Нашему папе опять предложили работу в Алжире, но на этот раз мы могли бы поехать вместе. Не тут-то было - нас слишком много. Поэтому вначале летом поехали папа со старшими, а потом должны были ехать младшие со мной, старшие при этом возвращались. Сумашедший дом. Мы не просили каких-то льгот, лишние затраты думали оплатить сами, но не моги! Предлагались какие-то ухищрения по перевозке детей с другими, в чьих паспортах они были бы зафиксированы, этого мне не хотелось. Какого черта, будут заглядывать в мою постель и диктовать, сколько иметь детей!
В Алжире жила с семьей моя кузина Аля.
Выйдя замуж за студента-алжирца Мустафу и родив сына Ясина, она скоро покинула Ленинград, где жила с матерью и сестрой, и уехала в Бумердес, где в это время находился Нефтяной институт, построенный с помощью Союза. Мать плакала, расставаясь с Алей, а та ей отвечала - что ты плачешь обо мне, плачь о Лельке, которая остается. Не могу сказать, что у Лельки сложилась очень веселая судьба, не могу сказать того же и об Але - у всех свои судьбы, в чем-то выигрыш, где-то обвал. Аля и Мустафа работали в том самом институте, где было много советских преподавателей, в том числе из Московского нефтяного. Через некоорое время появился Элиас, которого Аля родила в Тулузе, боясь потерять ребенка с противоположным резусом, как это произошло раньше при родах в алжирской клинике. И вот теперь мы всей толпой ехали в тот же город, где жила наша близкая и приятная родня.
Семья Али обитала на вилле, металлическом доме, который им удалось приобрести благодаря заслугам Мустафы - партизана времен освобождения Алжира из-под власти французов. Ирония судьбы. При вилле был небольшой садик с розами и большой желтой роскошной мимозой, которая дивно цвела ранней весной, по календарю - зимой.
Мимозы желтый взлет с асфальтного разбега,
Мимозы желтый мир там, где творят намаз.
Мимозы нет в краях, где голубая Вега
Томительно чиста, как голубой алмаз.
Мимозы аромат сквозь дрогнувшие ноздри
Змеею проскользил быстрей, чем феромон.
Измены динамит взорвался ночью поздней,
И опоздал набат греметь пожарный шмон.
Измены желтый джин живет в мимозе душной.
Спускают тормоза, приняв лукавый дар.
Устав предупреждать набатом непослушных,
Звонарь ушел во тьму, и - полыхай пожар!
Они разводили кроликов, стараясь что-то на этом подзаработать. Аля рисовала и пыталась продавать свои рисунки и кукол, наряжая их в старинные национальные одежды из тканей от приятельниц и знакомых. Куклы оказались неплохой идеей, но все же большого дохода не приносили. Что-то в этом было забавное - русская женщина изготовляет алжирские куклы, имеющие успех. Семья постоянно искала пути увеличить свой доход - Мустафа зарабатывал немного, а в наш приезд Аля не работала - времена уже изменились. До того Аля преподавала студентам французский, на котором велись занятия в институте, потом работала там же в библиотеке. Ребята искали случайные приработки - поливали сад, например, у каких-то знакомых. Мустафа был младшим сыном в традиционно большой алжирской семье. Его братья, преуспевающий прокурор и известный журналист, не слишком-то старались ему помочь. Он не был традиционалистом. Русские его научили выпивать, и это ему понравилось. Жена была русская. Мне он казался добрым человеком, а внешне был похож на азербайджанца, что напоминало мне Баку.
Аня со Славой и с папой во главе часто посещали Алин доброжелательный дом, где их всегда тепло принимали, как и нас с младшими немного погодя. После каникул старшие вернулись в Москву. Осенью все пошли в школу, а в октябре мы двинулись с младшими в Алжир. Толя с Мариной обещали приглядывать за оставшимися.
