Аннотация: в которой Илья после длительного отсутствия возвращается в родной дом.
Наутро "Усатая Мария", как и обещал капитан, находилась уже недалеко от берега. Низины у мест, где воды протоки вливались в море, были заболочены, и люди там не селились, но чтобы не допустить проникновения чужеземных захватчиков в озеро, вокруг которого располагались весьма богатые города, на одном из немногочисленных клочков твёрдой земли была устроена небольшая крепость, в которой всегда стояли на страже лучники с обмотанными пропитанной маслом паклей стрелами, и ни один корабль не смог бы пройти мимо недосмотренным: они бы немедленно предали его огню, если бы получили такой приказ. Заметив корабль Ижкола Лекерка, один из солдат подал знак, чтобы он подошёл к причалу. Капитан подчинился, "Усатая Мария" пришвартовалась к дощатой пристани и на борт поднялись люди в диковинных доспехах, каких Илье никогда ранее не доводилось видеть. Мальчик спросил у Ульция, кто они, и тот ответил, что так одеваются чиновники, в обязанности которых входит проверять товары, доставляемые чужеземными купцами. Временами на кораблях обнаруживается что-либо недозволенное, и в таких случаях таможеннику может прийтись туго без доспехов и оружия. Так или иначе, Ачима вышел к гостям как предводитель всех путешественников и весьма льстиво поздоровался. В ответ чиновник, левое плечо которого было украшено узором из червонного золота, сказал: "Приветствую и тебя, путник. Скажи, куда ты держишь путь и какие грузы лежат в твоём трюме?" Крыс решил, что не стоит рассказывать о бегстве Ильи и Кишмы от колдуна, и ответил следующими словами: "Мы с братом принадлежим к весьма знатной семье в своей стране, и вот, решили отправиться посмотреть на другие земли да подивиться диковинам, о которых рассказывают в сказках. А сейчас держим путь на родину, но в Байя Негра один влиятельный человек попросил вернуть этого мальчика к его отцу, а он живёт на берегу Тхако-Чи". Таможенник усмехнулся: "Не верю ни единому твоему слову. Мне неведомо, что делают ребёнок и мужчина среди вас, хвостатые отродья, но бесспорно, что крысиный народ - сплошь воры, плуты и мошенники, и глупо ожидать от вас подобной чистоты помыслов. Потому мои люди немедленно осмотрят все помещения корабля, а вы тем временем отправитесь на берег и ответите на мои вопросы". Ачима возмутился: "Да как ты смеешь! Известно ли тебе, что знатная семья, которую я постеснялся назвать ранее, никак не менее чем царский дом Ашкорка?" Чиновник без смущения ответил: "Назовись ты хоть императором Таранта, я не пропущу тебя в Тхако-Чи, не проверив грузов в трюме. Так что спускайтесь на причал и следуйте за мной, или же вас заставят подчиниться силой".
Пришлось подчиниться, и, ступив на грязную землю, путешественники, а вслед за ними и команда корабля, отправились в крепость. Ачима на чём свет стоит клял тот миг, когда он поддался на уговоры и не стал просто высаживать Илью на берег. Брат пытался усмирить его словами о том, что никаких запретных товаров на "Усатой Марии" нет и после проверки, которая не займёт много времени, их, несомненно, отпустят. Впрочем, и сам Кишма с трудом верил в это.
В крепости Ачиму, Кишму, Илью, Ульция и капитана Ижкола Лекерка разместили в просторной комнате с деревянными столами и высокими зарешеченными окнами, а матросов отвели куда-то ещё. Чиновники задали им несколько вопросов о вещах вроде продолжительности пути до Ашкорка и встречающихся там разновидностей рыбы, на которые братья без труда ответили. Затем все ушли, оставив пятерых путешественников без наблюдения. Двери, однако, были заперты, так что выйти они не имели возможности. Вдруг Ульций Пантор Берке прислонил ухо к стене, послушал некоторое время и сообщил всем: "Плохи наши дела. Досмотр обнаружил большой сундук с золотом среди других вещей в трюме, и теперь чиновники замышляют умертвить нас, чтобы оставить себе сокровища". "Вот какую награду послал мне Громогласный отец за доброту! Быть может, так он учит меня, что глупо проявлять великодушие? - воскликнул Ачима. - Но не унывайте, мои спутники. Уверен, что нам удастся найти выход из этого неприятного положения". Услышав такие речи, Кишма подошёл к брату и прошептал ему что-то на ухо. Тогда Ачима приблизился к окну и подозвал ворону, сидевшую неподалёку. Заговорив с ней на птичьем языке, крыс начал ожесточённо размахивать руками, объясняя, сколь неудачной оказалась их ситуация и как он нуждается в помощи. Птица каркнула в ответ и удалилась. Ульций продолжал прислушываться, не возлагая на пернатых помощников Ачимы особой надежды. Однако его пренебрежение было напрасным. Совсем скоро ворона возвратилась, а в лапах у неё был небольшой бархатный мешочек, который она опустила на пол, протиснувшись между прутьев решетки. Братья-крысолюды с ликованием развернули его и внутри оказался блестящий порошок. Илье захотелось прикоснуться к удивительному веществу, но Кишма не позволил ему. Вместо этого они с Ачимой рассыпали состав вдоль всего подоконника, а затем сказали всем отойти подальше, не без труда зажгли щепку при помощи огнива и кинули её к порошку. Тот немедленно вспыхнул, и пламя было диковинного бирюзового цвета, и вдруг прутья решетки стали таять, будто они были изо льда, и с шипением стекать вниз.
Огонь быстро погас, но ещё некоторое время никто не проронил ни слова, удивлённый увиденным, пока Ульций не произнёс: "Нам следует поторопиться. Я уже слышу лязг оружия солдат, идущих, чтобы забрать наши жизни". Тогда Кишма помог Илье взобраться на окно, предупредив не прикасаться к железу, так как оно должно быть ещё очень горячим, Ачима подсадил брата, его приподнял капитан Лекерк, Ульций подсобил мореходу, а сам он не нуждался в помощи, так как был самого высокого роста из всех пятерых. Выбравшись на свободу(по счастливому стечению обстоятельств, крепость была небольшой, все помещения находились в стенах, и окно смотрело не во внутренний двор, а прямо наружу), беглецы задумались над тем, что необходимо выручить и команду, но тут Ульций прислушался и сказал: "Говорят, что у них не нашлось помещения для двух дюжин матросов, их отвели обратно и оставили на "Усатой Марии" связанными по рукам и ногам". Услышав это, Ачима произнёс: "Что ж, тогда нам первым делом следует укрыться где-нибудь на этих болотах, а затем как-либо вернуть себе корабль. Вряд ли мы сумеем совладать с вооружёнными солдатами днём, поэтому до ночи у нас есть время на раздумья". Согласившись с крысом, все двинулись прочь от крепости.
