Бударин Сергей Васильевич : другие произведения.

Глубина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По жанру эта книга - не фэнтези и не фантастика,не любовный роман...хотя любовь,вместе с другими сюжетными линиями,пронизывает его от начала и до конца. Что-то здесь выдумано,но многое - чистая правда. Герои романа - моряки-подводники и просто люди. Время действия - восьмидесятые годы двадцатого столетия и начало того же столетия... Вы будете смеяться и грустить,сопереживать,что-то примерять к себе,узнаете много нового...Думаю,работа достойна прочтения,но,впрочем,читать не уговариваю.
  
  
  
  
  
   Р О М А Н : " Г Л У Б И Н А "
  
  
  
  
  
  
  
   Легче самого легкого сна
   В толщах темной холодной воды
   Мы парим на рулях глубины,
   А над нами плавучие льды.
  
   И полярных небес полумрак
   Полыхает ярчайшим неоном.
   А земля лишь во снах и в мечтах:
   Здесь живут автономным законом.
  
   "Так живем,отдавая долги,-
   Поясним,ничего не скрывая,-
   И с надеждой глядим в календарь,
   Часто банями время считая".
  
   И отсеки движеньем полны,
   Вестовые столы накрывают,
   И гитары в мажоре поют,
   И на рыжей жениться мечтают.
  
   Мы разлуками жестко испытаны,
   Океаном крещены не раз.
   Третий тост в нашу честь поднимите.
   Мы вас любим.Любите и нас.
  
   СОЛДАТАМ ПРОПАВШЕГО С КАРТЫ МИРА ГОСУДАРСТВА ПОСВЯЩАЕТСЯ
  
  
  
  
  
   О Г Л А В Л Е Н И Е :
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: " ПОДВОДНИКИ НА ПРИВАЛЕ "
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ: " ГЛУБИНА "
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: " ПРИГОВОРЕННЫЙ "ПИСАНИЕМ" "
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: " ПОДВОДНИКИ НА ПРИВАЛЕ "
  
  
  
  
  
   Весна приходит в тундру поздно,порою даже неожиданно.Весна здесь- уже начало лета.Еще вчера сухо скрипела,хрипела и надсадно кашляла морозным воздухом зима;падал освещаемый сполохами полярного сияния снег... Он падал и лежал...но сегодня вдруг почернел,съежился; а завтра заголубятся освободившиеся ото льда озера,посветлеет и просторно раздастся вширь небо,зазеленеют в мареве испарений сопки,и свет...
  Будет много света и солнца и днем,и ночью.
   Природа захмелеет искрометной радостью жизни,взыграет,заскачет козленком,заспорит... И в споре красок,полутонов,в непередаваемом, причудливом их смешении на палитре жизни и родится красота...
  
   Итак,в конце апреля второго года "перестройки" начальник Особого отдела КГБ СССР войсковая часть 513... Вячеслав Михайлович Платонов раскладывал оперативный "пасьянс"... Пасьянс не сходился. Мелькали лица,погоны с просветами и звездами разной величины,обрывки случайных фраз,собственных мыслей,оперативный и жизненный опыт...обслуживаемые объекты,опять и опять лица,еще опыт... Черт знает что!
   Пасьянс не сходился. "Что,папка,не выходит?-подмигнула с фотографии дочь Руслана и,наклонившись к сынишке,нежно проворковала:-
  Не выходит у деда...а ты,шалопай,кашу не кушаешь. Ну-ну-ну...смотри у меня". Уже звонила жена...
  -Я скоро,-устало пообещал Платонов.-Я скоро,Машенька.Потерпи... Выйду на пенсию - заведем пасеку,на рыбалку ходить будем.Потерпи.
   "Действительно,чертовщина...,-размышлял Платонов.-Мне бы еще гороскопами обложиться,привлечь экстрасенсов,парочку шаманов для консультаций выписать. Начальник Особого отдела атомных подводных крейсеров и...на тебе... Тушина что ли на боевую службу послать? А как же экипаж Лебедева? А штаб,СРБ,береговая база?.. Чтоб она трижды сгорела!"
   Экипаж Маркова готовился к боевой службе...Все складывалось как в анекдоте с тем доктором,который любил вырезать гланды через прямую кишку. Служба случилась неплановой - надорвалось звено в длинной цепочке флотского планирования. Надорвалось в третьей флотилии - службу передали в первую,а оттуда в тринадца...ю дивизию атомных подводных ракетных крейсеров стратегического назначения,при коих начальником Особого отдела и состоял Платонов.
   Две недели назад экипаж Маркова начал прием корабля у экипажа Денисова.В тот же день после обеда Маркова на борт не допустили: прошел слух,что на службу пойдет сам Денисов...
   В течении следующих пяти суток корабль поочередно принимали и Филин,и Лисичкин,пытался принимать Агафонов; на своем корабле собирался идти Русаков... Идти в море хотели все. В конце-концов опять же вернулись к Маркову.
   Своего "опера" у Маркова не было: перевелся на Большую землю. С момента его отъезда экипаж около трех месяцев провел в отпусках,затем часть команды посадили на другие корабли,оставшиеся не у дел несли береговые наряды.
   А сейчас...А что сейчас?.. Сейчас,по-образному выражению старшего оперуполномоченного Виктора Тушина,проводившего в экипаже легкую рекогносцировку:" У Маркова разврат полнейший...Агенты и диссиденты служебных обязанностей не выполняют; и нет тебе,понимаешь,священного трепета перед Органами. Но я им еще...". Что там "им еще..." собирался предложить,обломать или показать Тушин Вячеслав Михайлович узнать не успел. Зазвонил телефон ВЧ и трубка голосом Юльченко зарокотала на весь кабинет:" Слава?!. Я тебя после обеда жду,и захвати "то дело"!..Да,да..
  хорошо!..".
   "И на кой мне эта боевая служба...",-в сто первый раз чертыхнулся в мыслях Вячеслав Михайлович,возвращаясь к своему порядком уже поднадоевшему пасьянсу.
   Тушину Платонов всегда симпатизировал,но вместе с тем и драл нещадно: для острастки и в назидание другим. В памяти Тушина еще свежи были воспоминания о работе по делу оперативной проверки "Крот". "У меня это дело во-о-от где сидит ... Шеф каждое утро от порога в меня сапогом кидал. А это очень больно,пацаны...". Тушин имел живой,независимый характер и быстро находил общий язык с людьми: где с анекдотом; где серьезно, но с улыбкой;где за струнку души; где за увлечение...И случись,к слову,пожить ему год среди чукчей, прослыл бы и "большим русским братом",и сказкой в поколениях,и дерзкой чукотской мечтой - такой же емкой,как мечты о теплом чуме в заснеженной тундре,оленьей упряжке быстрее ветра,об удачной охоте на нерпу и о стакане "огненной воды" перед ужином.
   " Тушин своей головой прикрывает много,-размышлял Вячеслав Михайлович,- а боевая служба,потом отпуск - это же на полгода. Никак нельзя... Комаров?..".
   Комаров Игорь Петрович. Общее мнение - парень хороший... К своему стыду,Вячеслав Михайлович знал об Игоре не много. И дело касалось вовсе не анкетных данных,а человека. Ну,женат,имеет дочь. В квартире на книжной полке,поблескивая позолотой корешков,стоит двадцатитомное собрание "Библиотеки приключений".Другой литературы нет.Злостный курильщик ленинградского "Беломора". Жизненное кредо:" А мне много и не надо:квартиру,дачу,новенькую "семерку" и маленькую удочку - метров на пять". Через четыре месяца Комаров должен уйти на боевую службу со своим экипажем.
   О Буханове Вячеслав Михайлович сказал сразу и однозначно: молод,
  и - рано.
   Пасьянс уже в который раз не сходился...
  
   Всякое государство живет эпохами. Эпохи громоздятся друг на друга,застывая на ветру перемен торосами. И по этим торосам всю свою недолгую земную жизнь карабкаются люди.
   Вячеслав Михайлович об этом знал... На его памяти на смену "культа личности" пришла хрущевская "оттепель",а потому даже на Таймыре начали взращивать кукурузу. Потом "застойное" шевеление бровей и лихие времена батьки Андропова: тогда-то и отправились по этапу в места еще более отдаленные начальник береговой базы дивизии и командир одного из атомоходов. Полетели головы по всему Северному флоту... А сейчас,вот, "перестройка". Надо же?.. И понесло,закружило,заколобродило "органы"...
  И почва как-будто еще тверда под ногами,ан кружится голова и незнамо куда идти и чем заниматься. И посыпались вновь из Стольного Града по весям приказы - почти прежние,родные,лишь числом поболе. А в них опять же знакомое,но с нотками растерянности: "...сконцентрировать,выделить,
  направить,упорядочить,потребовать,усилить,приобрести,активизировать, расставить...".
   Уже посчитаны в воинских частях по головам казахи,узбеки,якуты,
  литовцы и все остальные; уже отработаны агентуре задания по выявлению недостатков в боеготовности частей и кораблей,и как никогда актуальны вопросы ядерной безопасности. А "дедовщина"?.. Повесть Юрия Полякова "Сто дней до приказа" читали? То-то же!..
   А шпионы?.. Да-да,те самые - в темных очках и со зловещими улыбками на тонких губах... А тут еще кого-то из чекистов повели по коридорам извиняться перед потерпевшими... Скажите пожалуйста,а ведь совсем недавно потерпевшие именовались диссидентами и по "чайнику", чего уж темнить, получали исправно.
   А тут еще слухи,слухи,слухи... Миллион слухов!!!
   И впору спросить у Мудрых словами известного киногероя:" Сан Саныч. В прошлый раз мы в Москву на продажу молодой чеснок везли,а из Москвы обратно - апельсины. А продадим апельсины,что в Москву повезем?"
   И ответят Мудрые:"А это,Степа,смотря какая конъюнктура будет. Ить мы что?.. Есть и Более Мудрые".
   Медникова Платонов побаивался и стыдился себе в этом признаться. Андрей Медников был человеком надежным. Летом,когда секретарь отдела уходил в отпуск,Андрей принимал у него секретную часть. Его уважали и третий срок подряд избирали членом партийного бюро. И,вроде,все путем,
  но...в свои двадцать семь лет Андрей Иванович не имел мальчишеской искренности,пережил молодость,редко сомневался в себе и не умел прощать.
   "Эх,Андрюша,Андрюша...,-пожалел подчиненного Вячеслав Михайлович,-много в тебе наносного,фарисейского... И почему-то считаешь,что Родину больше других любишь. Жаль...".
   Медников вернулся с боевой службы лишь две недели назад.
  
   Александр Осташко. Платонов даже улыбнулся: Осташко - "гроза контрразведки". Осташко,действительно, жил контрразведкой и любил свое дело. К этому парню Вячеслав Михайлович также питал слабость. Все ему было интересно,и до всего было дело,но этого "всего" он не успевал ни схватить,ни охватить. Он мог назначить агенту явку на два часа ночи, с блеском провести ее и уснуть здесь же,на явочном пункте. Просто прилег на диван,на минуту смежил веки и уже далеко... Он выписывал на свою немаленькую месячную зарплату газеты и журналы, но успевал читать лишь небольшую их часть,а все остальное ненужным хламом накапливалось и пылилось дома. Однажды из запасников гарнизонной библиотеки Александр притащил собрание сочинений И.В.Сталина и стенографические отчеты материалов двадцатого и двадцать второго съездов КПСС. Читал и то,и другое.
   В последнее время Александр немножко сник, и тому были причины. Два года назад его корабль начал работы по тематике "Настильные траектории баллистических ракет" - противоядии от американской программы "Звездные войны".
   А с месяц назад в газете "Аргументы и факты" мелькнула коротенькая статейка об атомных ракетоносцах и настильных траекториях баллистических ракет - противоядии от американской программы "Звездные войны"... Чуть приоткрылась завеса тайны, и Александр утратил смысл жизни...процентов эдак на тридцать.
  "Мы тут защищали...,-сказал он с обидой и не договорил,но подумал:- а нас предали...".
  "Пусть живет на оставшиеся семьдесят процентов,- решил Платонов,-еще есть что защищать."
  
   В отличии от Осташко Игорь Тарасов в кругу сослуживцев не слыл "грозой контрразведки" - он был ее недоразумением. Будучи человеком
  добрым,он,как и ребенок, не всегда чувствовал в своих поступках меру сцепления с внутренним тормозом...
   Однажды Вячеслав Михайлович поручил Игорю в недельный срок, используя личные агентурные возможности,собрать некоторые характеризующие данные на одну из женщин. А по истечении недели услышал от Игоря:" Ну,что сказать?.. Вульгарная,развратная и еще...".
   " А почему ты о ней такого мнения?". Когда касалось людей - Платонов всегда долго запрягал и медленно ехал.
   "Знаете,Вячеслав Михайлович...". А дальше... Игорь проходил мимо ее окон, и вдруг в квартире погас свет. Игорь вошел в подъезд и приник к замочной скважине. Вначале слышал лишь собственное дыхание,а потом...
  и вздохи,и стоны,и что-то еще - сладкое и тревожное... Ночь в квартире жила по своим законам.
   "Развратная она женщина",- упрямо повторил Тарасов.
   "Нет,Игорь,-со вздохом поправил его Вячеслав Михайлович,- она просто женщина".
   В другой раз на совещании оперативного состава Платонов дал установку активизировать работу по приобретению явочных квартир. Работа эта скрупулезная,тонкая и длительная - не одного месяца.
   Игорь решил поставленную задачу в тот же вечер. Жила-была в городке тетя Маша и работала в магазине уборщицей. Жила давно и,быть может, уехала бы на материк, но ехать было некуда и не к кому. Игорь не выпил с тетей Машей чашки чая,не смотрел ее старенькие фото,не сказал душевных слов... Он с порога предъявил тете Маше красную книжицу и будто выстрелил:" Нам нужна ваша квартира...".
   "Свят-свят!". И тетя Маша тут же отдала второй комплект ключей Игорю.
   Платонов лично вернул ключи и извинился. Было стыдно... Тетя Маша ничего не поняла и долго благодарила.
  
   Сумароков?.. В глазах,уголках губ,в упрямых морщинках на лбу Юрия Сумарокова, был ли он хмур,весел или профессионально спокоен,таился немой вопрос. Что-то тревожило его душу,саднило,жгло,искало выхода.Вячеслав Михайлович видел это и не хотел быть тем человеком, которому придется ответить на его вопрос.
   ...Юрий Сумароков шел на первую вербовку. Он вышел из аудитории, прошел длинным темным коридором, поднялся на этаж выше,и опять шел коридором, в конце которого предстояло повернуть налево,потом направо и спуститься на тот же этаж.
   Учебная часть Высших курсов военной контрразведки размещалась в монументально-капитальном здании сталинской постройки в форме "каре". Внешне Юрий выглядел уверенным и спокойным, хотя знал, что через три-четыре минуты,когда он переступит порог учебного явочного пункта и появится на экранах мониторов, за ним будут пристально наблюдать тридцать пар глаз... ушей,а шестьдесят полушарий головного мозга будут напряженно анализировать поступающую информацию.
   Это была первая вербовка,первая на всем потоке: и для Юрия,и для ее товарищей. Юрий хотел провести ее классически правильно, но в собственной режиссуре и впику учебному кинофильму,где "оперок",прибыв на явочный пункт, долго снимал шинель,шарф,шапку; морщился,кряхтел, сморкался,наводил порядок на рабочем столе,а в финале так же долго одевался. Сама же вербовка времени заняла мало и была,по разумению Юрия,серой,как штаны пожарного. А что еще можно было ожидать от побитого жизнью,неулыбчивого человека с хлюпающим носом?
   "Вербовка - это искусство,-говаривал полковник Ветлицкий.- И пусть вас не смущает слово "агент". Агент...Ну,агент... В переводе с латыни оно означает - действующий,активный... Агент рядом. Им может оказаться лучший друг,жена,любовница... Это самое действенное оружие и самое главное. Оно было и всегда будет,пока существует человечество".
   "Штирлиц идет по нашему коридору...,-усмехнулся Юрий,- Штирлиц,
  мать твою... Посмотреть бы на себя со стороны".
   Юрий знал,что при разборе вербовки будет много поднятых рук и почти каждый из его товарищей найдет в его работе изъян: "это" упустил,
  "то" употребил не к месту и "э-э" сказал не вовремя. Что ж - сколько голов, столько и Станиславских. Пусть сделают сами ,а он,Юрий,зная истинную подоплеку вещей, быть может не скажет "не верю".
   Кандидатом на вербовку подвизался заместитель начальника Особого отдела дивизии кораблей ОВРа, с виду балабол и весельчак.
  -Да ты не бойся - подыграю,-подмигнул он перед дверью явочного пункта.-
  Живого-то агента хоть раз видел? Не видел...да... В общем,помни,что мы с тобой знакомы не первый день,ты меня изучил. Вот и беседуем,кто-то анекдот расскажет,и в конце-концов заключаем полюбовное соглашение. Главное - не пасуй. Все ты знаешь,все умеешь. А у меня,между прочим,от Ветлицкого установочка имеется... в секретном сундучке... Ну,иди.
   Беседа катилась легко,спокойно,даже весело,в намеченном Юрием русле. Прозвучал и обещанный кандидатом на вербовку анекдот: про Василия Ивановича,Петьку и "гласность".
   Как-то спрашивает Петька у Василия Ивановича:
  -Слышь,Василий Иванович,а что это за зверь такой - "перестройка"?
  -Перестройка,Петька,это...Вот,представь,началась в нашей дивизии перестройка: выдали тебе,Петька,нового коня,новую шашку,красные галифе, сапоги хромовые... Хорошо?
  -Хорошо,Василий Иванович. А что это за птица такая - "гласность"?
  -Ну,гласность...Это когда можно критиковать всех,невзирая на лица и должности.
  -И тебя,Василий Иванович?
  -И меня.
  -И ничего не будет?
  -Ничего...
  -Совсем ничего?
  -Совсем... Ни коня,ни шашки,ни тебе красных галифе...
   Там далеко-далеко,в аудитории,наверняка рассмеялись. Посмеялся и Юрий.
  -А вообще так не надо,-сказал кандидат на вербовку;и это были слова не будущего агента,а заместителя начальника Особого отдела дивизии кораблей ОВРа.-А я,знаешь,так отмажусь: одна политическая сволочь в бане рассказала.Хотел ей по темени шайкой заехать,да не разглядел - пара было много.
   Вербовка продолжалась. Говорили об одном,другом,третьем...И все это даже в мелочах Юрий старался привязать к контрразведке, к государственой безопасности. По ходу беседы всплывали фамилии,якобы, сослуживцев и знакомых будущего агента. И выяснялось,что Иванов - "наш человек", от Петрова ушла жена,и это наводило на размышления,а Сидоров... Сидоров - такая сволочь,такой гад,что и клейма на нем поставить негде: водку,в наше-то почти сухое время,пьет;с женщинами легкого поведения...и фарцует,и много разговаривает.
  "Я бы такому даже свою козу пасти не доверил",- вынес приговор кандидат на вербовку.
  "Ишь ты...даже козу...,- в мыслях отметил Юрий,- немножко пересолил".
   Дело подошло к отбору у кандидата подписки о сотрудничестве. Юрий от имени Органов попросил оказывать постоянную помощь на добровольной основе. Кандидат согласился,но подписку дать отказался и даже обиделся:
  -Нет,товарищ капитан-лейтенант... Я к вам с чистым сердцем,с открытой душой,а вы... Бумажка вам важнее.
  "Вот он - "подарок" от полковника Ветлицкого,- сообразил Юрий,- подписку агент не даст, а вербовку закрепить необходимо.В нашем деле слова стоят немного.
  -Хорошо,- ослабил хватку Юрий,- хорошо,Сергей Иванович. Вы уж меня извините,я вас уважаю и обидеть,ей-ей, не хотел.
  -Да,да... я понимаю...,-начал оттаивать кандидат,- и вы на меня не обижайтесь. Я хотел помочь...
  -Сергей Иванович,- Юрий задержал дыхание,- а этот Сидоров,выходит, интересный парень; хотелось бы познакомиться с ним поближе.Вот ручка, бумага; давайте запишем...
  -Опять вы...,- с легкой укоризной вскинул голову кандидат.
  -Я знаю,о чем вы сейчас подумали. Я,конечно,оставил след в записной книжке и при необходимости предмет нашего разговора позднее могу восстановить в памяти. Но кое-что я могу упустить,или перепутать, или показать в другом цвете. И,наконец, не забывайте,Сергей Иванович,что я работаю в конррразведке,- Юрий произнес эту фразу спокойным и доверительным тоном; произнес так,будто искал сочувствия в собеседнике,- а,значит,если хотите, и мышление у меня соответствующее:
  профессиональное и где-то даже стереотипное;вопросы,сомнения в голове роятся: этот,понимаете,антисоветски посмотрел;а тот - контрреволюционно сплюнул... Я,конечно, утрирую - все гораздо сложнее. Работа нас в чем-то меняет,и это,уж поверте,не самая малая плата. Вот так,Сергей Иванович...
   И еще хочу сказать: вы здесь выступаете в качестве третьей стороны между Сидоровым и мной, выступаете в качестве третейского судьи. Правду и только правду - ничего другого я от вас услышать не хочу.
   Сергей Иванович еще некоторое время раздумывал,колебался,потом поднял авторучку:
  -С чего начать?
  -Начните,пожалуй,так:" Источник сообщает...".
  -Вы роман Понизовского "Ночь не наступит",случайно, не читали?- внезапно спросил Сергей Иванович.
  -Понизовского?.. Нет,не читал. А что там?
  -А там,знаете,жандармский подполковник тоже говорит:"Пишите,Зиночка,как обычно: "Источник сообщает...".".
   Удар был хорошо подготовлен - Юрий внутренне охнул.
  -Вредная, я вам скажу, книга. Очень вредная,-веско заключил Сергей Иванович. Взгляд его на мгновение стал жестким и подобранным. И это опять были слова не кандидата на вербовку,а заместителя начальника Особого отдела КГБ СССР дивизии кораблей ОВРа.
  ....................................................................... Вербовка состоялась.Юрий опять шел коридорами,спускался, поднимался... А на душе было нехорошо:" Ушла мечта,подрезаны крылья... Господи,как хочется выругаться матом...А я ведь еще и стихи пишу...". Юрий не испытывал подобного чувства раньше. Он вдруг отчетливо осознал,как трудно ему будет работать.
   Такие вот мысли...на фоне задорной,сталинских времен и вовсе даже не наивной детской песенки:"... А пуговки-то нету у левого кармана,и сшиты не "по-нашему" широкие штаны...".
  
   Платонов устало вздохнул:" Сумароков...Решено - на службу пойдет Юрий Сумароков". Конечно,были в отделе и другие люди: один только что убыл в отпуск,двое - на боевой службе,еще один - лишь два месяца назад пришел с курсов военной контрразведки,двое обслуживали части военных строителей... Кто еще? Заместитель Платонова - Виталий Михайлович, секретарь отдела - Саша Малов; два водителя и трое дневальных из числа военнослужащих срочной службы. Это все!
   "Пора". Вячеслав Михайлович поднялся из-за стола,неторопливо оделся,вышел в коридор. Тишина... Точно полная луна в летнюю ночь в два ряда серебрились плафоны освещения,являя глазам развешанные по стенам стенды с тиражированными фотоснимками, где были и добротные финские ножи,и ботинки с тайниками,набитые валютой кейсы,стреляющие авторучки, воздушные шары,аэропланы и другое шпионское снаряжение... Несколько обособленно - групповой снимок первой коллегии ВЧК, левее - панорама судебного процесса над Борисом Савинковым,лица шпионов времен "холодной" войны,оперативный снимок О.В.Пеньковского в момент закладки им очередного тайника...
   В дальнем конце коридора на постаменте,обтянутом оранжевым бархатом,выставив вперед острую бородку,отдыхал гипсовый "Феликс".
  Сейчас в коридоре царила тишина... Но в полночь все оживет,придет в движение: лава на лаву сойдутся в кровавой сече кавалерия Буденого и Шкуро, вновь и вновь будут судить Савинкова, пароходами депортировать
  за рубеж интеллигенцию,коллективизировать крестьянство,последнее выступление Артузова... тень Блюхера...приземляющийся на парашюте Пауэрс...окрик часового:"Стой! Кто идет?!"
   С первыми петухами все утихнет. И так каждую ночь. Вячеслав Михайлович не знал об этой,второй жизни в коридоре и кабинетах отдела.
  При выходе в дежурное помещение он еще раз оглянулся и улыбнулся,
  вспомнив ерническую фразу своего хорошего приятеля и коллеги Игоря Проценко: "Если я правильно понимаю,Слава,на этих снимках враги советской власти,обезвреженные твоим отделом.Это сколько же нашего сала съели,сволочи!".
  
  
  
  
  
   Первый час ночи... Юрий возвращался с корабля,из бухты Ягельной.
  Работа,как известно,не всегда уважает личное время.
   В лучах полуночного солнца Она сидела на сером,с красными вкраплениями,отполированном тысячелетними ветрами гранитном валуне и тихо плакала.И робкие ее слезинки,ни кому,собственно,не адресованные,
  проторенными дорожками медленно опускались по лицу.Девушка смахивала их тыльной стороной ладони,а они вновь и вновь рождались в уголках ее чистых глаз.
   Юрий присел рядом и на немой вопрос ответил:
  -Шел мимо...А вы одна и плачете.Принцессам плакать не к лицу.
  -Я не принцесса,-голос был глубоким и сильным.-Я не принцесса,я -
  Золушка,и балы в моей жизни случаются очень редко.Наверное,потому я и плачу...А вы идите,пожалуйста...И неважно,что светит солнце.Все
  равно ночь,-она опять всхлипнула.-Вы идите.Зачем вам видеть эти слезы и мой распухший нос?
   Она резко вскинула голову,пытаясь отбросить волосы на плечи.
  -Получается?-с простодушным лукавством поинтересовался Юрий.
  Ее волосы,густые и тяжелые,с изящной небрежностью были уложены в замысловатую огненно рыжую улитку.
  -Нет...Это я больше по привычке.
  -У вас красивые волосы.
  -Спасибо.
  -Это правда.Очень красивые,-Юрий выдержал ее длинный, изучающий взгляд.-Хотите я вам погадаю?
  -А вы умеете?
  -Подумаешь...Я и "собачий вальс" одним пальцем на пулемете...и вышиваю крестиком,и ...-она мягко улыбнулась.-Вот вы уже и улыбаетесь.Итак,вас зовут Ольгой...
   Юрий вошел в жизнь Ольги невольно и втайне от нее.С полгода уже контактное дело с инициалами "Л.О.А."(Литвинова Ольга Александровна)
  хранилось в его служебном сейфе.Игорь Сорокин перевелся по службе в
  Питер,а дело с размашистой резолюцией Платонова:"Доработать.
  Перспективный кандидат на вербовку",-передал Сумарокову.
   Итак,Литвинова Ольга: врач-педиатр,двадцати шести лет,разведена.
  Дети?.. Ожидала,но случился выкидыш.Перенесла тяжело.Родные:мама и
  бабушка;перечислялись также подруги и знакомые,другие связи;здесь же документы и копии документов,фото... В общем - сама жизнь.
   И все эти листы и листочки бумаги,собранные вместе,
  пронумерованные,сшитые суровой ниткой давали возможность даже при
  заочном знакомстве оставаться с Ольгой наедине,жить ее жизнью,думать
  о ней... Анализируя материалы "дела",Юрий поймал себя на мысли,что
  Сорокин симпатизировал Ольге.
   Откуда-то из подшивки,из глубины "дела" вывалился небрежно вырванный газетный лоскут с очерченной красным фламастером фразой:
  "Рассудок женщины - это некая нестабильная субстанция,рудиментарный остаток типа аппендикса;поэтому пользоваться им - то же самое,что пытаться отогнать мух,виляя копчиком".
   "Мысль не новая,-заметил на полях Сорокин,-я и сам имел возможность в этом неоднократно убедиться".
  
  -Итак,вас зовут Ольгой...-взяв Ольгу за руку,сказал Юрий.
  Он говорил,а она внимательно слушала.Юрий рассказывал Ольге о ее же прошлом и настоящем,на одну нить нанизывал правду,полуправду,свои мысли,догадки и пожелания.Он старался... убрать с ее дороги тяжелое и неприятное,обойти стороной больное;сделать так,чтобы ее лицо еще и еще раз осветилось улыбкой,и захотелось ЖИТЬ. Он будто предвидел эту встречу:сегодня и сейчас,будто готовился к ней заранее.И откуда взялись слова? Юрий говорил языком цыганки: о казенном доме,дальней дороге,
  малой утрате,о скорой встрече,о большой любви,о счастье,о детях: мальчике и девочке;о других глупостях,всяческой чепухе и ерунде...
  О том,что все,в конечном итоге,"будет хорошо".
   Ольга слушала монолог Юрия,и уголки ее губ подрагивали внутренним
  смехом:
  -А вы...,-не сдержавшись,наконец рассмеялась она,-а вы сами верите в то,о чем сейчас говорили?
  -Я ?!- сделал "страшные" глаза Юрий.-Я верю и очень даже верю.Не могу же я себе самому не верить? А,впрочем,главное,что вы уже улыбаетесь.
  Можно я еще посижу с вами?
  -Конечно,Юра...
  -Знаете,Оля,мне иногда тоже бывает грустно и тяжело,а плакать мужчине не к лицу.Я в душе плачу.
  -И часто плачете?
  -Нечасто,но плачу.Жизнь потому и соленая,что много в ней соленого:слез,
  пота и крови.
  -Я вам тоже погадаю,-Ольга привстала с камня.-Вы не против?
  -Попробуйте.
  -Не обижайтесь,Юра.Я - обычная женщина,не самая умная... и скажу,как думаю.Вы не пойдете далеко,не сделаете карьеры - у вас глаза добрые.И еще... Сейчас вы думаете как поступить:уйти или остаться,навязаться в гости... Я права?
  -Что-то в этом роде.
  -Чаю хотите?
  -С удовольствием.
   Солнце,не зайдя за горизонт,перевалило на восход.Юрий и Ольга шли по безлюдной улице,у любознательных окон навиду.Они шли,но будто затерялись,отгородились от чужих глаз,чужого мнения,от остального мира.
  Юрий чувствовал рукой тепло ее руки,о чем-то говорил,-сейчас это было несущественно,- и нес в мыслях:"Странно,милая... Тебя уже теряли,но никто по-настоящему еще не нашел".
  
   В однокомнатной квартире было чисто,уютно,просторно и аскетично.
  Возможно,Ольга не считала ее своим домом.Юрий устроился на диване.По стене в простых дощатых рамочках висело несколько акварельных рисунков.
  Сбегающий к морю солнечный,какой-то несерьезный,разноликий,веселый город: то ли гриновский Зурбаган,то ли старая Ялта;кордон на берегу маленького лесного озера;на третьей акварели причудливой детской фантазией было изображено огромное оранжевое солнце,а под ним загадочный зеленый "чудик" на тонких кривых ножках с зубами ящера и пучком волос на голове.
   Юрий и раньше обращал внимание на Ольгу,но видел все больше издали и мельком.Она жила как-бы на втором плане.И только здесь,в этой
  квартире,Юрий увидел ее другими глазами.
   У нее было совершенно русское -округлое,с едва заметными веснушками,чуть вздернутым носом,мягко очертанным подбородком и широко
  распахнутыми изумрудными глазами - лицо;высокая и полная грудь;красивое,налитое здоровой силой тело.И двигалась она
  по-особенному: легко и непринужденно,будто играя своей женской силой.
   Юрий смотрел и смотрел...Его глаза следовали за Ольгой повсюду.
  Иногда он даже не слышал ее голоса,но все читал в движении губ,в глазах,в самой атмосфере ее присутствия.
   "А хорошо ли мне здесь и сейчас,с нею рядом?-спрашивал себя Юрий.-Хорошо ли? Не то слово... Господи,и почему до сих пор никто не
  разглядел и достойно не взял эту,ее красоту?..И только я в обычной улыбке,в простых фразах,в движении руки,каким она поправляет волосы,
  в легкой ее походке увидел ВСЕ!".
   И все в ней было странно знакомым и незнакомым: и как бы проявлялось из голубого,подрагивающего марева.Юрий не мог дать объяснения посетившему его чувству,но будто видел и знал Ольгу раньше,
  знал целую вечность... Но где и когда?
   И она никак не могла быть иной.Ведь не мог же Леонардо написать свою Мону Лизу с другой и по-другому написать ее тоже не мог.
   Ольга накрыла столик к чаю.
  -Есть вино... Хотите?-внезапно спросила она.-"Старый Нектар",бабушка прислала.
  -А вы?
  -И я бы выпила.Это хорошее вино.
   За все их недолгое знакомство Ольга ни разу ни прямо,ни косвенно
  не поинтересовалась - а есть ли у Юрия жена,дети или другая женщина?
  Юрий тяготился этой недосказанностью,а Ольга показывала альбом,
  рассказывала о маме,бабушке... Юрий спросил об отце.
  -Отца я не знаю.-Ольга помедлила и с грустью добавила:-Деда тоже не знала... Мужчины ненадолго приходили в нашу семью,чтобы рождались женщины.Так говорит бабушка.
  -Странно,-Юрий обнял Ольгу за талию,коснулся губами ее шеи,-у меня такое чувство...
   Занавес прошлого на миг приподнялся,и Юрий увидел...
  
   Осень одна тысяча девятьсот четырнадцатого года в Нижнем
  Новгороде выдалась промозглой и сырой.По улицам и переулкам гулял ветер;по своим делам,как и всегда,спешили люди;ржаво поскрипывала открытая калитка;деревья теряли последние листья... А на ступенях вокзала сидела собака: короткошерстая,в серых разводах,с несоразмерно большими и лопушистыми,как у козы,ушами;с вытянутой вперед
  покалеченной лапой.Двумя ступенями ниже,опершись на суковатую палочку,
  покойно и грустно стояла старушка в порыжевшей от времени плюшке.Стояла
  старушка... сидела собака,и глаза ее добрые и карие как бы спрашивали:
  "Подашь что-нибудь?.. Не подашь?.. Нету?.. Ну и ладно...".
   А люди торопливой чередой двигались мимо.
  -Так нельзя...,-Ольга внезапно остановилась.
  -О чем ты,Оленька?
  -Скоро посадка,а я еще не нагляделась на тебя и боюсь отпускать...,-они стояли на перроне,у вагона,лицом к лицу,близко-близко,и Ольга неосознанно перебирала рукой пуговицы на его шинели.-Послезавтра ты будешь в Смоленске... А потом?
  -Потом - не знаю...-по лбу Юрия частой рябью пробежали морщинки.
  -На войне сейчас холодно и сыро,и ветер задувает...,-Ольга всхлипнула.-Юрочка,почему такая несправедливость?.. Я так не хочу,чтобы ты уезжал.Я бегу от дурных мыслей,гоню их прочь,а они лезут и лезут в голову...
   На ее ресницах блеснули слезы.
  -Ну что ты,глупенькая?..-Юрий пригнулся,заглянул Ольге в глаза.-Что ты в самом деле?..Что со мной случится?
   Кожа его ремней бодро заскрипела.
  -Не знаю,не знаю...Я не знаю.-Ольга уткнулась лицом в жесткое сукно его шинели.-Ты только вернись,вернись,Юрочка.
   Высокий и стройный,он поднял голову,огляделся,стараясь написать красками и оставить в памяти навсегда все как есть:этот ветреный день,
  сырой перрон,громаду вокзала,толстого штабного полковника с желтым портфелем в руке,раненого солдата с "Георгием" на колючей шинели,
  старушку... собаку... А над всем этим обыденным,мирским высоко-высоко в небе сиреневым облаком плыли волшебные звуки вальса "На сопках Маньчжурии". Их слышали лишь эти двое.
   Юрий еще и еще раз расцеловал любимую в губы,щеки,в огромные,
  истерзанные болью глаза... Вагон тронулся."Я люблю тебя,-прочитал Юрий безмолвные уже слова за вагонным окном,на перроне.-Ты только вернись!.. Вернись!..".
   Поезд набирал ход.Окончился перрон.Ольга шла вслед поезду до выходной стрелки...
   А было ли все это на самом деле?
   Наверное,было.Порою события,происходящие сейчас,кажутся странно
  знакомыми: будто на секунду,на миг вернулись из прошлого. Еще миг -
  и будто ничего не было,все встало на свои места и забылось.
   И все же было... Полковник Юрий Петрович Сумароков погиб в девятнадцатом в Ишимских степях. Ольга Литвинова пережила его на три года и умерла в двадцать втором в Праге...
  
  -Странно... Очень странно.Оленька,я тебя... вас,-тут же поправился Юрий,-знаю,и знаю,как мне кажется,давно.И не могу вспомнить - откуда все это?
  -Давайте на "ты",я и сама хотела предложить...
  Юрий уселся на ковер у ног Ольги,обнял ее колени:
  -Я сегодня никуда от тебя не уйду,-глядя на Ольгу снизу вверх,медленно,почти по слогам выговорил он.-Я не могу уйти... Я усну здесь,на полу.Могу лечь у дверей,в коридоре,у порога... И ты не выгонишь меня.
  -А если выгоню?
  -Я вернусь... Приду под окна и крикну громко-громко:"О-лень-ка! Я здесь!"
  -Не надо кричать,-Ольга ласково взъерошила волосы Юрия,-Я хочу,чтобы ты остался.
  
   В мягком полумраке комнаты со стены напротив теми же акварельными глазами таращился зеленый "чудик".Вчера он улыбался,а сегодня,казалось,
  насупился и смотрел исподлобья.
  -Страдаешь,приятель?-посочувствовал Юрий.
  -А ты как думаешь?-щелкнул зубами "чудик".-Ведь нам с Олей и вдвоем было хорошо.Побить что ли посуду?
  -Что ж,это к счастью,-одобрил Юрий,-давай вместе.
  -Шел бы ты отсюда...
  -Еще чего...,-не согласился Юрий.
  "Чудик" для устрашения еще раз щелкнул зубами и замолчал.Юрий чуть скосил глаза: лицо Ольги и во сне оставалось по-детски мечтательным и свежим;за пушистыми ресницами и в уголках припухших,будто у девчонки-подростка,иссушенных пьяными ночными ласками губ пряталась улыбка.Юрий боялся шевельнуться.Он ощущал щекой какую-то особую,воздушную податливость ольгиных волос,плечом - свежесть ее дыхания,а всем остальным телом - живое,упругое тепло ее тела.
   "Чтобы женщина была здорова,-всплыла в памяти услышанная где-то фраза,-она должна вдыхать запах от плеча любимого ею мужчины".Он уже знал "те" слова,что хотел бы подарить Ольге;но пока не мог,не решался и боялся произнести их вслух.
  -Зашторь окна...,-попросила она ночью,накануне,-зашторь окна,Юрочка.
  Знаешь,я немножко тебя стесняюсь...
  -Как жена вернувшегося с многолетней войны мужа,-подсказал Юрий.
  -Да...
   Ее щеки слегка порозовели,а в глазах читался все тот же немой вопрос:"Возможно ли такое счастье?..". И мольба,и надежда,и изумление,
  и неприсущая взрослому человеку детская незащищенность.
  -Ты не ошибаешься,ты красивая,ты... ты даже не представляешь какая ты...
  
  
  
  
  
   В жизни Юрия Сумарокова женщин было не много. И лишь одна из них кроме портретного облика и незначительных воспоминаний оставила в душе некую зарубку. Был такой грех...
   Покой...А что такое покой?...Сосотояние неустойчивого равновесия,
  тихая харчевня с постоем на суматошной дороге жизни... Юрий прекрасно понимал,что "этот" благоустроенный город,и база,и тихий отдел,куда он был командирован для приема в оперативное обслуживание экипажа и корабля, - явление временное,лишь на несколько месяцев. А потом,вместе с кораблем, опять в дорогу,к высоким северным широтам,к месту постоянного базирования.
   Как и для всякого военного человека,дорога была частью жизни Юрия,образом его мыслей... Дорога влекла к себе,доставляла радости,
  огорчения и неудобства. Вокзалы,казармы,общежития,гостиницы,каюта корабля; извечные вопросы: где бы поесть,помыться,как скоротать свободный вечер - часто и по-хозяйски вторгались в его жизнь.
   И вот - покой... Комнату на это время ему уступил хороший знакомый,почти приятель, капитан-лейтенант Дмитрий Смирнов.
  -Ключ от квартиры и от моей комнаты у соседки,что живет напротив,у Татьяны Ивановны. Я ей позвоню. И смотри,охотник,будь осторожен...
  -Не понял...
  -А там увидишь,- улыбнулся Дима.
   Татьяна Ивановна,крепкая,румяная и смешливая женщина лет пятидесяти,приняла Юрия радушно и потчевала ароматным чаем с брусничным вареньем. Говорили обо всем.
  -А что,Татьяна Ивановна,не перевелись еще в ваших землях поморы?- поинтересовался Юрий.
  -Поморы-то?.. Так я сама из поморов,и дочка моя...,- Татьяна Ивановна лукаво свела брови.- Смотри,могу и посватать.
   Она как-то сразу и по-свойски начала обращаться к Юрию на "ты".
  -Я подумаю,- улыбнулся Юрий.- А вообще мне все больше донские казачки по душе.
  -Ну-у...как знаешь,-прыснула в кулак Татьяна Ивановна.- Я вот не сказала...а соседка твоя по квартире - Любушка...Она любой казачке сто очков наперед задаст. Смотри,Соловей...
   За окном мелькнула тщедушная фигура; Таьяна Ивановна привстала с табуретки,перегнулась через подоконник:
  -Виталий Иванович!- молодецким покриком окликнула фигуру Татьяна Ивановна.- Виталий Иванович! Ты мне друг или балалайка?!
  -Да друг я,Танюша, друг...,- из глубины двора обреченно отозвался мужской голос.
  -А если друг,то почему не передал Вовке,чтобы зашел?!. Эх ты,а еще друг!..- пеняла Виталию Ивановичу Татьяна Ивановна.
  
   Соседка по квартире,Люба,не появилась ни на второй день,ни на третий...Уж чего не терпит человеческая сущность, так это неопределенности и недосказанного. На четвертый день Юрий постучал в двери Татьяны Ивановны.
  - Люба-то?- удивилась она.- А я что,не сказала? Да в отпуске она,дней с десять,как уехала. Дед и бабуся ее живут неподалеку,а она к родителям в Котлас подалась.
   Юрий принимал дела... Ноги без устали носили его в экипаж,на завод - к достраивающемуся на плаву кораблю,в Отдел,в город... Он знакомился и общался с людьми,принимал на связь агентуру... Как сказал однажды один Мудрый чекист,а Юрий был свидетелем сказанного: "Чтобы знать не все,потому как все знает и умеет только господь Бог,но знать достаточно много, нужно не лениться и даже писать ходить в закрепленный за твоими людьми гальюн". И Юрий не ленился... Это потом,- по прошествии недель и месяцев,когда из безликой массы новых людей высветится лицо каждого человека,когда новое перестанет быть новым,
  осядет и плотно уляжется,затвердеет как глина на двухметровой глубине,- лишь потом в душе чекиста воцарится эфемерная и нестабильная уверенность в себе и в своих силах. Эфемерная?.. Да,эфемерная! " Потому как все знает и умеет только Господь Бог...".
   Иногда выдавались свободными вечера. Юрий обустраивался в новом жилище,прогуливался по городу и ,наконец,ему стало просто скучно...
   Дождь...теплый,сентябрьский,без ветерка и движения в природе, унылый и однообразный,почти без запаха и совершенно без родословной:
  когда кажется,что влажный бисер,без устали сползающий по оконным стеклам,рождается сам по себе,из ничего,из сумеречной пустоты... вне времени.
   Дождь...рождаясь из ничего,он шел и шел...сутки напролет.
   В один из таких дождливых вечеров( то ли на вторые,то ли на третьи сутки по пришествии дождя;то ли на девятые,то ли на двенадцатые сутки пребывания Юрия в Городе) ему стало невыразимо скучно... Не хотелось ни спать,ни читать;не хотелось общаться с телевизором,ни,тем более,выходить на улицу.
   Прислушиваясь к себе,ко все более нарастающему смятению в закоулках подсознания,Юрий раз и другой мягко прошелся по квартире,
  зачем-то отодвинул шторы и заглянул за мокрые сумерки кухонного окна...
  Сумерки не рассеялись,дождь не прекратился. Юрий постоял у окна и,
  ничего не увидев,не поняв,понукаемый внутренними импульсами, двинулся
  к единственной в этой квартире запертой двери. Пустяковый английский замок с тысячами своих секретов пал в считанные секунды. Дверь открылась без скрипа;теплой волной излились наружу запахи чистоты, уюта,молодого и здорового женского тела... От этого,последнего, будто искры пробежали по коже и мышцам,низ живота сам по себе напрягся и втянулся... Юрий стоял в дверном проеме,не решаясь включить освещение.
   "Длинными зимними ночами,-закачалось в мыслях,- его постель была теплой и сытной...И пружинный матрац отскрипывал сонеты любви...".
   "А вы циник,Юрий Владимирович",-отозвался на эти мысли внутренний голос.
   "Сразу уж и циник...Любить женщину,не имея на то ее согласия,
  извините,- свинство. А если желание обоюдное...Природа,батенька вы мой, она...э-э...".
   "А что природа?..".
   "Природа не обманывает... Хотя,извините,я и сам пока ни в чем не уверен...а потому...э-э...давайте осмотримся вокруг и подумаем...".
   И обстановка,и личные вещи( так учили Юрия на курсах военной контрразведки) могут рассказать о человеке очень многое; немногим меньше,чем его письма,дневники и он сам.
   "Чистюля",- охватывая панораму комнаты взглядом,одобрительно прокомментировал Юрий.
   Эта игра в негласный осмотр ли,обыск ему определенно нравилась. Юрий сходил на свою половину,одел на руки белые нитяные перчатки и начал осмотр. Он повел его неторопливо,от дверей,по часовой стрелке...
   Книжные полки были заполнены:собрания сочинений Бунина,Вересаева,
  Бальзака... Штучные томики,в основном,хозяйственно-прикладного направления:"Домоводство","Кройка и шитье","Книга о вкусной и здоровой пище"...
   "Пыль на корешках двухнедельной давности,не более,-отметил Юрий.-
  Странички кое-где склеены...Классики не читает,но за порядком следит.
  Куплено по случаю, а вернее по принципу - "чтобы было". Так...
  "Декамерон",рядом томик Цветаевой...интересно...".
   Юрий открыл платяной шкаф. "Нормально...". В ее гардеробе не было ничего пикантного,кричащего - но все добротное,основательное и удобное. Все вещи были чисты,старательно отутюжены,с любовью и продуманно разложены и развешены. В белье преобладали белые тона и,по возможности,
  натуральные ткани.
   Юрий подержал навесу,в вытянутых перед собой руках ее трусики,
  осязая самыми кончиками пальцев их мягкую податливость;слегка растянул резинку,мысленно представив горячее и упругое тело их хозяйки...и пытаясь хотя бы в части познать его,раз за разом вобрал в себя остро-пьянящий аромат будто живого трикотажа...
   Писем было много... Каждая пачка или пачечка - глава из жизни, череда дорогих сердцу воспоминаний: "Виктор,Алексей,Светлана,Алена...
  Дмитрий...". Мужчин было больше. Однокласники,коллеги?..ИЛИ?..
   "...Помнишь ли ты,как счастье нам улыбалось?- всплыли в памяти опереточные страдания.- "Сильва". А ты,Любаша, очевидно,не монашенка".
   Юрий узнал Ее сразу,лишь только открыл альбом. Она оказалась именно такой,какую сам же Юрий,по крохам собирая детали воедино,яркими,
  сочными,выпуклыми красками написал в своем воображении...Люба...
  Любушка... Та же фигура и грудь - стреляющая в самое сердце мужчины озорно приподнятыми чуть вверх сосками; гладкие,собранные сзади в толстый и тугой жгут волосы; слегка выпяченные ,цепкие губы...И все эти маленькие допуски:"чуть","слегка"...,- нисколько не портили Ее внешности,а лишь подчеркивали сиюминутную свежесть и неповторимость.
  И только в глубине серо-зеленых глаз Любы,в самом их зазеркалье,Юрий разглядел озабоченность,неуверенность и неудовлетворенность,присущие молодым неопытным учительницам и маленьким детям,которым отказали в покупке понравившейся игрушки.
   Во всем увиденном чего-то не хватало...Маленького звена?.. изюминки?.. Юрий еще раз огляделся. Взгляд невольно остановился на кровати... Белье перед отъездом поменяли: оно оказалось стерильно-чистым,накрахмаленным и на ощупь поскрипывало.
   Юрий разгладил несуществующую морщинку на покрывале:" Странно, одни вновь и вновь пытаются начать жизнь с чистого листа, другие - с чистой постели. А,собственно,какая разница: и на бумагу,и на простыни кляксы в жизни ложатся одинаково грязно и непредсказуемо. Ну что?..
  на охоту?.. А почему бы и нет! Уже трубят рога и лаем заливаются собаки...".
   Юрий удовлетворенно закинул руки за голову,потянулся всем телом молодого,сильного зверя и внезапно,быть может не к месту,вспомнил своего хорошего товарища Славика Волина...
   "Скучаешь,старичок?- вернувшись в общежитие под утро и упав на соседнюю кровать,посочувствовал Славик.- Ну и зря. А я сейчас с охоты...да... Ох-хота,скажу тебе...Потрудился изрядно,потел неоднократно,но масса удовольствий...Случилась женщина...,-Славик мечтательно прикрыл глаза и,не найдя подходящего сравнения, взял со стола перочинный,в кожаных ножнах, нож; обнажил лезвие до половины; и ударом ладони в торец рукоятки дослал нож на место.- Такие вот дела...,-Славик помолчал,вздохнул и прибавил:-А в общем-то не все так уж хорошо,братишка...Если ты думаешь,что мне никогда не плевали в лицо и не выставляли за дверь - ты ошибаешься. Настоящий мужчина не может быть бабником - иначе не единыжды унизит себя ложью. А выйдешь на охоту,мой тебе совет,расставь капканы и не спеши стрелять первым".
   К совету Славика Юрий приплюсовал одну из аксиом контрразведки:
  "охотиться и прогуливаться предпочтительно в знакомом лесу".
  
   Юрий не переступал порога своей берлоги более суток.На флоте и в базе проходили учения...Ночью "диверсанты" из ПДСС "сняли" часовых и захватили штаб бригады строящихся подводных лодок,"заминировали" три корабля у причалов, "взорвали" склад боепитания,а потом...потом такое началось... В общем,"звери - рыскали,птицы - летали,насекомые - ползали; а в ногу никто маршировать не хотел". И вся это бестолковая вольница,куда каждый,дабы не прослыть бездельником,норовил под шумок внести что-то свое,называлась учениями. К финалу действа Юрий был ужасающе зол,небрит; его китель будто прирос к телу,большая часть "серого вещества" из головы переселилась в фуражку,и уж куда как велико было желание поменять носки...
  -Привет,-услышал он,переступив порог квартиры.
  -Привет,- буднично ответил Юрий.- Вы-Люба?
  -Люба,-подтвердила женщина.- А вы?..
  -Юра...или Юрочка,но с последним могу потерпеть. Когда вернулись?
  -Вчера вечером.
  "Хорошая девочка,тугая; коснешься пальцем - искры во все стороны,- обнимая Любу взглядом,размышлял Юрий.- А как смотрит...Изучает?..".
   Она стояла перед Юрием в коротком ситцевом халатике,без лифчика и без чулок... И приоткрытые в белозубой улыбке пухлые губки,и глаза ее спрашивали:
  "Как я тебе?..".
  "Хороша-а...,-одобрил Юрий,- и халатик хорош - ничего не скрывает".
  "А что дальше?".
  "А дальше будем играть: ты - охотник, я - дичь...Это ты так думаешь и бедешь гнать меня,зайчишку лопоухого,из леса в чистое поле,чтобы там затравить и съесть. А вот я тебя почти уже взял,потому что все немножко просчитал наперед...".
   Юрий разулся,поднялся с банкетки.
  -Однако,жалко...
  -Жалко? О чем это вы жалеете?
  -На днях заглядывал парень,распрашивал о вас:когда вернетесь и прочее...А я сказал,что не знаю. Извините,но ничего другого ответить ему не мог.
   Люба на секунду задумалась.
  -А какой он... из себя?
  -Высокий,симпатичный...Я даже порадовался за вас,- с ленивым безразличием выдавил из себя Юрий.
  -Не знаю такого.
   На самом же деле никто к Любе не приходил и ни о чем Юрия не распрашивал.
   "Думай,мечтай и главное - сомневайся...,- улыбнулся в мыслях Юрий.- Шайба вброшена - игра началась".
  -Все,Люба,все... Завтра поговорим. Устал как собака. Мне бы сейчас ванну,стакан кефира и спать,спать...до звона в голове.
   Спал он мирно и глубоко,без сновидений. Под утро,когда сон особенно крепок,будто незримый и безголосый будильник прозвенел в подкорке мозга,и Юрий проснулся...
   Она только-только присела на краешек его постели,все в том же коротком халатике поверх ночной сорочки, по-домашнему теплая и доступная. Мягким,почти невесомым движениям Она коснулась щеки Юрия;
  мудрые пальцы,не останавливаясь, скользнули дальше и задержались на его губах. Собственно,это прикосновение и пробудило Юрия. Окно серело наступающим рассветом, звезды за окном порядком потускнели и поредели. Дверь в комнату была открыта,в коридоре горел свет.
  -Что-то случилось?..- едва слышно,одними губами спросил Юрий.
  -Посыльный,- так же тихо,низко склонившись к Юрию,ответила Люба,- тебя вызывают...за тобой пришли. Там,в коридоре... Это ничего,что я на "ты"?
  -Нормально. А почему шепотом?
  -Не знаю... Я не хотела тебя будить,а он сказал,что очень нужно.
  -Ладно,-Юрий зевнул и решительно отбросил одеяло,- выспаться не выспался,а вставать все равно надо. Сама-то спала?
  -Спала... Я чутко сплю.
  -Знаешь,Любаша,а ведь это правильно - когда женщина рядом и может поднять мужчину с постели...
   В проеме дверей они замешкались...и протиснулись одновременно.
  Кто первым сделал попытку к сближению - Юрий так и не понял. На мгновение он ощутил телом тепло Ее груди,живота,бедер... Борясь с искушением,закрыл глаза,сжал зубы...и шагнул в коридор.
  -Что там еще,Крапивин? Десант марсиан,американские джинсы в город завезли?..
  -Вам немедленно прибыть в Отдел,товарищ капитан-лейтенант.Запишите,
  пожалуйста,время: сейчас три часа сорок две минуты.
  -Господи,мне же еще до пенсии,как медному котелку...,- Юрий расписался в карточке оповестителя.
   Уже через пять минут он спорым шагом двигался вдоль по улице в сторону Отдела. Он шел и улыбался: в последний момент,уже в дверях, Люба вложила в карман его пальто небольшой сверток.
  -Что это?- спросил Юрий.
  -Вчера перед сном ты не выпил причитающийся тебе стакан кефира.Так нельзя...испортишь желудок.
   Миновала неделя. Люба вышла на работу. Юрий возвращался с работы поздно. Время не внесло особой новизны в отношения молодых людей.
   Юрий не ускорял событий. Он ходил вокруг Любы по все более и более сужающейся спирали, ступал осторожно,даже вкрадчиво.
  "Когда?..Когда же она упадет?- спрашивал он себя и сам же отвечал:-Скоро!".
   И ежедневно полусловом,полунамеком,невинной шуткой,улыбкой,
  раскатистым смехом; как бы невзначай,обнаженным до пояса мускулистым торсом;помощью в домашней работе,теплом руки,деланным равнодушием, солдатской грубоватостью в обращении и главное - самим присутствием рядом с Любой он сажал ее в "лодку желания".
   Подчиняясь его воле,силе актерской игры и не осознавая того, она плыла по все более ускоряющемуся течению...по стремнине,по самой середине реки...к водопаду. Быть может Юрию все это только казалось? Быть может он выдавал желаемое за действительное,а на самом деле "вели" его? Пусть бы и так. Во всяком случае он твердо знал: кто бы из них не проиграл - выиграют от этого оба.
   Кто бы знал,сколько стоила Юрию эта нарочитая толстокожесть бегемота,какие страсти будоражили его воображение и тело. Юрий старался их подавить,забыться... в работе,в повседневных рутинных заботах, в физической усталости...Пытался,-не получалось,- и со сладкой мукой нес их в себе.
   На Любу их непродолжительное знакомство и пребывание под одной крышей наложили свой отпечаток. Юрий замечал и синеву под ее глазами,и потускневший румянец,и прикушенные губы. По вечерам в ее комнате подолгу горел свет; иногда,среди ночи,Юрий слышал,как она выходила на кухню,в ванную... А чего стоила немая укоризна широко распахнутых глаз:" Ну,ты что - не мужик?".
  -Любаша,- однажды вечером сказал Юрий,- скучно мы живем. Хочу сделать тебе предложение.
   Люба едва не уронила на пол тарелку.
  -Что ты сказал?!- испуганно переспросила она.
  -Завтра воскресенье...Поедем в лес? Погуляем,позавтракаем у костра...
  
   Они ехали электричкой,потом шли опушкой леса...Река появилась неожиданно. Широкая и степенная,она несла свои воды к недалекому уже морю. Река дышала...Ее дыхание порождало причудливый кустистый туман.
  Солнце только-только краешком багрового шара зацепилось за остроконечный ельник на соседнем берегу...
   В десяти-пятнадцати милях ниже по течению берега реки обрастали причальными стенками,портовыми кранами,пакгаузами,подъездными путями.
  Водную гладь во всех направлениях бороздили суда и суденышки; ночами в ее дегтярных водах тонули не только небесные светила,но и десятки,сотни тысячь звезд рукотворных. И в любое время суток река пела,звенела,
  скрипела на разные голоса.
   А здесь...стояла та же патриархальная утренняя тишина,как и два,и три столетия назад.
   Юрий остановился.
  -Посмотри...,- сказал он Любе,- посмотри на это солнце,на туман,на лес... Посмотри...Все это я дарю тебе.
   В ласках бабьего лета,в серебристых паутинных усах и академических аксельбантах, по-прежнему озорной и веселый,лес будто присутствовал на последней своей холостяцкой пирушке. Вот завтра пойдет с зимой под венец и в неравном браке надолго лишится роскошной огненно-рыжей шевелюры...
  
   Легким ,голубовато-соломенным пламенем перемигивались угли костра; упрятанная глубоко в жар,допекалась картошка. Юрий лежал у костра на подстилке и смотрел в небо.
  -Наверное,стихи сочиняешь?- заговорила Люба.
  -Что?- не сразу отозвался Юрий.
  -Спрашиваю,стихи сочиняешь? Молчишь,лоб морщишь...
  -Стихи?.. Пожалуй,и стихи. Вот,послушай...
  
   Вставал рассвет над Леной.Пахло елями.
   Простор алел,синел и верещал,
   А крановщик Сысоев был с похмелья
   И свои чувства матом выражал.
  
   Он поднимал тросами окольцованные,
   На баржу под названьем "Диоген"
   Контейнеры с лиловыми кальсонами
   И черными трусами до колен.
  
   И вспоминал,как мокро было в рощице
   (на пне бутылки,шпроты.Мошкара.)
   И рыжую заразу - маркировщицу,
   Которая ломалась до утра.
  
   .....................................
   .....................................
   .....................................
  -А еще?.. Можно еще?..
  -Можно и еще... Слушай.
  
   Бывало,спит у ног собака,
   Костер занявшийся гудит,
   И женщина из полумрака
   Глазами зыбкими глядит.
   Потом под пихтою приляжет
   На куртку рыжую мою
   И мне,задумчивая,скажет:
   "А ну-ка,спой..."-и я пою.
   Лежит,отдавшаяся песням,
   И подпевает про себя,
   Рукой с латышским светлым перстнем
   Цветок алтайский теребя.
   .........................
   .........................
   .........................
  -Ну как,нравятся?..
  -Нравятся...Очень нравятся. Неужели твои?
  -Нет,не мои...Это стихи Евгения Евтушенко.И в то же время будто мои - настолько все близко,будто выплеснулось из моей души.
   В лес вошли после полудня. Небо к этому времени нахмурилось,с моря потянуло прохладой.
   Из леса ,словно из большого предбанника,пахнуло теплом и сыростью. Ягод они не встретили, но за полтора часа собрали десятка четыре красноголовых подосиновиков и разноцветных сыроежек.
  -А ничего,-заглядывая в корзинку,совсем по-детски радовалась Люба,-я из них такую вкуснотищу приготовлю - за уши от тарелки не оттащишь: с луком,со сметаной...
  -А ведь нам пора,Любаша,- взглянув на часы,сказал Юрий.- Поторопимся,не опоздать бы на электричку.
   Уже стоя на платформе,Люба обеспокоилась:
  -А где пакет?- спросила она.
  -Какой пакет?
  -Синий...с цветочками...В нем мои документы.
   Они осмотрели вещи,ощупали карманы: ни пакета,ни документов не нашли.
  -Как же теперь?- дрогнувшим голосом спросила Люба.- Меня высадят из электрички.
   Город был режимным : выпускали всех и без проверки документов, впускали при наличии в паспорте отметки о прописке или по пропускам.
  -Впустят,Любаша,- Юрий мягко обнял ее за плечи.- Документы найдем...
  Если не найдем,то упросим...Не упросим - прикинемся валенками,оленьими тропами войдем,каплями просочимся... В крайнем случае обвенчаемся в ближайшей церкви и въедем по моим документам. Не беспокойся...,- Люба благодарно улыбнулась,кивнула.Юрий взял ее за руку.- Вернемся и поищем.
   Между тем начался дождь: холодный и мелкий. Шли молча... У ручья свернули вправо,шли по просеке,потом опять свернули вправо... Так и вышли к остывшему уже кострищу.И вот здесь... Злополучный пакет как ни в чем небывало ожидал их метрах в трех от кострища под кустом боярышника.
  -И это после всего...,-Люба кисло улыбнулась.
   Юрию показалось,что еще чуть-чуть и она расплачется. Но она не расплакалась.
   Электричка ушла.
  -Проголосуем попутную машину?- предложил Юрий.
  -А,может,рискнем оленьими тропами?...
  -Ты,я вижу,замерзла. Давай как-нибудь в другой раз.
  .......................................................................-Юра,а ты ничего не хочешь мне сказать?-в тот же вечер за ужином спросила Люба.
  -Грибочки,Любаша,просто прелесть. Моя бабушка не готовила их лучше,а она умела... Можно добавки?
  -И это все?
  -Нет...мой тебе совет: не выходи замуж за военного... Даже по большой любви. Знаешь: эти переезды,ночные бдения,неустроенность,нервы...
  Все это лица не красит - лишь добавляет морщин и седины. Так как там насчет добавки?..
   Монолог остался незавершенным: щеку Юрия обожгла пощечина,за ней- другая...
  -Ну,ты!..- пунцовея сдерживаемой яростью,выдохнула Люба.Метаморфоза была мгновенной и разительной.- Ну,ты...ты этого хотел? Этого добивался? Добавки,говоришь... Могу и добавить.
   Где-то здесь,на границе чувств,и наступил момент истины. Здесь,
  где невостребованное женское желание перерастало в ненависть,а новорожденная ненависть пылала еще большим желанием.
   "При-ишла по-о-ра!..- шаляпинским басом пропел в мыслях невидимый бес.- Она твоя!.. Ха-ха-ха-ха!.."
  -Я всего лишь хотел...
  -И получил!..
  -Еще не получил...,- Юрий сорвался на шепот.
   ...Близость их была не скоротечной и столь яростной,будто последняя схватка.
   Они наказывали друг друга за горечь одиночества,за холодную постель,за ложь и правду жизни,за простые истины и многое другое...Они наказывали друг друга и,наказывая, прощали.
   Провалившись в бездну наслаждений,где все смешалось: и рев победителей,и стоны побежденных; и небесная голубизна Рая,и огненная тьма ада - они то ли парили, то ли падали, слившись телами воедино.
   Раз за разом входя в Нее,погружаясь все глубже и глубже,позабыв свое имя;не умея ни мыслить,ни говорить,Юрий жил одним желанием: утонуть,раствориться,остаться в Ней навсегда.
   А потом МИР взорвался...И те двое,взорвавшие МИР,если бы умели в эти секунды мыслить и говорить,сказали бы так: " Если в произошедшем ЖИЗНЬ,то пусть она и будет такой во всем сущем; но если в этом смерть МИРА - так тому и быть...". И теплое мужское семя благодатными токами изливалось в колыбель жизни у основания поросшего густым леском холмика меж белых женских ног...
  -И что это было?- потрясенно спросил Юрий,когда время вошло в берега и возобновило привычное течение.
  -Не знаю...,- едва слышно ответила Люба.- Я почти влюбилась в тебя...А ты - подлый...обманщик.
  -И что,совсем безнадежен?
  -Ну,не совсем...Документы мои в лесу нарочно оставил?
  -Ты догадалась?
  -Плохо же ты знаешь женщин...
  -Возможно,я их совсем не знаю...А спать будем вместе? По-взрослому?
  -Вместе...,- просто и без жеманства пообещала Люба.
   Через три месяца они расстались... Юрий ушел с кораблем. Расстались,на первый взгляд,спокойно...Можно было бы и дальше спать в одной постели,но...обладая многими достоинствами,Люба так и не стала для Юрия "его женщиной",той единственной и желанной,с которой рука об руку можно было бы продираться через тернии жизни долгие годы.
   Лишь воспоминания о ней сладким похмельем иногда бередили душу.
  
  -Ты уже проснулся?- Ольга приподнялась на локте,заглянула Юрию в глаза.
  -А ты?..
  -Я бы и еще спала... Мне приснился сон - совсем детский. Будто я летала на самолете и начала падать.Падала,падала...а ты меня спас.
  -Страшно было?
  -Страшно,- улыбнулась Ольга,- особенно в начале,а у земли ты подхватил меня на руки ...и нес как маленькую.
  -А я,Оленька, ночью проснулся,лежал и думал: мне уже двадцать восемь лет,и я изо дня в день в дороге... Мне через месяц уходить на боевую службу,и я хочу здесь,на берегу, оставить то ,чего никогда не имел и не знал. И частичку того,что оставляю здесь,хочу взять с собой.
  -Я самая обыкновенная женщина,Юрочка,и,как мне кажется,даже некрасивая.
  Ты не поторопился?
   Юрий ощутил, как в ожидании ответа напряглось ее тело.
  -Ты очень красивая...Для меня твои веснушки - лучшее украшение.Я слишком долго ожидал тебя,родная...Я не могу ошибиться.
  
   "Ты - мой крест,я - твой крест",- произнес в тишине кто-то невидимый. Произнес? Или только показалось?
   "Крест,крест...,-отозвалось в углах комнаты,-...мой...".
  -Ты плачешь? Как и вчера?..
  -Это другие слезы,Юрочка... Мне сейчас очень хорошо.
  
  
  
  
  
   Платонов отложил газету в сторону,настроение было испорчено.
  "Докатились,-думал Платонов.- И заметки той - сто слов от силы,зато как подано...".
   Дверь кабинета открылась.
  -Разрешите?
  В дверном проеме выжидательно застыли заместитель Платонова Виталий Михайлович Соловьев,старшие оперуполномоченные Тушин и Медников.
  -Входите...,- Вячеслав Михайлович жестом указал на стулья,- присаживайтесь. Не читали?- кивнул на лежащую перед ним газету.
   Виталий Михайлович развел руками: не читали,некогда было...
  -И правильно сделали,что не читали. Дожили... Вы,отцы,наверное, думаете,что главная задача госбезопасности -охранять секреты, бороться
  со шпионажем и тому подобное...А другие так не думают и охраняют мясо по холодильникам...
   Вячеслав Михайлович зачитал собравшимся заметку. А суть состояла в том,что липецкие чекисты разоблачили орудовавшую на мясокомбинате группу злоумышленников и вернули государству полторы тонны мяса. Так держать!!!
  -Ну,разоблачили,вернули мясо государству и ...промолчали. Тогда понятно,- рассуждал Платонов.- На худой конец,уступили бы лавры прокуратуре... А то ведь на всю страну растрезвонили. Славы захотели,
  мудаки. С малого начинается,но так и роняется престиж органов госбезопасности. Сейчас нам многое вспоминают - время такое... Гласность,демократия... А вы знаете,как во время войны немцы наш народ против советской власти агитировали? Очень тонко и нашими же руками.
  К примеру,попали им в руки архивы органов госбезопасности. Первым делом они расшивали агентурные дела и всю эту муть,помои,доносы разбрасывали с самолетов над нашими тылами.Подберет такой листочек какой-нибудь Иван Иванович и прочтет:"...А еще председатель колхоза "Красная заря" Чулков Прохор Макарович по ночам оборачивается филином и пугает колхозных коров,чтобы снизить надои молока; в сарае под соломой имеет пушку и по ночам промежду женой ведет враждебную агитацию". Прочитал такое - и все; и зародилось в душе человека зерно сомнения. Ладно...оставим. Давайте о деле.
   А дело состояло в следующем: восемь месяцев назад Медников от агента "Максимов" получил информацию о том,что командир отделения ракетной боевой части старшина первой статьи Селезнев во время занятий по специальной подготовке допустил высказывания,сводящиеся к тому,что секретная информация об устройстве ракет и особенностях ракетного комплекса должно быть хорошо стоит, и было бы неплохо эти секреты продать заинтересованной стороне.
   Слово - не воробей, вылетело не поймаешь. На Селезнева завели сигнал по подозрению в причастности его к инициативному шпионажу.
   В последние восемь-десять лет, согласно статистическим данным Комитета Госбезопасности, кривая преступлений этого вида пошла вверх.
   Восемь месяцев Селезнева проверяли всеми имеющимися средствами, просеивали через молекулярное сито...и ничего не нашли. Он был чист аки слезы младенца. Правда, курил,регулярно читал газеты,носил под брюками цветные трусы и хранил в бумажнике некачественное фото полуобнаженной красотки с надписью на английском языке: "Я люблю...".
   Медников уже было собрался закрыть сигнал за неподтверждением первичной информации,но история имела продолжение: "опять хотел продать...". В этот раз сообщение прошло через Тушина.Экипажи, которые курировали Тушин и Медников,квартировали на одном этаже,в одном помещении (по левую и правую его стороны) и,естественно,общались...
  -Итак,уважаемые,ваши предложения,- Платонов выжидательно посмотрел на Соловьева.
  -Андрей Васильевич доложит.
  -Мы, Вячеслав Михайлович,подумали,- начал Медников,- и решили,что нужно просить санкцию на проведение оперативно-технического мероприятия. Необходимо создать Селезневу подходящую ситуацию и послушать...
  -Мероприятие... И как ты себе все это представляешь,Андрей? С демократией этой...
  -Но,Вячеслав Андреевич,речь идет не о краже булочек. Восемь месяцев ходим вокруг Селезнева,а результатов - пшик. И вдруг эта информация...
  Ну, я уже не знаю...
  -Источник информации надежный?
  -Надежный,- успокоил Тушин.
  -А ты,Виталий Михайлович,что скажешь?
  -И я склоняюсь к тому же: желательно просить санкцию на "Мошку".
  -"Мошку",говорите... Хорошо,Андрей Васильевич,готовь документы.Вы тоже, Виталий Михайлович,подключитесь. Чтобы к вечеру все документы были у меня на столе:докладная записка,план мероприятия,рапорт на проведение, задание агенту. К вечеру...а уж я посмотрю.
  
   За Ретинским дорога улучшилась.Слева в прогалинах между сопок мелькали зеленые воды Кольского залива. Тушин придавил на газ,и машина, послушная воле хозяина,будто расправила крылья.
  -Да не гони так,Витя. Успеем...
  -Дрейфишь,Андрюша? Как говорят опытные капитаны: "Не бзди в тумане - давай гудки".
  - На то они и опытные капитаны,чтобы давать гудки. А ты майор...и водила неопытный. Я еще пожить хочу.
  -Что ж,убедил, дружище...,- Тушин придержал машину.- Музыку послушаем?
  -Давай...
   У павильона "пиво-воды"
   Стоял советский постовой,
   Он вышел родом из народу,
   Как говорится,-парень свой.
  
   Яму хотелось очень выпить,
   Яму хотелось закусить
   И оба глаза лейтенанту
   Одним ударом погасить.
  
   ........................
   ........................
  -Что за похабщина?..
  -Асмолов,кажется...Андрюша,а ты сам-то в историю с Селезневым веришь?
  -Веришь,не веришь... Какая,собственно,разница? Суть нашей работы - вносить ясность. Это я так думаю.Ты можешь думать по-другому. Время такое: сейчас каждому позволяют иметь собственное мнение. А высказывать его необязательно.
   В серьезность намерений Селезнева собрать и передать недружественному государству за вознаграждение секретную информацию Тушин не верил,как не верил,наверное,тому и сам Медников. Но как шестерни надежного и хорошо отлаженного механизма они просто работали:
  собирали информацию,проверяли и сопостовляли факты...А фактов,кроме одной-двух случайных,сомнительных фраз,не имелось.
   Тем не менее и за слова нужно отвечать. "Сегодня он играет джаз,а завтра Родину продаст".
   А потому даже те немногие случайные высказывания Селезнева была необходимость раздуть в искрящийся,радужный пузырь;приправить ароматными эссенциями;наконец,завернуть,как конфетку,в красивый хрустящий фантик и,подавая на стол руководству,сказать: "Ничего серьезного нет,но посмотрите, как мы красиво работаем".
   Вчера в девятнадцать часов они в том же составе,-Соловьев, Тушин и Медников,- снова собрались в кабинете Платонова.Вячеслав Михайлович комментировал и безжалостно правил представленные документы,кое-что пришлось тут же перепечатать. Засиделись почти до полуночи. Утром по ВЧ Платонов разговаривал с направленцем,потом с заместителем начальника Особого отдела флота - Багровым.
  -Да,да...,- говорил в телефонную трубку Платонов,- да,я понимаю...я прекрасно понимаю. Это крайняя мера... Конечно... Конечно... Владимир Владимирович,я вас очень прошу... По-пустому мы бы вас и не беспокоили.
  Хорошо... Значит, вы даете добро... Спасибо.
   После этого разговора Вячеслав Михайлович опять правил документы; а Медников,часто останавливаясь и запинаясь,с трудом преодолевая дебри исправлений,помарок и переносов,задиктовывал их сидящему за пишущей машинкой Тушину.
   В отделе было по-утреннему немноголюдно. Где-то в дальнем кабинете за материалами допусков засел Олег Буханов,да из секретной части явил свой лик секретарь отдела Саша Малый. Праздно утвердив руки в карманах расклешеных форменных брюк, он расслабленной походкой прогуливался по кабинетам.
  -Мужики,туалетную бумагу...,- обратился он к Тушину и Медникову.- С Валентиной договорился - два ящика нам оставила. Брать будете?
   Невинный по содержанию вопрос последствия имел ужасающие: Тушин на мгновение оторвался от пишущей машинки,обернулся и рявкнул так,что
  и Буханов в дальнем кабинете подпрыгнул на стуле:
  -Жареной воды хошь?!! У-уйди,Саша!!! О-о!!!
   Медников промолчал,но под его взглядом Малый будто рассыпался в пыль и по меньшей мере на неделю утратил нужду в туалетной бумаге.
  -А я что... Не хотите - другие заберут...,- виновато оправдывался бедняга,открывая спиной двери.
   К двенадцати часам документы были готовы.
  - Пообедаете и в дорогу,- напутствовал Вячеслав Михайлович,- а я еще раз перезвоню Багрову.
   Итак,Тушин и Медников летели в Североморск по новой мурманской дороге...
  -Сейчас бы вот так же по Невскому прокатиться,-Медников вынул сигареты,закурил.- Невский - это удав...Заглатывает.
  -По Невскому,говоришь?- усмехнулся Тушин.- Нет,милый,твое место здесь. Ходи себе по кораблю и знай покрикивай,как какой-то хамелеон чеховский: "По какому это случаю тут? Почему тут? Это ты зачем палец?..
  Кто кричал?"- и от себя,если с фантазией в порядке,что-нибудь прибавить можешь.
  -Что верно,то верно,- согласился с Тушиным Медников.- В нашем деле главное - вовремя прикинуться самоваром: щеки надувать и пыхтеть погромче; а подопечные пусть думают: каков молодец этот Андрей Васильевич - сейчас он нас всех ужо точно достанет,найдет,сделает, живыми в землю зароет...возьмет за одно место,в лагерную пыль сотрет...
  А того они,чудаки,не знают и не догадываются,что с нашим-то "Положением об органах военной контрразведки" от одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года сегодня разве что в сортир сходить можно.
  -Для этих дел тебе Саша Малый туалетную бумагу предлагал,а ты,дурень, его убить собирался.
  -Сам хорош...
  -А по поводу,как ты говоришь,"сделать,достать,найти",- продолжал подначивать Тушин,- это,Андрюша,уметь надо... Вот,к примеру, приходит чудак на работу устраиваться, выдает ему кадровик анкету.Все в ней ясно и понятно,и лишь один вопрос вызывает затруднения: "Как вы спите с женой?" Думал он,думал;крутил и так,и сяк... Ответишь "справа" - припишут правый уклон, "слева" - левый. Напишешь "сверху" - зарвался, давишь на массы; "снизу" - потерял управление,все развалил,пустил на самотек. Подумал он и ответил: "Мы с женой спим в разных комнатах,а по ночам я занимаюсь онанизмом". Дипломат хренов...
  -И как же его "нашли"?
  -"Нашли" и еще как...на строительстве Беломоро-Балтийского канала с очень даже подходящей формулировочкой: "За отрыв от масс,связь с кулаком и растрату семенного фонда",- Тушин еще раз лукаво,вполоборота взглянул на Медникова и отмазался:- Да шучу я,Андрюша,шучу. Свидетелей нет. На меня не ссылайся и за опытом никого не присылай - себе дороже.
  
