Буденкова Татьяна Петровна : другие произведения.

Судьба - Цыганка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Говорят, Бог никогда не даёт человеку более того, что он может вынести...
  
  Оставляя в прошлом село Покровское Ухоловского района Рязанской области, непроданный дом, да могилку дочери, Акулина вместе с матерью, собрав нехитрый скарб, отправлялись в далёкий Сибирский город Красноярск. Туда, перед самой войной, переехала со всем своим многочисленным семейством её сестра Устинья. Война оставила сестёр вдовами. И теперь надо было как-то жить дальше.
  Уже были загружены в багажный вагон тюки, мешки и сундук. Акулину с матерью ждал общий вагон. До отхода поезда оставалось еще больше двух часов и посадку пока не объявляли. Поэтому Прасковья сидела на перроне на мешке, в котором были собраны необходимые в дороге вещи, да провизия. Акулина стояла рядом.
  - Ай, красивая, не пожалей, позолоти ручку, всю правду скажу.
  - Чем золотить-то, сама гол как сокол.
  - Ой, погоди, дай-ка ладонь, - цыганка внимательно посмотрела на Акулину, - дорога у тебя дальняя.
  - Ясное дело. На вокзале стоим.
  - Душа твоя болит, позолоти ручку, много не прошу. Детей кормить надо.
  - Подмогнуть не в силах. Потому права ты, дорога дальняя, со мной мать престарелая. Но чем смогу... - Акулина достала из мешка, завязанного по углам, и тем превращенного в дорожную котомку, каравай деревенского хлеба. Примерилась и отрезала хороший ломоть.
  - Держи. Да детей береги пуще глаза свово.
  Цыганка вяла хлеб. Понюхала, спрятала краюху за пазуху:
  - Давай руку, - обхватив натруженную ладонь горячими пальцами, качала головой, что-то говорила скороговоркой, потом подняла на Акулину огромные чёрные глаза:
  - Смотри на меня внимательно и запоминай: постигли тебя потери, постой, постой, ой, родная, одна безвозвратная. Но, ты не печалься, душа эта возле божьего престола стоит. Придет твой час - свидишься. А ещё скажу тебе - мужика ты потеряла. Но только жив он. Потому как любовь его возле тебя вижу, а смерть его нет. Много, ох много, времени утечет, и когда останется до конца твоего жизненного пути два, а может и меньше, года, услышишь стук в дверь - возвернется он, возвернётся. А жизнь твоя будет долгой. И детей ты вынянчишь. Вижу их любовь к тебе, да дети не твои.
  Цыганка опустила руку. В горле Акулины застрял ком.
  - Объявляется посадка на поезд номер 252, - привокзальное эхо вторило - два, два, два...
  Постепенно все пассажиры распределились кто - где. Заняли все багажные полки. Прасковье уступили нижнюю. Акулине пришлось забраться на самый верх, на третью полку. К ночи проводник притушил и без того слабый свет, и под мерный стук колес, в вагоне установилось сонное царство.
  Сквозь чуткий дорожный сон, Акулина услышала приглушенный разговор. Ночная тишина доносила обрывки слов и предложений. Говорили за перегородкой, в соседнем отделении. Акулина поближе придвинулась к стенке. А через несколько услышанных фраз, переложила подушку в сторону вагоного прохода, буквально превратившись в слух. Теперь она слышала каждое слово. И, хотя понятное дело, видеть говоривших не могла, но по голосам определила, что говорили двое мужчин, по-видимому, ровесники её Тимохи.
  - Я ж тебе говорил, что уж и помню-то её в лицо смутно. Только женился, не успел толком обвыкнуть к семейной жизни, как подошёл срок служить. Она мне тихонько так, на ухо шепчет, мол, беременная. Я туда, сюда, а мне начальник цеха говорит - вот тебе комната, пусть твоя семья живет, отслужишь - вернешься на завод работать. Дитё родится - в ясли определим. Рады мы были оба. Мои-то родители в деревне живут, да там акромя меня - шесть ртов. Не стал я её туда отправлять. В городе, да при своей комнате, ей легшее будет. Да и сам, думаю, вернусь, а жизнь уже устроена. Живи, да радуйся.
  - Ага, ежели дождется, при квартире-то....
  - Не, ты напраслину-то не гони. Жисть так повернулась, что впору мне на своей голове волосы рвать.
  - Дак, ты сколь дома-то не был?
  - Дома, эх дома!!! В том-то и дело, что из дома я.
  - Не пойму чтой-то тебя.