Вскоре после спуска с холма земля под ногами беглецов стала сырой, в воздухе запахло болотом и Ульций Пантор Берке в сердцах сказал: "По всей видимости, мне суждено погибнуть в трясине. Стоило чудом выбраться из одной, как совсем скоро меня уже забрасывает в другую". Илья хотел что-то ответить, но вдруг его нога угодила в силок и он упал. Четверо друзей немедленно окружили мальчика и стали развязывать сложный узел. Никто не заметил, откуда появился человек с копьём, который закричал: "Не знаю, кто вы и откуда, но руки прочь от добычи, угодившей в мою западню!" Кишма обернулся к незнакомцу и сказал: "Я тоже не имею чести тебя знать, но эта, как ты сказал, добыча - наш друг Илья, и если ты всё ещё намереваешься заявлять на него права, то тебе придётся иметь дело с нами всеми". Человек миролюбиво ответил: "О нет, что вы. Я думал, это какой-то зверь или птица. Это на них я расставил здесь ловушки. Кто же вы такие будете?" Ачима почувствовал к нему странную приязнь и рассказал без утайки: "Я Ачима, а вот мой брат Кишма, на своей родине в земле крысиного народа мы занимаем весьма высокое положение. Илья - наш юный друг, которого мы хотим доставить домой, к его отцу и матери. Ульций, торговец из Таранта, просто пожелал путешествовать с нами. А этот умудрённый годами крыс - капитан нашего судна, "Усатой Марии" Ижкол Лекерк. Солдаты из крепости остановили нас и алчность породила в них желание завладеть нашими сокровищами. А как тебя зовут и чем ты известен?" Незнакомец ответил: "Меня зовут Пуска, я живу в этих болотах уже пару лет, что же касается того, чем я известен, то это долгая история, и, думаю, мне лучше будет поведать её вам, когда вы будете в безопасном месте, ведь сейчас солдаты наверняка преследуют вас. Но всякий их враг - мой друг, поэтому, прошу вас, следуйте за мной в укрытие, недоступное для недругов".
Беглецы немного поколебались, опасаясь угодить в ещё большую передрягу, но решили всё-таки довериться Пуске и последовали за ним. Тот же вёл их за собой по незаметным тропкам, обходя гиблые места, и, наконец, остановился у огромного гнилого пня. Дерево, от которого он остался, должно быть, росло на этом месте тысячи лет, и налетевшее ненастье сломило его и обрушило на землю лишь тогда, когда земля под ним превратилась в болото и корни уже не могли столь же крепко за неё держаться. Пуска разгрёб мокрые ветки и глазам его спутников предстал небольшой лаз, впрочем, достаточно просторный, чтобы крысолюды могли пройти, не пригибаясь. Указав на него, болотный житель сказал: "Прошу пожаловать в моё скромное жилище, дорогие гости". Беглецы незамедлительно воспользовались приглашением и вошли. Ход вёл в небольшое вырытое в земле помещение, в котором было довольно холодно, но, против всяких ожиданий, сухо. Хозяин попросил прощения за то, что не может развести огонь до наступления темноты - дым выдаст укрытие преследователям. Когда же все сумели кое-как устроиться, Пуска попросил своих гостей рассказать подробнее, какие дела привели их в эти края, и Илья вызвался поведать ему историю путешествия, повторять которую вслед за ним для нас нет смысла. Когда же он закончил, все поразились красноречию мальчика и долго его хвалили. Когда же вогнанный в краску юноша утихомирил своих друзей, болотный житель сказал:
- То, что мне довелось услышать, поистине удивительно, и я хотел бы просить позволения присоединиться к вашему путешествию, поскольку верю, что именно для такой судьбы был рождён. И прежде, чем вы дадите свой ответ, выслушайте рассказ о том, что привело меня к уединённому существованию в этих проклятых болотах.
Родом я с Мизарских островов, и мы с братом Пенакой были рыбаками. У него была жена, красавица Лина, которая очень сильно тосковала всякий раз, как муж отправлялся в море. И вот однажды после особенно долгого отсутствия Пенака возвратился домой и принёс в подарок своей супруге громадного лосося - столь большого мне не доводилось видеть ни до, ни после того. Но Лина вовсе не была обрадована. Она сказала: "Что ты, что твой брат - самые непутёвые мужчины на всём белом свете. Почему тебе не хочется быть со мной и только и думается о рыбалке да о том, как потом ты свой улов зажаришь на костре или завялишь и съешь с пивом? Будто ты тюлень, который только и делает, что плавает в море, охотясь на тунцов и лососей, а когда наестся, греется на солнце на берегу, и всё ему нипочём. Я не в силах больше выносить этого. Убирайтесь оба прочь с глаз моих и заберите эту мерзкую рыбину". Произнося такую речь, Лина разгорячилась и в сердцах схватила ушат, стоявший на скамье, и выплеснула на нас воду, которая была в нём. А надо сказать, что у неё была тётка, которая занималась ведовством, утром в тот день она заходила в гости к племяннице, и случилось так, что один из волос заговорённой косы этой ведуньи выпал и попал как раз в этот ушат, который на нас с Пенакой вылила его разозлённая жена.
И вот, мы с братом ушли из дома его жены и отправились на берег, где развели костёр, чтобы пожарить большущего лосося, от которого она отказалась, и я принёс из дома бурдюк с вином и улёгся на песке, а Пенака недалеко от меня, и вот так мы провели время до самого захода солнца, передавая вино друг другу и почти не разговаривая. Затем я повернулся к брату и в тусклом свете сумерек мне почудилось, будто вместо него там лежит тюлень. Решив, что вино на деле оказалось куда крепче, чем можно было предположить, я попробовал встать на ноги, и тут обнаружил, что не могу этого сделать, так как вместо ног у меня ласты! Вопль ужаса огласил окрестности, и когда Пенака увидел, что с нами случилось, то закричал не менее протяжно. В отчаянии мой брат прополз к морю, нырнул в воду и скрылся вдалеке. Что же до меня, то я остался на берегу, размышляя о том, что со мной приключилось, и к утру сообразил, что тут не обошлось без Лининой тётки, и пополз к ней. Вдруг, как только первые лучи солнца осветили землю, ползти на животе стало ещё тяжелее, и оказалось, что человеческий облик вернулся ко мне. Я обеспокоился тем, что Пенака тоже наверняка перестал быть тюленем, а если рассвет застал его далеко от берега, то он мог утонуть. Но, поскольку дом ведуньи был уже близко, первым делом всё же зашёл к ней. Окинув меня взглядом и увидев на одежде следы песка, старуха сразу поняла, в чём дело(Лина уже успела рассказать ей, как выгнала мужа), и сказала: "Умоляю, не держи на меня зла, в том, что приключилось с тобой, не было никакого умысла. И, что ещё печальнее, не в моих силах помочь тебе. Но лучше поспеши и отыщи своего брата, он может быть в опасности". Я не стал расспрашивать ведунью и поспешил на пляж, призывая брата, но Пенаки нигде не было. Тогда я вышел в море на нашей с ним лодке, и весь день бороздил окрестности острова, но всё было тщетно. Начало смеркаться, ветер относил меня к берегу, и оказалось, что на причале собралось некоторое количество людей. Вдруг один из них указал на меня пальцем и завопил: "Смотрите, это Пуска! Но что с ним?" Взгляды устремились на меня, и все они видели, как я обернулся тюленем. При виде этого сердца их ожесточились, они стали бросать в меня камнями и морскими раковинами и кричать: "Иди прочь отсюда, колдовское отродье!"
Испуганный и обиженный, я попытался направить лодку прочь от берега, но ластами сделать этого не сумел. Пришлось нырнуть в море и уплыть как можно дальше от этих злых людей, которые ещё недавно были мне друзьями и соседями. К утру бегство привело меня на крохотный островок, где удалось отдохнуть, а затем, став снова тюленем, продолжить путь. Так, по прошествии длительного срока, я и оказался в этих болотах, где удалось устроить себе уютное жилище вдали от людских поселений. На расстоянии дня пути нет никого, одна только крепость, откуда вы бежали, и от моего внимания не ускользнуло, что её гарнизон ведёт нечестивую жизнь, грабит проходящие корабли и нередко устраивает бесчинства над беззащитными купцами. Потому я и не держу с ними знакомства, и всякого их врага считаю своим другом. Вот какова моя история.