В Бумердесе, где жил Саша, у него была маленькая квартирка с балконом наихудшего черемушкинского типа. С увеличением семьи с нашим приездом обещали дать "виллу" -
жестяную консервную банку, которая очень ценилась у наших специалистов. Как показало время, виллу мы так и не получили. А квартира с балконом - однажды , в прошлый приезд, через дверь такого балкона проникли ворюги-мальчишки. Украли сашину электробритву - мой подарок и сожрали шоколадные кофеты из коробки, стоящей открыто на столе. Саша был настолько потрясен, что даже в тот момент хотел все послать к черту и бросить работу. Потом остыл и отпустил бороду. С этого балкона я смотрела на дорогу, откуда появлялся автобус с сотрудниками частной нефтяной компании, расположенноой в городе Алжир километров в пятидесяти от Бумердеса. Оттуда выходил Саша, и, значит, все в порядке. Иногда автобус задерживался по каким-то причинам, что вызывало сдерживаемое волнение, т.к. в это время в стране уже все было далеко не так идилично, как в прошлые годы. Надвигался фундаментализм, менялось отношение к иностранцам, становилось опасно. Дети учились в русской школе, куда привозили учеников из дальних мест - с рудников, из военных городков и т.п. под охраной вооруженного патруля. Там дети начали учить французский язык, который был вторым, а то и первым реально используемым языком в стране. Я ухитрялась его применять в быту - на рынке, в случайных разговорах, и не оказалась в этом смысле беспомощной, как многие тамошние жены. Иногда приходилось помогать кому-то в рыночных затруднениях. Вспоминаю этот эпизод без удовольствия от своего "доброго самаритянства", т.к. объект моей мелкой помощи была женщина вполне в стиле той "болонки", которая в студенчестве принесла мне столько неприятных моментов и вызвала столько недобрых чувств.
Бывали у Али, что-то вкусное съедали, и на вопрос - а что же это, она любила придумывать какое-нибудь немыслимое и шикарное название, особенно выразительно звучавшее на французском. Наверное, это шло от бабушки, привившей Але вкус ко всему французскому и, возможно, развлекавшейся так же в голодные годы.. Хорошо помню сардинки, которые Аля покупала вместе со мной на базаре, и потом поджаривала их вместе хвостиками. Или артишоки, в которых практически нечего есть, кроме довольно вкусной, но маленькой кочерыжки с малым количеством листиков. Говорят, очень полезно для мужчин. Саша, питаясь в столовой своей фирмы , регулярно в какой-то из дней недели получал их на обед, приготовленными в специфическом соусе, вкус которого он узнал через много лет в Калифорнии. Чтобы как-то разнообразить надоедавшую куриную диету - мясо было дорого и недоступно потому, что часы работы в компании совпадали с временем, когда были открыты магазины или базары, - на работе сотрудники организовывались на охоту на кабанов, мясо которых мы с удовольствием ели. Алжирцы-мусульмане кабана считали нечистым животным настолько, что даже не могли его мясо разделать, и продавали русским. Кабаны разоряли их апельсиновые плантации, их приходилось регулярно отстреливать. А однажды, еще до нас, Саша участвовал в охоте, где подстрелили дикобраза, говорили, что был вкусен. Получил в качестве сувенира иглы. После приезда Саши с работы мы, гуляя, проходили мимо фруктово-овощных выносных городских лотошных рыночков, где покупали грейпфруты, которые Саша привык подъедать, возвращаясь со спортивных тренировок, когда жил в одиночестве. Я с Алей, или с кем-то из жен, живущих в том же доме, ходили на рынок, где я любила покупать гранаты. Саша руками выжимал для нас сок. Ух, ух! Возвращаясь с базара, видела покупателей, сгибающихся под тяжестью кошелок с разнообразной зеленью, свисавшей хвостами до земли. Все очень похоже на наши нынешние рынки с их перегруженностью самыми разными товарами - продукты и ширпотреб вместе. Покупали какие-то тряпочки для детей, которые все еще верой и правдой служат нашей семье.
