Будилов Олег Юрьевич : другие произведения.

Беспокойный отпуск (исправленный вариант)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой решает провести отпуск в городе своего детства. Через несколько дней после его приезда, в старом парке, находят изуродованный труп, потом еще один. В полиции считают, что на людей нападает дикая собака, но в городе ползут слухи об оборотне.

  
   В город Н...я вернулся в середине сентября. Точная дата стерлась из моей памяти, может быть 13-го или пятнадцатого. Когда я уезжал из Петербурга, бабье лето уже закончилось, зарядили нудные холодные дожди, а здесь стояла настоящая золотая осень, светило солнце и пахло свежестью.
   Я спустился на перрон и зашагал к зданию вокзала. За последние 15 лет он почти не изменился, только еще больше облупилась краска и потемнела крыша, а стоящий возле билетных касс бесплатный туалет покосился и совсем врос в землю. Под вывеской с названием станции на деревянных ящиках сидели торговки семечками и громко обсуждали местные новости, рядом на лавке спал неопрятного вида мужичок. Пахло дегтем, прелой листвой и лесом, сразу за вокзалом начинался густой ельник. Я спустился с платформы и зашагал к остановке автобуса. На привокзальной площади было пусто. Возле продуктового магазина два маргинала пили вино, а вокруг неработающего фонтана бегали малыши и играли в пятнашки. Расписание автобусов было криво залеплено бумажкой, на которой красным фломастером кто-то вывел: "Отдых круглосуточно. Ольга". Ниже был указан телефон, но последние цифры успели оторвать.
   Рядом с остановкой стоял длинный облезлый одноэтажный торговый павильон. Почти все секции были закрыты и на витринах красовались вывески: "Сдается в аренду". Только в середине павильона торговали банными принадлежностями и разливным пивом, а в самом конце мигала вывеска придорожного кафе. Туда я и направился. Дни стояли теплые, поэтому двери в магазинах и заведениях держали открытыми. Я оказался в маленьком зале, рассчитанном на четыре столика. За низким прилавком стояла дородная тетка в грязно-белом фартуке и вытирала руки маленьким махровым полотенцем. На витрине лежали бутерброды с заветренным сыром и ржавой селедкой, стояли соки и минеральная вода, а у стены за спиной продавщицы громоздились бутылки с водкой и коньяком.
   - Добрый день! Кофе наливаете? - спросил я.
   - Наливаем, - бойко ответила толстуха, - с молоком или без?
   - Без молока, но с сахаром.
   Продавщица хмыкнула, достала откуда-то снизу из-под стойки белую чашку с блюдцем, бросила в нее ложку растворимого кофе, кусочек сахара и налила из чайника кипяток.
   - Только что закипел, - буркнула она, перехватив мой удивленный взгляд.
   - Что-нибудь еще? - спросила продавщица, протягивая мне чашку.
   Из подсобки высунулась молодуха, бросила на меня презрительный взгляд и опять спряталась.
   Я вздохнул.
   - Сто грамм коньяка и маленькую шоколадку.
   Пока я пил коньяк подошел автобус. Старый ЛиАЗ наверно был моим ровесником. Он опасно кривился на левый бок и отчаянно дымил. Я вошел через переднюю дверь и сел справа у окна. Водитель не обратил на меня никакого внимания, достал из кармана папиросу, закурил прямо в кабине, потом открыл дверь и выбрался на улицу. Прибежали две девчонки лет 15-ти, забрались в автобус, сели сначала напротив, но потом перебрались назад.
   - Да ну, - услышал я за спиной, - он же старый.
   Девчонки захихикали.
   Мы простояли еще минут пять и наконец, поехали. Я с интересом смотрел по сторонам. Город почти не изменился, старый рынок закрыли, а на его месте построили торговый центр, покрасили здание банка и вставили в окна стеклопакеты, наверно единственные во всей округе. Магазины стояли на прежних местах, кафе "Снежинка" сменило вывеску, зато Ленин возле школы по-прежнему куда-то указывал вытянутой рукой.
   Я вышел на четвертой остановке, немного прошел по шоссе вперед, обогнул бетонный забор и свернул в боковую улицу, застроенную одноэтажными деревянными бараками. Когда-то здесь жили рабочие красильной фабрики, но после того, как ее закрыли, многие здания оказались заброшены. Сейчас они потихоньку разрушались. Дорога привела меня к стоящим в ряд трехэтажным домам. В годы моего детства этот район назывался "Берлин", потому что после войны его строили пленные немцы.
   Я вошел в пропахший кошками подъезд, поднялся по лестнице и остановился на последнем этаже перед старой деревянной дверью, выкрашенной в коричневый цвет. Таких дверей на лестничной площадке было всего две. Я нажал на древний электрический звонок, от которого куда-то в глубину дома уходили перекрученные толстые провода. Дверь была настолько тонкой, что я отчетливо слышал звонок, словно сам находился в квартире.
   Где-то далеко раздалось шлепанье маленьких ног, щелкнул замок и дверь отворилась. На пороге стояла девчонка лет десяти в смешном халате с жирафами.
   Казалось, она совсем не удивилась моему визиту, но в квартиру не пустила, а уставилась на меня большими голубыми глазами.
   - Привет, - сказал я.
   - Привет, - ответила девочка и сунула в рот грязный палец.
   - Машка, егоза, - раздался звонкий голос, - кто тебе разрешал открывать дверь?!
   Откуда-то сбоку в коридор выбежала крупная седая женщина в халате, на бегу вытирая руки вафельным полотенцем.
   - Добрый день, тетя Нора, - сказал я и поставил чемодан на пол.
   Собственно, Нора Петровна не была моей родственницей, но все мое детство прошло рядом с ней. В восьмидесятом году непутевые родители отправили меня к тетке, с которой я прожил десять лет в квартире напротив. Она дружила с Норой и женщины по очереди занимались моим воспитанием, кормили борщом и пирогами, водили на речку купаться. Моей тетки давно не было в живых. Свою крошечную квартиру в старом кирпичном доме она завещала мне, и к Норе Петровне я зашел за ключами.
   - Витя! - соседка всплеснула руками, - неужели приехал? Вот уж не ждала, не гадала!
   Мы не виделись пятнадцать лет, но она сразу узнала меня. Своих детей у тети Норы не было, и она всегда воспринимала меня, как родного.
   - Вот, - сказал я, - выбрался к Вам в гости.
   Меня сразу провели в гостиную, усадили за стол и стали угощать чаем с малиновым вареньем. Я не сопротивлялся. Нора Петровна была для меня родной, и я корил себя за то, что никогда ей не звонил, только иногда посылал открытки на Новый год. Мы сидели за круглым столом, покрытым старой клетчатой клеенкой и разговаривали.
   Тетя Нора рассказывала о себе. Она уже несколько лет, как вышла на пенсию, но сидеть без дела не смогла. Денег не хватало, поэтому она торговала одеждой на городском рынке. Брала по дешевке у знакомой артельщицы вязанные вещи и продавала с небольшой прибылью.
   - На рынке теперь главный Пашка Грушин. Помнишь, учился с тобой в одном классе?
   - Помню. Жадноватый был парень.
   Тетя Нора засмеялась.
   - А он и сейчас такой. Жадный и толстый.
   Она рассказывала мне про общих знакомых, а я украдкой разглядывал смешную девчонку с косичками и гадал, откуда она здесь взялась.
   Когда Маша вышла в другую комнату, я, наконец, решился.
   - Тетя Нора, кто это? Чья девочка?
   - Моя, - весело ответила соседка.
   - У Вас же, кажется, не было родных...,- осторожно начал я.
   Здесь не принято было миндальничать и ходить вокруг да около. Местные жители вообще не отличались деликатностью. Если есть вопросы лучше сразу их задать.
   - А вот теперь есть, - Нора Петровна встала, поправила халат, - а может быть, мы с тобой водочки выпьем? У меня есть немного.
   - С удовольствием.
   Она принесла бутылку и два маленьких граненных стаканчика.
   Мы чокнулись и выпили.
   - Когда закрыли фабрику, работы совсем не стало и денег тоже, - сказала тетя Нора, - люди разбежались, многие в Москву подались. Больницу чуть не закрыли, а детский дом совсем без средств остался. Вот мы местные и разобрали, кого смогли, не всех конечно, некоторых в другой детский дом перевели в областной центр, ну а я Машку удочерила.
   В соседней комнате заскрипела кровать, похоже, девчонка прыгала на ней, как на батуте.
   - Она хорошая, помогает мне. Вот так и живем вдвоем, хлеб жуем.
   Я разлил водку и поставил пустую бутылку на пол.
   - Тетя Нора, мне отпуск дали. Несколько месяцев хочу здесь пожить. Говорят, моя тетушка Вам ключи от квартиры оставила.
   Соседка вскочила, засуетилась, убежала в другую комнату и вернулась с тяжелой связкой.
   - Точно оставила. Вот они.
   Она протянула мне ключи, и я убрал их в карман.
   Мы выпили и закусили хлебом с вареньем. Я не стал подробно рассказывать о себе, сказал, что не женат, что работаю менеджером по продажам.
   - А, что продаешь - то?
   - Да разное, что прикажут.
   Тетя Нора проводила меня в квартиру, Машка пошла с нами.
   - Я цветы себе забрала, ты уж извини, а то бы они здесь засохли. Некогда мне было каждый день ходить поливать. А все остальное так и осталось, как при Ирочке. Все на своих местах.
   В квартире пахло запустением и пылью, на столе, на шкафах лежали серые хлопья.
   - Спасибо Вам.
   Я поставил чемодан на стол, открыл и достал палку дорогой сырокопченой колбасы и печенье в жестяной коробке.
   - Вот, - я протянул все это Норе Петровне, - маленькие гостинцы.
   - Ну, что ты, - принялась она отказываться, - не нужно нам ничего.
   Но я не стал слушать и сунул еду ей в руки. Потом опять полез в чемодан и достал большой павлопосадский платок.
   - И это Вам. А вот про Машку я ничего не знал, поэтому ничего кроме печенья ей не привез. Хотя подождите.
   Я порылся в чемодане и вытащил большую бельгийскую шоколадку.
  
   Моя тетя никогда не работала на фабрике. В городе ее считали женщиной серьезной и воспитанной, уважали и любили. Она была заслуженным работником культуры и заведовала самодеятельностью в клубе. По воскресеньям она давала мне бесплатные билеты в кино. В первый год моей жизни в городе это здорово помогло. Сначала местные мальчишки воспринимали меня в штыки, но билеты решили сразу множество проблем.
   Первым делом я развесил вещи и разложил в шкафу белье. Правда для этого мне пришлось освободить полки и убрать тетины вещи в кладовку. Я перенес туда платья, кофты и единственное пальто, и аккуратно сложил все это в большую картонную коробку. В нижнем ящике буфета нашлось чистое постельное белье, и я застелил кровать. Потом открыл все форточки, нашел на кухне тряпку, смочил ее водой и вытер пыль везде, куда смог дотянуться, подмел пол и поставил чайник. Все здесь было старое, но из колонки текла горячая вода, и даже древний черно-белый телевизор показывал две программы.
   Вещей у меня было мало, зато в чемодане нашлась пачка хорошего молотого кофе, чай, еще одна палка колбасы, финский сыр, хрустящие хлебцы и литровая бутылка виски. Все это я выставил на кухонный стол.
   Так началась моя жизнь на новом месте. Пока я делал уборку, стемнело, зажглись редкие фонари. Из окна видна была больница и старый парк. Почти все здание оставалось темным и только на втором этаже в нескольких палатах светились окна. Больницу построили еще в самом начале двадцатого века на деньги купца Ануфриева, и все это время она оставалась единственной местной достопримечательностью. Два двухэтажных корпуса, построенные в голландском стиле и старый парк, привлекали внимание жителей и гостей города. Тем более что в парке сделали футбольное поле, и мальчишки с окраины в любую погоду сразу после школы со всех ног бежали сюда. По тенистым аллеям бродили влюбленные, а подростки, скрытые от родительского взгляда буйной растительностью, пили вино возле замазанных белой краской окон морга.
   Я долго стоял у открытого окна, наслаждаясь теплым вечером. Где-то далеко лаяли собаки, гудел тепловоз. Верхний свет я зажигать не стал, и когда стемнело, задернул плотные шторы, включил телевизор, налил виски в граненый стакан и сел в продавленное кресло смотреть новости.
  
   Утром в мою дверь позвонили. Встаю я рано, так что к тому моменту, как тетя Нора с Машкой пригласили меня пить чай с пирогами, я уже успел умыться, побриться и выпить кофе.
   Пирожки с капустой были очень вкусные. Машка закусывала их тонкими ломтиками копченой колбасы, а на сладкое ей выдали два печенья из моей коробки. В городе Н...всегда жили не богато и по традиции все деликатесы отдавали детям, но совсем понемногу, чтобы растянуть удовольствие.
   - Почти все твои одноклассники разъехались по стране. Остался только Пашка Грушин, Колька Лидский, он теперь большой человек, доктор, главный врач нашей больницы и Сашка художник не помню его фамилии, - рассказывала тетя Нора, - а из девчонок только Леночка Самохина. Она вышла замуж и живет где-то в центре. Людка Смирнова уехала в деревню с мужем, говорят, живут хорошо, но их уже лет пять никто не видел.
   Я ел пирожки и внимательно слушал. Даже, если тетя Нора не расскажет о моем приезде подружкам, все равно все узнают, город у нас маленький. Чтобы избежать ненужного любопытства и пересудов лучше самому найти старых друзей. Тем более что когда-то мы были очень близки, и я был бы рад увидеть их снова.
   - А Вера Пушкина не появлялась?
   Нора Петровна вздохнула и подлила мне еще кипятка.
   - Была твоя Верка, была. Пожила в Москве, ребеночка родила и развелась с мужем. Приехала, сына на руки матери скинула и опять уехала. Говорят, сейчас замужем за каким-то бандитом.
   Я кивнул. Моя школьная подруга никогда не отличалась разборчивостью в связях.
   - А ты, что же, - забеспокоилась соседка, - все еще любишь чертовку?
   Я отмахнулся.
   - Да, бог с тобой, тетя Нора! Сколько лет прошло.
   - Знаю я Вас мужиков. Всю жизнь можете по одной бабе сохнуть, а вида не подавать.
   - Нет уж. Не мой случай.
  
