя в комнате, я вернулась к столу. Родители до сих пор пребывали в состоянии легкой эйфории от моего питомца. Тем не менее, дружно насели на меня с расспросами о личной жизни. По-моему, это уже вошло в привычку - мучить меня вопросами, когда же я, наконец-то, осчастливлю их своим замужеством и подарю внука. Я привычно пыталась отшутиться, говоря, что в этом мире нет того мужчины, которому я позволю себя приручить, однако на этот раз мои шутки не прошли.

- Ксения, неужели ты не понимаешь, что пора бы и семьей обзавестись, детей родить? Не век же одной куковать, замуж тебе надо! Годы-то идут, - немного раздраженно убеждал меня отец, то и дело поглядывая на поддакивающую ему маму.

- После тридцати рожать тяжело, - поспешно вставила мама.

- Ой, мама! - поморщилась я. - У меня в запасе еще шесть долгих лет - успею. И потом, у меня уже есть семья - вы и Фанька, а больше мне никто не нужен.

"Кроме Леля, - мысленно прибавила я. - Но вам об этом знать совсем не обязательно".

- Да что ты заладила - никто да никто! Митька год уже порог обивает, все надеется, что ты снизойдешь до него, а у тебя в голове один ветер! - не выдержав моего упрямства, взорвался отец.

- Ага, так вот кто снабжает его моими телефонными номерами! Папа, я не пойду за него замуж, ни за какие коврижки, так и знай! - выкрикнула я, вскакивая из-за стола.

Вихрем промчавшись по тропинке между огородами, я удрала к речке, подальше от родительских упреков. Окунулась в спокойную прохладу пойменного леса, вдохнула полной грудью напоенный ароматом зацветающих ландышей воздух и, немного успокоившись, перешла на шаг. Тропинка вильнула, сворачивая к знакомой с детства полянке, за которой, прячась среди густого, сплошь увитого плетями дикого огурца, кустарника журчала узкая, быстрая речушка - приток Дона. Привязанный на полянке бычок при моем появлении испугано дернулся, натянул цепь и уставился на меня большими черными глазами. Неуверенно шагнул навстречу и вопросительно замычал, опустив лобастую голову с едва наметившимися рожками.

- Нет, малыш, я не твоя хозяйка, - кисло улыбнулась я, на всякий случай обходя бычка по широкому кругу.

Облюбовав упавшее поперек русла дерево и вскарабкавшись по нему до середины речушки, я стащила кроссовки и опустила ноги в холодную, стремительно бегущую воду. "Вот простыну и умру от воспаления легких, назло всяким там митькам!" - мстительно подумала я и расплакалась от жалости к себе, от невозможности открыть тропу в Полевию и получить желаемое.

Ноги замерзли, в кожу впились тысячи ледяных иголочек, а легче не стало. Я сдалась. Тщательно стряхнув воду с онемевших от холода ступней, натянула носки, оставив кроссовки на потом, и, обняв руками колени, уставилась на свое отражение в воде.

- И чего они ко мне пристали с этим Митькой? Можно подумать, на свете нет других мужчин, - дрожа от холода, проворчала я.

Но другие мужчины на свете были, и этот факт не замедлил подтвердиться.

- Эй, Аленушка! Ты чего одна грустишь? Давай к нам! У нас тут винца немного найдется, а хошь - самогоночки плеснем, - вынырнув из кустов, позвал пьяный в стельку мужик и щербато улыбнулся.

- Не, спасибо, как-нибудь в следующий раз, - с опаской поглядывая на приближающегося представителя сильной половины человечества, поспешила отказаться я и, натянув кроссовки, бросилась прочь.

С детства знакомый лесок, принявший под свою сень местных любителей горячительных напитков, больше не был тем надежным убежищем, где можно было спрятаться от родителей, перевести дух и спокойно подумать.

Как выяснилось, поговорка "Мой дом - моя крепость" с некоторых пор тоже перестала относиться к дому моих родителей: стоило переступить порог, и я лоб в лоб столкнулась с Митькой. Я взвизгнула от неожиданности, Митька расплылся в улыбке и, пользуясь моей растерянностью, заключил в свои объятья. Правда, радовался он не долго, охнул и согнулся пополам, прижимая руки к причинному месту.

- Сссс уммма сссошлааа... - просипел Митька, глядя на меня глазами, полными боли и незаслуженной обиды.

- А нечего без спроса хватать, - зло процедила я и захлопнула перед Митькиным носом дверь, с удовольствием опробовав в деле защелку новой дверной ручки.

- Ксюша, ну чего ты дичишься? - обиженно бубнил Митька по ту сторону двери.

- Уйди, старушка, я в печали, - буркнула я, мечтая об одном - чтобы Митька провалился сквозь землю и раз и навсегда оставил меня в покое.

