Когда это случилось, зима ещё вовсю хозяйничала на улицах и дворах города.
Как-то в самые морозы Георгий Фёдорович принёс в верхонке косматый комок.
- Вот, подкинули.
Щенок даже пищать не мог. На тот момент жизнь в нём еле теплилась. Блохи так плотно облепили беднягу, что глаз открыть не получалось.
- Ой, у него хвостик кто-то отгрыз.
- Крысы, наверное. Не мог я его бросить помирать на морозе, - объяснялся Георгий Фёдорович.
Обрядившись в хозяйственные перчатки и клеёнчатый фартук, тётя Люда сначала попробовала напоить щенка молоком, но он только беспомощно лежал возле блюдца, не в силах даже голову поднять. Тогда пипеткой накапали ему молочка в рот.
- Сразу много нельзя, - распорядился Серёжка.
Потом выкупали в растворе марганцовки, прочесали гребешком и ещё немного покапали молока в рот. Вытерли мягкой тряпочкой и ужаснулись.
- Это же не блохи, аспиды какие-то, - схватилась за грудь баба Шура. Мокрая шёрстка обнажила впившихся в тельце щенка уйму паразитов. Даже уши бедняги не остались свободными. Там обосновались чёрные клещи. И непонятно было только одно, как сам он до сих пор жив оставался?
- Значит так, Тузика я забираю к себе. Давай-ка уши почистим, а остальное... ох! я сама, - качала головой баба Шура. - У меня пинцет малёхонький есть, невестка в тот приезд забыла, она им пытку себе устраивает - брови выщипывает, так я этим пинцетом эту живность... выщипаю из него.
- Почему Тузик? - удивился Андрюшка.
- Потому что Тузик, - пожала плечами баба Шура.
Трое суток Тузик провёл между жизнью и смертью. Но жизнь в лице бабы Шуры победила, хотя лечила она его ещё долго: от глистов и ещё от чего-то, и ещё от чего-то. Со временем он подрос, конечно. Но соседи в доме продолжали считать его - щенком, поскольку величиной Тузик даже соседскую кошку не обогнал.
- Маленькая собачка - по веку щенок, - неизменно улыбалась баба Шура, как только заходил разговор о Тузике. Однако шерсти с Тузика набиралось на хорошие носки, которые баба Шура по очереди вязала каждому из мальчишек. В этот раз очередь на носки дошла до Гоши младшего.
Сгоревшие стайки возле дома восстанавливались быстрее, чем растут грибы в лесу. И весной на месте старых развалюх появились вполне себе приличные подсобные помещения. Вот и Машка с Серёжкой как могли помогали Георгию Фёдоровичу: где гвоздь подать, где что-нибудь поддержать. Как говорила тётя Люда: "Завершить работы по восстановлению "личных апартаментов" отца". И действительно, работы оставалось не так уж много. А за их семейством всё-таки числилось целых три таких стайки. Ведь теперь они ютились не в одной девятиметровке, а имели целых три комнаты, за каждой из которых было закреплено по подсобному помещению ещё с тех времён, когда комнаты отапливали печками.
У тёти Люды появился просторный погреб. Повезло даже маленькому Гошке. Ему старший Гоша, так теперь стала называть своего мужа - Георгия Фёдоровича, тётя Люда, обустроил качели рядом со своей мастерской.
- И младший на глазах, и делом заниматься можно, - подтолкнув качели, заключил Гоша старший.
- Не бывает худа без добра, - из-под земли подтвердила тётя Люда, прикидывая где какие полки в погребе обустроить.
Две другие стайки превратились в подсобную мастерскую Георгия Фёдоровича. Мало ли, где кому из соседей что по мелочи отремонтировать. И надо сказать, ещё не окончательно обустроившись, Георгий Фёдорович уже был обеспечен заказами.
- А что? Недорого, рядом, быстро и качественно! - одобрительно качала головой соседка, унося вновь заработавшую электроплитку, бог знает какого года рождения.
Глядя вслед удаляющейся соседке, Машка услышала странные звуки, доносящиеся оттуда, где должен был бы стоять мотоцикл. Его хозяин самый первый восстановил свою стайку, гордо назвав - гараж. И вот теперь кто-то там шебаршил.
- Угонщики! - ахнула Машка. И кинулась к Георгию Фёдоровичу.
- Там, - еле переводя дыхание, почему-то шептала Машка,- мотоцикл угнать собираются. Сама слышала. Что-то поскрипывает, похоже заводят...
