Мы ехали навестить нашу приболевшую родственницу. Лето стояло жаркое и мы, это моя тётя Надя и я - её племянница, Татьяна, мечтали скорее выбраться из автобусной духоты.
- Неделю назад с Марией виделась. Что могло случиться? Нет, чтоб самой приехать. - Сокрушалась тётя Надя. Дело в том, что позвонил сын заболевшей тети Маши, и сказал, что его мать хочет видеть нас, очень волнуется, и просил поторопиться.
- Человек она пожилой, мало ли? Приедем - увидим. - А про себя, зная своенравную бабу Машу, я подумала - опять что-нибудь в голову ей втемяшилось.
В комнате заставленной громоздкой старинной мебелью, темно-коричневого цвета, пахло лекарством. Шторы на окне были задернуты и в образовавшемся полумраке, в переднем углу, перед украшенным вышитым холстяным полотенцем и бумажными цветами, иконостасом, теплилась лампадка.
Баба Маша лежала на взбитых подушках, невероятно располневшая, вдруг, буквально за несколько дней, что мы её не видели.
-Мария, что это ты в такой темени сидишь? - Переход от яркого летнего солнечного дня, к наполненному запахом лекарств, полумраку - был разителен, и тётя Надя щурясь, приглядывалась к обстановке. Я, не менее удивленная наступившими переменами, толклась рядом.
- Какой сижу? Лежу и еле дышу. Сполозть с кровати и то без помочи не могу. - И только всё тот же вечно недовольный голос бабы Маши, был прежним.
-Ну-кась, позови Володьку - это её сын - щёб посадил меня.
Я вышла в другую комнату, будто переместилась в другой мир - в открытую балконную дверь вливался аромат летнего дня, солнце бликами играло на стеклах.
- Слышал. Я сейчас. - И он направился следом за мной.
Усадив бабу Машу, мы устроились рядом на стульях.
- Мам, пока Надежда Тихоновна и Татьяна у нас, я в магазин за продуктами схожу. Ладно? - И обращаясь к нам - Никак не соглашается даже на минуту одна остаться.
Как только за Володькой закрылась входная дверь, баба Маша немного поерзав в подложенных подушках, заговорила. Негромко, часто останавливаясь чтоб передохнуть, с явным волнением в скрипучем старческом голосе.
-Однако, Устинья, Илья и Лёнка, третьего дня ко мне приходили. Да за дуру-то меня не примайте. Покель в своем уме. А там, как Бог дасть.
Все трое: Устинья и двое её детей - Илья и Елена, умерли несколько лет назад. Тетя Маша об этом знала. А Елена - моя мама.
- Мария, болеешь, да во мраке и духоте сидишь, вот и привиделось Бог весть что. - В голосе тети Нади слышалось явное желание перейти к более конкретному разговору. Что болит? Да какие таблетки надо?
- Говорю тебе, в яви было. Не во сне. И с головой у меня всё в порядке. Потому и велела тебе приехать. Володька по молодости лет всё одно в толк не возьмёт.- Баба Маша тяжело перевела дыхание. Немного помолчала. Молчали и мы.
- Вернулась я домой, как уже говорила, третьего дня, с улицы, где сидела с соседкой на лавочке. Балконная дверь настежь была распахнута. На улице припекало, так что жарой как из духовки тянуло. А закрыть, так вовсе духота. ....А, так я вот о чем... - Она откинулась на подушки, прикрыла глаза, будто собираясь с мыслями.
- Переступила я порог своей комнаты, и только мне подумалось, что прикрою окно газетой. Всё менее солнце печь будет. Да тут и почувствовала, холодком из двери повеяло, свет из окна как в дождливую погоду. И вроде комод, кровать на местах стоять, а видится по-другому. До того мне не по себе стало, и не высказать. А потом гляжу в комнату через балкон, да так что даже и тюль не колыхнулась, появились они.
- Кто они? - У меня перехватило дыхание.
