Жизнь Савушкина текла томительно и безрадостно. Предательство жены оставило незаживающую рану, а мечта о детях так и не сбылась. И вот, в один ничем не примечательный день, в конце сентября, в его почтовом ящике обнаружилось письмо от незнакомца, отбывающего срок в колонии строгого режима. Савушкин с удивлением просмотрел это послание, написанное мелким, убористым почерком обычной синей пастой, надел очки и принялся читать от первой строчки до последней.
Здравствуй, земляк!
Обращаюсь к вам с просьбой. Над вами живёт Алёна Ивановна, моя родная тётя. Ей уже за восемьдесят. Когда я в последний раз её видел, она жаловалась на здоровье и ухудшение памяти. Не стану скрывать, я сейчас нахожусь в местах не столь отдалённых, где уже сейчас морозы под тридцать градусов. Вернусь только через семь лет и, выйдя на волю, буду испытывать немалые трудности, оставшись без кола и двора в довольно зрелом возрасте. Так уж сложилось, что после развода с женой, я жил на съёмной квартире. И при том являюсь единственным родственником моей тёти Алёны. Я мог бы получить в наследство её квартиру, чему она не против. Но вот завещание по ряду причин так и не оформила, что усложняет получение наследства. Очень прошу вас, зайти к Алёне Ивановне и упросите её оформить наследование квартиры по всем юридическим законам. Возможно, ей это сделать будет очень непросто. Пригласите, пожалуйста, адвоката на дом и проконтролируете процесс. А то сейчас жуликов...
Все расходы обещаю оплатить. А живёт моя тётя над вами, да вы её, наверно, знаете. И вас я видел несколько раз, когда навещал её. Вы произвели на меня впечатление честного, порядочного человека.
"Мерси за похвалу", - заочно поблагодарил Савушкин. Он пытался припомнить автора письма, но отчётливо не смог. Соседку, конечно, знал. Смущала личность Попова. Ишь как: семь лет ещё сидеть. А уже и сколько-то отсидел. Такой срок только за тяжкие преступления дают. Вот свяжись с уголовником, потом сам рад не будешь. Но успокаивал тот факт, что письмо написано грамотно, человеком явно образованным, и (да что уж там таить) в чём-то с похожей судьбой. Никто его не ждёт, нет ни кола, ни двора. А от тюрьмы да сумы русская народная мудрость рекомендует не зарекаться. В общем, Савушкин решил навестить соседку.
Алена Ивановна, маленькая, сухонькая старушка, встретила приветливо. Хотя и не признала, сразу пригласила в комнату. Первая мысль о ней: "Такую - хоть кто может облапошить". Савушкин подсказал, кто он, и осторожно спросил: есть ли у неё племянник. Да, она помнила племянника Митю и отозвалась о нём с теплотой, называя заботливым и добрым, сокрушалась о его несчастной судьбе.
- Я не верю, что он в чём-то провинился, - высказалась она. - Его оклеветали.
- Вы переписываетесь с ним?
- Да, но редко. У меня руки дрожат, и голова от напряжения болит.
- А вы в курсе его желания? Он просит оформить завещание на вашу квартиру.
- Я не против. Кроме Мити у меня родственников не осталось, всех пережила.
Всё с письмом совпало.
Алёна Ивановна поднялась и поковыляла на кухню, чтобы угостить гостя чаем. Он заметил, что ходит она с трудом, а когда ставила на плиту чайник, руки её действительно дрожали.
- Давайте я сам, - предложил, сам приготовил и разлил по чашкам.
Сахарница была пуста. Она заволновалась и посетовала, что забыла прикупить.
- Да не беспокойтесь, я чай пью без сахара, - успокоил он старушку.
Таким образом, Савушкин убедился в слабости её здоровья и заключил, что просьба осуждённого не содержит в себе ничего злонамеренного. И всё сделал так, как Попов просил: пригласил нотариуса и далее, как полагается. Даже не счёл за труд написать на обратный номерной адрес, депешу с отчётом.