   В Североморске их ожидали.Медников сразу же двинулся по кабинетам. Тушин бросил якорь у Сергея Камышникова.Камышников всегда был навиду,а в прошлом году покинул Голубые Ручьи и сел направленцем во флотском отделе.
   Следуя витиеватой тропкой восточной мудрости,Виктор неторопливо распрашивал Камышникова о здоровье его баранов,видах на урожай верблюжъей колючки в окрестных лесах...Похвалил за последнюю сводку разведустремлений вероятного противника и тут же полюбопытствовал:
  -Серега,а ну признавайся - вы эти разведустремления часом не из пальца...э-э...извлекаете?
  -Из Москвы получаем...и на месте домысливаем,- скромно признался Камышников.
  -Мыслители...мать вашу,- Тушин посерьезнел,собрался и спросил без обиняков:- Трудно,Серега?
  -Трудно...Жмут нас, Витя,ох,жмут... Пересматриваем старые дела,
  извиняемся перед людьми. Особенно там,где связано с "семидесятой"
  статьей. Еще вчера Органы выносили официальные предостережения,а сегодня официально извиняются. Что будет завтра - не знаю.
  -Спрашиваешь,что будет завтра? Есть у меня в штабе дивизии флагманок из механиков - Петруша Степанов. С виду вылитый жюль-верновский Жак Паганель: очечки,носик остренький,только без подзорной трубы и росточком вполовину оригинала. Раньше просто,как ботало на шее у коровы,по мелочам тренькал, а вчера во время обеда выдал следующее:
  нам бы,говорит,кроме коммунистической да еще одну партию иметь - маленькую,но вонючую. Чуть что не так, чтобы раздула,развонялась на весь мир...Сам говорит и оглядывается. Пока,заметь,оглядывается. Вчера я промолчал,а завтра,глядишь,придется согласится... К тому идет.
   На обратной дороге говорили мало. И Медников,и Тушин мысленно уже были "в деле": инструктировали и расставляли людей,продумывали подстраховку,непридвиденные ситуации..."развешивание лапши на елках",
  мягкий отход.
   Это в книжках про Джеймса Бонда и майора Пронина все очень легко и просто,а в жизни... Кейс с аппаратурой Медников всю дорогу трепетно прижимал к груди.
  -Полуофициально работаем,- обронил он у поворота на Оленью Губу,- полуофициально. Меня так и предупредили. "И не то,чтобы "да"; и не то,
  чтобы "нет". А мы все равно работать будем,- упрямо и даже зло пообещал Андрей Васильевич.
  
   Экипаж ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-51 перегружал выслужившие свой ресурс ракеты - пять из шестнадцати. Корабль ошвартовался в бухте Ягельной ,вблизи штаба флотилии,под кранами первого причала.
  -Ты вот что,Юра,- утром,после оперативки, задержал Сумарокова Платонов,- организуй мне пару встречь со своей агентурой.
  -Когда,Вячеслав Михайлович?
  -Как можно быстрее...Контрольнгый выход у тебя двадцать первого?
  -Двадцать первого.
  -Ну,дерзай и помни...
  "Начинается,- состроив в душе благодушную гримаску,подумал Юрий,- сказки Дядюшки Римуса: "Я,Юра,почти тридцать лет в контрразведке...
  Вот был случай - не поверишь...".
  -И помни,- продолжал Вячеслав Михайлович,- толково отработанное задание - ключ к успешной работе агента. Я,Юра,почти тридцать лет в контрразведке...Вот был случай - не поверишь...Не со мной...а я только-только в Органы пришел. И прикрепили меня к Семену Малышеву: старому капитану,старшему оперуполномоченному старой,знаешь,закалки. Так Семен любую бумагу начинал писать с заглавной буквы,а дальше все как есть без заглавных и знаков препинания. А еще любил повторять: "Вот при Лаврентии Павловиче Берия я командиру ничего дважды не повторял...".
  Но больше всего переживал Семен,что агент у него двенадцать лет без задания где-то по земле ходит...
  "Вызывает меня,- рассказывал Семен,- начальник мой,Илья Иванович Кирсанов. Подводит к окну.
  "Магазин,- спрашивает,- видишь?"
  "Вижу,Илья Иванович".
  "И какие посетили мысли?"
  "Никаких".
  "Дурак ты,Семен.Жидок там окопался".
   А магазином еврейчик заведовал.
  "Ну и что?"
  "Как это - ну и что?- завелся Илья.- Вербовать надо. У него вся часть бывает.Если информацией не будет баловать,хоть колбасу регулярно кушать будем". "А если откажется?".
  "Пусть попробует...".
   Три дня,Слава,я под него копал и на третий день вечером заглянул в гости. Хожу,понимаешь,вокруг да около,а товарищ упорно не понимает.
  Я влоб,а он: "не могу,не буду...". Папаша,говорю,в вашем возрасте нужно сказать "да" и спать спокойно. А он мне:"Я как человек немножечко поживший,таки хочу сказать,что в моем возрасте как раз спокойно уже не спят и не только из-за болей в спине и ломоты в коленках".
   Притащил его в отдел,усадил в коридоре и к начальнику. А Илья,
  царство ему Небесное,погоди,говорит; сейчас он у меня уссытся,усрется и маму продаст. Одевает потрескавшуюся комиссарскую кожанку,маузер в деревянной кобуре цепляет,кепку тоже кожаную...Выходит в коридор и с порога: "Ах ты,жидовская морда! Советская власть к тебе лицом,а ты ей задницу показать норовишь. Так в эту задницу,мудак,тебя и засандалят,-
  и в морду ему: раз,еще раз...и сапогом под ребра.- В подвал его,и пусть сидит,пока не поумнеет".
   Часа через три запросился поговорить,плакал,подписку о сотрудничестве дал...Через неделю заходит к Илье командир дивизии. Сначала о том,о сем понемножку,а потом спрашивает: "Ты заведующего магазином не трогал?". "А тебе зачем?". "Магазин уже неделю не работает,заведующего найти не можем".
   И ведь точно: исчез собака с концами. И что самое интересное в этой истории: в его квартире уже год как другой еврей прописан был.
  Странно...
   Вот так,Слава,и живет с тех пор мой агент без задания, а это,скажу тебе,разврат...".
  
  
  
  
   От городка до причалов рукой подать - восемь-десять минут пешего хода. Дорога к дому иногда бывает много длиней: и семьдесят,и девяносто суток безвестной неопределенности...Боевая служба..."автономка".
   Юрий миновал КПП. Отсюда дорога раздваивалась. "Пойдешь налево,- подумал Юрий,-вернешь друзей и молодость; пойдешь направо - все останется таким,как есть. Налево?..Глупости. Все течет своим чередом,и каждый приговорен к своей судбе".
   А тогда,три года назад... Они вошли в базу ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ,в первый день нового года,в пятнадцать двадцать. Где-то южнее еще вовсю светило солнце,отражаясь в зеркале льда,мириадами бисера искрясь в мягком,накануне выпавшем снеге. Они вошли в базу ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ.
   Слегка парила от мороза вода в бухте,и месяц смотрелся будто сквозь запотевшее стекло. Буксиры ожидали субмарину у боновых заграждений. Приветствуя,потерлись скулами бортов о резину ее покрытия и бережно повели к причалу.
   Встречали без помпы: не было цветов,шампанского,не звучали фанфары. Командующий флотилии на пирсе сдержанно поздравил экипаж с прибытием,что-то сказал о повышении боевой готовности,о предстоящих задачах и,вскользь,о бытовых трудностях. Командир дивизии с последними словами нахмурился: принесла мол нелегкая среди зимы,лишняя головная боль...теперь давай возись с ними. Нахмурился,но промолчал. Уже потом отвел командира в сторону,минут пять-семь они беседовали, и все - экипаж зажил новой жизнью.
   Не было праздничной суеты,никто и не ощутил наступления нового года.Пришел он на корабль буднично, в море, в надводном положении. При выходе из горла Белого моря заштормило,и болтанка эта продолжалась до входа в Кольский залив.
   А сейчас...боцмана заводили дополнительные швартовы,электрики принимали питание с берега,в первом дивизионе электромеханической боевой части выводили из действия главную энергетическую установку. Работы этой часов на шесть...
   За спиной зажужжала камера слежения - "фантомас"; повернулась вправо,влево и затихла. "Шпионит,- недовольно подумал Юрий.- Толку-то от него, уж точно сверну ему шею". Юрий устроился в кресле поудобнее,забросил ноги на сейф и,отложив исполнение угрозы на неопределенное время,углубился в чтение.
   Книга была интересной: Пикуль,начало века,морская тематика - и этим все сказано:
  "...Панафидин кратко изложил одиссею своих злоключений,а кавторанг, явно заинтересованный,протянул мичману руку:
  -Беклемишев Михаил Николаевич,честь имею...во Владивостоке командую подводными лодками,которые я сам и доставил;из Петербурга на железнодорожных платформах.Бог с ним,с этим Шанхаем...Садитесь, мичман.
  Побеседуем...
   Беседовать с Беклемишевым было одно удовольствие. .......................................................................-Не буду скрывать от вас,-сообщил Беклемишев,-что офицерскую публику воротит от моих подлодок,как от хорошей касторки.Все согласны плавать хоть на землечерпалках,только бы не видеть этих железных гробов,которые
  частенько тонут,горят и взрываются...Зато у нас полно свободных вакансий!
  -Я согласен.Тонуть.Гореть.Взрываться.
  -Вот и отлично.Не пройдет и полугода,как я вам обещаю чин лейтенанта. Договоримся так.Сегодня у нас...что?
  -Понедельник.
  -До субботы вы погуляйте.А в конце недели затралим адмирала Иессена в кабинет и...все уладим.Кстати,-спросил Беклемишев,-сколько хотели бы вы получать жалованья?
  -Как это сколько?-не понял вопроса мичман.
  -А так...называйте любую сумму,и эту сумму вы будете иметь от казны ежемесячно.Ведь в морском министерстве нам выплачивают независимо от чинов на основании известного приказа:"Подводникам платить сколько они пожелают,потому что все равно они скоро все потонут или взорвуться..."
   Сергей Николаевич остался человеком скромным:
  -Можно рублей...ну хотя бы сорок..."
  .......................................................................-А что это вы там читаете?-раздался из динамика ехидный голос.
  -Ничего не читаю ,-сдержанно ответил Юрий.
  -Читаете,читаете...я же вижу.
  -Расскажешь своей бабушке.Ты видишь мой стриженый затылок - и больше ничего.И вообще,Слава,освобождай эфир: книга очень интересная.
   Юрий бросил взгляд на приборы:"Температура масла почти в норме. Скоро ставить фильтры на хранение,и - шабаш".
  -Машина?!-запросил Юрий...машина молчала.-Машина?!
   Раздался щелчок,потом нарастающий гул динамика,и сонный голос снизу отозвался:
  -Есть машина.
  -Вы там еще не утратили способностей соображать головой?
   Динамик обиженно засопел.
  -Ну так слушай боевой приказ,Крапивин.
  -Слушаю,товарищ старший лейтенант.
  -Убавь до сорока килограммов давление водички на систему управления.
  -Есть убавить ...,-в нисходящей тональности отозвался Крапивин.
   Давление воды медленно поползло вниз.
  "Теперь нормально",-удовлетворенно отметил Юрий.
   Одинокие его мысли прервал телефонный звонок:
  -Товарищ Член Военного Совета,-донеслось издалека,-уже собираемся...
  -Начинайте Совет без меня.Буду минут через тридцать...
  -Добро,-отозвалась трубка.
   Действительных Членов Военного Совета каюты номер двадцать два было четверо - по числу спальных мест в каюте.Еще столько же или чуть больше состояли в "членах" почетных,"членах"-корреспондентах и любили заглянуть на чаек.
   Надеюсь,вы знаете,что представляет собой каюта подводной лодки?
  Не знаете? Лучше вам и не знать. А впрочем...В купейном вагоне по железной дороге,наверное,когда-нибудь ездили? Вот вам и каюта номер двадцать два.
   Чай был в разгаре.
  -А вот и Генерал,-послышалось из полумрака каюты.-Почему так долго?..
  -Работа такая...Родину защищать.-Юрий бочком протиснулся в дальний угол каюты,бросил на кровать портативное дыхательное устройство.-А что,товарищи Члены...действительные,почетные и остальные...на улице праздник,а на столе никаких намеков на членовредительство.
  -А что вы имеете под этими страшными словами?-тоном старого,мудрого еврея поддержал Толик Кошкин.-Так я уже почти согласен.
  -А если согласен - я поясню. Членовредительство - душевное и телесное состояние,когда после очередного полустакана вырастают крылья,и ты летишь...но очень и очень низко,задевая фейсом асфальт.
  -Ты давай ближе к делу...и к телу.
  -Да вот...случайно нашел.Как в чемодан попала - ума не приложу.-Юрий явил на свет литровую бутылку венгерского вермута.-Приговорим?
   Предложение было одобрено,и тут же вступило в силу.
  -Пробегал мимо центрального поста...сам слышал,-делился с товарищами
  Саша Ефимов,- старпом обещал завтра с утра закатить большую приборку и до самого упора,до ужина.
  -Это еще цветочки,-философски отнесся к услышанному Игорь Лукин,-светит нам большая приборка и завтра,и послезавтра,и еще пару месяцев через день.
   У командиров отсеков,а их среди присутствующих было большинство, известие радостного подъема не вызвало.
  -Сделают из нас еще один плавучий экспонат,крейсер "Аврору"...Сначала командующий флотом пожалует,потом другие...маршала престарелого привезут,космонавтов,женские делегации...Ездят тут всякие,а нам приборку шарить.
   Корабль был новым - головным.И хотя обводы корпуса субмарины почти не отличались от предыдущей серии, его начинка была иной;а ракеты - те и вовсе еще дорабатывались. Впереди были длительные испытания,
  удачи,неудачи... Словом - головной корабль.
  -По поводу женских делегаций...,-сообщил Кошкин,-за что купил,за то и продаю.На стажировке ребята рассказывали.Тоже вот делегация на корабль пожаловала,и почти сплошь - женщины. Провели их по кораблю,что-то показали,рассказали...завели в "центральный".Командир чуть ли не наизнанку выворачивается,только по потолку не ходит. А где-то в рубке или на пульте ГЭУ сидят трое и всякие мысли наружу извлекают. А предварительно зачем-то "центральный" по "каштану" вызвали. "Центральный" не отвечает,а вызов так и висит...Наконец,в "центральном" вызов увидели,подключают рубку, и все слышат разговор:
  "Видели ту,в красном? Станок у нее,я вам скажу...Уж я бы ее отбаловал и с большим удовольствием".
  "А в зеленом тоже ничего...У меня даже встал".
   Командир аж до трусов красной испариной покрылся и мигает старпому: иди мол разберись и прекрати безобразие. Старпом срывается с места и летит разбираться.Пока он летел,вызов в рубке сняли,
  "центральный" тоже отключился. И вот,представте: влетает в рубку старпом,не глядя, "бац" рукой по кнопке...В "центральном" видят,что идет вызов,подключают рубку, и старпом на весь "центральный" орет:
  "Командир перед этими блядями,как муха на стекле! А вы!..Я бы и сам всех и каждую по отдельности трахнул - но молчу!"
   С последними словами поднялся небольшой шум.Из соседней каюты в знак солидарности даже ногой в переборку стучать пробовали.
   Корабельный юмор...Кто-то даже поморщится и скажет:"Как вульгарно.Мат-перемат через слово".
   Да,есть вещи,о которых не принято упоминать в присутствии женщин.
  И об этих же вещах можно,не краснея,говорить перед строем матросов.
  Если не ошибаюсь - это слова Леонида Соболева.
  -А вот еще,пацаны... про бульбулятор знаете?..
  -Давай...
  -Прибывает,значит,на корабль молодое пополнение.Помощник командира выстраивает прибывших у санпропускника и начинает шмон вещевых мешков. Ну,как водится,у одного картишки с голыми бабами конфискует,у другого берет на хранение фотоаппарат,а у третьего в вещмешке находит дуршлаг без ручки...
  "Эт-то что это такое?"-спрашивает у бойца помощник.
  "Бульбулятор,товарищ капитан третьего ранга.Батя говорил - вещь для подводника совершенно необходимая".
  "А что с ним делают?"
  "Это очень просто,товарищ капитан третьего ранга".
  Берет боец дуршлаг и погружает его в пожарную бочку.Погружает,а дуршлаг:"Буль-буль-буль...". Поднимает,а дуршлаг опять:"Буль-буль-буль...". Помощник разозлился,хватает дуршлаг и выбрасывает через забор. А через неделю приезжает из Москвы инспекция. Все обнюхали, осмотрели,проверили и собрали офицеров на подведение итогов. Поднимается старенький такой адмирал,ровестник маршала Буденного,слово за слово,да и говорит:"Все у вас,ребятки,хорошо и даже отлично...И с боевой подготовкой не подкачали,и с политической...Вот только какая-то сволочь выбросила совершенно новый бульбулятор...Нехорошо".
   Они посидели еще,уговорили второй чайник. Шумы и хождения в отсеках постепенно затихали,корабль погружался в чуткий,прерываемый звонками сигналов и командами по громкоговорящей связи,сон.
  -А не сходить ли нам в сауну,-предложил Рома Любимов,-кости погреть? Жизнь - она еще впереди,выспаться всегда успеем.
  -К командиру за ключами сам пойдешь?-поинтересовался Кошкин.-Он тебе и спинку потрет,и расслабляющий массаж сделает...
  -К командиру?.. Еще чего...,-Рома извлек из кармана ключи,позвенел ими у носа Кошкина.-Командир думает,что ключи только у него и у старпома.И пусть думает...А я вам скажу - в сауну не ходят только лентяи.Товарищи офицеры,через полчаса прошу всех в баню.
  
   После обеда мороз отпустил,и пошел снег:не тот колючий и холодный,что ненадолго приходит с зарядом;но мягкий,пушистый,без ветра.
  Сначала падал робко,даже нехотя; но вскоре,осознав свою правоту, повалил сплошной стеной. В мягкую шубу одел дорогу,санпропускник,пирс, корабль. Даже чайки,скользящие по воде,оделись в белые шапочки.
   "Будет работы,-думал Юрий.Он стоял,глядя на воду,у носовой оконечности корабля. Стоял с непокрытой головой,в ватнике и легких сандалиях.- Завтра с утра всем экипажем скребки,лопаты в зубы и на снег.А может быть уже сегодня вечером...".
   Юрий заступал на вахту дежурным по подводной лодке.Вахта привычная - уже год как тянет.Но,Бог ты мой,как он не любил эти последние часы и минуты перед заступлением: ожидание и проворачивание в мыслях всей трудоемкой и не очень приятной цепочки предстоящих мероприятий.
  Другое дело,когда уже заступишь,когда ощутишь на своих плечах бремя огромной ответственности и власти государственного человека.Когда после развода вахты,отряхивая на ходу снег с ботинок,спустишься с пирса в центральный пост,когда отрывисто и властно будешь отдавать команды, делать запросы и необходимые записи в документации,торопливо доедать ужин,отрабатывать вахту,обходить с проверкой отсеки...Тогда не останется времени на обыденное и мелкое... Все отойдет в сторону.
  
   На соседнем пирсе,невзирая на снегопад,загружали на корабль продовольствие. От машины к кораблю,размахивая руками,кого-то на ходу матеря, метался высокий,в кожаной "канадке",мужик.
  "Интендант...,-мысленно отметил Юрий,-упитанный как и наш Михельсон".
  -"Севастьяновцы" завтра уходят на Камчатку?..Да,товарищ старший лейтенант?-спросил за спиной верхний вахтенный.
  -Уходят,-односложно отозвался Юрий.
  -А вы были на Камчатке?
  -Приходилось...четыре года назад.
  -Понравилось?- не отставал вахтенный.
  -Как тебе сказать...далеко очень: из Москвы девять часов самолетом без посадки. Летом может быть и хорошо,а я зимой был. Вечером выйдешь на улицу: солнце большое,красное...за сопки садится; а у тебя такое ощущение - вот он,Рыбачий;и нет больше на земле ничего ни впереди,ни сзади...Только Рыбачий... Край света.
   Юрий постоял еще немного и поднялся на корабль. В отсеках витала атмосфера ожидания. Ефимов оказался пророком - на корабль ожидали командующего флотом. И ожидали на завтра. Туда-сюда шныряли флагмана. Даже самые степенные и важные из них враз утратили степенность. Проверялись и корректировались документы,карты,схемы; передвигались ящики,шхерилось по кандейкам и пряталось в дальние углы,за обшивку кают,за трубопроводы,за кабельные трассы ВСЕ,что могло бы вызвать малейшее неудовольствие старших товарищей. Одним словом - корабль "шуршал".
  -Где Александров?!-метался по центральному посту помощник командира.-
  Иванов,достанте мне Александрова!.. Или нет,пусть он сам найдет меня!-кричал уже вслед выбежавшему Иванову помощник.-Срочно!..
  
  -Освобождай место,- толкнул в плечо клюющего носом Андрея Брусова Юрий.
  Тот приподнял голову,взглянул из-под надвинутой на глаза шапки-ушанки,
  нехотя поднялся.
  -По местам стоять к проверке прочного корпуса на герметичность!- скомандовал по громкоговорящей связи Юрий.
   Он собрал доклады вновь заступающей вахты,проверил состояние захлопок системы корабельной вентиляции и других забортных отверстий, скомандовал задраить верхний рубочный люк и пустить вытяжной вентилятор. Десятки раз подаваемые команды... Все шло своим чередом:
  Юрий принял оружие,документацию,доклады вахтенных о приеме отсеков, состоянии главной энергетической установки,аккумуляторной батареи;наличии воды,масла,топлива;сменил верхнего вахтенного... И все это в темпе,в темпе...
   И в этом темпе,за исключением трех-четырех часов беспокойного,
  тяжелого,в одежде,с пистолетом под подушкой,сна,ему надлежало станцевать предстоящие сутки,чтобы на финише опять прогуляться в тапочках по заснеженному пирсу,посмотреть в звездное небо,снять с натруженной головы будто приросшую за сутки шапку,выпить с друзьями чайку в каюте и,вытянувшись во весь рост на кровати,закинув руки за голову,уже в который раз сказать себе же самому:"Все познается в сравнении.Жизнь - хорошая штука".
  
   Третий час шла большая приборка.Мыли подволоки,переборки,щиты,
  мыли трюма.
  -Прекратить хождения по кораблю,палубу мыть!-объявил по громкоговорящей связи Юрий. Предварительно он собрал и отработал вахту, но посвятил этому не два часа,как положено,а наскоро: по полной схеме не позволяла приборка. А сейчас,склонившись над вахтенным журналом,Юрий
  делал запись "для прокурора" о том,что вахта отработана на пять с плюсом,а потому корабль ни при каких обстоятельствах не утонет,не сгорит и не взорвется.
  -А что с картой?..-послышался из рубки голос штурмана.
  -Максимов сказал - переделать.
  -Привязался...черт.Ты папу Хренова не застал... Голова,скажу тебе...Он бы и Максимова,и других не в меру рьяных быстро на короткий поводок посадил бы.
  -Шутишь...
  -Нисколько. Он это умел. Как-то сдавали задачу,набежали флагмана, накопали по самые уши. В общем, все - дерьмо,весь корабль в дерьме. Вот командир дивизии и спрашивает Хренова:"Хрэнов,какая помощь от штаба вам нужна?" А папа Хренов разгладил усы и простодушно отвечает:"Прошу объявить экипажу дополнительно организационный период. Прошу на этот же
  срок прикомандировать ко мне в помощь всех флагманских специалистов".
  "Я не против,-говорит комдив.-Товарищи офицеры,после ужина все на корабль к Хрэнову. Находиться там ежедневно до устранения недостатков".
   А как посидели флагмана в прочном корпусе дня три до двадцати двух часов,так и запели на разные голоса:"Товарищ командир,товарищ командир...в вашем экипаже все окей...Лучше и быть не может".
   Стрелки часов вплотную приблизились к двадцати двум.С этого момента сломался привычный ритм службы,все пошло наперекосяк. Не было
  другой такой же бестолковой вахты в жизни Юрия ни до,ни после. На второй и на третий день он переживал случившееся сердцем,на четвертый -
  с досадой поморщился; а через неделю,вспомнив о былом,просто улыбнулся.
  
  -Готов?- окидывая пытливым взглядом заступающего на верхнюю вахту штурманского электрика Сафронова,спросил Юрий.- Кальсоны одел?.. шапочку побольше...Так,хорошо...
   Юрий вскрыл сейф,выдал Сафронову АКМ.
  -Полезай наверх,я следом.
   Юрий сунул в карман ватника магазин с патронами,еще раз огляделся и шагнул к трапу. Оружие,согласно инструкции,перезаряжали на дальней оконечности пирса. Руки привычно легли на перекладину трапа,
  сосредоточились,будто спринтер перед выстрелом стартового пистолета,и стремительно побежали вверх. Раз-два,раз-два...Юрий миновал боевую рубку и едва перебросил тело через верхний рубочный люк в ограждение рубки,как услышал предательский звук падающего предмета: "цок-цок-цок..." Так камешек,сорвавшись с карниза,"цокает" по уступам скальной стены,чтобы приземлиться на дне пропасти. Карман ватника сразу полегчал.
  "Черт..,-скрипнул зубами Юрий,- в рубку или в центральный пост упал. Плохо,если от удара вылетел патрон,попробуй найди".
   Он спустился в рубку,потом в центральный пост - магазина нигде не было. Он опросил вахтенного - сверху ничего не падало. Юрий еще раз поднялся в рубку,осмотрелся,заглянул под настил...Если бы в рубке на белой салфетке стоял графин с водой,Юрий заглянул бы и под него; но в рубке ничего не было.
  "Утопил!-родилась паническая мысль.- Упал в щель между рубкой и ограждением,а потом соскользнул в море".
   Мысль эта из облачка разрасталась в тучу. Он представил,как придется писать бесконечные объяснения,беседовать с "романтиками" из Особого отдела - парнями "со стальными,насквозь пронизывающими глазами и поднятыми воротничками"; как привезут сюда водолазов и как долго ему будут об этой истории вспоминать...Быть может,задержат очередное звание,и на весь его почти бузупречный доселе послужной список ляжет огромное чернильное пятно. Юрий даже зажмурился ,представив все это воочию,и,дабы прогнать наваждение,несколько раз сильно тряхнул головой. И будто сразу полегчало: и "парни",дружелюбно пожав руку,отошли в сторону; и со дна морского прекратил отчитываться водолаз:" Сорок секунд - полет нормальный...".
   Поиски продолжались.Юрий еще и еще раз осмотрел боевую рубку, прополз за щитами в отсеке... ОН подключил к поискам и вахтенного центрального поста,и своего помощника. Шел первый час ночи,и помощнику полагалось отдыхать,чтобы позднее,в два часа ночи,поменять Юрия. Юрий поднял с постели матроса из боцманской команды. Тот стоял перед Юрием, сонно щурясь на свет лампы,покачиваясь с пятки на носок,с трудом воспринимая происходящее.
  -Миша,нужно осмотреть надстройку в районе рубки,-сказал Юрий.- Оденься, возьми фонарь...
  -Хорошо,- покорно ответил Миша и принялся одеваться.
   Старпом также был в курсе произошедшего.
  -Ищите!- был его ответ.-Ищите...Потерять магазин с патронами - это ЧП.
  Вы представляете?..
   Он не договорил,да и к чему: ...в углах каюты снова зашевелились "парни" и водолаз со дна морского севшим голосом доложил:"Кх,кх...
  Видит Бог - я ни хрена не вижу. Василий Платонович,кх-кх..., в приказ его,разжаловать стервеца: был старшим лейтенантом - будет старшим матросом. Так его...мать...".
  -Что потеряли,мужики?- Вова Степанов,дежурный по ракетной боевой части,
  спустился сверху,с перекура.
   Степанов был снобом и брюзгой,каких мало.В экипаже его недолюбливали,и в друзья к нему никто не набивался.Ходили слухи,что иногда,по вечерам,запершись в каюте, он в одиночку употребляет "горькую".
   В лучшие времена Юрий уклончиво ответил бы:"Да так...". Но сейчас...
  -Магазин?..-поразился Степанов.-Одна-а-ко! Если бы один-два патрона...
  Я бы тебе нашел.
   Он тоже подключился к поискам, он же и нашел треклятый магазин там, куда десятки раз заглядывали и Юрий,и его помощник: в боевой рубке,под паелами, в шахте командирского перископа.
  
   В "центральном" было тепло,лишь по ногам тянуло стекающим сверху, через рубочный люк,холодом. Точно зуммер сигнализации, но очень-очень тихо и тоньше,как самая тонкая струна в гитаре,пели несущие круглосуточную вахту приборы. Пение это различалось лишь в полной тишине спящего корабля.
   Юрий скукожился в одном из кресел. Он не сидел и не лежал, часто менял положение тела (и так,и эдак было неудобно),он спал и не спал. Сейчас ему полагалось отдыхать,но коль время свое он бездарно потратил на поиски магазина с патронами, отдыхать отправил помощника.
   ...Из глубин подсознания вдруг всплыли большие,зеленые и такие знакомые глаза; рот, с припухшими,как у девчонки-подростка,свежими губами; уложенные улиткой густые рыжие волосы... В лучах полуночного солнца Она сидела на сером,с красными вкраплениями,отполированном тысячелетними ветрами гранитном валуне и тихо плакала. И робкие Ее слезинки,ни к кому,собственно, не адресованные,проторенными дорожками медленно опускались по лицу. Девушка смахивала их тыльной стороной ладони, а они вновь и вновь рождались в уголках ее чистых глаз...
  -Почему ты плачешь?- Юрий коснулся пальцами Ее волос.
  -Я боялась,что ты не придешь...
  -Глупенькая...я не мог пройти другой дорогой.
  -Это правда?..
  -Правда. Как тебя зовут?..
   Будто ветер прошелестел - видение подернулось рябью и исчезло. На смену ему пришло другое... Насколько хватало глаз - столики,столики и столики... эстрада,площадка для танцев.
  -Генерал!-услышал Юрий.-Генерал!
   Он огляделся: за одним из столиков сидели Кошкин,Любимов и Славик. Кошкин призывно махал рукой.
  -Где ты ходишь?-набросился он на Юрия.-Мы уже и заказ сделали: салат, шашлыки,водка...огурчики соленые.
   Выпили по первой,по второй...потом танцевали под гармонь. Танцевали кто как умел,а гармонист наяривал "Яблочко".
  -А хороша музычка,- приговаривал Славик.- У нас, в Москве, так не умеют: пресно,без души...
  -Вас можно?-поинтересовалась крашеная блондинка.
  -Меня?- удивленно переспросил Юрий.
  -Вас,вас... А вы не знаете почему,если девушка красивая, к ней пристают мужчины?
  -И кто же это к вам пристает?
  -Ну,я не знаю...,-зарделась блондинка.- Я думала,может,вы... У вас такие глаза...
  -Это вы напрасно...,- отмежевался Юрий.- Я занят... И вообще - водки хотите?..
   Юрий наполнил стакан водкой.
  -Неужели вы это выпьете?- удивилась блондинка.
  -И выпью, и закушу! Морякам это пыль,мадам.
  -Мадемуазель,-поправила блондинка.
  -Так вы девушка?- удивился Юрий.- Впрочем,водка ждать не будет.
   Юрий одним глотком махнул стакан,закусил огурцом... Потом они вчетвером провожали блондинку домой,а ее волновал все тот же вопрос:
  "Почему,если девушка красивая, к ней пристают мужчины?"
  -А ты не дрейфь,- успокоил ее Славик,- мы не такие: и приставать не будем, и другим не позволим.
   Юрий чуть отстал,а когда завернул за угол дома,то обнаружил вдохновенно целующихся Кошкина и блондинку.
  -Что это вы тут делаете?-опешил он.
  -Прощаемся,-неохотно оторвавшись,пояснил Кошкин.
  -Прощаетесь?.. Дай-ка и я попрощаюсь...
   Горечь прощания смягчила банальная житейская суета:
  -Центральный!- раздался из динамика голос верхнего вахтенного.- Центральный! Прибыл дежурный по живучести,просит разрешения пройти на корабль.
  -Пропустить,-коротко распорядился Юрий.
   Дежурный по живучести на корабле не задержался. Прошел до шестого отсека,записал несколько замечаний:"Вода в трюме четвертого отсека. Не опломбирован путевой клапан воздушно-пенной системы пожаротушения во втором отсеке...". После его ухода Юрий вернулся к прежнему занятию: опять же спал и не спал... И так до шести утра,до подъема экипажа.
   Вместо зарядки старпом вывел всех на расчистку пирса и подъездных путей. Снегопад прекратился еще до полуночи,но снега выпало с избытком. И сейчас его сбрасывали в море лопатами,соскребали скребками,подрезали цепями...
   Наступивший денек сулил большие хлопоты. Еще до конца не расквитались с пирсом,как невидимый горнист в лабиритах кишок протрубил к завтраку,и помощник командира увел экипаж в столовую. На корабле осталась лишь вахта. Завтрак,обед и ужин для нее привозили на машине.
  У контрольно-дозиметрического пункта помощник дежурного с подвахтенными
  переливали и пересыпали остывшие борщ,кашу и чай в свои бачки и несли на корабль.
   Завтрак для вахты задерживался. В ожидании его помощник с двумя подвахтенными изнывали на КДП,остальных Юрий отправил очищать от снега надстройку корабля. Два электрика осматривали и обмеряли аккумуляторную батарею, вахтенный кормовых отсеков бдил в корме,вахтенный ракетных отсеков - в пятом,и сам Юрий - в центральном посту. Всего пять человек,
  больше никого в пределах прочного корпуса не было.
   А жизнь... она подкидывает задачки,когда их меньше всего ожидаешь.
  -В аккумуляторной яме номер один осмотр и обмер батареи произведены. Замечаний нет. Яма задраена. Прошу разрешения перейти во вторую,-доложил из первого отсека электрик.
  -Разрешаю перейти во вторую...
  -Центральный!!! Центральный!!!-вмешался в диалог срывающийся голос верхнего вахтенного.- Человек за бортом!!!
   На долю секунды Юрию показалось,что это он сам упал в ледяную январскую воду. Холодно,но обдало как кипятком. И сердце стало биться через раз... Связь с верхним вахтенным оборвалась.
  -Зверев?!-запрашивал Юрий.- Зверев,доложите обстановку! В чем дело?!
   Вахтенный не отзывался. Юрий бросился к трапу и на полдороги остановился:"Куда?! Куда?! И зачем?!. Здесь мое место. Я отвечаю за все!.. Нет сейчас на корабле лишних людей,некого оставить за себя, некого послать наверх... а я не Бог,хотя и несу службу в центральном".
   Реально помочь Юрий сейчас ничем не мог. Оставалось только гадать
  о том,что делалось там,наверху,и ждать... Ждать. На надстройке и пирсе больше десятка людей - они сделают ВСЕ.
   Прошли три-четыре минуты тягостного ожидания.
  -Вытащили...,- выдохнул наконец динамик,- выловили,товарищ старший лейтенант.
  -Кто упал за борт?!
  -Рыбасов,товарищ старший лейтенант.
  -Где он сейчас?
  -Спускается на корабль.
   Юрий бросился к трапу: сверху,часто капая водой,спускался человек. Неуверенные движения - конечно,после такой-то купели.
  -И как же тебя угораздило,Рыбасов?
  -С-с...с цепью шел... снег на-на... на надстройке подрезал и поскользнулся...
  -Быстро в каюту, переодеться в сухое. Игорь,помоги ему...и разотри хорошенько. Придет доктор - отошлю к вам.
   На сердце полегчало.
  
  -Вышли из Североморска,-сказал командир,положив трубку тлефона,-через час будут у нас. Готовтесь,старпом. Я пройду к себе. Вызовите начальника секретной части...
   Весть,словно по деревне,моментально разнеслась по кораблю. Корабль устал от ожидания. Если час-полтора назад он напоминал потревоженный муравейник,то сейчас притих,затаился: что будет?.. не съедят... но и командующие в гости приезжают не часто. Приборку в основном закончили,лишь кое-где,в проходных коридорах,еще что-то подтирали,переставляли,поправляли...
   Юрий находился в "центральном" ,хотя особой необходимости в его пребывании здесь уже не было. Экипаж занял места согласно готовности номер один: в "центральном" старпом,механик,командир третьего дивизиона,помощник командира... Остальные по рубкам,отсекам,боевым постам.
   Весь экипаж приодели в новые репсовые костюмы с маркировками "РБ/Р" и "РБ/О",в новые сандалии...
  -Ну вот...,- ворчал в усы боцман,старательно подшивая белый подворотничок к воротнику новой куртки,- ходили как босяки, и никому до нас дела не было...А тут и костюмы,и сандалии...Так и норовят одной жопой на два базара поспеть.
   Своим старым костюмом боцман и впрямь походил на босяка: стоптанные,полезшие по швам сандалии; капитально севшие после первой же стирки,вылинявшие и будто побитые молью штанишки... Бедолага!!!
  "Ой,не могу...как можно...",-схватится за сердце сердобольный читатель.Что ж...побережом его нервы и сердце-воздержимся от дальнейших комментариев.
  
   Час прошел...
  -Приехали,приехали...,- зашелестело по "центральному" и в мгновение ока распространилось по всей сташестидесятиметровой махине корабля.
  -Приехали?..
  -Приехали!- так встречают свадебный кортеж свахи,свашки,посаженные отцы и прочий праздный люд.
   Никто командующего еще не видел, быть может не было его еще и на пирсе, но сам воздух уже наэлектризовался его присутствием.
   В мыслях Юрий представлял командующего высоким,поджарым,с отличной выправкой мужиком,с медальным профилем и голосом,не дающим двух толкований. Командующий,на поверку,оказался "добрым дедушкой". Ему бы не флотом командовать - пасекой. Он был невысок,округл,уютен,
  говорлив и чуть брюзглив.
  "Ньдя,вот мы старые подводники...,- должно быть говорил он ,сажая внука на колени,-вот мы,старые... не то,что энти - молодые. Вот,помню...".
  Он был известным подводником,его имя часто встречалось в мемуарной литературе; но весь от,такой мирный, как-то не смотрелся на фоне пульта управления ракетным оружием. И странно было видеть его здесь и сейчас, когда в зарождающейся эйфории "перестройки" командующих запросто снимают "за развал дисциплины",если только вчера(ну,не вчера,а полтора-два года назад)только в этой дивизии посадили командира атомохода и начальника береговой базы.
  
  -Ньдя,- произнес командующий,уютно устроившись в кресле и умостив руки на животе,- а что это у вас,командир,схема такая неказистая? Надо бы побольше,посолиднее...ньдя...
   По правому борту начальник секретной части вывесил схему продольного разреза корабля вертикальной плоскостью. Корабль был головным,начинка - новой; и командир у схемы,с указкой в руке,давал по этому поводу разъяснения.
  -Мы,товарищ адмирал, хотели изобразить побольше,но Особый отдел не разрешил.
  -Ньдя,а что такое Особый отдел?.. Он может не рекомендовать,но запретить не имееет права.Ну,что вы,командир... А это что у вас?..
  -Это,товарищ адмирал,выдвижное устройство "Заря"; служит для определения места корабля по светилам.
  -Ну,этого всего у нас ,положим, не было;но мы и так неплохо определялись и ходили...Ньдя,продолжайте,командир.
   Командир продолжал,но командующий снова и снова перебивал, переспрашивал,вспоминал по ходу о былом.
  -Ну,что...это вы нам неплохо объяснили,командир.Пойдем,Сергей Аникеевич, посмотрим корабль и начнем с первого отсека.
  .......................................................................
  -Тебе здесь делать тоже нечего,-сказал Юрию старпом,- иди-ка ты в свой девятый.
   Минул час и еще полчаса - командующий в девятом отсеке не появлялся. В отсеке было чисто,прохладно и тихо. На верхней палубе лишь два человека: Юрий,в кресле,на посту управления паротурбинной установкой и матрос-электрик в проходном коридоре. Старшину отсека Юрий отправил вниз,в машину.
  -Машина?!- несколько раз запрашивал Юрий.
  -Есть машина!- отвечали снизу.
  -Как дела?
  -В порядке,товарищ старший лейтенант.
  -Не расслаблятся и бдить!
  -Есть!
   Юрий прошелся по коридору,заглянул в тамбур-шлюз и вернулся в кресло... Бессонная ночь сделала свое дело - Юрий задремал. На минутку... нет,на секунду провалился в небытие...
   Тишину отсека нарушил щелчок открываемой переборочной двери. Юрий устремился на звук,в проеме двери маячила голова командующего.
   "Других предупреждал,а сам расслабился...мать твою",- выругался в мыслях Юрий. А тут еще матрос-электрик,обманутый тишиной ожидания, разделся по пояс и умывался в тамбур-шлюзе. Умывался с видимым удовольствием,пофыркивал - горячую воду в кормовые отсеки дают не часто. Куртку и тельняшку он повесил на дверь тамбур-шлюза.
  -Сми-и-ирна!!!- зычно рявкнул Юрий.
   В мгновение ока купальщик растворился в открытом люке машины, лишь тень его уловила добродушное напутствие командующего:
  -Мойся,сынок,мойся... Эт-то хорошо...
   Вспомнив об этой истории,Юрий улыбнулся: "Надо же - три года прошло,а будто вчера...",- и свернул направо.
   Так и шел: неторопливо,отдавшись своим мыслям. У восьмого причала влекомый профессиональной любознательностью,еще не осознавая причин, Юрий замедлил шаг... остановился и невольно присвистнул: стоявшая у причала субмарина была седой...седой,как гоголевский философ-семинарист Хома Брут после всенощного бдения у гроба красавицы-ведьмы.
  "Кто же тебя,бедолагу,так разукрасил?- посочувствовал кораблю Юрий.- Из каких глубин ты вынырнул и что пережил?".
   Еще вчера до полудня причал пустовал, а сегодня...
   "Дивны дела твои, Господи".
  
  
  
  
  
   Львы,как известно,обожают мясо; карась - тину и илистое дно, немцы лишаются рассудка без пива и сосисок...
   Хороший оперативник уважает и первое,и второе,и третье... При этом он доброжелателен, общителен,с лукавинкой и с известной толикой хитрецы. Последнее иные могут истолковать за простоту, но простота эта наигранная; а доброжелательность всегда была и остается главной чертой характера,действительно,хорошего опера.
   Юрий поглазел на удивительную субмарину еще некоторое время и двинулся дальше. По дороге еще два раза останавливался пообщаться со знакомыми...
  -Анатольевич,а что это за альбинос ошвартовался у восьмого причала?
  -Разное говорят,Юра... а толком никто и ничего не знает.
  -И что говорят?
  -Ну,что говорят?.. Одни говорят,что это водоросль такая. Вторые... вторые,что супостат нас этим белым составом пометил. Как и с какой целью - а кто его в маму знает...
   На корабле Юрий не задержался. Загружали последнюю,шестую ракету. Экипаж сидел по готовности номер один. Юрий прошел по кораблю,снял оперативную обстановку и,главное,как того пожелал Платонов,назначил агентуре контрольные встречи на сегодняшний вечер и завтрашний день.
  
   Сказать,что Оленька Литвинова любила детей -значит,сказать очень мало... Решение стать врачом,и не любым,а детским,вызревало в ней долго. В детстве Оля хотела стать балериной и три года посещала балетную студию,пыталась петь,писала стихи... С восьмого класса увлеклась химией и начала всерьез подумывать о химико-технологическом институте, но... стала врачом.
   Щенок угасал медленно. Расхожая пословица: "Заживет как на собаке",- себя не оправдывала.
   Пять дней назад,за несколько мгновений до того,как "это" произошло, он был ничьим - обычным дворовым щенком,приветливым и добрым увальнем,любимцем детворы.
  -Зяблик ты мой,Зяблик...тебе холодно...бедненький...
   Оля заботливо поправляла одеяльце,поила щенка из соски. По-другому он пить уже не умел,потому что был частично парализован.Его донимал голод,и он тихонько поскуливал; но даже,когда пытался кушать из соски манную кашу,зубы не слушались: левая сторона рта еще пыталась жевать,а правая лишь бессильно поскрипывала.
   Оля постоянно находилась рядом. Ей было больно...Быть может,он, парализованный,боли уже не ощущал,а Оле было больно. Душили слезы... Иногда ей хотелось уйти вместе с Зябликом. Шли пятые сутки ,и исход борьбы щенка с Судьбой был уже предрешен.
   Утром второго дня Оля отнесла щенка в ветеринарную лечебницу. Врач,полный,седоусый мужчина,встретил Олю доброй,чуть ироничной улыбкой.
  -А кто это у нас? Собачка?.. Давай-ка посмотрим.
  .......................................................................
  -Как это произошло?- спросил он через несколько минут.Улыбки на лице уже не было.
  -Он выскочил из кустов и попал под велосипед. Сначала шатался,но хоил; а сейчас и не ходит.
  -Как тебя зовут?
  -Олей.
  -Оля,Оленька...Вот что,Оленька: не буду скрывать - помочь твоей собачке не в моих силах. Еще день или два, и если не произойдет чуда,то ничего уже не произойдет: она будет просто мучаться...некоторое время. Прискорбно,но я...,- добрый дяденька развел руками,расписываясь в своем бессилии,- я мог бы сделать твоей собачке укол,чтобы она уснула и не мучилась... но давай с этим повременим.
   В следующее посещение врач уже ни о чем не спрашивал,молча осмотрел щенка,прошелся по кабинету.
  -Животным и детям и легче,и труднее,- как бы советуясь с Олей,наконец, сказал он.- Взрослые дяди,вроде меня,за них и решают,и несут ответственность. Надо делать выбор, Оленька.
   И Оля сделала выбор... С первого захода в мединститут она не поступила - не добрала один балл. Бывает,но в шестнадцать лет жизнь не заканчивается. Мама предложила попробовать поступить в педагогический, благо,что время еще позволяло. Но Оля,упрямая девчонка,устроилась на работу в роддом - нянечкой. Работа однообразная,грязная и где-то даже - неблагодарная. Работала по сменам. Видела все: страх,предродовые муки, кровь,таинства рождения,счастливые лица,слезы отчаяния,первое кормление,глаза матерей... И будто сама испытала и прошла через все это,но только укрепилась в своем выборе - стать врачом. К вступительным экзаменам Оля готовилась и по ночам на работе,когда нагрузка немножко ослабевала,и дома. От жизни такой остались к весне от Оленьки Литвиновой лишь глаза,нос и улыбка...
  -Ты бы отдохнула,Оленька; совсем ведь растаешь,- говорили и мама,и бабушка.
  -...Не пылит дорога,не дрожат листы... Подожди немного,отдохнешь и ты,- отшучивалась Оля.- Не переживайте,придет время - отдохну. А сейчас мне к сочинению готовиться нужно.
   Между тем,усталость накапливалась. Оля уже и сама понимала,что пора бы сделать перерыв.В начале июня она взяла отпуск и уехала на турбазу в Севастополь.
   Ехала с предчувствием чего-то необычного: что-то должно было произойти. Севастополь полюбился Оле с первого взгляда. Полюбился за красоту бульваров,ласковое море,величавое спокойствие белокаменных равелинов... Уже при въезде в город,едва лишь поезд вырвался из теснин Инкермана на Корабельную сторону,захотелось сойти на берег,сложить ладони рупором и крикнуть: "Здравствуй! Ты мне нравишься!".
   В этом городе Оля узнала любовь.
   Их было двое. На прилегающий к турбазе пляж они вышли из-за мыса,
  со стороны Качи. Негромко переговариваясь,минут пять постояли у кромки воды.
  -Ты как,остаешься?
  -Останусь...еще почитаю.
  -А я в училище,а потом в город...
   Он устроился неподалеку,на траве,раскрыл общую тетрадь. В неторопливом шелесте переворачиваемых страниц прошел час. Ольга лежала на спине. Мягкий морской ветерок ласкал и тело,и мысли. И не было никаких желаний...
  -Я не утомил вас своим молчанием?- поинтересовался наконец сосед, закрывая тетерадь.
  -Н-нет...я только хотела спросить: что это такое интересное вы читаете?
  -А есть такой предмет: "Физика ядерных реакторов". Завтра у меня экзамен.
  -Не боитесь?
  -Не боюсь... За четыре года сдал столько экзаменов... Немножко волнуюсь,это в порядке вещей. В любом случае,как говорится,дальше Камчатки не пошлют,меньше группы в подчинение не дадут. А предмет,
  действительно,интересный и хорошо усваивается...особенно,если искать аналогии с жизненными параллелями.
  -Это как?
  -А вот представте: у магазина очередь за женскими сапогами финского производства. В очереди ровно двести тридцать пять мужчин и женщин. Само собой: эмоции,брожения умов и слухи,слухи... Боже ты мой... Словом, обстановка накалена до предела. Тут появляется заведующий обувной секцией и объявляет,что сапоги через две минуты заканчиваются, а очередное их поступление ожидается лишь в середине следующей пятилетки.
   Что здесь начинается... Очередь превращается в толпу,толпа звереет и спонтанно делится: часть терзает заведующего,часть взламывает подсобки,кто-то бъет витрины. В общих чертах это напоминает процесс деления ядер урана-235 при взаимодействии с нейтронами тепловых энергий. Ну как,впечатляет?
  -Впечатляет,- рассмеялась Ольга.- А вы,наверное,физик?
  -Увы... Физики всегда ходят в сандалиях на босую ногу и носят бороды,а нам,будущим военным инженерам,бороды носить не разрешают. Кстати,а как вас зовут?
  -Ольгой.
  -Бывают же совпадения... А я - Владимир,но,к сожалению, не Ленский.
  -Я вам мешаю?
  -Вы об этом?- кивнул на конспект Владимир.-Нет,не мешаете. Будем считать,что к экзамену я готов. А вы,Оля,чем сейчас будете заниматься?
  -Пойду на ужин.
  -А потом?
   Ольга неопределенно пожала плечами:
  -Пока не знаю.Праздному не все ли равно как отдыхать?
  -Может,погуляем вместе? Сначала вы меня проводите,потом я вас...
  -А где вы живете?
  -В Голландии.
  -В Голландии?..- рассмеялась Ольга.- Это там,где ветряные мельницы и много-много тюльпанов?.. Далеко.
  -Я серьезно,Оля. Это недалеко. Так называется одна из севастопольских бухт, там же на берегу и мое училище.
   Владимир умел и рассказывать,и слушать... Слово за словом,и Ольга рассказала о себе все.
  -Никогда не задумывался - везучий ли я? - произнес Владимир и,сорвав растущий на обочине тропинки дикорастущий мак,протянул его Ольге.- Не задумывался,но свою толику везения я сейчас отдал бы вам... В этом году вы обязательно поступите в институт. Принимаете мой подарок?
  -Принимаю. Спасибо,Володя; и за цветы спасибо.
   Прощались в тихоопустившихся сумерках.
  -Так и расстанемся?
  -А вы...
  -Я бы опять хотел вас увидеть,- взяв Ольгу за руку,сказал Владимир.-С вами хорошо...Приезжайте послезавтра в училище на танцы.
  -Я не знаю,Володя...Надо мной не будут смеяться?
  -Ну что вы,Оленька... О такой девушке каждый может только мечтать. Буду ожидать вас послезавтра с девятнадцати часов в Голландии на конечной остановке.
   Ольга ехала на встречу... Душу терзали страхи и сомнения:"И зачем я еду?.. Ну кто я для него?..Забавная девчонка,мышка серая,санитарка...
  Нет!.. Я тоже хорошая,веселая и люблю людей... А он?.. А вдруг не встретит...посмеется... А все равно поступлю в институт и буду врачом!
  Опаздываю...".
   Если орла усадить на самокат,он все равно летит. Очевидно, водитель в юности мечтал стать летчиком: автобус стрелой пронзил Северную сторону,пролетел мимо старого,времен первой обороны Севастополя,кладбища,свернул в дачный массив и,наконец,въехал в Голландию.
   Владимир ожидал Ольгу на остановке.
  -Я не опоздала?..- только и спросила Ольга и по вспыхнувшей в глазах Владимира ликующей радости поняла,что не опоздала. Ушли и страхи,и сомнения; сверху на огненном коне спустился Щелкунчик,и начался праздник...
   Через два месяца Ольга поступила в медицинский; через год Владимир закончил училище и получил назначение в заполярье,в Гремиху (в бывшую царскую каторгу Иоканьгу). От Мурманска до Гремихи нет ни троп,ни дорог - только морем на теплоходе ходу часов с двадцать. Но об этом позже...
   Почти в годовщину их знакомства,в благоухающем белой акацией, июне,Владимира произвели в офицеры: белые акации,белые офицерские тужурки,золотистые погоны,"Севастопольский вальс"...
   Две недели Оля и Володя провели в глуши Южного берега Крыма - в Старом Свете. У симпатичной бабули сняли комнату. Пили козье молоко, купались,загорали;гуляли под луной,вбирая в себя крепкие запахи обласканных ветрами,прокаленных солнцем вольных Крымских трав. Радовались каждому пустяку,друг другу,самой жизни... как дети.
   В начале августа Владимир убыл к месту службы - в Гремиху. Опять письма... Экипаж попался боевой: корабль держал часто и подолгу. В первый же день по прибытии на корабль командир дивизиона капитан третьего ранга Сазонов привел Владимира в девятый отсек:
  -Это твой отсек,лейтенант...здесь же твой боевой пост - усаживайся в кресло... Работы будет много: в восьмом отсеке все "железо" твое,и в девятом,и часть в десятом. Турбинная группа - самая большая на корабле, но старшина команды ас в своем деле (восемь боевых служб а счету); всегда и подскажет,и поможет. А ты,лейтенант,спи поменьше,из трюмов не вылезай,по горячим паропроводам на пузе ползай,но через сорок пять суток лист на самостоятельное управление группой и несенение ходовой
  вахты закрой и мне предоставь. И вот еще... Сход с корабля только с моего разрешения, о жене забудь...
  -Я не женат...
  -Тем лучше. Дерзай...
   Владимир старался: спал мало,работал много...и сдал зачеты в положенные сроки. Сдал первым из всех назначенных на корабль молодых офицеров.
   Прошло еще два месяца. За это время несколько посерели некогда розовые кадетские представления Владимира о вольной офицерской жизни.
   А поселился Володя в офицерском общежитии - двухэтажном,барачного типа доме,с мрачноватыми четырехместными номерами,с туалетами в концах коридора.
   И сидел как-то Володя в "нумере" со "старым" холостым капитаном Димой Пущиным. Сидели не в честь чего-то,не от радости и даже не от скуки. Просто сидели и за беседой выпивали понемножку горькой. А куда здесь пойдешь? Несколько десятков обветренных пятиэтажных домиков,дом офицеров,бараки стройбата; с одной стороны холмистая тундра, с другой -
  холодное,денно и нощно грызущее скалистый берег, море.
   Сидели за полночь... из расположенной напротив бильярдной комнаты
  слышался приглушенный говор и стук шаров. Так они сидели и говорили обо всем и ни о чем.
   "Старые" капитаны,годами обитавшие в общежитии,холостые и разведенные,весельчаки и пессимисты,люди с частично утраченными идеалами и отсутствием иллюзий, считали это общежитие своим домом. Отсюда они уходили в море,сюда же потом возвращались. Они помнили что было вчера и,за редким исключением,хорошо представляли что будет завтра,потому что "завтра" как две капли воды будет похоже на "сегодня"
  и "вчера".
   Пущин разлил по стаканам остатки "Столичной",осмотрел бутылку на свет и поморщился:
  -Представляешь,здесь даже бутылки сдавать некуда - бьют и вывозят на свалку... И хрен с ними... Ты,кстати,женат?
  -Пока нет.
  -Жалко... Ты еще молодой...Кроме отца,матери и этой бутылки кто-то еще должен ждать тебя на берегу. Девушка-то есть?
   Владимир поспешно кивнул,поколебавшись,достал из удостоверения фото и протянул Пущину.
  -Симпатичная,-одобрил тот.- А меня никто не ждет. Есть,конечно, знакомые тетки,но это на тот случай,если зуд в мошонке станет совсем уж нетерпимым.- Пущин бросил на Владимира испытывающий взгляд и с вызовом спросил:- А тебя,я вижу,мои слова коробят? Нас много таких - "свободных"...Возможно,и ты к этому придешь и привыкнешь. Я никого не обманывал. Женщины,с которыми я спал,всегда знали,что в будущем ничего серьезного у нас не будет; никто из них не ожидал от меня признаний в любви. Да что я говорю?.. Разве я могу сказать правильно?.. "...Не обещать небес,но дать хотя бы землю. До гроба не сулить,но дать хотя бы миг...". Женя Евтушенко. Вот у него и правильно,и честно...
  -Но ты же мог жениться,- неуверенно выдавил Владимир.
  -Не мог. Тебе трудно понять. Хороших женщин много;но чем ты старше,тем труднее и труднее...Не можешь на все "сто" никому ни поверить,ни понять,ни простить. Жизнь пропустила нас "по рукам", и с этим,наверное, придется смириться.- Пущин устроился на стуле поудобнее,закурил.- Ну-ну...не отчаивайся,братишка,не все так плохо: топилась бы печь,да были бы тапочки на ногах и горячий ужин на столе... Такая вот малость.
   Из города Горького (Нижнего Новгорода) по-прежнему шли письма,шли часто...такие же теплые и родные. Владимир отвечал,но что-то в нем изменилось. Не надломилось,- нет!- но ответные строки давались все с большим и большим трудом. Прислушиваясь к себе,Владимир понимал,что теряет Ольгу, и ужасался происходящему. "...Я оборву сруну жестокого романса,гитару пополам - к чему ломать комедь!"
   Последнее письмо выплеснулось само собой,и с этим уже ничего нельзя было поделать:
   "Здравствуй,Оленька, - писал Владимир.- Помнишь,когда мы знакомились,ты спросила не физик ли я? Я отшутился: сказал,что физики ходят в сандалиях на босую ногу и носят бороды... Лгал я,Оленька. Я - самый что ни на есть физик. Здесь,в Заполярье,и климат суров,и природа аскетична. Быть может потому день ото дня и теряю я остатки душевной лирики. На днях мы уходим в море,уходим надолго...
   А сейчас мне придется сказать тебе то,о чем трудно сказать даже за глаза... У нас не получится быть вместе. Никогда. Ты занята любимым делом - учишься,я - на службе. От этого никуда не уйдешь. Я не могу и в мыслях обрезать тебе крылья - лишить мечты стать врачом. Я не могу сказать тебе: бросай все и переезжай ко мне. Я не стою таких жертв и не приму их.
   Но нельзя жить порознь и быть вместе. Когда-нибудь потом,не сразу,может быть даже в шутку,ты спросила бы меня о других женщинах...
  Я - не евнух и мне в этом пришлось бы сознаться. Ты мне очень дорога (физику не пристало говорить нежно и ласково),но я стисну зубы и переживу. Будет трудно,но я переживу. Когда ты прочтешь эти строки - я буду далеко. Туда не доходят письма,и не пиши мне больше. Не надо...
  Прости. Володя".
   С этим письмом и ушел из Ее жизни Владимир. Оля неделю проплакала,похудела,осунулась... Не посещала лекций... А бабушка сказала: " Учись,Оленька. Ты еще не встретила свою половинку".
   Так и случилось,но остался на сердце молодой женщины рубец...
   Через три года Оля вышла замуж за однокурсника. Сейчас трудно сказать,что подвигло ее к этому шагу. Предварительно были и радость,и нежность; были слезы и поцелуи,и легкие размолвки... Саша оказался чудесным парнем и мужем...вот только,пожалуй,излишне целеустремленным.
  Он будто заранее в личной записной книжке от "А" до "Я" расписал свою жизнь: институт,профессура...действительный член академии медицинских наук.
   Уже через полгода Оля поняла,что вскоре ей предстоит стать матерью. Все получилось как бы случайно. Следуя порядку букв в своей записной книжке,Саша мягко,но настойчиво отговаривал Олю,приводил аргументы и даже пытался настаивать. Но Оля была непреклонна. Она уже хотела этого ребенка,она будто уже видела,как он кушает и при этом забавно чмокает губами,как улыбается во сне... Она будто осязала губами
  мягкий,податливый пушок на его теплой головке и пульсации сердца в незаросшем еще темечке... Она уже любила и боготворила своего будущего ребенка.
   ... Ребенок так и не родился - на четвертом месяце случился выкидыш. Оля переживала потерю очень тяжело... Сашиной вины в произошедшем не было; но уговоры,аргументы, его "записная книжка" -
  все наслоилось друг на друга,переплелось с потерей в один клубок,
  и... Оля ему не простила.
   Разводились тихо и мирно: без бития горшков о головы,без публичного обнажения душевных синяков и показательной стирки грязного нижнего белья,можно сказать, даже "по-семейному"... Но семьи-то уже не было.
  -Эх, Саша, Сашенька,и как это тебя угораздилона на мне жениться?..- по окончании невеселой процедуры спросила Оля.- С твоей-то целеустремленностью и обстоятельностью?..
  -Не надо,Оля...не надо...Была бы возможность все повторить,и я бы...-
  голос его дрогнул,он не договорил и отвернулся.
  
   Распределение Оля получила в Мурманский облздрав. Была возможность остаться дома,но Оля выбрала Мурманск.
  -Поеду,поработаю,- сказала она изрядно удивленным,и более того,
  маме и бабушке.- Так нужно. Не обижайтесь,родные мои.
   Где-то в тайниках ее души теплилась еще одна мысль...пусть и слабая,переболевшая,но упрямая - нечто вроде:" А ты не прав,Володя...
  и климат,и природа,какие бы они не были - ни при чем. Я докажу это...
  Я поеду и докажу".
   И вот уже два года Оля жила и работала в базе подводных лодок Оленья Губа. Она доказала,и в первую очередь себе самой,что можно жить и радоваться людям,которые тебя окружают; детям,которые и есть суть твоей любимой работы; даже Северному сиянию - этому извечному бунтарю в безбрежном океане полярной ночи. Время прокручивалось легкой,радостной чередой; но иногда,как самый личный,самый интимный друг,ее посещала грусть... И тогда...
   В одно из этих посещений Ее и нашел для себя возвращавшийся в свою неуютную квартиру Юрий Сумароков.
  
   В среду - день,традиционно,"грудничковый",но посетителей в здравпункте было немного: пять-шесть мам со своими большей частью еще не умеющими ходить карапузами и одна бабуля. И откуда им взяться-то,
  "много",если на улице середина июня,и большая часть женского и детского населения убыла на Большую землю кушать витамины,пить свежее молоко,ходить по траве босиком и набираться сил для следующей зимовки.
   Работа спорилась. Оля осматривала ушки,глазки,заглядывала малышам в горлышко:
  -Открой ротик,маленький...Ай,какое красивое горлышко. Совсем хорошо...
  Давай-ка тебя послушаем... Танечка,придержи своего богатыря. Вот та-ак... Хорошо...
   Оля ощупывала малышам животики,взвешивала,обмеряла,задавала вопросы,давала рекомендации,шутила... Ее рабочий кабинет со временем превратился в своеобразный женский клуб...
   В деревнях,поселках,даже в маленьких городках врач,если имеет отзывчивое сердце,не фальшивит в чувствах,очень быстро превращается во врача семейного. А семейный врач - это почти член семьи: ему открываются сердца,поверяются тайны,его любят,ему всегда рады. Оля подобной чести удостоилась. Она знала "своих" детей и мам не только по именам и не считалась со временем. Ее поднимали с постели и за полночь, и под утро; но никто не видел и тени неудовольствия на ее лице.
   После полудня Оля пошла в обход по участку. К этому времени поступило два вызова на дом, были в поселке и другие дети,нуждавшиеся в наблюдении врача...
  -Ну,здравствуй,Виталик,- приветствовала Оля очередного маленького пациента.
  -Здласту-те...тетя Оля.
  -Как ты себя чувствуешь? Головка уже не болит?
  -Не болит... холосо.
  -Давай-ка я посмотрю твои желёзки... Хорошие желёзки... Совсем ты у меня молодец. А что это у тебя на щеке? Ага - каша. Значит,с кашей воевал,герой?
  - Кусал касу,- согласился Виталик.
  - И кто же победил: ты ее,или она тебя?
  - Не-а...я иё по талелке лазмазал...
  - Выходит,победила каша.
  - Не-а...,- опять же не согласился юный гладиатор,- я иё по талелке...
  а мама докусала...
  
   В четырнадцать двадцать корабль ошвартовался левым бортом у десятого плавпирса в бухте Ягельной.
   Контрольный выход прошел относительно спокойно - не впример выходу на подтверждение задачи номер два с включением в нее элементов
  задачи три. Тогда и со связью были проблемы,и практическая торпеда едва-едва не утонула.
   Но,слава Богу...набив о седло задницу,со временем и медведь становится лихим наездником - была бы лошадь. Ас-са!!!
   Все бы хорошо,но перед выходом в море в каюту Юрия на второй диванчик подселили "подарок" - флагманского пропагандиста.
  - Войди в положение,Юра,- оправдывался помощник командира,- целая свора штабных, и все на мою голову... Свою каюту я уже уступил,старпомов потеснил,штурманов и связистов тоже... Будь другом...
  - А он не храпит?
  - Кто,пропагандист?..А хрен его знает. Все равно спать в море придется мало... Ну,так что?..
  - Что,что?.. Выдавай белье мне... и пропагандисту.
   Паасажир Коля,он же флагманский пропагандист; веселый,
  голубоглазый здоровяк,говорил без умолку; и к исходу седьмых суток от вынужденного общения с Колей в замкнутом пространстве каюты Юрий пылал замечательно-веселой,пузырящейся радостью. Он пылал и молчал,а пропагандист пропагандировал:
  -Патриотизму следует учиться на примере рассказа Шолохова "Наука ненависти",- вещал Коля.- Взять хотя бы меня...
   "Трогательно,черт возьми,- размышлял Юрий.- И слезу вышибает ,и кулаки непроизвольно сжимаются. Ты мне еще расскажи о том,что с юного пионерского возраста неутомимо и скрупулезно пишешь либретто и музыку к опере "Жизнь за Генсека". Задушу!!! Хладнокровно,с радостью,
  собственными руками...".
   И тем не менее расстались они вполне мирно,почти друзьями.
  -Ты заходи,- говорил Николай,с чувством пожимая Юрию руку,- обязательно заходи. Я тебе еще много чего расскажу...
  -Нет,Коля,обещать не могу. Заглядывай лучше ты к нам. У нас все больше молчуны работают: и угостят,и с удовольствием выслушают.
  -Молчуны,говоришь,- рассмеялся Коля.- Знаем ваших молчунов...
  .......................................................................-Офицерам штаба,командирам боевых частей,дивизионов,начальникам служб в пятнадцать тридцать собраться на КДП для подведения итогов!- разлился по громкоговорящей связи сочный голос старпома.
  -Ну уж дудки! Эти и все последующие извращения,пожалуйста,без меня,- заторопился Николай.- Бывай,Юра.
   В ожидании подведения итогов Юрий сошел на берег,попросил разрешения у дежурного по КДП воспользоваться телефоном.
  -"Теннис"!- отозвалась телефонная трубка.
  -"Теннис"?.. Дайте "Чистяк",пожалуйста,- попросил Юрий.- "Чистяк"?..
  Три сорок пять,пожалуйста.
  -Амбулатория,- отозвался немолодой,но приятный женский голос.
  -Здравствуйте. Я могу поговорить с Ольгой Литвиновой?
  -С Олей?.. Вы знаете, она на участке. Что-нибудь передать?
  -Передать?..-переспросил Юрий.- Нет,все,что я хочу ей сказать,я скажу сам.
  -Последнее время наша Оленька будто светится... Вы ее не обидите?
  -Я не могу ее обидеть... Я радуюсь,когда она рядом; радуюсь,что она есть - Оленька Литвинова.
  
   С транспортом повезло - до Оленьей Губы Юрий добрался штабным автобусом.
   В отделе,как,впрочем,и в поселке было немноголюдно. Ближе к вечеру народ,конечно, подгребет,соберется,перекурит,обменяется новостями, кто-то пойдет на доклад к начальнику, кто-то опять на явку.
  После девятнадцати,возможно,и в нарды сразятся,и в адмиральского козла забъют...
   Через открытые окна и двери прогуливался летний ветерок,пахло молодым березовым листом...и морем.
  -Скучаешь?- поинтересовался у развалившегося на стуле Тушина Юрий.
  -Дежурю...Сижу и мучаюсь почти гамлетовским вопросом:" Писать иль не писать? Вот ведь в чем вопрос..." Писанины много,а писать не хочется.
  -Давай что ли "пять"... Новости на берегу есть?
  -Все,слава Богу,живы и здоровы. С повинной никто не явился. Орденами и
  медалями никого не наградили, краткосрочным отпуском с выездом на родину Героя также никто не поощрялся.
  -И что, совсем ничего не произошло?
  - А-а так...мелочи,- Тушин потянулся и зевнул,- у Мишки в стройбате немножко восстало и погуляло казачество. Итог: двое в лазарете;а тот, который угощал их лопатой,пока на гауптвахте.
  -А как поживает ваш Селезнев?
  -Селезнев?- с лютой мечтательностью повторил знакомую фамилию Тушин.-
  Хорошо поживает... Я же сказал: с повинной никто не явился. Вот вывести бы его в чистое поле,поставить лицом к стенке и выстрелить в затылок из именного маузера...чтобы знал... Уж тогда бы точно сознался. А вообще-то мы ребята неплохие,- смягчился Тушин.- В отпуск бы сейчас,пивка попить... там и отойдешь душой. Забрал бы ты этого Селезнева с собой на боевую службу, а я тем временем в отпуск смотаюсь.
  -Я подумаю,Виктор Иванович.
  -Некогда тут думать,екарный бабай; ты через четыре дня уходишь,а мне и дальше разгребать...
  - Тссс...,- предупредительно поднес палец к губам Юрий и понарошку оглянулся.- Зачем так нервничать,Витя? Время моего выхода на боевую службу на сегодняшний день и есть главная военная тайна. Заговорился я... Шеф на месте?
  - А где же ему еще быть? Шеф свое место знает.
  -Пойду доложусь.
   Лаконичный доклад Юрия Вячеслав Михайлович выслушал не перебивая,лишь по окончании доклада задал два-три уточняющих вопроса.
  - Вижу - готов,- скупо одобрил он работу Юрия.- Если есть просьбы личного характера,выкладывай сейчас,Юра. Сделаю все,что в моих силах.
  Итак...есть что-нибудь?
  -Есть...,- Юрий придвинул к Платонову прошитое суровой ниткой дело.-
  Вячеслав Михайлович,я попросил бы это дело уничтожить.
  -Контактное дело?.. Литвинова Ольга Александровна...,- листая дело, прокомментировал Вячеслав Михайлович.- Перспективный кандидат на вербовку. Зачем это тебе,Юра? Если не хватает времени работать с ней,
  передадим кому-нибудь из ребят.
  - Это моя женщина,Вячеслав Михайлович...
   Несколько секунд Платонов молчал, потом, так же молча,в левом верхнем углу титульного листа размашисто написал:
   "Тов. Малому!
  Принять дело и уничтожить установленным порядком".
  - Это все?
  - Все.
  - А мне почему-то казалось - ты хотел меня еще кое о чём спросить... Вот только не знаю, смогу ли со всей откровеностью тебе ответить.
  - Вопросов больше нет. Спасибо.
  - Ну и хорошо... Завтра отдыхай.
   Дверь открылась... Юрия ждали.
  - Вернулся,- едва слышно,одними губами,прошептала Оля.- Я ждала.
   "Люблю...Я все время думал о тебе",- сказал глазами Юрий.
   "Я тоже...",- ответила Она.
  - Вернулся... Юра...,- уже громче повторила Оля.
  - Я звонил...
  - Мне передали,- Она улыбнулась своей неповторимой улыбкой.- Ты приплыл за мной,капитан Грэй?
  - За тобой и к тебе... И надо же: за семь суток почти позабыл,как целуют женщин.
   Юрий шагнул через порог и обнял любимую...
  .......................................................................
  ..............................................................................................................................................-Ты о себе почти ничего не рассказываешь,Юрочка,- Ольга провела рукой по его голове,взъерошила волосы.- Я тебя будто целую жизнь знаю и совсем не знаю.
   Она сидела на диване,поджав под себя ноги ... Юрий сидел у ее ног,положив голову на ее колени.
  - Рассказать?... Хорошо, расскажу. Что ты хочешь узнать?
  - Ну...почему ты стал моряком? У тебя,наверное,папа военный?
  - Родители у меня люди,как раз,сугубо гражданские. Летчиком я мечтал стать... Перечитал все книги о летчиках, об авиации. Мечтал поступить в Качинское летное училище. Боролся до последнего, но медкомиссию не прошел...
  - И стал моряком?..
  - Моряком я стал еще в детстве. Пять лет мне было,- Юрий улыбнулся своим детским воспоминаниям.- Жил я тогда целый год в деревне у дедушки с бабушкой. В штанах с помочами ходил - хор-рошее,скажу тебе,было время... И вздумалось мне однажды покататься в корыте в копанке для гусей. Катался,катался и перевернулся. Копанка глубокая была, и начал я тонуть. Хорошо в это время дядька Иван с фермы возвращался, он и спас меня. С тех пор и прозвали меня моряком. А в деревне,если дадут прозвище, прилипнет навсегда,будто вторая фамилия. И паспорта не надо... Дед мне еще где-то бескозырку достал. Я этой бескозыркой страшно гордился. А потом в военно-морское училище поступил... Помнишь, товарищ Сухов в фильме "Белое солнце пустыни" сказал: "И бросала меня судьба от Амура до Туркестана..."? Мне тоже покататься пришлось, и я
  только рад этому. Родился и жил в Казахстане,потом на Урале и в Донбассе,в Белоруссии; учился в Севастополе; бывал на Камчатке,в Калининграде,В Архангельске,в Новосибирске,в Эстонии; еще курсантом ходил на надводном корабле вокруг Европы... Про Мурманск,пожалуй,и говорить не стоит - дом родной... Теперь,Оленька, ты обо мне почти все знаешь.
  -А в Севастополе какое училище заканчивал?
  -Голландию... Училище наше в бухте Голландия находится...
  -Я тоже бывала в Севастополе... Красивый город.
  -Почему загрустила,хорошая моя?- Юрий притянул Ольгу к себе,поцеловал.-
  У тебя такие удобные колени - век бы на них лежал. У меня завтра свободный день, давай прокатимся в Мурманск. Просто пошляемся... Уйду в море, и будет нам двоим о чем вспомнить.
  -Ты хочешь в море?
  -Теперь,когда встретил тебя...н-нет... А вообще - в море больше порядка,размеренный ритм,никто лишний раз не дергает.
  -Вы,наверное,все время спите и спите,как сурки?- улыбнулась Ольга.
  -Если бы... При всем желании поспать больше восьми часов никак не удается. У меня своя работа; у ребят вахты,политучеба,занятия по специальности,приборки...и бани. Знаешь чем на боевой службе измеряют время? Банями!
  -Банями?..
  -Да, так и говорят: до конца службы осталось шесть бань...или четыре.
  -У тебя отдельная каюта?
  -Да...что-то вроде купе в вагоне: два спальных места,стол,умывальник, постельное белье из расчета один комплект на десять суток... И кормят хорошо. А что еще нужно бродяге-философу?
  -Я боюсь за тебя,Юрочка... Я ничего не буду знать о тебе...так долго.
  -Бояться не нужно,Оленька. Это наша работа. А писать буду в мыслях,
  постоянно. И думать буду только о тебе.
  
   К вечеру жара отпустила,воздух напрягся и сгустился. Гроза подбиралась к окраинам городка с северо-запада. Сначала робко, а
  затем все более явно начал прослушиваться далекий гул. Небо у горизонта насупилось в сизовато-серую,с размытыми очертаниями зебру и тяжело опустилось. Молнии еще не было,лишь частые сполохи отражались от нижних поверхностей далеких тучь.
   Черным всадником налетел,завыл в верхушках деревьев ветер... Упали первые капли дождя... Началось... И сразу стало легче дышать.
   Дожди весной и летом одна тысяча девятьсот шестнадцатого года шли часто, солнца тоже хватало. В садах наливались яблоки,груши,набирал силу картофель,радостно жужжали пчелы... И все было хорошо, если бы не война. Незванной гостьей войдя в жизнь большинства семей,она утвердилась хозяйкой и принесла с собой горе,невзгоды,разлуку...
  