- Ну ить, говорила же - Устишка, Илюшка и мать твоя. - Она слегка повернула голову в мою сторону.
- Надя, подай-ка водицы. - Сделав несколько глотков, продолжала.
- Стоят у окна. И вроде вижу их четко, а сквозь них оконный переплет просвечивает. Опустила я глаза, а ноги то у них пола не касаются. Вроде как в воздухе парят. Молча стоят. Ни звука. Я молитву стала читать. А приблизиться в передний угол к образам боязно, мимо пройтить надо. Как исчезли, не видала, потому что упала на колени где стояла и стала Богу молиться с усердием, чтоб час мой смертный отодвинул, дал ещё немного пожить, да на солнышко поглядеть. Подумалось мне, что время моё истекло и это они за мной приходили. - Было видно, что баба Маша устала. Она клонилась на бок, не в силах усидеть прямо даже в подпирающих подушках. Мы усадили её поудобнее:
- Мария, успокойся. Ну что ты так разволновалась. Это же все наши родные. Они нам худа не пожелают. Завтра прямо с утра в церковь, помяну, чтоб тебе не виделось. А там подлечишься, на такси тебя помолиться свозим. Ну? Успокоилась?
На лестнице послышались шаги, негромко щёлкнул замок.
- Это я. - Володя стоял с сумками в руках.
-Вы уж извините, если задержал. - И он направился в кухню.
- Баба Маша, а ты Вове говорила? - спросила я.
- А как же? Он врача на завтра из поликлиники вызвал. Та и слушала, и давление измеряла, и кровь на анализ взяла и ещё какую-то врачиху пригласила. Мурыжили они меня, мурыжили и сказали, что для мово возрасту у меня все нормально. Может от духоты и или... - баба Маша чуть помолчала, как бы думая говорить ли? Но, видимо, решившись, продолжила. - Вышли с Володькой на кухню и тихонько так меж собой переговариваются. А у меня со слухом - всё в порядке, я дыхание затаила, слухаю. - Она опять чуть передохнула. Наш затянувшийся визит её явно утомил. Завершить же разговор - не получалось.
- Врач говорит, что старым внимание охота больше, вот и придумываем всякие небылицы. А Володька говорит, что ладно, у него отгулы есть. Посидит со мной. А у меня в мыслях, Бог с вами. Думайте что хотите. Только я рада, что дома не одна буду. Беда в другом, хучь врач и ничего не нашла, а только встать с постели с того дня я уже не могу.
- Ладно, Мария, завтра я, как обещала, в церковь съезжу, а уж после завтра с Татьяной опять к тебе приедем. Может уже тебе полегче станет. А сейчас пойдем мы. Вижу, утомили тебя. Отдыхай.
- Не забудьте. После завтра буду ждать.
Через день, ближе к вечеру, когда жара немного спала, мы опять тряслись в автобусе. Вид у тёти Нади был озадаченный. Кроме нас, на задней площадке автобуса о чем-то спорила компания мальчишек, да не переднем сиденье пожилая женщина задумчиво смотрела в окно.
Тётя Надя наклонилась почти к самому моему уху:
- Предчувствия у меня плохие. Похоже Мария и вправду помрет.
- Да мы ж её ещё не видели. С чего вы взяли? - Удивилась я.
- В церковь я, как и обещала Марии, съездила. Все что положено исполнила. А только сегодняшнюю ночь мне мать твоя привиделась. - В голосе тёти Нади слышались нотки таинственного волнения.
-Приходит ко мне Елена, только не через балкон, как к Марии, а откуда не возьмись, стоит в дверном проеме, возле самой портьеры, вроде даже касается её, а та даже не шелохнётся. Смотрит на меня, и я всё понимаю, что она хочет сказать. Мол, не мучьте человека, путь она свой завершила. И одета мать твоя была в той самой белой капроновой кофточке и коричневом сарафане, что любила на работу носить. Да вижу это все так ясно.- Автобус тряхнуло на очередной кочке. Тётя Надя оглянувшись по сторонам, и убедившись, что подслушивать нас некому, переведя дыхание, продолжила рассказ:
- Только я хотела хоть что-нибудь спросить, как вдруг Елена одними глазами показала, что разговор окончен, ничего в её лице не дрогнуло, и исчезла.