Блошиных рынков нравится расчет -
Здесь все - так много, щедро и обильно.
Растерянный от шума сумасброд
Хватает, что ни попадя, стабильно.
Блошиных рынков нравится размер -
По площади, огромней танкодрома,
Часами бродят, и не нужен шагомер,
Чтоб перекрыть свою дневную норму.
Блошиных рынков нравится размах -
Бери, торгуйся, купишь за копейку.
Соблазн в глаза, глаза в разбег - чудак
С базара тащит, спину не жалея.
Блошиных рынков нравится развал -
Для жен, мужей, девиц и малых деток.
Купил, потом поел, потанцевал -
Живая музыка - и та в ассортименте.
И как в Одессе пушкинских времен,
Встречаешь люд от разных континентов.
И всяк своей покупкой упоен -
За денежки - без лишних сантиментов.
Ездили знакомиться со страной на маленькой машинке Мустафы, сильно отдававшей бензином - до головной боли. Мустафа свозил нас в рыбный ресторанчик на берегу моря, где подавали невероятно вкусную рыбу красного цвета. Забыть невозможно. Посмотрели немного столицу - очень красивый старинный город, несомненно, с сильным влиянием французского "ига", от которого относительно недавно избавились. Говорили, что город потихоньку разрушается без внимательного пригляда. Посетили пирамиду Клеопатры Селены, где ощутили мощь каменных глыб. Можно было поверить, что внутри пирамиды еще слышатся голоса строителей или участников похоронных процессий, заключенные внутри замкнутого пространства и не могущие улететь, или затихнуть навсегда, отражаясь постоянно от стены к стене. Какое удивительное имя - Клеопатра Селена!
Над ниткой горизонта вис
Турецкий ятаган луны
С звездою в центре - звезд каприз,
И завлекал коран умы.
И минареты вознеслись
На месте пальмовых аллей.
И звезды свет сливали вниз,
И пурпур делался алей.
И бормотала суры ночь,
И Иордания звала.
Иродиады злая дочь
Поднос с дарами подняла.
Цикад в кустах оркестра мощь
Росла до грохота в ушах.
И черная земная ночь
Взяла космический размах.
Покупали украшения Кабилии - района в горах Алжира, где живет очень независимый народ, и где женщины пользуются гораздо большей свободой, чем алжирки. Серебро с кораллами, или с глазурью, сильно напоминавшее мне, быть может, по неграмотности, среднеазиатские украшения, до сих пор хранится у нас дома - серьги, ожерелья - яркие, как сама Азия, или Африка.. В Кабилии побывали Аня со Славой и папой, нам уже ничего такого сделать не удалось. А мы однажды наблюдали сирокко - сильный ветер со стороны Сахары, наполненный тончайшими частицами песка, создающими странный оранжевый оттенок неба, пугающий неизвестностью. Песок противно скрипел на зубах.
Полотенце красное под солнцем на балконе
Озарило алым светом весь балкон,
Обагрило потолок, как облака на небосклоне,
По прогнозу - это будет ветрогон.
Ветром дует вентилятор, разводя жару по верху,
И жара ночным сирокко охватила целый мир.
Он оранжев, этот ветер, бурей пыльной - не до смеха.
Этот цвет тревожный знает с лет младенчества Алжир.
Да, времена сильно изменились, особенно, в сравнении с первой поездкой - тогда их возили по Сахаре по древним поселениям, в горы - очень много и повсюду. В одной из поездок Саша купил черный коврик из верблюжьей шерсти. Вскорости его съела моль. В свой прошлый приезд Саша много играл в команде сотрудников в волейбол и потом купался в море. Курорт!
Алжир нашего с детьми приезда напоминает мне историю, рассказанную Ситка Чарли - индейцем Джека Лондона. Он говорил, что некоторые события не имеют ни начала, ни конца - ты как бы заглянул в окно дома, проходя мимо. Ты видишь в доме людей, они что-то говорят, наверное, важное для них, ты видишь их настроение в этот момент, но не знаешь, почему они плачут или смеются , и ты проходишь мимо этой чужой жизни, на один миг участвуя в ней и не понимая главных действующих лиц.
