Буденкова Татьяна Петровна : другие произведения.

Пьяное сердце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Свет очей - любимая женщина, когда этот свет ослепляет, это хорошо, или плохо?
   Вечер был тёмный, холодный. Ветер, подхватив с тротуара опавшие листья и всякий мусор, взметнув вверх, бросал в лицо. "Волга", уже не в первый раз подвозившая её домой, остановилась за углом панельной пятиэтажки. Захлопнув дверку, Юлия посмотрела на окна своей квартиры. Домой идти не хотелось. Очередной скандал не обещал ничего хорошего. Она брела к своему подъезду и думала, что надо как-то менять жизнь. Придерживаясь за перила, и аккуратно ступая по грязным ступеням, поднималась домой с заранее придуманным объяснением: где была. Достала ключ, но в дверном замке, с внутренней стороны вставлен другой. В этот момент ключ с той стороны повернулся:
   - Мам, проходи. Папа пьяный спит. Катенька тоже спит. Бабушка уехала. Я тебя жду.
   Пьяный Илья храпел и что-то бормотал во сне. Обычно по утрам он уходил раньше, а Юлия ждала свекровь. Катя часто болела и поэтому много времени проводила дома с бабушкой.
   Чуть свет Юлия вышла на кухню. Включила чайник. Присела у стола. В утренней тишине скрипнули пружины панцирной сетки, послышались шлепки босых ног, натолкнувшись на дверной косяк, чертыхнулся Илья. Юлия сжалась. Внутри кипели обида, злость и страх.
   - Что сука, явилась? - Он подошел к крану и, наклонившись, долго пил струящуюся воду. С трудом распрямившись, рывком сбросил со стола посуду. - Убью! - Маленькая кухня заполнилась водочным перегаром. Под его ногами хрустнул осколок разбитого стакана.
   Перед глазами Юлии мелькнул кулак, затылок ударился о стену.
   - Папа! Папочка! Не надо! Катенька боится. Мама всю ночь рядом со мной спала. - Босая, в ночной сорочке, Наташа стояла в дверях кухни.
   - Спи, иди. Мы, мы... мымарш. - Ещё не протрезвев, Илья с трудом ворочал языком.
   Посмотрел на пол, увидел растекавшуюся из-под ступни красную лужицу, и, оставляя по полу кровавые следы, пошёл в комнату.
   Схватив пальто, Юлия выскочила на лестницу. Голова кружилась и гудела. Щёлкнул дверной замок. Оставалось ждать пока приедет свекровь. По лестнице сверху заухали тяжелые неровные шаги. Юлия сделала вид, будто замыкает дверь.
   - Здорово, соседка. - Ответить не успела, подъездное эхо повторило раздирающий кашель. Опухшее лицо, мятая одежда и, все тот же отвратительный запах перегара.
   Ей хотелось бежать, бежать без оглядки. Туда, где трезвые мужчины не воняют перегаром, пальцы пробежали по распухшему глазу, и не бьют женщин.
   - Чевой-то ты, девка? - Слава Богу, свекровь пришла. Юлия отняла руки от лица.
   - Матерь Божья! Ну-ка, отойди-ка в сторонку, а то кабы ещё не добавил.
   Юлия шагнула в сторону. Обиды на Илью не было. Была злость на себя. Дождалась?
   В этот момент Илья открыл дверь. Он уже немного пришел в себя.
   - Хватит, мать, на неё работать. Пусть сама дом ведет. Чтоб знала почем фунт лиха.
   Свекровь убеждала Илью не скандалить. Юлия оделась, плеснула в лицо холодной водой.
   - Наташа, я у подъезда буду ждать. Собирай Катюшку.
   Утро только начиналось и жильцы спешили на работу. Юлия старалась скрыть распухшее от слёз и удара лицо. Куда деться самой, и как быть дальше - она ещё не знала.
   Хлопнула подъездная дверь.
   - Мама! Бабушка велела передать: днем у нас будет, Катюшку из садика заберёт. Папа на работу собирается. Пойдем, а то он сейчас выйдет.
   Юлия приподняла воротник, спрятала лицо. Завела Катюшку в садик, проводила Наташку в школу. Идти на работу в таком виде невозможно. Не идти тоже нельзя. И вообще идти некуда. Было жалко себя, своих детей и, почему-то, Илью.
   И о чем только думала, когда старалась обратить внимание Николая Фёдоровича на себя? Ни о чём. Просто вдыхала его запах и потом мечтала, как идёт рядом с этим великолепным мужчиной. Но возвращалась домой, а там... совсем другая жизнь. Надо позвонить. Позвонить на работу и сказать, что болеет. От этой мысли стало легче. Ну вот, хоть один вопрос решила.
   Возле телефонной будки никого не было. Гудок, второй...
   - Ало? - Несмотря на ранний час, Николай уже был на работе.
   - Это, это я... - голос дрожал.
   - Юля? Юлия! Слышишь меня?
   - Коль, Николай Федорович, я заболела, - сопли текли вместе со слезами, а платка с собой не было, - можно я сегодня на работу не выйду, - провела рукой по лицу, - и завтра...
   - Ты где? Слышь? Где? Я сейчас машину пришлю.
   - Ой, нет. Нет! - Терпеть больше не было сил. Она заплакала, горько, навзрыд.
   - Где тебя искать? Юличка, где?
   - У магазина возле моего дома. Только машину не надо.
   - Я сам подъеду. Только никуда не уходи. Слышишь? Не уходи. - В трубке раздались гудки. Огляделась вокруг. Желающих звонить не было. Лучше тут постоять. Надо привести себя в порядок. Заплаканная. Синяк под глазом. Нос натерла. Хоть бы маленькое зеркальце и платочек. Руками пригладила волосы. Ладно, потерявши голову, по волосам не плачут.
   У обочины дороги остановилась черная служебная "Волга". Юлия сжалась. Сейчас выйдет водитель - срам. Но из машины торопливо вышел Николай Фёдорович. Без пальто, в одном костюме. Пошел в одну сторону, в другую... " Уедет",- испугалась Юлия.
   - Я тут,- приоткрыла дверцу телефонной будки.
   Усадив её на заднее сиденье, он достал платок, попытался вытереть ей нос...
   - Сейчас отвезу тебя в служебную гостиницу. А как освобожусь, подъеду.
   Она кивнула. В машине тепло. Холодный ветер не лезет за воротник.
   На пороге гостиницы их встретила полная, ухоженная женщина.
   - Нина Ивановна, вот у человека сложные жизненные обстоятельства. Моя личная просьба к вам - накормите, обогрейте. Я чуть позже подъеду. - Он отвел женщину в сторону, и толи дал ей денег, толи что-то сказал. Юлия не разобрала.
   - Хорошо. Хорошо. Не волнуйтесь. Все будет в порядке.
   Ванна была теплой, с пушистой пеной. Пахло цветами и чем-то незнакомым. Белый кафель на стенах сверкал чистой, не то что дома: темно синие стены и унитаз рядом с ванной.
   - Можно? Я вам махровый халат принесла. Самый маленький выбрала, - и улыбнулась, вещая халат на золотистый крючок. Дома гнутый гвоздь в стене. А халат старый рваный, ситцевый
   - Да, да. Спасибо.
   - Отдыхайте. Я в аптеку и магазин. Куплю бодягу, к вечеру в лучшем виде будете.
   - Нет, нет. Мне ничего не надо.
   - Ну что вы? Николай Федорович велел не стеснять вас ни в чем. Ну, я пошла?
   Юлия дремала с примочкой на глазу, когда услышала, как хлопнула входная дверь.
   - Лежи, лежи. У меня есть полтора часа. Так что давай подумаем, как дальше быть.
   Тут вся жизнь наперекосяк. А у него - полтора часа. Радуйся, что у магазина утром не оставил. Нет, слезами, да истериками жизнь лучше не сделаешь. И она взяла себя в руки.
   - Мне так неудобно... - Юлия слегка поморщилась, приложив руку к компрессу.
   - Болит?
   -Ой, Коленька, душа-то хуже болит. Не хочу я ни твоей семье вредить, ни работе. Я всё понимаю, но... - Юлия перешла на шепот,- я жить без тебя не могу.
   - Возвращаться домой сегодня тебе нельзя. Надо подождать пока всё уляжется. Я оформлю будто ты в командировке. Детей, думаю, пока свекровь присмотрит. Как?
   Сердце Юлии оборвалось. Но ведь не бросил. Приехал. Да и нажалуется его жена в партком, там за это при его должности по головке не погладят. И что тогда?
   - Я так тебе благодарна. Только... не бросай меня, - прошептала, давясь слезами от обиды на свою жизнь. И прижалась к нему жаркими губами.
  