Спустя месяц Савушкин получил от Попова ещё одно письмо, на этот раз откровенное, избежавшее тюремной цензуры. Оно было вложено в самодельный конверт, а тот - в обычный, с почтовыми штемпелями, но без обратного адреса. В этом втором послании Попов поблагодарил за оказанную помощь и сообщил нечто интригующее:
"Хочу вам сообщить то, что не мог в первом письме. Я ни в чём не виноват. Меня обвинили в убийстве моего друга и похищении денег. Но когда я приехал в офис и вошёл в кабинет, он уже был мёртв, а сейф раскрыт и пуст. Ну да, я по своей неопытности порядком наследил. Мы с убитым являлись друзьями, и тайн между нами не было. В сейфе лежали деньги - довольно значительная сумма, но более значительная хранилась отдельно, в тайнике. Мы хотели пустить эти деньги на расширение бизнеса. Позже, ночью, я проник в опечатанную комнату, взял пакет из тайника. Оперативники каким-то образом продолжали осуществлять контроль за офисом, ибо меня стали преследовать, только потеряли на выезде из города. В запасе было всего несколько минут, и я избавился от пакета, припрятав в первом же подходящем месте.
Сейчас понимаю, что вёл себя крайне необдуманно и этим усугубил своё положение. На меня повесили преднамеренное убийство с грабежом. Однако о спрятанном пакете я умолчал, надеясь воспользоваться после освобождения. Тем более, что это честные деньги. Но теперь опасаюсь: из-за ремонтных работ на теплотрассе пакет может быть уничтожен или попасть в чужие руки. Прямо указать место тайника даже сейчас остерегаюсь - кругом глаза и уши. Не могу полагаться и на доставщика сего письма, отсидевшего свой срок. Но я дам подсказку, понятную лишь тому, кто читал моё первое письмо, то есть вам.
Для этого выпишите все числа и цифры из моего первого письма, всего их было четыре, проделайте с ними простейшие арифметические операции, затем из результата вычтите 22. Что получится подскажет вам, где я спрятал пакет. Уточню: именно в том месте, где начинается указанный этим числом объект. Сообщу и направление, по которому я двигался. Там въезд в город с так называемыми "Царскими Воротами".
PS. Надеюсь на вас. Разумеется, ваши старания будут оплачены. Третья часть суммы вас устроит? Остальное сохраните до моего освобождения. Надеюсь, что откинусь раньше. Не сочтите за труд черкнуть мне пару строк по обычной почте. В случае успеха, воспользуйтесь какой-нибудь тривиальной фразой. Пусть будет: "Тётушка Алёна жива и здорова".
И всё это мелким, убористым почерком, вполне грамотно и литературно, за исключением нескольких жаргонных словечек. Савушкин задумался. Почему б не оказать ещё одну услугу невинно осуждённому человеку, то есть вернуть ему честно заработанные деньги. Но всё ли так, как уверяет Попов? Вдруг окажется, что он вовсе не невинный, и деньги отнюдь не честные. Свяжись вот, и сам в капкан попадёшь... Хотя что-то подсказывало Савушкину, что Дмитрий Попов, вовсе не вор и убийца. Может, довольно искренний стиль письма повлиял или отзывы милой старушки о племяннике...
Савушкин, ещё не приняв окончательного решения, стал регулярно заходить к соседке, справляться о здоровье, оказывал мелкие услуги и - всё больше выведывал сведений о "Мите". Все были в положительном смысле.
Просьба из второго письма будоражило сознание и с этим надо было что-то делать. А вдруг и вправду деньги честные? А вдруг и вправду человека засудили ни за что? Почему б не посодействовать несчастному. Тем паче, вознаграждение не помешает. Было на что потратить. Даже размечтался купить современное авто. Была у него старенькая "Лада", не машина, а экспонат для музея. Она, будто живой человек, отличалась строптивым характером. Заводилось, когда ей хотелось. А тратить деньги на ремонт - дело пустое.
Савушкин пока ничего не предпринимал, и в тоже время невольно пытался решить головоломку, которую предложил Попов. О каких четырёх числах он толковал? Что-то не запомнилось ни одно.
Наконец, нетерпение разрешить задачу допекло, как нестерпимый зуд. Благо, первое письмо сохранилось. Савушкин сунул его в толстую книгу на полке, в какой-то детективный роман, который так и не осилил. С нетерпением перечитал. И опять, навскидку, ничего не обнаружил. Пришлось поднапрячься всерьёз, включать аналитику.
Ага, вот и первое число: "Моей тёте уже за восемьдесят". Сколько за восемьдесят? Точно не указал, но можно спросить у самой старушки. Он ещё раз наведался к Алёне Ивановне, купил заодно килограмм сахару для чая и узнал, что ей восемьдесят три года.
"Сидеть мне ещё семь лет", - сыскал и второе число. Тут чётко, уточнять не надо.
А вот ещё: "У нас уже стоят тридцатиградусные морозы". Стало быть, набралось три числа. Но какое четвёртое? Что подразумевал Попов? Савушкин читал и перечитывал и не мог отыскать. Даже стал раздражаться.
