Он уже засыпал, когда в дверь постучали. 'Черт!' - машинально выругался Волык и вылез из-под теплого одеяла.
В коридоре стоял странный тип: ни рыба ни мясо - белесый, неопределенного возраста, с очень цепким, почти враждебным взглядом. А еще у него был тонкий, перекошенный рот, словно человек наглотался горького хинина.
- Пардо-о-о-н, извиняюсь... ошибся-я-я... - произнес скороговоркой человек и даже подпрыгнул, изображая смущение. - Мне сказали, что в этом номере Олег Васильевич. Но я вижу, что я обмишурился.
В руках он вертел сотовый телефон.
- Вы обмишурились, - зевнул Волык, переминаясь на холодном полу.
Если бы он знал, что лицезрит перед собой Стройло - человека, уволенного из спецслужб по служебному несоответствию и зарабатывающего деньги любыми доступными ему средствами, что лжестудент что-то почувствовал и решил все-таки 'поплотнее заняться капитаном третьего ранга', - хотя бы просто вспомнил, что гражданская сотовая связь уже год как не работает в Мурманской области, он бы не благодушествовал с незнакомцем. Впрочем, его неведение его же и спасло, иначе Стройло убил бы его одним ударом.
- Ах, извините! - снова воскликнул странный человек. - Ах, извините! Пойду еще раз к дежурной, спрошу. Извините!
- Ничего, бывает, - пробормотал сонный Волык и, совершив, короткую пробежку, нырнул под еще теплое одеяло.
Ему снилась Ленка, и у них все было хорошо.
Утром Волык вспомнил странного человека и подумал, что у него был уж слишком цепкий для обыкновенного человека взгляд. Такой взгляд был у военного следователя Авросяна и завскладом РАВ мичмана Цыплакова. С первым Волыку пришлось иметь дело в связи с гибелью подлодки 'Морской конек', а со вторым он, увы, сталкивался настолько регулярно, что видеть его уже не мог. Как и положено всем кладовщикам, Цыплаков был страшно вороват, но поймать его за руку было невозможно. Многие пытались это сделать: и высокие комиссии, и командир бригады, и простые офицеры - ничего не получалось. Цыплаков был не только пронырливым, но и чувствовал опасность за версту. В общем, он был самым настоящим воплощением флотского кладовщика. Как он умудрялся так хитро изворачиваться, никто не понимал. Его бы талант да в мирных целях, считали многие и даже высокие командиры.
Между тем, Волык даже не подозревал, что его фото уже рассматривает на компьютере Билл Чишолм - резидент американской разведки, и что судьба его уже решена из-за одной незначительной детали, о которой, Волык, конечно же, даже не подозревал: он был когда-то сфотографирован в Мытищах, входящим на территорию военного института. Американская разведка правильно рассудили: зачем молодому, строевому офицеру военно-морского флота на протяжении трех месяцев посещать закрытое научно-исследовательское заведение, где по последним данным велись разработки на темы морской гидролокации. У них были все основания считать, что русские в этом плане продвинулись весьма значительно и даже создали кое-что свое неповторимое в принципе. Так, американцам и думать не хотели, что участившиеся в последние годы частые поломки гидроакустической противолодочной системы 'сосус' связаны именно с этим военным институтом. Разумеется, как у всякой технической системы, поломки случались всякие, и они быстро устранялись с помощью специальной подводной лодки типа 'Скат'. Эта подводная лодка была предназначена исключительно для обслуживания 'сосус' и для подключения к кабелям связи на морском дне. 'Скат' мог опускаться на глубину до восьми тысяч метров, и в днище у него было сплошным иллюминатором. Практически, это было батискаф. Необходимость в такой подлодки была связана не только с техническим обслуживание 'сосуса', но и с тем, что некоторых пор система вела себя непредсказуемо. Она то глохла на некоторое время, а потом как ни в чем не бывало работать месяцами, то снова отключалась и была мертва пару-две недели. А за это время российские подводные лодки, если им, конечно, нужно было, могли пройти любой рубеж 'сосуса' и оказаться где угодно, в любой точке мирового океана. Многократные тестирования и визуальный обзор 'сосуса' не выявили причину нестабильной работы. И американцы задумались.
***
Как только Волык сошел с трапа вертолета на землю Гремихи, то сразу понял, что что-то произошло. Или произойдет, подумал он. Интуиция его никогда не подводила, если конечно, он не размышлял логически, ибо логика подавляет интуицию. Просто почувствовал, что в городе что-то не то. То ли слишком усталым было лицо у дежурного по КПП, то ли за две недели отпуска он отвык от низкого серого неба и беспрестанного ветра с моря. Но тревога сразу же поселилась в его душе. Хотя ничего не изменилось: по-прежнему сеял мелкий, как туман, дождь, низкорослые, чахлые деревца только-только выпустили почки, в оврагах под лапником еще лежал снег, похожий на стекло, да и ватное небо просело так низко, что, казалось, до него можно дотронуться рукой.