Наш приезд совпал с выборами - Алжир определял свою дальнейшую судьбу. По той или другой причине на выборах победа досталась фундаменталистам, на что никак не могло согласиться бывшее в то время правительство. И фундаменталисты начали действовать весьма радикально - стрелять и убивать сотрудничавших с правительством, обстреливать организации и школы. Все это стало настолько серьезно, что был введен комендантский час. Русская колония притихла. Наши соседи не разрешали своему 14-тилетнему сыну выходить даже просто подышать на двор дома, где мы жили. Мы ходили всюду, дети - мальчики служили мне, как я считала, защитой. До поры до времени все обходилось, но однажды какие-то мальчишки начали бросать в нас камни, чувствуя общее настроение взрослых. Я обратилась к случайному человеку, проходящему мимо, и попросила их урезонить. Он боязливо оглянулся, но, увидя, что это были, в общем-то, совсем малые ребята, сказал им что-то умиротворительное. Такие дела,
Тем не менее, мы еще ходили купаться на море и даже без Саши, разговаривали с рыбаками, которые советовали нам не рисковать. Я не понимала - как же так, русские им столько помогают и что? Глупая, оболваненная пропагандой и наивная до предела - рисковать детьми, собой... но Средиземное море и зимой было колдовски манящим - мы плавали, и местные смотрели во все глаза, как белая женщина в купальнике лезет в холодную, по их мнению, воду, и ничего - плывет. Иногда с нами ходил Элиас - младший сын Али. Он был сильный мальчик, рано утром бегал вдоль пляжа, тренировался. Гуляя с нами, носил ребят на плечах. Пляж был бесконечный песчаный, вдоль - апельсиновые плантации, тростниковый заросли. Из тростника я понаделала плетеных подстилок на пол, т.к. пол был бетонный. Аля дома ходила в валенках, привезенных из Союза. На этом пляже я нашла обточенную морем ракушку, которая много лет служила мне кольцом - по размеру и соответствовала моему имиджу.
Итак, начнём, благословясь.
На южном море Средиземном,
Привычно головой склонясь,
Иду неспешно шагом мерным.
Песчаный берег под ногой,
Засыпанный травой морскою,
Пружинит. Тихою волной
Облизан камень под скалою.
У камня - раковина. Ей
С тех пор на пальце красоваться
Руки коричневой моей,
И так по миру обретаться.
Как-то нашли бумажного наутилуса, в котором жил крохотный осьминог. Обитателя раковины мы бросили в воду, а саму ракушку взяли. У Саши был знакомый коллега, который, с любопытством глядя на ракушку, задумчиво сказал - а не горит ли она, и тут же поджег зажигалкой. Едва спасли - она тут же загорелась. Фамилия у него была характерная - Шмыгля. Потом нашли еще одну, но уже не столь замечательную. Нашли удивительные ракушки, похожие на обломки тростника. Никто в алиной семье таких не видел - длинные узкие прямоугольники. Увидев наше увлечение ракушками, Аля велела Элиасу подарить нам найденную им ракушку - пеструю двустворчатую красавицу. Мы ее схватили обеими руками. Потом оказалось, что на ней могут расти рожки - она была глубоководной, мы видели такие, только меньшего размера.
Кролики, разводимые Алей, привлекали жадный интерес детей. Они не размышляли о том, что кроликов убивают, чтобы их съесть. Для них они были вроде наших кошек, только жили в клетке и все время старались убежать, делая подкопы. Ребята собирали одуванчики, которые, как оказалось, с удовольствием поедались кролями - по просьбе Али, которая называла травку на французский лад "писонли". Она на рынке подбирала капустные листья, не нужные продавцам, и украшала тем кроликовый рацион.