   - М... да. Юлия, у меня вся рубашка мятая. Надо же, как мы неосторожно.
   - Мелочь. Утюг тут есть?
   - Нина Ивановна!
   - Ой, что ты?
   - Ладно. Она и так всё поняла. Надо же нам где-то встречаться.
   Юлия целовала пахнувшую хорошим одеколоном макушку, гладила покатые плечи.
   - Ну, хоть брюки-то, надеюсь, не будешь гладить? - Он сердился довольным, покровительственным тоном.
   - Не буду, если будешь аккуратно вешать, а не бросать их как мальчишка у постели.
   - Так. Обговори всё со свекровью. Скажи в командировку едешь. Дай ей денег, чтоб дети не нуждались. А там, ты женщина умная. Я думаю, всё наладится.
   Договориться со свекровью Юлии не составило труда. Та, ни разу не изменившая своему мужу, плохой мысли о невестке не допускала. Юлия пояснила, что отправляют в командировку.
   - Мам, командировку заранее планировали. Не могу я отказаться. Вот командировочные выдали. Мне и половины хватит. Это вам. На детей. Очень вас прошу, поживите пока у нас. Может Илюшка проспится, да образумится. Вон у Надежды машина. Мы-то чем хуже?
   - Не судья я теперешней жизни. Только пусть бы Илюшка на машину зарабатывал. А ты о детях думала. Раньше-то он не пил. А теперь ... Детей пригляну, коли всё одно едешь.
  
   Вечером у Евдокии разговор с Ильёй не получился.
   - В командировку? Врёт она, мама, врёт! Какой месяц куролесит! Я что - дурак? Пью? Так сил нет терпеть её выкрутасы! Ты вспомни: с коих пор пью? А?! - и выскочил за дверь.
   Во вдруг осиротевшей квартире медленно тянулся вечер. Девчонки, прижавшись друг к другу, уснули на одной кровати. Единственный фонарный столб за окном выхватывал из ночной темноты кусок прилегающей улицы. Евдокия сидела возле кухонного окна в тщетной надежде разглядеть - не идёт ли Илья. К середине ночи, измученная ожиданием, прилегла на диван и уснула чутким, тревожным сном.
   Утром, отправила Наталью в школу, отвела Катюшку в садик, и весь день провела в ожидании.
   Наконец услышала, вроде кто-то возится на их лестничной площадке. Выглянула: пьяный и грязный Илья пытался устроиться спать под дверью.
   - Слава Богу, цел. - Заволокла сына в квартиру. Но тащить дальше коридора сил не хватило. Разула его, подложила под голову фуфайку, прикрыла сверху старым кожаным пальто.
   Утро чуть забрезжило за окном, когда Евдокия поднялась. Илья лежал в той же позе. Прошла на кухню. Поставила вариться кашу для девчонок. Достала трехлитровую банку солёных огурцов, нацедила кружку рассолу. Вышла в коридор. Присесть на корточки, не позволили больные ноги. Села рядом с сыном прямо на пол. Положила свою ладонь ему на плечо и тихонько погладила. Он тягуче вздохнул, попытался открыть глаза, но разлепить смог только один.
   - Мам, воды...
   - Счас. Счас... - подала ему кружку воды и кружку приготовленного рассола. Илья, неуклюже хватаясь руками за стену сел, вытянув ноги через весь коридор. Сначала залпом выпил воду, посидел, закрыв глаза, и стал неспешно, с перерывами, пить рассол. Допил, глянул на мать:
   - Что? Страшен? Ладно, я на работу.
  
