Булаев Вадим : другие произведения.

Зюзя. Книга вторая. Ознакомительный фрагмент

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.20*10  Ваша оценка:
Ознакомительная версия!!!!! Весь текст доступен по ссылке https://author.today/work/39326
  
  
  
   Пролог
   Представьте - у вас в голове и по всему телу забиты неизвестным палачом раскалённые, кривые гвозди. И каждый из них не просто в состоянии покоя, а ещё и усердно расшатывается при помощи плоскогубцев где-то там, глубоко внутри. Огненные железяки, извиваясь под рукой садиста, вызывают абсолютно все ужасы абсурда, умноженные, как минимум, на три; плюс бонусом идут жжение, отвратное пощипывание, тошнотворный дискомфорт.
  
   Если вам сложно представить такую жуть - можно упростить задачу. Хорошенько, с размаху ударьтесь мизинчиком ноги об дверной косяк и одновременно вгоните себе в палец иглу хотя бы до половины. А теперь увеличьте эти ощущения на сто и экстраполируйте полученный результат на всю поверхность руки, ноги или что вам больше по вкусу. Калейдоскоп эмоций и фейерверк незабываемых, до сегодняшнего дня не испытанных, чувств, среди которых ни одного хорошего, обеспечены. Будет потом что вспомнить, утирая холодный пот со лба и тихо, чтобы никто не услышал, проклиная самого себя за излишнюю дурость и бестолковое любопытство.
  
   Именно так я чувствовал себя, очнувшись в полной темноте. Не было сил ни стонать, ни знать на помощь, ни собраться с разбегающимися, как тараканы при включенной лампочке, мыслями. Внутри была пустота, заполненная адской, всепроникающей болью.
  
   Мозг отказывался воспринимать реальность, напоминая о себе лишь периодически взрывающимися резкими, словно реактивные истребители последнего поколения, приступами дополнительных мучений к уже имеющимся, ставшим за это короткое время почти частью меня. Одно хорошо, после таких микровзрывов страданий наступает тёплое, обволакивающее своим спокойствием, НИЧТО. Оно держит остатки сознания в своих мягких лапах до следующего пробуждения для новых мук.
  
  
  ***
   ... - На кой вы эту падаль притащили? Он же фактически жмурик!
  
   - Притащили - лечи. Лекарств у тебя всё равно полно, и все просроченные. Так что можешь не слишком экономить.
  
   - Да не жалко лекарств, перевязочного материала жалко. На этого красавца он рулонами, как пить дать, уходить будет!
  
   - Не твоя печаль. Оклемается - к делу приспособим. Сдаётся мне, что тебе просто лень возиться! Привык роды у баб принимать и пальцы алкашам местным вправлять, а медицину и позабыл, наверное. Чему ты своих оболтусов научить сможешь? Даже я знаю, что для врача операции всякие разные - первое дело!
  
   - Подохнет он. Чего заморачиваться?
  
   - Может, и подохнет... А ты его как наглядное пособие для учеников используй. Рассказывай, показывай, чего надо. Потом типа курсовой работы сделай - кто этого... выходит, тот и сдал. Пойми, надо тебе смену растить, надо! Понимаю, что не хочешь - хорошо одним доктором в посёлке быть, спокойно и сытно, и никакой конкуренции. Только ведь не молодеем ни ты, ни я. Молодёжь знающая всё едино нужна, как ни крути.
  
   - Хорошо, попробуем... Поглядим, что из этого получится.
  
   Очередная, ожидаемая вспышка боли. НИЧТО...
  
  
   Глава 1
  
  
   Я снова пришёл в себя и вот как-то сразу понял, что надолго. Попытался сориентироваться - медленно, изо всех сил борясь со слабостью, стараясь звуками и запахами дополнить черноту окружающего мира. Зрение пока отсутствовало. По ощущениям, верхняя часть лица была тщательно забинтована, и именно в ней находился один из эпицентров боли. Попробовал пошевелить пальцем - еле-еле вышло, сил нет; головой - уже ничего не получилось, словно батарейки в организме сели, только с правой стороны засочилось по виску что-то липкое, неприятное...
  
   Самое главное - я могу связно мыслить. Это хорошо, это очень хорошо! Один из моих самых глубоких, потаённых страхов - стать пускающим слюни и не отдающим себе ни в чём отчёта овощем. Насмотрелся на таких, лучше сразу подохнуть, чем растением существовать. Итак: меня зовут Витя; у меня были папа, мама и сестра; я строитель... Тоже был. Теперь поднапрячься и вспомнить, что произошло и где Зюзя... Зюзя! Что с ней?! Последнее воспоминание: собака истекает кровью, содрогаясь в конвульсиях. Неужели мертва? Не верю! Не хочу верить!!! Гнать, гнать от себя такие мысли! На помойку их! Доберман - жива! И точка!!! Столько раз выкручивалась, меня спасала - значит, обязательно живая, не так просто мою красавицу угробить!
  
   Но гаденькая мыслишка неотступно проносилась в подсознании: 'А если нет?'
  
   Огромным усилием воли, породившим приступ нечеловеческой боли в голове, мне удалось притушить свои переживания. Не до конца, но достаточного для того, чтобы начать анализировать окружающий мир.
  
   Втянул воздух, точнее показалось, что втянул - так, еле-еле понюхал. И сразу ощутил соцветие запахов крови, гноя, немытого тела, и примешивающихся к ним ароматов лекарств и безнадёжности. Где это я? Не в вагоне точно - на железной дороге своё амбре. На насыпи, где меня цапнуло? Тоже нет - под головой что-то слегка мягкое, а не гравий или рельсы.
  
   Хорошо, обоняние пока оставим, обратимся к слуху. Опять напрягся, опять через висок к уху потекло что-то тёплое, опять боль...
  
   ... Далёкие, непонятные голоса - в ушах словно по комку ваты забито; стук, скрип; лёгкий, почти неразличимый птичий щебет и странное бульканье. Последнее слышалось особенно чётко, сконцентрируюсь на нём. По мере вычленения заинтересовавшего меня звука из общей палитры к нему, напротив, примешивались и другие: рваное, неоднородное, какое-то горловое сипение; гулкое, как при закрытом из озорства носе или при сильном насморке, неровное дыхание; едва уловимые, почти теряющиеся стоны.
  
   Это человек! Сомнений не было! Вот только что с ним? Болен, или ранен? Скорее второе... Так дышат при проникающем ранении в грудную клетку, хотя очень легко могу и ошибиться - медицинским образованием я не наделён. Попробую заговорить - надеюсь, на это сил хватит.
  
   Ничего у меня не получилось, даже шёпот выдавить не удалось. Только сейчас, когда боль в голове немного утихла, чётко осознал - меня мучает жажда. Я чувствовал каждую трещинку на пересохших губах; жар, пропекающий горло насквозь; свой шершавый язык. Стало страшно - пуля не доконала, а вот от жажды скопытиться могу вполне. Наверное, после таких траурных мыслей произошёл неконтролируемый выброс адреналина в кровь - иначе никак не объяснить мою бездумную попытку вскочить и побежать на поиски воды.
  
   Естественно, незрячий человек, с трудом шевелящий пальцами, далеко убежать не может. И я не стал исключением - весь мой порыв вылился в конвульсию, новый взрыв боли, НИЧТО...
  
   ... На этот раз я очнулся от того, что мне прямо в рот, божественно увлажняя пересохшие внутренности, лилась ледяная, колодезная, такая вкусная вода. Много, расточительно выплескиваясь при моих судорожных глотках; пугая до дрожи тем, что это райское наслаждение влагой прекратится раньше, чем я смогу хоть немного потушить внутренний пожар.
  
   - Ты смотри, очухался! - радостно произнёс неизвестный, мужской голос. - Вот уж ни думал...
  
   - Погоди радоваться, - перебил его второй, тоже мужской, но более низкий. - Тот тоже оклемался, и что?! Выматерился, подёргался, раны открылись, и вон - валяется, подыхает, падла... Вся работа насмарку... И наставник за этого урода пилит, не отвлекаясь. Типа: 'Ты же медбратом работал - вот и вспоминай, как к пациенту подходить!'. Когда это было! Да и полгода всего в инфекционке прокантовался, туда таких не привозили! Отбросит коньки наглухо - и что делать? Я назад, в поля не хочу. Доктором сытнее.
  
   - Вот как ты запел... А помнишь, когда распределяли наших подопечных, ты прямо гоголем ходил, - злорадно отвечал первый. - Прямо не знал, как погадостнее своё 'фи' выразить. Мол, и подохнет мой, и руки у меня из одного места, и весь ты такой, прямо трандапуперный, молодец.
  
   Смущённое покашливание.
  
   - Проехали, - даже на слух было понятно, что прошлое ему сейчас вспоминать не хотелось. - Дай губку, я своему немного губы смочу. Поить его с такими дырками в груди и брюхе нельзя... - и неожиданно сменил тему. - Повезло нам обоим, что эти два ублюдка ещё живы. Мы к ним когда - позавчера в последний раз приходили?
  
   - Два дня назад. Сегодня третий. И верно, как не подохли... загадка!
  
   - Да ладно, наставник всё равно в отъезде. Эти не расскажут, сами не разболтаем. Дома ведь тоже работы непочатый край, никто за нас её не сделает. Хорошо, что такая оказия подвернулась. Я столько переделать успел - сам поразился! От зари и до полуночи вкалывать пришлось, но ничего, справился... Выучиться по медицинской части, конечно, очень хочется, вот только кормить нас во время учёбы никто не обещал. И не спрашивал нашего желания, по большому счёту...
  
   Раздался фыркающий смех - весело им, уродам!
  
   - Да я сам такой... как будто, кроме как сюда бегать и мух на ранах рассматривать, других дел у меня нет.
  
   - Ты своему повязки менять будешь? - поинтересовался бас.
  
   - Главный дохтур приезжает когда? Послезавтра, утречком. Вот завтра вечером и поменяем, чтобы не вонял сверх меры. А пока - на кой хрен оно тебе надо? Это ж не родственники, а наглядные пособия... - снова смех.
  
   Шаги, скрип двери, тишина, разбавленная хрипами соседа.
  
   Через полчаса голоса вернулись, и я схлопотал два укола в бедро, практически неощутимых сейчас. Что кололи - без понятия, однако хуже не стало, мозг сильнее, чем был, не затуманился. Наверное, лекарство получил от этих нерадивых 'кандидатов в доктора'. Лечение - это хорошо. Это мне сейчас очень нужно.
  
   Больше всего беспокоила повязка на лице. Я понимал, что после залпа мой организм получил свою порцию железа. Вот только куда - определить не мог. Тело словно собрано из разных осколков, не особо подходящих друг к другу; голова вообще, как инородный предмет на плечах, своеобразный генератор раздирающих изнутри пульсаций. Голоса, как назло, эту важную для меня тему никак не затрагивали. Вкатили, что хотели, и ушли.
  
   К моему огромному сожалению, в НИЧТО я больше не проваливался. Теперь лишь иногда забывался; периодически погружался в пограничное между сном и явью состояние; но в основном старался абстрагироваться от боли. Получалось плохо. Ни одна мысль не удерживалась дольше, чем на секунду и исчезала, не оставляя никакого следа. Пропало и чувство времени.
  
   ... - Эй! - толчок в плечо. - Ты меня слышишь?
  
   - Д-да... - еле смог выдавить я. Никогда не думал, что одно слово может отнять столько сил.
  
   - Сейчас повязку сменю, так что не дёргайся.
  
   Руки неизвестного сноровисто сняли бинты и в глазах запрыгали радужные зайчики. Заморгал - ух, больно-то как, особенно справа. Присмотрелся - как-то непривычно, тоннельно получается. Как в трубу гляжу. Пусть. Вижу - уже хорошо, а что я вижу?
  
  Передо мной стоял весьма крупный детина лет тридцати пяти отроду и внимательно, как редкую бабочку, рассматривал моё лицо. Неожиданно он замахал ладонью передо мной.
  
   - Сколько пальцев?
  
   - Четыре.
  
   - А теперь?
  
   -Тр... - силы окончательно покинули меня.
  
   - Понял, понял, три... Ну ты и урод!
  
   Ни послать куда подальше, ни нахамить в ответ я не мог. Однако детина, против ожидания, не издевался. Он резво сбегал куда-то и притащил что-то плоское, пластмассовое. Став у изголовья, развернул эту штуку ко мне, и я увидел, что это старое, с частично осыпавшейся амальгамой, зеркало. А вот в зеркале...
  
   Никаких сомнений - это было моё отражение. Несколько похудевшее, синегубое, поросшее клочковатой шерстью средней небритости, в меру бледное и с одним лишь новым дополнением - на месте правого глаза была опухшая, сочащаяся то ли гноем, то ли сукровицей, багрово-мерзкая дыра.
  
   - Насмотрелся? - зеркало исчезло, явив перед собой снова лицо этого неизвестного мне человека. - Даже не знаю, как тебя звать - Счастливчик или Кривой. И то, и то тебе подходит. Будешь Кривой - мне так больше нравится. Хотя и везения тебе не занимать! Одна пуля по башке лишь чиркнула, погладила только, царапина осталась; другая через мягкие ткани правой руки прошла, тоже без серьёзных последствий; а третья рикошетом от платформы прямо в глаз угодила, на излёте... И не убила ведь! Граммульку до мозга не дошла! Кровищи ты потерял даже не знаю, сколько. А переливать тебе и нечего. До конца не верили, что выживешь, а ты - вон! Моргаешь лупеткой своей и жрать, небось, хочешь? Ну, с этим пока погодим. Я сейчас тебе дырки фурацилином промою, перебинтую и лежи, доктора жди. Он скажет, что с тобой дальше делать.
  
   Как меня промывали, мазали какой-то мазью, бинтовали - почти не помню. Лимит моих сил на сегодня был исчерпан полностью. Однако и забвение облегчения не принесло. Урывками проносились странные видения: вот я, маленький, зачем-то лезу на забор; вот Зюзя скалится неизвестно на кого; вот птица дрозд пляшет ламбаду в одиночестве, да ещё с коленцами; вот лампочка - она тухнет и зажигается, тухнет - и зажигается, вызывая истерику и слёзы...
  
   Постепенно бред перешёл в тревожный, не глубокий сон, из которого меня вывели голоса.
  
   - Ну, как тут эти, пленные?
  
   - Нормально, Евгений Юрьевич. Тот стабильно тяжёлый; этот, без глаза - вроде на поправку идёт. Делали всё, что вы наказывали.
  
   - Хорош врать. Знаю я, что вы и как делали в моё отсутствие. Доложили уже. Надеюсь, нет нужды напоминать, что тут никто никого не держит? Мне лично ученики без надобности. Сами знаете - вы тут не по своей воле учитесь, я не по своей воле учу. Поэтому давайте максимально быстро доведём наши отношения до расставания. Чтобы в последний раз такое было...
  
   - Да мы понимаем, - вразнобой ответили первый и второй голоса.
  
   - Снимите повязку с головы. Зачем вы ему оба глаза законопатили? Ладно, пока без сознания лежал - так проще было. Но раз пришёл в себя - оставьте мужику хоть один глаз, на мир любоваться.
  
   Когда моя голова освободилась от повязки, удалось рассмотреть и доктора. Им оказался интеллигентного вида мужчина лет шестидесяти. Полный, с внушительной, блестящей лысиной и цепкими, внимательными глазами. Не говоря ни слова, он без церемоний начал своими сильными, ловкими пальцами мять сначала опухоль на месте глаза; потом что-то смотрел на затылке, немилосердно, до хруста в шее, повернув мою, гудящую колокольным звоном, голову; потом разглядывал руку. Закончив осмотр, этот Евгений Юрьевич поцокал языком каким-то своим мыслям, посмотрел куда-то влево и сказал:
  
   - С этим понятно. Покормить больного не забудьте! Зря он, что ли, не смотря на все ваши старания, выжил! Второго катите в операционную. Учиться будем. Трупов у нас, к моему глубокому сожалению, пока нет... Поленились набрать...
  
   Что-то с неприятным, железным звуком покатилось, застучали подошвы, хлопнула дверь, и я остался один.
  
   Чем заняться лежачему больному? Правильно - ничем, кроме созерцания белого, чистого, явно недавно подновленного потолка. Ламп, люстр, проводки - ничего не было; убрали за ненадобностью при ремонте, видимо. Такое развлечение мне быстро надоело, и я перешёл ко второй части программы по убиванию времени - стал вслушиваться. Это оказалось гораздо интереснее. За дверями периодически проходили, судя по интенсивности шагов и громкости походки, разные люди. Хлопали двери, кто-то чихал.
  
   Незаметно для себя я уснул. Не знаю, сколько пробыл в объятиях Морфея, однако разбудил меня уже знакомый звук вкатываемого предмета. Перед глазом появилось лицо отвечающего за мою тушку мужика.
  
   - Рот открой. Жрать будешь. - и действительно, стал меня кормить водянистой, не солёной кашей.
  
  Когда трапеза закончилась, он снова заговорил:
  
  - Звать меня Юрий Николаевич, я тебя лечить буду. Пить хочешь?
  
  
  - Нет... - выдохнул я и задал свой самый главный вопрос. - Что с собакой?
  
  Детина помолчал, внимательно глядя на меня, неодобрительно покачал головой.
  
  - Так это твоя тварь... Нашёл с кем спутаться...
  
  Я не отвечал. Смотрел ему в лицо, не отводя взгляда, и ожидал ответа. Любого, всё приму. Нечеловечески тяжела неизвестность.
  
  - Да жива она! Пулю достали, зашили. Не была бы доберманом - там бы и кончили! Но, так как породистые твари сейчас в большой цене, лечат лучше, чем человека. Доволен?
  
  - Да...
  
  Самое главное я узнал - она жива! Остальное приложится. Теперь надо как можно скорее на ноги встать.
  
   ... Прошла неделя. Моё состояние улучшалось, хотя и не сказать, что быстро. По-прежнему получал свои уколы, таблетки, перевязки. Раз в сутки приходили неразговорчивая старуха и меняла утку подо мной, вполголоса проклиная одновременно всех и никого конкретно. Что поделаешь, человек такой. Ей бы на лавке у подъезда сидеть, всех проститутками-наркоманами ругая и обсуждать сериалы с такими же старыми склочницами. Но не сложилось - из её бурчания я понял, что она тут за еду ходит за лежачими и убирает; а платят ей мало, а сыночек пропойца, а соседи уроды, каких не бывает... Обычно такие старухи любят поговорить - им всегда не хватает свободных ушей и внимания, но мне не повезло. Любые попытки задать даже самый невинный вопрос нарывались на жёсткое: 'У доктора спрашивай. Отстань!'
  
   Узнал, кто лежал рядом со мной на соседней койке-каталке - старший лейтенант Серин. Он умер на следующий день после того, как я очнулся, не приходя в сознание. При мне произошло - боец лежал, мелко дыша простреленной грудной клеткой, а затем неожиданно выгнулся, захрипел, прошла судорога - и затих. Честно попытался позвать на помощь - да куда там! Никто мой слабый голосок не услышал, до обхода вместе с трупом в одном помещении находился. Неожиданно вспомнилось, что мы со старлеем тут двое суток никому ненужные валялись и смерть парня, вполне возможно, на руках этих 'кандидатов в доктора', решавших свои проблемы и забивших на раненого. Пока не знаю, на каких правах я тут, но зарубочку в памяти сделаю. Дальше видно будет. Серин мне был хоть и никто, но вот так бросать живого человека подыхать неправильно. Гуманнее добить.
  
   Как не пытался во время перевязок узнать хоть какие-то подробности про добермана - ничего не сообщали, ограничиваясь: 'Ты думай, как не подохнуть, а не о твари паскудной!'.
  
   Смерть подчинённого Коробова местные эскулапы восприняли абсолютно спокойно. Доктор, осмотрев тело, лишь негромко бросил своим ученикам:
  
   - Везите в операционную - будете швы учиться делать. Потом закопаете поглубже, морга у нас всё едино нет, так что хранить негде.
  
   В первый же день, когда я смог кое-как подняться, меня, ближе к вечеру, полуповели-полупотащили в кабинет Евгения Юрьевича, благо он располагался тут же, неподалёку от моей палаты.
  
   - Встал? Значит, на выписку... Нечего место занимать. Отведите его к Михалычу.
  
   Я даже вякнуть ничего не успел про своё отвратительное самочувствие, необходимость дальнейшего лечения и про то, кто такой этот самый Михалыч, как был водворён обратно в палату. Ничего не понимая, прилёг в ожидании. Теперь долго в горизонтальном положении при любом удобном случае находиться придётся - сил-то ведь нет никаких. Пока ещё в старую физическую форму вернусь... Сейчас и соплёй перешибёшь Витю без особого напряжения.
  
   Минут через пять вошёл Юрий Николаевич, 'медурод' - как я его про себя окрестил из-за Серина, и кинул мне мои вещи, покрытые запёкшимися бурыми потёками и грязью.
  
  - Одевайся, пойдём, - сквозь зубы процедил он. - Все домой идут, вечереет уже, а я тут, с тобой таскайся...
  
  Сел на койку, начал одеваться. С верхней частью гардероба справился без проблем, только морщился, натягивая пропахшую потом и кровью рубаху. А вот с брюками вышло нехорошо. Когда привычно наклонился для удобства, просовывая ноги в брючины, голова неожиданно закружилась, и я упал, ударившись лбом об пол. Меня вытошнило, руки обмякли, безвольными плетями извиваясь в попытках найти опору и хоть как-то поднять тело. Не получилось...
  
  Неожиданно я взлетел, поддерживаемый сильными руками, и оказался снова на койке, пытаясь прийти в себя и хоть немного договориться с разрывающим череп изнутри приступом боли.
  
  - Нда... - протянул будущий доктор. - Как тебя выпроваживать? Не на себе же...
  
  Я молчал, прикрыв глаз и пытаясь вернуть себе способность здравого рассуждения, вытесненного из головы мучительными спазмами страданий. Получалось по-прежнему плохо, однако часть меня уже могла обращать внимание на слова этого человека.
  
  - Пошли, чего расселся?! Доктор сказал - здоров, значит - здоров! Да пошевеливайся ты! - рявкнул детина, подхватив меня за шиворот и вздёрнув на ноги.
  
  Как мне удалось не упасть повторно - сам не знаю. Но смог, стоял как трость, ветром колеблемая. Заботило другое - по правой щеке опять катились вниз тёплые, липкие капли. Это заметил и 'медурод'. Он резво натянул мне брюки, даже пуговицы застегнул, а потом закинул мою руку себе через плечо и потащил в коридор. Не особо помню, как оказался в манипуляционной - именно на неё была похожа светлая комната с табуретом, кушеткой, прозрачными шкафами и гинекологическим кресло в углу.
  
  Усадив на кушетку и привалив меня спиной к стене, Юрий Николаевич сноровисто снял повязку, отлепил марлю и, тщательно осмотрев увиденное, удовлетворённо буркнул:
  
  - Ф-ф-фух... Слава Богу! Ничего страшного, а то было бы мне... сейчас повязку поменяем и пойдём.
  
  - Вы что, не видите, что я полутруп, - решившись, осмелел я. - Я стою лишь силой воли, а идти не могу. Ни не хочу, а именно не могу.
  
  - И что? - поинтересовался детина, закончивший к этому моменту промывать мне пустую глазницу и уже лихо наматывающий бинт. - И что?! Я вообще не понимаю, на кой тебя сюда припёрли, а не кончили, как остальных. Ладно, Михалычу новые доктора необходимы - это понятно, и то, что вас как учебных подопытных привезли - тоже. А зачем?.. Мы же из того, что нам наставник на тебе объяснял и показывал, ни хрена не поняли. Потому что без учебников, без теории... Дичь полная, сплошная латынь и прочие зехеры неясные. Понятно, Юрьевича напрягли - он учит нас. Вот только толку никакого, и с тобой одна возня ненужная. Я домой хочу, там дел полно и баба моя ждёт... Больничка нам пока не платит, и платить, я думаю, в обозримом будущем не будет. Видишь, как вляпался - и отказаться нельзя, и жить как-то надо. Всё. Готово! Как новенький!
  
  Он опять закинул мою руку себе через плечо и, подпирая своим боком, потащил из манипуляционной на улицу. Мне оставалось лишь имитировать ходьбу, слегка перебирая ногами. Когда оказались на свежем воздухе, не мог надышаться. Казалось, только сейчас почувствовал себя живым окончательно. Запах предвечернего зноя, трав, лёгкого дымка от уличной печи - словно помогали, добавляли сил. Попробовал даже пойти сам, но надолго запала не хватило - опять повис на 'медуроде'. Между тем он не прекращал бубнить:
  
  - Крови ты потерял много очень, как не подох - не понятно. Потому тебе надо много пить и хорошо жрать, желательно мясное. Хотя, с последним... маловероятно очень. Короче, не забывай пить. Каждый день приходи на осмотр, я пока за тебя ещё отвечаю. Будем промывание делать. Таблеток и уколов на тебя нет. Доктор выписал - значит, не нужны... В общем, считай себя на амбулаторном лечении.
  
  Я кивал головой, слушая его в пол уха. Итак, понятно, что живой я почти по собственной инициативе. И никто ради меня в лепёшку тут расшибаться не будет. Ладно, не беда. Найду подругу - и сбегу. Не может быть, чтобы я - и не сбежал. Хотя в таком состоянии и с моим опытом побегов - может вполне... В голове опять всё затуманилось, резкость в единственном глазу затянула мутная поволока усталости, не дающая различить почти ничего, кроме светлых и тёмных пятен - что поделаешь, не слишком комфортно меня транспортировали. Растрясло...
  
  Пока рассусоливал сам с собой в таком духе, детина дотащил меня до высоченного, не менее четырёх метров, серого пятна и гулко постучал в него. Откуда-то сверху проорали:
  
  - Чё ломишься?!
  
  - К Михалычу. Доктор прислал.
  
  - А-а-а... - протянули сверху. - Заходи.
  
  Открылась калитка. Кто-то, обдав меня кислым, вперемешку с луком, запахом, лениво процедил:
  
  - Щас. Тут постойте. Михалыч выйдет - тогда пойдёте.
  
  - Ага. - тяжело вздохнув, протянул мой носильщик.
  
  Однако ждать долго не пришлось. Минуты через три кто-то громкий, зычный, раскатисто рявкнул:
  
  - Чего тебе? И что это ты сюда припёр? - последние слова прозвучали несколько растерянно.
  
  - Евгений Юрьевич велел вам привести. Сказал - пациент уже на своих ногах стоит, значит теперь он ваш. Как вы с ним и договаривались.
  
  Смущённое покашливание, вздох.
  
  - Ох и старый жук... напарил меня... Я же имел ввиду, что встанет - это когда выздоровеет. А он что... - неожиданно у меня прямо под ухом громко, вызывая резонанс в голове, проревело. - Ты меня слышишь!!!
  
  - Угу, - оглушённый такими децибелами, только и смог промычать я.
  
  - Иван Михалыч, - вклинился в разговор 'медурод'. - Я свою работу выполнил, лечение Кривому рассказал...
  
  - Кому?!
  
  - Кривому. Мы ему такое погоняло дали.
  
  - Ну да... Точнее не скажешь.
  
  - Так это... я пойду?
  
  Вздох.
  
  - В сарай за домом его отнеси. Потом решу, что с таким доходягой делать.
  
  Детина резво, почти бегом, совершенно не обращая на моё, бултыхающееся в воздухе при такой скорости, тельце, понёсся вперёд. Что-то лязгнуло, скрипнуло, и я кулем рухнул на сухую, даже немного колючую, солому. Снаружи раздался хозяйский голос:
  
  - Ведро ему там поставьте для оправки и пожрать чего сгоношите.
  
  Снова скрип, лязг, провал в беспамятство...
  
  ... Не знаю, сколько я провалялся в отключке на этот раз. Когда открыл глаз, то увидел сумерки. Утро или вечер? Хотя, какая мне разница? С трудом сел, осмотрелся: помещение, больше всего похожее на сарай размером три на два метра, до половины заваленное соломой; окошко под потолком - маленькое, грязное, с треснувшим стеклом. У двери без каких-либо признаков запорных устройств (понятно, с наружи закрывается) - старое ведро, старая, измятая пластиковая полторашка с водой и миска застывшего, малоаппетитного серого хлёбова.
  
  Напился, начал кушать. Ложку мне положить забыли или специально не стали этого делать - пришлось руками отламывать небольшие, слизкие куски и чуть ли не насильно запихивать их в себя, борясь с тошнотой. Надо есть, надо! - внушал я себе, приговаривая: 'За Зюзю, за добермана, за ушастую, за её прекрасный нос...'. Покончив с приёмом пищи, снова напился и, подумав, опять завалился спать. Во сне выздоравливаешь быстрее. Хорошо, что подпорченная рука не беспокоит. Только чешется сильно под повязкой, хоть вой.
  
  На этот раз разбудил меня звук открывающейся двери. Вместе со светом с залитого солнцем двора вошёл крепкий, с поломанными ушами и походкой борца, мужчина. Не говоря ни слова, он поставил новую тарелку с кормом, баклажку, сменил ведро и так же, молча, удалился.
  
  Опять повторил процедуру по насильственному поглощению пищи, опять напился. Становилось скучно, сон не шёл. По здравому рассуждению, стучать в дверь и искать правду я не стал. Потому что свято помнил: 'Инициатива имеет инициатора'. Неприятности сами меня найдут, они такие... Улёгся на сено, принялся размышлять - тоже, кстати, не самое вредное занятие. Сначала прокрутил, практически посекундно, в голове то самое злополучное утро у паровоза; потом попытался реконструировать все разговоры и их обрывки, которые довелось услышать в больнице. Ничего не сходилось - слишком мало я знаю, слишком много пропустил.
  
  Я не услышал, как открывалась дверь - просто в один момент в сарайчик ворвался свет, а потом спрятался за огромной, двухметровой широкоплечей фигурой, которая вошла в моё обиталище, склонив голову, чтобы не треснуться о притолоку.
  
  - Валяешься, Кривой?! - раздался уже знакомый хозяйский голос.
  
  Я присмотрелся - это был огромный, короткостриженый мужик с фигурой атлета. Тугие, шарообразные мышцы рук и груди не скрывала даже простая льняная толстовка из белого, непрозрачного, полотна; а широкие, удобные штаны слегка обрисовывали колонноподобные ноги. На вид ему было лет пятьдесят. Шишковатый череп, сплющенный нос, глубоко посаженные глаза, сбитые кулаки - типичный привет из 90-х. Так и чудилось, сейчас разговор пойдёт с использованием: 'В натуре... Ты чё... Реально... Не понял...'. Но я ошибся. Вместо этого зазвучала правильная, хорошо поставленная речь:
  
  - Валяйся, валяйся... Ещё завтрашний день даю тебе на отдых, а потом работать. Я приживал и дармоедов не жалую. Не переживай, шлакоблок грузить тебя никто не погонит, пока на лёгком труде побудешь, а там видно будет, что с тобой делать. Вопросы?
  
