Аннотация: Рассказ по вселенной "Космических рейнджеров".
Космическая гладь, усеянная звёздами, словно кто-то щедро сыпанул на неё муки, вдруг вспучилась, вздулась, как мыльный пузырь, раздалась вширь, кривя и искажая светила и туманности, вспыхнула напоследок радужным светом и распустилась, открывая устье гиперканала. Из его бесцветного нутра выскользнул юрким лучиком серебристый звездолёт. Его размытые контуры прояснились, обрисовав хищно вытянутые формы и часто мерцающие пятна интерфазных двигателей. Дыра в пространстве за кормой корабля, влекомая вселенской силой упругости, затянулась, и к белесым гроздьям звёзд вновь вернулся их привычный вид. Пришелец из подпространства некоторое время бездействовал, медленно вращаясь так, что на его блестящие бока яркими бликами падал свет ближайшей звезды, затем ожил, вспыхнул по краям сигнальными огнями и мгновенно, не тратя времени на разгон, сорвался с места.
Пилот корабля постучал по сенсорной панели, призывая бортовой компьютер зафиксировать курс. Штурвал мигнул зелёным, подтверждая приказ, и с неслышным механическим гулом втянулся в зеркальную поверхность пульта. Пилот полюбовался на свою физиономию, изрядно обволосатевшую за время полёта и, вздохнув, принялся сочинять текст радиограммы для блокпостов системы N. В последнее время эти посты, состоящие из патрульных крейсеров, огромных и ржавых, нелепых в своей уродливости и неуместной шарообразности, заполонили собой космос вокруг практически всех обитаемых систем. И хоть внешне они выглядели как очень неопрятные круглые куски рыжеватой от ржавчины стали, оснащавшее их вооружение заставляло с ними считаться. Разогревать эти махины для боя было долго и трудно, поэтому их пилоты поступали проще - просто палили по всем неопознанным объектам, не снижая боевую готовность никогда. Поэтому Артём, а именно так звали пилота серебристого звездолёта, предпочитал не рисковать. Выход из гиперпространства он всегда старался организовать на почтительном расстоянии от крейсеров. Конечно, реальная опасность быть изничтоженным ему не грозила, потому что он был человеком, но подстраховаться никогда не вредно.
Когда крейсеры стали видны невооружённым взглядом, Артём остановил корабль, и тот повис в пространстве, устремив нос к звездной системе. Блокпост отсюда выглядел ворохом чёрных горошин, в беспорядке разбросанных на фоне жёлтого ореола звезды. В эфире царило блаженное радиомолчание.
Он отстучал на пульте стандартную идентификационную форму. Теперь всего лишь подождать несколько минут, пока эти неповоротливые болваны обработают запрос. Обычная процедура.
Минуты всё тянулись, горошины вдалеке всё также таили в себе безмолвную угрозу. Артём несколько забеспокоился - неужели что-то пошло не так? Сейчас они развернутся и тронутся с места, смешаются в непроницаемый рой и ринутся на него как пчёлы. Космос расцветится лучами, а серебристый кораблик, который кажется таким миниатюрным по сравнению с огромными угрюмыми крейсерами, превратится в мелкодисперсную пыль...
- Борт "Звездочёт", вход в пространство системы N разрешён, - недружелюбно буркнул из динамиков голос, тембром напоминающий малокский, - Следуйте по выделенному вам коридору.
И действительно, горошины вдали словно бы чуть-чуть потеснились, образовав что-то вроде зазора. Артём пожал плечами и снова взялся за штурвал. Тут у самого края обзорного стекла появилось что-то тёмное, и руки пилота совершенно рефлекторно дёрнулись в сторону, разворачивая звездолёт вбок.
На небольшом расстоянии от корабля висел неподвижно, как влитой, тёмный вытянутый объект. Точь-в-точь торпеда.
- У меня тут неопознанный объект по левому борту, - осторожно сказал Артём в переговорник, - это не ваше?
Но кораблик продолжал поворачиваться боком к тёмному цилиндру. Тот неудачно оказался в тени звездолёта, и разглядеть его никак не удавалось. Внешний прожектор, едва не опережая команду хозяина, ослепительно вспыхнул и непременно прорезал бы космическую тьму многокилометровым лучом, если б только такой трюк был возможен в вакууме.
Неопознанный объект озарился белым электрическим светом. Буквы на его шершавой металлической поверхности рельефно очертились тенями. Никакой загадочной инопланетной вязью и не пахло, это был самый обыкновенный всеобщий язык Коалиции. Надпись гласила: "кN29, в.б. "Арбалет". Под объектом болтались, словно вырванные с корнем, какие-то провода и толстые стальные трубы, неведомой силой смятые как трубочки для коктейля. На торпеду или орбитальную бомбу, за которые Артём сначала принял таинственную находку, всё это совсем не походило.
- Борт "Звездочёт", - заволновались в переговорнике, - немедленно следуйте выделенным вам коридором или будете обвинены в шпионаже и диверсионной дея...
Артём не глядя протянул руку и щелчком выключил интерком. Густой малокский бас оборвался на полуслове.
Корабль слегка развернулся, меняя угол освещения. Луч скользнул вбок, пробежал по ребристой поверхности и толкнулся в небольшое смотровое окошко, отозвавшееся ослепительным бликом.
Это же гаальская похоронная капсула, догадался Артём. Раньше - несколько столетий назад - гаальцы часто хоронили своих космонавтов подобным образом. В процессе традиционной погребальной церемонии тело погибшего со всеми почестями помещалось в высокотехнологичную капсулу с автономным источником питания, после чего этот гроб со своим мёртвым скитальцем ложился в дрейф и по случайному курсу следовал за пределы обитаемой галактики. Среди гаальцев этот ритуал, символизирующий стремление гаальской души и после смерти познавать бесконечные просторы Вселенной, считался чрезвычайно почётным.
Но после одного нелепого происшествия традиция быстро потеряла былую популярность и сошла на нет. Одна из капсул, заключавшая в себе тело гаальского генерала Оол-Лана, столкнулась в открытом космосе с прогулочным фэянским лайнером. В широком смысле никто не пострадал, щиты лайнера без особого труда снесли с пути нерасчётный объект. Но капсула раскололась от удара, и генерал Оол-Лан с облаком осколков стекла в кильватере пролетел мимо широких, во всю стену, как это принято у фэян, иллюминаторов, в которые как раз глазели не слишком мужественные пассажиры.
