Определение сущности существовавшего в СССР общественного строя по-прежнему является актуальным теоретическим вопросом. Актуальность этого вопроса отнюдь не снимается тем фактом, что Советская Атлантида погрузилась в воды исторического небытия. Дело в том, что марксизм представляет собой целостное учение о закономерностях развития природы и общества, и ошибочное теоретическое определение сущности того или иного явления неизбежно влечет за собой (помимо целой цепи дальнейших ошибок в теории) ошибочную практическую стратегию, дезориентацию классовой борьбы. В случае если неверные теория и практика получают подпитку со стороны определенных социально-экономических тенденций, то мы имеем дело с оппортунизмом - политикой классового сотрудничества, удушения классовой борьбы. В сегодняшнем российском левом движении мы можем видеть, то или иное решение вопроса о классовой природе СССР обуславливает политическую линию левых партий и групп.
Сталинистское определение классовой сущности СССР.
Оно исходит из основополагающего тезиса сталинизма о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Классический сталинизм (в лице самого Сталина) связал создание в СССР "основ социализма", построение материально-технической базы социалистического общества, с ликвидацией в стране эксплуататорских классов. Экономическая экспроприация буржуазии, помещиков, кулаков и индустриализация на основе национализированной собственности - это для Сталина, необходимые и достаточные условия построения "в основном" социализма. Сталинская теория столь же проста, сколь и вульгарна - раз нет эксплуататоров, хозяев заводов и фабрик в цилиндрах и во фраках, раз все вокруг государственное, то есть якобы "народное", то вот вам, товарищи рабочие и крестьяне, и "социализм". То, что рабочий и крестьянин в реальной жизни сталкивается с эксплуатацией, не важно, так как идеологическая формула сталинского "социализма", как всякая формула эксплуататорского общества, это не отражение объективной реальности, а мистификация, попытка маскировать интересы угнетателей, представив их как интересы всего общества.
Эта социальная функция побасенки о "социализме в СССР" стала особенно очевидна при приемниках Сталина - Хрущеве, выдвинувшем тезис об окончательной и бесповоротной "победе социализма" и Брежневе, при котором официальная пропаганда трубила о "развитом социализме". Что касается современных российских сталинистов, то они предпочитают не углубляться в рассуждения о том, на каком этапе остановилось возведения здания "социализма в одной стране" ( 1 ). В целом, их взгляды можно свести к признанию за СССР качества "здорового рабочего государства", натуральной диктатуры пролетариата (антитеза троцкистского положения о "деформированном рабочем государстве"). Отметим, что и сам Сталин (см. "Экономические проблемы социализма") и его идейные последователи настаивают на том, что в СССР был реализован основной закон социализма - целью производства является не прибыль, а удовлетворение потребностей трудящихся. Сталинисты также утверждают, что планирование в СССР имело социалистический характер.
Троцкистские теории "деформированного рабочего государства" и "пролетарского бонапартизма".
Сформулированная Троцким теория "деформированного рабочего государства" определяет СССР как переходное общество от капитализма к социализму. Хотя троцкисты и отрицают, что в СССР когда-либо существовал социализм, тем не менее, они признают существование в СССР диктатуры пролетариата, но диктатуры пролетариата деформированной объективными конкретно-историческими условиями - изоляцией пролетарской революции в экономически и культурно отсталой стране с преобладающим крестьянским социальным составом населения. "Деформация" рабочего государства в области экономики, по мнению троцкистов, была в основном ограничена сферой распределения продуктов труда и проявлялась в не легитимном присвоении бюрократией значительной доли прибавочного продукта. Троцкисты признают, по крайней мере, некапиталистический характер советского планирования ( 2 ) и считают, что в СССР не было эксплуатации наемного труда, что производство не имело своей целью извлечение прибыли. По существу только два фактора заставляют троцкистов утверждать о существовании в СССР диктатуры пролетариата (пусть и деформированной) - национализированная собственность и физическое отсутствие капиталистов. В этом пункте мы видим, таким образом, парадоксальное единство заклятых врагов - сталинистов и троцкистов. В самом деле, по большому счету, разница между "здоровым" и "деформированным" рабочим государством не качественная, а количественная ( 3 ).