Дождавшись, пока Пуска закончит, Илья воскликнул: "Воистину, это одна из самых удивительных историй, какие мне доводилось слышать! И что же, сейчас, когда солнце зайдёт, ты станешь тюленем?" "Да, - ответил болотный отшельник, - и, быть может, это моё проклятье окажется вам полезным. Как правило, по ночам на причале остаётся всего два стражника. Я спущусь в воды Лармары и незаметно подплыву к ним, после чего собью с ног и утоплю, а вы сумеете возвратить себе свой корабль". "Не стоит так делать, - возразил Ачима. - Пусть они воры и разбойники, всё же это солдаты на службе у императора Таранта, и убить их - значит навлечь на себя его гнев. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы нас преследовали, будто преступников. Более того, если станет известно, что подобные действия совершены членами царского семейства, это грозит объявлением войны. Ты можешь не топить их, а просто оглушить и протащить под водой так, чтобы не успела подняться тревога?" "Возможно, мне удастся сделать, как ты просишь, - ответил Пуска, - В реке есть один островок, куда несложно будет их оттащить, и сами они не отважатся перебраться оттуда на берег, так как вода холодная, а течение быстрое. Но надо поспешить и разведать расположение противника. Скоро ночь и мне будет труднее понимать ваши слова, приняв тюленье обличье". "Не беспокойся, - сказал Илья. - тебе ведь известно из моего рассказа, что Ачима знает язык птиц и легко уговаривает их помочь, а Ульций может услышать, как с дерева упал сухой лист, находясь от него при этом в дюжине перестрелов. С такими умениями узнать всё о враге не составит труда, не так ли, друзья?"
И действительно, выбравшись из укрытия во пне, Ачима быстро отыскал двух вечерних ласточек и отправил их к месту, где находилась "Усатая Мария". Вернувшись, они рассказали, что сейчас у корабля четверо стражников, потому как два из них пришли сменить двух других, и все они решили поужинать вместе. Тогда Пуска повёл своих номых знакомых одному ему известной тропкой к берегу Лармары. Когда они вышли к реке, солнце уже скрылось за деревьями на западе, и болотный отшельник попросил своих спутников отойти в сторону, чтобы вид его преображения не напугал их. Они согласились, хотя Илье и было весьма любопытно увидеть метаморфозу, и спустя мгновение к их ногам выполз крупный миловидный тюлень. Кишма прикрепил к основаниям его ласт свёрнутые из тряпок кляпы, а Ульций Пантор Берке прислушался и сказал: "Всё, дневная смена оставила своих товарищей и ушла с пристани. Действуй, Пуска". Тот немедленно нырнул в воду и скрылся из виду. Стараясь не шуметь, остальные пятеро пробирались ближе к "Усатой Марии". Наконец, один за другим раздались два тихих всплеска, и друзья поспешили взойти на борт. Развязав матросов, Ижкол Лекерк обратился к ним с призывом: "Вы, несомненно, утомлены заточением, но ради нашей с вами жизни и свободы, скорее садитесь за вёсла и гребите так, будто стоит чуть передохнуть - молнии Громогласного Отца вонзятся вам под хвосты". Команда беспрекословно повиновалась его словам. Тем временем Илья уговаривал Пуску забраться на корабль, а тот отвечал ему непонятными тюленьими песнями, и мальчик был сильно огорчён, что ему приходится оставить столь удивительного друга, едва с ним познакомившись, но ничего не мог поделать.
Когда гребцы расселись по своим скамьям и опустили вёсла в воду, капитан спросил у Ачимы: "Господин, мы отправляемся в море?" "Ну уж нет, - ответил тот. - Мы попали в серьёзную передрягу, пытаясь отвезти Илью домой, и если сейчас отказаться от этой затеи, то всё окажется напрасно. Прикажи матросам грести в сторону Тхако-Чи". Удивлённый таким пожеланием своего нанимателя, Ижкол Лекерк отдал нужные распоряжения и "Усатая Мария" отправилась в сторону озера, недалеко от которого была родная деревня беглого ученика колдуна.
До утра никто в крепости не заметил бегства корабля, и к рассвету "Усатая Мария" была уже далеко. Поднялся попутный ветер, и гребцы наконец-то смогли передохнуть. С первыми же лучами солнца из-за кормы раздались вопли, разбудившие Илью. Протерев глаза, он увидел, что это Пуска, который всю ночь следовал за ними в виде тюленя, а теперь снова обернулся человеком и силы оставляют его. Он немедленно бросил ему канат, и болотный отшельник взобрался на борт. "Я думал, ты хочешь остаться в своём уединённом жилище," - сказал мальчик. "О нет, что ты - отозвался Пуска. - Разве можно и дальше жить там, когда солдаты начнут охоту на кровожадного тюленя-убийцу, как, без сомнения, они назовут меня, рассказывая друг другу о том, что приключилось ночью. Вы же - достойные уважения люди, кроме того, отнеслись ко мне весьма хорошо, и было бы большой честью присоединиться к вашему путешествию. Быть может, мои умения ещё принесут всем нам пользу". Илья очень обрадовался его словам, но сказал, что потребуется ещё и согласие Ачимы, а тот может и не пожелать принять ещё одного чужака. К счастью, такие опасения оказались напрасными: крыс с неожиданной лёгкостью согласился принять ещё одного пассажира на борт, и человек-тюлень устроился спать, утомившись за ночь.
Плавание по Лармаре не принесло новых неприятностей, хотя в некоторых местах гребцам приходилось браться за вёсла, чтобы преодолеть течение. Обогнав пару купеческих судов, медленно поднимавшихся по реке, к вечеру следующего дня корабль вошёл в спокойные воды Тхако-Чи. Ижкол Лекерк проложил курс вдоль южного берега, а с наступлением темноты предложил разбить лагерь на берегу. Все обрадовались его мысли и вскоре сошли на берег в небольшой бухте. Пуска немедленно нырнул в озеро в надежде наловить свежей рыбы, что же касается остальных, то они развели костёр и собирались зажарить на нём что-либо себе на ужин. Ульций сказал: "До моего слуха доносятся звуки, издаваемые утками. Должно быть, где-то неподалёку они водятся в удивительном изобилии. Ачима, не соблаговолишь ли ты обратиться к ним с речью и уговорить некоторых посетить нашу трапезу в качестве основного блюда?" Илья рассмеялся над этими словами, а вот крыс, к которому они были обращены, пришёл в ярость. Он завопил: "Да как ты смеешь, ничтожный бесхвостый, предлагать мне совершить столь бесчестный поступок!" Ульций попросил прощения за нанесённое без умысла и исключительно по незнанию оскорбление, а затем добавил: "В таком случае, я, пожалуй, сумею отыскать в близлежащей роще какого-нибудь зверя по его дыханию, чтобы нам не пришлось питаться одной лишь рыбой, которую изловит Пуска". Кишма и Илья вызвались пойти с ним.
Стоило лишь мальчику сделать несколько шагов вверх по склону холма, на котором начиналась опушка рощи, как в свете полной луны он увидел на небольшом отдалении белую скалу выстой примерно в десяток локтей. Он издал радостный крик и побежал к ней, и Кишма и Ульций с недоумением поспешили за ним. Нагнав Илью у самого основания сиявшего в лунном свете камня, они спросили, что вызвало столь великую радость и воодушевление. Мальчик объяснил: "Я знаю эту скалу, друзья. Мы с отцом, бывало, приходили сюда рыбачить. Значит, мой родной дом, Икрон, совсем недалеко!" Кишма ответил: "Да, это, действительно, счастливое известие. Но, прошу тебя, не торопись и дождись утра, тогда мы все вместе отправимся туда, а путешествие в темноте может оказаться весьма опасным" Илья возмутился: "Я не видел отца, мать и сестру долгие годы, не заставляй меня ждать ещё хотя бы мгновение!" Произнеся эти слова он, прежде чем Ульций и Кишма смогли его задержать, поспешил в ту сторону, где, как ему было известно, находился дом Заира, его отца. Спутники кричали мальчику вдогонку, чтобы он вернулся, но тот не слушал. Когда же Ульций побежал вслед за ним, крыс сказал: "Остановись, товарищ. Илья родом из этих мест, и ему ничего здесь не угрожает. А вот нам следует разыскать пищу для наших спутников, иначе они будут голодны и взволнованы нашим долгим отсутствием". Тогда они решили, что обязательно встретятся с мальчиком завтра, когда придут засвидетельствовать своё почтение его отцу, и вернулись к своей первоначальной задаче - добыче мяса.