Значит, погребальной капсуле, на которую наткнулся Артём, по крайней мере сотня лет. Интересно, откуда она взялась в этой системе? Судя по торчащим обломкам, ей оторвало двигатель, и она, влекомая притяжением звезды, стала чем-то вроде её искусственного спутника. Но почему она тогда висит совершенно неподвижно?
Корабль повернулся ещё на несколько градусов, продолжая исследовать находку лучом. Блик исчез, и стало видно, что именно находится за смотровым окошком. Артём поморщился, ожидая увидеть истлевший гаальский череп, которого там не оказалось. За поцарапанным стеклом белело бледное человеческое лицо. Даже самый заядлый пессимист не смог бы дать этому лицу больше двадцати пяти; о веках, прошедших с момента запуска последней погребальной капсулы, не могло идти и речи.
Пальцы сами потянулись к панели управления захватом, игнорируя заметавшийся в сомнениях разум. "Чего ради подбирать на борт под пристальным наблюдением малокских боевых крейсеров космический гроб устаревшей конструкции со свежим трупом внутри?" - спрашивал он. Да потому что чертовски интересно, что забыл здесь космический гроб устаревшей конструкции со свежим трупом внутри, отвечал он самому себе. Ты просто глупый авантюрист, надсмехался он. А ты сухой кабинетный брюзга, огрызался он.
Тем временем захват выплюнул из себя тугие энергетические пучки, нежно, но крепко обнявшие капсулу. Она тяжело, чуть ли не с хрустом оторвавшись от окружающей её пустоты, сдвинулась с места и поплыла, разворачиваясь, к "Звездочёту". Из перебитой трубы шариками выскользнули капли какой-то жидкости и заблестели росой в свете всё ещё включённого прожектора. Капсула чинно подплыла к приветливо распахнутому зёву шлюза, выровнялась, стабилизируемая силовыми полями корабля, и под идеальным углом вошла в трюм. Приглушённый звон за спиной дал Артёму понять, что находка без происшествий опустилась на пол трюма и утвердилась там. Он слез с кресла, постучал по барометру, проверяя, нет ли утечек воздуха, и протиснулся в узкий люк, ведущий из кабины в грузовой отсек. Над люком ярко горела большая зелёная лампа, показывая, что объект не ядовит, не излучает и никоим образом для человеческого здоровья не опасен. Сам объект мирно покоился прямо на решётчатом полу, покрытый мгновенно налипшей изморозью. Слышно было только его тихое потрескивание да ровный гул двигателя из машинного отделения.
Артём, невольно ступая тихо, обошёл вокруг капсулы. Она лежала чуть криво, скашиваясь набок из-за куска трубы, загнувшегося под дно. Из её рваного раструба уже натекла на пол небольшая лужица чего-то маслянистого, не поддававшегося сковывающему влиянию низких температур. Надпись на поверхности, полускрытая мутным инеем, всё ещё гласила: "кN29, в.б. "Арбалет".
Артём навис над смотровым окошком и, стараясь не касаться заиндевевшего металла руками, осторожно подышал на стекло. Это, конечно, ничуть не помогло, но бледное лицо в глубине капсулы различалось вполне отчётливо. С близкого расстояния стало ясно, что лицо женское, притом весьма симпатичное. Девушка, закованная в дрейфующем саркофаге, обладала длинными русыми волосами, прядь которых упала на лоб да так там и осталась. Замершее неизвестно какое время назад выражение лица по-прежнему хранило что-то вроде лёгкой полуулыбки. Девушка выглядела так, будто минуту назад прилегла отдохнуть на софу и лишь в результате чрезвычайной нелепости оказалась внутри погребальной капсулы в миллионах километров от ближайшего жилья.
Воображению ничего не стоило заставить губы её чуть шевельнуться, веки - дрогнуть, но на этот раз оно сплоховало. Девушка была совершенно неподвижна. Артём выпрямился и подумал, что если его внезапная пассажирка окажется мёртвой, это будет просто нечестно.
Он повернул температурный тумблер на половину шкалы и, оставив саркофаг оттаивать, вернулся в кабину. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как со стороны блокпоста к "Звездочёту" приближается предупредительная ракета. Она разорвалась в нескольких километрах от корабля, осыпав его шипящими клоками горящей сигнальной смеси. Артём поспешно прыгнул в пилотское кресло и, закусив губу, включил интерком.
- ...прекратить диверсионную деятельность, - прогремел динамик, - отключить защитные поля и орудия, дождаться конвоя и следовать за ним. Приказываю прекратить диверсионную...
- Нет никакой деятельности! - поспешно крикнул он в микрофон, глядя на радар. Появившиеся на нём гиганты не нуждались в оружии, чтобы повредить "Звездочёт" - достаточно было как следует двинуть бортом, - просто подобрал обломок какого-то судна. Что вы сразу...
- При попытке запустить гиперпространственные двигатели или перейти на крейсерскую скорость, - монотонно вещал голос из переговорника, - ваш корабль будет немедленно уничтожен. При попытке...
Артём насупился и убавил звук, оставив малока бурчать на границе слышимости. Крейсеры приблизились, совершили сложный манёвр и безупречно оцепили корабль. Было что-то жутковато неестественное в безмолвном движении таких чудовищных масс железа вокруг маленького мирка "Звездочёта". Они проносились мимо иллюминатора, огромные, как планеты, и стремительные до того, что сливались в неразличимое пятно, и всё это в гробовой тишине, словно усугубляющейся от этой картины. Они заняли собой сразу всё пространство вокруг, вытеснив возмутительно мелкие звёзды и галактики. До Артёма наконец дошло, зачем малоки всегда делают технику такой большой - тут дело не в броне и не в вооружении. Такая стальная махина давит одним своим видом.
Конвоиры образовали наконец уродливую геометрическую фигуру вокруг пленника, и вся эта конструкция согласованно двинулась вперёд, в сторону блокпоста. Из интеркома продолжали сыпаться размеренные указания, но Артём их уже совсем не слышал, отдавшись на волю размышлений о малокском полевом суде и о судьбе загадочной находки. Если во времена мира малоки ещё были способны адекватно воспринимать дипломатию, сейчас они сорвались с цепи. Единственными, кто в данный момент был в состоянии направлять их на что-то иное помимо методичного истребления чужаков, являлись гаальцы, но доктрина всепрощения и гуманизма, кажется, окончательно утратила популярность среди детей Гаала.