У любого марксиста возникает закономерный вопрос - имеются ли основания говорить о диктатуре пролетариата, коль скоро пролетариат, фактически, радикально отстранен от участия в выработке и принятии политических решений? Что бы выйти из этого очевидного противоречия троцкисты обычно ссылаются концепцию т.н. "пролетарского бонапартизма". По мнению троцкистов, политическая экспроприация пролетариата не означает конец пролетарской диктатуры, так как воля класса может выражаться и через волю "вождя". В качестве доказательства троцкисты приводят историческую аналогию - буржуазный бонапартизм (Наполеонов I и III, Чан Кай Ши и др.), который, с одной стороны, отстранял буржуазию от политической власти, а с другой стороны, стоял на страже режима частной собственности, выражая общую волю буржуазного класса.
Мифы и реальность советской экономической системы.
Таким образом, представление об СССР как о рабочем государстве в теоретическом аспекте базируется на факте национализации средств производства и экспроприации частных капиталистов. Можно ли считать национализацию необходимым и достаточным условием для того, чтобы говорить о "рабочем государстве", о выходе за рамки капиталистической системы? Мы знаем, что в эпоху империализма буржуазное государство широко применяет национализацию средств производства. Это, как правило, происходит в двух случаях, во-первых, в случае недостаточности частного капитала для модернизации и реструктуризации экономики, для практического освоения новых достижений научно-технического прогресса и т.п., и, во-вторых, в случае не заинтересованности частного капитала (в силу низкой рентабельности) в тех или иных, необходимых для функционирования народного хозяйства и (или) поддержания социального мира отраслях. При этом, разумеется, национализация ни в какой мере не означает ликвидацию капиталистических производственных отношений.
Но правые и левые адепты советского "пролетарского государства" утверждают, что, так как в СССР национализация являлась тотальной, то здесь мы имеем дело с качественным скачком, выходом за рамки капитализма. Это действительно было бы так, но только лишь в том случае, если национализация, как первый шаг к обобществлению производства (по выражению основоположников марксизма - "формальное средство"), сопровождалась бы уничтожением производственных отношений капитализма - стоимости, товара, денег и т.д. В случае же советского производства мы имеем только перемену юридических форм собственности, не затрагивающую капиталистических производственных отношений. С точки зрения марксизма иначе и быть не могло в тех конкретно-исторических условиях, в которых оказалась Советская Россия в результате изоляции революции в отдельной стране. Никакая социалистическая экономика не была возможна в изолированной стране, аграрный сектор которой аккумулировал большинство населения и по уровню развития производительных сил находился, в значительной мере, на докапиталистической стадии ( 4 ). Экономические отношения капитализма, были, следовательно, в этих условиях необходимостью.
Нам могут возразить, указав на широко известные факты, якобы доказывающие некапиталистическую природу советской экономики - полная занятость, политика государственных цен (дотация цен на продукты питания в государственном масштабе и т.п.), поддержка нерентабельных производств и целых отраслей и т.д. С помощью подобных примеров апологеты псевдосоциализма пытаются доказать, что в СССР основным экономическим законом было не накопление капитала, а удовлетворение потребностей людей. В действительности же все перечисленные факты есть не что иное, как продукт, производное от государственной монополии, монополии, охватившей все народное хозяйство. Еще Ленин писал, что капиталистическая монополия, может, "в известных пределах", на более или менее продолжительные сроки, устанавливать цены, существенно отклоняющиеся от стоимости. Государственная монополия, держащая как спрут в своих щупальцах все народное хозяйство, имеет в этом отношении еще большую свободу. Рабочая сила в СССР была товаром, только единственным монопольным покупателем этого товара было псевдосоциалистическое государство. И цена на рабочую силу устанавливалась государством, зачастую гораздо ниже стоимости ее воспроизводства. Отсутствие безработицы не может являться критерием социалистичности. Известно, что в тех капиталистических странах, где сфера действия свободного рынка была сведена к минимуму тотальным бюрократическим контролем (фашистская Италия и нацистская Германия) также практически отсутствовала безработица.