Благодаря чуткому слуху Ульция им удалось найти спящего кабана и с лёгкостью заколоть его прежде, чем тот проснулся. Когда крыс и тарантец возвратились с тушей животного к костру, их встретили радостными криками и немедленно соорудили вертел. После вкусного ужина Ачима пришёл в настолько доброе расположение духа, что даже и не подумал противиться мысли отправиться наутро вслед за Ильёй, все спокойно улеглись спать, и вот всё, что с ними было в ту ночь. Что же до мальчика, то ему вполне хватало света звёзд и луны, чтобы найти дорогу по знакомому краю, и весьма быстро путь привёл его к тому месту, откуда днём можно было бы видеть родительский дом. И вдруг глазам Ильи предстало ужаснейшее зрелище: впереди, именно там, куда он направлялся, пылал огромный костёр. Не в силах сдерживать слёзы, он побежал ещё быстрее, издавая печальные вопли и из последних сил пытаясь убедить себя, что память изменила и что это вовсе не лачуга Заира полыхает, озаряя окрестности. Огонь быстро пожирал деревянные стены, с треском обрушивались остатки кровли, и, когда мальчик достиг забора и с величайшей горестью понял, что никакой ошибки быть не может, от дома его отца осталось лишь несколько догорающих брёвен на обширном пепелище. "О, за что мне такое наказание! - воскликнул Илья. - Если бы я знал, что Кимран Инкедык так отомстит за побег, то остался бы его учеником Лаотуном хоть навсегда. Лишь бы сестра и родители были живы". Вдруг надежда посетила его, он подумал: "Возможно, их не было дома в эту ночь, а если и были, то они могли успеть выбежать наружу и спастись. Странно в таком случае, что их нет здесь, но, быть может, кто-либо из соседей сможет мне поведать о случившемся".
С такими мыслями мальчик обошёл мерцавшие в темноте угли и направился к дому деревенского старосты. Однако тот не ответил на стук в запертую дверь. Предположив, что старик крепко спит, Илья постучал сильнее, и снова не получил ответа. Тогда он стукнул изо всей силы несколько раз, и такой шум, пожалуй, разбудил бы и мёртвого. Когда и это не принесло плодов, сын Заира заподозрил что-то неладное и решил влезть в окно. Воров в Икроне видели нечасто, потому защиты от них никакой не было, и проникнуть в дом таким образом не составило труда. Когда же ноги Ильи коснулись пола в комнате, а глаза привыкли к темноте, то он увидел необъяснимое зрелище. Староста Пелак стоял в десяти шагах от двери с вытянутой вперёд рукой, будто статуя, и не шевелился. Мальчик отыскал на столе свечу, зажёг её и подошёл ближе к остолбеневшему старику. Вдруг глаза мужчины резко сдвинулись с места и посмотрели на незванного гостя. Илья от испуга так вскрикнул, что задул свечу и пришлось снова её поджигать. Вновь осветив старосту, мальчик принялся рассматривать его, стараясь не прикасаться, чтобы не стать вместе с ним жертвой проклятья. Время от времени Пелак начинал вращать глазами, и сыну Заира почудилось, что он пытается указать в сторону стола. Убедившись, что ему всё-таки не мерещится, мальчик вернулся к тому месту, где нашёл свечу, и обнаружил там небольшой кусок пергамента, испещрённый мелкими старинными письменами. Старик задвигал глазами, как будто был очень рад этому. Тогда Илья вспомнил уроки, которые получил от Кимрана Инкедыка, и, хотя многие знаки на свитке не были ему известны, сумел понять, что это какое-то из наречий древнего языка, и составил из знакомых слов следующее: "Мёд...перец...растереть". Он произнёс эту фразу вслух, и Пелак ещё быстрее задвигал глазами. Приняв такой знак за одобрение, мальчик бросился в соседнюю комнату, где хранились съестные припасы, нашёл кувшин с мёдом, добавил в него толчёный перец, размешал и вернулся к остолбеневшему старику с этой смесью. Затем, набрав немного зелья в руки, сын Заира нанёс его на шею и плечи старосты. Всего через мгновение тот пошевелил головой, с видимым услием разлепил челюсти и произнёс: "Благодарю тебя, юноша. Не иначе как боги послали тебя ко мне с целью спасти от этой печальной участи. Прошу тебя, смажь мёдом мои руки и колени, чтобы я наконец-то мог сесть". "Прости, благородный старик, - ответил Илья, - но дом моего отца сгорел, и, быть может, это ты виноват. Расскажи мне, что здесь случилось, прежде чем я освобожу тебя".
"О, какая злая шутка! - изумился Пелак. - Ты Илья, сын Заира, не так ли? Это по вине твоего отца это несчастье и произошло со мной и со всем Икроном, а теперь его отпрыск спасает меня. Слушай же. Мне неведомо, что колдун не поделил с ним, но доподлинно известно, что вчера на закате долговязый мужчина приблизился к дому Заира и постучал в его дверь. Тот вышел и спросил у незнакомца, что ему нужно. В ответ чужак прошептал три слова себе под нос, а затем дотянулся до запястья твоего отца - и тот оцепенел. Фаризия, жена моего племянника, шла неподалёку в то время, и, увидев эту устрашающую сцену, бросилась ко мне. Помимо того, что я уже сказал, она клялась, что в сумеречном небе над домом парили два ужасных обликом аметистовых фатма, готовых изрыгать огонь. Я испугался за Заира и подумал, что если колдун наложил на него заклятье остолбенения, а затем подпалит лачугу, то моему соседу и доброму знакомому грозит печальная и безвременная кончина. К счастью, у меня с давних пор имелся рецепт средства, который ты только что прочитал и применил, и я собирался смешать его и прийти на помощь, но тут фатм ворвался в моё окно и поразил меня самого тем же самым проклятьем. Вот, что было, а теперь, умоляю тебя, благородный юноша, освободи меня!" Выслушав эту историю, Илья немедленно принялся растирать остальные суставы старика, говоря: "Прости, Пелак, что не доверял и не поступил так сразу. Знай, в том, что всё это случилось, есть моя вина. Я очень благодарен тебе за то, что ты хотел оказать помощь моему отцу. Увы, теперь уже слишком поздно, от дома остались одни угли, и они с матерью и дорогой моей сетрицей Анной нашли там ужасную смерть".
Через некоторое время к Пелаку полностью возвратилась способность двигаться. Они с Ильёй разделили остававшееся зелье на две части и обошли все дома в Икроне. К рассвету жители деревни были свободны от колдовских чар, а мальчик настолько утомился, что больше не мог думать ни о чём, даже о постигшем его горе, и мирно уснул на скамье у дома старосты. Там его и нашли наутро Кишма, Ачима и остальные спутники с "Усатой Марии". Пелак сидел рядом и оберегал сон ребёнка, послужившего ему спасением. Младший из братьев спросил: "Старик, ты ли тот самый Заир, отец нашего друга?" Староста ответил: "Увы, вам, по всей видимости, ещё неизвестно, что случилось в нашем мирном селении этой ночью. Ужасный колдун и два подвластных его воле фатма наслали заклятье на всех жителей, превратившее их в бездвижные статуи. Совершив же столь крупное злодеяние, они не остановились и подожгли дом отца этого храброго юноши. Если бы не его отвага и умение понимать письмена на древнем языке - не знаю, что было бы со всеми нами". Кишма ощутил великую скорбь, услышав о несчастьи, приключившемся с семьёй мальчика, ставшего его лучшим другом. Остальные спутники тоже сочувствовали этому горю. Все они единодушно решили дождаться пробуждения Ильи, а затем утешить его и взять с собой, чтобы не оставлять в стране, полной печальных воспоминаний. Староста Пелак поведал им обо всём случившемся в подробностях, и спустя мгновение после того, как рассказ был окончен, глаза мальчика открылись.