  Мне очень, до зубовного скрежета, хотелось узнать о судьбе Зюзи, однако сдержался. Понимал, не надо излишнюю заинтересованность проявлять. Вместо этого решил побыть глупеньким. Спросил:
  
  - Вас зовут Иван Михайлович?
  
  - Да. Можно просто - Михалыч.
  
  - У меня были сапоги. Не знаете, где они?
  
  Он весело, заразительно рассмеялся, в избытке позитивных эмоций похлопывая себя по коленям.
  
  - Молодец! Учён жизнью - сразу о главном! Ни тупого нытья, ни праведных воплей! Сапоги! Ха-хах-ха!!! Не знаю я, где твои сапоги, - отсмеявшись, продолжил он. - Наверное, кто-то из моих красавцев на память с тебя там, на насыпи, снял. Не переживай, найдём тебе тапочки! Всё! Выздоравливай. Перевязку тебе сегодня придут и сделают! - и, словно самому себе. - Совсем обнаглели. Притащили дохлятину, ещё и на осмотр её води...
  
  Через час пришёл ученик доктора, наложил свежие повязки, покрыл меня матом за то, что он вынужден таскаться взад-вперёд из-за всяких кривых уродов. Из всей его ругани я вычленил главное - рана на месте правого глаза понемногу заживает. А остальное - переживу. Неожиданно внутри появилось беспокойство: 'Как я теперь стрелять буду? Переучиваться придётся полностью!'. Ладно, фигня...
  
  ... Прошёл обещанный день отдыха, в течение которого я лежал, размышляя о многом и ни о чём. Все мысли, как ни старался отвлечься, возвращались к моей подруге. Как она там?
  
  
  
  
  
   Глава 2
  
   - Я - Митяй, завхоз здешний, - неказистый с виду, весь какой-то сморщенный, плюгавый мужичок сунул мне в руки метлу. - Теперь ты в моём подчинении. Дворником пока побудешь. На полном пансионе - с харчами и крышей над головой.
  
   - А потом кем буду? - попытался я прояснить свои дальнейшие перспективы.
  
   - Михалыч решит, что с тобой делать и куда тебя девать, урода такого. Не отвлекайся! Подметать будешь задний двор, мусор сваливать в вёдра у дальнего забора. Оклемаешься окончательно - тогда и поговорим.
  
   С этими словами он круто развернулся на каблуках, и прыгающей, немного смешной походкой направился к калитке на "чистую" половину усадьбы.
  
   Да, это была именно усадьба. На сколько смог рассмотреть - в её центре стоял красивый, трёхэтажный домина тёмно-бурого кирпича в английском стиле, весьма обезображенный торчавшими из его стен новодельными дымоходами, сваренными из труб. Правильно, газа или электричества сейчас нет для отопления такой вот громадины, потому и понатыкали печурок в каждой комнате. Изначально такие хоромы строились разве что с элегантным камином, выполнявшим скорее декоративную функцию. Богато живут нынешние власть имущие, ничего не скажешь. Без истопника тут никак - а он тоже не бесплатный.
  
   По периметру участка шёл высоченный забор с егозой, разделяя территорию дополнительной поперечной стеной на две половины. На одной находился дом, виднелись верхушки ёлок. На другой - здоровенный дровяник с примыкающей к нему моей каморкой; добротные ангары складского вида, запертые на крепкие замки; сторожка у запасных ворот с читающим что-то охранником; колодец и уличный туалет. Масштабно, одним словом: только видимый мною участок был размером не менее гектара. А ведь мне его ещё и в чистоте держать, без вариантов, сачковать не получится. Надо, надо убедить всех в том, что дурковатый Витя Кривой безопасен и глуп, как пробка. Тогда бежать легче будет. Кандалов на ногах нет (тут меня передёрнуло при воспоминании о Фоминских украшениях для зэков), а это уже не мало. Вот только добермана найду, и в путь.
  
   Вверенная мне территория была относительна чистой, так что уборка, на удивление, напрягла не особо. Приходилось, конечно, часто останавливаться и отдыхать из-за слабости, но к вечеру управился. Сделал попытку заговорить с охранником, но он в ответ на меня зыркнул так недовольно, что я поспешил отвязаться с расспросами.
  
   Следующий день был точной копией предыдущего: мужичок, ковыляние с метлой по двору, приступы боли, сон взаперти, разбавляемый всё теми же приступами.
  
   На третьи сутки моего пребывания в гостях у Михалыча меня, что называется, "повысили". Утром, только вышел из сарая, Митяй провёл меня через калитку в заборе на другую половину усадьбы и объявил:
  
   - Тут всё уберёшь. Как закончишь - попроси на воротах тяпку. Говно из вольера с тварью выгребешь. Инструмент вернёшь потом на место. После всю собранную срань на задний двор вынесешь, сам знаешь куда.
  
   Стараясь не выдавать своего волнения при упоминании твари, пробурчал: "Угу" и начал неторопливо шаркать метлой о красивую, разноцветную брусчатку двора. Тут было просто великолепно. Вокруг особняка росли немолодые, роскошные голубые ели, сосенки и туи. Между ними расположились клумбы, сплошь покрытые можжевельником с вкраплениями больших, раскидистых розовых кустов; встречались элегантные заросли самшита. Перед домом лысела парковочная площадка десять на десять метров, на которой стоял внушительных размеров надувной бассейн. Справа уютно расположилась лужайка с детской горкой и разбросанными игрушками, а за ней, в глубине двора, виднелись беседка и аккуратная банька. Слева от парковки - вольер, сделанный в одном с домом стиле; с кованной решёткой, в которой находилась небольшая дверца для того, чтобы, не заходя внутрь просунуть обитателю этой красивой тюрьмы миску с едой или водой.
  
   Прямо, возле закрытых, добротных ворот, укрались в ухоженной зелени небольшая сторожка и вышка с угнездившимся на ней плотным, невысоким мужчиной, вооружённым автоматом. Меня интересовал вольер. Хотелось отбросить метлу и побежать, приникнуть к решётке, чтобы разглядеть - кто внутри. Еле сдержался. Приблизился к нему в последнюю очередь, заглянул. В открытой части было пусто, и лишь крупная, рассчитанная на алабая или овчарку, будка скрывала кого-то. Вот только кого - не разобрать.
  
   Огорчившись, направился к сторожке и, задрав голову, обратился к человеку на вышке:
  
   - Тяпку дайте. Убрать в вольере надо.
  
   Охранник ничего не ответил, только сплюнул на улицу, зато из сторожки вышел тот самый крепыш, который приносил мне еду. Не говоря, по своему обычаю, ни слова, он скрылся за углом, а через минуту вернулся и вручил запрашиваемый инвентарь. Пока его ждал - жадно, стараясь не выказывать своего любопытства, осматривался. Чуда не произошло, запоры и замки на воротах оказались сделаны на совесть. Здесь мне не пройти.
  
  Я заковылял обратно и начал, просунув инструмент между прутьями заграждения, имитировать работу - внутри было практически чисто. При этом тихо, но настырно не прекращал звать:
  
   - Зюзя... Зю-у-у-зя... Подруга...
  
   В будке кто-то зашевелился, и из её тёмного провала слабо раздалось:
  
   - Витя?..
  
   Я чуть не подпрыгнул от радости. Живая! Нашёл! Живая!!! И чуть не совершил ошибку. Уже собрался подойти как можно ближе и узнать, как она там, когда неожиданно всей кожей почувствовал, а уж потом и заметил, пристальный взгляд с вышки. Скучно ему там, бдительному такому... Не видел, как дерьмо убирают?
  
   - Молчи. Потом поговорим, - как можно тише прошипел я. - Сейчас опасно.
  
   Вместо ответа моя спутница высунула голову из своей конуры. У меня аж сердце защемило. Вместо красивой, женственной, блестящей шерстью на солнце собаки на меня смотрело серое, болезненное, грустное существо с тусклыми, безжизненными глазами. Шею добермана обхватывал широкий брезентовый ошейник, от которого к забетонированному в пол кольцу шла короткая, сантиметров семьдесят, цепь. Вот суки!!! Она же живая! Как так?!
  
   Я даже не мог представить, что такое для выросшей на свободе, доброй и весёлой Зюзи оказаться мало того, что за решёткой, так ещё и на цепи. Накатил очередной приступ, голова словно взорвалась терзающими молниями. Однако впервые я на это не обратил никакого внимания. Гнев был сильнее. Ненавижу! Чума на их дом!
  
   От вспышки неконтролируемого гнева меня спасло лишь то, что в тот момент я был слабее мышонка. Всех эмоций хватило только на сущую мелочь - до хруста в костяшках, до щемящей боли в пальцах сжать черенок тяпки. И всё. Я обмяк, опустившись на брусчатку и глотая слёзы злости от бессилия и презрения к самому себе.
  
   С вышки раздалось:
  
   - Чего расселся! Тут тебе не парк с лавочками. Закончил - мотай отсюда!
  
   Этот презрительный окрик меня отрезвил, даже помог внутренне собраться в какой-то степени. Опустив низко голову (почему-то казалось, что, увидев моё лицо, все поймут, насколько сильно мне хочется всех их убить), кое-как встал, для виду бормоча слова извинений. Собрался с духом, снова посмотрел в вольер.
  
   - Витя... - резанул меня по живому голос в голове. - Помоги...
  
   - Помогу. Жди. Потом. - прошептал я, очень надеясь, что мой голос никем, кроме спутницы, услышан не будет.
  
   Взгляд выхватил две миски, стоящие примерно в метре от входа в будку. Вода и несвежая, застывшая еда, очень похожая на ту, которой и меня потчуют. А как она достаёт? А никак... Вот уроды... Из страха или лени даже миску пододвинуть животному лень. Зачем она им? Голодом уморить? Не понимаю...
  
   Просунул черенок, передвинул миски поближе. Зюзя высунулась до половины из будки и принялась жадно, с прихлёбыванием, пить. Пей, милая, пей! Это ничего, что на цепи. Главное - встретились! Казалось, она прочла мои мысли! В её антрацитовых глазах загорелся лёгкий, почти неразличимый, огонёк жизни. В то же время я увидел несвежую повязку, обёрнутую вокруг шеи. Значит, не врал "медурод", лечат и её. Хорошо... Чем быстрее наберёмся сил, тем быстрее сделаем ноги отсюда.
  
   Дальше крутиться у вольера было попросту опасно. И так слишком долго я тут вожусь, а лишнее внимание мне сейчас ни к чему. Шепнув на прощанье: "Жди", заковылял обратно, на задний двор, не забыв вернуть тяпку.
  
   Вся вторая половина дня и вечер до отбоя прошли в тяжёлых раздумьях. Я снова и снова прокручивал в памяти расположение, постройки двора, силясь найти путь к побегу. Ничего не получалось. Забор мне не преодолеть, а даже если каким-то чудом и удастся - что дальше? Что там? Куда идти? Ответов у меня пока не было. Вдобавок требовал безотлагательного решения очень простой вопрос, постоянно напоминающий о себе: что делать, если нас снова разлучат? Или меня куда-нибудь законопатят, или от добермана избавятся? Не знаю. Значит, надо в доверие втираться, по-другому никак. Лапочкой для них надо стать.
  
  Не нужно думать, что у меня амнезия. Я отлично помню, при каких обстоятельствах попал сюда. Вот только кто эти люди? Какое они имеют отношение к тому залпу на железной дороге? Разберусь потом. Первоочередная задача - придумать, как Зюзю вытащить.
  
  
   А может, наловить мышей, передавить их и трупики в колодец кинуть незаметно, чтобы все отравились? Нет... Это бред, от безысходности... Тогда что?
   От невесёлых мыслей меня оторвал звук открываемой двери. На пороге стоял доктор. Рядом с ним держал фонарь, со свечой внутри, охранник с задних ворот. Поздно они сегодня...
  
   - Снимай верхнюю одежду. Осматривать тебя буду.
  
   Я разделся, эскулап небрежно снял повязки, тщательно осмотрел.
  
   - В целом, на удивление, нормально. Жить будешь, а вот как долго - не от меня зависит. Больше я к тебе не приду. С руки бинты снимешь дня через два. С головы - ещё пара-тройка перевязок, и можешь себе пиратскую повязку цеплять. Рану желательно промывать. Советую отвар ромашки. Если нет, то можешь собственной мочой. Только вонять будешь сильно. Вопросы? - больше для проформы спросил он.
  
   - Что делать с приступами головной боли? - не замедлил поинтересоваться я. Очень, знаете ли, животрепещущий вопрос. - Очень часто происходят.
  
   Евгений Юрьевич нехотя, с некоторой ленцой и тоном, каким поясняют два плюс два тупому недорослю, ответил:
  
   - Ничего. Так жить. Видимо, нерв задет. Можешь обезболивающие препараты принимать, если найдёшь. Или в мазохисты запишись - тогда хоть удовольствие получишь.
  
   И ушёл, не прощаясь.
  
   На следующий день я опять убирал перед домом. Чтобы хоть как-то задержаться неподалёку от подруги, по собственной инициативе начал собирать прошлогоднюю листву на клумбах, изумительно запутавшуюся в вечно зелёных ветках кустарников. Такое рвение не осталось незамеченным. Ко мне подошёл всё тот же неказистый мужичонка, который Митяй, долго смотрел на мои потуги, на длинные передышки (тяжело мне пока наклоняться), а после принёс низенькую скамеечку и сунул мне.
  
   - На. Смотреть не могу, как ты на коленях тут ползаешь. Ещё потопчешь чего... Аккуратно переставляй, понял?!
  
   - Да, спасибо...
  
   К Зюзе добрался только к вечеру, когда охранник на вышке, откровенно скучая, лениво перебрасывался словами с кем-то с улицы.
  
   - Привет! Запоминай! Ешь, пей, слушайся - делай всё, чтобы понравиться, и чтобы от тебя не избавились. Нам надо набраться сил для побега. Я буду приходить как смогу. Не переживай, всё будет хорошо.
  
   - Да. Я буду хорошая...
  
   - Вот и умница. Помнишь Колобка? Мы - не хуже. Тоже от всех уйдём. До завтра, мне надо идти.
  
   Закончив уборку, я уже направлялся к своему сарайчику, как откуда-то справа раздался старческий, дребезжащий голос:
  
  
   - Жив, сынок? Странно... Подойди.
  
   Автоматически обернувшись на голос, я увидел ... Василия Васильевича, того самого машиниста с того самого паровоза. Он рассмеялся:
  
   - Что? Не ожидал? Ух ты, каким красавцем стал!.. Да ты мордочкой не сверкай, не сверкай! Не испугаешь! Хе-хе... Думаешь, не видим, как ты вокруг своей твари увиваешься? Наивный... Да за тобой четыре пары глаз наблюдают постоянно, лопух. Не веришь? Из караулки - раз. С вышки два. Из дома - три и четыре. Так что даже можешь попробовать на меня броситься. Интересно, сколько шагов успеешь сделать? Проверим? - и снова мелкий, дробный смех.
  
   Обалдев, я не знал, что и говорить. Но словоохотливому старичку, похоже, ответы были не слишком нужны.
  
   - Лучше бы ты подох там, на насыпи, парень. Толку от тебя - ноль целых хрен десятых. Продать такого урода - себе дороже; кормить бессмысленно; в работники - да кому ты сдался? Нет, надо Ваньке сказать - пусть тебя шлёпнет, - хитрый, с прищуром, взгляд буравил меня. - Какой в тебе смысл? Вот в твари твоей есть. Пускай для престижа живёт, в клетке. Сейчас чистопородным доберманом никто не похвастается. Тварям - им ведь как? Расовая чистота нафиг не нужна. Им плевать - болонка ты или пудель какой... Хвост задрала - и давай ублюдков клепать! Чего вылупился, одноглазик? Иди давай... скоро детишки выйдут поиграть - нечего им на твоё бинтованное, паскудное рыло смотреть, мумия недоделанная... Ещё кошмары мучать станут.
  
   Кипя внутри от ненависти, я развернулся и побрёл к калитке на задний двор. В одном из окон шевельнулись занавески, и мне удалось разглядеть за стеклом внимательный, холодный взгляд. Не врёт пенсионер, чтоб он подох в корчах, охрана в доме честно свой хлеб отрабатывает. Ладно, посмотрим, кто кого.
  
   А ночью у меня появился собеседник. Пытаясь отвлечься от дежурного приступа головной боли, я начал петь. Негромко, стараясь не привлекать к себе внимание. Слуха у меня нет, а вот энтузиазма в тот момент было сверх всякой меры. Неожиданно послышалось: "Не спишь, Кривой?"
  
   Голос мне был определённо не знаком, однако зачем отмораживаться? Я согласно ответил:
  
   - Нет. Скучаю.
  
   За дверью кто-то зашебаршил, покряхтел, словно садился и устраивался поудобнее.
  
   - Меня Боря звать. Как и ты - бессонницей маюсь. Вот, решил с тобой ночку скоротать.
  
   Это оказался охранник из ночной смены, до крайности нудный и тоскливый мужик. Пока его напарник наглым образом игнорировал свои обязанности, похрапывая в караулке, Борис болтал со мной. Как я понял, со спящим у него был уговор: тот ему за спокойный сон долю отдавал с зарплаты, а неспящий честно тянул лямку за двоих. И всё бы хорошо, да только бодрствующему было откровенно скучно в одиночестве - вот он и пришёл ко мне, время убивать.
  
   Нет, никто меня выпускать для посиделок на завалинке под луной и душевного общения не собирался. Через дверь говорили. Ну, как говорили... говорил. В мои уши лился унылый, нескончаемый монолог.
  
  Слушать этого... страдальца было просто невыносимо. На меня непрерывным потоком лились жалобы на дуру-жену, на женский пол в целом, на дороговизну, на снег, на жару, на весь мир. И слова вставить не давал! Приходилось терпеть, согласно поддакивая и не особо вдаваясь в текст. Складывалось впечатление, что человек радостно тонет в яме с экскрементами и вместо спасителя ищет себе компаньона.
  
  Редко, очень редко у меня получалось свои пять копеек забросить в беседу так, чтобы он их заметил и дал ответ. Как правило, сбивчивый, невнятный, пропитанный внутренней неустроенностью.
  
  Дежурил Боря каждую ночь; спал, похоже, днём, а потому через три дня общения я хотел его убить, несмотря на возможные последствия.
  
  С другой стороны, по отдельным оговоркам этого горе-охранника сложилось общее впечатление о месте, куда я угодил. Это оказался довольно крупный посёлок недалеко от Белгорода, рядом с железной дорогой, почти полностью жилой. Собрался здесь народ, совершенно неприспособленный к созидательному труду и предпочитающий быстрые доходы, не брезгующий ничем. Одним словом, тут обитала до неприличия разросшаяся банда мусорщиков с неплохой материальной базой.
  
  Основным видом деятельности аборигенов являлось мародёрство во всех проявлениях и в промышленных масштабах. Артели, состоящие из самых разных в прошлом социальных слоёв, рыскали по ненаселённым пунктам и собирали всё, что хоть как-то годно к обмену и не приколочено. Потом подгоняли паровоз с вагонами, грузили добычу и отвозили на рынок. В основном в Харьков, но и в Белгороде было что-то подобное тоже, только масштабом поменьше. Всё зависело от того, что имелось в конкретный момент для торговли.
  
  Наиболее ходовой вещью считался металлопрокат. Возрождающаяся цивилизация на юге с удовольствием брала швеллер, уголки, листовой металл. В обмен шёл уголь, немного низкосортного бензина, продукты. Сейчас все силы мусорщиков были брошены на Старый Оскол. Город хоть и находился далеко от посёлка, но имел хорошие подъездные пути к складам и большие запасы всякого добра. Дело тормозилось только отсутствием крана, потому погрузка на платформы осуществлялась вручную, своими силами. Трудоёмкий процесс, что и говорить. Однако и эта проблема понемногу решалась - что-то там восстанавливали.
  
  Помимо вышеописанных источников для существования, местные, включая несколько фортиков поблизости, не брезговали и мелким огородничеством, и разбоем, и рэкетом купцов, и людоловством. Последнее было так, по ходу жизни. Нашлись на севере людишки бесхозные, которых обобрать до нитки и продать можно - хорошо. Не нашлись - всем грузить прокат или чего нашли.
  
  Историю моего попадания сюда Борис не знал, потому что по природе своей ничем, кроме собственных переживаний, не интересовался. Зато поведал, что живу я у авторитетного человека "под которым тут половина посёлка ходит" Ивана Михайловича. Под кем "ходит" вторая половина - уточнять даже не стал - нет у меня таланта интриговать и всех со всеми стравливать.
  
  Именно хозяину усадьбы и принадлежит знакомая мне паровая ехалка, на паях с приснопамятным Василием Васильевичем. Охранник считал выдающимся достижением свою работу по охране заднего двора, надменно сообщая об огромном конкурсе на такое шоколадное место. Думаю, врал, оправдывая сам для себя собственную никчёмность. Правдой оказалось и то, что машинист был тестем хозяина усадьбы, женатого на его младшей, поздней дочери и имевший двух внучек-близняшек семи лет.
  
  Как-то упомянул из интереса про сектантов-веганов, и, неожиданно, эта тема нашла горячий отклик в сердце моего ночного собеседника. Крепко он эту братию уважал. Но тоже однобоко. Ему ужасно нравились их порядки, по которым женщина мужу слова поперёк сказать не могла, подчиняясь безропотно во всём. Борис мусолил эту тему долго, со вкусом и массой ненужных подробностей. Но и тут среди словесной шелухи удалось узнать полезное: эти странные люди живут к северу отсюда; первое их поселение, больше похожее по описанию на блокпост, стоит километрах в пятнадцати по старой дороге. Где расположилось основное - охранник не знал.
  
  Народ там, с его слов, подобрался замкнутый, необщительный, ставящей своей целью создание гармонии с окружающим миром. Но не совсем уж оторванный от реальности. Оказалось, сектанты тут частые гости - на обмен крупы разные привозят, дрова. Их предводитель дела какие-то ведёт с Михалычем - потому иногда даже лично приходит для утрясания наиболее серьёзных вопросов.
  
  В порыве болтливости Боря и про то, как добраться к веганам, рассказал: "Как из ворот выйдешь, так первый поворот налево, на большак, он тут один, и жарь по прямой, а там прямо в них упрёшься". Пытался разведать намёками о тонкостях религии; о том, нет ли у них чего необычного (про Слизня) - однако получал единообразный ответ: "Да нах оно мне надо. Живут - и живут".
  
  Узнал и про тварей. "Есть, как не быть! Только мы в леса не суёмся, незачем. Сами они не нападают, боятся!" - гордо вещал мне охранник. Ага, боятся, как же... Смысла с вами связываться не видят, вот и весь секрет. У них экспансия на север, а в этих краях, как мне думается, Место находится, которое разумные тщательно оберегают и без нужды стараются не светить.
  
  Спал я из-за ночных бесед урывками, пока Борис, в редких порывах служебного рвения, делал обходы вверенной ему территории, но нисколько не жалел об этом. Информация всегда чего-то стоит.
  
  Зюзя шла на поправку. В те редкие моменты, когда удавалось подойти без сопровождающих каждый мой шаг внимательных глаз, я старался успокоить подругу и лишний раз обнадёжить. Цепь с неё каким-то образом сняли, и она теперь имела возможность передвигаться по вольеру. Сняли и повязку, обнажив уродливую, но зашитую, рану на шее. Омерзения ей добавляла криво, клочками выстриженная шерсть вокруг, из-под которой проглядывала бледная, грязная кожа. Ничего, шерсть не руки - вырастет, не страшно.
  
  ...Ни на секунду не оставлял я мыслей о побеге, вот только пути для него не видел. Не было в этой усадьбе слабых мест. Как ни подбадривал добермана, однако сам плавно скатывался в уныние. Ещё и Борис тошнит своими мелкобытовыми драмами по ночам...
  
  Прошла безликая, однообразная неделя. Как-то в обед, когда хозяйские дети спали, а потому меня пускали убирать "чистую" половину усадьбы, меня снова в беседку позвал дед. В этот раз он был благодушен. Сидел, небрежно развалившись в ротанговом кресле. На ногах мягкие, с опушкой, тапки; на столике рядом ополовиненный графинчик с вишнёвой наливочкой. Правильной, с корицей и на слегка подзабродивших ягодах. Такую раз продегустируешь - на всю жизнь запомнишь; а аромат... просто божественный, пряный, нежный.
  
  Знаю, о чём говорю... Я пробовал. Давно, дома. Пару раз даже воровал вкуснятину у отца в отроческом возрасте, чтобы потом в овраге, подальше от взрослых, с друзьями распить без закуски.
  
  
  Вот и сейчас рот непроизвольно наполнился ностальгической слюной. Сглотнул, подобрался. Хорошего от этого человека ждать не приходится.
   - Что, одноглазик, здоровье как? - пьяненький машинист был сама любезность. - Не обижают тебя, хорошо ли кормят?
  
   Господи... как хочется сломать ему челюсть, а потом долго прыгать, слушая хруст рёбер, на его впалой груди... И частушечки петь под это дело!
  
   - Всё хорошо, всем доволен, - скороговоркой выпалил я. - Жалоб не имею.
  
   Старичку такой ответ явно понравился.
  
   - Может Ванька и прав... - неожиданно пристально всмотрелся он мне в глаз. - Кончить всегда успеем, попробуем из тебя пользу извлечь. Молодец зятёк, рачительный хозяин...
  
   Желание изувечить Василия Васильевича только усилилось. Скотина, как с вещью со мной общается. И ведь понимает, что творит; сознательно глумится, для удовольствия. Наверное, всю жизнь мечтал стать большим и важным, а был маленьким и на побегушках - теперь вот в тени зятя пёрышки распушил, гнилушка...
  
   Между тем дед не затыкался:
  
   - Хе-хе... Ловко я вас тогда провёл. Командиры твои как ни старались - не смогли меня на вранье поймать. А знаешь почему?! - я отрицательно покачал головой. - Потому что я не врал! Чистую правду говорил, только не всю. Если хочешь спрятать правду - прячь её в другой правде! Ничего сложного. Об одном горюю - помощника своего, Петьку, пришлось пристрелить со спины, чтобы лишнего не наболтал. Так что без подручного я теперь... Ну ничего, нового выучу! А остальных гавриков ваши придурки перестреляли - прямо подарок судьбы! Один я остался - ври, что хочешь! Хе-хе... Те людишки - тьфу! Мусор! Паровоз важен был! Ты думаешь, он рухлядь слабосильная? Да он как новенький, это я вам цирк устраивал - мол, поломанный, неухоженный...
  
   Старик налил себе рюмку, вкусно выпил, крякнув от удовольствия.
  
   - Так вот, когда на ночёвку стали и тебя с тварью этой примкнули в вагоне, чтобы собачка не мешалась, я под утро и ушёл к своим. Мы тогда километров семь не доехали. Ага! Чуть ли не по минутам опаздывал, чтобы точно к темноте именно в том месте оказаться... Говорил же, что дорогу как свои пять пальцев знаю... Дальше основной состав с ребятками стоял. Оно ведь как делается - сначала привозим на место несколько групп, они вокруг расходятся, в секретах сидеть и из ракетниц сигналы подавать - перелёт там или недолёт, когда из пушечки шмалять начнём... Осматриваются, опять же... А через два дня всей силой заявляемся. Вот и тогда тоже - отцепили для удобства вагоны подальше, я этих и привёз. Утром хотел к своим, обратно ехать, да тут вы, как черти из табакерки, нагрянули. Накладочка вышла. Пришлось на ходу импровизировать - и получилось, как видишь! Пока вы дрыхли, добежал, рассказал, а дальше дело техники.
  
   Вот тебе ещё соли на рану немного: взяли мы вашу дыру. Как вас положили, так медлить не стали. В наглую переоделись похоже, сели на платформу, остальных в товарный засунули. И прямо в посёлок приехали. Никто не ушёл, всех собрали. Они теперь уже по новым хозяевам разъезжаются, хе-хе... Пока ты у доктора гостил - в Харьков смотаться успели. Хорошо расторговались, прибыльно... А были бы вы поспокойнее - глядишь, и живыми бы остались. Нет! Глазастые оказались! Высмотрели на свою голову... разведчики хреновы...
  
   Судя по нездоровому, пьяному блеску в глазах, старый машинист чувствовал себя сейчас почти Богом. Ему было просто жизненно необходимо излить наружу все свои вонючие откровения, ощутить собственную крутость и превосходство. Но мне, совершенно неожиданно даже для себя, стало плевать. Исчезли ненависть, злость, обида. Их место заняла Зюзя и её свобода. Вот о чём думать надо, даже в такие гадкие минуты.
  
   Своей отрешённой физиономией я взбесил Василия Васильевича. Не так представлял он себе свой триумф, совсем не так. Видимо, мне нужно было биться у его тапочек в припадках бессильной ненависти, грызть от злобы брусчатку, плакать. Не вышло - испортил праздник человеку.
  
   - Пшёл вон! - визгливо, старческим фальцетом заорал он. - Ур-р-род!
  
   Меня это вполне устраивает. Пойду, дедушка, пойду. Работы ещё много. Именно с такими мыслями я и ушёл от беснующегося, брызжущего слюной от ярости, старикашки. Что Васильевич мне сделает? Убьёт - вряд ли. Сам не справится, а зятя он явно побаивается и жаловаться не будет. Типаж такой, всегда за сильным верноподданнически бегает, из его тени лает, но рычит только по команде - самому воли не хватает.
  
  Может, и не повредило бы слезу пожалобней пустить - порадовать козла-пенсионера, да только поздно уже. Раньше надо было гибкость проявлять, а не сейчас, задним умом. Но гадить теперь старый пердун точно начнёт. Пока не знаю, как, но начнёт.
  
   На следующий день, когда выпускали на работы, Митяй неожиданно протянул мне длинную полоску синей, джинсовой ткани шириной сантиметра четыре и сказал:
  
   - Как бинты снимешь - на рану нацепи. Всё поприличней выглядеть будешь, - и ушёл по своим делам.
  
   Я присмотрелся к подарку - кое-где потёртости, небрежно отрезанные, не обмётанные края. Из старых штанов вырезали, не иначе. Ну и ладно, дарёному коню причиндалы не меряют.
  
  Ближе к обеду сделал перерыв, снял медицинскую перевязку в незаметном закоулке, и долго наслаждался прикосновениями ветерка к освободившейся от неприятных тряпок коже.
  
   Нацепил ленту, посмотрел в окошко склада - нда... ну и рожа! Моё худое, небритое, измождённое лицо с повязкой через глаз даже мне напоминало то ли зомби-ухаря, то ли привидение вечного третьего помощника младшего юнги на пиратском фрегате. Ладно, главное живой - именно так утешил я себя и занялся рутинным делом уборки.
  