Не рискнув один кинутся на грабителей, Георгий Фёдорович кивнул соседу Игнату, тоже достраивающему пострадавшее от пожара имущество:
- Пошли, глянем... - и оба вооружившись монтировками, направились к гаражу. В самом деле, замок болтался на одной проушине. То есть, по виду вроде замкнут как бы, а по факту, воры только вид создавали, чтобы без помех, значит. И точно, звуки доносятся, шебаршат, паразиты! Ну не мог Пашка - хозяин мотоцикла такого разгильдяйства допустить! Мужики переглянулись, тихонько всунули в проушины обломок деревяшки, чтобы эти паразиты раньше времени не разбежались. И послали Машку с Серёжкой за соседом.
Через пару минут из-за угла показалась его жена - Марьянушка, как называл её супруг, а с его лёгкой руки и все соседи. Габаритами Марьянушка хоть и чуток, но превышала тётю Люду. Чем очень даже радовала Пашку. Ведь взгромоздиться за его спиной на мотоцикл эти самые габариты ей не позволяли, оставляя Пашку на какое-то время вольной птицей. В руке Марьянушка держала вместительную чёрную, чугунную сковороду, размахивая ей будто пёрышком.
- Сам-то где, - тихонько, чтобы раньше времени не вспугнуть воров, спросил Георгий Фёдорович.
- Так на работу срочно вызвали, - выдохнула Марьянушка. - Выходной, не выходной! Им всё едино! Вкалывает, родненький, - и вытащила деревяшку из проушин. - А ну, выходь по одному! И не вздумайте тикать, ежели горбатыми остаться не желаете!
- Ужо я им... - рванула в гараж Марьнушка.
- Стой, ты! - успел схватить её за руку Георгия Федорович. - Слышь, притихли? Ждут, сунешься - отоварят чем по голове - мало не покажется.
- Эй, выходите по- хорошему. А то милицию вызовем, - перехватил поудобнее монтировку Игнат.
На какое-то время всё притихло, потом опять немного пошебаршали и в дверях показался сам хозяин - Пашка.
- Игнат? Сдурел что ли? На соседа с монтировкой кидаешься! Да вас тут... целая делегация, - и аккуратно прикрыл за собой дверь.
- Так... не все двери, однако, прикрыл! - ткнула сковородой в расстёгнутую ширинку супруга Марьянушка.
- Сдурела, баба! Ну ходил... по малой нужде и забыл за... закрыть. Бывает!
- А это мы сей момент проверим, - и рванула в стайку, которая гараж.
- У... у...у, твою мать! - схватился за голову Пашка. - Ну кто вас звал? Эх! - ткнул пальцем в Игната, в Георгия Фёдоровича.
- Я, - высунулась из-за его спины Машка.
В стайке какое-то время стояла тишина. Мужики даже руки в стороны развели. Вроде ошибочка вышла. И тут... из стайки-гаража донёсся жуткий грохот.
- Уронили, дуры! Уронили! - кинулся в гараж Пашка. Но тут же был вышвырнут.
- Не лезь! Покалечу! - высунулась растрёпанная голова Марьянушка, - Может ещё пригодишься... на что!
- Да мотоцикл то тут ни при чём! - разрывался в крике Пашка.
Тем временем стали подходить любопытные соседи и не только из их дома. И между ними стали возникать сначала догадки, а потом и споры: одни считали, что Пашка кого-то с бетонки пригрел, а другие возражали: мол, с бетонки - только за деньги. А Пашка не дурак, вон соседка, которая проводница не только ублажит за бесплатно, но ещё и своими харчами накормит. А драма тем временем в гараже перешла в финальную стадию. И оттуда на удивление всем выскочила... растрёпанная, с явным оттиском сковороды на лице и, судя по масляному пятну, на загривке, продавщица соседнего павильончика. Следом появилась Марьнушка.
- Представление окончено. Можете расходиться, - взмахом головы откинула прядь волос со лба, перехватила сковороду в левую руку, - замыкай ужо, - кивнула Пашке. И подставила локоть. - Пошли что ли?
Паша, как ни в чём не бывало подхватил Марьянушку под локоток. Но не успели они сделать и пары шагов, как из окна первого этажа, продемонстрировав собравшимся небесного цвета панталоны фирмы "Большевичка", свалилась та самая проводница по имени Аська.