   После завтрака я отправился разыскивать старых друзей. Первое время после моего отъезда мы еще созванивались и отправляли друг другу открытки по почте, а потом стали общаться только в интернете - переписываться в социальных сетях и болтать по скайпу. В современном обществе этого вполне достаточно, но мне хотелось поговорить с живыми людьми, посидеть с ними за одним столом, в глаза посмотреть. Когда-то мы много времени проводили вместе и доверяли друг другу самые сокровенные тайны, но те времена давно прошли. Может быть, сейчас они предпочтут не узнавать старого друга.
   Первым я решил навестить Колю Лидского. Тем более что больница, где он работал, находилась в двух шагах от моего дома.
   Погода выдалась хорошая и перед тем, как зайти в приемное отделение я немного погулял по парку. Светило солнце, пахло опавшей листвой. Я медленно брел по дорожке, которая шла мимо первого корпуса, и с интересом разглядывал старинное здание. Его давно не ремонтировали, штукатурка начала осыпаться, кое-где обнажился красный кирпич, открытая терраса на первом этаже позеленела ото мха, ступени растрескались. Навстречу мне попалась молоденькая девушка, которая поспешила пройти мимо, низко опустив голову. Вдалеке за деревьями на футбольном поле слышны были детские голоса.
   Когда я оказался между первым корпусом и трансформаторной будкой кто-то сзади из кустов окликнул меня.
   - Уважаемый!
   В нашем городе в безлюдном месте подобное обращение не сулило ничего хорошего. Тем более, что произнесено оно было довольно вызывающим тоном. Я оглянулся и в упор уставился на жилистого субъекта одетого в тренировочные штаны, рваную телогрейку и грязные резиновые сапоги.
   - Уважаемый, - повторил он и сплюнул в траву, - закурить не найдется?
   Я всмотрелся в красное обветренное лицо.
   - Нет, Лорд. Я бросил и тебе не советую.
   Мужичок удивился, хотел что-то сказать, но потом выпучил глаза, охнул и стукнул себя ладонями по худым ляжкам.
   - Хвост! Ты, что ли?
   Местный пьяница и хулиган по прозвищу Лорд сильно сдал за последнее время. Тому виной оказался инсульт, перенесенный год назад и полная лишений жизнь. Почему Вадику Попко дали такую кличку уже никто не помнил. Возможно, потому что из всех здешних забулдыг он единственный был вежлив с дамами, читал книги и даже знал кто такой Квазимодо. Он потащил меня в кусты, где на старом пне была разложена нехитрая закуска, и стоял початый "малек". Пил Лорд один и как выяснилось, задевать случайного прохожего не собирался. Просто речь после болезни до конца не восстановилась, поэтому голос звучал грубо и вызывающе.
   - Если тихо говорю, не понимает никто, - пожаловался Вадик, - а на курево денег не хватило, вот и подумал у тебя стрельнуть.
   Ему явно польстило, что я его узнал и назвал старым "козырным" прозвищем. В детстве у всех пацанов были клички, и я не исключение. Но со мной все было просто, фамилия Хвостов трансформировалась в дворовое имя "Хвост".
   В молодости мы с Лордом не ладили и несколько раз дрались, даже грозились прирезать друг друга, но все это было по малолетке и внимания не заслуживало.
   Мы немного поговорили о всяких пустяках.
   - Выпьешь со мной? - неуверенно спросил Лорд. Водки было мало, и делиться со мной ему было жалко.
   - Нет, - ответил я, - нельзя мне. Болею, извини.
   Лорд заулыбался, но потом спохватился и помрачнел.
   - Понимаю. Сам едва ноги передвигаю.
   Я стал прощаться.
   - Если, что я здесь, - Вадик облизал потрескавшиеся губы, - у меня инвалидность, так что на работу ходить не надо. Если скучно будет, подходи.
   - Хорошо.
   - Только с бутылочкой, - хихикнул он.
   В приемном отделении на скамейке сидело несколько человек. Какая-то бабка в платке попробовала возмутиться, когда я спросил, где мне найти доктора и попытался пройти по коридору в сторону кабинета.
   - Мы все тут к доктору, - заверещала она, - что ты без очереди лезешь?!
   - Доктор сейчас занят, - не обращая внимания на скандалистку, сказала женщина лет тридцати в белом халате и шапочке, - если Вы на консультацию, то, пожалуйста, займите очередь.
   Я сделал серьезное лицо и казенным голосом ответил.
   - Я проверяющий из области. Надолго Николая Александровича не задержу. Он в каком кабинете?
   Бабка поперхнулась и затихла.
   - В пятом, - ответила медсестра.
   - У него пациент?
   - Нет. Прием начнется через пятнадцать минут.
   - Спасибо, - сказал я и пошел вперед, выискивая на двери цифру 5.
   Медсестра проводила меня недоуменным взглядом. Я постучал и вошел без разрешения.
   Николай сидел за столом и листал какие-то бумаги. Лоб его был нахмурен, очки сползли на нос.
   В школе Лидский учился хорошо и даже стал секретарем комсомольской организации. Он был серьезный, вдумчивый и старательный. Единственная его проблема была в том, что он влюблялся в русских девчонок, что не особенно нравилось их родителям и местной шпане. Коля еврей и подобные романтические увлечения часто выходили ему боком. Его били. Он отбивался, как мог, иногда выходил из драки победителем, иногда проигрывал, но зализывал раны и опять принимался за старое. Мы сдружились в девятом классе и даже мечтали вместе после школы поехать в Петербург, но Лидский уехал в Москву, где и получил высшее образование, неудачно женился, родил сына, развелся и вернулся домой.
   - Вы ко мне? - спросил он.
   - К Вам, - ответил я, подошел к столу, уселся на стул и по-хозяйски огляделся.
   - Я проверяющий из Москвы. Прислан обследовать Вашу кухню на предмет наличия тараканов и мелких грызунов.
   Лидский покраснел и стал медленно подниматься.
   - Наличия чего? Какие..., - начал он, но узнал меня и заулыбался.
   - Фу, ты, черт! Хвостов! Совсем меня запутал, - радостно сказал он, - а я смотрю глаза знакомые.
   Мы обнялись, и он усадил меня на старый продавленный кожаный диван.
   Долго задерживаться в больнице мне не хотелось. Во-первых, Коля был занят, а во-вторых, я пришел только для того, чтобы пригласить его сегодня вечером в гости.
   - Обязательно приду, - сказал он, на прощание пожимая мне руку, - кого ты еще позовешь?
   - Сашку Петрова хочу найти. Он в какой-то художественной школе преподает.
   - Не в какой-то, а в самой лучшей. К нему со всей области детей везут. Он теперь директор. Я сейчас дам тебе адрес.
   Николай написал что-то на клочке бумаги и сунул мне под нос.
   - А больше, кажется, из наших никого нет, говорят Пашка Грушин в городе, но мы никогда не общались.
   Лидский кивнул и вздохнул. Мне показалось, что он хочет что-то сказать, но только махнул рукой.
   - Все, - сказал Коля, - иди к Сашке, а мне работать надо. Вечером увидимся.
   Я вышел в коридор и развернул бумажку. Похоже, Коля ничем не отличался от питерских врачей, разобрать его почерк было невозможно.
   - Извините, - сказал я медсестре, - Вы не могли бы прочитать, что здесь написано?
   - Улица Краснофлотская, дом 9, - ответила она и улыбнулась.
   Женщина была очень милая, пухленькая с большой грудью. Именно такие всегда нравились Лидскому. Я улыбнулся ей в ответ и вышел на воздух. Где искать Краснофлотскую улицу я хорошо знал.
  
   Здание школы недавно отремонтировали, поставили новые окна и двери, внутри пахло свежей краской. В дверях меня встретил угрюмый охранник, но узнав, что я прибыл к Александру Григорьевичу из Петербурга для обмена опытом, не только пропустил внутрь, но и проводил к кабинету на втором этаже. Я постучал и вошел.
   Сашка Петров человек огромного роста сидел на стуле для посетителей и с задумчивым видом грыз сушки. На столе стояла гигантская кружка с дымящимся чаем, а на директорском кресле красовалась довольно мрачная картина, оправленная в богатую раму. На холсте маслом был изображен тучный мужчина с одутловатым лицом на фоне городской администрации.
   - Мне кажется, что цвета грязноваты и завалена линия горизонта, - сказал я.
   - Что за чушь несусветная? - задумчиво спросил Петров, развернулся и уставился на меня тяжелым взглядом.
   Какое-то время он просто смотрел, по-собачьи наклонив голову на бок, а потом встал, сделал несколько шагов и сгреб меня в охапку.
   Последний раз мы разговаривали по скайпу полгода назад, поэтому Сашка узнал меня не сразу. Он хотел напоить меня чаем, но я отказался.
   - Не могу больше, - объяснил я, - тетя Нора с утра до вечера пирогами кормит.
   Сашка сказал, что обязательно придет ко мне в гости и принесет что-нибудь с собой.
   - А чей это портрет? - поинтересовался я перед уходом.
   - Мэр наш Пуговкин Степан Сергеевич. Заказал нам портрет по фотографии, а я предложил эту работу одному из своих преподавателей.
   - Боюсь, что мэр будет не в восторге.
   Петров кивнул.
   - Придется переписывать.
   - Зато рама хорошая, - успокоил я его, - богатая, чиновничья.
  
   По дороге домой я зашел в продуктовый магазин. В углу невнятно бормотал телевизор и продавщица, подперев голову ладонью, смотрела какой-то любовный сериал. Она бросила на меня безразличный взгляд и опять отвернулась к экрану.
   На прилавке лежала дешевая колбаса, потемневший сыр, небрежно завернутый в полиэтилен, стояли банки с болгарскими маринованными огурцами и помидорами, с томатным и яблочным соком, коробки с яйцами и разноцветным печеньем.
   Я понимал, что скорее всего ничего хорошего в этом магазине не найду, но в центр или на рынок мне ехать не хотелось.
   - У Вас есть замороженная курица или мясо?
   Продавщица оторвалась от телевизора.
   - Курица есть.
   - Нормальная?
   Женщина пожала плечами.
   - Селедка хорошая, жирная, - неожиданно сказала она.
   - Давайте.
   Дома я скептически осмотрел купленный набор продуктов. Готовить я умел и любил, и к приходу друзей сумел накрыть довольно приличный стол.
  
   Сначала мы выпили мою бутылку водки, потом ту, что принес Петров и принялись за виски. Уже совершенно пьяный Лидский пошел курить на кухню и оборвал мне занавеску.
   - И все-таки, - говорил он, размахивая перед моим носом сигаретой, - ты дурак. Ты был одним из лучших в школе, а образования нормального так и не получил. Почему спрашивается? Потому что ленив. Чем ты теперь занимаешься? Менеджер по продажам, что за профессия такая? Тьфу!
   - Ну, хватит, - примирительно гудел Сашка, - всякая работа хороша лишь бы деньги платили.
   Мы засиделись глубоко за полночь и обсудили, казалось, все темы, какие только можно себе представить. Под самый конец, когда Петров уже раз десять сказал, что ему пора домой Коля предложил устроить грандиозную встречу одноклассников, разыскать и пригласить ребят из других городов.
   - А то нас здесь по пальцам пересчитать можно. Всего пятеро мужиков вместе с тобой, - заявил он.
   - Откуда столько, - удивился я, - ты, Сашка, Пашка, я и все. Кто пятый?
   Неожиданно Лидский пригорюнился и опустился на табурет.
   - Хм, - многозначительно сообщил Петров.
   - Пятый это Тимофей Банов, - сказал Коля.
   Я опешил. Тишка Банов или просто Банник был веселым и жизнерадостным пареньком. Когда-то он собирался стать инженером. Последний раз мы виделись пятнадцать лет назад.
   - Так что же Вы не сказали мне ничего, - возмутился я, - хороший мужик, я бы его тоже позвал.
   - Э-э, - начал Петров, но Коля его перебил.
   - Хватит мямлить. Правильно, что не позвал. Проблемы с Банником. С ума сошел.
   - Да ладно, - не поверил я.
   Лидский заерзал.
   - Банник в институт не поступил и вернулся сюда. Решил поучиться в техникуме, чтобы время зря не терять. Он же круглый отличник был. Ну, наша шпана его и невзлюбила. Он на всех собраниях первый, в учебе первый. Однажды они его подкараулили после занятий и отметелили, да так, что парень потом полгода в больнице провалялся и теперь как бы ни в себе.
   - Ну, дела. И что сделать ничего нельзя? Ты же доктор.
   - Доктор, - Коля посмотрел на меня, - хороший доктор, но не психиатр. Ему бы в Москву на обследование, но денег нет, связей нет, вот и живет здесь один. Мать умерла, из семьи одни собаки бездомные.
   - Так надо ему помочь, - не унимался я.
   - Помогли уже, - ответил Сашка, - он у Коли истопником и дворником работает, иногда мне в школе помогает работы для выставки развешивать.
   - В больнице его бесплатно кормят, - добавил Лидский.
   -Неужели все так плохо?
   - Эх! - Лидский поднялся, - плохо. А били его между прочим Пашка Грушин, Лорд и еще какой-то отморозок. Банник после того, как из больницы вернулся, все про тебя спрашивал. Ты же на юридический поступать собирался, вот он и ждал, что ты станешь знаменитым следователем, вернешься и накажешь тех, кто его изувечил.
   - Бред какой-то.
   - Ну, бред не бред, - сказал Петров, - а для него это что-то вроде мечты было. Он всем говорил: "вот Хвостов вернется и всех мерзавцев в тюрьму посадит".
   Я покачал головой. Банника было жалко.
   - А Лорда я сегодня видел возле больницы.
   - Я его каждый день, алкаша, вижу, - сообщил Коля, - допился до инсульта. Сидит в кустах возле первого корпуса, бухает и прохожих задирает.
   - Он мне сказал, что завязал, говорит теперь тихий.
   - Как же, держи карман шире. Он все Банника изводит, цепляется к нему, когда Тишка двор убирает. Говорят, даже деньги у него отнимает, я уже предупредил, если узнаю, в полицию сообщу.
   - Пора мне, ребята, - в очередной раз сказал Сашка, - уже начало второго, а завтра на работу.
   - Ладно, - Лидский полез под вешалку за ботинками, - все у Банника нормально. Работает, есть где жить, мы ему помогаем, чем можем, так что нечего тут...
   - Собак он любит очень, - сказал Сашка, - все время с ними возится, щенков с улицы подбирает.
   - Да-а, - протянул я, сказать было совершенно нечего.
  
   Утром мне было очень плохо. Я уже отвык пить водку в таких количествах. Тетя Нора принесла капустного рассола и укоризненно покачала головой.
   Полдня я провалялся в кровати, а когда отпустило, решил прогуляться по парку.
   На дорожках было пусто - взрослые на работе, дети в школе. Я брел по липовой аллее, вдыхая осенние запахи и наслаждаясь видом. Неожиданно из-за угла дома быстро вышел какой-то нескладный человек, затравленно огляделся и засеменил мне на встречу. Я отошел в сторону, чтобы уступить ему дорогу, но незнакомец неожиданно остановился, сделал несколько стремительных широких шагов и замер передо мной.
   - Здравствуй, Хвостов, - сказал он.
   Из-под низко надвинутой на лоб старомодной кепки на меня смотрели испуганные глаза. Я не сразу его узнал, а когда понял, кто передо мной сунул ему руку и попытался улыбнуться.
   - Банник, привет!
   Тимофей перестал косить глазами, посмотрел на мою ладонь, но давать свою не спешил.
   - Привет, Хвостов. Хорошо, что ты вернулся, - быстро заговорил он, глядя себе под ноги, - я тебе все расскажу. Здесь все мерзавцы. Они меня избили и изувечили, и теперь я в институт не попаду. Накажи их. Посади в тюрьму.
   Он поднял на меня безумные глаза, и я убрал руку.
   - Ты ведь для этого приехал? Ты следователь по особым делам. Уверен, что тебя прислали специально разобраться с тем, что здесь происходит.
   - Прости, Тимофей. Я не следователь. Я просто приехал погостить на несколько месяцев.
   Сначала я подумал, что он меня не услышал, но ошибся.
   Он завертел головой, выискивая кого-то взглядом.
   - Не может быть, - затараторил он, - я не мог ошибиться. Невероятно. Должно быть, кто-то что-то напутал. Ты следователь, тебя прислали специально.
   - Нет. Я обычный человек и никаких полномочий у меня нет.
   Я совершенно не представлял, как себя с ним вести.
   - Пойдем где-нибудь посидим, и ты мне расскажешь, как живешь.
   Банник дернулся.
   - Я плохо живу, плохо!
   Он вскинул руку и потер лоб, при этом кепка съехала на затылок.
   - Мне нужен следователь, мне угрожают. Их нужно срочно посадить в тюрьму.
   - Я не могу никого посадить в тюрьму. Кто тебе угрожает?
   Банник замотал головой, надвинул кепку на глаза и, молча, пошел прочь.
   Отойдя на несколько шагов, он крикнул, - иди за мной!
   Я подумал, что он хочет мне еще что-то сказать или показать, но оказалось, что последние слова предназначались не для меня. Откуда-то из кустов выскользнула крупная собака помесь немецкой овчарки с дворнягой и припустила за Банником. Я какое-то время смотрел им вслед, потом вздохнул и пошел дальше. Лидский был прав, я ничего не мог сделать для Тимофея.
  
   На следующее утро я поехал в центр. На попутном автобусе добрался до площади Ленина, вышел на остановке и пошел осматривать окрестности. За полтора часа я обошел, все достопримечательности и посетил три заведения. Два кафе, в которых мне удалось побывать, оказались похожи друг на друга, как близнецы, не удивлюсь, если у них был один хозяин. Кофе варили неплохой, но в залах было грязно, накурено и неуютно. В единственном на весь город компьютерном клубе стояли запрещенные законом игральные автоматы. От нечего делать я проиграл "однорукому бандиту" пятьсот рублей. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, и я прошел одну остановку пешком.
   Переходя перекрёсток, я заметил магазин игрушек и купил для Машки красивую куклу. Коробка была немного помята с угла, но я решил, что это не страшно. Не знаю, играют ли десятилетние девчонки в куклы, но мне хотелось что-нибудь ей подарить.
  