   Смеркалось. Гроза миновала, оставив после себя лишь редкий дождь- эдакий шепотун: теплый,мелкий и чистый,словно рука дарящего от чистого сердца. Пахло клубникой,смородиновым листом... просто,мокрой травой и садом.
   Юрий сидел на веранде,вбирая в себя запахи и саму музыку дождя. На душе было покойно и немножко грустно. Месячный отпуск для поправки здоровья после ранения (третьего за полтора года) заканчивался. Война не озлобила Юрия,не посеяла разочарования в людях,но лишь укрепила спокойное достоинство русского офицера.
  - Ужинать,Юрий Петрович,- позвал к столу вышедший на веранду хозяин.
  - Красиво-то как,Ерофей Кузмич... Вот смотрю,смотрю - и не могу насмотреться; слушаю - и не могу наслушаться. Я только сейчас и понял,что человеку для счастья нужно лишь немножко счастья. Совсем
  немножко... быть может всего несколько дней или миг - того и достаточно.
  - Вижу,заскучали вы,Юрий Петрович. Уехала Ольга Владимировна, и заскучали...
  - Люблю я ее,Ерофей Кузмич. И не венчаны мы... видимся раз-два на год -
  видно,судьбой нам так написано.
   Ольга приезжала ненадолго - на неделю. Последние восемь месяцев она служила сестрой милосердия в санитарном поезде и большую часть жизни проводила на колесах.
   Хозяева отвели им для жилья горницу...
   Была ночь. В углу,перед образами, теплилась лампадка. В открытые окна в первозданной своей красоте пронзительно и ярко заглядывала луна,
  шумел в вишняке ветер,ссорились мыши в траве...любовь дышала из уст в уста... И было счастье - фронтовое,мимолетное, когда и живешь одним днем,и счастлив одним днем. Такое вот оно - счастье.
  
  -Мать,а что это за курица была сегодня на ужин?- час спустя,дуя на блюдце с чаем, спрашивал жену Ерофей Кузмич.
  - Тебе-то зачем?- нехотя отвечала хозяйка,Мария Никифоровна.- Можно подумать, ты каждую по имени знаешь. Ты,Кузмич,пил бы свой чай и не лез в бабские дела.
  -По именам ,оно,может, и не знаю, а все таки?..
  -Да там одна в заборе застряла,ну я ее...
  -Сорок лет с тобой живем,мать,- проворчал Кузмич,- сорок лет, и хотя бы раз животину от чистого сердца порешила: эта у нее,понимаешь,
  повесилась, та - застрелилась... Непорядок,Никифоровна.
  -А вы,Ерофей Кузмич, как давно здесь обосновались?- поинтересовался Сумароков.
  - Я-то? Да уж годков за двадцать... Верно вы заметили: не тутошний я - пришлый. И Марья Никифоровна тож. Вместе мы по жизни мыкались.
  -И откуда,если не секрет?
  -Какой там секрет...,- Кузмич подлил в блюдце чаю,- из сибирских казаков я, Юрий Петрович. "Горькая линия" - чай слышали? На Хиву,на Бухару когда-то ходил...
  - И шашку на голову опускать приходилось?
  - И шашку опускать,и пикой колоть... Два "Георгия" имею,а их запросто так не дают.
   Они помолчали.
  - Паскудное это дело - война,-нарушил молчание Юрий. Но сказал эти слова будто не для Кузмича,а в продолжение собственных мыслей.
  - И-их,не то слово...,-согласился Кузмич.- Казалось бы даже,что трудного этой же курице голову свернуть? Ан,нет: на первых порах трудно,почти невозможно... пока в привычку не войдет. Потом лишь смотришь,чтобы одежду кровью не испачкать; и даже кураж появляется...
  Так и с человеком на войне... Может быть и не со всеми,а у меня именно так и получилось: будто другим человеком становишься и оправдываешься
  потом лишь тем,что если не ты первый,то он тебя... Суета мирская.
  Я ведь,Юрий Петрович, апосля тех походов,как домой возвернулся,через четыре года на каторгу пошел,потому как опять человека убил. А ведь не было на то причины - кругом сам виноват.
  - Вижу, трудно вам,Ерофей Кузмич...
  - До сих пор в себе ношу, прощения у Господа не вымаливаю. И зачем?..
  Господь велик и по величию Своему,с высоты Своей, может посчитать незначительным сие мое деяние. Я же в своей малости вину свою знаю и кто я есть тоже... Я так думаю,Юрий Петрович: человеком можно стать в тот день,когда не найдешь себе оправданий в самом малом проступке, когда познаешь стыд и за себя,и за других. Во-от... я пока не сумел...
  - Круто замешиваете,Ерофей Кузмич. Как по-вашему,то и человеком стать почти невозможно.
  - Мало ли как я думаю и говорю,- уклонился от спора Кузмич.- Вы по-другому скажете... Этого не вложишь в голову,до этого душой дойти следует. Ну да ладно... Может,вам этого и не надо вовсе...и неинтересно. Машенька?! патрикеевна!
  - Да,Кузмич,- отозвалась из сеней Марья Никифоровна.
  - Задай овса лошадке. С утра на луга скатаюсь, травы посмотрю.
  - Патрикеевна?- переспросил Юрий.
  - Патрикеевна,- улыбнувшись,пояснил Кузмич.- Она в молодости такая рыжая была,каких,наверное, и не бывает. Как солнышко летним утром, как лисичка-огневка... Она меня всегда и жалела,и прощала,и ждала,и отдала мне все как есть: свое лето,свою осень... А сейчас мы поседели и вдвоем
  коротаем зиму,а она разрисовывает нас,как мороз оконные стекла. Машенька - она и есть мое главное богатство. Ну,поругает она меня,и я ее...Не без этого... Но знаете,Юрий Петрович,я немного прошу у Отца нашего... совсем немного: умереть бы мне не первым, а через час,через день после Машеньки моей, чтобы она,значит,одна не маялась.
  
   Вода в бухте Ягельной холодна и в самое теплое лето; холодна и прозрачна так,что каждый камешек на дне просматривается.
   Теплым июньским утром уходил на боевую службу ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-51. Провожали скромно: без оркестра,без длинных речей. Сначало дело - оркестр потом.
  -Задачи поставлены,- перед строем подводников,пожимая командиру атомохода руку, говорил командующий флотилией,- ответственность перед Родиной огромная!.. Экипажу успехов! В добрый час,командир! Командуйте!..
   Командир коротко,как отрубил,приложил руку к головному убору и,повернувшись к старпому,скомандовал:
  - Всем вниз! По местам!
   Море охотно принимает подводников в объятия своих глубин и нехотя отпускает обратно. Восемьдесят-девяносто суток географической неопределенности и беззвестности созвучны разве что понятию "нигде"...
  Вернутся ли?..
   Вернутся! Обязательно вернутся! Не имеют они такого права - не вернуться. И будет солнце,и соленый ветер,и золото осенних берегов,и оркестр на причале,и счастливый блеск женских глаз,и дети на руках отцов,и письма родителям... Все будет.
   А сейчас субмарина двигалась к выходу из Кольского залива; слева и справа оставляя за кормой и Губу Оленью,и Полярный,и Североморск; гордым молчанием игнорируя запросы постов СНИС. Она не важничала. Нет!
  Она переходила в иное измеренение,имя которому - "нигде". С этого момента скрытность и молчание становились смыслом жизни субмарины, с этого момента она теряла право иметь даже собственную тень.
   В открытом море,в одном из полигонов боевой подготовки прозвучит команда "По местам стоять к проверке прочного корпуса на герметичность!" Прочный корпус испытают на герметичность; командир, спускаясь с мостика последним,задраит за собой оба рубочных люка; и лодка уйдет на глубину. А по прошествии времени,вернувшись из "нигде", она всплывет примерно здесь же,в точке погружения... Ждите...
  
   В народе издавна и глубоко укоренилось представление будто полярник на зимовке зимует, а пожарного на дежурстве из пушки не разбудишь... А как же быть с подводником?.. Этот точно по морям на подводе катается или подводный мир в иллюминатор обозревает: любуется грациозным полетом морских котиков,считает морские звезды... Чушь собачья! Подводы и тачанки наши в большинстве своем на атомном ходу, а батискафы и другие аппараты с иллюминаторами оставте океанологам.
   В море мы служим. И спим,как уже говорилось, шесть-восемь часов.
  Больше при всем желании не получается. Все остальное время занято по распорядку: политподготовкой,политинформациями,занятиями по специальности; два раза в сутки на корабле производится малая приборка, по субботам - большая приборка и баня. По средам,субботам и воскресеньям в кают-компаниях офицерского и старшинского состава показывают кинофильмы; танцев,как вы понимаете, нет... Завтрак,обед,ужин и ежедневные пятьдесят граммов сухого вина, вечерний чай - все по распорядку дня. Но самое важное - несение вахты: по четыре часа через восемь. И так изо дня в день,от недели к неделе, на весь период плавания каждым членом экипажа.
  
   Минули первые десять суток плавания,потом еще семь,потом еще четверо...
   В один из вечеров,когда ужин уже прошел,а вечерний чай для первой боевой смены еще не накрывали,удобно устроившись в кресле перед откидным столиком, Юрий изучал "Большую поваренную книгу" издания от одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года. "Книга" была монументально тяжелой,толстой,мудрой и иллюстрирована невпример красочнее той самой азбуки,которую Папа Карло подарил Буратино.
  Две трети по ширине каждой страницы занимал основной текст, поля отводились под комментарии.
   Юрий изучал "книгу" третий день... Нет, он не голодал, и даже наоборот: харч был обильным и отменным. Все, от командира корабля и до матроса, питались по единой морской суточной норме, куда входили и красная икра,и балыки,и шоколад,и вобла,и соки,и творог,и сгущенное молоко,и сливочное масло,и яйца,и ветчина,и колбаса,и просто мясо,и пятьдесят граммов сухого вина,и многие другие продукты,как то: крупы, картофель,жиры,томатная паста,мука,сахар,соль,макароны,чай...
   Вся эта великолепная симфония деликатесов и рядовых продуктов с указанием нормы старательной рукой помощника командира изящной, почти старославянской вязью была положена на ватманский лист двадцать второго формата и вывешена в рамке под стеклом у входа в офицерскую кают-компанию.
   Юрий глотал страницу за страницей и атмосфера каюты будто наполнялась соблазнительными, пряными запахами шашлыка и купатов; изысканными ароматами судака по-польски... Перед глазами плавали котлеты по-киевски,цыплята-табака,заливная стерлядь,кабоб "лаззат"; и чьи-то умелые руки уже сервировали стол, вытирали десятилетнюю пыль с бутылок "цинандали","кхванчкары",крымских "мадеры" и "муската". Ц-хх,
  вах-вах!.. Нэ-э-выносымо!..
   "... Щуку,в отличии от судака,- подразнивала "книга",- для фарширования можно приготовить другим способом. Ее очищают от чешуи, промывают,надрезают кожу вокруг головы и осторожно,чтобы не порвать, снимают ее целиком по направлению от головы к хвосту. Позвоночник надламывают так,чтобы хвостовой плавник остался при снятой коже. Таким образом получают кожу с хвостом и мякоть рыбы с костями и головой.
   После этого голову удаляют,разрезают брюшко,удаляют внутренности,отделяют мякоть от реберных костей и позвоночника. Мякоть используют для фарша,который готовят так же,как рассказывалось выше. Снятую кожу заполняют фаршем и придают изделию форму целой рыбы. Отверстие,через которое фаршировалась рыба,завязывают или зашивают.
   Готовую рыбу охлаждают и подают целиком или нарезанную на порции с овощным гарниром и соусом хрен".
   Здесь же,на полях,сладкоголосая сирена ненавязчиво рекомендовала к рыбке десятка четыре белых вин.
   Страсти накалялись... но в самый разгар кулинарного самомазахизма,когда разгоряченный сладостной болью организм требовал нечто большего,в дверь постучали.
  - Открыто!- рявкнул Юрий.
  - А что,Абдулла,друзей принимаешь?- в дверном проеме замаячила улыбающаяся физиономия Александра Минакова.
  - Друзьям всегда рады. Присаживайся,Миня,- указывая,куда именно присаживаться, Юрий хлопнул ладонью по застеленной кровати,потом встал и подошел к зеркалу.- Абдулла,говоришь?
  - Похожь,похожь,- подтвердил Минаков.
  - Вот, и я говорю... Прохожу вчера ночью по пятому отсеку,а вахтенным стоял Насыбуллин... Ну,постояли,парой слов перекинулись; он меня и спрашивает:" Товарищ капитан-лейтенант,вы,случайно, не наш земляк?". У них в БЧ-2 есть еще и Шарипов,и Муратов... "Золотая орда", словом.
  - А ты ему что?
  - Да ничего... Правда,загордился очень, плечи расправил... Все мы,говорю,земляки, Спартак Резепович; мало того - братья по крови,дети степей и лесов. Не вы меня первым об этом спрашиваете и отца моего тоже спрашивали.
  - Тебе бы ,Юра,еще свою княжескую фамилию на другую княжескую поменять.
  Был Сумароковым, стал Юсуповым... Как?
  - Юсупов?.. А что, я подумаю,- оглядывая в зеркало остриженную наголо голову,двухнедельные зачатки усов и бороды, пообещал Юрий.- Юсупов!
  Юрий Юсупов! Звучит!
   В миру, то бишь на берегу, бороды носить не приветствовалось, что для военного человека по сути своей равносильно запрету. Разрешалось носить бороду разве что по рекомендации врача для сокрытия дефектов или травм лица; ну,и может быть, разведчикам-нелегалам для конспирации, но по предъявлении справки Главного Разведывательного Управления МО...
   Впрочем, подводникам (офицерам и мичманам) в длительном плавании на усмотрение командира бороды отпускать разрешалось.
   Командир корабля,капитан первого ранга Марков,лихой подводник, не ханжа и не зануда, остригся наголо сам и разрешил отращивать бороды тем, кто последует его примеру.
  - Изучаешь?- кивнул на "Поваренную книгу" Минаков.
  - И тебе рекомендую. Знаешь,Саша,вот читаю сию книгу и начинаю понимать некоторые странные на первый взгляд вещи.
  - Ну,ну?..
  - Раскольников-то убил старуху-процентщицу не потому,что себя хотел испытать... Голодный он был - голодный и злой. Потому и череп старушке топориком раскроил.
  - А если ты такой умный, то может быть знаешь почему аборигены съели Кука?
  - "Хотели кушатьи съели Кука",- парировал удар Юрий.
  - Все знаешь. Шаман,однако.
  - Шаман,не шаман,а кое-что знаю... Скучаешь за своими,Миня?
  - Я их на Большую землю отправил...,- легкая тень пробежала по лицу Александра.- Скучаю...
   Юрий имел право спрашивать о таких вещах. Мир подводников тесен.
  Они познакомились пять лет назад в учебном центре,в Пальдиски...
   Шел "стабилизирующий" год одиннадцатой пятилетки и слова "перестройка" еще не знали. Зато очень часто и в многочисленных вариациях повторялось слово "стройка".
  "Стройка!..- кричали газеты и журналы,- Стройка!.. Стройка!.."- вторили радио и телевидение. И даже время гудело: "БАМ! БАМ! БАМ! Байкало-Амурская магистраль...".
   В номенклатурной моде были синие и серые костюмы "двойка". И ровным счетом ничего чрезвычайного в пределах державы не случалось:
  не взрывались нефтепроводы и дома,не разбивались самолеты,не тонули корабли,не сходили с рельсов поезда и афганские женщины ласково улыбались воинам-интернационалистам. Страна спокойно и глубоко спала в счастливом неведении. Пора массового брожения умов еще не наступила.
  
  
  
   С вечера будто ничего не изменилось:все тот же свежий ветер с моря,бегущие в противоположном направлении низкие,белесые облака,рябь на поверхности частых лужь. Обычная здесь,на побережье,весенняя погода. И день наступает обычный - пятница.
   Их двое в комнате:Юрий Сумароков и Вячеслав Волин.Сейчас они спят.Вячеслав сладко и довольно посапывает;Юрий же беспокойно,словно в жару,мечется по кровати,постанывает.
   Третью ночь ему снится ералаш,гоголь-моголь,где замполит Владимир
  Николаевич Фокин,облаченный в черную кожанку,зеленую тирольскую шляпу,брюки "гольф" и тапочки на босую ногу,с двуствольным ружьем наизготовку, уже в который раз безуспешно пытается "взять" его - Юрия
  Сумарокова.Владимир Николаевич хитер,коварен,преследует настойчиво и неутомимо.Всякий раз,когда необходимо с парашютом покинуть горящий самолет,перелететь на пушечном ядре через стену или украсть бумагу на присвоение очередного офицерского звания,он выталкивает вперед своего дублера - толстого,неповоротливого мужика,с напяленным на голову черным капроновым чулком.Пальцами руки "мужик" делает характерный жест:
  "плати".Владимир Николаевич отвечает не менее понятным рубящим движением ладони одной руки у локтевого сгиба другой,что означает:
  "Стеснен в средствах.Согласен оплатить пятьдесят процентов".Делать нечего,и-и... грязно ругаясь,"мужик" исполняет трюк.Уже "взяты" и Славка,и Минька,"взяты" все без исключения отличники боевой и политической подготовки,а Юрий вопреки логике уже в который раз живым и невредимым уходит с конспиративной квартиры.Но в эту ночь Владимир Николаевич зажал Юрия крепко.Действие разворачивается в заброшенном монастыре.
  -Будешь говорить?-подступая все ближе и ближе,вкрадчиво-угрожающе шипит Владимир Николаевич.-Будешь отвечать?Где?С кем?Сколько?Мартини?..
  Самогон?.. А ну,дыхни...Адреса,явки,пароли?..Ну,быстро!..
  Он приближается почти вплотную,и кажется,что от него остались лишь глаза: огромные,цвета вороненого металла,холодные и безжалостные.
   Вжавшись в стену,лихорадочно осязая пульсирующими пальцами выщербленный кирпич,Юрий ждет развязки:"Неужели конец? Неужели?..".
  -Владимир Николаевич,не делайте этого... не берите греха на душу,не надо...
  -Грех... А что такое грех?В сущности... это про вас,про козявок писано.
  А я - начальник.Я начальник - ты дурак,ты начальник - я дурак...,-пионерским речитативом декламирует Владимир Николаевич.Последняя мысль кажется ему настолько нелепой,что он заходится в смехе,при этом багровеет лицом и шеей.-Ха-ха-ха... ты начальник... ха-ха-ха...
  И,отсмеявшись,назидательно продолжает:
  -Ты никогда по-настоящему не понимал диалектики жизни.Я это давно заметил и берусь доказать.Где тетрадь планирования политико-воспитательной работы? Живо на стол!
   Юрий вспарывает подкладку тужурки и,как величайшую ценность,
  извлекает тетрадь.
  -Посмотрим,посмотрим!..,-почти добродушно рокочет замполит.-Неделю за тобой бегаю;а у меня,между прочим,подагра и геморрой.Та-ак... политинформацию на прошлой неделе проводил?
  -Про-о-водил...,-жалобно блеет Юрий.
  -Врешь,сынок.А где отметка о выполнении?- и ласково,по-отечески пожурил:- Запомни,сынок,главное:если мероприятие не проводилось,но в бумаге стоит отметка о выполнении - это ,по нашим меркам,грех небольшой,всего лишь очковтирательство.А вот если все сделал как надо,а отметку о выполнении не проставил - много хуже,это уже почти преступление. Я хорошо излагаю?..
   Фраза осталась неоконченной.Все произошло неожиданно,быстро,
  страшно,как и бывает в ночных кошмарах.
  -Юрка!.. Юра,уходи!.. Уходи,я прикрою!-раздался истошный крик из-за спины замполита.
  Юрий сместился чуть в сторону,пытаясь разглядеть кричавшего.В дверном проеме,на фоне заходящего солнца,маячил темный силуэт.
  -Уходи!..-до боли знакомый голос.Но,кто? Кто?
  От стены вдруг отделилась все та же толстая фигура,с напяленным на голову черным капроновым чулком и маскхалате "под кирпич".
   "Поздно! Поздно!-застучало в висках.-Слишком поздно!".
  Взмах руки,кувыркающаяся в воздухе граната,ярчайшая вспышка - тысяча солнц. Ядерный гриб... А дальше... почти как у Сальвадора Дали:
  оторванные конечности,кровавое мясо,скорбные глаза... Последняя заставка - оранжевый пепел... И голос за кадром:"Вот и все,сынок. Прощай.Теперь ты - радиоактивный пепел. Так надо.Скоро наступит ядерная зима,но тебе не следует бояться - ты пепел... Лети и поражай врага.В добрый час".
  
   Сон оборвался... "Бр-р... мерзость-то какая",-сбрасывая с себя груз пережитого,подумал Юрий. По телу блуждала какая-то противная,
  липкая слабость.Он открыл глаза.Светало.Сладко посапывал во сне Славик,
  а у изголовья кровати,на тумбочке,мерно отстукивал будильник.
   До недавнего времени Юрий проживал в другом номере,близко ни с кем не сходился,никому себя не навязывал,спиртным и женщинами не злоупотреблял и,с точки зрения командования корабля,был вполне лоялен.
   Капитан-лейтенант Вячеслав Петрович Волин являл собою полную противоположность.Веселый и неугомонный,он периодически влипал в истории.
   Вот эта противоположность характеров и свела в конце концов Юрия и Вячеслава под одну крышу.
   Заместитель командира корабля по политической части капитан второго ранга Владимир Николаевич Фокин,надо отдать ему должное,терпел долго.Но тучи сгущались.И когда все меры иссякли,когда сам командир предупредил весельчака о неполном служебном соответствии,разразилось...
  "Доколе терпеть?!."-рявкнуло в душе замполита,и в тот же вечер Юрий перебрался в комнату Славика.
   Инструктаж был кратким: Юрию вменялось в обязанности осуществлять по утрам своевременный подъем и без опозданий доставлять Славика или его тело в часть на утреннее построение.Недовольный тем,что приходится сниматься с обжитого места,Юрий хотел было возразить и уже открыл рот;
  но Владимир Николаевич упредил:
  -Считайте это партийным поручением,-буднично сказал он,- и,пока я здесь служу заместителем командира,свое несогласие и неудовольствие можете выражать шевелением большого пальца левой ноги.
   Владимир Николаевич не был душой экипажа: его не любили,не уважали и побаивались.Среди офицеров ходили упорные слухи о том,что заместителя навязали экипажу в качестве "подарка" после того,как он сводил своего последнего командира "на ковер" к Члену Военного Совета.
  "Шут с тобой,- подумал тогда Юрий,- не будем понапрасну метать бисер".
  
   Юрий больше не уснул.Немножко полежал с закрытыми глазами,потом отбросил одеяло и включил свет.
  -Ну сколько можно?.. Опять ни свет ни заря поднялся,конь педальный,- проворчал Славик и отвернулся к стене.
  -Ша!-рыкнул ему вслед Юрий.-Все бы дрых. Щеки уже из-за спины видны,в двери не вписываешься... Скоро тебя за Наполеона третьего принимать будут.Карикатуру в учебнике истории помнишь?
   Одеяло в ответ самодовольно всхрапнуло.К зарядке,бегу трусцой и прочим молодецким потехам Славик был равнодушен. Впрочем,иногда,длинными зимними вечерами он посещал плавательный бассейн,где не столько плавал,сколько глазел на хорошеньких девочек.
   Юрий же по утрам,когда с удовольствием,а когда и через "нехочу", истязал себя бегом или зарядкой.Иногда лень побеждала,и тогда на неделю-другую Юрий уходил в команду Славика.
   Славик поднялся поздно.Времени едва-едва оставалось на то,чтобы наскоро одеться,умыться и поспеть к завтраку. Завтракали в части. Некоторое время он с отсутствующим видом сидел на кровати,разглядывая противоположную стену и пол.
  -Что-нибудь не так?-нарочито усомнился Юрий.-Ворота новые,или еще что?
  -И почему мне так хреново,Юрик?-будто не слыша вопроса,спросил Славик.-Может быть ты знаешь? А?..
  -Не выспался?
  -Если бы... Тут другое.
  -В пьянстве замечен не был,но по утрам пьет холодную воду и трясет головой,-не без иронии прокомментировал Юрий.
  -Апулея цитируешь?..
  -Дуралея... Будто не знаешь,что именно так характеризовал твою личность наш общий друг Владимир Николаевич в своей фундаментальной работе "Черные тетради".
  Славик тяжело вздохнул и начал одеваться.
   Номер ,который занимали наши герои,почти ничем не отличался от других двухместных номеров офицерского общежития.Малыми размерами и непритязательной обстановкой он одновременно напоминал и каюту подводной лодки,и тюремную камеру.Зачастую так и говорили:"Заходи в гости,старик.Я в шестьдесят четвертой камере остановился".
   Неизбалованные повседневным комфортом подводники были рады и этому: тепло и чисто,гальюн и умывальник под боком... Куда уж лучше?
   Кроме табельного имущества:двух кроватей,стола,стульев,графина,
  электрического чайника и картонной репродукции картины Перова "Охотники на привале"; на входной двери,с тыльной ее стороны,как визитная карточка хозяев жилища,красовалось большое цветное фото обнаженной,с массивным бюстом негритянки,в двусмысленной позе и с зовущей улыбкой на лице.
  -Это моя любовница,-отвечал на вопросы Славик.-Нравится?
  -Нет,серьезно?
  -А если серьезно,то нужно регулярно читать "Мурзилку",хотя бы раз в неделю смотреть программу "Время" и не задавать глупых вопросов.Перед вами Беллана Кроуз - борец за права негритянского населения.Ее в Штатах каждая собака знает. А,может, и не она это вовсе,-тут же невинно поправлялся Славик,- я почем знаю...
   В коридорах общежития было сумеречно и тихо;но все чаще и чаще на этажах звенели будильники,щелкали замки,скрипели двери и гулкие шаги,
  постепенно затихавшие в направлении лестничных площадок,возвещали о приходе нового дня.
   Дежурный администратор,пожилая дама Руфина Ивановна Буркина,по прозвищу "Нопасаран",бодрствовала,провожая каждого выходящего из общежития бдительным взглядом. Надо отметить,что в глазах Руфины Ивановны все населения городка классифицировалось следующим образом:
  родные,знакомые,"свои" и "чужие".Пока что выходили "свои".
   "Правила проживания в офицерском общежитии" Руфина Ивановна знала,уважала и требовала того же от других.А "Правила..." гласили следующее:
  "... не допускается пребывание в общежитии посторонних лиц после двадцати трех часов".
   В час ночи входная дверь в общежитии запиралась. С этого момента и до шести часов утра с равным успехом ее можно было бы вышибать головой,или,не тратя нервов,спокойно прогуливаться вдоль фасада,
  насвистывая при этом нечто вроде "Утро красит нежным цветом..." и предаваясь размышлениям о пользе ночных прогулок.
  -Доброе утро,-приветствовал Руфину Ивановну Славик.
  -Здрав-ствуй-те,-сверкнув очками,внятно и холодно отозвалась та.
  Взгляды их скрестились точно шпаги.
  "Погоди,шельмец,попадешься,-читалось во взгляде Руфины Иваановны.-
  Звону-то будет,звону...".
  "Не дрейфь,старая.Будет надо - прорвемся",-с присущим ему оптимизмом отвечал Славик.
   Зная бескомпромисный характер Руфины Ивановны,Славик никогда не беспокоил ее среди ночи и проникал в общежитие через окно комнаты номер восемнадцать,расположенной на первом этаже.Обитатели этой комнаты исповедовали почти библейский принцип:"Живи сам и не мешай жить другому".
  
   Сам по себе городок Пальдиски невелик - так себе,"городок в табакерке".В табакерке,но табакерочка с секретом.Несколько параллельных улочек,вытянувшихся вдоль моря,вбирают в себя механический заводик,трикотажную фабрику,полуразрушенную церковь,кинотеатр,дом офицеров,ресторан.Перечень достопримечательностей на этом можно и закончить.Улочки широкие,опрятные.На газонах каждые пятнадцать метров чередуются таблички,с которых на пешеходов весело скалятся свиные и ослиные морды,а каждая мордашка предваряется надписью:"По газонам ходят только...". Ослов и свиней на улицах не встретишь,но,судя по многочисленным тропинкам,пересекающим газоны во всех направлениях,в городе их предостаточно.
   Большую часть мужского взрослого населения составляют военнослужащие,которых по степени оседлости подразделяют на постоянный и переменный составы.
   Постоянный состав - это преподаватели,начальники лабороторий,инструкторы.
   Переменный - экипажи подводных лодок,наезжающие в городок набираться ума и сил. Этих,в свою очередь,можно разделить еще на две категории: экипажи нового формирования и межпоходовые.
   Вновь сформированные экипажи задерживаются в городке и в учебном центре на год-полтора,жалованье имеют небольшое,а потому живут скромно и ведут себя смирно.
   Межпоходовым успеть нужно много,а отпущенные на учебу несколько недель пролетают как один день.И уж они разворачиваются... Как говорят бывалые подводники:"Дальше севера не пошлют,меньше группы не дадут".
  Семьи с собой берут редко:дорога,жилье,чемоданы,посуда,горшки,прочее... Словом,морока.Да и кто едет в Тулу со своим самоваром?
   Местные гейши,они же "тетки",запросто снимаются в ресторане и других немногочисленных людных местах. Ассоциация эта весьма пестрая, спектр возрастов широк,антропометрические данные разнообразны. Не будем судить,не утонуть бы в своем...
   А вот и вечер. Шумит,звенит,кричит,поет и заманивает ресторан.За оконными занавесями беспорядочно тусуются тени.Последний шлягер:
   Жил был художник один,
   Домик имел и холсты.
   Но он актрису любил
   Ту,что любила цветы.
   ...................
   ...................
  "Развод" начинается ближе к полуночи.В это время уже трудно понять кто и кого разводит: мужчины ли женщин или наоборот.Определились симпатии, под вопросом сферы влияния, принято изрядно Бахуса.
   Итак,"развод" начинается.По мраморной лестнице,устланной алой ковровой дорожкой,в холл спускается толстая крашеная блондинка.Ступает почти уверенно,за талию нежно поддерживает молоденького мичманка в клетчатом пиджаке и форменных брюках. Мичманок в прострации.
   Но позвольте!!! Когда успел?!. Еще двадцать минут назад за неимением мест он скучал в холле и лишь под занавес сумел прорваться в зал. И что,скажите,сейчас с него проку?..
   Однако,не спешите... Блондинка тоже не торопится,мысли дерзко устремлены в будущее:"Устал мужчина,сомлел... Но жизнь на этом не заканчивается...". Разнузданное воображение рисует такие смелые картины,что невольно заходится сердце,учащается дыхание,низ живота охватывает сладкая истома... Ей вдруг делается так хорошо,что невольный стон вырывается через разомкнутые губы.
  -Тебе плохо,Танечка?- всполошилась старушка-гардеробщица.
  -Все в порядке,тетя Катя.
  Блондинка слегка конфузится,но взгляд падает на мичманка,светлеет,руки обретают былую уверенность и еще сильнее охватывают ношу за талию.
   А вот один из местных повес - капитан-лейтенант Малышев. Сегодня почему-то один. Знать,настроение такое: пришел выпить и погрустить,на людях и в одиночестве. Бывает...
   А это что за фигуры? Ба-а!.. Капитан третьего ранга Полуянов с Леночкой Кошелевой. Помнится,позавчера вы,товарищ капитан третьего ранга,часов около двадцати деликатно стучались в дверь комнаты двадцать девять в общежитии номер два и на вопрос молодой женщины:"Кто там?"- представились телевизионным мастером. Не трудитесь объяснять.Конечно,
  это не розыгрыш,а необходимая предосторожность во избежание накладки: не исключено,что чуть раньше сюда прибыл другой "мастер",и ремонт телевизора идет полным ходом.
   За этой парой следуют другие пары,группы и одиночки... "Развод" продолжается.
  
   На утренний осмотр и для развода на занятия экипаж строится в казарме в семь тридцать.Службу в это время правит старпом,командир и замполит появляются к концу построения.
   Юрий приходит в казарму пораньше - к началу утренней приборки;
  справляется у дежурного по части о замечаниях по личному составу. Турбинная группа - самая многочисленная в экипаже,и замечания,как правило,есть. Об этих же замечаниях дежурный позднее докладывает помощнику командира,старпому и ...
   Дальнейшие события предвидеть также нетрудно: это происходит почти каждое утро.К Юрию подойдет его непосредственный начальник капитан третьего ранга Сергей Иванович Колчанов и сладким голосом поинтересуется:
  -Юрий Петрович,вы в курсе?.. Что это там у вас Ковалев и Бекбулатов натворили?
  -Так точно,Сергей Иванович, в курсе.Ковалев и Бекбулатов перед отбоем разгуливали по кубрику в цветных трусах.
  -И какие же меры будут приняты?
  -Разберусь и доложу...
  -Вот разберитесь,примите меры и доложите к началу подведения итогов.
   Сразу уж и "меры"... Под мерами Сергей Иванович подразумевает наказание. Нет, Сергей Иванович не людоед и не питается парной человечинкой,он - обычный зануда.Он не кричит,не брызжет слюной и ногами не топает - он изрекает. А если точнее - переливает умное и полезное в Юрия или другого,подвернись таковой под руку. Источник умного неиссякаем,но это не единственный дар Создателя... Главный дар - это гипнотическая сила,о которой в экипаже знают далеко не все.О ней не упоминается ни в одном из официальных документов,имеющихся у Сергея Ивановича.Например,в дипломе о высшем образовании значится,что Сергей Иванович закончил полный курс наук по специальности "физико-энергетические установки" и имеет квалификацию военного инженера-механика;а в "Удостоверении личности офицера",ко всему прочему,сказано,
  что он является командиром дивизиона движения электро-механической боевой части и капитаном третьего ранга. О гипнотической силе документы странным образом умалчивают. А с недавних пор Сергей Иванович отпустил усы и стал похож на сказочного Кота Баюна.
   Сеансы гипноза обыкновенно начинаются с фразы:
  -Юрий Петрович,а хорошо бы...
  И дальше следует целый каскад этих "а хорошо бы..." с интонациями от обязательной до вопросительной с промежуточным вариантом в форме совета: я посоветовал,а там уже как знаете. Впрочем,иногда в словах Сергея Ивановича имеются и рациональные зерна.
   Юрий отключается быстро. Третьего дня Сергей Иванович отловил Юрия в гальюне. И привидилось Юрию,что сидит он на скамейке вместе с гоголевским помещиком Маниловым; и тот,полуобняв его,Юрия,за плечи, щекоча пушистым бакенбардом,держа чубук на отлете, эдак доверительно и говорит:
  "А еще ,душа моя Юрий Петрович,хорошо бы от казармы провести подземный ход или через пруд прямо к нашему подводному крейсеру стратегического назначения выстроить каменный мост,на котором были бы по обеим сторонам
  лавки,и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары,
  нужные для матросиков. Да-с... Или,вот еще,а хорошо бы по четвергам после ужина устраивать с морячками дополнительные занятия по Корабельному Уставу на предмет изучения обязанностей командира отделения,матроса,правил поведения на корабле и прочей корабельной премудрости. Или пороть по субботам для профилактики... Сделайте одолжение,голубчик".
   "Недурно... недурно,-мысленно соглашается Юрий,- пороть стервецов по субботам, и все будет славненько".
   Соглашаться-то соглашается,но память не утруждает.Пустое... Сергей Иванович уважает процесс извлечения мыслей и забывает о них быстрее Манилова.
   День прошел как обычно... День как день: до часа дня занятия на циклах,обед,самостоятельная подготовка и-и..."На волю?! В пампасы?!"
   Не угадали,черта вам лысого! Потом ужин и подведение итогов за день.
  Телевизионная программа "Время" обзор событий,имевших место в стране и за рубежом за истекшие сутки,делает в течении получаса. Во флотской и армейской среде подведение итогов за сутки проводится,не торопясь,со смаком... и полчаса, и час,и полтора... Потом к изнывающим в ожидании офицерам выходит какой-нибудь ,известный нам,Сергей Иванович Колчанов
  и объявляет:
  -Да так... ничего особенного.Можно расходиться.А вы,Юрий Петрович, вместе со старшиной команды проверте укладку рундуков у своих подчиненных.
  
   Домой,в общежитие,Юрий попал часам к двадцати.По дороге заглянул в универмаг,потом в гастроном,при входе взял у дежурного администратора письма: от родителей и от друга,с Камчатки. Славик был на месте и примерял полученные на вещевом складе вместе с другим обмундированием кальсоны. Кальсоны были велики. Славик натянул их по самые соски и,
  прохаживаясь по комнате походкой профессионального манекенщика,напевал:
   "Были когда-то и мы рысаками..."
  Юрий присел на кровать,некоторое время наблюдал за клоунадой.
  -Слав?..
  -Ум...,-отозвался тот.
  -А штанишки,чать,от Кардена?
  -От Кардена...,-презрительно фыркнул Славик.-От народа,нашенские они: добротные,с запасом на вырост и износ.Вот,смотри...
  Славик сделал наклон вперед,потом присел:
  -Ты сюда смотри: оч-чень удобные и нигде не жмут.
  Славик сделал несколько отработанных поворотов направо,налево,кругом.
  -Вот так! Вот так! Знай наших! Народ дал - пусть восхищается,-Славик с грацией лани несколько раз прошелся по комнате и ... пошел вразнос:
  -Юрик,а спорим,что я сейчас выйду в коридор ,дойду до лестничной площадки и вернусь обратно.
  -В таком виде?
  -А чем мы хуже других? Ты посмотри на мои бицепсы.А улыбка? У меня все зубы на месте,и лишь две пломбы.Думаешь не пройду? Спорим?!.
   В приевшуюся размеренность быта вдруг вклинилось что-то новое, острое и пряное,и кровь побежала быстрее... Жизнь продолжается!..
   "До лестничной площадки метров двадцать,-соображал Юрий,-в коридор выходит десятка полтора дверей... А если Славика кто-то увидит... из знакомых... Вот смеха будет... Ха-ха-ха...".
  -А давай! Спорим! На что?..
  -На ящик пива,и месяц поишь молоком.
  -Лады.
  Они ударили по рукам.Славик приоткрыл дверь,занял стартовую позицию.С минуту он выжидал. Юрия распирал смех.Он тронул Славика за плечо:
  -Чего ждем? Вперед.
  Тот,не оборачиваясь,махнул рукой:
  -Погоди!
  "Ну берегись",-подумал Юрий. Он рванул дверь на себя и тычком ноги в мягкое место выставил Славика в коридор,так же резко запер дверь на задвижку и в неуемном хохоте упал на кровать. Дверь загудела словно барабан... Секундами позже они хохотали вместе,сидя на кроватях друг против друга.
  -Ты... конь... зачем в дверь ломился? Гулял бы себе по коридору... ха-ха-ха...
  -Ха-ха-ха... сам иди... я же для хохмы...,-сквозь смех выдавил Славик.
  -А пиво как?..
  -Пиво свято! Век берега не видать! Ха-ха-ха... Ты же меня знаешь... выпьем вместе.
   Письмо от родителей начиналось просто и тепло. Писала мама:
  "Здравствуй,сынок.С большим приветом к тебе папа и мама.Ты пишешь,что у тебя все хорошо.Мы этому очень рады,но пиши,пожалуйста,почаще.Здоровье у нас ничего,нормальное.На днях...".
   Второе письмо с первых же строк внушало тревогу:
  "Привет,дружище.Извини за долгое молчание - не до писем было, а почему - сейчас поймешь сам.Ты,наверное, в курсе событий,которые произошли у нас,на Камчатке,несколько недель назад. Я был их непосредственным участником.Все уже позади.Моей вины в произошедшем нет.Если иметь в виду только себя,то выкрутился удачно.Жив и здоров...".
   Об этой аварии офицеров экипажа вкратце информировали.Не приведи Бог попасть в такую переделку...
   А произошло следующее.При дифферентовке в полигоне боевой подготовки в результате затопления части отсеков затонула большая атомная подводная лодка проекта 670.Она легла на грунт на глубине сорока двух метров.Вода в прочный корпус поступала через открытые захлопки системы вентиляции отсеков в атмосферу.Выход экипажа из затонувшей лодки осуществлялся в спасательном снаряжении "мокрым" способом.Несколько членов экипажа погибло...
   И накатила,нахлынула волна воспоминаний: вдруг вспомнил Сашку Комарова ("Комарика") - однокашника и коллегу. Встретились здесь,в Центре, но Сашка уже успел поморячить. Вспомнил и другого коллегу - Игоря Туманова,а попросту - Савельевича,командира турбинной группы с пятнадцатилетним стажем, кавалера трех медалей "за песок"... то бишь - "За безупречную службу"...
  
   Воспоминания превались внезапно и самым банальным образом - подзатыльником.От неожиданности Юрий даже подпрыгнул на стуле.
  -Не делайте умное лицо - офицер должен быть тупым и решительным,-раздался над ухом Минькин голос.Во избежание эксцессов Минька тотчас повалился на славкину кровать.-Спокойно,товарищ,спокойно.Лежачего не бъют.
  -Ладно,живи,-великодушно разрешил Юрий.
  -А где,говоришь,Славик?
  -Не знаю,куда-то вышел... Должно быть ходит по общаге,кальсоны рекламирует.
  -Тоже дело,-не удивился Минька.-А я,пожалуй,подожду.
  Минька взял со стола журнал "Зарубежное военное обозрение",начал листать.Подобной литературой на военную тематику на русском и иностранных языках Славка завалил подоконник и большую часть стола.
  -Он что,все это читает? Ястребом себя возомнил,кальмар недоделаный.
  -Каждый сходит с ума по-своему.
  -Это точно... Ты смотри,американцы еще один авианосец на воду спустили. Ну да это все равно: случись какая заварушка - задница будет красной у всех.
  Минька бросил журнал на стол,поднялся с кровати:
  -Появится Славик,скажи,что я заходил и на минуту вышел.
  -У нас тоже гальюн исправен.Правда,биде до сих пор не установили. Ждем очереди.
  -Остряк... тоже мне.Старших уважать надо,хотя они ходят в кальсонах и с клизмой дружбу водят. Понял?
   Минька вернулся через пять минут и принес с собой гитару.
  -Ну,старичок,заказывай,чего душа пожелает. Сегодня я добрый.
  Гитару Минька любил и,если таковая была под рукой,мог часами перебирать струны.
  -Давай это самое,Минь...,-Юрий щелкнул в воздухе пальцами,-да ты и сам знаешь...
  -Вас понял.Для советских "ястребов" с механическим образованием капитан-лейтенанта-инженера Волина,лейтенанта-инженера Сумарокова и партийного актива колхоза имени "Василия Ивановича Чапаева" звучит детская песенка "Голубой вагон".
  И гитара виновато загрустила:
  ..............................................................................................................................................
   Может,мы обидели кого-то зря,
   Сбросив пару лишних мегатонн;
   Но уже горит и плавится земля
   Там,где был когда-то Пентагон.
  
   Медленно,медленно хлорциан стелется
   И забирается под противогаз.
   Каждому,каждому в лучшее верится,
   Падает,падает ядерный фугас.
  ..............................................................................................................................................
  -Славик,а что он за человек такой - Минька?-поинтересовался однажды у товарища Юрий.-Бабник?.. Пьяница?..
  -Хм... Минька-то?.. А гусар он...и мужик настоящий,и управленец,каких еще поискать надо.
   Знакомы Славик и Минька были еще по училищу,но училсь в разных потоках,на флоте сошлись ближе. Александр Минаков,он же Минька, появился в Центре в середине прошедшей зимы и тоже в составе вновь сформированного экипажа
  -И кем ты пришел?-поинтересовался тогда Славик.
  -Командиром первого дивизиона,-удовлетворил его любопытство Александр и прибавил:- Устал я,Слава,очень устал... Какие наши годы? А уже семь боевых служб,три последние с интервалом в два месяца. Никто меня не осудит,если немножко здесь отдохну,привал сделаю... вот,как они,- и Минька ткнул пальцем в репродукцию с отдыхающими на привале охотниками.
  -Отпуск отгулять успел или сразу сюда?
  -Да было суток сорок,- хмуро подтвердил Минька,-а потом в госкомиссию на ходовые испытания отозвали.Моря... сплошные моря,зациклился я на них. Только и радости: при входе в Северодвинск полюбоваться на створные знаки ресторана "Белые Ночи",а вечером закатиться в этот самый "РБН" и накваситься под завязку...
  -А жена?..
  -Вспомнил...,-махнул рукой Минька,-была жена,и нет жены. Разводимся мы. В Псков,к своим укатила.
  Что,как и почему?.. У Славика хватило такта не распрашивать: уж больно рана свежа,захочет - расскажет сам.
   В Пальдиски Минька прибыл налегке: с дорожной сумкой в одной руке и кейсом - в другой.Из одежды на нем была лишь новая шинель,а под ней - затертый,лоснящийся во многих местах китель и,конечно,брюки,ботинки,фуражка. Остальные вещи он отправил багажом,который вот уже пятый месяц в поисках хозяина путешествовал по стране.Шинель с наступлением тепла Минька снял и везде - в части,в городке,в ресторане - неизменно появлялся в своем старом кителе,из коротких рукавов которого выглядывали рукава белой сорочки.
   "Подводник должен быть грязным,вонючим и вызывать своим неухоженным видом жалость и сострадание у женщин,смятение и страх в рядах неприятеля",-со ссылкой на "великих" частенько говаривал Славик.
   И если Славик сей принцип только проповедовал,ничем ему в жизни не следуя, то Минька,казалось,принял к исполнению. Мало того - возвел в абсолют и преуспел. Глядя на его китель,сострадали женщины,в голос рыдали железнодорожники,вина которых была особенно велика; и лихорадочно вооружался запуганный неприятель.Минькино счастье,что церковный приход в городе давно упразднили,а сиротливо прижавшаяся к берегу моря церковь подслеповато щурилась на прохожих пустыми глазницами стрельчатых окон и дырявым куполом. А буде иначе,как знать, вняв многочисленным просьбам сердобольных прихожан,еще при жизни определили бы страдающего за чужие грехи Миньку в Святые и прости-прощай навсегда военная форма с "дубами",нарукавными нашивками и полным бантом медалей "за песок".
   Славик появился с последним аккордом.
  -А я думаю,кто это у нас соловьем глотку рвет? Привет,Миня.
  -Лучшим людям,-пожимая протянутую руку,приветствовал Славика Минька.-Полчаса тебя ожидаю.Вот,молодого развлекаю...
  -Молодых воспитывать,а не развлекать нужно,-проворчал Славик.-Представляешь,Минь?.. Этот нехороший человек меня в коридор в кальсонах выставил.
  -Сам такой,-огрызнулся в ответ Юрий.
  -И чем закончился сей конфуз?-поинтересовался Минька.
  -С меня пиво.
  Минька неопределенно хмыкнул,потрепал Славика по плечу:
  -Утешься,Слава. Сегодня пиво с тебя,завтра с меня,послезавтра сидим без пива: золотое правило механики.Новый анекдот к пиву вместо воблы и раков...
  -Давай,-дружно согласились слушатели.
  -Приехал сын в отпуск.Вечером сидят с отцом,выпивают."А что,сынок,-спрашивает отец,-трудно служить во флоте?".
  "Трудно,батя".
  "Устаешь?".
  "Устаю".
  "А чем занимаетесь?".
  "А ничем...".
  "Выдумываешь",- не поверил отец.
  "Не веришь,батя? А давай завтра поживем, как я живу".
  Легли спать.Только отец уснул - сын толкает:
  "Батя,завтра вторник,занятия по специальности.Ты план занятий составил? Нет?.. Составляй".
  Отец встал,написал план,улегся отдыхать. Только уснул - сын опять толкает:
  "Батя,а батя? Ты план занятий утвердил? Не утвердил?..Утверждай!Почему в кальсонах? Одеться по форме!".
  Утром сын говорит:
  "Занятия по специальности отменяются,поступила вводная: нужны дрова. Готовь,батя,телегу,запрягай лошадь".
  Приехали в лес,нарубили дров,возвращаются домой.На опушке леса сын командует:
  "Поступила новая вводная: дрова не нужны,нужна солома.Сваливай,батя,
  дрова на дорогу".
  "Ты чего,сынок? Как можно?..".
  "Сваливай дрова! Нужна солома!".
  Свалили дрова,поехали в поле за соломой. Прибыли на место - солнце село.
  "Все,батя,-говорит сын,-рабочий день кончился,море на замок,поехали домой".
  Приехали домой,отец от усталости с ног валится,а сын смеется:
  "Устал,батя?".
  "Устал,мать твою...".
  "А что мы с тобой за день сделали?".
  "Почти ничего".
  Анекдот произвел впечатление,посмеялись.
  -Где - где,а у нас во флоте,уж точно,большинство вещей делается через задницу.-Славик закатил глаза,выставил вперед живот и,с видом вояки,для которого самое страшное в жизни - гнев вышестоящего начальника,
  скомандовал:- Явняйсь!Мин-на!Атьтявить!.. Маразм,но смешно.
   После подобного заявления кто-нибудь возмет да и скажет:
  "Вот,полюбуйтесь... И это офицеры?.. Ничего святого... А где патриотизм,где гордость за нашу страну,за флот?.. Где они? Да представься такому возможность ... Страшно подумать!..".
   Но не спешите с выводами.Как и большинство офицеров,Вячеслав Волин в кулуарах,в кругу равных любил и позволял себе покритиковать,
  попенять,поискать виноватых,поныть,похохмить,посмеяться над собой и другими. Такова человеческая сущность... Однако,услышав командирское "так надо",быть может,и испытывая в душе неуверенность или смятение,он выйдет из строя и займет место среди тех,которые пойдут впереди... Пойдут,порою не зная куда;пойдут,оправдывая своим присутствием чью-то воинствующую глупость;пойдут с повязкой на глазах,обманутые красивыми словами;они пойдут... Они хорошие люди и,когда прозреют,будут судимы собственной совстью.
  -А я к вам по делу,-взял быка за рога Минька,-в гости сводить хотел.
  -В гости?-встрепенулся Славик.-Я не ослышался? Обож-жаю ходить в гости.
  И куда же мы завалимся,друг мой,Сизый Нос?
  -Есть местечко...,-неопределенно отозвался Минька,-на день рождения,
  друг мой,на день рождения.
  -А женщины будут?
  -Обижаешь...
  -А когда,когда?..-встрял Юрий.
  -Не волнуйся,сынок,-разъяснил Славик,-задача твоя самая простая:открывать бутылки и разносить наши бренные тела по домам. Минь, а помнишь,как мы с тобой три года назад в Хосте оторвались?..
  -Еще как помню... Ты вовремя уехал,а через неделю местные достали меня в ресторане...за Маринку. Музыканты еще песню завели:" У крокодила морда длинная,у крокодила морда узкая,его нельзя поцеловать...Его по морде били чайником...". Мне тогда по морде может быть только чайником и не досталось.Две недели в темных очках ходил... Значит так,-поставил точку Минька,-быть на месте завтра в восемнадцать ноль-ноль.
   Из солидарности с Минькой в гости решили идти в форме.
  
   Суббота - день парково-хозяйственный,в предвкушении отдыха протекает быстро и необременительно. Все мероприятия обычно заканчиваются к обеду.С утра,как водится,построение,политинформация,дополнительные занятия (последнее по необходимости),списки увольняемых и святая святых - большая приборка...
  -Н-да,а видок у тебя...,-скептически произнес Славик,осматривая минькин наряд,когда компания в условленное время собралась вместе.
  -Тебя что-то смущает?
  -Клифт,явно, не парадный...
  -А ты будто впервые увидел...Парадов,скажу вам,было много,вот и пообносился.
   С подарком имениннице помучились.Что подарить? Не жена и не сестра - знакомая.В книжном магазине лежали наборы авторучек с золотыми перьями. Конечно,не "паркер".Посовещались и решили: не к месту,не женщине и вообще - не по-офицерски.
   В универмаге выбросили неплохие гарнитуры женского белья. Рановато... Подобные вольности со стороны гостей могли быть истолкованы по-разному. К тому же,а спроси у Миньки: каков номер бюста у именинницы? Затруднится ответить. И не потому,что глазомер плох или забыл спросить. Совсем не так. Минька - по натуре больше практик,чем теоретик. В лучшем случае отведет от собственной груди на положенное расстояние ладони с растопыренными пальцами и воскликнет: "Во! Ну,точно! Во-от такой".
  В хозяйственном магазине выбор оказался богаче.Минька присмотрел кофейный сервиз на шесть персон.
  -Но это же совсем не то,о чем когда-то мечтали большевики,-возражал Славик.
  Юрий колебался. И все-таки взяли сервиз ,а к нему две коробки шоколадных конфет,торт и (может быть и не стоило упоминать о такой мелочи) коньяк,шампанское и две бутылки водки. Букет роз,невесть какими путями попавший в городок, Минька никому не доверил и нес сам.
   Дверь открылась сразу.Их ожидали.
  -А вот и наши герои,-раздался из полумрака прихожей мелодичный женский голос.-Входите.
  Минька сходу вручил цветы и от лица прибывших явил небольшую поздравительную речь,которая в еще более кратком изложении прозвучала бы примерно так:" А вот и мы...очень рады...всего самого...такая милая...и еще...".
   Пока разувались и делили тапочки,Юрий из-под ресниц,украдкой оценивал хозяйку:да,помнится,встречал в городке... Лет двадцати пяти,среднего роста,с бесенком в глазах... А волосы - предмет гордости и зависти: густые,длинные,пепельных оттенков,разделеные на прямой пробор. На первый взгляд - просто симпатичная девушка. И далеко не каждый увидит,что свою "Олесю" Александр Куприн мог написать именно с нее.
  -Да,Анечка,-опомнился Минька,-мои друзья...Этот,-Минька небрежно кивнул на Славика,-ротмистр Вячеслав Волин.Заядлый картежник,знаток лошадей и внук внучатого племянника поручика Ржевского.В школьной самодеятельности играл роли исключительно героев-любовников.
  Славик картинно бросил вниз подбородок и щелкнул кожей тапочек.
  -А этого мальчика зовут Юрий,-Минька покровительственно возложил руку на плечо Юрия.-С виду одуванчик,но необычный.Анечка,ты только вслушайся как звучит его имя:"Юу-рий... Юрий!" Юрик,пожалуйста,не смущайся и не ковыряй в носу.
  -Ладно ты...,- и в самом деле смутился Юрий,-ты лучше о себе...
  -И я,-охотно согласился Минька,-ваш покорный слуга Александр Минаков. Обо мне можно говорить только в превосходных степенях.Имею массу достоинств,большую часть из которых,извините,запамятовал.На этом все. Анечка,куда сваливать подарки и все остальное?
  Квартира была трехкомнатной.Анечка открыла одну из дверей:
  -Проходите сюда,ребята...
   Глазам офицеров предстала довольно большая комната,обставленная просто,но с уютом. К дивану был придвинут накрытый белой скатертью и частично сервированный стол. Украшением ВСЕГО служили две нарядно одетые девушки,одна из которых перетирала висящим на плече полотенцем посуду,а другая раскладывала бумажные салфетки. Обе улыбались. Очевидно,они слышали Минькин экспромт и теперь,разглядывая стоящих в дверях офицеров,пытались распознать: кто есть кто.
   Анечка представила подруг,Минька (вторично) друзей и себя,но в этот раз обошелся без конферанса.
  
   Первое впечатление о незнакомом человеке часто бывает ошибочным,мало того - несправедливым. При ближайшем рассмотрении выясняется,что он немножко "не такой",а то и вовсе другой. Но - мы рискнем...
   Марина,та,что перетирала посуду,сразу чем-то насторожила Юрия.
  "Пожалуй,она из тех,которые регулярно ведут дневник и способны в нем написать:" Я,беспорно,умная и красивая...,-а двумя страницами далее может вполне встретиться запись:-...но нет любви хорошей у меня".В привлекательности ей не откажешь,но провожать ее домой по собственной воле я бы не рискнул".
   Таня,та,что раскладывала салфетки,напротив,была девочкой что надо. И глаза ее,и улыбка,и все остальное обещали многое...
   Моих властителей желанья
   Я сладострастно утомлю
   И всеми тайнами лобзанья
   И дивной негой утолю.
  Юрий скосил глаза на Славика,Славик с видимым одобрением созерцал тот же объект.Их мысли совпали... Славик - соперник крутой: и опыта у него больше,и лошадка бежит резвее.Но чем черт не шутит...",-подумал Юрий.
   Из под-дивана донеслась возня,затем кто-то громко зевнул.
  -Это наш Кузя,-упредив вопросы,подсказала Анечка.-Кузя! Выходи!
  Возня возобновилась,из-под дивана показался блестящий шагреневый нос.
   Нос с шумом втянул в себя воздух,и уже потом на свет явился его владелец - черный,как ночь в полное лунное затмение,пудель.Пудель боком,как спутанная лошадь,проскакал к Славику,играючи,присел на передние лапы.
  -А прическа у тебя,брат,шикарная,-похвалил Славик.
  -Это все Танюша...,-с гордостью пояснила Анечка,- "скандинавский лев" называется.
  -Понятно,товарищи морские львы?-оживился Минька.-Стричься будем только у Танечки.
  -Не-ет,ребята,-виновато улыбнулась Танечка,-у меня не получится.
  -А Кузя?-не уступал Минька.
  -На Кузе я ...,-замялась Танечка,-тренировалась,а стрижку с открытки копировала.
   Остатки официальной стесненности мало-помалу улетучивались,разговор пошел будто между старыми знакомыми.Вновь прибывших определили к делу: под руководством Марины быстро расставили стулья,потом Юрий резал хлеб,а Славик подключал и настраивал магнитофон.
  -А я мужик глуп: возле жаркого посижу,именинницу байками потешу,-заявил Минька и двинул на кухню.
  Работы на кухне не нашлось.Собственно,почти все уже было готово: холодные закуски стояли на праздничном столе,отбивные зажарены, на плите доваривалась картошка,и в духовке в собственном соку изнемогала утка.
  -Это все,или будет кто-то еще?-сидя на табуретке и наблюдая,как Анечка шинкует зелень,полюбопытствовал Минька.
  -Бльше никто не придет.
  -А родители?
  -Родители... Мамы у меня нет...умерла.Папа работает по сменам,он железнодорожник,вернется утром. Братишка в армии. Так что - никого я больше не жду.Ты лучше что-нибудь веселое расскажи,у тебя это хорошо получается.
   Уселись за стол,и случилось так,что по одну руку от Юрия сидела Марина,по другую - Анечка. Славик,ну и угорь,исхитрился втиснуться между Мариной и Таней,имея виды на последнюю.
  "Ну,это мы еще посмотрим...,-мысленно успокаивал себя Юрий,-еще не вечер...А пока...".
  Он взглянул направо,потом налево: отсюда,с середины стола,глазам холостого офицера,редко испытывающего радости семейного застолья, питающегося в столовой при части хотя и сытно,но без полета фантазии и куража,открылась дивная картина. Хозяйка постаралась;и даже фанатичный последователь системы раздельного питания по Шелтону,окажись таковой за столом, послал бы все далеко,далеко...,отвалил бы на тарелку добрый кусок утки,горку разварного картофеля,пару кусочков сырокопченой колбаски, ложку-другую тертого,сдобренного майонезом и чесноком сыра,-закуски больше известной под названием "тещин поцелуй",-маринованых грибочков...и,благолепно приспустив веки,сжимая в руке бокал "шампанского",с явным одобрением внимал бы тосту за именинницу.
  -...Так поднимем и осушим бокалы за нашу хозяйку,за именинницу,за ее подруг,за женщин,-с чувством закончил свой тост Минька.
   Если бы в застолье участвовали только мужчины,ей-ей,Минька в своем тосте был бы совсем краток.С тем же чувством,но в гусарской своей манере он сказал бы: "За баб-с!"- и этим выразил ВСЕ.
   Дружно зазвенели бокалы,и капля вина пролилась на скатерть...
  Когда утолили первый голод,разговор будто обрел второе дыхание. Марина поделилась впечатлением о недавнем концерте широко известной за пределами Тамбовской области группы "Круиз".С ней спорили.
  -А я люблю Антонова,-сверкнув глазами,высказалась Танечка.
  -Ой ли? А он тебя любит?-радуясь возможности зацепить Танечку, подключился к разговору Юрий.
   Павлин,привлекая внимание подруги,распускает свой необыкновенной красоты хвост;самец одной из разновидностей экзотических лягушек раздувает на шее оранжевый мешок.Юрий решил блеснуть остроумием.
  -Кто "он"?
  -Антонов,конечно.
  -Ты это серьезно?.. Антонов!.. Певец!
  -Ах,певец.А я подумал - минер из соседнего экипажа.
   Марина прыснула.Минька и Анечка,занятые друг другом ,не обратили на реплику внимания.
  -Ну тебя,-ничуть не обиделась Танечка и одарила Юрия все той же многообещающей своей улыбкой.
  -Дался вам этот Антонов,-вмешался в разговор Славик,-лучше потанцуем. Врубаю музон.
  Он пустил магнитофон и,когда тот голосом Аллы Пугачевой возвестил:
  "Старинные часы еще идут...",-увлек Танечку на середину комнаты.
  -А ты танцуешь?-поинтересовалась у Юрия Марина.
  -Танцую,а по утрам иногда и бегаю.
  -Один?
  -Почему один? Вот и Виктория Павловна,библиотекарь дома офицеров,с собачкой...
  -Странные вы какие-то.
  -Особенно собачка,-согласился Юрий.-Ей-то зачем?
  -Я имею в виду военных,-не сдавалась Марина.
  -А вы,гражданские,выходит - люди нормальные.
  -Нормальные,-подтвердила Марина.
  -А,если нормальные,почему строями не ходите?
  Глаза ее на мгновение расширились,стали большими-большими.
  -Не удивляйся,Марина.Так,к слову пришлось.На эту тему есть армейский анекдот.
  "А она ничего...И удивляться не разучилась.Зря я,пожалуй,на нее бочку катил,-подумал Юрий.-Может и ведет дневник...Это ее дело".
   Разговор не тяготил,ни к чему не обязывал и не мешал вслушиваться в то,о чем щебетала кружившаяся в паре со Славиком Танечка.
  -Ты фильм "Валентин и Валентина" видел?-спрашивала она Славика.
  -Смотрели с Юркой...
  -Понравился?
  -Так себе...
  -А Гусев понравился?
  -Дался тебе этот Гусев. Я лучше и рядом.И вообще - подозрительный он тип.Такими "гусями" должны заниматься или "компетентные органы",или психиатр,-подразнивал Танечку Славик.-Ну где ты встречала человека,
  который был бы доволен абсолютно всем? А у твоего Гусева,подводника-североморца, все гениально: гениальные друзья,гениальная служба, гениальная квартира в центре Севастополя и при всем этом - денег куры не клюют. Либо он больной,либо что-то здесь нечисто.Как сказал Остап Бендер своему большому другу подпольному миллионеру Александру Ивановичу Корейко: "Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно,с таким счастьем - и на свободе".
   Минька и Анечка не танцевали. Они сидели на диване,и Минька о чем-то оживленно "заливал". Анечка смеялась.Расказчик сделал зверское лицо,широко развел руки в стороны,как это делает,оправдываясь перед супругой,бывалый рыболов,в очередной раз вернувшийся домой без единой рыбешки:"Ты представляешь?..В последний момент во-от такая сошла...".
  Супруга же потешалась над своим недотепой:"...в такую-то даль...
  недоспал...кормил комаров...не понимаю...".
   После третьего тоста,традиционно "за тех,кто в море",со счета сбились.Мужчины,дабы не пьянеть,пили "по единой";женщины чаще воздерживались.Садились за стол и опять танцевали,о чем-то спорили,
  смеялись... Время бежало быстро.
   Давно замечено,что трезвый офицер в служебной обстановке о службе говорит лишь в силу необходимости,о политике и того реже.Политика - вещь скучная,это как дважды два: мы за "мир,труд,май",а они - собаки серые,империалисты проклятые - обстановку накаляют и что-то там разжигают...
   Трезвый офицер на службе без нужды и охотно говорит о женщинах.
  Женщина... Это удар молнии, что-то многоликое,бесконечное,
  противоречивое,неиссякаемое...
   Зато во хмелю и вне службы наверх очень часто всплывают вопросы слжебные.
  -...в "Инструкции по использованию средств движения" говорится не так...,-помахивая вилкой перед носом Славика,оживленно доказывал Минька.
  -Не-ет...ты сам не знаешь "Инструкции...",-защищался Славик.
  "Кажется,пришли в норму",-глядя на спорщиков,подумал Юрий.
   Вообще-то,у каждого своя "норма",и понятие это очень субъективное. "Норма - это душевное состояние,-поучал иногда Славик.- Здесь главное не сколько выпил,а как на душу ложится. Я,например,ищу глазами самую страшненькую даму; пью и смотрю на нее,пью и смотрю... А когда начинаю влюбляться - все! норма!".
   Юрий наклонился к Танечке:
  -Потанцуем?
  Танечка согласно кивнула головой и поднялась со стула.
  -...ты дублируешь машинным телеграфом...,-доносился сбоку Минькин голос.
  -Что это они все о службе и о службе?
  -Так надо.Обычное дело...
  -Юра,а Слава хороший человек?
  -Хороший. Я его уважаю,на него можно положиться. А к чему такие вопросы? Собралась замуж?
  Она лишь мило улыбнулась.
  -Ну,извини...,-повинился Юрий,-люди мы простые,к политесам не приучены.
  У нас вообще все на мате держится,а потому и мат крепкий.
   "А ты,девочка...,-затанцевало в мыслях.-Ишь,вопросики...Снять бы с тебя штанишки и размяться на счет "раз-два",да так,чтобы...".
   Она будто вникла в греховные его мысли и вызывающе улыбнулась:
  "Ну-ну...что у тебя там?.. Показывай...".
   Славик опомнился первым:
  -Саша,а тебе не кажется,что мы сейчас странно смотримся? Пробные обороты давать надумали... И где? За этим столом.
  -Заговорились,-согласился Минька.-Анечка,а гитара в этом доме есть?
  -Я сейчас...
  Анечка принесла гитару,передала Миньке.Минька бережно погладил деку,тронул струны,вслушался:
  -Хороший инструмент.Звучит...,-потом он снял китель,бросил его на спинку дивана и выжидательно глянул на притихших слушателей:- Споем?
  -На твое усмотрение,Саша,-предложила Марина.
  -Добро!-согласился Минька,взял вступительный аккорд и запел:
   Все говорят,что моряки большие пьяницы;
   Все говорят,что моряки блатной народ;
   Но,если б знали вы,как служба долго тянется,
   Как надоел и опостыл подводный флот.
  
  С минькиным реликтовым кителем Юрий и все окружающие со временем свыклись.Никаких эмоций он уже не вызывал.Но сейчас,когда китель мирно висел на спинке дивана,в минькиной экипировке Юрия что-то смущало.Что это было,Юрий осознал не сразу,но это "что-то" все же присутствовало.
  Взгляд непроизвольно скользил с одного предмета на другой: брюки,белая сорочка,ремень,сорочка,запонки... И все как будто на месте. Но,стоп! Вот же... Вот... Левая пола у сорочки отсутствовала.Она была оборвана сантиметров на пять выше брючного ремня и искусно маскировалась на фоне белой футболки.
   Минька ничего не замечал,он забыл обо всем,он сросся с гитарой в одно целое. Расстворись в воздухе Она - исчезнет Он,и потеряется песня... Пел Минька самозабвенно;голос его то затихал,то крепчал и будто выплакивал то потаенное,во что не поверят - да будет высказано оно в обычном разговоре.
   Юрий тронул Славика за плечо.
  -Что?..,-заслушавшись песней не сразу отозвался тот.
  -Смотри,-глазами показал Юрий.
  Какое-то время Славик не мог сообразить в чем же дело.
  -А-а... ты об этом...,-и буднично пояснил:- Не обращай внимания,это он иногда на подворотнички для кителя обрывает.
  -А-а-а... почему разделся?
  -Ты что,дядя?.. Ты совсем "ку-ку"?.. "Под газом" он! - повысил голос Славик.
  -Что с газом?- не поняла Танечка.
  -Да вот,Юра говорит,что в "шампанском" много газа - в нос шибает.А я говорю - пей водку.
  Минька ничего не слышал.Он пел:
   Идем за боны,значит,снова в море.
   Дорога в море - не дорога в рай.
   Быть может больше не увидим звезд и солнца
   И,так случится,не вернемся в этот край.
  
   У перископа командир стоит уверенно,
   Завидя транспорт,подает команду "пли!".
   Торпеды вышли,и нас чуть-чуть накренило,
   И враг пошел на дно,пуская пузыри.
  
   Ну как не выпить здесь,не закусить сухариком;
   Пусть говорят,что моряки блатной народ.
   Но если б знали вы,как служба долго тянется,
   Как надоел и опостыл подводный флот.
  -Хорошая песня,- со вздохом сожаления сказала Анечка.
  -Хорошая,-согласился Славик,-но ты не верь ей: что бы там ни гоорили - без моря скучно. Там жизнь...
  
   Марина ушла около полуночи. О чем-то пошепталась в дверях с Анечкой,сделала напоследок компании ручкой и ушла. Никто ее не провожал,а она не напрашивалась.
   Юрий присел в прихожей на банкетку.Рядом на подстилке скучал Кузя.
  -Что,шерстяной?.. Никто с тобой не играет,никому ты сейчас не нужен.Скучно!
  Пес привстал,благодарно ткнулся в руку холодным носом.
  -Чего там... Лежи...
  Юрий неуверенно поднялся на ноги,покачиваясь,прошел в ванную.Зачем-то полным напором пустил холодную воду,приблизил к зеркалу лицо.
  -Нажрался,сволочь?-голосом замполита Владимира Николаевича Фокина миролюбиво поинтересовалось зеркало.- Каков огурец... полюбуйся...
   Юрий всмотрелся: оттуда,из глубины зеркальной глади,вдруг начало проявляться лицо. Оно проступало все отчетливееи резче,с лихорадочным блеском в глазах и чахоточным румянцем на скулах. Его лицо...
  -Наж-ж-рался...,-согласился Юрий,-но я не сволочь... Не надо... Я лучше тебя...пока... Я никого не топтал сапогами собственных амбиций и в
  подлости себя не уличал...
  -И куда ты сейчас?
  -Куда?.. Не все ли равно?.. Домой...спать пойду...или Таню провожать...
  Он оперся руками о края раковины,опустил голову. Сколько так простоял - неизвестно. Наверное,недолго. Очнувшись,отрицательно мотнул головой и сквозь зубы едва слышно выдавил:
  -Нет...,-и опять,-нет...нет...
  Мы можем только догадываться что и кому он доказывал. Он перекрыл воду и в наступившей тишине отчетливо услышал за дверью голос Славика:
  -Сейчас идем к тебе,заварим крепкого чая...
  Славик не спрашивал разрешения,в его голосе не было просительных ноток. Он говорил обо всем,в том числе и о чае,как о деле уже решенном,
  повседневном,повторяющемся. Его молчаливым собеседником,без всякого сомнения,была Танечка.
   Желая произвести как можно больше шума и выразить тем самым свое отношение к происходящему,Юрий поддал дверь ногой,но та,на удивление,
  распахнулась легко и почти бесшумно. Славик и Танечка стояли тут же,за дверью. Преобладая ростом,Славик навис над Танечкой как волк над беззащитным ягненком,прижал к стене,касаясь телом ее груди. А она, в обычной своей манере,закинув назад голову,смотрела на Славика снизу вверх,улыбалась и молчала.
   Славик недовольно уперся взглядом в Юрия:" Чего уставился?..Иди спать,с тебя хватит...". "А ничего!..,-взглядом же отрезал Юрий.-Съешь!"
  Он прошел в гостинную,упал в кресло.Хмель подкрался внезапно,повязал и ноги,и сознание. Последнее,что он слышал,все тот же голос Славика:
  -Саша,слышишь?.. Мы двинули...
  -Отваливай давай...
   "Отваливай?.. Куда отваливай?..",-запоздало удивилась мысль,а тело вдруг рванулось туда,к выходу,на голос Славика...
   Часы отсчитывали новые сутки.
  
  -Подозрительно - Юрика не слышно.Пойду взгляну,-Сказал Минька,закончив вытирать очередную тарелку,положил полотенце на стол и вышел из кухни.
  -Аня,иди полюбуйся на это чудо,-со смешком в голосе почти тотчас позвал он.
  -Что там?
  -Иди,не пожалеешь.Ты такого в жизни не видела...
   В прихожей,на собачьей подстилке,как и рекомендуют медики - на правом боку,подтянув ноги к подбородку,умиротворенно спал Юрий. Он спал и во сне улыбался. Пудель Кузя сидел рядом и,казалось, с укоризной поглядывал на спящего.
  -Чужую жилплощадь занял и улыбается,рожа несознательная.-Минька вопросительно посмотрел на Анечку:-Куда сваливать тело,хозяюшка?
  -На диван,-заспешила Анечка.
  -Поднимайся,-Минька потянул спящего за руку,-поднимайся...
  -Шерстяного давай...,-не открывая глаз,еле слышно пробормотал Юрий.
  -Замерз что ли? Вставай,тебе говорю.Идем на диван.
  -Оставте меня... Не верю...Где мой друг - Шерстяной?.. Шерстяного ко мне!!!-взревел Юрий.
  -Ну-ну,-Минька потрепал буяна по щеке,- успокойся. Идем на диван.
  -...иг...па-ашли... Всем...одеть сапоги и противогазы...
  -Ну,хватит,-Минька захватил Юрия сзади,замкнул кисти на его груди,как это делает борец,готовящийся провести бросок через грудь,и поволок его к дивану.
  -Тяжелый...,-ворчал дорогой Минька,-шибко умный,наверное,а потому и потух быстро. Другие ночь напролет квасят,а утром на службу.Это я понимаю...
  Он бросил Юрия на диван,стянул с него тапочки,постоял в сомнениях: оставить тело как есть или перевернуть лицом вниз...
  
   Анечка и Минька пили кофе.
  -Бери пирог,-придвигая к Миньке тарелку с нарезанным пирогом,не предложила,а попросила Анечка.-Кушали,кушали,а съели мало.
  -Спасибо,что-то не хочется. Если можно - еще кофе?
  -Можно и кофе,а пирог придется отдать тараканам.
  -Каким тараканам?.. Как можно вообще так говорить,когда в мире еще много голодных офицеров.
  -У тебя красивая жена?
  -Почему ты об этом спрашиваешь?
  -Кольцо,вот,носишь... Военные обычно не носят,говорят,что Устав не позволяет.
  -Привычка... исключительно для самозащиты.А жены у меня нет,хотя еще и не развелись.
  -Любишь ее?
  -Честно сказать,теперь даже и не знаю.
   Он знал... И не то,чтобы знал;скорее,где-то в глубине его души, подспудно еще теплилось что-то от того Первого и Главного; и это "что-то" тревожило,саднило,вызывало смятение.
   И давно было все передумано: она - самая,самая... Но вместе они уже не будут и никогда не пройдут по улице,взявшись за руки; и все потому,что прожив с ней без малого четыре года и узнав лучше,он не мог и не хотел принять ее такой,какая она есть; а она в силу характера и собственных взглядов на жизнь ни при каких обстоятельствах не придет и не скажет:"Вернись.Попробуем все сначала и будем жить по-другому".
   Александр улыбнулся,улыбнулся с горькой иронией:
  -Ты понимаешь,она считала,что офицеры - люди особенные,непохожие на других,необыкновенные... Она считала,что нами можно бесконечно гордиться,восхищаться и сегодня,и завтра,и всегда... Она просто не читала "Поединок" Куприна. А на поверку все оказалось гораздо прозаичнее: уж я-то знаю,что все мы - самые обыкновенные,а иногда и просто заурядные люди и людишки... Пьем,едим,спим,потеем,носим грязное белье,завидуем и даже иногда,пардон,воздух портим. Как говорится:"плоть от плоти советского народа". Не слишком забавно получается?..
  -Нет-нет,продолжай,интересно.
  -Интересного во всем этом,положим,мало.А если тебе еще и доказательства требуются,сходи в соседнюю комнату - доказательства лежат на диване.
   А в общем-то все довольно заурядно. Она жила у родителей,а ко мне,на север,наведывалась как в гости: на два-три месяца и в основном зимой.И все ее раздражало: полярная ночь,сопки,холодное море,черные дороги... Их зимой шлаком посыпают. И настроение у нее пейзажу под стать. А тут еще и я,враг народа,иногда домой заявляюсь и внимания к себе требую. Ссорились часто,а уж перед ее отъездом - то как закон. Погостит,тряпок закупит и домой,к родителям...
  -И что,всегда так плохо жили?
  -Ну почему?.. Появлялось иногда в разгар полярной ночи солнышко над горизонтом; были и хорошие дни,и недели... Особенно,когда из похода возвращался или сам в отпуск на Большую Землю приезжал: где-то уступишь лишний раз,где-то сделаешь вид,что не заметил. Одиночество,оно подчас и плохое хорошим делает. Я на свой счет не заблуждаюсь - знаю,что не Ангел.
  -А потом?..
  -Любопытно?..
  -Я ничего...ты сам начал,-смутилась Анечка.
  -Да,конечно... Я,например,считаю,что в семье должны присутствовать хотя бы уважение и понимание.О любви даже не говорю. Нельзя жить с человеком,который тебя не уважает или не понимает. В общем,однажды она назвала меня трусом...
  -Может,справедливо?
  -Нет! Я так не считаю!-голос прозвучал непреклонно и зло.-Я себя еще уважаю. А у нее комплекс... неприятия собственной вины. Виноваты все и всегда,но не она. Разбил тарелку - "повернуться не умеешь"; разобъет сама - "поставили под руку". Так и жили. А по поводу трусости... Что тебе сказать,Аня?..Гостили мы у ее родителей,точнее - гостил я. У них частный дом: сад,огород,забор,собачка на цепи,ну, и все остальное... И как-то раз эта самая собачка голову из ошейника высвободила и бегает вдоль забора - дыру ищет. Тестя дома не было,с собакой всегда он управлялся. Изловили мы пса и пытаемся ошейник одеть. А пес с норовом - сободу почуял и будто осатанел:вырывается,рычит,зубы скалит... И черт его знает,что у него в собачьей его голове. А меня в детстве собака сильно покусала - это я хорошо помню. А незадолго до этого случая соседского пацана свой же барбос за ухо тяпнул,когда на цепь сажали.
  И мне,признаюсь честно, было не по себе.
   Долго мы возились с собакой,а жена мне потом и говорит:
  "Трус ты.Другой мужик так бы на собаку рыкнул,что она...".Зачем вспоминать?-Минька замолчал.
  -И ты ее ударил...
  -Ударил,- спокойно подтвердил Минька.-Пощечину дал...Сам того не ожидал... Но не хотелось ничего ни доказывать,ни спорить. Оделся я и ушел. И всю ночь бродил по городу... И все во мне клокотало,кипело;
  казалось,остановлюсь на минуту,и произойдет что-то нехорошее...Вот,
  акула...она постоянно в движении,покой для нее - смерть.И я тогда...
  не знаю...
   Меня иногда спрашивают родственники и знакомые,а страшно ли служить на подводных лодках? Как по мне,то не страшно.И привык,и многое знаю... А вот им представить себя на моем месте страшно,но улицу в недозволенном месте или на красный свет переходят без опаски и колбасу сомнительного происхождения едят с аппетитом. А страх...он порождается неизвестностью,ожиданием неизвестного и непредсказуемостью. Все нормальные люди когда-нибудь и чего-нибудь боялись. А,значит,грешен и я,но не трус...
   В общем,собрал я утром чемодан и уехал,а на прощание сказал "любимой":" То же мне - судья...Вот и сиди теперь у своего старого корыта.Может быть кто-то новое подарит,а меня уволь".
   Он ничего не забыл. Себя не винил. О произошедшем вспоминал с горечью,но без раскаяния. Прощать,а тем более просить прощения,не собирался.
  -А ты,Анечка...ты как думаешь?..
  -Глупо...Два глупых и упрямых ослика решили показать характер. А что ты хотел услышать?
  Минька неопределенно пожал плечами:
  -Правду...
  -Наверное,у каждого своя правда,-взвешивая в себе услышанное,медленно произнесла Анечка.- Даже об одной вещи можно рассказать по-разному. Я не во всем осуждаю ее и не во всем согласна с тобой.Ладно,не будем... Ты не должен был мне рассказывать,все это слишком личное. Поздно уже...
  Тебе где постелить?
  -Может,уступишь полкровати?- он положил руки на ее плечи.
  -Не хами,Саша...,-Анечка мягко отстранилась,- тебе не идет, и потом - у меня дела...
  -Какие дела могут быть в три часа ночи? Посуду мы перемыли...
  -Какие?.. А те самые,что раз в месяц бывают у каждой женщины.
  -Причина уважительная,- согласился Минька.
  