- И кто это тут в моём купе свечку держал? - поинтересовалась Аська. Но народ уже расходился. И желающих выяснять отношения с Аськой не нашлось. Только баба Шура покачала осуждающе головой: - Постеснялась бы нижним бельём-то прилюдно светить.
Кивнула Машке:
- Пошли что ли? Нечего тут... концерт окончен.
В ответ Аська пожала плечами, развела руки в стороны. И решила было вернуться к себе домой тем же путём, через окно. Но повторить этот фокус не смогла. И догнав бабу Шуру, стала жаловаться на нелёгкую жизнь одинокой женщины, которую каждый горазд обидеть.
- Хм... вон в детском доме сколько детишек материнской руки не знают. Обогрей любого. Вот и будет конец твоему одиночеству, - вздохнула баба Шура.
- Да где ж мне управиться с ребёнком? Работа вон какая - неделями дома не бываю. Муж и тот сбежал. Кота завести не могу. Сдохнет за неделю с голоду-то. Да и на какие такие доходы ребёнка подымать?
- Работу поменять можно. На железной дороге -то не только проводницы требуются. А деньги? Что деньги? Даст бог день, даст и пищу.
- Рассудила - как размазала, - поджала губы Аська.
На следующий выходной Георгий Фёдорович занимался в своей мастерской, мальчишки толклись рядом. Гоша младший детским совочком копал канал из придомовой лужи в заранее вырытую ямку. И тётя Люда решила, что другого времени им с Машуней вряд ли скоро выбрать удастся, а там осень, дожди, слякоть... В общем самое время пойти подкрасить оградку на могилке Машиной мамы.
- Отец, слышь? Ты как не против? А то могилка как безродная, - договаривалась с мужем тётя Люда. Всё-таки четверых мальчишек на него оставляла. - Тут до кладбища десять минут хода. Ну и там часа за полтора управимся.
- Ладно. Чего уж там? Идите. Да смотрите, чтобы вас там за "трудяг" с бетонки не приняли, - вроде даже без всякой шутки предупредил Георгий Фёдорович.
- Да ну тебя! - отмахнулась тётя Люда.
На обочине прогуливались несколько девчонок. Машка окинула взглядом с детства знакомую картину:
- Что-то Юльки не видно...
- Так может она... уже там, на кладбище...
- Тётя Люда? - охнула Машка.
- Да не к тому я... ну... ох! Работает она... там ...
На фоне заросших травой и кустарником старых захоронений, могила Ирины выделялась коричневым холмиком. Так что плутать по погосту не пришлось. И уже приготовились к покраске: открыли банку, достали кисти, даже пыль тряпочкой смахнули, тётя Люда осмотрелась по сторонам:
- Господи, вот же нашли место, - кивнула в сторону трассы. - И как только им душа позволяет!
- Главное, что здешние хозяева не возражают, - раздалось совсем рядом глуховатым мужским голосом.
Тётя Люда огляделась, но среди зелени кустов и разросшейся травы никого увидеть не удалось. И тут опять:
- И денег за аренду не просят, - глухо хохотнул тот же голос.
А Машка вдруг почувствовала, как ужас охватил её морозным холодом до самых костей. Мгновенно пронеслись в голове все деревенские байки, которые пришлось услышать пока жила с бабушкой. А ведь, похоже, деревенские и сами этим байкам верили.
- Бежим! - схватила тётю Люду за руку и рванула что есть мочи.
- Девочки! Девочки! Да куда же вы? Стойте! - но голос этот их только подгонял, добавляя страху. - Я тут рядом бабкину могилку поправляю...
Машке слышалось: - Ую... ую...ую...
- Ещё и воет, - выскочив за ограду, оглядывалась по сторонам Машка. Ага, девочки как нив чём не бывало прохаживаются вдоль трассы, вот мужичок в кусты сиганул...
- Может кто вот с девочкой... - предположила тётя Люда, - однако, тогда ему не до разговоров было бы. Вроде что-то вслед кричал...
- Да выл он, выл... - уверяла Машка. - Может кого заживо похоронили... я читала, такое бывает. - И немного успокоившись, кивнула головой в сторону могил: - Там банка с краской и кисти остались.
- Не... я туда сегодня больше не ходок. - И тётя Люда направилась в сторону дома. Следом шагала Машка, которую страх ещё так до конца и не отпустил.
Завидев их ещё на подходе к дому, Георгий Федорович направился навстречу.
- Как вы?