   И нашёл гвоздь. Длинный, кровельный, с большой шляпкой. Вот удача! Зная, что вечером меня будут обыскивать и даже заглядывать в рот (Митяй этой процедурой не манкировал, соблюдал строго), я отнёс находку к своему обиталищу и, отрыв засов, спрятал её в копне соломы, служившей мне постелью. Вот такая маленькая хитрость - вход в сарай никто не блокировал, пока я с метлой шуршал. Зачем? Теперь хоть обыщитесь - нет у меня ничего! Наивные люди! Настроение, впервые за последнее время, стало хорошим и даже мир чуточку заиграл красками.
  
   Вечером, как только перешёл на "чистую" половину, я опять натолкнулся на Васильевича. Едва завидев, дед поманил меня своим сухоньким пальчиком и важно, с некоторой надменностью в голосе, произнёс так, чтобы все слышали:
  
   - Почему в беседке не убрано?! Дармоеда кусок! Только и можешь, что кашу хозяйскую жрать! А ну, бегом, уродец, отрабатывай!!! - тут его голос перешёл на визгливый крик. - Пу-у-улей!!!
  
   Как же он был смешон в своём гневе. Но пренебрегать стариковскими воплями не стоило, Витя должен быть безобидный и послушный.
  
   Внутри, почти сразу перед входом, оказалась лужа мочи, растёкшаяся по каменному полу. Понятно, чьё произведение... Подошёл к сторожке, из которой вышел всё тот же молчаливый борец (живёт он в ней, что ли?), и спросил:
  
   - Ведро с тряпкой есть?
  
   За спиной снова завизжал старик:
  
   - Какое тебе ещё ведро с тряпкой? Свои надо иметь! А если нету - твои проблемы! Чтобы через пятнадцать минут чисто мне там было, хоть языком вылизывай! Приду - проверю! - и важно удалился в дом.
  
   Молчун смотрел на меня с явным сочувствием, однако ничего не предпринимал. На сколько я понял, он тут был кем-то вроде начальника охраны и помощником завхоза одновременно. Регулярно его мощная фигура мелькала то в складах на заднем дворе с блокнотом и карандашом, то с охраной. Говорить этот человек умел - сам пару раз слышал, как он густым басом вставлял пистон какому-то мужичку; но не очень любил это дело, предпочитая изъясняться жестами.
  
   Дождавшись, пока Васильевич скроется в доме, я повторил свою просьбу: "Так что с ведром?". Однако ответом мне стало отрицательное покачивание головой - мол, сам разбирайся.
  
   "Мелко, старичок, мелко мстишь" - думал я, собирая мочу собственной рубахой. Отнёс собранное на задний двор, выполоскал, набрав воды из колодца. Повторил процедуру несколько раз. Всё. Чисто. Теперь к Зюзе.
  
   Против ожидания, доберман сегодня не вышла из будки, и еда стояла нетронутой. Сменил воду, долго вглядывался в её глаза, наконец не выдержал, спросил:
  
   - Что случилось?
  
   - Жарко. Болеть голова.
  
   - Ты полежи, - начал я настраивать на позитив подругу. - Это первое дело, когда голова болит и в жар бросает. А лучше поспи. Ты была ранена, ещё слабая, надо набраться сил, помнишь для чего?
  
   - Да...
  
   Только отошёл от вольера, как раздалось знакомое:
  
   - Кривой! Где ты шляешься, бездельник. Иди сюда, я работу проверять стану.
  
   Подошёл, посмотрел, как дед, важно надувая щёки, осматривал вымытую брусчатку, потом мою рубаху, зажатую в руках, потом снова брусчатку. Когда ему это надоело, он ни слова не говоря, развернулся и ушёл в дом. На его тоненьких, бесцветных губах играла улыбка победителя.
  
   Вернулся и я в свой сарай. Хотел поспать, пока не притащится тошнотворный Боря со своим пучком душевных страданий, но сон не шёл. Мне по-прежнему никак не удавалось придумать план побега. Сколько ещё здесь проторчу? Не знаю... Но вечно меня тут терпеть не будут. Я бы и сам постарался избавиться от пленника в своём доме. Мало ли, чего отмочит этот сомнительный субъект.
  
   На следующий день Зюзе стало хуже. Она тяжело, рвано дышала, закрыв глаза. Ответила не сразу.
  
   - Мне плохо.
  
   Кое-как упросил выйти из конуры. Доберман тяжело, на слабых лапах выполнила мою просьбу. То, что я увидел - заставило вздрогнуть. Рана загноилась, опухла, начала приобретать нездоровый, буро-синюшный цвет. Наверняка инфекция попала. Надо что-то делать, причём срочно. Плюнув на всё, я подошёл к одному из охранников, что-то обсуждавшему в компании приятелей у ворот.
  
   - Мне Михалыч срочно нужен. Где его найти?
  
   Он смерил меня взглядом, цыкнул зубом.
  
   - На кой он тебе?
  
   - Дело есть.
  
   - Ну тогда стой и жди, когда во двор выйдет. Он сегодня дома.
  
   Кивнув головой в знак благодарности, я расположился на одной из клумб так, чтобы видеть вход в дом и принялся руками собирать мелкие листья, веточки и прочий мусор. Без дела тут ошиваться мне никто не даст. Хозяин усадьбы вышел прогулять свою светлость примерно через полчаса. Не став тянуть, подбежал к нему.
  
   - Здравствуйте, Иван Михайлович.
  
   Верзила недовольно поморщился, увидев мою персону. Ну да, сам знаю, что не красавец и не то, что желает видеть человек в хорошем настроении. Однако не прогнал, ответил:
  
   - Чего тебе?
  
   - Там собаке плохо, рана загноилась. Доктора бы позвать, иначе умереть может.
  
   - Да и хрен с ней. Опять привязывать, чтобы не грызнула и опять нудёж Юрьевича слушать... Не хочу. Значит, судьба у неё такая. Понял?!
  
   Э-э-э, нет. Так нельзя. Так совсем нельзя. Не устраивает меня такой ответ. А если...
  
   - Иван Михайлович, что от меня нужно, чтобы я с собакой ушёл отсюда? Вам ведь толку от такого доходяги, как я мало. Дворник - далеко не самый ценный человек, а большее просто не потяну физически. Собака - больная, при таких раскладах на свете точно не заживётся. Я понимаю, что нормальный хозяин из всего должен иметь выгоду, потому и спрашиваю напрямую. Вы же человек деловой, вокруг да около ходить не любите, - последняя фраза была сказана исключительно из лести.
  
   Его явно ошарашил этот вопрос. В задумчивости он даже прошёлся туда-обратно по двору, потёр бритый затылок. Я не мешал, пусть думает. Минуты через три Михалыч остановился и по-новому, с интересом в глазах посмотрел на меня.
  
   - Задал ты мне задачку... Но в одном ты прав - делать с тобой что-то надо. Поучились на тебе студиозусы-медики, двор подмёл - и хватит. Лишний ты здесь. И тесть пилит за тебя постоянно... что ты ему такого сделал?
  
   Вопрос был явно риторический. Знает он всё, наверняка донесли. Поэтому вместо ответа я просто пожал плечами, изображая недоумение.
  
   - Так вот, если хочешь вместе с тварью свалить отсюда, выиграй бой.
  
   - К-какой бой? - удивился я.
  
   - Обычный, рукопашный, до смерти или пока не остановят. Не на ножах же, лишнее это... Нам членовредительство без необходимости не нужно. Победишь - мотай отсюда вместе с этой тварью на все четыре стороны. Слово даю - никто в спину не выстрелит и догонять не станет. И никогда больше не попадайся. Проиграешь - в твоём случае это значит подохнешь. Ну, как? Интересно?
  
   Неожиданно... Страшно, дико... Я ведь и драться-то толком не умею. Но в клетке моя подруга... И тут мне, почти не к месту, вспомнился один случай...
  
   ...Давно, ещё в те времена, в очереди к терапевту в районной поликлинике, случайно довелось стать свидетелем одного не самого приятного разговора. Двое небогатых на вид мужчин обсуждали, как продать старенькую машину и где занять денег для полноценного аортокоронарного шунтирования, необходимого их отцу. Тех шунтов, которые бесплатно давало государство - не хватало. В этот момент к ним со спины подошёл и объект обсуждения, благообразный, седой как лунь, старик. Немного послушав сыновей, он начал отговаривать их от таких расходов: "Сыночки... Я пожил, мне хватит, к мамке вашей пора... Вы эти деньги приберегите, вон, внуки подрастают... Не надо...". На что один из мужчин веско, тоном, не допускающим возражений, ответил: "Ну хорошо, папа. Сэкономим мы, не станем оплачивать. А жить после этого нам с сознанием того, что мы отца на деньги обменяли, как прикажешь?". Да, здесь не больница и вопрос не в деньгах. Но если откажусь - как жить потом, с вечным грузом предательства на душе? Нет, так не будет.
  
   - Я согласен. Правила есть или по-взрослому всё?
  
   Михалыча мой ответ явно удивил.
  
   - Кривой, ты себе отчёт отдаёшь, что ты полутруп? Понимаешь, на что подписываешься?
  
   - Да. Когда бой?
  
   - Через три дня, как из Белгорода приедем. Тебе что ближе - борьба или бокс?
  
   - Я в борьбе вообще не силён.
  
  - Так... Кого против тебя поставить? - задумался он. - Молчуна - слишком неинтересно, сразу заломает, наглухо... Ему что так, что так... О! Придумал! Андрюха! - крикнул он и из группы охранников у ворот подошёл худощавый, жилистый паренёк. - Через три дня с этим, - кивок в мою сторону, - до смерти не хочешь на кулачках попробовать?
  
   Будущий соперник внимательно осмотрел меня, хмыкнул.
  
   - Так убью же сразу, Михалыч. Он еле стоит.
  
   - Не твоя печаль. Кривой сам вызвался.
  
   - Ну, раз так...
  
   - Так, Андрюха, так. Хоть развлечёмся, а то ни телека, ни видика, ни кино посмотреть. Скучно... - и, обращаясь ко мне. - С сегодняшнего дня можешь работать вполсилы. Да, всё будет по-взрослому, без правил. Так что готовься нас поразить своей спортивной злостью и волей к победе.
  
   Глава третья
   Никто никаких послаблений мне, естественно, делать не стал. Моя робкая попытка заикнуться об этом Митяю окончилась долгой, проникновенной и совершенно непечатной речью с его стороны. Так и ходил целый день с метлой: Ш-шух, ш-шух. Ходил и думал - как мне победить того паренька? Гвоздём - не получится, а больше у меня ничего и нет. Хотя один вариант в голове появился, только не нравился очень...
  
   Между тем доберману становилось всё хуже. За день до боя она уже не вставала и практически не открывала глаз. И не жаловалась. Последнее угнетало особенно сильно - я же ей пообещал, она мне верит; а тут такое...
  
   Три дня прошли, свистнул паровоз и двор наполнился голосами. Меня позвал завхоз.
  
   - Иди, там тебя Михалыч дожидается.
  
   Хозяин усадьбы сидел в беседке, улыбаясь каким-то своим мыслям и прихлёбывая из огромной кружки пахучий отвар. Увидев мою унылую физиономию, он рассмеялся.
  
   - А, чудо-богатырь Кривой! Готов к спортивным успехам?
  
   За спиной послышался мелкий, неприятный смех дедка:
  
   - Ну так наш Кривой сейчас всех одной левой уделает, Ванечка. Так что не сомневайся, зрелище хорошее получится.
  
   Я даже не стал оборачиваться к этому старпёру, но вот брезгливой гримасы, искривившей в презрении губы, сдержать не смог. Михалыч её заметил и ничего не сказал. Не знаю, почему. Скорее всего, тестя своего хозяин знал лучше и тоже презирал. Одним словом, он продолжил, совершенно не обращая на подхалимский тон родственника никакого внимания.
  
   - Ты как, готов? Через час начнём.
  
   - Готов.
  
   - Понятно... Скажи, Кривой, - неожиданно Михалыч весь словно загорелся любопытством. - Ты же не сумасшедший. И прекрасно понимаешь, что шансов у тебя нет. Ради чего ты так поступаешь? Неужели из-за твари? Ясное дело, теперь уже обратных ход не дашь и выходить придётся... Но ты мне объясни - почему?! Почему ты не стал дожидаться спокойно, пока в Харьков тебя отвезут и после на юг отправят?! Был бы точно живой... - он окончил свою речь, испытующе глядя мне в лицо.
  
   Что отвечать? Врать? А смысл? Для чего?
  
   - Иван Михайлович, у тебя друзья есть? Настоящие, а не лизоблюды? Те, которые тебе семьёй стали? У меня - есть, - я указал рукой в сторону вольера. - Она. И она умирает. Если я могу попытаться её спасти через победу, то так тому и быть. Если не получится - нам обоим станет уже всё до лампочки.
  
   Собеседник задумался. Его огромная, мощная фигура словно замерла в кресле, отчего он стал немного похож на Роденовского "Мыслителя". Прошло около минуты, в течение которой даже гнусный Васильевич, так и продолжавший стоять у меня за спиной, старался не дышать. Тяжёлый взгляд ещё раз прошёлся по мне сверху вниз.
  
   - Красиво говоришь. Где-то я тебя даже понимаю, потому что давным-давно и у меня были такие друзья. Что ж, удачи, - и вдруг он неожиданно рявкнул на весь двор. - Митяй!!! Иди сюда!
  
   Мужичок возник словно из-под стола, материализовался прямо, слегка изогнувшись в угодливой позе "чего изволите?" и пожирая глазами начальство.
  
   - Слушаю, Иван Михалыч...
  
   - Ты Кривому обувь дай какую-нибудь нормальную. Кроссовки там или кеды, или ещё что попрочнее. Только хорошие и по размеру, знаю тебя!.. Ему сегодня они пригодятся. Потом снимешь, на погосте, если посчитаешь нужным.
  
   Через десять минут я стал обладателем не новых, но довольно крепких кроссовок, брошенных мне под ноги недовольным Митяем. Типичный завхоз, насмотрелся по стройкам на таких: всего им жалко; всё норовят любой, даже самый никчёмный болтик, утащить в дальние, тёмные углы и никогда потом не найти; а если и выдают, что положено - то с такими лицами, как будто я их граблю в извращённой форме.
  
   Носки он, естественно, зажал. Ничего, и так сойдёт.
  
  
  
   ... Я стоял на возвышении размером примерно пять на десять метров, возле старого памятника солдатам, погибшим во Вторую Мировую Войну. Находилось оно посреди небольшой площади, которую стремительно заполняли люди. Мне было не страшно, совсем. Накатило внутреннее, почти абсолютное спокойствие. Чтобы скоротать ожидание - с интересом осматривался, что здесь и как.
  
  Посёлок, куда меня занесла нелёгкая, был большой и на форт не походил ни разу. Не было видно ни массивных оборонительных стен по периметру, ни сторожевых вышек. Единственная защита - высоченные, мощные заборы. Явно каждый сам за себя. Интересно, а что делают в случае нападения тварей или какой другой беды? По дворам отсиживаются? Или не сталкивались пока с серьёзной угрозой? Скорее второе.
  
   Мужчины, женщины, путающиеся под ногами от нетерпения дети - да сколько же их тут! Не многим меньше чем тогда, на стенах в Фоминске. И при этом не надо забывать, что многие сейчас в отъезде - платформы с вагонами награбленным добром заполняют. Сильно поселение, такое и сдачи дать может.
  
   Все смеялись, ласково переругиваясь и перешучиваясь в образовавшейся сутолоке.
  
   - Здорово, давно не виделись...
  
   - А кто с кем?..
  
   - Ольга! О-о-о-льга!!! Куда ты подевалась, дура?!
  
   - Давай потом к нам, посидим, выпьем...
  
   - День-то какой хороший...
  
   Подошёл Михалыч, поднял, привлекая внимание, руку, и все затихли.
  
   - Сегодня состоится бой! Кривой, - он указал на меня, - будет драться против Андрюхи за свою свободу, - в этот момент с другой стороны возвышения появился мой противник. Без рубахи, явно рисуясь красивым, тренированным телом, он встал рядом и поднял обе руки в знак приветствия. Народ радостно загудел, засвистел, заулюлюкал.
  
   - Нашёл противника...
  
   - Ты бы с Молчуном попробовал, а не с этим доходягой...
  
   - Да ладно, развлечёмся...
  
   Это не понравилось хозяину особняка, он нахмурился и пророкотал, заглушая всех:
  
   - Значит так! Кривой по своей воле принял решение, никто его для потехи сюда не гнал! Больше скажу, он будет драться не только за волю, ещё и за полудохлую тварь, с которой он якобы дружит. Если победит, то валит отсюда на все четыре стороны вместе с ней, и никто ничего ему не сделает. Для непонятливых - Я. Дал. Слово. А за базар надо отвечать - перевожу на доступный вам язык. Но и теперь всё непросто: одноглазый потребовал, чтобы бой был по-взрослому, то есть без правил. Я согласился. Ну и для остроты ощущений предлагаю им биться до смерти, или пока я не остановлю поединок.
  
   Собравшиеся затихли, оценивая перспективы будущего зрелища. В этот момент, видимо, для стимуляции меня, на двухколёсной тачке привезли Зюзю. Подруга была ещё в сознании, но ни на что уже не реагировала. Только чуть подрагивающие веки полузакрытых глаз и лёгкое движение грудной клетки выдавало в ней остатки жизни. На рану я старался не смотреть, но не получалось. Она сама привлекала внимание своим жутким видом: гнойные потёки засохли на шерсти, ткани вокруг швов ещё сильнее набухли нездоровыми красками, распространившись шишковатыми, уродливыми бугорками почти по всей шее.
  
   - Видишь, Кривой, вот твой приз и твой выбор, - вполголоса обратился ко мне Михалыч. - Давай, попробуй отстоять. Я за тебя болеть буду, не каждый день такие высокомотивированные бойцы попадаются. Прощай. Жаль, что раньше и при других обстоятельствах не встретились - могли бы и подружиться.
  
   "Иди ты, со своей дружбой..." - подумал я и направился в дальний угол площадки. Андрюха стал в другой, постоянно шевеля плечами и разминая суставы рук. Ну что же, начнём...
  
   - Бой!!! - скомандовал громкий голос и мир сжался для меня в точку.
  
  
   ... Мне было лет четырнадцать - именно тот возраст, когда ребята начинают усиленно интересоваться блатной романтикой, лагерной лирикой под расстроенную гитару, совершать первые, копеечные, кражи и играть в "понятия".
  
   Не обошло это веяние и меня. В воровстве не участвовал - не срослось. Дальше грандиозных планов подломить магазин или поселковый банк наши с приятелями рассуждения не заходили - боязно было. Но вот плевать сквозь зубы; имитировать ленивую, как мне казалось, блатную хрипотцу в голосе и рассказывать другим обалдуям, что правильно, а что нет - тут я развернулся. Умничал направо и налево, рисуя из себя матёрого сидельца.
  
   Отец смотрел на такую придурь сынка снисходительно, справедливо полагая, что: "Перебесится!". Но вот сосед, дядя Антип, одинокий и угрюмый мужик лет пятидесяти, как-то поймал меня на улице за ухо и усадил рядом, на лавку.
  
   - Ты, Витя, я гляжу, мурчать начал? Понятия мелочи всякой толкуешь?
  
   Я смутился. То ли дело среди ровесников снисходительно языком молоть, а то взрослый дядька. Сосед правильно понял моё замешательство и не став дожидаться невнятного, блеющего ответа пацанёнка, продолжил:
  
   - Что такое понятия, знаешь?
  
   - Ну, да... как жить правильно...
  
   - Почти. Это свод тюремных законов. Создан людьми и для людей. И ты собираешься нарушить одни законы, чтобы подчиняться другим, более жёстким? Какой смысл? Нет, если тебе так лучше жить и веселее - пожалуйста. Раз тюрьмы построены - должен в них кто-то сидеть. Только тогда и делай, как полагается. Сначала малолетка, потом общий режим, потом... там расскажут. Я девять лет оттянул за разбой, ещё при Союзе; знаю, что говорю. Поверь, здесь лучше. Даже песенки, которые бренчите по вечерам, о чём? О воле. И какой смысл волю на лагерь менять, и затем о воле там мечтать? Сюрреализм выходит... Балбес, бросай ты это дело, пока глупостей не натворил. Чем тебе тут плохо? Вон, у одноклассниц сиськи подрастают, весь мир для тебя! Подумай! И завязывай с толкованиями, а не то люди постарше и поавторитетней спросить могут. Поверь, вызовом родителей в школу и ремнём по жопе не отделаешься.
  
   Но я, в те времена, как и любой подросток, хотел бунтовать. Не знал, против чего, но не соглашался со всеми и по любому вопросу, имея своё единственно правильное, детское мнение.
  
   - Дядя Антип, так мне что, по мусорским законам существовать? Как лоху какому?
  
   - Я тебе этого не говорил. Не делай выбор без крайней необходимости. Давай разберём. Вот скажи, грабить-убивать-насиловать хорошо?
  
   - Нет.
  
   - Правильно. Это и в уголовном кодексе чётко прописано и вообще, грех это. А на параше сидеть, когда люди кушают хорошо?
  
   Я представил эту картину и мне стало неприятно. К тому же, мне уже были известны основные правила жизни в неволе.
  
   - Тоже нет.
  
   - И это правильно. Это людские законы. Теперь смотри - получается, есть то, что и по государственному, и по человеческому разумению плохо. И есть то, что плохо только для людей. Усёк? Стало быть, подходим к главному. От тебя сейчас никто и ничего не требует, в рамки не ставит - поэтому живи по своему закону, внутреннему, людскому. Не ищи чью-то сторону. Не будь стукачом, крысой и никогда никого не предавай. Про "не верь, не бойся, не проси" сам знаешь. Остальное приложится. Для ориентира тебе - у человека всего три настоящие ценности есть: семья, друзья и он сам. Вот за это и надо зубами рвать, если нужно; выцарапывать не оглядываясь. Другое - туфта. В жизни бывает по-разному, но, если ты правильный изначально - тебя примут везде. И что бы ты не сделал, если сможешь обосновать - поймут. А если не поймут - главное, чтобы ты для себя сделал по совести, чем бы оно не закончилось. Даже если на метлу судьба посадит, лишит всего - не бзди. Коль прав - своё вернёшь. Поэтому завязывай с глупостями, Витя. Человеком нормальным становись. Совершенно не обязательно за решётку для этого стремиться.
  
   Спасибо, дядя Антип, ты меня за одну беседу многому научил. Кто знает, чем бы всё закончилось, не вправь ты мне тогда мозги своими простыми, рассчитанными на незрелый мозг перегруженного гормонами подростка, рассуждениями. То, что я собирался сделать, ни с какого боку "пацанским" поступком не назовёшь, но с ценностями я давно определился...
  
  
   ... Изначально, без иллюзий, я оценивал свои шансы как один к десяти с очень большой натяжкой. Ну и что? Больше скажу, противник мне даже не даст сделать и один нормальный удар, просто не допустит такой глупости. Андрюха моложе, тренированнее, наверняка и опытнее в рукопашке. Зато у меня есть злость и вера в свою правоту.
  
   Я принял неуклюжую, с по-дилетантски широко расставленными локтями, стойку. И побежал со всей мочи, смешно и громко вопя что-то нечленораздельное. Андрюха приготовился. Скорее всего, сейчас представляет, как врежет мне точный, отработанный прямой в голову; после улыбнётся, поклонится, а затем, подняв правую руку, небрежно покинет площадку. Только хрен тебе по всей морде! Не угадал! Зря я, что ли, комедию эту ломаю!
  
   До него оставалось каких-то пара-тройка метров и я уже в мельчайших деталях видел самодовольное, весёлое лицо. Пора! На полной скорости рухнул на колени, отклонился немного назад и, сдирая в кровь колени при скольжении по плитам площадки, влетел головой в пах противнику. Вот так! А теперь... я вцепился зубами в его гениталии, накрепко обхватив руками бёдра. Вцепился со всей ненавистью, на которую был способен. Эх! Ещё бы и гвоздик любимый сюда... Во рту появился вкус крови; что-то упругое сначала нехотя, а потом всё сильнее и сильнее продавливалось под моими зубами, лишь добавляя ярости и вызывая желание рвать по-звериному и дальше. Брызнуло. Раздался нечеловеческий рёв, мне на голову сверху посыпались беспорядочные, мощные удары. Взрыв фейерверков, повторная вспышка, снова... Не получится у тебя, Андрюха, ничего, я с болью подружился...
  
   Сжимаю челюсти ещё сильнее... Удары прекратились, меня пытаются оторвать за голову от победы, моей победы... Зачем-то все кричат... Правая половина лица влажная, тёплая... Интересно. Чья кровь - моя или нет? Думаю, моя... Не отключаться, не отключаться... Мне ещё уходить надо... Где-то вдалеке раздалось: "Брэк!!! Кривой, хватит!!! Отпусти!!! Победил!!!"
  
   Слово сказано и услышано; я разжал зубы, сплюнул. На меня кулем упал, подвывая и суча ногами, обеими руками зажав перемазанный слюной вперемешку с кровью и мочой пах, Андрюха. Подбежали какие-то люди, все они начали вокруг него кудахтать, хлопотать. Мне решительно не было никакого дела до судьбы и здоровья этого человека. Попытался встать - упал, голова закружилась, вырвало. Снова попытался - опять упал. Да что ты будешь делать! Интересно, а почему так тихо? Здесь же много людей? Третья попытка подняться, к моему огромному облегчению, увенчалась успехом. На меня все смотрели, раскрыв рты. Интересное зрелище, уроды? Ждали, что красиво подохну вам на забаву?! Да сейчас...
  
   Ко мне бочком подошёл Михалыч. Он был явно растерян.
  
   - Ты чего творишь! Чего творишь, я тебя спрашиваю!
  
   -...Без правил... - выдохнул я. - Условие...
  
   Его передёрнуло.
  
   - Помню, за слова отвечаю. Но вот так... Ты псих зашкваренный.
  
   - Знаю... Я пошёл...
  
   Вместо ответа он повернулся к пришедшей в себя после моей выходки толпе, уже вовсю неодобрительно гомонившей, и прокричал:
  
   - Всё по чесноку. Кривой победил. Кто не помнит - правил не было. Никаких. Теперь пусть валит со своей дохлятиной нахер! В спину не стрелять и не трогать! - и, уже обернувшись ко мне, брезгливо. - Вали отсюда. На глаза мне больше, голубец защеканистый, не попадайся.
  
   Да клал я на твоё мнение! Я знаю, что поступил правильно. Как говорил дядя Антип: "Для себя правильно". Для Зюзи правильно. Мне этого хватит.
  
   Медленно, борясь с болью и головокружением в отбитой голове, я пошёл к тачке, в которой лежала моя подруга. Народ расступался: кто с испугом в глазах, кто с весельем; мужики, в основном, с омерзением. Но никто не препятствовал, лишь неприятно шушукались между собой. О чём - не знаю, не до того было.
  
   Провёл руками по горячей, серой от пыли и неухоженности шерсти. Улыбнулся. Местные шарахнулись при виде моего оскала. Неприятное зрелище? Так я вас сюда и не звал на смотрины.
  
   Дорогу на север, к веганам, я заприметил давно, ещё когда шёл сюда. Спасибо болтуну Боре, точно описал. Теперь осталось малое - дойти.
  
  
   ... Шаг, шаг, шаг, снова шаг, опять шаг, пятьсот шагов - и отдых, медленнее пойду. Главное - не останавливаться... молодец, а теперь ещё соточку на одну ножку... Не знаю, сколько я уже отмахал - много или мало. Не знаю и сколько осталось. Скрип, скрип, скрип - крутятся несмазанные колёса. А мне чудится: "Жить, жить, жить...". Зюзя по-прежнему ни на что не реагирует, за ней слежу тщательно. Ничего, потерпи...
  
   Когда выходил из посёлка мусорщиков - спина словно горела огнём. Каждое мгновение ждал мстительный выстрел от приятелей, или родни, или просто недовольных результатом боя. Обошлось. Похоже, слово Михалыча действительно что-то здесь да значит. Но расслабляться нельзя. Это в посёлке он авторитет, а на дороге в авторитете тот, кто стреляет быстрее и точнее. Ничего ещё не закончилось.
  
   По лицу и руке медленно, лениво ползут капли крови - раны под ударами разошлись. Но это ничего - отвезу Зюзю, попью водички и стану как новенький. "Медурод" про воду точно говорил, я помню... Если получится - посплю заодно. Но потом. А пока я решил спеть подруге песенку из репертуара Аллы Пугачёвой, которую так любит напевать моя мама - думаю, ей будет приятно.
  
   А знаешь, всё ещё будет,
  
   Южный ветер ещё подует,
  
   И весну ещё наколдует,
  
   И память перелистает...
  
   Не знаю, удалось мне закончить песню или нет. Сознание стало отключаться, заменяя разум рефлекторно - механическими действиями. Мысли пропали, ощущение реальности пропало, остались лишь боль, цель и страх за то, что не успею.
  
   ... Шаг... шаг... шаг...
  
   В этот мир меня вернул окрик, пробившийся через вату бессознательности:
  
   - Стой! Стой!!! Глухой, что ли?! А то пальну! Кто такой?!
  
   Я вскинулся, сбрасывая оцепенение. Неужели дошёл? Сознание краем отметило, что уже глубокая ночь.
  
   - Вы в волка верите? - стараясь, чтобы мой голос был спокойным, спросил у неизвестного с оружием.
  
   - Тебе то что? Наша вера до тебя никакого касательства не имеет, - хозяин голоса, судя по интонации, явно недоволен. Да и с чего ему радоваться среди ночи при виде чёрт знает кого с тачкой?
  
   - У меня собака раненая. Сказали... сказали, что вы можете помочь.
  
   Удивительно - говорить почти не осталось сил, зато моё сердце билось так, что, казалось, выпрыгнет из груди. Дошёл!!! Хорошо! Но... А если преувеличил охранник во время своих ночных откровений? Если козлина Василий Васильевич откровенно врал там, у Коробова? Как проверишь?!
  
   Этот червячок сомнений грыз меня давно, с того самого момента, как только придумался план. Но выбора не оставалось, пришлось рискнуть. Не срастётся тут - значит сам попробую рану вскрыть. Промыть отваром ромашки или собственными жидкими отходами у меня ума хватит, только бы домик заброшенный с посудой найти. И спички для костра.
  
   - Какая собака? - допытывался веган.
  
   С этими препирательствами пора было заканчивать, иначе будем до утра словами перебрасываться, словно мячиком в теннисе.
  
   - Моя подруга... Она ранена... Нуждается в помощи... Хотите - держите меня на мушке и осмотрите сами. Хотите - я её подвезу... Она в тачке. Сделаю, как скажете...
  
   - Подъезжай. И без глупостей!
  
   У самого шлагбаума, перегораживающего дорогу, меня уже ждали двое настороженных, бородатых мужиков, подсвечивающих себе факелом.
  
   - Иди ты... и впрямь собака... Что у неё на шее?
  
   - Воспаление. Хирург необходим.
  
   - Оно и верно... Разумной твари всегда помочь нужно, она не человек пакостный. Илюха! Бегом буди Владимировича, пусть сюда спешит и сумку свою захватит!
  