   Всю неделю Илья приходил домой "навеселе". Ужинал и устраивался на диване с книгой.
   А в субботу из командировки вернулась Юлия. Евдокия, увидев невестку, обрадовалась. И решив, что лучше не мешать молодым и не встревать в их дело, уехала к себе домой.
   Юлия ходила по квартире, берясь то за одно, то за другое. Решила ужин приготовить... Набор привычных продуктов поверг в уныние. Ничего похожего на ассортимент в гостиничном холодильнике. На плите в кастрюле, заботливо укутанной полотенцем, чтоб не остыла, картошка с кусочками мяса, которые пересчитать можно. В уродливом "Кузбассе" банка солёных огурцов, капуста, томатная паста, да маргарин. На кухонном столе алюминиевая кружка, тоже не хрустальный стакан. Юлия вздохнула, провела пальцем по пыльному подоконнику. Нет, Илья не плохой. И не то, чтобы она без любви замуж выходила. Но, приехав из деревни, что знала, что видела в жизни деревенская девчонка? Она подошла к зеркалу. Молодая, черноволосая, кареглазая, с тонкой талией и высокой грудью, в стоптанных тапочках и полинялом халате, с десятью рублями в поношенной сумочке, которая висит на гвозде у входа. А её девчонки? Та же соленая капуста, липкая кухонная тряпка, стоптанные туфли и постоянная забота, что на ужин сварить? Ночью три минуты любви, когда не то что любви, а от усталости и давящих забот, вообще ничего не хочется. Но ведь есть тонкий пеньюар, благоуханный аромат, белоснежные простыни, и руки не трясутся от усталости, и душа не болит, чем завтра за садик платить. Илья молодой, здоровый мужик. Вон сколько женщин одиноких. А она хочет жить по-другому. Хоть бы сегодня Илья домой не пришел. Ну, загулял бы где-нибудь с друзьями, запил. Самое главное сейчас найти в себе силы вырваться из привычного круга сложившейся жизни.
   У дверей что-то бухнуло. Из детской выскочила Наталья:
   - Мам, это папа пьяный. Он, пока ты в командировке была, часто такой приходил.
   Илья не мог попасть ключом в замочную скважину. Чего ждать? Скандала, побоев?
   Юлия открыла дверь, Илья, держась за дверной косяк, ввалился домой.
   - Явилась, сука! - размашисто пролетел в зал. Ударился о гардероб, плюхнулся, как был грязный и одетый на кровать. Поднял голову: - Зарежу, - грубо выматерился и захрапел.
   Юлия стояла, прижав к груди руки. Страх, жалость и отвращение боролись в ней. Это её муж. Это отец её детей. Это она ему изменила. Это она виновата. Пьяный Илья дрыгал обутыми в грязные ботинки ногами и храпел. Сопли и слюни булькали в его горле. Пора собирать вещи. Какие там вещи?! Но надо же, хоть во что-то одеваться. Да и как знать, что ждет впереди?
   На рассвете, пока Илья ещё не пришел в себя, а первые автобусы уже пошли, тихонько собрала детей и вышла из дома. Денег хватило на один взрослый и один детский билеты в общий вагон. Катенька ехала "зайцем". Юлия везла детей в деревню к матери.
  
   После утренней планёрки Николай Фёдорович зашел в техотдел. Но рабочий стол Юлии был пуст. Может, вышла куда? Он задавал начальнику отдела какие-то вопросы, а сам ждал - должна же вернуться. Наконец все вопросы были исчерпаны, и ничего другого не оставалось, как спросить прямо.
   - Ах, да. Юлии Васильевны сегодня на работе нет. Она звонила, предупредила, что повезла детей в деревню к матери и просила оформить неделю без содержания.
   Николай Федорович кивнул головой и направился к выходу. У дверей остановился:
   - И до какого числа просила оформить?
   - На неделю, начиная с сегодняшнего дня. Да я всё оформлю, она добросовестный работник, не какая-нибудь прогульщица, - и поправил на носу толстые линзы очков.
   Николай Фёдорович шёл по коридору подтянутый, строгий, в тщательно отутюженном черном костюме, оставляя за собой шлейф дорогого мужского аромата. Ну, ладно. Дети есть дети. К бабушке так к бабушке. Подходя к служебному кабинету, думал о работе, а войдя, на седьмой страничке перекидного календаря поставил красный восклицательный знак.
  