Малоки, не скованные общепринятыми моральными нормами, поступят с находкой очень просто - отберут. И потом, вероятно, руководствуясь соображениями безопасности, уничтожат, даже не рассмотрев.
Артём протянул руку к пульту и опустил её в секретное отделение. Она тут же наткнулась на тёплую рукоять скорчера. Один солдат. Может быть, два, если они совсем не будут ожидать сопротивления, что, конечно же, маловероятно. Что с того, оборвал он себя, толку от такого поступка в любом случае будет немного - ему ещё как-то нужно улететь, а для этого придётся перебить весь обслуживающий персонал блокпоста.
Теоретически, военную машину малоков можно обмануть, сотворив какой-нибудь невероятный гамбит, заставить её упустить тебя и начать сражаться с пустотой. Но только не в том случае, если она уже подошла к тебе сзади и облапила твоё горло рукой.
Он снова спрыгнул с кресла и бросился в трюм. Там было жарко, душно и влажно, он мгновенно вспотел и стал дышать тяжело и часто. Артём снова склонился над саркофагом, уже несколько оттаявшим, смахнул ладонью мокрые ошмётки изморози со смотрового окошка и заглянул внутрь. На этот раз воображение всё-таки выполнило свои законные обязанности, и лицо за стеклом показалось ему румянее, чем прежде.
Он сходил в кабину за скорчером и положил его рядом с собой на саркофаг, а сам принялся счищать с капсулы изморозь. Пальцы нашли на боку её длинную щель, которая, по-видимому, отделяла крышку. Она никак не поддавалась, не желала открываться. Артём снова взялся за скорчер и осторожно потыкал спаренным дулом в холодный металл, прикидывая, не удастся ли точным выстрелом вскрыть капсулу, не повредив содержимое. Никоим образом не удастся.
Меж тем конструкция из "Звездочёта" и его тюремной гвардии поравнялась с кольцом оцепления. Ещё один крейсер, мрачно мигая холодными опознавательными огнями, продефилировал мимо, и на главном обзорном экране показались контуры большой гелиостационарной базы. Её огромный зёв бесшумно распахнулся, открыв взгляду колышущуюся, как нефть на воде, плёнку силового поля. Распространяя вокруг себя разноцветные фосфоресцирующие круги на её поверхности, "Звездочёт" продрался внутрь базы и приземлился. Артём проверил скорчер и направился к люку.
С дробным перестуком подкованных ботинок к кораблю сбегались охранники. Их было гораздо больше, чем может себе позволить мирная организация с мирными намерениями, да и тускло блестящие ружья в их руках внушали некие опасения.
Чувствуя себя человеком, который не только успел забраться на вершину утёса, но и уже оттолкнулся от земли и парит над пропастью, Артём, бестолково вытянул скорчер прямо перед собой и сжал курок.
Судьба, как обычно, разобралась в ситуации сама. Оружие дало осечку.
***
Артём сидел в камере уже часа четыре. Во всяком случае, так ему казалось, потому что, как только он оказался здесь, вся электроника, которая была с ним, перестала работать. Он в который раз задрал рукав и постучал ногтем по бесстрастному экранчику напульсного компьютера, но ничего не случилось. Прибор прямо-таки излучал ту мёртвую бесполезность, свойственную всем вещам, у которых в самый нужный момент вдруг села батарейка.
Артём поднялся с пола и, как много раз до этого прошёлся вдоль стен. Прогулка не заняла много времени в связи с чрезвычайно малой длиной дистанции. Совершив полный оборот, он вернулся к стартовой точке и осмотрелся. Всё обозримое пространство занимали то ли серые обои, то ли некрашеные пластиковые стенки. Из потолка, как вулкан посреди ровного морского дна, торчал маленький печальный светильник. Ещё там была дверь. Без ручки.
Он опустился на пол, попытался принять позу лотоса, не сумел и сел просто так. От нечего делать попробовал выстучать пальцами на полу какую-нибудь нехитрую мелодию, но звук получился унылым и тихим и смущённо затих, затерявшись в общей неприветливости атмосферы. Попытка спеть тем более закончилась грандиозным провалом. Тогда он подошёл к двери и, прислонившись к косяку, попытался услышать какие-нибудь звуки снаружи. Вселенская тишина была ему ответом.
Судьба находки беспокоила его чрезвычайно. Всё случилось в точности так, как он себе представлял. Когда двое охранников скрутили ему руки за спиной, заставив согнуться в три погибели, он умудрился заглянуть обратно в люк корабля и увидел там ещё двоих стражей порядка, которые стояли с винтовками наизготовку над капсулой и по очереди заглядывали внутрь. Малоки не снизошли до речёвок вроде "Вы имеете право хранить молчание", но Артём на оном праве и не настаивал. Он от души высказал конвоирам всё, что думает об их красномордой расе, пока они волокли его к камере, но это не вызвало на мрачных железобетонных лицах ни малейших волнений. Возможно, эти двое просто не знали всеобщего языка.
Он произвёл несколько дежурных попыток дозваться тюремщиков через камеры и микрофоны, которые, возможно, располагались в камере, но то ли она не была оборудована такими роскошными излишествами, то ли им, тюремщикам, было всё равно.
Камера, с Артёмовой точки зрения, была неправильная. В каждой порядочной камере, сказал он себе, должны быть замочные скважины, вентиляционные люки, широкие прутья решётки, между которыми можно протиснуться. Но эта более всего напоминала собою этакий спичечный коробок, в который кто-то запихнул только что пойманного жука. Конечно, был ещё светильник на потолке, но идею просочиться по проводам пришлось отвергнуть только потому, что располагался потолок недостижимо высоко.
Артём снова померил камеру шагами. Кажется, в прошлый раз было больше. Стены сдвигаются, что ли?
Он попытался представить, что там сейчас происходит за дверью. Солдаты, наверное, знай себе грохочут коваными башмаками по металлическим пандусам, тактические генералы тычут указками в размалёванные разноцветными стрелками доски, и все они ищут следы диверсии, и все они ждут худшего. А забытый всеми саркофаг, безмолвный и неподвижный, стоит в каком-нибудь трюме, взявшем на себя роль усыпальницы. Артёму даже стало немного лестно, что он, не затратив ровным счётом никаких усилий, посеял такую деятельную панику в малокских рядах.