Кстати, о кошках - мы и здесь завели котенка и назвали ее Маркизетой - для Маркизы она была маловата и вела себя беспардонно - использовала наш диванчик для своих безотлагательных нужд. Я ее, конечно, понимаю - диванчик был уютный, но надо же приличной даме знать место! К сожалению, приличиям она не была обучена, и вскоре была отправлена туда, откуда ее взяли - на помойку. Мне кажется, что ей там было лучше, по крайней мере, со двора она не пыталась вернуться к нам на даровые хлеба. Она была красива - пятнами белая, рыжевато-коричневая и черная, а мордочкой не похожа на наших московских - что-то свое, африканское, проглядывало.
Надвигался Новый год. Дела шли все хуже и хуже. Шли разговоры о том, что на рынке убили русскую женщину, вышедшую из своего дома неподалеку за зеленью. Убили какого-то военного в военном городке, сидевшего на пороге дома. Убивали иностранцев, в том числе, и русских. Элиас плакал и молился - их школу обстреляли, заехав на школьный двор - пустили по окнам очередь из автомата, возможно, и русского. А почему нет? Хороший автомат. Аля говорила, что наденет чадру, если потребуется. Возвращение в Союз было невозможно, хотя у ней и был советский паспорт. Куда она поедет от семьи, да и в Союз ее никто не звал, кроме близких, а ведь надо было работать где-то. Мустафа стал вместо нее ходить на рынок и по магазинам. Она сидела взаперти. Но Новый год мы праздновали у них. Перед этим утром 31-го декабря пошли искупаться на море. Пустой песчаный пляж, бесконечно длинный. Никого. Вода не шелохнулась - был абсолютный штиль. Вошли в воду, поплавали немного - все-таки прохладно, да и не уютно - одни на этой земле. Пляж напоминал Юрмалу, но море даже в декабре было теплее.
Средиземное море. Алжир.
Канун новогодья. Жара.
Как будто вчера - заложи
Пальцы рожками. Иншаллах.
В теплых волнах тело лежит.
Обнимает пловца вода.
Как будто вчера - тот мир.
Этот мир - как вчера.
Черной ночью всплывут миражи.
В облаках заблудилась луна, -
Как будто вчера. Ворожи
Мне, сурок, изменение сна.
От Али ушли до 11-ти вечера. Вокруг абсолютная тишина, никого. Шли молча, почти бежали. Глухая ночь, как вымерло. Через несколько дней на экстренном дополнительном рейсе Аэрофлота нас эвакуировали в Москву. Собрались быстро, да и собирать было нечего - не нажили. Вспомнила рассказ одного из знакомых, как их эвакуировали из Бангладеш - солдаты ООН вырывали из рук второй чемодан - разрешали только один. А у нас и было меньше одного на человека, ребята шли с легкими сумками. Да и зачем это все - домой, давай бог ноги! Аля принесла огромный ворох цветущей мимозы.
Седьмого января на Рождество
Деревья в цвете. Жёлтая мимоза
Вселенское являет торжество.
И скепсиса насмешливого доза
Не может чуда кружев затенить
У вишен, или платья белизну,
Но помогает незаметно скрыть
Случайно набежавшую слезу.
Мустафа тщательно собрал все остающиеся вещички - в доме пригодится, и даже приходил уже после нашего отъезда за каким-то скарбом, полезным в натуральном алжирском хозяйстве. Взял самовар и сплетенные мной тростниковые подстилки. Мне было приятно - ведь что-то, мною изготовленное, пригодится еще кому-то. Кстати, нашел и забытые мной серьги и потом, сдавая ключ по принадлежности, передал их кому-то для меня. Дошли
Через какое-то время пришла информация о судьбе менее пугливых, или менее осторожных, или не думавших, что с ними может что-то случиться. Кто-то работал в частном контракте и считал, что их не коснется - частный контракт им казался безопаснее государственного. Платили лучше, терять не хотелось - сработал русский авось, пронесет. Не пронесло. В один недалекий день, когда они ехали в автобусе на работу, их остановили вооруженные люди, отобрали своих, а иностранцев расстреляли на месте без разбора. Среди них был и один из знакомых Саши.