Придерживая фуражку рукой и перепрыгивая через лужи, Волык поспешил на гарнизонный автобус и через полчаса уже выходил на станции в Островном.
Город, который со стороны моря в лучах солнца смотрелся, как жемчужина, с сопок выглядел непрезентабельно - грязным и хаотичным. Северные ветра и мороз слишком быстро разрушали все строения, особенно из красного кирпича. Им по нраву были только голые, зализанные скалы. Ничто не росло выше этих скал, только береза-копеечница, да мхи с лишайниками.
Ленка бросила его год назад, сразу как только они переехали из обжитого Ведяево в Гремиху. Однажды вернулся из автономки, а ее нет. Забрала Илью и уехала к матери в Новосибирск. Как она это сделала, одному Богу известно: гражданская авиация летала через пень колоду, не говоря уже о Транссибе, которая по слухам была перерезана китайскими бандами во многих местах и по которой передвигаться было небезопасно. В конце лета прислала радиограмму: 'Прощай. Я развелась'. Видать, тебя припекло, с горечью подумал Волык. Ну не могу я уйти из флота! Не для того положил четверть жизни и не ту жену себе выбрал - случайно в поезде, а не где-нибудь на пляжном курорте или в доме отдыха, где обычно решалась судьба военного моряка. Случайно - это не судьба, это - рок. А ведь он некоторое время гордился, что у него вышло, не как у всех. Зря гордился. Глупо это все, понял он. Женщины не дают мужчинам занимать их любимым делом.
Наверное, такой исход семейной жизни надо было предвидеть и не горевать. А он пил ровно два месяца. Ходил по проституткам, коллекционируя их, как марки - пытался выбить клин клином. Ничего не получилось. Боль осталась. Она только притупилась и сидела тихо, до первых воспоминаний. Поэтому даже после отпуска домой идти не хотелось.
Поднимаясь к себе на пятый этаж, столкнулся с Жорой Белоусовым, который служил штурманом на эсминце УРО 'Стремительный', построенным по технологии стелс для мелководных северных морей. Белоусов стоял в тапочках на босую ногу между третьим и четвертыми этажами и нервно курил.
- Что у вас здесь происходит?
- А ты что не знаешь? - выдохнул он в форточку дым.
- Я из отпуска, - ответил Волык так, словно пожаловался, вспомнив о деде.
Не хотел, а пожаловался. Не любил жаловаться, а здесь пожаловался. Все из-за Ленки зло решил он, расслабился. Черт! Никогда не чувствовал себя таким потерянным, приближаясь к пустой квартире.
- Когда?! - ахнул Волык и сел с маху на подоконник.
'Полтава' была из серии проекта номер девятьсот пятьдесят пять. Ее специально спроектировали для мелководных северных морей. По сути, это была плавучая ракетная батарея, курсирующая от Мурманска до мыса Дежнева. Одна ее ракета могла уничтожить полмира. Вероятность обнаружения таких подлодок была ничтожна как раз из-за небольших глубин и ПЛО . Чтобы добраться до 'Полтавы', надо было очень и очень постараться. И судя по всему кто-то проделал это весьма умело. Чертовы америкосы, подумал Волык, больше некому.
- Восемнадцатого. Три дня уже как. А у меня на нем кум ходил. Сам понимаешь, какая ситуация в гарнизоне. Моя Лорка две ночи и два дня ревмя ревет, как белуга. Жрать не готовит. Как начинает готовить, так слезы в три ручья. Мы ведь семьями дружили...
- М-да... - вздохнул Волык. - Не обнаружили, кто?
- Не обнаружили... не было там в тот момент наших.
Под словом 'наши' Жора Белоусов подразумевал силы прикрытий ракетоносца. Быть такого не может, подумал Волык. Мы их как раз здесь и прикрываем. Жора об этом может и не знать. Для него я хожу на обычном охотнике за субмаринами. А с некоторых пор ракетоносцы вообще прикрывают два охотника. Появились технологии группового движения в кильватере.
- Даже следов? - спросил он на всякий случай, потому что он сразу включился в ситуацию и начал искать решения.
- Даже следов...
- А лодку?.. - он побоялся из суеверия произнести слово 'подняли'.
Хотя моря и мелкие, но глубина даже в двести метров - это целая проблема, да еще там, где баз-то нет. Пока еще только строили несколько новых - на Новой и Северной земле, на Новосибирских островах, еще кое-где, например, на острове Врангеля. Но из-за нехватки средств дело продвигалось весь и весьма медленно, в час по чайной ложке. Строить эти базы надо было еще лет двадцать назад, когда кризис только начинался, он все думали, что обойдется, что на страну никто не нападет, что ситуация не предполагает крупномасштабных войн. Ан, нет, не вывезла удача, и когда разведка стала докладывать, что американцы готовятся к войне, кинулись рыть старые туннели и обустраивать городки. Лишь бы успеть, только успеть. Отнимали у страны последние ресурсы и вкладывали в военно-морской флот.