Мысли его становились всё путанее, абстрактнее. Он не помнил, когда последний раз спал, а стоячая мёртвая атмосфера камеры не оставляла совершенно никаких шансов на бодрствование. Вдобавок ему вдруг послышалось, как гудит ровно и монотонно фонарь в потолке, и это послужило последней каплей. Артём заснул, и ему приснилось, что сам он лежит в саркофаге, закрыв глаза, и сквозь опущенные веки смотрит, как снаружи его обиталище обхватывают какие-то сгорбленные люди с занавешенными волосами лицами, елозят белыми пальцами по поверхности капсулы, копошатся вокруг, как растерянные пауки. Их становилось всё больше, они заполняли своими одинаковыми чёрными одеждами всё поле зрения, сливались в единый монолит темноты, и когда уже стало не разобрать отдельных людей, вся эта конструкция вдруг развалилась, расталкиваемая в стороны широким прямоугольником, изливающим свет. Артём, вздрогнув, открыл глаза, и увидел, что дверь его камеры распахнута, а в дверном проёме стоит, заложив руки за спину, гаалец в военной форме.
Прошло что-то около десяти секунд. Гаалец монументально торчал на пороге, напоминая диковинную скульптуру, и молчал. Артём, сидя в глупой позе на полу, напротив двери, тоже молчал, разглядывая неподвижное лицо незнакомца. Все три глаза почему-то смотрели в разные стороны.
Ещё несколько секунд прошли в тяжелеющем безмолвии. Наконец глаза вошедшего сфокусировались на пленнике и принялись буравить его грозным немигающим взором. Если гаалец таким образом хотел вывести жертву из душевного равновесия, попытка ознаменовалась грандиозным провалом. Тогда он нехотя раскрыл рот и гаркнул:
- Следуйте за мной, - после чего, шумно завозившись, развернулся и вышел.
Артём скептически подумал, не приснилось ли ему это действо, потом решил, что сидеть на месте нет резона и во сне, и, распрямившись, пошёл к выходу. Ноги затекли, поэтому бодрая походка выглядела довольно трагично.
За дверью камеры обнаружился коридор, узкий, как на всех космических станциях, рассчитанный не на комфорт, но исключительно на функциональность. Гаалец, сверкая золочёными генеральскими погонами, удалялся неспешной, но весьма громкой походкой, не давая пленнику отстать. Мера, как выяснилось, не была напрасной - коридоры базы пересекались друг с другом под неожиданными углами, без всякой системы, и были похожи друг на друга как яйца. Артём, который пытался запомнить путь - просто потому что больше нечего было делать - не преуспел. От широкой спины гаальца, затянутой в мундир, веяло настолько концентрированным презрением, что становилось страшно. Его полнейшее пренебрежение тем, что за его спиной маячил потенциально опасный заключённый, оскорбляло. Его грозное молчание отлавливало все слова, которые Артём пытался сказать, и заталкивало обратно в глотку. Мысль о побеге казалась мелкой и довольно необдуманной. Было совершенно очевидно, что гаалец способен пресечь любое сопротивление усилием воли и остановить пулю затылком. Из его самообладания можно было ковать гвозди.
Но, зайдя в кабинет и затащив Артёма вслед за собой, он словно потерял некий внутренний стержень. Лоск и какой-то неповторимый генеральский шарм улетучились, как пары эфира. Он тяжело осел за заваленный отчётами стол и сгорбился. Даже золото погон на его поникших плечах как-то потускнело. Он поднял несчастные глаза на собеседника.
- Вы должны извинить меня за мою излишнюю резкость. Вы понимаете, как тяжело Гаалу держать агрессию малокской цивилизации под контролем, - гаалец не спрашивал, а утверждал, - они ценят только силу, и если физической мы не наделены в должной мере, духовная в нас развита достаточно. Пока они признают в нас командиров, войны не будет.
Артём слегка опешил.
- А что по-вашему сейчас происходит? Не война?
Гаалец нахмурился и постучал пальцем над третьим глазом, словно призывая подумать.
- Мы не всемогущи. Никому не под силу остановить гражданскую войну в масштабах галактики. Мы делаем всё, что можем, чтобы сдерживать события, но с каждым днём это даётся нам труднее. Собственно, примерно по этой причине я и вызвал вас.
- Если я человек, это не значит, что я буду решать за всю свою расу, - начал Артём, вообразивший, что Гаал в очередной раз собрался заключить с человечеством союз, но был грубо прерван.
- Человечество неспособно оказать какое-либо влияние на ход... войны, - меланхолично сообщил генерал, игнорируя мрачное выражение лица собеседника, - Если бы мы хотели заключить союз с людьми, мы бы давно это сделали. Вы меня интересуете не как представитель своей расы, а как владелец сделанной вами находки.
Артём опешил снова.
- Кстати, - сказал гаалец, вспомнив о чём-то, - мне доложили, что вы пытались оказать сопротивление во время ареста. Направили на охранников скорчер, но не выстрелили.
- Я пытался, - уверил его Артём, - скорчер дал осечку.
- Как скорчер может дать осечку? - удивился генерал, - такого не бывает. Впрочем, вам повезло, если это так. Вы живы, ваше имущество цело и, возможно, вернётся в ваше распоряжение, если всё закончится хорошо. Я лично прибыл осмотреть корабль и обнаружил там криогенную камеру, - тут он жестом прервал открывшего рот Артёма и продолжил, - с человеческой женщиной внутри. Я приказал доставить находку в лабораторию и провёл там несколько исследований. Это криогенная камера старого образца с военной базы "Арбалет", которая в три тысячи триста девятом году вошла в гиперпрыжок, но так и не появилась в точке выхода. Я предполагаю, что база взорвалась в гиперпространстве. Каким-то образом её обломки, в том числе и эту камеру, выбросило в реальный космос. А вы её нашли.
- Она жива? - только и спросил Артём. Гаалец сдержанно улыбнулся.
- Жива. Камера практически не пострадала. Девушка сейчас находится в нашей лечебнице, нужно время, чтобы реабилитировать её полностью. Собственно, я дал вам аудиенцию не для того, чтобы сообщить эту радостную новость. Меня больше заинтересовала вот эта вещь, которую я нашёл на её одежде.