- Ксюш, я на танцы хотел тебя пригласить, - продолжал уламывать Митька, и не думая никуда проваливаться. - Пойдем сегодня вечером, а? Я не буду к тебе приставать, честное слово! Просто потанцуем и я провожу тебя домой. В конце концов, я тебя год не видел.

- Ничего, еще годик не увидишь - не много потеряешь, - усмехнулась я, с комфортом пересиживая осаду своей комнаты в уютном старом кресле.

Проснулся Нафаня, встопорщил спинной гребень, выказывая любопытство, и, смешно склонив голову набок, прислушался к горестным Митькиным причитаниям. Я улыбнулась дракончику и приложила палец к губам, чтобы не поднимал шума. Фанька и не думал шуметь, он просто хотел посидеть у меня на коленях. Я подхватила его на руки и нахмурилась, отметив, что Фанькина шкура как-то подозрительно потускнела, да и сам малыш все больше спит. "А вдруг он заболел? - осматривая дракончика, встревоженно думала я. - Или просто объелся, и все обойдется? Черт, ну почему в моей голове хранится куча совершенно мне не нужных боевых заклинаний вместо пособия по уходу за драконами?!"

Тем временем, Митька продолжал уговаривать меня сдаться без боя, то есть открыть дверь и выйти к нему. В конце концов, мне это порядком надоело, и раздраженно крикнув, что приду на танцы сама, а он, если хочет, пусть приходит прямо туда, я переключила все свое внимание на Фаньку. Митька помялся под дверью еще какое-то время, но, видя, что я не собираюсь к нему выходить, ушел.

Я с облегчением вздохнула, подхватила сонного Фаньку и подошла к двери. Прислушалась - за дверью было тихо. За нею никто не притаился, стараясь не дышать, и не поджидал меня. Я осторожно приоткрыла дверь, выглянула и, убедившись, что Митька и в самом деле ушел, пошла искать маму. Она обнаружилась на птичьем дворе, кур кормила.

- Ну, как вы поговорили? - вытряхнув из ковша остатки зерна, обернулась мама: в глазах притаилась легкая тревога и запоздалое раскаяние.

- Никак. Кто его вообще в дом впустил? - возмутилась я, выпуская взбодрившегося вдруг Фаньку на волю. Дракончик, обнаружив вокруг себя пернатое общество, немедленно отправился знакомиться с местными несушками, напрочь игнорируя встревожено квохчущего петуха. Я старалась не выпускать его из виду, опасаясь, как бы Фаньке не досталось от него на орехи.

- Я впустила, - призналась мама, - он тебя на танцы хотел пригласить.

- Мам, а кто ему вообще сказал, что я приехала? Отец? - мгновенно ощетинилась я.

- Да, - неохотно ответила мама. - Я ведь предупреждала тебя! Нравится ему Митька, отец спит и видит его своим зятем. Впрочем, мне тоже он нравится, хороший парень. Но решать, конечно, тебе.

- О боже, мама! Ну сколько можно! - раздраженно всплеснула я руками. - Я, конечно, все понимаю, но как насчет того, что бы и мне он нравился? Замуж-то мне выходить! И жить с ним мне, а не вам!

Пока мы с мамой выясняли отношения, дракончик, осторожно подступавший к дивной живности, уперся в широкую грудь петуха и удивленно уставился на внезапно возникшую преграду. Петух, агрессивно распушив перья, приподнял крылья в бойцовской стойке и, собираясь задать трепку непонятному зверю, пошел в атаку, подбадривая себя громким кудахтаньем. Фанька, не будь дурак, и сам расправил крылья, непостижимым образом став едва ли не больше петуха, вытянул шею и зашипел на соперника.

- Ой, они сейчас подерутся! - испуганно вскрикнула мама и бросилась разнимать драчунов.

Одним длинным прыжком я оказалась рядом с дракончиком, схватила его за хвост и вдруг упала на пятую точку, больно приложившись копчиком о твердую землю. В руках остался Фанькин хвост. Точнее, кусок шкурки, с влажным хлопком с него соскользнувший. Я озадаченно уставилась на свой трофей, потом - на своего питомца и, убедившись, что его хвост на месте и ярко сверкает на солнышке, с некоторым трудом поднялась.

- Так вот почему ты такой тихий! Ты линяешь! - облегченно рассмеялась я и, опустившись перед дракончиком на колени, внимательно его осмотрела. - Тебе не больно?

"Нет, - откликнулся Фанька, - чешется..."

- Чешется? Где? Покажи мне, - попросила я, присматриваясь к его шкурке.

"Все чешется", - пролепетал Фанька, ожесточенно почесывая бока когтистыми лапками.