   - Да уж догадался... - буркнул кто-то молодой, невидимый в темноте, затем послышался топот ног.
  
   - Сейчас фельдшер придёт, поможем Божьему созданию. Давай тачку. Ну у тебя и рожа, человече... - вздрогнул он, рассмотрев мою физиономию.
  
   Но вот отпустить ручки я не смог. Руки свело судорогой, пальцы намертво вжались в шершавый пластик. Еле отцепили. Говоривший со мной веган резво подхватил Зюзино транспортное средство, прокатил его под шлагбаумом и побежал в темноту.
  
   - Эй! А я?! - попытался броситься следом, но мощная рука второго сектанта остановила меня.
  
   - А ты не нужен. Привёз собачку - спасибо, доброе дело сделал. Мы её постараемся выходить. Но к нам тебе хода нет. Иди отсюда.
  
   Ага, сейчас!!! Я не сдавался и настырно лез через шлагбаум.
  
   - Да чего же ты такой тупой! Русский язык не понимаешь?!
  
   Он снова меня толкнул, не сильно, но мне хватило. Закружилась голова, и я провалился в давно не навещаемое НИЧТО.
  
  
   ...Пришёл в себя от щекотки. Маленькая букашка медленно и важно ползла по моему носу, смешно перебирая своими крохотными лапками. На самом кончике постояла, словно думала о чём-то, затем расправила крылья и с лёгким гудением полетела дальше, по своим делам. Не понравился ей, видимо, мой нос.
  
   Повертел головой, осмотрелся. Я лежал в каком-то небольшом распадке, прикрытый ветками с ног до головы. Прямо под рукой прощупывалось что-то тёплое, цилиндрическое. Сжал пальцы, с усилием поднял - оказалась пластиковая бутылка с прозрачной жидкостью. Открывал медленно, сил почти не было. Оказалась вода. Долго, с усердием пил невкусную, прогретую летом жидкость. Стало немного полегче. С болью в моём многострадальном черепе тоже было всё в порядке - стабильная, без вспышек. А вот тело буквально разваливалось на части. Ноги гудели, корпус словно молотками обработан, руки как в мельничном жернове побывали. Последствия бойцовских игрищ... А чего ты, Витя, хотел? Это в старых кинобоевиках главного персонажа дубасят всем, что в голову сценаристу взбредёт: от трактора до бетонной плиты; а он в конце всех побеждает, небрежно берёт пониже талии воздушную, с огромными, наивными глазами девушку, спасённую из лап наркомафии, и валит в закат.
  
   Я не такой. Мне ни с девушками, ни со здоровьем не везёт. Хотя, чего это я на себя наговариваю? Кто-то же накрыл меня от солнышка, водичку сунул. Спасибо ему.
  
   Ощупал лицо - неизвестный сердобольный наложил на пустую глазницу тряпочку, обмыл кровь. Повязку, я видимо, потерял - придётся новую искать. Не пугать же народ зрелищем провала и раны на самом видном месте.
  
   Раскидал ветки руками, чуть приподнялся на локтях, осмотрелся. Ф-фух! Полегчало! Никого рядом и ничего, кроме травы и цветочков. Не знаю почему, но в какой-то момент показалось, что этот распадок - аналог тюрьмы под открытым небом. Что поделаешь, прошлое не отпускает.
  
   Перевернулся на живот, встал на четвереньки и кое-как пополз по пологому, приятно пахнущему сочной травой, склону. Только выбрался - сразу увидел, метрах в сорока, самодельный шлагбаум и торчащего возле него позёвывающего мужика с ружьём. Я впечатлился: этот человек словно сошёл с картинок из детских книг про древнюю Русь. Окладистая борода, длинные, подвязанные шнурком волосы, рубаха навыпуск с вышивкой по косому вороту на пуговках. Ему бы ещё и лапти - точно бы подумал, что свихнулся. Но лаптей у него не было, их заменяли вполне современные кроссовки.
  
   Человек явно заметил меня и приглашающе помахал рукой. Конечно пойду, я же должен узнать о судьбе Зюзи. Встать получилось с первого раза, а вот идти нет. Ноги подкашивались и отказывались выполнять свои традиционные задачи. Сгорая от стыда из-за собственной беспомощности, пошёл на четвереньках, придерживая тряпочку на лице. Со стороны, наверное, выглядел презабавнейше.
  
   Дополз-доковылял; опираясь на стойки шлагбаума поднялся. Человек смотрел на меня с интересом, однако разговор не начинал. Хорошо, сам спрошу.
  
   - Что с собакой?
  
   - Лечат. Владимирович прямо ночью гнойник вскрыл, почистил. Но случай серьёзный. К главному доктору отправили с утра, там без него никак...
  
   Меня мутило, жутко хотелось сесть. Метрах в трёх за веганом-волкопоклонником, практически рядом с перегораживающей проезд конструкцией, стояла скамейка под уютным навесом.
  
   - Можно на скамейку присесть?
  
   - Нет. Никому из людей, кроме Братьев или приглашённых, хода дальше нет. На землю садись, она тёплая, ничего не простудишь.
  
   Я так и поступил, обессилено плюхнувшись на пятую точку прямо в дорожную пыль.
  
   - А как я там... в стороне от дороги очутился? И кто за мной ухаживал? Спасибо хочу сказать.
  
   Мужчина удивлённо посмотрел на меня.
  
   - Так ты действительно ничего не помнишь? Странно... когда тебя мужики несли - ты говорил, всё какую-то Ю-Ю или Зулю поминал. Думал, шутят... Ночная смена за тобой присмотрела. Вечером будут.
  
   - Понятно... - я откинулся назад, привалившись к стойке, и закрыл глаза. Надо немного отдохнуть. Однако теперь мой собеседник не унимался, утоляя своё разгорающееся любопытство и жажду общения.
  
   - Тут эти... С южного посёлка утром приходили, про тебя спрашивали. Это ты, получается, вчера их бойцу яйца сожрал? - радостный, громкий смех заставил меня скривиться от воспоминаний, а потом скрутиться внутренностями в пружину от напряжения.
  
   - Чего хотели? - как можно небрежнее спросил я.
  
   - Да интересовались, дошёл ты до нас или нет. Ты же когда вчера с тачкой на дорогу вышел - так все стали ставки делать, сколько пройдёшь. Особо упорные, если не брехали, за тобой километра три топали из любопытства. Говорили, что ты даже не обернулся ни разу. Потом надоело, спать пошли, а двое любопытных сегодня не поленились, принесло их узнать...
  
   - Что ответил?
  
   - Почти правду. Сказал, что дошёл ночью, собаку нашим передал, а сам пошёл дальше. Туда - он показал рукой в сторону, противоположную распадку.
  
   - Зачем обманул? - мне было действительно интересно.
  
   - Люди тамошние - дрянь. Раньше таких мародёрами звали и к стенке ставили. Тянут, где что плохо лежит. Паразитируют на остатках прошлого, вместо того, чтобы создавать... Слышал, даже поселения нападают, людьми торгуют... Отец Андриан, когда может, детей у них выкупает. Хоть кто-то на рынок не попадёт. Так что пошли они куда подальше...
  
   Ого! Выкупает, значит, детишек, а не в качестве платы за наводку, как на гарнизон, к примеру, берёт... Сказочно звучит. А вот если этот псевдорусич просто не знает всех дел местного "папашки" - тогда реализма в его словах гораздо больше. Но ничего этого вслух я не сказал.
  
   - Дрянь, говоришь? Тогда как же вы такое соседство терпите?
  
   - А куда деваться? Соседей редко удаётся выбирать. Да и не полезут они на нас, побоятся. Единства среди них нет. В том посёлке верховодят три брата: у одного паровоз, у другого грузчики, а третий за поселение отвечает. Живут не сказать, чтобы дружно, но очень стараются до вооружённых конфликтов дело не доводить, полюбовно договариваются. У каждого симпатиков много. А даже если и сунутся с перепоя - что с нас взять? Ну нападут на форт, спалят, так потом в ответку так по соплям получат, когда все наши соберутся, что и камня на камне не останется. К тому же обороны, как таковой, у них нет. На число надеются, и на дворы свои.
  
   - Это как?
  
   - Ты же видел, что поселение их защитной стены не имеет, - я этого толком не видел, не до того было, но на всякий случай утвердительно кивнул. - Слишком большое оно. Потому они решили по-другому поступить. Каждый двор - крепость. Есть лазы к соседям, хитрости всякие. Если и нападёт кто - врага во дворах и побьют, или повзрывают - оружия там полно. Да и кто к ним сунется? Основная жизнь южнее, мы так, на окраине цивилизации сидим, не ходим туда.
  
   Чутко, внимательно запоминал всё услышанное. Складывалось впечатление, что собеседник неплохой человек, и я решил это отметить.
  
   - Спасибо за то, что отвадил этих... Боялся, что за своего мстить придут. Ты извини, но кроме как словом, мне тебя отблагодарить нечем.
  
   - Да ладно! Мы же славяне, должны помогать друг другу! - беспечно отмахнулся бородач. - Мелочи это, тем более ты с собакой... Мы всякую жизнь уважаем. Меня, кстати, Виктор зовут.
  
   - Меня тоже.
  
   - Правда?! Тёзки, значит... Ты туда, под деревце, садись в тенёк. Припекает сегодня знатно...
  
   ... К концу дня я знал об Адептах Нового Пришествия (как они себя сами называли) почти всё из общих сведений. Это было небольшое... государство, судя по организации и строю, занимающее внушительные по сегодняшним меркам территории. Где-то к северо-западу стоял их главный городок, в котором главенствовал отец Андриан. По округе расположились небольшие поселения, в которых народ занимался огородничеством и прочими ремёслами. С внешним миром они практически не общались, за исключением торговли, считая себя самодостаточной общиной.
  
   Я находился сейчас возле самого южного форпоста сектантов. Выглядел он как привычный небольшой фортик с традиционным частоколом, практически невидимыми снаружи крышами домов, вышкой. Внутри, по рассказам тёзки, находилось помимо жилья и капище новой веры - столб с идолом в виде волчьей головы, к которому раз в неделю возлагались цветы или иные скромные дары. От шлагбаума до поселения было метров триста, караульная служба здесь неслась круглосуточно. Вообще, у меня сложилось впечатление, что вера и весь этот старорусский, показной уклад - не более чем декорации. Тёзка, на удивление, говорил без традиционного для обработанных религией огня в глазах; совершенно спокойно вворачивал иногда крепкое словцо; не бравировал мудрыми, но чужими, цитатами. Одним словом, человек как человек. Я даже получил приглашение вечером посидеть за чаркой самогона, когда он сменится. Не в поселении, нет - в распадке. "Там тихо, красиво, и бабы не найдут" - веско аргументировал он свой выбор места для мероприятия. Пришлось отказаться, сославшись на здоровье.
  
   Несмотря на словоохотливость, Виктор не сказал мне ничего ценного. Настаивать и лезть с расспросами побоялся. Видел - человек он не глупый. Потому выводы делал по оговоркам с обмолвками. Дружба с волками оказалась правдой - их предводителя действительно иногда видели в обществе серых; более того, местные совершенно не боялись бродить по краю леса и собирать грибы с ягодами. Вглубь не совались - "отец Андриан не велит".
  
   Главное их поселение оказалось тоже не для всех. Там могли жить только те, кто "в вере истов и крепок". По каким критериям отбирали самых-самых - не понял. Зато узнал, что там есть больница, школа-интернат, в которой учатся абсолютно все дети адептов; и главное капище, куда и возлагают свои дары для разумных животных. В наибольшем почёте тут были волки. Именно на них и замешивался основной опиум для народа.
  
   - А что, зверь вольный, честный, умный, сильный, - говорил бородач. - Разум получил? Получил. Это чудо божье? Чудо. И почему спаситель не может прийти к нам волком? Назови иного зверя, лучше его? Медведь - ленив и одинок, свиньи - даже не смешно, олени - не та тварь, слишком нервная... Сам посмотри, что вокруг творится. Отвернулся Господь от нас, к зверям теперь благоволит. Мы же славяне, в кого нам верить? В летающего змея Кетцалькоатля?
  
   Это сильно напоминало "Библию для самых маленьких", но в теологические споры я лезть не стал. Себе дороже выйдет чужую веру критиковать, тем более здешние ко мне почти со всей душой...
  
   Узнал и про рейдовые группы охотников. По мнению Виктора, они охраняли волков в их дальних путешествиях. Про Слизень он ничего не знал.
  
   Вечером к нам пришёл лекарь. Не врач, не фельдшер, а именно лекарь. Так же в бороде, косоворотке, с подвязанными волосами. Тот самый Владимирович, о котором я слышал ночью. Принёс ужин, в том числе и на меня - пустую пшеничную кашу; осмотрел мою голову, промыл рану горько пахнущим, мутным отваром, наложил свежую повязку.
  
   На мой вопрос о судьбе подруги ответил не сразу, долго мялся.
  
   - Рану вскрыл, почистил, что мог - сделал. Пришлось двух молодых от работы отрывать, чтобы её в больницу отвезли. Послезавтра вернутся, расскажут... Плоха она, очень плоха... Где ты добермана вообще нашёл?
  
   Пришлось изложить сжатую версию моего знакомства с Зюзей, не забыв, впрочем, подробно рассказать историю её ранения. Последнее вызвало здоровое негодование.
  
   - Вот сволочи, что творят... Надо отцу Андриану рассказать. Пусть подумает, стоит ли с такими дела иметь. Как их только земля носит... И так горе вокруг, а они ещё и усугубляют...
  
   Я не вмешивался. Похоже, что мои первые мысли об местном предводителе подтверждаются. Слишком искренне люди о нём хорошо отзывались. Видимо, не простой человек. Одной рукой всех любит, миру мир и всё такое... А другой - сам поселения для грабежа указывает, по тихому, чтобы паству не будоражить и собственнонасаждаемые моральные ценности не разрушить. Типичный политик: все плохие, один он ангел в белом пальто. Вот только у всех ни шиша, а у него власть, мощь, ресурсы. И грамотный руководитель, не отнять - народ здесь не затюканный, весёлый, палку с религией и прочими строгостями явно не перегибает. Весь этот древнерусский колорит в одежде и регулярное упоминание в беседах слова "славяне" очень похож на зарождающиеся "скрепы" для нового общества, удобные для всех. Видел уже такое, знакомая схема.
  
   В этом самом отце Андриане, судя по описанию, с Фоменко незабвенным много чего общего, чуть ли не под копирку! Этакий фюрер местечковый. Не хочу встречаться! Но животных, твердили мне все как один мужики, действительно любил и лелеял. Хоть что-то в нём хорошее осталось...
  
   Поздно вечером Виктор сменился, на смену ему пришли два других бородача и подросток. Я поблагодарил их за спасение, пообщался о том и о сём, получил разрешение ночевать тут же, недалеко от охраняемого прохода, под кустом. Они мне даже подобие подушки дали - старую наволочку, набитую травой; древний плед и застиранную, но чистую футболку. Ни прогонять, ни отговаривать меня стали - видели, что без новостей о здоровье Зюзи не уйду.
  
   Прошло почти шесть дней. Ребята, оттащившие тачку с подругой в больницу, никаких известий не принесли. Да, доставили. Да, живая была. Да, доктор сразу на операцию увёз. А вот оставаться до первых результатов лечения не стали - назад вернулись, своих дел полно. Я ждал, втайне даже от себя, боясь новостей. Проводил время за разговорами с постовыми, с приходившим ежедневно Владимировичем; ел, если давали, пил, спал. Когда пошёл дождь - просто сидел под кустом, отрешённо глядя в одну точку и ничего там не видя. Потом опять коротал в беседах томительно тянущееся время.
  
   Самым неприятным стало то, что специально узнавать для меня никто ничего не собирался. Гонца послать - свободных людей нет, все при деле. Самому пойти - нельзя. Честно сказали - пристрелим. Не мы - так другие. Порядок такой. Оставалось лишь ждать оказии - может кто-то будет из городка ехать и, возможно, расскажет о состоянии подруги. Да и то, если знает. Пришлось запасаться терпением.
  
   Здоровье моё понемногу восстанавливалось, так что вынужденное безделье, в некотором роде, даже шло на пользу.
  
   На седьмой день я увидел процессию. Впереди шёл невысокий, худощавый мужчина лет сорока, в традиционно псевдорусской одежде и с резным посохом в руках. За ним двигались лёгкой, стелящейся походкой четверо мужчин с повадками профессиональных бойцов. У каждого был такой знакомый мне СКС. Охранник, до этого непринуждённо болтавший со мной о старых временах и курортах Чёрного моря, вдруг склонился в глубоком, немного раболепном, поклоне. Я повторил его движение. Ничего, не убудет и спина не переломится.
  
   Между тем мужчина подошёл ко мне, как-то очень по-свойски опёрся руками об перекладину шлагбаума, и заговорил хорошо поставленным, густым голосом:
  
   - Ты, значит, собачку к нам принёс? Благое дело... Все мы Божьи, все право жить имеем, все мы братья... Я тут по делам был, решил лично на такого молодца глянуть.
  
   Я выпрямился, и только теперь смог рассмотреть говорившего в подробностях. Хиленький, спокойный человек с лицом, в котором действительно было что-то неуловимо крысиное. Никаких запоминающихся черт, кроме глаз. Они словно принадлежали не ему. Блёклые, водянистые, пустые - такие глаза лучше подойдут старику, который уже достаточно пожил и видел многое в жизни. Тоже, наверное, у Слизня отирается, недаром к волкам без мыла в задницу лез. А они его "глупым человеком" называли, наивные... Вспомнилось, как полковник подробно тогда рассказывал про побочные эффекты этой инопланетной хреновины...
  
   - Да. Я. Как она?!
  
   Отец Андриан резко выпрямился, посмотрел мне в глаз и тихим, человечным голосом, ответил:
  
   - Она ушла. Мы ничего не смогли сделать. Прости. Как её звали?
  
   - З-зюзя...
  
   - Прости, - снова повторил он, развернулся и быстро зашагал со своей свитой к фортику.
  
   Я долго смотрел ему вслед и плакал. Громко, навзрыд, раздираемый изнутри самой страшной на свете болью - душевной.
  
   Кто для меня эта собака? Друг? Нет, мы давно переросли простую дружбу. Мы - семья. Да - странная, да - непонятная, но семья. И мне без неё плохо!
  
  
  
   Глава четвёртая
  
  
   Постепенно истерика прошла, заменив себя пустотой. Словно часть меня отрезали. Умерло внутри что-то. Ещё раз, без всякой надежды попробовал уговорить псведорусичей меня пропустить, теперь уже чтобы в последний раз проститься. Снова отказ, даже в просьбе повторно встретиться с отцом Андрианом. Он, похоже, и сам со мной общения не искал. Вон, как быстро в фортике скрылся.
  
   - Так бывает. Ты прости, если что. Для собачки твоей сделали всё, что могли, - печально произнёс кто-то из сектантов. - Не спасли животную... И не вздумай могилку искать - только беду на свою голову накличешь! Далеко она. А порядки наши сам знаешь... поймают - пощады не жди.
  
   Пришёл тёзка, протянул мне котомку. Я, даже не заглядывая внутрь, машинально её взял и, не прощаясь, словно сомнамбула, пошёл обратно по дороге, не особо задумываясь о том, что в посёлке мародёров меня не ждут.
  
   В голове прочно засел вопрос: "Вот что я нашёл такого в Зюзе, что за месяц с хвостиком нашего знакомства прикипел к ней всем сердцем?". Но внятного объяснения так и не смог придумать, кроме одного, простого. Наверняка есть ещё множество вариантов, более правильных и украшенных витиеватыми и пафосными словами, однако мне и первого хватит. Доберман - единственное существо за последние десять лет, которое было со мной рядом по своей воле и ничего от меня не требовало. Она приносила только добро, не прося ничего взамен. Сказки не в счёт. Для меня умение быть рядом с кем-то без корысти - и есть идеал дружбы и семьи. Остальное от лукавого.
  
   Теперь про поминки... Я хоть Зюзиного тела и не видел, но, если добердевочка жива - она меня найдёт. Мир перевернёт, а найдёт. А если нет? Не хочу верить, восстаёт всё внутри против этого, но всё же... Нет! Она - жива! Мне здешние мужики все уши прожужжали, что местный пастырь животных обожает. Даже если он мне соврал - пусть! Лишь бы ушастую выходил - всё прощу!
  
  А если наступить на горло эмоциям, то придётся признать: её состояние в момент встречи моей с сектантами было критическим. Если... Если да, и я только что узнал правду? Тогда однозначно, смерть моей подруги должна быть отмщена. Не хуже, чем разумные за послушника Алексея должок вернули. Вот только кому мстить? Сектантам, которые нашли и вывели на гарнизон банду Михалыча? Михалычу, который всю эту гадость спланировал и притворил в жизнь? Неизвестному стрелку, смертельно ранившему Зюзю? Васильевичу, который тогда привёл всю свою кодлу для уничтожения группы Коробова? Кому???
  
   На всех меня точно не хватит и устраивать войну со всем окружающим миром глупо. Мне не нужна героическая смерть, мне нужна месть. А у мести должно быть лицо, в которое можно выстрелить. Не знаю почему, но сознание упорно подсовывало сморщенную мордочку старого машиниста, и в ушах периодически раздавался его мерзкий, липкий смех.
  
   Прав был волчара, ох как прав! За своих надо мстить так, чтобы небо содрогнулось!
  
   Как только я выбрал конкретный, реальный объект для своей ненависти, сразу стало легче. Мысли из философско-абстрактных перетекли в практическую плоскость. Как мне угробить старого пердуна? В посёлке - не вариант, на паровозе... На паровозе! И паровоз под откос! Как я про него забыл! Чтобы ахнули, суки!
  
   Васильевич и паровоз, паровоз и Васильевич... Обоих угроблю, или я не Витя Кривой. У меня теперь даже кличка разбойничья, так что сами виноваты. И начну именно с самоходной железяки. Почему? Потому что она больше.
  
   Интересно, где можно взять учебник "Как пустить паровоз под откос при помощи верёвки, травы и отборного мата"? Наверное, нигде. А он мне бы очень сильно не помешал сейчас. Хорошо, что я знаю о паровозах? Что они довольно сложные в управлении и как работают рычаги и всякие манометры - я без понятия. Знаю, что пар приводит в движение колёса и чумазый кочегар периодически бросает уголь в топку. И всё. Плохо.
  
   Ездят они где? По железной дороге, по рельсам. Если открутить рельс - поезд под откос пойдёт? На скорости - обязательно. Вот только в одно рыло открутить рельс, спилить все крепёжные болты - не реально. А пилить придётся -потому что если состав ехать будет медленно, то рельс может и не соскочить с креплений. Уносить в сторону опасно - могут заметить, да и не сдвину я эту железяку. В войну партизаны проще делали - минировали, и всех делов. Только где мне тротил взять? Опять в мечтания ударяюсь...
  
  Остаётся последний вариант - сжечь. Если и не до основания, то вреда всяко много будет. И паскудник-машинист там же отираться будет... Он - главная цель! Пусть ему отрыгнётся по полной... Что же, план "минимум" есть, цель есть, приступим! Я сошёл с дороги и двинул на восток. Там, по моим расчётам, находилась железная дорога.
  
  Следующие четыре дня я практически не ел, не спал, рыская по округе, словно дикий зверь. Скоро закончится месяц перемирия с волками, надо бы свалить из этих мест подальше, но это меня сейчас совершенно не волновало. Я должен отомстить, просто обязан!
  
  Обшарил три небольшие деревеньки, которые обнаружил, пройдя по старым, прочти проглоченным наступающей природой, дорогам. Результаты были неутешительные. Практически всё, что представляло хоть какую-либо ценность, вывезли местные. Но мне много и не нужно. Удалось найти относительно нормальные спички, несколько кухонных ножей; ржавеньких, но прочных. Осмотрел, оставил два самых длинных. Подобрал и старую матерчатую сумку, и тёмно-коричневое, пропахшее мышами и плесенью, покрывало. Ну и новой повязкой на глаз обзавёлся, куда же без неё!
  
  И, наконец, мне повезло. Когда, уже особо ни на что не надеясь, зашёл в неприглядный сарайчик, то увидел искомое. Две литровые бутылки растворителя. Проверил - закрыты плотно, не воняют. К таким вещам мужчины в своих мастерских всегда относились бережно, согласно технике безопасности. Обыскал тщательнее - и наградой за усердие стали ещё две, почти пустые. Перелил их в одну ёмкость, с удовольствием вдыхая тяжёлый, химический запах, так знакомый мне по отцовскому гаражу. Подпалил пару капель на пробу - горит, как ему и положено. Обнаружилось там, в сарайчике, и немного, литра три, машинного масла. Совсем хорошо, только одно плохо - слабенький я. Долго такой груз не смогу носить.
  
   Остаток дня и ночь потратил на сон, набираясь сил, а с первыми лучами солнца вышел к железной дороге, обнаруженной на второй день забега по ненаселённым пунктам, и потопал на юг. В одной руке нож, в другой увесистая сумка со всяким разным. Километров через пять показался посёлок. Быстренько сделал простой тайничок, в котором припрятал набранное барахло и медленно, ползком, подобрался как можно ближе к цели.
  
  Укрытием мне стали кусты на обочине старой дороги, примерно в полутора километрах от первых дворов. Ближе нельзя - огороды. Но это и хорошо - там, где люди с утра до вечера в земле копаются - растяжки или мины обычно не ставят.
  
  Из моего наблюдательного пункта было отлично видно, что железная дорога делит посёлок на две части, и обе они жилые. Туда-сюда постоянно сновал народ. По одному человеку, иногда парой, однако стало кристально ясно - днём не подобраться, заметят. К тому же поперёк путей была растянута егоза в одно кольцо. Для человек она препятствие небольшое, а вот для твари - не знаю. Кто-то перепрыгнет, кто-то нет. Думаю, больше для порядка её тут положили - чтобы отпугивать. Прошёлся глазом вдоль проволоки - ага, концы не закреплены ни к чему, просто к забору примыкает. Значит убирают, когда состав в эту сторону едет или с лопатами на войну с урожаем выходят. Отлично! С проходом определился.
  
  Меня поначалу удивило отсутствие охраны на въезде или следов её пребывания - кострищ, навесов, скамеек; да чего угодно, указывающего на несение местными караульной службы. Однако, пораскинув мозгами, я понял, почему так. Слишком затратно по людям получалось. Как раз возле моего укрытия рельсы начинали ветвиться, превращаясь в районе домов в целый лабиринт из съездов, сплетений, стрелочных переводов, ответвлений и прочей железнодорожной премудрости шириною метров сто, не меньше. К этому надо добавить ещё и насыпь, и далеко не узкие улицы вдоль жилых строений. Много выходит. Как ни крути, получается, что по-хорошему надо справа от путей пост ставить, слева от путей пост, на самих путях тоже кого-то садить придётся. Никак не менее десяти человек на одну смену вырисовывается. Да столько же надо и с другой стороны посёлка в охрану назначить. А ещё есть и улицы, и склады... Похоже, из-за отсутствия внешней угрозы и наличия добротных, действительно высоких заборов (не менее трёх-четырёх метров) здесь решили охранять не территории, а объекты. Что же, это мне на руку, проще пробраться будет.
  
  Разглядел я и паровоз. Стоял он ко мне передом, грозно прикрывшись платформой со знакомой пушечкой; что сзади - толком увидеть не получилось. Там маячила сплошная мешанина из вагонов, контейнеров, цистерн. Горько пожалел, что нет со мной бинокля, в очередной раз помянув недобрым словом всех местных, подмотавших моё имущество. Да чего уж теперь...
  
  Через некоторое время разглядел и дедка - он больше половины дня крутился с каким-то долговязым мужиком вокруг состава. Всё что-то любовно простукивал, подлезал снизу, покрикивал и размахивал руками с зажатой в них промасленной тряпкой. Ух, как я зубами скрипел от бессилия...
  
  Незаметно наступила ночь. На небе одна за одной вспыхнули звёзды, гомон дня ушёл, уступив место трелям сверчков, уханью и посвисту птиц. Пора! Медленно, аккуратно наступая босыми ногами по старому асфальту, в полусогнутом виде дошёл до егозы, примыкавшей к забору ближайшего ко мне дома. Через покрывало, чтобы не поранить руки, просто отодвинул её немного в сторону. Постоял, прислушиваясь - тихо; а затем по обочине, стараясь даже не дышать, прокрался к перрону. Хорошо, что электрического освещения и собачек охранных, как в прошлом, нет. В тени насыпи и заборов мгла была почти полной, тут и десяток таких, как я, незаметно пройдёт, если с умом.
  
  Вооружёние моё составляли лишь два ножа с измазанными грязью лезвиями. Так и крался, сжав рукоятки в потных ладонях. А куда их девать? Ни ножен, ни куртки, чтобы в подкладку воткнуть, у меня не было. Только пончо из покрывала вырезал, чтобы организмом не белеть.
  
  Подобрался к перрону. Осторожно поднялся. Принюхался. О, тут где-то рядом туалет, совсем рядом, аж глаз режет. Повезло. Что и говорить - в таких загаженных местах прятаться хорошо, народ у нас брезгливый. Запомню. Прошёл ещё метров пятнадцать вдоль декоративного заборчика. Скоро уже и паровоз должен быть. Прислушался: со стороны путей раздалось покашливание, негромкие шаги. Нет, не в мою сторону, можно пока не прятаться. Добрался до здания вокзала.
  
  Я уже довольно сильно нервничал. По всем прикидкам, по ночам должен ходить патруль, раз уж постов нет. Но никто не появлялся, а для меня было жизненно важно вычислить их маршрут, время обхода, количество задействованных людей. Не хочу, чтобы они в самый неподходящий момент, как снег мне на голову свалились.
  
  Несколько раз медленно, почти беззвучно вдохнул и так же медленно выдохнул, успокаивая себя. Может, рано ещё этим, ночным сторожам мирного мародёрского сна появляться?
  
  Двери в здание вокзала оказались закрыты. Придётся по перрону первого пути обходить. Лёг на живот, сунул ножи за пояс брюк на спине и пополз. А вот и люди! Только сейчас я обратил внимание, что почти напротив меня стоит такой нужный мне состав. Звездный свет мягко освещал платформу с артиллерией, паровоз, его тендер, грузовой вагон и два пассажирских в конце. Дальше, чуть поодаль, стояли другие платформы с чем-то, неразличимым из-за расстояния, и что-то большое, пока совершенно неинтересное. А вот и люди - метрах в двадцати от меня. Они как раз разводили в бочке огонь, и через пару минут, в свете пляшущих язычков пламени, мне удалось их хорошо рассмотреть.
  
  Это были двое пожилых мужчин, вооружённых винтовками. Оба в кепках, пиджаках, сапогах бутылками - только белой повязки полицая на рукаве не хватает для полноты картины.
  