Увидев друзей, которые помогли ему бежать от Кимрана Инкедыка, Илья сказал: "Приветствую вас, мои верные товарищи. Должно быть, вам уже известно, сколь бесчестен проклятый колдун и как ужасно он поступил с моими отцом, матерью и сестрой. Прошу вас, не откажите в услуге и помогите мне отомстить ему". Ачима ответил: "Успокойся, друг. Мы разделяем твоё глубокое горе, но помнишь ли ты, каково могущество этого чародея? Лучше сразу всадить стилет себе в сердце, чем выступить против него открыто - это даст тебе быструю гибель без мучений, а Кимран Инкедык станет истязать тебя, или, что ещё хуже, сделает своим лишённым воли рабом". Илья разозлился и закричал: "Ачима! Чем больше времени провожу с тобой, тем труднее уразуметь, как такой трус как ты мог вообще решиться на опасный план вызволения брата из плена? Я и не надеялся на твою помощь. Но вы, друзья, Кишма, Ульций, Пуска - вы же не оставите меня?" Однако, вопреки ожиданиям мальчика, младший крыс на этот раз присоединился к старшему и произнёс: "Илья, Ачима говорит тебе дело. Отправляйся с нами в Ашкорк. Ты получил хорошее образование, мы принадлежим к царской семье и поможем получить должность, на которой ты сумеешь его применить, и тебя ждёт хорошая жизнь. А если желание безрассудной мести не оставит тебя, то, по крайней мере, ты станешь гораздо крепче и сильнее, когда достигнешь возраста ношения оружия, не говоря уже о том, что друзья и деньги многократно умножат эту силу. Может статься, эта мысль вовсе уже и не будет столь безрассудной". Ульций Пантор Берке и Пуска поддержали братьев, и тогда, наконец, Илья понял, что их слова преисполнены мудрости и стоит последовать совету. Он сказал: "Хорошо, друзья. Я благодарен за вашу доброту и согласен отправиться с вами в Ашкорк. Но не надейтесь, что когда-либо я забуду о причинённом Кимраном Инкедыком зле, увлечённый делами и занятиями, которые могут у меня там появиться. А сейчас давайте отправимся на пепелище и устроим моим родным подобающее погребение".
Оставив старосту, Илья и четверо его друзей пошли туда, где лежал ещё не остывший пепел от дома Заира. Найти останки семьи было нелегко не только из-за застилавших глаза слёз горя, но и по той причине, что пламя бушевало долго и яростно. В конце концов удалось отыскать несколько почти прогоревших костей. Будучи не в силах определить, кому какие принадлежали, все их завернули в кусок промасленного холста и похоронили под грудой щебня, как это было принято у жителей побережья Тхако-Чи. Многие из людей, населявших Икрон, пришли проститься с Заиром, добрый и благочестивый нрав которого завоевал ему уважение всех соседей. Все они утешали Илью. Наконец, солнце стало склоняться к западу и Пуска сказал Кишме с Ачимой: "Мне не хотелось бы показаться непочтительным, но ещё меньше я желаю после захода солнца оказаться столь далеко от воды. Тюлени на суше весьма неуклюжи и беспомощны". Илья случайно услышал эти слова и отозвался из некоторого отдаления: "Не переживай, друг. Конечно, сердце моё переполнено грустью и скорбью, однако вовсе не они сейчас главенствуют в нём. Желание отплатить колдуну за смерть отца - вот что сейчас мной владеет. Потому я поспешу в земли крысиного народа, чтобы там изучить все науки и искусства, которые мне понадобятся, чтобы одолеть Кимрана Инкедыка, и не стану задерживаться здесь ни одного мгновения сверх необходимого. Та часть моего долга по отношению к семье, которая требует присутствия здесь, уже выполнена".
И тогда все вместе они отправились к месту стоянки "Усатой Марии" на берегу Тхако-Чи. Пуска поспешил укрыться за деревьями, чтобы никто из спутников не мог увидеть его превращения, а всех остальных встретил капитан Ижкол Лекерк. Ачима рассказал старому крысу обо всём произошедшем в Икроне и тот проникся глубоким сочувствием к Илье и его утрате. Затем, немного поразмыслив, он спросил: "Каков будет наш дальнейший путь? Из озера нет другого выхода, кроме той же протоки, по которой мы в него попали, а в устье Лармары нас, несомненно, поджидают с весьма недобрыми намерениями. Быть может, нам следует двигаться только ночью, чтобы попытаться проскользнуть незамеченными?" Ачима возмутился: "Об этом не может быть и речи! Эти негодяи из крепости на болоте похитили у меня сундук, полный серебра, золота, драгоценной крысолюдской стали и самоцветов. И я хочу получить его обратно, а заодно и поквитаться с ними". Кишма удивился: "В своём ли ты уме, брат?" "Конечно, - ответил тот. - но когда Илья назвал меня трусом, это было весьма болезненно, и я впредь не собираюсь давать ему поводов для такого мнения". "Прости, благородный крыс, - вступил в разговор мальчик. - В моих намерения вовсе не входило оскорбить тебя. Не стоит ради этого оставлять свои обычные благоразумие и рассудительность". "А я вовсе и не оставляю, - возразил Ачима. - Разве благоразумно вернуться в родные земли, лишившись всех богатств, и влачить там нищенское существование на доход от поместий? Что же касается рассудительности, то до болот ещё полтора дня пути, и за это время мы обязательно сумеем изобрести хитрость, с помощью которой одержим победу над солдатами из крепости". Кишма попытался немного поворчать о том, что жадность и любовь к золоту сделала его брата безумным, но всем остальным эти слова старшего крыса пришлись весьма по душе. Потому было решено отправиться в путь на рассвете.
Придя к согласию, капитан Лекерк, братья Кишма и Ачима, Ульций, и Илья уселись вокруг костра. Вскоре к ним присоединился Пуска в обличье тюленя, он принёс с собой свежевыловленную рыбу, которую тут же зажарили и съели с большим аппетитом. Затем один из моряков принёс бурдюк вина и Ачима, разлив его на всех, произнёс речь, восхвалявшую достоинства Заира. Хоть он и не был знаком с погибшим, сын рассказал об отце многое, и у крыса не возникало сомнений, что это был в высшей степени заслуживающий уважение человек, недаром же он стал родителем столь замечательного ребёнка. Дойдя до этого места, Ачима, чего от него никто не ожидал, поклялся Громогласному отцу, что с этого самого дня будет заботиться об Илье, словно о собственном сыне. Все были очень удивлены подобным оборотом событий, но сочли такое решение похвальным. Наевшись и напившись, компания улеглась спать, и ничто не потревожило их сон до самого утра.