- Не-а... - покачал головой Жора.
- Тьфу ты, черт! - выругался Волык.
Горше всего было то, что он, Александр Волык, как раз и занимался проблемами безопасности таких подлодок, получалось, что в системе противолодочной обороны был изъян, поэтому-то и дернули из отпуска, понял он, и хорошо если готовят штатный экипаж, а если с миру по нитке - второй экипаж, то дело дрянь. Хотя, чего греха таить, на его подлодку отбирали людей, почти как в космонавты и только офицеров. Но чем черт не шутит? Идти с плохо подготовленным экипажем, считай, накануне войны, дело практически гиблое.
- Вот так-то дела, - вздохнул Белоусов.
- А ты чего здесь?
- Да на ремонте мы... недели через две выходим...
- Ясно, - вздохнул Волык. - Зайдешь выпить, у меня хороши коньяк?
- Не могу... - развел руками Белоусов и посмотрел в сторону своей квартиры.
- Понятно.
Волык открыл дверь квартиры, в которой ничего не менялось из года в год, и первым делом позвонил дежурному.
- Вам приказано явиться в экипаж завтра в восемь ноль-ноль, - сообщил дежурный.
- Ну вот и кончился отпуск, - вздохнул Волык и еще раз позвонил: - Это я... - сказал он и услышал, как она дышит в трубку. - Могу прийти...
- Ты же в отпуске? - равнодушный голос с хриплыми нотками не допускал возражений.
- Был. А теперь вернулся. Не ждала?
Ну ладно, на меня начхать, но неужели ей все равно, что происходит в городе? - удивился он. Город был слишком дружным. Все друг-друга знали в лицо. И выпадать из этого братства было по меньшей мере не по-людски. Просто не поняли бы. А может, она устала? - подумал Волык. Все-таки жена подводника, на материк так и не уехала. Ожесточилась. Поэтому-то и говорила: 'Лучше всего там, где нас нет'. Да и куда ехать? На родину? В сирый и босый Ярославль, где все давно по талонам, как, прочем, и по всей стране. Здесь хоть свой угол и пенсия за мужа, да и командование в беде не оставит.
- Нет, сегодня не ждала, - ответила она без капли смущения.
Только женщины так умеют, подумал Волык, бить по самым чувствительным точкам.
- Я завтра снова уезжаю, - сказал он, понимая, что выклянчивать свидание бесполезно и что у нее сегодня кто-то есть.
- Извини, не могу, - ответила она таким безразличным тоном, что Волыку вообще стало противно.
- Черт! Черт! - выругался он и едва не разбил трубку.
Он даже не ревновал. Ему было наплевать. В эту последнюю ночь ему просто захотелось женского тепла и ласки. Не того тепла и единения, которое ощущал с Ленкой и которое ни с кем из женщин не повторилось, а просто тепла, хотя бы и приправленного лицемерием, домашнего уюта, бессмысленных разговоров на кухне и постели, конечно. Эх, Светка, Светка, вздохнул он, и не любила ты меня.
Волык вдруг чувствовал, что отныне ощущение счастья у него не связано с женщинами. И это чувство озадачило его. А с чем именно связано, он так еще и не понял. Когда-то ему казалось, что вся жизнь заключена именно в них. Секс? Да, пожалуй, но это не счастье, рассуждал он, этого мало. Это слишком просто и переменчиво. Он нашел единственное подходящее слово - самодостаточность. Но было и еще что-то, что стояло за порогом квартиры. Огромное, бескрайнее, замерзшее в пространстве, где солнце катится целых двенадцать часов - от Чукотки до Москвы - Родина! Вот единственно кому стоило служить. Вот единственно, на что стоило положить свою жизнь. Эта мысль зрела у него еще в военном институте, но потом он ее за жизненной суетой забыл, а теперь она снова вернулась в тот момент, когда он стал понимать свою специальность и свое призвание.