Только сейчас я заметила длинные полосы, следы от когтей, вспоровшие старый слой шкуры. Там, внутри, между краями разрезов, отливая серебром, светилась новая яркая броня.

- Давай-ка я тебе помогу, - предложила я, приступая к делу. - Если будет больно - говори.

Дракончик безропотно подставил мне спину.

Мама, удивленно слушавшая мой монолог, подошла ближе.

- Вы бы в беседку шли, там тенек, а на солнце спечетесь, - предложила она и, помедлив, неуверенно предложила. - И в четыре руки, наверное, быстрее будет.

Спрятавшись в увитой виноградом беседке от по-летнему палящего солнца, мы посадили Фаньку между собой и очень осторожно стали сдирать старый омертвевший слой шкуры. Снималась она легко, большими лоскутами, изредка сопротивляясь нашим усилиям, но быстро сдавалась. Дело двигалось споро, и уже через час Фанька сверкал новой шкурой, как начищенный самовар.

- Какая красота! - восхищенно улыбнулась мама, рассматривая обновленного дракончика. - Блестит - ослепнуть можно.

"Ты золотых драконов не видела, - усмехнулась я про себя, вспоминая полет на золотых гигантах и ослепительный блеск их шкуры в закатных лучах полевского солнца. - И хорошо, что не видела - на всю жизнь заикой бы осталась".

- А ты говорила - холодный, скользкий! - шутливо передразнила я маму и засмеялась.

- Дочь, признаю, я была не права, довольна? - обиделась мама и, усмехнувшись, щелкнула меня по носу. - Ты на танцы-то пойдешь, или уже передумала?

Я мгновенно напряглась, вспомнив, что обещала Митьке придти, но ёлки, как же не хочется! А придется, иначе он снова завалится ко мне домой.

Для танцев я выбрала джинсы, короткий топ и блейзер на случай, если станет холодно. Мама, увидев, как я, прыгая на одной ноге, пытаюсь второй попасть в узкую штанину, возмутилась:

- Тебе что, кроме штанов одеть нечего? Надевай юбку, туфли на каблуках, а то не девушка, а пацанка какая-то!

- Мама, я не собираюсь ни перед кем красоваться. К тому же джинсы с низкой талией, а топ достаточно облегающий и короткий, так что фигуру будет видно более чем хорошо. Я б вообще в парандже пошла, если честно, - проворчала я в ответ.

Но мама и не думала сдаваться. Она упорно настаивала на юбке или платье и, обязательно, каблуках. Устав с нею препираться, я сдалась, махнув на все рукой. Будь что будет. Надену юбку, маме на радость, и пусть Митька пускает слюни умиления, что мне, жалко что ли?

Перед танцплощадкой меня уже ждали. Ленка, моя неизменная спутница по детским шалостям, на этот раз была с мужем. Женька, не жалующий подобные развлечения, с кислой миной привалился к решетке забора, потягивая пиво.

- Ксюха, если бы не ты, смотрел бы я сейчас футбол, а не гремел костями среди тинэйджеров, - ухмыльнулся он, целуя меня в подставленную щеку. - И когда ты уже замуж выйдешь? Мы б с твоим мужем на рыбалку съездили, пока вы с Ленкой нам кости перемываете.

- Обойдешься! - засмеялась я. - Ты сам-то давно тинэйджеров перерос? Так что танцуй, пока молодой, мальчик. А то футбол, рыбалка - тоже мне, развлечения!

- Что, съел? - усмехнулась Ленка, отвешивая мужу шутливый подзатыльник.

- Да вас разве переспоришь? Проще смириться и получить удовольствие, - посмеивался Женька.

Мою новую прическу Ленка обозвала через чур экстравагантной, зато похвалила наряд, признавшись, что уже и забыла, как я выгляжу в юбке. Мне же, приверженице спортивного стиля, было очень неуютно с голыми ногами. К тому же я неустойчиво стояла на каблуках и опасалась споткнуться или подвернуть ногу. О том, что бы спастись бегством не стоило и мечтать: на таких шпильках далеко не убежишь. Оставалось одно - пожелать себе ангельского терпения и стойко пережить все испытания сегодняшнего вечера, то-бишь Митькины домогательства.

Стоило о нем подумать, как он незамедлительно появился. Вынырнул из толчеи дискотеки и, увидев меня, расплылся в счастливой улыбке. Очевидно, мой внешний вид произвел на него неизгладимое впечатление: на полпути Митька вдруг застыл с отвисшей челюстью.

- Привет, ты выглядишь потрясающе! - восхищенно пробормотал он, беззастенчиво разглядывая мои голые до середины бедер ноги.

- И тебе привет. Спасибо, для тебя, блин, старалась, - смущенно выдавила я и спряталась за Ленку, спешно прикрываясь блейзером.