   Возле больницы наметилась непривычная суета, толпился народ, и стояла машина с мигалкой. Парк был закрыт, у ворот стоял полицейский и всех отправлял в обход. Я поймал пробегающего мимо мальчишку и спросил, что происходит.
   - Покойник там, - весело сказал парнишка, вывернулся и убежал.
   Я подошел к небольшой группе зевак.
   - Говорю, Вам, - запальчиво кудахтал старичок в зеленом дождевике и резиновых сапогах, - горло у него от уха до уха перерезано.
   - Да, что Вы такое несете, - спорил с ним приличного вида гражданин, - там обычный несчастный случай.
   - Какой такой случай, - наскакивал на него старичок, - говорю Вам форменное убийство.
   - А, что случилось-то, - тихо спросила пожилая женщина, которая подошла вместе со мной.
   - Пьяница местный помер, а вот отчего, почему не знает никто, - ответила сухонькая старушка, - а злыдни не пускают, посмотреть не дают, - с обидой сказала она, показывая скрюченным артритом пальцем на полицейских.
   Я подошел к забору. Служители закона откровенно скучали.
   - Простите, - вежливо поинтересовался я, - мне в больницу надо к Николаю Александровичу. Он мне назначил встречу на это время. Можно пройти?
   Я рассчитывал на то, что упоминание имени и отчества главного врача возымеет действие. В этих местах он настоящая знаменитость и человека лично знакомого с Лидским могут пропустить куда угодно.
   Сержант смерил меня задумчивым взглядом, сплюнул и отвернулся. Ответ был более чем очевиден, поэтому я отошел подальше.
   Вскоре Лидский в сопровождении нескольких полицейских и высокого худого человека в штатском вышел из больницы и направился в глубину парка.
   Я вытащил телефон и набрал номер.
   - Да, - рявкнул Коля.
   - Привет! Это Хвостов. Что у Вас стряслось? Везде полиция, к тебе не пускают.
   - Что это за номер, твой?
   - Мой.
   - Я перезвоню, - быстро сказал Лидский, - сейчас занят.
   Я отключился и пошел домой. Все равно пока полиция не закончит осмотр места происшествия к Николаю будет не прорваться.
  
   Машке очень понравилась кукла. Тетя Нора была на работе, и я забрал ребенка к себе. Мы расположились в комнате, девочка играла на диване, а я сидел на стуле у окна. Для куклы понадобились наряды, и я принес из кладовки тетины вещи. Машка развесила одежду и играла в магазин. Вечером я накормил ее колбасой и напоил соком. От финского сыра с плесенью она отказался, а к моему планшету отнеслась с недоверием.
   - Мне мама тоже такой купит через год. Она обещала - очень серьезно сообщила девочка.
   - Хочешь поиграть? Тут много игрушек.
   Машка неохотно потыкала в экран и вернула мне планшет.
   - Нет. Я лучше с куклой поиграю.
   Вечером мне попало. Тетя Нора отругала нас, и забрала ребенка домой. Во-первых, Машка должна есть суп, а колбаса -- это не еда, а во-вторых, она не сделала уроки.
   Когда они ушли я убрал вещи обратно в коробку и отнес в кладовку.
   Позвонил Лидский.
   - Извини, раньше не мог. У нас целый день была полиция.
   - А, что случилось?
   - Лорда собака загрызла.
   - Не может быть, - не поверил я.
   Из множества способов, которыми мог бы уйти из жизни хронический алкоголик Лорд выбрал самый неординарный.
   - Может, - ответил Коля, - он все время по району шлялся. Сам знаешь, собаки не любят пьяных.
   - Хозяина собаки нашли? - спросил я.
   - Да, какой там хозяин, - фыркнул Лидский, - и собаку не нашли. Может быть вообще дикая.
  
   Теперь в округе только и разговоров было, что о смерти Вадика Попко. О его гибели судачили старушки у подъездов, мужички в пивной, молодые мамаши, гуляющие с малышами и водители автобусов во время обеденного перерыва. Наверно Лорд и сам не ожидал такой популярности. За неимением свежих новостей сплетники вцепились в историю про несчастный случай и напридумывали множество несуществующих подробностей. Заговорили о собаке убийце, которую не то видели, не то слышали в больничном парке. Мальчишки сбивались в ватаги и специально гуляли в темноте по липовым аллеям, чтобы доказать свою исключительную смелость. Досталось и собачникам. Участковый обошел все ближайшие дома, проверил домашних питомцев и напомнил о том, что звери должны гулять в намордниках.
   Несколько дней "Берлин" гудел, как растревоженный улей, но потом Лорда похоронили и все успокоилось.
  
   В субботу в школе у Сашки Петрова была выставка детских работ. Мы с Лидским получили официальные приглашения. Казалось, что здесь собрался весь местный бомонд, включая нескольких заместителей городского главы. Школу высоко ценили в области, здесь учились дети чиновников и богачей, поэтому открытие выставки было обставлено, как событие городского масштаба. Была даже пресса. На открытие явилось несколько молодых девиц с кабельного канала.
   Работы были хорошие, и я получил настоящее удовольствие от мероприятия, не смотря на циничные замечания Лидского и фуршет, на котором говорили много пафосных слов об искусстве и развитии родного города.
   Петрова много хвалили. Сашка стоял пунцовый рядом с заместителями мэра, жал руки родителям учеников и отвечал на похвалы и приветствия. Когда основная масса гостей раскланялась, он потащил нас на второй этаж к себе в кабинет, закрыл дверь на ключ и вытащил из стола бутылку водки, нарезанное сало и банку домашних соленых огурцов.
   - Достали они со своими речами, упыри проклятые, - прогудел он, разливая водку в чайные чашки.
   - Не понимаю, что ты завелся, - спросил Лидский, доставая и закуривая сигарету, - нормальный фуршет. Мне даже перепал бутерброд с икрой.
   - А мне икры не досталось, - пожаловался я.
   - Все, что они говорили - вранье. Здешние чиновники на здание наше давно зубы точат, хотят отобрать. Слава богу, у меня учатся дети влиятельных людей, а то бы уже отхватили, - сказал Петров.
   Мы чокнулись и выпили.
  
   Со смерти Лорда прошло несколько дней и о несчастном случае уже начали забывать, когда сантехник Васька Скоморохов решил выпить пива по дороге на работу. Несмотря на запрет продавать алкоголь до 11 часов утра никто в нашем городе и не думал отказывать хорошему человеку в выпивке, поэтому сантехнику без разговоров дали бутылку крепкого. Васька пошел через парк, свернул с аллеи и забрался в кусты, чтобы не попасть на глаза жене, которая должна была в это время идти на службу. В зарослях он на что-то наткнулся, наклонился посмотреть, что там лежит, поперхнулся, выронил бутылку и со всех ног и помчался к приемному покою, выкрикивая на ходу какие-то нечленораздельные звуки. Он перебудил всю округу и до смерти перепугал дежурную медсестру.
   В больничном парке в нескольких метрах от того места, где нашли Лорда лежало мертвое тело.
  
   В этот раз полиции было еще больше. Целый день на территории больницы работали криминалисты, прибыл даже кинолог с собакой. Местные жители облепили решетку парка и расходиться не собирались, пацаны прогуливали школу и гроздьями висели на деревьях, чтобы рассмотреть подробности. Приехал даже чиновник из администрации с секретаршей в короткой юбке. Казалось, что больница находится в осаде. Лидский забаррикадировался в кабинете, но ему все равно пришлось ответить на целую кучу идиотских вопросов. Днем ему удалось вырваться на несколько минут, и он сразу позвонил мне.
   - Не понимаю, чего они все от меня хотят, - шипел он в трубку, - я всего лишь доктор. Я не могу отвечать за то, что происходит в этом чертовом парке. У меня даже сторожа нет. Мне, что самому там ночами с ружьем на карауле стоять?!
   - Коля, не дергайся, - утешал его я, - пусть полиция разбирается. Посылай всех подальше.
   - А я, что делаю!?
   - Покойника опознали?
   - Опознали. Это Мордовкин слесарь из ЖЭКа. Он с нами в параллельном классе учился. Помнишь его?
   - Нет, - честно признался я.
   - Да и черт с ним. Приходи часам к восьми. Надеюсь, они к этому моменту уже оставят меня в покое.
   - Хорошо.
   - Если до вечера меня сердечный приступ не хватит, - буркнул Коля и отключился.
  
   Я зашел в больницу и прождал Лидского около получаса, он давал интервью местному репортеру с кабельного телевидения. Официальные лица уже уехали, зеваки разошлись, но в парке оставили милицейский пост.
   - Совсем они меня измучили, - пожаловался Коля.
   Он достал из шкафа бутылку коньяка, две маленькие рюмки и шоколадку.
   - Выпьешь?
   - Не откажусь.
   В кабинете было сумрачно, горела только настольная лампа.
   - Уже второй несчастный случай. Просто какая-то собака Баскервилей. Теперь начнутся разговоры. У меня и так после смерти Лорда бабки бояться в больницу приходить.
   Мы выпили и Лидский закурил.
   - Шел бы ты домой, - сказал я.
   Коля выглядел плохо, видимо не высыпался и нервничал из-за случившегося.
   - Да куда я..., - начал он и замолчал, - собственно здесь и есть мой дом. Не могу в пустой квартире сидеть.
   - А медсестра блондинка, - спросил я, - хорошая женщина и в твоем вкусе?
   Лидский хмыкнул.
   - Срисовал уже?
   - А то.
   - Хорошая, но замужем.
   - Ну, когда тебя это останавливало?
   - Провоцируешь меня, - хмыкнул Коля, - ну и ладно.
   Он включил электрический чайник и полез в шкаф за растворимым кофе.
   - Да, нормально у нас с ней все, но мужа бросать не хочет, жалеет. Так что сегодня дома меня кроме холодной постели ничего не ждет. Ты торопишься?
   - Нет.
   - Тогда давай коньяк пить.
   Я кивнул, потому что ничего не мел против.
  
   Несколько дней прошли спокойно. То ли страшная собака исчезла, то ли ее отпугнул полицейский пост, но больше никаких убийств или нападений на территории больницы не случалось. Большинство пациентов выписались от греха подальше, влюбленные парочки перестали миловаться в парке, а местные жители стали ходить на автобус другой дорогой. Слухи в городе ходили разные. Нападения диких собак случались и раньше. Город был окружен лесами, и голодные бездомные дворняги сбегали в заросли, сбивались в стаи и терроризировали округу. Наш район, если не считать привокзальных улиц был на самой границе города. Сразу за больничным забором начиналась просека с линией высоковольтных передач, а за ней поднимался настоящий лес. Полицейские прочесали округу, но одичавшую стаю не нашли, живодеры на всякий случай переловили местных бездомных дворняжек. По кабельному телевидению сообщили, что бояться больше нечего. Так это или нет, никто толком не знал, но многие решили не пускать детей в школу. Тетя Нора тоже захотела оставить Машку дома, но девчонка заявила, что ничего не боится и в школу обязательно пойдет.
   - Ну, что ты с ней будешь делать, - переживала соседка, - а я весь день на работе, даже встретить ее не смогу.
   - Не беспокойтесь, тетя Нора, - сказал я, - мне все равно делать нечего вот и зайду за Машей в школу. Когда у нее уроки заканчиваются?
   - Что я маленькая, что ли! - возмутился ребенок, - не надо меня встречать, сама дойду.
   Тетя Нора только всплеснула руками.
   Решили так - Маша из школы вернется сама, больничный парк обойдет стороной, а я буду ждать ее во дворе.
   Я собаки не боялся, поэтому последние дни продолжал бродить по липовым аллеям. Дежурные милиционеры уже привыкли к моим ежедневным прогулкам и перестали обращать на меня внимания. Кабинет Лидского выходил окнами в парк и несколько раз я видел его за стеклом. Один раз он меня заметил и помахал рукой.
   Сегодня я решил изменить распорядок дня, дождался пока соседки уйдут по своим делам, взял полиэтиленовый пакет и отправился в лес. Сашка Петров рассказывал, что на просеках полно подберезовиков. Я с детства любил жареные грибы и подумал, что сейчас самое время заняться "тихой охотой".
   Стояла хорошая солнечная погода. Я бродил между березками, собирая последние осенние грибы. Ближе к высоковольтке росли "белоголовики", а возле самого леса - крепкие на толстых упругих ножках "черноголовики". Справа из-за кустов показались какие-то строения, но я решил обойти их стороной. Увлеченный сбором грибов я не сразу понял, что за мной наблюдают. Мягкие кочки заглушали шаги и, если бы рядом не вспорхнула потревоженная птица, я бы его не заметил. Банник прятался за густым ивняком. Что он здесь делал, было совершенно не понятно, потому что ни корзинки, ни пакета у него с собой не было. Заметив приятеля, я развернулся и пошел навстречу, приветливо подняв руку.
   - Привет!
   Он вышел из кустов и остановился, не доходя до меня метра полтора.
   Тимофей был в том же старом рваном плаще, сапогах и кепке.
   - Здравствуй, - сказал он, - грибы ищешь?
   - Да. Вот сколько набрал, - я показал ему почти полный пакет.
   - А собаки не боишься?
   Глаза Банника слезились и лихорадочно блестели.
   - Нет. Не боюсь. А что с твоей собакой? - в свою очередь спросил я.
   - С какой? - Тимофей насторожился.
   - Ну, с которой я тебя на днях видел. С немецкой овчаркой?
   - Ах, с этой, - Банник расслабился, - бегает где-то.
   - Ты ее далеко не отпускай, - сказал я, - живодеры бездомных собак ловят, как бы и твою не поймали.
   Тимофей неожиданно засмеялся. Смех получился нехороший, словно ворона каркала.
   - Они ее не поймают, - сказал он и вдруг заученным театральным движением стянул с головы кепку, поклонился и задом попятился в кусты.
   - Пока! - сказал я, но Банник не ответил.
   Я пожал плечами и полез за очередным грибом. Что возьмешь с сумасшедшего?
   Незаметно я подошел к самому лесу. Собственно, в зарослях делать мне было совершенно нечего, но я зачем-то шагнул на знакомую тропинку. В детстве эти места были мной исхожены вдоль и поперек, поэтому заблудиться я не боялся. Грибы среди елок не росли, и я просто наслаждался запахами леса и красивым видом. Дойдя до ручья, я остановился. Когда-то в этом месте пролегала незримая граница, установленная для нас взрослыми - переходить узкий мостик было запрещено под страхом сурового наказания. Редкие смельчаки не слушались старших и перебирались на другую сторону. Меня среди них не было. Признаться, я хоть леса и не боялся, но рисковать не любил.
   Всю дорогу меня преследовало ощущение, что за мной кто-то идет по пятам. Несколько раз я оглядывался по сторонам, но так никого и не заметил. Может быть, это Банник крадется следом, чтобы выждать подходящий момент и наконец, рассказать обо всем, что накопилось у него на душе?
   Задержавшись у ручья, я спустился к воде, ополоснул лицо и поднялся обратно на мостик. На тропинке в нескольких метрах от меня стоял крупный серый зверь. Сначала я подумал, что это собака, но потом заметил, что хвост у нее поджат и вспомнил, что, по словам местных жителей, так должен выглядеть волк. Следопыт из меня неважный. Конечно, когда-то в детстве я читал книги знаменитого натуралиста Виталия Бианки, но сейчас все равно не смог бы вспомнить описание хищника.
   Зверь спокойно стоял и разглядывал меня. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга, потом он мигнул, показал зубы, развернулся и не торопясь скрылся в чаще.
   Я еще немного постоял, приходя в себя после неожиданной встречи, и пошел домой. На сегодня приключений для меня было достаточно.
  