Несколько минут он постоял в коридоре, глядя на фото своего первого экипажа, вспоминая, кого уже нет в живых. Серега Марфин остался на 'Курске', Андрей Суховей, механик - лежит у мыса Желания Новой земли. Колька Сварский пропал прямо с экспериментальной подлодки 'Морской конек' на глубине пятьсот метров при невыясненных обстоятельствах. Подлодка вернулась, а Кольки нет. Командира заподозрили во лжи, а экипаж в сговоре. Однако когда выяснили, что подлодка согласно приказа ни разу не всплывала и как погрузилась в бухте Сысова, так и, вернувшись, всплыла в том же самом месте, то причиной исчезновения Сварского посчитали 'необъяснимой стихийной силой'. Так это тогда называлось. Но нервы экипажу и командиру успели помотать так, что из них больше никто не плавал - всех списали. Вот эту 'силу' Александр Волык, можно сказать, и постигал руками и головой, и для этой 'силы' была создана самая тайная в мире флотилия подлодок. Они даже базировались не у центральных пирсов на виду у всего города, а в специальном подводном гроте бухты Сысова. Грот изнутри был экранирован системой торсионных генераторов и напичкан всякой прочей электроникой, делающей грот невидимым для всех мыслимых и немыслимых способов обнаружения. А охраняли эту бухту так, как охраняют только Кремль, и защищали от информационного проникновения со всей тщательностью, на которую были способны. О самой флотилии, которая носила кодовое название 'Гром', в мире знали не больше тысячи человек, считая экипажи. А о том, чем занимался Волык - от силы человек двести. Впрочем, как известно, то, что знают двое, знает и свинья.
Волык полез в холодильник, забыв, что он отключен. Пришлось топать в магазин. Белоусова на лестничной площадке уже не было. Из-за двери его квартиры доносились всхлипывания. Грозный мужской голос что-то бубнил - голодный Белоусов учил Лору жизни. Волык почему-то ускорил шаг - не любил он женских слез. Особенно в последние годы. С Ленкой они ссорились беспрерывно - по малейшему поводу. Может быть, им не хватило терпения? Но и терпеть уже не было сил.
Распахнул дверь и выскочил на улицу. Только теперь он ощутил восторг от свежего морского воздуха и вдохнул его полной грудью. Солнце ватным шариком присело над горизонтом. Темные тучи неслись наискосок в сторону Святого носа. Накрапывал мелкий дождь. Было промозгло и холодно, крыши блестели, дома с выбитыми окнами давно приуныли. В общем, все, как всегда, и во веки веков. И слава богу, подумал он, ощутив вдруг всю незыблемость бренного земного существования. Вот, пожалуй, то, что я искал, подумал он со странным чувством, от которого по спине побежали мурашки, вот, что мне нужно.
Сразу после 'дзержинки' Волык мог попасть в Крым, где возрождали Балаклавскую базу и флотилию подлодок. Но он предпочел север и не только потому что на Черном море не было атомных подлодок и не потому в Североморске за ним числилась трехкомнатная квартира, а потому что любил север и жить без него не мог. Два года до женитьбы он вспоминал, как 'золотой век'. Не уезжал в положенный отпуск, а отправлялся в тундру. И неправда, что из Иоканги нельзя уйти пешком. Волык добирался до плато Кейв и даже один раз столкнулся с кольским снежным человеком. А может быть, это был какой-нибудь одичавший грибник? Волык так и не разобрал: в распадке кинулось бежать какое-то длинноногое существо и словно испарилось, только лохматая голова пару раз мелькнула меж валунов. Больше снежного человека Волык не видел, хотя один раз, когда рыбачил на порогах Иокаганги, отчетливо почуял - его тяжелый, животный запах. Рассказывали, что на Сейдозеро он обитал в таинственных пещерах. Но в Кейвы, а тем более на Сейдозеро Волык так и не выбрался - жена не пустила. Ладно, порой думал он, вот разгребусь, вот кризис кончится. Хотя в глубине души понимал, что разгребстись накануне мировой войны, которая ощущалась все явственнее, никак не удастся, а кризис давно стал перманентным и к нему, как к культе, все привыкли, хотя китайцы уже во всю хозяйничали в восточной Сибири и японцы - на Курилах. И считай, самой страны не было - а он ей служил.
Три раза Волык проходил по Поною до самого Белого моря. Жил в брошенных рыбацких деревнях. Питался ухой, ягодами и грибами. Обрастал, как леший. Потом уже Ленка старательно приучала его к цивилизации и югам, но так и не приучила. Не успела. На юге Волык ходил, как вареный, потел, краснел и мучился головными болями. Кожа слезала с него, как чешуя с ошпаренной рыбы. Даже зимний Сочи ему не нравились, потому что там было слишком много цивилизации, водки и коньяка. Но, конечно, не из-за этого, а из-за рафинированности юга и буйности зелени. Ленка этого не понимала и только злилась, хотя происходила из семьи учителей. Но скромность и терпение ей были чужды. Теперь-то уже ясно, что они разные люди, только от этого не легче.