Лишенный возможности созерцать мои голые коленки, Митька оглянулся и, спохватившись, поздоровался с посмеивающимся Женькой и Ленкой.

- Пойдем, потанцуем? - предложил Митька, пытаясь выудить меня из-за Ленкиной спины.

- Спасибо, что-то не хочется, - уворачиваясь от его рук, мотнула я головой.

Ленка хихикнула, вырвала у меня блейзер и, хитро подмигнув, толкнула в Митькины объятия. В этот момент диджей как раз переключил музыку, и над площадкой поплыла романтическая мелодия. Митька увлек меня в толпу танцующих. Обнял за талию, скользнул руками ниже, но, получив возмущенный шлепок, оставил мой зад в покое.

- Послушай, Дмитрий, - сквозь зубы процедила я. - Мне, конечно, льстит, что из всех девушек ты выбрал меня, но есть одно маленькое "но", о котором ты должен знать.

- И что это? - касаясь губами моего уха, прошептал Митька.

- Я люблю другого. У меня есть парень, понимаешь?

Митька отстранился и обиженно уставился в мои глаза.

- Я тебе не верю, - с трудом выговорил он.

- Да на здоровье! - усмехнулась я. - Мне плевать, веришь ты мне или нет.

- Я тебе не верю! Ты просто хочешь отделаться от меня, вот и заливаешь о каком-то придуманном парне.

- Думай, что хочешь, - безразлично пожала плечами я.

- Хорошо, тогда почему ты приехала не с ним? Нет, подожди, я сам догадаюсь: он настолько занят, что не может бросить дела ради знакомства с твоими родителями, я прав? - зло выпалил Митька.

- Почти угадал, - саркастически улыбнулась я. - У него куча дел и сейчас нет времени для знакомства с моими родителями, а на днях - представляешь? - укатил из страны, и - ты не поверишь! - все по тем же делам!

- Ну да, на другую планету улетел, - усмехнулся Митька, ни капли мне не веря. Удрученно вздохнул и вдруг крепко, до боли обнял меня, горячо шепча. - Ксюша... Ну, что мне сделать, чтобы ты простила меня за ту дурацкую выходку на выпускном? Я люблю тебя! Люблю еще со школы и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Я дернулась, пытаясь высвободиться из его объятий, но тут же замерла, позабыв обо всем на свете. Пахнуло лесной свежестью и медом. Сердце зачастило, отбивая бешеный ритм, и в унисон ему отозвалась жаркой пульсацией моя магия. Потекла вперед, окрашиваясь в ослепительно белый цвет, все дальше и дальше, стремясь куда-то к звездному горизонту. Беззвучное "Откуда?.." утонуло в таком же беззвучном зове, отозвавшимся сладкой болью во всем теле. Я смотрела на Митьку, видела его губы, шепчущие слова любви, но слышала не его. Я слышала Леля. Это казалось невозможным, вот только рвущаяся за горизонт сила, та ее часть, что принадлежала Лелю, не ошибалась. Она тянулась и тянулась вперед, подобно нити из кудели, пока не коснулась чужой магии...

Кажется, я упала в обморок и пришла в себя уже за пределами танцплощадки. Митька, бережно поддерживая меня за плечи, встревоженно всматривался мне в лицо. Рядом суетилась перепуганная Ленка, обмахивая меня платочком, Женька держал наготове бутылку с водой.

- Что случилось? - пролепетала я, делая попытку выбраться из Митькиных рук.

- В обморок ты упала, вот что. Да лежи, не вставай! - Ленка в сердцах махнула на меня рукой. - Напугала нас, ужас! Ты что, отравилась? Или заболела?

- Кажется, нет, - прислушалась я к своему организму.

- Может, ты беременна? - нервно хохотнул Женька и осекся, напоровшись на гневный взгляд Митьки.

- Почему сразу беременна? - смутилась я, выбираясь из Митькиных рук. - Долго я провалялась?

- Не очень, - поспешила меня уверить Ленка. - Минут десять, не больше.

- Что?! - поразилась я и поморщилась, пытаясь справиться с дурнотой.

- Я так понимаю, вечер на этом заканчивается, - усмехнулся Женька, довольный тем, что больше не надо изображать радость от посещения дискотеки.

- Да какое теперь веселье, - хмуро проворчала Ленка, - Мить, тебе можно доверить мою подругу? Доведешь до дома в целости и сохранности?

- И, желательно, в неприкосновенности, - высказала свое пожелание я, пытаясь устоять на подгибающихся ногах.

- Ну, последнего обещать не могу, - усмехнулся в мою сторону Митька, - а все остальное гарантирую.

- В таком случае, мне лучше пойти одной, - попятившись, заявила я.

- И не надейся, - засмеялся Женька, подталкивая меня в Митькины руки.