Последние штрихи.
Ясин кончил университет, женился, родился Алин внук. Через несколько лет было сильное землетрясение, и я попросила Алю рассказать о своих личных впечатлениях.
Вот ее письмо.
Дорогая Леночка!
Долго молчала, т.к. не могла ответить на твои вопросы об ощущениях, которые не хотелось заново переживать, их описывая.
Теперь же мы уже привыкли к толчкам, не выбегаем, а сидим дома. Я даже жду толчка, чтобы затем успокоиться до следующего. И вообще, оказывается надо высидеть, пока трясет, в стенах, и не кидаться сломя голову, ибо лестницы это самый опасный участок в здании.
Во время, когда это произошло, я находилась в саду. Сначала я не поняла, и это были считанные секунды, затем проскочили дикие мысли о том, что земля набирает некое ускорение и несется в пространство, как бы раскалываясь на части, а когда пришла мысль, что это землетрясение, я старалась и не могла передвигаться, вопия благим матом: "Ребенка! Ребенка!" Ясин с отцом были дома у компьютора. Он вытолкнул отца в сад и побежал за своей женой и ребенком, которые были зажаты между открывшейся дверкой шкафа и кроватью, все это время трясло дико, он их вывел в сад, а затем вернулся, отключил электр. и газ. После толчка, а это случилось в 19.45 и было еще светло, наступила дикая тишина, и мы стали оглядываться. В доме напротив загорелась квартира, и на горизонте, справа и слева возникли столбы не то пыли, не то дыма. Спустя какое-то время завыли сигналы скорой, пожарных. Надо сказать, что мы легко отделались. Столбы пыли оказались впоследствии пылью рухнувших полностью, как гармошка, зданий возле почты и за водонапорной башней. Для очень и очень многих это была искл. грозная трагедия! В 45 сек. люди лишились жизни, раздавленные под руинами, лишились крова. Толкало странно в разные стороны и по вертикали и по горизонтали. После мы, заскакивая в панике в дом, вытащили матрасы и одеяла. Быстро наступила полная темнота, и мы, обессиленные, повалились на землю. Вся ночь была сплошным кошмаром, трясло без конца и сильно. Под утро глаза закрылись от усталости, и мы уснули на полчаса. День не помню, ходила очень много. На третий день было опять повторение, на шестой опять. Я страшно удивилась, когда стала срывать странички календаря и увидела, что прошло десять дней после этого настоящего кошмара. Город все еще живет в палатках. Все первые этажи очень повреждены, сейчас уже начались восстановительные работы, иногда мы пугаемся взрывами остатков зданий. В первую неделю было зарегистрировапно 1200 толчков и еще толкает ежедневно по 3-4 балла. Затем люди стали разыскивать и посещать друг друга, рассказывать о своих ощущениях и переживаниях, у каждого своя трагедия. Потихоньку мы пришли в себя, трудимся в саду. А так вроде бы и делать нечего. Кухня, жара, рынок. Ждем на каникулы Элиаса. Ясин покупает в кредит маленькую корейскую машину. Внук растет не по дням, а по часам. Пиши о себе побольше, всем большущий привет. Аля.
Вот так.
Остальное -Элиас получил французский паспорт - родился в Тулузе, учится в Париже. Интересно, участвовал ли он в волнениях по поводу нового закона об оканчивающих образование молодых специалистах - так называли их у нас при распределении на работу. Аля дома, занята болезнями Мустафы. Ясин с семьей живет в родительском доме.
Дети за два с небольшим месяца отсутствия не слишком отстали от однокласников и продолжили учебу, как будто и не было этого алжирского приключения. Старшие летом пробыли в Алжире дольше.