Аннотация: Рассказ первый - Месть Чингисхана; второй - Шаман Монгуш; третий - Догора на Хемчик; четвёртый - Плач Козерога. Рассказы самостоятельны по сюжетам, но объеденины местом действия - Тува. Финалист конкурса "Моя планета"
Среди Западных Саян бьётся пойманная скалами в крутой переплёт река Хемчик. Перекатывает мощным потоком крупные камни, опасаясь допускать к своим берегам людей. И только в одном месте каменистая дорога подходит к самой воде. По этой дороге, гудя натруженным мотором, спустился к небольшому песчаному языку, чудом намытому горной рекой, старенький УАЗик. Лучи заходящего солнца, зацепившись за горную вершину, пронизали янтарные ягоды на кустах облепихи, корнями своими скрепившую прибрежную осыпь.
Из УАЗика вышли трое мужчин, сноровисто выгрузили рюкзаки и рыбацкие снасти. Следовало поторопиться, солнце вот - вот спрячется за скалистый хребет, темнота накроет ущелье, а надо заготовить дрова, развести костерок, поставить палатку. Ну и покидать немного удочку хотелось бы. Затем сюда и ехали.
- Однако мусорную свалку какие-то раздолбаи тут устроили, - ругнулся Донгак, снимая с куста зацепившийся за ветки полиэтиленовый пакет и осматривая разбросанные обрывки газет, пустые консервные банки, бутылки. - Борис, давайте вы с Кууларом ставьте палатку, а я пока мусор соберу да закопаю. Засранцы чёртовы! - злился Донгак. - Не было раньше такого, сколько лет на этом месте рыбачим.
- Так раньше не каждый "засранец" мог себе джип купить, чтоб сюда добраться, а теперь - пожалуйста, - Борис широким жестом обвёл волшебный пейзаж, "украшенный" мусором как лицо красавицы язвенными кавернами.
Рыбаки занимались каждый своим делом. Но по лицам было видно, на душе у каждого - кошки скребут.
Закончив уборку, Донгак направился в сторону старого наносника. Это такие разнокалиберные брёвна и бревнышки, обломки веток, сучки, всё, что принесла река по большой воде. Борис и Куулар быстренько разбили палатку и тоже размотали рыбацкие снасти.
Противоположный берег обрывался в воду крутыми скальными берегами, возле одной такой скалки была у друзей на примете ямка, в которой водились красавцы хариуса. Только что пойманный хариус пахнет арбузом, а какая из него уха!!! Борис и Куулар уже стояли на берегу, когда услышали крик Донгака. Он что-то рассматривал среди обломков веток и махал рукой, идите, мол, сюда.
- Клад Чингисхана, что ли нашел? - недовольный испорченным чудесным моментом, фыркнул Куулар.
- Навряд ли, - и Борис направился в сторону Донгака. Куулар, продолжая что-то невнятно бубнить себе под нос, нехотя плёлся следом.
Дымчато-коричневая шкура горного козерога виднелась через обломки высохших веток. Донгак, молча, разбрасывал по сторонам всё, что укрывало находку:
- Это, это ж они... - ругаются тувинцы по-русски, но других слов просто не находилось, - вот смотрите, смотрите, - на развернутой шкуре лежали внутренности убитого зверя и... голова без рожек.
- Самочка, - Куулар, снял вязаную шапочку, вытер ею лицо, будто хотел стереть страшное видение, сел на подвернувшееся бревно, - рога у самца. - И, взмахнув руками, показал какие большие у горного козерога рога.
- Вот тебе и Красная книга. Куда хочешь запиши, от гадов не спасёшь. Давайте копать яму. - Борис наклонися к страшной находке.
- Сам я. Идите рыбачить, - Донгак бережно свернул шкуру.
- А чего орал-то? Чего орал? - вдруг громко и зло закричал Куулар. - Вот и закопал бы сразу. Чего всем душу травить!
- Вот раскричался. У него тоже не балалайка вместо души. - Борис оглянулся: солнце спряталось за горы, вечерний сумрак плыл по ущелью и река казалась свинцовой. - Пошли, что ли? Ещё немного и потемнеет.
Куулар шагал следом, гремел рыбацкими сапогами по гальке, горько и зло ругался, путая тувинские и русские слова. Борис молчал. Но в груди жгло и давило. Он думал, что это место помнит его совсем мальчишкой. И он помнит вечерние и утренние зорьки на этом берегу. И вдруг увидеть такое...
- Эй, ты чего там? - Борис присмотрелся, Куулар дёргал удочку, уводил удилище в сторону, так и сяк пытаясь вытащить улов. Пока они бились с уловом, подошел Донгак. Наконец стали вытягивать, оказалось, зацепились за сеть. Выбрали на берег - "китайка". Это такая сеть китайского производства, сплетённая из лески, а леска... в воде не гниет. В ячеях застрявшие таймешата, леночки, харюса. Снулая рыба уже побелела. Видать сеть давно поставили и почему-то бросили. Стоять ей на рыбьем пути и нести погибель молодому рыбьему поколению, ячея то двадцатка, мелкая.
-А и сгубили зря! - Борис готов был рвать и метать. Мерзость и горечь скатались в душе в колючий ком, и уже не только рвать и метать хотелось... ох, чего может хотеть доведённый до белого каления русский мужик!
- Ладно, Боря, ладно, - Куулар смотрел во вдруг посеревшие голубые глаза Бориса, на побелевшие пальцы, сжимавшие подвернувшийся под руку сук, и потихоньку отводил друга в сторону. -Пойдем в соседнюю заводь. Вот, там рыбы много, много, ага. Пойдём, Боря, вон уже темнеет. - Хмуро глянул в сторону Донгака:- А ты чего стоишь? Разводи костёр. - Тот засуетился и как-то неуклюже заторопился к палатке.
