Брут Сорин Александрович : другие произведения.

Новодевичий монастырь

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  1.
  В дни внутреннего опустошения и серости, сковывающей меня, когда чувствовал усталость засыпанных пылью глаз, я часто приезжал к Новодевичьему монастырю, бродил здесь , и иногда это помогало мне ожить и очиститься. Более всего я любил оказываться тут по вечерам в будние дни, потому как в иное время особый мир этого места терялся и гас от многих прогуливающихся людей и будничных их разговоров, состоящих, как правило, из скучной череды не имеющих смысла слов. Они не берегли Новодевичий монастырь, может быть вообще мало что умели беречь. Я же дорожил им, потому что нигде более я не ощущал так ясно движения времени. Это город, огромный, шумящий, гудящий и громыхающий, искрящийся огнями, давящий улицы и прохожих тяжелыми силуэтами новых высоток... Это город несущийся, неистовый и суетный, город-бешенство, город-безумие, хаос города, движимый взращенными им монстрами... Это он, огромный и страшный окружал Новодевичий монастырь, пугал боевыми кличами клаксонов, подкрадывался к нему, давил его, душил, сжимал серыми холодными пальцами панельных зданий горло его и ждал скорой смерти своего врага, лишнего старика из Великого княжества Московского. И казалось мне, казалось со страхом и некоторой даже болью, что сейчас шум поглотит, перемелет, изломает, перетрет давнее это бытие, этот немыслимым образом сохранившийся в самом центре нового мира островок прошлого, остров, не скрывшийся еще под водой городского моря. Неистовые и злые волны, раскатывающиеся автострадами и подымающиеся высотками, чтобы обрушиться электросветом окон, фонарей и мерцающих реклам на проспекты, на площади, дробившие брызгами все, рассыпающие жизнь по дням-неделям брызгами. Волны эти отчего-то гасли здесь, у Новодевичьего. Кипучая огненная сила современности, подчас разнузданная и бездушная, всегда самоуверенная наталкивалась на тишину парка, на старые монастырские стены и купола и не могла, как ни пыталась она, пересилить покой, живущий здесь, среди аллей, под ивами и в тихой, едва заметной ряби пруда.
  Так я чувствовал движение времени, чувствовал здесь столкновение времен, ощущал как одному, молодому, сильному хочется поглотить другое, едва дышащее, почти уже мертвое, и осознавал со всей очевидностью, что когда-нибудь это так и случится. И все же пока они жили рядом. И я каким-то удивительным образом нырял из одного в другое.
  
  2.
  Не каждый раз удавалось мне погрузиться в это состояние, и чем сильнее хотелось, тем безнадежнее ощущал я невозможность этого. Состояние, однако, иногда неожиданно охватывало меня, и тогда у меня обычно выходило надолго его сохранить. Чувствуя болезненное столкновение прошлого и нынешнего, понимая его не метафорой, а живым естественным движением бытия, я словно бы открывал дверь своего обычного восприятия и мысленно выходил из настоящего момента времени. Нырять в какую-то определенную эпоху прошлого представлялось мне неосмысленным, будущее же очень слабо поддавалось моему воображению. Так, оттолкнув современность , я какое-то время в нерешительности медлил, а потом неожиданно легко и свободно отдавался движению времени и двигался вместе с ним. Оно несло меня, как несло, расщепляя и смазывая прошлое, мою жизнь, как тускнели в памяти какие-то события и моменты, как умирали внутри меня оставшиеся жить где-то еще, но отдалившиеся люди. Так же было и с эпохами, со странами, со всем миром. Все оказывалось подвластно этому вселенскому ветру, все от его сильных, безжалостных и не всегда ощутимых дуновений старело, изнашивалось и, наконец, рассыпалось, перерождаясь частицами во что-то еще, обретая новую форму в этом космическом движении. С болью и вместе с тем с придыханием и восторгом я ощущал огромную мощь этого всевластного движения и мироздания, существующего сообразно его закону. Через это являла себя зыбкость всего, зыбкость особенных устремлений, духа и звучания каждой эпохи, и с отчетливой ясностью видна была мне зыбкость, фактически песчаная сущность самого меня, не племени даже людей, которое в детстве со всей искренностью интуитивного открытия почувствовал я песчаным, но песочная сыпучесть каждого человеческого мира, вселенной каждого человека, легко рушащейся по велению отточенного природного механизма.
  Вслед за этим тонким, болезненным и вместе с тем красивым и чудесным ощущением я выбирался из несущегося потока времени головой своей, сознанием как бы отдалялся в мысленное спокойствие, и оттуда наблюдал за движением. Я представлял, как менялось это место, этот монастырь, этот пруд, этот парк вокруг него, потом видел, как не было еще монастыря, а парк был лесом и город был еще далеко, городком, небольшим поселением близ Боровицкого холма. А дальше, до поселения только звери и птицы жили в этой неожиданно восставшей передо мной глуши. Леса, леса, леса и звери, но не условные (потому как в сущности зверей в целом нет, как и людей в целом), а жил здесь какой-то своей судьбой некий, примечательный чем-нибудь хорь, жил где-нибудь в седьмом веке, нянчил деток, охотился, дрался бывало, обустраивал нору и все это делал как-то по-своему, с какой-то своей особенностью, а потом умер, дав жизнь другому чувствующему и чем-то не похожему на каждого из своих сородичей хорю. И так происходило со всяким безымянным зверем и человеком. Как-то особо росло и, видно, как-то что-то свое ощущало и дерево, и если удавалось моему чувству и воображению, я будто бы даже на какую-то минуту перенимал эти их, дерева и зверя, восприятия. Конечно, мне удавалось это совсем не так, как им, но важно было не столько соответствие, сколько внутреннее, то есть прожитое, понимание такого множества миров и особенных их сущностей. Так, умным чувствованием, я переживал движение времени. От этого пыль вымывалась из глаз, и они становились ясными и чистыми. Я находил себя, находил человеком-миром, идущим через космическое пространство и время, маленькой, неимоверно крошечной, но очарованной точкой, крошечной, но влюбленной жизнью. Были чудеса в этих внутренних моих полетах.
  