   Юрий проснулся под утро. По оконным стеклам в бликах уличных фонарей лениво сползали капли. Опять дождь...Напротив,под стеной, стояла раскладушка,и лежащая на ней фигура,обратившись к Юрию затылком, отвратительно громко храпела.Быть может этот храп и явился причиной пробуждения.
  "Кто это?-роем закружились мысли.-Славик,кажется,ушел...Наверное,
  Минька или анин отец... Хотя нет...отец бы спал на своей кровати...".
   Финал вечеринки просматривался с трудом: Славик ушел с Танечкой...а потом...потом...
   Юрий вдруг вспомнил,как сидел в прихожей,обнимал пуделя за шею и, заглядывая в черные собачьи глаза,слезливо доказывал:"Один ты у меня и остался друг - Шерстяной... настоящий друг... Ты мне веришь?..".
   Пудель,пытаясь вырваться из объятий,отчаянно крутил головой: он не умел разговаривать,но отказывал в доверии. Все его естество,
  казалось,кричало:"Не-ет!!! Тамбовский волк тебе друг,пьяная ты морда! А
  я...я - трезвый и умный пудель Кузя,всеобщий любимец. Мне Танечка стрижку сделала :"скандинавский лев" называется; а Марина попонку сшить обещала...".
   Вспомнил,как зашел в туалет,кажется,закрыл дверь на задвижку,и здесь его кругами повело по стенам... Дальнейшее окутывал беспросветный мрак. А сейчас он лежит на диване,и ,хотя голова не болит,чувствует себя очень скверно. Так и пролежал до света,ворочаясь с бока на бок затекшим и словно побитым телом,временами впадая в беспокойное забытье. Юрий слышал,как этажом выше трезвонил будильник,а через некоторое время за стеной нарочито бодрый голос ведущего зачастил:
  "Добр-рое утро,товарищи! Приступаем к утренней физической зарядке! Встанте прямо...",- и тут же бойко ступило пианино. Слышал,как поднялась Анечка,и сдвоенный щелчок отпираемого дверного замка: вернулся из ночной смены отец.
  -Привет,папуль...
  -Здравствуй,доча... Как посидели?
  -Все хорошо... Немножко припозднились. Я ребят в гостинной уложила. Ругаться не будешь?
  -Нет,хозяюшка,не буду.
  -Покушаешь? Я сейчас все разогрею,накрою; а Кузю сама выгуляю...позже.
   Валяться дальше не имело смысла. Минька по-прежнему храпел,но уже не так громко и в другой тональности.
  -Па-адъем!- громким шепотом в самое Минькино ухо скомандовал Юрий.
  -А-а...,- непонимающе вскинулся Минька и сейчас же успокоился,- а-а,это ты... Что,уже утро?
  -Еще спрашиваешь. Вставай,"наши" в городе.
  -Это которые?.. Хотя - все равно приятно...,-он зевнул.- В первую очередь нужно взять в свои руки виноводочный магазин,ресторан,
  автосервис,универмаг; во вторую - роддом,почту,вокзал,телефон,телеграф и мосты... Да,батенька,мосты...Можно я еще минут пятнадцать придавлю в ожидании вестей из Смольного?..
  -Не получится, Анин отец вернулся.
  -Это меняет дело.Сматываемся.
  Кряхтя и чертыхаясь,Минька принялся натягивать брюки.
  -Плохо расслабляться в домашней обстановке,- рассуждал между делом он,- ни тебе запаха носков...и подушки мягкие,а спится все равно плохо.В окопе оно привычнее.
   Воспаленными от недосыпания и спиртного глазами,помятым лицом,
  суточной щетиной и всклокоченной шевелюрой он походил сейчас на бабуина,о чем Юрий тут же ему и сообщил. И услышал в ответ:" А ты вчера был похож на "Му-Му";жаль,что не видел;вместе бы и посмеялись.
  В комнату заглянула Анечка.
  -Уже проснулись? Очень хорошо. Идемте,я вас чаем напою.
  -Может,не надо?.. Мы пойдем...,-неуверенно отозвался Юрий.Знакомство с главой семьи в планы не входило.
  -Идемте же!- весело потребовала Анечка.- Я вас папой познакомлю.
   За столом в кухне сидел приземленный житейскими заботами средних лет мужчина в чистой байковой сорочке,трикотажных спортивных брюках и тапочках без задников. У него было все: дети,-сын и дочь,-которых он боготворил,была квартира и скучная посменная работа. За столом сидел очень добрый человек,и всякий,взглянувший на него,непременно распознал эту его слабость.
  -Присаживайтесь,ребята,покушаем,чаю попьем...
  Стол не содержал и намека на спиртное.
  -Меня зовут Леонидом Павловичем. Да садитесь же,ребята.
  -Садитесь,-подтолкнула сзади Анечка.- Вчера были смелее...
  -Сейчас бы пивка холодненького,батя,-разрядил обстановку Минька.
  
   Славика Юрий застал в кровати.
  -Давно вернулся?
  -Часов в пять... Все бестолку...
  -Что бестолку?
  -До утра ломалась.И коньяком угощала,и шоколадом,а потом к сестре ночевать ушла. Я думал, вернется... Не вернулась. У нашей Танечки буйная фантазия: вообразила себя в фате,в белом платье и рядом меня в
  парадном "пинжаке" с кортиком на боку. И это в первый же вечер... Извращенка. А что,говоришь, у тебя в пакете? Кефирчик...уважаю,-Славик отрезал уголок пакета,сделал несколько глотков, и лицо его прояснилось.- А ты,конь,никак поспать собрался?
  -Ну и собрался,- раздеваясь,отозвался Юрий.- В воскресенье и не выспаться.
  -А я бы на твоем месте не торопился.
  Не успев принять горизонтальное положение,Юрий завис над кроватью точно Пизанская башня.
  -Не томи,Слава. Сказать чаво хошь,аль попросить об чем?
  -Прибегал оповеститель: мичманок твой по-крупному залетел. Сейчас в комендатуре парится.
  -Кто такой? Что натворил?
  -Домарев. А что натворил,извини,брат,не знаю. Сходи в часть,в комендатуру... А то ведь завтра,когда начнутся разборки, разведешь руками и скажешь:" Не видел,не слышал,не зна-аю...".
  -Ну ты змеевик!- восхитился мудростью старшего товарища Юрий,возможно,
  ассоциируя красноватый после вчерашнего застолья нос многоопытного наставника с известной частью самогонного аппарата.-Непременно так и сделаю.
   Понедельник - день тяжелый. Опять на службу,опять неприятности,
  доклады,заклады,пререкания,напоминания,трусы,пуговицы,носовые платки,тумбочки... и политические занятия.
   Итак,понедельник - день тяжелый, и вставалось,ох,как тяжело. В воскресенье днем Славик и Юрий отсыпались и вечером улеглись пораньше.
  Но...среди ночи их разбудил стук в двери. Двери на ночь не запирали. Стучали долго,настойчиво и в конце-концов достали:
  -По залупе себе постучи,дятел!- рявкнул Славик,- На себя тяни,не заперто!
  Дверь часто задергалась,заскрипела.
  -Сильнее!- скомандовал Славик.
  Наконец,стоявший по ту сторону двери сообразил,что над ним посмеялись,
  толкнул дверь ногой и ввалился в номер.Ярко вспыхнуло освещение.
  -Что,жиды,прищурились?! Ха-ха-ха... Спите?!- капитан-лейтенант Ефимов был сильно навеселе.
  -Выключи свет и звук приглуши - не в кабаке!- прорычал Славик.
  -У-у...какие мы пионеры,уже баиньки... Водяра есть?
  -С тебя уже хватит.
  -Это кому хватит?.. Один пузырь,мужики.Тетки ждут... Или винища,на худой конец...
  -Отваливай,ничего нет. А с худыми концами по теткам не ходят...
  -Нет,вы послушайте...,-замахал руками Ефимов.
   Слушать Ефимова не стали,а общими усилиями выставили за дверь.
  -Сходи на горшок и ложись спать,-напутствовал его Славик.
   Под утро под окнами кого-то ловили.
  -К морю!.. К морю побежал!-разорвал тишину за окном истошный крик.-
  Романов,обходи!
  
   Юрий оделся. Славик по-прежнему валялся в кровати.
  -Ты идешь?
  -К черту. Сегодня обойдуться без меня.
   И Юрий,и Славик учились в Университете Марксизма-Ленинизма при доме офицеров. Учились в разных группах,Славик был в своей группе старостой и под настроение,случалось,позволял себе пропустить занятие.
   Обеденный перерыв на флоте - время святое.Можно часок вздремнуть,
  можно прогуляться или заняться любым другим делом.
   Юрий направлялся в часть - от дома офицеров минут десять неторопливой ходьбы. После лекции ребята зазывали его в пельменную,но в предверии встречи с Домаревым и разбора воскресных "полетов" есть совершенно не хотелось.
  "Все в этом мире проходит,-утешал себя Юрий,-и неприятности,как это ни странно,тоже. Через неделю перетрется и забудется...Ничего...".
  -Вот,Митя Голубев - всегда аккуратный,вежливый...А на тебя сегодня опять Марья Михайловна жаловалась...,- вмешался в мысли умудренный жизненным опытом голос.
   Юрий поднял голову.Навстречу неспешно двигались двое: мама и сын-
  малый лет четырех от роду с продувной физиономией.
  -Зато у меня соплей нет!- победно-ликующим голосом отрапортовал малый.
  Мама в ответ вздохнула.
  -Ма-а,смотри,-малый ткнул пальцем в сторону проезжей части,- это моя знакомая лошадка. Я ее травкой кормил.
   По проезжей части понуро двигалась доходная коняга,влача за собой телегу,груженую алюминиевыми лагунами.На одном из них синей краской было выведено:"пищевые отходы".
  -И как же зовут твою лошадку?
  -И-го-го...
   На самом деле лошадку звали Орликом, и не каждый знал,что когда-то Орлик снимался в кинофильме "Командир счастливой "щуки"".
   Юрий невольно улыбнулся,вспомнив себя в возрасте встречного паренька.Было это лет двадцать назад,когда теплым осенним днем за ним приехал дед и увез с собой за три с лишним тысячи километров в далекое Полесье. За год,который прожил Юрий в деревне с дедушкой и бабушкой, превратился он в обычного деревенского хлопчика с хлюпающим носом, извечными цыпками на ногах,забыл лица родителей,и,сам того не заметив, перешел на белорусский язык. Поначалу скучал за чаем и все канючил:"Ну,
  ба-а,ну свари ча-аю". А бабушка терпеливо разъясняла,что из колодезьной воды чай не варится и упрямо поила "унучка" компотами и киселями.
  Зимой бабушка уехала на недельку в гости к сестре. Старшим на рейде остался дед. Внук,изба,скотина - все на его широких плечах.
   Дед с внуком жили дружно: мастерили планер,плели корзины,не обошлось и без недоразумений. А где их не бывает?
   Выходит дед из избы,а на улице...что за чудный денек:снег!солнце!
  -Внучек,иди обедать!!!
  Внучек может быть и голоден;но друзей,горку,санки бросать не хочет.В избе и настроение другое.
  -Внучек,иди обедать!!!- призывно в заснеженную даль трубит дед.
  Внучек припускает от деда вдоль улицы - только снежная пыль из-под валенок,и дед при всем своем старании догнать его не может.
   Но и дед - калач тертый,к слову,и моряк с дореволюционным стажем: девятьсот двенадцатого года призыва. На следующее утро,снаряжая Юрия на улицу,дед идет на хитрость: обувает внука в бабушкины валенки. Валенки велики,по пах.
  -Зачем такие,де-еда?-канючит Юрий.
  -А чтоб тепленько...
  И опять:
  -Внучек,иди обедать!!!
  Юрий хочется удариться в бега,но(предательские валенки) в этот раз номер не проходит. Шаг,другой,третий и... носом в сугроб. Дед поднимает внука,деловито отряхивает от снега:
  -Ну,хватит,хватит... Голодный,силы нет,а туда же - бегать от деда. Обедать идем.
   Орлик удалялся прочь,покачивая головой,пошаркивая об асфальт копытами,как пенсионер калошами,уступая место действительности - банально-суетной и неприятной.
  
  -Старпом! Объявления сделаны?!
  -Так точно,товарищ командир!
   Командир стоял перед строем,набычившись,поигрывая желваками,
  сжимая и разжимая кулак правой руки. Казалось,сейчас он рубанет этим кулаком воздух и гаркнет:" Хватит! Напились моей кровушки! Не желаю больше свою задницу подставлять! Завтара же походатайствую об объявлении экипажу организационного периода!".
  -Добро! Офицеров и мичманов оставте в строю,личный состав срочной службы отправляйте на занятия.
   У левого фланга,весь в черном,как предвестник надвигающейся бури, впред-назад нервно прохаживался замполит.
  -А сейчас произойдет раздача пряников,- послышался шепоток сзади.
  -Хи-хи-хи...а я ни в чем не виноват...
  -Таким плохим мальчикам как ты задницу вообще крест-накрест разрывать нужно.
   Вопреки ожиданиям командир сдержался.
  -Товарищи офицеры и мичманы,- спокойно,даже флегматично начал он,- наш экипаж постоянно лихорадит...То,понимаете,мордобой среди матросов,
  самовольные отлучки,понимаете... А теперь и того хуже - пьянка.Об этом проишествии известно начальнику гарнизона. Это что такое,я вас спрашиваю? К чему мы идем? Вчера мичман Домарев привел себя в скотское состояние,понимаете... Иначе не назовешь...И в этом состоянии,когда патруль снял его электрички и сопровождал в комендатуру,набросился на легковой автомобиль,пинал его ногами,грыз зубами...,-командир сделал паузу,набрал в легкие воздуха,заиграл желваками.
  -Ядовито-зеленого цвета...,-напомнил замполит.
  -Что?..- не понял командир.
  -Машина... ядовито-зеленого цвета.
   Командира передернуло,будто он толко что сам грыз злосчастную машину и при этом поломал себе зуб.
  -Да какая разница,Владимир Николаевич?!- взорвался командир.-Это так важно?! Или зверя в нем пробудил именно цвет машины?!
   Как ветром пахнуло поверх голов: гроза началась,и сразу стало легче дышать.
  -Бойченко!!!- гремел командир.-Завтра после ужина суд чести,готовте документы!!! С завтрашнего дня экипажу объявляется организационный период!!! Удружили,понимаете ли!!!
   Командир знал,как приструнить не в меру развеселившихся "весельчаков".Групповые наказания Уставом запрещены,но организационный период любому наказанию сто очков вперед форы даст: это прибытие в часть офицеров и мичманов утром к побудке личного состава срочной службы и убытие из части вечером после отбоя,это ежедневные строевые занятия и ежеминутные учения: учение по подъему и организации утренней физической зарядки,по организации утреннего осмотра и приема пищи,по организации подготовки суточного наряда,просмотра программы "Время",
  организации вечерней поверки и отхода ко сну и,наконец,... Что, испугались? Страшно?.. Это вам не это!.. На всю оставшуюся жизнь запомните и внукам закажете!..
  
   Полуостров вдавался в море длинным,извилистым языком,перетянутым у основания заграждением из колючей проволоки. Один из берегов был лесистым,пологим и уходил в море галечной отмелью,на которой,будто гигантские черепахи,возлежали гладкие валуны.
   Другой берег,вдоль которого вытянулся городок,был крутым и,
  местами,обрывистым.В полутора милях от берега,на виду у городка, дрейфовали два острова. Летом,в пору белых ночей,когда особенно много света,над побережьем повисал почти несмолкаемый,режущий уши,звук работающих реактивных двигателей,отдаленных разрывов и стрельбы.
  Самолеты парами и в одиночку без устали пикировали на острова. Они же,
  на удивление,не тонули и молчаливым своим укором как бы говорили:" Бог нас создал,Он же указал место,поставил здесь на прикол - и не вам ломать".
   Юрий и Слава шли вдоль моря. Кричали чайки,едва слышно накатывалась на берег небольшая волна.Дождь кончился,солнца по-прежнему не было.
  -О чем задумался?-нарушил молчание Слава.
  -Да так... Написал характеристику на Домарева,а заместителю она не понравилась. Попросил переписать.
  -Имел беседу с нашим "подарком"...
  -Имел счастье пообщаться...
  -И что его не устроило в твоем сочинении?
  -Попросил переписать черными чернилами... А я оставил все,как есть.
  Такие вот дела...
  -И что? Будем жить?
  -Будем,Славик,будем!..
  -Видишь девушку в зеленом плаще? Давно хочу познакомиться. Вот подойду сейчас внаглую:" Честь имею представиться! Ротмистр Волин!".
  -Догони,может,судьба.
   Славик решительно зашагал прочь,потом побежал.
  -Де-евушка!-донеслось до Юрия.- Де-евушка,подождите!
  Она остановилась,пытливо вглядываясь в бегущего. Славик говорил и жестикулировал руками,а Она стояла и,склонив голову чуть набок, слушала;потом тряхнула челкой,рассмеялась... И они пошли вместе.
   Юрий провожал их взглядом,а на душе было спокойно и грустно.
   Шел "стабилизирующий" год одиннадцатой пятилетки...
  
   С тех пор минуло пять лет. Много воды утекло в теплых водах Гольфстрима. Юрий из лейтенантов дослужился до капитан-лейтенанта и уже два с половиной года работал в органах военной контрразведки.
   Славик возмужал,заматерел,отпустил усы по образу и подобию их бывшего командира дивизиона,а год назад и сам удостоился такой же должности.
   Саша и Аня поженились,у них подрастала чудесная зеленоглазая дочурка. С тестем Минька подружился и называл того не иначе как "папа" и "батя".
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ: " Г Л У Б И Н А "
  
  
  
  
   - Ты,может быть,сигаретку хотел стрельнуть,Саня,- поинтересовался наконец о цели Минькиного визита Юрий,- или?..
  - Или...- согласился Минька.
  - Что "или"? Если за пендюлями и спиртом- это,пожалуйста, к старпому; за пилюлями от склероза - к доктору. А что касается меня,то исповедую,
  отпускаю грехи,могу также угостить чайком и подобрать книжечку.
  - Вот за книжечкой,друг, я к тебе и пришел. Можно,уподобясь тебе,читать и "Большую поваренную книгу",но ведь сказано у Екклесиаста:" Все труды человека - для рта, а душа его не насыщается". Подбери мне,пожалуйста,
  что-нибудь для души; и чтобы побольше страсти,секса,крови...
  - Запросто. "Тихий Дон",я думаю,это именно та вещь,которой насытится твоя бессмертная душа.
  - А что-нибудь более...,-скривившись будто от зубной боли начал Минька.
  - Только для лучших друзей,- вздохнув, согласился Юрий.- Вот: "Мастер и Маргарита" Булгакова, "Плаха" Айтматова, братья Вайнеры... Цени,друг.
   Здесь,наверное,следует пояснить, что помимо всего прочего каждый особист в море, на период несения боевой службы, выполняет обязанности заведующего корабельной библиотекой. Библиотекой,естественно,служит его каюта. В замкнутом пространстве подводной лодки заниматься негласной оперативной работой гораздо сложнее,чем даже в деревеньке из трех дворов. Но работать нужно. И библиотека дает отличное рикрытие для встречь с людьми в любое время суток.
   Как правило, обход корабля Юрий делал два раза в сутки. Это позволяло держать палец на пульсе повседневной жизни экипажа, встречаться накоротке с агентурой и доверенными лицами,назначать встречи... В руководящих документах не оговаривается каким должен быть распорядок дня офицера военной контрразведки в боевом походе. При этом "опер" в узком спектре вопросов,связанных с внутренней службой корабля, слегка подчиняется командованию корабля и полностью подчинен ему же в вопросах борьбы за живучесть. Кроме этого раз в неделю он обязан посетить занятия по марксистско-ленинской подготовке офицерского состава,чтобы не дать повода замполиту позлословить в свой адрес в обязательном политдонесении Члену Военного Совета.
   А в остальном "оперок" свободен и может планировать свою работу и распорядок дня по собственному усмотрению. В идеале он может неделями спать,есть и не покидать пределов пятого бис отсека,но при этом обязан присутствовать духовно в каждом кубическом сантиметре любого из отсеков
  субмарины,в каждой пылинке,в каждом микроорганизме; быть вездесущим и неистребимым ,как запах нафталина в сундуках с девичьими нарядами бабушки Матрены.
   Но так не бывает... Юрий спал не больше других и только днем, в остальное время он работал.
  
   Вот и сейчас...Юрий взглянул на часы: час пятнадцать ночи. Пора бы по кораблю прогуляться - людей посмотреть,себя показать. Он отложил книгу в сторону,привычно накинул на левое плечо ремешок портативного дыхательного устройства и вышел из каюты.
   Вечерний чай третьей боевой смены закончился и в кают-компании офицерского состава крутили кинофильм "Джентельмены удачи". Фильмов на корабль всегда загружали много: до сотни и даже с хвостиком. Плюс к этому замполиты получали десятка полтора-два видеокассет. Вначале смотрели самое интересное: раз, два и более... Когда интересное надоедало, крутили и "Цемент", и "Самый жаркий месяц" с пояснениями и комментариями корабельных острословов. При этом хохотали до слез,до икоты.
   Юрий поднялся на верхнюю палубу,заглянул к доктору. Доктор тоже читал.
  -Партию в нарды?- предложил он,оторвавшись от книги.
  - Спасибо,Виталик,если можно,давай вечером,после ужина.
  - В любое время... А загорать почему не заходишь?
  - Под кварцем?.. Тоже мне загар... Два раза сходил в баню и о загаре можно забыть. Сейчас бы махнуть в Крым,в медвежий уголок...
  - Палатку,женщирну,пива?..
  - Хорошо бы,- согласился Юрий.
   Корабельный врач,майор медицинской службы Виталий Малярчук,в душе и по самой должности врача был демократом,а потому любил и пиво,и неразбавленный медицинский спирт,и покушать. Об этом красноречиво говорили и представительная,под сто двадцать килограммов,фигура,и сипловатый голос,и непритязательная и плоская,как шапочка бакалавра, фуражка.
   "ЗАХОДИ ТИХО,ГОВОРИ ВНЯТНО,УХОДИ БЫСТРО - И ТОГДА ТЕБЯ ЗДЕСЬ ПОЛЮБЯТ",- поясняла ситуацию надпись на дверях лазарета.
  - А как поживает твой подопечный?- поинтересовался Юрий.
  - А что ему будет?- удовлетворенно улыбнулся Виталий.- Три дня пил чаек,а сечас пьет чаек с сухариками - и того даю понемножку. И,скажу тебе, приступа аппендицита как не бывало. Доктора,Юра,- басил Виталий,- бывают молодые и бывают мудрые. Молодой долго думать не будет: чуть какое подозрение на аппендицит - на стол,чик скальпелем, и нету аппендицита. А не дай Бог осложнение,да в море... Не-эт,мудрые так не поступают. Мудрые, они не только медицинские справочники почитывают,
  но и "Новый Завет" когда-то в руках держали. А в этой Книжке,если хочешь знать,сказано,что любая болезнь лечится постом и молитвой.
  Больной пусть постится; а мне постится нет нужды - я лучше помолюсь за его здоровье. Так поступают истинно мудрые эскулапы,Юра.
  - Ладно...,-Юрий положил ладонь на дверную ручку,- вино выдают строго по нормам, пива у тебя,Виталик,ты выпил. Вечерком загляну, в нарды сыграем... Бывай,ученый эскулап, молись усерднее...
   Юрий вышел в коридор,двинулся в кормовую часть корабля. Из пятого бис,жилого отсека, перешел в шестой - в электротехнический. Постоял, перекинулся несколькими словами с вахтенным поста управления и контроля
  за работой паропроизводительной установки спецтрюмным мичманом Морозовым. Двинулся дальше. Отсюда, от шестого отсека и дальше в корму простиралась зона "табу". "Чужие" сюда не ходили. Здесь несла службу часть экипажа субмарины, именуемая электромеханической боевой частью.
  Иногда с проверкой своего хозяйства сюда заглядывал начальник химической службы; и очень-очень редко,постукивая копытами,беспокойно сопя и пофыркивая, пробегала тяжелая дичь - старпом или замполит.
   Пограничным рубежом служил седьмой - реакторный отсек. Постоянной вахты в этом отсеке никто не нес. Работа ядерных реакторов и вспомогательных механизмов контролировалась из шестого отсека командой спецтрюмных и с пульта управления главной энергетической установкой командирами групп дистанционного управления. Раз в час вахтенный спецтрюмный посещал отсек и осматривал все доступные для осмотра помещения.
   Восьмой и девятый отсеки - турбинные. В девятом Юрий задержался.
  Спустился в машинное отделение: в устоявшемся режиме на малых оборотах "пела" главная турбина правого борта. И все здесь было до боли знакомым и привычным: каждый клапан,насос... И как старые друзья со своих мест приветливо улыбались турбогенератор,водоопреснитель и холодильная машина. Здесь,именно здесь, в восьмом и девятом отсеках бунтарская,безрассудная,страшная в своей разрушительной силе энергия перегретого водяного пара вдруг обретала на челе печать интеллекта, покорялась и щедро наделяла человека и подвластные ему механизмы эектроэнергией,пресной водой,холодом и приводила в движение громаду корабля.
   Юрий поднялся на верхнюю палубу,прошел на пост управление паротурбинной установкой. Вахту нес старший матрос Герман.
  - Как дела, Андрей?
  - Порядок,товарищ капитан-лейтенант.
  - Хорошо... А скажи мне,Андрюша,такую вещь...
   Тема была деликатной,касалась жизни матросского коллектива; и даже не всего коллектива,а узкой его части и отдельных людей. Вопрос прозвучал прямолинейно и грубовато: Юрий намеренно вторгался в чужую душу,предварительно не вытерев о коврик ноги,не расшаркавшись и не одев на руки белых перчаток.
   Герман был умным парнем,в нем присутствовал и стержень внутреннего достоинства. На момент разговора он отслужил полтора года и на фоне своих погодков выделялся и лидировал.
   Юрий не ждал от Андрея ответа: ответ был не нужен,он лишь хотел проследить реакцию на заданный вопрос.
  - Товарищ капитан-лейтенант...,- только и смог произнести Герман. Нет,он не сломался,не изменил собственным принципам... Его выкручивало изнутри с такой силой,что кресло вахтенного,в котором он сейчас сидел,казалось горячим,как лист железа,на котором медведю дают уроки танцев. Он готов был вскочить с места и бежать,бежать,не разбирая дороги... Бежать,куда глаза глядят; бежать до потери сил,до изнеможения. Юрий не хотел зла мальчишке,он хотел рассмотреть его собственное "Я" и понять,на что он способен.
   Герман не мог и не хотел сказать "да" и не решался ответить "нет". Он встал бы на колени,только бы его поняли и отпустили. Даже временную передышку,перенос разговора до утра,на неделю, он воспринял бы с великой благодарностью и радостью.
  - Ну так что, Андрей?..
  - Товарищ капитан-лейтенант...
  - Вижу - несладко тебе.
  - Несладко...
  - Хорошо. Будем считать,что я ни о чем тебя не спрашивал. Ты на меня не в обиде?
  - Нет...конечно...
  - Ловлю тебя на слове. Думаю, мы останемся друзьями.
  
  
   В четыре пятьдесят утра,после вахты,завтрака и дежурной сигареты, в каюту Юрия заглянул Толик Соколов.
  - Это здесь посылают на луну?- невинно поинтересовался он.
  - Здесь посылают в другое место,а шпион Вася живет в соседней каюте. Ты по делу?
  - Да так,знаешь...страшно хочется спать...,- с трудом подавляя зевоту,признался Толик.- А вообще,как мне кажется, нас "пасут"...
  - Что,что?..
  - Похоже,что за нами следят. Пока лишь предположения...
  - И откуда произрастают твои предположения?
  - В этом квадрате мы патрулируем шесть суток, а четыре дня назад здесь же начало работу судно сейсморазведки. При этом рядом постоянно крутится "Марьята". А если взглянуть на схемы маневрирования и того,и другого - будто кружева вокруг нас плетут...
  - Что такое "Марьята", я спрашивать не буду. Если можно, то немножко подробнее по поводу второго фигуранта?..
  - Судно сейсморазведки?.. Что тебе казать? По официальной версии оно,как и другие, проводит работы по картографированию донного рельефа Ледовитого океана. Дно Ледовитого океана,вообще,картографировано процентов на десять-двенадцать,- предваряя вопросы Юрия,пояснил Толик.-
  А неофициально - кто ж его знает...чем оно занимается. Когда мы изменяем курс,частота посылок с его стороны будто возрастает.
  - Уточняют наши место и курс?
  - Похоже на то;во всяком случае,так показаось Сафонову, а слух у него музыкальный. Да ты сам загляни к аккустикам и послушай,как супостат работает.
  - А технически такое вообще возможно?
  - Когда-то в училище нам читали лекцию о системе "Джули" - какое-то сходство с нашей ситуацией все же присутствует. Но эта система давно устарела и снята с вооружения.
  - Схемы маневрирования наших "друзей" скопировать можешь?
  - Вполне.
  - Сделай пожалуйста.
   Каждый ракетный подводный крейсер стратегического назначения - это плавучая стартовая площадка баллистических ракет с ядерными боеголовками. И смысл боевой службы как раз и состоит в том,чтобы на семьдесят-девяносто суток спрятать эту площадку в глубинах океана. Смысл боевой службы заключается в слове "нигде". А когда настанет время "Ч", и поступит приказ, подводный ракетоносец разошлет свою страшную почту по адресам и превратится в обычное пушечное мясо. Вот потому скрытность - главная задача корабля на боевой службе; вот потому он крадется тихо-тихо,на минимальных скоростях,стараясь дышать в унисон с дыханием океана.
  
   Командира Юрий застал в штурманской рубке. Капитан первого ранга Владимир Вениаминович Марков в должности командира подводной лодки отслужил семь лет и человеком был своеобразным: немножко сноб,немножко самодур,о подчиненных заботился,слово держал,вышестоящее командование уважал без боязни и священного трепета. На контрольном выходе Юрий оказался свидетелем того,как при проходе узкости находившийся на мостике рядом с Марковым командир дивизии попытался "порулить" кораблем.
  - Боцман!- спокойно и твердо разъяснил суть вещей Владимир Вениаминович.- Кто здесь командир?! Держать прежний курс! Товарищ контр-адмирал,-тут же обратился он к командиру дивизии,- если желаете взять управление на себя,сделайте пожалуйста запись в вахтенном журнале.
   Командир дивизии все понял правильно,от записи в вахтенном журнале воздержался. На том все и закончилось.
  - Разрешите войти,Владимир Вениаминович?- остановившись в дверном проеме, попросил разрешения Юрий.
  - Входите,Юрий Петрович. Бодрствуете?..
  - Работаю,Владимир Вениаминович. Покой нам только снится...
  - Снится...,- эхом отозвался Марков,- да,снится. Вот посмотрите,Юрий Петрович, на карту театра... Чудеса какие... Вот квадрат,в котором мы сейчас патрулируем. Глубины,как видите,в большинстве своем до ста метров. Тригода назад и тоже на боевой службе на глубине девяносто метров я поцеловался с айсбергом. До сих пор отметка на боевой рубке имеется. С тех пор в Арктике без особых на то причин на глубинах до ста метров я не хожу.
  - И как мы поступим сейчас?
  - Нормально поступим... В отведенном нам квадрате акваторию с глубинами менее ста метров для патрулирования исключаем, остальное используем. И что самое интересное - в остальных квадратах картина в чем-то похожа. Тот,кто планировал нашу службу, вряд ли самостоятельно ходил в Арктике. Как говорится,на всякого штабного мудреца довольно простоты.
   Они помолчали,Юрий первым нарушил молчание:
  - Владимир Вениаминович, а когда у нас плановая проверка на отсутствие слежения?
  - Через трое суток. Обнаружим хвост - уйдем под кромку льда. Там нас и потеряют.
   "Знает",- по ответу командира понял Юрий.
  
  
   В это воскресное утро Оля проснулась абсолютно счастливым человеком. Ощущение счастья было настолько полным, будто именно для нее в это летнее утро в ближайшей роще, в полях, в саду, в палисаднике под окном распустились все цветы сразу: царственные розы,скромные васильки и незабудки,сирень,ландыши, георгины и гладиолусы; зацвели яблони,липа,
  черемуха...поднялся клевер... И пусть живет она сейчас в заполярье,на побережье Баренцева моря,но цветы распустились именно для нее.
   Вчера во второй половине дня Оля автобусом съездила в Полярный к своей хорошей знакомой врачу-гинекологу Ларисе Михайловне Горской и та рассеяла все Олины сомнения:
  - Шесть недель,девочка моя,- улыбаясь подтвердила Лариса Михайловна, осмотрев Олю.
  - Ой...это правда,Лариса Михайловна?... Правда?
  - Можешь не сомневаться,Оленька: все это правда. Одевайся.
   Лариса Михайловна проживала в Полярном вместе с мужем - Федором Ивановичем, человеком,как и сама хозяйка,веселым,хлебосольным и добрым.
  Стаж для получения льготной северной пенсии они уже имели и через год-два собирались перебираться на Большую землю, поближе к детям и внукам.
  - Вот что,Оленька,никуда я тебя не отпущу. У меня сегодня что-то вроде девичника намечается: Конкордия Андреевна и Галина Семеновна на чай придут. Ночуешь у меня, а завтра утром Федя тебя машиной к самому дому доставит. Договорились?
  - А может, я все таки...
  - Даже и не думай!- напористо и весело оборвала Олю Лариса Михайловна.- Скучно нам будет - четырем старым дундукам.
  - Да вы совсем и не старая,Лариса Михайловна.
  - Верно,Оленька. Я не старая,- улыбнулась Лариса Михайловна,- я не старая,а просто немножко пожившая и уставшая женщина.
   По возрасту Оля годилась Ларисе Михайловне в дочери, мало того: внешне последняя была очень похожа на Олину маму.
  
   Скромным чайком,как водится в кампании русских людей, на девичнике у Ларисы Михайловны не обошлись. Чай-то, конечно, предполагался,с печеньем и с конфетами,но под занавес - на потом.
   А пока что на столе председательствовали курочка с рисом и черносливом, пирог с треской, болгарские огурчики и помидорчики, бутылка водки "Столичная" и вино "Старый замок".
   "Девочки",как и сама хозяйка, разменяли шестой десяток. Все охотно кушали и вели неторопливый и интересный для присутствующих разговор. Собственно,и само застолье было лишь поводом к тому, чтобы вот так вместе собраться,посидеть и поговорить...
  - Я,Бенджамина Спока, Оленька, не понимаю,- дирижируя куриной ножкой, убежденно говорил Федор Иванович.- Мне как-то ближе Макаренко. Вот нас как воспитывали... Помню,в войну еще,мама варит из муки затирушку -
  кулагу,по-нашему. И варить-то ее - минут десять-пятнадцать... А за это время каждый из нас,из малых, раз двадцать голову в дверь засунет и спросит: "Ма-а, кулага готова?". Ну, мама в конце-концов рассвирепеет, да половником ка-ак замахнется: "Я вас,- кричит,- сук-кины дети, сейчас откулажу! Вы у меня наедитесь!". Иногда половником и перепадало. А вообще она очень добрая была - моя мама. Царство ей Небесное.
  - Да, голодное было время...и после войны тоже,- согласилась Лариса Михайловна.- Помню...
  - А ты,Лара, какого года?- напомнила о себе Галина Семеновна.
  - Тридцать девятого... Мне весной сорок седьмого аккурат восемь лет исполнилось. Все я помню...
  - Ты,Ларачка, расскажи Галине,как шляпу покупала,- со своего места улыбнулась Конкордия Андреевна.
  - Да-а...,- мечтательно протянула Горская,- не знаю как вы,а я,девочки, в сорок седьмом купила свою первую шляпу. Рассказать что ли?
  - Расскажи...расскажите...,- поддержали присутствующие.
  - Я,хотя и слышала,но тоже с удовольствием послушаю...
  - Было это в сорок седьмом,- начала рассказ Горская,- тогда еще деньги меняли. И дали на обмен три дня... Достала мама из-под матраца заначку, отсчитала триста рублей: "Это,- говорит,- вам,дети.- Что хотите,то себе и купите". Она эти деньги держала,чтобы сена корове на зиму купить. В Донбассе сеном-то не очень запасешься: там все больше шахты,терриконы,отвалы... Ну,прибежали мы со Светкой в поселковый магазин,а там на полках хоть шаром покати: только синька и три красные фетровые шляпы с узкими полями и колокольчиком на боку. Взяли мы шляпы, одели и идем домой. Это среди лета... Платья на нас старенькие,
  застиранные; ноги босые,в цыпках; мне восемь лет,а Светке - шесть. Припылили домой: папа дома,а мамы нет - она в город подалась. Мама как раз борща наварила и дома вкусно,спасу нет, пахнет борщом. Отец на шахте забойщиком работал, его с фронта в сорок третьем отозвали, когда шахты восстанавливать начали.
   Он за столом сидит; ну,я и спрашиваю: Папа,Вам налить борща?"
  А борщ он очень любил,и чтобы с жирной говядиной... Это для него была самая любимая еда.
  - Ну,Горская,- сглотнул слюну Федор Иванович,- от твоих рассказов мне уже и борща захотелось.
  - Это уже завтра,дорогой... Да,значит, предложила папе борща,а он и говорит: " Вы кушайте,дети,а я маму подожду".
  Он без нее никогда не обедал,не ужинал: любил,когда она рядом сидела и о чем-нибудь говорила. Вот сидит и ждет. Приходит мама;девочки,ни за что не поверите: на плече рулон мадаполама, в правой руке три пары рейтуз пятьдесят шестого размера, в левой - казан, на голове - тазик. У мамы моей широкая натура была: она не метр, не десять - ткани тюками брала.
  - Рейтузы-то хоть теплые были?
  - С начесом... Мне и Светке мама их потом с помочами приспособила. А что еще нам,детям,делать? Оденут и скажут: "Твои",- мы и носим. Будто так и надо. А то,что пятьдесят шестого размера,какие тогда при нашей бедности мысли были? А из мадаполама мама потом занавески сшила, бабушке фартук,себе юбку,пододеяльники,трусы себе и отцу,Светке платье-
  "татьянку", а мне - колокольчиком. Потом все это,конечно,заносилось, выцвело,вылиняло - все в один цвет... Платье мое вытянулось: впереди до колен,сзади до пят. Одни занавески нормально потом и смотрелись.
   Мама, она у нас всегда так... Материала,какой в продаже есть, накупит( пусть даже желтый,солдатский),выварит его и опять всех обшивает: мне платье, Светке платье,папе трусы, Кольке пеленки...
   Колькой мама в сорок пятом забеременела. Загрустила,конечно:
  время трудное,голодное,и абортов делать не разрешали. А папа говорит:
  " Ничего,Маша,рожай. Девки-то замуж выйдут и тю-тю...Авось,продолжатель
  фамилии у нас получится". Врачей в поселке не было, так мама дома и рожала, а роды бабушка принимала. Я помню,как папа переживал. Молодой он был,но худой и даже черный...из шахты по четырнадцать часов не вылезал. Все курил и по двору туда-сюда ходил: нервничал очень. Потом ребенок закричал,папу сразу в хату. Потом выходит,обнимает,целует меня и Светку,-папа нас очень любил,- и говорит: "Ну, доченьки,братик у вас родился".
   А мы думаем:" Какой еще братик? На кой хрен нам этот братик сдался?.. Подарок судьбы,продолжатель фамилии... А как же конфеты?..
  Придется делить на троих?..".
   Отец тогда в шахте паек получал,были там и конфеты - подушечки.
  Бывало, принесет их, разделит на три части: одну уберет,а две нам со Светкой отдаст. Сам он конфеты не ел, а чай пил с сахарином. Конфеты мы сразу съедали. На следующий день садится папа чай пить - мы тут как тут. Встанем рядом и глаз с него не сводим. А ему кусок в горло не лезет. Это все я сейчас понимаю. Достанет он конфеты,даст нам по одной.
  И так каждый день,пока конфеты не кончатся. А мама бывало и скажет: "Ты кушай,Толя,не обращай на них внимания: тебе работать надо. Ты жив будешь - и они выживут".
   Вот так...а здесь братик какой-то нарисовался - продолжатель фамилии... И на кой фиг он нам со Светкой сдался?.. А вообще-то мы его очень любили.
  - А дальше-то что?- поторопила рассказчицу Галина Семеновна.
  - Потом,значит,впустили нас в хату. Мама лежит в постели такая кудрявая, утомленная,капельки пота на лбу... Люди здесь все больше семейные,жизнью умудренные...,- Горская пытливо оглядела присутствующи,- а вот бывает что после родов детское место не выйдет...
  - А надо было на живот надавить хорошенько,- блеснула познаниями в акушерстве Конкордия Андреевна.
  - Это мы сейчас умные,а тогда...не знали этого, и врача рядом не было.
  Бабушка по-своему маму пользовала. Взяла гребень и начала меня и Светку вычесывать: вшей после войны хватало. Вычесала,лепешку из муки с ними,проклятыми,замесила и дала маме... И - порядок... Вот она - мудрость народная.
   А братишку Колькой назвали и мне ,как старшей среди младших, отдали его на воспитание. Лопал он,конечно, много и толстым был, куда как. Молока у мамы не хватало - коровье добавляли,еще и водой разбавляли. Отец посмотрел на эти дела да и говорит: " Корову,мать, покупать надо". Корова тогда стоила пятнадцать тысячь рублей,а папа на шахте зарабатывал около двадцати тысячь в месяц. Купили корову, и кончилась наша со Светкой вольготная жизнь: ей же каждый день два мешка травы нарви и выложи. А потом папа усмотрел,как я Кольку на закорках таскаю и обеспокоился: " Угробим ребенка,Маша,- говорит он маме. Это он меня пожалел.- Коляску надо купить". А коляски тогда были деревянные и на деревянных колесах. На каждой колдобине выше ушей подпрыгивали. И вот лечу я,девочки, с этой коляской, а подружки мои где-то впереди летят, уже за угол заворачивают.
  "Танька!- кричу.- Подождите!". Куда там подождите. Они уже за углом,я их уже не вижу,а сзади Колька на деревянной тачанке громыхает. Только вдруг,слышишь - легко стало. Оглянешься на коляску - пусто. Слетел,мать твою. Возвращаешься,а он где-нибудь в траве лежит довольный-довольный, а по нему "божьи коровки" ползают. Притащу засранца домой,в ушке пощекочу,окна занавешу (ночь ему сделаю) - он и уснет. Я опять к подружкам... Играем,играем... Посылаю домой Светку. Возвращается:" Спит". Спит, и хорошо. Часа через два возвращаемся домой: Бог ты мой, Колька уже по самую маковку обделался. В это время младенцам на паек печенье выдавали, и мама,если куда-нибудь выходила,всегда два печеньица оставляла: " Колька есть захочет - нажуете ему в марлечку. Пусть сосет". И вот,значит,печенье это нужно было нажевать и сплюнуть в марлечку. Жуешь его,жуешь... Оно сладкое... А как сплюнуть в марлечку,то ничего и нет. Светка посмотрит,посмотрит на это и кричит:
  "Ты какая... Давай сюда печенье,теперь моя очередь Кольке жевать".
  Светка печенье жует, а Колька только глазами хлопает. Что делать?
  Хорошо,что у мамы в буфете всегда дежурная булка хлеба лежала. Нажуем ему хлеба,здоровенный такой квач,еле в рот помещается, и в рот его Кольке - на,малый, соси.
   Мама вернется домой,марлечку проверит,а там одни овсюги и опилки
  какие-то: Колька уже все высосал.
  "Печенье жевали?- спрашивает. "Жевали, не получается". Она только вздохнет да по головкам нас погладит...
   Колька-то потом здоровенным здоровенным вырос - килограммов за сто. А как с женой,бывало, поссорится, та перестанет готовить и кормить его. Мама ,конечно, расстроиться: "Совсем,- говорит,-ты сынок с лица опал,похудел...".А я, видит Бог, никакой разницы не вижу: сто десять он весит или три кило потерял.- Горская одним махом допила вино,хмыкнула и замолчала. Прямодушная,добрая,ранимая,смешливая и рассудительная Горская будто отсутствовала за столом, поспешив на свидание с детством,
  мысленно перелистывая страницы старого семейного альбома.
  - А шляпы наши папа потом под каску в забой одевал, так обе и износил: и мою,и Светкину,- закончила повествование о шляпах Горская.
   После ее рассказа сама-собой непроизвольно возникла пауза...
  - Что-то мы о грустном,девочки,- смахивая рукой невидимую слезу, вступила в разговор Галина Семеновна.- Конкордия, ты же одесситка...
  - Ну, одесситка...,-улыбнулась Конкордия Андреевна,- но так,чтобы совсем да, то все таки нет. Я не в Одессе родилась,но, правда,потом
  лет с двадцать прожила на Молдаванке.
  - Вот и давай о чем-нибудь веселом.
  - О веселом?.. Помню,сдавали мы в цехе в конце месяца БСГ. Это машина такая для смешивания муки или комбикорма. Подруга моя, Бугрова, тогда и говорит бригадиру Скалкину Толику: " Скалкин,а Скалкин?.. Машины испытываешь не все, а наряды под это дело закрываешь регулярно. С получки веди в ресторан. Ты все понял?". Скалкин понял все и согласился.
   Дней через десять собираемся в Лузановке, под горой, у кемпинга:
  Рая Бугрова в пуховом платье, Алевтина в блузке с декольте и я. Стоим,
  как "три тополя...",а кавалеров наших нет. Стоим и стоим... Вдруг Рая как заверещит: " Прячемся,девки,заводской автобус идет,- и сама,нырк, за дерево. А потом рассмотрела и успокоилась:- Обозналась. Я-то думала,
  что Бугров едет. Потом объясняться придется...".
   Постояли еще... Надоело,входим во двор - сидят наши женихи рядком на лавочке: Скалкин в черном свитере; Лисичкин в рабочей спецовке,чтобы потом,когда пьяным домой заявится,перед женой легче оправдываться было;
  и Королев, и тоже без смокинга.
   "Порядок,девочки,- говорит Лисичкин,- места заказаны".
   Входим в ресторан: Рая в пуховом платье, Алевтина с декольте, потом я; за мной Скалкин в свитере: ворот сзади булавкой сколот,потому как шея худая; Лисичкин в рабочей спецовке; последним Королев с "авоськой" в руке,в "авоське" поллитровая банка с остатками обеда: немножко вермишели и надкушенный помидор.
   Все, кто был в ресторане, так и застыли: кто хотел выпить - не выпил, кто закусить - не закусил. Немая сцена... Подумали - три шлюхи пролетариев сняли.
   А в ресторане все больше в кепках ребята сидели - с Кавказа. Вот они в нашу сторону "зыр-зыр", на Алевтину,значит, на ее декольте. На столе,помню, уже и салатики стояли; потом водку принесли... Лисичкин поначалу куда-то торопился, а после третьей рюмки успокоился. Может, ему за спецовку неудобно было. Не знаю... Часа два сидим...весело, Королев анекдоты рассказывает. Потом Скалкин загрустил, забрал Королева и ушел. А Бугрова разохотилась: " Сидим,- говорит,- девочки, рано еще". Сидим, и Лисичкин с нами сидит, потому что уже со стула подняться не может. А кругом,я уже говорила, тусовались кавказцы. И вот,подходит к нашему столику один и заявляет: " Танцавать ха-ачу". " Танцуй",- разрешила ему Алевтина. "С тобой хочу".
   А Лисичкин в это время со стула подняться попытался; я так поняла, в туалет захотел бедняга. Попытался подняться и не может.
  Тогда Алевтина и говорит своему ухажеру: " Слышь,мужик, своди нашего друга в туалет, а потом и станцуем...".
   Лисичкин повис над унитазом; в эту минуту он испытывал непередаваемое никакими словами блаженство...
  "Как хорошо!.. Хорошо-то как...,- переговаривались мысли.- Так не бывает... Нет,в жизни так не бывает... Я сплю... Так только во сне...
  в детстве... Вот,сейчас проснусь, а матрац мокрый... Мокрый!!!"- выстрелила последняя мысль.
   Сознание слегка прояснилось, руки испуганно забегали по телу:
  ты посмотри - не спал, и брюки сухие... Перед глазами пожелтевший, как зубы старой лошади,со ржавой водяной дорожкой посередине - унитаз, а справа - усатый,"кавказской национальности" гражданин. Гражданину не терпелось и он торопил: "Ну, давай,давай...да-арагой... Па-айдом, па-айдом...".
  "Тоже что ли хочет?- вяло размышлял Лисичкин.- Хочет,а я ему мешаю....". Непослушными пальцами Лисичкин попытался застегнуть пуговицы на брюках спецовки: первую застегнуть удалось, а после чуть было не спикировал лицом в унитаз. Благо, сильные, заботливые руки вовремя подхватили под мышки и увлекли в зал.
   А зала уже не было! Он не ел, не пил, не звенел бокалами, не ходил между столиками... Ничего этого уже не было. А был сгусток веселой энергии в четырех-пяти-восьмимерном измерении... был веселый вихрь: многолицый, многоусый, с бесчетными парами маслинных глаз,с белыми зубами и провалом рта, зашедшемся в сплошном крике: " А-а-а!!!"
  И этот вихрь выделывал что-то невообразимое: то ли "гопака", то ли "лезгинку", то ли "цыганочку"...
   Напор музыкальной веселости несколько ослаб, и белобрысый солист по просбе "наших гостей" запел другое: "Выпьем за Родину, выпьем за Сталина...,- выплескивалось с эстрады на столики,- выпьем и снова нальем!".
   "Динь-динь!- мелодично выстукивали хрустальные молоточки в черепной коробке Лисичкина.- Динь-динь... Выпьем за Сталина!.. Выпьем,
  Лисичкин?! Динь-динь!..".
   "Врешь! Не заставишь!- в бессильной ярости стукнул по столу кулаком Лисичкин. Или ему только показалось,что стукнул?- Врешь! За Сталина пить не буду. По его монаршьей милости я родился в пустыне: песок, саксаул, верблюжья колючка и ничего больше... "Лучший друг советских физкультурников" долго бы там не вытянул. Пить буду,но только за "наших"...за яростных, за непохожих, за презревших грошовой уют...".
  Мысленно он протянул руку к графину и потух...
   Ночь была ласковой,теплой и лунной... Серебристо переговаривались между собой тополя. Лисичкин лежал в траве на косогоре, и ноги его покоились выше головы.
  " Да-а,накушался...,- послышался недовольный женский голос,- убила бы гада!...".
  " Пождно уже,- откликнулся другой женский голос.- Надо будет что-то сказать своему".
  " Уж скажи, скажи...",- поддержал третий голос.
  " Давайте-ка, девоньки, поднимем. Ишь, кабан, нажрался... а тя-ажелый... Да берись,берись, Бугрова!".
  " А чего браться? Волоком его, волоком тяни... Гала, смотри - а него ширинка расстегнута!.. Ха-ха-ха...".
  " Так застегни!"
  " А чего я? Твой подчиненный - вот и застегивай".
   Лисичкин лежал на склоне, ноги его покоились выше головы, лежал хорошо и наплевать ему было на чью-то там ширинку. Он вдруг почувствовал,что его поволокли, поволокли за ноги вверх по склону, но воспринял происходящее очень спокойно: " Волокут... пусть волокут, если
  хочется... а мне не хочется,и я буду лежать...".
   Лисичкин не связывал происходящее с действительностью, а его же собственное тело было ему сейчас абсолютно ненужным, даже чуждым, и оправдывало свое существование разве как убогая хижина, временное пристань затуманенной пьяными парами души. Его выволокли наверх, здесь было больше света.
  " Куда я попал?- все так же спокойно размышлял Лисичкин.- Вот, лежу...
  А может, взлететь? Взвейтесь соколы орлами... А это в пуховом...кто?..
  Ба-а...да это же Светка! Точно - Светка!".
   Он вспомнил прежнюю Светку, Светку своей безвозвратно ушедшей юности - худенькую,в выцвевшей сатиновой юбке... Ему вдруг захотелось коснуться ее тела, просто погладить... И рука непроизвольно, сама-собой, полезла под ее платье...
  " Что это?!!! Плата за кабак?!!!"- не своим голосом взревела Светка, и Лисичкин отключился вторично.
   Хохотали долго, почти до слез, до истерики.
  - Ну ты,Галина, выдумаешь,- смог наконец произнести Федор Иванович,- это надо же придумать...
  - Да ничего я не придумывала,- не отступила Галина Семеновна.- Это я забралась за Полярный круг и сижу с вами за одним столом; а Лисичкин,
  Скалкин, Алевтина и Бугрова до сих пор на моем прежнем заводе работают.
  Я,между прочим, когда бываю в Одессе, всегда к ним в гости захаживаю...
  
  
  
   И было уже сказано,что в это утро Оленька Литвинова проснулась
  абсолютно счастливым человеком. Она встала с кровати и подошла к окну:
  воскресное утро дышало теплом и солнцем, вода в Кольском заливе была по-особенному бирюзовой и прозрачной,а сопки зеленели как никогда прежде.
   "К чему бы это?- спросила сама себя Оленька и радостно рассмеялась:- У меня будет ребенок!.. У меня будет ребенок!.. Будет..."
   Она представила,как будет кормить своего малыша грудью,а по прошествии нескольких месяцев и кашей,и овощным супчиком; как будет купать его и укладывать спать... Когда-нибудь он в первый раз скажет "ма-ма" и "па-па", и много других слов... И это будет ее ребенок.
   Чай пили втроем: Оля,Лариса Михайловна и Федор Иванович. Пили на
  кухне,не торопясь,почти по-семейному.
  - Теперь ты,Оленька, не одна,- сказала Лариса Михайловна,сказала и почему-то засмущалась,- ты уж будь осторожней,девочка, о плохом не думай и береги себя.
   Федор Иванович подвез Олю до КПП - дальше посторонних не пускали. От КПП до городка рукой подать. Оля шла по шоссейке между двух озер, мимо комендатуры...а это тот самый валун,на котором еще два с небольшим месяца назад она сидела и плакала... Почему плакала? Сейчас это уже трудно объяснить. Но бывают минуты и дни ,когда с особой остротой прочувствуешь свое одиночество,опустошенность,когда душа жаждет тепла и любви и... не получается.
   Той теплой,солнечной ночью все и произошло: она искала утешения в слезах, а нашла любимого человека - своего единственного мужчину.
   "Каждому в жизни написано свое,- вспомнила Оля бабушкины слова,-
  указано куда идти, и следуй своей тропой".
   "Где ты сейчас, Юрочка? Как я ношу в себе нашего ребенка, так и океан несет тебя сейчас в своем чреве".
   Оля присела на валун. Он встретил ее летним теплом своего каменного сердца.
   "А ведь права твоя бабушка,- будто сказал он,- все идет своим чередом. Уж я-то знаю... Давно здесь лежу...".
   "Знаешь?..- в мыслях удивилась Оля.- Юра о ребенке ничего не знает,а я почему-то берусь решать за двоих. А вдруг он?.. У меня уже ЭТО было... Го-осподи!.. Сохрани,пожалуйста,все как есть. Я ничего не хочу потерять".
   Увертюрой к надвигающейся непогоде бывает и маленькое,невзрачное, безобидное на вид облачко, и неуверенное дыхание северного ветерка, и перекличка зарниц за горизонтом ночного неба... Природа в своих причудах неповторима.
   Непогода в Олино сердце прокралась в виде тени сомнений.
  "Господи! Господи!- вновь и вновь просила Оля.- Сохрани и оставь все как есть. Я уже теряла и ничего больше терять не хочу и не могу".
   И камень уже не согревал, но казался горячим... Оля встала и пошла в городок. И не было на душе прежней искрометной радости,и счастье растеряло свою абсолютную силу.
   "А что дома?..- спрашивала себя Оля.- Чем я буду заниматься?..
  Опять одна... Одна?.. Уже не одна... Сейчас займусь уборкой,потом зайду к Татьяне...".
   Но с уборкой не получилось: пылесос,швабра и тряпка будто сторонились Олиных рук. И сама приборка в квартире была не нужна - лукавила Оля: во всем царили чистота и порядок.
   "И ладно,- думала Оля,- и хорошо... не буду убирать... Не буду".
   К Татьяне она тоже не пошла, а вышла на берег моря - туда,куда позвало сердце. Отсюда, с первобытных скалистых высот, узкая,
  вытянувшаяся вправо и влево,бухта напомнила ей родную Волгу с неповторимыми красотами Жигулей. Но Волга была своей: тихой и ласковой рекой,с ней можно было поговорить,открыться и попросить совета.
   Люди на ее берегах рождались,жили,любили,страдали...и в общем-то были счастливы. А если, как и Оля,уезжали на Север, в Сибирь, на Камчатку, то рано или поздно обычно возвращались к родным берегам.
   А здесь было иное... И море,и океан,которому оно принадлежало, были отстраненно холодными,коварными,расчетливыми и безжалостными.
  -Уеду,- вслух сказала Оля,- уеду домой... к маме и бабушке.
   Что-то растроилось в струнах ее души, и необходимо было время,чтобы все осознать и собрать воедино.
   Через три недели Оля сдала дела и уехала.
  
   Последнее воскресенье июля,традиционно,праздник всех военных моряков,сюрпризов в устоявшееся течение походной жизни не принесло.
   Где-то "там",над толщей воды,в океане полярного солнца белыми барашками купались редкие облака,ветра почти не было и видимость...
  если кто-то и скажет "миллион на миллион" - то в сравнении своем все равно поскупится.
   Где-то "там": в Севастополе и Одессе,в Ленинграде и Североморске,
  праздничным салютом зацветет вечернее небо и сдвинутся бокалы за всех нас: "за тех,кто в море,на вахте,на гауптвахте и ... в роддоме".
   Но наших героев вся эта праздничная суета коснулась лишь мимолетно... В шестнадцать часов корабль подвсплыл на сеанс связи,в семнадцать энергией замполита и некоторых членов экипажа родился небольшой самодеятельный концерт,а дальше все покатилось по накатанной колее,по распорядку дня: малая приборка и ужин... Справедливости ради стоит отметить,что на ужин волевым решением командира вместо положенных по нормам довольствия пятидесяти граммов сухого вина выдали все сто,но опять же - не бескорыстно,а в счет завтрашнего дня.
   Ну,да ладно... Выпили,покушали и потянулись в курилку. На дизельных субмаринах в подводном положении вообще не курят,на атомных кораблях последних поколений это "удовольствие" по протяженности во времени и философской направленности сродни лишь японской чайной церемонии. Сама курилка расположена в трюме жилого отсека. Это небольшое изолированное помещение,где одновременно может находиться четыре-пять человек и постоянно работает автономная система очистки воздуха от вредных примесей.
   Итак,занимаешь очередь и ждешь... Очередь у курильщиков общая:
  ранги,звания и должности здесь ничего не значат. Ждешь,значит,ждешь...
  думая о будущем,осмысливая прожитое... Потом заходишь в курилку и выкуриваешь свою сигарету с таким лютым наслаждением,будто делаешь
  это последний раз в жизни.
   Во второй половине плавания,когда никотиновые припасы у одних закончились напрочь,а у другой части курящего населения подходят к концу,и начинается самое интересное: потребительская стоимость обычной сигаретки "Прима" или папироски "Беломор...",штучная цена которых в обычных условиях - копейка,вдруг достигает заоблачных высот. Открываются стихийные биржи: за курево предлагаются и вобла,и шоколад... Но нет здесь особой корысти и ,уж поверте,никто на чужом горе не наживается. Ну,посмеются,разыграют,немножко укорят и,если не
  угостят сигареткой,то на пару затяжек оставят уж точно.
   Юрий не курил,но курильщикам сочувствовал и в чем-то даже понимал: как-никак жизненный опыт в полторы пачки сигарет у него
  имелся.
   Первый раз сигаретой он затянулся в пятилетнем возрасте в компании таких же сопливых и жадных до удовольствий корешков.
  Попробовали... Ничего особенного:горько,противно и кружится голова.
  Эскимо на палочке лучше!..
   Второй раз Юрий курил в девятилетнем возрасте,и за это ему хорошо перепало от отца.
   Все остальное выкурил курсантом и офицером в часы досуга за дружеским столом. И однажды за тем же столом кто-то малознакомый,но более умудренный и старший,глядя Юрию в глаза,спросил:
  - А ты,я вижу,курить не умеешь и не куришь?
  - Не курю,- сознался Юрий.
  - Никогда не кури за копанию,Юра. За компанию - последнее дело
   С тех пор и по сей день Юрий не выкурил ни одной сигареты.
   Покинув кают-компанию,Юрий некоторое время пребывал в раздумиях... Вариантов скрашивания досуга было множество: налево пойдешь - что-то будет, пойдешь направо - то же самое и,наконец...
  к доктору. "К доктору",- принял решение Юрий.
   Ученый эскулап,майор медицинской службы Виталий Малярчук,
  склонившись над рабочим столом, что-то внимательно рассматривал через сильную лупу. Рядом лежал раскрытый журнал.
  - Что это ты?..- не понял Юрий.
  - Гадание на тараканах,- на секунду прервав свое занятие,весело пояснил Виталий.
  - Совсем что ли поехал?- приятно удивился Юрий.- Так ведь рано еще. Вот продлят нам службу суток на десять - тогда в самый раз и на тараканах,и на кофейной гуще...
  - Ты,мужик,не въехал...Вот,почитай,что здесь написано,- Виталий смачно хлопнул ладонью по журналу.- Вот... поймайте на кухне таракана и внимательно его осмотрите. Если таракан бодрый и здоровый,значит,у вас дома все в порядке. Если таракан квелый - займитесь своей женой,она вас плохо кормит.
  - Претензии не к жене,а к мичману Михельсону.
  - Согласен,- покладисто улыбнулся Виталий.- Дальше... Если таракан строго черного цвета,то вас ожидает повышение по службе. А этот,смотри,
  черный...
  - Не иначе,в следующем году защитишь докторскую диссертацию и получишь кафедру в академии.
  - У меня печатных трудов маловато,- скромно признался доктор,- да и те о вреде грязных рук и немытых фруктов... Идем дальше: если таракан зеленый - это к большим деньгам в валюте.- Виталий отложил журнал и снова взялся за лупу.
  - И чем бы ты,бедняга,тешился,если бы корабле не нашлось таракана?
  - А на этот счет здесь тоже поясненьице имеется: если в вашем доме не нашлось таракана,- Виталий риторически воздел палец в небо,- значит,мужик,вы редкий зануда,и ему с вами неинтересно.
  - Ну,довольно,весельчак,освобождай узника; пора вбрасывать кости.
  - Да-да-да... забыл... А вообще,хорошая это болезнь - склероз: ничего не болит и всегда есть новости.
   Так,разговария о том и о сем,подшучивая друг над другом,они сыграли в нарды не одну партию,между делом выпили чайку...
  - Наверное,хватит...,- Юрий отложил кости в сторону.
  - Устал?- посочувствовал Юрию Виталий.
  - Не могу долго играть в одни игры. Хорошего,как говорится,нужно иметь понемножку. Поставил бы ты,Виталик,Звездинского... Душа просит.Послушаю и пойду.
  - Добро...
   Четвертые сутки пылают станицы,
   Горит под ногами донская земля.
   Не падайте духом,поручик Голицын,
   ................................
  Песня лилась и лилась,заполняя собою и пространство и сознание.Юрий друг почувствовал,как горло сжимают спазмы,и захотелось разрыдаться...
  Ну почему?.. Почему так?.. Откуда эта ностальгия,и что роднит его с героями песни? Почему же так хочется встать с ними поручь и хотя бы на час,на минуту,почувствовать себя таким же гордым и непримиримым,дерзким до безрассудства; почему же хочется,не оглядываясь,сделать и высказать ВСЕ,чем больна душа; и уж если потом придется ответить за свои слова и поступки,то ответить полной мерой,без всякого к себе снисхождения.
   Они не были мудрыми,эти ребята из песни(мудрые покинули Россию заблаговременно),они были русскими людьми,вставшими кулачной стеной против другой стены.
   Шел третий год "перестройки"... Рождались новые герои,из глубины времен вставали старые. Иных,теперешних,уже сейчас предавали забвению...
  - А знаешь,друг,- Юрий положил руку Виталию на плечо,- еще каких-нибудь
  два или три года назад за эти песни и тебе,и мне сделали бы больно. И не просто больно,а очень больно. Тебе за то,что и хранишь,и слушаешь эти записи; а мне за то,что вовремя не кричал:" По какому это случаю тут? Почему тут? Это ты зачем палец?..".- Юрий помолчал.- Док,у тебя анестезия есть? Может быть по пятьдесят?..
  - Можно и по сто,- авторитетным басом разрешил Виталий,- в некоторых случаях помогает. Как врач,ничего не имею против.- Он полез в шкафчик,вынул поллитровую емкость с бесцветной жидкостью и два мерных пластиковых стаканчика:- Чистый,девяносто шесть градусов... Ну,давай чокнемся...но молча - каждый за свое.
   Выпили.
  - Гадость-то какая,- поморщился доктор,- недаром от него микробы дохнут. Пьешь его,и такое впечатление складывается,что он,подлец,мимо рта пролиться норовит.Не могу привыкнуть... Еще по чуть-чуть?..
  - Нет...,- Юрий встал,- пойду-ка я спать. Нарушу режим - усну пораньше.
  Завтра еще и семинар по марксистско-ленинской подготовке...
  - Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей,а также в области балета мы впереди планеты всей,- с пафосом продекламировал доктор.- Иди,болезный...отсыпайся,к семинару готовься...
  
   Не спалось... Сказывалась многодневная привычка засыпать утром, после завтрака. Юрий встал,включил освещение,открыл бутылку "нарзана".
  Газированный напиток приятно ударил в затылок.
   "Что,друг,совсем прокис? И хмель уже не берет?..,- мысли его вернулись к Ольге.- Оля...Оленька...,- хотелось не просто побыть рядом,
  подержать ее за руку,коснуться губами ее шеи... Этого было мало.- Моя...,- будто заклинание мысленно произнес Юрий,- моя и только моя.Я нашел ее...".
   Хотелось подержать на руках сына...или дочурку... Нет,все же сына. И пусть неправа будет Олина бабушка,сказав однажды:"Мужчины ненадолго приходили в нашу семью,чтобы рождались женщины".
   "А можно и дочурку,- опять отозвалось в мыслях.- Еще лучше!"-
  в груди потеплело.
  
  
   - Тема сегодняшнего семинара,- заместитель командира корабля по политической части капитан второго ранга Юрий Иванович Кудинов поднял глаза от конспекта и,не уловив священного трепета в лицах по большей части бородатого офицерства,после небольшой паузы продолжил:- " Владимир Ильич Ленин,КПСС о строительстве свободного общества...". Семинар продлится три часа,- Юрий Иванович поправил очки.- За это время,товарищи,мы должны охватить своим вниманием и раскрыть следующие вопросы...
   Семинар,используя специфику своего положения на корабле и предварительно отпросившись, Юрий мог бы и пропустить; но при этом не было гарантий того,что по окончании боевой службы Юрий Иванович,если не в политдонесении ,то в приватном разговоре,не проинформирует
  своих старших товарищей о том,что представитель службы военной контрразведки иногда позволял себе не присутствовать... И ненавязчивая эта информация,пройдя по рукам,в кабинете Члена Военного Совета флотилии обретет уже совсем иную окраску:" Представитель службы военной контрразведки своим отношением к марксистско-ленинской подготовке разлагал экипаж и,если не прямо,то косвенно,посылал Владимира Ильича и
  КПСС во главе с нестареющим ленинским Политбюро не очень далеко...
  можно сказать,даже близко. Такие вот пироги...".
   Семинар длился третий час,и слушатели откровенно заскучали. В морской бой никто не играл,но... кто-то уже позевывал,а кто-то и ковырялся в носу...
   Свобода... Свобода?.. Да,свобода... И что из этого слова следует?
   О том,что свобода - это осознанная необходимость,каждый из присутствующих знал еще со школы. А знали ли присутствующие о том,что свобода - не блеяние овечкой о правах и освобождение от обязанностей;что свобода - это неволя долга,чести,доброты?..
  - Может быть вы хотите что-нибудь добавить,Юрий Петрович?- с выжидательной демократичностью поинтересовался у Юрия замполит.
  - Да,пожалуй...,- Юрий поднялся с места,- хочу сказать своими словами о том,что мне ближе и понятнее и,если немного отойду от темы,заранее прошу меня извинить. Как мне кажется, люди у нас избалованы страшно...В последнее время все чаще можно услышать разговоры о нехватке прав и свобод... Но все это издержки душевной инфантильности. Ну где,скажите мне,где еще столько свободы, сколько ее у нас? Где и в какой стране можно днями и неделями прогуливать работу,ходить в рабочее время за пивом,часами перекуривать,плевать и мочиться где кому заблагорассудится,переходить улицу в неположенном месте,гробить в пьяном виде технику?.. А слышал ли кто-нибудь из присутствующих здесь о том, что за границу сбежал шахтер,сантехник,колхозник,чтобы там (за границей) работать опять же шахтером,сантехником или сельхозработником?Думаю,что не слышали. Не буду идеализировать действительности...Из-за рубежа иногда не возвращаются. Бывает и такое. Но таких людей единицы,и мотивы их поведения по большей части не политические,а меркантильные. Выезжают за границу на постоянное место жительства и на законных основаниях - это вопросы воссоединения семей.
   Ну а теперь еще раз о тех,кому все таки не хватило свободы...Вы видите у меня в руках журнал "Юность", в нем напечатано несколько рассказов Саши Черного. В недалеком прошлом он был нашим соотечественником и считал себя гением... Волею судьбы,сейчас проживает в США,профессор,преподает русский язык и литературу в одном из университетов. Получил свободу,но не стал Толстым,Достоевским...не стал Набоковым. Не написал "Темные аллеи",как это сделал Бунин.Почитайте...
  На мой взгляд - серость беспросветная. И вот живет Саша Черный в США и обучает американских студентов русскому языку и литературе; литературе великого народа; народа,которого он так и не сумел понять.
   А мне почему-то думается,что вся правда нашего народа собрана в одном простеньком стихотворении Константина Симонова - "Ты помнишь, Алеша,дороги Смоленщины...". Послушайте...
  .....................................................................................................................................................................................................................
   Некоторое время в кают-компании стояла тишина. Никто уже не зевал и не ковырял в носу.
  - Лично для меня,- Юрий оглядел собравшихся,- лично для меня свобода - это не атрибут демократии. Моя свобода состоит в том,что я живу и хочу жить дальше среди людей близких мне по духу и состоянию души...Я люблю этих людей уже потому,что,не думая о приличиях,как само собой разумеющееся,они могут занять у соседей щепотку соли или стакан муки,попросить закурить у незнакомого человека; потому что они поймут и примут меня,если среди ночи я заявлюсь к ним в трусах и с бутылкой водки...
  