   Юлия вышла на работу в понедельник. Первым делом пришла в профком и попросила пристроить её в общежитии. Объяснив, что расходится с мужем и поэтому жить ей пока негде. В профкоме поохали, поахали, но слухами земля полнится, и решили, что найдут хорошему работнику место. Ну, в самом деле, не ночевать же на улице?
   Подготовили бумагу и после обеда принесли на подпись к начальству.
   Николай Федорович прочитал. Удивился. Оставил документ у себя и попросил секретаря вызвать заявительницу в кабинет.
   - Ну, путешественница, что стряслось?
   - Ничего. Мне пока ночевать негде. Вот и прошу койку в общежитии.
   - Какую койку? У вас ведь есть квартира?
   - Пока суд да дело, а на кулаки пьяного мужа страшно нарываться. - Юлии так стало жалко себя, что слезы сами покатились из её красивых чёрных глаз.
   - До конца рабочего дня ещё два часа. Я что-нибудь придумаю. И перестань нюни разводить. А то скажут, начальство работников до слёз доводит, - и протянул ей свой носовой платок.
   Уже вечером Юлия поселилась в скромном гостиничном номере. Теперь Коленька мог приходить хоть каждый вечер. Ужинали иногда в ресторане гостиницы, иногда Юлия импровизировала, получалось удачно, уж очень старалась.
   Домой Николай Федорович приезжал всё позднее и позднее. Сытый и отстранённый от домашних забот и волнений. Супруга плакала, нервничала, пытаясь выяснить, что же происходит. Однако ничего кроме раздраженного окрика в ответ не получала.
   -Где ем? Где ем? Будто не знаешь? То встречи, то ещё какие деловые переговоры. Мы что на улице, на лавочке сидим? Да и сколько можно? Вечером никакого отдыха! - Засыпал на диване. Так утром и уходил, не ложась в супружескую постель.
  Однако гостиничная жизнь долго продолжаться не могла. Решили, что лучше жить на квартире. И через несколько дней служебная "Волга" увозила Юлию с небольшим чемоданчиком и хозяйственной сумкой в маленькую однокомнатную квартирку, снятую у пожилой женщины.
   Служебная "Волга" всё чаще и чаще подъезжала по утрам к этой квартирке. И, вроде, все хорошо. Но, дочери жили в деревне, а к сентябрю их надо привезти. Как отнесётся Николай Федорович к тому, что в их уютном гнёздышке окажутся две девчонки?
   - Юличка, что с тобой? Хочешь, в выходной на природу закатимся? Или билеты в театр возьмем?
   - Коленька, не знаю как тебе и сказать. Но без сильного мужского плеча не справлюсь.
   - Ну, а я кто, по-твоему? Или плечо ослабло? Или брошу свою любушку без помощи?
   - Девчонки мои... Скучаю, душа изболелась. Забрать бы их?
   - С работы сейчас тебя отпустить не могу, - задумавшись, он ходил по комнате.
   Сердце Юлии сжалось. Конечно, какому мужику нужны чужие дети?!
   - Значит так. Вышлешь матери телеграфом денег.
   - Коль, не в деньгах дело, - ком в горле не дал договорить.
   - Ну да, счастье не в деньгах, а в их количестве. - Он кашлянул:- Ну не могу я тебя сейчас отпустить с работы. Ведь с детьми ничего плохого не случилось. А о нас и так уж до парткома дошло. Понимать должна!
   Юлия ладонью размазывала слёзы по щекам. Предательский ком всё также давил горло.
   - Что такого, если твоя мама сама привезет сюда девчонок? Не понимаю! В конце концов, со мной тоже надо считаться! Не вижу ничего плохого, что девчонки какое-то время пожили в деревне у бабушки. Это лучше чем наблюдать семейные сцены и пьяные дебоши.
   - Коля... Коля... - Юлия уже не плакала, а рыдала. - У меня деньги есть. Я тут немного скопила. - Все ещё продолжая плакать, она уткнулась носом ему в плечо.
   - Ладно. - Уже спокойнее сказал он. - А ревёшь то чего?
   - Думала, скажешь - пусть девчонки там живут.
   - А то я не знал, что у тебя дети есть? - Он гладил её черные как смоль волоса, вдыхал их аромат, а сердце билось гулко и сладко. Таким мудрым и сильным он себя давно не чувствовал.
  
   Уже через неделю обе дочери Юлии недоверчиво заглядывали в углы незнакомой квартиры. Их бабушка, вздохнув: "Ну, дочка, дай-то Бог, чтоб ты знала что делаешь",- в тот же день уехала назад, в деревню к корове, курам и свинье.
   Как-то утром, сразу после планёрки, Николаю Федоровичу позвонили из райкома партии. Вежливый голос секретарши предложил прийти к пяти часам вечера.
   Когда он зашел в назначенное время в приёмную, секретарша, будто только его и ждала.
   - Проходите.
   Лёгкая прохлада и тишина заполняли кабинет.
   - Садись. - Хозяин кабинета, выйдя из-за стола, отодвинул стул у длинного приставного стола.
   Николай Федорович прошел, сел на соседний стул. Знакомы они были давно. Когда-то вместе в одном цехе начинали после института.
   Какое-то время молчали.
   - Ну что Николай, не знаю, как и начать. Догадываешься - зачем пригласил?
   - Чего уж там? Понял. Да только сам не знаю, как быть. Сын в армии. Не могу ему сообщить, мол, развожусь сынок. Вот придет... Да и с другого краю - девчонок двое, как с ними поладить?
   - Да, да..., ты что? С ума сошёл?
   - Ну, да и возраст... тоже не того.
   - Того, не того. Если б не знал тебя столько лет, не таким бы разговор был. Разведется он! Ты на следующую ступеньку своей карьерной лестницы нагадить решил? Да не то слово, ты же вниз полетишь. Хоть сам-то понимаешь?
   - У меня в управлении вроде никаких упущений.
   - Упущений!? У него в управлении!? А про партийную дисциплину забыл? Семья - ячейка социалистического общества. Ты, какой пример подчиненным показываешь?
   - Вот агитировать меня не надо. За всю жизнь жене ни-ни. В голове - одна работа. Как сын вырос - не увидел. Оглянулся, жена уже седая. А тут вдруг... Знаешь, оказывается, на тополях молодые листочки так пахнут! Воробьи в лужах купаются. Могла бы вся жизнь пройти, и я бы мимо всего этого ходил, а только кабинетную дорожку видел.
   - А заплеванную лестницу в "Задрючинске", вместо квартиры в центре ты увидеть не желаешь?
   Тягостное молчание повисло в кабинете. Оба знали, о чем разговор.
   - Значит так, пока официально до верха это дело не дошло, давай завязывай с листочками и воробышками. А её мы в другое управление переведём. От греха подальше.
  