Глядя на мои попытки вывернуться и улизнуть, Ленка неодобрительно покачала головой и строго погрозила мне пальцем, мол, не дури. Пришлось смириться с Митькиным обществом, тем более, выбора у меня все равно не оставалось: Митька вцепился в меня как клещ, всем своим видом давая понять, что не отпустит, пока не сдаст с рук на руки родителям, и всю дорогу до дома старательно поддерживал под локоть, следя, чтобы я не споткнулась в темноте о коварный камень или не подвернула лодыжку, наступив в невидимую ямку. В общем, вел себя как истинный джентльмен, и я расслабилась, понадеявшись, что он не станет задерживать меня у ворот и отпустит баиньки, оставив свои прилипания на более благоприятное время. В самом деле, разве может джентльмен быть настолько бессердечным к даме сердца, чтобы мучить ее поцелуями и объятиями, когда та едва оправилась от обморока? Благородной леди, то бишь мне, дурно, неужели не видно?

Но моим надеждам на Митькино благородство не суждено было сбыться. Он не собирался отпускать меня сразу, облапил, крепко прижав к себе - ни вывернуться, ни просто рукой шевельнуть, и полез с поцелуями. Потрясенная таким вероломством, я не сразу вспомнила, что на мне каблуки - коварный, зато верный способ отбить у Митьки желание целоваться. Впрочем, можно было бы воспользоваться и не менее действенным приемом - коленом в пах, но я выбрала третий вариант.

- Ох... - обвиснув в Митькиных руках, простонала я и закатила глаза.

- Что? - мгновенно встревожился Митька.

- Голова кружится... Тошнит... - цепляясь за его плечи, пробормотала я, старательно изображая умирающего лебедя.

- Тошнит? Может ты и правда отравилась? - заботливо поддерживая меня за плечи, обеспокоенно спросил Митька.

- Не знаю... Наверное, пирожком на вокзале. Ой, меня сейчас вырвет! - вскрикнула я, выворачиваясь из Митькиных рук и прижимая ко рту ладонь.

Митька отпрянул в сторону, а я, мгновенно ожив, юркнула в калитку и заперла ее на засов.

- Ксюш? - донесся из-за ворот раздраженный Митькин голос. - Для меня ведь перемахнуть эти ворота - раз плюнуть.

- Валяй, прыгай, - равнодушно отозвалась я. - Только имей в виду, тут мама грабли забыла, как бы ты на них не напоролся.

С той стороны раздалось сердитое сопение.

- Ладно уж, завтра продолжим, - недовольно проворчал Митька.

- Продолжим что? - усмехнулась я.

- Наше общение, - буркнул он.

- О как! Теперь это так называется? Спокойной ночи, жених, - насмешливо попрощалась я и направилась к дому.

- Так я завтра зайду! - окликнул меня Митька, заглядывая во двор поверх ворот.

- Угу, конечно-конечно, заходи, - проворчала я себе под нос, опускаясь на ступеньки: лунная ночь очень располагала подумать. Внезапное пробуждение моей силы, чужая магия, обморок - было над чем поразмыслить.

Митька, недовольно бурча себе под нос, ушел, и я, наконец-то, смогла сосредоточиться на себе. Моя сила, сияя не привычным золотистым светом, а ослепительно-белым - цветом дара Леля, все так же мягко пульсировала в унисон сердцу, но проявлять себя никак не желал. Сила по-прежнему спала... Или бдительно дремала?! И, почувствовав чужую магию, ненадолго проснулась? Зачем? Свидетелем чего я сегодня была? И почему за всей этой мистикой мне чудится Лель?

"Лель не маг, - хмурясь, размышляла я. - Во мне часть его силы, но он не маг. Я бы это поняла еще в Полевии. Тогда что это было?"

Я снова потянулась к своей магии. Тщетно, она окончательно успокоилась, лишь тоненькая ниточка все тянулась и тянулась куда-то ввысь, к звездам, такая хрупкая и невесомая, что, казалось, хватило бы легчайшего дуновения ветерка ее разорвать. И я ждала, когда же она оборвется, ждала, обмирая от предчувствия чего-то волшебного, а ниточка все не рвалась. Вибрировала, наполняя мою душу то глухой тоской и болью, то изумлением, то недоверием и, наконец, ликованием... Словно я, наконец, нашла то, что уже отчаялась отыскать. Уверилась в чем-то и убедила всех вокруг в своей правоте. Выиграла шахматную партию. Или войну.

- Кажется, я схожу с ума, - пробормотала я, поднимаясь с холодных ступеней.

Прокравшись в темный дом, я тихонько скользнула к себе в комнату, зажгла настольную лампу и уставилась на свое отражение в зеркале. Глаза сияли ликованием, словно я и в самом деле выиграла как минимум шахматную партию. Душу наполняла светлая радость непонятно с чем связанная. Я глупо улыбнулась своему отражению, взъерошила волосы и хихикнула, глядя как они упрямо завиваются в упругие кудряшки.