И гаалец положил перед собой на стол круглый предмет, блеснувший медью в свете ламп. Артём, ничего не понимая и не желая разглядывать какие-то безделушки в этот момент, всё-таки поднял металлическую бляху и рассмотрел. На ней красовалась всего одна строгая буква - латинская "R". Известный каждому в мире символ рейнджерского движения.
Рейнджеры!
Поистине легендарные существа. Их организация века назад прекратила существовать, но слухи о них ходили до сих пор. Это были самые преданные и могущественные слуги Коалиции. Не было никаких других сил в мире в то время, которые могли бы препятствовать рейнджерам. Они не были сумасшедшими берсерками или фанатичными паладинами, не бравировали своей яростью и отвагой. Они просто не проигрывали. Никогда. Спокойные, решительные, насмешливые, рейнджеры могли всё без исключения. То ли их специально выращивали какие-нибудь секретные правительственные лаборатории, то ли они от рождения были такими, то ли их закалили бесконечные космические странствия, но факт оставался фактом - в поединке любых сил, одной из которых был рейнджер, победу всегда одерживал он. Их корабли, маленькие, но обладающие прямо-таки сверхъестественной мощью, бороздили обитаемый космос, окружённые восторгом и страхом. Именно рейнджеры положили конец двум Всемирным войнам, которые в противном случае грозили окончиться гибелью Коалиции. А потом, когда наступил особенно длительный период мира, они просто расформировались, став ненужными. Когда-то гремевшие во всех уголках галактики имена за семь сотен лет забылись, сохранившись лишь в исторических архивах всех пяти рас. Но слово "рейнджер" с тех пор бесповоротно утратило своё первоначальное значение. Теперь оно было синонимом слова "герой".
- Я могу лишь предполагать, - продолжал гаалец, глядя усталыми глазами в стол, - что вы отыскали в космосе рейнджера, который - которая - чудом, нарушая теорию вероятности, оказалась в нашей эпохе. Зато я могу с точностью сказать, что, если это так, в нашем распоряжении находится сила, которая сможет вернуть Коалиции единство.
- Она не в вашем распоряжении, - горячо начал Артём, но гаалец продолжал монотонно говорить, и пришлось замолкнуть, чтобы слышать, что он там бормочет.
- Рейнджеры - это непререкаемый авторитет для всех без исключения рас. Живущий и здравствующий в наши дни, рейнджер смог бы возглавить движение за воссоединение Содружества. Это и есть предмет нашей беседы, уважаемый... Э-э-э...
- Артём, - сказал Артём, вспомнив, что они с генералом так друг другу и не представились.
- Элль, - немного неловко отозвался тот, - Генерал Элль. Так вот, уважаемый Артём, Гаал назначает вас, как человека, нашедшего девушку, её временным опекуном. Очнувшись, она, скорее всего, испытает шок, так как пробыла в криогенной заморозке почти семь веков. Ваша задача - её психическая реабилитация. Если вы откажетесь, я уполномочен передать вас малокской части командования для проведения суда по подозрению, - он поднял глаза к потолку, - в шпионаже и диверсионной деятельности. Это всё.
Он встал, снова приобретая военную выправку. Артём тоже встал, сжимая в кулаке рейнджерский значок.
- Чтоб гаалец да угрожал, - сказал он, стараясь придать голосу оттенок насмешки, - я...
Генерал Элль перегнулся через стол, и Артём вдруг понял, что гаалец выше него на полголовы.
- Я командую войсками гаало-малокского союза на этой базе, - сказал он, чеканя слова как монеты, - и в моих руках сейчас, возможно, мир в рядах Коалиции и сама возможность её дальнейшего существования. Никто, а вы уж точно, не может упрекнуть меня в том, что я излишне жесток. Я сам в состоянии решить, что имеет большую ценность - Коалиция или ваша гордость.
С точки зрения Артёма, эти две вещи были одинаково важны, и он попытался, не теряя достоинства, ответить что-нибудь в тон генералу. К сожалению, Элль нависал над ним как пикирующий истребитель, и угрожающую позу при таком раскладе принять никак не получалось.
- Ладно, - ответил он тогда, и скандал не состоялся.
***
Спустя двадцать минут, в течение которых генерал Элль самозабвенно орал на врачей, охранников, логистиков, комендантов, уборщиков и прочих подчинённых, Артём наконец оказался наедине со своей несчастной пассажиркой. Она, накрытая до плеч каким-то белым фосфоресцирующим покрывалом, лежала точно так, как незадолго до этого в своей погребальной капсуле. Прядь русых волос всё так же лежала у неё на лбу, подрагивая в такт дыханию. Артём, скорчившийся на табурете без спинки, неуклюже протянул руку и, надеясь не разбудить, тихонько убрал прядь в сторону. Не разбудил.
Он огляделся и с тоской подумал, что ему в последнее время везёт на неприветливые интерьеры. Больничный отсек сверкал нестерпимой для глаза белизной и выглядел каким-то нежилым - малоки никогда не жаловали медицину. Воздух был специальным образом обеззаражен и оттого ничем не пах, что только усугубляло неприятно стерильную обстановку. Более всего помещение напоминало морг. Казалось, что девушка не пришла в себя после долгих лет вынужденного сна, а напротив, оказалась здесь на прозекторском столе. Но, к счастью, дышала она глубоко и ровно, не оставляя сомнений в успешном исходе процедуры разморозки. Невысокий гаальский врач, до смертельной бледности запуганный воплями Элля, уходя, сообщил, что сейчас девушка спит самым обычным сном и проснётся в течение получаса. Артём ждал, не решаясь её будить, и всё пытался придумать, что ей сказать.
Что будет думать человек, чей сон длился семьсот лет? Она проснётся в твёрдой уверенности, что гиперпрыжок военной базы "Арбалет" завершён успешно, и сейчас ей нужно вставать и идти в ангар, занимать пилотское кресло в своём звездолёте. Будь она хоть трижды рейнджер, новость о семи веках, минувших за одно мгновение, сведёт с ума сколь угодно крепкое сознание. Может быть, нужно скрыть каким-то образом всё это от бедной девушки? Но даже при обычных обстоятельствах провернуть подобное невероятно сложно, а если учитывать, что гаальцы собираются немедленно использовать её для своих личных - хоть и, безусловно, важных в галактическом масштабе - интересов, вероятность успеха равняется нулю.