Советская экономика была экономикой государственного капитализма. Ее основным законом, так же как в странах с режимом частной собственности, был закон капиталистического накопления. Мы не станем, в подтверждение этого тезиса, приводить гигантскую массу примеров на микроэкономическом уровне. Обратимся к истории советского государственного капитализма. В середине 50х годов ХХ века резко обострился перманентный кризис советского сельского хозяйства. Вместо того, чтобы направить основную массу государственных инвестиций в сельское хозяйство, дать приоритет развитию легкой промышленности, бюрократия по прежнему направляет поток инвестиций в тяжелую индустрию, в ВПК, на "помощь" слаборазвитым странам (являющеюся, на самом деле, ничем иным, как экспортом капитала - в отличие от США, СССР не оказывал "безвозмездную помощь", предоставляя кредиты под процент). Почему? Ответ прост - капитал всегда идет туда, где ему открывается наилучшая перспектива самовозрастания. Произвести тысячи новых станков, танков, автоматов Калашникова, и поставить их в кредит под процент какому-нибудь Насеру или Неру гораздо выгоднее, с точки зрения капитала, чем инвестировать в сельское хозяйство ( 5 ). Проблему же отстающего сельскохозяйственного сектора бюрократии сподручнее попытаться решить административным путем, организовав кампанию отправки "добровольцев" на целину.
Планомерность или анархия ?
Сталинистская пропаганда всегда козыряла темпами роста советской экономики, доказывающими якобы превосходство советского "социализма". Но, во-первых, высокие темпы роста характерны для любой капиталистической страны в период индустриализации, СССР, так же как и остальные капиталистические страны, по мере роста избытка капиталов пришел к среднегодовым темпам в 2-3 %. Во-вторых, высокие темпы роста отнюдь не были монополией "социалистической" экономики. Западная Германия и Япония в послевоенный период показывали темпы роста, превосходящие темпы роста в СССР (так, например, в Западной Германии в период 1945 - 1955 среднегодовые темпы роста промышленной продукции составляли 22,2 %, а в СССР в период максимального роста в 1-ю и 2-ю пятилетку - 19 %). И, наконец, самое главное заключается в том, к действительному социализму нельзя подходить с количественной меркой капиталистического общества, общества производства ради производства. Так как во главу угла социалистической экономики положено удовлетворение потребностей людей, то качественные и количественные критерии движения вперед по пути прогресса здесь носят иной характер. В капиталистических темпах роста, вместе с ростом производства полезных для людей вещей мы находим и рост производства орудий смерти, рост производства социально бессмысленных и разрушающих духовную целостность людей вещей и т.д. и т.п. Социалистическое общество в качестве главного критерия прогресса имеет сокращение рабочего времени, общественно необходимого для производства того или иного продукта. Социалистическое производство руководствуется полезностью продукта и количеством времени необходимым для его изготовления, а не прибылью, диктующей необходимость производить больше и больше, вне связи с реальными потребностями. Поэтому в социалистическом обществе совершенно бессмысленным является критерий темпов роста, этот фетиш буржуазного сознания.
Известно, что любая капиталистическая монополия применяет планирование в производственном процессе. Крупнейшие транснациональные корпорации, бюджет которых сравним с бюджетами некоторых государств, планируют не на 5 лет, как в СССР, а на 10-15 лет вперед. Но это "планирование" не имеет ничего общего с социалистическим планированием. Капиталистическое планирование представляет собой учет тенденций существующих в экономике и попытку на основе такого учета построить стратегию развития, носящую прогностический, необязательный характер. В реальности оно не контролирует и не может контролировать динамику производственного процесса. Оно по сути своей представляет безуспешную попытку застраховаться от анархии капиталистического производства. Ровно такой же характер носило и планирование в Советском Союзе. Оно и не могло быть иным, коль скоро оперировало политэкономическими категориями капитализма - стоимостью, товаром и деньгами.
Анархия советского государственно-капиталистического производства нашла свое выражение во всестороннем системном кризисе 80х годов ХХ века. Уже хрущевское руководство перешло к политике большей открытости мировому рынку. Оно не могло не пойти по этому пути, так как к этому его подталкивал достигнутый уровень развития государственного капитализма, требующий вывоза избытков капитала, широкого участия в международном торговом обмене. Тенденция вовлечения СССР в мировую торговлю получила дальнейшее развитие при Брежневе. СССР стал крупным поставщиком нефти и газа на мировой рынок. С одной стороны, это работало на укрепление государственно-капиталистической экономики, с другой, означало открытость экономическим кризисам мирового капитализма, зависимость от конъюнктуры цен мировых цен и т.п. В середине 80х годов резко упали мировые цены на нефть. Наложение этого фактора на кризисные явления в советской экономике дало мультиплицирующий эффект. Государственно-капиталистическая система с ее громоздким бюрократическим аппаратом управления была абсолютно неприспособленна к решению новой задачи, вставшей перед отечественным капитализмом - задачей перехода от экстенсивных методов капиталистического накопления на основе производства абсолютной прибавочной стоимости к интенсивным методам на основе повышения производительности труда, т.е. увеличения относительной прибавочной стоимости. Попытки горбачевской бюрократической клики осторожно двигаться по пути постепенного внедрения в госкапитализм старых, проверенных временем методов капитализма - частной собственности и рыночной предпринимательской инициативы потерпели крах, экономика пришла к коллапсу, политическая гибель СССР наступила гораздо быстрее и неожиданнее, чем ожидали даже его недоброжелатели из противоположного империалистического лагеря ( 6 ).