Темный дом наполняла сонная тишина: тихонько сопел во сне Фанька, из родительской спальни раздавались редкие всхрапы отца, шуршали где-то на чердаке мыши. Над станицей плыла полная луна, заглядывала в окна, серебрила юную листву садов, порождая дрожащие тени в кустах смородины и зарослях малины, где заливались трелями соловьи. Изредка ночной покой нарушали взрывы смеха гуляющей молодежи да брех собак. В открытую форточку тянуло прохладой, напоенной ароматами сочной зелени и ночной фиалки. Подмигнув своему отражению, я расстегнула юбку, позволив шелковистой ткани соскользнуть на пол, сняла блузку и, оставшись в белье, внимательно осмотрела свою худую, поджарую фигуру.

"И чего он во мне нашел? - ворчливо размышляла я, имея в виду Митьку. - Худющая, как пересушенная вобла, красотой не блещу. Груди и той нет. Характерец тоже... не сахар. И хозяйка из меня, как из козла дойная корова - яйца сварить не сумею. И женился бы себе на умнице и красавице, так нет же, ему меня подавай!"

Негодующе передернув плечами, я натянула пижаму и побрела к дивану, но остановилась посреди комнаты, прислушиваясь к тишине.

Воздух звенел, словно бы звездам, вдохновленным очарованием весенней ночи, вдруг вздумалось спеть колыбельную притихшей земле. Тонкий перелив ксилофона, подхваченный многоголосым эхом, то таял вдали, то возвращался, снова набирая силу - этакий нежный перезвон хрустальных колокольчиков на грани человеческого слуха. Я на цыпочках подкралась к окну, сдвинула занавеску и посмотрела в звездное небо. Луна - истинная королева ночи, величаво плыла по небу, щедро разливая серебро. Звезды, на мой взгляд, вели себя, как и положено приличным звездам, то есть висели на своих местах и никаких звуков не издавали. Задернув занавеску, я удивленно пожала плечами и легла спать.

Пробуждение было резким. Казалось, некая сила приподняла меня над кроватью и грубо швырнула обратно. Тело била мелкая противная дрожь, бешено колотилось сердце, грозя вырваться из груди, в висках горячими молоточками стучала кровь. Кое-как поднявшись с постели, я прокралась к окну и, отдернув занавеску, снова выглянула во двор. Ничего. И никого. Все так же сияла полная луна, перемигивались звезды да заливались звонкими трелями соловьи. Я уже собиралась вернуться в постель, когда почувствовала разливающееся от сердца тепло: магия снова пробудилась, но отчего?

"Что, черт возьми, происходит? На что она так реагирует?" - задергивая штору, подумала я и мимолетно взглянула на часы. Судя по минутной стрелке, мой сон длился не больше пяти минут. Странно, но не это сейчас было главным: моя магия неспешно растекалась по телу. В темноте, как недавно в купе, засветилась кожа, на пальцах затрепетали бледные лепестки пламени, а магия все текла, медленно, осторожно, охватывая сантиметр за сантиметром всю комнату, будто что-то искала. И нашла. Я удивленно охнула, когда моя сила вдруг "наткнулась" на слабенький энергетический поток - один из многих, пронизывающих пространство. "Это что же, собственная магия матушки Земли?" - изумилась я и, спохватившись, попыталась подпитаться от открывшегося источника. Сделать это оказалось не так-то просто: казалось, будто я оседлала норовистую лошадь, не желающую подчиняться дерзкому всаднику. Я торопилась, опасаясь, что дар снова уснет, и отчаянно, изо всех сил пыталась направить свою силу к вожделенному источнику.

Все-таки я не успела. Снова тонко зазвенел воздух, словно легкий сквознячок коснулся хрустальных колокольчиков. Я вздрогнула, услышав мелодичный перезвон, потеряла концентрацию и почувствовала, как напряглись, на мгновение сменив направление течения, энергетические потоки. В следующий миг все успокоилось, в том числе и моя магия, отхлынувшая обратно к сердцу. Исчезли, втянувшись в пальцы, крохотные огоньки, сияние угасло - мой дар вновь задремал.

Какое-то время я озадаченно прислушивалась к миру, пыталась уловить движение энергетических потоков, но тщетно. Магическая оболочка Земли успела успокоиться. В окно заглядывала самая обыкновенная ночь - все как всегда, будто и не было ничего. Я вздохнула, удрученная неудачей, и поплелась обратно в кровать, ломая голову над тем, на что же все-таки так живо реагирует мой дар. Ничего вразумительного в голову не приходило. Напрасно я крутилась под одеялом, пытаясь разобраться в произошедшем - только сильнее запутывалась.