  3.
  Чем так очаровывало это состояние? Состояние, когда я со всей ясностью ощущал себя живым существом в космосе и в вечности, чем так одушевляло оно и поднимало? Чудо его было как-будто в чувстве причастности, в единстве со всем невероятным, огромным, красивым и сложным бытием, глубокое ощущение собственного присутствия в мире и чувство подлинной жизни, если можно так выразиться. Все это сливалось внутри меня в любовь. Все это было любовью.
  Постепенно я научился жить, практически никогда не отступая от космоса, всегда осознавая его и ощущая во всем его проявления. И все же иногда от множества каких-нибудь даже нужных и вдохновенных дел или от какой-то случайной тоски, глаза мои вновь начинали туманиться, просто, быть может, уставали. Оказываясь здесь я как-будто протирал их. Все мелочное, равнодушное, пустое, которое так часто убивает вполне еще живых людей, которое делает их пленниками будней, шаблонов, повседневной черствой логики, запирает существо их в клетки стереотипной, скучной, бесплодной и бескрылой жизни, все оно во время этой прогулки от созерцания и размышлений исчезало. Я освобождался, осознавал, чувствовал и вновь становился очарованным.
  4.
  Человек, если вдуматься, живет одновременно в реальности и в своем мысленном и чувственном восприятии ее. Удивительно, как много определяет именно это восприятие. Был себе Новодевичий монастырь, покачивалась вода в пруду, шумел вокруг город, и человек бесцельно бродил туда сюда. Можно ведь и так воспринимать, в такой плоскости. Просто сегодня вышел побродить,расслабиться, отдохнуть от учебы, работы, каких-нибудь родственников, думал что-то общее о политике или о той же работе, вспомнил смешной случай про знакомого, потом в "Караваевых" перекусил. Какая история получилась бы из этой прогулки?
  Здесь, у Новодевичьего монастыря, в парке, у темного пруда, я был внутри движения времени, чувствовал за окружающим меня нехитрым пейзажем иное космическое пространство, находил себя маленькой, зыбкой точкой, песочной, но сейчас живой, живущей целым собственным миром, причастной удивительному жизненному устройству и от того все-таки что-то значащей. Это восприятие порождало состояние любви. А любовь это, как мне кажется, сила, способная преображать, иными словами, превращать привычное, обыденное в чудесное. Так влюбленный человек своим взглядом преображает собственный мир. Своими действиями, делами и трудом он так же преображает то, что окружает его.
  
  5.
  Но вокруг был космический ужас. Были многие звероподобные люди, пахнущие хищниками, хищниками смотрящие, инстинктами думающие и существующие, злые, готовые бить и калечить чужие миры. Такие были среди многих равнодушных, пустых и безглазых, среди гордых своей заурядностью. Были, конечно, и удивительные, умные, тонкие, но часто они оказывались менее заметны, некоторые сознательно прятались, загнанные, затравленные и уставшие. А вокруг был травмирующий мир, живущий сообразно безжалостному природному закону. Тщетность всех усилий лишь усиливала состояние ужаса. Жить же, закрыв на все это глаза, было невозможной и неприемлемой ложью. Чувство космического ужаса никогда не позволяло мне оставаться в состоянии духовной любви продолжительно. Думая об этом, я бродил у Новодевичьего монастыря, вокруг гудел город, как море, как время, как шаги героев античных трагедий. Здесь же была тишина. Встав на мостике, я стал отчего-то глядеть на ближние дома, серые коробки, прямоугольные плиты и вспарывающие небо колонны дымящих труб. Мысли, внутренний подъем и вместе с тем память об ужасе, не разрешающая мне отдаться грезам, ощущение многозвучности, монументальности и одновременно невероятной зыбкости и переменчивости всего. Это перемешалось во мне. Быть может, чтобы успокоить блуждание глаз, я смотрел на поверхность пруда, на плавные кроны ив, едва не окунающиеся ветвями в воду. На воде же искрились каким-то нездешним красивым светом отражения огней соседних домов. Вода двигалась. Огни лежали на ней полосами, словно шли, оставляя свои следы, какие-то светлые люди. От этого видения мне представилось, что и со временем оно обстоит примерно так же, представилось, что вода - это время, свет - это любовь, а светлые люди - это люди и есть. Не художественным образом, не случайным замечанием-наблюдением представилось мне оно, но самым что ни на есть реальным положением вещей, так символично выявившемся. Раз уж все так зыбко, раз тени иной раз кажутся живее людей, раз зыбки гаснущие то и дело огни, значит всегда следует заново их зажигать. Так, чтобы не было момента без света. Может быть от разогревшегося внутри сердца виделось, что окна окрестных домов, окна серых коробок, бетонных плит, над которыми вспарывали темное небо дымящие трубы, окна эти, виделось, отражали любовь, неповторимую и различимую в едва заметных, но мыслимых оттенках света, особенную любовь людей, живущих в каждой квартире.
  Такие чувства и мысли наполняли меня и очищали в те дни, когда приходил я к Новодевичьему монастырю. Они были со мной много после, может быть, даже всегда жили во мне, и я их берег, и боялся остаться без них. Поэтому до сих пор, в дни внутреннего опустошения и серости, сковывающей меня, я прихожу побродить здесь у Новодевичьего монастыря, и подумать, и как будто поговорить с ним.
  
  
  Сорин Брут, ноябрь 16
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"