Всё оказалось проще простого. Обмозговывая каждое предложение, он застрял вот на этом: "оформить в наследство квартиру". А номер квартиры Алины Ивановны ему известен - сорок третья. Навязло в зубах, пока оформляли. Стало быть, вот они, эти четыре числа в порядке следования:
83, 7, 30, 63. Почёсывая затылок, уставился на выписанные числа. Но что дальше? . Что с этими числами делать? Есть, есть указание и на этот счёт: "Проделайте с ними простейшие арифметические действия, а от результата отнимите 22".
Стало быть, надо все числа сложить, затем от суммы отнять двадцать два, и в итоге получится число, которое подскажет, где искать заначку.
Савушкин проделал предполагаемые операции. В итоге, получил 161. И что? Пока это число ему ни о чём не говорило. Ну, ясно, на него и следовало ориентироваться при дальнейших поисках. Что ж, тогда следующую подсказку надо искать в той фразе, где Попов предостерегал о ремонтных работах на теплотрассе. Видимо, опасаясь преследования и в условиях дефицита времени он спрятал пакет в теплотрассе. Тогда 161 может означать номер дома на улице, по которой Попов удирал от преследования.
Номер довольно большой, значит, где-то на окраине. Ну да, в центре-то с давно развитой инфраструктурой наружными теплотрассами не пользуются. Ещё бы и улицу указал. Да, собственно, и указал: "поехал в сторону Царских Ворот". Надо бы справиться у старожилов...
Савушкин тотчас вспомнил про Алёну Ивановну и, не откладывая, зашёл к ней. Интересно, что старушка, не помнящая что делала пять минут назад, прекрасно хранила в памяти давние годы, свою молодость и даже детство. И была очень рада, что с ней общаются. Знала и про Царские ворота. Да, были такие - на западном въезде в город. Их соорудили, ожидая приезда царя, кого-то из Александров. Может, то была легенда, можно выведать у краеведов. Но это Савушкину было ни к чему; насчёт улицы он выяснил. Улица Советская, проходящая через весь город.
Но не сразу решил пуститься во все тяжкие. Удерживали сомнения, и даже возникла мысль пойти в полицию. Вместо того он пошёл в гараж и загадал: "Если моя лайба заведётся, так и быть, съезжу на Советскую."
И ведь завелась, чтоб ей ни дна ни покрышки. Сподвигнула на приключения!
Был уже поздний вечер. По Советской поехал к западной окраине, поглядывая в боковое окно машины. Дома с нечётными номерами как раз располагались с его водительской стороны. Вскоре увидел и теплотрассу - сооружение, конечно, временное, но, как у нас водится, долгосрочное. Сбавил скорость, и наконец, остановился у пятиэтажки под номером 161, напротив того места где, следуя подсказке, "начинается объект".
Смеркалось, вокруг никого. Теплотрасса - деревянный короб вдоль дороги, в котором покоились укутанные в минеральную вату трубы. Надел рабочие рукавицы, прихватил из багажника монтировку. На стыке, что понятно и без подсказки, отодрал пару досок, и запустил туда руки. Долго шарил - ни-че-го не обнаружил. Полное разочарование!..
Когда ехал домой, нещадно бранил себя за то, что подался искушению, будто безусый юнец кинулся искать клад или, точнее сказать, заначку. Наплевать и растереть. Забыть навсегда.
Но спустя пару дней произошло событие, которое его не на шутку встревожило и возвратило на прежние стёжки-дорожки. Когда он был на работе (а работал мелким клерком, почти без перспектив на повышение) - в квартире, с письменного стола, пропали оба письма. Вот поленился же спрятать или, ещё лучше, уничтожить. Кто-то кроме него заинтересовался "заначкой"? И теперь собирает сведения, идёт по его стопам. Скорее всего, это доставщик второго письма, вышедший на свободу. Вполне может быть: не удержался и прочитал "маляву", адресованную ему, Савушкину. Да ещё и привлёк на помощь кого-то из своей братвы. Ну, началось! Ой, не хотелось связываться с уголовщиной; эти "джентльмены удачи" на всё горазды. Даже могут, если будет путаться под ногами, пришить и закопать.
Обеспокоившись, Савушкин проверил замок входной двери, но никаких повреждений не обнаружил. Впрочем, замок простой и всего один, такой, наверно, эти "спецы" женской шпилькой могут открыть. И второй, как у всех, бронированной двери нет. В квартире стандартная мебель, телик, холодильник и - никаких драгоценностей.