  
   Дороги бывают разные: длинные и короткие,через лес и через поле,с одуванчиками и клевером по обочинам,с деловитым гулом шмелей , с горьковато-знойным запахом трав и сосновой смолы... Но лучшая из дорог - дорога к дому,верстовые столбы которой отсчитывают колеса. И ведь скажите: из года в год знакома,но мысли,попутчики,дорожные разговоры, проблемы попутчиков,даже чай - все не то,все будто в первый раз.
   Оля стояла в коридоре купейного вагона, у открытого окна,под теплым летним ветром и улыбалась своим мыслям. Улыбка эта таилась больше даже внутри. Она предвкушала,как завтра ранним утром сойдет на перрон в родном Городе,сядет на такси и... домой: к маме,к бабушке,в свою комнату,где до сих пор ожидают ее любимые с детства игрушки. Игрушки,как и дети,всегда ждут и верят,что хозяйка вернется...и вернется обязательно.
   И отойдут на задний план сомнения и растерянность. Ну а потом...
  это и будет уже потом - время и Оля сами во всем разберутся.
   Попутчики подобрались хорошие: пара старичков с Кубани: Елизавета Семеновна и Кондрат Сидорович, и офицер-десантник. Старички гостили у сына в Ленинграде,а на обратном пути планировали на пару денёчков заглянуть к дочери
   Дверь в купе была открыта,и Оля хорошо слышала голос Кондрата Сидоровича:
  -Так ты,Володя,выходит из тех,что всегда на парашютах...с самолетов, значит?
  -Да не всегда,Сидорович. Я в десантно-штурмовых частях - мы больше по земле бегаем.
  -Это как?
  -Это когда хорошо узнаешь противника,все взвесишь,подготовишься; а потом ноги в руки и через несколько секунд,или минут,в чужих порядках шороху наводишь...
  -Это что ж...как штрафники что ли?- не унимался Кондрат Сидорович.-
  Я сам в Отечественную в штрафниках три месяца... Бросят нас,значит,на колючую проволоку,на пулеметы... до крови,до искупления... если живым останешься.
  -А вы как?
  -Как,как? Живой,как видишь. Но не дай Бог...
  -Еще по рюмочке?..за здоровье,- предложил Владимир.
  -Главное - не последнюю,- согласился Кондрат Сидорович.- А ты,Лизавета?
  Нет,хлопцы,с меня хватит. Пейте на здоровьичко и пирог ешьте. Сама в дорогу пекла.
  -А вы,Оленька,не составите нам компанию?- предложил Владимир.
  -Спасибо,Володя. Я не буду...
  -Ну,как знаете. Давайте,Сидорович.
  -Бодрит,- залихватски опрокинув в себя рюмку,одобрил Кондрат Сидорович. -Я бы тебя,Володя,своей угостил... Горилка что надо - из винограда. Добрая вещь...Но она как кольцо колбасы на шее у собаки: вроде, была - и уже нет. Такие дела...
  -А вы,Володя, женаты?- поинтересовалаь Елизавета Семеновна.
  -Нет, не женат. Как-то не встретил и искать некогда было.
  -Ну что ж так?- немножко даже обиделся за Владимира Кондрат Сидорович.- Такой видный мужчина,майор...
  -Да вот так...,- развел руками Владимир.
  -Володя,а у меня внучка есть,- заговорщицки наклонилась к Владимиру Елизавета Семеновна,- фельшером работает... красивая девочка;и печет,все печет - как я пеку. Может,познакомить?
  -Пироги у вас,Елизавета Семеновна,действительно,очень вкусные,- похвалил Владимир и белозубо улыбнулся.- А с внучкой вашей познакомлюсь как-нибудь в следующий раз.
  -Ну,как знаете...
   Солнце садилось за дальний лесок - день заканчивался. Между тем поспел чаек,и по вагону туда и обратно заспешил проводник. Оля присоединилась к попутчикам. За чаем опять беседовали. Елизавета Семеновна угощала всех овсяным печеньем,опять же,собственного приготовления.
  -Да вы еште,еште,- уговаривала она Олю и Володю,- дед мой до него большой охотник. Пеку и людей угощаю.
   Печенье оказалось вкусным,хрустким,рассыпчатым. Оля,да и Володя воздали кулинарным способностям Елизаветы Семеновны по заслугам.
  -А ты в отпуск или как?- поинтересовался у Владимира Кондрат Сидорович.
  -В отпуск,Сидорович,в отпуск.
  -А где служишь?
  -А где сейчас самое горячее место?
  -Известно где...Афганистан...
  -Точно так,Сидорович.
  -И как оно?..
  -Что вам сказать?.. Хреново... и даже того хуже. Кому верить?.. Не знаю...Осенью семьдесят девятого,когда войска вводили,я был курсантом четвертого курса. Мы тогда все,все как один,вся рота,рапорта написали... помочь афганцам хотели. Пламенные революционеры,мать его...
  а нам сказали: погодите, придет и ваше время. Пришло мое время: вторую экспедицию дослуживаю.К хорошему нас в жизни готовили,Сидорович,а получилось,ох, как нехорошо.
  -Если бы те,от кого все это зависело,кто решение принимал,знали,что придется посылать в мясорубку собственных сыновей,я думаю,решение было бы иным.А вы что думаете?- Оля выжидательно посмотрела на Владимира.
  -Не знаю,Оля... ничего не могу сказать. Глупо все...
  -Политика все,- ершисто заметил Кондрат Сидорович,-будь она неладна.С ней как с плохой женщиной... Вот бухгалтер наш колхозный,Петр Иванович,
  тот только о политике постоянно и трындит. И газеты каждый день читает:
  "Правду", "Известия"... И разговоров об этой самой политике и утром,и днем, и среди ночи... А у самого-то руки,прости Господи,будто из задницы растут,лампочку вкрутить не умеет.Ей-ей,не обманываю,правду говорю. И такое впечатление складывается,что он и есть - эта самая политика. А если умрет,то и не будет политики,и люди навсегда счастье потеряют. Тогда уж точно слезы по щекам размажут и все,как есть, пахать и сеять начнут.А что,скажите,еще делать?..
   И по всему было видно,что вопрос о политике давно назрел,выверен в спорах с односельчанами и сейчас,коль есть на то благодатная почва, излился наружу весь как есть,полностью,без остатка.
   После чая перекинулись в картишки - в подкидного дурачка... На том день и закончился.
  
  
  
  
  
   За пять суток до окончания плавания,после последней,как все думали,бани,службу продлили еще на восемь суток.
  - Где восемьдесят - там и еще восемь,- получив сообщение,философски заметил командир.- Посбривали вы,ребята,бороды; оказалось,что рано.
   Устал корабль,устали люди. Уж как велико было желание всплыть, наконец, в надводное положение,провентилировать отсеки в атмосферу, выкурить сигарету в ограждении рубки,ощутить под ногами обычную качку - танго в паре с океаном. Но... придется с этими прелестями немножко потерпеть.
  
   Желания не было,но была необходимость; и Юрий приступил к составлению справки о контрразведывательном обеспечении боевой службы.
   Ближе к полуночи он получал у секретчика свой рабочий чемоданчик,
  садился за стол и писал... Справка - документ творческий,и,если ты работал,всегда есть о чем написать. Ну, не поймал шпиона (в суматохе забыли погрузить его на корабль или погрузили на другой борт)...бывает.
  Качество твоей работы от этого нисколько не пострадает: не поймал сегодня - поймаешь завтра. Не поймал ты - поймают другие.
   Юрий еще раз перечитал агентурные сообщения,пометки в рабочей тетради; прибавил к этому то,что до сей поры держал в мыслях; и, помолясь...
   В общем-то работа спорилась.Два-три дня и,если ничего не случится,все ляжет на бумагу развернутой справкой.
   Перелистывая рабочую тетрадь,Юрий набрел на запись: "Шатров. Читает Библию...".
   Хороший он парень,этот Шатров: старшина первой статьи, служит третий год,закончил два курса университета. Изучал биохимию,учебу оставил сам...После службы собирается восстанавливаться в университете.
  Вот они - извечные и характерные для русской души поиски смысла жизни.
   Информацию в отношении Шатрова Игорь проверил. Читать Библию никому не возбраняется...
  - Веришь в Бога?- поинтересовался у Шатрова Юрий.
  - Да как вам сказать...,- вопрос Шатрова не смутил,- никогда об этом раньше не задумывался,в церковь не ходил...
  - А сейчас пойдешь?
  - Не знаю... В Бога верю,но верю по-своему. Бог - это наша Совесть. А Библию можно и нужно читать всем. Вот,послушайте от Матфея,глава двадцать пятая:
   "Тогда скажет Царь тем,которые по правую сторону Его: "приидите,
  благословенные Отца Моего,наследуйте Царство,уготованное вам от создания мира: Ибо алкал Я,и вы дали Мне есть; жаждал,и вы напоили Меня; был странником,и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня;в темнице был,и вы пришли ко Мне".
   Тогда праведники скажут Ему в ответ: "Господи! когда мы видели Тебя алчущим,и накормили? или жаждущим,и напоили? Когда мы видели Тебя странником,и приняли? или нагим,и одели? Когда мы видели Тебя больным, или в темнице,и пришли к Тебе?"
   И Царь скажет им в ответ: "Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших,то сделали Мне".
   Ведь как правильно сказано...
  - Действительно...
  - А почитайте Книгу Екклесиаста,товарищ капитан--лейтенант. Я бы сказал - это чисто философское произведение о природе вещей и человеческого бытия. Вот,послушайте:
  "И обратился я,и видел под солнцем,что не проворным достается успешный бег,не храбрым - победа,не мудрым - хлеб,и не у разумных - богатство,и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их". Я вас не отвлекаю?..
  - А я и не спешу. Времени достаточно. Куда с нее денешься - с подводной лодки? Ты рассказывай,Игорь. Признаюсь честно - Библии не читал.
  - Да?.. А вы знаете,на мой взгляд,и всемирного потопа не было...
  - Вот как?.. А что же было?
  - Здесь совсем другое... И опять же...я так думаю,в книге первой,"Бытие", Ветхого Завета под видом хронологии "всемирного потопа" описывается эволюция развития человеческого плода в материнской утробе и последующее его рождение...
   "Истосковался парень по слушателям,- думал Юрий,- пусть говорит.
  А говорит он интересные вещи".
  - ...И давно сложились у тебя эти кубики?
  - Здесь,в море. В море вообще хорошо думается. Я бы вам и другое сказал...
  - Ну-ну,послушаю.
  - В жизни,вообще,нельзя быть максималистом. Нельзя всё мерять своей меркой. Например,Иуда Искариот,тот,что предал Иисуса,во всех источниках - типаж отрицательный. Но заметьте: за содеянное никто из современников
  его не попрекнул,не осудил,не проклял: ни Иисус,ни Апостолы,ни Евангелисты.
  - Интересно...
  - И я говорю - интересно. Это говорит о том.что к своей миссии он был приговорен изначально,от века,еще до рождения; и прошел всё,что было написано ему Писанием. Он неподсуден людскому суду,и вот тому подтверждение: в послании Святого Апостола Иакова сказано:
   "Не злословте друг друга,братия: кто злословит брата или судит брата своего, тот злословит закон и судит закон;а если ты судишь закон,
  то ты не исполнитель закона,но судья.
   Един Законодатель и Судья,могущий спасти и погубить: а ты кто, который судишь другого?"
   У Апостола Павла в Первом Послании к Коринфянам сказано так:
  "Для меня очень мало значит,как судите обо мне вы,или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе.
   Ибо,хотя я ничего не знаю за собою,но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь.Посему не судите никак прежде времени,пока не приидет Господь,Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения,и тогда каждому будет похвала от Бога".
   Все настолько неоднозначно,-Игорь на секунду задумался,- настолько всё переплелось... Павел (он же Савл) был ярым гонителем христианства,а в итоге стал Апостолом Иисуса; Иуда был Апостолом и предал Иисуса на заклание...
   "Прав он,- думал Юрий,- прав... еще как прав. А мы, взрослые дяди,почему-то красим и красим мир в черно-белые тона,беремся судить,
  суетимся... Вот и получается не детская,веселая радуга,а серая, беспросветная слякоть. Особенно в нашей специфической работе: "...а пуговки-то нету у левого кармана,и сшиты не по-нашему широкие штаны".
  Хорошо еще,что я оптимист по жизни,а то ведь недолго и насмерть огорчиться".
  
   Все в конце-концов проходит,чтобы однажды начаться вновь. Так и закончилась для наших героев очередная командировка в океанские глубины...
   Аккустики прослушали горизонт,и корабль всплыл в надводное положение чуть в стороне от морских торговых путей,в семнадцати милях от Кольского залива, в пять часов утра.
   Земля их встретила грибным сентябрьским дождем,запахами брусничного и березового листа;другими ароматами,которые приносит с собой хозяйка-осень.
   В ночь перед всплытием Юрий не спал,не сомкнул глаз даже на минутку. Скажите,ну какой здесь сон?..зачем сон?.. И пусть впереди его ожидает длинный-предлинный день...встреча с товарищами,отчет о результатах контрразведывательного обеспечения боевой службы, формальности,связанные со сдачей секретных документов и шифров в секретную часть,встреча с Оленькой... В первую очередь он позвонит именно ей,просто позвонит и скажет: " Здравствуй.Это я...".Бог ты мой,
  как он за ней соскучился.
   Юрий связывал и раскладывал аккуратными стопками книги - библиотечный фонд, упаковывал личные вещи. Сколько их,тех вещей,а как приятно; и,наконец-то, сбрил усы и бороду.
  - Ну что, бородач,- примериваясь к бороде ножницами,подмигнул бородатому мужику по ту сторону зеркала Юрий,- бороду жалко? Не жалей. Сбреем твой веник,и помолодеешь собой годков эдак на пятнадцать.
   Так он сказал,запели ножницы, и борода пала...
  
   Ошвартовались в бухте Ягельной,к двенадцатому причалу,левым бортом.
   На дороге,у контрольно-дозиметрического пункта,поблескивали черным лаком три служебные "Волги"; чуть поодаль,осознавая свое плебейское происхождение,сгрудились вездеходные "газики".
   При подходе к причалу,буквально за сто метров,ни с того,ни с сего,сработала аварийная защита реактора правого борта. Никто из присутствовавших адмиралов и офицеров случившегося конфуза даже не заметил; а корабль,ведомый точным расчетом командира,левой турбиной и деликатно поддерживаемый портовыми буксирами, мягко ошвартовался у причала.
   Впрочем,правый реактор быстро подхватили,и минут через восемь-десять установка уже работала в штатном режиме.
   А на пирсе в это время играл оркестр... Подали трап,и командир сошел с рапортом на берег.
  - Товарищ вице-адмирал!- поплыло над пирсом и водой... Теплый дождь убаюкивал природу,но чеканный голос командира слышали все; даже чайки,неторопливо скользящие по темной воде,и те удивленно вскинули головы.- Экипаж ракетного подводного крейсера стратегического назначения К-51 поставленную задачу выполнил. За период несения боевой службы происшествий на борту не случилось. Экипаж готов к выполнению очередной задачи. Командир корабля, капитан первого ранга Марков.
  - Благодарю за службу! Молодцы! Вольно!- приняв рапорт командира, поблагодарил экипаж командующий флотилией,и,отбросив нарочитую строевую грубоватость тона,уже совсем мягко,с улыбкой,пожимая командиру руку, переспросил: - Так что,Владимир Вениаминович,я так понял,опять в море рветесь? Готовы выйти уже завтра?
  - Нам бы с недельку дух перевести, товарищ вице-адмирал. Отдайте победителям на разграбление Мурманск и соседние городки: чтобы по земле пройти,детей увидеть,чтобы женщины нас не забывали...,- командир сделал небольшую паузу,- чтобы пополнить запасы продовольствия.
  - Победителям,говорите?- командующий добродушно рассмеялся.- В отпуск,в отпуск,командир... Готовте документацию,отчет,сдавайте корабль и - в отпуск. Игорь Сергеевич,- обернулся командующий к командиру дивизии,- кто у Маркова корабль принимает?
  - Экипаж Хахалина,товарищ вице-адмирал.
  - Срок?
  - Две недели.
  - Не растягивайте удовольствие,Игорь Сергеевич. Люди устали... Ну что ж... Не буду вас задерживать,у меня тоже дела. До свидания,товарищи подводники.
   И пока продолжался этот непродолжительный диалог,Юрий тактично и неброско,как и подобает представителю военной контрразведки,стоял на носовой надстройке,у трапа,ожидая возможности сойти на берег.
   Его шеф,капитан первого ранга Вячеслав Михайлович Платонов, находился здесь же,на пирсе,среди встречающих корабль офицеров.Глаза их встретились:
  - Как?- взглядом спросил Платонов.
  - Нормально,- взглядом же ответил Юрий и улыбнулся.
  - Чего стоишь? Давай на берег,- кивком головы позвал Вячеслав Михайлович.- Командующий уезжает.
   Юрий кивнул в ответ и ступил на трап.
  - Ну,здравствуй,моряк,- протянул для рукопожатия руку Платонов.
  - Здравствуйте,Вячеслав Михайлович.
  - Что там,говоришь,со службой?..
  - В целом - нормально. Никаких происшествий. Шпиона тоже собой не привез.
  - Ладно... подробнее в отделе. Вещи забирай сразу,я подожду в машине. Заедем на пару минут к Юрченко,потом домой.
  
   В Особом отделе флотилии надолго не задержались.
  - Зайдем к Юрию Михайловичу,поздороваемся,- сказал Платонов,- если спросит о службе - доложишь.Да подробно не расписывай,у него своих дел хватает.
   По дороге в Оленью Губу Вячеслав Михайлович разговорился:
  - ...Позавчера в Северодвинск с ракетных стрельб вернулся Осташко. Стреляли двумя ракетами. Ракеты вышли и на высоте около тысячи метров взорвались. Грузились не у нас,а в Северодвинске. И причина-то банальна до безобразия... По возвращении в базу вскрыли ракетные шахты и обнаружили,что кабели управления ракетным оружием не перерезаны. А в результате,при старте ракет они повредили обшивку приборных отсеков,что привело к их разгерметизации. Сработала система самоликидации,вот ракеты на высоте и рванули... А ножи,которые эти самые кабели управления перерезают,по своему устройству,ну,чуть сложнее обычных консервных и почему-то развернуты наоборот.
   Вот и думай: то ли умысел во всей этой истории,то ли обычная пролетарская безалаберность. А денежки народные в самом прямом смысле по ветру пущены.
   В отделе в эти предобеденные часы было привычно немноголюдно. Время страды - разъехался и разошелся "народец" по кораблям и частям.
   Оставив личные вещи на вахте,Юрий прошел в кабинет Платонова.
  - Ну что,Юрий Петрович,давай привыкай к новому распорядку дня. Спать, наверное, хочешь?
  - Терпимо,Вячеслав Михайлович.
  - Это хорошо...Выкладывай на стол все,что привез и погуляй часок.А я посмотрю...
   В секретной части старший мичман Саша Малый что-то увлеченно отстукивал на пишущей машинке.
  - Принимайте шифродокументы,Александр Васильевич,- Юрий поставил на стойку металлический чемоданчик.
  - А остальное?- проявил максимальную бдительность начальник секретариата.
  - Остальное у шефа.Занесу позже.
  - Поправились вы,Юрий Петрович. Хохотальник еле-еле в двери проходит.
  - Ты,я смотрю,тоже не похудел. И брючки новые пора заказывать.А за меня,Саша, не переживай - через две недели буду в норме. Слово мужика.
   Юрий прошел в свой кабинет.Старший оперуполномоченный Виктор Тушин занимался разработкой плана работы на очередной месяц. Время от времени он поднимал взгляд на потолок,возможно,вычитывал там очередной пункт плана,после чего аккуратно переносил чужие мысли на бумагу.
  - Все сидим?- пожимая Тушину руку,полюбопытствовал Юрий.
  - Планида у нас,Юрок,такая,- улыбнулся Виктор,- дополняем мы друг друга: один все ходит и ходит окольными дворами и морями...(и чего, скажите,ходит?),а другой сидит и пасет береговую базу.
  - По мне,Витя,уж лучше ходить. Ты бы вышел на пару минут...
  - Позвонить хочешь?- нахмурился Тушин.
  - Хочу.
  - Не звони. Она уехала.
  - Кто уехал?- не понял Юрий.
  - Ольга уехала. Уволилась с работы и уехала,- жестко,как выносят приговор, повторил Тушин.
  - Куда?- тупо переспросил Юрий.
  - Извини - не знаю. Вот,держи,- Тушин протянул запечатанный конверт.
   На конверте в графе "получатель" красивым округлым почерком было выведено лишь два слова: "Сумарокову Юрию". Обратный адрес отсутствовал.
   В первое мгновение Юрию захотелось просто завыть...дико,протяжно, совершенно по волчьи; завыть на всю тундру... и бежать,бежать,куда глаза глядят,пока хватит сил. Но завыть,при всем желании,не получилось:
  горло железной хваткой перехватили спазмы; к глазам подступили слезы...
  Юрий отвернулся,с минуту постоял и вышел в коридор. Дальний кабинет (на счастье ли?) оказался свободным. Юрий подошел к окну.
   "Сумарокову Юрию",- подтвердил конверт.
   "Юрочка,родной,милый,любимый,- начиналось письмо.- Я уезжаю... Я спрашиваю себя еще и еще раз - а правильно ли поступаю? Спрашиваю и не могу ответить на этот вопрос однозначно.
   Уже сорок восемь суток ты где-то "там"...А мне,после того,как ты появился в моей жизни,и радостно,и трудно. Все кажется,что минует время,и вернешься ты совершенно другим человеком. В первую нашу встречу ты назвал меня принцессой. Ты не смеялся,нет. Но я-то о себе знаю,что в
  жизни я - не принцесса,не королева бала, и ломать копий из-за меня не стоит. Я уже говорила и повторюсь опять: я - обычная женщина. А за эти восемьдесят - девяносто суток плавания рассеется чудесный мираж нашей встречи,пропадет ее волшебство, и многое в твоих чувствах ко мне изменится... Останется просто жизнь. Я потеряю тебя и я очень этого боюсь.
   Позавчера мне приснился сон: будто провожаю я тебя в море. Корабль отходит от причала,- такой огромный,черный и даже зловещий,- он отходит,а впереди...белая мгла. Не туман,а мгла и почему-то белая. И такое у меня на душе чувство: войдешь в нее, как в бездну канешь. И тихо было,совсем тихо,будто звуков и вовсе не существует. Страшно мне стало, и я проснулась.
   Да что это я со своими страхами и глупостями, ведь совсем не об этом хотела сказать...
   Вы вернетесь, а на улице сентябрь... И будет светить солнце,и петь птицы, и волшебница-осень раскрасит берега желтыми,оранжевыми и красными акварелями. Ты мне об этом рассказывал... Я будто вижу эту красоту твоими глазами и дышу вместе с тобой одним воздухом.
   Вы вернетесь,но меня здесь ты уже не застанешь. Я уезжаю... Я заберу тебя с собой; заберу и буду любить таким,каким встретила той солнечной летней ночью на дороге...
   Прости и прощай. Оля".
  
   Юрий стоял у окна... Стоял долго. Стоял и смотрел на сопки, на озеро, на обелиск у дороги - последний приют погибшего в мирное время экипажа подводной лодки. Его одиночество нарушил заглянувший в кабинет Платонов:
  - Юра,зайди.
  - Иду,Вячеслав Михайлович,- и,выходя из кабинета,произнес едва слышно, для себя:- Ничего,Оленька,если суждено - жизнь поправит.
  - Присаживайся,- указал на стул Платонов.- Уже знаешь?..
  - Знаю.
  - Что ж... Успокаивать не буду - загружу работой. В курсе,чем твои однополчане в ближайшие две-три недели заниматься будут?.. Сдают корабль,и в отпуск. Ты тоже пойдешь в отпуск,но сначала скатаешься в Северодвинск, примешь там "двести сорок седьмую" и вместе с ней вернешься в базу. Средний ремонт она закончила, испытания тоже. В три недели уложишься. Возможно,после отпуска возьмешь и этот корабль на себя: народа,сам знаешь,у нас не хватает. Все понятно?
  - Понятно. Когда выезжать?
  - Послезавтра. Что еще... На службе работал хорошо,претензий не имею.
  .......................................................................
  
   До Мурманска Юрий добирался рейсовым автобусом - всего около семидесяти километров. Справа сопки и тундра;слева,большую часть пути, воды Кольского залива. В город не въезжал,сошел у поворота на Колу, проголосовал попутную машину. До аэропорта рукой подать,но за десять- двенадцать минут дороги успел и с водителем познакомиться,и поговорить, и выслушать пару анекдотов... Веселый малый, сошлись характерами и будто за считанные минуты вместе по меньшей мере полпуда соли съели. А когда подъехали к аэропорту и Юрий хотел расчитаться,собеседник замахал руками и обидчиво прибавил:
  - Ты что,братишка,обидеть хочешь? Я и сам моряк - но торговый. Скрасил дорогу,и на том спасибо. А я вот жену встречаю... Ну,бывай,братишка. Может,когда-нибудь и увидимся.
   Такие они - северяне.
   Самолет Мурманск-Архангельск вылетал через пятьдесят минут. У регистрационной стойки вовсю шла регистрация пассажиров,билеты в кассе отсутствовали. На всякий случай Юрий занял очередь в кассу допродажи.
  Как и у остальных бедолаг,стоящих впереди и выжидательно дышащих друг другу в затылок,шансов вылететь в Архангельск у Юрия было мало. Но где наша не пропадала,а русский "авось" иногда и вывозит. На удивление и ко всеобщему удовольствию,за двадцать минут до вылета билеты в кассе появились,и уже через полтора часа Юрий ступил на Поморскую землю.
   В остальном ему тоже повезло: и вечер выдался теплым,и на площади у аэровокзала "пускал пары" готовящийся к отправлению на Северодвинск автобус.
  - Скоро отправляемся?- поинтересовался у пожилого водителя Юрий.
  - Перекурить успеете.
  - Повезло...
  - В командировку?- кивнул на саквояж водитель.
  - У меня вся жизнь - командировка.
  - Пока молодой,можно и поездить,мир посмотреть...я так думаю,- водитель сделал последнюю затяжку,щелчком послал окурок в урну.- Садитесь,едем.
  
   Особый отдел Беломорской военно-морской базы Юрий посетил следующим утром.
  - Ба-а, знакомое лицо...,- как старого знакомого,встретил Юрия начальник отдела капитан второго ранга Кузнецов.- Возмужал,в плечах раздался. Хорошо выглядишь,Юрий ...
  - Петрович,- подсказал Юрий.
  - Как с жильем?
  - Устроился в гостинице,номер одноместный: душ,гальюн,чистая постель - все как у людей.
  - Добро... Сейчас подойдет Шибанов,он у нас обслуживал "двести сорок седьмую". Работай с ним: он и пропуск на завод оформить поможет,и экипажу представит. Литерные дела,дела агентуры - все у него. Работай, Юрий Петрович...
   Любу Юрий встретил неподалеку от гостиницы,на проспекте Труда, в пятницу,во второй половине дня. Он возвращался с корабля и десятью минутами ранее даже вспомнил о ней. Странно...не правда ли?
   Он не собирался с ней встречаться,наводить справки... Ведь не дружба связывала их когда-то. Зачем же бередить пережитое?
   Она не изменилась: не поправилась,не похудела; взгляд,прическа...
  все в ней оставалось таким же как и два года назад.
  - Здравствуй,Любаша.
  - Здравствуй,Юра... Я вспоминала о тебе, и даже сегодня...
  - Я тоже вспоминал...
  - Давно в наших краях?
  - Три дня.
  - И не зашел,- в голосе сквозила обида.
  - Многое изменилось. Все-таки два года прошло... Ты замужем?
  Она улыбнулась,пожала плечами:
  - Как-будто нет. А ты... женат?
  - Не знаю...
  - Тогда спрошу о другом: ты,наверное,голоден?- она опустила глаза, легкий румянец окрасил ее скулы.
  - Ты настоящая женщина,- от души восхитился Юрий.
  - Ну что,пойдем?
  - К тебе?..
  - Еще не забыл,где я живу?
  - Помнится,и я там когда-то жил.
  - А сейчас в твоей комнате обитает симпатичная женщина. Да ты не бойся,- Люба улыбнулась,- она не молода,не любопытна,в замочную скважину не подглядывает и,представь себе,никогда не скандалит. Удивительный она человек - работает в библиотеке,и вся ее жизнь в книгах.
   Квартира их встретила настороженным молчанием: в коридоре не играл на волшебной флейте сумасшедший факир,в ванной не целовалась влюбленная парочка, и на кухне тоже никого не было.
  - А где соседка?- почему-то шепотом спросил Юрий.
  - Не знаю,- так же,шепотом,ответила Люба.- Проходи в комнату.
   На ее половине почти ничего не изменилось: едва уловимые, приятные и присущие только этому жилищу ароматы; мебель...и даже солнце,переместившись в это послеобеденное время ближе к западу, привычно заглядывало в комнату через незашторенное окно.
   Другим было покрывало на диване,и на книжных полках прибавилось книг.
  - "Де-ка-ме-рон",- по слогам прочел Юрий.- Читала?
  - Некогда...
  - И напрасно...Это настольная книга для молодых,красивых,одиноких женщин. И чем же ты,моя леди,коротаешь длинные зимние вечера?
  - А по-разному...смотрю телевизор,хожу в дом культуры...Не оборачивайся,я переодеваюсь.
  - Не торопись,я потерплю...
  - Юра...
   Будто гигантский смерч снял с петель двери и ворвался в комнату:
  халат,мужскую сорочку,брюки,трусики вмиг разметало по полу; ударившись о потолок,в дальний угол спланировал лифчик... Кровать ощутила на себе тяжесть двух тел и,захлебываясь страстью,повела своим стальным пружинным нутром сольную партию.
  - Ну,ты...,- уже потом,когда отзвучала музыка и вернулся дар речи,едва слышно произнесла Люба,- набросился,будто сто лет женщину не имел.
  - Три месяца...
  - Я хотела сказать,что после того,как ты ушел тогда,с кораблем,у меня ничего похожего ни разу не было...
   Юрий провел пальцем по ее груди,прибрал со щеки прядь волос:
  - У тебя кто-то есть?- зачем-то уточнил он.
   Люба лишь вздохнула и придвинулась ближе.
  - Ясно... тоскливые,одинокие вечера,и некому "загнать дьявола в ад".
  - Зачем дьявола в ад?
  - Просто мысли вслух... Читай "Декамерон" Бокаччо и всё поймешь.
  - Бессовестный ты какой,Юра,- начиная догадываться о смысле сказанного, притворно возмутилась Люба.- Будешь сам в этом аду мучиться.
  - В твоем - с большим удовольствием и сколько угодно.
   И все повторилось с прежней силой...
  
  
  
  - А помнишь,ты читал мне стихи,возле реки,у костра? Я даже запомнила:
  "Бывало,спит у ног собака,костер занявшийся гудит,и женщина из полумрака глазами зыбкими глядит..."
  - Помню... Поверишь ли,мне и сейчас стыдно за ту проделку с документами...за то,что таскал тебя по лесу,заставил мокнуть под дождем...
  - Правда стыдно?
  - Стыдно.
   Она рассмеялась негромким грудным смехом и,приподнявшись на локте,заглянула Юрию в лицо:
  - Не стыдись,я простила тебя еще тогда. Вот,лучше послушай:
   Откуда такая нежность?
   Не первые - эти кудри
   Разглаживаю,и губы
   Знавала - темней твоих.
  
   Всходили и гасли звезды
   (Откуда такая нежность?),
   Всходили и гасли очи
   У самых моих очей.
  
   Еще не такие песни
   Я слушала ночью темной
   (Откуда такая нежность?)
   На самой груди певца.
  
   Откуда такая нежность?
   И что с нею делать,отрок,
   Лукавый,певец захожий,
   С ресницами - нет длинней?
  - Цветаева? Я не ошибся,Любаша?- Юрий обнял ее за плечи.
  - Не ошибся... Рядом с "Декамероном",стоял и другой томик. Два года назад его не было,- Люба замолчала,молчал и Юрий.Пауза затянулась.- Юра...,-наконец,произнесла она. Произнесла несмело;видимо,о чем-то хотела попросить,но боялась,что в просьбе откажут.
  - Да,Любаша,- отозвался Юрий.
  - Я хотела тебя попросить... Завтра и послезавтра я свободна,давай съездим к дедушке и бабушке.
  - И-и...как ты себе это представляешь?
  - Ты ни о чем таком не подумай. Старенькие они у меня: дедушке уже за девяносто,но молодец - крепится и работает много; а бабушка постоянно спрашивает: "Ты когда замуж-то выйдешь,Любушка? Уже к тридцати,а ни семьи,ни детишек...".
  - Понятно...а детишек,собаку и лошадку пони,на этот случай,возьмем напрокат.
  - Не ерничай,- с улыбкой покачала головой Люба.- Ты согласен?
  - А что мне остается делать? Вот с ролью моей мне как-то не очень непонятно... " Маньяком быть иль в белы ризы облачиться? Быть злым, усатым и с тобою бесконечно целоваться; иль быть веселым и молчать в салфетку?- с гамлетовским пафосом продекламировал Юрий.- Молчать, молчать покуда солнце встанет и в вечный путь на запад поплывет. Но что я вижу - всю ли понял правду?..".
  - Да ну тебя... дурачок убогий.
  - Я же не отказываюсь. И когда,говоришь,опять вернемся на базу?
  - В понедельник утром.
  - В понедельник,значит, в понедельник. Меня здесь не сильно опекают, что-нибудь придумаю. Да...кто-то грозился меня накормить. Голодным к бабушке не поеду - так и знай.
   Деревенька Сосенки,куда за полчаса и умеренную плату,они добрались на такси погожим субботним утром раскинулась на берегу небольшого озера.Справа,оправдывая название деревни,шумел и зеленел
  заповеднй бор;слева и на противоположном берегу,вопреки титаническим усилиям природы,сосен произрастало намного меньше. И постарался в этом местный леспромхоз.
   В отличии от своих среднерусских собратьев избы здесь были обветренными,кряжистыми и в полтора этажа. По единственной улице неторопливо и вдумчиво прогуливались куры,где-то на задах мычал теленок;в низине,у самой воды,белыми и серыми пятнами выделялись гусиные стайки.
   Любин дедушка,Афанасий Ефимович,в свои девяносто годочков выглядел орлом,хотя и стареньким. Крылья его плечь слегка поникли, но рукопожатие оказалось крепким; взгляд зеленовато-серых глаз - живым и проницательным, а в уголках губ затаилась смешинка.
  - Дедушка до сих пор и газеты без очков читает,- украдкой шепнула Юрию на ухо Люба.
   "Дед (а правильно - "дэд") в переводе с английского - мертвый, увядший. А этот дедушка,Афанасий Ефимович,дай Бог ему здоровья, и сейчас живее всех живых,- размышлял Юрий.- Не удивлюсь,если предложит дернуть "по соточке".
   И предложил... Вытащил заветную бутылочку и разлил по граненым рюмкам.
  - Вы для меня,как дети малые,- подняв рюмку,сказал дедушка.- Спасибо, что стариков не забываете,навещаете... вот... Приезжайте почаще, другого нам с бабушкой и не нужно. Ну,давайте,ребята...
   Бабушка,Елена Устиновна,так обрадовалась приезду гостей,что, как говориться,не знала куда посадить и чем угостить.
   А пища на столе была простая,крестьянская: отварная картошечка, яичница-глазунья,сало,маринованные грибы,простокваша.
  - Я еще к Ивану Матвеевичу сбегаю,- суетилась бабушка,- да на ужин рыбкой вас угощу. Ушицу сварю... Дед,а ты бы к вечеру баньку истопил.
  - Мы ведь баню не каждую неделю топим,- зацепив с тарелки маринованный грибок,пояснил Афанасий Ефимович.- Сколько нас здесь стариков осталось?
  Вот по очереди с соседями и топим. А сегодня - святое дело,надо...
   "Интересно,- подумал Юрий,- а в баню меня вместе с Любой отрядят, как мужа с женой; или буду париться с дедушкой? Ну,с дедушкой,так с дедушкой... Где там мой резиновый веник? А говорил же Любе: не зная роли - не суйся в баню. Такой вот каламбур получается".
   Так подумал,а вслух сказал другое:
  - Афанасий Ефимович,Елена Устиновна, мы ведь вам по хозяйству помочь приехали. Вы не стесняйтесь,скажите,и мы все сделаем.
   Люба с благодарностью взглянула на Юрия.
  - Да что нам надо?- вслух рассуждал Афанасий Ефимович.- Всех дел по хозяйству никогда не переделаешь... Колодец,и тот месяц назад почистили. Собрались и миром почистили. Разве что ту копенку сена под навес перекинуть? А неудобно получается,Устиновна: внуки погостить приехали...а мы с работой.
  - Ты,дедушка,не переживай,- сказала свое слово Люба,- завтра воскресенье - завтра и отдохнем. А не сделавши работу,чего зря в баню-то ходить.
   На том и согласились. А завтрак слегка затянулся. Ни дедушка,ни бабушка из-за стола вставать не спешили,говорили о многом... Не касались лишь одной темы - взаимоотношений присутствовавшей здесь молодой пары.
   "Хорошо сидим,- умиротворенно думал Юрий,положив локти на край грубоватого,деревенской работы,стола.- И когда бы еще так приехать в деревню,сидеть в избе в теплом аскетичном уюте,дышать этим необыкновенно-чистым и вкусным воздухом,любоваться из окна озерной гладью... Все это было так давно".
   Дедушка предложил еще раз "по маленькой",Юрий не отказался. Так бы и сидеть,но "работа не волк - в лес не убежит" и никуда не денется,а потому делать ее все равно придется. Юрий поднялся из-за стола первым, его примеру последовали остальные.
  - Так оно работать не с руки - только испачкаешься,- оглядев одеяние Юрия,критически отозвался Афанасий Ефимович.- Устиновна,давай там из сундука галифе,а я сапоги достану...
   Через пять минут Юрий прохаживался по избе в стареньких,но чистых и аккуратно заштопанных брюках-галифе;в дедушкиной нательной рубахе,в крепких и начищенных до зеркального блеска яловых сапогах.
  - Смотрю я на тебя,Юра... кого-то ты мне напоминаешь; а вот кого - не могу вспомнить. Ну да ладно...идемте покажу,что нужно делать;а сам займусь банькой.
   Копенка сена приткнулась к самому забору,а переносить его следовало метров за сорок,под навес. Для этой работы Елена Устиновна выделила две домотканные рогожки.
  - Оно,может,и много,- будто оправдывался за собственную нерасторопность
  Афанасий Ефимович,- а вы,ребятки,без спешки,с передышкой. Под навес сразу не заносите,сваливайте рядом. Я освобожусь - помогу. Чтобы правильно сложить,наша деревенская живинка все одно нужна.
   Афанасий Ефимович опять взглянул на Юрия. В лице его читалась лихорадочная работа мысли; но так ничего и не вспомнив,все более и более мучимый загадкой и недовольный собой, махнул всердцах рукой и пошел к своей работе.
  - Господа офицеры! К бою!- скомандовал Юрий и взялся за вилы.
   Слова его будто догнали и толкнули в спину Афанасия Ефимовича:
  тот вздрогнул и остановился. Загадка разрешилась...
   С сеном управились за полдня. Укладывать его под навес, утаптывать и вершить зарод помогал управившийся к этому времени со своими делами Афанасий Ефимович. Напоследок он обошел содеянное вокруг,любовно причесал грабельками и удовлетворенно прищелкнул языком:
  - Красота... Спасибо,внучки. Спасиба за помощь. А сейчас пустились бы к озеру,ополоснулись. Небось,взопрели за работой. А сенная труха,по себе знаю,ох,ко-олючая. Ну,давайте и не задерживайтесь - обедать будем.
   В Поморской земле по-настоящему теплые,погожие дни случаются и в конце сентября. Тут и подумаешь: к чему это? Они спустились к озеру...
  - Паутина летает...бабье лето,- Люба нагнулась,сорвала цветок клевера.- Ты помнишь?..
   Юрий улыбнулся,кивнул: да, он помнил. Он хорошо помнил... С тех пор минуло два года.
   Корабль вернулся в базу часов около двух ночи. Это был один из выходов на государственные испытания.Юрий возвращался домой. Он шел ночным парком,срывая на ходу цветы позднего осеннего клевера... А сейчас в его жизни появилась Ольга...Оля, Оленька... Мысли о ней он постарался задвинуть куда подальше: в самые отдаленные, потаенные уголки души. Его не посетило разочарование,лишь иногда приходила боль - горькая,полынная...И хотелось заскрипеть зубами,закричать,садануть кулаком в стену раз,другой и третий... Но он сказал себе:"Терпи..."
  - Пойдем,- Люба взяла Юрия за руку,- нас уже ждут.
   Их,действительно,ожидали. Кроме дедушки и бабушки в избе у стола восседал некто третий: мужчина лет шестидесяти в кургузом пиджачке,в защитного цвета военной сорочке под ним и в стареньких кроссовках. И лицом,и фигурой он походил на народного комиссара товарища Цюрупу. Лишь отсутствие галстука,недельная щетина и некоторая помятость лица свидетельствовали о том,что попал он в эту горницу с дружеской вечеринки после третьего кряду тоста "за просвещение и трезвый образ жизни".
   Иван Матвеевич,а это и был легендарный рыбак,уже закусывал.
  - Иван Матвеевич рыбки нам принес. Све-еженькой,- глаза Елены Матвеевны лучились радостью: уж она-то угостит дорогих гостей свежей рыбкой;а завтра петушка зарежет - все одно захромал и плохо кур топчет.
  - Ба-а!.. А мне сказали морячок приехал - я и поспешил в гости,- Цюрупа,то бишь - Иван Матвеевич,широко простер вперед руки и так же широко улыбнулся.- Народ гудит: морячок приехал...
  - И-и какой у нас народ?- бесцеремонно оборвала его Елена Устиновна.- Вся деревня - два старика и три старухи. Не знаю чего там народ,а ты, Иван гудишь с утра.
  - Устиновна,- Иван Матвеевич картинно прижал руки к сердцу,- так ведь день рыбака...
  - А не летом?
  - Разве?.. Ну ладно,мать,не бузи. Сейчас мы с морячком по одной,и хватит!
   Иван Матвеевич споро разлил огненную жидкость по рюмкам,потер руки и одобрительно крякнул:
  - Хороша водочка... Ну,давай,морячок: чтоб море,значит,грело,кормило и не пересыхало. Так,Устиновна?
  - Да пей уж...пей.
   Юрий вопросительно посмотрел на Любу.Люба утвердительно кивнула. Выпили.
  - А зовут-то как?- простодушно,закусывая выпитое луком и салом, поинтересовался у Юрия тамада.
  - Юрий.
  - Я почему-то так и подумал.Друг у меня был - Юра.Служили вместе. Как меня,значит,в пятидесятом посадили,с тех пор больше и не виделись. Ты, дружок,не удивляйся...- Иван Матвеевич положил руку Юрию на плечо.-
  Сидел я...многие тогда сидели. По тем временам : мужик без отсидки,что маршал без звезды Героя. И история-то глупая - не вовремя и неудачно пошутил.- Иван Матвеевич налил себе еще,выпил.- Вы,молодые,скорее всего и не знаете: был такой - народный Маршал Монголии и большой друг советского государства Чойбалсан. Его после войны по всему союзу, навроде иконы чудотворной, туда-сюда возили. А кормили нас в армии из мяса чаще всего монгольской бараниной,эту баранину между собой мы в шутку Чойбалсаном-то и называли. Американскую тушенку во время войны тоже "вторым фронтом" окрестили.
  - Вы и войну захватили?- уточнил Юрий.
  - В герои не напрашиваюсь - Бог миловал. Меня в сорок шестом призвали.
  Сначала,как водится,в учебный отряд,а потом на торпедные катера определили. Хор-рошая служба: бурун за кормой,ветер в лицо, соль на губах,движки поют...и скорость,- лицо Ивана Матвеевича осветилось улыбкой.- Да-а...И силу за собой необыкновенную,звериную чувствуешь,
  будто с волчьей стаей на охоту вышел. Кровь кипит,а по коже мурашки веселые бегают...Такая служба.
   В разное время базировались мы и в Лиепае,и в Калининграде,и в Кронштад заходили.Весной пятидесятого,а был я в то время уже главстаршиной,дивизион наш расформировали. Офицеров кого в запас уволили,кого...Срочную службу тоже по различным частям и кораблям определять начали. Служил я на катерах,лихим парнем был; а попал в морскую авиацию заместителем командира взвода в батальон обеспечения.
  Мне бы стрелком-радистом,да в небо; а я на земле по собственной тени расхаживаю. Непривычно,знаете...
   С полгода прошло,уже и привыкать начал.И вот,заступаю я в наряд помощником дежурного по батальону; а хозяйство у батальона большое и хлопотное: тут тебе и техника,и склады; мастерские,столовая и территория...,- загибая на руке пальцы,перечислял Иван Матвеевич.- Много всего...Ночь отстоял,а на следующий день,аккурат перед самым обедом,сижу на телефонах - звонок из гарнизона: старшина Колосков звонит. Он с утра тремя машинами на гарнизонные продовольственные склады выехал. Позвонил и спрашивает:
  - Дежурный где?
  - В столовой.
  - Хорошо... Передай дежурному,что я выезжаю,буду в части минут через сорок. Пусть организует людей на разгрузку. Везу консервы,мясо...
  - Чойбалсана?- уточняю.
  - Его родимого. Давай,действуй,- и положил трубочку.
   А тут и дежурный входит.
  - Были звонки?- спрашивает.
  - Звонили из гарнизона,товарищ капитан. Чойбалсана везут,просили организовать встречу.
   И черт меня дернул так ответить.
  - Когда будут?
  - Минут через сорок,товарищ капитан.
   Мой дежурный поначалу краснеет,потом бледнеет... Стрекалов его фамилия была,капитан Стрекалов.А за глаза его еще и "перепуганным" звали.
  - Сиди здесь!- орет.- Я сам!..
   А что "сам",я так и не понял. Слышу: забегали,закричали...
  И через десять минут весь наш заслуженный,израненный,орденоносный летный полк вместо обеда на плацу выстроился. Знамя вынесли,оркестр...
  туды его... Смотрю в окно и ничего не понимаю.
   Начальник штаба перед строем петушком попрыгивает и матерком народ воспитывает. А командир полка,полковник наш,на часы да на ворота поглядывает. Ворота,конечно,настежь... Пять минут проходит,десять,
  полчаса... Где Чойбалсан? Где этот с... сын?!
   И тут въезжает старшина Колосков,завозит Чойбалсана и всякий другой харч...
   К стенке меня не поставили,но четыре года ограбастал. В Коми лес валил.Потом на административное поселение сюда, в Сосенки, направили.
  Привык,женился,дети пошли... Сейчас они разъехались кто куда,а мы с моей Людмилой так и живем.
  - А с дежурным как поступили?
  - С которым?- почему-то не понял Иван Матвеевич.
  - С капитаном...
  - Ах,с капитаном... Слышал, что в звании его понизили и перевели служить чуть ли не в самую "тьму-таракань". Не за понюх табака пострадал человек.
   На первый,ядреный и звонкий,парок в баню,как и принято в русских деревнях,пошли мужчины.
   В небольшом предбаннике,впервые оставшись наедине,Юрий и Афанасий Ефимович раздевались неторопливо и молча. Юрий молчал,осознавая нелепость своего появления в этом доме; предвидя последующие толки, догадки и пересуды... Дедушка тоже молчал...
   Молчал,но зорким своим оком осмотрел и оценил Юрия по всем его мужским статям (и выше,и ниже пояса) и ,по-видимому,остался доволен.
  - И как оно у вас?..- по праву старшего наконец-то нарушил он молчание.
  - Да так...дружим...
   Не такого ответа ожидал от Юрия Афанасий Ефимович. Не верил он в бескорыстную дружбу между мужчиной и женщиной,между мужиком и бабой...
  "Природа свое возьмет",- справедливо рассуждал он,а потому и не верил.
  Другое он хотел услышать: спят ли Юрий и Люба в одной постели,прочны ли их отношения и годятся ли для семейной жизни.
  - Внучка она мне...,- неопределенно сказал он.
   Беспокоился за Любу старик. У других дети,муж,радости,хлопоты... А внучка до сих пор одна.
  - Ну,Юрий,давай,- Афанасий Ефимович распахнул дверь и первым шагнул в жаркое чистилище парной.
   Пригнувшись,чтобы не удариться о притолоку,Юрий шагнул следом. Оконце в парной было небольшим,и света,явно, не хватало. Юрий не сразу разглядел сработанную из кирпича печь,вмурованный в нее,потемневший от времени, котел; горку камней,двухъярусный полок... Зато тело сразу распознало растворенный в воздухе жар и поплыло приятным ознобом.
   Афанасий Ефимович неторопливо,как человек знающий цену и себе,и своему делу,раз за разом плеснул на камни водой. К потолку рванулись токи упругого,почти прозрачного пара; жаром будто взяло за уши,и Юрий невольно присел. Афанасий Ефимович обернулся,глянул сверху вниз и не сумел скрыть улыбки:
  - Ты,Юрий,никак впервой в настоящей-то русской баньке?
  - В городе в парную ходил,в сауне был,а в такой бывать не приходилось,- честно признался он.
  - В городе не пар - слякоть...,- рассудительно заворчал Афанасий Ефимович,- и сауна - тоже не то: будто сухим песком по горлу дерет, на кашель тянет. Всего и толку... Бывал я в Карелии... Не тот пар в сауне, не та сила. Я,веришь ли,сейчас,по старости, с веником тоже не слишком усердствую. Сейчас больше посидеть,полежать,погреться,чтобы с потом вся хворь и вышла. Есть у нас мужики: парятся без меры,до потери сознания. Как пьют,так и парятся - середины не знают.
   Баня - дело серьёзное,а потому говорили мало,лишь о необходимом, разбавляя паузы хлесткими ударами березовых веников и возгласами удовольствия.
   "Орел все видит,но не везде летает",- не в укор себе отметил Юрий. Он уверенно обосновался на нижней полке,а подняться выше не хватало ни смелости ,ни крыльев.
   Потом сидели в предбаннике и пили замечательно вкусный и крепкий напиток - чайный гриб.
  - Мама тоже его разводила,- поделился мыслями Юрий,- а потом бросила - хлопотно.
  - Хлопотно?.. Может и так. А нам,старым людям,особо торопиться некуда.- Афанасий Ефимович посерьёзнел.- А я ведь вспомнил...да-а... Как тебя,
  Юра,по батюшке величать-то?
  - Юрий Петрович.
   На лице старика отразилось удивление.
  - Надо же... На командира моего ты похожь: на полковника Юрия Петровича Сумарокова. Того же роста,в плечах... Старше был годков на шесть-восемь, когда я его знал. А так... лицо,походка,имя...
  - Фамилия тоже.
  - Сумароков,значит? Вот как?..- Афанасий Ефимович замолчал. Долго молчал.
   Юрий не уточнял,не распрашивал: будет желание - расскажет сам.
  - Давняя это история... Ты одевайся. Сейчас женщины мыться пойдут.
  
   Смеркалось. Елена Устиновна и Люба ушли в баню.
  - Мы ненадолго,- перед уходом предупредила хозяйка.- Проголодались? Ну, потерпите немножко.
   Афанасий Ефимович задернул занавеси на окнах,молча прошел в соеднюю комнату. Должно быть собирался мыслями.
  - В Гражданскую это было,- усевшись,наконец,у стола,начал рассказ он.- А вернее, с Германской все и пошло. Кинофильм такой есть: "Человек с ружьем". Его в клубе-то раньше часто крутили,по телевизору к революционным датам показывали. Вот с Германской вся Россия наша с ружьем и ходит. Озлобилась,изголодалась,завшивела,а с ружьем расстаться не спешила. Страшное это дело - ружье; уже,вроде,не в руках - в голове,а все равно стреляет. Кажется,куда проще - пальнул и живешь. И долго потом друг в дружку стреляли...Кто свое защищал,кто чужое утащить пытался...
   "Длинное вступление,- почему-то подумал Юрий.- Оправдывается?..
  Вот живет и спрашивает себя: прав был или нет? В Белой армии служил, наверное. Дела давно минувших дней,преданья старины глубокой...
  - Родом я из крестьян,- продолжал свой рассказ Афанасий Ефимович.- В девятьсот седьмом году,при Столыпине ...Петре Аркадиевиче,семья наша из Тамбовской губернии на вольные Алтайские земли перебралась. Красивая то земля: степи,леса,реки; а у горизонта уже и предгорья... Был у отца в родном селе земельный надел,что говорится,по поллаптя на душу; а здесь паши - не перепашешь. Нужны только руки. Трое сыновей нас у отца-матери было, я - средний; а еще сестренка и дедушка.И не одни мы переселялись,
  десятка четыре семей,целая деревенька народу. Скотинку,какая была, продали на месте. Куда ее?.. Это же через пол-России ехать. Было у отца с матерью трудами нелегкими собрано немножко денег,что-то от казны на обзаведение получили...и срубили на новом месте дом. Хороший дом,до сих пор,наверное,стоит. Скотины прикупили: корову с телкой,двух жеребчиков-
  стригунов,овец с полдюжины,кур само-собой... первые два года трудно было. Да оно всегда трудно в крестьянской жизни. А потом поднялись. Отец у нас строгий и работящий был; работу в семье определил и старшим,и младшим. Года через четыре стало совсем неплохо. И лошадки у нас повелись,и коровки,и засеяно хорошо. Пасеку завели. Тут еще отец на паях затеял водяную мельницу поставить.Жернова аж в Барнауле заказывали.
   А что до меня,то парень я был смышленый,к учебе тянулся,книги читал: много и разные.А за книгами ходил в село. Подумал отец,подумал и определил меня в Камень-на-Оби (городок такой) в реальное училище. У него к тому времени в Камне по всяким делам хорошие знакомые появились.
  Так что с квартирой проблем у меня не было.
   Учился хорошо...Ни мне,ни отцу стыдиться за мою учебу не приходилось. Так и бежало время до девятьсот четырнадцатого года.А в четырнадцатом,Юрий,сам знаешь - война. Призвали меня не сразу,а через год. И возрастом я к тому времени вышел,и статью. И коль был из реалистов,на фронт сразу не послали,а попал я в школу пехотных прапорщиков. Опять учеба,только потекла она в другом русле.Семьдесят с хвостиком лет минуло,а у меня перед глазами до сих тот плац,щиты с азами военной мудрости: "Хорош в строю - силен в бою","Кто не научен подчиняться - тот не сумеет подчинять". И сам я - стройный, девятнадцатилетний,в колючей солдатской шинели,с едва наметившимися усами.
   По окончании школы,после производства в офицеры,попал я на Турецкий фронт. Там до самого октября семнадцатого года и воевал,пока
  ленинский "Декрет о мире" не вышел. Брожения в армии еще до февральской революции начались,а тут совсем невмоготу стало,полный,как говорится...
  Где она - русская армия? И одна мне дорога осталась - домой,в Сибирь.
   До Гурьева добирался пароходом,а потом как случится: и пешком,и санями,и на подножке поезда... Мерз,голодал, но добрался, отцу и матери поклонился. И так себя хорошо дома почувствовал - в Раю не лучше. Силы в руках много было,и соскучились они по обычной крестьянской работе. И работал я ,как песню пел. Девушки,женщины на меня заглядывались,и я в их сторону поглядывать начал. А недолго все это продолжалось,- Афанасий Ефимович помолчал; Юрий слушал,не перебивал.- Не поверил я советской власти. У каждого человека своя правда и свои дороги по жизни. Летом восемнадцатого года с Сибирской армией адмирала Колчака пошел я на Запад... А вот командиром у меня был тот самый полковник - Юрий Петрович Сумароков. Замечательно смелый и отважный человек и,что говорится, "отец солдатам". Дуром никогда не пер,за чужую спину не прятался и людей берег. В русско-японскую войну, когда капитулировал Порт-Артур,в плен не сдался. Гордый был человек. Вчетвером (он да флотский мичман и два унтер офицера) на лодке ушли в Корею,а оттуда, опять же морем, и до Владивостока добрались.
   Афанасий Ефимович опять замолчал.
  - А что было потом?
  - Потом... дошли до Уфы...потом шли обратно. В августе девятнадцатого года сдали Курган,отошли к Ишиму. И два месяца в круговерти,в кровавой мясорубке: атаки,контратаки,сдали,вернули...
  - Хорошая у вас память.
  - О некоторых вещах и захочешь забыть,но не забудешь. Не сумеешь.От полка нашего батальон остался,потом и того меньше. Теряли не только погибшими,многие дезертировали. Их и осуждать нельзя: человек должен знать смысл своего существования. А какой смысл в войне,и особенно для простого человека?
   В Озёрное вошли часов около одиннадцати дня. Вошли без излишней суеты,уставшие,посеревшие от дорожной пыли и чуточку злые...на непроходящую уже много дней усталость,на сосущую пустоту в желудках,на грязные портянки и натруженные ноги...
   За те пять или шесть недель кровавой мясорубки (а сколько это длилось никто уже и не помнил) от полка численно остался батальон, а после вчерашнего боя у станции Макушино и того меньше: четыреста шестьдесят два человека в строю и сорок шесть раненых,ехавших в обозе.
  Надо отдать должное противнику: к весне девятнадцатого года Красная Армия выросла не только числом,но и умением воевать. Кто-кто,а полк Сумарокова сполна оценил это умение в том же бою - у Макушино. Били их грамотно. Используя естественные укрытия местности,рассредоточилась по фронту красная пехота. На рожон не лезли,выжидали. Замысел проявился довольно скоро: слева подошел бронепоезд и ударил во фланг из орудий и пулеметов; справа противник также активизировался - наметился охват.
  "В клещи берут! Черт...,- мысленно выругался Сумароков.- Здесь не устоим,нужно отходить".
   Связь с соседями прервалась два дня назад. Не зная обстановки,не имея приказов сверху,Сумароков стоял у Макушино на свой страх и риск. А сейчас у него просто не оставалось выбора: кинжальный огонь с флангов и угроза окружения... Решение было единственным: во что бы то ни стало продержаться до темноты и потом скрытно отходить. Куда?.. На Озерное.
  Удобная там позиция: озера справа и слева,между озерами тракт,на тракте
  деревня Озерное. Если оседлать тракт,окопаться,поставить пулеметы на господствующих высотах, то в лоб к деревне не подойдешь и между озерами не проскользнешь. Если пойдешь стороной,в обход,то верст по пятнадцати крюку и вправо,и влево будет...да по топи,по бездорожью...
   Остановился Юрий Петрович на опрятном и чистом дворе небедного мужика. Хозяева особой радости постояльцу не высказали,но и выбирать им тоже не приходилось. В двух верстах от деревни,с той самой стороны, откуда пришел полк, Сумароков распорядился выставить конный дозор и через час собрал офицеров на совет. Семеро их осталось,семеро вместе с Сумароковым.
   Выслушал доклады о положении дел в подразделениях (сухие и короткие) и предложил высказаться каждому с мыслями по организации обороны. Начали с младшего,с подпоручика Гусева. Юрий Петрович не играл в демократию, война таковой не знала и не терпела. В минуты крайней опасности ( и он считал это справедливым) каждый из присутствующих на совете имел право высказать свое мнение. Последнее слово было за ним, имело силу приказа и уже не обсуждалось.
   И пока офицеры по очереди (от младшего по возрасту и званию подпоручика Гусева, до старшего - спокойного,рассудительного и несколько флегматичного командира второго батальона подполковника Трошина) высказывались,Юрий Петрович слушал,сопостовлял и в споре с самим собой готовил решение.
  - Радостного мало,- подытожил услышанное Сумароков,- возможно,завтра противник пожалует сюда;хотелось бы также верить,что в ближайшем тылу Красных частей нет,и нам не ударят в спину. Обстановка в чем-то непонятна,будто слоеный пирог... А решение,господа,будет таким,- Юрий Петрович обвел взглядом сослуживцев,остановил его на Трошине,который на данный момент,кроме прочего,исполнял также и обязанности начальника штаба полка,- вам,Илья Захарович,для налаживания связи с нашими частями,со штабом корпуса,надлежит выслать разведку. Старшим пойдет поручик Федоров. Подготовить донесение,подобрать людей,выезд через два часа и не позже. Стоять обороной будем сколько сумеем или до приказа сверху...если таковой получим. В течении часа намечаем линию обороны,приступаем к рытью траншей,оборудуем пулеметные точки. Я понимаю,что люди устали,нуждаются в отдыхе,но такова необходимость, господа. Интендантской службе готовить обед,ужин,заниматься заготовкой фуража,припасов... Всё в пределах необходимого. Никакой самодеятельности,никакого мародерства! По своей земле ходим,господа. А сейчас все по подразделениям,сбор через пятнадцать минут у околицы. И еще хочу вам напомнить: было и хуже... Кто-то из мудрых однажды сказал:
  "Всем нам улыбается смерть - нам лишь остается улыбнуться в ответ". Улыбнемся и к обязанностям,господа. Все.
   Противник не появился ни к вечеру,ни ночью. Светало. Звезды постепенно блекли. Небо на востоке,у горизонта,постепенно окрашивалось
  в голубовато-зеленые,розовые и желтые тона.
   Деревня просыпалась. В утренней перекличке то тут,то там мычали коровы,скрипели двери,ворота,звенели подойники...Хозяйки уже растапливали печи. В воздухе ни колебания,ни ветерка,и дымки из печных труб невесомыми столбиками устремлялись ввысь.
   Траншеи накануне рыли до темна,но с работой полностью не управились. Ночью полковник Сумароков почти не спал. Еще затемно вышел за околицу,поднялся на холм,на господствующую высоту,да так и стоял по щиколотку в пожухшей уже траве,скрестив на груди руки,вглядываясь во враждебную, полынью и порохом пахнущую даль.
   В душе его не было покоя. Он не считал себя неправым,но и правым себя тоже не считал. Он воевал на русской земле,отдавал приказы и водил за собой русских людей против таких же русских: омских,курганских,
  акмолинских...Он был человеком долга,Георгиевским Кавалером,офицером старой русской армии; а потому,однажды присягнув,он обязал себя на всю жизнь и уже не мог сойти с ранее выбранного пути.
   Рушилась Вера,в Екатеринбурге, в подвале дома купца Ипатьева нашли свою смерть последний российский император и его семья, но...
  жило еще Отечество,его Отечество: необъятное,непонятное ни уму,ни сердцу иностранца. Ради этого Отечества он и держал сейчас оборону у небольшой деревеньки меж двух озер.
   Сумароков догадывался,что развязка уже близка...Погибнет ли он на этой высоте через несколько часов или через неделю в другом месте, уйдет ли с добровольцами за кордон (последнее допускалось лишь как следствие полного краха Сибирской армии) - об этом он старался не думать,всецело положившись на судьбу.
   Снизу,вдоль линии обороны,упругим молодым шагом,темным силуэтом на фоне серебристой озерной глади,на высоту поднимался человек.
   "Поручик Куличков,- узнал Сумароков,- уж его то ни с кем другим не спутаешь. Совсем еще мальчишка..."
   Поручик поднялся наверх,остановился в трех шагах от Сумарокова.
  - Проверяли дозоры,Афанасий Ефимович?
  - Так точно,господин полковник. Пока все спокойно.
  - Тишина...надолго ли? Тишина на войне сродни неопределенности и неожиданности...
   Поручик промолчал. Впрочем, лукавил в словах и мыслях Сумароков. Неопределенность в их положении,что и говорить,присутствовала; а от
  неожиданностей Юрий Петрович подстраховался. Данные разведки,высланной накануне после полудня, он ожидал ко второй половине дня,в худше случае - к ночи. Деревню Юрий Петрович приказал оцепить по периметру, местных жителей за пределы оцепления не выпускать,пользоваться лодками также запретил. В семи верстах от деревни,с той стороны,откуда пришел полк и откуда с наибольшей вероятностью можно было ожидать продвижения противника, дорога делала ответвление вправо, на Бобыкино. Именно туда, к развилке дорог,он отрядил для наблюдения четверых конных. Старшим назначил надежного, проверенного в боях и в делах фельдфебеля Синицына.
   С тыла,нападение откуда было менее вероятным, Сумароков выставил секреты на глубину до трех верст. Береженого,как говорится,и Бог
  бережет.
  - Ну что,Афанасий Ефимович...Пора бы и позавтракть,и чаю попить. Идемте.
   Сумароков,не торопясь,двинулся вниз по склону,к деревне. Поручик последовал за ним. В душе он восхищался своим командиром,почти боготворил его. В горе,в крови,в слезах,в лихую годину,в каиново время,
  Сумароков,по разумению поручика Куличкова,хотя и нес в руках оружие - все равно оставался человеком. И лишь однажды,месяцев пять назад... А, впрочем,судите сами.
  
   Вторая половина мая.Третьи сутки идет дождь. Без отдыха,без ветра,даже теплый...И дорога - не дорога,а каша: не пшенная,не манная - даже названия не подберешь.
   "К урожаю,- поговаривали в колонне.- В такую бы погоду дома в сухости сидеть,в окошко поглядывать. А мы...
   Люди выбивались из сил,лошади и того больше,подводы увязали в грязи ежеминутно. А дождь все шел и шел... Остановились в Дмитриевском:
  когда-то богатое торговое село.
   Люди как люди: за сутки отдохнули,обсохли,повеселели. А вот лошади... Лошадей следовало частично поменять. Где и у кого? Конечно, в Дмитриевском,у местных.
   Сумароков отдал приказ - пошли по дворам.Прошел час или чуть больше. На крылечке штабной избы послышался говор,звуки шагов, дверь распахнулась и вошли двое: командир первого батальона капитан Воронов и поручик Куличков.
  - Что с лошадьми?- поинтересовался Сумароков.
  - Шестнадцать поменяли. Да тут маленькая неприятность приключилась,господин полковник...
   Воронов присел на лавку,достал портсигар; куличков прошел к окну. Сумароков выжидательно молчал: слово сказано,будет и продолжение.
  - Так вот...,- Воронов размял папиросу,- зашли здесь неподалеку во двор - в стойлах две лошади. Хозяин,чтоб поменять одну из них, не соглашается ни в какую. Дошло до того - с вилами на моих ребят пошел. Стрелять, конечно, не стали, разоружили и взяли под стражу. Вот уж дурень, голова стоеросовая...,- безо всякой злости выругался Воронов.- и что теперь с ним делать прикажете,господин полковник?
   Последовала пауза.
  - Давайте его сюда,- Сумароков встал,прошелся по горнице.- Давайте сюда своего Емельяна Пугачева.
  - Заводите,Афанасий Ефимович распорядился Воронов.
   Ввели: впереди провинившийся,позади двое конвойных. Бунтарь оказался крепким,широким в кости,еще не старым мужиком. Одет опрятно, не богато и не бедно. Типичный крестьянин,каких по российским весям миллионы.
  - Как зовут?
  - Никонов...Петр.
  - Что ж ты,Никонов Петр,шалишь,себя не жалеешь?
  - Так ведь,ваше высокоблагородие,за свое вступился.
  - Жалко?..
  - Жалко...,- согласился мужик.
  - А у меня о другом голова болит...У меня обоз с ранеными,а я своих людей никогда в поле не бросаю.
   На некоторое время в воздухе повисла тишина: один размышлял как в этом случае поступить;другой посчитал нужным промолчать,дабы не усугублять и без того незавидное свое положение.
  - Алексей Иванович,- заговорил,наконец,обращаясь к Воронову Сумароков,- распорядитесь,чтобы всыпали ему,- кивком головы указал на провинившегося Сумароков,- десять горячих по мягкому месту. А как исполнят,пусть опять приведут ко мне.
   Минут через пятнадцать,когда наказание было в точности исполнено,задержанного вновь доставили в штаб.
  - Вот что,Никонов Петр,- будто даже с участием сказал Сумароков,- можешь на меня обижаться,а лучше пойми простую мою науку. Нет у меня на тебя злости,а хочу я,чтобы поостерегся ты в следующий раз. Жизнь - она одна,а в нашей русской земле во всякое,почитай, время от сумы,да от тюрьмы,да от пули в голову не зарекайся. Ступай-ка ты сейчас домой.
   Умом поручик Куличков понимал,что в условиях сурового военного времени Сумароков мог обойтись со строптивцем и покруче, а сердцем все же оскорбился: сам он тоже был из крестьянского сословия.
  
   К чаю собрались впятером: Сумароков,Трошин,Воронов,Куличков и штабс-капитан Прончагин.Подпоручик Гусев остался за старшего в линиях обороны.
   На середине стола всей своей важностью председательствовал большой медный самовар. Хозяйка напекла гору блинов,в отдельных мисках стояли мед и моченая брусника,на большой сковороде шкворчала яичница,в двух кринках вечернее молоко. Из кухни уютно веяло теплом, печь еще топилась.
  - А какой,господа,я видел сегодня сон,- сказал штабс-капитан Прончагин,- чудо,а не сон. Вот,блины увидел и вспомнил...Будто я в своем имении,и маленький еще...И пошли мы с дедом в лес за грибами. Я все бегал,шумел,удивлялся,приставал к деду с вопросами. Он и отвечать не успевал.А потом сказал:" Ты,Саша,не шуми,а слушай. Лес обо всем сам расскажет". И я слушал... Слышал кукушку,малиновку, где-то рядом трудился дятел,лесной паучок плел паутину...Потом мы с дедом пошли домой.
  - Грибов-то набрали?
  - Полный кузов лисичек. А к завтраку накрыли стол, Полина блинов напекла : красивых таких,румяных...И только я взял один да примерился откусить,как сразу и проснулся.
  - Хорошо вам,Александр Игоревич: есть дом; даст Бог,в него и вернетесь,- подполковник Трошин грустно улыбнулся.
  - Сгорела усадьба,Илья Захарович,как есть - дотла. Сожгли... И что за радость в чужом горе? Не понимаю...не понимаю.
  - А вы не сомневайтесь,господа,- вступилв разговор капитан Воронов,- была радость. Как же,господская усадьба "красными петухами" пошла,вся как есть - сгорела дотла. В нас стреляют,господа,не за наши убеждения.
  Таких,кто сознательно пропагандирует Красную идею всеобщего равенства, среди нашего противника мало. Во всем корысть,господа. Она - движущая сила всякого бунта,всякой революции. В нас стреляют сейчас только потому,что на ногах у нас хромовые сапоги. И если будет такая возможность,"они" стянут эти сапоги с мертвого тела. Кто же допустит, чтобы такое-то добро и в навоз превратилось. А когда стянут,то и будут носить их долго-долго...по праздникам,и внукам о них расскажут. Мне не
  сапог жалко,мне жалко тех,кто встал за ними в очередь.
   Никто Воронова не перебил,не возразил; и осталось непонятным согласны ли с ним сидящие за столом.
  - А вы,Юрий Петрович,чего бы сейчас хотели?- штабс-капитан Прончагин выжидательно смотрел на Сумарокова.
  - А что,есть возможность исполнить мои желания?- улыбнулся Сумароков.- Полноте,Александр Игоревич.
  - А всё-таки?..
  - Не очень много... поселиться на месяцок с моей Оленькой где-нибудь на даче. Одеть панаму,ходить босиком,спать на сене,пить молоко,ловить рыбу,грибы собирать...Словом,переселиться в ваш давешний сон. Вам ведь он тоже неспроста приснился. Душа покоя просит, Александр Игоревич. Или я не прав?
   Чаепитие продолжилось,встать из-за стола никто не спешил. Разговаривали,перешучивались...Быть может для кого-то из присутствующих
  этот завтрак был последним.
  - Однако,пора,господа,- напомнил подполковник Трошин.- Солнце уже высоко. Будут или не будут к нам сегодня гости (как знать?),а дел у каждого еще много.
  - И вот так вы всегда,Илья Захарович,- вздохнул Воронов.- Только-только
  соберешься улечься в любимый гамачок и вздремнуть по-хорошему,как вы опять о службе вспомните.
  - Ложка горчицы на известное место всякий раз только на пользу,Алексей
  Иванович. Вам-то грех об этом не знать. Кстати,вас в детстве пороли?
  - Случалось,Илья Захарович. Батюшка так наподдает,даже ремень дымится.
  Но не со зла,смею заметить. Сейчас я это понимаю и вспоминаю со слезами благодарности.
  - И я о том же,голубчик...
   День разгулялся на славу. Холода наступают и раньше, и могут подобраться внезапно; и осень будто спешила отдать окружающему ее миру тепло и ласку своей души и тихо-тихо радовалась бескорыстной своей доброте.
  - Как вы полагаете,Юрий Петрович,долго ли еще продержится погода?- Трошин сорвал на ходу ивовый прутик,шел вровень,постукивая им о голенище сапога.
  - Об этом не нам решать. И грязи мы сапогами помесили предостаточно, и мерзли не раз... Я лишь в последнее время начал задумываться...,- Сумароков внезапно остановился,запрокинул голову,вглядываясь в бездонную голубизну неба.
  - Сапсан,- проследив за его взглядом,пояснил Трошин.
  - Я думал - коршун.
  - В молодости я любил поохотиться,пару неплохих ружей имел,книги читал... Это сапсан,Юрий Петрович; странствующий сокол. Самый быстрый и самый мелкий из своих собратьев. И заметьте, один из самых знаменитых в птичьем мире охотников - добычу бъет только в воздухе,на лету; вспарывает жертве живот или спину острым задним когтем. Красивая птица.
  - Да...в природе четко определено: родился охотником и живешь охотником. У человека по-другому: сегодня охотник,а завтра...,- Сумароков усмехнулся.
  - О чем это вы?
  - Все о том же,Илья Захарович: доставалось нам изрядно,но мы тоже не кашка на молочке - чего-то да и стоим, и зубы о нас еще не раз обломают.
  .......................................................................
  - И как же вы?..- Юрий не договорил.
  - Хочешь спросить,как я выжил?- Афанасий Ефимович натруженно вздохнул.-
  Скажу честно - не знаю. Каждому на роду написано свое. Не сладко жил,но выжил. Сумароков Юрий Петрович выжить бы не сумел. Честь для него была - ВСЁ. Послужил я и в Красной армии - японцев с Дальнево востока выкуривал. Потом в родные края вернулся,женился,работал на земле. Первая жена моя,красавица Дарья Митрофановна,умерла через три года. Застудилась сильно,заболела и спасти не сумели. В двадцать девятом вспомнили обо мне,арестовали,четыре года отсидел в Соловецком лагере, потом сослали на поселение. Завод Северодвинский строил... Эка махина сейчас. В Отечественную полтора года на Карельском фронте отвоевал. Демобилизовался по ранению. Так и жил, хлеб-кашу кушал и на судьбу особо не серчал. Заговорился я тут...,- спохватился Афанасий Ефимович.-
  Ты вот что,Юра...голубку-то нашу,Любушку,не обижай.
   Сказал то,что лежало на сердце; то,что и хотел сказать,едва увидев Юрия.
  - Я постараюсь...,- Юрий отвел глаза,а про себя подумал: "И как же все это получится?"
   По деревенским понятиям,спать укладывались поздно: кукушка в настенных ходиках прокуковала одиннадцать раз.
  - Ничего,если я постелю на сеновале? Не замерзнем?- укладывая стопкой выданное бабушкой белье,спросила у Юрия Люба.
   Юрий в ответ улыбнулся,согласно кивнул и продекламировал Есенинское из "Анны Снегиной":
   По-старому с шубой овчинной
   Иду я на свой сеновал.
   Иду я разросшимся садом,
   Лицо задевает сирень.
   Так мил моим вспыхнувшим взглядом
   Состарившийся плетень.
   Когда-то у той вон калитки
   Мне было шестнадцать лет,
   И девушка в белой накидке
   Сказала мне ласково:"Нет!"
   Далекие,милые были.
   Тот образ во мне не угас...
   Мы все в эти годы любили,
   Но мало любили нас.
  Давно я не спал на сеновале,Любаша. Уже и позабыл каково это.
   Белье им бабушка выдала совершенно реликтовое: льняное, домотканной выделки; именно такое белье,без которого и отдых на сеновале - совсем не отдых. Свежее сено пахло одуряюще,пружинило и разговаривало,даря похвалы на каждое движение тела. Где-то справа, внизу, время от времени довольно вздыхала и жевала свою жвачку корова.
  - Славные у тебя старики,Любаша. Никуда бы и не уезжал.
  - Давай останемся,погостим подольше,- Люба еще крепче обняла Юрия за шею, прижалась щекой к его груди.- Останемся?..Я позвоню на работу, меня отпустят.
  - Кто бы меня отпустил,заинька?- вздохнул Юрий.
  
  
  
   О своем приезде Оля не известила домашних ни письмом,ни телеграммой. Ее возвращение домой было настолько неожиданным, что открывшая двери бабушка в первый момент даже не испытала удивления.
  -Оленька...,- улыбнулась с порога она,- а у меня борщ готов и блинчики с мясом...твои любимые.
   Эта фраза,произнесенная не к месту,показалась обеим такой смешной,что обе сразу и рассмеялись. Но потом бабушка немножко всплакнула...
  - Блинчики...блинчики... Бабуль,как я по вам с мамой соскучилась,- Оля порывисто шагнула вперед,прижалась головой к увядающей бабушкиной щеке.
  - Что же ты,детка,не позвонила или телеграмму не прислала? Мы и не знали...,- выговаривала внучке бабушка.
   Голос ее слегка сел,нос и веки покраснели.
  - Не плачь,бабуля. Я и сама не знала, а потом взяла и приехала.
  - Ну и ладно...и хорошо.Я вчера сон видела....
  - Бабуля,у тебя на плите ничего не подгарает?
  - Я сейчас,- бабушка серой мышкой метнулась на кухню.- Ты раздевайся, Оленька,тапочки твои под вешалкой.
  - Бабуль,а как мама?.. Она скоро будет?
  - Обычно она не задерживается,а если задерживается,то предупреждает. Ты,наверное,голодная? Так я накрою.
  - Не надо,бабуля.Я приму ванну,а кушать будем,когда придет мама.
  - Ну,хорошо...хорошо...
   Оля прошла к себе. В комнате ничего не изменилось. Здесь,как и в кабинете врача,не было ничего лишнего. Но именно эта нарочитая простота обстановки,струящийся в открытую форточку свежий воздух; солнце, гостившее в комнате большую часть дня всегда создавали в Олиной душе гармонию уюта и покоя. Собственно,эта комната и была частью ее души,ее Эдемом,тихой пристанью в беспокойном океане жизни.
  - Всем здравствуйте. А вот и я,- сказала друзьям Оля.
   "Ура! Ура!- радостно приветствовал Олю поднятой вверх правой лапой медвежонок Мимка,из своего уголка загадочно улыбнулась обезьянка Джаконя,а кукла Таня мысленно произнесла: "Ма-ма"...
  - Соскучились? Теперь опять будем жить вместе.
   Оля подошла к окну. Внизу, на детской площадке, заканчивал ремонт легкомысленного деревянного пароходика веселый дворник дядя Вася. Десять минут назад он помог Оле занести в подъезд чемоданы. На улице посерело,собирался дождь.
   В комнату заглянула бабушка:
  - Вот тебе чистое полотенце,остальное найдешь в ванной.
  - Ба?..
  - Да...
  - Мама уходя на работу,зонт с собой взяла?
  - Не знаю. Дожди нас этим летом не балуют...Не забивай себе голову: от воды лучше растут и молодеют. Ты иди мойся,ОЛенька,ванна уже готова.
   Потом,в ожидании мамы,Оля и бабушка сидели на кухне на кухне и просто разговаривали.
  - А что у нас нового?- говорила бабушка.- Живем потихоньку,за тобой скучаем.Хотя и пишешь часто,а мне как-то неспокойно. Я,как пеку что-нибудь,или просто на фото твое взгляну,там,на комоде,то и задумаюсь...
  - Зачем так грустно,бабуля?
  - Замуж не собираешься?
  - А нужно?
  Бабушка взглянула из-под очков:
  - Ты еще прашиваешь?.. Конечно,нужно.
   Олина бабушка,Оксана Витальевна,в девичестве Вербицкая,по образованию филолог,всю свою жизнь работала библиотекарем. Муж ее, кадровый офицер,командир полка,погиб в сороковом году на непопулярной и малоизвестной финской войне. С тех самых пор Оксана Витальевна и вдовствовала.В молодости случались романы,но серьезных изменений они в жизнь не привнесли.
  