   Вечер тянулся долго и тягостно. Поболтав ложкой в тарелке, отхлебнув остывшего чаю, буркнул: "Спасибо". И сел у телевизора.
   - Коля, я же не дура. Вижу, что у тебя другая женщина. Перед людьми стыдно.
   Он встал и молча вышел в другую комнату. Подошел к окну. Поливальная машина медленно ползла по проспекту. Закат красный. Наверно, день будет ветреным. Юля форточку не закроет, прямо в голову надует. Тьфу! О чем он?
   - Люди-то тут причем? Дело только нас с тобой касается.
   - Коля, столько лет прожито, что ж теперь - коту под хвост!
   - Оно конечно. Прожил я с тобой свои молодые годы, и жаловаться грех. Все было в любви и согласии. Сына ты мне родила. Вырастила. Спасибо.
   - Так зачем же все рушить? Ну, покуралесил и будет. А то у меня всё сердце изболелось.
   - Сердце у тебя о спокойной жизни изболелось, а не обо мне.
   - А я замуж по любви выходила. Клялась тебе быть верной и клятву свою соблюла! Ни то, что некоторые, при живом муже чужих уводят.
   - Ты о чем?!
   - Уж не защищал бы. Замужем, при детях, а туда же. Что скажешь, хорошо?
   - Ничего я говорить не буду, но и ты меру знай.
   Лёжа в постели и пытаясь уснуть, почувствовал, как мелко вздрагивает под ним матрац, как сдавлено и неровно дыхание жены, представил её заплаканные глаза, теплые мягкие руки...
   - Ну, что ты, что? Я же тут. Дома. Вот хоть пощупай, - попытался пошутить.
   Она повернулась к нему, обняла так, как много лет назад.
   - Я же люблю тебя. Люблю. Сильней, чем прежде. За столько лет ты мне родной стал. - Дыхание её прерывалось. Вытирая слёзы то о пододеяльник, то о его плечо, она целовала его лицо, уши...
   Почти месяц он исправно возвращался домой, пытаясь гнать от себя мысли о Юлии. Но, ложился спать, закрывал глаза, и представлял прикосновение Юлиных губ, казалось, чувствовал запах её волос. Потом подумал: Юлия из-за него ушла от мужа и теперь одна с детьми. Каково ей? Он старше, опытнее, должен был предусмотреть всё. Надо бы помочь.
   К этому времени приказом из главка Юлию перевели на другое место работы, в связи с производственной необходимостью, предложив оклад побольше и должность с повышением.
   В один из теплых, ласковых вечеров, нагрузив сумки дефицитными продуктами, он, молча, кивнул шоферу. Ехал и волновался: вот постучит, а Юлии - нет.
   - Погоди немного. Может, съехала.
   - Нет, вон детская мордашка в окошке. Видите?
   Спать ему пришлось на полу. Утром отвез Катюшку в садик, Юлию на новую работу и кое-как сам успел к началу планерки. В этот день у него всё получалось, все само собой клеилось. В конце дня позвонила Юля и сказала, что хлеба и молока купила, а вот картошку не дотащит. Он сказал: "Угу". И ворчливо добавил: " В другой раз на бумажке пиши с вечера, чтоб я знал что заказывать".
   На следующий день у забора детского сада, куда Юлия водила Катюшку, стояла и явно кого-то ждала хорошо одетая, уже не молодая женщина.
   - Это вы Юлия Васильевна?
   - Да. Что вы хотели?
   - От тебя - ничего! Постелилась под моего мужа, дрянь! Что молчишь? Бесстыжими глазами водишь! Оставь его в покое. Добром прошу.
   - Не любит он вас.
   - Двадцать лет любил, пока тебя не встретил. Не отдам его тебе, слышишь, не надейся. Сыну напишу в армию, чем его отец тут занимается.
   - Ты пожила, теперь дай мне пожить. Я за свою любовь буду бороться. - Отстранив женщину, Юлия прошла в калитку.
   Дальше всё закрутилось как в кино. Партийные собрания, разбирания.... И в самый напряженный момент - письмо от сына. Николай перечитывал и перечитывал строчки: " ...если отец уйдет от нас, то я не знаю, что с собой сделаю. Автомат всегда со мной. Прости меня мама. Не плачь. Не твоя в этом будет вина...". В заплаканных глазах жены уже не было мольбы, только горечь обиды и злость.
   Ответ писали сидя за школьным столом сына. Он на его стуле, жена принесла стул с кухни. Писали по очереди, стараясь не прикасаться друг к другу. Что мол, поссорились, а теперь рядом сидим и тебе письмо пишем, чтобы чего плохого не подумал. Запечатав письмо, он забрал конверт, кивнул жене: "Ну, я пошел. Да головой думай, что солдату в армию писать".
   - Придет, всё равно узнает.
   - Он дома будет. Я с тобой расхожусь, а не со своим сыном. Да и ты не держи зла. Тоже ещё не старая. Наладишь свою жизнь. Ну и я чем могу - помогу.
   - Уйдешь - обратной дороги не будет. Ну, а сын пусть всё узнает, когда вернётся.
   - Прощай, - оглядел прихожку, резко открыл дверь и торопливо зашагал по лестнице.
   На работе тоже было не сладко. Из партии, правда, не выгнали, только выговор объявили. Зато в должности..., не то слово "понизили". Перевели в захудалый филиал управления в маленьком и грязном городишке. Чтоб другим неповадно было. Однако все эти передряги никак не сказались на их отношениях. Забот с двумя детьми хватало. Но тепла и любви в их доме меньше не становилось. "Откуда это?" - удивлялся он. " Любовь - это дар божий. А мы только люди. Не дано нам знать - откуда. Дар он и есть дар. Кому сочтет нужным - тому и подарит", - отвечала она.
   Как-то ночью она долго возилась у него под боком, то подушку поправляла, то одеяло сползало.
   - Юль, ну угомонись, что ли?
   - Вот, как скажу, так посмотрю, как ты угомонишься.
   - Ну, скажи, скажи... - Уже в полудрёме предложил он.
   - Беременная я, - чуть слышно прошептала ему в ухо.
   Он всхрапнул. Прошла секунда, другая...
   - Юль, мне тут такое приснилось...
   - Какое?
   - М...м...м... ты что-нибудь говорила?
   - Говорила. Не приснилось тебе.
   - Проверься.
   - Ты что!
   - Ох, да боюсь сглазить. Лет-то мне сколько?
   - Ладно. Не прибедняйся.
   - Завтра список продуктов на стол. Чтоб никаких сумок, - немного помолчал: - Юль, слышишь?
   - Угомонись. Чего возишься? - и оба тихонько смеялись сидя на кровати.
   - Сын у меня есть. За тобой дочь. Вон, каких красавиц родила. Давай третью.
   - Нет уж. Сын нужен. У меня две дочери. Им братик нужен.
   - Никто мне не нужен. И не думайте. Водиться не буду! Вот! - В дверях вырисовывался Наташкин силуэт.
   - Ты чего не спишь, подслушиваешь?
   - Поспишь, с вами. Пошла в туалет, слышу - хихикаете, думала что смешное, а вы... И не мечтайте! - И она зашлёпала босыми ногами.
  