- Там... из-под земли голос... - Машка взглянула на тётю Люду, мол, подтверди.
- Ну из-под земли, нет ли, а напугал нас какой-то мужик...
- Ладно. Я завтра на работе пару часиков выкрою, сам покрашу... Говорил же...
- Ну прав же, прав... ты же у нас... обхватила мужа руками тётя Люда, Машка тоже прижалась к его пахнущему бензином боку.
А вечером у Машки поднялась температура.
Скорая приехала, ничего не нашла. Машке поставили укол, сказали, что температура в течение часа спадёт. Но температура только поднималась.
- Отец? Слышь? Никакая это не простуда. Это у неё от испуга... на кладбище... Я сейчас.
И вернулась с бабой Шурой, которая держала в руках алюминиевую кружку, коробок спичек и кусочек воска. Машку закутав в одеяло усадили на стул. Григорий только головой покачал. Но спорить с женой не стал. "Всё равно не переспорю, а вреда никакого," - решил про себя. Потом смотрел как баба Шура что-то шептала над макушкой Машки, переливала воду из стакана в кружку, капала воском в эту воду, жгла и бросала туда спички. Потом дала Машке глотнуть этой воды, брызнула в лицо, помазала этой же водой руки, ноги.
-Ну теперь пусть поспит. - И баба Шура начала зевать, так что справиться с этой зевотой не могла. - Ишь, какой сильный испуг на девчонке, - так и продолжая зевать отправилась к себе.
Машка и в самом деле уснула. А утром встала как ни в чём не бывало. Вот и разбери: укол помог или баба Шура. Но Машке хотелось считать, что баба Шура.
Лето подошло к концу. Вернулся из деревни Протапов и притащил куль картошки. Бросив куль возле стайки, где находился погреб тёти Люды, гордо заявил: - Сам заработал!
И покатились дни учёбы. Машка радовалась каждому дню, потому что каждый день происходило что-нибудь хорошее. То очередную пятёрку домой приносила, а то и в кино с Димкой ходила. Тётя Люда отпустила на дневной сеанс и даже денег на билет дала. Но билеты купил Димка, а на её деньги купили мороженое. А самое главное: в старом парке открыли каток, и давали напрокат коньки. Протапов напрочь отказался. Сказал: "Кататься не умею. Людей смешить не пойду". А вот Серёжка бежал вперёд Машки.
Весь день Гоша младший отказывался от еды, капризничал и так-то толстым не был, а тут ещё есть перестал. А ближе к вечеру только морщился и даже пить отказывался. Тётя Люда вызвала врача на дом. Красивая молодая женщина быстро поставила диагноз.
- Ангина, - и выписала лекарства.
- Так он глотать не может, - поясняла ей тётя Люда.
- Конечно. Я же говорю - ангина. Но ему и не придётся.
- Это как? Да... да что вы такое...
- Будет приходить мед.сестра, ставить уколы, - и заторопилась уходить.
Гоша младший день ото дня слабел на глазах. От уколов никакого толка не было. Машка и тётя Люда по очереди дежурили возле него. На третьи сутки вечером Машка укладывала мальчишек спать, когда тётя Люда засуетилась вдруг, а Георгий Фёдорович командирским тоном распорядился:
- Маша, остаёшься за старшую. Если что - беги к бабе Шуре.
- Что? - похолодела Машка.
- Тут до больницы дворами недалече. А в скорую... пока до телефона добежишь, пока дозвонишься, пока дождешься... Люда? - сгреб укутанного в ватное одеяло Гошку и мотнул головой тёте Люде: - Пошли...
- Машка, смотри тут... - заглянула в комнату мальчишек тётя Люда, - задыхается Гоша... Господи, помоги! - и кинулась вслед за мужем.
Георгий Фёдорович почти бежал, тётя Люда еле успевала следом. Морозный ночной воздух колол иголочками горло.
- Ты бы личико-то ему прикрыл одеялком... - задыхалась на бегу тётя Люда.
- М...м...м... - только и услышала в ответ.
Возле приёмного покоя детского отделения не останавливаясь рванула на себя дверь, та резко распахнулась:
- Давай! - пропустила вперёд мужа с ребёнком.
Сонная медсестра забрала ребёнка, кивнула им:
- Оставайтесь тут, - и занесла его за дверь с надписью: "Смотровая". Но уже в следующую минуту по коридору пробежала врач, потом выскочила медсестра, та что приняла Гошу и кинулась бежать в соседний корпус, обронив тёте Люде, пытавшейся схватить её за полу халата:
- Не путайтесь под ногами! Там, - кивнула в сторону корпуса напротив, - сегодня дежурный врач - как раз нужный специалист!