   Иногда в жизни происходят вещи,на первый взгляд,странные,
  удивительные,но совсем даже не случайные...
   Своего отца Оля видела лишь на фото.В семейном альбоме их было не много. Знала о нем с маминых слов и только хорошее.
   Олина мама,Ирина Владимировна,в молодости,и даже сейчас,в сорок с небольшим,была очень похожа на Марину Влади в экранизации повести Куприна "Олеся": прямые русые волосы,зеленые глаза,гордо приподнятая голова,походка...
   Тогда,в начале шестидесятых,большинство мальчиков и девочек, юношей и девушек в мечтах видели себя космонавтами,летчиками, капитанами дальнего плавания,геологами... В ушах озорно насвистывал ветер дальних странствий;а в Сибирь ехали не по этапу и не только за деньгами,но "за туманом и за запахом тайги".
   Ирина Владимировна,а тогда просто Ирина,по стопам Оксаны Витальевны не пошла и библиотечным работником не стала,зато имела в своем активе три прыжка с парашютом и выполнила кандидатский норматив по художественной гимнастике.
   Той памятной весной студентка Свердловского горного института Литвинова Ирина Владимировна успешно сдала экзамены за четвертый курс и в середине июня выехала "в поле". В деканате Ирина договорилась,что полевой сезон в экспедиции в качестве помощника топографа ей зачтется в качестве преддипломной практики. И то сказать: лето и часть осени в тайге,на ногах,и легионы комаров... а работы - не унесешь.
   В прошедшем полевом сезоне в уже готовой к отправке геологической партии внезапно и очень серьезно заболел человек. С заменой,и так почти всегда,оказалось туго. Вот тогда Ирина впервые понюхала настоящего таежного костра,почувствовало разницу между студенческими вылазками на Чертово Городище, Тальков Камень и обычной работой.
   Начальник экспедиции Егор Иванович Шайдуров остался Ириной весьма доволен.: "Стоящая девчонка,- отметил он,- работает на совесть,слякоти не разводит..."
   Готовясь к новому сезону Шайдуров про Ирину не забыл...Основная группа выехала на десять дней раньше,Ирина задержалась - сдавала экзамены. До Усть-Кута добиралась железной дорогой: с ветерком мчалась по сибирским просторам и не переставала удивляться суровой красоте этой земли. В тот год буйно,как никогда,в поймах рек цвела черемуха,на болотах опьяняюще пах багульник ... Тайга то подбиралась под самые окна вагона,то,внимая паровозному гудку,расступалась в стороны и освобождала дорогу.
   В Усть-Кут поезд прибыл около полудня,с опозданием на полтора часа. В тот же вечер на стареньком пароходишке,который не помнил разве что Ермака и только потому,что покоритель Сибири до Лены не дошел, Ирина отплыла в Киренск. За двое суток пути насмотрелась и наслушалась... Время от времени,утомившись пребыванием в пассажирском салоне,Ирина выходила на палубу. Воздух наплывал в лицо чистым,
  прохладным потоком; а вода в реке была темной,тяжеловесной,
  закручивалась водоворотами и внушала робость. Пароходишко плыл по течению,но в скорости от этого почти не выигрывал. Ведомый рукой опытного речного капитана,он,будто добродушный деревенский увалень, любящий после трудов праведных отдохнуть на полатях,швартовался у каждой деревенской пристаньки...принимал и сдавал грузы,почту,
  пассажиров.
   Вот и сейчас...постояв,полюбовавшись уплывающими вдаль,а значит, в прошлое,берегами и,по-видимому,сожалея об этом,Ирина прошла в корму.
  Палуба под ногами слегка подрагивала: внизу с точностью часового механизма работали старенькие,но надежные машины. Здесь,в кормовой части кораблика, прямо на палубе штабелями в два и три яруса были сложены ящики. Некоторые из них были покрыты брезентом,другие служили столами и стульями расположившимся на свежем воздухе пассажирам.
  - Э-э,сынок,- послышался сбоку, из-за ящиков,глуховатый мужской голос,-
  тайга - она не просто большой и дремучий лес. Тайга - она тайга. Она - мать: она кормит,одевает;а если надо,то и воспитывает.
  - И воспитывает?..- переспросил голос помоложе.
  - Еще как воспитывает...Не любит она душевной сажи. Хорошего она всегда приголубит,а если не глянулся - остерегись.Накажет...может, и не сразу.Ты не больно-то,не больно ухмыляйся,парень. Накажет непременно:
  или счастья охотничьего лишит,или сидорок с барахлишком в воде утопит,
  или припас твой съестной зверем потравит. Уж она найдет,как половчее надрать тебе задницу.
  - А у вас было?
  - А то ж... На тайгу,сынок,не обижаются.
  - Неужто все правда,дядь Вань,- опять засомневался молодой.
  - Да ты верь мне,Алешка,верь,- горячился старший.- Ведь вот оно как бывает...Лет с пятнадцать назад поцапался я со своей Натальей. Сильно мы тогда друг на друга нашумели. Плохой разговор получился. Собрал я мешок,ружьишко на плечо кинул; а перед тем,как на из избы выйти,стал на пороге да и сказал всердцах: "Что б ты,- говорю,- кони двинула. Похоронят тебя,а я,как из тайги повернусь,на могилку-то приду и напьюсь по-черному". Черт меня за язык потянул. Никогда ей плохого не желал и на волосок. Чего уж там - даже жалел иногда... Такие вот пироги.
   Ну,сказал,шапку на голову и вон из дома. В августе это приключилось. Что мне,думаю,в деревне делать,пойду прогуляюсь,тайгу ногами померяю; оно и утрясется. На медвежье урочище пошел, пути туда,
  как есть, два дня. К вечеру на Андреево болото вышел,там и заночевал.
  А пока шел,поостыл маленько: "Зря,- думаю,- с ней так,с Натальей моей".
  Однако,заночевал... Встал рано,чайку попил,собрался. И приходит мне, значит,в голову мысль такая: "Дай-ка,- думаю,- дорогу укорочу,напрямки
  через болото махну". Ходил я через него и ране; а то все больше краями,
  округ. Болото - оно не то чтобы топь сплошная,но болото и есть. Иду час и боле, подушка травяная под ногой пружинит,вода чвякает. Клюква,какая встречается,еще зеленая; голубика тоже не совсем... Не сезон еще ягоде.
  Шел так,шел - взопрел. Сел на кочку,перекурил. Кукушка неподалеку кукует. "Сколько,- спрашиваю,- кукушечка,мне жить осталось?" Она кукует,а я считаю. Щедро накуковала,я даже со счета сбился. Оно,когда много,то и хорошо.
   Передохнул,значит,и опять иду. Да показалось мне,что змея поперек дороги лежит,гадюка... И будто наступить я на нее уже собрался. С детства не люблю этой живности. Не боюсь - брезгую. Еще и сообразить-то толком не успел,но дернулся в сторону. А как сделал пару шагов,то по самый пах в болотину и провалился. Чую - нет под ногами опоры, слякоть одна; и начинает она меня затягивать, вроде, как съесть хочет. Страшно мне стало, Алешка. Веришь ли: как с фронта вернулся,такого страха не знал. Это поначалу. А потом будто ушел страх. Вот,думаю,три года на фронте,трижды ранен был,смерти в глаза смотрел и жив остался. А здесь...на пустом,можно сказать,месте,на болоте...и погибать. Глупость какая. Поднял я ружье и жахнул два раза в небо,в самую его серединку; перезарядил и опять... Прислушался...Нет,не слышат меня,каждый своим делом занят. Где-то неподалеку снялись утки, стрекозки летают, крыльями шуршат,и опять кукушка... "Что ж ты,- думаю,- птица глупая,хозяйка нерадивая и мать никудышняя мне накуковала? Впредь,если жить буду,не поверю и не жди".
   А жить мне осталось - минуты. Тут и друга своего фронтового вспомнил - Андрея Слободина. Будто за ужином выпиваем "по сто",он кружку поднял и говорит: "Ну,будем живы". А через два дня погиб. Под Белостоком это случилось.
   Потом Наталья моя перед глазами встала: молодая,статная,коса в руку толщиной,носик вздернут,глаза огромные и веснушки...Словом, красивая девка. Такой она была,когда я ее сватал. Руки она ко мне протягивает и говорит: "Заждалась я тебя,Ванечка. Обед уже давно в печи
  томится: щи твои любимые, жаркое из дичи...Мой руки,да садись к столу".
   Сказала мне,а я до того усовестился - словами передать не могу: "Сгину в этом болоте,- думаю,- простынут и щи,и жаркое, а главное - вины своей загладить не сумею". В горле будто ком стал - не себя пожалел, ее - Наталью. Как подумал обо всем об этом, словно забытье на меня нашло: спать,не спал,а что дальше было - ничего не помню. Только очнулся я уже не на болоте: под сосенкой на сухом пригорке лежу. Рядом ружьишко мое,мешок, и солнышко на покой уже уходит. Такие дела бывают, Алешка. Не случись со мной,ни в жизнь бы не поверил.
  - И кто же это,дядь Вань,вызволил вас?
  - А ты как думаешь?
  - Не знаю.
  - Если бы не раскаялся я тогда,то и сгинул бы в болоте. Тайга меня,
  сынок,вызволила. Тайга да еще,наверное, Бог. Ты верь мне. Брехуном среди людей я никогда не был и не буду.
   Неподалеку,прямо на палубе, подстелив какое-то домотканное ряднои армейский бушлат, расположились и перекусывали нехитрой снедью две пожилые женщины и такого же возраста мужчина.
  - А как твой младшой?- распрашивала одна из женщин другую.
  - Уезжать собирается...опять к своей,в Тайшет.
  - Ой,ты!..- удивлялась первая.
  - И я говорю: три раза сходились и разбегались,и опять... Чем она его взяла - ума не приложу.
  - Чем-чем?.. Уж своим бабьим естеством и взяла...Я,Люся, помню,в молодости...
  - А я вам другое скажу,- вмешался в женский разговор мужчина,- от бабы можно лечиться только бабой,работой до упаду, да еще водкой и чтобы до беспамятства. Верно я говорю,девонька?- подмигнул он Ирине.
  - Я не знаю...,- почему-то смутилась Ирина.
  - Да ты не смущайся,дочка. Присаживайся к нам,угощайся: вот сахатинка копченая,черемша,хлеб,сырники... Иди к нам,чем,как говорится,богаты,тем и рады.
  - Вы извините...
  - Уважь,не обижай.
   Приглашение исходило от сердца,и отказ был сродни обиде.
  - Ты кушай,дочка,кушай,- наперебой угощали Ирину слохотливые хозяйки:
  тетя Люся и тетя Галя.
  - Красивая ты... А меня все сыночки,да сыночки... трое. Не сподобил Господь девонькой. А Галя - та вообще одна.Уж как похоронку на мужа с фронта получила, с тех пор одна. Сестры мы двоюродные,- рассказывала тетя Люся.
  - А ты к нам,дочка, по каким делам? Сдается мне - ты не из наших краев.
  - С геологической партией я,дядя Миша. Своих догоняю.
  - Во-она как,- уважительно протянул дядя Миша.- Стало быть, геолог...
  - Пока не геолог... В институте учусь.
  - Оно ведь,как ни рассуждай, все равно дело времени... И что,извиняюсь за любопытство, вы ищите? Уголь,золото?
  - Не золото и не уголь. Магнезит мы разведали - минерал такой. В черной металлургии самое что ни на есть - золото, без него ни шагу. С прошлого сезона работы еще много осталось.
  - Во-она...,- опять протянул дядя Миша.- А далеко-то сейчас путь держишь?
  - До Киренска, а там на Глубинку.
  - На Глубинку?!.- в голос обрадовались женщины.- Если на Глубинку,то нам по дороге: из Лукошино мы, а тебе еще верст на сорок дале по тракту будет. Ты нас держись,Ириша, не пропадешь и не заблудишься.
   Еще большее удивление на следующий день,когда сошли на берег, вызвало у попутчиков ее снаряжение: необъятных размеров,с многочисленными карманами,рюкзак с притороченным к нему сверху, свернутым в тючок,спальным мешком.
  - Ить,куда столько?- покачал головой дядя Миша.-Ну,припас,нательное...
  я понимаю...
  - Ты в тайгу,Мишаня, больше как на недельку и не хаживал.,- заступилась за Ирину тетя Галя,- а ей там жить,почитай,до морозов.
  - Оно и так,- неторопливо раскурил папироску дядя Миша,- главное,чтобы потом другим в тягость не было.
  - Не впервой в тайге,чай,понимает.
  - А я что?..Вы же помните,в прошлом годе,аккурат к концу лета,к нам учительницу прислали: вся из себя,городская такая...и туфельки на ней точеные,и блузка атласная,алая,на солнце переливается; а юбка - уже, если короче,то лучше сразу в трусах на людях ходить. Жар-птица,словом.И
  чемоданов при ней неподъемных целых три штуки. Как ее такую папа с мамой от себя отпустили?
  - А погти у нее,- продолжила тему тетя Галя,- ты помнишь,Люся, длинные-длинные и красной краской покрашены. Наши бабы таких отродясь не видели и не носили. " Ма-ни-кур" это называется,- по слогам выговорила она трудное слово.- Я еще подумала тогда: не иначе они и есть такие длинные,чтобы кур подманывать. Вот так: " Цып-цып-цып...".
  - Нашим-то,деревенским,оно такое без необходимости,- поддержала сестру тетя Люся.,- сплошное неудобство: корову подоить,картошку почистить,а бельишко постирать... Развеможно?
  - Учительнице что? Ей Степановна,хозяйка ее квартирная,и готовила, и стирала.
  - А младший-то сынок Степановны,Андрюшка,что учудил...Однаждя в субботу,после баньки,возьми и скажи учительнице: " Длинные это у вас ногти, Наталья Алексеевна. Вот вы когда своими женскими делами над тазиком занимаетесь не боитесь ненароком сами себя девичьей невинности лишить?
  - Ну ты скажешь,Люся,- хохотнул и едва не поперхнулся папиросным дымом дядя Миша.- Так стервец и спросил?
  - А то...
   Ирина почувствовала,что краснеет.
  - Да-а...,- дядя Миша щелчком послал окурок далеко в сторону,- слабовата оказалась закваска. Где умный вместе со всеми посмеется - другой и обидится. Наша-то жар-птица до нового года не доработала: собрала чемоданы и улетела. Такие дела.
   Своих в Глубинке Ирина уже не застала. Пратия вышла в тайгу пятью днями раньше.
  - Чего уж горевать?- успокаивал Ирину председатель сельсовета Игорь Гранитович Михайлов.- Погоды сейчас такие - самый раз в дорогу. Они, значит, и так здесь на недельку задержались. Главный ваш,Егор Иванович, на месте усидеть никак не мог,торопился.
   Ирина хлюпнула носом.
  - Да не забыли они о вас,барышня,не забыли. Вот и письмецо вам оставили,и с проводником на ваш счет договорились. Только вот незадача...,- Михайлов в смущении очесал затылок,- приболел Савва Иванович,проводник ваш. С ногой у него непорядок вышел. На ровном месте хряпнулся. Фельшер говорит - трещина. Два дня дома на лежанке отлеживается.
  - А как же теперь со мной?- Ирина поднесла к глазам носовой платок.
  - Опять глаза на мокром месте... Я же сказал - поможем. Поживете пару дней у меня,а там все и уладится. Успокоились?.. Так-то лучше.
   Савву Ивановича Михайлов с Ириной проведали в тот же вечер.
  - Доброго здоровья,Иванович,- с порога поприветствовал хозяина Михайлов.
  - Кому Иванович,а кому и дед Савва. Проходите, добрым людям здесь всегда рады.
   Михайлов для порядка пошаркал ногами о лежащий у порога половичок,прошел в избу,устроился на лавке.
  - Курить можно?
  - Чего уж...
  - Так,говоришь,в дедушки записался,Иванович? Совсем,значит,давний?
  - Давний,Гранитович,ох,давний,- согласился Савва Иванович.
  - Жалуешься на немощи,а по тайге будто сохатый гоняешь,- рассуждал Игорь Гранитович.- А нога...что нога?.. Заживет,опять встанешь и побежишь.
  - Хорошо бы так,- кашлянув в кулак,дипломатично согласился Савва Иванович. По всему выходило,что сравнение с сохатым равнодушным его не оставило.
  - Ты мне,Иванович,другое скажи: с ней-то теперь как?- указал на Ирину Михайлов.
  - За вас,выходит, старшой ваш меня упрашивал?
   Ирина кивнула.
  - Я что скажу,Гранитович...С Дмитрием тебе нужно поговорить. Он как раз в тайгу собирается. Тебе не откажет. А в тайге,сам знаешь, пятьдесят верст - не крюк.
  - А что? Пожалуй,и верно,- согласился Михайлов.- Дмитрий не откажет.
  - Полина! Что там с самоваром?!- не утерпел Савва Иванович.
  - Несу,отец,несу,- послышалось со двора.
  - Славная у тебя хозяйка,Иванович,- похвалил Михайлов.- Я перекурить не успел,а у нее уже и самоварчик готов.
  - А то...,- загордился Савва Иванович,- у нее в доме,как есть, во всем и всегда порядок.
  - А кто он,этот Дмитрий?- на обратном пути спросила Михайлова Ирина.
  - Дмитрий?...- не сразу ответил Михайлов.- Из наших он... Родился не здесь,но мы его почитаем за своего. В прошлом офицер,а сейчас охотник.
  В прошлом году ножом медведя положил...Короче,если наберется в Сибири сотня настоящих мужиков, он в этой сотне тоже не последним будет.
  
   В дорогу выступили с рассветом.
  - Так не пойдет,- осмотрев Ирину экипировку,забраковал провожатый.- Платочком голову повяжите,как наши поселковые женщины ходят,чтобы и шея была полностью закрыта. Июнь на дворе: клещей на тело посадить - пара пустяков. В дороге постарайтесь не отставать,на жизнь не жаловаться, слякоти не разводить. Я эти вещи плохо понимаю. Привал каждые два-три часа... по обстоятельствам.
   Дмитрий был краток,смотрел пристально,твердо,чуть насмешливо и почему-то упорно не называл Ирину по имени.
   " Дундук какой-то,- подумала Ирина.- Вот повезло... А,впрочем, мне бы только до своих добраться. Переживу как-нибудь".
   Шли споро. Дмитрий впереди,поначалу он раз другой оглянулся на Ирину,потом и оглядываться перестал. Как человек таежный,он видел и слышал спиной. Он будто знал,что сейчас чувствует Ирина,о чем думает...
  Несмотря на утреннюю,далеко не летнюю свежесть,становилось жарко. Ирина раскраснелась,появилось желание сбросить с себя и куртку,и платок... А тут еще таежный гнус и паутина... К исходу четвертого часа Ирине хотелось упасть на землю и лежать,лежать... Еще бы чуть - она бы так и сделала,но в это время Дмитрий скомандовал привал.
  - Не раздумали о мою голову горшки бить?- спросил он,усаживаясь на поваленное дерево. Спросил серьезно,без насмешки.
  - О чем вы?
  - Да так...показалось. А вы молодец,не ожидал,- похвалил он Ирину.
  - Стараюсь. Сколько мы уже прошли?
   Этот простой и,быть может,даже наивный вопрос неожиданно развеселил Дмитрия:
  - Не оглядывайтесь назад,Ирина,не переводите пройденного в километры. Наверняка,за тем распадком,- Дмитрий неопределенно кивнул в сторону,- за ручьем,который по нему протекает, тайга еще интереснее. А дальше еще и еще... Лучше не считать и не загадывать.
   И опять они шли: Дмитрий,как и надлежало проводнику, впереди; и что-то неуловимо знакомое было в его облике. Мысли Ирины путались, она не могла выделить главного: " Ну,откуда?..откуда?.. И почему?.. Что в Нем такого?..". Откуда-то всплыло название: " Конец сказки". Джек Лондон??? Ну да!.. его рассказ... его герой. Та же невероятная легкость движений,стремительная и уверенная сила молодого зверя... Что лес?.. Что подлесок?... И тот,и другой расступятся,давая дорогу; а не расступятся - лягут под ноги.
   Минул час и второй. Потом и минуты стали казаться часами. Усталость накапливалась каждой клеточкой тела,давая о себе знать все больше и больше.
  - Не так быстро,Дима,- взмолилась наконец Ирина,- я за вами не успеваю.
   Дмитрий остановился.
  - Извините, увлекся. Когда-то,и не очень давно,я служил в морской пехоте. И днем,и ночью передвижения только бегом. Ходить шагом у нас считалось дурным тоном. В тайге не бегают,и я стараюсь быстро ходить.
   Дмитрий пошел рядом.
  - А правду люди говорят,что вы ножом убили медведя?- переводя дыхание и чтобы поддержать разговор,спросила Ирина.
  - Люди говорят правду... У меня не было выбора. На медведя я вышел неожиданно. Обычно осенью мишки сытые и на людей не бросаются. А мой разойтись мирно не захотел. Выстрелить я не успел и пришлось обороняться ножом...
   Еще через час Ирина и Дмитрий сделали привал и пообедали. Потом...привыкая к тому,что на тропе он сейчас не один, Дмитрий убавил прыти,пошел медленнее. Ну, не поспеют они на место к завтрашнему вечеру. Что из того? Будут на следующий день. Примерно так он и рассуждал.
   На ночлег остановились в сумерках на берегу неширокого, метра в полтора, ручья.
   Пока Ирина кашеварила,Дмитрий заготовил дрова,кедровый лапник для постелей,а потом ,улегшись на этот лапник,что-то записывал карандашом в толстой тетради.
  - Что это вы пишите?- проявила любопытство Ирина.
   Дмитрий прервал свое занятие,взглянул на нее,улыбнулся и,покачав головой, ничего не ответил.
  - Вы,говорят, не местный,а тайгу знаете хорошо...,- во время перехода они почти не разговаривали. Молчание несло в себе неловкость и даже утомляло. Ирине просто захотелось поговорить.
  - Да,я не местный,но я здесь вырос. Мой отец был хорошим инженером. Еще до революции он окончил Московское техническое училище. Мне думается, не было такой вещи,которую он с его знаниями,умением и терпением не сумел бы изготовить собственными руками. Женился отец довольно поздно.
  Он был старше мамы. А в тридцать шестом отца арестовали... Ира, давайте поедим,а потом,если у вас хватит терпения выслушать, я расскажу вам историю своей семьи.
  
   Не спрашивайте почему,но факт общеизвестен: пламя костра в ночи завораживает. Так происходит всегда... Дмитрий неторопливо рассказывал, и в его рассказе оживала история многих тысячь семей великого и многострадального народа:
  - За папой пришли воскресной ночью в апреле тридцать шестого года. С вечера прошел первый дождь. В тот вечер папа начал делать для меня деревянную лошадку... Его осудили на четыре года по пятьдесят восьмой статье. Обвинения были надуманными. В сороковом году отца из лагеря освободили с предписанием на административное поселение. Так он поселился в Глубинке. Мы с мамой приехали позже,и было мне тогда девять лет.
   Отец работал на прииске: сначала слесарем, потом механиком. Работать он умел,работу любил. Уходил на работу чуть свет, возвращался домой поздно. Правильным он был человеком: не выслуживался,не угодничал, трудностей не боялся, ничего для себя не искал и ничего не просил. Впрочем,один раз попросил. Когда началась война, было отцу под пятьдесят. В армию его не призвали: возраст и статья за плечами висит... А весной сорок второго года он пришел в военкомат и настоял. Не вышел из кабинета военкома,пока его вопрос не решился положительно.
  Войну он закончил майором,командиром саперного батальона. Два тяжелых ранения,четыре ордена.
   Мне всегда хотелось быть похожим на своего отца,- Дмитрий сорвал травинку,надкусил ее.- Хотелось скорее вырасти,встать рядом с ним,чтобы все видели,как мы похожи. Я не хотел в чем-то превзойти его,во мне не было детской ревности - я хотел быть таким же как он. Я не знал человека лучше своего отца, я и сейчас так считаю. Он всегда понимал меня и любил... А любовь его была скупой,сдержанной... Мама сгоряча могла поддать мне полотенцем, отвесить затрещину, а потом обнять и расплакаться...Отец же,если я в чем-то провинился,бывало,взглянет на меня, нахмурится и промолчит. И мне,поверте,Ирина, становилось стыдно;
  я просто сгорал от стыда. Некоторое время он со мной обычно не разговаривал, будто и не видел. Потом отойдет, взглянет в мою сторону,
  улыбнется одними глазами; и я пойму - простил.
   Отец вернулся домой поздней осенью сорок пятого года. Я хорошо помню те минуты, когда он вошел во двор: высокий,сухощавый,в шинели, но уже без погон. Целый день к нам приходили люди... Здоровались, распрашивали,радовались вместе с нами. Этот немецкий десантный нож
  ( золингеновская сталь хищно заиграла в неровном свете костра) отец подарил мне в тот же день: " Ты уже взрослый,Димка,- сказал он.- Этот нож спас меня в рукопашной. Ножи дарить не принято,но я верю, что ты не употребишь этот подарок во зло". Он тогда и представить не мог,что своим подарком спас меня... в прошлом году...
  - Это вы про медведя?..
  - Про медведя... После войны отец опять работал на прииске: год механиком,потом его назначили главным инженером. Судимость сняли, но из Глубинки мы не уехали. " Везде сейчас трудно,- рассудил отец.- Будем работать и радоваться жизни".
   Поверите ли,Ирина, но все то непонятное,тревожное,нехорошее,что в предвоенные и военные годы витало над нашей семьей, с возвращением отца нас покинуло. Раньше,случалось,мама украдкой плакала. Наверное,чаще,чем я это замечал. Но с возвращением папы она просто расцвела. Бывало,что-то делает и поет,потом замолчит,улыбнется и опять запоет. Она поет, и нам хорошо... А еще в тайге у родника было у нас заветное место. И если мимо идти случалось, всегда остановимся,водички попьем. А то и просто печеной картошки покушать туда ходили и ночевали не раз... Бывало, лежим у костра ( небо бездонное и звездное), отец рассказывает,а я слушаю. Он много знал и замечательно рассказывал. Он говорил мне: " Димка,сынок,у тебя все впереди. Тебе может казаться,что жизнь обделила тебя, и неудачи бесконечны. Это не так. В чем-то ( и нужно найти в чем) тебя оделили безмерно. Найди - и будешь счастлив". " А ты счастлив,
  папа?"- спрашивал я. " Да,я счастливый человек: у меня есть вы с мамой,лес,этот родник,небо, интересная робота...".
   Отец всегда искал занятие для души,мечтал и был свободен в мыслях... Благодаря его стараниям и настойчивости на нашей речке Буче
  построили гидростанцию и электрифицировали поселок. Вы видели ветряки?
  Отец ставил,они до сих пор работают. По вечерам он проектировал двигатель,газотурбинный: чертил расчитывал... Пожалуй,это была его главная отдушина. Мама его понимала и никогда не выговаривала по поводу увлечений. До металла дело не дошло,он не успел...
   Отец был убежденным должником по жизни. Он считал,что каждый человек обязан другим людям своим умом,знаниями,силой,здоровьем,
  красотой...и должен сделать все для того,чтобы окружающие его люди жили лучше. Пойдешь этой дорогой и будешь жить в мире сам с собой.
  - А вы, Дима, тоже обязаны другим?
  - Я сын своего отца. Уже то,что я сейчас рядом с вами,о чем-то говорит.- Дмитрий встал,подбросил в прогорающий костер сушняка Заскучавший было огонь принял дар человека: заговорил,заискрился,
  подрос...раз за разом лизнул мрак ночной тайги,ласковым псом подкатился под самые ноги,согревая их живым теплом.
   Молчание затянулось, Прошла минута,прошла другая...
  - Вам тяжело об этом вспоминать?
  - В моих воспоминаниях больше хорошего. А ваш отец?..
  - Он погиб незадолго до моего рождения. Я знаю его только по семейному альбому.
  - Простите, Ирина...
   Опять возникла пауза. Дмитрий будто собирался мыслями:
  - Весной сорок девятого,после майских праздников,меня призвали в армию. Служил в береговой артиллерии,потом военное училище и распределение на Тихоокеанский флот в морскую пехоту. Как служил - рассказывать не буду.
  Два года назад уволился в запас в звании подполковника.
  - Вы подполковник?..такой молодой?
  - Последнее звание я получил досрочно.
  - И вы не жалеете о том,что ушли из армии?
  - Армию сократили на миллион двесте тысячь. Лошадь пала два года назад; не стоит ее пинать,Ирина. Поверте - не все зависело от меня... Кстати,
  мы знакомы уже семнадцать часов. Давайте перейдем на "ты".
  - Можно... А что было потом?
  - Потом...потом,Ира,все начало закручиваться по восходящей спирали, чтобы однажды взорваться.
   Десять лет назад отец серьезно заболел. Он не любил заниматься собой,ходить по врачам, не терпел в себе слабости. Диагноз поставили поздно - рак желудка. Оперировали его,как бывшего офицера,в окружном госпитале. Хирург,мужик прямой,и тоже из фронтовиков,сказал отцу все как есть. Тот сам его об этом попросил.
  - Плохи дела,братишка,- сказал он,- слишком поздно ты на стол лег. По отметинам на твоем теле видел - через войну по соломинке прошел,а сейчас и того под ногами нет.
   Прошло три месяца. Папе становилось все хуже. Он не принимал обезболивающих препаратов и старался все время проводить на ногах.
  В меру сил работал по хозяйству,просто ходил... Но однажды он исчез - ушел в тайгу. Взял смену белья,чай,спички,немного еды,патроны,карабин.
  Из тайги он не вернулся,и никто его больше не видел. Нам он оставил письмо и написал так:
  " Дорогие мои. Время пришло. Я не могу больше оставаться с вами; не хочу видеть,как вы страдаете и вините себя в том,что не можете мне помочь. Не вините себя,не стоит... Все было хорошо. Спасибо вам за любовь,за верность;за те неудобства,которые вам пришлось пережить, находясь рядом со мной.
   Я не хочу умереть у вас на руках. Не хочу,чтобы меня видели слабым и беспомощным... Запомните меня живым. Таким я и останусь.
  Вот и все... Улыбнитесь!"
  - П-позвольте,Дима... Но его искали?..вашего отца?
  - Его искали и тогда,и после,и не нашли. Я понимаю,что все это в общем-то необычно... Приезжали ребята из "органов",изъяли все папины бумаги.
  - А ваша мама...
  - С мамой,слава Богу,все в порядке. Она очень переживала... Живем мы вместе. Она работает директором поселковой школы.
  - Странно это...
  - Странно?.. Нет,Ирина. Это был поступок. Именно тогда я и понял: главное - не казаться сильным и честным перед людьми, главное - быть таким наедине с собой. Будем отдыхать...
   В "спальнике" было тепло и уютно. Ирина спала без сновидений, как спят молодые,здоровые девушки,натрудившие тело и ноги за долгий летний день. Но сон ее был недолог: часа через четыре,когда звезды уже потускнели, Дмитрий осторожно,но требовательно толкнул Ирину в плечо.
  - Ира,вставай,- откуда-то издали услышала она.
  Сон не хотел ее покидать; и в первые секунды Ирина даже не поняла,где она находится,кто и зачем ее будит.
  - Что?..- не открывая глаз,спросила она.
  - Вставай,вставай... Нужно уходить.
  - А-а... это ты,Дима. Еще так рано...,- пытаясь прогнать сон,Ирина крепко зажмурилась,несколько раз энергично (из стороны в сторону) повела головой.- куда ты собрался?
  - Нужно уходить и как можно быстрее.
  - Что-то случилось?
  - Тайга горит,и ветер гонит огонь в нашу сторону.
  - Это серьезно?- встревожилась Ирина.
  - Думаю,серьезно. Зверь уходит.
   После этих слов Ирина ощутила в воздухе запахи дыма и опасности.
  - Куда мы идем?
  - Пойдем к реке,будем переправляться на ту сторону.
   Вещи собирали в молчании,быстро,но без суеты. Первые час-полтора пути дались Ирине особенно трудно. Идти пришлось в темноте,почти наощупь. Несколько раз она споткнулась,даже упала и оцарапала о сучок руку. Потом рассвело,и немножко полегчало.
  - А далеко до реки?- Ирина замедлила шаг,поправляя лямки рюкзака.
  - Километров пятнадцать... А вообще,Ира,расстояния в тайге относительны. Я могу ошибиться.
  - А почему горит тайга?
  - Всякое могло случиться... Молния,метеорит,таежные романтики костер не затушили... В таких случаях лучше не гадать,а перестраховываться. Семь лет назад меня и моих ребят десантировали с самолета в районе Благовещенска. При нас только огнестрельное и холодное оружие, комплект обмундирования,спички,карта,компас; и ни крошки продовольствия.
  - Разве так бывает?
  - Бывает.Я служил в спецподразделении. За месяц мы должны были пешком преодолеть около тысячи двухсот километров и выйти.....................
  - Вы дошли?
  - Дошли...Но на двенадцатые сутки попали в область таежных пожаров. Горело и справа и слева. Я посчитал,что мы успеем проскочить. Оказалось,что тайга горит и впереди, а возвращаться было уже поздно. Сутки мы отсиживались в небольшом болотце. Наверное,так бывает в преисподней: вокруг горело. У одного из моих парней не выдержали нервы: не знаю на что он надеялся,но он бросился в горящий лес и погиб. Мы нашли его останки,когда все закончилось... Мы шли по сгоревшей тайге,и ощущение было такое,будто мы последние люди на этой земле.
   Неприятности часто ходят одна подле другой. Так случилось и в тот злополучный день. Перешагивая через ствол поваленного дерева,Ирина оступилась и подвернула ногу. От боли на глаза навернулись слезы.
  - Ой!.. Мама!..- невольно вскрикнула Ирина и осела на землю.
  - Что случилось?- обернулся на ее голос Дмитрий.
  - У меня что-то с ногой...
   Дмитрий присел возле Ирины на одно колено,осторожно ощупал поврежденную ногу.
  - Больно?
  - Больно...
  - Ничего страшного,Ирочка: потянула связки. Сегодня ты уже не танцор.
  - Я попробую идти,- Ирина неуверенно встала,попыталась шагнуть и,охнув, тут же опустилась на землю.- Не получается... Что делать?
  - Ты,главное,не переживай. До реки не так уж и далеко. Я тебя понесу,
  потом вернусь и заберу вещи.
   Дорога к реке заняла около полутора часов. Два раза Дмитрий останавливался,опускал Ирину на землю,отдыхал.
  - Тяжело?..- во время одной из остановок посочувствовала Ирина.
  В этом вопросе присутствовали и материнская нежность,и кокетство,и гордость за свою женскую слабость.
  - Уже недалеко,- улыбнулся Дмитрий.
  - Ты и жену на руках носишь?
  - Когда-то носил...
  - А сейчас?
  - А сейчас не ношу,- Дмитрий замолчал. Ирина тоже молчала. Ей вдруг стало неловко за свой последний вопрос.Будто осознав эту неловкость,
  Дмитрий поспешил пояснить:- Мы не живем вместе четыре года. Так уж получилось... Мы не ссорились,не изменяли друг другу,но однажды просто остыли...
  - И ничего не пытались исправить?
  - А зачем? Два взрослых человека приняли решение - так тому и быть. Позже я понял о себе другое...Я быстро принимаю решения,а мы встречались полтора года. Значит, что-то мешало мне чуть раньше произнести те слова, которые я произнес спустя полтора года. Их вообще не стоило говорить.
  - И как быстро ты можешь принять решение?
  - Возможно, даже с первого взгляда.
  - Так не бывает,- не осознавая причин,Ирина под его взглядом смешалась, густо покраснела; сердце в груди забилось встревоженно,гулко.- Это несерьезно,Дима. Так не бывает.
  - Бывает и так,и не так...
  
   Река была неширокой,метров около сорока. Вода в ней отсвечивала янтарем ( очевидно, где-то выше по течению залегали торфяники ).
  - Плавать умеешь?- поинтересовался Дмитрий.
  - А понадобится?
  - Спрашиваю на всякий случай. Уметь нужно все,- он улыбнулся одними глазами.- Карабин оставляю тебе,тоже на всякий случай.
  - Пойдешь без оружия?
  - Уж как-нибудь обойдусь.
  - Дима,а почему ты ходишь в тайгу без собаки?
  - Собака есть. Недавно ощенилась,сейчас кормит маленьких,- Дмитрий коротко объяснил и показал Ирине как пользоваться карабином.- Как видишь - это совсем просто. Ты,главное, ничего не бойся,а я постараюсь не задерживаться.
   Он ушел. Первым делом Ирина разулась и еще раз осмотрела ногу. Стопа в подъеме слегка отекла. Хорошо,что обувь,следуя советам бывалых людей, она выбрала посвободнее. Травмы подобного рода в ее спортивной жизни случались и раньше. Два-три дня покоя... Да и потом в течении нескольких дней ногу желательно не перегружать.
  " Торопилась девка замуж...,- невесело подумала Ирина,- и ничего хорошего. Ну,переправимся мы через реку. А что потом? Все равно придется задержаться...". Ирина поймала себя на мысли,что Дмитрий ей очень и очень нравится. Мысли были приятными. Она ни о чем не сожалела, не раскаивалась в том,что не волею судьбы, а лишь благодаря собственному упрямству, находилась сейчас в самом сердце Сибири на берегу безымянной для нее реки. Она не боялась звуков тайги... Все было хорошо.
   Розовым,почти невесомым облачком проплыли воспоминания о первой любви. Его звали Сергеем. Он был на два года старше и учился в девятом классе. Он носил очки и сутулился. Школьная молва окрестила его гением.
  Его познания в физике и математике выходили далеко за рамки обычной школьной программы. Способности были подарены ему самой природой. На Ирину,как и на других девчонок,веселыми стайками щебечущих в школьных коридорах, он не обращал ни малейшего внимания. Ирина страдала,
  случалось,и плакала в подушку... А потом он уехал в Москву, поступил в училище имени Баумана; и все,как ни странно, наладилось...
  " Любовь - это то,что еще придет. Никто не подскажет,что она в тебе поселилась, но ты сама об этом узнаешь",- сказала однажды мама. Ира всегда помнила ее слова. И вот, позади школа,четыре курса института, но ничего похожего с ней не произошло. Были увлечения,симпатии,дружба... Ощущение того,что она кому-то нравится, приятно пьянило сознание и радовало. Но это было не ТО. Последний год за Ириной пытались ухаживать два друга: пятикурсники Вася Попов и Петя Климов.
   Вася был высоким и худощавым, Петя на голову ниже и крепким как гриб-боровик. Вася закончил музыкальную школу по классу гитары, Петя от природы имел неплохой голос. С чьей-то острой подачи за глаза эту парочку прозвали "Попа и Клепа". Ухаживали ненавязчиво: приглашали в кино, в кафешку,угощали мороженым,конфетами...
   Ребятами они были даже серьезными,но иногда,случалось, взрывались фонтаном безудержного веселья... И тогда вполне могло случится,что далеко-далеко за полночь под окнами студенческого общежития вдруг зазвучат разудалое "Выйду на улицу,гляну на село. Девки гуляют, и мне весело..." или трагическая ария "Смейся,паяц,над разбитой любовью...".
  Звуки раздадуться вширь,окрепнут,проникнут в каждую комнату,заползут в каждый уголок; и проснувшийся студенческий народ осознает: любовь - это счастье и несчастье, любовь - это сладкая мука... И в столь поздний или ранний час,когда сон особенно сладок и дорог, от любви до ненависти, таки действительно, всего один шаг.
   Прошел час...и еще около того. По своей таежной неопытности Ирина не обратила внимания на то, как неподалеку с насиженных мест вспорхнули рябчики, потом на своем птичьем языке возбужденно застрекотала сорока:
  "Ходют тут всякие...Честной птице совсем житья не стало...".
  
   Плот Дмитрий срубил быстро. Пара поваленных ветром деревьев нашлась здесь же, на берегу, буквально в нескольких шагах. Еще один ствол Дмитрий нашел чуть выше по течению и сплавил на место по воде.
  - Нравится яхта?- когда постройка плота была завершена,оставалось лишь погрузиться,поднять флаг и отдать швартовы, поинтересовался он у Ирины.
  - Годится. Я на плотах никогда раньше не сплавлялась.
  - А сплавляться нам недалеко: километрах в десяти ниже по течению есть охотничья избушка.
   Река неторопливо вынесла плот на плес; и Дмитрий,часто заработав шестом, направил его к берегу.
  - Ну,кажется, на месте.
  - Ты уверен?
  - Тебе этот камень ничего не напоминает?- указал на противоположный берег Дмитрий.
  - Похожь... на лошадиную голову.
  - Точно,- удовлетворенно кивнул он.
   Избушка не производила впечатления заброшенной. Подходы были старательно очищены от подлеска, и топор здесь прошелся недавно. Слева от входа ,под навесом,высилась изрядная поленница дров. В самой избе, на полках,имелись соль,спички,свечи,кое-что из посуды; в небольшой клетушке: консервы,крупы,запас керосина.
  - Надо же,- Ирина присела на лавку,с явным облегчением вытянула вперед больную ногу,- здесь и осаду выдержать можно.
  - Посторонний человек может воспользоваться этим припасом лишь в случае крайней нужды,- пояснил Дмитрий.- И желательно что-нибудь оставить взамен. Это таежный закон. Сейчас я схожу за водой,и будем готовить ужин.
   Смеркалось... На столе горела свеча. Пламя ее,высокое и ровное, отражалось в темной глади незавешенного оконного стекла.
   Разговор не клеился. Каждый хотел бы о многом узнать и о многом рассказать... Но обоюдное влечение ( еще не оформившееся,с размытыми очертаниями ) вносило в отношения молодых людей неловкость и робость.
  - Будем отдыхать?- спросила Ирина.
  - Будем. Танцы в клубе по причине запойного состояния гармониста не состоятся,новых фильмов не завезли...
   Спала Ирина неспокойно. Снилось ей что-то короткое, сумбурное и совершенно незапоминающееся. Ко всему еще беспокоила больная нога. Несколько раз она просыпалась: казалось,что снаружи,под стенами избушки, кто-то ходит. Этот кто-то останавливался под дверью,под окном,
  вслушивался в ночную темень избушки. Чтобы не выдать себя, Ирина невольно задерживала дыхание. В эти мгновения ей становилось страшно,
  хотелось растормошить Дмитрия,обнять за шею,нашептать ему на ухо что-то ласковое,бессвязное,прижаться к его выпуклой сильной груди и обрести в его объятиях защиту и счастливую уверенность. Она порывалась сделать это и раз,и другой... Но все та же необъяснимая боязнь удерживала ее.
   Промучившись страхами и сомнениями почти до рассвета, Ирина наконец-то заснула и проснулась поздно. В оконце круглым умытым лицом заглядывало солнышко. Еще не открыв глаз,она ущутила его ласку и тепло щекой. Возможно, Ирина проспала бы и дольше;но разбудила ее,как это ни странно, тишина... И только чуть позже Ирина поняла,что ошиблась; что тишина на самом деле - это песня. Пел Дмитрий...
   Ой,то не вечер,то не вечер.
   Мне малым-мало спалось.
   Мне малым-мало спалось,
   Ой,да во сне привиделось.
  Голос звучал тихо и приятно,а слова были не просто словами. Они рождали образы и картины,саму жизнь... Они и были жизнью. Ирина видела,как на горячем коне скакал удалой казак,как волновался под ветром седой ковыль,и лежащую на земле смушковую,с голубым верхом папаху... Она открыла глаза. Дмитрий сидел за столом,перед ним лежали все те же толстая,в лидериновом переплете,тетрадь и карандаш.
  "Что он пишет?- подумала Ирина.- О чем вообще можно писать в тайге? Дневник?.. Стихи?..".
   Дмитрий почувствовал ее взгляд,поднял глаза,улыбнулся. И это было больше,чем улыбка. Это было признание.
  - Пишешь?- улыбнувшись ему в ответ,спросила Ирина.
  - Не пишется...
  - Иди ко мне...
  Так и родилось чувство,и слово ему было - "любовь". Многое через него произошло,а без него многое могло бы и не произойти. Через него,спустя девять месяцев,и появилась на свет девочка по имени Оля. Оленька Литвинова.
   То лето в Сибири,в верховьях реки Нижняя Тунгуска,выдалось прохладным. Работы в экспедиции шли своим чередом; но Ирина не замечала ни напряженных рабочих будней,ни пронзительной безграничности ночного неба... Она жила лишь ожиданием любимого человека. За три последующих месяца Дмитрий побывал в лагере геологов четырежды. Жил по два-три дня, а однажды задержался на неделю. Именно тогда Ирина и призналась ему,что ожидает ребенка.
  - Ирочка...Иришка...,- Дмитрий подхватил ее на руки,закружил.
  - А я боялась...,- призналась Ирина.
  - Чего ты боялась, глупенькая?
  - Не знаю. Страшно мне было...
  - Ириша...любимая. Я прошу тебя стать моей женой. Я не опоздал?..
  - Нет, не опоздал...,-едва слышно сказала она.Слезы подступили к глазам.
   Расписаться они решили осенью,уже строили планы на будущее.
  - Ириша,я понимаю...ты не сможешь жить в поселке. Надо выбираться в город. Меня приглашают в Новосибирск,работать в милиции. У меня нет гражданской специальности,хочу поступить на юрфак на заочное отделение...
   Он погиб через полтора года. Пуля повредила легкое и вошла в сердце. Больше никто при задержании не пострадал. Оленька уже встала на ножки и пошла...
   Они засиделись допоздна. Три женщины,одна семья - Оля,мама и бабушка. По каким-то причинам часов около девяти вечера во всей округе пропал свет. Ирина Владимировна принесла подсвечник,зажгла новогоднюю красно-зеленую свечу. В комнате приятно запахло фруктовой карамелью.
  - В воскресенье с Ириной гуляли в парке,- бабушка поправила очки,- и,знаешь,Оленька, кого видели? Таню Гончарову. Прошли мимо и не узнали. Она сама нас окликнула. Гуляла с мужем и с детишками. Мальчику два годика, девочка постарше.Красивые детки...
   С Таней Гончаровой,своей школьной подругой,Оля виделась очень давно - лет,наверное,пять назад. Переписку не поддерживали,но Оля знала,что Таня вышла замуж и живет сейчас в Чите.
   Последнюю фразу ( о детях,и Оля это поняла ) бабушка произнесла не случайно. " Скажу,- решила она,- скажу сейчас...".
  - Мама...бабуля...,- слова давались тяжело,в глубине души она все еще опасалась быть непонятой,- не сердитесь на меня,пожалуйста...У меня будет ребенок.
   Ирина Владимировна не донесла до рта чашку с чаем,поставила на стол. Глаза ее увлажнились...
  - Глупенькая ты девочка...хотя и врач. Женщина в твоем возрасте должна иметь ребенка.
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: " ПРИГОВОРЕННЫЙ "ПИСАНИЕМ" "
  
  
  
  
  
   А время бежало...бежало неумолимо. Слишком оптимистичным оказался прогноз Вячеслава Михайловича: не через три,а через пять недель (во второй половине октября),К-247 покинула Северодвинск и двинулась к месту постоянного базирования в Губу Оленью. Как и водится в таких случаях,переход после длительного ремонта осуществлялся в надводном положении.
   За те два с половиной года,что корабль отстоял в среднем ремонте, костяк экипажа претерпел большие изменения. Часть людей перевели на действующие корабли,кто-то ушел на повышение,иные перевелись на "большую землю" или уволились в запас. Сейчас шли в базу с некомплектом экипажа процентов в десять.
   Северодвинск провожал корабль тревожными криками чаек,порывистым ветром и холодным осенним дождем. В его косых линиях постепенно теряли очертания и обжитая за два с половиной года гавань,и ставший почти родным полуостров Ягры.
   Белое море ударило в левый борт увесистой волной. Скачущие на гребнях волн кудрявые пенные барашки сказали сами за себя - около трех баллов. К пятнадцати часам корабль начал втягиваться в узкости Горла Белого моря.
   Как и надлежало гостю,Юрий попросил у хозяев разрешения и поднялся на мостик. Вахту несли командир и начальник радиотехнической службы. И на мостике,и в центральном посту шла обычная работа.
  - Мостик! Центральный!- раздалось из динамика громкоговорящей связи.
  - Слушаю!..
  - Цель слева двадцать,дистанция двадцать кабельтов,пеленг меняется на корму.
  - Вас понял! Почему не докладываете цель справа десять,дистанция пятнадцать кабельтов?!
  Центральный на секунды замешкался...
  - Справа десять,дистанция пятнадцать цель отсутствует.
  - Отсутствует?! Хорошо смотрели?!
  - Так точно,товарищ командир! Цель отсутствует!
  - Внимательно отслеживайте горизонт! Видимость ухудшается!
  - Есть внимательно!..
  "Проверяет командир,- подумал Юрий,- а ребята молодцы,не сплоховали".
   Берег не просматривался ни справа,ни слева. Последний раз Горлом Белого моря Юрий ходил четыре года назад: корабль следовал в Северодвинск,и было это в первых числах июня. В двенадцать часов дня Юрий сдал ходовую вахту. Обед для третьей смены еще не накрыли,и он поднялся в ограждение рубки подышать свежим морским воздухом.
   Увиденное его поразило; да что там поразило - осталось в памяти на всю жизнь. Пролив лишь недавно вскрылся,и всюду,насколько хватало глаз,плавал лед: мелкий,крупный,ледяные глыбы... Ни мало не смущаясь подобным соседством,корабль огромной черной касаткой скользил по водной глади со скоростью в четырнадцать узлов. Казалось,столкновение уже неизбежно (прямо по курсу увесистый ледяной пряник); ни остановиться,ни отвернуть. Но в последний момент многотонная глыба,даже не коснувшись корабля,позабыв о своем весе,испуганно шарахается в сторону. То же самое происходит со второй и с третьей... Будто невероятной силы невидимая рука раздает оплеухи направо и налево и тем расчищает кораблю дорогу.
   "А я - везунчик,- мысленно похвалил себя Юрий и повторил:- определенно - везунчик. Когда-то Валерий Чкалов сказал:" Авиация перестала быть стихией сильных,когда на самолете поставили первый клозет". Неправ был старик. Не иначе как "опрокинул сто пятьдесят" и кокетничал в кругу женщин: " Нет,нет...что вы...авиация больше не стихия сильных". И на наших кораблях стоят клозеты,но мы не юродствуем и себя не умаляем. Подводный флот навсегда останется оплотом сильных. Не я ли здесь командиром турбинной группы,и не мои ли шестьдесят тысячь лошадок творят сейчас чудеса?".
   С тех пор Белое море замерзало и вскрывалось четыре раза. Другие корабли ходили этим проливом,другие люди стояли на мостиках и в ограждении рубки, и у каждого по поводу увиденного были свои мысли.
   А еще через тридцать шесть часов корабль ошвартовался в бухте Оленья, и Юрий сошел на берег.
   В конце октября билет на самолет можно приобрести без особых проблем.С началом офицерской службы поездом Юрий почти не ездил - экономил время. На службе ты - человек абсолютно государственный, а отпускные денечки - это уже твое. За билетами он поехал в пятницу, во второй половине дня во Вьюжный - небольшой городок километрах в десяти от Оленьей Губы. Жили здесь в большинстве своем работники судоремонтного завода "Нерпа". На въезде в городок квартировали два отряда военных строителей,числившихся в оперативном обслуживании оленегубских особистов Сергея Дочкина и Михаила Трофимова.
   С Трофимовым Юрий дружил и заночевать собирался у него. Мишка и сам его об этом просил:
  - Гала с Алешкой уехала к младшей сестре на свадьбу,так что никого не стеснишь...буду ждать: и коньячок выставлю,и ужином накормлю.
   С делами Юрий управился быстро...Взял билет и здесь же,в кассах аэрофлота,встретил замполита своего экипажа Юрия Ивановича Кудинова. Кудинов,как показалось Юрию, встрече даже обрадовался.
  - А я,Юрий Иванович,думал,что вы где-нибудь уже в Севастополе по Приморскому Бульвару прогуливаетесь,- пожимая Кудинову руку, сказал Юрий.
  - Где там... Только-только освободился.Билет взял.В среду улетаю.
  Хватит...лишнего дня не задержусь. А вы чем занимаетесь?
  - Вернулся из Северодвинска,оформил отпуск...
  - Это правильно...Тут,Юрий Петрович, вот какая история получилась... с Игорем Шатровым. Может,слышали?
  - Да,крешком уха. Подробностей не знаю,- Юрий дипломатично замолчал.
  - Со Щучьего озера я сейчас: личный состав срочной службы сопровождал, устраивал и задержался... Я,Юрий Петрович,Шатрова всегда считал умным парнем: два курса университета,думать умеет...служил любо-дорого.
  Всем бы так служить. А десять дней назад на утреннем построении попросил разрешение сделать объявление. Дело обычное - разрешили...
   Передать дословно сказанное Шатровым Юрий Иванович не сумел,а сказано было так: " Брат,посмотри в глаза брату и послушай меня:
  Плыла по морю лодка,а в ней семеро и добро. Плыли они,но поднялась буря,волны, и начала лодка тонуть.И видя такое вскричал Мудрый из них:
  "Что сидите,братия? Иль не видите - тонем. Бросайте добро за борт, не здесь спасать и сберегать его должно,но в другом месте". Но молчали братья и не знали что делать. И видя это,Он бросился в море. Утихло море,и,когда такое случилось,говорили они промеж собой: зачем он сделал с собой,ведь утихла буря,и спокойно море?.. И сказал седьмой,самый младший,совсем ребенок: " Как же вы не знаете? Он всех нас спас".".
  - Тоже мне - пророк!- с досадой бросил Кудинов.- Врачи в доме отдыха диагностировали этот случай как нервное истощение и усталость проявившиеся вследствии длительного автономного плавания. Для более детального обследования и лечения направили в Североморск, в госпиталь.
  - Что его ожидает?
  - Скорее всего комиссуют. В любом случае в нашу дивизию он не вернется.
  - А вы в этот момент были рядом?
  - Был... И ничего не сказал в ответ,не прервал...только слушал. Будто так и надо.
  - От руководства перепало?
  - Могли бы и не спрашивать.Вот еще...,- Кудинов открыл портфель,- эту тетрадь уже после отъезда Шатрова ребята нашли под его матрацем. Я смотрел,посмотрите и вы...,- с каким-то непонятным для Юрия облегчением Кудинов из рук в руки передал толстую,большого формата,общую тетрадь.- Это даже не дневник. Почитайте...любопытно.
  
   Мишка заканчивал чистить картошку,когда зазвонил телефон. Звонил он напористо и резко.
  - Ох уж эти вечерние звонки,- скривился Мишка,но трубку взял.- Да!..Да, Трофимов. А,Володя...привет. А до завтра не потерпит? Понятно... Хорошо... Минут через пятнадцать. Все.
   Мишка положил телефонную трубку,секунду-другую мысленно взвешивал услышанное.
  - Такие дела,Юрок... Я на часок отлучусь. Не скучай. Включи телевизор.
  Такая у нас работа,дружище...
   Мишка накинул на плечи куртку и исчез за дверью. Вопреки пожеланиям друга телевизор Юрий не включил,но открыл "кейс" и достал полученную от Кудинова рукопись. Почерк у Шатрова был округлым и разборчивым. "Беглянка" - прочел Юрий. Слово стояло первым и венчало собой все остальное. Чуть пониже,на месте,которое обычно отводится под эпиграф или посвящение,Шатров написал следующее: " Я не знаю,откуда у меня эти мысли,но,думается,что все это в недалеком будущем произойдет".
   "Вот как?..- удивился Юрий.- Интересно узнать...".
  
   " Б Е Г Л Я Н К А "
  
   Ольга Ивановна проведывала маму. Было жарко,тягостно жарко - так
  случается перед сильным дождем с грозой и ветром,что освежат и украсят природу... Но дождя не было то ли семь,то ли восемь недель... Уже никто определенно и вспомнить об этом не мог. И дорога с кладбища казалась утомительно длинной - не такой,как пять или шесть лет назад.
   " Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли...,- с грустью вертелось в мыслях,- а пожилыми мы были и десять лет назад; и это,к сожалению,уже неизлечимо". Всю жизнь она проработала в школе: сначала работала в младших классах,потом преподавала русский язык и литературу в старших. Ольге Ивановне минуло шестьдесят два, и с каждым годом уходил будто не год - десять. Прошедшую жизнь,прожитую с большими трудностями, Ольга Ивановна с радостью увидела бы в будущем и с той же радостью вновь ее прожила. Настоящего она не принимала, а будущего не видела.
   Центральная кладбищенская аллея ( широкая,тенистая,
  асфальтированная ) вместила многие беды прошедших лет,запечатлев их выпукло,с аляповой сюрреалистичной красочностью и жестокостью. Эти беды были вехами и в соединении с обыденными,каждодневными событиями являли собой жизнь,каковой она и была.
   "Поспелов Георгий Семенович, Герой Советского Союза",- представились слева. "Тищенко Петр Николаевич,полный Кавалер ордена Славы",- продолжил бас справа. "Красильников,полковник авиации",- опять же слева,из-под рябинки. Девочка-стюардесса с "Нахимова",молодая,
  красивая. Ольга Ивановна не знала ее при жизни,девочка училась в другой школе. "Как же так,Наташа?.. в нашем небольшом провинциальном городке, где море нечасто увидишь и по телевизору. Судьба?..".
   И опять молодые красивые лица: ребята в кителях,тельняшках и беретах; 1986,87,88-й годы... "Погиб при исполнении интернационального долга".
   На одном из памятников последних слов не было: "Краснов Андрей...
  10.11.61г.-14.12.80г. Помним.Любим.Скорбим." А чуть ниже по черному граниту памятника просматривалась неровная белёсая надпись: "АФГАН".
  Надпись пытались стереть,но она,вырвавшись криком души,въелась и осталась в камне навсегда.
   Улица подалась в гору. Когда-то по ней ходили рейсовые автобусы,
  но потом маршрут изменили - и улица сразу состарилась. Как чешуя у давно уснувшей рыбы выщербился булыжник,ключами из водопроводных труб забила вода. Водопровод,конечно,латали...но улица состарилась.
   Дети стояли на своем обычном месте: у границы усадьбы. В семье их было шестеро,а сейчас стояли двое: девочка трех годочков в длинной,
  почти до колен,полосатой маечке и дочерна загорелый,жилистый,и тем похожий на цыганенка,паренек лет семи босой и в трусиках. Голова мальчика была неровно острижена;подразумевалось,что наголо. Дети просили хлеба. Это началось недавно. Они поджидали идущих сверху,от магазина,прохожих. У младшей в руках был полиэтиленовый пакет.
   Ольге Ивановне стало неловко,она зябко поежилась и ускорила шаги.
  "Мы после войны не просили. Крапиву ели,конский щавель,отруби;если повезет,перезимовавшую картошку в поле копали; но не просили - не у кого было просить". Она ничего не могла дать этим детям. Ласка ее прогоркла,перегорела,как перегорает молоко в вымени недоенной коровы
  ( да и не нужна им была эта ласка ),а хлеба и денег у нее сейчас не было.
   Дети остались внизу. Выше по улице,по правой ее стороне,стояли два дома.Большие... Сейчас в Городе строят и больше,и значительнее, но как-то на одно лицо... А "эти" дома,отстроенные лет семь-восемь назад,
  на заре "перестройки", уже тогда сказали: "Можно все! Обогащайтесь!.."
   Каждый из этих домов имел свой характер,свою изюминку. Хозяин одного из них ( не то грек,не то армянин )имел малое предприятие, бороду,живот,не носил галстука и ездил на "Москвиче",который в народе называют "пирожком"; содержал горничную,дневного сторожа...И дом его был высок,удобен,имел много окон и широкие двери...
   Другой дом походил и на крепость для одного человека,и на норку степной лисы. Первый этаж окон не имел,мало их было и на втором,дверь была одна,но!.. где-то подразумевался и второй выход. В этом доме жила главный бухгалтер от фирмы грека-армянина. Детей она не имела. А наличие дома ( пусть даже большого и красивого ) не являлось,в представлении Ольги Ивановны,якорем и смыслом жизни;причиной, оправдывающей существование в этом мире. А вот дети... Тело Ольги Ивановны,смолоду сильное и красивое,не сумело дать жизнь другим жизням. Какое-то облегчение давала работа в школе,но сейчас и работа осталась в прошлом.
   В неясной тревоге два-три раза гулко стукнуло сердце,сделало пауза и побежало вперед; защемило в груди. В шестьдесят два так бывает.
  Ольга Ивановна придержала шаг. Она еще ничего не видела и о причинах даже не догадывалась,но каким-то шестым чувством уже осознала присутствие рядом беды... "Что это?". Метрах в пятидесяти прямо на дороге лежало что-то серое и бесформенное... Этот предмет мог быть и мешком травы,и упаковкой рубероида,и даже ( как ни странно ) человеком... Это и был человек. Он лежал вниз лицом, рядом хлопотали две женщины. "Вот,шел мужчина,шел...и упал,- говорила одна из них.- Я к нему - живой... Сбегала, попросила...,- она кивнула на владения грека-армянина,- вызвали "скорую"...",- она говорила отрывисто,с одышкой, глотая окончания слов. Втора я сокрушенно покачивала головой:"Это ж его перевернуть нужно...положить в сторонке,в тени. Помогите,пожалуйста",- обратилась она к Ольге Ивановне.
   Мужчину перевернули,положили в тени на обочину дороги. Он лежал смирно,смотрел в небо,и лишь иногда помаргивал карими глазами. Он не стонал и не делал попыток пошевелиться. К правой его щеке и ко лбу пристала угольночерная пыль...
   "А у меня кум умер.Месяца не прошло,как схоронили.Инсульт. Вот сегодня ходишь здоровым,а завтра...,- занятая своими мыслями Ольга Ивановна не сразу поняла кто сказал эти слова.Она метнула осуждающий взгляд:рядом стояла невесть откуда появившаяся женщина с телефоном в руке.- "Скорая" уже едет. На прошлой неделе тоже пришлось вызывать...".
   Тело Ольги Ивановны обнаружили на второй день.Двери принадлежавшей ей половины дома были незаперты. Соседка пришла одолжить коробок спичек... По извечной ли славянской безалаберности или наивности, а может быть вопреки расхожей фразе: "Не дай вам Бог жить в "интересное" время ",- у нас еще рискуют стучаться в чужие двери с просьбой одолжить щепотку соли,стакан муки,коробок спичек. Стучатся, получают просимое и не отказывают другим... даже в "интересное" время.
   "В человеке все должно быть прекрасно..." в детстве и юности учили Ольгу Ивановну. Потом учила она...
   Ольга Ивановна приняла большую дозу снотворного. Тело лежало на диване...В комнатах было чисто убрано; рядом,на журнальном столике, лежали облигации государственного займа,датированные разным временем,
  доставшиеся еще от родителей; сберегательная книжка с последним вкладом от 19 апреля 1990 года; письма и открытки,семейный альбом в вытершемся от времени бархатном переплете; мелкие деньги в сумме... - это были ее последние деньги; абонентские книжки по расчетам за свет,газ,воду... и записка разборчивым почерком школьного учителя: "Никому не должна...
  Простите,люди".
   "Простите,люди",- эхом повторил Юрий. Нехитрое повествование оставило на душе неприятный осадок. "Беглянка". Так и есть - беглянка.
  В этом мире ее больше ничего не удерживало и она ушла: ушла достойно, прикрыв за собой двери.
   Юрий все более и более утверждался в мысли ,что он должен увидеть
  Игоря Шатрова и сделать это как можно быстрее. Зачем? Почему? Ответов на эти вопросы у него не было... по крайней мере сейчас.
  "Завтра приведу в порядок дела,соберу вещи,- решил Юрий,- а послезавтра съезжу в Североморск, в госпиталь".
  
   Мишка появился раньше обещанного.
  - Что-то серьезное?- поинтересовался Юрий.
  - Так...ботва; но человек старается,и это уже радует,- Мишка прошел на кухню,загремел посудой.- Слышь,Юрок?
  - Слышу...
  - Может,поужинаем, а потом сходим в видеосалон? Вторую серию "Рэмбо" крутят.
  - Я уже видел. Советские офицеры в этой киношке - форменные садисты, отродье сатанинское. Сегодня по телевизору "Взгляд",давай посмотрим.
  - "Взгляд" так "Взгляд",- покладисто согласился появившийся из кухни Мишка.
  - Славный у тебя пацан,- указал взглядом на стоящее за стеклом книжного шкафа фото Юрий.
  - Славный,- улыбнулся Мишка.
  - А я девочку хочу и в последнее время только об этом думаю. Очень хочу...
  - Твоя молчит?
  - Если бы "моя"...
   Таврида...Таврида...О,благословенная Небом земля! О,многострадальная в веках земля! Ты помнишь греков,скифов и сарматов, тавров и киммерийцев...Ты знала Крымское ханство. Ты была бриллиантом чистейшей воды в Короне Российской Империи.
   Все смыло,все унесло с собой время. Народы приходили и уходили. Узелками в памяти остались от них разрушенные города,крепости,
  монастыри...Покой и умиротворение вокруг. Лишь птицы поют хвалебные песни матери-природе, лишь всадник-ветер играет алыми маками на склонах степных курганов.
   Крымское лето.Конец июня.Вечер.Железнодорожный вокзал Симферополя... Вы сказали,что ночи в июне коротки? Это так. Но сумерки на землю опускаются стремительно,небо раздается вверх и вширь самой густой и насыщенной синевой ,расстегивая раз за разом пуговки-звезды на бесчисленных одежках...Смотрите,размышляйте,влюбляйтесь...
   Еще несколько часов назад,сдав вещи в камеру хранения, Мишка бродил по улицам Мурманска. Как-то само собой получилось, что его отпуск совпал во времени с производством в офицеры младшего брата. Из аэропорта Мишка перебрался на железнодорожный вокзал. Ждать предстояло до утра. Ранним утром Ленинградским поездом в Симферополь должны были приехать родители,и тогда уже все вместе они отправятся в Севастополь.
   Томясь бездельем,Михаил раз и другой обошел вокзал,прошелся по перрону;постоял во внутреннем дворике: полюбовался фонтанчиком и плавающими в нем золотыми рыбками.
   Людей был много и на вокзале,и на прилегающей к нему территории:
  они бодрствовали,спали,закусывали,стояли в очередях... Все это ассоциировалось со словом "исход". Наверное,так же,но не поездами; а на лошадях,ослах,верблюдах,в скрипучих повозках,пешим порядком в поисках лучшей доли переселялись на новые земли целые народы. Собственно,это и был исход,но не в поисках счастья... Сначала люди устремлялись к местам отдыха,потом возвращались к работе.
   Свободное кресло Михаил нашел в воинском зале,с облегчением опустился в него и раскрыл журнал "Огонек".
   Она появилась в зале как бы из ниоткуда,прошла в его конец, потом вернулась и подошла к кассам. Обе кассы работали,но, в отличии от других вокзальных касс,очереди в них отсутствовали. У одного из окошек брал билет морячок срочной службы. Девушка подошла к нему,о чем-то спросила; тот неопределенно пожал плечами.
   И будто кто-то скомандовал в мыслях: "Встань! Иди! Это ваш праздник". Еще не осознавая,что произойдет в следующие секунды, Михаил
  поднялся со своего места:
  - Девушка,вам нужна помощь?
  Она подняла глаза:
  - Мне завтра вечером нужно уехать в Одессу. Помогите,пожалуйста,взять билет. Очень нужно...
   Билет Михаил взял в несколько минут. На привокзальную площадь они вышли вместе. Михаил не напрашивался в провожатые,все получилось само собой.
  - Вам куда?- спросил он.
  - Здесь,за углом,остановка троллейбуса. Уже поздно...
   Они свернули за угол,прошли мимо остановки,пошли дальше...
  - Я живу далеко,- предупредила незнакомка.
  - А я не тороплюсь...,- сознался Михаил.
   Девушка была удивительной. Невысокая,худощавая и при этом нисколько не хрупкая. Темно-синее,короткое,с короткими же рукавами платье облегало ее фигуру без единой морщинки,подчеркивая и тонкую талию,и крутые бедра,и высокую грудь. А лицом... Кто-то скажет: "Курносенькие мне милее". Скажет и будет по-своему прав. Впрочем, черты лица ее были тонкими,профиль греческим ... Ни сережек в ушах,ни колец на руках... Ничего.
  - Вы надолго в Одессу?
  - В понедельник утром собираюсь вернуться и прямо с поезда на работу. Я родилась в Одессе,папа и мама там живут,институт закончила... В Симферополь приехала по распределению.
  - Не получилось остаться дома?
  - Я к этому не стремилась. Здесь интереснее.
  - В самом деле?
  - Конечно. Дома хорошо,но скучновато. Скушай это,туда не ходи, возвращайся пораньше...а еще советы и советы на все случаи жизни. Мы здесь с девочками на все премьеры в театр ходим,в походы чуть ли не каждую неделю... Красиво в Крыму - словами передать трудно.
  - Счастливый вы человек. Я за пять лет учебы в Севастополе кроме как на мысе Фиолент нигде не был. А в Одессе был...в прошлом году.
  - И как вам Одесса?
  - Хороший город,есть на что посмотреть. Но...какой-то выгоревший.
  - Выгоревший?
  - Да,выгоревший. Знаете как выгорают волосы или яркие краски на солнце?
   В прошлом году по возвращении с боевой службы Михаил взял путевку на турбазу. Послепоходовый отдых в санатории,доме отдыха или на турбазе - вещь для подводников обязательная и приравнивается к командировке.
  Большую часть путевок экипажу выделили в дом отдыха в подмосковные Горки; меньшим количеством - в Крым,в Сочи и на Кавказ. Путевка на турбазу Одесского военного округа в село Курортное была одна.
   От Одессы до райцентра Белгород-Днестровский регулярно ходят электрички. На привокзальной площади в Белгород-Днестровском Михаила и других добровольных туристов ожидал автобус. На место добрались часам к семи вечера. Наскоро поужинали в столовой. Потом прибывших распределили по номерам.
  - У вас уже есть соседи,- будто извиняясь,предупредила Михаила женщина-администратор,- двое. Тоже военнослужащие.Прибыли после обеда.Номер хороший,светлый,с видом на море.Я думаю,вам понравится.
   Михаил поднялся на второй этаж,прошел по коридору. Из-за дверей нужной ему комнаты доносился невнятный говор.Отдыхали трое.Квасили не очень крепко,но много. Под столом уже стояли семь или восемь пустых бутылок из-под белого сухого вина Овидиопольского розлива.
   "Отдыхают пацаны,- мысленно похвалил Михаил.- Бог простит,а до замполита нам сейчас и дела нет". Один из троицы был в тельняшке,и как выяснилось потом - артиллерист; два других - коллеги,подводники из Западной Лицы.
  - Э-э...,- обрадовался артиллерист,- по причесону вижу,что наш человек. Падай на стул.
   Выпили,потом еще... Нашлись и общие знакомые,и темы для разговоров; и приисполнились друг к другу уважением.
   Во второй половине третьего дня отдыха народ потянуло на экзотику: решили откушать местного винца. Прошлись по селу. Стояла середина октября. На одних дворах вино было еще не готово; на других также еще не готово,но,странным образом,уже и выпито. В обсуждении всех этих странностей добрели до сидящего на лавочке дедули.
  - Вина на продажу?- переспросил дедушка,немножко подумал и пояснил:-
  Я,ребятушки,вино для себя делаю. Если хотите взять,нужно пробовать.
   С этими словами он сходил во двор и вынес кружку вина. попробовали. Долго молчали. Никто не осмеливался взять на себя роль знатока вин,тонкого ценителя,судьи и произнести приговор. Каждый боялся показаться смешным. Молчание затянулось,и первым его нарушил хозяин:
  - Я вас,ребятки,предупреждал: вино делаю исключительно для себя. Если вам нужен букет,то вам в магазин; а если убойная сила - берите у меня.
   И взяли...трехлитровую посудину. Выпили моментом,похмельный синдром растянулся на три дня. Каким таким потаенным ингридиентом сдобрил свое вино старый винодел (карбидом? табаком? куриным пометом?) осталось тайной.
   Михаил протусовался на турбазе около двух недель. Побывал с экскурсиями в Одессе,в Белгород-Днестровском... Потом,чтобы не растерять остатки здоровья, попрощался с коллективом, договорился с администрацией, сделал отметку в командировочном предписании и отбыл куда подальше.
   Некоторое время шли молча ...соразмеряя шаг. Михаилу даже показалось,что и дышат они в унисон.
  - Не спросил,как вас зовут?
  - Галя...можно и Гала.
  - А меня Михаил.
  - Чем занимаетесь?
  - Служу Родине.
  - Я почему-то так и подумала,- она улыбнулась.- Правда,правда...
   Может быть путь и был неблизок,улицы длинны... Михаил этого не заметил.
  - Вот мы и пришли,- сказала Галя.
   И в этот момент он сознал: нет,не пришли. Они и дальше пойдут по жизни вместе,рука об руку. Сейчас он попросит номер телефона,а в понедельник вечером будет стоять на этом же месте.
  - Вам на вокзал?
  - На вокзал.
  - Жаль...я не могу напоить вас чаем. Девочки уже спят, и на вахте стоит тетя Паша.
  - Хранитель девичьей нравственности?
  - И еще какой хранитель...Без ее разрешения и комар не пискнет,и мыши ей честь отдают.
  - Однако,строгости...
   С тем Михаил и вернулся на вокзал. Нашел свободный подоконник,
  устроился со всеми возможными удобствами. Его душевный настрой трудно было передать словами. Это было нечто радостное,восторженное...И вовсе не такие чувства он испытывал,когда единственный раз в жизни парил в небе под куполом парашюта. Радость его была иной...
   Глубокой ночью,когда сон валит с ног и самых выносливых; в те нелюбимые ее часы,которые поколениями моряков зовутся "собачьей вахтой",к Михаилу подвалил неказистого вида мужичок с чемоданом в одной руке и роскошными оленьими рогами в другой.
  - Слышь,братишка... Купи рога. Всего-то червонец.
  - Да я пока не женат,- попытался отшутиться Михаил.
  - Ну?..- не понял шутки собеседник.
  - Что мне, скажи, с ними делать?
  - Что делать?.. Возьми на всякий случай,а случаи, сам знаешь, бывают разными.
  - А ты зачем их за собой таскаешь?
  - Родителям в подарок вез,- смутился мужичок.
  - Ну,и вези.
  - Да,понимаешь...
   Разговорились. Работал собеседник на севере Тюменской области, зарабатывал хорошо. Сейчас едет к родителям. А по дороге,по странностям русской души,завернул погостить к друзьям: к одному,к другому... В итоге - в кармане три рубля и мелочь.
  - Ну что,брат,возьмешь?
  Рога и впрямь выглядели роскошно: большие,ветвистые,вскрытые лаком. Острые их кончики в дорогу были аккуратно перевязаны лоскутами белой материи.
  - А хватит тебе червонца?
  - Хва-атит...Мне только на билет. Домой приеду - ребятам телеграмму отобью: вышлют сколько попрошу. Есть у меня на сберкнижке деньги, не думай - не бич.
  Михаил достал десятку:
  - Возьми. А рога отвези родителям, по-другому никак не получается.
   Мужичок сдержанно поблагодарил. Очевидно,люди,среди которых он жил и работал ,его товарищи,поступили бы так же.
  - Как жизнь в ваших тюменских краях?- напоследок поинтересовался Михаил.
  - А чего жизнь?.. Лето наступило,жить можно...,- неопределенно отозвался собеседник.
  