Однако вместо того, чтобы смириться с произошедшим и в прежнем размеренном ритме продолжить свою скучную, но безопасную жизнь, Савушкин взбунтовался. Взыграло что-то неуправляемое, неподвластное ему. Кража писем с очевидностью доказала, что "заначка" существует. Но почему не обнаружил? Ответ один: неверно рассчитал. Надо разобраться и внести поправки. Писем не нужно, он уже помнил их содержание наизусть.
Им овладела вычислительная мания. Он и так, и эдак жонглировал известными числами. Перебрал, в который уже раз, и застрял, припомнив те строчки, где Попов жаловался на погоду: у них там морозы в тридцать градусов.
—30! Вот где собака порылась. Это число надо использовать со знаком минус. Да, да! Помнится, Попов не предписывал сложить все числа, а "проделать с ними простейшие арифметические операции". Вычитание тоже относится к простейшим. Не корни же извлекать, не в степень возводить.
Догадка пришла в голову, когда он принимал ванну, и вдруг, неизвестно по какой причине, горячая вода перестала течь. "Эврика!" - вскричал, подобно Архимеду. Тут же, в уме, произвёл вычисления. На этот раз в итоге получилось 101 - значит, где-то ближе к началу теплотрассы.
Близилась ночь, но ему не терпелось проверить правильность последнего расчёта. Все опасения были напрочь отброшены. Направился в гараж. Но проклятая лайба на сей раз не заводилась, словно стала живым существом и не желала, чтобы хозяин участвовал в сомнительной операции. Тогда он положил в дорожную сумку монтировку, рукавицы и отправился пешком.
Далеко за полночь, продрогший и нервный, добрался до нужного места. Отодрал пару досок, нетерпеливо запустил руку, пошарил там и сям...
- А, попался, сукин сын! - раздался грубый окрик за спиной.
Охранник промзоны, вооружённый, хмурый, и явно не настроенный на разговоры. Сопротивляться было бессмысленно. Цербер, не церемонясь, пнул Савушкина под колено, заломил руку и поволок в полицейский участок.
Дежурный офицер, с манерами ястреба, долго и придирчиво изучал задержанного, сканируя с головы до пят. Затем принялся составлять протокол, забрасывая вопросами.
- Документов, разумеется, при себе нет?
Ну и ещё ряд вопросов по установлению личности.
- С какой целью взломали теплотрассу?
Савушкин был в отчаянии. "Признаться во всём? Рассказать правду?" - мелькнула мысль, но он выдал несуразное:
- Я... я хотел проверить, как устроена теплоизоляция.
- И проделали это в пяти местах, - больно клюнул ястреб. - И что? Везде, по разному?
- Да нет, я только в двух местах, а в остальных не я, - обескуражено признался Савушкин и с ужасом подумал: заначку уже ищут другие! Это подтверждало его прежние догадки и объясняло кражу писем.
- Ладно уж, не буду вас утомлять, - дежурный вновь ввернул в речь сарказм. - С утра препоручу вас следователю.
- И что мне грозит? - осмелился спросить Савушкин.
- Статья 164 УК. Вандализм.
"Боже мой! Только этого не хватало. Вот влип так влип".
- Но один звонок же мне разрешён? - спросил в полной прострации, сам не зная зачем, наверно, по опыту просмотренных фильмов.
- К личному адвокату? - продолжал издеваться дежурный.
- У меня нет личного адвоката.
Савушкин осознал, что на данный момент, кроме коллег, которые относились к нему прохладно, он по-настоящему знаком только с Алёной Ивановной. Но дозвониться до глуховатой, подслеповатой старухи было нереально. И тут же, припомнив в каком она состоянии, нашёлся с ответом:
- На моём попечении беспомощная женщина, Алёна Ивановна. А я не знаю, насколько вы меня упечёте...
- Ну, если следователь установит, что вашей целью являлся диверсионный акт...
- Какой ещё акт?! - в отчаянии вскричал Савушкин.
- Лишить отопления рабочий посёлок в преддверии холодной зимы, - ледяным тоном отчеканил дежурный. - Схлопочите лет пятнадцать.
- Тогда я хочу связаться с бюро социальных услуг и препоручить свою заботу об Алёне Ивановне им, - пролепетал Савушкин, пожелавший использовать доступный по закону звонок.
Дежурный посмотрел на часы.
- Это в три часа-то ночи? - Впрочем, он пошёл навстречу и уточнил адрес соседки. - Ладно уж, отошлю заяву по компьютеру... Теперь всё? Ну, тогда спокойной ночи.