Через окно приёмного покоя забрезжил рассвет, когда из смотровой вышла та самая медсестра. В руках у неё было аккуратно свёрнутое ватное одеялко, в котором принесли Гошу. Тётя Люда медленно поползла по стене, оседая на подкосившихся ногах.
- Папаша, возьмите вещи ребёнка, - пожала плечами мед сестра. - Сейчас подъедет скорая. Отправляем вашего сына в инфекционное отделение. У нас такого нет. А в личных вещах нельзя.
Тётя Люда вытянув ноги поперёк коридора плакала в голос.
- Испугались мы... - пытался объясниться Георгий Фёдорович.
- Правильно испугались. У ребёнка инфекционный мононуклеоз. Его морозный воздух, да ваш испуг спас. Горло отёк перекрыл, а на улице ему хватило воздуха... чтобы не задохнуться. - И обращаясь к тёте Люде: - Я вам успокоительных капель накапаю. Ну и вы как - одежду у нас в раздевалке оставите, или с мужем отправите? Ребёнок маленький, вас вместе положат.
- Я заберу, заберу... -и стал помогать жене подняться на ноги.
Уложив мальчишек спасть, Маша перетащила в их комнату свой матрац, постелила на тёте Людин манер себе постель и улеглась было спасть. Но сон не шёл. Успокаивала себя, что если бы что страшное с Гошей произошло, то родители давно бы вернулись. А раз их нет, значит ждут... вот только чего? Дальше старалась не думать. Потом услышала, как стал ворочаться и хныкать Андрюшка. Потрогала лоб - вроде горячий. Смерила температуру - точно, поднимается. Ну вот что тут делать? Вызывать скорую? В их доме только у некоторых соседей телефоны есть. Так ведь спят люди, ночь, неудобно. Будить бабу Шуру тоже не удобно, но куда деваться?
На плече пальто жены, в руках одеялко Гоши, Георгий Федорович подходил к своему дому, когда увидел скорую помощь, остановившуюся возле их подъезда.
Врач, осматривающий Андрюшку, на минуту отвлекся.
- А вот и папаша... объявился... - покосился неодобрительно на вошедшего. Мол, полон дом детей, а он где-то бродит по ночам.
- Так я это... - и Георгий Фёдорович коротко объяснил ситуацию.
- Тогда так... Андрея собирайте, а за остальными наблюдайте. Ну и перемойте всё с... хлорочкой. - А вместо рецепта на бланке написал номер телефона. И обращаясь к Андрюшке
пояснил:
- Не волнуйся, отвезу тебя к маме и братишке младшему, - повернулся к Георгию Фёдоровичу:
- Повезло тебе...
Георгий Фёдорович удивлённо развёл руки.
- Четверо сыновей... м... да. У меня пока и одного не получается... третья дочка... Так вот, часа через полтора перезвони. Скорее всего вместе положат. Но, мало ли, вдруг диагноз не подтвердится, и в другую больницу отправят.
Никто другой в семье не заболел. Но тётя Люда с Гошкой и Андрюшкой, как она выражалась, прозагорала в закрытой инфекционной палате целый месяц.
Машка всё это время, по словам бабы Шуры, крутилась как белка в колесе. После работы Георгий Фёдорович нёс в больницу передачу:
- А то на больничных харчах как бы там наша мать ноги не протянула, - и вздыхал грустно.
Машка теперь не только заправски кашу варила, но и уху из рыбьих голов, тушила картошку и капусту. У бабы Шуры была чудо печка, сын подарил, когда в гости приезжал. Так в этой печке сначала с бабой Шурой, а потом и сама, Машка научилась выпекать знатные рыбные пироги. И толи голодная жизнь с матерью сказывалась, толи почему другому, но очень Машке нравилось это занятие - готовить еду. И ещё очень бережно относилась к каждой крошке.
- А...а... почему мне так мало каши положила? Мама больше накладывала. И посахари сверху.
- Иван, я же видела, как ты потом эту кашу в тарелку Андрюшке перекладывал, или вообще - в ведро... Так что вот, съешь, попросишь добавки - положу и посахарю! - и прекращала обсуждение.