   До Машкиного возвращения я успел принять душ, переодеться, почистить и приготовить грибы, накрыть на стол и даже немного прибрать в квартире. Без десяти три я вышел из подъезда. Во дворе на лавочке сидели угрюмые старухи, которые проводили меня настороженными взглядами и сразу зашептались. Я не стал обращать на них внимания и расположился с книжкой на скамейке возле детской площадки. У тети была хорошая библиотека, которая не давала мне умереть от скуки. Большинство книг я помнил с детства и относился к ним с почтением и любовью. Бедная тетя доставала их в советские времена с большим трудом, заказывала через знакомых в Москве, собирала и сдавала макулатуру, чтобы потом получить билетики на приобретение той или иной редкой книги.
   Вообще я понимал, что веду себя, как свинья. В городе Н... я провел уже больше недели, но так и не удосужился навестить могилу тети. Нора Петровна уже несколько раз упрекала меня в этом и была совершенно права. Я никогда не любил кладбища, потому что холодные могильные камни совершенно не ассоциировались у меня с конкретными людьми. В моем воображении они существовали до сих пор. Ходили, говорили, носили любимую одежду, пахли духами, запах которых я помнил с детства. Я представлял, что тетя по какой-то причине оказалась очень далеко, например, в другом городе и поэтому навестить ее нет никакой возможности. Такое отношение к мертвым сформировалось у меня очень давно, поэтому посещение могил я воспринимал, как скучную лишенную всякого смысла процедуру. Единственное, что заставляло меня появляться на кладбищах - это чувство долга перед умершими, я старался следить за тем, чтобы надгробия выглядели подобающим образом.
   Как выяснилось, за Машку мы могли не волноваться. Она появилась в окружении целой толпы мальчишек и девчонок, которые не только не дали бы ее в обиду, но, казалось, сами могли обидеть кого угодно. Тем не менее, она с гордостью сообщила всем, что ее встречают, позволила мне взять ее сумку и проводить до квартиры. От грибов она отказалась и сказала, что будет делать уроки, поэтому мне пришлось обедать в одиночестве.
  
   Последнее время я совсем обленился, после обеда прилег на диван, а проснулся уже около восьми от звонка в дверь.Тетя Нора пришла меня поблагодарить за то, что встретил ребенка. Она принесла с собой ватрушку, и я усадил ее пить чай.
   Мы поговорили о всяких пустяках, соседка рассказала о работе, о том, что с наступлением холодов покупать ее товары стали чаще, и если так пойдет дальше, то к новому году заработок может увеличиться почти в два раза.
   - Только бы оборотня этого проклятого поймали поскорее, - неожиданно сказала она.
   - Какого оборотня? - не понял я.
   - Ну, собаку эту, которая людей убивает, - пояснила тетя Нора.
   - Так-то собака, а оборотень здесь причем?
   - Говорят, что не простая это собака, - тетя Нора почему-то перешла на шепот, - во-первых, по кабельному наш местный краевед выступал, Борис Борисович, и про нечисть всякую рассказывал, а во-вторых, сегодня тетки на рынке говорили.
   - О чем?
   - Ну, сам посуди. Лорд уж, на что хулиган был и все время ножик в кармане таскал, а не уберегся. И второй покойник тоже. Говорят, они даже не сопротивлялись, значит, не ожидали ничего плохого. Если бы на них собака напала, то они бы от нее попытались отбиться или убежать. Вот и получается, что не животное это было, а человек. Причем знакомый. Они его совсем близко подпустили и не побоялись, а он возьми и оборотись волком.
   Я смотрел на соседку и не знал, что делать - то ли смеяться, то ли за голову хвататься.
   - Да, что ты тетя Нора? Ну, какие оборотни в наше время. 21 век на дворе.
   Она махнула на меня рукой.
   - Да я и сама не верю, вот только люди в городе говорят. И еще говорят, что все пути дорожки к больнице ведут, к доктору нашему.
   Вот это было по-настоящему плохо. Глупых людей везде много, но, если они от страха начинают искать виноватых, жди беды. Если бы мы сейчас сидели где-нибудь на питерской кухне я бы на слова соседки даже внимания не обратил, но здесь в этих диких местах пьяным мужикам может прийти в голову все, что угодно. Мне совсем не хотелось, чтобы какой-нибудь алкаш взял обрезок трубы и пошел разбираться с оборотнем - Лидским.
   - Тетя Нора! Коля весь город лечит, скольких людей с того света вытащил, а вы его в душегубы записали.
   Соседка вздохнула.
   - Да я понимаю, что ерунда все это, вот только пусть он поосторожней будет. Народ много чего по темным углам шепчет. Я и говорю, скорее бы поймали собаку эту проклятую, пока не случилось ничего.
   Когда она ушла я задумался. Нора Петровна хотя и была женщиной простой и в институте не училась, но всегда отличалась умом и главное живой житейской мудростью. Конечно, ни в какую нечисть она не верила, и разговор этот завела исключительно для того, чтобы предупредить меня о том, что у местных от страха стал ум за разум заходить. Зная не понаслышке на что способен пьяный работяга, она решила через меня предупредить Лидского. Ай да тетя Нора!
   Я улыбнулся и позвонил Коле.
   Сначала он долго не брал трубку, но потом все-таки ответил недовольным голосом.
   - Слушаю!
   - Привет! Это Хвостов.
   - Привет! Что ты трезвонишь, словно случилось что-нибудь? Я из ванной в одном полотенце выскочил.
   - Да хотел узнать, где пропадаешь.
   - Я дома. Собираюсь спать ложиться. Мне завтра рано вставать.
   - Так больница в девять открывается.
   - Ну, а мне раньше надо быть, - огрызнулся Лидский, - все пока. Я пошел, а то вода остынет.
   - Пока.
   Он отключился, а я подошел к окну и выглянул во двор. На улице было темно, горели редкие фонари. Интересно, зачем это Коле понадобилось идти в больницу в такую рань? Наверно у него свидание с пухленькой медсестрой. Хочет побыть с ней наедине хоть несколько часов перед началом рабочего дня.
   "Вот и хорошо", - подумал я, - "вот и молодец".
   Я сдвинул занавески и включил телевизор.
  
   Утром я отправился на кладбище. Для того, чтобы добраться до погоста мне пришлось сначала долго ехать на автобусе, а потом пройти около километра по проселочной дороге. Кладбище было старым и занимало довольно приличный участок соснового леса. Решетку обновили, покрасили домик сторожей и повесили новые чугунные ворота.
   Нора Петровна подробно рассказала мне, где найти тетину могилу и даже нарисовала карту, поэтому я почти сразу нашел нужное место. За могилой явно следили. Возле черного гранитного камня с именем, датой рождения и смерти была вкопана стеклянная банка, в которой торчали засохшие хризантемы, а в изголовье прямо в песок были воткнуты поблекшие от непогоды искусственные цветы.
   За лето все заросло сорняками, поэтому первым делом я вырвал и выкопал разросшиеся люпины и какую-то непонятную траву, убрал из банки сухие цветы, а на их место поставил белые розы. После того, как я расчистил пространство, помыл и протер камень, могила стала выглядеть по-другому.
   Занимаясь своим нехитрым делом, я мысленно разговаривал с тетей и просил у нее прощения за свое долгое отсутствие.
   Когда работа была закончена, я еще раз оглядел могилу, поправил цветы, кивнул, словно прощаясь с живым человеком, и быстро зашагал к автобусной остановке.
   Почему-то мне казалось, что на "том свете" тетушка обязательно мне все выскажет и про долгое отсутствие, и про обидное невнимание к родне. Ну и ладно, я был совсем не против такой встречи.
  
   Вечером я зашел к Норе Петровне. Хорошо, что я не успел поужинать, потому что меня сразу усадили за стол и стали угощать пирожками с картошкой. Пекла тетя Нора часто, любила угощать приятелей и соседей. Особенно ей удавались пирожки и ватрушки. Надо признаться, выпечка получалась у нее намного лучше, чем остальная еда. Машка, конечно, отвертеться от супа или тушеных овощей не могла, но мне обычно удавалось вовремя сбежать.
   Мы засиделись на кухне, обсуждая последние новости. Телевизор у тети Норы работал весь день и выключался только на ночь. Она к этому давно привыкла и уже не обращала внимание на то, что показывал городской кабельный канал. Среди рекламы и занудных выступлений представителей городской администрации мне бросился в глаза задумчивый усатый дядька в берете, который на полном серьезе обсуждал с корреспондентом возможность появления в городе настоящего оборотня. Сначала я подумал, что это какой-то розыгрыш, но скоро стало понятно, что гость программы и не думает шутить.
   - Бред какой-то, - сказал я, - уже и по телевизору про оборотня заговорили. Скоро начнут ведьм на кострах сжигать.
   - А это краевед наш Борис Борисович, - улыбнулась соседка, - он человек знающий, настоящий музей открыл, раскопками занимается.
   - Выходит умный человек, а такой вздор несет.
   - Вообще-то он во все это и правда верит, - добавила тетя Нора, - говорят, даже про наших оборотней книгу пишет.
   Я удивленно уставился на нее. Конечно, о чем только в наше время не пишут. В интернете мне доводилось читать довольно странных авторов - уфологов, ясновидящих и целителей. Такая литература всегда найдет своего читателя. Но одно дело наткнуться на подобное безобразие в сети и совсем другое услышать безумную теорию о существовании оборотня по телевизору в городе, где только что загрызли насмерть двух человек.
   - Напрасно они это по кабельному показывают, - сказал я, - особенно сейчас.
   - А тебе, что совсем не интересно про нечисть эту послушать. Мне вот интересно, - поддела меня соседка, - а то живем скучно и поговорить не о чем, а тут на тебе оборотень объявился.
   Сказать было нечего. Действительно странные и пугающие события последних дней расшевелили наш сонный муравейник, и теперь в городе хватало тем для разговоров.
   - Мне не интересно, - ответил я, - мне страшно, что он еще кого-нибудь загрызет.
   После короткой заставки передача продолжилась, теперь в студии появился еще один персонаж, какой-то мужичок, который якобы видел страшного зверя собственными глазами. Он понес откровенный бред, и краевед довольно бесцеремонно оборвал нового гостя. Казалось, свидетель появился очень кстати, чтобы подтвердить слова Бориса Борисовича, но краевед накинулся на него и разгромил в пух и прах.
   - Странный товарищ, - сказал я, разглядывая старика, - интересно было бы с ним поговорить.
   - Так и поговори, - тетя Нора подлила мне заварки, - он музей на территории фабрики открыл. Цеха совсем развалились, а контора еще в хорошем состоянии. Вот он на первом этаже и устроился.
  
   На следующий день я оделся поприличней и отправился к заброшенной фабрике. Раньше огромные корпуса выглядели солидно. Построенная еще в конце 19-го века красильня сначала принадлежала местному купцу, потом была национализирована и прослужила городу верой и правдой до конца 90-х годов.
   При Советской власти тут работало почти все взрослое население округи, а теперь некогда величественное здание пришло в негодность, ржавые крыши провалились, забор покосился, а круглая водокачка, похожая на башню средневекового замка, обросла мхом. От былого величия осталось только здание конторы, кое-как покрашенное с целыми окнами и дверью. Кто-то разбил перед входом клумбу и засадил ее неприхотливыми цветами, которые еще держались, несмотря на наступление осени.
   Я остановился перед входом и задумчиво оглядел старые стены. Что привело меня сюда, почему вдруг ни с того ни с сего я заинтересовался убийствами, стал прислушиваться к разговорам и сплетням, и даже отправился поговорить с местным краеведом? В сущности, все, что происходит в городе Н..., меня совершенно не касается. Через пару месяцев я уеду отсюда и займусь привычными делами, окунусь в жизнь большого города и думать забуду о своей малой родине. До мертвого Лорда и покойного слесаря мне не было никакого дела. Второго я даже не знал. Так зачем же я прошагал через весь город и оказался возле заброшенной фабрики? Ответа не было. Я еще немного постоял и взялся за дверную ручку.
   Внутри конторы оказалось чисто и светло, через высокие окна падал холодный дневной свет, пахло свежей краской. Из просторной прихожей вели две двери. Правая оказалась закрыта на висячий замок, поэтому я толкнул левую и вошел в большую залу. Наверно, когда-то здесь была настоящая контора, сидели счетоводы или писари, стояли столы и стулья, а сейчас большое пространство было совершенно пустым, только вдоль стен притулились старые верстаки, переделанные в витрины.
   Из дальнего угла мне навстречу поднялся какой-то человек. Краеведа я узнал не сразу, потому что на этот раз он был без костюма, в теплом свитере домашней вязки. Смешной старомодный берет тоже куда-то делся, открыв обширную лысину в обрамлении спутанных седых волос.
   - Здравствуйте, - весело сказал директор музея и направился прямо ко мне.
   - Добрый день.
   - Вы видимо хотели осмотреть нашу экспозицию, - спросил он, неловко протягивая руку не то для того, чтобы пожать мою, не то для того, чтобы взять меня под локоть и провести по залу, - но вход у нас платный - 100 рублей.
   Я растерялся и поэтому сначала зачем-то пожал краеведу руку, а потом полез за кошельком.
   Получив деньги, Борис Борисович расплылся в улыбке.
   - Что Вас привело в наш скромный музей? Вы не здешний? Из Москвы? - спросил он, разглядывая мой плащ и туфли.
   - Да. Я здесь проездом. Увидел Вас по местному телевидению и заинтересовался рассказами про оборотней, - прямо сказал я.
   Краевед закашлялся и промокнул глаза несвежим платком.
   - Боже мой, - растерянно пробормотал он, - но это же совсем не интересно, ничего там такого нет, старая история.
   Я искренне удивился. В студии старичок довольно охотно разглагольствовал на эту тему, а здесь неожиданно смутился. Хотя, возможно, выступление на телевидении было простой саморекламой и версию об оборотне он приплел ради "красного словца", чтобы заинтересовать зрителей и привлечь в музей побольше народа.
   - Вы что же интересуетесь, так сказать, разными загадками и мифическими персонажами? - не без ехидства поинтересовался он.
   -Не в этом дело, - ответил я, - просто в этом городе прошло мое детство, и я никогда раньше не слышал о местных оборотнях. Мне стало любопытно. Это, что же сказка или предание?
   - Не совсем, - улыбнулся Борис Борисович, - давайте сделаем так, я покажу Вам музей, а заодно расскажу об оборотне. Согласны?
   - Согласен.
   Не могу сказать, что экспозиция произвела на меня сильное впечатление. Здесь были фотографии старой фабрики, бывшего хозяина, инженеров и мастеров, документы, несколько довольно безвкусных портретов, написанных каким-то местным умельцем, большая картина под названием "Революционные рабочие", странного вида станок, старинные монеты, две прялки, какие-то плохо узнаваемые ржавые инструменты, фрагменты выловленного из реки парового катера, несколько грамот с портретом Ленина и фото улыбающихся молодых людей, одетых по моде 70-х из личного архива какого-то Мохнаткина. Одним словом, на сто рублей экспозиция явно не тянула. Максимум на полтинник.
   Когда мы оказались возле стола Борис Борисович указал мне на стул.
   - Прошу садиться, - церемонно сказал он, - а теперь я расскажу Вам о нашем чудовище или, если угодно об оборотне города Н...
   Оказалось, что ничего мистического в этой старой истории не было. В начале 20 века еще до революции случилось несколько ужасных преступлений. Убиты были две молодые женщины. Следствию удалось установить, что их загрыз волк. Охотники прочесали лес, настреляли диких зверей, но убийства продолжились. В общей сложности погибло пять женщин. Прислали чиновника из Москвы, он провел расследование и пришел к выводу, что на месте преступления вместе с волком присутствовал человек. Полиции удалось выяснить, что один из местных лесников, человек угрюмый и неразговорчивый нашел в лесу волчонка, вырастил его и всюду водил с собой. Лесника арестовали и допросили. Волка, который крутился поблизости, застрелили. Следователь подозревал, что обвиняемый натравливал на женщин своего зверя, а потом грабил тела. Лесник все отрицал, а ночью в камере повесился. Когда дома у него произвели обыск, то нашли вещи погибших.
   - Вот собственно и вся история, - сказал Борис Борисович, - в народе лесника окрестили "оборотнем" и какое-то время пугали им маленьких детей.
   - Ну, на телевидении Вы говорили совсем другое, - сказал я.
   - Уж простите, - директор музей развел руками, - во-первых, журналист попросил поумничать, ему нужен был горячий материал, а во-вторых, это я для рекламы музея соловьем разливался. Никто не ходит, - пожаловался Борис Борисович, - а мне надо аренду платить и за свет тоже. Все из своих денег отдаю. Хорошо хоть "Вервольф" помогает.
   - Кто? - не понял я.
   - Рядом через стенку скинхеды себе "качалку" сделали. Назвали "Вервольф" - оборотень по-немецки. Вместе аренду платим. Не так накладно выходит.
  