Мне снова снилась зима. Яростные порывы ветра кружили крупные хлопья снега в безумном ледяном вальсе, швыряли их в побелевшее от холода мужское лицо. Бороду и усы незнакомца украшала бахрома мелких сосулек, губы посинели и потрескались. Пригнувшись и тяжело дыша, мужчина продирался сквозь пургу, изо рта вырывались облачка пара. Наконец, он остановился и выпрямился. Было в нем что-то неуловимо знакомое, словно мы уже однажды встречались, но где и когда? Я не могла вспомнить.

Серые глаза заглянули, казалось, прямо мне в душу.

- Когда-то я помог тебе, Странница. Теперь я сам нуждаюсь в помощи. Помоги мне...

Мужчина пытался сказать что-то еще, но рев урагана заглушил его слова. Снег пошел сплошной стеной, скрыв в белом мареве зябко потирающую плечи фигуру...

Утро снова началось с испуганного вопля, на этот раз маминого. Подскочив от страха чуть ли не до потолка, я скатилась с кровати, бросилась в спальню родителей и расхохоталась, обнаружив в маминой постели Фаньку. Как оказалось, оживший после линьки дракончик из любопытства забрел в родительскую спальню и, забравшись маме на грудь, стал обнюхивать ее лицо. Естественно, проснувшаяся мама испугалась до полусмерти, увидев прямо перед собой чешуйчатую морду.

Утро выдалось веселым. Все еще хихикая, я вернулась в постель, решив еще немного понежиться. Как плюшевого медвежонка прижала к себе Фаньку, ласково поглаживая его обновленную сверкающую шкурку. Мама гремела посудой, готовя завтрак, и ворчала на излишне любопытных рептилий. Посмеивался, допивая чай, отец. Все хорошо.

Ну, или почти все: явился, как и обещал, Митька, то есть приперся ни свет, ни заря. На стук вышел отец, и с довольной улыбкой велел мне выйти во двор. Понимая, что он не отстанет, я с судорожным вздохом вылезла из постели и, под аккомпанемент отцовских комментариев, что пора бы уже взяться за ум и не бегать от своего счастья, поплелась к двери.

Сомнительное "счастье", то-бишь Митька, переминалось с ноги на ногу у крыльца, терпеливо дожидаясь своего получателя, то есть меня.

- Ты почему не в полях, помощник фермера? - хмуро спросила я, игнорируя радостную Митькину улыбку.

- Так ведь воскресенье, выходной, - удивился он, приближаясь.

- В самом деле? А как же горячая пора, то-бишь посевная? - увернувшись от его губ, усмехнулась я.

- Да все уже посеяли, ты что! - засмеялся Митька. - Я хотел тебя в степь за красными тюльпанами свозить, пока все не ободрали.

- А они еще цветут? - удивилась я.

- Спрашиваешь! Цветут, сезон только начался. Ну, так что, поедешь? - хитро улыбнулся он.

Я нахмурилась, размышляя. Предложение было заманчивым, но оказаться в степи один на один с перевозбужденным Митькой...

- Знаешь, нет, - мотнув головой, отказалась я. - Как-нибудь в следующий раз.

- Почему? - огорчилось "счастье", прожигая меня обиженным взглядом.

- Потому! - раздраженно буркнула я, пытаясь сообразить, как от него отделаться. - Плохо себя чувствую. Наверное, в самом деле отравилась пирожком.

- А на вид не скажешь, ты очень хорошо выглядишь, - улыбнулся Митька и озадаченно уставился на пижаму, в которой я опрометчиво вышла. - Это ведь мужская пижама.

- Ну и что? Главное, что удобно, - фыркнула я и, сложив руки на груди, с вызовом посмотрела в Митькины глаза. - Ну, вот люблю я мужские пижамы, и что теперь, не носить?

- Да нет, просто тебе больше кружевная рубашка пошла бы, - ляпнул Митька.

- Это мне решать, в чем спать, - начав злиться, парировала я.

- Пока да, тебе. Но, я надеюсь, недолго, - усмехнулся Митька.

- Не надейся, - огрызнулась я и захлопнула перед Митькиным носом дверь.

Ворча себе под нос о слишком самонадеянных нахалах и стараясь не смотреть в папины мечущие молнии глаза, я вернулась в постель. "Вот сам и выходи за Митьку замуж, раз он тебе так нравится, а я - спать. В конце концов, я в отпуске или где?" - посмеиваясь про себя, размышляла я и, обняв подушку, задремала.

Счастье было недолгим. На этот раз меня разбудил Фанька. Дракончик настойчиво стягивал с меня одеяло, я отбрыкивалась и тянула его на себя. Видя, что такой способ побудки на меня не действует, Фанька забрался мне на грудь и, обхватив лапками лицо, ткнулся носом мне в нос.

