Жил-был контролёр, который очень любил отпускать всяких безбилетников. И вот пленил он, однажды, зайца, вернее даже не зайца, а зайчиху одну - старушенцию преклонного возраста, безбилетную. И тут же, конечно, её и освободил.
- А ну, беги, - командует, - хрычёвка, колченогая резво! Покуда я ещё разрешаю!
А старушка-то дряхлая, ветхая - развалюха от времени съёжившаяся окончательно. Она и сидит-то на скамеечке бочком, и от покачиваний вагонных всё норовит на пол сползти, костыликом сама себя из последних силёнок подпирает. И головка-то в платочке сереньком у неё дрожит от немощи и потряхивается. Где уж ей по вагонам-то от злобных-то контролёров улепётывать? Ну и возражает она, поэтому, представителю власти отважно:
- Не побегу! - скрипит. - Знаем мы вас - в спину стрельнете, а вас даже судить за меня не будут. Сама, скажут, виновата женщина - при попытке к бегству положено жертву застреливать.
- Ну, что вы? Ну, как вы могли, в наше передовое время такую несусветную глупость ляпнуть? - Не только для зайчихи, а для всей публики вагонной громко, отчётливо, как диктор по радио, ревизор возражает: - Можете смело мчаться, сломя голову. Пальцем не трону - зуб даю. - И тут же на ушко старушенции гудит шёпотом свирепо: - А ну, беги, карга ископаемая, как заяц петлями! Долго мне ещё отзывчивым с тобой тут прикидываться? Терпение моё лопается!
И пистолет для устрашения ей из кобуры высовывает.
А бабулька-то не только ногами едва-едва шаркает. Она и зрит худовато - расплывчато. Ну, и глухая совсем почти, на оба уха замшелых одновременно. Она и про зайца, и про петли, кое-что уловила частично, и решила с властью, на всякий случай, сотрудничать, чтоб администрацию железнодорожных вагонов уж очень сильно-то не раздражать.
- Ладно, - дребезжит, - раз зайчикам такую суровую статью нынче шить велено, можете меня не расстреливать. Душите своими петлями на здоровье. Если уж вам, душегубам, так уж неймётся, и уж так невтерпёж. А мне всё равно - как ни крути, самую малость свет белый сердить осталось. Поэтому по вагонам скакать я отказываюсь из принципа.
Видит контролёр - ну лихая старушенция попалась, ну никак от властей не желает бегством спасаться паническим. Спрятал он, тогда, револьвер в кобуру, вытянул у бабульки шарфик вязаный из-под реглана обшарпанного, скрутил из него удавочку, и начал непокорную правонарушительницу понемножку поддушивать - по капельке, по чуть-чуть. Чтоб безбилетница, всё-таки, в результате понесённого наказания, помчалась по проходу от страха петлями.
Захрипела старушка сперва, а потом и синевой фиолетовой начало её личико морщинистое покрываться. А в конце закручивания и ножки её в ботиках и чулочках допотопных засучились, и мелко-мелко задёргались.
- Ну, вот! - обрадовался контролёр. - Все видели? Бежит! Как пить дать - бежит! Глядите, кто не успел - представление скоро закончится! А ещё уверяла, что ни в коем разе! Вы тут все у меня, - это он остальным зайцам - после того, как ботики на прощание, в последний раз, дрыг-дрыг, дёрнулись - шарфиком угрожает, - лезгинку ещё вприсядку плясать будете! Я вам устрою безбилетный проезд! С пересадкой в морге - на кладбище! Электрички и без вас, без зайцев для государства убыточны!
Выволок он, в общем, старушку с помощью других зайчиков в тамбур, дверцу фомкой специальной ревизорской разомкнул, да и под перестук колёс на полном ходу на свежий воздух её и отпустил.
Покатилась зайчиха безбилетная под откос кувырками, как миленькая!