Почему они не поручили это дело какому-нибудь своему профессиональному психологу? Гаал за тысячелетие с лишним мира успел продемонстрировать необычайный уровень развития культурных, духовных и психологических наук. Никто не продвинулся по ухабистой дороге самопознания дальше Гаала, никто лучше него не знает, как работает разум. Пользуясь методами, непостижимыми для специалистов от прочих рас, гаальские психологи способны излечить практически любое психическое расстройство. Однако это не помешало им отозвать все свои невероятные возможности и предоставить Артёму разбираться самому. Учитывая, что он был безработным космическим бродягой брался иногда за дела вроде торговли, извоза и, чего греха таить, контрабанды, но нигде не задержался дольше чем на месяц, и никогда в жизни даже не касался прикладной психологии, решение древнейшей расы казалось как минимум абсурдным. Хотя не исключено, что это решение принадлежало персонально генералу Эллю, который, похоже, несколько свихнулся из-за длительного общения с малоками.
Артём по привычке попытался проверить время по своему напульсному компьютеру и с досадой натолкнулся взглядом на пустой серый экран. Проклятущие гаальцы своими заоблачными технологиями разрядили дорогой прибор, а зарядить снова не удосужились. Интересно, прошли уже те полчаса, о которых говорил врач, или нет? Кажется, эта девушка готова спать всю ночь. Если, конечно, сейчас ночь.
Ещё несколько минут прошли в мрачном молчании, разбавляемом лишь механическим жужжанием неизвестных медицинских аппаратов. Артём, уложив голову на руки, бездумно смотрел в одну точку, ожидая хоть чего-нибудь. Спустя ещё некоторое время это что-нибудь всё-таки произошло.
Девушка зашевелилась, провела рукой по глазам, приподнялась на локте, оглядываясь. Потом грациозно опустила ноги на пол и села, откидывая в сторону мерцающее покрывало. Артём мигом позабыл все приветственные речи, которые худо-бедно успел выдумать, и молча уставился на неё. Наверное, с её точки зрения он выглядел довольно глупо. Девушка неловко улыбнулась, скрывая удивление.
- Привет, - просто сказала она, - что-то случилось? Я в медпункте?
Артём быстро прокрутил в голове известные ему подробности и подумал, что она, наверное, ожидала проснуться в той же криогенной камере, в которой заснула. От неизбежности предстоящего разговора его едва не бросило в дрожь.
- Случилось, - хрипло сказал он, глядя в глаза, оказавшиеся пепельно-серыми, - вы... ты... рейнджер?
- Да, - отозвалась она, и улыбка её слегка потускнела, - рейнджер Вероника Блейкторн. Я... что-то не так? Базу атакуют?
Он молчал. Вероника схватилась за лацкан рейнджерского костюма, который был на ней, пока она находилась в капсуле, и, не обнаружив там значка, совсем перестала улыбаться.
- Что происходит? - с нажимом спросила она, разглядывая его бледное лицо, - Что-то пошло не так? Послушайте, я уже не в первый раз путешествую в гиперканале военной базы, и вы меня вряд ли удивите, - и тут она, словно зная досконально обо всём произошедшем, спросила, - какое сегодня число?
Артём сказал. Губы Вероники сжались в тонкую полоску.
- Это шутка?
Он молчал. Вероника рывком поправила смявшийся костюм, тряхнула гривой русых волос, забрасывая их за спину, вскочила, наконец, с койки и пошла к двери. В серых глазах застыла странная смесь раздражения с неподдельной, неосознанной пока ещё тревогой, переходящей в панику. Артём попытался подняться, чтобы не дать ей вот так сразу выйти, объясниться с нею, довести до конца вдруг нелепо прервавшуюся миссию по реабилитации девушки, но она просвистела мимо, как разъярённая валькирия, отбросив в сторону его руку.
Выйти она смогла не сразу. Наверное, семьсот лет назад двери открывались иначе.
Оказавшись в коридоре, она остановилась, едва завидев переплетение одинаковых коридоров. Её тонкие пальцы сжались в кулаки, когда она поняла, что это место не имеет ничего общего с военной базой "Арбалет". Вероника развернулась и едва не налетела на стоящего в дверном проёме Артёма. На секунду ему показалось, что она хочет его ударить. Он схватил её за плечи.
- Успокойся, пожалуйста! - его голос слегка дрогнул; Артём ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным, даже когда двое дюжих малоков тащили его в тюремную камеру, - ты должна понять, что...
Он даже и не успел заметить, как она вывернулась из его рук. Обнимая пустоту, которую мгновение назад занимала Вероника, он растерянно смотрел в её быстро удаляющуюся спину.
Одна судьба знает причину того, что первой же комнатой, в которую попала девушка, наугад блуждающая по незнакомой ей базе, оказалась рубка управления. В данный момент там находился один-единственный радист, гаалец, который в ужасе уставился на вошедших. В центре рубки висела превосходная голограмма, карта обитаемого космоса. В густом облаке разноцветных точек, обозначающих звёзды, роились, извиваясь и переплетаясь, стрелки и круги, отражающие положение на фронтах. С точки зрения непрофессионала карта представляла собой сплошную феерию цвета, лишённую всякой системы, но Вероника была рейнджером и умела читать карты. Она остановилась перед голограммой, бессильно опустив руки, не обращая внимания ни на гаальца, который, как рыба, открывал и закрывал рот, ни на подоспевшего Артёма. Последнему были вполне понятны причины оторопи, взявшей Веронику.
Карта галактики за семьсот лет не могла не измениться.
***
Генерал Элль, узнав о провале реабилитационной миссии Артёма, не сказал ничего, только согласно кивнул, словно утвердившись в каком-то своём мнении, и приказал выделить людям две персональных каюты. Он даже лично отвёл гостей в нужную часть базы и вручил им ключ-карты от номеров. Вопросительно-умоляющий взгляд Артёма генерал проигнорировал со свойственным ему каменным спокойствием. Вероника, так и не издавшая ни единого звука с того момента, как увидела карту галактики, исчезла в своей каюте и заперла изнутри дверь. Артём постоял немного в коридоре, ожидая, пока гулкие, как колокольня, шаги гаальца затихнут, после чего, оглядываясь, словно вор, подобрался к Вероникиной двери и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Он нерешительно поднял руку, прикидывая, не постучаться ли, потом вспомнил бешеные искры в её глазах и передумал.