  Прополз дальше, обогнул здание и с облегчением нырнул обратно в ночь. Снова осмотрелся. Перрон заканчивался, ступеньки вели на насыпь. Не поленился, взглянул - что там, дальше, и не зря! Рядом со ступеньками оказался колодец, возле которого стоял ручной насос, обмотанный шлангом. Ну конечно! Надо же им откуда-то воду для своей ехалки добывать!
  Вернулся обратно, в вокзальную тень, и вовремя. Из глубины посёлка, по улице вдоль железной дороги, шла группа людей, освещающих себе путь факелами. Посчитал - шестеро, все с ружьями. Дойдя до перрона, они подниматься не стали, сразу через пути прошли к бочке с огнём. Постояли, под редкий смех рассказали пару бородатых анекдотов, подымили самосадом и минут через десять пошли дальше.
  
  Охранники паровоза тоже надолго задерживаться у огня не стали: постояли ещё чуть-чуть, после чего разошлись в разные стороны вдоль состава, обходя его по кругу, друг другу на встречу. Вернулись они к своей бочке минут через пятнадцать, почти одновременно. Истоптанный маршрут, значит, выверенный. Без часов точны... Интересно, они на другой стороне при встрече разговаривают? Не слышал ничего вроде бы... Запомню, это важно. Примерно через полчаса вдали вновь замерцали факелы - патруль шёл по противоположной улице посёлка.
  
  Уже светало, когда я вернулся к своему наблюдательному пункту. Итак, обходы охрана поезда делает примерно раз в час, тратя на это минут пятнадцать. Обходят по отдельности с разных сторон, чтобы было быстрее. Малую нужду справляют на месте, по большой - лишь один раз мужик ходил. Значит, засада в вонючем туалете отпадает - может вообще никто не прийти. Как часто меняются смены? - вопрос. То, что по двое в карауле - это ясно, в таких нюансах всегда стабильность. Начал всячески прокручивать в голове варианты, рассматривая свой первоначальный план и так, и этак. А если стадом пойдут, вдвоём решат прогуляться, тогда что? Или другая какая накладка? - придётся переносить акцию, только и всего. Подожду; если не срастётся - рисковать не стану. Ждать я умею, научили; временем не стеснён.
  
  В принципе, при здоровой толике везения и наглости всё вполне осуществимо. Так, думаем дальше. Патруль, контролирующий улицы, появляется в районе вокзала с периодичностью в пару часов - этого времени мне с запасом хватит. Однако сильно обнадёживаться не стоит - не такое большое поселение, чтобы так долго его обходить. Вывод: с большой долей вероятности отдыхают по ходу где-то, ночь коротая между обходами. Возможно, недалеко от вокзала.
  
  Так, что ещё... Проверяющего не было. То ли его вообще нет, то ли просто сегодня не пришёл. Плавающая переменная, элемент неожиданности, чтоб ему... Придётся постоянно держать на контроле данный нюанс. Теперь осталось придумать, как бесшумно этих двоих уработать и эффективней устроить пожар. Я знал, что на ходу вагон сгорает в считанные минуты, но тут другой случай. Моих запасов горючих жидкостей может попросту не хватить.
  
  Практически весь день прошёл в спешке. Пришлось отбегать около десяти километров на север, к пустой деревеньке, долго искать топор - нашёл, но без топорища и тупой; а затем, сдирая до крови пальцы, откалывать кусочки от старого сарая. Хитрость состояла в том, что в старое время при замене деревянных шпал на железобетонные, окрестное население растащило провонявшие креозотом брусы по своим дворам и построило уродливые, самого разного назначения, нежилые постройки. Удобный материал, хоть и пожароопасный - клади себе одну на одну, строительными скобами сшивай крест-накрест, и за пару дней сарай готов.
  
  Но мне щепки нужны были не для созидания. Как выросший в краях, где преобладали степи и дерево весьма ценилось, я знал, что шпала, годами поливаемая самыми разными субстанциями от сновавших в большом количестве тепловозов - довольно горючая вещь. Разгорается поначалу, правда, не очень. Целую шпалу не палил, но вот щепки от неё для розжига даже сырых дров - вполне себе ничего. В домашней печи такое топливо использовать нельзя категорически - быстро забивается сажей дымоход, а вот когда нужно спалить обрезанные ветки по весне - в самый раз.
  
  Набрал почти полную сумку, и случайно найденный молоток прихватил. Увесистый, не менее полкило весом.
  
  Вернулся почти ночью. Подобрался поближе, пропустил патруль и всё так же, отодвинув егозу, тем же самым путём пробрался к зданию вокзала. Я сам себе напоминал злодея - мешочника: в одной руке нож, в другой сумка со щепками, растворителем, маслом, вторым ножом; за поясом молоток. Увесисто получилось. Незамеченный, поднялся на перрон, где и оставил ношу в укромном уголке, прихватив лишь второй нож. "Что же, приступим!" - сказал я сам себе для бодрости.
  
  Скользнув по перрону, быстренько проведал насос и с удовольствием изрезал присоединённый к нему шланг. Это вам для удобства тушения, сволочи! После аккуратно, практически бесшумно, по дуге прокрался к хвосту состава и спрятался под вагоном, прикрывшись пледом.
  
  Вот прошёл патруль, обменявшись приветствиями со сторожами. Вот ушёл, скрипя гравием. Уже скоро... Приготовился, внутренне собрался, превратившись в слух.
  
  Так ожидаемые шаги своей первой жертвы я почти проморгал, причём сам не знаю, как так получилось. Просто совершенно неожиданно из темноты возник силуэт охранника, слегка переминающийся в метре от меня с ноги на ногу. Он постоял, справил нужду, и повернул на другую сторону состава. Пора!
  
  Я вихрем вылетел из своей засады и со всей, отпущенной мне природой дури, треснул молотком по затылку в кепке. Сработало! Он даже не пикнул! Мужик весь обмяк и начал грузно заваливаться на пропитанную всякой нехорошей химией, вокзальную землю. Попытался поддержать - не смог, но падение затормозил, всё тише получилось... Лунного света хватило, чтобы рассмотреть рану на затылке - не жилец. Глубокая и широкая дыра в черепе оставляет мизерно мало шансов на долгую и счастливую жизнь.
  
  Теперь надо со вторым разобраться. Быстро стащил с убитого пиджак, подхватил ружьё, подобрал и напялил отлетевшую в сторону при ударе кепку. На голову словно липкую кучу навалили - отчётливо чувствовались чужая кровь, волосы, ещё что-то, что лучше не представлять. Плевать, не до брезгливости сейчас.
  
  Быстро пробежал по карманам - нашёл пару патронов, несвежий носовой платок, кусок хлеба и луковицу, бережно завёрнутые в бумагу. Пригодится. Осмотрел оружие - скривился. Старенькая двустволка, модель разглядеть не смог. Надеюсь, при крайнем случае не подведёт. Всё, больше нет времени, надо идти.
  
  Шёл медленно, стараясь выдержать виденный ранее ритм ходьбы покойного. Как и рассчитывал, тут было довольно темно. Бочка с подсветкой осталась с той стороны, а факела охране носить явно лень. Да и толку в таком источнике освещения было немного. Это же не фонарик с его направленным лучом - это прыгающий, постоянно изменчивый свет, который позволяет разглядеть лишь то, что у тебя прямо под носом. В остальном он своими полутенями даже вредит, размывая истинную картинку окружающего мира. Тренированному глазу обычной ночью гораздо лучше без него. Именно так охрана и поступала. Они тут каждый камешек знали, с каждой гайкой за долгие ночи успели познакомиться. Нападения не ждут, чего им бояться?
  
  Впереди замаячила фигура второго. Навскидку, метров пятнадцать до него, теперь десять... Я присел на одно колено, зажал в ладонях рукоятки ножей и зашарил руками по редкой, грязной траве, словно что-то потерял. При этом издал горловой, маловнятный звук: "У-ты-ё..." и громко хмыкнул. Очень хотелось верить, что всё получится. Второй заинтересованно ускорил шаг.
  
  - Коля, потерял чего?
  
  - Та... - прошипел я и взмахнул рукой, изобразив жест "ну и чёрт с ним".
  
  - Да чего стряслось?! - озаботился охранник, подойдя ко мне практически вплотную и начиная наклоняться. И получил два ножа - один в живот, второй под подбородок. Закричать он не закричал, но вот кровью, брызнувшей из пробитой гортани, перемазал меня изрядно. Ну и пусть, зато стрелять не пришлось.
  
  Не веря до конца, что мой абсурдный план сработал, я на автомате обыскал убитого. Добычей стали ещё несколько патронов, складной нож, ещё одно ружьё. Не особо рассуждая, решил забрать оба оружия - завтра разберусь, какое из них лучше. Почти не прячась, добежал до перрона и схватил сумку. До следующего визита патруля у меня минут сорок, может больше. Буду думать, что сорок - чем позже на пожар патруль припожалует - тем лучше. Значит, надо успеть за двадцать, мало ли... Вернулся, попробовал открыть пассажирский вагон - повезло, не заперт! Оказался плацкарт - грязный, весь заплёванный, с порезанной обивкой сидений. Я вывалил часть щепок как раз на одно такое место с торчащими кусками поролона в середине, из соседних сидений быстро нарезал ещё несколько кусков, и поджёг. Весело запрыгал огонёк, даже ждать не пришлось. Так, теперь молнией к паровозу, а точнее к тендеру. Уголь разжигать гораздо хуже, но попробую. Будка машиниста оказалась закрыта, пришлось вместе с полегчавшей сумкой карабкаться по приваренным скобам-ступенькам по тендерной стенке с улицы, оставив ружья на насыпи.
  
  Спустился, под ногами захрустели чёрные, бликующие от лунного света куски угля. Быстро сгрёб подобие кратера, покидал туда для розжига все свои вещи, оставшись в одних трусах, вылил весь растворитель и масло. Подождав с минуту, пока тряпки пропитаются как следует, добавил сверху остатки щепок и поджёг. Весело полыхнуло, даже брови немного опалило. И только сейчас пришла запоздалая мысль: "Надо было поролона в вагоне про запас нарезать, тогда хоть штаны бы сжигать не пришлось". Что теперь поделаешь, все мы задним умом крепки. Однако хорошего понемножку, пора отсюда валить.
  
  При составлении первоначального плана я хотел подпалить ящики со снарядами, однако риск оказался слишком велик. Открытый огонь далеко виден, мало ли тут глазастых да неспящих... а мне ещё свалить отсюда надо живым и, желательно, невредимым. Тендер лучше. Его высокие стенки скроют до поры мои пакости, да и уголь, если разгорится, беды не хуже наделает.
  
  Спускался аккуратно, медленно, тщательно ощупывая ногами упоры. Для пущей тихоходности я передвигался босиком, поэтому боялся повредить стопы о гравий насыпи. Кто-то скажет, что я перестраховщик - да, я такой. А ещё очень злобный и настырный.
  
  Порадовавшись, что в горячке не забыл переложить из карманов в сумку всю свою добычу, подхватил ружья и быстро, стараясь наступать на шпалы с рельсами, двинул к перрону, не оборачиваясь. Почему не побежал напрямую? Да всё из-за той же босоногости - по улице получится и проще, и быстрее. Теперь ходу...
  
  Оглянуться я себе позволил, лишь изрядно удалившись от посёлка. Что-то весело горело, кто-то кричал. А вы как хотели? Замучить Зюзю и жить красиво и радостно? Погодите, это только первая часть Марлезонского балета, будет и вторая. Мне теперь спешить некуда, от души поиграем...
  
  Отойдя километров пять на север, я запланировано повернул на запад. Первое время с надеждой ждал, когда начнут взрываться снаряды. Не услышал. Наверное, сумели отцепить и откатить платформу. Или с пожаром справились. Потом посмотрю, сейчас необходимо как можно дальше отсюда уйти.
  
  Шёл всю ночь и часть утра. Не разбирая дороги, сознательно углубляясь в заброшенные поля. Достигшая своим ростом моего пояса трава больно хлестала по голым ногам, затрудняла ход. Но меня это даже радовало. Тяжело мне идти - преследователям будет не легче. Только когда летнее солнышко совсем стало припекать, я спрятался в тени лесополосы, разделявшей поле на части, и совершенно спокойно уснул.
  
  То, что поджигателя единственного паровоза, кормильца всей этой банды, будут искать - сомнений не вызывало. Пусть попробуют. Думаю, местные честно двинут по дорогам, расставят засады в окрестных пустых деревнях, недельку настороженно посидят. На дольше их не хватит, рутинные дела возьмут своё. Тогда и наведаюсь вторично.
  
  Умереть от голода я не боялся. Вокруг полно брошенных садов, в которых ветки должны ломиться от молодых яблок, абрикос, может и черешни - хотя последнее вряд ли, она долго не висит, опадает. С водой хуже, но и тут не страшно. Пока шёл от сектантов до мародёрского посёлка - два пруда приметил. Они сейчас чистые относительно - с полей никакая отрава не стекает, наверняка и рыба есть.
  
  Единственное, что немного напрягало - возможность встречи с разумными тварями и то, что Михалыч может нанять местных сектантов-охотников на мои поиски. Тогда плохо может быть. След они мой вряд ли возьмут - к тому времени, как они с отцом Андрианом договорятся, он затеряется в траве и запах практически выветрится, но риск есть. Что же, буду осторожнее.
  
  Проснувшись - сделал ревизию своего имущества. В сумке оказались восемь патронов двенадцатого калибра, все с дробью, самодельный складной нож, спички, кусок хлеба и луковица. Не богато, но жить можно. Завтрак перенёс на вечер, решив экономить еду, и приступил к осмотру трофейного оружия.
  
  Судьба мне подкинула ТОЗ-34 и ИЖ-58. ТОЗ внешне нравился мне гораздо больше, но при осмотре оказалось, что в стволе несколько серьёзных раковин и само ружьё, не смотря на внешнюю ухоженность, находится в откровенно неважном состоянии. Все детали болтались, шатались, скрипели - чепуха, в общем, а не оружие. Так что брать пришлось изделие ижевских оружейников, его состояние было гораздо лучше. Подумав, решил ненужноё ружьё всё же не выбрасывать, а спрятать до поры в укромном месте или носить с собой. Мало ли, как жизнь повернётся. Сижу же я сейчас в одних трусах и ношенной обуви, да и та от щедрот Михалыча осталась, посреди бескрайних полей - раньше над такой фантазией даже смеяться бы не стал.
  
  После инвентаризации снова направился в сторону запада. По моим прикидкам, необходимо отойти от посёлка километров на тридцать - сорок, не меньше. Дальше преследователи вряд ли сунутся, сил на такое далёкое прочёсывание местности попросту не хватит.
  
  Идея питаться фруктами оказалась глупой. После того, как по ходу я сорвал и слопал несколько вполне спелых на вкус диких яблок, меня пробрал мощнейший понос. Похоже, отвык мой организм от фруктов напрочь. Так что свою наивную глупость быть сыроедом я прочувствовал до кишок в самом прямом смысле.
  
  Весь следующий день опять шёл, ориентируясь по солнцу. Вроде не слишком отклонился в сторону, но кто знает? Несколько раз попадались дороги с остатками асфальта, иногда видел дома. Проверять - жилые они или нет не стал, опасаясь засады. Натыкался на ручьи - пил. У последнего даже нашёл следы цивилизации - серую от грязи и времени пластиковую бутылку из-под пива. Целую, как ни странно, с крышечкой. Помыл, назначил второй фляжкой. Первую мне сектанты в котомке всучили. Там же палкой забил гревшуюся на солнышке змею. Отрезал голову, выпотрошил и съел прямо так, сырой. О вкусе старался не думать, мясо - и хорошо.
  
  Вообще, мне здесь нравилось. Я, как человек, выросший в степи, всегда тяготел к просторам и терялся при виде большого количества деревьев. Дышалось тут легче, что ли... Вот и сейчас, наматывая километры, искренне радовался, что далеко видно и не надо, как раньше, трястись от страха перед неизвестностью заприметив очередной поворот лесной дороги. Радовал и более тёплый климат, позволяющий комфортно спать под открытым небом; и густое разнотравье, из которого можно в два счёта смастерить себе мягкую лежанку. Хотя про сон приврал, каюсь. Под утро всё едино просыпался, трясясь от предрассветной прохлады и клацая зубами.
  
  Боли в голове никуда не делись. Когда накатывал приступ - я просто ложился на землю и в позе эмбриона ждал, пока пытка закончится; потом вставал и шёл дальше. Приходилось учиться жить с муками.
  
  А ещё все мои мысли крутились вокруг Зюзи. Ей бы здесь понравилось. Так и чудилось: сейчас из травы внезапно возникнет остроухая чёрная голова с внимательными, умными глазами; фыркнет от налипшей на нос пыльцы и ракетой унесётся вдаль, наслаждаясь молодостью, скоростью и тёплым, летним ветерком.
  
  Довелось мне увидеть и людей. Не знаю, кто это был. Вдали по дороге просто двигались несколько почти неразличимых точек. Пришлось снова залечь в траву и дождаться, пока они пройдут. Повезло, не заметили.
  
  Дважды по пути попадались леса. Их я обходил по дуге, стараясь как можно дальше держаться от деревьев. Похоже, что эти места тварям не слишком интересны. Во всяком случае, никого из животных крупнее зайца я не встретил. Очень хотелось поохотиться и набить живот вкусной, сытной дичью, но, по здравому рассуждению, не стал впадать в глупости, решив беречь патроны.
  
  Утром третьего дня я вышел к небольшой, заброшенной деревеньке. Сначала долго сидел в траве, вглядываясь, внюхиваясь, держа оружие наготове. Похоже, действительно очередной безымянный ненаселённый пункт.
  
  В обед, осмелев, пошёл осмотреться. В первом же доме нашёл брюки с пиджаком на три размера больше, пропахшие затхлостью и мышами. Из-за отсутствия ремня пришлось стянуть пояс проволокой, ну да ничего. Теперь хоть ноги прикрыты, а то бегаю как Тарзан какой-то. С едой было хуже. Тут тоже всё выгребли подчистую, даже погребом с консервацией не побрезговали. Однако через час в другом, полуразрушенном доме набрёл на старый, сороковых годов прошлого века, буфет и извлёк из него литровую банку напрочь засахарившегося мёда с несколькими дохлыми осами внутри. Побрезговали, видно, а мне сгодится. Там же, в глубине, обнаружилась и пачка концентрата горохового супа в полностью выцветшей, в разводах, упаковке. К вечеру удалось заиметь и полведра кормовой кукурузы, обнаруженной в сарае возле старого курятника. Живём!
  
  ...Прошло девять дней. Чтобы не потеряться во времени, я каждое утро клал один камешек себе в карман пиджака, который теперь почти не снимал. К сожалению, моё путешествие в почти голом виде не прошло без последствий - очень сильно на солнышке обгорели спина и руки, во всю слазила лохмотьями кожа. Впрочем, это меня совершенно не заботило. Я выжидал.
  
  Если кто-то подумает, что всё это время я совершенно ничем не занимался, то очень сильно ошибётся. Первым, и основным моим занятием стало переучивание на стрельбу с левого плеча. Часами отрабатывал вскидывание ружья, прицеливание, плавный спуск левой рукой. Получилось не сразу, но получилось. С немалым трудом мне удалось достичь того уровня, когда перестаешь замечать неудобства, новизну и задумываться о том, чтобы не ошибиться - одним словом, довёл новообретённый навык до автоматизма.
  
  Так же, чтобы не бездельничать, медленно и со вкусом обследовал деревеньку. Нашёл много полезного по разным укромным местам, пропущенного мародёрами: шесть золотых колечек, несколько пар серёг, две цепочки, грамм по пять каждая, немного серебряной ювелирки. Любили раньше люди украшения прятать, но так, чтобы они под рукой были: за наличниками, под полом по углам, в белье. Хотя в последнем не нашёл ничего - всё до меня вынесли.
  
  Подумав, на этот раз решил ценности взять. Кроме того, совершенно неожиданно подвернулись три пачки обезболивающего, немного еды; даже спортивный костюм по размеру попался, что особенно обрадовало. Не новый, но довольно крепкий и тёмной, без попугайских вставок, расцветки. Разжился и стареньким рыбацким жилетом со множеством карманов, куда сразу распределил патроны вместе с остальными мелкими пожитками. Обзавёлся солнцезащитными очками с бейсболкой.
  
  Но самое главное открытие ждало меня на чердаке сарая за околицей. Там притаился склад подростковых сокровищ: несколько совершенно выцветших журналов с голыми девками, две пачки сигарет, зажигалка и старая, с облупившейся краской, подзорная труба. Видимо, любили пацанята подсматривать с безопасного расстояния за тем, как девочки переодеваются. Последнее приобретение было просто подарком судьбы! Невольно вспомнился мой бинокль, за биноклем - Зюзя, настроение испортилось.
  
  Чтобы отвлечься от грустных мыслей, пошёл в местную маленькую, одноэтажную школу. Ни за чем, просто убить время, поглазеть. И не зря! В первом же классе на стене обнаружилась карта РФ на всю стену в весьма читабельном состоянии, а в неё был воткнут флажок, поясняющий детишкам, в каком именно месте огромной страны они проживают. Так я понял, где нахожусь: всего километров семьдесят от Белгорода, если по прямой. Не поленился, нашёл в каком-то кабинете ножницы и вырезал интересующий кусок из карты для себя, вместо атласа.
  
  Здоровье тоже понемногу улучшалось. Раны на затылке и руке снова затянулись, пустая глазница понемногу заполнялась грануляционными тканями. Теперь, главное, опять травмы не получить, и выздоровею обязательно!
  
  В ночь перед возвращением к посёлку мародёров я разложил все собранные трофеи и долго терзался муками выбора. Всё нести - тяжело, а оставлять жалко. Лишнего ничего тут не было. Ну вот как бросить второе ружьё, когда оно есть? Я, к примеру, не представляю. Но и носить на себе эту железяку, помимо основного набора барахла, неудобно. Или спортивный костюм: можно надеть и сразу, но в переходах по полям вещи быстро придут в негодность, постоянно цепляясь за мелкие кустики, колючки и ещё Бог знает, что. По уму - надо идти в том, что есть, и лишь потом переодеваться. Тогда из этого вывода напрашивается следующий - на большой по размеру пиджак разгрузку не нацепишь, значит и её тащить в сумке придётся, а это дополнительный вес... В конце концов постановил: забирать всё, а по ходу избавляться от излишков при необходимости.
  
  ... Вышел я к железной дороге под вечер, практически в прямой видимости посёлка, аж сам удивился. За обратный путь никого не встретил, ни во что не вляпался. И имущество не разбросал - отдохнувший организм не подкачал, сдюжил. Сразу же устроил тайник, где оставил большую часть добра, осмотрелся. Метрах в двухстах в сторону росло несколько раскидистых деревьев, покрытых густой листвой. Отлично, именно там и устрою свой наблюдательный пункт. Окрылённый промежуточным успехом, довольный собой, уснул тут же, в траве.
  
  Рано утром, едва забрезжил рассвет и только-только роса своей влагой заставила неприятно поёжиться, забрался повыше на облюбованное дерево, с удобством устроился на толстой ветке и стал всматриваться в сторону появляющихся из утреннего полумрака домов. Результаты оказались плачевными: поперёк путей тянулись уже не один, а три ряда егозы, чётко просматривались посты охраны, дважды мелькнул патруль. Теперь не пройти, поумнели, сволочи...
  
  Но и это оказалось не всё. В стороне, на отшибе, стояли несколько сильно обгоревших вагонов; а вот паровоз, с виду целенький, бодро разводил пары и был окружён суетящимися людьми. Не получилось, значит, спалить...
  
  Эта новость не вызвала у меня никаких эмоций. Не пришли расстройство, досада, злость. Равнодушие - и не больше. Потому что я знал, не получилось тут, получится дальше. Там, где меня не ждут - в Белгороде или в Харькове. Выполнение задачи просто отодвигается во времени, только и всего. Они же не знают, что я очень упрямый, очень!
  
  Вот только от Зюзи ни слуху, ни духу.
  
  
  Глава пятая
  
  
  К Белгороду я приблизился через три дня. По дороге избавился от пиджака с брюками, переодевшись в спортивный костюм с разгрузкой, продукты шли на убыль естественным ходом. Нацепил бейсболку с очками и, наконец-то, соизволил побриться остро заточенным ножом. Не "жилет", конечно, но волосы с морды тоже срезает вполне прилично. Идти стало и легче, и мой вид теперь не вызывал особых вопросов.
  
   На подходах к городу было довольно людно - в огородах суетились мужчины и женщины; вперёд и назад сновали странные мужички с огромными мешками и страшно деловитыми лицами; охрана на блокпосте была доброжелательна и ленива. Задав без особого интереса стандартные вопросы: "Кто? Откуда? Зачем?" и не особо вслушиваясь в ответы меня без всяких проблем пропустили в город. Не стал отмалчиваться и я. Выбрал наиболее степенного с виду местного, мирно курившего вонючий самосад в тени караулки, поинтересовался:
  
  - Мне к вокзалу надо, работу поискать хочу. И на рынок бы не мешало попасть, продуктов подкупить.
  
  Охранник лениво, скучно осмотрел мою тощую фигуру, задержался взглядом на солнечных очках и спросил:
  
  - С глазом что?
  
  - Нету глаза. В драке лишился по пьяному делу.
  
  Он выпустил клуб сизого, с желтизной дыма.
  
  - Бывает... - равнодушно протянул местный. - Пить меньше надо...
  
  - Сам знаю, жизнь научила уже. Так дорогу подскажете?
  
  - А чего её подсказывать? Видишь, народ с поклажей марширует? Вот и иди за ними. Не заблудишься. Сейчас у всех один интерес, рыночный. А рынок на вокзальной площади. Только ты бы времени зря не терял, работы там нет. В грузчики тебя никто и не подпустит - у них там своих оглоедов девать некуда. В депо тоже вряд ли, молод ты ещё в подвижном составе разбираться. Наймись в батраки лучше, в поле честным трудом хлеб зарабатывать, могу поспособствовать. Кормёжка приличная, крыша есть - что ещё нужно?
  
  - Нет, спасибо, - как можно добродушнее усмехнулся я. - Был я уже в батраках - не понравилось. У меня к технике склонность.
  
  - Как знаешь...
  
  Попрощавшись, пошёл вслед за жидко тянущимся вглубь города людьми. Но не прошёл и двухсот метров, как меня окликнули:
  
  - Эй, мужик! - я даже не сразу сообразил, что обращаются ко мне. - Да, да, ты! В бейсболке! Подойди, дело есть!
  
  Развернулся, готовясь к неприятностям. За мной, пытаясь угнаться, пыхтел скрючившийся в три погибели под весом двух огромных мешков, небольшой, кряжистый человек. Заметив, что я обернулся, он с наслаждением сбросил свою ношу на асфальт, утёр рукавом капли крупного, блестящего пота и быстро, не давая вставить и слова, затараторил:
  
  - Слышь, помоги мешки дотащить, а уж я не обижу. Тут недалеко совсем, до рынка. Они и не тяжёлые, большие просто. Как брата прошу, помоги! В долгу не останусь...
  
  - Я похож на грузчика? - как можно небрежнее поинтересовался, заранее набивая себе цену. - Или у меня на спине надпись есть "Перенесу что угодно бесплатно"?
  
  Человек поморщился. Видно, расстроился при намёке на оплату. Что же, так бывает. Мне тоже не слишком хочется тащить на себе чужой груз, потому если и соглашусь - то только чтобы обстановку выведать через беседу, не привлекая внимания. Но ему об этом знать совершенно не надо.
  
  - Хорошо... Могу ночлег оплатить тебе на сутки, если честно до точки моей допрёшь, - нехотя, выдавил из себя он. - Только пять звёзд не жди!
  
  Пока я соображал, на встречу нам с извозчичьим гиканьем вынесся самый натуральный рикша с грузовой тележкой на пружинных рессорах. Поравнявшись, он остановился, а затем весело и задорно проорал:
  
  - Палыч! Давай по таксе мешки отвезу! Мигом доставлю!
  
  Кряжистый вместо ответа только досадливо рукой махнул. Но рикша не сдался.
  
  - Не будь жлобом, Палыч! - и, обращаясь ко мне. - Приятель, у него зять в рыночной охране! Кинет он тебя! Мешок сгрузишь - и мигом выведут за территорию, а начнёшь права качать - и рёбра пересчитать могут! Так что думай!
  
  Я испытующе посмотрел на Палыча. Мой взгляд из-под очков ему был не виден, но скептическое выражение лица говорило само за себя. Он внезапно окрысился, зло засверкал глазами, и заорал, глядя на нежданного разоблачителя:
  
  - Чего ты лезешь? Чего? Хочешь, чтобы Сашка с сослуживцами тебе все ноги переломали? Так я мигом устрою! Дерёшь три шкуры с трудового человека, ещё и изгаляешься?!
  
  Повернулся ко мне.
  
  - А чего стоишь? Бери мешок, пошли!
  
  Ну ничего себе! Меня аж затрясло от возмущения!
  
  - Дядя, а ты не забылся? Мы с тобой ни о чём не договаривались и задаток я никакой не получал. Так что сам тащи свою поклажу! - он открыл рот, но теперь несло меня. - Ты ещё меня запугать попробуй. Я контуженный, не боюсь. Посмотрим, чья возьмёт!
  
  - Так его! - неожиданно поддержал меня рикша. - Ты на рынок? Подожди, я сейчас груз возьму и вместе пойдём.
  
  Палыч стал мне сразу не интересен, и я присмотрелся к неожиданному доброхоту. Это оказался невысокий, крепкий парень лет двадцати пяти с курносым и весёлым лицом. Даже при первом взгляде виделись неподдельная открытость, бесшабашность, широта натуры, неспособной размениваться на мелочи или угождать кому - либо. Хороший человек, чем-то Лёху-послушника напомнил.
  
  Он вернулся минут через десять, когда тихо матерящийся и бросающий в мою сторону ненавидящие взгляды торгаш прошёл мимо, по-прежнему сгибаясь под весом своей поклажи. На тележке лежало несколько мешков и пара узлов с тряпьём.
  
  - Петруха! - протянув свою немаленькую, мозолистую ладонь, представился он. - Можешь и Петром звать, как тебе удобнее.
  
  - Витя. - пожал протянутую руку я.
  
  Мой новый знакомый сходу взял такой темп, что мне приходилось чуть ли не бегом бежать, чтобы не отставать. Двигались мы по широкой, когда-то шестиполосной улице, очищенной от автомобилей и мусора.
  
  - Ты, я смотрю, издалека идёшь? С севера? - поинтересовался он.
  
  Я насторожился.
  
  - С чего ты взял?
  
  - Лицо обгорело на солнце. У всех беженцев со стороны Москвы такие физиономии, красные и непривычные к нашей жаре.
  
  - Ну, в принципе... да. На юг пробираюсь.
  
  - Понятно, - парень кивнул головой. - До сих пор народец сюда пробивается. Да их понять можно, здесь земля хорошая, что угодно растёт. Сам откуда топаешь?
  
  - Из Вологды. В командировке там был, когда началось...
  
  - Далеко... Где ночевать думаешь?
  
  - Не знаю, не определился ещё.
  