В гастрономе Волыка встретили пустые прилавки. Он взял по карточке хлеба, купил минеральной воды, которая стоила, как водка, и заглянул кулинарию, где с удивлением обнаружил самые лучшие в мире котлеты. Набрал с таким расчетом, чтобы хватило на вечер и утро, и вернулся домой. Растопил в самой большой сковороде масло, бросил на нее все двенадцать штук и под звуки скворчащих котлет принялся перечитывать рукопись деда. О Светке он уже не думал. Его интересовал вопрос, когда началась работа над системой 'имаго', по-русски - 'куколка' и механизм этого явления. В Мытищах ему, как и другим, курсантам этого не объясняли.
'Противостояние под водой началось еще со времен карибского кризиса, когда американцы гоняли наши дизельные подлодки, как головастиков в луже. Отставной вице-адмирал Филипп Бешани даже не подозревал, насколько он был близок к истине, утверждая, что анализ радиоперехвата говорит о том, что 'Скорпион' был потоплен советскими кораблями, точнее К-133. По идее, за К-129, погибшую в Тихом океане, надо было бы потопить 'Суордфиш'. Но подвернулся 'Скорпион'. Он настолько обнаглел, уверившись в своей безнаказанности, что посмел приблизиться на пистолетный выстрел - меньше двадцати миль. Это был уже вызов. Командиру К-133, то бишь мне, было приказано 'пасти' неприятеля. Тогда я тоже думал, что мы хотим отомстить за К-129. Это тоже было правдой. Но была еще и другая правда, о которой никто не знал и не догадывался. У меня же стояла задача не допустить американскую подлодку ближе, чем на двести миль к нашим научно-исследовательским судам. Тогда я не понимал, что это значит. И у меня были полномочия применения боевое оружия. Только через полгода мой друг, которого теперь уже нет в живых, проговорился по пьянке: 'У нас в том квадрате было назначено свидание с НПО' . Больше он ничего не сказал, а на следующий день прибежал, еще не протрезвевший, и умолял забыть его слова. Я понял, что мы прикоснулись к государственной тайне - к тайне тайн. По этому поводу мы снова выпили и к тому разговору больше не возвращались. У него было двое детей, красавица жена, и я не хотел им ничего плохого. Мой друг дослужился до высоких чинов, сделал прекрасную карьеру, прожил счастливую, полноценную жизнь и умер в окружении домочадцев. Пятьдесят лет я хранил тайну. Теперь, когда я одной ногой могиле, я расскажу, как все было.
До сих пор не понимаю, почему, но мы знали точный маршрут 'Скорпиона' и следили за ним. Секретная информация приходила из центра слежения в Североморске. Наша экспедиции состояла из двух научно-исследовательских судов - 'Сергей Вавилов', 'Петр Лебедев' и судна-спасателя подлодок - 'Армавир'. Все шло, как обычно: в расчетное время появилась чужая подлодка, походила, послушала и должна была уйти восвояси. Существовало негласное правило, некий 'договор джентльменов' - не заходить в двухсотмильную зону вокруг подобных экспедиций. Мало ли что может упасть на голову. Однако чужак вдруг прямым ходом направился к нашим надводным судам. Командир подлодки не мог не знать, что такие соединения прикрываются подлодками противника. К этому времени мы уже висели у него в мертвой зоне на хвосте. Тогда всех этих дистанционных гидрофонов, выпускаемых на тросе, еще не существовало. Однако, похоже, он нас все же обнаружил, потому что развернулся на сто восемьдесят градусов и решил то ли послушать, что происходит у него за кормой, то ли атаковать. Больше мы ждать не могли. В 18:56 я скомандовал: 'Пли!' Дистанция была дуэльная - несколько кабельтовых. Мы рисковали угодить под собственный же удар. Ядерная торпеда в 'Скорпионе' не сдетонировала. Обошлось. Наша торпеда ударила точно под рубку. Картина катастрофы была точно такой же, как и на 'Трешер'. На этот раз медали и ордена нам вручали без оваций и газетной шумихи - тихо и келейно'.