  
   Суббота тянулась для Михаила ужасно долго. Минуты казались часами,часы олицетворяли саму вечность. Воскресенье немножко скрасил торжественный ритуал производства младшего брата в офицеры.
   Тусуясь на училищном плацу в толпе гостей,Михаил встретил знакомых ребят. Поговорили,обменялись впечатлениями о службе. После обеда посидели по-семейному за праздничным столом. Вечером брат с женой ушли на банкет; а Михаил с отцом прогулялся по вечернему Севастополю, окунулись в море в Артиллерийской бухте. Так,если излагать события лаконичным языком протокола, прошло для Михаила воскресенье.
   В понедельник в пять часов вечера он был в Симферополе и позвонил Гале с автовокзала. Пару минут,пока вахтерша сходила и позвала ее к телефону,пришлось подождать.
  - Галочка,это Михаил.
  - Я вас узнала.
  - Мы можем встретиться?
  - Можем...Миша,подъезжайте через полчаса. Я буду ждать. Не заблудитесь?
   Михаил приехал на встречу с букетом алых роз. В тот вечер они гуляли по городу допоздна. Посидели в кафе,заглянули в парк,
  полюбовались набережной Салгира... Как-то само-собой перешли на "ты";
  долго стояли,прощаясь.
  - Я приеду завтра,- Михаил держал ее пальцы в ладонях: пальцы были невесомыми и горячими. Его руки тоже горели.
  - Я буду ждать...
  - Будешь?
  - Буду.
  - ...знаешь...выходи за меня замуж.
  - Ты это серьезно?..- она растерянно улыбнулась.
  - Очень серьезно.
   Молчала она недолго:
  - Давай попробуем...
   На следующий день они поехали к морю. Не доезжая до Евпатории, сошли с электрички на платформе "Солнышко". И вправо,и влево пляж простирался почти до горизонта. Море было ласковым,теплым и мелким.
  Они лежали на песке почти у кромки воды.
  - Я буду тебе хорошей женой,- обняв Михаила за шею,сказала Галя.
  - Я знаю...
   Она рассмеялась,взъерошила ему волосы.
  - Я люблю и умею готовить. Но ты гони меня из кухни. Обещаешь?..
   Через два дня Михаил уехал к дедушке и бабушке в Белорусское Полесье и вернулся в Крым через три недели.
   Поезд опаздывал на три часа,и Галя уже начала переживать...Представте,какие чувства и мысли обуревают девушку, которая собирается выйти замуж ,с минуты на минуту ожидает любимого человека...а его все нет. Проходит полчаса,час и два... И на работе знают,и девочки за нее волнуются...
   Накануне они долго разговаривали по телефону,он обещал...как он говорил...И не приехал. Где ты,Мишка?.. И когда,Михаил,наконец,
  появился, Галя всплакнула на его плече ...от радости.
  - Я тебя ждала,ждала,Мишенька...
  - Ну извини,хорошая моя...поезд опоздал. Сегодня не самый трудный день в нашей длинной и счастливой жизни. Не плачь...
   На этом день не закончился. Неприятности редко посещают нас в одиночку. После обеда Галя и Михаил пошли в ЗАГС,написали заявления, попросили расписать их немедленно. Администратор,симпатичная,ухоженная женщина лет сорока,просьбу и доводы молодых выслушала и отказала.
  - Никаких исключений,- сказала она.- Тольо на общих основаниях,через два месяца. Согласно положения,я не имею права...
   И напрасно Михаил искал брешь в ее ухоженном сердце. Напрасно,
  распаляя красноречие,уверял,что он моряк-североморец,подводник; что скоро и очень скоро уходит в арктическое плавание,в студеные воды, под льды, в неизвестность... А когда вернется?..и вернется ли?..
   "Нет повести печальнее на свете...". Плачте,юные,чистые сердца. Плачте! А она,этот строгий привратник у врат Гименея,не плакала и не сочувствовала.
   В следующие два дня в надежде оформить свои отношения они объездили пригородные села. Но и здесь их ждала неудача. Для выхода из кризисной ситуации был объявлен большой сбор. Вечером собрались Галины подруги числом около пяти; пили чай,кофе... И выход нашелся.
  - Девчонки,помните, мы весной ездили в Ялту, в Никитский ботанический сад?- напомнила подругам Ирина.
  - Ну,Ирка, такое не забывается.
  - А на обратном пути в троллейбусе мужчина случился,представительный такой... Борей звали.
  - Точно,точно... Он в Саках в агропроме каким-то начальничком работает.
  Сам так говорил...
  - В агропроме?..
  - Кира,ты,кажется,записывала номер его телефона. Поищи.
   Номер телефона отыскался. На следующий день преисполненные надеждами Галя и Михаил позвонили в Саки с железнодорожного вокзала.
  - Здравствуйте,- внутренне робея,начала разговор по телефону Галя.- Я бы хотела поговорить с Борисом Леонтиевичем.
  - Я вас слушаю.
  - Борис Леонтиевич,меня зовут Галя. Мы познакомились...
  И далее Галя рассказала собеседнику о том,где,когда и при каких обстоятельствах они познакомились.
  - Да,да,Галочка, все прекрасно помню: очень симпатичные,веселые девушки...
  - Борис Леонтиевич,а не могли бы вы помочь мне в одном деликатном вопросе?
  - Ну,если в моих силах... Говорите,Галочка.
  - У меня есть парень. Он военный моряк, офицер. Нам нужно срочно расписаться,а здесь,в Симферополе, не получается. Говорят, на общих основаниях,через два месяца. А у Миши отпуск скоро заканчивается.
   Несколько секунд Борис Леонтиевич взвешивал свои возможности.
  - А знаете,Галочка,пожалуй, я вам помогу. Приезжайте.
  - Можно сегодня?
  - Приезжайте сегодня. Берите своего Мишу и приезжайте.
   Борис Леонтиевич подхватил их в Саках на центральной площади.
  - Волновались?- поинтересовался он,когда ребята разместились на заднем сидении его оранжевой "тройки".- Волновались...Пришлось задержаться: был в исполкоме,потом в сельхозтехнике. Лето - пора горячая,как,
  впрочем,и весна,и осень. Ну,что? поехали?
   Саки - городок небольшой. Проехали в конец одну улицу,свернули направо,налево... Вот и окраина.
   Ребята и в самом деле немножко поволновались. В Саки приехали электричкой часов около трех. На перрон сошли веселые,раскрасневшиеся.
  Но Бориса Леонтиевича на месте не оказалось.
  - Будет позже,- ответил по телефону женский голос.
  То же самое спокойно,без тени раздражения он ответил и через полчаса,и через час... Борис Леонтиевич появился на рабочем месте часов около пяти.
  - Галочка,это вы? А мне секретарь говорит: звонят и звонят по вашу душу... Вы где сейчас? В центре? Тогда ждите.Подъеду минут через пятнадцать. Оранжевые "жигули","тройка".
   С тем Борис Леонтиевич положил телефонную трубку,а Михаил подхватился и побежал в ближайший магазин. Вернулся он быстро, неся в руках и под мышкой коньяк,шампанское и две бутылки водки.
   В те благодатные догарбачевские времена все это еще можно было свободно приобрести в магазинах.
   Справа и слева чередой потянулись поля,виноградники... Борис Леонтиевич и по проселку вел машину быстро,с небрежной уверенностью, как бы подтверждая тем прописные истины: "И какой же русский не любит поколбасить на дороге. Ас-са..." Машину потряхивало на ухабах, позади волочился шлейф пыли.
  - А что,Галочка,найдутся ли среди ваших подруг такие же красивые и свободные?
  - У меня все подруги красивые и свободные тоже есть.
  - Сделайте одолжение - посватайте.
  Галя тряхнула гривой волос,рассмеялась:
  - Только не прибедняйтесь: за вас,Борис Леонтиевич,пойдет любая.
   Михаилу Борис Леонтиевич тоже понравился. Была в нем некая харизма и естественная простота,и лицо он имел замечательно сильное, открытое...
   Так в шутливой полемике,под забойную музыку и заехали в степь,
  в глубинку,километров за сорок от райцентра.
   На дверях сельсовета висел большой амбарный замок.
  - Так и знал... Солнце не село,а мы опоздали,- хмыкнул Борис Леонтиевич.- Ничего... Мы его и дома достанем.
   А "он",председатель сельсовета,сидел в это время во дворе своего дома в тени виноградной беседки,уписывал за обе щеки вареники с творогом; и жизнь казалась прекрасной. Прекрасной...как вдруг у ворот остановилась машина.
   "Началось,- председатель поморщился.- Село оно и есть село: ни сна тебе,ни покоя; и каждый по своим мелким надобностям побеспокоить норовит".
   Борис Леонтиевич вошел во двор,подсел к столу. Михаил и Галина не слышали,о чем он говорил с председателем; во всяком случае настроения последнему не испортил. Председатель даже посмеялся,хлопнул собеседника по плечу,доел вареники и ушел переодеваться.
  - Порядок,ребята,- Борис Леонтиевич проник в салон машины,уселся на свое водительское место,приглушил музыку.- Я сказал ему,что ты,Миша, мой племянник; герой-подводник и прочее... И я же на регистрации буду вашим свидетелем.
   Процедура регистрации много времени не отняла.Председатель сделал
  в книге необходимые записи и выписал "Свидетельство о браке".
  - Ну вот,дорогие мои молодожены Миша и Галя,- он поднялся со стула,в голосе его отсутствовала дежурная торжественность,- теперь вы муж и жена.Если есть кольца,можете ими обменяться. Оберегайте друг друга и живите счастливо. Горько!..
   Разлили по стаканам коньяк: мужчинам до половины,Гале на донышко; выпили за здоровье молодых. Потом Борис Леонтиевич заторопился:
  - Мы,пожалуй,поедем,ТИхонович. Тебя подбросить до дома?
  - Спасибо. Дойду сам...
  - Ну...бывай.А я через пару дней перезвоню или заеду. Думаю,то,о чем ты просил,у меня выгорит.
   О том,чтобы отпустить Михаила и Галину в Симферополь,Борис Леонтиевич даже слушать не захотел.
  - Какой Симферополь? О чем вы говорите? Сегодня вы - мои гости.
  Едем ко мне.
   Борису Леонтиевичу принадлежала половина частного дома,в другой половине жили его сестра и племянница. Двор был общим.
   Стол накрыли во дворе. С небес ровно и мягко улыбалась полная луна,ночные бабочки устроили хоровод вокруг светильников...
   Народа за столом собралось не много: наши молодые,хозяин,его сестра и племянница и две соседские четы.
  - Был бы хороший повод хорошо посидеть и хорошие люди всегда соберуться,- после второй или третьей рюмки сказал Борис Леонтиевич.
  Хорошо сказал,и все согласились.
   А через два дня в Симферополе,в общежитии состоялась еще одна вечеринка. Скромные и полезные в быту подарки,настольные часы и транзисторный радиоприемник,были куплены вскладчину и подарены Мише и Гале вместе с папкой дружеских шаржей на темы их будущей семейной жизни.
   На одном из рисунков раскрепощенная рука художника черной тушью и цветными карандашами изобразила аиста в красных лучах заката,безбрежный океан и тоскующую в его безграничье подводную лодку с бортовым номером "01". " Только аисты проплывали,задевая закаты крылом",- читалась под рисунком лаконичная надпись.
   На другом рисунке грозного вида моряк-подводник в огромной пиначетовской фуражке,поставив по стойке "смирно" свою рыжеволосую половину, стучал по столу и по тарелке кулаком,брызгал слюной и выкрикивал наболевшее: "Суп-марина,говоришь? А есть такое никак не можно!!!".
  
  
  
  
  
   Отягощенный всякого рода поручениями в госпиталь Юрий попал лишь после обеда. В отделениях стояла тишина,но в первые секунды этому факту
  Юрий даже не придал значения: тихо - значит,так и нужно. Здесь не дом культуры, не филармония; здесь люди лечатся.
   В коридоре психо-невралгического отделения,прямо у входа, сидела за столиком дежурная медсестра.
  - Вы что-то хотели?- подняв от журнала глаза,белозубо улыбнулась она.
  "Красивая,- машинально отметил Юрий,- чистенькая,беленькая...как зайчик".
  - Я к Шатрову Игорю.
  - Извините. Вам придется подождать. Сейчас по распорядку дня в отделениях послеобеденный отдых,потом процедуры и прием лекарств. У нас с этим строго,- кокетливо изогнув бровки,улыбнулась совсем не строгая сестричка.- Вы посидите немножко во-он там,у окна,в креслах.
   Юрий поблагодарил,прошел в тупичок коридора,опустился в кресло.
   Дверь кабинета,расположенного напротив,была приоткрыта, и Юрий невольно стал свидетелем чужого разговора. Разговаривали две молодые женщины,несколько минут спустя в кабинет впорхнула и третья: пышнобедрая и пышногрудая...белый халат сидел на ней как влитой. Юрий инстинктивно проводил ее в спину взглядом: изнутри будто поднялся жар, нарушилось некое равновесие...
  - Мой Игорешка вчера стянул у меня помаду,- рассказывала одна из женщин,- и разрисовал таксу... Мы с Димой не знали,что делать: сначала смеялись, а потом стыдили художника нашего. А ему,шкоде малой,хоть бы что.
  - Девчонки,- томно пожаловался третий голос,- купила "грацию"...
  те-есная. И как можно такое носить?
  "Она...",- отметил в мыслях Юрий.
  - На то она и "грация",чтобы фигуру затягивать. Хочешь быть красивой - терпи.
  - Тебе,Светка,хорошо: стройная как березка и на шпильках бегаешь.
  - В тапочках,Натуля,ходить легче и приятнее,- рассудила Светлана,- вот только мужики этого не оценят. А тебе грех жаловаться: ты у нас - конфетка...Глазки пялят,в спину провожают и облизываются. И как твой Алешка терпит?
  - Нашла терпеливого,- приятным грудным смехом отозвалась Наталья.- Придет со службы домой,обнимет за талию,поцелует...и вечером он хочет, и ночью,и утром не против.
  - А ты,Натуля?..
  - Ну,девочки...
  Теперь уже за дверью смеялись все. Юрий и сам невольно улыбнулся.
  Вспомнил,как на последней боевой службе при обходе корабля зацепился с Шатровым...С этим странным парнем,интересным собеседником,бывшим студентом,вольнодумцем и умницей; с тем,кого хотел увидеть здесь и сейчас.
   Поспорили они о любви. В общем-то и не поспорили,Юрий больше слушал..
  - Люди не к месту употребляют это слово - "любовь"...,- убеждал Юрия Шатров.
  - ???
  - Любовь на то и любовь,что она бескорыстна.
  - И в чем же,хочу спросить,состоит корысть?
  - В желании обладать друг другом. А это уже страсть,которую почему-то
  люди путают с любовью. Страсть пройдет,а любовь останется... Знаете,
  Юрий Петрович,когда Адам и Ева вкусили запретный плод с райского дерева,то среди прочих истин жизни узнали,что наги и застыдились этого.
  В эти минуты они впервые увидели друг друга в ином свете и познали предназначенность мужчины и женщины друг другу. Так возникла страсть.
   Создатель изгнал людей из Сада и проклял землю, на которой им отныне предстояло жить. А женщине заповедовал: " Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей;в болезни будешь рожать детей; и к мужу твоему влечение твое,и он будет господствовать над тобою". И они ушли,- продолжал говорить Шатров,- Адам и жена его... И назвал Адам жену свою Евой ( что означает "жизнь" ) потому,что стала она матерью всех людей,и потому,что,познав ее тело и испытав страсть,увидел в этом смысл своей жизни. Через эту страсть и обрели люди в жизни земной на проклятой Богом земле свой маленький Рай и свой Ад. У Александра Бунина есть рассказ - "Солнечный удар"... Рассказ,как считал автор,о большой,но короткой любви. Всего одна ночь и один день... Цена чувств велика, а по сути - все та же страсть...
   Разговор за дверью плавно перетек в другое русло. Заговорили о женском белье;потом о сапожках,которые завезли в военторг; потом...
  " Говорите,говорите...",- спокойно,без тени раздражения, думал Юрий. Ожидание утомило, и кресло уже не казалось,как прежде,мягким и уютным.
   Спасла положение медицинская фея по имени Наташа:
  - Девчонки,а вчера наши-то знаете что учудили? Сан Саныч потом чуть не до икоты смеялся.
   А случилоь следующее...Утром, сразу после врачебного обхода, в госпиталь по заявке начальника хозчасти майора Золотарева прибыла машина. Где-то на заднем дворе никому уже не нужные,неоднократно испытавшие на себе и летний зной,и зимние холода,сложенные в штабеля ожидали своей участи старые,списанные с госпитального баланса металлические кровати.
   От них-то и собирался очистить территорию хозяйственник Золотарев. Раньше все руки не доходили,времени не хватало,и жизнь впереди простиралась длинная-длинная... И ржавело бы под открытым небом списанное имущество еще невесть сколько времени,но замаячила перед майором перспектива скорого перевода на Большую землю. Вот и заторопился он привести служебные дела в порядок.
   Водитель,предпенсионного возраста мужчина с прокуренными усами и зубами,загнал свой ЗИЛок на хоздвор и пошел разыскивать майора. Нашел он его довольно быстро. Последний,дорожа и своим,и чужим временем, тут же созвонился с заведующим психо-невралгического отделения подполковником медицинской службы Сан Санычем Говорковым и попросил людей на погрузку. Сан Саныч в проблему вник. У кого же еще Золотареву просить помощи? Уж не в хирургии ли,где каждый первый,действительно,
  болен; а каждый второго уже прооперировали?
   В отделении объявили мобилизацию,и ударная команда из шести человек,одетая в теплые халаты, убыла на хоздвор.
   И пока потерявший бдительность водитель ходил в ближайший магазин за сигаретами, сделать успели многое...Борта кузова откинули с обеих сторон. Двое бойцов остались внизу и подавали кровати,еще двое влезли наверх,оставшиеся заняли позицию по другую сторону кузова...
   Вернувшийся минут через двадцать водитель даже слов употребить не сумел,а лишь беспомощно развел руками: по крайней мере две трети некогда здоровенной кучи металла добровольные лицедеи успели переправить через кузов машины и сложить по другую его сторону. В кузове ничего не было. Работа кипела,на водителя никто не обращал внимания.
   " Это как?!. Они что,совсем идиоты?! Ну и ну!..",- немо взорвался водитель. И когда дар речи к нему все же вернулся, он нерешительно одернул за рукав халата ближайшего грузчика:
  - Слышь,земляк, а кто у вас старший?
  - Старший?.. А во-он,- кивнул себе за спину землячок,- капитан-лейтенант.. Ташпулатов его фамилия.
   Из разговора с только что произведенным в капитан-лейтенанты рядовым Ташпулатовым водитель выяснил ,что по-русски тот " нэ савсэм панымай...о-о,шайтан...мать...".
   Диалог этот вызвал у присутствующих сочувственный смех.
  - Да не парься,батя, не с придурками дело имеешь. Ну,пошутили немножко. Так,пацаны?
   Пацаны согласились. Водитель угостил всех сигаретами. Перекурили, поговорили,сделали работу и отпустили машину.
   "Сан Саныч?.. Вот с кем стоит ообщаться",- Юрий торопливо поднялся и вновь нарисовался у столика дежурной сестрички:
  - Девушка,извините,как вас зовут?
  - Лена...
  - Прекрасная Елена,мне бы поговорить с вашим шефом,с Сан Санычем.
  - Последняя дверь по левой стороне,- не удивилась сестричка.
  - А захочет ли он со мной говорить?
  - Сан Саныч?.. Обязательно.
  
   Сан Санычу Юрий пердставился помощником командира корабля,на котором проходил службу Игорь Шатров.
  - Из Оленьей Губы,значит?
  - Из Оленьей.
  - И корабль,должно быть,важный?
  - Важный,- согласился Юрий.
  - Ну-ну...
  Первое впечатление: Сан Саныч показался Юрию человеком не вполне серьезным.
  - Ну-ну..,- постукивая карандашом по столу,немного отрешенно повторился Сан Саныч.- А как вас,извините,звать,товарищ капитан-лейтенант?
  - Сумароков Юрий Петрович.
  - Если говорить честно,Юрий Петрович, я не совсем понимаю почему Игорь Шатров в данный момент находится в нашем заведении.
  - Вы считаете,что такой необходимости не было?
  - Я считаю излишним пересыпать наш разговор специальными медицинскими терминами. Мое мнение - в психическом плане он здоров. Границы здоровья и нездоровья,Юрий Петрович,очень условны,зыбки и размыты. Иногда неудачную или выходящую за общепринятые нормы шутку,поступок, обширные знания,сиюминутный кураж,чудаковатость характера,наконец,гениальность можно принять за признаки нездоровья,за симптомы психического растройства. И порою люди больные приписывают болезни людям здоровым. Как вам такое?..
  - Ну,а та причина,по которой Игоря направили на обследование...
  - Если говорить честно,Юрий Петрович, то никаких причин в этой причине я не усматриваю. Вы не обязаны мне верить,но я скажу: его посетило откровение,и он поделился им с другими. К стыду своему,я не силен в Библии. Очевидно,Игорь увидел то,на что смотрели и чего не увидели многие другие,- Сан Саныч помолчал ...- Юрий Петрович,вы когда-нибудь писали стихи?
  - Не пробовал.
  - Вот-вот...не пробовали. В этом все и дело. А вы послушайте,- Сан Саныч выдвинул ящик стола,достал папку,- послушайте:
  
  Говорили: Сложи свои крылья.
  Говорили: Жить можно горбатым.
  Кто со скоростью спорит на скорость
  В этом мире не будет богатым.
  
  Он смеялся: Зачем мне богатство?
  Он смеялся: Богатство в колесах.
  Я хочу быть дорогой и небом,
  Омочить руки в утренних росах.
  
  И летел,устремясь к горизонту,
  Сердцем дивный восторг ощущая,
  Растворяясь в симфонии ветра,
  Виражами судьбу искушая.
  
  Сердце дерзкою мыслью томилось:
  Скорость - Бог мой,но я - это я.
  Зубы стиснуть и газ до отказа.
  Лишь вперед, и победа моя.
  
  Ни хирургом не стал,ни поэтом.
  И богатым не стал - не стремился.
  Поседели и мать,и подруга:
  Он с привычного круга скатился.
  
  - Ваши стихи?
  - Не мои... Лежал у меня в отделении морячок, Саша Иванов. Брат у него был...старший. Был и не стало - на мотоцикле разбился. Саша мне его фото показывал. Красивый парень: голубоглазый,улыбка в тридцать два зуба,и характер в лице виден. Как-то сразу становится понятным: риск и ветер - его стихия. Это стихотворение Саша написал о брате. Наверное, слышали: нет пророка в Отечестве своем и в доме своем. И поэта вы там не отыщете,и художника не найдете... Не могут,в нашем понимании, пророки,поэты и художники жить в обличии обычных людей. Но самое нехорошее в том,что,отрицая необыкновенность в душах других людей, мы не можем и не хотим открыть эти качества в себе самих. Не позволяем,
  Юрий Петрович, мы себе раскрепоститься,испытать восторг и стать поэтами...
  - И вы себе не позволили?
  - Между нами говоря,немножко позволил; исключительно для подтверждения собственной теории... Сын у меня гитарой увлекается,мелодии на слух подбирает. Однажды попросил меня написать тексты для песен. Песен из моих стихов не получилось...а стихи остались.
  - Почитаете?
  - Можно,но только одно...
  Читал Сан Саныч без пафоса,не завывал,не манерничал; совершенно просто...
  
  За полем,за рекою,за дальним за лесочком,
  Где много-много птиц,и где простор широк,
  Горит и греет душу и в ясный день,и в полночь;
  В мороз,в туман и в слякоть в оконце огонек.
  
  Мать сына ждет всю жизнь...и каждую минуту,
  Мать сына ждет домой,и свет в окне - любовь.
  Он постучится в дверь,присядет ненадолго;
  Но протрубит труба,позвав в дорогу вновь.
  
  Вся жизнь его в пути,судьба его - дорога.
  Надежда есть всегда,ей остается ждать.
  Пусть светится окно,ведь он опять вернется,
  Обнимет,расцелует и скажет:"Здравствуй,мать".
  
  Вернется из тюрьмы,вернется из похода,
  От праведных трудов...Ну как его не ждать?
  И если счастлив он,и если неустроен:
  Со смутою в душе - его дождется мать.
  
  Присядут у стола,мать щей нальет горячих
  И рюмку поднесет ( так на Руси всегда ),
  И с нежностью безмерной по голове погладит.
  Седеет сын ее, и мать его седа.
  
  И скажет:"Вот,сынок,я наконец дождалась..."
  Сын промолчит в ответ - немногословен он.
  Она опять свое... Глядь - спит ее сыночек:
  Осилил,одолел,свалил героя сон.
  
  И вспомнит с теплотой тот день,когда родила,
  Кормила первый раз( а он любил поесть ).
  Такая она жизнь: в секунды пролетела;
  А если дни считать,то трудно перечесть.
  
  Глаза откроет сын,смутится:"Всё дорога...
  Олени,самолет... Почти три дня не спал.
  Ты,мама,говори... А крышу мы починим.
  Немножко отдохну, прости меня - устал...".
  
  - Однако,как это...,- только и нашелся сказать Юрий.
  - Попробуйте и вы. Уверяю,при большом желании что-нибудь да и получится.
   Игорь Шатров визиту Юрия даже обрадовался.Только улыбка получилась вымученной.
  - Не думал вас здесь увидеть,товарищ капитан-лейтенант.
  - Проезжал мимо, взял и завернул. Вижу,похудел ты,Игорь. Больничная диета,хотя и называется диетой, до рациона подводников не дотягивает.
  - Мы здесь не голодаем.
  - А кто говорит,что голодаете? А витаминов я тебе привез,- Юрий достал из портфеля бумажный пакет,положил на тумбочку. В палате кроме них в это время никого не было.
  - Как себя чувствуешь,Игорь?
  - А как себя может чувствовать в больнице здоровый человек,и тем более в психиатрическом отделении?
  - Понимаю,понимаю...Наполеоны,Ньютоны,Синяя Борода...,- попытался пошутить Юрий.
  - У нас таких нет... и буйных нет. Мы все здесь ребята тихие и живем строго по распорядку дня. Тоска зеленая.
  - Тоска?.. А я пока в коридоре отдыхал краешком уха слышал историю... Хорошо развлекаетесь.
  - Это вы о погрузке кроватей?.. Ребята пошутили. Сан Саныч претензий не имеет.
  - А я,Игорь, на днях вашего замполита встретил. Тетрадку ты в доме отдыха забыл. Она у меня.
  Игорь ответил не сразу:
  - Вначале я тоже думал,что позабыл. А потом дошло - нарочно оставил.
  - Оставил?..
  - Вы-то хоть читали?
  - Всего прочесть не успел; но от прочитанного,скажу,впечатление тягостное.
  - Знали бы вы,Юрий Петрович, каково это быть приговоренным писать такие вещи. Рукопись не возвращайте...
  
  
   В томительном ожидании прошел день,прошла ночь,и полудню следующего дня противник также о себе не заявил. За это время люди Сумарокова отдохнули,привели в порядок амуницию и от души попарились в баньке.
   Более всего Юрия Петровича тревожило отсутствие высланной для разведки и налаживания связи со штабом дивизии группы поручика Федорова. По расчетам Сумарокова группа должна была вернуться еще прошедшей ночью. И по всему теперь следовало,что группа уничтожена или захвачена в плен, а в тылах хозяйничает противник.
   "Противник впереди и позади нас...,- размышлял Сумароков.- Это еще не окружение; случалось и похуже: голову поднять не позволяли.
  А знает ли он о нас? Почти трое суток мы никого не видели и не слышали... Очень,очень плохо!"
   Недооценка и неуважение противника всегда стоили лишней крови и жизней. Этих прописных истин мог не понимать безусый прапорщик,но уж никак не матерый окопный офицер.
   "Таким образом,- заканчивал свои невеселые размышления Юрий Петрович,- сейчас мы не знаем о супостате ничего,о нас же могут знать все".
   Николай Васильевич Гоголь однажды высказал мысль,что в России две главные беды: плохие дороги и обилие дураков. Может быть кто-то и не согласится с классиком... Но жизнь есть жизнь: дороги у нас,действительно,длинные,грязные и ухабистые; с буерака на пень и "семь загибов на версту". По такой дороге в тряском ли возке или на железном коне невольно растеряешь остатки ума - отсюда и обилие дураков. А что касается умных,то на той же дороге,если один что-то потеряет,то другой обязательно найдет.
   Итак,Юрий Петрович лишь просчитывал и предполагал,но худшие его предположения уже сбывались. И все было написано заранее... События имели четкую последовательность;а,значит,ружье уже сняли со стены, почистили,зарядили и взвели курки... Приближался последний акт.
   В эти самые дни измотанные кровопролитными,затяжными боями, лишенные поддержки населения,частично деморализованные части Сибирской армии адмирала Колчака отходили к Омску. Отход еще не превратился в бегство,но фронт уже терял свои упругие очертания, кое-где надорвался; и окончательный его развал был лишь делом времени.
   А что касается разведгруппы поручика Федорова,возвращения которой ожидал Сумароков,то своей миссии она не выполнила. Группа прекратила существование через три часа после выхода из Озерного верстах в двадцати к востоку,лоб в лоб столкнувшись с конным разъездом одной из Красных частей. Сам Федоров и трое его людей погибли в перестрелке,двое сдались в плен,и лишь один ушел.
   Итак,противник о Сумарокове,действительно,знал многое. И не только знал...
   В неровном лунном свете,на фоне придорожных деревьев и кустарников Они напоминали призраков. Да и сама ночь,заинтересованная в существовании страшных сказок и легенд, старалась сделать их еще более бестелесными и неуязвимыми. Но,как бы там ни казалось,по дороге двигались не призраки; кровь их была горячей,в висках гулко отстукивало сердце. Волновались...
   Атаковать Озерное намеревались двумя колоннами,с обеих сторон,на рассвете. При этом не исключалась возможность,что одна из колонн могла быть обнаружена раньше. Тут уж как получится... Отходить противнику все равно некуда: зажали его между молотом и наковальней.
  - Стой! Кто идет?!- раздался оклик из сумрака ночи.
  - Свои!
  - Кто свои?! Отвечать!
  - Тю-у,Макар! Своих не признал! То ж я,Семен!
  - Какой Семен?..- оторопел дозорный.
  - Да говорю же тебе...
  Хищно блеснула в темноте сталь штыка и навсегда удовлетворила любопытство дозорного.
  - Так оно лучше,человече...
  В ответ грянул выстрел,второй и третий... В колонне кто-то застонал.
  Стрелял напарник погибшего. Мог бы затаиться,переждать. Но от испуга ли,от отчаяния,указательный палец сам нащупал курок,рука раз за разом передернула затвор винтовки... Этого тоже успокоили.
  - Сколько отсюда до Озерного,Петр?
  - Версты две.
  - Слышали они нас. И следовало ожидать,что на дальних подступах дозоры выставят.Матерые волки... Ничего-ничего,с рассветом Крутиков с другой стороны навалится,и будем с них вместе юшку пускать.
   Стрельбу в деревне слышали и нимало тому удивились... За час до описываемых событий с противоположной стороны в расположение полка со своими людьми вернулся фельдфебель Синицын.
  - Идут,господин полковник,- докладывал Синицын.- Пешая колонна. Темно.
  Численность определить трудно.
  - Откуда они появились? Вышли на вас по тракту или справа,с проселка?
  - С проселка,ваше высокоблагородие.
  - С нашего тыла заходят,- обернулся к подполковнику Трошину Сумароков.-
  Что вы по этому поводу думаете?
  - Думаю,что красные на рассвете ударят с обеих сторон.
  - Похоже на то. Очень похоже...,-согласился Сумароков.- И,к сожалению, возможности наши ограничены. Соберите офицеров...
   Минут через пятнадцать,когда все собрались,Юрий Петрович скупыми словами обрисовал обстановку,после чего сделал распоряжения о частичной перегруппировке своей небольшой армии. Батальону подполковника Трошина он приказал сняться с позиций и занять оборону с тыльной стороны села.
  Ему же придали два пулемета.
  - Если я не ошибаюсь,через несколько часов здесь будет весьма и весьма жарко. Вопросы есть?
  - Все как-будто ясно,- высказался за всех штабс-капитан Прончагин.
  Остальные промолчали.
  - Что ж,господа,выполняйте.
  
   И до рассвета никто больше не уснул,не задремал... Рассредоточившись в траншеях,негромко переговаривались нижние чины; курили в кулак,кто-то затеял переодевание в чистое белье... До рези в глазах всматривались в темноту на запад и на восток.
   Постелив на землю шинель, Юрий Петрович сидел на краю окопа. Было искренне жаль и себя,и других... Так жалеют обо всем и всех только прощаясь.
   "Горит восток зарею новой...Горит восток зарею новой...,- заезженной пластинкой повторялись в мыслях строки Пушкина из "Полтавы",- Горит восток зарею новой... Вот шведы...завоеватели...
  Сколько бы их числом ни было,а все равно - крохотка. И такой крохоткой двинулись в глубь России. Ну,со шведов в чужой земле и спрос иной. А мы?.. Белые,красные...и все русские люди; и каждый в своей правде силу ищет".
   И было искренне жаль и тех,"чужих"; и этих,"своих"; и самого себя... В суете житейской он недолюбил и не имел имел детей... Ладно бы он - мужчина,но Оленька... Ей-то каково? А что будет потом? И будет ли это "потом"? Лично для него "потом" не простиралось дальше нескольких ближайших часов; а остальное сложится само собой....
   Последнее письмо от любимой Сумароков получил два с лишним месяца назад. Он носил его в левом нагрудном кармане кителя,часто вынимал и перечитывал. Сам факт того,что этот скромный голубенький конверт за четыре месяца совершил почти кругосветное путешествие и в царящей неразберихе все же отыскал своего адресата,можно было бы по праву назвать чудом.
   "Здравствуй,Юрочка,любимый мой человек,- перечитывая письмо, Юрий Петрович всегда явственно слышал Ее голос,глубокий и чуточку усталый.- Пишу тебе из Праги. Пишу и не знаю,как скоро долетит к тебе моя весточка и как ее отправить. Говорят,это можно сделать через Российское посольство... В любом случае я ее отправлю, пусть даже адрес твой: Россия,Сибирская армия - почти как "на деревню,дедушке...".
   В Праге я уже почти две недели. Здесь много русских,но все вокруг не наше,не родное; и потому кажется,что никуда мы не приехали,не обрели душевного равновесия,а будто все едем и едем разноликой толпой в вагонах третьего класса; и несть конца дороге.
   Мама уезжать не захотела,осталась дома,в Нижнем. Я настаивала,
  даже плакала... "Даст Бог,и ты,Оленька,вернешься,- сказала она,
  прощаясь, и тоже заплакала.
   Добирались долго: через Гомель,Брест и Краков... я и моя подруга по гимназии - Наденька Вырубова. Мы и сейчас вместе,так легче. Снимаем комнату в мансарде, у нас чисто и светло; но зимой,возможно,будет холодно...".
   Ольга не жаловалась,не искала сочувствия,а рассказывала о своей жизни все как есть. Она знала,что Сумароков ее поймет. Мало того - каждая мелочь,каждый штришок из ее жизни будут помогать ему выжить в просторах далекой,безжалостной и такой родной России.
   Итак,выстрелы,прозвучавшие незадолго до рассвета в тылу,верстах в двух-трех от Озерного неожиданностью для СУмарокова не явились. Все становилось на свои места. Собственно,тыл уже отсутствовал - но была одна,ощетинившаяся стволами винтовок и пулеметов,линия обороны.
   Атаковали на рассвете,с обеих сторон,почти одновременно. Шли цепью,молча...
   "Хорошее начало,- в мыслях сдержанно похвалил противника Сумароков,- и,возможно,лелеют надежду,что мы уже испугались и добровольно сложим оружие. Пусть надеются...". Юрий Петрович поднес к глазам бинокль. Фигуры приблизились,но лица еще не различались. Внимание Сумарокова невольно привлек человек,шедший справа и чуть впереди цепи,одетый в короткую кавалерийскую шинель. У левого бедра в такт движению подрагивала офицерская шашка,рука уверенно удерживала тяжелый маузер. Время от времени он оборачивался к цепи,рука с маузером совершала характерный посыл: "Вперед! Вперед! Душу выну!.. Мать вашу!..". Пастырь вел за собой свою паству.
   Первую атаку хозяева отразили,отразили и вторую. К одиннадцати часам дня и без того немногочисленный полк потерял до восьмидесяти человек убитыми и тяжелоранеными. Атакующие потеряли вдвое или больше против того,но запала и злости не утратили и отступать не собирались.
   Стараясь не допустить рукопашной схватки,Сумароков удерживал противника на расстоянии пулеметным и ружейным огнем. Понимал,что иначе сомнут. К трем часам из батальона подполковника Трошина посыльный принес нерадостное известие: тяжело ранен командир батальона.
  - Куда ранен?- коротко спросил Сумароков.
  - В грудь,ваше высокоблагородие,справа... Слабый он,много крови потерял.
  - Кто принял командование?
  - Капитан Воронов.
  - Что ж... Передашь ему вот это,- Сумароков открыл полевую сумку и на страничке блокнота написал следующее: "Алексей Алексеевич,помочь ничем не могу. Поможет нам лишь чудо,а чудеса случаются редко. Моя большая просьба - держитесь. Ближе к ночи постараюсь навестить".Секунду помедлил:- Жарко у вас?..
  - Жарко,господин полковник.
  - А по-другому и быть не может. Ну,ступай,ступай...
   С наступлением темноты Юрий Петрович несколько изменил характер обороны. Опасаясь ночных атак противника,он освободил левый фланг и подтянул своих людей к высоте и на саму высоту поближе к пулеметным точкам. В любом случае контроль над позицией он сохранял, а с рассветом намеревался все вернуть в исходное.
   Ночью,как и обещал Воронову, Юрий Петрович побывал в линиях обороны его батальона,потом заглянул в лазарет. Подполковник Илья Захарович Трошин был еще жив,но в сознание не приходил уже несколько часов и бредил...
  - Безнадежен,- поправив на переносице очки,на вопрос Сумарокова ответил пожилой фельшер,- к утру отойдет. Вы идите,Юрий Петрович...
   А чудо,о котором упоминал в записке Сумароков,все же произошло. Часов около девяти утра боевые порядки красных внезапно атаковали три сотни забайкальцев. И мало кому в то утро удалось уцелеть от их разящих шашек.
   А Сумароков чуда не дождался,он погиб за полчаса до его прихода при отражении очередной атаки. Утро,как и предыдущее,и другие... выдалось ясным,солнечным; и ветерок с любовью причесывал степные травы,
  и важно жужжал одинокий шмель,и летали паутинки... Удивительно теплой и затяжной выдалась в том далеком году осень.
   Юрий Петрович лежал в мягкой траве на спине,широко раскинув руки.
  Он лежал так,будто немного утомился,прилег и уснул... И во сне улыбался. А высоко-высоко в лазурном небе парил сокол-сапсан. Он первым увидел чудо... Хотя,какое же это чудо? Просто - переменчивое военное счастье, ведь чудо не несет в себе смерти.
   Боевые товарищи похоронили Сумарокова с воинскими почестями. Если бы на его могиле лежала плита,на ней следовало бы высечь эпитафию: "Себя не жалей - жалей других. Жалей и не позволяй им быть слабыми".
   Он любил Россию,но воевал на русской земле и водил в бой русских людей против таких же русских: Омских,Курганских,Акмолинских... Почему так случилось?
  
  
   Самолет рейсом Мурманск-Москва поднялся в небо по расписанию. Летать самолетом Юрий не любил,но,экономя время,летал. Пассажир - это статист поневоле,а штурвал держат другие руки. Быть статистом на высоте восемь-десять тысячь метров ,когда от тебя вообще ничего не зависит, ощущение неуютное. Глубина в этом смысле и привычнее,и роднее...
   В школьные годы Юрий перечитал об авиации все,что отыскал на библиотечных полках; пытался поступать в летное училище,но споткнулся на медицинской комиссии.
   Набор высоты закончился. Ровно гудели турбины... Спать в полете Юрий не умел и не пытался. "Почитать что ли?"- подумал он. "Почитай, почитай,- подначил внутренний голос,- может,и поумнеешь". Газетами и журналами Юрий запастись не успел,а потому открыл кейс и достал известную нам рукопись Игоря Шатрова...
   "Хотелось бы,отряхнув с плечь бремя долгов,блаженно потянуться и,
  уподобясь летописцу Пимену,сказать:
  
  Еще одно,последнее сказанье -
  И летопись окончена моя.
  Исполнен долг,завещанный от Бога
  Мне,грешному.Недаром многих лет
  Свидетелем Господь меня поставил
  И книжному искусству вразумил...
  
  Но нет...долг не исполнен. Будто кто-то сказал: "Напиши". И не стало покоя ни днем,ни ночью. А мысли посещали корявые,тягомотные, и "перо к бумаге" не просилось.
  "О чем писать?"- уже к который раз спрашивал он себя.
  "Потерпи,- отвечали откуда-то сверху,- узнаешь в свое время".
   Он обессиленно откинулся на спинку стула... Сколько так просидел?.. Час?..Два?.. Отгремела гроза,зашторены окна,и давно зажглись на улице фонари. Так и сидел... А в голове,как назло,царил хаос,какой бывает в это время суток на коротковолновых диапазонах транзисторных радиоприемников: что-то кашляло,трещало,скрипело,и Сергей Крылов уже который раз заводил свой новоиспеченный шлягер: "В дыму сигарном Порт-Саида..." А в довершении всего этажом выше с русским калоритом и итальянским темпераментом начали выяснение отношений соседи; и,спасибо,в этот раз все обошлось без бития посуды...
   Он поднял глаза на оконную занавесь: зеленовато-таинственную, со звездочками,хвостатыми кометами и размытыми пятнами огней за окном.
  " А хорошо бы сейчас где-нибудь затеряться... В том же Порт-Саиде...
  Говорят,дыра-дырой, и все же... Хорошо бы затеряться и даже на короткое время ощутить себя никому необязанным,ненужным и совершенно спокойным. Пройти,опустив в карманы руки,через пеструю,разноликую толпу; постоять у кромки причала в порту,разглядывая танцующую в мелкой волне пустую бутылку с аляпово-яркой этикеткой,вбирая в себя горьковатый запах нефти и сладость прокаленных безжалостным солнцем подгнивших фруктов... И ни о чем не думать... Совершенно ни о чем.
   Одинокая электричка у ночного перрона. Последняя. С нее и началось...
   Она как желанный ковчег в море промозглой осенней сырости,как последняя надежда в опасной безвестности длинной ночи. Прыгнул в последний вагон - успел. Значит,уже дома; значит,спасен.
   В вагоне лишь два человека. Он прошел вглубь вагона,на одном из сидений средней толщины книга в мягком,вишневого цвета,переплете...
  "Новый Завет". Открыл наугад и прочел: " От Иоанна. Святое благовествование. Вначале было Слово,и Слово было у Бога,и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть,а без Него ничто не начало быть,что начало быть. В Нем была жизнь,и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит,и тьма не объяла его...".
   "И тьма не объяла его...,- вслед за Книгой повторил он,- не объяла...".
  
   Солнце клонилось к закату,когда у селения Кинфа,на дороге,ведущей в Иерусалим,показалась группа путников.Было их двенадцать...тринадцать,
  а может,и четырнадцать усталых,запыленных,в стоптанных сандалиях,в просторных одеждах светлых тонов.
   Были ли они случайными попутчиками? Пожалуй,нет. Их роднило ЧТО-ТО особое,общее. Дома они не имели. Вернее,домом их было все то,что их окружало,и эта пыльная,со скудной растительностью по обочинам,дорога. Они часто ночевали в поле у костра,и ложем им служила сухая трава, одеялом - небо,оружием - слова любви и утешения... Ничего более они не имели. Ничего более иметь они не хотели.
   Чуть впереди остальных шел высокий человек. Каждое его движение,
  грубоватые черты лица,испытывающий взгляд серых глаз выдавали заложенную в нем внутреннюю силу. Присутствовало в нем что-то надежное-
  от камня.
   Позади шли еще шестеро или семеро,и сердцем этой группы был Человек среднего роста... Глаза Его,мудрые и спокойные, источали безмерную доброту и внутреннюю боль.
  - Равви,- обращался к Нему один из товарищей,- можно ли делать долги и какой долг извинителен для человека?
  - Долги можно делать только по большой необходимости,Иаков,- терпеливо объяснял Учитель,- но каждый долг требует возврата. И говорю вам: не оставайтесь должными никому ничем кроме взаимной любви. Лишь этот долг в каждом человеке обязателен и вечен; ибо любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: "не прелюбодействуй", "не убивай", "не кради", "не лжесвидетельствуй", "не пожелай чужого" и все другие заключаются в сем слове: "люби ближнего твоего как самого себя".
  - Равви,- спрашивал Учителя другой Его спутник,- а все ли явное всегда явно изначально?
  - Мир зыбок и обманчив,друзья Мои. Не все явное сразу являет свою явь, и нужно для этого время. А посему прежде времени не судите никак ни себя, ни других. Придет Господь, Он и осветит скрытое до поры во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому воздастся справедливо.
   Так они шли и разговаривали... Несколько левее и позади говорящих шел крепкий,чернобородый мужчина с деревянным,окантованным металлической полосой,с наплечным ремнем из сыромятной кожи ящиком. Звали его Иуда Симонов Искариот. Мысли его витали где-то в себе. Временами,однако,он поднимал глаза на Учителя и опять уходил в себя.
  - Не пора ли остановиться на ночлег,Петр?- окликнул впередиидущего Учитель, когда путники подошли к околице селения.
  - Ты сказал,Равви,- смиренно отозвался тот,останавливаясь и поджидая остальных.
   Учитель осмотрелся вокруг и уверенно направился к старому, изначально бедному дому. Тень дому дарила огромная шелковица. Ни козы, ни собаки...лишь одинокая курица копошилась в пыли; да кудрявая,
  замурзанная девчушка лет четырех-пяти,сидя на пороге,ковыряла в носу и с любопытством наблюдала за приближающимися к дому людьми.
   В какое-то мгновение она вдруг подхватилась на ноги и без слов, без испуга скрылась в сумраке дверного проема. Учитель поднял правую руку вверх и остановился. Он сделал это молча,а жест Его говорил сам за себя: "Смотрите!". Так Он стоял,а за Его спиной,негромко переговариваясь,переминаясь с ноги на ногу, стояли Его ученики.
   Дверь распахнулась.
  - Заговорила!- разнесся по округе радостный крик.- Боже! О,Боже! Она заговорила!
   Дом был тесен,и радость выплеснулась на улицу; а вслед за ней в дверях показалась простоволосая,босая женщина. Она хваталась руками за голову и в следующую секунду простирала их к небу...
  - Заговорила...,- радостно стонала она.
  - Но кто сказал,что она немая? Пришел срок - дочка твоя заговорила,- ласково поправил женщину Учитель.
  - Боже!.. Четыре года - и хотя бы одно словечко...Муж видел сон - в наш
  дом пришла радость...
   Ужинали скромно: жидкой похлебкой,овощами,лепешками. С восходом солнца снова в дорогу,а потому спать укладывались рано - лишь высыпали на небе первые звезды.
   Иуде не спалось. На соседнем подворье блеяли овцы, мычал теленок,
  сверчок вытягивал свою бесконечную песню; пахло дымом из очага,навозом и еще чем-то родным и домашним.
   Иуде не спалось. Задумавшись,он сидел на прогретом за день,
  невесть как попавшем сюда осколке мельничного жернова. Прошедшим днем у колодца проходящий знакомец поведал ему,что серьезно болен отец. Отец...жалко,слов нет... Но Бог милостив - все будет хорошо. И была на сердце еще одна заноза...предчувствие...сумрачное и страшное.
   Долго он сидел. Небо почернело и,будто, приблизилось своей глубиной. Пронзительно сияли звезды,высвечивая чарующую и вечную музыку мироздания...
   Позади послышались легкие шаги,КТО-ТО остановился за спиной. Иуда не обернулся,не шевельнулся; он хорошо знал эту походку и первым нарушил молчание:
  - Скажи,что там,Равви?- спросил он,указывая в бездонное небо.
  - Там жизнь,Иуда. Помнишь притчу о горчичном зерне?..Там из малого рождается большое, из большого - малое. Так просто,но для людей сокрыто и постигается только через веру.
   Учитель,как обычный человек,с мечтательной улыбкой вглядывался в звездную бездну неба. Месяц неярко освещал Его лицо,слабый ветерок шевелил длинные,волнистые волосы.
  - Тебя что-то терзает,друг мой?- наконец спросил он.
  - Так,Равви... Отец мой...
  - Не продолжай. Я знаю. Он будет здоров. Все ли у тебя?
  - Три года мы вместе,Равви...ходим,учимся и учим людей любить друг друга...
  - А любишь ли ты Меня?
  - Себя так не люблю!..
  - Я знаю,и, значит,три года не прошли даром. Любовь всесильна,лишь заставить - не в ее природе... Ты помнишь,Я говорил ученикам Своим:
  Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною: Ибо кто хочет жизнь свою сберечь,тот потеряет ее; а кто потеряет жизнь свою ради Меня,обретет ее. Многие тогда ушли, двенадцать вас осталось. Но не вы избрали Меня,а Я вас избрал,ибо имена ваши написаны на небесах. Ты должен помочь Мне, Иуда,- возложив руку на плечо Иуды,внезапно сказал Учитель.- Я прошу...Сделай это во спасение других...,- Он продолжал говорить, и по мере сказанного черты лица Иуды все более и более искажались мукой.-Отдай Меня в руки первосвященников, и да свершится написанное.
  - Зачем же так,Равви?.. Не умею я...,- обратив к Учителю лицо, не сказал - простонал Иуда.
  - У тебя получится,если любишь Меня,- настаивал и укреплял Учитель.-
  Меня распнут,и многие через то прозреют, покаются, обретут в сердцах любовь и спасутся. Тебя же возненавидят и имя твое станет нарицательным в веках. Лучше бы тебе было не родиться; но ты родился,а потому испытаешь все: боль и отчаяние, ненависть и презрение суда людского...
  Но не им,скажу,судить тебя. Пред своим Господом человек стоит или падает; и будет восставлен,ибо силен Бог восставить любого.
   Учитель замолчал. Молчание... Казалось,оно длилось целую вечность.
  - А что потом?- одними губами,едва слышно вымолвил Иуда.
  - Потом?- не сразу отозвался Учитель.- Потом старый храм будет разрушен и в три дня возведен новый.
  - Зачем?..Ты уж прости,Равви... Трудно мне сейчас и понять Тебя тоже трудно.
   А глаза его еще и еще раз спрашивали: "Как же,Господи?..а не лукавил ли Ты,когда говорил: "Пойдем со Мной,Я сделаю тебя ловцом человеков"; и когда назвал меня Своим апостолом? Ты ли наперед не знал обо мне всей правды?
   " Нет,не лукавил Я,- отвечали Иуде другие глаза.- Каждому из нас начертано свыше...И Мне, и тебе... И вас,двенадцать,дал Мне Отец Мой.
  Веришь Мне?"
   "Верю,Господи. Ты безгрешен".
   Успокоился сверчок,затих ветерок...и оставили человека наедине с самим собой,чтобы сделать мучительный выбор: уйти сейчас или навсегда остаться в памяти людской "тем самым Иудой".
  
   Изо всех пределов в Иерусалим стекались люди: тысячи и десятки тысячь ежедневно. Пешие и на ослах,группами и в одиночку они шли и шли... Иерусалим готовился к празднику Пасхи. Казалось,уже все,уже некуда - но город снова и снова распахивал свои ворота,впуская без счета новых паломников,и каждому находилось место.
   И остановившись на дороге,на холме,откуда виден был весь город,
  собравши вокруг Себя двенадцать учеников Своих, Учитель говорил им тогда: " Вот мы восходим в Иерусалим,и свершится все написанное через пророков о Сыне человеческом: ибо предадут Его и поругаются над Ним,и оскорбят Его; оплюют Его,и будут бить и убъют Его,и в третий день воскреснет".
   Но они ничего из слов Его не поняли; слова сии были для них сокровенны,и они не разумели сказанного. И был один посвященный...но молчал.
   Два раза после полудня подходил Иуда к этим воротам и оба раза отступал,не решаясь постучать. Подошел к ним Иуда и третий раз...
  Ворота,как и человек,богатство и покой которого они оберегали, старались подавить воображение простого обывателя своей значимостью.
   Так,постояв некоторое время,Иуда все же переборол себя и взялся рукой за массивное кованое кольцо. Он не испытывал страха,другие чувства переполняли его: душа его кричала от стыда и боли; а в ушах, как сейчас,стояли слова Учителя: "Один у тебя Судья. И никому,слышишь, никому больше не дано судить тебя".
   Ворота открыли не сразу,пришлось стучать вторично. Чьи-то неспешные ноги прошаркали по двору и одна створка ворот медленно поплыла в сторону. В образовавшейся щели показалась седая лохматая голова в ермолке.
  - Чего тебе?- равнодушно проскрипела она.
  - Владыку.
  - Зачем он тебе?
  - По делам церкви и государства.
   В другой раз голова закрыла бы перед простолюдином ворота или, сказавши: "Занят он",- удалилась. Но в лице Иуды присутствовало нечто, не позволившее служителю так поступить.
  - Подожди здесь,- коротко сказал он,прикрыл ворота и опять зашаркал в дом.
   Минут пять служитель отсутствовал,а потом провел Иуду в трапезную...
  - Подойди ближе,- хмуро сказал Кайафа, рассматривая Иуду глубоко посаженными глазами.- Ты пришел по делам церкви и государства? Так ли это? Говори...
   Иуда заговорил... Он говорил и не слышал себя,и мысли были о другом; а слова лились сами собой,будто кто-то вложил их в его уста.
  - Ты называл Его Учителем?- спросил Кайафа.
  - Называл и называю сейчас,- последовал ответ.
  Его спросили опять,но ответ был тем же.
  - А почто предаешь тогда?
  - Так следует.
  - Из корысти?- настаивал Кайафа.- Не тридцать ли серебреников попросишь у нас?
  Губы Иуды сложились в презрительную усмешку:
  - И сказал бы все,но вам,расчетливым нутром вашим,понять того не дано. А тридцать серебреников беру - такой назначена цена Его крови. Горе мне...с таким не живут... А вам укор и назидание во все времена.
   Он повернулся и пошел,неся на поникших плечах ношу предательства, людского проклятия и недоуменные взгляды оставшихся в трапезной.
  
   И в первый день опресноков,вечером,в канун праздника Пасхи во время трапезы Учитель опечалился весьма и сказал:
  - Знаю Я вас,которых избрал,всех двенадцать. Но да сбудется Писание:
  " Ядущий со Мной хлеб поднял на меня пяту свою". Истинно говорю вам,что один из вас предаст Меня.
   Так Он сказал, и ученики Его опечалились. И один из них,самый юный,припав к груди Учителя,спросил тогда:
  - Кто это,Господи? Кто он?
  - Это не ты и не другие,- с великой печалью отвечал его Учитель,- но тот,кому Я,обмакнув сейчас кусок хлеба,подам.
   И обмакнув кусок хлеба в вино, подал его Иуде Симонову Искариоту.
  - Делай,что должен,- сказал при этом Учитель.
   Никто из учеников не понял,к чему все это было сказано. И так как Иуда носил с собой денежный ящик и хранил в нем общие деньги,то подумали,что Учитель поручает ему купить все необходимое к празднику или подать милостыню нищим.
   Иуда принял от Учителя хлеб и вышел из дома. И была на улице ночь...
  - ...Вот и все,- оглядев оставшихся,сказал Учитель,- а теперь иду Я от вас к Отцу Моему и опять приду к вам. И говорю вам об этом прежде,чем сбылось,чтобы вы поверили,когда сбудется. Встанте, и пойдем отсюда. И возьмите сумы свои,ибо сюда мы больше не вернемся... А ты помни Меня,-
  говорил Учитель хозяину дома,беря его за руку.- Мир тебе и ближним твоим, и помните Меня.
   Он выходил последним. На пороге обернулся и улыбнулся оставшимся милой,доброй,грустной,прощающей улыбкой и шагнул в ночь. Было темно, многие спали,но не все - в доме Кайафы готовились...
   Люди нестройной стайкой двигались к воротам. Двенадцать их было.
  Великий город спал и во сне умирал. Он и не подозревал,что в эту звездную апрельскую ночь его покидала Душа. Со стороны храма послышался заунывный крик сторожа и стук колотушки; бряцая оружием, соседней улицей прошел дозор римских легионеров...
   Они вышли за городские ворота, и дорогой в селение Гефсимания Учитель вдруг остановился,осмотрел всех долгим взглядом и с печалью в голосе сказал:
  - Истинно говорю вам, все вы обо Мне соблазнитесь в эту ночь. Ибо сказано в Писании: "поражу пастыря, и рассеются овцы".
   Они же взроптали и говорили Ему иначе... А Петр сказал тогда:
  - Если другие и соблазнятся,то я не соблазнюсь,не покину Тебя и пойду с Тобой,Господи, даже на смерть.
   На что Учитель печально улыбнулся и ответил:
  - Все не так,Петр. Ныне же,этой ночью,еще не пропоет и петух - ты трижды отречешься от Меня. Попомни эти слова,когда случится.
   Двенадцать перешли ручей Кедрон и вошли в Гефсиманский сад, где часто собирались и прежде. Учитель оставил всех и,взяв с собой троих:
  Петра,Иакова и Иоанна, отошел и молился.
   Ночь господствовала на земле. И Он просил учеников не оставлять Его и бодрствовать. Он молился... Перед глазами сменялись картины прошлой, настоящей и будущей жизни человечества; и порою казалосб, что
  даже Ему - Сыну Божьему - не по силам взять на себя ношу искупления за всю низость и жестокость человеческих поступков,что даже Его жертвенной крови не хватит,чтобы смыть позор человеческого бытия. И пот тяжкими потоками струился по Его лицу. Он еще и еще раз обращался к Отцу:
  " Смогу ли Я, Отче? Пронеси мимо чашу сию".
  " Сможешь,- говорило Небо.- Кто,если не Ты, Сын Мой?".
  " Спасибо, Отче,- облегченно отвечал Он.- Я возьму на Себя все их грешные слабости".
   А князь тьмы был уже в пути...
   Молитву Его прервали людские голоса. Люди с оружием и факелами вторглись в сад.
  - Кого ищете?- спросил Учитель,поднимаясь с колен.
  - Иисуса Назорея,- отвечали Ему пришлые.
  - Это Я. Ночью, с оружием... Будто на зверя охотиться вышли. Что ж не взяли Меня днем при народе? Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня; но да сбудутся Писания.
  - Дозволь ударить,Господи!- воскликнул Петр и,взмахнув мечом, отсек ухо одному из рабов.
  - Вложи меч,- спокойно отвечал Учитель,касаясь руки Петра.- Не властны они надо Мной,но Я пойду с ними. Так должно быть. Мне ли не пить чаши, которую дал Мне Отец?
   Иуда стоял в толпе пришедших. Слезы сдавили его горло.
  - Равви...Равви...как же так?- одними губами шептал он. А служители уже вязали руки Учителя грубой волосяной веревкой.- как же так?.. Прощай, Равви.
  - До свидания,Иуда Симонов Искариот,- взглядом поправил Иуду Учитель.- Не прощай - до свидания. И ты испил из чаши Отца Моего. Много худого скажут о тебе... А сейчас постарайся жить. Веришь Мне?
  - Верю,Господи. Ты ли еще сегодня не взойдешь на Голгофу...
  - И путь свой горький повторил бы опять? Так?
  - Так,Господи.
   Луна скрылась за облаком,и стало совсем черно. Его повели, и лишь спина Его,все более и более удаляясь,белела во мраке ночи.
   Иуда поплелся вслед,а ноги не слушались,и каждый камень почитал долгом цепляться за них. Он вдруг упал,там же,в саду...один...и,
  раскинув руки, всем телом ощущал и обнимал остывшую за полночь землю.
  Так и лежал... Никто не знает,что пережил он в эту ночь.
   А когда победил рассвет,и солнце первыми лучиками позолотило краешки облаков, он встал и пошел на восход.
  
   Все внезапно прервалось: и полуденный зной пыльных дорог,и прохлада лунных ночей... И не спал, но секундами раньше будто отсутствовал здесь... Перед глазами вновь возник полумрак комнаты;
  зеленовато-таинственная,со звездочками,хвостатыми кометами и размытыми пятнами огней за окном занавесь; освещенная настольной лампой стопка линованой бумаги с единственной фразой на верхнем листе: " Не судите,
  да не судимы будете...".
  
  
  
  
  
  
   Прошел месяц с того дня,как Оля вернулась домой; прошел и другой,
  так же длинно потянулся третий... Внешне Оля старалась оставаться такой,какой ее знали: доброжелательной и улыбчивой... Но иногда,нет-нет,да и вырывалось наружу облачко того,что она пыталась спрятать в душе. И тогда непроизвольно хмурились брови,на высокий и чистый лоб легкой волной набегали морщинки...Вечерами,когда мама и бабушка уже отдыхали,уединившись в своей комнате,она могла даже всплакнуть или, вспомнив о чем-то хорошем,улыбнуться. Но последнее случалось нечасто. Мысли все больше посещали не очень веселые.
   Оля вновь и вновь винила себя в том,что оберегая в первую очередь свое "я" и ребенка,которого она в себе вынашивала,она потеряла любимого человека. И потеряла,как это ни странно,только потому,что потерять его не хотела.
   Недели за три до похода воскресным утром,прогуливаясь,они с Юрием
  вышли за пределы поселка...к морю. С высоты скалистого берега бухта просматривалась как на ладони: справа боновые заграждения и выход в Кольский залив; слева,в отдалении,корпуса судоремонтного завода; внизу, у самых ног,причалы с пришвартованными к ним субмаринами,всякого рода постройки,дорога... Миролюбивый ветерок чуть волновал серовато-зеленые воды бухты Оленьей; а за спиной и на противоположном берегу буйно и безоглядно прожигала короткую летнюю жизнь тундра.
  - Красиво!- залюбовавшись увиденным,не сдержала восторгов Ольга.
  - На Волгу не тянет?
  - Глупенький... Дом - он и есть дом. Конечно,тянет...Но здесь все по-другому: скромнее,аскетичнее; живешь меньшим,и на душе спокойнее... Как-будто исполняешь свое предназначение.
  - Ты подожди меня,Оленька. Я быстро... Я только "туда" и обратно.
  Юрий стоял за ее спиной и будто защищал своим сильным телом от невзгод всего мира. Ольга ощутила,как его рука раздвинула в стороны прядки ее волос,губы коснулись шеи...
  - "Туда" - это,наверное,далеко. Я боюсь за тебя.
  - А ты не бойся...,- Юрий замолчал.А потом вдруг вырвались слова, за которые он казнил себя и в море и после:-
  
   Уходя,уходи. Ни руками,ни взглядом не связывай.
   Уходя,уходи. Как молитву твержу иступленно...
  
  И откуда взялось?!. Что за наваждение?!. Ольга порывисто обернулась; взглянула чуть снизу,с тревогой и недоумением...
  - Что ты сказал?..
  - Чьи-то стихи...или песня... Сам не понимаю,- его губы вновь коснулись ее шеи.- В сентябре здесь будет еще красивее: всё золотистое и оранжевое...
  Ты подожди меня,зайчик,- наклонившись к ее уютному,розовеющему в солнечных лучах ушку,негромко попросил Юрий.
  
   С работой,можно сказать, даже повезло. Уже два месяца Оля работала участковым врачом в детской поликлинике. Знакомясь с ней, главврач ( немолодой,седоусый грузин Гоги Автандилович ) живо интересовался условиями работы и жизни за Полярным кругом, семейным положением...
  - Нет,пока не замужем,- на его вопрос ответила Оля,немножко подумала и,
  улыбнувшись,прибавила:- Ожидаю ребенка...
  Подобный факт для потенциального шефа,нужно сказать, не всегда приятен и во многом решающий. Но умолчать о нем Ольга не могла и не захотела: в скором времени все это и так увидят.
   Гоги Автандилович разгладил усы,улыбнулся в ответ:
  - Смелая вы женщина... А кого ожидаете7
  - Ребенка...Гоги Автандилович.
  - Хорошо делаете. Сын,дочь - все одинаково хорошо,- говорил он от сердца,как умудренный жизнью отец.- А как со здоровьем?..
  - Спасибо,Гоги Автандилович,не пожалуюсь.
  - Ну что ж...Ольга...э-э...
  - Ольга Александровна,- подсказала Оля.
  - Да,конечно... Ольга Александровна,вы когда можете приступить к работе?
  - Могу и завтра.
  - Ну,завтра...не завтра... Сейчас напишем заявление,и,пожалуйста,
  оформляйтесь,- последние слова прозвучали как извинение.В дверях, когда Оля уже выходила из кабинета, Гоги Автандилович еще раз окликнул ее:-
  Ольга Александровна,поверте мне, все у вас будет хорошо. И почаще улыбайтесь - вам идет.
   Так она и жила: любимой работой,общением, своими и чужими заботами...И все это изо дня в день худо-бедно перемалывало время.
  Но...опять наступали вечера,выходные дни,и тогда... Оля вновь и вновь обращалась мыслями к тому времени,когда приняла решение навсегда покинуть Оленью Губу. Вспоминала прощальные визиты к подругам и знакомым, когда на вопросы "как?" и "почему?" приходилось давать уклончивые ответы; преддорожные хлопоты,письмо Юрию... Она написала его на одном дыхании. Это было тогда,а сейчас...
   А что "сейчас"? А сейчас ей очень и очень хотелось,чтобы Юрий находился рядом. Хотелось обнять его,прижаться к нему всем телом и,сдерживая волнение в голосе,чуть слышно прошептать:" А что я тебе скажу...". "Скажи",- не для чужих ушей,так же тихо попросил бы он.
  "У нас будет ребенок...". "Это правда?". "Правда...Он скоро и шевелиться начнет...". А может быть он и сам все прочел бы в ее глазах...вот только бы был рядом.
   Случалось,беспокойной пенистой волной накатывалась вдруг смелая, но безрассудная мысль - вернуться. Собрать вещи и уехать: завтра же...
  нет,не завтра,а немедленно - сейчас. В эти минуты Оля не задумывалась о том,что на побережье Баренцева моря уже хозяйничает зима: с морозами, снегом,колючими ветрами... и скоро,совсем скоро,на землю опустится полярная ночь. Ее не посещали мысли и о том,что ко всему прочему путешествие ее закончится где-то неподалеку от Мурманска,на первом же контрольно-пропускном пункте,дальше которого из-за отсутствия соответствующих документов ее просто не пропустят. Однажды она даже начала собирать вещи... Машинально сняла с антресолей чемодан и дорожную сумку,что-то успела в них положить...но потом вдруг опомнилась,села на краешек кровати и заплакала.
   И вспомнилось Оле,как в начале лета сидела она в лучах ночного солнца на сером,с красными вкраплениями,отполированном тысячелетними ветрами гранитном валуне и тихо плакала. И робкие ее слезинки,ни к кому не обращенные,проторенными дорожками медленно опускались по лицу. Оля смахивала их тыльной стороной ладони,а они вновь и вновь рождались в уголках ее чистых глаз.
   Юрий присел рядом и на немой ее вопрос ответил: " Шел мимо... А вы одна и плачете. Принцессам плакать не к лицу".
   "А если бы мы в ту ночь не встретились?- с тревогой спросила себя Оля.- Но это невозможно...совершенно невозможно. Пусть не тогда и не там,но мы обязательно нашли бы друг друга".
   В комнату вошла бабушка,присела рядом.
  - Ты поплачь,Оленька,поплачь; не стесняйся... Мы с Иришей видим - плохо тебе.
   Оля всхлипнула,утвердительно кивнула головой.
  - Любишь его?
  - Люблю...
   Оксана Витальевна обняла Олю за плечи:
  - У нас с Иришей не сложилось,а у тебя,детка,все будет хорошо.
  - Ты знаешь?..
  - Знаю точно.
  - И что мне сейчас делать,бабуля?
  - Ждать,Оленька. Он обязательно придет.
   В эту ночь,впервые за долгие недели,постель не была ей в тягость. Заснула Оля быстро и с удовольствием; и приснилось ей утро...светлое и радостное,возможно - Рождественское. С неба мягко и ненавязчиво падает первозданной белизны пушистый снег... Ложится на шапки,воротники, припадает к ногам и не тает. На перроне железнодорожного вокзала немноголюдно: ни сутолоки,ни спешки. В сторонке,в свежих фартуках, неспешно перекуривают носильщики. У станционного колокола туда-обратно важно прогуливается усатый дежурный.
   А вот и Оля: в крытом голубым сукном беличьем полушубке,в длинной юбке и шнурованых ботинках...
   А снег все падает,летает,кружится,припадает к ногам...Свежо,
  радостно и неописуемо красиво. "Пх-х, пх-х, пх-х...",- пыхтит паровоз.
  Дежурный достает из кармашка часы,сверяет время - поезд прибыл по расписанию,минута в минуту.
   " Юу-ра! Юу-ра! Я здесь!"- Оля возбужденно машет рукой,ускоряет шаги навстречу.
   Он спрыгивает на перрон. Высокий,красивый...с седеющими висками. Заметив Олю,чуть прихрамывая на левую ногу,устремляется к ней, подхватывает на руки... Она целует его в губы,в щеки,в нос...
  " Как ты узнала?- спрашивает Юрий.- Я без телеграммы...
  " Узнала,- смеется Оля,- вот узнала,и все...".
   Его офицерский ремень и портупея потускнели,вытерлись и уже не скрипят,не важничают. И поделом хвастунам. А шинель колется и как-то странно пахнет...Запах незнакомый,пугающий.
  " Так пахнет война,- угадав Олины мысли,пояснил Юрий.- Ничего,отправим ее в чулан...".
  " Шинель?".
  " Да,шинель. Повесим ее на крючок и забудем".
  " Надолго?"- с надеждой спрашивает Оля.
  " Навсегда,Оленька. Я думаю,что навсегда".
  " И будем жить-поживать...".
  " И будем жить,любимая,- Юрий бережно опускает Олю на землю.- И все же как ты узнала,что я приеду именно сегодня?".
  " Я ждала тебя каждый день,каждую минуту... Ждала и ждала, а сегодня пришла на вокзал... Вот и все".
  " Так просто?".
  " Да...вот так".
   С тем Оля и проснулась, проснулась и ощутила теплой волной нарождающуюся в душе радость.
  " А бабушка права,- подумала Оля.- Нужно ждать. Нужно ждать,и все у нас будет хорошо".
  
   Середина октября. Раннее утро. Ночью случились заморозки,а потому за окнами вагона еще очень и очень свежо.
   Дорога на сегодня для Юрия закончилась. От Москвы до родного города меньше суток пути. Хорошо выспишься,перекусишь,попьешь чаю, почитаешь газету,и вот - за оконным стеклом гордая надпись "Славянск".
   В центре Донбасса Господь изрядно потрудился,а в этих окраинных местах должно быть присел отдохнуть,усладив красотами и взор и душу.
   Славянск - старый купеческий город. Сословное купечество давно перевелось,а из традиций осталась лишь привычка рано ходить на базар.
  Идут затемно ( в четыре,в пять часов утра ),в десять на базаре делать уже нечего. Каждый удовлетворен по-своему,ряды продавцов и покупателей стремительно тают. А какие в окрестностях города озера,ставки и сады?..
  А грязевые курорты? Разве что в Одессе или в Саках вы отыщете что-нибудь подобное. А меловые горы и реликтовые леса над Северским Донцом, а Славяногорский монастырский ансамбль с белой часовней у края пропасти?.. Блаженны вы,живущие в местах сих.Жили и живите.
   На вокзале Юрия никто не встречал. В последнем письме дату приезда он назвал лишь предположительно.
  - В гости?- выруливая с привокзальной площади,ненавязчиво поинтересовался таксист.
  - Домой.
  - А дома бываешь нечасто,- зачем-то уточнил таксист.
  - Редко,- покладисто согласился Юрий.- С моей работой часто не получается.
  - Па-а-нятно,- протянул водитель.- На Юбилейной-то где высадить?
  - Около школы... Знаете такую?
  - Ну как же...,- и как выяснилось,молчать водитель совершенно не умел.- А у меня на прошлой неделе одна ерундешка приключилась... Три часа ночи,отвез пассажира на Голубовку,возвращаюсь... На Чубаря,у техникума тормозит меня чудак: на Северное кладбище подбрось,говорит. Сам здоровущий,как сарай с пристройкой. Хотел я уже газануть,да вовремя сообразил: я уеду,а дверь у него в руках останется. Сел он в машину: весь такой...с бородой,с усами,в черных очках...И самое подозрительное - всю дорогу молчал.
  - А что можно делать на кладбище в три часа ночи?
  - Вот и я о том же подумал. Всю дорогу ехал и думал... А как приехали на место,пассажир расчитался и сдачи не взял. Мне еще показалось, будто пробормотал,выходя из машины: "Пора возвращаться...".
  - А может, он еще и тени не имел?- посмеялся над рассказом Юрий.
  - Тени?..- озадаченно переспросил таксист.- По поводу тени не скажу,не помню... Да и темно было.
   У школы машина остановилась,Юрий расчитался,вынул из багажника сумку.
  - Спасибо,батя. Буду назад возвращаться,на вокзал подбросите?
  - А не вопрос. Ну, хорошо отдохнуть...
  
   Дома после радостных возгласов,объятий и поцелуев ( мама даже прослезилась ) все пришло в движение. Отец полез в погреб за закрутками,вином и более крепкими напитками.
  - А мы вчера три сотни пельменей налепили,- суетилась мама,выставляя на газовую плиту кастрюлю с водой.- Сейчас сварим горяченьких...Вас в части разве такими накормят?
   В доме было тепло ( уже включили газовое отопление ),светло, радостно и,по-семейному,уютно. Таким,наверное, и должен быть родительский дом.
  - Дядя,а ты один приехал?- приступал к Юрию с распросами племянник Артемка. Родители Артемки,- сестра Юрия Наташа с мужем Игорем,- искали счастья и достатка в далеком Тюменском поселке,еще более отдаленном,
  чем издревле известная место - Тьмутаракань.- Один,да?..
  - Один,Артемка,один.
  - А где твоя тетя?
  - Тети пока нет.
  - А фуражку свою морскую дашь поносить?
  - А морской танец "яблочко" станцуешь?
  - Не умею я,- огорчился Артемка.
  - Так я и знал,а потому и фуражку с собой не привез. В следующий раз привезу и даже подарю.
  - Подаришь?..- с радостной надеждой переспросил Артемка.
  - Слово моряка,подарю. Идет?
  - Идет...
  Перспектива получить в подарок настоящую морскую фуражку мальчишку обрадовала. Молчал он не более пяти секунд,а потом сообщил:
  - А меня друг есть.
  - Ну вот...,- понарошку огорчился Юрий.- И где же,скажи, я столько фуражек возьму?
  - Та нет... ему не нужна фуражка. Это наша собака Бим.
  - Бим?..
   Бим,веселый,молодой пес,окраса лисы-огневки,с толстым бобровым хвостом,услышав через открытую форточку свое имя,плутовато взвизгнул и несколько раз подпрыгнул на месте на всех четырех лапах сразу. Потом подскочил к окну,вытянулся во весь рост,попытался дотянуться до подоконника.
  - Видишь,дядя Юра,- тыча за окно пальцем,пояснил Артемка,- он хочет,
  чтобы я с ним поиграл.
  - Все собаки любят играть.
  - Разве это собака?- вытирая на столе клеенку,посетовала бабушка.-Не собака... собака-балабака.
  - Ты его,Аленка,не обижай,- заступился за Бима вошедший с улицы отец.- Друг моего друга - мой друг. Редкая порода,- подмигнув Юрию, весело пояснил отец,- молдавский фуцен. Лает два раза в сутки: до восхода солнца и после его захода.
  - Бимка лает и днем,- заступился за любимца Артемка.
  Его замечание осталось незамеченным.
  - И как там,сын,- подсел к столу отец,- наверное,далеко ходили?
  - Нет,папа,рядом,в Арктике,круги наматывали.
  - А я думал...
  - Нет,нет...это раньше в Атлантику ходили,почти к берегам Америки. Сейчас далеко не ходим. Ракеты цели и от пирсов достанут.
  - Уме-ем,- уважительно протянул отец.- А что там с пельменями, Алена?
  - Готовы,уже вынимаю...
  Отец крякнул,разлил по рюмкам прозрачную,крепкую даже на взгляд, спиртовую жидкость со скромным названием "наша".
  - Ну,сын,за встречу.Служить родине нужно,но хотелось бы почаще видеться.
  - Выйду на пенсию,поселюсь рядом,- отшутился Юрий.
  - До пенсии далековато,и не спеши стареть,сынок,- мама встала за спиной,обняла Юрия за плечи.- Ты лучше скажи нам,когда женишься?
  - Ну,ты опять,мама...
  - Да,Юра,- поддержал отец,- двадцать восемь лет...красивый, здоровый мужик. Неужели никого нет?
  - Как всегда... Вы,наверное,мне уже и невесту подобрали.
  - Юра,мы серьезно,- в голосе матери послышалась укоризна.- И девочка на примете у нас хорошая есть.Можем познакомить.
  - Не будем спешить,мама. У меня тоже есть...
  - Кто она?
  -Кто?... Женщина,конечно. Все пока сложно...Давайте лучше по третьей.
  Как у нас говорят:" За тех,кто в море,на вахте,на гауптвахте и в роддоме".
  - Дядя Юра,а зачем ты в море плаваешь?- Артемка давно уже покушал и,выслушивая скучные разговоры взрослых,сидел за столом как на иголках.
  - Об этом,Артемка,я тебе позже расскажу. Это,парень,очень большая и важная военная тайна. Никто не знает...
   Мальчишка широко-широко распахнул глаза,рот его также непроизвольно раскрылся,выдавая щербинку в верхнем ряду зубов.
  - Расскажешь?..
  - Обязательно расскажу.Слово моряка.
  