- Ну вот, наслушались, да ещё в церкви без привычки, побывали. Вот Вам и приснилось. - Говорю, я это тёте Нади, а у самой никакой уверенности в голосе.
Автобус уже подъезжал к нашей остановке, так что мы направились к выходу. А от остановки, до дома, куда шли, пять минут хода, поэтому, перейдя дорогу, мы остановились возле старого тополя, я вытряхнула камешек из босоножки, а тётя Надя продолжила:
- Ничего не приснилось. Я книжку читала "О вкусной и здоровой пище". Должна ко мне одна женщина в гости прийти, так удивить её хочу. Так что ни о чём таком и в мыслях не вела.
- Ну, не стоять же нам тут? Пойдем уж. - И мы пошли к бабе Маше.
Картина, представшая перед нами, подтверждала самые худшие предположения тёти Нади.
- Ну, слава Богу, уж думала, не дождусь Вас. Так что покель силы есть, расскажу вам, как меня хоронить будете, да во что обряжать. А то Володька, знай свое: " Вы будёте жить мама, будете жить".
Тётя Надя молча выслушала все наставления бабы Маши. Мне, тоже почему-то спорить не хотелось.
- Ну и вот ещё. Наши опять приходили. Только теперь я смирилась. Куды ж деться? Теперь они уж говорили со мной. Знать, у меня пути назад нет. Одной ногой уж в могиле. - Баба Маша никак не могла перевести дыхание и Володя накапал ей в рюмочку каких-то капель, а пока поил - выговаривал:
- Ну, что Вы, мама, себя заживо хороните? Вот минует кризис. Будете как новенькая на лавочке сидеть.
Она только слабо отмахнулась.
- Ты не перебивай, и так каждое слово как клещами из себя тяну. Даже говорить - сил воли нет. - Он погладил мать по руке и грустно вышел из комнаты.
- Мария, может, что наши говорили? - Тётя Надя задала вопрос как о чем-то обыденном, ни капли не сомневаясь в достоверности событий.
- Лёнка, (родом моя мама и её родня из Рязани, так в деревне за кудрявые льняные волосы звали голубоглазую девчонку, так всю оставшуюся жизнь звали её близкие родственники), сидела как раз на этом стуле что ты, Надя, сидишь, Илюшка стоял у моей кровати. А Устишка так и осталась у балконной двери. Пришли-то они тем же путем, что и в тот раз.- Тётя Маша немного передохнула. - Говорят, на восходе солнца меня заберут.
- А что-нибудь ещё говорили? - Опять повторила вопрос тётя Надя.
- Да ничего особого. Так, вроде как меня успокаивали, чтоб не боялась. Да ить говорят они мало, всё больше молчат. А, может, я чего не понимаю, или не расслышу, потому как меж нами вроде что невидимое, как Володькино стекло с письменного стола. Вроде и все видно, а мутность какая-то. Может, и не всё слыхала. - Голос тети Маши становился все тише. Глаза её закрылись. Лицо у тёти Нади побледнело, а баба Маша слабо кашлянула и почти шёпотом попросила: "Пошли Володьку, под боком ком поправить, а то давит".
Тётя Надя выдохнула, и мы на цыпочках вышли из комнаты.
Умерла баба Маша наследующий день на восходе солнца, как и говорила.
На похоронах тётя Надя только покачала головой, вот, мол, а ты не веришь. Это она мне. Я пожала плечами. Мало ли в жизни совпадений? Только на этом история не закончилась. Тогда мне было девятнадцать лет. Продолжение последовало через три десятилетия. Но, в тот день, я об этом знать не могла. И, эта печальная страница моей жизни закрылась, как я думала, навсегда.