   Город замер в ожидании новых происшествий, полиция обходила собачников, трясла заводчиков и единственную в городе собачью школу. Лидский подолгу засиживался в больнице. С Сашкой мы встретились один раз, посидели в кафе и договорились держать связь. Я бездельничал, валялся на диване с книгой, смотрел телевизор и много гулял.
   Черт меня дернул приехать в этот город. Садясь на поезд, я представлял себе все по-другому: постоянные встречи старых друзей, веселые пьянки, свидания с бывшей подружкой. Но друзья были заняты своими делами, подружка болталась неизвестно где, а заводить новую я пока не собирался, поэтому отпуск получался однообразный и тоскливый. Собственно, никакого отпуска у меня не было. Я уволился с работы, а новое место должно было освободиться только через пару месяцев. Моя жизнь круто поменялась, я расстался с женщиной, с которой прожил последние 5 лет и был совершенно издерган скандалами. Сидеть в Питере было невыносимо, и я решил проехать через всю страну, чтобы навестить город детства.
   Я никому не хотел навязываться, но от скуки опять пригласил одноклассников в гости.
  
   В магазине возле дома меня уже знали. Продавщица оторвалась от сериала и улыбнулась.
   - Опять друзей ждете? - спросила она, заворачивая в бумагу селедку.
   Удивляться тут было нечему. Наш город настолько маленький, что, если в одном районе чихнул, в другом скажут: - будьте здоровы. И хотя мы с друзьями вели себя очень прилично, не шумели и музыку громко не слушали, но все соседи уже знали в какую квартиру ходит главный врач больницы и директор художественной школы.
   Зная о предстоящем торжестве, а любую бытовую пьянку при желании можно так назвать, тетя Нора испекла пирог с рыбой. Сначала мне позвонил Лидский, потом Петров. Они собирались зайти к семи, но жизнь беспощадно скорректировала наши планы.
   В 18 часов 12 минут идущий с рыбалки пенсионер Васюков услышал за гаражами испуганные крики, и обнаружил в куче опавшей листвы бездыханное тело. Мертвец выглядел ужасно, весь в крови и горло разорвано. Пенсионер заголосил так, как еще не кричал никогда в жизни, заметался, выскочил на проспект и рухнул на руки первым попавшимся прохожим. Когда старика привели в чувство, он вспомнил, что вроде бы видел мелькнувший вдалеке собачий силуэт.
  
   В этот раз все произошло довольно далеко от больницы, но Лидского все-равно допросили. Он был ужасно недоволен, ворчал и злился, но терпеливо ответил на все вопросы и был отпущен около девяти часов вечера.
   - Какого черта, - возмущался он, снимая пальто у меня в прихожей, - меня там даже близко не было, есть десяток свидетелей, которые видели меня в больнице, а я отвечаю на нелепые вопросы.
   - Скажи спасибо, что рано отпустили, - сказал Петров, который все это время сидел у меня и уже успел выпить полбутылки водки.
   - Спасибо, - ни к кому конкретно не обращаясь, ядовито сказал Коля, сел за стол, налил себе "штрафную" и выпил.
   Вечер был испорчен. Я пробовал расшевелить одноклассников, но желания веселиться у них пропало, к тому же Петрову несколько раз звонила жена и что-то выговаривала недовольным тоном. Все разговоры за столом неизменно сводились к происшествию в больничном парке, но так как информации у нас не было никакой, все это напоминало гадание на кофейной гуще.
   - Ну, ладно, - не сдавался Петров, - а что полиция говорит? Есть хоть какие-нибудь зацепки? Что это за собака, откуда?
   - Ничего у них нет, - ответил Лидский, - эксперты говорят, что это крупная псина, и что возле тела нашли мужские следы.
   - Ничего себе, - сказал я, вспомнив разговоры об оборотне.
   - Да ладно, - отмахнулся Петров, - в нашем парке всегда полно собачников. Не удивительно, что они наследили.
   - Ничего подобного, - возразил Николай, - место, где нашли первых двух покойников довольно безлюдное, обычно туда никто не ходит.
   - Безлюдное, а тела быстро обнаружили, - не согласился Петров.
   Они заспорили, но быстро выдохлись.
   Мы еще немного посидели, допили бутылку и Лидский с Петровым засобирались домой.
  
   Последнее убийство всколыхнуло горожан и вылилось в несанкционированный митинг, на котором собралось несколько десятков человек. Днем в местных новостях выступили мэр и начальник полиции, а на следующий день объявили большую облаву, которой в нашем городе не бывало с 58 года.
   Все, кто имел охотничий билет, могли принять участие в охоте на волков и диких собак. Про оборотня говорили уже на каждом углу, не скрываясь, ругали полицию и требовали защитить детей, стариков и почему-то особенно беременных женщин. Облава должна была состояться завтра в восемь часов утра, а общий сбор был назначен на стадионе в 7.30.
   Вечером ко мне заглянула тетя Нора. Когда по телевидению сообщили о том, что леса закрыты для посещения, а местных жителей просят оставаться дома до особого распоряжения Машка ужасно перепугалась и теперь сидела в комнате с куклой в обнимку и отказывалась есть.
   - Посидел бы ты у нас, что ли, - попросила соседка, - все-таки мужчина в доме. И мне спокойней будет.
   Я согласился и устроился в гостиной, пока Нора Петровна кормила и укладывала в спальне перепуганного ребенка.
   - Не хочет спать, - пожаловалась соседка, - и поела совсем чуть-чуть, словно птичка поклевала.
   - Отдайте ей на растерзание коробку печенья, - ответил я, - она от страха все слопает.
   - И правда, - всплеснула руками тетя Нора, - и морса клюквенного ей налью.
   Меня тоже напоили морсом и угостили блинами со сметаной.
   - А ты завтра на облаву пойдешь? - спросил соседка.
   - Не знаю, - сказал я, - у меня и оружия нет, а вот Лидский собирается. Он оказывается охотник.
   - И ты с ним сходи.
   - Схожу, - согласился я, - разве только за кампанию.
   Тетя Нора вышла из комнаты, чем-то погромыхала в кладовке и вернулась с ружьем наперевес. Это была старая горизонталка отечественного производства.
   - Муж мой покупал давным-давно, - сказала соседка, - вот и пригодилась.
   Она заботливо протерла стволы кухонным полотенцем и протянула мне оружие.
   - И патроны есть, - сказала она, - где-то в серванте лежат, сейчас найду.
   Ружье было старое, но в хорошем состоянии. По моей просьбе тетя Нора раздобыла у соседа немного автомобильного масла и выдала мне несколько ненужных в хозяйстве тряпочек. Вместе с патронами отыскался и шомпол.
   Машка съела все печенье и вышла к нам. Она с интересом смотрела, как я чищу двустволку.
   - Видишь, - сказал я, - теперь бояться нечего. Если волк к нам заявится, я его застрелю.
   Девочка посмотрела на меня с испугом, кивнула и пошла спать.
   - И вы тетя Нора ложитесь, а я на кухне посижу, Вас покараулю.
   - Нет уж, - сказала соседка, - оставайся здесь и ложись на диване, а я с Машей посплю.
   Я попросил Нору Петровну не стелить белье, а просто дать мне плед и подушку.
   Всего в серванте нашлось четыре патрона с дробью. Они были такие старые, что идти с ними на охоту я бы не рискнул.
   Стены в квартире были тонкие, двери картонные, поэтому я слышал, как тетя Нора с Машей о чем-то болтали. Когда они затихли, я положил ружье на стол, подстелив под него старую газету, и лег спать.
  
   Утро выдалось серое и холодное. Я зашел к себе, принял душ, выпил чашку кофе и отправился на стадион. Здесь уже яблоку негде было упасть. Многие охотники приехали на внедорожниках целыми группами. От такого кол-ва оружия и камуфляжа рябило в глазах. Стрелки здоровались, обсуждали предстоящую охоту, некоторые уже успели с утра приложиться к бутылке. Я никого не знал, поэтому расположился немного в стороне.
   Лидского еще не было. Подъехали несколько полицейских машин и оттуда полезли сотрудники в форме, вооруженные автоматами.
   Я уселся на поваленную березу и поставил ружье между ног.
   Коля привез с собой Петрова. Лидский был экипирован по высшему разряду: дорогое ружье, широкий нож с вычурной рукояткой, отличные ботинки и одежда, возможно, купленная в Москве или заказанная через интернет. Сашка пришел в своей обычной куртке, только на ноги надел болотные сапоги.
   - Привет! - окликнул я их.
   - Ух, ты! - воскликнул Коля, - да ты вооружен.
   - Ерунда, - отмахнулся я, - все равно патроны старые, стрелять нельзя. Взял у тети Норы на прокат.
   - Дай посмотреть, - доктор потянулся за двустволкой, - какой калибр?
   - Двенадцатый, - ответил я, протягивая ему ружье.
   Он сразу завладел оружием и начал исследовать его с видом бывалого охотника. Петров улыбался. Действительно, Лидский выглядел очень забавно в камуфляже и высоких ботинках, а патронов он взял столько, что казалось патронташ сейчас лопнет.
   - Мои подойдут, - сказал он, - дам тебе пару штук с пулями.
   Он достал два патрона и протянул мне.
   Я пожал плечами.
   - Спасибо.
   Охотники все прибывали.
   - Народу-то сколько, - присвистнул Петров.
   - Всем хочется оборотня подстрелить, - сказал Лидский и почесал нос.
   - И вы туда же, - не выдержал я, - какой к черту оборотень?
   - Все говорят, - ответил Сашка, - вот у Коли даже пуля серебряная есть.
   Я с удивлением уставился на друзей.
   - Точно, - Коля порылся за пазухой и достал патрон, - специально сделал один.
   - Совсем рехнулись, - буркнул я и стал смотреть на охотников.
   - Пьяных много, - заметил Петров, - как бы ни перестреляли друг друга в лесу.
   Я кивнул. Предстоящая прогулка начинала нравиться мне все меньше и меньше.
   К нам подошел участковый.
   - Добрый день, Николай Александрович, - поздоровался он с Лидским, - вы с друзьями тоже на охоту собрались?
   - Да. Хотим поучаствовать.
   Полицейский с сомнением оглядел нас с ног до головы.
   - Мы с Вами не знакомы, - сказал он мне.
   - Это наш школьный друг из Петербурга приехал, - вступился за меня Коля.
   - Очень приятно, - откликнулся участковый, - у Вас разрешение на оружие имеется, охотничий билет?
   - У меня ничего нет, а ружье мне дала соседка Нора Петровна Выхина из 8 квартиры, - честно признался я.
   Участковый хмыкнул и повернулся к Петрову.
   - А Вы, господин художник, я смотрю, вообще без оружия?
   Вместо ответа Сашка расстегнул куртку и показал подвешенный к поясу туристский топорик.
   Полицейский вздохнул.
   -Ну, вот что, господа, в облаве Вы участвовать не будете. Останетесь здесь парк охранять.
   - Но, позвольте, - Коля попробовал переубедить участкового, но тот не стал его слушать.
   - Все из-за Вас, клоуны несчастные, - ворчал Лидский, бросая на нас недовольные взгляды, - и черт тебя дернул топор ему показать.
   - Коля, - сказал Петров, - поезжай с остальными, а мы с Витей здесь подождем.
   Он достал из кармана фляжку.
   - У меня и коньяк есть, так что скучать не будем.
   - Точно, - поддакнул я, - иди оборотня убивай, а нам и здесь хорошо.
   - Дураки, - буркнул доктор.
   К облаве привлекли не всех, многих порядком выпивших граждан отправили по домам. На поле осталось четверо охотников, которые сказали, что пойдут к высоковольтке стрелять по банкам. Они звали и нас, но мы отказались. У Сашки в рюкзаке оказался сыр, шоколад и одноразовые стаканчики. Мы разлили коньяк и выпили.
   В парке и во дворах было пусто. Жители соблюдали указания городских властей и сидели по домам.
   Со стороны леса раздались выстрелы.
   - Теперь точно всех бездомных дворняг перестреляют, - с сожалением сказал Петров.
   - Жалко барбосов, - согласился Лидский.
   - Вы на похороны пойдете? - спросил Сашка.
   - На какие похороны? - не понял я.
   - Как на какие, - в свою очередь удивился Петров, - последняя жертва оборотня Пашка Грушин. Послезавтра хоронят.
   Я присвистнул.
   Друзья удивленно уставились на меня.
   - Что Вы так на меня смотрите? Я не знал, что это его убили. Думал опять какого-нибудь алкаша местного.
   Я сокрушенно покачал головой.
   - Бедная тетя Нора. Она же на Пашкином рынке работает. Теперь нужно будет с новым владельцем договариваться.
   Лидский затушил сигарету и потянулся к фляжке.
   - Не думаю. Грушин рынком не занимался. Там всем заправляла жена, а он только за деньгами приезжал. Будет твоя тетя Нора работать, как всегда, просто платить придется не Пашке, а его жене.
   - Вдове, - поправил Петров.
   Коля кивнул.
   Мы выпили не чокаясь. Никто из нас с Грушиным не дружил. Сын директора местного универсама, он всегда одевался лучше всех, был заносчив и жесток. Пашка первый начал курить, выпивать и встречаться с девчонками и казалось, знал о жизни что-то такое, о чем мы все даже не догадывались. Отношения у нас с ним были ровные и я, в отличие от остальных, когда-то даже побывал у него на дне рождения. После школы наши пути окончательно разошлись, и мы совсем перестали общаться.
   - А ведь они все вместе учились, - задумчиво сказал Петров, - все, кого оборотень загрыз из одного техникума.
   - В одной группе? - спросил я.
   - Нет. Лорд был старше. Он уже диплом писал, когда Пашка на первый курс поступил.
   - Странно, - сказал Петров, - Грушин из такой обеспеченной семьи, а закончил только техникум, в институт поступать не стал. Вроде и учился хорошо, и отец бы взятку дал при поступлении, но не захотел почему-то.
   Скоро фляжка опустела, и мы заскучали. Наверно надо было отправляться по домам, но охота еще продолжалась, из леса доносились редкие выстрелы, и мы решили посидеть еще немного. Вышло холодное сентябрьское солнышко. Я сидел и думал о всякой ерунде, Лидский прилег рядом на поваленную березу и задремал, а Петров достал из кармана записную книжку и сделал несколько набросков спящего Николая, специально дорисовывая ему непропорционально большой гротесковый нос. Так прошло полчаса. Неожиданно из-за угла больницы выскочил паренек и со всех ног помчался к нам.
   - Похоже, не все решили отсиживаться по домам, - задумчиво сказал Сашка.
   Разбуженный звуками его голоса Лидский сел, потер лицо и уставился на бегущего мальчишку.
   Что-то с этим ребенком было не так. Расстояние до него было довольно приличное, но я сумел разглядеть, что он как-то странно придерживает левой рукой правую.
   Следом за парнем из-за угла выскочила лохматая собака. Я встал, еще не понимая, что происходит и потянулся за ружьем. Увидев нас, мальчишка припустил еще сильнее. Он летел сломя голову и вдруг закричал высоким дурным голосом.
   - ...ец! - сказал Петров, отложил блокнот и стал медленно подниматься.
   Быстрее всех среагировал Коля. Он вскинул ружье и прицелился, но замешкался, боясь попасть в подростка.
   - Вот он оборотень! Стреляйте! - крикнул Петров.
   Я поднял стволы на уровень глаз и замер, не зная, как поступить.
   Парень бежал изо всех сил, но было очевидно, что от собаки ему не уйти.
   - Да стреляйте же! - не своим голосом завопил Петров.
   Лидский выстрелил. От грохота мне заложило уши.
   Пес был большой и старый. Я видел свалявшуюся шерсть у него на загривке. Он шарахнулся от выстрела и неожиданно повернулся ко мне боком. Недолго думая я нажал на спуск. Приклад больно ударил меня в плечо, стволы дернулись вверх и на мгновение я потерял собаку из вида.
   Пес взвизгнул, подпрыгнул и забился на песке, подняв тучу пыли. Он еще сучил лапами, когда Петров перехватил мальчишку, а Лидский подошел и выстрелил в поверженного зверя почти в упор.
  