  - Тогда в ночлежку при рынке иди. Там недорого, пять гвоздей всего. Но за имуществом пуще глаза бди, а то попрут...
  
  - Каких гвоздей? - я настолько оторопел, что даже остановился. Петруха останавливаться не стал, пришлось нагонять.
  
  - Обычных, сотки. Это у нас товарные деньги такие. Ненадолго, но вполне себе валюта. - он рассмеялся. - Нормально всё, не удивляйся. Смотри, крупные покупки у нас можно делать за золото или серебро, а мелкие за гвозди. Поначалу пробовали обычные, старые монеты в дело пускать, но не срослось. И мало их, и обесценились они быстро. А гвоздь - вещь! Подделать его крайне сложно, потому что проверить легко; в хозяйстве без гвоздей никак, опять же; да и не так много их, как все думали. Наверное, через год-другой новую мелочь введут - жизнь ведь возрождается и запустит какой-нибудь деятель производство, тем самым обесценив денежную единицу, но пока вот так. Запоминай: один грамм серебра равен тысяче гвоздей, у золота курс плавающий. Хорош болтать, спешить надо, мне ещё две ходки за сегодня надо успеть!
  
  Дальнейший путь проделали практически молча. Я с интересом отмечал, что на улице весьма людно; первые и вторые этажи высоток почти все жилые, за редким исключением; окна заделаны решётками от людей и сетками от грызунов. Тут и там виднелись общественные колодцы, скворечники туалетов, один раз даже видел женщину с коромыслом. Каждый клочок свободной земли был засеян, обнесён внушительным забором. Мимо проехал китайский скутер с важным водителем - я аж в ступор впал, как дикий папуас при виде самолёта.
  
  Общую картину несколько портили новостройки. Хотя какие они уже новостройки, все второй десяток разменяли. Высокие, когда-то красивые дома стояли тут и там пустые, с лохмами оборванного ветрами фасадного утеплителя и выгрызенными старыми пожарищами окнами. Чувствовалась их ненужность, забвение... Оно и понятно - кто в наши дни там жить станет? Только полный сумасшедший или взбалмошный оригинал.
  
  Дело в том, что дома эти, по большому счёту, дрянь несусветная - сам строил в столице копро-дендрическим методом эти початки; так что знаю, о чём говорю. В режиме абсолютной экономии на всём гнали, в сжатые сроки. Проблема в другом: квартиры там, как правило, полногабаритные - никакой буржуйки зимой не хватит, как и дров. То ли дело старые добрые хрущёбы: лифт не нужен; комнатки крохотные, уютные - отапливать одно удовольствие; всеразрушающему времени сопротивляются изо всех сил. Иные уже лет по шестьдесят стоят - и ничего, нормальные строения. "Наследие проклятого совка", как бы обозвали либералы, во всей красе. Ничего, жизнь по местам всё расставила... Наследие есть, а либералов нет.
  
  Наконец добрались. Совершенно неожиданно перед нами раскинулась продолговатая площадь, обнесённая невысоким забором из профлиста и сплошь уставленная контейнерами и палатками. За всем этим хаотичным нагромождением высилось когда-то красивое здание вокзала.
  
  - В общем смотри, - мой новый знакомый ткнул пальцем в пятиэтажное здание. - Ночлежка там. Менялы сидят справа при входе. Дальше не меняй, у этих репутация... Оружейные лавки повсюду, но в конце немного дешевле. Покушать недорого лучше всего у коробейников, что между рядами шныряют. Тут тухлятиной не торгуют, так что ешь спокойно. В вокзале бордель, казино и кабак в одном флаконе, только дорого там, - неожиданно в его глазах загорелся завистливо-ностальгический огонёк, - Не суйся лучше, вмиг без штанов останешься...
  
  - Учту. С тварями как дела тут обстоят? Смотрю, беспечные все.
  
  - Да лет уже шесть не видали, крысюки лишь изредка мелькнут, а больше нет никого. А там, откуда идёшь?
  
  - Случаются.
  
  - Жесть, наверное...
  
  - А то! Подскажи лучше, работа на железке есть? Я в депо когда-то трудился, - соврал я.
  
  - Везёт... Я без образования остался... Сходи, конечно. Это дальше, по путям, за вокзалом. Сейчас это тема! И паровоз на обслуживание приезжает, и пару тепловозиков реанимировали, и вагоны во всю восстанавливают.
  
  - Паровоз?!- деланно удивился я. - Да иди ты...
  
  - Правду говорю. Раз в две недели точно бывает. Хозяин как минимум сутки в борделе куролесит, а помощники товары выгружают или наоборот, грузят и в Харьков потом отвозят. Они тут частые гости, богатые...
  
  - Вот бы наняться... Всегда мечтал! И чтобы гудок громкий...
  
  Петруха снисходительно похлопал по плечу обалдевшего от размаха местной цивилизации простачка Витю.
  
  - Так попробуй, всё в твоих руках. Паровоз на осмотр в депо отгонят, пока с грузами разбираться будут. Ну, профилактика там всякая... Вот и подойди к машинисту, лучше вечером, когда он с такими же древними стариками, как и он сам, о жизни и прошлом разговоры заведут. Под бутылочку, естественно. У них с этим строго. Кто знает, может и придёшься ко двору? Ладно, побежал я, - неожиданно сменил тему рикша. - Захочешь найти - вечером или тут стой, или спроси в забегаловке "Берёзка" у тётки за прилавком - она всегда знает, где я. И на счёт Палыча не беспокойся - гадить тебе он побоится. Бывай! - и ловко скрылся вместе с тележкой в сутолоке у распахнутых настежь ворот.
  
  Я немного постоял, привыкая к многолюдью, а затем решительно шагнул на территорию рынка.
  
  Чего тут только не было! И овощи со свежим мясом, и одежда с обувью, и инструмент всякий, и каждый продавец нахваливал именно свой товар, изо всех сил стараясь перекричать соседа или конкурента.
  
   Поток потенциальных покупателей, в который затянуло и меня, неспешно, останавливаясь у каждого прилавка, чтобы поглазеть, спросить цену и возмутиться дороговизной, полз вглубь этого фаршированного людьми монстра торговли.
  
  Иногда визгливо, тонко, заставляя неприятно скривиться от режущих слух тембров, прорезались крики:
  
  - Чай, квас, компот... Чай, квас, компот...
  
  Одним слово - жуткое место этот рынок. Пугающее, нервное, безжалостно и жестоко изламывающее своей суетой. Никогда не смогу понять тех, кто приходит сюда каждый день и получает от всего этого сумасшествия удовольствие.
  
  Шум и громкие голоса сходу ошеломили меня, заставив сначала испуганно вращать головой по сторонам из-за полной потери ориентации; а затем пробираться вперёд, подальше от непривычной, неуютной, потной тесноты, невежливо расталкивая людей локтями.
  
   Прийти в себя и отдышаться удалось только лишь, упёршись в задние, грузовые ворота, выходившие прямо напротив входа в вокзал. Тут тоже вовсю кипела жизнь. Ходили какие-то вооружённые люди, кто-то что-то нёс, где-то нецензурно ругались. И все были при деле.
  
  Не став маячить своей приметной физиономией, вернулся в рынок, где с краю, в первой попавшейся на глаза оружейной лавке, быстренько обменял оба трофейных ружья на вполне достойную по качеству и такую привычную "мурку". К ней и патронов набрал, и поясной патронташ приобрёл, и финку в ножнах. Содрали с меня, правда в доплату, четыре кольца и всё серебро, ну и не жалко. Чуть дальше за кусочек цепочки купил рюкзак, добротные сапоги и новый камуфляж; сразу же переобулся и переоделся. Спортивный костюм вещь, конечно, хорошая, вот только создана для спорта, а не забегов по пересечённой местности. Посмотрел на себя в стоящее рядом с прилавком ростовое зеркало - почти красавец мушшина! Вот теперь совсем хорошо, привычно. Понятное дело, нож сразу за голенище, патронташ на ремень. Не забыл и про еду. Совершенно случайно набрёл на самодельные козинаки из мёда и семечек подсолнуха, купил почти килограмм. Для путешествующего налегке - прелесть, а не пища. Расход маленький, а калорийность зашкаливает. Завернул в несколько пакетов, чтобы не перемазать липким мёдом остальные вещи в рюкзаке. Закончив "сорить гвоздями", сразу почувствовал себя спокойнее и увереннее от собственной упакованности.
  
  Остаток дня кружил по окрестностям, перебрасываясь парой слов то с одним, то с другим местным жителем. Выяснил, что за вокзалом есть речка с красивым названием Северский Донец; что система охраны тут по принципу каждый "сам за себя" и что не нужно ночью по улицам в одиночку шляться. Или крысюки нападут - редко, но бывает; или шальные люди ограбят со всеми вытекающими. За порядком в Белгороде местные следят сами и на редкость дружны в этом вопросе. Потому жульё слишком наглеть опасается, но на одиночку набросятся однозначно. Узнал, что единовластия в городе нет, основные вопросы решают выборные люди от каждого района. Но это, как и гвозди, ненадолго. Уже сейчас несколько наиболее богатых горожан, содержащие частные вооружённые отряды, готовы друг другу в глотки вцепиться из-за накопившихся взаимных обид. Белгородцы ждали начала междоусобной войны с каким-то азартным интересом, как нового циркового представления.
  
  Большинство знаний были откровенно ненужными, но я впитывал всё - никогда не знаешь, что пригодится.
  
  Вечером не поленился, нашёл Петруху.
  
  - Скажи пожалуйста, скутер купить нормальный - дорого?
  
  Он с интересом посмотрел на меня. Очки пришлось снять из-за сумерек и нацепить пиратскую повязку. Знаю - ещё та особая примета, но что делать?
  
  - Скутер - нет. Они относительно дешёвые. Бензин дорогой и запчасти. Потому такую игрушку редко кто приобретает.
  
  - Поможешь за процент? - отчего-то я ему верил.
  
  - Помогу. Десять процентов от цены - и возьмём с полным баком и абсолютно живой.
  
  - Договорились, - и мы второй раз за сегодня пожали друг другу руки. - И ещё вопрос есть, ответишь?
  
  Рикша согласно кивнул.
  
  - Это днём некогда, а сейчас время есть. Спрашивай.
  
  - Как получилось, что город уцелел? На севере одни фортики или хутора за частоколом, а тут прямо удивляет всё! Как будто в прошлое попал.
  
  Он рассмеялся.
  
  - А, вон ты о чём... Белгород, как и остальные города пострадал поначалу сильно. Когда первая волна народа на юг побежала, тут столпотворение было и, как следствие, мор с тварями в комплекте. Окружная дорога заваленная покойными стояла, я видел, жуткое зрелище. Потом трупами несколько лет в тех местах воняло, аж глаза слезились.
  
  Кто смог во всей этой кутерьме выжить - дальше пробивались, на Ростов или Крым. В самом городе почти никто в первую зиму не остался. А весной началась вторая волна беженцев из тех, кто по деревням отсиживался, как я с семьёй. И мы тоже к морю рвались, да не вышло. Не пропустили южане и примкнувшие к ним беженцы нас в тёплые края. Прямо баррикады на дорогах устанавливали. Говорят, "Самим жрать нечего, а тут ещё вы понабежали!". Пришлось обратно идти.
  
  В основном, народ из нашей волны в Харькове осел, и лишь потом, постепенно, Белгород заполнился северянами, кто лучшей доли искал. Сами не заметили, как разросся. Убрали, обжились, а затем уже и не надо никуда стало, хоть вояки дороги и прочистили. Да и чего не жить - внешних врагов нет, и в ближайшее время не ожидается. Как-то так, - он сладко потянулся, позёвывая. - Ответил? Ладно, мне спать пора, завтра работы много. Спокойной ночи, - и быстро ушёл во дворы.
  
  
  Не смотря на все предупреждения, я решил не идти на ночлег. Знакомо заломило в голове, прогоняя сонливость, поэтому лучше потратить ночь на разведку. Нападения я опасался, но не слишком. В любом случае придётся тут по темноте побродить, так чего тянуть?
  
  Вечером, после закрытия торговых рядов, жизнь не стихла, а наоборот, даже разгорелась, переходя в свою разухабистую, пьяную ипостась. Прямо среди грузчиков вдоль заходили старушки с кошёлками, разливая по стаканам нуждающимся мутный самогон; внешняя рыночная охрана кучковалась у бочек с огнём; повылезали различные тёмные личности, предлагающие тихим, человечным шёпотом невесть что, но дешевле в два раза, чем везде. Затрещал бензогенератор, осветив вход в вокзал с некрасивой надписью "Казино" по верху. Кучеряво живут! Я долго, как заворожённый, смотрел на тусклый, немного неровный свет редких лампочек, откровенно им наслаждаясь.
  
  Между тем все вагоны вручную откатили от территории рынка на дальние пути, и вокруг них сразу заходили здоровенные, вооружённые мужики. Пусть ходят, мне они не нужны.
  
  Неподалёку, на зданиях непонятного мне железнодорожного назначения так же вывесили фонари со свечёй внутри, причём один был откровенно красным.
  
  Неспешным, тихим шагом добрался я и до депо. Там до сих пор при тусклом свете ламп кипела работа. Несколько мужичков в возрасте, удалось разглядеть через незапертые двери, чинили товарный вагон. Отошёл, но наблюдать не бросил. Через полчаса один из них закрыл дверь, свет погас. Значит, ночуют там же, внутри. И охраны снаружи нет, ближайший пост метрах в пятидесяти. Правильно, кого им тут бояться? Это же город в старом понимании этого слова, тут и мерки безопасности совсем другие. Легко живут! Пока беда прямо на порог не придёт - и не пошевелятся! Случайно обнаружил заведение типа "М" и "Ж" за углом. Один из деповских его даже проведал после окончания рабочего дня. Прикинул - нет, засаду там не устроить, людно слишком. Буду торчать как столб среди степи.
  
  Посчитав, что на сегодня хватит, я решительно направился проведать заведение с интересным фонарём. Оно явно попроще, чем казино, но мне другого сейчас и не надо. Я ведь тоже человек, и тоже очень хочу. Да т отвлечься нужно...
  
  Покинул бордель только поздним утром, оставив там все серьги, что были. Скажу коротко - понравилось очень, особенно после моего воздержания. Потому позволил себе немножечко погусарить. Лошадей в шампанском не купал, но ... но погулял не хуже.
  
  В обед удалось поймать Петруху с его тележкой. Увидев меня, он коротко бросил: "Жди" и скрылся в недрах торговых точек. Вернулся минут через пять, налегке.
  
  - Пошли. Держись за мной, не отставай.
  
  Последнее его пожелание было выполнить сложно, потому что он ввинчивался в людскую массу словно горячий нож в масло, а я спотыкался об всех и каждого.
  
   Через несколько минут были на месте.
  
  Мне продали вполне приличную HONDA DIO - маленькую, компактную, при должном уходе почти вечную двухколёсную штучку. Обошлась действительно недорого: торговался Петруха, долго и яростно, причём на разводилово это не походило ни разу. Сошлись в эквиваленте полутора колец. Не особо задумываясь, я отдал золото моему так называемому представителю, попросив его рассчитаться и договориться о том, что скутер тут постоит несколько дней - заберу потом. Все стороны сделки выглядели явно довольными. На том и расстались - Петруха, оплатив покупку и всучив мне сдачу в виде мелких серебряных чешуек, радуясь приличным комиссионным, сразу исчез в толпе; продавец попытался продать мне запасное масло без особого, впрочем, успеха; я тщательно запоминал ориентиры, чтобы потом не заблудиться и быстро найти это место в лабиринте рыночных переходов.
  
  Делать было решительно нечего. Подумав, я всё же обменял одну полученную чешуйку на гвозди. Увесисто вышло. Перекусив чем-то вроде шаурмы, завалился в ночлежку и, крепко обняв своё имущество, уснул безмятежным сном.
  
  ... Паровоз, блестя на солнце свежевыкрашенными боками, приехал под вечер на четвёртый день моего ожидания. За это время я досконально изучил привокзальный микромир с его обитателями, с некоторыми даже завёл приятельские отношения и получил одно предложение пройтись ночью на окраину - пощипать фраеров. Никто ни о чём меня не спрашивал, никого не спрашивал я. Вокзал оставался вокзалом ни смотря ни на что, словно находился вне времени. Странное место для странных встреч транзитных людей.
  
  Вообще Белгород оказался не столь бесшабашным городом, как показалось на первый взгляд. По вечерам в свои права вступали многочисленные и дружные пикеты самообороны, выборные люди круглосуточно и зорко следили за вывозом мусора, чистотой, организацией немудрёного городского быта. Больше скажу, мне часто доводилось видеть людей без оружия на улицах, что было совсем уж дико! Законы тут оказались без изюминки, как и везде - петля на шею или кабала, в зависимости от прегрешения, потому виселица обычно не пустовала. На рынке вообще царил немыслимый порядок - даже карманников почти не было, а уж грабителей и подавно. Рыночная стража за места держалась крепко.
  
  Вспоминая последние дни, я внимательно смотрел с безопасного расстояния, как с платформ попрыгали вооружённые люди, как медленно, по-хозяйски спустился на перрон квадрат фигуры Михалыча, как замелькала в будке машиниста голова ненавистного Василия Васильевича. У меня не было чёткого плана мести, лишь черновые наброски. Почему? Потому что я не профессиональный диверсант или киллер. Потому что очень и очень боюсь, что не получится. Точно знаю лишь одно - убью, без вариантов, даже ценою собственной жизни. За Зюзю, за себя, потому что должен.
  
  Неожиданно меня дёрнули за рукав и знакомый голос за спиной поинтересовался:
  
  - Витя, что ты задумал?
  
  Я обернулся - Петруха. Ну конечно, кто ещё тут меня знает настолько близко, чтобы заговорить первым? Между тем он продолжил:
  
  - Только не пори чушь, что в депо устраиваешься. Вижу - врёшь. Я сразу догадался, что тебе именно этот паровоз нужен.
  
  Что отвечать? Прокололся, как мальчишка. Убить, чтобы не болтал? Не хочу, этот человек мне не принёс горя, да и глупо при всех такие вещи делать.
  
  - Зачем тебе это знание? Доносить побежишь?
  
  Петруха, надеюсь искренне, ответил:
  
  - Нет. Это мародёры, я их знаю. Мрази те ещё. Просто нас вместе многие видели, не хочу из-за твоих разборок проблем.
  
  - Понимаю. Где-то даже сочувствую. Но поделать ничего не могу. Дельце у меня к ним есть. Безотлагательное. Так что решай сам - стучать властям или нет. Предъявить местным, кроме твоих слов, пока нечего - отбрешусь как-нибудь.
  
  На самом деле я лукавил. Я очень боялся попасть снова в руки Михалыча и его банды. Сразу дважды два сложат и паровоз с вагонами припомнят, со всей мародёрской ненавистью.
  
  Парень, пока я размышлял, испытующе смотрел мне в лицо.
  
  - Витя, ты же знаешь, что своим поступком, что бы ты ни надумал, сильно нагадишь? Мне, матери, брату. Нам ведь предъявят потом за тебя... Хозяин этого состава - далеко не последний человек, со многими тут в близких... И не ставь, пожалуйста, меня перед выбором: настучать на тебя или дерьмо бесплатно жрать полной ложкой.
  
  - Чего ты хочешь? Денег?
  
  Он почесал затылок в задумчивости.
  
  - Деньги - это, конечно, хорошо. Только мертвецу они ни к чему. Я хочу много денег. Столько, чтобы свалить с семьёй отсюда на юг, к морю. Никогда его не видел.
  
  - У меня столько нет, а если бы и было - какие гарантии, что мы друг друга кинуть не попытаемся?
  
  - С этим просто. Скутер ты явно купил, чтобы свалить на максимальной скорости отсюда. Предлагаю вариант: я жду тебя в уговоренном месте и вывожу мимо постов из города, а ты рассчитываешься со мной потом, на трассе. Затем разбегаемся. И сразу говорю - подстрахуюсь, чтобы без глупостей.
  
  - Осталось деньги найти, - рассмеялся я. - И дело в шляпе. Я же тебе говорил, что не миллиардер, и даже не его сын. Так что рухнул твой бизнес-проект. Тупиковая ситуация.
  
  На парня было жалко смотреть. Похоже, он действительно надеялся неплохо обогатиться и воплотить свою мечту в жизнь. Теперь на молодом лице отчётливо читался крах всех надежд вперемешку с обречённостью.
  
  - И что делать? - глухо проговорил он, глядя вниз. - Я действительно не хочу тебе пакостить. Мама так воспитала, честным дураком. Что же мне, до смерти за еду с утра до ночи грузы возить?! Вон, торговцы с юга как приезжают, так над нашей дикостью смеются только! Тут на весь город всего три грузовика и десяток легковушек! А у них даже дизельный погрузчик есть, жёлтый такой, небольшой. Сам видел! С собой его возят, нашим алкашам товары из вагонов разгружать не доверяют. Я мир посмотреть хочу, другую жизнь, понимаешь?!
  
  Мне стало его жаль, чисто по-человечески. Нет, это не была истерика или попытка разжалобить. Это была безнадёга.
  
  - Если действительно хочешь свалить отсюда, то держи, - и я без сожаления выгреб остатки золота и всунул ему в руку. - Купи скутер помощнее, приделай к нему свою тележку и уезжай. Семью сам придумаешь, как разместить. Только узлы с тряпками не бери, налегке трогайтесь. На всю дорогу тут, конечно, не хватит, но больше у меня просто нет. Догоняй мечту, иначе не сбудется. И мой скутер забери за городом, мне он там не нужен станет.
  
  - Да я выведу...
  
  - Не надо, просто покажи.
  
  Не став откладывать в долгий ящик, мы забрали Хонду с хранения и Петруха, неумело управляя и подгазовывая без нужды, вывез меня к явно нежилой окраине, на какой-то заброшенный пустырь за гаражами. Похоже, что не наврал - вдалеке виднелось шоссе с остатками бигбордов; тянулись крохотные, словно муравьи, люди. Спешились.
  
  - Тут постов нет, только самооборона иногда по ночам лазает. Но они спокойные обычно, главное не быковать. Если спросят - скажи, за травой весёлой едешь. Там, - он указал вдаль, - выращивают, про то все знают. А что ночью - так приспичило, бабы запросили. Не придерутся, если встретят.
  
  Я понятливо кивнул.
  
  - Хорошо. Скутер тебе где оставить?
  
  - Лишнее это, - нахмурился парень. - Зачем мне два? Тележку он не потянет, только дополнительный расход топлива. А продавать, хоть и в полцены - да кому он нужен?
  
  - Как хочешь. Удачи тебе, - и навёл на него ружьё. - Руки подними.
  
  Он ошалел от поворота событий.
  
  - Ты чего? Чего придумал? Мы так не договаривались...
  
  - Послушай, я не забираю у тебя то, что отдал. Но мне нужны гарантии безопасности. Посидишь связанный, пока я не вернусь - и вали на все четыре стороны. Мне так спокойнее. Вдруг ты решишь ещё немножко заработать, только уже на мне? Или засаду с приятелями устроишь?
  
  - Ага, сейчас поглубже отойдём, - зло сопя и сверкая ненавистью в глазах, прошипел парень. - И ты меня там кончишь. Дорогу знаешь, я не нужен. Золотишко обратно отберёшь... Дурачка нашёл?! - и, совершенно неожиданно, бросился на меня, расставив широко руки, как для захвата. В правой, невесть откуда, появился нож с узким и длинным лезвием.
  
  Я от такой неожиданности выстрелил. Не хотел, действительно не хотел, но выстрелил. С испугу, от нервов, инстинктивно, навскидку, особо не целясь. И попал, к собственному ужасу. Дробь угодила ему в верхнюю часть груди, пробила во многих местах шею и обезобразила нижнюю челюсть. Петруха упал на спину, пытаясь скрючившимися в судороге пальцами правой руки обхватить изувеченное горло, уже побулькивающее и исходящее кровью; а левой тянулся ко мне, словно хотел удушить. Парень умирал, ничего уже поделать было нельзя. Так случается, победило взаимное недоверие. Наверное, он тоже не хотел мне зла и тоже боялся подвоха с моей стороны. А может, наоборот - к чему теперь гадать? Ведь рикша возжелал не просто денег, а "очень много денег" - вот и решил, что жар-птицу за хвост поймал. В любом случае получилось глупо, не отпускало ощущение неправильности произошедшего, некой абсурдности.
  
  Не став дожидаться, пока на выстрел сбегутся вездесущие любопытные, быстро уехал, оставив ещё подёргивающегося Петруху на пустыре. И да, золото я забрал, ни к чему оно теперь покойному.
  
  Вернувшись обратно, до самого вечера безвылазно просидел в неприметной подворотне неподалёку от вокзала, философствуя, но без самоедства, о превратностях сегодняшнего дня. Заодно неплохо замаскировал в окрестных кустах скутер - для меня жизнь пока не окончена, может и понадобится. Вспоминал добермана и наши сказки. Когда до наступления полной темноты оставалось минут пятьдесят - мысленно перекрестился, хоть и не верующий, пожелал себе удачи и пошёл на перрон. Тянуть было нельзя - продавец видел, как мы с рикшей Хонду забирали, сразу на меня покажет, лишь только покойного плотно искать начнут, если ещё не нашли.
  
  У вокзала привычным, разудалым ритмом шла жизнь. Появились первые пьяные, охрана начинала собираться для поговорить на своих излюбленных местах, тут и там улетал в воздух едкий дымок самосада.
  
  Паровоз уже занял своё место среди охраняемого подвижного состава, вдоль него прохаживались вооружённые люди. Но мне туда не надо. Я уже осознал, что эта техника мне не по зубам.
  
  Вот и депо с приоткрытыми дверями, за которыми раздавался негромкий смех и лёгкий, невнятный шум, сопровождающий культурную пьянку взрослых и давно знакомых людей. Остановился неподалёку, в тени здания, начал считать голоса. Насчитал три, все старческие. Интересно, где остальные? Раньше тут вроде больше людей крутилось, точно помню. Снова вслушался - нет, работы не ведутся, лишь пенсионеры похихикивают. И голоса, как на грех, у всех похожие! Что делать?
  
  Неожиданно из-за здания, со стороны охраняемой территории, вышли двое мужчин. Прошли мимо, окатив меня равнодушным взглядом, ничего не спрашивали. Это подстегнуло. Надо что-то делать, иначе внимание ненужное к себе привлеку. Не вечно же тут стоять!
  
  Плюнув на всё, я проверил - заряжена ли "мурка", небрежно закинул её на плечо, держа за приклад, и пошёл внутрь. Расчёт был простой: если Васильевич там - убью; если нет - извинюсь и наплету с три короба, изображая пьяненького. Пенсионеры внутри явно сами поддатые, так что отсутствие спиртового выхлопа не учуют.
  
  Внутри оказалось неожиданно темно, много всякого угловатого железа и почти не было свободного от вагонов пространства. Лишь в углу мерцали огоньки нескольких свечей, вырывавшие из темноты силуэты людей. Тихо, стараясь ни за что не зацепиться, прокрался поближе, присмотрелся.
  
   Пьянка шла в отгороженной от основного помещения депо комнатушке с огромными окнами, бывшей в изначальной своей ипостаси то ли раздевалкой, то ли комнатой мастеров.
  
  Васильевич был здесь. Я отчётливо видел его сморщенное личико, противные глазёнки, даже покачивающиеся в такт при смехе волосики на старческой голове смог разглядеть.
  
  Навёл ружьё, прицелился, и неожиданно понял, что мне просто жизненно необходимо, чтобы старый урод точно знал, кто его убил. Не выстрелом издалека, не из темноты ножом по горлу, а глаза в... глаз. Иначе месть... не засчитается, что ли... Умом я понимал, что сейчас совершу несусветную глупость, но ноги сами уже несли вперёд, а рука невесть когда достала засапожник.
  
  Совершенно спокойно толкнул полуоткрытую дверь; вошёл, беглым взглядом окинув помещение. Никого, люди только за столом. На меня тут же уставились три пары подслеповатых глаз.
  
  - Ты кто? - удивлённо спросил один из ветеранов железной дороги.
  
  Не отвечая, быстро шагнул к старому машинисту, сидевшему за столом с немудрёной закуской сбоку от меня.
  
  - Узнал? - я что есть силы всматривался в его наливающееся мертвенной бледностью лицо. - Вспомнил, старичок?
  
  - Да... Жив, значит... - с ненавистью зашипел он. - А мы всё думали, кто нам красного петуха подпустил... На старооскольских грешили... Еле паровоз спасли из-за тебя, урода...
  
  - Понятно. Прощай.
  
  Неожиданно разом загомонили старички:
  
  - Слышь, парень, ты чего удумал?! Мы сейчас помощь крикнем!
  
  Не знаю, хотел ли Василий Васильевич Штанько что-то сообщить миру напоследок. И не узнаю никогда, потому что пока он открывал рот, чтобы высказать мне последнее "Фи!", я всадил ему нож по рукоятку в грудь. Поначалу никто из присутствующих ничего не понял - всех отвлекло ружьё, зажатое в левой руке, и лишь когда теперь уже покойный машинист засучил руками по столу, сметая всё с него, замешательство прошло. Старички грозно открыли рты, но я их опередил, отпрыгнув назад и наведя на них оружие.
  
  - Отцы! Я вас ни пугать, ни запугивать не буду. Вы и так видели столько, что вас не пронять ничем. - речь получалась немного пафосной, но зато от чистого сердца. - Убивать вас я не собираюсь - вы мне ничего не сделали, потому давайте разойдёмся миром. Можете закричать, прибежит охрана и меня обязательно кончат, но с собой я так или иначе заберу кого получится. На ваших руках будет эта кровь. Предлагаю так: я ухожу, а вы через десять минут объявляете. Можете даже сообщить, что убил этого, - я с омерзением ткнул рукой в лежащую на столе голову Васильевича, - Витя Кривой. Михалыч и его люди меня знают. Вот пусть они меня и ловят, если не испугаются.
  
  Старички смотрели на меня с неприкрытой злобой в глазах, но молчали, ждали продолжения.
  
  - Встаньте, пожалуйста, из-за стола и подойдите ко мне, держа руки на виду.
  
  Только сейчас смог нормально осмотреться. Ба! Да тут полноценное жильё оборудовано! У стены несколько коек, шкафы, буржуйка в углу. Чистенько, убрано, носками не воняет.
  
  Пенсионеры между тем приблизились, соблюдая все мои требования. Из кармана жилета я извлёк специально приобретённую заранее связку пластиковых хомутов, велел приятелям Васильевича стать на колени и споро стянул им за спиной сначала руки, а затем и ноги. Один из дедов недовольно прокряхтел:
  
  - Ноги-то зачем? Мы вроде сбегать не планировали.
  
  - Затем, что тут инструментов полно вокруг, мастерская как-никак, и руки освободить вы в два счёта сможете. А так у меня фора будет.
  
  Вместо ответа на мои рассуждения он лишь хмыкнул. Неожиданно подал голос второй:
  
  - Ты за людишек, что Васька возил в Харьков на торг, рассчитался?
  