Так вот за что дед получил звезду, подумал Волык и закрыл тетрадь. Вот где собака зарыта. Я-то думал, что это только мы такие умные. Выходит, это еще началось в далеких шестидесятых. А все эти рассказы о 'квакерах' в девяностых - сплошная дезинформация, призванная запутать американцев. По версии военных 'квакеры' появились в начале шестидесятых и квакали по океанам до конца века, сопровождая атомные подводные лодки во всех уголках мирового океана. Потом явление пошло на убыль и постепенно затихло - без всяких последствий. Лаковая версия, посмеивались 'квакеры', но поддерживали начальство в высоких кабинетах или в лучшем случае отмалчивались. А ведь у каждого наверняка своя версия, думал Волык. Был даже выпущен хорошо режиссированный документальный фильм, который Волык смотрел раз двадцать, пытаясь уловить логику событий. По этой логике выходило, что ничего из ряда вон выходящее не произошло и явление океанских 'квакеров' само собой рассосалось и исчезло. Вдруг Волыка озарило: а ведь с настоящими 'квакерами' 'договорились'. Как это произошло - большая, большая и очень большая государственная тайна. Американцы, видать, тоже с кем-то нашли общий язык и даже втайне опробовали новые технологии на противнике, иначе, как объяснить череду катастроф на флоте, взять хотя бы тот же самый 'Курск'. Шикарное оружие, воздействие которого с легкостью можно объяснить техническими неполадками. Выходит, мир в начале века стоял на грани мировой войны? Такой вывод, его как специалиста, совершенно не удивил и тем более не испугал. Просто две стороны договорились, не называя имен, причин и обстоятельств, а таким специалистам, как Александр Волык, даже не намекнули, что система 'имаго' связана с явлением 'квакеров'. 'Имаго' же позиционировали в качестве новой акустической системы, построенной на принципиально иных, почти антинаучных принципах. Эти принципы завуалировали и изящно связали с классической наукой, примерно так, как одну теорию объясняют другой теорией. Однако загвоздка заключается в том, что ни одна из них не была доказана. Впрочем, по задумке высокого начальства таких офицеров, как Волык, это не положено было знать, ведь они были просто эксплуатационниками на своих подводных лодках.
В свое время его подучили в Москве, дали очередное звание и как специалиста направили начальником суперзакрытого отдела номер сто двадцать три на Северный флот. Собственно, туда, куда он просился. Таких офицеров, как Александр Николаевич Волык, на флоте называли 'квакерами'. Целый год Волык был, мотался по дивизионам, собирал информацию об аномалиях и отправлял ее в Москву. Он так и не узнал бы побочную сторону нового оружия, если бы однажды совершенно случайно копаясь в штабных архивах, не наткнулся на интереснейший документ: докладную об инциденте на Белом море 2002 года. Вначале Волык не понял, как и почему она затесалась в служебном архиве. Смысл этой докладной сводился к тому, что при переходе из Северодвинска в Североморск подводной лодки 'Витязь' серии 945 на борту появился незнакомый человек и так же внезапно исчез. Инцидент, как было сказано в докладной, продолжался семь минут. Разговаривал человек по-русски, без акцента. Никаких последствий он с собой не принес, и подлодка, насколько знал Волык, благополучно функционировала до сих пор. Он даже побывал на ней и расспросил главного механика, который наблюдал 'черного подводника' и даже пытался вступить с ним в контакт.
- Да, собственно, рассказывать нечего, - сообщил главный механик, человек на котором, по сути, держалась вся подлодка. - Он появился из реакторного отсека. Я как раз проводил инспекцию трюмного отсека, когда услышал странный звук.
- Какой?
- Так обычно открываю бутылку с шампанским. Я еще подумал, убью, если механики с собой на борт пронесли. Выскакиваю, а он стоит возле третьего компрессора высокого давления.
- А какой он был?
- Да в нашей РБ , стриженный под ноль. Лет двадцати пяти. Я подумал, новичок. Нет, офицер, только моложавый. А потом пригляделся, а у него вместо ИДА-59 , какая-то оранжевая коробка висит, и вообще, а шея офицерским кашне повязана. Я и спросил: 'Что с тобой?' Я сам думаю: 'Неужели у доктора все это время лежал?'
- Ангина... - ответил он мне и пошел в сторону ЦП .
А за ним ледяная волна, словно океан хлынул. Вот тогда я и перетрусил. Не верите, я ведь два раза горел в отсеках и так не трусил. А здесь струсил.
- А почему?
- Что-то в нем было такое, что не трудно передать словами.
- Ну а все-таки?
- В общем, люди такими не бывают.
- Какими?
- Ледяными...
- А что дальше?
- Да говорят, дошел до старпома и растаял в воздухе. Старпом тоже струхнул. Командира на мостике не было. Стали выяснять, кто так мог пошутить. Ну, конечно, ничего не выяснили. Объявили готовность 'три'. Отсмотрели в отсеках. Естественно, никого. Так и дошли на одних нервах, без сна.
- Вы сказали, что инцидент длился семь минут, а за семь минут можно пол-лодки обежать.
- Естественно, только я по давней курсантской привычке на часы посмотрел, когда пробка из бутылки вылетели. Отметил начало события и, естественно, конец его. Так вот время растянулось примерно на пять лишних минут.
- А система 'имаго' у вас уже стояла?
Старший механик замялся. Он посмотрел на Волыка, как на врага народа.
- Говорите, мне нужно это знать.
Он пытался связать две теперь уже почти очевидные вещи: 'имаго' и 'черного подводника'.
- Стояла... - выдавил из себя главный механик. - Но я вам ничего не говорил.
Ну вот, подумал Волык. Еще одно странное совпадение.
- Я не упомяну в отчете эту историю, - пообещал Волык. - Об этом никто не узнает, и ваша фамилия нигде не будет фигурировать.