   Вроде всё слава Богу. Николая на прежнюю должность вернули и квартиру предоставили. На удивление хорошо ладили с ним девчонки. Юлия воспитывала их в строгости, а Николай утверждал, что строгости в жизни они ещё наглядятся. И кто как не родители могут их побаловать?
   - Вот ты от шоколадки, или от билета в цирк, будешь счастлива? А в детстве человек умеет радоваться каждому дню, каждой малости в этом дне. Кто знает, что их ждёт впереди? Пусть, коли есть возможность, сейчас будут счастливы.
  
   В один из вечеров Николай долго не возвращался. И телефон в кабинете не отвечал.
   Дети уже спали. Ужин, в который раз, остыл. Наконец в дверь аккуратно позвонили. Она бросилась открывать, запнулась за собственные тапки, резко щелкнула дверным замком.
   - Ой! Я уж извелась.
   Он устало прошел в прихожку, присел и стал, не глядя на неё разуваться.
   - На следующей неделе сын возвращается из армии. Не могу я с плеча рубануть.
   - Ты, ты там был? - спросила почти шёпотом.
   - Да. Не ел весь день и есть не хочу. Давай хоть чаю попьем. А то что-то нехорошо мне.
   Переоделся, прошел в ванну, умылся и вышел на кухню.
   Руки Юлию слушались плохо. С той женщиной он больше двадцати лет прожил.
   - Юля, да ты что? Ты пойми, не могу я в первый же день взять и вот так... выложить всё.
   - Что же теперь будет?
   - Придёт, встретим, выберу момент - объясню ему всё. Что я, мальчишка, бегать туда-сюда? Мне думаешь, легко? И перед тобой каяться, а грех за мной один, что тебя люблю.
   Ах, ночь была! Какая эта ночь была! Что до рассвета не хватило время.
   - Юль, ну ты мне котомку-то как на войну не собирай. Там же какая - никакая одежда есть. Перебьюсь. Придет. Встретим. А через день другой поговорим и вернусь.
   Юлия достала не новый, но выстиранный и старательно отутюженный носовой платок, капнула на него своими духами, их запах так ему нравится. Подошла к нему, черные волосы рассыпаны по плечам, тонкая ночная сорочка сползла с плеча. Прижалась, вдыхая его запах, подняла на него блестящие чёрные глаза: "Платочек-то вот", - и положила в карман костюма.
  