   Когда из больницы прибежал полицейский, мы сказали ему, что собаку застрелил Коля. Я постарался, как можно быстрее скрыться с места происшествия, чтобы избежать лишних вопросов, и оставил Лидского и Петрова объясняться с представителями власти. Документов на оружие не было, а проблемы тете Норе и мне были не нужны.
   При ближайшем рассмотрении выяснилось, что кобель не такой уж большой и страшный. Оказывается, несколько подростков втайне от родителей отправились патрулировать улицы и, встретив бездомную собаку, попытались забросать ее камнями. Псина покусала дураков, а когда мальчишки бросились врассыпную, побежала за одним из них.
   На терроризирующего город "оборотня" убитая нами собака не тянула, но, тем не менее, Николай сразу стал героем и о его подвиге написали местные газеты, о Сашке в статье тоже упомянули.
   Двустволку я почистил и спрятал в кладовку, а оставшийся патрон вернул Лидскому. Теория Станиславского о ружье, которое в любом случае когда-нибудь должно выстрелить мне совсем не нравилась, поэтому я постарался убрать его, как можно дальше.
   Охотники застрелили несколько собак и волков, и администрация поспешила сообщить о том, что страшный зверь убит. Город вздохнул свободно. Вечером на улицах появились гуляющие парочки и пьяные. Не знаю, как ко всему этому отнеслись мои друзья, но я официальным властям не поверил.
  
   Утром я решил осмотреть место, где погиб Грушин. Не знаю, что я собирался там найти. После убийства прошло уже несколько дней. Земля была истоптана зеваками, ограждение давно убрали, а с деревьев осыпались свежие листья. Я не эксперт и не следопыт, поэтому надеяться на то, что мне удастся обнаружить что-то, что не заметили другие, было глупо. Но мне хотелось увидеть все своими глазами. Место было безлюдное и тихое, гаражи, возле которых случилось убийство, стояли здесь с 70-го года и, судя по внешнему виду, давно не использовались по назначению.
   Конечно ничего интересного я не нашел, и уже собирался уходить, когда заметил нарисованную на одной из стен оскаленную собачью морду. Здесь явно похозяйничала молодежь. Я подошел поближе, чтобы рассмотреть рисунок и прочитать затейливую готическую надпись под ним. На стене было написано: "Werwolf".
   В голове родилась совершенно фантастическая картина - скинхеды натравливают собаку на Грушина, а потом рисуют свой отличительный знак. Внимательно осмотреть стены больницы в том месте, где нашли тела, я не догадался, но, кажется, никаких символов там не было. Или были, но никто не обратил на них никакого внимания. История с оборотнем, краеведом и его беспокойными соседями становилась все увлекательней.
  
   На автобусе я доехал до фабрики и отправился в музей. Борис Борисович оказался на месте и очень обрадовался мне, вернее сотне, которую я ему торжественно вручил.
   - А я был уверен, что Вы вернетесь, - радостно говорил старик, провожая меня в зал, - я, знаете ли, сразу вижу человека интересующегося. Дураков много, а изучающих, думающих мало.
   Он усадил меня за стол и даже угостил чаем с черствыми пряниками.
   - Суховаты немного, - сказал он, двигая ко мне мешочек со сладостями, - но если макать в кипяток, то ничего. Вы, конечно, опять про оборотня поговорить хотите?
   - И про оборотня, и про соседей ваших. Хочу узнать, что за люди, откуда вообще в нашем городе скинхеды появились.
   - Ну, что скинхеды, - удивился краевед, - а какая, в сущности, разница? Коммунисты есть, либералы есть, демократы есть, даже партия любителей пива есть, вот и они объявились.
   - Не безобразничают?
   Старик сокрушенно покачал головой.
   - Сейчас молодежь уже не та. Все безобразничают и хулиганят. Вот все про убийства эти болтают, а сколько в округе людей просто так побили и ограбили, никому не известно. Рабочие окраины. Что же Вы хотите? Напьются и идут первому встречному морду бить.
   - Понятно.
   Я боялся, что Борис Борисович сейчас надолго затянет стариковские разговоры о том, что раньше такого не было. Слушать о правильной юности моего нового знакомого мне совсем не хотелось.
   - А про оборотня нашего ничего больше сказать не можете, вдруг еще похожие случаи были?
   Борис Борисович нахмурился.
   - Вы понимаете, бывали случаи, которые можно было бы с этим делом связать. Меня и на телевидении об этом спрашивали. Уж больно любят журналисты публику пугать.
   Краевед полез в какую-то папку и достал оттуда копии газетных вырезок.
   - Вот посмотрите в 47 году и в 58 случались похожие убийства. Времена были голодные, людям есть было нечего, не то что животным, собаки дичали, сбивались в стаи, задирали скотину, на прохожих нападали.
   - И что расследование не проводили, - поинтересовался я, разглядывая статьи.
   - Проводили, подняли старое дело, милиция носом землю рыла, даже потомков лесника - душегуба нашли. Возили их в область, допрашивали, но потом отпустили.
   - А они, что же, так и остались жить в нашем городе? - удивился я.
   - А что им не жить, - Борис Борисович усмехнулся, - первое время, конечно, нелегко пришлось, соседи даже дом спалить хотели, но потом как-то забылось все, тем более что люди были простые, как говорится рабочий класс, так что у новых властей к ним претензий не было, скорее наоборот.
   Видя, что я потерял интерес к газетным вырезкам, Борис Борисович убрал их в папку.
   - Да, последний из их рода до сих пор здесь живет и в том же самом доме, где вещи убитых женщин нашли. Хороший такой мужичок, только пьет много.
   - Не может быть, - не поверил я.
   - У меня и адрес его где-то был, но такая разруха,- хитрый дед сокрушенно покачал головой, - ничего найти не могу. Надо ремонт делать, но без спонсорской помощи не поднять все самому.
   Я достал из кошелька тысячу рублей и положил на стол.
   - Спасибо, благодетель, - улыбнулся Борис Борисович, - на Овражной улице он живет, дом 3. Это почти у самого леса.
  
   Я вышел из музея и зашагал по дороге в сторону автобусной остановки. Прошлый раз тяжелые покосившиеся чугунные ворота были закрыты на замок, но сегодня они были распахнуты настежь. За ними можно было разглядеть облезлую дверь и стену, расписанную свастиками и собачьими головами. Рядом с воротами на низкой скамеечке развалился толстый бритый парень лет 20-ти. Он курил и пил дешевое пиво из банки. Хлопнула дверь и к нему подошел худой дерганый субъект в кожанке, из-под подвернутых потертых джинсов торчали высокие шнурованные ботинки. На завсегдатаев "качалки" они походили мало, и, если бы не бритые головы и характерная одежда, их можно было бы принять за обычную уличную шпану.
   - Здорово, дядя, - окликнул меня толстяк, - не боишься по городу в таком плаще ходить?
   - Нет, - ответил я и быстро зашагал по дороге.
   - Эй, дядя, постой!
   Я решил не останавливаться.
   Чтобы добраться до автобусной остановки, мне нужно было пройти по открытому месту метров 10 и пересечь небольшой лесок, превращенный местными жителями в подобие городской свалки. Среди зарослей ольхи и черемухи лежали груды ржавого железного хлама. У самых кустов я быстро оглянулся и увидел, что мои новые знакомые решили пуститься за мной в погоню. Место было безлюдное и тихое, и, похоже, парни хотели поживиться за мой счет. Когда заросли укрыли меня от преследователей, я свернул с дорожки и спрятался за лежащим на боку кузовом старого "Москвича". Скинхеды появились через несколько минут. Они выбежали из-за поворота и остановились. Толстяк запыхался и тяжело дышал.
   - Куда он подевался? - спросил тощий парень.
   Дорожка в этом месте была прямая, как стрела, и далеко просматривалась.
   - Здесь где-то, - проворчал толстяк, - спрятался червяк.
   - Ничего, - тощий хихикнул, - никуда не денется.
   Любое молодежное движение может принять какую угодно извращенную форму. Работы в городе нет, перспектив никаких и подростки сбиваются в опасные стаи. Высокие идеалы ничего не значат, а принадлежность к группировке позволяет чувствовать себя в относительной безопасности. Мне не приходилось сталкиваться в Питере со скинхедами, возможно, они довольно милые люди и не задевают прохожих по пустякам, но здесь передо мной оказалась обычная шпана, с которой нужно было держать ухо в остро.
   Вечно прятаться в своем укрытии я не собирался, поэтому подхватил с земли увесистый железный стержень и вышел на открытое место.
   - Здорово, фашисты!
   Теперь я оказался за спиной своих преследователей. Они обернулись. Тощий сделал шаг назад и в сторону, и осклабился. Казалось, что мое появление их не напугало, а скорее позабавило. Меня они не боялись, и можно было с уверенностью утверждать, что от рук этих мерзавцев пострадал не один человек.
   - Палочку взял, - толстяк хохотнул и стал закатывать рукава рубашки, - ну, сейчас я тебя размажу.
   Он пошел прямо на меня. Парень был явно не дурак подраться, если заедет в голову пудовым кулаком, то мало не покажется. Я поднял руку с железной палкой.
   Не стоит доставать оружие для того, чтобы напугать хулигана, тем более, если вы не собираетесь пускать его в ход. Я был уверен в том, что этой парочке уже неоднократно пытались дать отпор. Возможно, какой-нибудь бедолага, так же, как и я, тоже хватался за первое, что попадется под руку. Для того чтобы ударить человека нужно иметь характер. Далеко не у всех даже в критической ситуации хватит на это силы духа, и мои преследователи хорошо это знали.
   Толстяк шел прямо на меня, а тощий, которого я уже окрестил про себя "хорьком" попытался зайти сбоку. Когда-то я занимался фехтованием, и сейчас в памяти сами собой всплыли слова учителя: "Рука с оружием подни­мается вверх со сгибанием в локте, острие описывает дугу над головой, кли­нок, следуя вдоль тела, заносится за левое плечо, кисть проходит над головой слева и..."
   Я сделал широкий шаг вперед, мгновенно сократив дистанцию, и произвел классический круговой удар по голове. Видимо толстяк не ожидал, что я пойду в атаку. Он попробовал перехватить мою руку, но опоздал, помешало выпитое пиво.
   Череп у него оказался на удивление крепким, но от сильного удара, он охнул, опустился на землю и обхватил голову руками. Я совсем не был уверен в том, что одного раза для него будет достаточно, поэтому, на всякий случай, врезал ему ногой. Толстяк опрокинулся на спину и, защищаясь, выставил перед собой руки.
   "Хорек" удивленно уставился сначала на меня, потом на своего поверженного товарища, и выхватил из кармана выкидной нож. С сухим щелчком лезвие выскользнуло из рукоятки.
   - Брось ножик, дурак, - угрожающе сказал я, - изувечу.
   - Не подходи, - взвизгнул тощий.
   Я взмахнул в воздухе тяжелым стержнем давая понять, что в любой момент могу напасть на него.
   - Брось!
   С ужасом переводя взгляд с меня на раненного толстяка "Хорек" наконец решился. Он разжал пальцы и выронил нож в траву.
   - Ты чего, дядя, в натуре, - заблеял он, - ты же убил его наверно. Ты чего....
   - Вы, поганцы, мужика у гаражей пришили?
   - Ты чего, чего, - окончательно перепугался "хорек", - какого мужика?
   - Которого якобы оборотень загрыз. Пришили и морду свою собачью рядом на стене нарисовали.
   - Не мы это, собака его загрызла, - завопил тощий. Он совсем побелел от страха, наверно решил, что я пришёл мстить за убитого.
   - А морду собачью кто нарисовал?
   - Да, мы ее по всему городу рисуем.
   Оглушенный ударом толстяк немного пришел в себя, закряхтел и попытался подняться. С первого раза у него ничего не получилось, и он опять завалился в траву. Нужно было убираться отсюда. Во-первых, не понятно на что был способен "хорек", а во-вторых, из "качалки" в любой момент могло появиться подкрепление.
   - Бери дружка, и валите отсюда. Пойдете за мной, точно убью, - пригрозил я.
   Ни слова не говоря "хорек" подхватил приятеля и с трудом потащил через кусты. А я подобрал выкидной нож, сложил его, убрал в карман, и часто оглядываясь, зашагал к остановке. Палку я выбросил по дороге. Ждать автобуса было небезопасно, мои новые знакомые могли вернуться, поэтому я поймал попутку и через десять минут был уже возле дома.
  