Вскоре после восхода солнца Пуска, остававшийся на берегу последним, поднялся на борт "Усатой Марии", и корабль отчалил. Гребцам пришлось налечь на вёсла, и только ближе к середине дня наконец-то поднялся ветер, позволивший им отдохнуть. В это время Ачима собрал всех своих друзей на совет, чтобы решить, как же именно поквитаться с гарнизоном крепости в устье Лармары и вернуть похищенные сокровища. Илья сказал: "Мне доводилось читать у Икум Лиена о том, как один из великих полководцев древности подкупил жителя осаждённого города, чтобы тот вылил в гарнизонный колодец бутылку сонного зелья. После этого все солдаты уснули мёртвым сном, и нападавшие смогли беспрепятственно приставить к крепостным стенам лестницы, взобраться по ним и захватить город в свои руки. Кишма, увидев чудесный порошок, освободивший нас из заточения, я решил, что ты, находясь на службе у Кимрана Инкедыка, изучил некоторые из книг, содержащих тайные знания, и теперь знаком с искусством изготовления подобных колдовских смесей. Если это так, мы могли бы усыпить этих проклятых мздоимцев и солдат и забрать у них всё, что нам причитается". Крыс ответил: "Мой юный друг, твоя догадливость воистину поразительна. Да, вещество, сжигающее железо, действительно было приготовлено мной по рецепту, украдкой подсмотренному у хозяина. Сонное зелье делать я не пробовал, но уверен, что справлюсь. Однако много ли в этом будет толка? Мы не сумеем смешать с ним содержимое каждой солдатской фляги". "Почему же, - возразил Ачима. - Помните, как ворона помогла нам в тот раз? Я научу кого-либо из птиц донести бутылку до колодца, откуда гарнизон берёт воду и разбить её там, и дело будет сделано". Капитан Лекерк похвалил эту идею, Ульций также её одобрил, и решили так и поступить.
К этому времени стремительное течение в восточной части озера уже подхватило "Усатую Марию" и несло её к Лармаре. Ветер тоже был попутным, и, оценив скорость, сообщаемую стихиями кораблю, Ижкол Лекерк сообщил остальным, что обратный путь к морю займёт гораздо меньше времени, и уже следующим утром, самое позднее - к моменту приближения солнца к зениту, они будут в заболоченном устье. Кишма предупредил капитана, что им потребуется сделать остановку в какой-нибудь лесистой заводи, чтобы добыть необходимый для сонного зелья мох. У того не было возражений. Когда "Усатая Мария" вышла в протоку, на южном берегу обнаружились старые деревья, с которых удалось собрать недостающий компонент, и Кишма занялся приготовлением колдовского состава. Наступила ночь, Пуска укрылся, чтобы сменить облик, после чего радостно пополз к борту, чтобы поймать себе рыбы, но Илья остановил его: корабль шёл слишком быстро и тюлень бы неминуемо отстал.
Незадолго до рассвета, когда звёзды уже начали исчезать на светлеющем небе, Кишма издал победный клич: зелье было готово. Оказалось, правда, что мало кто может разделить его радость: кроме трёх матросов, занятых управлением кораблём, все спали. Не на ком было даже испытать состав. По счастью, вахта рулевого как раз заканчивалась. Он разбудил того, кто должен был его сменить, и сказал Кишме: "Буду вам весьма благодарен, благородный господин, если вы проверите свой чудодейственный напиток на мне. На берегу Тхако-Чи я сжевал три листа редкого кустарника, который, по словам одного из моих знакомых, придаёт силу и бодрость. Это действительно оказалось так, но вот уже вторую ночь с тех пор невозможно даже на мгновение сомкнуть глаза и забыться. Надеюсь, Громогласный отец смилуется надо мной, и дарует мне отдых при помощи вашего зелья". Кишма с радостью налил несколько капель своего состава в кружку рулевого и разбавил водой. Тот выпил всё залпом, и едва успел прилечь на свою койку, как громко захрапел.
За время этого испытания успели проснуться остальные путешественники. Илья первым прибежал к Кишме с вопросом, удалось ли достичь успеха в задуманном деле, и был чрезвычайно доволен ответом: он постоянно размышлял о замысле возврата сокровищ Ачимы, чтобы не предаваться отчаянию из-за гибели семьи. Старший крыс, Ульций и Пуска присоединились к ним чуть позже. Последним пришёл Ижкол Лекерк: ему, прежде приступать к другим делам, было необходимо убедиться, что за ночь ничего не случилось с "Усатой Марией", курс верен и место назначения ещё не осталось позади. Всё проверив, он сообщил своим пассажирам, что до болотной крепости осталось не более сорока перестрелов, и сейчас матросы уберут паруса и на вёслах отведут корабль в сторону от течения, чтобы пристать к берегу в укромном месте. Кишма прилёг немного передохнуть, его брат и Илья решили присоединиться к гребцам, так как многие из команды были заняты другими важными обязанностями и не могли сидеть на вёслах. Ульций, будучи намного выше крысолюдов ростом, не мог уместиться с веслом на скамье, так что, хотя ему тоже хотелось показать свою силу, пришлось просто стоять рядом.
Навстречу "Усатой Марии" прошёл поднимавшийся против течения купеческий корабль. Матросы на нём с удивлением смотрели, как команда Ижкола Лекерка ведёт своё судно к берегу в столь необычном месте. Однако пристать удалось без трудностей, и солнце было ещё совсем низко, когда Ачима спрыгнул на землю и побежал к сидевшим в траве уткам. Раздалось возмущённое крякание селезней, однако крыс не просто знал птичий язык, но ещё и был весьма красноречив, и ему не составило труда убедить пернатых упрямцев помочь в его задумке. Тем временем Илья и Ульций растолкали Кишму, который спал так крепко, что сперва друзья побоялись, что он сам выпил своё же зелье и теперь не проснётся ещё долго. Придя в себя, бывший раб колдуна спросонья не мог понять, где он находится, и хотел было по старой привычке первым делом отнести завтрак в келью ученика, однако, увидев мальчика перед собой, быстро вспомнил, что они оба уже свободны, и проворчал: "Ну и зачем же вам потребовалось прерывать мой сон? Усыпляющий состав готов, вот бутылка, неужели без моей помощи вы не сумеете отдать её вороне или кого ещё там изловил мой братец?" Ульций ответил: "По крайней мере, нам нужно быть уверенными, что этого количества достаточно, чтобы усыпить всех солдат и чиновников, которые будут пить из колодца, но всё же не слишком много, чтобы никого не погубить, потому что по законам Таранта убийство солдата чужеземцем в мирное время должно повлечь за собой стократное возмездие, а, как ты понимаешь, нам вовсе ни к чему, чтобы император шёл войной на Ашкорк, а тем более - по нашей вине". "О, не беспокойся, - продолжил ворчать Кишма. - Тут ровно столько, сколько необходимо, и ни единой каплей не больше и не меньше. А теперь возьмите бутылку и позвольте мне дальше спать". Илья сжалился над крысом, и, хотя Ульций не верил, что всё столь точно рассчитано, мальчик утащил его, чтя желание друга отдохнуть.
И вот к рыжей лапе одной из уток привязали бутылку со снадобьем и она не без труда взлетела, а остальные птицы поднялись в воздух вслед за ней. Ульций внимательно прислушивался, чтобы подать друзьям знак, когда план будет приведён в исполнение. Внезапно его лицо помрачнело. "Увы, похоже, удача не сопутствует нам сегодня, - с огорчением произнёс тарантец. - Я слышу, как солдаты, стоящие на страже, указывают друг другу на утиную стаю радостными восклицаниями и натягивают тетивы своих луков, желая посоревноваться в меткости и добыть себе вкусный ужин". "Похоже, что печальная судьба ждёт пернатых, доверившихся Ачиме, - заметил Илья. - Надеюсь, он не утратит таким образом птичье расположение, потому как помощь тех, кто способен к полёту, могла бы нам ещё пригодиться в будущем". Ульций жестом попоросил мальчика сохранять молчание, чтобы близкий голос не заглушал доносящихся издалека звуков, и продолжил: "Стрелы выпущены. Вот, я слышу крики напуганных уток, похоже, многие из них ранены или убиты и падают на землю. Ах! Увы, этот звон не может более быть издан ничем, кроме как разбившейся бутылкой с зельем". От таких слов собравшуюся на берегу компанию охватило было уныние, и тут продолжавший прислушиваться Ульций вдруг просиял, а затем объяснил друзьям причину своей радости: "Не иначе как какое-то божество, быть может, ваш крысиный Громогласный отец, разгневалось на таможенников в крепости и оказывает поддержку нам. Кто мог подумать, что подстреленные утки упадут в колодец? А именно так и произошло, две из них в него угодили, и сейчас до меня донеслось удивлённое восклицание солдата, выловившего оттуда ведром селезня с верёвкой на лапе. Не может быть никакого сомнения, что это именно тот, который нёс смешанный Кишмой состав, а, значит, бутылка разбилась о стену колодца и пролилась в него". Ачима, услышав такое известие, обрадовался и предложил своим спутникам: "Давайте разобьём лагерь в укромном месте и дождёмся следующего утра. К тому времени все наверняка уже выпьют воды с сонным зельем, и крепость останется беззащитной".