Дверь его каюты, признав ключ, разошлась в стороны, как жалюзи, и за ней оказался маленькая, но, однако, весьма уютная обитель. Когда Артём шагнул на плотный, проглатывающий звук шагов ковёр, светильники в стенах чуть угасли, излучая теперь мягкий приглушённый свет, под стать настроению хозяина. Попыталась зазвучать какая-то тягучая мелодия неопределённого инструментального происхождения, но поспешно смолкла, испуганная раздосадованным хлопком по стене. Артём прошуршал по ковру к неброской кровати, сел на серые покрывала, встал, снова сел, потом опять встал и, находясь в каком-то припадке жажды деятельности, не находящей выхода, дёрнул на себя дверь в санузел. Там были только белоснежные пол да стены, и больше ничего. Он решил, что проблему следует решать в момент возникновения, и поэтому закрыл дверь и снова вернулся на кровать.
Включение галовизора не помогло расслабиться. На экране как раз шла очередная пропагандистская программа малокского производства. Одинаковые дикторы с одинаковыми красными лицами произносили одинаковые речи одинаково агрессивного содержания, и всё это было нелепо до такой степени, что даже уже и смеха вызвать не могло. Артём немного потерпел эти яростные излияния, сопровождаемые брызгами слюны и взмахами рук, после чего отключил экран и занял себя поисками электропорта для зарядки своего напульсного компьютера. Таковой, к счастью, в номере нашёлся.
Спустя несколько минут Артём разобрался с мудрёной гаальской техникой и сумел открыть себе обзорное панорамное окно в стене каюты. Свет и без того тусклых ламп совсем погас, чтобы не затмевать зрелища. Стена, к которой одним боком прижималась кровать, вдруг раскрылась, словно лопнув по швам, разошлась лепестками в разные стороны, да так внезапно, что Артём машинально откатился на край кровати, испугавшись пробоины.
За обзорным экраном, форсируя звёздную метель, плыл малый спутник планеты, над которой висела военная база. Атмосфера, тоненькой дымчатой плёнкой охватывающая весь его диск, пылала багровым, причудливо преломляя свет звезды, растекаясь вокруг, как капля акварели на воде. Вся громада этой луны, казалось, оставляла за собой прозрачный розовый след из пыли и газа, отмечала медлительный путь спутника по его извечной орбите. Его поверхность, отчётливо видная отсюда без всяких телескопов, была исчерчена сложной сеткой гор и каньонов, и вся эта геологическая мешанина гротескными тенями рисовала абстрактные контуры, которые при желании можно было принять за письмена какого-нибудь древнего книгочея.
Наблюдая за открывшимся ему зрелищем, Артём прижался носом к стеклу и почувствовал мертвенный холод, от него исходящий. То ли это его отрезвило, то ли космос вокруг был слишком неживой, слишком контрастировал с уютной обстановкой его номера, который только и делал, что заботился о людях, но ему тут же явилось зрелище запертой в соседней каюте девушки, и стены каюты в этом его видении сдвигались, пока не сжались до размеров похоронной капсулы, и опять на поверхности осталось только Вероникино лицо с закрытыми глазами и спадающей на лоб прядью русых волос. Тогда он встал, вышел в коридор, с ненавистью пнув створки своей двери, и подошёл к соседней каюте. Дверь, как оказалась, изнутри заперта не была - наверное, не справилась Вероника с техникой новой эпохи. Девушка сидела на такой же, как у Артёма, серой кровати в самой соответствующей моменту позе - сгорбившись, как "Мыслитель", и спрятав лицо в ладонях.
Артём сел на кровать, прогоняя в голове и бракуя варианты фраз, и все они были не к месту. Вероника не отреагировала на его появление, и от неё не доносилось ни звука, даже дыхания не было слышно. Он, желая сделать хоть что-то, протянул руку и коснулся её плеча, то ли чтобы подбодрить, то ли чтобы позвать. И это его движение, как лёгкий хлопок на вершине горы, обернулось лавиной.
Вероника вздрогнула, будто он закричал на неё, отняла руки от лица, взглянула на Артёма и вдруг, всхлипнув, разрыдалась. Они не были знакомы и дня, но больше не было вокруг никого, кто был свидетелем её горя, и все свои эмоции, которые нельзя было показывать из-под маски рейнджера, вырвались на свободу. Она плакала, уткнувшись ему в грудь, а он, неловко поглаживая её по голове, бормотал какие-то глупые слова утешения, которые просто нужно было говорить, потому что молчать было нельзя. Он говорил ей о том, что её миссия всё ещё жива, что Содружество вновь в ней нуждается, а если ей, Веронике, нет до Содружества дела, пусть будет так, и пусть она сама себе будет указом. Он не запомнил, о чём говорил и о чём думал, помнил только, как она, прижимаясь к нему, вновь задремала, будто не было семи веков сна.
Он сидел так очень долго, рубашка на его груди совсём промокла от слёз, но ему не хотелось двигаться, и он сидел дальше, слушая её мерное дыхание. Он бы, наверное, провёл с ней всю ночь - или день, время суток на базе не имело смысла, но скоро где-то в стене ожил динамик, и металлический голос сообщил о срочном сборе Совета Коалиции в зале для совещаний. Были названы шесть имён, и два из них принадлежали Артёму и Веронике.
И они пошли на Совет. Она снова держалась самоуверенно и свободно, на её губах играла лёгкая полуулыбка с оттенком насмешки. Значок рейнджера вернулся к хозяйке и теперь аскетично блестел на её груди. Похоже, никто из персонала базы до этого о находке не знал, потому что вслед гордо вышагивающей девушке неслись восхищённые шепотки. Только то, как крепко она сжимала Артёмову руку, не вязалось с её гордым обликом.