  
   Первый отсек затонувшей подводной лодки. Атомные субмарины на грунт никогда не ложатся,но эта потерпела аварию и затонула. Холодно,сыро...Скупое освещение аварийных светильников наводит еще большую тоску.
   Их четверо в отсеке. Трое в оранжевых прорезиненных костюмах -
  изолирующем снаряжении подводника с дыхательным аппаратом ИДА-59. Четвертый одет в синий репсовый костюм. Четвертый не пойдет с тремя и не спасется. Он обречен. В длинном шестиметровом чреве трубы торпедного аппарата поместятся лишь трое...
  - Запоминайте!- четвертый выдерживает пауза.- Кто-то другой повторил бы три раза,я скажу лишь один.- Торпедный аппарат осушен. Сейчас я отдраю заднюю крышку,войдете... вернее - вползете в трубу один за одним. Я задраю за вами крышку и запрошу о самочувствии: стучу по корпусу один раз. По очереди,начиная с первого,отвечаете одним ударом. Я заполняю аппарат водой. Не забудте закрыть стравливающий клапан своего снаряжения. Вот он - у каждого прямо на лбу. Я отдраю переднюю крышку торпедного аппарата...
   Четвертый продолжает инструктаж. Он обречен,он последний. Некому задраить за ним заднюю крышку аппарата,некому заполнить аппарат водой... Четвертый обречен.
  - Итак,все понятно?! Вопросы?!
  Трое молчат.
  - Еще вопросы?!
  И опять молчание.
  - Начали!
   Труба узкая и длинная... Тесно,неуютно,неудобно и даже страшно. Юрий входит вторым. Ползет,ползет...Впереди,на расстоянии вытянутой руки,черно-оранжевые ступни первого. Все. Приехали. Путь назад также отрезан - позади третий. Крышка задраивается. Тесно,темно...как в ж...
  Вода прибывает. Юрий ощущает,как теряется вес,тело всплывает,
  прижимается к верхней части трубы...
  - Не забыть...,- терзает мысль,- не забыть... Что не забыть? Стравливающий клапан?.. Ну,конечно.
  Металлические удары из отсека,удары в ответ. Передняя крышка аппарата отдраивается,забрезжил свет. Надежда... Вперед и только вперед. И вверх... к солнцу,к небу,к жизни. Будем жить!
   Четвертый остался в отсеке. У него нет шансов. Будем помнить!
   Но что это?.. Всего три метра?..Глубина три метра?.. Всего три?!
  Слава Богу - это лишь тренировка на полигоне. И не дай нам...
  по-другому.
   Юрий проснулся с неловким ощущением страха. С минуту лежал, утверждаясь в мыслях,что находится в родительском доме,в теплой постели,что рядом,на соседней кровати,беззаботно посапывает в подушку
  Артемка. " Всего лишь тренировка",- сказал себе Юрий.
   Родители вставали рано;кормили кур,собаку,поросенка;чистили и подметали двор,вольеры;летом поливали огород... В частном доме всей работы не переделаешь никогда. Часам к восьми утра с работой управлялись,тогда и завтракали.
   Родители уже поднялись и занимались своими повседневными обязанностями. Через открытую форточку в комнату доносился их негромкий говор. Минувшим вечером,в день приезда, Юрий с отцом выпил не только "по третьей",но голова после "нашей" не болела, и это казалось странным... Ибо,как говорил в таких случаях один из сослуживцев: " Не болит наутро голова - верный признак отсутствия мозгов".
   Юрий попробовал опять уснуть,и не получилось. Тогда он встал, оделся и вышел на кухню.
  - Уже поднялся?- удивилась вошедшая с улицы мама.- Спал бы еще,сынок.
  - Да,как-будто,выспался. Я,мама,схожу,прогуляюсь.
  - Что ж...сходи,только к завтраку не опаздывай.
  - Хорошо,мама. Что-то по дороге купить?
  - Хлеба возьми,остальное у нас,слава Богу,есть.
  
   Солнце уже взошло.Еще не хозяин,а гость - ночной морозец, слегка пощипывал за уши,за кончики пальцев... "Вот,получи",- как бы говорил он,посмеиваясь. "Ладно,ладно...,- в тон ему улыбался Юрий,- ты давай не очень. Мы на Севере в это время и почище видели: иной раз в "дипломате"
  и водка в кисель превращается".
   Праздным шагом прожигателя жизни,засунув руки в карманы куртки, Юрий миновал окраинные улочки и вышел к небольшому скверу. В центре его
  возвышался непокорный Кобзарь. Постамент его был несоразмерно велик,и потому памятник выглядел чуть комично.
   Легенда это или быль?..Но люди в возрасте рассказывали,что в начале пятидесятых годов на этом месте то ли поставили,то ли собирались поставить памятник Отцу всех народов Иосифу Виссарионовичу Сталину. Но течение жизни внезапно изменилось,в обществе пошло брожение умов...
  И все вдруг прозрели: никакой "он" не Отец и не Мать и лучшим другом физкультурника его тоже почитали ошибочно. Тогда и водрузили на чужой постамент Кобзаря и улицу,берущую начало у ног его,назвали его именем.
  А на открытии памятника (и так гласит молва),когда одернули с него покрова,люди увидели начертанный на постаменте вiрш:
  
  Дiти,моi дiти.
  Що ви наробили?
  На грузинський жорсткий зад
  Мене почепили.
  
   Когда-то, и не очень давно,мимо этого сквера и памятника Юрий ходил в школу. А вот и она...добротная,с крепкими традициями. Здесь размещались единственные в городе классы с углубленным изучением математики - 9-й и 10-й "А".
  " Зайти?- неуверенно спросил себя Юрий и тут же поправился:- Как-нибудь потом".
   Так он шел,ведомый воспоминаниями,до сердца города...до центральной площади. И ничего в городе будто не изменилось: и здание городского комитета партии было на месте,и бронзовеющий в центре площади Ильич по-прежнему указывал рукой "в ту степь",туда,где все еще бродил терзаемый сомнениями "призрак коммунизма".
   Юрий присел на скамью. Березки и каштаны пожелтели,побурели и теряли листья. Лишь газонная травка,невзирая на ночные заморозки,не утратила оптимизма и своих изумрудных оттенков. Несколько лет назад, примерно,в том же направлении,куда указывал Ильич,стоял ресторан - серенький,провинциальный; а чуть левее - городской военкомат.
   "Военкомат...",- вспомнил Юрий. Вспомнил,как выехал поступать в военное училище тринадцатого числа,в тринадцатом вагоне,на тринадцатом месте. Никаких предубеждений к числу "тринадцать" Юрий никогда не испытывал... И в училище поступил,и хорошо его окончил,и служить по распределению попал в тринадцатую дивизию атомных ракетных подводных крейсеров - самое мощное соединение Союза.
   А случайный напарник Юрия,с которым он ехал поступать в училище, сплоховал...Едва лишь они перешагнули порог училища и узнали,что в недалеком будущем служить им придется на атомных субмаринах,он забрал в канцелярии документы и убыл домой. Ирония судьбы... Несостоявшийся коллега Юрия несколькими месяцами ранее хорошо поморочил голову подполковнику Вашкетову - начальнику отдела военных учебных заведений и допризывной подготовки. То он собирался поступать в военное училище,то отказывался... и так не единыжды. В конце-концов Вашкетов пообещал легкомысленному юнцу,что срочную службу тот будет проходить на далеком Севере в чреве атомной подлодки. Аргумент прозвучал весомо,и упрямец одумался. А получилось так,что из одних ворот он вышел и чуть было в них опять же не вошел.
   Там же,во дворе горвоенкомата,на обороте щита "Призывник,будь примером..." Юрий однажды прочел:
  
  "Ты мало каши ел,- внушал майор сурово,-
  И много спал - замечено не раз.
  Готовь кирку,точи,сынок,лопату;
  Ты завтра призываешься в спецназ.
  
  И знай,пацан,что жизнь в войсках - не сахар:
  Сиротский суп,перловка круглый год...
  Там мамы нет и бабушка не служит;
  Зато дедов тебя имеет целый взвод".
  
  Для записи безымянный поэт воспользовался желтым мелком. Думается,
  эту правду армейской жизни читали и призывники,и офицеры военкомата;
  и стереть ее никто не поторопился...
   За зданиями городского комитета партии и центральной библиотеки когда-то вкруговую размещались торговые ряды из старых магазинчиков,а в центре - автостанция,откуда и брали свое начало все городские и пригородные автобусные маршруты. Ни того,и ни другого уже нет...
   Так,предаваясь ненавязчивым своим воспоминаниям, Юрий просидел на скамейке минут десять-пятнадцать. Потом поднялся,энергично тряхнул головой,как бы прогоняя старое и возвращаясь мыслями в день сегодняшний,и уверенно направился к универмагу. Утреннее время,и в залах было немноголюдно. Юрий прошелся по первому этажу,поднялся на второй,вновь спустился на первый и вошел в отдел игрушек.
  - Девушка,а что бы вы посоветовали подарить мальчику?- спросил Юрий у миниатюрной,со вздернутым носиком и веснушками,продавщицы.
  - Ну-у...,- на секунду задумалась она,- вот хорошие машины...танк... А возьмите лучше конструктор. Я недавно такой братику на день рождения подарила.
  - Конструктор?.. Не будет мне теперь стараниями любимого племянника ни покоя,ни отдыха,- в шутку пожаловался Юрий все той же симпатичной продавщице,расплачиваясь за покупку.- А буду я вместе с ним все это собирать и клеить...
   А взял он для Артемки конструкторы красавца-авиалайнера ИЛ-62 и морского торпедоносца времен Великой Отечественной войны.
   Домой возвращался той же дорогой. Метров за двесте до знакомого сквера невольно замедлил шаги. Что-то знакомое почудилось в одном из двух впередиидущих мужчин. В том,что шел слева: немолодом,но легким на ногу; невысоком,сухопаром;в несколько старомодном,но опрятном и отглаженном костюме. Седые волосы были аккуратно зачесаны,слегка вились и создавали впечатление укладки.
  " Сергей Иванович?.. Калинка?..- поначалу усомнился Юрий.- Он... Точно, он. Калинка - такая вот русская фамилия. Догнать и поздороваться?..".
   Второго Юрий не знал. Судя по всему,а лица Юрий не видел,он был молод... Молод,на голову выше Калинки и сутулился. Спутник Сергея Ивановича о чем-то невнятно рассуждал,пытался жестикулировать правой рукой,левой же обнимал Калинку за плечи,перенеся на него часть бремени своего нелегкого тела.
  "...Догнать и поздороваться?...Вряд ли он помнит меня,- не покидали Юрия сомнения,- прошло одиннадцать лет,а учился я у него лишь последние два года - в девятом и в десятом...".
   Вопрос разрешился сам по себе. Молодой и высокий внезапно остановился и,продолжая свой невнятный монолог,опустился на корточки. Сергей Иванович попытался его поднять. Попытка не удалась и раз,и другой... Калинка беспомощно огляделся по сторонам и встретился взглядом с Юрием.
  - Вы мне поможете?- с надеждой спросил он.- Нужно отвести его домой.
  Это совсем недалеко... Здесь,рядом...
  В свое оправдание или в защиту другого,беспомощного и слабого в эти минуты,он готов был сказать что-то еще,но слова не понадобились. Общими усилиями они вновь поставили молодого на ноги и повели.
  - Вы не подумайте ничего плохого...да он пьян...,- извинялся за спутника Калинка.- Весной вернулся из Афганистана,срочную служил. И, знаете,будто сломался... и остановиться не может. Игорь - он хороший парень,сосед мой. Я его с пеленок знаю. Игорь,как себя чувствуешь?..
  Игорь?!.
  - А-а?.. Сергей Иванович?.. нормально... Я вот думаю: командир тогда остался,нас прикрывал... Никогда не забуду. Класным он был мужиком.
   Игоря отвели домой. Прощаясь,Калинка пожал Юрию руку.
  - Спасибо вам большое.
  - Не за что,Сергей Иванович. Вы меня не помните?..
  - Мы знакомы?- по лбу его пробежали морщинки,правая бровь непроизвольно изогнулась.- Вы,наверное,у меня учились?
  - Учился...
  - Город у нас небольшой,многие друг друга знают. Чем сейчас занимаетесь?
  - Служу Родине.
  - Вы офицер?
  - Так точно. Служу на Северном флоте.
  - Интересно... Но,извините,не могу вспомнить.
  - Сумароков Юрий.
  - Да,да... Будто классный журнал открыл. Редкая у вас фамилия,-
  Калинка сделал паузу и зачем-то уточнил:- Вы сейчас в отпуске?
  - В отпуске. И отпуск у меня длинный.
  - Я завтра собирался съездить в Славяногорск. Не составите компанию?
  - Почему бы и нет.
  - Тогда жду вас к восьми часам. Еще раз спасибо.
   Юрий возвращался домой и мысли его занимал не веселый неугомон Артемка, а "тот" парень - Игорь... Словно невидимый маятник вывел из равновесия душу,раскачал мысли, и родились слова...
  
  Нету жалости в мире,и солнце не знает пощады.
  Птица сокол-охотник надменно парит в высоте.
  Только горы собою вокруг небеса подпирают:
  Не Урал,не Алтай,не в России,не наши,а "те"...
  
  Зверь не ходит тропою,когда человека услышит.
  Гад ползучий с дороги скорее убраться спешит.
  Нету жалости в мире,и прав на тропе только первый.
  Не сейчас и не завтра... иначе - вчера ты убит.
  
  Перевал... Их с полвзвода. Едва отдышались.
  Дрожь в ногах,и последние сутки без сна.
  И сказал командир,не рисуясь,негромко и просто:
  "Я прикрою. Удачи... Веди пацанов,старшина".
  
  Все ушли. И не спорил никто... Кто оспорит?!
  На мгновенье в руке задержалась рука.
  Заслужил командир среди них быть последним и первым
  На военной тропе... Лишь во взглядах читалось:" Пока".
  
  Закурил командир и,колечки пуская,подумал:
  " Пекло-пеклом...на небе и облачка нет...
  Улыбается смерть нам,и в том ничего не изменишь.
  Значит,вправе и мы улыбнуться "старухе" в ответ.
  
  Значит,вправе и мы улыбнуться в ответ белозубо.
  Суд... не суд - от грехов не отречься своих.
  Может,статься,на землю вернемся опять через годы,
  В поколенье не нашем и в лицах вернемся других".
  
  И держался,как мог,до последней гранаты и пули...
  Мать в глубинке героя оплачет,скорбя;
  Соловьи отпоют; и,как есть,ветры правду расскажут:
  Был в нагрудном кармане последний патрон - "для себя".
  
   Дома Юрия ожидали небольшие кулинарные изыски.
  - А мы с бабулей "колдуны" к завтраку приготовили,- похвалился Артемка, едва Юрий переступил порог.
  - Доклад неполный,юнга. А про капусту по-китайски почему не докладываешь? Дядю с голоду уморить хочешь?
  Замечание Артемку не смутило,больше озадачило слово юнга:
  - А что это "юнга"?- спросил он.
  - Ну,это... такой маленький - на тебя похож. После капитана почти самый главный на корабле.
  - А когда большим вырастет,то самым главным будет?- решил уточнить Артемка.
  - Будет главным,если постарается. На вот,держи...
  - А что это?
  - Это подарок. Ты сам все посмотри,а потом и поговорим.
   Несколько блюд из серии "по-китайски" Елену Алексеевну научил готовить еще в молодости сосед-китаец,когда семья проживала в столице
  северного Казахстана в городе Целинограде. Юрий с сестрой по детской своей простоте звали-величали соседа "дедом Максимом",а родители - Максимом Максимовичем.
   Когда-то,в далекие двадцатые годы,Максим Максимович покинул свою неспокойную родину и,перейдя Российскую границу,поселился в Хабаровске.
  Работал в ресторане поваром и шеф-поваром. Так жил десять или двенадцать лет... Но однажды перед рассветом за ним пришли хмурые люди,
  профессионально видевшие мир лишь в двух цветах - в черном и грязно-сером... В лагерях Максим Максимович стал отличным сапожником. Шил на заказ любую обувь. После освобождения по определению поселился в Целинограде,тогда еще - Акмолинске. Жена его,по национальности мордвинка,о лагерях знала тоже не по наслышке. "Дед Максим" построил дом,завез земли и на глинистых,солоноватых почвах разбил прекрасный огород. Днями он сапожничал в небольшой будке на базарчике в городке Машинистов,а вечерами занимался огородом и готовил... А готовил Максим Максимович волшебно. "Баба Надя",жена его,кухни никогда не знала,и приглашалась уже к столу.
   Мясо,рыба,овощи в его исполнении...передать словами этого невозможно.
   Мама готовила вкусно...Но "дед Максим" в памяти небольшой семьи Сумароковых так и остался непревзойденным мастером, королем от кулинарии.
  
  
  
  
   На следующее утро за пять минут до назначенного времени Юрий постучал в знакомую калитку. Сергей Иванович ждать себя не заставил. Выглядел он свежим ( было видно,что побрился с утра ),в отглаженном, несколько консервативного покроя,костюме.
  - А вы вовремя ...,- одобрительно прокомментировал приход Юрия Сергей Иванович.
  - Служба обязывает. Да я и раньше никогда не опаздывал.
   Сергей Иванович преподавал географию в старших классах. На его уроках всегда царила уважительная тишина. Обязательный материал давал четко и немногословно.
  " Остальное найдете в учебниках,"- обычно говорил он. Оставшееся время,
  на свое усмотрение, Сергей Иванович посвящал тому,о чем учебники и средства массовой информации не рассказывали. И слушать его было безумно интересно...
   После трех-четырех уроков он проводил контрольные работы. Распределял по вариантам темы и,обычно,выходил из класса. После его ухода материал можно было слово в слово переписывать из учебника, но на оценке знаний это никак не отражалось - оценки за контрольные работы Сергей Иванович всегда ставил объективно. Вообще,он удивлял многими вещами... Стояла за ним какая-то недосказанность...или,если позволите, тайна...
   В автобусе Юрий и Калинка перекинулись лишь несколькими фразами.
  Но молчание никого из них не тяготило и не вызывало чувства неловкости.
  Подъезжали...
  - Богородичное,- сказал Калинка.- Если не возражаете,Юра,давайте выйдем и до реки пойдем пешочком...
   Богородичное - живописное село в предместье Славяногорска,его застава. Славяногорск - город,сам по себе,небольшой ,курортный. В окружении санаториев,домов и баз отдыха,пионерских лагерей, летом он шумный и веселый; зимой же малолюдный и тишайший,как и вечный спутник его покрытый ледяным панцирем Северский Донец.
   Шли под гору,потом сосновым лесом.
  - А вы знаете,Юра,откуда появилось это название - Богородичное?
  - Затрудняюсь ответить... Во всяком случае не потому,что здесь родилась или жила Дева Мария. То есть,здесь она,конечно,не родилась...
  - Вы правы,- улыбнулся его словам Калинка.- Кстати, не приходилось ли читать Библию?
  - Все как-то не получается...
  - А зря... не познакомившись с Ней, нельзя быть ни верующим,ни атеистом.А в остальном вы правы - Дева Мария родилась не здесь. А этой дорогой еще до революции в Престольные праздники на монастырское подворье ходил мой дед - Филипп Михайлович. Я хорошо его помню. Так вот, дед говорил: " Храм,Сережка,должен стоять отдаленно и на возвышении,чтобы всякий прошел к нему пешком,дорогой задумался о себе,о делах своих и посмотрел встречным людям в глаза... Дорога к Храму - она и есть наша Голгофа". Так говорил мой дед - Филипп Михайлович. А Богородичным,- продолжал Калинка,- я так думаю,село назвали потому,что на этой дороге в душе твоей,возможно,родится Бог. И найдя Его,не отвергай,оставь в себе...
   За разговором, как-то незаметно,будто самой короткой дорогой, они перенеслись в деловой центр Славяногорска. Отсюда дорога пошла несколько в гору,направляясь к мосту через Северский Донец.
   Юрий и Калинка последовали в том же направлении. Здесь,в пойме Донц,невзирая на осенние заморозки,еще зеленела трава;просторно росли тополя... Справа и слева от дорожки чередовались летние кафешки и парковые атракционы. Отсюда уже хорошо просматривались покрытые смешанным лесом меловые горы противоположного берега с громоздкой и угловатой железобетонной статуей Артема на вершине одной из них и целомудренная в своем одиночестве белокаменная часовня на краю пропасти над самой водой.
   Они перешли Донец,свернули направо и,миновав ворота,оказались на территории санаторного комплекса. Во времена "оны",не так,впрочем,и давно,здесь размещался мужской монастырь. Ничего нового с тех пор не построили. А в бывших кельях,трапезных и залах жили,питались и лечились
  обычные люди.Под куполами,некогда, главного храма просторно разместился кинотеатр,он же и концертный зал.
   Они прошли дальше,оставляя позади строения,набережную и другие признаки цивилизации. За водозаборной станцией тропинка свернула влево и через лесные заросли круто устремилась вверх.
  - Выйдем к самой часовне,- замедлив шаг,пояснил Калинка.
  - Я знаю...
  Несколько минут они поднимались молча. Понимая,что Сергею Ивановичу в эти минуты приходится нелегко,Юрий старался его не обгонять и следовал чуть позади. Наконец,подъем закончился,и тропа влилась в дорогу...
   Воздушная и белоснежная на расстоянии вблизи внешним своим видом часовня давала повод поразмышлять. Окна и двери отсутствовали,купола прохудились,стены... сплошь и рядом,выше и ниже присутствовали хамские в своей правоте автографы победителей,что-то вроде: " Федя,Петя и Люся.
  Макеевка. 1984г.".
   Впрочем,при желании,можно было узреть и робкие признаки начала реставрационных работ.
   У края пропасти,опершись руками на кованое узорчатое ограждение,
  глядя вниз и вдаль,стояли молча,плечом к плечу,думая каждый о своем.
  - Жизнь тороплива и не всегда удается,- нарушил молчание Калинка.- И мудр был в своей мудрости Екклесиаст,когда сказал: "И обратился я, и видел под солнцем,что не проворным достается успешный бег,не храбрым - победа, не мудрым - хлеб,и не у разумных - богатство,и не искусным - благорасположение,но время и случай для всех их. Ибо человек не знает своего времени...".
  - И получается,что все в мире устроено не так?..
  - Во многом не так...как нам этого бы хотелось. Вот говорят: "Желающего судьба ведет,нежелающего тащит". А идти нужно всегда с достоинством; и может случится - упадешь... Тогда поднимись и опять иди. Упасть не стыдно,стыдно не подняться,- Калинка опять помолчал.- Я,наверное,говорю банальные вещи...
  Юрий неопределенно пожал плечами.
  - Я, Сергей Иванович,как-то об этом не задумывался. И не потому,что был слишком занят... Главное,я бы так сказал,быть самим собой и при этом настоящим. У Редьярда Киплинга есть такое стихотворение - "Заповедь". Таким и следует быть...
  - Знаю это стихотворение... и согласен с вами. Ну,пойдем,пожалуй.
   А дорога от часовни была одна. Описав большую полуокружность, она привела наших путешественников к мемориалу погибших в Великую Отечественную войну советских воинов и к памятнику Артему.
  - Всегда сюда прихожу,- чуть севшим,как показалось Юрию,голосом сказал Калинка.- К друзьям...
  - Воевали здесь?
  - Здесь не воевал... Начал под Харьковом,Варшаву освобождал,в Австрии был... А закончилась моя война в Манчжурии осенью сорок пятого,когда капитулировала Япония.
   Статуя Артема удивляла своей идолообразной бетонной громоздкостью. Пришло же кому-то в голову на исходе двадцатых годов,не в самое сытое и благополучное для страны время,соорудить в провинции этого двадцативосьмиметрового великана. Сколько средств и сил человеческих было положено,чтобы поднять на гору строительные материалы и отлить его.
  - До Колосса Родосского ему далековато,- будто прочитав мысли Юрия, сказал Калинка,- но впечатляет.
  - Странно, что он уцелел во время войны?
  - Во всяком случае не потому,что у немцев не хватило тола. Но скажу вам, прекрасный ориентир для авиации...
   Возвращались другим путем и вышли все к тому же мосту через Северский Донец.
  - Не спросил вас,Юрий: вы женаты или нет?
   И здесь,на мосту,над холодной зеленью осенней воды Юрий рассказал Калинке обо всем без утайки,от начала и до конца. Рассказал,будто исповедовался... О том,как теплой солнечной ночью встретил свою Оленьку... про несколько непередаваемо счастливых недель; о том,как ушел в море,про ожидание и надежды; и как по возвращении в базу не застал Ее... И захотелось вдруг завыть...на всю тундру,под самое небо,совершенно по волчьи...и бежать,бежать...
   Калинка выслушал Юрия молча. Внизу,как и тысячи лет назад, когда человечество еще рядилось в звериные шкуры и намного раньше,деловито и неутомимо несла свои воды река.
  - И ты знаешь,где Она сейчас и как Ее найти?
  Калинка сказал Юрию "ты",чего никогда не делал в общении со своими учениками. Что-то сблизило их в эти минуты.
  - Знаю...
  - Счастливый ты человек,- и ничего больше по поводу услышанного Сергей Иванович не сказал.- Пойдем, где-нибудь посидим.
  
   "Где-нибудь"обернулось буфетом автовокзала. Невпример жарким летним дням народа за столиками сечас было мало.
  - Пиво хорошее?- полюбопытствовал у буфетчицы Калинка.
  - "Жигулевское",бутылочное,- поведя торсом метательницы молота с явным равнодушием ответила та.
  - А что предложите к "Жигулевскому"? В смысле - покушать... Я слышу,у вас жареной картошечкой пахнет.
  - Это для водителей,- и не вдаваясь в детали,буфетчица отвернулась.
  Юрий рассмеялся и,поймав недоуменный взгляд Калинки, пояснил:
  - Помните в кинофильме "Берегись автомобиля" на вопрос " А у кого это нога?.." следователь ответил:
  " А это нога у того,у кого надо нога..." С картошечкой здесь,похоже, та же история.
   Столик заняли у окна. Пенящееся в граненых стаканах пиво резко и пряно освежало и на вкус,действительно,оказалось неплохим.
  - Сколько вам лет,Юра?- Калинка опять перешел на "вы".
  - Двадцать восемь.
  - Двадцать восемь... Я тогда был моложе вас...весной сорок пятого. Вы спрашиваете, почему я сюда езжу?..
  
   Лизи - небольшой австрийский городок в правобережье Дуная, тихий и,по-своему,уютный. Возможно,потому и назвали его женским именем. Холмистые зеленые окрестности несколько южнее обретают другие очертания,мужают,грубеют - и это уже Альпы. В погожие дни их неясные очертания,причудливо ломающие небо у горизонта,просматриваются и невооруженным глазом... Именно в этот городок после участия в освобождении Праги для временной дислокации ( в сухой формулировке приказа Начальника Генерального Штаба) была переброшена и расквартирована отдельная танковая бригада, в составе которой в должности командира батальона,воевал Гвардии капитан Сергей Иванович Калинка.
   Война не знает поблажек и авансов,и течение времени здесь всегда относительно: сейчас ты жив,а завтра или через час... В свои двадцать три года Сергей знал о жизни не по наслышке. Веселый,иногда порывистый и дерзкий,он тем не менее всегда был готов ответить и за слова, и поступки. Чужими жизнями,по мере возможностей,не рисковал. В бою,когда сомнения и страхи оставались позади, иногда давал волю мятежному бесу, и тогда естество его кипело эмоциями: "А-а... давай,ребята!.. Ломай,
  круши,дави! Так их!..". И правильно заметил поэт: " Есть упоение в бою...". Батальоном Калинка командовал пять месяцев. В армию пошел добровольцем в сентябре сорок первого с третьего курса политехнического университета. На фронт попал не сразу. Возможно,решающую роль здесь сыграло его студенческое прошлое. Три месяца обучался на командирских курсах в Уфе,по окончании которых в звании младшего лейтенанта его откомандировали на Дальний Восток,в Благовещенск, в запасную часть.
  В начале лета сорок второго года,после трех рапортов с просьбами об отправке в действующую армию,его,наконец,услышали и перевели в формирующуюся танковую часть в Пермь. " А ведь здесь,товарищ младший лейтенант,тоже почти фронт,- сказал на прощание начальник штаба.- Все может начаться с минуту на минуту. Вы многого не знаете". Боевое крещение Сергей получил под Харьковом. Потом были ранения и контузии,и три ордена...
   Война закончилась. Боевые действия обошли австрийский городок Лизи стороной,лишь дохнув рядом своим жарким дыханием. И будто ничего с далеких мирных времен здесь не изменилось: размеренность,чистота и порядок... Разве что почти не встретишь на улицах молодых и зрелых мужчин, больше - пожилые или подростки.
   Сергей возвращался в расположение батальона. Ох уж эти штабные совещания в мирное время... Помнится,еще совсем недавно,соберет комполка своих офицеров,пояснит обстановку,поставит задачи,зачитает боевой приказ... Все кратко и ясно: " Исполнять!". Но так было раньше.
   " Это же ни в какие ворота не входит,товарищ Гвардии капитан,- пожаловался на днях Калинке старшина Толмачов.- Еще недавно нужду на бегу и по кустам справляли,а сегодня нужники песочком и хлоркой посыпаем. А бумаги,бумаги сколько переводим?.. Сплошная отчетность;и что ни день,то новая. Я до войны в МТС на тракторе работал;руки по локоть в солярке,и как ни мой - белыми все равно не будут. Для меня вся эта писанина,что красная тряпка для быка".
   Сочувствуя ТОлмачеву в душе ( и самого в некотором смысле достало), Калинка старшину все же по-командирски одернул: " Бумага бумаге рознь,Анатолий Сергеевич. По мне уж лучше так,чем после боя сводки о потерях в штаб подавать да похоронки отписывать.
  " Да не о том я,товарищ капитан",- смутился его словам старшина.
  " И я не о том...".
   Итак,Гвардии капитан Сергей Иванович Калинка возвращался в расположение батальона. Батальон квартировал на северо-западной окраине города у живописного,с чистейшей водой и песчаным дном,озерка. Вода в нем,пополняемая донными источниками,оставалась прохладной и в самые жаркие дни.
   Танковый парк,автотехника и передвижные мастерские,обнесенные по периметру двумя рядами колючей проволоки,круглосуточно охранялись наряжаемыми для этих целей караулами. Большая часть личного состава батальона проживала рядом,в палаточном городке. Штаб,его службы и медчасть расместились неподалеку в просторной двухэтажной усадьбе, принадлежавшей ранее одному из местных нацистских вождей. Терзаемый сомнениями с приближением советских частей вождь подался из города на запад. Сам Калинка,начальник штаба и еще несколько офицеров поселились в расположенном рядом с основным зданием одноэтажном гостевом флигеле.
   Подъезжали...
  - А что слышно,товарищ капитан,долго нам здесь еще стоять?
  Крепкий,с серебром на висках,водитель Тихомиров вопреки утверждениям классика о том,что всякий русский любит быструю езду,вел "Виллис" аккуратно и неторопливо. Поворот,еще поворот...потом прямо... И вот уже с вершины холма видны и чаша озера,и лагерь на его берегу,и крыши усадьбы,плывущей в кронах парковой зелени.
  - Это уж,Егор Кузмич,решать не нам с вами. Впрочем,вашему возрасту скоро по домам. На днях молодое пополнение на замену присылают.
  - Хорошо бы,товарищ капитан.Вроде,хотел вас сам об этом спросить,да, видите,схитрил.
  С полчаса назад,после совещания,когда офицеры,выйдя на свежий воздух, разбились на группы,перекуривали и обменивались впечатлениями,командир полка отвел Калинку в сторону и зачем-то вторично поинтересовался вопросами планового ремонта материальной части.
  - Товарищ полковник,я же докладывал: вчера на двух машинах поменяли двигатели и испытали. С профилактикой ходовой части проблем тоже нет. Идем по графику.
  Поинтересовавшись еще какими-то незначительными деталями,полковник,
  наконец,задал главный вопрос:
  - Доходят до меня слухи,комбат... женщина у тебя появилась...
  - Какая женщина?
  - Ты давай не темни. Говорят,немка...
  - Она не немка: по матери чешка,отец русский.
  - Хрен редьки не слаще. Быстро тебя,Сережа,спалили,- голос полковника смягчился.- Время сейчас мирное. Ты,я знаю,хотел остаться в армии. В кадрах не возражают. Ты молодой,перспективный,батальоном командуешь... Тебе сейчас,как никогда,плохого и непонятного в багаже иметь не нужно.
  А иначе забудутся и твои военные заслуги,и ордена... Нет женщины, которую мужчина не оставил бы ради самого себя. Ты меня понимаешь?..
   " Ордена...ордена...,- назойливой мухой вертелись в мыслях слова полковника,- ордена... При чем здесь ордена?"- все более и более раздражался сам на себя Сергей.
  Так,наверное, "где-то" и было задумано: чтобы появились на свет два человека,ни о чем не догадываясь, шли по жизни разными дорогами; и в какой-то момент эти дороги соединились. Соединились... и вновь раздумия - ляжет ли вдаль одна дорога,или эти две снова пойдут порознь. Был рядом и третий человек...
   Мысли Сергея прервал все тот же рассудительный и неторопливый голос водителя Тихомирова:
  - Приехали,товарищ капитан.
  Машина мягким толчком остановилась у штабного крыльца.
   ...Переделав множество дел,что-то около двадцати часов ( солнце багровым шаром почти закатилось за горизонт ),Сергей вышел из ворот усадьбы и направился в палаточный городок. Эту привычную для себя прогулку он совершал каждый вечер.
   После дневного напряжения лагерь жил размеренной мирной жизнью:
  обстирывался,за столами под навесом с прибаутками и комментариями забивали навылет "козла";в сторонке,в окружении десятка бойцов непревзойденный батальонный краснобай сержант Сметанин делился воспоминаниями из собственной жизни. Время от времени его рассказ сопровождался взрывами смеха. Сергей подошел ближе.
  - И вот,аккурат с рассветом,видим,выползает один из них во двор: в нижнем белье,в сапогах,в пилотке,и шмайсер на груди. Дождь кончился, но сыро,зябко,и комары,сволочь такая,жару задают. А мы с Василием в картошке на огороде затаились. Ни закурить,ни пошевелиться...ничего нельзя. Огляделся фриц,прислушался... Тихо вокруг. Постоял он и с неохотой за хлев к нужнику подался. Боязно,наверное,но куда денешся,
  если приперло. Мы с огорода всю эту картину очень даже хорошо наблюдаем... Подошел к нужнику,опять огляделся, шмайсер снаружи на дверь нужника приладил и-и...мышью во внутрь. Двух секунд не прошло,и такая тут,братцы,канонада открылась...и одиночными,и залпами... Молока что ли сладкого с огурцами обтрескался?
  Если бы против нас на прямую наводку свою артиллерию выкатил,мы бы, ей-ей, уж точно не поднялись. Повезло...
  Смех резанул будто автоматной очередью,даже почитатели "козла" в тревожном недоумении подняли головы от столов.
  - Опять,Мишка,про свои армейские подвиги заливаешь,- заворчал один из них.- И когда это ты успел?..
  - А летом сорок второго,когда на Брянщине партизанил,- невозмутимо отозвался Сметанин.
  - Ну-ну...все равно заливаешь...
  - Ты,Сеня,давай бомби своего "козла",а шкуру потом на барабан натянешь.
  - Не обращай внимания,Иванович,- попросил кто-то из слушателей.- Дальше-то,дальше что было?
  - А дальше так,- продолжал Сметанин,- слышу,толкает меня локтем в бок напарник мой,Василий; толкает и шепчет в самое ухо: " Это же сколько нашего воздуха испортил засранец, надо бы и ответить. Берем?".
  " Берем",- отвечаю.
  Подползаем к нужнику справа и слева,снимаем с дверей шмайсер,ждем. И только он,голубчик,в дверях нарисовался,скрутили по-тихому,кляп в зубы и ходу...через огороды и в лес. Немец,он хоть и на своих ногах,но соображает плохо,тянет в сторону и упасть норовит. Местами его,гада,
  почти несли. Пока бежали,утомились и взопрели; а как в лес тупили, на землю попадали. Лежим и прислушиваемся - нет ли чего за нами. Но обошлось...
   Сметанин сделал паузу,скрутил папироску. Кто-то из слушателей услужливо поднес огонька.
  - Ну,вот...,- сделав затяжку,продолжил расказчик,- тихо,значит,вокруг.
  Полежали мы,отдышались,и Василий меня спрашивает: " Слышь,Мишаня?.. Ты верующий?".
  " Бывает иногда",- отвечаю ему.
  " И у меня иногда... А вот мама моя,Анна Степановна,так она,
  действительно, человек верующий. И когда в армию на действительную службу меня провожала,то перекрестила и напутствовала: " Тревожное сейчас время,сынок. Не война,но тревожно. Храни тебя Господь,сам
  себя береги,и я за тебя молиться буду и Ангела твоего призывать".
  Так мне мама сказала. Спросишь к чему я это говорю?.. А вот к чему:
  враг он мне,- говорит Василий и кивает на немца,- но хочу для него доброе дело сделать".
  " Отпустить что ли?"- спрашиваю у него.
  " Отпустить...удумал тоже... Поучить хочу...крапивой по голому заду.
  У них в Германии,небось,и крапивы не знают. Сорная трава".
  " Вижу,осерчал ты на него,Вася".
  " Многое,-отвечает Василий,- и врагу простить можно,но здесь другое...
  Мой ротный старшина,Тарас Опанасович Нечипоренко,в бытность мою на действительной службе мудро говорил:" Сброю,хлопцы,завсегда при себе держить и никому ее в руки не одалживайте,бо вона ,как есть, ваша. И це
  строго!". А этот белобровый автомат на дверь нужника вывесил,будто, знаешь,и войне конец. И себя сдал,и своих тоже... Сюда смотри,рожа немецкая. Ведь сдал же? Сдал?..
  " Я, я-я...",- соторожно так соглашается немец.
  " Понятно,что ты... Кто же еще?"- и с этими словами Василий начинает рвать крапиву помоложе и позабористей.
  Видели бы вы,братцы,глаза этого немца,когда с него кальсоны стаскивать начали. Никак уразуметь не мог,каким образом эти дикие русские мужики его употребить хотят. Попробовал было сопротивляться,но у нас, знаете, с этим строго.
   Посмеявшись вместе с другими,Калинка прошел к палатке дежурного по части. С его приближением стоящий у входа в палатку караульный принял положение "смирно".
  - Дежурный на месте?- спросил у бойца Калинка.
  - Так точно!- последовал лаконичный ответ.
   Командир первой роты кареглазый здоровяк старший лейтенант Соболев что-то сосредоточенно писал. В первый момент он даже не поднял от стола голову.
  
  Где друзья минувших лет?
  Где гусары коренные,
  Председатели бесед,
  Собутыльники седые?
  
  Шутливо грассируя,продекламировал Калинка.
  - Что?- непонимающе переспросил Соболев.- А-а...это ты,командир?
  - Не узнаю боевого товарища. А что пишем?
  - Рутину всякую...рапорта на списание и другое.
  - Дело нужное. Ты вот что,Андрей,- Калинка выдержал паузу,- Я у себя ночевать не буду. Где меня искать - знаешь?
  - Знаю. В четырехстах метрах к северо-западу в доме с флюгером...
  - С флюгером в форме Золотого Петушка,- закончил мысль Соболева Калинка.- Все правильно. Там и ищи, и,наверное, последний раз...
  С тем Сергей и вернулся в штаб. На скамье,у входа в медчасть, укрытый сумерками безвестный музыкант раз за разом пытался сыграть на аккордеоне " Ах,эти черные глаза...". Начинал мелодию и быстро сбивался.
  - Мазаев,- подойдя ближе,узнал музыканта Калинка,- ты бы уж поберег наши нервы. И без того осколками побиты.
  - Хороший инструмент,товарищ капитан. А я в деревне только на трехрядке немного...
  - Хороший инструмент,- согласился Калинка,- и песня хорошая.
  
   Не скрипнула калитка,не залаяла собака... В этом доме ее не было. Свет в окнах тоже отсутствовал. Поднявшись на высокое,о четырех ступенях,крыльцо,Сергей хотел постучать в двери,но дверь открылась сама собой. Ни секунды не колеблясь,он шагнул в темноту... и ощутил на плечах тепло Ее рук.
  - Я ждала,- просто сказала Она.- Ждала вчера и позавчера...
  - Ксюша,милая,не мог я ни вчера,ни позавчера...,- смутившись, начал оправдываться Сергей.
  - Ничего не говори,- Она поднесла к его губам ладонь.Сергей ощутил,как пульсирует в кончиках Ее пальцев кровь.- Пойдем в дом. Я знаю,Сережа, что у тебя много работы. И потом...часто приходить сюда, наверное, для тебя небезопасно...
   Впервые в доме с флюгером Сергей появился месяц назад. Слукавил он в разговоре с полковником: зачем-то скостил неделю.
   первый этаж небольшого и уютного для глаз дома занимала швейная мастерская. Второй этаж служил для жилья. Сергей приметил вывеску,
  проезжая по улице на машине. Невероятно и невозможно,но в хозяйстве поздоровался он старшины Селиванова на то время испортились обе швейные машинки...
  Сергей постучал в двери. Ему открыли.
  - Guten tag?- поздоровался он с молодой женщиной.- Bitte...,- и под взглядом Ее изумрудно-зеленых глаз смешался,забуксовал и не закончил заранее приготовленной фразы: - Bitte...
  Но это уже не имело ровным счетом никакого значения. Она улыбнулась:
  - Чем могу быть вам полезна ,господин... штабс-капитан?
  Сергея не удивило,что вопрос прозвучал на чистом русском языке. Точнее сказать - удивление пришло не сразу.
  - Я...хотел бы подогнать по фигуре китель и гимнастерку,- и чтобы как-то сгладить неловкость тут же пояснил: - Все чистое и новое,получено со склада.
  - Что же мы стоим в дверях?- Она посторонилась.- Проходите.В последнее время людям,к сожалению, не до одежды. Редко обращаются,и я к этому уже начала привыкать.
  Из мебели в мастерской было лишь самое необходимое и швейные принадлежности: несколько стульев,платяной шкаф,стеллаж,стол для раскроя,две швейные машинки,гладильная доска, лекала и выкройки, развешанные по стенам,зеркало в полный рост и ширма в дальнем углу.
  Сергей выжидательно остановился в центре комнаты.
  - Вы проходите. Посмотрим ваш китель... Переодеться можно там,- Она указала рукой на ширму.
  Сергей переоделся.
  - Так...повернитесь... Здесь подберем. Рукав тоже широковат...
  Они вновь встретились глазами и невольно улыбнулись друг другу.
  " Удивительные у Нее глаза",- подумал Сергей. Богатырской статью Калинка не отличался,но природа его не обидела: среднего роста, он был широк в плечах,поджар,силен,ловок и голову нес высоко...
  - Так...,- повторила Она,- ваш китель,господин штабс-капитан, сшит на более упитанного мужчину, но дело поправимое...
  - На войне,как на войне,- попытался пошутить Сергей,- бывает и жарко,и холодно,встречаются упитанные офицеры,и женщины по-прежнему хотят иметь детей. Кстати,мое воинское звание - капитан. Капитан Сергей Иванович Калинка, командир танкового батальона.
  - Я посмотрела на ваши погоны и подумала...
  - В нашей армии нет звания штабс-капитан. Его упразднили в те далекие времена,когда и танки были большой редкостью. Погоны тогда тоже упразднили,и вернулись они в армию лишь два года назад. Простите за нескромный вопрос... У вас прекрасный русский язык...
  - У меня папа - русский. Его уже нет в живых. И потом,я много читаю.
  Ну,вот...,- Она сделала в блокноте последнюю пометку,- завтра вечером можете забрать свои вещи.
  На крыльце Сергей обернулся и с непонятным для самого себя трепетом в сердце вновь поймал Ее взгляд...
  - Я не спросил,как вас зовут?
  - Ксения Шувалова
  " Ксения...Ксюша... Что же это я делаю?"- пронеслось в мыслях.Нет,он не каялся. Время покаяния еще не наступило.
   На следующий день за кителем Сергей не зашел...
  
   Наташа почувствовала неладное сразу. Не оформляя своих отношений официально,они жили как муж и жена уже три месяца. Их короткое и,как посчитал Сергей,ни к чему не обязывающее знакомство произошло в полевом госпитале,куда Калинка после короткого и ожесточенного боя попал со средней тяжести контузией,ранением руки и ушибом грудной клетки. Его машину восстановили через две недели. А еще через неделю,вконец утомив руководство госпиталя просьбами о выписке, Сергей вернулся в часть.
  - Умеешь настоять на своем,капитан,- благодушно сказал напоследок рыжий здоровяк,подполковник медицинской службы Суворов.- Нет слов: убедил и победил,- подполковник расписался в справке о выписке,подышал на печать и с настроением поставил оттиск.- Давай,танкист...Война к закату, береги себя и к нам постарайся больше не попадать.
  Выйдя из кабинета, Сергей нос к носу столкнулся с Натальей.
  - Выписали меня,Наташа,- просто сказал он.- Сегодня же в часть.
  - Выписали?..- голос Натальи дрогнул.
  Сергей едва успел подхватить выпавший из ослабевших пальцев стерилизатор с чистым инструментом.
  - Спасибо...,- едва слышно поблагодарила она.- Пойдем,сделаю перевязку. Не долечился ты,Сережа...
   За время пребывания Сергея в госпитале дальше легкого флирта их отношения не продвинулись. Другим пациентам не досталось и того. Прошло совсем немного времени.Еще давала о себе знать уже зажившая рука. И всё,к чему на войне привыкать нельзя и просто невозможно,вновь заняло главенствующее место в жизни Сергея...
  - Товарищ капитан,к вам баба ломится,- однажды перед обедом доложил связист Макаров,- настырная... Говорит,с назначением...
  - Баба?..
  - Ну,женщина. Красивая,черт...
  - Проводи,если красивая. Впрочем,не надо - я сам...
  У ворот стояла Наташа: в шинели с погонами младшего лейтенанта медицинской службы,в хромовых сапожках,с вещмешком за спиной и чемоданом у ног.
  - Наташа?..- удивился Сергей.- Какими судьбами?
  - Военфельшер,младший лейтенант медицинской службы орлова. Прибыла в ваше распоряжение,товарищ Гвардии капитан. Вот мое предписание.
  Сергей не сразу нашелся,что сказать,а когда сказал,то и сам устыдился наивной простоте своих доводов.:
  - Наташа,зачем ты приехала? Сюда нельзя,здесь война...здесь опасно... Наташа...
  Наталья подняла глаза:
  - Я к тебе,Сережа,приехала. Приехала,и все. И никуда ты меня не прогонишь.
  - Не прогоню...
  Так они и жили вот уже три месяца и были счастливы, насколько вообще можно быть счастливыми на войне.
   Своим женским чутьем Наташа почувствовала неладное сразу. Вечером,после близости,сидя на кровати,она расчесывала волосы, и в такт
  движениям рук волновалась и играла под тонким батистом ночной сорочки ее упругая,красиво очертанная грудь. При всех неудобствах походной жизни свои чудные,цвета спелого каштана,волосы она всегда содержала в идеальном порядке. Молодость,эти волосы и тот мужчина,что оберегал и согревал ее теплом своего сильного тела,дарил ласки,надежды и хрупкий покой и были ее главным богатством.
   Сергей лежал рядом и,заложив руки за голову,отрешенно смотрел куда-то в сторону окна и за него.
  - Что-то случилось,Сережа?- участливо поинтересовалась Наташа.
  - Нет,Наташка,ничего не случилось.
  - Ничего-ничего?..
  - Все хорошо,-Сергей взял в обе ладони ее руку,поднес к губам,
  поцеловал.- У тебя,Наташка,особое тепло и особый запах. Я беру тебя за руку и начинаю волноваться как мальчишка.
  Наташа нагнулось к нему низко-низко,коснулась грудью;и волосы разметались по подушке,по плечам и лицу Сергея.
  -А ты и есть мальчишка,- улыбнувшись,без тени кокетства,просто сказала она.
  - У тебя чудные волосы. Не стриги их коротко. Никогда не стриги.
  - Не буду... Волосы женщине даны не только для красоты,говорила мама...
  - А для чего еще?..
  - Это из Библии...
  - Расскажи.
  - Слушай: однажды грешная женщина по имени Мария Магдалина,узнав,что Иисус в городе,принесла в дом,где Он остановился,алавастровый сосуд с драгоценным маслом и,вставши рядом заплакала... Слезы капали на ноги Иисуса,а она смазывала их маслом,целовала и обтирала своим волосом.
   Вот,Сережа,знай ...для меня все,что между нами есть и будет - все очень серьезно. И в какой бы грязи тебя не испачкали,своим волосом я тебя и оботру,и согрею... Я всегда пойму тебя.
  
   На следующий день за кителем Сергей не зашел...
  - А я уже начала беспокоиться,не случилось ли чего-нибудь,- сказала Ксения.
  Она не назвала Сергея по званию,как сделала это в первое посещение; не назвала по имени; и,как показалось Сергею,старалась не встречаться с ним взглядом.
   Китель сидел отлично.
  - А у вас,Ксения,талант,- не удержался от похвалы Сергей.
  - Я люблю свою работу,- Ее щеки слегка зарделись.- Мне нравится делать людей красивыми. Хочется достичь чего-то большего;но,знаете, Лизи - городок провинциальный. Здесь гораздо меньше возможностей,чем,скажем,
  в Вене или в Париже;жить здесь скучновато и можно обрости мхом.
  - Вы хотели бы куда-то переехать?- уточнил Сергей.
  - Я подумывала об этом,- призналась Ксения.- Нужно решиться,но мне дорог этот дом. Он достался нашей семье от дедушки и бабушки - от маминых родителей... А хотите чаю?- внезапно спросила Она.
  - Хочу.
  Она привела Сергея на кухню,чистую и светлую,как и все в этом доме.
  Повязав передник, Ксения захлопотала у плиты,а Сергей присел на стул, открыл портфель и,не торопясь,начал выкладывать на край стола продукты из своего офицерского доппайка. На свет явились рыбные консервы,
  несколько банок тушенки,сгущеное молоко,галеты.
  - Что это?- в некотором замешательстве спросила,обернувшись,Ксения.
  - Это вам,- Сергей закрыл портфель и на всякий случай ногой отодвинул его от стола.- Не отказывайтесь.Должен же я как-то отблагодарить вас за прекрасную работу.
  - Ну,я не знаю...
  - Зато я знаю,- поборол Ее сопротивление Сергей.- Сейчас время такое - трудное время.
  Чай имел цветочный привкус и слегка горчил. Что-то знакомое...
  - Жасмин,- прочитав на лице Сергея недоумение,пояснила Ксения.- Папа любил этот чай,и я привыкла.
  - Вы сказали,что ваш папа был русским?
  - Так есть... Родом из Тамбова,подполковник русской армии.
  В девятьсот шестнадцатом году тяжелораненым попал в плен. Потом всю жизнь ходил с палочкой. В Россию не вернулся,хотя и очень тосковал.
   Сергей спросил Ее еще о чем-то и еще... И совсем неважно было,что она ответит. Хотелось сидеть и слушать... просто слушать Ее. Он вдруг сознал,почему его тянуло в этот дом... Он любил сидящую перед ним женщину и любил с первых минут знакомства. Мелькнула совсем неприличная для советского офицера мысль: " Война закончилась,и я жив. Остаться бы с Ней...или бежать и тоже с Ней...".
   Но кто-то Мудрый там же,в мыслях,устало и сочувственно произнес:
  " Дурашка... Это невозможно. Видит Бог - совсем невозможно. Отпусти Ее". Мудрый поучал... но Сергей не слышал его. Он точно знал,что произойдет уже сейчас и в ближайшие часы... Он встанет из-за стола с намерением уйти... и останется. " Я провожу вас ",- скажет Ксения и не проводит. Они пойдут к выходу,казалось бы,расставаясь, а получится - навстречу друг другу. Случится то,что и должно было случиться. И останутся навсегда в памяти Ее совершенные руки,припухшие губы, нежно-розовые окружия сосков и поражающие своей зеленой глубиной глаза...
   И долгие годы спустя,уже в другой жизни, в другом городе и в другой стране Она возвращалась к Сергею в снах... и оставались поутру на нижнем белье подсохшие пятна семени и неутоленный мужской голод.
  
  
   После памятного разговора с командиром полка прошло три дня. Все это время Сергей смутно чего-то ожидал,и ожиданиям его суждено было сбыться. На третий день сразу после обеда его позвали к телефону:
  - Вас,товарищ капитан,- виновато отводя глаза в сторону,протянул Сергею трубку сержант Цветаев.
  - Кто на проводе?
  - Начальник Особого отдела.
  - Хорошо... Иди погуляй.
  Сергей взял трубку,секунду-две будто взвешивал в руке ее тяжесть и поднес к уху:
  - Гвардии капитан Калинка. Я вас слушаю.
  - Сергей Иванович?- переспросили по ту сторону.
  - Да,я вас слушаю.
  - Здравствуйте...,- голос собеседника,как показалось Сергею,несколько вязнул и плавал. Возможно,его искажало расстояние.
  - С вами говорит майор Пронин,начальник Особого отдела бригады.Назначен на должность на прошлой неделе. Хотел бы с вами познакомиться.
  - Со мной?..
  - С вами и с вашим подразделением,- Пронин сделал паузу и перешел на "ты".- Слышал,Гвардеец,что твои умельцы оборудовали баньку,настоящую, русскую...
  - Есть такое дело,- выжидательно согласился Сергей.
  - Пригласил бы,комбат,страсть как люблю попариться.
  - Пожалуйста... А когда вам удобно?
  - Да хотя бы и сегодня. Успеешь?
  - Успею,товарищ майор.
  - Вот и ладненько. Вечером заеду,познакомимся.
   В батальоне имелось две бани. Одна в лагере,в специально оборудованной для этих целей большой армейской палатке. Здесь мылась большая часть батальона. Другая своим рождением была обязана начальнику штаба усатому сибиряку капитану Свиридову. Для ее постройки раскатали по бревнышку стоящий на границе усадьбы охотничий домик,и банька получилась на все сто.
   День случился не субботний,но баню растопили. В компанию к комбату хотели было напроситься и другие офицеры,но,вникнув в детали,
  благоразумно отступили в сторону.
   Гость,если таким словом вообще можно было назвать начальника Особого отдела,прибыл в часть с заходом солнца. Встретившему его Калинке пожал руку и коротко представился:
  - Пронин. Ну что,капитан,прогуляемся? Покажешь хозяйство,а все остальное чуть позже.
  "Странный все же у него голос",- подумал Сергей. Внешне Пронин совсем не походил на своего грозного литературного однофамильца и коллегу майора Пронина. Зато имелось некоторое сходство с полярным исследователем Отто Шмидтом,и главное из них - борода.
   Сергей провел майора в штаб,показал усадьбу,потом спустились к лагерю... В лагере тоже не задержались.
  - А я ведь больше по твою душу,капитан,- будто извиняясь сказал Пронин.
  - Я уже догадался...
  - Ну ладно... Баней угощать будешь?
  - Банька готова.
  - С вениками?
  - Обижаете,товарищ майор: и веники,и к веникам,и квас,и закусить...
  - Вот как?- приятно удивился майор.- Можно и закусить.
   Парились всласть и долго,потом сидели в просторном предбаннике раскрасневшиеся,в чистом нижнем белье,босиком.
  - А ты,капитан,вижу,попариться тоже любишь и могешь,- похвалил Сергея Пронин.
  - Да уж не сахарный петушок,- скромно согласился Сергей.- Жара,дым, огонь - такая она жизнь танкиста.
  - Ну-ну... А рука у тебя легкая?
  - Не жаловались...
  - Тогда угощай.
   На столе литровая алюминиевая фляга со спиртом,хлеб,сало,тушенка и попавшие сюда не по интендантской линиии - зеленый лук и свежие огурцы. Выпили по первой...
  - А правду бают,капитан,что ты моего предшественника у смерти из-под самой,можно сказать,косы увел?- спросил Пронин.
  - Где уж нам со смертью тягаться? Ничего в общем-то особенного и геройского не произошло.
  Сергей рассказал,как семь месяцев назад в Польше во время боя противник контратаковал с фланга и вышел на командный пункт стрелковой дивизии,где походным порядком размещался и штаб его родной танковой бригады. За оружие взялись все: командиры,порученцы,связисты,
  медперсонал... И как бы все повернулось,если бы на выручку со своей танковой ротой вовремя не подоспел старший лейтенант Сергей Калинка. В том бою начальник Особого отдела майор Добриков был ранен в руку
  (навылет,без осложнений).
  - Спасти палача,чтобы быть повешенным,- едва слышно,для себя самого прокомментировал Пронин.
  - Вы что-то сказали?- переспросил Сергей.
  - Да так... к слову пришлось: латинское изречение... Времени впереди много,и поговорить есть о чем... разливай понемногу.
   Разговор мало-помалу перетекал в то доверительное русло, когда встретятся на перекрестке судеб два обычных,незнакомых друг с другом русских человека,присядут за рюмкой да нехитрой закуской и заговорят о жизни... поначалу осторожно,потом смелее и,наконец,задушевно; пока не дойдут до глубин,до сути мира и вещей,сообща найдут виноватых и будут уважать и любить друг друга за каждое произнесенное слово. А назавтра разойдутся и разъедутся по свету,и будто не было промеж них ничего.
  - Отличную баньку,капитан,отстроили твои умельцы,- пережевывая перышко лука,похвалил Пронин,- а парок - руки женские. Давно так не парился, а люблю. Спасибо.
  - Да что там... Будет время - заезжайте.
  - Заеду,заеду... Как не заехать?- коротко рассмеявшись,согласился Пронин и поменял тему разговора:- Знаешь,давай друг друга по именам, не такой уж я и старый. Это все борода... А звания и должности оставим на завтра и на потом. Не возражаешь?
  - Нормально,- согласился Сергей. В висках ненавязчиво и лукаво отстукивали маленькие молоточки,тело наливалось приятной усталостью. Давали о себе знать и баня,и хмель.- Пусть будет по именам. Так... я тебя,Саша,спросить хотел...тем более ты сам уже об этом заговорил.
  - Спрашивай.
  - По поводу бороды?
  - У меня случай особый: сквозное челюстное ранение. Кости целы,а щеки навылет прошило,четырех зубов как-будто никогда и не было. Спасибо докторам - заштопали,залатали...,- Пронин взял кружку,резким,отчаянным движением выплеснул ее содержимое в себя.- А ты,Сергей,должно быть подумал: фасонит майор...
  - Да нет...просто из любопытства.
  - Спросил,ну и спросил. Вся наша жизнь из вопросов и состоит. Вот,ты, может,знаешь что такое стыд совести?
  - Стыд совести?.. А так бывает?
  - Бывает...
  - А я почему-то думал,что совесть она или есть,или ее нет.
  - Глупости говоришь. Совесть есть всегда,потому что малая ее толика всегда и в негодяе присутствует. Всегда присутствует... Понял? И
  абсолютной совести тоже нет: вот,чтобы одна только совесть и ничего больше...
  - А стыд?..
  - Стыд совести?.. А это,брат,когда одна ее часть стыдится отсутствия другой. Ну,наливай что ли...
  Сергей налил Пронину,над своей кружкой замешкался,поднял голову и встретился с невеселой,на одну сторону,усмешкой последнего:
  - Наливай,наливай... Хороший ты мужик...
  Выпили. Помолчали.
  - Я,Сергей,знаешь,тоже из студентов. Агрономический факультет сельхозинститута с отличием закончил,в аспирантуре занимался. Тема диссертации,как сейчас помню:" Использование ядохимикатов для защиты растений от полевых вредителей". Закончить аспирантуру не успел,в сороковом призвали... Полковник в кадрах спрашивает: какой,мол, наукой, молодой человек,занимались? Ну,я ему про диссертацию,про полевых вредителей... А он рассмеялся: в самую середину,говорит,попали; вот с ними и будете бороться. А еще сказал,что Родина любит меня как сына,а потому вправе потребовать от меня очень многого. А ты,Сергей,готов?..
  - Ты о чем?
  - Да о том же... Ксения,Есения... красивые имена. Немного тепла,немного ласки...
  - Брось,Александр. Люблю я ее.
  - Чудак-человек. Если бы ты взял ее, как во все времена брали женщин победители: просто,грубо,без соплей,серенад... И это было бы естественным и понятным. Ну,пожурили бы тебя словами,пальчиком погрозили: "ай-я-яй"... На этом бы все и закончилось. А любовь,извини меня... Вернешься домой - вот там и будешь любить... Дома. Я понятно излагаю?- Сергей промолчал.- В душе можешь со мной не соглашаться, можешь назвать меня сволочью... Но правильно делаешь,Сергей,что молчишь.
  - Сказал бы...
  - Воздержись. Тебя все равно не поймут. Есть у меня к тебе предложение и время до утра,чтобы все обдумать.
  - Что я должен обдумать?
  - Как ты посмотришь на то,чтобы перейти работать в нашу систему?
  - Ку-уда?- изумленно переспросил Сергей.
  - Контрразведка "СМЕРШ". Подумай до утра. Последствий от любого твоего решения не будет.
   И пришло утро: ласковое,погожее... Утро мирного времени. Озадачил Пронин Сергея. И думал тот думу,глаз не сомкнувши до рассвета. Лежал, ворочался,перебирал мысли,примерял к себе и так,и эдак... Не сходилось ни одно,ни другое,ни третье... Никак не получалось.
  "А будь,что будет!- решил,наконец,Сергей.- Авось,перед строем не расстреляют. Майор слово дал". Поднялся с кровати незадолго до общей побудки. По привычке обливался холодной водой,побрился,одел чистую гимнастерку. Прошел в штаб,пытался что-то делать - не заладилось.
  Любимая гречневая каша с говяжьей тушенкой в это утро показалась Сергею совершенно безвкусной. Майор к завтраку,как назло,опаздывал,а хотелось поставить точку во вчерашнем разговоре.
   Пронин появился в столовой,когда Сергей допивал чай. Подсел к столу,поинтересовался,чем кормят.
  - Гречневая каша? С мясом? Сплошные удовольствия.
  Завтракавший за тем же столом командир второй роты,осознав,что здесь он лишний, в одну минуту покончил с кашей и чаем,пожелал офицерам "приятного аппетита" и удалился.
  - Голова не болит,спал хорошо?- поинтересовался Пронин.
  - С головой,товарищ майор,порядок; а поспать не получилось...
  - Говори,- Сергей замешкался.- Не дрейфь,Гвардеец. Говори, как есть.
  - А что говорить... В армии,товарищ майор, я на своем месте. А уволят из армии - тоже не пропаду. Голова на плечах есть,и руки растут,откуда им расти и положено. А по поводу вашего предложения скажу так: не мое это...
  Сергей замолчал. Майор тоже молчал... взял ложкой каши,медленно-медленно прожевал,потом беззлобно хмыкнул:
  - А ты молодец, не испугался - сделал свой выбор. Другого решения я почему-то и не ожидал. А теперь слушай внимательно,и твоего согласия уже не потребуется. После обеда тебя вызовет командир полка,прикажет сдать дела и обязанности,выдаст предписание... Поступила разнорядка откомандировать лучших офицеров ( командира батальона и двух ротных ) на советско-китайскую границу в Благовещенск. Знакомый для тебя городок,не правда ли?
  Сергей кивнул:
  - Служил там в запасной части.
  - Да-а, были запасными... Не закончилась твоя война,капитан,пока стоит в Маньчжурии Квантунская армия. Здесь ты не успел,может быть там и получишь майорские погоны и Звезду Героя на грудь. Но это в будущем, а отпуск сроком на десять суток по пути следования к месту назначения тебе оформят уже сегодня. Вот такое положение дел,капитан.
   Пронин поднялся из-за стола,оправил под ремнем гимнастерку. Поднялся и Сергей. Некоторое время они стояли друг против друга... майор,внешне походивший на полярного исследователя Отто Шмидта, и Гвардии капитан,танкист. Майор улыбнулся одними глазами (остальное скрывала борода) и протянул Сергею руку, Сергей пожал ее...пожал с видимым облегчением в душе.
   А дальше все произошло в точности,как и предсказывал майор: после обеда Сергея вызвали в штаб...
  - Даже не знаю,Сергей...,- пряча глаза,почему-то оправдывался командир полка.- Предупреждал же тебя... Но опоздал,извини,опоздал. И что теперь?..
  - А что теперь,Василий Денисович? Есть приказ,а я - человек военный. Родина любит меня как сына и вправе потребовать многого.
   В батальоне уже знали. Связисты ли по своим каналам проведали, сороки ли на хвосте принесли или цыганской почтой аукнулось... Сергей не успел вернуться в расположение, а в батальоне уже знали. Известие это было однозначно воспринято с неудовольствием. Сергея уважали,
  любили,а незначительные промахи великодушно прощали,списывая их на молодость командира. И пошли разговоры в курилках:
  - А что это нашего батю в Сибирь,на китайскую границу? Или чем проштрафился?
  - Говорят,из-за бабы сгорел. Немка какая-то...
  - Какая еще немка... С Японией воевать будем.
   Сергей собрал офицеров,не вдаваясь в подробности,объявил,что час назад получил новое назначение и и завтра утром убывает. А пока...
  - А пока что - я ваш командир батальона. Приказывать не приказываю,а прошу всех собравшихся в двадцать ноль-ноль к моему шалашу...
   А потом пришла ночь - хранительница тайн;деликатно присела в изголовье кровати,молчала и слушала...
  - Скажи,а что в ней такого,чего нет во мне или у меня?- Сергей лежал на спине;Наташа рядом,прильнув телом и положив голову ему на плечо.
  - Не нужно,Наташка... Виноват я. Затмение какое-то... Ждать будешь?
  - Дурачок ты мой,дурачок,- ее ладонь,сухая и горячая, скользнула по лицу Сергея,задержалась на губах,взъерошила волосы.- Буду. Конечно,буду.
  - Вернусь - поженимся.
  - Я и сейчас тебе жена,и даже больше.
  .......................................................................
  - Все так и произошло?- спросил Юрий. В буфете по-прежнему было немноголюдно и нешумно.
  - Так и произошло: Наташа меня дождалась,и мы поженились. И майора я получил,но из армии уволился. Это уже другая история. Так и живем...
  Хорошо живем. Я иногда задумаюсь: как много Она мне отдала...,а сколько борща сварила...,- Калинка с грустью улыбнулся.- Жизнь коротка. Поторопитесь,Юра...
  
  
   Первый снег в Нижнем... выпал двадцать пятого ноября в ночь с суботы на воскресенье. Выше Москвы и в Коми,в землях Пермяцких и за Уралом зима уже две недели как вступила в законные права,рассылая опричниной в царстве своем морозы,метели,голодный волчий вой... рассылала да погроживала пальцем в сторону забывчивых и неверующих:
  " Ох,доберусь и до вас!".
   И добралась... Пал невидимый дозор,стойко державший границы погоды. И поехала; с гиком,с песней санным путем покатила Белая к югу и юго-западу,к берегам теплых морей.
   А утром Олю разбудили голуби,гулко(будто в сапожках)расхаживающие
  по оцинкованому отливу за окном.
  "Да вставай ты,наконец,Соня. На работу опоздаешь",- своим присутствием напоминали они.
  "Это я что ли Соня?- улыбнулась Оля.- Сегодня же воскресенье. Можно поспать".
  Но сон улетел,уступив место чему-то радостному,дерзкому и тревожному.
  "Что-то случится?- оглаживая рукой полнеющий живот в мыслях спросила себя Оля.-А что?.."
  Она взглянула на часы - начало девятого. Из кухни в комнату просачивались дивные запахи: бабушка готовила блинчики с мясом и с творогом. Ноги скользнули в мягкие тапочки,и,как есть,в ночной сорочке Оля подошла к окну: " Вот оно что... снег...". И почему-то в голову сразу пришли строки Пушкина:
  
  В тот год осенняя погода
  Стояла долго на дворе,
  Зимы ждала,ждала природа.
  Снег выпал только в январе
  На третье в ночь.Проснувшись рано,
  В окно увидела Татьяна
  Поутру побелевший двор,
  Куртины,кровли и забор,
  На стеклах легкие узоры,
  Деревья в зимнем серебре,
  Сорок веселых на дворе
  И мягко устланные горы
  Зимы блистательным ковром.
  Все ярко,все бело кругом.
  
  Пушкин... Александр Сергеевич... И лучше не выразить,не написать,не сказать. Оля настолько увлеклась увиденным,что не услышала,как открылась дверь,и в комнату вошла мама.
  - Уже поднялась,Оленька?.. Тогда одевайся,умывайся. У бабушки все готово, позавтракаем вместе.
  - Ты куда-то уходишь?
  - Я ненадолго,- Ирина Владимировна заметно смутилась.
  Одета она была в длинную узкую юбку и шерстяную,нежно розового цвета, водолазку. Обе вещи выгодно подчеркивали красоту и женственность ее тела.
  - Хорошо выглядишь,мамочка,- одобрила Оля.- Ты на свидание?
  - Может быть...
  Позавтракала Ирина Владимировна быстро,так же быстро оделась и, уходя,
  предупредила ,что к обеду,возможно,опаздает.
  - Бабуля,с нашей Иришей что-то происходит?- после,как закрылась входная дверь,невинно поинтересовалась Оля.
  - А ты не догадываешься?
  - Не догадываюсь...
  - Все-то ты знаешь,пересмешница. Женщина не может быть одна,женщина не должна быть одна.
  - У мамы кто-то есть?
  - Мне кажется,что да. Столько лет прошло,как погиб Дима,отец твой,
  Оленька; а она до сих пор ищет другого... рыцаря без страха и упрека. Да ты кушай,кушай,- спохватилась бабушка. Она положила на Олину тарелку блинчик и второй...хотела еще,но Оля мягко отстранила ее руку:
  - Все,все,бабуля. Мне бы с этими управиться.
  - Ты тоже уходишь?
  - Часа через два. Мальчик у меня на участке с острой ангиной... Хочу зайти.
  - Но сегодня же выходной.
  - Болезни выходных не имеют. Вчера вечером сильно температурил... зайду,а потом погуляю в парке. Денек - прелесть...
  - А я дома побуду, что-то поясница ноет.
   Кто-то сказал,что здоровье - это радость. Просто радость... Радость во всем,что имеешь. Радость в теле и в мыслях,в пешей прогулке, в лицах встречных людей... Ты улыбнешься им,они тебе - и это уже здоровье.
   В этот день Оля чувствовала себя особенно здоровой. Сосотояние это было комфортным и в чем-то даже непривычным... Будто озорная пичуга уселась на плечо,лукаво,одним глазом,взглянула сбоку и весело запела. А спроси ее: " Эй,ты чего?"- ничего не объясняя, вспорхнет и улетит, оставив вместо себя,как плату за любопытство,лишь грусть и сожаление. А потому Оля ни о чем себя не спрашивала. Выходя из парка,она поскользнулась и едва не упала. Вездесущая детвора уже успела накатать у бровки тротуара ледяную дорожку. Поискала глазами скамейку и не нашла. Внимание ее невольно привлекла броская в разнообразии цветовых оттенков афиша у здания художественного музея,через дорогу: " Выставка
  молодых художников: "...и жизнь,и слезы,и любовь...". Последний раз Оля посещала музей еще в студенческие годы,курсе на втором или на третьем.
  " Зайду,- сказала она себе самой в мыслях.- В кои-то веки оказалась рядом,и время есть, и настроение... А заодно и согреюсь".
   Выставка разместилась в двух просторных залах, в правом крыле здания,на первом этаже. По стенам масло,акварель,гравюры; в центре скульптурные формы,чеканка,резьба по камню,кости,дереву...
   " Главнейшим из искусств для нас являются кино и цирк",- авторитетно рассудил вождь и учитель В.И.Ленин. А потому в залах было немноголюдно,переговаривались между собой тихо,почти шепотом. Здесь уважали самих себя и тех,к кому сегодня пришли.
   Осмотр первого зала занял у Оли минут сорок. Некоторые вещи просто понравились,другие - особенно. И перед такими она задержалась. Миновав тяжеловесный арочный свод,Оля оказалась во втором зале,и вот здесь... Первое, и самое важное, что привлекло ее внимание -
  серия рисунков на отдаленной стене у окна. Расстояние не позволяло видеть,что было изображено на них,но они сами в голос будто позвали Олю к себе. Позвали и не отпустили.
  " "Иллюстрации к незаконченному роману",- прочла Оля название цикла.-
  Художник - Ольга Афанасьева".
   Обычные, на первый взгляд и для большинства людей,акварели в простеньких дощатых рамочках. Зарисовки из чужой жизни...Двенадцать...
  Всего их было числом двенадцать,и в каждой из них Оля увидела себя...
   Вот двое у края скалистого берега: широкоплечий мужчина в черной шинели бережно придерживает за талию свою спутницу. Пена прибоя, неспокойные чайки над темной водой,силует корабля у горизонта...
   Комната,приглушенный свет ночника... И опять двое - в постели...
  Голова женщины на плече любимого,рука на его груди,плечи обнажены. Не каждый разглядит,что они не просто спят вместе,но живут друг в друге и друг для друга; живут одной жизнью... У каждого из них лишь одно крыло, и два крыла на двоих.
   Осенний парк,девушка на скамье. Лучик солнца упал на землю сквозь разошедшиеся облака и подарил надежду.
   Знакомое...очень знакомое здание,площадь перед ним,конные экипажи, ретро-автомобили...
  " Ромодановский...Казанский вокзал ",- узнала Оля. В 1974 году вокзал закрыли,а железнодорожные пути разобрали...
   Опять вокзал (со стороны перрона). Время действия автор сохранил. У станционного колокола,заложив руки за спину,важно прохаживается дежурный. Пассажиров на перроне не много. Выделяются две фигуры: высокий офицер в шинели с ремнем и портупеей и девушка в шубке. Прощание...
   И вновь,как и полгода назад,на побережье неласкового Баренцева моря,в Губе Оленьей,в день знакомства с Юрием,Оля испытала странное чувство,что увиденное здесь уже когда-то происходило и происходило именно с ней.
  "Ноябрь одна тысяча девятьсот четырнадцатого года",- услужливо подсказала память. Но память ли?.. Память этого знать не могла.
  "Двадцать пятое ноября?- с долей тревоги переспросила себя Оля.- Двадцать пятое... Сегодня тот же день... Тот же,и не такой".
   К ней вдруг опять вернулось то радостное и дерзкое настроение, с которым она проснулась и начала сегодняшний день.
  "Двадцать пятое... Что это значит?..". Вопросов было много,лишь единственного и правильного ответа на них Оля пока не знала. Вернее, что-то поселилось рядом с ней - в зыбких,противоречивых границах и совершенно невыразительных очертаний. Снедаемая непреодолимым желанием выделить это "что-то", Оля еще и еще раз вглядывалась в каждую из двенадцати иллюстраций. Отрешенная,она скорее почувствовала,чем услышала,как за спиной кто-то негромко назвал ее по имени. Оля обернулась.
  - Извините,- позади стояла стройная пожилая женщина одетая с консервативным благородством в белоснежную с кружевным воротничком блузку и длинную темную юбку.- пожалуйста,меня извините. Я приняла вас за Олю Афанасьеву - автора этой серии. Она запрокинула голову назад,взглянула на Олю через узкие,в тонкой оправе,
  очки,сдвинутые к кончику носа.- А в общем-то и неудивительно. Вы с Олей очень и очень похожи, я бы сказала, как сестры.
  - Меня тоже зовут Олей.
  - Вот как? А меня Елена Владимировна. Я здесь работаю.
  - Вы знаете Олю Афанасьеву?
  - Не то,чтобы хорошо... Мы познакомились,когда готовилась эта экспозиция. Пуд соли вместе съесть не успели,- улыбнулась Елена Владимировна,- а чай пили. Она заходила утром,просила передать вам записку.
  - Записку?.. Мне?.. Вы ничего не путаете?
  - Записку,- подтвердила Елена Владимировна.-Я,знаете,засомневалась...
  Но Оля сказала: "Вы ее обязательно узнаете. И зовут ее тоже Олей". Вот,возьмите.
   Записка была написана округлым и разборчивым почерком.Возможно,
  так пишут люди,знающие о жизни больше,чем знают другие.
  " Здравствуйте,Оля. Мы незнакомы, и не стоит терзаться вопросами:кто?
  зачем? и почему? Ответа не найдете. Будем считать,что я выполняю некоторое поручение; и это значит,что сегодня в три часа дня вы должны быть на железнодорожном вокзале. Хочу также сказать,что "Незаконченный роман" имеет длинное и счастливое продолжение; а мне,как художнику, позволено взять в руки кисть и положить его в красках на бумагу. Это все. Искренне с вами, Оля Афанасьева".
   Оля прочла записку. Прочла вторично... "В три часа дня... Господи!.. сколько времени?". Часы показывали без четверти три.
  Оля подняла голову,встретилась с пытливым взглядом Елены Владимировны:
  - Все в порядке?
  - Спасибо... Большое вам спасибо. Мне нужно идти,- Оля быстро и уверенно двинулась к выходу,но,пройдя несколько шагов, обернулась:
  - Вы передайте Оле: я ей очень благодарна.
   Свободное такси подвернулось сразу.
  -Куда едем,дочка?- спросил пожилой таксист.
  -На Ромодановский вокзал,пожалуйста,-попросила Оля.
  -Я почему-то так и подумал. Мужа встречаешь?
  -Встречаю...
  -А хороший был вокзал. У меня по молодости с ним многое связано...-
  водитель пустился в воспоминания,но говорил недолго.- Приехали,дочка.
  Ромодановский... А этот гвардеец с цветами,я так понимаю,твоя судьба.
   Потом Они стояли на перроне лицом к лицу,прильнув друг к другу телами;а над ними,высоко-высоко в небе,плыли чарующие звуки вальса "На сопках Маньчжурии"...
  -Ты слышишь,Юра?... Все как и тогда...
  -Слышу,Оленька,слышу..."На сопках Маньчжурии". Все хорошо. Так и должно быть...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"