  - Слухай. Человек ты мне чужой, не знакомый. Бог даст, более не свидимся. Обскажу, може хучь на душе полегшеет. Первое время писали друг другу часто. Потом она отписала, что родила дочь. И по этому поводу отпустили меня на две недели в отпуск. Побывал дома, будто во сне. До сих пор помню, как маленькая дочка молочком пахла, да руки тело жинки забыть не могут. Прямо в голове кружение делается. Уехал дослуживать, а немного погодя получил письмо, где она сообщает, что уехать-то я уехал, а потомство своё приумножил. Ну, опять беременная, значит. Мужики в части посмеялись, поздравили, мол, не зря ездил. А тут через недолгое время - война. Я ей отписал, чтоб к родителям моим в деревню ехала, нас, такую ораву, подняли и её с внуками, до мово возвращения не бросят. Да только немец наступал быстрее, чем наша почта ходила. Хотя, вышло, это даже к лучшему. Деревня, где родители жили, оказалась оккупированной, а город, где мы жили - в тылу. Вторая тоже дочь родилась. А война тем временем шла. И я, как заговоренный, шел из боя в бой и, веришь, ни одной царапины. Ну, думаю, не иначе как три женских души за меня перед Царицей небесной молятся: мать, значит, жена и дочь старшая. Младшая-то ещё несмышленыш была.
  - Може, перекурим пойдем? А?
  Послышался негромкий шорох. Оба собеседника спрыгнули со своих полок и направились в тамбур. Однако, пошли в другую сторону, так что Акулина не увидела говоривших. Сон пропал, и она, нетерпеливо ворочаясь, ждала, когда мужики вернуться.
  Курили они, и правда, не долго. Холодный тамбур не располагал к долгому там нахождению.
  - Иногда самому страшно становилось. Кругом беда: у кого с семьей, у кого с родителями, у кого что, а меня бог миловал. И приснился мне однажды сон. Стою я на крыльце незнакомого мне дома, а в руках держу здоровенный кусок мяса. А оно красное, да жирное такое. Перевернул посмотреть, а с обратной стороны на нём - ноготь от мово большого пальца с ноги, да чёрная волосина. И так мне противно и страшно стало, глядь, рядом какая-то бабка стоит и говорит: "Я бы мясо-то себе взяла".
  - Бери, - говорю, и мясо это, ей отдал. Проснулся, а от сна избавиться не могу. Так с этими мыслями в бой и пошёл. В атаку рванули дружно. Выскочил на бруствер, и чувствую - земля встала дыбом, а сам я лечу. И легко мне так и в тоже время тревожно, сам не знаю почему. Оглядываюсь, а кругом всё мельтешит, и разглядеть ничего не возможно. Потом вдруг с той высоты, куда взлетел, как ударюсь оземь и боль такая...
  Рассказчик заворочался, то ли устраиваясь поудобнее, то ли не зная как ту боль описать.
  - Чувствую сквозь боль, что не вдохнуть, не выдохнуть, и глаза не открываются. Поднес руку к глазам, да разлепил один. Не сразу разумел. Люди кругом, солдаты и все вповалку, многие на мне, от того и тяжесть. И тут слышу голос бабий: "Божечки, да там один живой!" И тут я сообразил, что это же меня хоронят. Хотел закричать, а губы спеклись и только смог, что прохрипеть. Дернулся, чтоб заметили, не похоронили, и от боли вновь в беспамятство впал.
  Сколь прошло времени и как что было, узнал потом. А было так.
  Очнулся я, смотрю кругом всё белое, чистое и красивое. Понятно, что не в госпитале. Думаю, может, помер? И тут боль почувствовал, но не ту страшную, от которой в беспамятство впал, а вроде как маленький щенок скулит, но терпеть можно. Сколь так лежал - не знаю. Потом дверь слышу - приоткрывается. Я глаза прикрыл, жду, что будет. А сам скрозь щелки подсматриваю. Вошла молодая женщина. Положила мне на лоб руку. Потом маленькой ложечкой губы мне смочила. Я сам не знаю, как вдруг глаза-то и открыл. А она улыбнулась: "Вот и хорошо. Теперь начнёте силы набирать".
  - Где я, - говорю как дурак, а она:
  - Вы пока поспите, потом я вам покушать принесу и всё расскажу. Да вы не беспокойтесь. Немцы далеко отступили. Опасности никой, - а голос такой ласковый, спокойный. Я и, вправду, уснул.