Двери зала для совещаний открылись перед ними, явив взглядам пять традиционных трибун, каждая с официальным символом своей расы. Четыре трибуны были уже заняты, причём за гаальской возвышался лично генерал Элль. Рядом с ним по традиции стоял фэянин, но из-за сложившейся в галактике ситуации он гаальца старательно игнорировал. Средняя трибуна пустовала, зато самую крайнюю занял целиком увешанный погонами и медалями малок. К его правой руке был пристёгнут гигантский шестиствольный лучемёт, и лента с зарядами, звеня, волочилась по полу. Справа от него, сложив на груди все четыре руки, расслаблено стоял пеленг, занятый, казалось, разглядыванием собственных ботинок. Когда люди появились в зале, представители всех рас уставились на значок Вероники, и лишь у фэянина направление взгляда определить было нельзя по причине отсутствия зрачков.
Когда Артём и его спутница заняли своё место у центральной трибуны, генерал Элль выступил вперёд и, глядя поверх голов, начал говорить. Он умел говорить, этот прирождённый оратор, которому пришлось стать военным, и он, похоже, выкладывался на полную. Он не сбился ни разу, не закашлялся, и речь его, судя по реакции зрителей, была не слишком сложна для представителя со стороны малоков и не слишком вульгарна для фэян. Он успел в двух словах пересказать едва ли не всю историю Коалиции, и в его устах она выглядела сплошной чередой великих открытий, славных деяний и поистине героических побед. Когда же речь зашла о рейнджерах, он и вовсе превзошёл сам себя - казалось бы, ещё сильнее приукрасить их легендарный образ нельзя, но ему удалось и это. Закончил он свой рассказ открытым предложением мира. Гаал, утверждал он, намерен восстановить единство величайшего в Галактике альянса, и символом перемирия должна стать Вероника Блейкторн, последняя из рейнджеров. И с этими словами он вернулся за свою трибуну.
Малок, поражённый таким предательством со стороны союзника - подумать только! Предложение мира! - был в замешательстве. Он открывал и закрывал рот, покачивая своим лучемётом, но так ничего и не сказал. Фэянин, который во время рассказа внимательно разглядывал генерала Элля - ну или область вокруг генерала Элля - потёр подбородок и тоже ничего не сказал. И лишь пеленг, убедившись, что рассказчик закончил свою речь, соизволил выступить с ответом.
- Это провокация, - очень спокойно сказал он, стреляя быстрыми зелёными глазами по членам Совета, - Дзухаллагу известно, что два часа назад Верховный человеческий консул лично заключил пакт о военном сотрудничестве с Гаалом. Ваше предложение мира - не что иное как попытка заставить нас и фэян отозвать войска. Должен сказать, я рассчитывал на более изящный ход с вашей стороны.
Артём, которого речь генерала Элля не то чтобы воодушевила, но впечатлила точно, чуть не поседел в момент. Пеленги, подумал он, эти проклятые сумасшедшие интриганы, ради своей выгоды готовы продолжать войну столько, сколько им потребуется, и их вряд ли смутит чья-то гибель - они пытаются не дать Совету заключить мир. Однако, посмотрев на гаальца, он понял, что пеленг не лгал. Элль молчал, и лицо его совсем одеревенело, только третий глаз метался то на пеленга, на физиономии которого красовалась ухмылка, то на малока, который уже начала поднимать свой лучемёт. Казалось, гаалец пытается быстро придумать выход.
- Ты заключил с ними мир?! - Взревел малок, поводя стволами лучемёта влево-вправо, - Без ведома нашего правительства? Мы должны терпеть вшивый мир с людьми?! Может, ты в сговоре с этими рыбными ублюдками?!
Пеленг не остался в долгу, бросив малоку что-то на исконном языке краснокожей расы. Тот на секунду лишился дара речи, а потом лицо его потемнело, как небо в грозу, и он широко взмахнул стволами своего орудия, которое, описав в воздухе свистящую дугу, врезалось пеленгу под рёбра. За мгновения, пока всё это происходило, генерал Элль успел лишь запустить руку в складки своего одеяния, зато фэянин вдруг вытряхнул из рукава крохотный пистолетик и даже сумел выстрелить. Луч, прозрачный, как воздух над костром, впился малоку в руку - к сожалению, в правую - и та бессильно повисла плетью.
Что было потом, Артём помнил с трудом. Сначала раздалось тарахтение стволов лучемёта, фэянина отшвырнуло к стене, генерал Элль упал, скошенный очередью, как сорная трава, а потом он, Артём, перед потерей сознания почувствовал вспышки жгучей боли в плече и в боку. Он упал, тяжело ударившись о трибуну, и уже погружаясь в темноту, увидел, как малок тоже заваливается набок, теряя контроль над телом от выстрела парализатора.
Артём ещё несколько раз приходил в сознание и видел над собой то унылый металлический потолок базы, то иллюминаторы с подмигивающими неверным светом звёздами, то просто водопад чьих-то русых волос. Когда ему в очередной раз удалось закрыть глаза, стягиваемые неведомой силой, он увидел пилотское кресло своего "Звездочёта", а за ним Веронику, которая быстро и профессионально готовила корабль к взлёту.
"Звездочёт" вырвался из радужного плена силовых полей базы и, как комета, понёсся прочь, легко минуя редкие выстрелы охранных крейсеров, которые так и не успели восстановить боевую готовность, снятую по поводу прибытия членов Совета. Не снижая скорости, он проткнул ткань пространства и, как говорится, был таков.
Примерно через три часа генерал Элль, заложив руки за спину, стоял в рубке управления и разглядывал карту системы N. Его грудь и живот были туго затянуты серо-стальной повязкой, серебрящейся от таинственной целительной активности, которая происходила под ней, и он болезненно морщился всякий раз, когда приходилось сгибаться. Но сейчас он улыбался широко и тепло, глядя на красноватые круги возмущений, которые расходились вокруг точки гиперпрыжка. Закрыв глаза, он мог легко представить, что будет дальше. Он как наяву видел исполинские колёса и поршни той метафорической системы, состоящей из случайностей, событий и деяний, которую он привёл в движение, которая рано или поздно приведёт к той цели, которой он добивался. Невероятно трудно было устроить всё так, как всё и произошло, но всё закончилось удачно. Где-то в изнанке пространства путешествовал корабль, на борту которого находилась последняя из рода тех, кому всегда и при любых обстоятельствах удавалось спасти Коалицию от гибели, и теперь им придётся сделать это снова. Она и её спутник доведут работу, проделанную им, до логического завершения. Это не поддаётся сомнениям по одной просто причине - ведь рейнджеры никогда не проигрывают.