  - Да, и за них тоже.
  
  - Говорил я ему, - грустно вздохнул старик, устраиваясь на полу поудобней. - Плохое это дело, работорговля... А он всё "Да я только машинист! Зла никому не делаю!" Врал ведь, и все вокруг знали, что врал. И мы знали. Вот и подох не своей смертью.
  
  Отвечать на эту полуриторическую речь я не стал. Молча выдернул нож из груди покойного, обтёр об его одежду. Кляпы связанным вставлять не решился, чтобы ненароком не задохнулись. Люди покушали, выпили - велика вероятность захлебнуться рвотными массами, если что-то не так пойдёт. Да и докричаться до охраны ещё суметь надо.
  
  На выходе, сам не знаю зачем, обратился к деповским:
  
  - Извините, что так вышло. У меня других вариантов не было. - и быстро ушёл, закрыв за собой все двери по ходу.
  
  На улице меня проняла крупная, нервная дрожь, голова от внутреннего перенапряжения начала радовать микровзрывами боли. Я шёл. Не быстро и не медленно, не избегая встречных, стараясь держаться в тени и про себя отсчитывая шаги. Вроде бы детский приём, но здорово помогает успокоиться и перестать терзать себя всякими сомнениями и ожиданием плохого.
  
  
  ... Шестьсот семьдесят восемь, шестьсот семьдесят девять... вон уже и конец привокзальной площади наметился, подсвечиваемый слабым светом от генератора казино.
  
  - Лови!!! Лови!!! Мужика в бейсболке и с повязкой на глазу! Лови!!!
  
  Освободились, значит, старички. Быстро! Мигом на землю полетели упомянутые предметы (ничего страшного, очки при мне, если что). Вроде бы никто не заметил, все растерянно крутят головами, пытаясь понять, что случилось. Огромным усилием воли подавил желание сорваться с места и стремглав броситься наутёк. Остановился, тоже изобразил заинтересованность.
  
  -... А чего случилось?..
  
  -... Опять поножовщина? Когда уже этой водяры напьются...
  
  -... Чего орать? Стрельбы ведь не было?
  
  Мимо, в сторону депо, пробежала охрана, провожаемая задумчивым взглядом вокзальных обитателей. Неожиданно один из ротозеев обратился ко мне:
  
  - Слышь, мужик, чего там случилось?
  
  Я склонил голову на правую сторону, постарался сжать пустую глазницу, имитируя прищур, и с ленцой в голосе, но трясясь внутренне, ответил:
  
  - Без понятия. Похоже, завалили кого-то. Сейчас вертухаи начнут тут всех трусить, как пионеры грушу. Карманы наизнанку гарантированно вывернут - повод-то какой!
  
  Моя вскользь брошенная фраза имела необычайный успех и отклик в сердцах окружающих. Не сговариваясь, народ стал бочком-бочком расползаться по сторонам. Не отставал и я. Травма моя в этой суматохе осталась незамеченной, хитрость удалась, и неожиданно стало понятно - уйду. Целым и невредимым уйду. Вот он, грустный праздник на моей улице! Васильевича, как и обещал сам себе, угробил. То, что до паровоза не добрался - мелочи. Без машиниста он всего лишь груда металла. Пока Михалыч нового найдёт... Да и найдёт ли? Мало их сейчас.
  
  Спокойно дошёл до схрона со скутером, спокойно поехал по указанной рикшей дороге под нарастающие на привокзальной площади вопли.
  
  -... Всем стоять!..
  
  -... Одноглазого выглядывайте!.. А, гребите всех, может маскировка...
  
  Через полчаса я был за городом. По дороге меня никто не останавливал, лишь провожали огоньками самокруток буржуя, который по ночам для удовольствия кататься средства имеет. Когда проезжал памятный пустырь - невольно постарался разглядеть труп Петрухи, но не смог. Убрали, наверное...
  
  Отъехав по трассе километров пятнадцать, я заглушил мотор и скатил скутер с дороги. Причин было две: слабенький свет фары слишком поздно выхватывал из темноты провалы и ямы в асфальте, отчего езда превратилась в сплошную тряску и ежесекундный риск свернуть себе шею или просто навернуться с всевозможными осложнениями; и вторая - лихих людей по ночам никто не отменял. Кто знает, что там, впереди?
  
  За всю оставшуюся ночь никто мимо меня не проходил и не проезжал. Я не спал, ожидая погоню, но обошлось. Скорее всего, с утра начнут планомерно злодея искать, если начнут вообще. В ожидании солнышка вслушивался в себя. Васильевича я убил, вроде как отомстил, вот только легче не стало. Глухая тоска о спутнице никак не хотела покидать душу, выворачивая её наизнанку воспоминаниями. Пусто внутри меня было, одиноко. Если бы не желание вернуться домой, увидеть маму, папу и сестрёнку - совсем бы зачах, или запил.
  
  Только начало светать - продолжил путь. Старенькая Хонда опять не подвела, завелась с первого раза. Уже было людно - в обе стороны автомагистрали двигался народ, всевозможными образами транспортируя свои пожитки или грузы. Дважды навстречу мне попадались автомобили - тёртые жизнью, но вполне крепкие Жигули - универсалы. Владельцы гордо восседали на водительском месте, снисходительно посматривая на пешеходов, и медленно, аккуратно объезжали многочисленные ямы.
  
  Через несколько часов я миновал бывшую Российско-Украинскую таможню. Там словно третья мировая прошла. Сплошное пепелище, на останках которого с избытком виднелись следы от пуль. Что же тут случилось?
  
  Однако останавливаться и спрашивать не решился. Надо ехать, пока едется.
  
  После обеда показался Харьков, а перед ним, километров за пять до первых домов, прямо в поле, странное сооружение впечатляющих по площади размеров. Сделано оно было из поставленных в два, а кое-где и в три яруса морских контейнеров и больше всего напоминало строительный городок. Перед въездом виднелась стоянка с немногочисленными машинами, тележками, тачками. И сновало до неприличия много народу, словно в субботу на колхозном рынке. Заинтересовавшись, решил всё же заехать.
  
  На парковке пузатый, сытый охранник стребовал десяток гвоздей за услуги, выписал талончик, чем привёл меня в полное изумление и попробовал стрельнуть закурить. Табака с собой не было, а вопросы были. Подумав, я отвалил от щедрот своих ему два гвоздя и небрежно завёл беседу. Мужику было явно скучно, поэтому мою затею скоротать за трёпом время воспринял с радостью.
  
  - Я там таможню проезжал, - начал с нейтральной темы я. - Что с ней случилось?
  
  - А, было дело... давно.
  
  - Хороший ответ.
  
  Он оценил мою шутку, и мы посмеялись.
  
  - Как безвластие с бардаком во время мора начались, так таможенники мигом беспредел удумали творить. Озолотиться им очень хотелось. Поднабрали уголовников всяких с оружием, своих приятелей подтянули и давай беженцев до трусов раздевать. Банда, в общем, получилась.
  
  - Таможенники чьи? - уточнил я.
  
  - И те, и эти, - сплюнул на землю охранник. - объединились сходу, уроды... А потом им не повезло. Откуда-то вояки приехали, злые, как черти, и без всяких предупреждений в хлам разнесли их логово из артиллерии. Люди только спасибо сказали. Сам не видел, но говорили, что не выжил никто. С тех пор без защитников границы обходимся, и ничего, живы и здоровы!
  
  - Угу... А тут что было? Смотрю, тоже не вчера построили.
  
  - ПВР тут был.
  
  - Что? - недоумённо переспросил я.
  
  - ПВР, - терпеливо, словно маленькому, повторил собеседник. - Пункт Временного Размещения. Для беженцев построили их тогда, ну... ты понял, по всем федералкам. Чтобы, значит, горячего пожрать, медпомощь всякая и переночевать под защитой... Опять же, военным спасибо. Именно они тогда порядок тут навели, и дорогу до самого Крыма от всякой шушеры вооружённой вычистили.
  
  - Ясно... а теперь тут что?
  
   - Так рынок же! Оптовый! Слепой, что ли?
  
  Я смущённо улыбнулся. Значит, не заметил он моей красоты под очками, радует.
  
  - Нет, просто в ваших краях впервые. Потому и интересуюсь.
  
  - Тоже на море посмотреть едешь? - скептически спросил охранник. - Много вас по лету... Но оно и хорошо, значит оживает мир, раз люди на юга потянулись...
  
  Неожиданно резкий порыв ветра принёс едкую вонь, напомнившую помесь хлева и коровника. Мы оба сморщили носы: "Ф-фу!".
  
  - Это что за гадость?
  
  - Зверинец, чтоб его за ногу да через забор... Там, сбоку... - он показал рукой в левую от входа в рынок сторону. - Тварей в клетках держат, за денежку малую любопытным показывают, а за большую продают. Вот только дерьмо их за забор ссыпают, лодыри! Нет бы в поле вывезти... Богатые же люди! Целая артель звероловная даже при них образовалась! А от вони избавиться - ни в какую...
  
  - Да кому они нужны, твари эти?!
  
  - Э-э-э, не скажи. Они сейчас столько стоят - страх! Потому как повывелись почти и редкие теперь, словно яйца Фаберже. А новым богатеям очень престижно иметь в клетке кота пушистого, или собаку на цепь посадить при входе - чтобы крутость свою и достаток демонстрировать знакомым. Кавказцы - те, к примеру, волков обожают, чуть ли не кипятком писаются. Любые деньги за щенка отвалят, не раздумывая. Сходи, глянь, это недорого. За технику не бойся - у нас без баловства, строго. И если бензин нормальный нужен - обращайся, помогу с хорошей скидкой.
  
  - Подумаю, - нейтрально ответил я и действительно решил проведать зверинец.
  
  Не поглумиться, нет. Просто я должен, обязан был узнать - может, кому-то из разумных нужна помощь. Общение с доберманом многое во мне изменило. Потом обратно, по дуге, к сектантам двину. Попробую разузнать об ушастой ещё раз.
  
  Нашёл вход в высоченной бетонной ограде, примыкавшей к рынку, заплатил три гвоздя сонному, неопрятному человеку на кассе и получил гугняво-типовой инструктаж: "Животных не кормить, близко не подходить, ответственности никто ни за что не несёт". Кривясь от предстоящего зрелища (никогда не любил зоопарки), шагнул внутрь.
  
  - Витя?!
  
  
   Глава шестая
   ... Мы встретились взглядами и, до конца не веря в чудо, просто смотрели друг на друга. Передо мной была Зюзя. Моя умница и красавица, четвероногая, ушастая, со своим великолепным и любопытным носом и огромными чёрными глазами, гипнотизирующими своей глубиной, замешанной на антрацитовых отблесках и бесконечном жизнелюбии.
  
   - Что, завораживает? - сзади неслышно подошёл билетёр. - Я сам насмотреться не могу. Прелесть, а не экземпляр! Новое поступление, четыре дня как доставили. Чистопородный доберман! Теперь таких нет!
  
   Голос этого человека помог мне прийти от шока встречи в себя. И сразу заработал мозг: только теперь я увидел, что подруга сидит в клетке метр на метр, тесной, плохо вычищенной, отвратной даже на вид. Э-э-э, нет. Так не пойдёт, надо её отсюда забирать. Прямо сейчас, у меня не так много времени.
  
   Более чем уверен, что к этому моменту, расследуя убийство старого ублюдка Васильевича, уже нашли и опросили продавца скутера; возможно обнаружили и Петрухино тело. Значит, за мной однозначно едут. Михалыч не тот человек, который такие вещи спускает. У меня максимум час, может меньше. Потом станет слишком опасно, наследил я сильно. Одноглазый на скутере - вполне себе примета и ориентир. И первым делом спросят у охранника со стоянки, с которым у меня хватило тупости лясы точить. Но кто же знал! Как Зюзя сюда попала? Я же помню, как на тачке её увезли сектанты, почти мёртвую! Ладно, вопросы на потом. Сейчас осмотреться надо.
  
   Огромным усилием воли я отвёл взгляд от добермана, которая, похоже, тоже не до конца верила в происходящее, и начал всматриваться в детали. На территории зверинца девять клеток с обитателями и десятка два пустых, небрежно сложенных у стены. Так, стена... Хорошая, из заборных плит, не перескочить... Смотрим дальше... В клетках, помимо спутницы, четыре кота, три собаки и... Енот? Ничего себе! Где они его откопали? Что ещё? Ага! Все клетки без замков, закрыты по-простому - болтом с гайкой через проушины. Это хорошо, ключи искать не придётся. Раскручу как-нибудь. Вдоль стены стоит небольшой вагончик-бытовка с окном, в котором никого не видно. А если кто-то есть? Проверим потом. Посетителей, кроме меня, нет...
  
  Идея родилась сама по себе, даже не идея - авантюра, причём чистой воды. Что же, приму её к исполнению; времени на разведку, подготовку, рекогносцировку и стратегическое планирование просто нет.
  
  - А что, милейший, - я обратился к билетёру, - не провести ли нам настоящую экскурсию, как раньше? Вы для разнообразия экскурсоводом побудете, я зевакой-посетителем. Естественно, оплата пойдёт как за индивидуальную заявку на культурное мероприятие. Скучно вот так, просто, глазеть, на тварей этих. Хочется чего-то... этакого.
  
  Неопрятный человек понимающе ухмыльнулся. Похоже, ему тоже было скучно и хотелось разнообразия.
  
  Для подтверждения своих слов я извлёк пяток гвоздей и, вопросительно глядя, протянул ему.
  
  - Что же, извольте, - принял он оплату и продолжил. - Откуда желаете начать осмотр?
  
  Я в задумчивости постоял, затем указал самую ближнюю к вагончику клетку.
  
  - Оттуда.
  
  Вместо ответа билетёр равнодушно пожал плечами и направился в указанном направлении.
  
  - Итак, - неожиданно весёлым и жизнерадостным тоном начал он, - здесь вы можете видеть кошку обыкновенную, трёхцветную. Тварь вредная, кусучая и царапучая. Мы её Муркой зовём.
  
  В клетке, совершенно не реагируя на происходящее, лежала свернувшаяся компактным меховым клубочком упомянутая разумная. Новоявленному экскурсоводу это не понравилось, поэтому он откуда-то достал длинную палку и начал тыкать ею животное через прутья. Кошка вскочила, зашипела, выгнулась подковой, с ненавистью глядя на нас.
  
  - Вот, смотрите сами, зараза какая злобная. Вон, как глазищами своими сверкает!
  
  - Дорого стоит?
  
  - У-у-у, очень дорого! - с какой-то непонятной гордостью ответил этот человек. - двести пятьдесят!
  
  - Чего двести пятьдесят? - не понял я.
  
  - Двести пятьдесят грамм золота, - снисходительно пояснил он мне. - И это только потому, что сейчас кошек у нас много. Собаки, к примеру, по четыреста.
  
  - А доберман?
  
  - Это эксклюзив. Хозяин кило двести назначил, и не подвинется.
  
  - Ишь ты... - вырвалось у меня. - Невменяемые суммы...
  
  - Так и товар для солидных и состоятельных людей. Не каждый себе позволить может. Хотя именно на неё, - палец указал на мою спутницу, - ещё и аукцион, я думаю, будет. Доберман - это статус!
  
  Я улыбался, но внутри кипела ненависть. Зюзя не вещь и не сатиновые трусы, чтобы ею торговать. Стараясь не выдать своих эмоций, решил продолжить экскурсию дальше.
  
  - А там что? Офис? - небрежным кивком указал на вагончик.
  
  Билетёр рассмеялся.
  
  - Нет. Там у нас самый страшный зверь находится. А контора в рынке расположена. Так дела вести удобнее.
  
  Мы подошли к окну посмотреть на самого опасного. Скажу честно, я был заинтригован.
  
  Внутри через стекло просматривалась обычная сторожка, в которой приставив к изголовью ружьё, спал человек. Оценив шутку, улыбнулся. Новоявленный экскурсовод, довольный произведённым эффектом от лёгкого розыгрыша, пояснил:
  
  - Сторож ночной тут дрыхнет между сменами. Ну и так, на всякий случай...
  
  - Ясно. А не боитесь, что тварей ваших уведут с такой-то охраной?
  
  - Нет. Днём - не реально. Тут рыночная стража под боком, и как их транспортировать горе-воришкам? Твари ведь буйные по своей природе... Команда охотников с каждого рейда в хлам порванные возвращаются, а у них и защита, и перчатки специальные... Ночью - вообще глупо, - но эту тему дальше развивать он не стал, посчитав лишним выбалтывать местные тонкости первому встречному.
  
  Я знающе покачал головой: "Как же, как же, понимаю...".
  
  - Переходим к следующему экспонату, - билетёр перешёл ко второй клетке. - Кот обычный, придурок полный. Крикун, пакостник и злюка. Имени не имеет. Масти серой...
  
  Дальше я не слушал, полностью сконцентрировавший на шнурке из моей камуфляжной курточки. Есть там такой, в поясе её утягивать. Пока этот деятель болтал, отрабатывая полученный гонорар, мне удалось незаметно вытащить две трети верёвочки, понемногу наматывая её на кулак. Но вот дело застопорилось - похоже, или зацепилась где-то внутри, или пришита на совесть. Никак не вытаскивается.
  
  Плюнув на всё, я в сердцах дёрнул и с треском вырвал шнурок из недр куртки. Неопрятный человек с удивлением посмотрел на меня.
  
  - Что с вами?
  
  Делать было нечего, поэтому я с улыбкой продемонстрировал ему шнур и беззаботно пояснил:
  
  - Вот... Постоянно высовывается и кончиком за поясной патронташ цепляется, руку нормально не подымешь. Мелочь, а дискомфортно... Вот и сейчас так вышло. Ну я и психанул.
  
  Похоже, моё объяснение его устроило.
  
  - Бывает. Меня так на кроссовках шнурки до белого каления довели. Длинные слишком были, цеплялись за всё, а укоротить постоянно забывал. Тоже долго маялся, пока не накрыло и не пообрезал их к чёртовой матери. Ну что, переходим дальше?
  
  Следующей была клетка Зюзи. Я сознательно больше не смотрел в её сторону, чтобы опять не впасть в ступор. Боялся, сам не знаю чего.
  
  Билетёр повернулся ко мне спиной. Пора!
  
  Моля всех богов, чтобы сюда не зашёл очередной зевака, я набросил ему шнур на шею и стал душить со всей яростью, на которую был способен. Человек захрипел, бестолково замахал руками, пытаясь уцепиться за удавку, и безвольно обвис.
  
  Один есть! Проверил рукой пульс - слабо, но бьётся. Это меня немного обрадовало - не люблю убивать, не кровожаден я по своей натуре. В себя это гид недоделанный быстро не придёт, так что можно его временно из списка противников исключить. Немедля, закрыл вход в этот омерзительнейший зооуголок на засов, прислушался. Вроде всё тихо. Теперь можно заняться вторым.
  
  Со спящим вышло ещё проще. Я просто вошёл в незапертый вагончик, забрал ружьё - он даже не проснулся. Окинул помещение взглядом: стол, стул, вешалка с тряпьём, койка со спящим, печурка в углу. Рядом со столом ящик с инструментом. Покопался, нашёл несколько гаечных ключей. Неожиданно, если честно. Почему-то думалось, что придётся гайки подручными средствами откручивать, со слезами и матом. Интересно, а что бы я делал, если бы замки были? Не знаю. Но что-нибудь бы обязательно придумал. На крайний случай в офис за ключами прогулялся. И трупов наложил сверх всякой меры. Или ружьё как лом использовал. А если двое на воротах бы стояли - что тогда? Тогда ночью бы пришёл, пробрался, просочился... Или... нет, не буду плодить вероятности. Слава всему сущему, что обошлось. День, все расслабленные... да и кому, кроме меня, может прийти в голову выпускать тварей? Так что эффект неожиданности сработал на все сто.
  
  Вышел на улицу, не забыв подпереть дверь разряженным оружием сторожа. Теперь ему только одна дорога - в окно; но побоится, когда увидит добермана на свободе. Да и не факт, что он вообще проснётся. Крепко дрыхнет, зараза. Аж завидно.
  
  С некоторой дрожью приблизился к Зюзе, начал раскручивать запор. Она не говорила ничего, лишь не мигая смотрела на мои суетливо бегающие по ребристой, бурой поверхности гайки, пальцы. Наконец дверь открылась, и она грациозно вышла на свободу. Я присел, обнял её.
  
  - Здравствуй.
  
  - Здравствуй. Я скучала.
  
  И словно внутри меня прорвалась плотина. Счастье и радость заполнили душу до краёв и неудержимо рвались наружу. Хотелось сказать подруге какие-то сильные, правильные слова, которые ей объяснят всё-всё, но они не находились, оставляя вместо себя лишь спёртое дыхание вперемешку с нереальностью происходящего.
  
  - Помоги им. Так будет правильно.
  
  Я невольно покрутил головой, однако никого, кроме лежавшего на земле билетёра, не увидел. Зачем мне ему помогать? И лишь потом дошло, с опозданием, как до жирафа - подруга имела ввиду других разумных, уставившихся на нас из своих клеток.
  
  - Они на меня не нападут?
  
  - Нет. Я про тебя им много рассказывала, но они не верили. Думали ты - сказка. Теперь они верят.
  
  - Хорошо. Только пока я их освобождаю, скажи им, что лежащего на земле человека трогать нельзя. Пусть живёт. И скажи, - тут я замялся, - что на выходе нас могут убить. Там много людей с оружием.
  
  - Хорошо.
  
  Теперь уже спокойно, без нервной суеты, я споро освободил остальных. Они смотрели на меня с недоверием, однако агрессии не проявляли. Покинуть своё узилище отказался лишь енот. Он высунул мордочку в открытую дверь, понюхал воздух, а затем преспокойно вернулся на своё место и завалился спать. На мой немой вопрос доберман ответила:
  
  - Он не хочет никуда идти. Ему здесь лучше. Много кормят и не надо прятаться. Это его выбор.
  
  Оставалось малое - уйти отсюда, по возможности целыми.
  
  - Зюзя, поступим так. Я сейчас выйду один и оставлю дверь открытой. Когда услышишь фразу: "Хорошо то как!", быстро выскакиваете и бегите вправо, затем снова вправо, вдоль забора, затем скройтесь в полях. Потом меня найдёте... Направляйтесь по ночам на север. Запомни! Только! По! Ночам! Место встречи назначать не будем, но, если увидеться в дороге не получится - уходи к Бублику. Туда я рано или поздно вернусь. Так, что ещё... Коты пусть лучше на крышу заберутся, спрячутся и ночью незаметно уйдут. Им так проще будет. Они народ верхолазный - с вагончика на контейнеры враз переберутся.
  
  Не говоря ни слова, мурлыки мягко, грациозно, в три прыжка исчезли в вышине. В зверинце остались лишь я и собаки. Ну и пофигистичный енот.
  
  - Все всё поняли?! Я пошёл. Ждите.
  
  Вышел на улицу, якобы лениво осмотрелся. Жизнь кипела вовсю: сновал народ, лениво патрулировали прилегающую ко входу в рынок территорию несколько дюжих молодцев, с кем-то ругался охранник стоянки. На мою скромную персону внимания никто не обращал, что не могло не радовать. Начал выжидать удобный момент...
  
  Через пять минут до меня дошло, что незамеченными четвероногим не выскользнуть. Слишком людно было. Но и тянуть дальше нельзя, придётся рискнуть - в наглую действовать, неожиданностью брать. Отошёл немного в сторону, встал рядом с двумя болтающими ни о чём мужичками, сладко потянулся и громко сказал условленную фразу: "Хорошо то как!"
  
  Мужички обернулись ко мне.
  
  - Похмелился, чтоль?
  
  - Ага, - краем глаза отметив мелькнувшие и скрывшиеся за забором тени, ответил я. - И поправился, и бабу принял.
  
  - Тогда конечно... Тогда не хорошо, а отлично прямо! - с завистью протянул один из них и, очевидно хотел уточнить пикантные подробности, но в этот момент его прервал крик: "Стой!!!"
  
  Грянул выстрел, второй. Но разумных уже и след простыл. К зверинцу бежала охрана, народ всполошился, выспрашивая друг у друга подробности. Заметили! Я бочком-бочком, но весьма шустро, пробрался к своему скутеру, завёл и уже совсем было выехал на дорогу, как вдруг меня настиг окрик охранника.
  
  - Куда! Твари сбежали! Стой! Запрещено...
  
  - Догонять, пока они не сожрали никого! - перебил его я. - Я вправо, остальных влево направляй, в клещи возьмём! Не уйдут! - и крутанул на себя ручку газа.
  
  Получив простое и понятное указание, он весь проникся важностью момента, гордо кивнув головой.
  
  - Понял!
  
  Вот и хорошо, что понял, а мне ноги делать надо. В такой детский обман я не верил, максимум - минут пять-семь выиграл. Но выиграл же!
  
  ...Скутер летел во всю мощь своего крохотного двигателя. Примерно через километр показалась разбитая грунтовка, уходящая вправо, в бескрайние огороды харьковчан. Недолго думая, свернул. Тут у моей Хонды преимущество - она манёвренней. Не сбавляя хода, понёсся вперёд, отчаянно подпрыгивая на кочках. Не знаю, гнались за мной или нет - очень хотелось обернуться, но на такой скорости это было смертельно опасно.
  
  Где-то выстрелили.
  
   Огороды как-то внезапно закончились, дорога запетляла, становясь всё более неровной и менее накатанной. На одном из крутых поворотов получилось увидеть, что творится за спиной. Погоня. Две машины, потешно прыгая на ухабах и проваливаясь в колдобинах, неслись за мной. Скорость у нас была примерно одинаковая, вот только бензин у меня на исходе. Надо было сразу на стоянке заправиться, но кто же знал! Получается, гонку на выносливость техники мне однозначно не выиграть. Это нормально, всё время везти не может, слишком уж на сказку похоже. Фигня! Главное - Зюзя свободна, а с остальным разберусь. Но и попадаться в руки преследователей из-за пустого бака тоже не улыбалось - чаем с плюшками не угостят точно и обидеть больно могут. Внезапно грунтовка вывела на вполне приличную асфальтовую дорогу - чуть не упал от неожиданности. Не поддавшись искушению оторваться по трассе, пересёк её и снова ушёл в поля.
  
  Через пару километров показалась лесополоса, уходившая вдаль перпендикулярно просёлку и разделяющая когда-то колхозные поля, нынче поросшие всякими некультурными растениями. А что, это шанс!
  
  Я свернул с дороги и медленно, чтобы не намотать буйную травяную поросль на колёса, направил свой верный скутер вдоль редких деревьев с очень густым подлеском. Снова обернулся - машины как раз пересекали асфальтовую магистраль. Ну что, ребятки, поиграем...
  
  ...Первая машина уже свернула с просёлка, догоняя меня, вторая от неё не отставала. Из боковых окон торчали стволы ружей, да перекошенные от злобы и азарта лица. Впервые я пожалел, что леса остались позади. Там прятаться проще.
  
  Заглушив двигатель, спрыгнул со скутера и, не обращая внимания на хлещущие по лицу и одежде ветки, ломанулся через просвет в деревьях. Хонду катил рядом, чуть ли не на весу, рано её пока бросать.
  
  Лесополосы редко бывают широкие, обычно метров десять-пятнадцать. И в каждой есть просветы. Где-то их устраивали, чтобы технику с поля на поле перегонять проще было; где-то просто деревья не приживались из-за того, что излишки удобрений выливали в одно и то же место из года в год; неподалёку от дорог, как правило, вырубали по ночам местные, чтобы за дрова не платить. Одним словом, просветы есть всегда - только их найти надо. На этом и строился мой расчёт. Я со скутером проберусь, а вот на машине - нет, не реально.
  
  Не помню, как очутился на другой стороне. Сердце бухало, в голове ни одной связной мысли, телом управляют сплошные инстинкты - быстрей и ещё быстрее. Уже неподалёку раздавались приближающиеся с каждой секундой крики, шум моторов, кто-то выстрелил. Это подстегнуло. Снова завёл двигатель и, пригибаясь как можно ниже, поехал, особо не разбирая дороги, в поля. Самым главным было не дать газу, иначе всё - можно бросать скутер и дальше пешком. Освобождать колёса от травы некогда будет.
  
  Снова выстрелы, ор, мат, угрозы. Да пошли вы! Нас не догонят! Теперь пока развернутся, пока объедут, пока поймут, в какую сторону я скрылся - полчаса пройдёт, как минимум. Искать вспотеют. Достать меня можно сейчас разве что из винтовки, но ещё надо суметь попасть в постоянно подпрыгивающую на кочках и виляющую цель.
  
  ... Хонда заглохла километров через десять. Не сломалась - бензин закончился. Аккуратно уложив скутер на землю, я, словно живое существо, похлопал его по железному боку. Спасибо, что выручил!
  
  Дальнейший путь продолжил пешком. Шёл быстро, не разбирая дороги, постоянно крутя головой во все стороны и понемногу забирая к северу. Не надо забывать, что за мной увязались местные парни, которым все дорожки в этих краях знакомы. Вполне могут выскочить в самом неподходящем месте, как черти из табакерки.
  
  Добрался до небольшой, молодой рощицы и, подумав, решил устроить себе привал. От самого Белгорода драпаю на всех парах - нужно передохнуть, тем более вечереет. Расположившись, достал карту, попытался сориентироваться - и не смог. Я столько за сегодня петлял, поворачивал, кружил, что местоположение получилось определить очень приблизительно.
  
  Когда совсем стемнело, неожиданно, по своему обычаю откуда-то сбоку, появилась Зюзя в компании трёх уже знакомых псов.
  
  - Мы нашли тебя. Люди глупые. Вместо того, чтобы ловить нас, они погнались за тобой. Наверное, потому что ты больше и тебя лучше видно. Мы бежали за вами. Нас никто не заметил.
  
  - Да, - улыбнулся я. - Вы молодцы. Только я просил вас скрыться, а не за мной бегать.
  
  Вместо ответа на неудобный вопрос доберман подошла ко мне, внимательно обнюхала, а затем долго всматривалась в моё лицо.
  
  - Знаешь, ты теперь некрасивый. С двумя глазами лучше. Но это не страшно. Я скучала за тобой.
  
  Рука невольно дёрнулась к пустой глазнице, и только тут я понял, что очки где-то потерял, а повязки, закрывающей провал, нет. Уродство во всей красе, а ей нормально... И как-то сразу прошло недовольство её самоуправством.
  
  - Такое бывает. Что теперь думаешь делать?
  
  Зюзя удивлённо посмотрела на меня.
  
  - Тебе нельзя со мной. Здесь слишком много людей, много опасностей для вас. Поэтому я прошу тебя - уходи. Уходи вместе с ними, - я указал на расположившихся в траве неподалёку разумных, - на север, в леса. К Бублику, к волкам, к кому-нибудь, кто тебя примет и полюбит. Пожалуйста.
  