Они расстались почти друзьями, правда, в глазах главного механика застыло вопрос, правильно ли он поступил, говоря о системе 'имаго', ведь за одно это могли списать с подлодки. Могли списать даже за упоминание о 'черном подводнике'. Но почему-то главного механика сия судьба миновала. Может быть, решили, что человек 'дошел до точки' после автономки, и пожалели. Ведь классного механика днем с огнем не сыщешь, поэтому и закрыли глаза на его 'черного подводника'. Это уже потом сопоставили случай на 'Витязе' и случай на 'Морском коньке', а вот сделали ли вывод, Волык не знал, по крайней мере, ему об это мне докладывали.
Действительно, система 'имаго', разработанная в конце девяностых и опробованная в начале следующего века, никак не связывалась с 'квакерами'. Почему доводка продолжалась так долго? Скорее всего, возникали причины посложнее, чем неполадки, например, в ядерной установке, технологии которых отрабатывались не один десяток лет. И благо, что уложились лет в тридцать-сорок. Видать, новые открытия были грани неведомого. Сколько они за собой потянули техники? - рассуждал Волык. И чем еще новеньким напичкают подлодки - это вопрос времени.
Но все равно, 'имаго', то есть, 'куколка' - это одно, а 'квакеры' - это другое. Вот почему странная докладная 'затерялась' в архиве. А значит, в отчет можно было не вносить истории с 'черным подводником'. Хотя еще как поглядеть, может, лет черед двадцать этот факт станет важным звеном в каком-нибудь расследовании, могут и спросить.
Через год сто двадцать трети отдел внезапно расформировали. Все документы приказано было сдать в центральный архив. Почему так произошло, известно только одному Богу и высшему начальству, любили шутить в узком кругу 'квакеров'. Утешала мысль, что это не извечный русский бардак, что наверху понимают, что делают, и понимают больше, чем говорят. Волык же получил назначение на новую подлодку 'Пингвин' отдельной бригады подводных лодок особого назначения - ОБПЛОН. Самое интересное, оказалось, что ОБПЛОН подчиняется не ВМФ, а ГРУ. Это уже потом ОБПЛОН передали ВМФ, а вначале было ГРУ.
До сих пор Костя думал, что принадлежит ко второму поколению квакеров. Но оказалось, не ко второму, а к третьему. Да! - удивился он и перевернул котлеты, а предки-то наши вовсе не дураки. Ишь ты!
Утром следующего дня, в сереющих сумерках рассвете его едва не убили. Дело было так: когда Волык выходил из подъезда, кто-то, как показалось ему - большой и грузный, шагнул в темном тамбуре из-за дверного косяка и ударил по голове с такой силой, что из глаз полетели искры. Так сильно Волыка били только на танцплощадке в Выборге, когда он со своим другом Владимиром Пузаковым бегал в самоволку. Спасло его только то, что он вместо фуражки надел зимнюю шапку. Человек подхватил его и поволок к машине, стоящей у крыльца. Откуда-то выскочил второй, и они стали заталкивать Волыка в багажник. Все, понял Волык, сейчас сбросят в Иокангу, и пиши пропало - вынесет за острова, и никто никогда не найдет. Крабы сожрут. Должно быть, из-за Светки Заготовой. Больше не за что. Врачиха была последней, с кем он спал. Однако он очень удивился, признав в тащивших его людей - вчерашнего студента и белесого человека с перекошенным ртом и цепким взглядом. Еще больше он удивился, когда студент, утробно охнув, рухнул на колени и из его рта ударила струя крови. Белесый человек тоже куда-то делся, и Волык некоторое время преспокойно возлежал в багажнике, свесив ноги и созерцая бледнеющий небосвод над Островным. Потом началось: появились собаки, очень много кричащих людей, и Волыка, бережно, как младенца, достали из машины. Только тогда он начал что-то соображать и увидел на земле два трупа, с торчащими в спинах огромными ножами. Как объяснил ему следователь Авросян, это были не ножи, а самые что ни на есть настоящие мексиканские мачете. Откуда на холодном севере мачете, Волык следователю Авросяну объяснить не мог. Вначале он терпеливо отвечал: 'Я южнее Сочи в жизни не бывал' и порывался отправиться в экипаж. Но его мучили вопросами и даже исподтишка осмотрели квартиру. Что в ней можно было увидеть? После ухода Ленки, она в прямом и переносном смысле была пуста, хоть шаром покати. Ленка умудрилась забрать даже все тряпки - за каждый поход Волыку полагалось часть зарплаты в иностранной валюте, и Ленка ее вдохновенно тратила в югах на всякие шмотки и безделушки.
- Товарищ следователь, у нас экипажи в Южной Америке на берег не сходят!
- Это само собой... - кивнул следователь Авросян. - Может, кто-нибудь подарил?