   На вечер встречи сына пришли давние знакомые. Николай Фёдорович ходил по квартире сам не свой, лишь изредка заглядывая в кухню: "Тебе помочь?"
   -Пап, случилось что-нибудь?
   -Сегодня у нас праздник. Дела в сторону. Всё потом.
   - Что "всё"? - насторожился сын. Но в этот момент в дверь позвонили.
   - Иди Дмитрий Николаевич, открывай гостям, - как-то натянуто улыбнулся отец.
   Вечер прошел шумно и суетливо. Компания сама собой разделилась на две половины. Взрослые вспоминали свою молодость, пели песни. Мужская часть подолгу курила на балконе. Молодежь, Дима и трое его закадычных друзей, посидев немного, ушли гулять.
   Вернулись, когда гости стали расходиться. Тетя Маша, стоя в дверях, явно желая что-то спросить или сказать, прижалась к Димкиному уху:
   - Ну, слава Богу, отец твой образумился. Вернулся в семью.
   И сыто икнув, дотянувшись, погладила замершего Димку по голове. С тем и вышла.
   Выпить при родителях он постеснялся. Только первый тост пригубил. Правила в их семье были строгими. Но тут, в голове зашумело как от вина. И странное материно письмо. И необычное поведение отца... Может, поругались, да помирились? В душе, будто кошки заскребли.
   Наконец все разошлись. Отец, потоптавшись в праздничном костюме, спросил у матери:
   -Пижаму мою старую не выбросила?
   Мать, молча, подошла к плательному шкафу и подала отцу аккуратно сложенную пижаму.
   -Ну, хватит с меня загадок.
   Дмитрий усадил мать на диван. Напряженная тишина повисла в комнате.
   -Поругались что ли? - Родители молчали. И только из глаз матери беззвучно катились слёзы.
   -Вы как дети маленькие. Уж кто там прав, кто виноват, столько лет вместе прожили, а туда же.
   -Я виноват. - Отец положил на стул так и не одетую пижаму.
   -Мам, видишь? Ну?
   -Димочка, папа ушел от нас. Это он тебя встретить. А так... - не в силах сдержать слезы, она промокала их кухонным полотенцем.
   -Сын, так получилось. Я не бросаю твою мать. Помогать и содержать как прежде буду.
   -И что, под старость лет, будешь бездомным жить?
   -Почему же бездомным? У него теперь другой дом и семья другая. Какая старость?! Это я старуха. А он, он... У тебя сестренка есть.
   - Батя, я не понял - ты бросил маму и ушел к какой-то б....
   -Молчать! Как ты смеешь? Ты человека не знаешь!
   -Не ори! Ишь, кино тут разыграл! Мать обманывал...
   -Мать твою не обманывал, все честно сказал. Сестра у тебя - Татьяна.
   Дмитрию представились смазливые девчонки, на одну из таких отец променял мать.
   - Уходи. Он мать содержать обещает! Моя мать не содержанка! И без тебя не пропадем.
   -Сынок, не надо. Нельзя так. Чтобы не случилось - он твой отец.
   -Если он останется, уйду я. - Дмитрий заметался по комнате.
   - Зачем ты так, сынок? Сынок?
   - Ну, как ты не понимаешь, мама, он нас бросил. Бросил! И мне в армию всё врал!
   - Сопляк! Ты мой сын! Как ты можешь со мной так говорить? Ты не имеешь права.
   - Это ты теперь тут не имеешь права!- Дмитрий, прямо поверх праздничной рубахи накинул солдатский китель и выскочил в коридор.
   Николай Федорович почувствовал как вдруг заныла мышца на груди, потом боль поползла под лопатку. Ноги ослабли, боясь упасть, он схватился руками за угол шкафа, но предательски скользкий угол выползал из рук.
   -Отдышусь. Сейчас, отдышусь....
   - Дмитрий, помоги... Дима! Где ты?
   Скорая приехала быстро. И потому как молоденькая фельдшерица сама бросилась звонить к соседям, чтоб помогли носилки спустить, было ясно - плохо, очень плохо.
  
   В реанимационную палату Юлию не пускали.
   - Переведут в кардиологию. Вот тогда - пожалуйста. - Не молодая санитарка с сочувствием смотрела на её заплаканное лицо: - Да и зареванная вы. А ему сейчас волноваться опасно.
   - Я завтра утречком приду. Всё как следует будет.
   - Моё дежурство в восемь кончается.
   - Я в семь прибегу. К восьми мне дочь в садик вести.
   - Ничего не обещаю. Слышь? Ничего.
   Холодные компрессы сделали свое дело. Ещё не было семи, а Юлия уже стояла у входа.
   - Я у врача ещё вчера разрешение спросила. Пара минут, не больше. Поняла?
   - Коль, меня только на две минуты пустили. Люблю тебя, - и заметила, его глаза улыбнулись!
   Через неделю врач, присев на краешек кровати, немного помолчав, сказала:
   - Что ж, будем готовить Вас к переводу в общую палату, хотя для вас, если хотите, есть распоряжение предоставить отдельную.
   - Не хочу. Что ж я там буду один как бирюк. На миру и смерть красна.
   - Ну, зачем же вы так? Тем не менее, должна вас предупредить, что обширный инфаркт миокарда бесследно не проходит. И... интимные контакты на некоторое время придется исключить. Впрочем, подробную инструкцию пока отложим.
   - Переведут? Значит и вправду самое страшное позади. Самое... самое...Так, старый хрен. Куда же тебя, старую перечницу, теперь деть? - Весь смысл произошедшей с ним перемены он только сейчас стал осознавать. Ну, зачем теперь он молодой и красивой женщине? Нянькой при себе Юлию сделать? Нет! Этого он не допустит. Он столько лет трудился на благо своей семьи, да и жена уж не молодая.
   Постепенно он всё больше склонялся к мысли, что надо вернуться к первой жене. Юлии жизнь не губить и себе. Кто знает, сколько ещё теплых и солнечных дней Господь пошлёт? Тем более жена приходит, правда, стараясь не встретиться с Юлией.
   Сколько готовился к разговору с женой, а получилось всё не так, как ожидал.
   - Ну, здравствуй. - Она поближе пододвинула хромоногий стул, и аккуратно присев, поставила на колени сумку, из которой достала укутанную в полотенце стеклянную банку:
   -Тут пельмешки, как ты любишь. Наверно, в последний раз навещаю. Димка сердится.
   -Сам-то даже не зашел... - хотел добавить что-то ещё, выплескивая обиду, но жена перебила:
   -Первые сутки он так в приёмном покое и просидел. А теперь и вправду не хочет идти.
   Неожиданно для самого себя Николай Фёдорович, забыв про приготовленные слова, спросил:
   -Ну, что домой-то заберёшь?- хотел добавить: "инвалида", да слово это застряло в горле.
   - Коль, тебе ещё лечиться. Если уход нужен, так я всегда тут. Только врач говорит, что если соблюдать все рекомендации, то жизнь на этом не кончается.
   - Так. Значит отказываешься?
   - Помочь - не отказываюсь. Прежнего уже не будет. И болезнь твоя тут не причем. Разлюбил ты меня. Что уж тут поделаешь?
   - Посетители, пожалуйте на выход. Влажная уборка. - Нянечка, громыхнув ведром, широким жестом в жёлтой резиновой перчатке, показала на дверь.
   Он хотел что-то сказать про никому ненужного инвалида, про пенсию... Но, в душе, словно что-то перевернулось. Да не пропадет он. И дочь свою на произвол судьбы не кинет. А женщины? Ну, так "некоторое время" - это не пожизненно. И чего это он так сам себя накрутил? Оклемается, встанет на ноги и всё будет нормально.
  