Все с радостью согласились. Пуска, проживший в болотах долгое время и хорошо знакомый с местностью, показал друзьям, где можно развести костёр, не опасаясь, что его заметят дозорные. Когда проснулся Кишма, ему захотелось пойти на охоту. Он позвал с собой Илью, чтобы отвлечь мальчика от мрачных размышлений, но тот не согласился, и тогда пойти с ним вызвался брат. Оба крыса отсутствовали очень долго, но зато, когда возвратились, принесли с собой огромного вепря. Ульций, глядя на их добычу, заметил: "Произошедшее вдвойне удивительно. В болотистых зарослях нередко встречаются кабаны, но до меня не доносились издаваемые ими звуки, равно как и шум вашей борьбы с ним. Но что поражает гораздо больше, так это то, что вы сумели одолеть этого свирепого зверя. Я многое слышал о доблести крысиного народа, но ведь он ростом почти с вас! Представьте себе, что тарантец вышел бы против коня или быка с такими же жуткими клыками и злобным нравом!" Братья восприняли слова Ульция как похвалу, и Кишма с гордостью сказал: "Опытный воин либо охотник из нашей земли ничуть не уступает лучшим из ваших бесхвостых бойцов, и если кое-где ему может не хватать силы - это с лихвой возмещено быстротой и ловкостью. Почти никто из крысиного народа не выступает в имперских цирках, когда там устраиваются бои, но только по той причине, что Громогласный отец запрещает нам устраивать кровопролитие потехи ради". Услышав это, тарантец ответил: "В высшей степени разумный закон. Когда цель нашего путешествия будет достигнута, я хотел бы узнать больше о вашей вере. Жители империи поклоняются множеству богов и исполняют разнообразные обряды, при этом многие не верят в существование подземного мира, ветвей Мирового Древа или небожителей вообще, а некоторые даже отрицают существование фатмов, хотя их злонамеренное вмешательство в нашу жизнь проявляется самым явным образом едва ли не каждый день. Потому воистину удивительно, как ваш народ вот уже много сотен лет почитает Громогласного отца и свято чтит установленные им законы". "В Ашкорке найдётся много крысолюдов, гораздо более искушённых в таких вопросах, нежели я, - сказал Кишма, - а теперь давайте уже приготовим добытое нами с братом мясо".
Кабан был зажарен, и путешественники, а также те из матросов, кому не нужно было оставаться на корабле, провели остаток дня и вечер вокруг костра за вином и разговорами. Затем компания отправилась ко сну, поручив Пуске, который всё равно с трудом мог спать в тюленьем обличье, обязанности часового. Наутро первым делом Ачима подошёл к Ульцию и поинтересовался: "И как, доносится ли от крепости мощный и дружный храп таможенников и гарнизона?" Тарантец вынул из ушей затычки, которые вставлял во время сна, чтобы любой шорох не мог его разбудить, и прислушался. Через некоторое время он сказал: "Не могу разобрать. Помимо сонного сопения множества людей, до меня доносятся какие-то разговоры. Возможно, по Лармаре сейчас проплывает корабль, и это говорят друг с другом матросы на нём. Давайте вооружимся и отправимся в путь, может быть, за это время посторонние звуки исчезнут".
Ачима понравилась такая идея. Проверив оружие и прочую экипировку, он, его брат, Ульций, Пуска и капитан Лекерк собрались уже выступать, когда Илья, который только закончил умываться, остановил их и возмутился: "Эй, куда это вы без меня?" Кишма ответил ему: "Мой юный друг, эта вылазка обещает быть весьма опасной. Я думаю, тебе стоит остаться здесь и ожидать нашего возвращения". И, несмотря на все его возражения, мальчика оставили у костра вместе с командой корабля.
Пятеро смельчаков пробирались через болото, и каждые пять дюжин шагов Ульций останавливал группу и снова прислушивался. Наконец разговоры утихли, и только храп и сопение множества спящих достигали его ушей. Обрадованный тем, что его предположения оправдались, тарантец сказал своим спутникам: "Вперёд, к крепости таможенников. Там совершенно точно не осталось никого бодрствующего!" Ачима ускорил шаг, и вот уже совсем скоро вся компания оказалась у укреплённых ворот. Они были открыты нараспашку, но, к огромному удивлению каждого из пятерых, не было видно уснувших на своих постах привратников. Ижкол Лекерк первым заподозрил что-то неладное и остановил группу. "Ульций, - прошептал он, - прислушайся ещё раз. Действительно ли вся крепость погрузилась в сон?" "Не может быть и тени сомнения, - ответил тот, повертев головой из стороны в сторону, дабы не упустить ни малейшего шороха". "Ну что же, тогда вперёд! - скомандовал Ачима. - Но помните, что нам ни в коем случае нельзя убивать солдат, служащих Таранту. Даже ранить их можно только если иначе вам грозит неминуемая гибель". После этих слов все пятеро вбежали в крепость.
Оказавшись на небольшой площади за воротами, Ачима и его спутники на мгновение остановились, имея целью вспомнить, что находилось в каком из четырёх каменных строений. Этого промедления было достаточно, чтобы пять воинов, облачённых в мягкую кожу, не издавая ни звука спустились со стен у них за спиной, где укрывались, и обрушили свои увесистые дубины на затылки Пуски и Ульция. Оба немедленно обмякли и упали. Три крыса успели обернуться и приготовились к обороне. Голос, несомненно принадлежавший командиру этих неожиданных защитников крепости, приказал: "Не вздумайте убивать их! То, как они хитростью усыпили весь гарнизон, достойно всяческой похвалы, и я хотел бы обучиться этому секрету". Ачима внимательно осмотрел одежду нападавших и крикнул брату и капитану: "Это не солдаты императорской армии. Защищайтесь, не сдерживая сил!"
И закипела битва. Хороший удар тяжёлой дубины мог бы убить крысолюда на месте, а разозлить начальника никто не хотел, потому превосходство в силе и росте не очень-то помогало воинам в коже. Крысы же, напротив, дрались не на жизнь, а на смерть, и наносили своими кинжалами болезненные уколы. Однако противник превосходил их числом. В пылу боя ни Ачима, ни Кишма, ни капитан Лекерк не заметили, как со стены спустился ещё один человек. В руках у него была сеть из тончайшего серебристого волокна, которую он, прицелившись, набросил на троих крысолюдов. Блестящие нити тотчас же опутали руки и ноги нежданных гостей крепости, и тогда командир приказал своим подчинённым разоружить пленников - а те не могли никак противиться.