- Мачете? Тоже мне экзотика!
- Ну а все-таки? - гнул свое следователь.
- Да, подарили! - вспыхнул Волык. - А я воткнул их по рукоять в спины своим убийцам, а потом меня кинули в багажник.
- А с нападавшими вы знакомы? - быстро нашелся следователь.
- Конечно, нет, - так же быстро ответил Волык.
Если бы он рассказал, при каких обстоятельствах видел студента и белесого человека, ему бы точно сегодня не попасть на 'Пингвин'. Пускай военная прокуратура и контрразведка сами разбираются, подумал он ехидно.
- Вы мне что-то не договариваете, - устало сказал следователь Авросян, закрывая пухлую папку с бумагами, - кто их так? Это ж какой силой надо обладать, чтобы проткнуть человека насквозь.
- Не знаю, - пожал плечами Волык, морщась от боли.
Голову ему даже не перевязали, потому что перевязывать было нечего - просто на лбу, в том месте, где на шапке была кокарда, у Волыка выросла огромная шишка. Врач прикладывал к ней грелку со льдом.
- Ваше счастье, что они попали в лоб, а не по виску.
- Темно было.
- Дело не в темноте.
- Лоб у меня крепкий, - согласился Волык.
- Не-а-а... Били вас ломиком. А ломику, как вы понимаете, все равно куда попасть. Так что, считай, повезло. Кому вы дорогу перешли?
- Не знаю, - честно ответил Волык.
- Может быть... здесь замешана женщина?
- У меня женщины незамужние.
- Вот я об этом и говорю, - настаивал следователь Авросян. - Ревнивый поклонник. Как мужчина мужчину, я вас понимаю.
- Да вроде никому дорогу не перебегал, - удивился Волык и пожал плечами.
Не будет же он рассказывать, что деликатно дает своим подружкам спать с кем угодно, абсолютно никого не ревнуя.
- Верю, потому что они вас хотели еще и того... - сказал на прощание следователь.
- Типун вам на язык, - не оценил шутку следователь Авросян. - Закодировать! При них баллончик нашли с паралитическим газом, шприцы и еще какое-то лекарство, которое мы пошлем на экспертизу. Но уже ясно, что это психотропное вещество.
- А-а-а... - догадался Волык, - у вас уже были такое случаи?
Следователь Авросян с любопытством посмотрел на Волыка:
- Неважно. Удивительно то, как они вообще попали сюда в гарнизон.
Комендантская служба на Островном была поставлена хорошо. Всякий незнакомый человек в гарнизоне проверялся на наличие документов. Да и как сюда попадешь, кроме как по морю и по воздуху, но гражданские пароходы не ходили последние два года и вопрос открытия навигации еще не был решен. А это значило, что погибшие приехали на автомашине расстояние от Мурманска до Гремихи, минуя многочисленные посты. Было чему удивиться.
- Да, удивительно, - согласился Волык.
Значит, это никакая не Светка, с облегчением подумал он. А я ее подозревал. Может быть, Зинка со столовки? И вдруг вспомнил, что видел еще кого-то. Да почему кого-то?! Того странного мальчишку, с опухолью на шее! Мальчишка этот убегал в сторону Дома офицеров. Но не мог же он, в самом деле, убить? Должно быть, у Волыка сделалось такое удивленное лицо, что врач спросил:
- Вам не плохо? - и суетливо потянулся к сумке с лекарствами.
- Нет, нет, - ответил Волык, окончательно приходя в себя.
Черт знает что! - подумал он. С призраками я еще не сталкивался. В этом отношении военным везет меньше, чем гражданским. Поэтому весь его опыт ограничивался чужими байками. А между прочим, в этих историях не все было понятно. Волык, конечно, не включал в свои отчеты сообщения о 'черном подводнике', который появлялся на подлодках после установки на них системы 'имаго'. По инструкции он должен был собирать информацию только о 'квакерах'. Но в неформальной обстановке за бутылкой ему рассказывали все подряд - что надо и не надо, и иногда его пробирал мороз. Очень скоро он стал пугаться собственной тени.
- Вернетесь из плавания, я вас вызову, - пообещал следователь, не замечая ничего вокруг, кроме собственной умозрительности.
Наконец в двенадцатом часу прислали машину, и Волык под жалостливыми взорами соседей убыл в экипаж. Голову ему все-таки на всякий случай перевязали. Пока машина, крутясь вокруг сопок, добиралась в бухту Сысова, Волык эту повязку снял, чтобы не пугать командира. Но, конечно же, он уже был в курсе, и перво-наперво приказал показаться врачу. Сан Саныч Габриков нашел у Волыка легкую контузию и запретил пить спирт ближайшие двадцать четыре часа. Волык с легкой руки Сан Саныча и под строгим оком командира забыл об утреннем происшествии и отдался работе.