   После пережитого Николаем инфаркта прошло три года. Жизнь вошла в нормальную колею. Юлия готовила ужин и выглядывала в окно. Пора бы Николаю вернуться с работы. Обычно, если задерживался, то звонил, предупреждал. Но время шло, а его всё не было. Ага, вот его "Волга" въезжает во двор. Юлия прижалась лицом к стеклу. Машина остановилась, открылась дверка, но вместо Николая вышла незнакомая женщина и какой-то мужчина с чемоданчиком. Водитель заглушил мотор и тоже вышел. Сердце Юлии ухнуло и пропустило удар. Она так и стояла у окна пока не услышала звонок в дверь.
   -Юлия Васильевна, вы присядьте...
   Николая нет? Этого не могло быть! Ведь один инфаркт он пережил и обошлось! Наверняка можно что-то сделать! Ей надо бежать в больницу!
   -Юлия Васильевна, всё что возможно - сделали. Крепитесь. У вас дети.
  
   Жаркий солнечный летний день в самом разгаре. Гроб вынесли из дворца культуры, где проходила церемония прощания, поставили на две табуретки перед специальным автобусом.
   Юлия делала всё, что полагалось в таком случае, а самой казалось - наблюдает происходящее со стороны. Какую-то женщину в черном гипюровом платке подвёл к гробу, полу обняв за плечи, седой мужчина. Да это же первая жена Николая.
   -Я тут вдова. Я. Уходите.
   -Вы - вдова. Он же, как встретил тебя - жил как в пьяном бреду.
   -Это сердце его было пьяным от любви... ко мне.
   -Ты виновата в его смерти. Помни это.
   -Родная моя, пошли, пошли. Ты же говорила только попрощаться? - мужчина пытался отвести женщину в сторону. - Сейчас не время и не место. Да и зачем... теперь?
   -Это друг Николая. Что? Не знакома? А он не поддерживал с вами отношения, потому что сделал после развода мне предложение. И вот - я замужняя женщина, а ты - вдова.
   -Уходи. Я его вдова... - день потемнел и всё исчезло. Всю остальную часть похорон Юлия потом вспомнила урывками, будто отрывки чёрно-белого кино.
  
   Ещё через год Наталья вышла замуж за военного и уехала жить к месту назначения мужа. А с назначением повезло - отправили в среднюю полосу, до Москвы рукой подать. И Юлия, забрав с собой Катюшку и Танюшку, отправилась в гости к зятю. Посмотреть, как там молодые устроились?
  
   Евдокия практически переехала жить к сыну. А куда деваться? Одного в квартире в таком состоянии ни кинешь. За прошедшие годы Илья окончательно спился. Никакие уговоры и убеждения не помогали. Постепенно он перестал даже пытаться бросить пить, и периодические запои превратились в беспробудное пьянство. Домой он никого не приводил. Где пил? С кем пил? Евдокия не ведала. И только по мере сил старалась обстирывать и кормить сына, чтобы он хоть какой-то человеческий облик сохранял.
   Как-то одинокая соседка, помнившая Илью ещё с хороших времён, разговорившись с Евдокией, решила попробовать вернуть его к нормальной жизни, а заодно, возможно, и свою судьбу устроить. Только ничего у неё из этого не вышло. О чём она и поведала Евдокии как-то вечером, сидя на лавочке возле подъезда.
   -Нет для твоего Илюшки других женщин. Весь белый свет ему Юлька застит. Жаль. Какой мужик пропадает? Сердце у него до сих пор по Юльке болит, вот он эту боль водкой и заливает. Пьяному сердцу боль не так чувствительна.
   Через несколько дней поздним осенним вечером Евдокия вызвала скорую, потому что Илья собирал по квартире мелких чёртиков и распихивал по карманам.
   А утром собрав передачу, направилась в больницу, узнать: что и как? Только передача не пригодилась. Этой ночью Илья умёр.
   До Юлии дозвониться не могли, отправили посыльного. Надо же дочерей оповестить. На стук и настойчивый трезвон в дверь, из соседней квартиры вышла женщина и сказала, что Юлия с дочерьми уехала отдыхать, а ей цветы поливать оставила. А куда уехала? Этого не сказала.
   Сидя возле гроба сына, Евдокия шептала: "Господи, злому врагу не пожелаю пережить смерть дитя своего..."
   Поминки закончились. Со стола почти убрали посуду. И только сосед сверху, продолжая возить по тарелке блин, рассуждал о жизни, любви и водке.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"