   Выбравшись из старого жигуленка и расплатившись с водителем, я зашагал в сторону высоковольтки. Где находится Овражная, я хорошо знал. Улица эта шла от самого леса к старой водокачке. Уже в пору моего детства многие дома на ней пустовали. Наверно большинство из них уже развалилось, а участки, на которых они стояли заросли ивняком. На днях собирая грибы, я почти дошел до Овражной, но в последний момент повернул в сторону больницы. Кстати, именно там я последний раз видел Банника.
   Вообще если бы меня спросили, зачем я слоняюсь по округе, высматриваю и вынюхиваю, я бы затруднился ответить честно. На самом деле, окунувшись с головой в никому не нужное частное расследование, я просто боролся со скукой. Необычная задача увлекала меня. В детективных романах все просто - произошло убийство, и главному герою остается только найти виновного, но в моем случае единственным подозреваемым оставалась собака, волк, или неизвестное науке животное. Разговоры об оборотне щекотали нервы. Я ни на минуту не сомневался в том, что всем этим ужасным событиям есть разумное объяснение, но едва уловимый налет мистики заставлял мое сердце биться быстрее.
   Несмотря на первые заморозки, на открытых участках еще росли грибы, и по дороге мне удалось насобирать почти полный пакет. В этот раз готовить их на обед я не собирался. Подберезовики нужны мне были для маскировки. При встрече с потомком кровожадного лесника я собирался выдать себя за обычного грибника, который сбился с дороги.
   Вокруг нужного мне дома росли высокие кусты акации и черноплодной рябины, скрывая от посторонних глаз неухоженный участок и покосившуюся хибару. Пробираясь вдоль забора, я ничего не сумел разобрать в густом переплетении веток, зато отчетливо расслышал доносящийся из зарослей собачий лай и жалобное поскуливание. Я никогда не был собачником, но готов был побиться об заклад, что голос подают маленькие щенки. С трудом продравшись через кусты, я ступил на неприметную тропинку, которая привела меня к покосившейся калитке.
   - Добрый день! - крикнул я и потянул на себя сгнивший притвор. Он легко поддался, и я вошел в заброшенный сад. Судя по всему, траву здесь никто никогда не косил, поэтому она выросла почти по колено. Под моей ногой хрустнула ветка, и тут же заливаясь радостным лаем, со всех сторон ко мне кинулись маленькие щенки разных пород и расцветок. Казалось, здесь их собралось не меньше десятка. От неожиданности я сделал шаг назад и застыл, прислонившись спиной к калитке, с удивлением разглядывая этот забавный зверинец.
   - Кыш! Кыш, малышня! - напустился на них какой-то дядька, одетый в ватные штаны и телогрейку, - пошли прочь, пострелята.
   Хозяин дома оказался совсем не старым, но сильно пьющим мужичком. Он обрадовался нежданному гостю, как старому приятелю. Может быть, всему виной было мое врожденное обаяние, но скорее всего его привлекла торчащая из кармана моего плаща бутылка водки. Недолго думая он потащил меня в дом и усадил за грязный стол.
   Потомка лесника звали Петрович. Он был сильно расстроен, потому что вчера охотники ворвались к нему на участок, все перерыли, пока искали какую-то собаку-убийцу, нагрубили и даже дали бедолаге в морду. Несмотря на то, что я долго готовился к этому визиту и придумывал с чего начать разговор, заранее приготовленные фразы мне не понадобились. Разомлев от стаканчика водки Петрович сам мне все рассказал.
   Оказывается, мой старый приятель Тимофей Банов организовал в его доме что-то вроде собачьего приюта. Он приносил сюда щенков, сам их кормил и лечил, а Петровичу за это давал водку и немного денег на еду. Взрослых собак здесь отродясь не было, не считая кобеля, который все время ходил с Тишкой, как привязанный.
   Слушая рассказ Петровича, я усердно подливал ему водку. Из закуски у хозяина оказались только соленые огурцы и варенная картошка. Судя по всему, все деньги Тимофея уходили на выпивку, поэтому Петрович питался тем, что выращивал на огороде. Мои грибы оказались очень кстати. Уходя я оставил их на столе. Почти всю бутылку Петрович выпил сам. Чтобы не обидеть хозяина я немного пригубил прямо из горлышка, но закусывать побоялся. Грязь в доме была ужасная. Когда бутылка опустела, я стал прощаться.
   - А чего заходил, то? - провожая меня, спросил Петрович.
   - За грибами ходил, да заблудился. Мне бы к больнице выйти. Это в какой стороне?
   - Так ты это, - хозяин почесал затылок, - иди прямо по тропинке и выйдешь куда надо. Немного вдоль забора пройдешь, а потом через лаз пролезешь и попадешь прямо в больничный парк.
   - Какой лаз? - не понял я.
   - Так дырка там в заборе, - ответил Петрович, - мне Тишка показал. Она кустами заросла, так что, если не знать, никогда не найдешь.
   - Спасибо, - поблагодарил я хозяина, - пойду я.
   - Ты заходи, - оживился Петрович, - а то может щенка возьмешь? Сто рублей всего.
   - Не могу, - ответил я, открывая калитку, - может быть в другой раз.
   Петрович мне понравился. Простой и добрый мужик. Может быть, когда-то в этом доме и жил кровавый убийца, но было это очень давно. Если мне и стоило искать оборотня, то точно не здесь.
   Вьющаяся между деревьями тропинка привела меня сначала к линии высоковольтных передач, а потом и к высокому забору, выстроенному вокруг больницы. Я с интересом осмотрел заросли ивняка и обнаружил узкий проход, за которым скрывался едва заметный пролом в кирпичной стене. Наверно поздней осенью и зимой он был хорошо виден, но сейчас его надежно скрывали пожелтевшие листья. Недолго думая я раздвинул ветки и полез в темноту.
   В этом уголке парка все заросло березами и ивняком. Оскальзываясь на мокрой траве, я выбрался на открытое место, и огляделся. Судя по всему, я оказался рядом с кочегаркой. Отсюда до второго больничного корпуса было рукой подать, а до того места, где нашли тело Лорда и того ближе. Сейчас больных в "двойке" не было, окна оставались темными и этот участок парка выглядел пустым и заброшенным. Даже днем от этого места становилось не по себе.
   Тропинок здесь не было, но высокая трава в нескольких местах оказалась примятой и на сырой земле мне попался четкий отпечаток мужского ботинка. Пройдя по следам, я оказался у входа в старый подвал. Ржавая крыша, нависшая над лестницей, давно просела, каменные ступени потрескались, но на покосившейся деревянной двери почему-то красовался новый замок. Когда я стал его осматривать, откуда-то снизу от пола раздалось жалкое поскуливание. Дверь была старая, проломленная в нескольких местах и мне не составило большого труда заглянуть внутрь. Через широкие щели проникал тусклый свет, и я не сразу, но сумел разглядеть, какое-то шевеление. Судя по всему, в подвале были заперты щенки. Их было не то двое, не то трое. Я попытался просунуть в пролом руку, но из этого ничего не получилось. Тогда я засунул в щель палец и в него сразу ткнулся чей-то холодный, мокрый нос. Палец лизнули.
   "Интересно зачем кому-то понадобилось прятать щенков в старом подвале" - подумал я, выбираясь наверх.
   Неожиданно я вспомнил, что Банник работал у Николая в больнице подсобным рабочим. Он возится с собаками и, в принципе, мог бы спрятать в подвале бездомных малышей, но зачем, если к его услугам был целый участок и дом Петровича?
   Судя по всему, щенки не страдали от голода и жажды. Внимательно осмотрев каменные плиты, я заметил шарики сухого корма, оставшиеся от последней кормежки. Значит кто-то навещал собачек и заботился о них. Интересно кто? Возможно моя находка была никак не связана с убийствами и таинственной собакой, но в любом случае, с этим нужно было разобраться.
  
   Следующим утром я встал пораньше, оделся потеплее и вернулся к пролому. Щенки были на месте и очень обрадовались моему визиту. Я сказал им несколько ласковых слов, дал облизать палец, а потом спрятался в кустах и решил немного покараулить. Затея оказалась не самая удачная, потому что сидеть на одном месте было холодно и неудобно. Через два часа, проведенных в засаде, я настолько продрог, что уже собирался все бросить и пойти домой греться, когда из-за угла больницы появились три человека. Одного я узнал сразу. Старый плащ и кепку Банника было ни с чем не спутать. Двое других напоминали бандитов из 90-ых. На одном плохо сидел коричневый кожаный плащ, надетый поверх спортивного костюма, а второй был в короткой куртке и вязанной черной шапочке. В руках братки несли переноски, в каких обычно перевозят котов.
   Троица подошла к лестнице, ведущей в подвал и остановилась, Банник спустился вниз и загремел ключами. Почти сразу оттуда раздалось веселое тявканье и через какое-то время Тимофей вернулся с двумя щенками. Их сразу посадили в переноски.
   О чем незнакомцы говорили с Банником, я не слышал, было слишком далеко, но несколько фраз, которые долетели до меня оказались довольно интересными.
   - Этот точно за немецкую овчарку сойдет, - сказал качок в черной шапочке.
   Он полез за пазуху, достал пачку денег и отсчитал Баннику несколько купюр.
   - В расчете? - спросил он.
   Тимофей что-то ответил, и тогда второй бандит сказал, - в среду приедем, подбери барбоса получше. Есть у меня клиент серьезный. Его на мякине не проведешь.
   Банник кивнул и принялся прощаться с чужаками. Подхватив переноски здоровяки не оглядываясь зашагали прочь. Я подождал, пока Тимофей запрет подвал и скроется из глаз, выбрался из кустов и отправился домой. Оказывается, мой бывший одноклассник жил довольно насыщенной тайной жизнью.
  
   Дома я выпил водки и забрался в горячую ванну. Немного отогревшись и придя в себя, я уселся за стол и стал думать о том, что делать дальше. Кажется, история с "детским садом" в доме Петровича и подвалом начинала проясняться. Видимо Банник приторговывал щенками. Я знал, что стоимость породистой собаки в Москве может доходить до нескольких тысяч долларов. Заводчик несет полную ответственность перед покупателем, но и берет в три дорога. Люди желающие сэкономить могут на свой страх и риск купить собаку с рук. В интернете полно объявлений, в которых сомнительные личности предлагают животных на любой вкус. Скорее всего странные приятели Банника под видом породистых щенков продавали дворняг.
   Конечно все это выглядело некрасиво, но криминальный бизнес Банника меня мало заботил. В конце концов он делал доброе дело - пристраивал бездомных щенков. Наверно большинство клиентов узнав о подлоге выкинут бедняжек на улицу, но кто-нибудь обязательно оставит. Будем надеяться, что таких будет большинство.
   Признаться, меня смущало другое. Два убийства из трех случились в двух шагах от старого подвала, и в этом деле постоянно, так или иначе, были замешаны собаки. Если это простое совпадение, то и ладно, а если нет? Я попытался вспомнить все, что слышал о жертвах нападения. Все они жили по соседству, были знакомы и учились в одном техникуме. Конечно Грушин был не ровня остальным. Он был известен в городе, богат и независим, но возможно всех погибших связывало что-то, что пока ускользало от моего внимания. На самом деле мне просто не хватало информации. Нужно было отправлять в город и наводить справки. Как говорят: "язык до Киева доведет".
   Я побрился, надушился и оделся по столичному - достал из шкафа чистую рубашку и пиджак, надел плащ и дорогие туфли.
   Опрашивать родню и знакомых нечего было и думать. Никто мне даже дверь не откроет, зато я мог начать свои поиски с техникума. Занятия должны были уже закончится, но педагоги наверно еще не разбрелись по домам. И все-таки я едва не опоздал. Когда я вошел в просторный вестибюль, то застал там только охранника и уборщицу.
   - Добрый день, - вежливо поздоровался я, - мне нужно увидеть директора или завуча по воспитательной работе.
   - Здравствуйте, - буркнул в ответ охранник. Такой тип людей я знал довольно неплохо. Отставной военный или бывший полицейский. Суровый и неподкупный страж, который с удовольствием отчитает опоздавшего ученика, прогонит праздно шатающегося бездельника и с удовольствием выпьет рюмочку в подсобке, когда его никто не видит. Он сразу оценил мой внешний вид.
   - Вы по какому вопросу? - важно спросил сторож, давая понять, что только он обладает правом решать пускать меня в святая святых или нет.
   - Видите ли, - как можно мягче сказал я, - редакция направила меня к вам из Москвы. Мне поручено написать материал о техникуме.
   - Вы из газеты? - сразу заинтересовался охранник.
   - Это не совсем газета, - с достоинством ответил я, - это официальный печатный орган министерства образования журнал "Среднее специальное образование России".
   Обычно слова "официальный" и "министерство" на таких людей оказывают магическое воздействие. Охранник выпучил глаза и распахнул передо мной тяжелую дверь.
   Завучу Дарье Ивановне на днях исполнилось 54 года. Она была одинока, имела лишний вес и весьма туманные планы на будущее. Мой неожиданный визит отвлек ее от слойки с повидлом. Судя по всему, принимать пищу в стенах личных кабинетов было запрещено, потому что при виде незнакомца Дарья Ивановна смутилась и покраснела, но узнав, что меня командировали прямо из Москвы для того, чтобы написать статью о техникуме, она сначала потеряла дар речи, а потом усадила за стол и угостила чаем. Мы проговорили около часа. За это время она снабдила меня кучей всякой совершенно бесполезной информации. Тем не менее, все, что она рассказывала, я тщательно записывал в блокнот, иногда переспрашивал и задавал уточняющие вопросы. В техникуме она работала давно, многое помнила и оказалась для меня очень важным источником информации.
   - Знаете, - наконец сказал я, - все, что Вы рассказали очень хорошо характеризует ваше учебное заведение, но для того, чтобы материал получился объемным мне нужны всякие интересные подробности. Например, как Вы пережили трудные 90-е годы? Проблемные ученики, мизерная зарплата и так далее. Я собираюсь построить материал на противоречиях. Ну, допустим в этих стенах учились вместе будущий уголовный авторитет и полицейский начальник, беспробудный пьяница и почетный горожанин, девушка легкого поведения и женщина бизнесмен.
   - Зачем Вам это? - насторожилась Дарья Ивановна.
   - Видите ли, я бы хотел рассказать о том, как педагоги вашего колледжа преодолевали тяжелые годы, воспитывали трудных учеников и наконец, сделали из обычного техникума, известное на всю Россию учебное заведение. Я тут, случайно, услышал одну историю...
   Конечно, она не хотела говорить о плохом, но с большим трудом мне все-таки удалось выведать у нее подробности трагедии, случившейся с Банником. Уж не знаю, почему она неожиданно разоткровенничалась со мной. Возможно ее подкупил мой неподдельный интерес к личности Тимофея или откровенное беспокойство за судьбу ребят из неблагополучных семей. А может быть ей просто захотелось немного посплетничать. В любом случае Дарья Ивановна ничем не рисковала потому что из участников того далекого конфликта, как оказалось, в живых остался только Банник.
   Вот, что мне удалось узнать. Тимофея избили Пашка Грушин, Лорд и некто Семен Мордовкин. Уголовное дело замяли, потому что за сына с друзьями вступился отец Павла - директор местного универсама. По тем временам личность известная и очень влиятельная. Дарья Ивановна юлила, смущалась и недоговаривала, но судя по всему, папаша хорошо заплатил, чтобы дело не дошло до суда.
   - Но Вы не подумайте, - на прощание сказала смущенная завуч, - у нас такого больше никогда не случалось. Это был единичный случай. Я бы очень просила вас не писать о нем в своей статье.
   - Знаете, - я постарался ее успокоить, - действительно странная история. Пожалуй, я не стану упоминать о ней в своем материале. Пусть это останется нашей с Вами маленькой тайной.
  
   Когда я вышел из техникума пошел дождь. Задержавшись под козырьком, я поднял воротник плаща собираясь отправиться домой, но неожиданно из ближайшей подворотни на главную улицу вырулила похоронная профессия. Для нашего крошечного городишки она выглядело более чем внушительно. Впереди ехал черный сверкающий катафалк, а следом два мерседеса и автобус. Машины были новые и роскошные даже по столичным меркам. Я даже не предполагал, что в нашем городе можно было заказать для похорон подобное авто.
   Пока я разглядывал траурный кортеж за моей спиной распахнулась дверь и на пороге появился давешний охранник с приятелем. Судя по красным физиономиям они уже успели немного "принять на грудь". Сейчас разгоряченные алкоголем они вышли на крыльцо покурить.
   - Вот и конец Пашке - кровопийце, - сказал охранник, кивнув в сторону катафалка.
   Его приятель многозначительно хмыкнул и смачно сплюнул на асфальт.
   "Выходит я стал случайным свидетелем похорон Пашки Грушина" - подумал я.
   Мне показалось, что на левой ноге развязался шнурок, поэтому я присел и занялся ботинком, стараясь не смотреть в сторону слишком разговорчивых соседей.
   - Весь бизнес в городе под себя подмял, - продолжал охранник, - а теперь все. Конец упырю. Бандиты и менты не смогли, так до него оборотень добрался. Сначала дружков его загрыз, а потом и его самого.
   - Точно, - поддакнул приятель, - да этому оборотню надо памятник поставить.
   Процессия проехала мимо, и охранник выбросил окурок в урну.
   - Пошли что ли, - буркнул он.
   За моей спиной хлопнула дверь.
   Я наконец справился с ботинком, поднялся и поспешил по ступеням вниз.
  
   Вечером я купил небольшой тортик и зашел в гости к тете Норе. В голове крутились беспокойные мысли. История Банника обрастала подробностями, но они пока ни на шаг не приблизили меня к разгадке страшной тайны. Я чувствовал, что иду в правильном направлении, но ответов на главные вопросы у меня пока не было. Чтобы немного отвлечься я и решил зайти к соседке. Попал я как раз к ужину. Меня усадили за стол и накормили до отвала. Когда Машка ушла делать уроки Нора Петровна достала бутылку водки и налила нам по маленькой рюмочке.
   - Выпей со мной, а то что-то зябко, - попросила она, кутаясь в старый шерстяной платок.
   Я с благодарностью кивнул. Отопление еще не включали и в доме было прохладно.
   - Как вы вообще стоите целый день на рынке в такую погоду? - спросил я.
   - Ну, иногда девчонки подменяют и отпускают в павильон погреться, но вообще холодно, конечно, - пожаловалась соседка.
   - Надеюсь покойный Пашка не все заработанные деньги у вас забирал? - спросил я, неожиданно вспомнив траурную процессию, - хватало на жизнь?
   - Всякое бывало, - она махнула рукой, - если выручка маленькая, то приходилось все до копейки отдавать.
   - Вот мерзавец, - в сердцах сказал я.
   - Да ладно, - тетя Нора налила нам еще по одной, - Грушин еще ничего был. Не то, что его дружок закадычный Сенька Мордовкин.
   От неожиданности я едва не свалился со стула.
   - Какой Мордовкин? Тот которого собака загрызла? - удивился я.
   - Он самый, - тетя Нора подлила себе остывшего чая, - он же у Пашки в помощниках ходил. Частенько вместо него деньги с торговцев собирал. Пашка главный, а Сенька на подхвате. Не только я, весь рынок им платил.
   - Так ведь Мордовкин простым слесарем в ЖЭКе работал? - переспросил я, вспомнив о том, что говорили о покойном.
   - Да, какой там слесарь, - тетя Нора махнула рукой, - числился только. Это его родственники записали, чтобы пенсия капала.
   - Не может быть, - совсем опешил я, - а скажите Нора Петровна может, и Лорд с ними все это время дружбу водил?
   Соседка задумчиво пожала плечами.
   - Ну, по молодости они все время вместе ходили, а потом Лорд этот спился да в больницу загремел. Не знаю. Может и были у них какие-нибудь общие дела, но точно не скажу.
  