Но ухи в этот раз попробовать так и не удалось. Подошли ко второй заводи, глядь, что-то белеет в воде, присмотрелись - та же история, гиблая рыба в брошенной китайской сети.
Ночь опустилась на берега Хемчика ясная, звёздная. Небо серебром лунных бликов и бриллиантами звёзд отражалось в реке. Прохладный воздух доносил до костра запах горных просторов. В котелке вместо ухи булькала тушёнка.
- И что теперь? - прервал затянувшееся молчание Куулар.
- Сколько рыбы без пользы загубили, - Донгак так и ел, не поднимая головы от чашки, будто сам был виноват перед этой рекой и горной козой, и зря загубленной рыбой.
- Гон прошёл в конце августа. Значит, самка козлёнка носила в себе, пока совсем маленького, - вздохнул Куулар.
- Я видел как-то у одних: мотор японский, лодка резиновая, по импортной лицензии сделанная. Карабин с оптическим прицелом. На рассвете козероги пить к реке идут... - Борис звякнул ложкой по пустой посудине, звук в ночной тишине отдался неожиданно гулко, все замерли.
- Там на осыпи камешки шу-шуршат, будто из-под копыт катятся, - сам не зная почему, прошептал Донгак.
- Может козерог? - так же чуть слышно спросил Куулар.
Некоторое время все сидели молча.
- Представьте, на рассвете козероги пришли на водопой. А по воде несётся такая штука, да они и не прячутся, потому что не знают, что это гибель их летит на... японском моторе. Карабин с оптическим прицелом. И козерогу спасенья нет, - Борис, не мигая, смотрел на огонь, и казалось, видел эту картину в кровавых всполохах пламени. - Это не охота, это убийство, ребята, - так и не отведя взгляда от огня, договорил он.
- Котная ли самка, детёныш, не разбирают, мудаки, - Куулар взял старый алюминиевый чайник, прокопченный рыбацкими кострами до черноты, - принесу водицы на чаёк, - но только поднялся, приложил к губам палец, - Чш! Там на берегу шорохи какие-то.
Донгак посветил в сторону реки фонариком. Яркие зелёные точки заметались в слабом луче света:
- Норки, однако, рыбу, которую мы из сетей достали, на берегу нашли. Пусть кормятся, - вроде даже с долей облегчения, проговорил Донгак.
До рассвета так и не прилегли. Пили чай, судили, рядили, не в силах отвлечься от увиденной драмы. Распечатанную на перевале бутылочку, не доставали. С какой радости? А поминки, нет, этого мужики допустить не могли.
Ночь подходила к концу. Рассвет не спеша спускался с гор на берега Хемчика.
- Не возвращаться же домой без рыбы, - Борис потянулся за своими снастями.
- Чш! Слышите? Опять камешки по склону шуршат, - прошептал Куулар.
И в этот момент резкий, всхлипывающий звук разорвал предрассветную тишину. Рыбаки повернулись на этот звук, а там, на фоне светлеющего неба, на высокой, обрывистой скале стоял козерог. На светлом фоне четко был виден профиль самца с крутыми, закрученными почти до самой спины рогами. Козерог плакал, и крик его уносили воды Хемчика. И гордые Саяны молчали в безмолвном почтении к его горю.
- Убью, гадов! - Куулар, не мигая, смотрел на скалу. А козерог всё кричал и кричал, в тщетной попытке призвать свою самку.
- Чем? Удочкой? - зло и горько проговорил Борис.
- А давайте письмо в Москву, в МЧС напишем. Министр то из этих мест. Пусть поможет спасти... от верной гибели, - кивнул головой в сторону козерога Донгак .
- Ага, пусть милицейский кордон выставят, - зло усмехнулся Борис. - От тех лодок самая защита.
- А может дорогу взорвать? И писАть никуда не придётся. - Куулар с надеждой посмотрел на друзей, поддержат, нет?
- Говорю же, по реке приплывут! Охранять надо, да чтоб охранники не хуже тех гадов экипированы были, - заключил Борис.
- Вот, однако, тем же концом по тому же месту. Письмо писать надо, - настаивал на своём Донгак.
- Мы-то напишем, а его назад пришлют, как ту жалобу учительши. - Борис тоже встал и смотрел на козерога, на его прекрасный профиль на выступе отвесной скалы.
- Ну, не тут же писать собрались? Вот домой вернёмся. И... дай Бог, чтоб письмо наше до министра дошло, а он нас услышал, - и была в голосе Куулара совсем маленькая, ну просто малюсенькая, надежда, что будет время, когда козероги будут кричать, призывая своих самок, а не оплакивать их гибель.
В этот раз возвращались с рыбалки без обычных шуток и подначек. Рыбы всё-таки наловили, но, то, зачем каждый уважающий себя рыбак и охотник отправляется на природу, ускользнуло. Вместо радости и восторга в душе, кроме горького осадка, поселилась тревога. УАЗик натружено гудел, одолевая спуски и подъёмы, рыбаки молчали. И вдруг Донгак резко затормозил.
- Ты чего?- Борис вопросительно посмотрел на друга.
- Вон, смотрите. Видите хребет, будто голова Чингисхана, а следом плечом к плечу его воины стоят? Ох, прав старый Монгуш. Было уже одно предупреждение Хана. А сейчас, видите, видите... - Донгак всматривался в горные вершины, а там четко виднелись контуры восточного лица Чингисхана, а следом, шлемы его воинов. - Должен же кто-то защитить эту землю?!