Савушкин проглотил язык. Какая может быть спокойная ночь у человека, арестованного впервые в жизни.
С ним в камере, на соседних нарах, "отдыхал" лысый мужчина лет пятидесяти со свёрнутым набок носом.
- За чо торчишь? - дружелюбно поинтересовался он.
- За порчу имущества, - кратко ответил Савушкин.
- А-а, - сказал мужчина. - Мне ту же статью клеят. Понимаешь, трубы горели, похмелиться надо было, иначе кранты. Но ни одна падла не вошла в моё положение. Тогда я ломиком сковырнул медную обшивку с Царских Ворот. Медь нынче дорого ценится. И пункт приёма рядом. Повязали, суки...
Он горестно вздохнул.
Увы, Савушкин ничем не мог помочь страдальцу.
- А ведь если поразмыслить? - болезненно сморщившись, сказал мужик. - К чему эти украшения? Вбухали деньги, куда попало.
Савушкин оставался безмолвным.
- Э, да я вижу, ты не знаешь, парень, этой истории. Щас расскажу.
Он отхлебнул из пластиковой бутылки простой воды и поведал историю, которую Савушкин вначале воспринимал безучастно, но потом, что называется, разул уши.
Оказывается, около года назад при ремонте теплотрассы в ней был найден пакет с деньгами. Рабочий Вася, нашедший их, был честный и простодушный парень. Нимало не сомневаясь в своём поступке, он повесил на телеграфном столбу объявление о находке. Как водится, нашлось много желающих заполучить "деньгу" на халяву. Но Вася контрольными вопросами - в чём хранились деньги, какая сумма, какими банкнотами, - отшил всех.
- Хозяина так и не нашлось, - продолжал рассказывать сокамерник. - Прошло полгода и, по закону, Васёк мог бы оставить деньги себе. Но тут ввязались коммунальщики. И объявили свои претензии на находку. Территория-то, мол, наша, значит и клад наш. Ну и пошло-поехало. Даже посадить бедного парня грозились...
Рассказчик опять отхлебнул из пластиковой бутылки. Видно, в горле пересохло.
- Однако ввязались журналисты, расчихвостили коммунальщиков за высокие тарифы, плохие дороги, за грязь и мусор. Те поджали хвосты и пустились на мировую. Ладно, мол, мы тоже патриоты родного города, эти деньги на благоустройство пустим. К нам, мол, глава республики обещал приехать. Давайте Царские Ворота в порядок приведём, подъездные пути заасфальтируем. Вася не стал спорить: "Тады всё пучком, говорит". Ну, вбухали деньги, на эстакаде золотыми буквами написали: "Добро пожаловать в Ядринск". А президент так и ни приехал. Вот я и спрашиваю у тебя, парень: зачем нам эта липовая красота?.. Чего молчишь?
Савушкин и в самом деле молчал. Рассказ бродяги-алкаша произвёл на него тяжкое впечатление.
- Чой-то с тобой? - заприметил тот. - Уж не ты ли туда эти деньги заныкал?
Бедолага скукожился. "Вот и финал операции Ы", - в кинематографическом духе подумал он.
Суд обязал Савушкина выплатить крупный штраф. Вдобавок ко всему, на работе узнали о его "хулиганской выходке", и надежда на повышение окончательно рухнула. Теперь он опасался, что при первом же сокращении именно его имя окажется в списке на увольнение.
Но не бывает, чтобы несчастья сыпались, как из рога изобилия. К счастью, они прерываются, когда становится так, что хуже некуда. Освободившись, Савушкин зашёл к Алёне Ивановне и застал её за приятной беседой с симпатичной женщиной средних лет. Оказалось, работница из бюро социальных услуг.
"Значит, всё-таки отреагировали на мой сигнал из полицейского участка", - удовлетворённо подумал. Женщина, её звали Марина Сергеевна, оказалась не только привлекательной, но и милой, простой в общении. Стали встречаться не только у бабушки Алёны. А спустя полгода повенчались. Так, увлёкшись числовой эквилибристикой Савушкин невзначай обрёл полноценное счастье. А Попову в колонию строгого режима отписал, что в их городе отреставрировали Царские Ворота - те самые, которые на въезде в город по улице Советской.
И следом добавил:
"А ваша тётушка жива, но в отношении её здоровья имеются проблемы". Впрямь, конечно, из-за цензурного досмотра не мог написать, что заначка была да сплыла. Но Попов ведь не дурак, поймёт, что к чему.