   Ночью я долго лежал без сна. Где-то за стеной тихо играла музыка, слышались приглушенные голоса. Из того, что мне удалось узнать вырисовывалась совсем не радостная картина. Погибли именно те люди, которые когда-то изувечили Банника. В городе за ними водилось достаточно грехов, поэтому многие могли желать им смерти, но именно Тимофей подходил на роль мстителя больше всего. Кажется, Лидский говорил, что в последнее время Лорд изрядно его доставал. Вполне возможно, что устав от издевательств хулигана Банник натравил на него одну из своих собак. По крайней мере у него была такая возможность. Мертвые тела обнаружили за вторым корпусом в двух шагах от заветного подвала. Кто знает, может быть Тимофей на территории больницы прячет не только безобидных щенков. Но даже, если это так, то причем здесь Грушин и Мордовкин? Неужели они тоже имели с Банником какие-то криминальные дела?
   Я встал и налил себе в стакан холодной воды. Ужасно хотелось курить. Пять лет назад я бросил и начинать опять не собирался, но иногда ночами становилось совсем тяжело.
   "Берлин" тоже не спал. За окном расшумелись местные пьяницы. Сначала кто-то кого-то бил, потом драчуны долго мирились и признавались друг другу в любви, а потом начали петь песни.
   Казалось, что 90-е годы вернулись. Хотя отсюда они наверно никогда и не уходили. Это в Москве и в Питере были музеи, театральные сезоны, концерты на площадях, а здесь только нищета, пьянь и бандиты. Все эти Лорды, Мордовкины и Грушины настоящая криминальная группировка, которая держала в страхе всю округу. Пусть их убили, но "свято место пусто не бывает". Скоро появятся новые упыри. Теперь стало понятно, почему так испугался тощий скинхед, когда я стал расспрашивать его про убийство Пашки. Наверно подумал, что банда отправила меня отомстить.
   Я залпом осушил стакан и прислонился лбом к холодному стеклу.
   - Да пошел ты, - неожиданно закричал кто-то во дворе.
   Разбуженные воплями проснулись и забрехали местные собаки.
   Я постарался мысленно еще раз восстановить все события последних дней. Сразу после приезда в парке я встретил Лорда, вечером того же дня Лидский рассказал мне о том, что наш старый приятель обижает Банника и отбирает у него деньги, а потом и сам Тимофей пожаловался на то, что ему кто-то угрожает. Стоп! Я застыл, глядя в окно. Банник просил меня помочь. Кажется, он сказал, - "Мне нужен следователь, мне угрожают. Их нужно срочно посадить в тюрьму". Ключевое слово "их". Значит Тимофей имел в виду не только Лорда, но и еще каких-то людей. Это не могли быть его партнеры по криминальному бизнесу, потому что на моих глазах Банник мило с ними беседовал и получал деньги за услуги. Значит был кто-то еще, кто-то кто не давал ему житья. Неожиданно фрагменты мозаики сложились в общую картину. Все встало на свои места: запертые в подвале щенки, странные знакомые Тимофея, рэкетиры Грушин и Мордовкин. Теперь для того чтобы поставить в этом деле жирную точку мне обязательно нужно было поговорить с единственным свидетелем всех этих безобразий, с любителем собак и несчастным сумасшедшим Тимофеем Бановым.
  
   Утром в больнице Банника не оказалось, и узнать о том куда он подевался было не у кого. Все только плечами пожимали. Понятное дело, что никто не будет следить за подсобным рабочим.
   Я обошел парк, подергал запертую дверь кочегарки и решил осмотреть подвал. За вторым корпусом было тихо и сумрачно. Я прошел по влажной траве и, как раз собирался спуститься вниз по лестнице, когда услышал за спиной приглушенный смешок. В абсолютной тишине он прозвучал довольно зловеще. Я резко обернулся и увидел Банника, который стоял в нескольких метрах за моей спиной. Видимо он только что выбрался из пролома в стене. Его здоровенная собака стояла рядом и скалила зубы.
   - Разнюхал, значит, - сказал он, - разузнал.
   - Да. Твоих щенков я нашел.
   Банник покачал головой.
   - Что будешь делать?
   - Зависит от того, что ты мне расскажешь.
   Тимофей, молча, уставился на меня, а собака зарычала. Псина была здоровая и при мысли о том, что, возможно, она убила трех человек, мне стало не по себе. Сейчас бы очень пригодилось ружье тети Норы. И главное никакого оружия под рукой. Я с тоской огляделся, но вокруг на земле не оказалось ни палок, ни камней. Машинально я сунул руку в карман плаща и неожиданно наткнулся на ножик, который отнял у скинхедов. В суете последних дней я совершенно о нем забыл. Осторожно, чтобы не привлекать внимания, я вытащил его из кармана и убрал за спину. Оружие сразу придало мне уверенности.
   - Ты продаешь дворняг под видом породистых щенков, - с напором сказал я, - в нашем захолустье покупателей не найти, поэтому твои друзья возят их в Москву.
   - Они мне не друзья, - неожиданно разумно ответил Банник.
   Я не обратил внимания на его слова и продолжил допрос.
   - Лорд случайно об этом узнал и пригрозил, что сдаст тебя в полицию, - продолжал я, - он требовал у тебя денег за молчание. Правильно?
   - Я не буду с тобой говорить, - буркнул Банник, - ты не следователь.
   - Тогда ты натравил на него свою собаку. Лорд погиб, но перед смертью успел рассказать обо всем Грушину и Мордовкину, и тогда они тоже пришли к тебе за деньгами. Они тебе угрожали?
   Тимофей икнул и беспокойно огляделся.
   - Тогда ты и их убил?
   - Я их не трогал, - пробормотал он и принялся нервно тереть лоб свободной рукой, другой он крепко накрепко вцепился в собачий поводок.
   - А кто, Тимофей? Кто их убил?
   Банник скосил глаза на собаку, и только сейчас я понял с каким трудом, все это время он сдерживал своего пса. Это было странное зрелище - худой сутулый человечек, из последних сил цеплялся за поводок, надеясь удержать разъяренное животное. Я где-то читал, что зверь, однажды попробовав человеческой крови, уже не будет прежним. Передо мной была не собака, а чудовище, людоед. Похоже, сам того не желая я, наконец, нашел оборотня.
   Тимофей не то чтобы разжал пальцы, но натянутый, словно струна поводок неожиданно выскользнул из руки, и собака бросилась на меня. Она не залаяла, не зарычала, а стремительно кинулась мне на грудь.
   Не могу сказать, что был к этому готов. Почему-то я надеялся на то, что мне удастся спокойно поговорить с Тимофеем, и конечно не ожидал, что он спустит на меня своего пса. В последний момент я успел нажать кнопку выкидного ножа и в слепую ударить. Собака сбила меня с ног и вдавила в податливую землю. Левой рукой я вцепился снизу в собачью челюсть, а правой изо всех сил несколько раз ударил ножом обезумевшего от ярости зверя, чувствуя, как теплая липкая кровь течет по пальцам. Огромные зубы щелкали возле моего лица. Неожиданно собака забилась, и заскребла лапами, разрывая на мне одежду. Я закричал от страха и боли, задыхаясь от неимоверной тяжести, которая навалилась на меня сверху.
   Оглушенный и раздавленный я не сразу пришел в себя. Банник бегал по поляне, причитал и размазывал слезы, словно маленький ребенок. Помочь мне он не пытался. Собравшись с силами, я принялся извиваться, словно змея пытаясь высвободиться и стряхнуть с себя мертвого зверя. От тяжелого удара кружилась голова и болела грудь. Когда я попытался подняться, боль в поврежденном колене вынудила меня вскрикнуть и опять опуститься на землю.
   Банник смотрел то на меня, то на издохшего пса с нескрываемым ужасом. Он словно рыба, выброшенная на берег, разевал рот, но, казалось, не мог произнести не звука.
   - Помоги мне, - прохрипел я, - позови на помощь. Я не могу идти.
   Мои слова вернули Банника к действительности, но вместо того, чтобы броситься за помощью он замахал руками и полез в пролом.
   Лежать на земле было неудобно и холодно. Через какое-то время мне с большим трудом кое-как удалось подняться на ноги и доковылять до приемного покоя. Когда я грязный, расцарапанный, в изодранной одежде предстал перед дежурной медсестрой, она всплеснула руками и пронзительно закричала.
  
   Благодаря личному знакомству с главным врачом я получил отдельную палату и вполне приличную койку. Если не считать серьезных ушибов, разбитой головы, множества царапин и поврежденного мениска, можно было сказать, что я легко отделался.
   Вставать мне не разрешали, да я, наверно, и не смог бы. После того, как меня осмотрели, Лидский куда-то уехал, потом вернулся и надел мне на ногу странного вида бандаж, который не позволял сгибать ногу в колене. Стало значительно лучше. Мне сделали несколько уколов, рентген, взяли анализы и наконец, оставили в покое.
   Днем меня навестили Нора Петровна и Машка, они принесли пирожки и клюквенный морс в бутылке из-под лимонада. Вечером заявились Петров и Лидский.
   Они уселись на стулья и приготовились выслушать мою историю.
   - Привет, друзья, - сказал я, садясь на кровати, - тетя Нора пирожков принесла, так что угощайтесь. Водки, к сожалению, нет, но могу предложить морс.
   Лидский достал из портфеля бутылку водки, нарезанную докторскую колбасу, банку соленых огурцов и черный хлеб.
   - Рассказывай, - потребовал он, - что это за история с собакой? Где ты шлялся и почему заявился в больницу в таком виде?
   Собственно, он уже все знал. Я еще днем в двух словах объяснил Николаю, что со мной произошло, но похоже сейчас он хотел услышать подробности.
   Я рассказал им все, что знал. История получилась длинная. Меня никто не перебивал, хотя иногда Лидский начинал ерзать на стуле, словно хотел задать какой-то вопрос, но не решался. Я рассказал им о том, что Тимофей Банов собирал по всей округе брошенных щенков и через знакомых бандитов продавал, как породистых. Чтобы придать малышам товарный вид он откармливал и лечил их у Петровича, а тех, что предназначались на продажу, забирал и на какое-то время прятал на территории больницы. Однажды его выследил Лорд, который почти все свободное время проводил в парке. Он рассказал обо всем Грушину, но сначала сам решил нагреть руки. Лорд стал требовать с Тимофея деньги за молчание, но не рассчитал своих сил. Все считали Банника безобидным дурачком, и никто не догадывался о том, что у него появился защитник. Трудно сказать, как все произошло на самом деле. Возможно, когда Лорд стал требовать деньги у Банника, он его ударил или толкнул, и собака накинулась на обидчика. Потом при схожих обстоятельствах она расправилась с Мордовкиным, которого Пашка отправил разобраться, а потом и с самим Грушиным.
   - Невероятно, - сказал Петров и потянулся к бутылке.
   - Ты в этом уверен? - спросил Коля.
   - Да.
   - Значит, на тебя напала собака Банника и ты ее убил?
   - Да. Мне повезло. Случайно в кармане оказался нож.
   Еще днем Лидский отправил ко второму корпусу двух санитаров, которые разыскали дохлого пса и закопали у забора. За бутылку водки они обещали помалкивать.
   - Почему она напала? - не сдавался Николай.
   - Не знаю, - честно признался я, - наверно почувствовала угрозу.
   - Давайте выпьем, - предложил Сашка.
   - Давайте, - сразу согласился я, - что-то мне все никак в себя не прийти.
   - Тебе нельзя, - буркнул Лидский, - пей морс.
   Мои одноклассники молча подняли стаканы и выпили не чокаясь. Похоже моя история произвела на них неизгладимое впечатление. Сашка захрустел огурцом и протянул банку Николаю, но Лидский закусывать не стал.
   - Все-таки я не понимаю, - сказал он, - Тимофей специально натравил собаку на Грушина, Лорда и Мордовкина или все это получилось случайно?
   - Случайно, - уверенно сказал Петров.
   - А ты, что думаешь? - Николай в упор уставился на меня.
   - В случае с Лордом и Мордовкиным, возможно, собака кинулась сама. Они пришли в больничный парк и напали на Банника. Но Грушин умер рядом с собственным домом. Получается, что Тимофей сам привел к нему убийцу.
   Петров сокрушенно покачал головой.
   - И, что нам теперь прикажешь со всем этим делать? Как нам стоит поступить?
   - Понятия не имею.
   - Что значит, понятия не имеешь, - возмутился Лидский, - все-таки Банник убийца или нет? Он, между прочим, у меня работает!
   Не знаю, чего они от меня ожидали. В конце концов, это не мой город, я здесь проездом.
   - Решайте сами. Меня здесь не было 15 лет. Скоро я уеду, а вам здесь жить. Что Вы от меня хотите? Банник больной человек. Я не психиатр, чтобы давать заключение.
   - Лечить его надо, вот что, - серьезно сказал Лидский.
  
   В больнице я провалялся неделю. Медсестры и нянечки ухаживали за мной, как за тяжелобольным, даже еду приносили прямо в палату. Никому о происшествии мы сообщать не стали. Конечно, вечно пьяные санитары разболтали в городе о дохлой собаке, но на их рассказы никто не обратил внимание. За последние дни охотники настреляли столько зверья, что удивить людей еще одной псиной было невозможно.
   У Лидского состоялся тяжелый разговор с Банником, который после всего случившегося заперся в квартире и боялся выходить из дома. О чем они говорили, осталось загадкой, но через несколько дней Тимофей добровольно лег в областную психиатрическую больницу.
   Сашка Петров вырезал из дерева роскошную трость и подарил мне. Колено болело намного меньше, но ходить без палочки я пока не мог.
   История с собакой не прошла для меня бесследно. Ночами меня мучили кошмары, поэтому я все чаще стал задумываться о возвращении в Питер.
   Перед выпиской я зашел в кабинет к Лидскому.
   - Привет! Занят?
   - Заходи.
   Мои плащ, свитер и брюки пришлось выбросить. Они были изорваны в клочья. Тетя Нора принесла мне оставшуюся в квартире одежду. В пиджаке и светлой рубашке я выглядел довольно импозантно, но нянечки и медсестры смотрели на меня с неодобрением. Местные жители привыкли одеваться по погоде и к модникам вроде меня относились со смесью жалости и недоверия.
   Я вошел в кабинет и остановился у стола, опираясь на трость. Николай поднялся.
   - Может тебе куртку дать? - забеспокоился он.
   - Ерунда. До дома я дойду, а через пару дней куплю себе что-нибудь подходящее.
   Коля задумчиво пожевал губами и неожиданно сказал, - возьми трость в другую руку.
   Я последовал его совету.
   - Так лучше?
   Я попробовал сделать несколько шагов и удивленно присвистнул.
   - Намного.
   - Вот, что, - сказал Лидский, - давай я тебя, хромоножку, домой провожу. У меня сейчас никаких важных дел нет, так что спокойно могу погулять полчаса.
   Мы вышли из приемного покоя и зашагали по липовой аллее. На улице заметно похолодало. Приближалась настоящая промозглая осень с дождями, ветрами и слякотью. Дорожки парка оказались усыпаны желтыми и красными листьями. Банник лежал в больнице, поэтому теперь убирать их стало некому.
   Спасаясь от ветра, я застегнул пиджак на все пуговицы и поднял воротник. Коля старался приспособиться к моему темпу ходьбы, но все время норовил убежать вперед.
   - Скоро в Питер поеду, - сказал я, - раньше, чем планировал.
   Он кивнул.
   - Понимаю.
   -Ты бы женился на своей медсестре, а то ходите вокруг да около, - сказал я невпопад, - пусть мужа алкаша бросает.
   От неожиданности Лидский остановился, и я едва на него не налетел.
   - С чего ты..., - начал было он, но перехватив мой взгляд замолчал и просто сказал, - да я ей уже предлагал. Упирается пока.
   - А ты не сдавайся.
   Коля не ответил и какое-то время, мы шли молча. Под ногами шуршали листья.
   - Да, - наконец сказал Лидский, - веселенький у тебя выдался отпуск.
   Я тяжело вздохнул, оглянулся на здание больницы, на столетние липы и кивнул.
   - Хороший получился отпуск. Запоминающийся.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"