  Когда окончательно в себя пришел, то ужас меня обуял, я даже разобъяснить не могу какой. Жить не хотелось и всё тут. Одной ноги нет. Да ноги до самой половинки задницы... потрогать - страсть. Вырвало весь сустав, как не было. Однако от потери крови не помер, Марта говорит, нога на сухожилиях повисла, крупные сосуды сохранились. А когда она меня из могилы вытащила, то полевой хирург оперировать отказался. Сказал, что на такую грязь никакого антисептика не хватит. Да и вообще шансов - никаких. Притащила она меня к себе домой полумертвого, собрала дома, что ценного было да к знакомому врачу. А он старый, как пень. Сам потом видел. Но, согласился. Только говорит, сил уж нет, и придется ей помогать. Так и отрезали они мне ногу. Похоронила её Марта возле дома. Ходил потом смотреть на это место. А меня выхаживала долго. Но и это бы ещё пережил. Да выяснилось, что когда меня хоронить собрались, то документы похоронная команда, как положено, забрала и солдатский медальончик тоже, значит, по всем правилам похоронку отправили. Так что меня вроде и нет на свете. Отписал сначала родителям, что, мол, так и так, ошибка вышла - жив Ваш сын. А мне так скоро ответ приходит, что похоронили их вместе с другими жителями деревни, так как всех вместе расстреляли немцы из-за партизан. Я к этому времени уже себе деревянную ногу соорудил. Смотреть срамно, да всё в хозяйстве не в обузу. А тут как такое узнал - запил, хоть был до этого не пьющий совсем. Как-то пьяный свалился с этой самодельной ноги, лежу на земле, смотрю в небо и думаю, что ж это оно не хочет солдата принимать? За что мне муки такие? Нашла меня Марта, и волоком, как куль с дерьмом, так до дома и дотащила. А у крыльца как заорет на меня: " За что ты меня так, за что? Да неужели, - говорит, - я самая поганая баба!"
  Эту ночь мы впервые провели вместе. И веришь ли, но никакого дефекта, я у себя как у мужика, не обнаружил.
  - Повезло тебе, однако. Ногу оторвало вона до кель, а хозяйство сохранилось. Видать и впрямь бог планировал, что жисть твоя ещё продолжиться, - и сосед нервно хохотнул. Ему явно было не по себе от услышанного. Но прерывать рассказчика он не хотел.
  - Время шло. Сразу жене написать о таком своем виде не насмелился. А тут как-то вечером смотрю - Марту прямо наизнанку выворачивает. Чего, спрашиваю, никак отравилась чем?
  - Отравилась, говорит, отравилась, - а сама смеётся.
  Так и появилась у меня третья дочь. Ну, думаю, она меня с того света достала. Не могу её одну в это тяжелое время бросить. Вот подмогну немного дите подростить и домой. Дома-то похоронка на меня, значит и пенсию получают. А эта как тут? К этому времени документы мне Марта выправила, одной ей ведомыми путями. Только звался я теперь Ёрганом. А фамилия её, Мартина, значит. Но всё лучше, числиться живым, чем ходить покойным. Прошел год. Дочка наша ходить начала. А меня по ночам совесть и тоска стали так допекать, что жить со мной стало невозможно. Много слёз Марта вылила. Сколь раз себе клялся, собирайся да уходи, не тирань бабу. А как подумаю, что приду и всё разобъяснять буду - не могу. А тем временем Марта ещё дочь родила. Как-то тихо так, само собой.
  - Я, - говорит, - женщина замужняя и это всё естественно.
  Ладно, думаю, эту вот подращу, а там... Уж теперь и сам не знаю, как быть. Письма жене ни одного не писал, а то с них пенсию за потерю кормильца сымут. А горе она уж давно пережила.
  - Ну, а счас-то ты куда направился?
  - В деревню, где родители жили. Может, узнаю что ... Али уж могиле поклонюсь.
  Мужики еще немного поговорили о том, о сём и затихли. Только рассказчик за стенкой у Акулины всё ворочался и ворочался. Толи отрезанная нога болела, толи душа от которой ничего отрезать нельзя.
  Акулина лежала, и взволнованная услышанным, молилась:
  - Господи, если выпадет испытание рабу твоему Тимофею не на жизнь, а на смерть, помоги, отведи, помилуй. Пошли ему помощь, как послал этому человеку.
   А ещё Акулина думала под перестук колёс, что может быть, когда-нибудь и её Тимоха, также, как невидимый рассказчик за стеной, возвернётся к ней, ведь цыганка нагадала... Была ли в том гадании правда, или больше - мудрая житейская доброта? Но остаток бессонной ночи растревоженное сердце не давало ей покоя. А вагон громыхал на стыках, унося её в новую жизнь, оставляя в сердце прежнюю боль, да ожидание длинною в жизнь.
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"