Когда Машка уходила в школу Серёжка и Ванька оставались на попечении бабы Шуры. Только вот столоваться с ними баба Шура на отрез отказывалась, и ни на какие уговоры Георгия Фёдоровича не поддавалась. Машка понять не могла - почему? Пока как-то не увидела, как баба Шура пила у себя в комнате чай с пирогом.
- Ну да... ну... да. Зубов осталось по пальцам пересчитать. Буду перед вами позориться.
- Так давайте я вас на очередь вставлять зубы запишу. У моей бабушки все вставные были, железные такие... блестящие...
- Царствие небесное твоей бабушке, - перекрестилась баба Шура. - А меня даже не агитируй! В жизни у зубного врача не была. И не пойду! Сказала! Всё, прекрати энтот разговор. Не трепи мне нервы!
Наконец тётю Люду, Гошку и Андрюшку выписали из больницы. Жизнь семьи стала входить в привычное русло.
Как-то Георгий Фёдорович завёл с бабой Шурой разговор, что неудобно получается, она столько помогает, а они неблагодарные... И смущаясь, всё-таки предложил бабе Шуре денежку.
- Ты чего это, Георгий? Меня за крохоборку держишь!
Георгий Фёдорович даже попятился от такого напора.
- Ты один всю семью тянешь: пятеро детей, жена и тут я начну из тебя деньги выжимать!
- Так ни один я, ни один... Люда в школе подрабатывает. Машуне и Гоше за потерю кормильцы пенсию платят. Так что не бедствуем...
- Что-то лишку у вас не наблюдаю! А вот у меня и пенсия, и опять же сын деньжат подбрасывает, а то и посылочку присылает. Так что энто предложение, Георгий, чтоб в последний раз было.
В эту зиму болячки так достали бабу Шуру, что она отправилась в поликлинику. А вернувшись от участкового терапевта, горестно заявила тёте Люде:
- Я туда больше ни ногой.
- Это почему? - возмутилась тётя Люда.
- Хм... на дожитие отправили.
- Это как?
- Говорят, сахар в крови нашли, - усмехнулась баба Шура, - но сказали, что в моём возрасте это тоже норма. Вот дожила: сахар в крови! Сладкая бабка... однако.
- Так у тебя колени болят.
- Говорят, напишите заявление, пусть пенсию на дом приносят. Куда вам особо ходить? - баба Шура помолчала и добавила: - Я больше всего залежаться боюсь. Не хочу быть никому в тягость.
- Баба Шура! Ну что ты такое говоришь?
- Э... погоди, Людмила, доживёшь до моих лет - поймешь, - и прихрамывая направилась к себе домой. - Я ить, понимаю, от старости ещё никого не вылечили, - оглянулась у порога. - Как представлю раскорячусь у сына с невесткой, в их двушке... а ещё внуки там же. Нет. Уж как придётся... Что теперь?
Гулять с Тузиком теперь ходил Серёжка. Однако баба Шура держалась стоически. И даже сыну ничего про своё здоровья лишнего, как она считала, не писала.
В этот вечер Машка понесла бабе Шуре пирожки с яйцом и луком, свежие, тётя Люда только из печи вынула.
- Баба Шура? Это кто же вам такое лечение прописал? - охнула Машуня, увидев, как баба Шура приматывает к коленке капустный лист.
- Я на свою пенсию, того лекарства, что мне прописали, только три пузырька купить могу. А мне колени натирать, а не в глаза закапывать!
Потом, много месяцев Машуня приносила это лекарство бабе Шуре. Пока в самом деле не стало ясно, что от старости нет никакого лекарства. И тётя Люда, в тайне от бабы Шуры, написала письмо её сыну.
Как-то в один из выходных Георгий Фёдорович притащил из стайки слегка подпорченное пожаром, но всё-таки уцелевшее то самое грязно-коричневое Машкино одело. Ещё раньше Машка с тётей Людой пытались его выстирать на улице на лавочке. Но вата внутри сбилась комками и долго не просыхала, а просохнув, всё равно уже укрываться не годилось. Вот и переехало в стайку, а тут пожар.
Машка с удивлением и щемящей грустью смотрела на это одеяло.
- И куда его? - кивнула Георгию Фёдоровичу.
- А вот, - и достал из сумки кусок блестящего коричневого дерматина, - утеплю бабе Шуре дверь этим одеялом, а поверх дерматином покрою, пробью гвоздочками с золотистыми шляпками. Красота и теплота получится.