  Она ничего не ответила. Просто улеглась рядом и положила голову мне на бедро. Не знаю, сколько мы так просидели, в тишине. Наконец она заговорила:
  
  - Я не хочу назад. Ты - моя семья. И у нас всё получится. Мы обязательно дойдём, и ты познакомишь меня со своей мамой. Не отговаривай. Это моё решение, - ушастая снова замолчала, а затем резко сменила тему. - Расскажи о своём доме.
  
  И я рассказал: о доме; о маме с папой; о маленькой сестре; о старой яблоне, на которой у меня с друзьями был детский штаб; о пруде с тёмной, стоячей водой; о бескрайних полях и запахе цветущего чабреца; обо всём, что вспоминалось тёплого и светлого из детства. Доберман слушала, не перебивая, и лишь когда моя длинная, как зимняя ночь, речь закончилась, глубокомысленно резюмировала:
  
  - У тебя хороший дом. Я хочу его увидеть. Обязательно.
  
  Пришедшие с Зюзей разумные во время моего рассказа, осмелев, подошли поближе и я, наконец, смог их рассмотреть. Это оказались самые обычные, некрупные дворняжки с хитрыми глазами и вертлявыми хвостиками.
  
  - Они знают, куда им нужно уходить?
  
  - Да. Я рассказала что знала. Они уйдут утром, долго не бегали - сидели в клетке; устали, нужно отдохнуть.
  
  - Конечно пусть отдыхают. Только еды у меня нет.
  
  - Ничего. Они говорят, что не голодные.
  
  "Какая вежливость!" - горько подумалось мне. И они, и спутница ни разу не заикнулись о выпавших на их долю трудностях, не бросили друг друга, разбегаясь в разные стороны из того ненавистного зверинца. Параллели с людьми в данном случае лучше не проводить.
  
  Повисла грустная тишина из разряда тех, когда всем есть что сказать и никто не может решиться начать первым. Не люблю такие моменты.
  
  - Зюзя, расскажи пожалуйста, как ты попала в клетку и где научилась так хорошо говорить?
  
  Она заворочалась, устраиваясь поудобнее, по-человечески вздохнула и начала неторопливо говорить, перемежая слова мыслеобразами для более яркого и подробного описания.
  
  - После того, как ты победил, и мы ушли от плохих людей, мне стало совсем плохо, и я помню не всё. Но песенку помню! - неожиданно вскинулась она. - Хорошая песня, мне очень понравилась и... помогла.
  
  - Да чего там... - смутился я. - Её с музыкой слушать надо. Ну или в приличном исполнении...
  
  - Это неважно. Главное - слова хорошие! - безапелляционно заявила подруга и, посмотрев мне в глаз, продолжила. - Так вот, когда ты передал меня другим людям, они сначала лечили меня там же, в доме, а потом отвезли дальше, к главному доктору. Но и он мне не помог. Сказал, что я попала к нему слишком поздно. Тогда меня отнесли в Место, о котором упоминал волк. Помнишь?
  
  - Да. Помню.
  
  - Я его видела. Видела и его семью. Он очень радовался тому, что пришла я и расстроился, что ты не умер. Он говорил: "Зачем тебе этот человек? Посмотри, какая хорошая семья! Много детей и все сильные. Живи тут!" Но я отказалась. Я свой выбор уже сделала.
  
  - А что волк? - не сдержав любопытства, перебил я.
  
  - Когда я ему сказала, что буду с тобой, он много думал. Он хотел понять - почему? Много раз, - картинка умной волчьей морды, - приходил ко мне и спрашивал, для чего нужен ты.
  
  - И для чего?
  
  Неожиданно разумная ответила вопросами на вопрос.
  
  - А для чего нужна семья? Для чего нужны друзья? Для чего нужна свобода? Кто может лучше тебя знать, что тебе нужно? Если сам не можешь понять - никто не виноват. Я иду с тобой, потому что так решила, потому что ты стал моей семьёй после Димы, потому что так правильно. Он, - опять волчья физиономия, - хороший. И говорит правильно, но это не мой выбор.
  
  Последние слова добермана прозвучали в голове явно громче обычного - разволновалась, ушастая... По телу от этих мыслей неожиданно разлилось лёгкое, приятное тепло, от осознания того, что мы опять вместе.
  
  - Какое оно - Место? - решил я перевести беседу в иное русло.
  
  В голове возникла неожиданно маленькая картинка тёплой, слегка податливой стены из чего-то цельного с прозеленью; морды волчат, волков, волчиц, котят с кошкой, кабана. И никакой агрессии. Умиротворение - вот самое подходящее слово, характеризующее звериное логово.
  
  Пришло понимание и обкусанности изображения Слизня. Зюзя ведь лежала еле живая, потому и показывает лишь то, что сама видела.
  
  - Оно интересное. Меня туда принёс человек, которого волк называл глупым. Там спокойно и... - она замялась, подбирая нужное слово, - и никто никому не хочет зла.
  
  - И много разумных?
  
  - Нет. Приходит много, уходит много. Всё время живут только волки и - образ умильной мордочки котёнка. - Остальные приходят, чтобы рассказать новое или больные. Место лечит. Меня вылечило. Мне теперь легко с тобой говорить - я совсем не устаю и слова получаются точнее на вашем языке. А ещё я лучше стала видеть цвета. Раньше они неяркие были.
  
   Она снова замолчала, думая о чём-то своём, а затем продолжила:
  
  - Тебе тоже в Место надо. Я вижу, что у тебя очень болит голова и у тебя нет глаза.
  
  - Надо, кто спорит? Вот только никто меня туда не пустит.
  
  - Ты прав. Волки не пустят. Они и своего человека еле терпят. Они не любят его и не верят ему, но он им полезный. Человек спасает других разумных от людей - так они сказали. Обман...
  
  - Да! - встрепенулся я. - А как ты сюда попала? Отвлеклись мы с тобой...
  
  - Просто. Когда начала ходить - пришёл человек и сказал, что ты меня ждёшь далеко. Надо ехать. - картинка старой, неожиданно неприятно пахнущей, ВАЗовской четвёрки. - Я знала, что ты живой, поэтому согласилась. А потом я выпила воды и уснула... Проснулась в клетке. Дальше ты знаешь...
  
  - И вариантов нет, почему с тобой так поступили?
  
  - Я знаю почему. На меня выменяли трёх волчат. Мне они - физиономии уже знакомых дворняжек, - рассказали. Человек с волосатым лицом и старыми глазами верит в Великого Волка, хочет дружить с волками, помогает волкам. Доберман ему ни к чему. Потому и привёз меня сюда, чтобы обменять. Говорил, что ты здесь. Обманул.
  
  - Меня он тоже обманул. Сказал, что ты умерла, - в глазу предательски собирались, готовясь начать свой грустный путь, слёзы. - Сволочь он. Знаешь, Зюзя, у меня вот просто руки зачесались вернуться и отомстить этому, как ты говоришь, "с волосатой рожей"!
  
  - Не надо. Они, - снова дворняжки, - передадут другим разумным то, что услышали. И все узнают правду.
  
  - Да сколько там твоих разумных! Вас ведь почти не осталось! Я за весь путь первой тебя увидел!
  
  - Нас больше, чем ты думаешь. Давно выросли дети тех, кто первыми обрёл разум, и у них уже тоже вырастают дети. Просто вы их не видите. Им не нужна война, не нужно ничего от вас. Они ждут, когда вы убьёте друг друга и тогда можно будет спокойно занять ваши города и охотиться, не боясь оружия людей. Поверь, разумных уже много и становится всё больше. Я видела своими глазами и слышала то, что не показывают даже "глупому" человеку - разговоры старших... Говорила с главными в семьях, слушала их...
  
  - Вожаков, - поправил я. - Главный в семье - это вожак.
  
  - Да. Я запомню это слово. Сейчас они уходят на север, чтобы семьи в безопасности и покое стали больше; что будет потом - не знаю.
  
  Ничего не будет. Четвероногие выбрали самую беспроигрышную тактику - копить силы и ни во что не вмешиваться. Ждать, пока мы, венцы эволюции, первобытно сожрём друг друга в битве за кусок с соседского стола.
  
  Неожиданно разумные вскинулись, дружно глядя в ночь.
  
  - Люди. Ветер принёс их запах.
  
  Всмотрелся и я - ничего. Ни света факелов, ни голосов, ни постороннего шума. Но я им верю. Значит, погоня... А чему удивляться - вполне ожидаемо. Витя столько за два дня наворотить ухитрился, что не спустят. Никак не спустят... А почему не нападают? Подмоги ждут? Или рано по утру взять хотят? Скорее второе. В кошки-мышки по темноте играть неудобно.
  
  Интересно, Михалыч со звероловами уже вместе за моей головой сафари устроят, или по отдельности охотиться станут? Ну что же, пусть попробуют. Сейчас потихоньку, потихоньку... и в поля на полусогнутых.
  
  Но только я собрался встать, как... неожиданно самая маленькая собачонка звонко, заливисто залаяла, высоко задирая голову и поджав уши.
  
  - Ой - ё... - только и смог выдохнуть я, схватившись за голову.
  
  - Дура! - в сердцах, совсем по-человечески, прояснила своё отношение к ней Зюзя.
  
  
  Глава седьмая.
  
  
  - Ну, и что делать станем? - поинтересовался я у разумных, стараясь не встречаться взглядом с глупой собачонкой, так бездарно выдавшей наше укрытие. - Можете узнать, сколько там людей к нам в гости припожаловало?
  
  - Четверо. Они не близко, но вперёд не идут. Лежат в траве.
  
  Не близко - это сколько в метрах? И как определить, достанет выстрел до них или нет? Да и куда стрелять - в темноту? Не вариант...
  
  Всматриваться я не переставал. Лай этой заполошной, стыдливо прячущейся за спинами других четвероногих, явно был услышан неизвестными преследователями. Так что вряд ли теперь спокойно уйти удастся.
  
  - Хорошо. Вы можете определить, не подходя близко, где именно лежат люди?
  
  Зюзя задумалась, а затем понюхала воздух.
  
  - Их там осталось два человека. Двое ушли.
  
  - Куда ушли?!
  
  - Не знаю. Их нужно найти?
  
  - Да. Они могут нас обойти и напасть со спины.
  
  Вместо ответа одна из дворняжек, тёмная и коротколапая, растворилась в ночи. Потянулись минуты томительного ожидания, в течение которых никто не позволил издать себе ни звука, настороженно вслушиваясь в окружающий мир и ловя каждое дуновение ветерка или крик ночной птицы. В общем, сидели, что называется, на оголённых нервах.
  
  По возвращении собаки-разведчицы (или разведчика - как-то не удосужился выяснить) меня морально добила новость о том, что внезапные визитёры разделились. Двое остались прямо перед нами, а двое обошли справа и спрятались совсем недалеко от деревьев. Ну точно, клещи классические. И в рощу поглубже по ночи не ломанёшься - треск такой будет, что даже подсветки не надо, так стреляй. И выходы отсюда перекрыты. И они, самое отвратительное, знают о том, что обнаружены - а значит наготове.
  
  Скорее всего, под утро дадут сигнал остальным охотникам, что сейчас вовсю дороги патрулируют, и начнется чехарда. Загонят по всем правилам.
  
  Остаётся один вариант - врассыпную и кому как повезёт.
  
  - Зюзя, они меня понимают? - шёпотом поинтересовался я у добермана, указав рукой на собак.
  
  - Да. Но не все слова.
  
  - На нас объявлена охота. Нужно бежать. Предлагаю так - я начну стрелять, а вы ползком проберётесь в поле и бегите на север. Быстро бегите, не останавливаясь. Иначе снова в клетках окажетесь.
  
  Разумные запереглядывались, словно совещались. Даже при скудном лунном свете их было видно довольно отчётливо, что несказанно огорчало. Хоть бы облачко какое набежало...
  
  - Нет. Они уйдут, я останусь. Мы поползём вдоль деревьев, а они в поле, между людьми. В деревья нельзя - много шумных веток. Не бойся, у них получится. Никто больше не хочет в клетку. Трава высокая, - собачьи мордочки, - нет. Надо спешить, скоро наступит день.
  
  Я не стал больше пытаться отправить спутницу в безопасные леса. Видел - она не уйдёт. В этих вопросах Зюзя была чисто по-женски упряма и слушать голос разума категорически отказывалась.
  
  - Хорошо. Не буду спорить. Разбегаемся - и пусть нам всем повезёт!
  
  - Да. Ползи за мной. Я лучше вижу в темноте.
  
  Доберман оказалась чудесным проводником. Ориентируясь по совершенно неясным для меня принципам, она долго и медленно петляла по опушке, избегая всевозможные кусты и предупреждая о щедро разбросанном валежнике, который мне удавалось замечать, лишь упершись в него носом. Я неотступно следовал за ней, окончательно запутавшись в наших манёврах.
  
  Когда заалела на горизонте полоска рассвета - выяснилось, что мы отползли от рощи лишь метров на двести. Мало! Чертовски мало! И, неожиданно, вдалеке, за деревьями раздался приглушенный расстоянием знакомый лай, а вдогонку ему выстрелы.
  
  - Побежали! У нас мало времени!
  
  И мы рванули. Поневоле вспомнился мой забег от волчьей стаи - очень похоже было, только расстояния другие. На сколько хватало глаза, впереди простиралось заросшее почти по пояс травой поле.
  
  Тактику бега доберман избрала такую: пока я, выкладываясь в стремительном рывке, догонял её, она отбегала метров на пятьдесят и разворачивалась, с тревогой наблюдая за обстановкой. Как только моя, дышащая словно загнанная лошадь, тушка приближалась - она отбегала снова.
  
  Когда в таком бешеном темпе отбежал уже километра три и почти обогнул удачно торчащий посреди бескрайних просторов холм, неожиданно раздалось:
  
  - Ложись!
  
  Без рассуждений рухнул в траву, приготовил ружьё к стрельбе и развернулся в обратную сторону. Видно из-за стеблей и листьев было плохо, но всё же удалось разглядеть двух человек, выломившихся прямо из рощи. Дальше они не побежали.
  
  - Кривой! - заорал один из них. - Мы от тебя не отстанем! Нашли раз - найдём и снова! Лучше сам сдайся! Так проще всем будет! Если надеешься уйти - чёрта с два! За твою голову награда о-го-го какая назначена! Тварь с тобой?!
  
  Естественно, отвечать я ничего не стал. Тихо выматерившись про себя, пополз дальше и уже почти скрылся за холмом, собираясь встать, как вдруг что-то, почти неслышно из-за расстояния, ухнуло. Непроизвольно обернулся на звук - в небе пунцовым дымом оставлял длинный след, стремящийся в вышину патрон ракетницы. Твою же мать!!! Сейчас тут все соберутся поохотиться! Бегом! Бегом!!! Моё спасение в скорости!
  
  В то, что по заросшему не пойми чем полю за мной будут в догонялки на машинах играть, словно браконьеры за зайцем - верилось слабо. Подготовленных для такого экстрима внедорожников я пока не видел, а на обычных легковушках особо по полям не покатаешься. Думаю, желающие поразвлечься сейчас на сигнал с дороги какой-нибудь сбегаются и цепью меня загонять станут. Значит, пока то да сё - минут двадцать у меня есть, может больше. Отлично, быстренько начну соображать, как выпутываться - а то со всем этим экшеном напрочь о мозгах забыл. Одни инстинкты работают. Сколько уже пробежал, а по сторонам глянуть даже не удосужился, полностью сконцентрировавшись на ушастой проводнице. Неправильно это.
  
  Только сейчас догадался сориентироваться. Ага, получается, что сейчас я двигаюсь строго на север, к бывшей российско-украинской границе. Ну да, логично - я бежал с юга, догнали нас с юга, всем советовал уходить на север. Ушастая умница именно так и поступила - вывела своего раздолбаистого друга с другой стороны рощи и следует в заданном направлении.
  
  Не пойдёт. Именно там меня и будут ждать. Насколько я помнил карту, справа от меня дорога на пограничную станцию Казачья Лопань, слева на Золочев. И между этими трассами наверняка просёлки-перемычки есть. Не может не быть! Потому мне туда и не надо.
  
   Продравшись через очередную лесополосу, я обратился к доберману.
  
  - Зюзя, поворачиваем на запад вдоль этих деревьев, будем пробиваться к лесам. Впереди будет дорога, на которой нас, скорее всего, встречают. Беги, пожалуйста, вперёд, и как только её увидишь - возвращайся назад. Думать будем, как перебраться на другую сторону. Только не медли, за нами погоня. И будь осторожной...
  
  Разумную как ветром сдуло, а я, наконец, позволил себе сбавить темп до быстрого шага. Бегло осмотрел себя, искренне надеясь увидеть что-нибудь лишнее в своей амуниции и выбросить, дабы облегчить дальнейшее передвижение, но нет. Ничего ненужного у меня не имелось, только самое необходимое. Даже обидно немного стало - у всех хлам есть, а у меня пусто. Прямо нищеброд какой-то.
  
  Спутница вернулась минут через сорок.
  
  - Там, - даже в мыслеречи чувствовалась одышка после долгого бега. - Дорога. Люди в, - картинка пыльных и не новых машин, стремительно проносящихся по обеим полосам движения. - Смотрят, - промелькнула прильнувшая к дверному окну неприятная рожа неизвестного мне небритого мужика.
  
  - Успокойся, успокойся... - я инстинктивно потрепал её по холке. - Как часто машины ездят? - и, предвидя незнание Зюзей временных единиц, уточнил. - Попробуй вспомнить, до скольки можно посчитать, пока машины не проехали мимо тебя. Скорость счёта такая: Раз, два, три...
  
  Она задумалась.
  
  - Не знаю. Я так длинно не умею считать.
  
  И что делать? Для неё много и сто один, а вот для меня - катастрофически мало, если в секундах измерять. Ладно, попробуем по-другому...
  
  - Не расстраивайся. Вспомни, вдоль дороги деревья растут?
  
  - Да. И кусты. Но не много.
  
  - Это хорошо. Можно подойти к дороге незаметно?
  
  - Сложно. Дорога выше поля, видно далеко. Только через эти деревья и большую яму, - картинка лесополосы, затем весьма глубокого и широкого оврага, - но тогда будет медленно.
  
  Права она... Медленно. А в то, что от нас отстали - я не верил. Но на север нельзя, потому придётся пробовать.
  
  - Пойдём. Будем стараться! Неужели мы их не перехитрим?! - излишне оптимистично и наигранно, с пафосом произнёс я. - Мы с тобой столько прошли, пройдём и здесь!
  
  А что оставалось говорить? Рассказать Зюзе, что всё плохо? Нет. Она мне верит, значит всё должно быть хорошо в любом случае.
  
  - Опять дым...
  
  Я обернулся. Вдалеке снова ярким хвостом взлетала световая ракета. Вот сволочи! Направление моего движения обозначают! Плохо. Остаётся лишь одно - двигаться вперёд. Наше спасение сейчас только в скрытности и в скорости. Судя по удалению и траектории сигналки, до появления охотников как минимум час у нас есть.
  
  - На дороге опасно, но переходить придётся. Иначе догонят. Дальше дороги соединяются, будет только хуже - а про себя подумал: "Какие прилипчивые люди бывают! И не надоело же им меня гонять по Харьковской области, как кота помойного? И в Белгород ведь не убежишь...".
  
  - Поняла. Пойдём. Я покажу.
  
  ... Через полчаса я лежал в придорожных кустах, наблюдая за суетой, творящейся на трассе. С интервалом в пять-семь минут проезжали старенькие машины, до отказа набитые вооружёнными людьми. Патрулируют, понятно... Подождав ещё немного и страшно нервничая, понял, что автомобилей, в которых сидят охотники, всего три и они катаются по кругу. Видимо, дальше зона ответственности других любителей людоловства, или пост какой. Напряжение внутри меня возрастало. Совсем скоро должны подойти преследователи, и тогда кирдык. Большой и толстый. Не знаю, как они находят мои следы в полях без собак, но идут как приклеенные, не отнять.
  
  Выводы из наблюдений получались простые. С одной стороны, просто перебежать на другую сторону дороги времени больше, чем надо; с другой - на той стороне было самое обычное поле, в котором не спрячешься. Ближайшая приличная поросль начиналась в километре по открытому пространству, не меньше. За пять минут, по траве с оружием и мешком, никак не добежать.
  
  - Ты не успеешь, - безжалостно подтвердила мои невесёлые рассуждения Зюзя. - Ты медленный. Когда станут стрелять - беги.
  
  Я даже не успел ничего спросить. Доберман, не посчитав нужным ничего разъяснять, сразу скрылась в кустах. Ну не кричать же, чтобы вернулась! От злости закусил губу до крови. Странно, но её солоноватый привкус помог успокоиться. Четырёхлапая явно что-то задумала. Что-то, что мне не понравится. Остановить я её уже не могу, значит придётся следовать указаниям. Но уши потом этой красавице по любому надеру за такие выходки! Ишь ты, моду взяла - инициативу проявлять!
  
  Несмотря на бесящую неизвестность, спутнице я верил. Ну не похожа она на самоубийцу! И с головой вполне себе дружит. Значит, ждём...
  
  Изнывать в ожидании пришлось недолго. Минут через десять, когда две из трёх машин проехали в ту же сторону, куда скрылась и Зюзя, неожиданно раздались выстрелы. Я встрепенулся, выматерившись в полный голос и совершенно позабыв о маскировке, а затем до меня дошло - она их отвлекла на себя, чтобы медленный в её понимании Витя смог добраться до очередного укрытия.
  
  Снова выстрел, и ещё, и ещё. Значит, сразу не попали. Теперь чёрта с два у вас, ребятки, выйдет в добермана ручонками своими корявыми прицелиться. Невольно вспомнилась наша первая встреча, где я практически в упор пытался упокоить мою красавицу по дурости. Ничего, слава всему сущему, у меня тогда не вышло. И у этих охотничков не выйдет.
  
  Примерно так думал я, изо всех сил несясь к спасительной поросли, которая с каждой секундой, по мере приближения, превращалась в молодую рощицу. И очень переживал из-за третьего автомобиля - а ну как услышат выстрелы, развернутся и на всех парах помчатся обратно, помощь оказывать? Тогда заметить могут! Но не возвращаться же обратно!
  
  Ф-фух! Есть! Вот они, кустики с деревцами! Добежал!
  
  Только теперь позволил себе упасть в траву и оглянуться - никого. О! Выстрел, снова! Да не найдёте вы Зюзю, глупцы, только зря патроны переводите! Наконец, промчался последний незанятый в погоне за доберманом автомобиль. Поздно, не успели...
  
  Не мешкая двинул дальше. На выстрелы сейчас мои пешие преследователи поспешают, так что не буду рисковать.
  
  На пути снова оказался овраг.
  
  - Спускайся. Тут есть вода.
  
  Приглядевшись, увидел разумную. Она была внизу и глубоко, вывалив чуть ли не до земли язык, шумно дышала. Морду и загривок некрасиво облепили клочья пены, уши нервно подрагивали. Не рассуждая, бросился к ней.
  
  - Цела?!
  
  - Да. Только устала. Нужен отдых.
  
  - Нельзя, - я постарался, чтобы это слово звучало как просьба, а не запрет. - За нами погоня. Убегать надо.
  
  Зюзя горько вздохнула.
  
  - Ты прав. Но немного времени у нас есть. Пойдём.
  
  Мы вышли к поросшему травой, с жидкими от размокшей глины берегами, ручейку. Напились, наполнили фляжку, совершенно не заботясь об оставляемых следах. В полях нашли - и это место найдут. К чему тратить время на ненужные прятки?
  
  Только сейчас, когда адреналиновый всплеск в крови пошёл на спад, я отчётливо осознал, что сил у меня не осталось. Вообще. Хотелось рухнуть в воду и остывать, полностью доверившись журчащему потоку. Смыть с себя последние недели и забыть о них, объявив страшным сном.
  
  - Не спи! - словно взорвалось у меня в голове. - Сам сказал, нельзя отдыхать!
  
  Меня словно током ударило, возвращая в реальность. Ну ничего себе! Я лежал на боку, удобно подсунув руку под голову и абсолютно не помня, как очутился в этом положении.
  
  - Прости. Я тоже устал. Нам нужно туда, - энергично покрутив головой, определился со сторонами света и уверенно ткнул рукой на запад. - Там, дальше, должны быть леса. В них не найдут, побоятся лезть... И никогда так больше не делай, как поступила на дороге! Никогда не рискуй понапрасну! Тяжело было предупредить о своей задумке?!
  
  Они мне ничего не ответила.
  
  ...Снова бег, перемежаемый лёгкой трусцой. Снова короткие, на пять-десять минут, привалы. Дважды видел вроде как ненаселённые пункты - спасибо подзорной трубе. Заходить побоялись - там тоже могут ждать, поэтому обходили их по большой дуге. Густонаселённые места здесь были раньше.
  
  К вечеру мы окончательно выбились из сил.
  
  - Всё. больше не могу, - честно заявил я и рухнул на землю под каким-то деревом на границе небольшого леса. - Действительно не могу.
  
  Ноги болели, ломили, налившись свинцовой тяжестью; спину словно пронзил раскалённый штырь. Доберман выглядела не многим лучше.
  
  - Да. Будем отдыхать. За нами гонятся люди, и им тоже нужен отдых. Думаю, мы далеко убежали от них.
  
  Я не стал ничего отвечать. Может так, а может и нет. В любом случае, дальше двигаться попросту нет сил. Напоил разумную из ладони, аккуратно переливая в неё воду из фляжки, утолил жажду сам. Есть не хотелось.
  
  - Тогда, в поле собака лаяла по твоей просьбе?
  
  - Да. Отвлекала внимание. Она знала, что виновата.
  
  - А зачем она вообще голос подавала, выдавая нас?
  
  - Глупая. Услышала чужих и не смогла себя контролировать.
  
  На дальнейшие разговоры сил не было ни у меня, ни у ушастой.
  
  - Спать будем по очереди, мало ли...
  
  - Я первая. - и четвероногая мгновенно увалилась мне под бок, похрапывая. Сказка, похоже, не нужна.
  
  ...С первыми лучами солнца продолжили путь. Поначалу медленно, потом, что называется, расходились. Но темп всё же снизили, двигались с нашей обычной скоростью. Направление не меняли, хотя мне это и не нравилось. Почему? Потому что шли на запад, а нужно было на юг.
  
   Охотиться, по здравому размышлению, побоялись, чтобы звуками выстрелов не привлечь ненужное внимание. Зато пришёлся весьма кстати мой недавний партизанский опыт. Нашли несколько змей у безымянного ручья, забили, после чего я их разделал и отдал Зюзе. Не знаю, пришлось ли ей по вкусу такое экзотическое блюдо, но съела всё. Сам понемногу лопал козинаки.
  
  Так прошли следующие два дня. Под руководством добермана мы петляли, обходя неизвестные мне препятствия; иногда сидели в кустах; один раз даже убегали. Что, от чего, почему - я не знаю. Расспрашивать времени особо не было, а сама спутница со мной почти не общалась, постоянно обследуя округу и появляясь в поле зрения лишь по необходимости. Сильно спасало то, что за последнее десятилетие появилось много новых рощ, молодых лесов, дубрав. Рубить и корчевать сейчас их особо некому - потому и разрослись, улучшая экологию.
  
  Самое удивительное, у меня за весь период этой безумной гонки не случилось ни одного приступа. Нет, голова, конечно, болела, и иногда весьма сильно, но это можно было терпеть и даже слегка игнорировать. Это определённо радовало.
  
  Как обычно, при долгих переходах, меня потянуло на самокопание. Я анализировал свои поступки и неизменно приходил к грустным выводам - многого можно было избежать, поступи я в определённый момент по-другому или вообще, наоборот. Это как после проигранного словесного спора идёшь домой и в мыслях продолжаешь вести диалог с оппонентом, находя с каждым шагом новые, убийственно бесспорные и изящные в своей отточенности аргументы. Вот только предъявлять их уже некому.
  
  Рассуждал о том, что кличку мне надо было давать не Кривой, а Мяч. Пинают меня по дороге все, кому не лень, а я постоянно упрыгиваю в кусты. Потом обязательно ищут, чтобы снова наподдать.
  
  Вспоминалась база, где жила Зюзя, и от этого становилось горько. Там такие знания хранятся! И они сейчас никому не нужны. Народу в наши дни лишь бы брюхо набить и в зиму не сдохнуть - ему не до науки; а тем, у кого есть возможности и ресурсы вникнуть в труды покойных учёных - не до этого. Новые элиты власть делят, под себя остатки страны гребут. Зачем им знания? Впрочем, я не оставлял надежду найти кого-то, кому это не по барабану, и кто пойдёт туда не ради тушёнки.
  
  
  
  ... - Витя, я хочу есть. - печально заявила на привале доберман.
  
  - У нас нет ничего, кроме козинак. Но ты их не кушаешь. И охотиться не на что, да и опасно.
  
  Последнее было чистой правдой. Мы как раз долго, аккуратно обходили какое-то густонаселённое поселение с крайне беспокойными жителями, сновавшими по всей округе по всяким хозяйственным целям. Сразу сбегутся любопытные, только выстрели... А поймать кого-нибудь вкусного ушастой за сегодня не удалось, как она не старалась и не искала. Похоже, местные всю дичь повыбили.
  
  - И что мне делать? - капризно, словно не слышала мой ответ, продолжила разумная. - Я очень голодная.
  
  - Ну потерпи, моя хорошая... Я ведь тоже не ем, чтобы честно всё было...
  
  - Зато у тебя еда есть! А у меня нет!
  
  Это вывело меня из себя.
  
  - Зюзя! Что ты мне мозг выносишь! Говори, что от меня нужно!
  
  В её глазах отчётливо блеснули весёлые искорки.
  
  - По дороге идёт человек с, - образ небольшой тележки с пожитками, которую катил высокий мужчина. Рядом с ним шла женщина, тоже довольно высокая. - И ребёнок. Маленький. У них есть еда, я знаю. Попроси.
  
  - Тебе мало приключений? Каждый раз, когда мы выходим к людям - постоянно с нами что-то происходит. И с каждым разом всё становится хуже и хуже.
  
  - Человек не злой. Я вчера их увидела и следила за ними. Они быстро идут. Может, тоже убегают.
  
  - Нас вообще-то ищут, - прибегнул я к последнему аргументу.
  
  - Мы снова скроемся. Не найдут. Пожалуйста...
  
  Она так жалобно посмотрела на меня, что все возражения застряли комом в горле.
  
  - Уговорила... Показывай, где этот ходячий продуктовый склад.
  
  Доберман, как будто и не уставала, весело красуясь лёгкой походкой, уверенно повела меня вперёд.
  
  - Надо спешить, они не близко. А что значит "выносить мозг?" - неожиданно уточнила она.
  
  - Это... это... Зюзя! Отстань!
  
  - Я поняла.
  
  И мне неожиданно стало кристально ясно, что ушастая действительно поняла смысл этого выражения. И что это знание, чисто по-женски, подруга применит ещё не раз...
  
  
   Конец ознакомительного фрагмента
Оценка: 8.20*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"