"Вставай!" - настойчиво прозвучало в голове.

- Ммм... Фаня, что случилось? - морщась, как от головной боли, сонно пробормотала я.

"Вставай", - без всяких объяснений раздалось в ответ.

- Ксения, хватит дрыхнуть. Вставай, этак ты все на свете проспишь, - входя в комнату, невольно подхватила мама. - Вон и Фанька со мною согласен, правда, малыш? Вставай, блинчики стынут.

- Сейчас, я так плохо спала, - зевнула я и потянулась, едва не сбросив на пол дракончика.

- С чего бы? - удивилась мама, в последний момент поймав балансирующего на краю дивана Фаньку. - Не так уж долго вы и гуляли, я слышала, как ты вошла.

Я настороженно уставилась на нее - а ну как опять начнет читать морали?! - но мама честно держала слово, и ничем не выдала своего недовольства и огорчения.

- А больше ты ничего не слышала? - приободрившись, осторожно поинтересовалась я и, глядя в мамины непонимающие глаза, пояснила. - Ну, например, тихий звон, как будто хрустальные колокольчики звенят?

Мамины брови удивленно поползли вверх, губы задрожали от сдерживаемого смеха. Казалось, еще немного и она покрутит пальцем у виска.

- Звон? Ты что, перебрала вчера?

- Почему сразу - перебрала? - возмутилась я, выбираясь из-под одеяла. - И я не пью, ты же знаешь. Ладно, проехали. Будем считать, что мне от усталости показалось.

Мама пожала плечами, мол, может и так, и скрылась в кухне.

Пока я, урча от удовольствия, уплетала блинчики, мама вышла во двор выгуливать заскучавшего Фаньку. Оставшись в одиночестве, я задумчиво отложила выпачканный сметаной блинчик. Прислушалась к мягкой пульсации магии, отметив, что странная ниточка так и не оборвалась. Стоило на ней сосредоточиться, как душу наполнила упрямая решимость идти вперед до конца и без победы не возвращаться. Я удивленно моргнула: куда идти до конца? И без победы над кем или чем не возвращаться? Откуда вообще взялись эти мысли, чем навеяны?

- Наверное, я и в самом деле схожу с ума, - тряхнув головой, удрученно пробормотала я. - Но ведь я что-то почувствовала! Чью-то магию, и на нее откликнулся мой дар! И эта странная паутинка... Что она такое?

Хлебнув остывающий кофе, я покосилась на надкушенный, истекающий сметаной и вареньем, блинчик. Куснула его раз, другой и, подскочив от резкого звука хлопнувшей двери, уронила в миску со сметаной.

В кухню не просто вошла, а буквально вбежала взволнованная мама.

- Мам, ты чего? - не на шутку испугалась я, глядя в раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо. - Где Фанька?

- В беседке мух ловит... - замахала на меня руками мама, прося не перебивать, и тяжело опустилась на стул. - Там какой-то викинг приехал, на лошади... Тебя спрашивает.

- Кто-кто? Какой еще викинг, мам? - нервно хохотнула я, подавая ей стакан с водой.

- Высокий, - переведя дух, сосредоточилась на описании загадочного викинга мама. - Волосы длинные, в хвост забраны. Одет странно: куртка кожаная, сапоги выше колен и на шнуровке. И приехал на лошади, мышастая такая, в яблоках.

Я удивленно вскинула бровь: высокий и странно одет? И только поэтому похож на викинга? Что за странное сравнение...

- Дочь, кто он такой? - с жадным любопытством спросила мама и хитро мне подмигнула. - Славный... Только патлы эти длинные все портят. Так кто он?

- Понятия не имею, - недоуменно пожала я плечами. - Не знаю я никаких ви...

В следующий миг я опрометью бросилась на улицу. Попыталась с разбегу попасть ногами в шлепки - не попала и, путаясь в штанинах пижамы, рванулась к воротам как была босиком. Рывком распахнула калитку, выбежала на улицу и остановилась, боясь поверить своим глазам: за воротами нетерпеливо переминался с ноги на ногу серый в яблоках жеребец, отмахиваясь от мух пышным хвостом. Хозяина нигде видно не было.

- Радко, - восторженно выдохнула я и, обняв коня за шею, прижалась щекой к его морде. - Где твой хозяин, славная коняшка? Как ты тут оказался?

Глаза закрыли чьи-то большие ладони. Пахнуло сладкой горечью меда и терпкой свежестью леса. Ноги подкосились от внезапного счастья, но сильные руки не позволили мне упасть, удержали.

- Лель... - обернулась я и тут же утонула в васильковой синеве любимых глаз.

_____________________

* Ксения имеет в виду ящериц семейства агамы Draco volans