"Кто ты такой?" - закричал оскорблённый столь унизительным поражением Ачима. Кишма присоединился к его возмущению: "И почему на тебя не подействовало моё сонное снадобье?" "Что ж, могу и рассказать. В конце концов, мне бы тоже хотелось услышать от вас ответы на многие вопросы, - произнёс предводитель одетых в кожу воинов. - Меня зовут Флавий Гиршун, я наёмник, как и стоящие перед вами бравые ребята, сражающиеся под моим началом. Несколько влиятельных и обеспеченных купцов из городов на побережье Тхако-Чи заплатили нам изрядную сумму денег, чтобы мы усилили своим присутствием гарнизон этой крепости, так как товары с проходящих по Лармаре кораблей стали пропадать всё чаще и всё более загадочным образом. Что же касается зелья, то о нём хотелось бы больше услышать от вас. А не подействовало оно на мою команду по той причине, что все мы, прибыв сюда прошлым вечером, пили исключительно пиво, и не притрагивались к воде. Пробудившись с утра, я увидел, что все солдаты, если и проснулись - упали на землю и храпят в совершенно неподобающих местах, и строго-настрого запретил всем своим людям пить местную воду, хотя им этого и очень хотелось. Избежав таким образом отравления, мы затаились, ожидая нападения, которое обязательно должно было последовать - разве кто-то станет усыплять гарнизон крепости, не планируя её захватить? Большой армии негде было спрятаться в этих болотах, поэтому мне пришло в голову отворить ворота, чтобы застать врасплох нападающих, которые будут считать, что их план удался. Так и вышло, и вот теперь вы в моих руках".
Тем временем Илья, которому велели оставаться неподалёку от "Усатой Марии", не вытерпел мук ожидания и тайком отправился за своими друзьями. Оружия у него не было, и, поразмыслив, мальчик решил взять с собой мешочек с блестящим порошком, подобным тому, который бирюзовым пламенем растопил прутья решётки несколькими днями ранее. Осторожно ступая, чтобы не привлечь случайным шорохом внимание бдительного Ульция, он достиг ворот крепости в то самое мгновение, когда на троих крысолюдов набросили сеть. Испугавшись за их судьбу, мальчик решил во что бы то ни стало помочь товарищам, и, притаившись в тени, стал внимательно слушать. Флавий Гиршун как раз закончил свой небольшой рассказ и перешёл к вопросам. "...и каковы ваши намерения?" - долетел до ушей Ильи конец фразы командира наёмников. Ачима без утайки отвечал ему: "Доблестный воин, прежде чем я поведаю тебе о том, кто я и откуда родом, ты должен знать, что нас с тобой навряд ли можно назвать врагами. Купцы наняли тебя, чтобы предотвратить пропажу товаров и денег с судов, проходящих по Лармаре, и, да будет тебе известно, наш небольшой отряд преследовал точно такую же цель: возвратить сундук с сокровищами, похищенный с "Усатой Марии" - так называется мой корабль - мздоимцами из числа чиновников. Несомненно, они сами и в ответе за все пропажи на купеческих судах, но угрозами заставили капитанов молчать об этом". "Весьма любопытная история," - сказал в ответ Флавий, но добавил: "Впрочем, у меня нет причин верить твоим словам, скорее всего, ты обыкновенный вор, изобретающий оправдания своим злодеяниям". "Вовсе нет, - оскорблённо отозвался связанный крыс. - Я Ачима, сын Хирима, принадлежу к роду царей Ашкорка. Сомневаясь в благородстве моих намерений, ты наносишь оскорбление могущественному семейству, правящему богатейшей страной". Глава наёмников счёл такое заявление чрезмерной ложью и стал кричать на пленников: "Негодяи! И не надейтесь даже, что я отпущу вас живыми, потому как лжецы с детства мне ненавистны".
В это самое мгновение Илья выступил из тени и подал знак Кишме. Тот заметил мальчика и узнал мешочек у него в руках. Быстро сообразив, какой была задумка, крыс произнёс: "Твоё неблагоразумие крайне велико, храбрый Флавий. Он действительно тот, за кого себя выдаёт, а я его младший брат. С нами в земли крысиного народа путешествовал также мальчик, ученик колдуна, постигший тайные искусства, и сейчас он стоит у тебя за спиной, изготовившись испепелить всё твоё воинство с тобою вместе". Предводитель отряда заподозрил, что крысы что-то замышляют и добиваются, чтобы он отвернулся, потому сам не стал смотреть в сторону ворот, но приказал это сделать одному из наёмников. Тот испуганно завопил: "Командир, это вовсе не уловка!" Тогда и сам Флавий немедленно обернулся - и как раз во время, чтобы увидеть яркое сине-зелёное пламя, слетавшее с ладоней Ильи. Большинству граждан Таранта и прочих жителей империи колдовство было знакомо только по туманным предсказаниям оракулов и гадалок, и потому такое проявление его разрушительной силы было особенно пугающим. Командир отряда наёмников упал на одно колено и, заслонив глаза от огня, закричал: "Скажи, о не по годам мудрый чародей, действительно ли эти крысолюды говорят правду? Прошу, пощади нас, так как мы напали на них, полагая, что защищаемся от грабителей". Илья, стараясь сделать свой голос как можно более грозным, медленно произнёс в ответ: "Да, они не лгут. Если вы немедленно развяжете крысов и приведёте в чувство двоих оглушённых спутников, то я обещаю, что вам не будет причинён вред. А чтобы убедиться в правдивости моих слов, взгляни на сокровища, хранимые в этой крепости. Среди них ты несомненно сумеешь найти товары, пропавшие с купеческих кораблей в последние дни, а в сундуке, похищенном с "Усатой Марии" увидишь стальные монеты, имеющие хождение только в землях крысиного народа". Флавий Гиршун подчинился словам мальчика, и двое наёмников сняли сеть с Ачимы, Кишмы и Ижкола Лекерка, а другие приложили холодные медяки к ушибленным затылкам Пуски и Ульция, и встряхнули обоих, чтобы они очнулись.
Ачима, освободившись от пут, повёл Флавия в хранилище. Как и говорил Илья, там оказалось множество тканей и прочих товаров, в которых командир наёмников без труда узнал имущество купцов, обратившихся к нему за помощью, так как таможенники не потрудились даже снять сургучные печати с тюков и мотков. Тогда он стал приносить крысу извинения, и тот, поскольку был в весьма благосклонном расположении духа, отыскав свой сундук среди множества вещей в комнате, принял их. Увидев, что между недавними противниками установился мир, Илья рассказал Флавию, что на самом деле вовсе не является чародеем, хотя и провёл три года в учениках у Кимрана Инкедыка. Наёмник похвалил мальчика за проявленные храбрость и смекалку, и предложил Ачиме с компанией остаться на пиршество в крепости. Крыс собирался согласиться, но тут вступил его брат с такими словами: "Действие сонного зелья не бесконечно. Мне не хотелось бы оказаться здесь, когда солдаты и таможенники придут в себя и обнаружат, что их тайное предприятие раскрыто. Мы погрузим то, что принадлежит нам по праву, на ручную тележку, и поспешим на свой корабль, и вам тоже следует, взяв с собой наиболее ценное из похищенного у купцов имущества, покинуть крепость и вернуться к своим нанимателям с известием о творящемся в устье Лармары беззаконии. А расправу с негодяями лучше предоставить императору".
Так и было решено сделать. Пообещав друг другу при следующей встрече не быть врагами, Ачима и Флавий попрощались. Ульций нашёл тележку, на которую погрузил сундук с деньгами, и вся компания немедленно отправилась обратно на корабль. Матросы ожидали их возвращения, готовые отчалить по первому приказанию, и капитан Лекерк без промедления скомандовал отдать швартовы. Ветер наполнил паруса, и ещё до заката "Усатая Мария" вышла из устья Лармары в открытое море, где у гарнизона крепости не было никакой возможности её достать, и взяла прежний курс: через многие моря к далёкому Ашкорку.