Капитал и капиталисты.
Перейдем к критическому разбору тезиса защитников псевдосоциализма об отсутствии в СССР физических агентов накопления капитала - капиталистов. Очевидно, что сталинисты и троцкисты не мыслят капиталиста иначе как частного собственника - владельца "заводов, газет, пароходов". Это не верно. Как мы показали выше, целью советского производства было капиталистическое накопление, непосредственный производитель был отчужден от владения и распоряжения собственностью. Юридически собственность была государственной, демагогия официальной пропаганды лживо объявляла ее "общенародной", но, в действительности, функцию владению и распоряжения собственностью монопольно сосредоточила в своих руках бюрократия. Фактически собственность в политико-экономическом, а не в юридическом смысле, принадлежала частной корпорации бюрократов. Не какому то отдельному бюрократу, а всей социальной страте, которая временно явилась субститутом (заменителем) класса эксплуататоров. Ни в каком смысле нельзя говорить о том, что в СССР было преодолено основное противоречие капиталистического способа производства - между общественным характером производства и частной формой присвоения. Продукты труда отчуждались и присваивались частной корпорацией - бюрократией.
Необходимо отметить, что тенденция относительной автономии права владения и распоряжения от права собственности представляет собой общемировую тенденцию развития капитализма. В странах высокоразвитого капитализма собственники - владельцы акций, особенно миноритарные, зачастую не в состоянии осуществлять эффективный контроль над деятельностью высшего менеджмента акционерных обществ.
Вульгарные марксисты ссылаются на антинаучный довод - потребление советского бюрократа, даже высшего уровня, значительно уступало потреблению капиталиста - мультимиллионера или миллиардера. Троцкисты любят приводить, в качестве аргумента, невозможность для бюрократа конвертировать свое должностное положение в собственность, передаваемую по наследству. "Где, таким образом, личная заинтересованность бюрократа в капиталистическом накоплении?", - восклицают они. Эти аргументы не выдерживают никакой критики.
Личное потребление капиталиста не есть цель капиталистической эксплуатации. Личное потребление могло быть целью рабовладельца или феодала ( 7 ). Капиталист же, по определению Маркса, есть "персонифицированный капитал". Капиталист функционирует не столько как потребитель прибавочного продукта, сколько как агент капиталистического накопления. И эта сущность капиталиста остается неизменной, идет ли речь о единоличном собственнике средств производства, владельце пакета акций или члене бюрократической корпорации, коллективно владеющей и распоряжающейся собственностью.
Критика и антикритика.
Очевидно, что марксизм, став идеологией государственного капитализма, подвергся крайнему извращению, фальсификации и догматизации. Подобная трансформация радикально антисистемных учений в истории не редкость. Достаточно вспомнить судьбу христианства, из антиримской идеологии рабов и угнетенных превратившегося в официальную религию Римской империи. Выхолостив суть марксизма - пролетарский интернационализм и учение о диктатуре пролетариата как государстве нового типа, бюрократическая каста новых эксплуататоров превратила его в официальную идеологию Советской империи. Фальсифицированный марксизм маскировал реальность эксплуататорского общества, его функция состояла в том, чтобы создать иллюзию единой "общенародной" цели, замазать вопиющие антагонистические противоречия. Но классовая борьба не может быть полностью ликвидирована в эксплуататорском обществе ни тоталитарным террором, ни ложью пропаганды. Другое дело, что пролетариат может, на более или менее длительный срок остаться без идейного оружия, способного привести его к победе. К несчастью именно это и произошло в результате сталинской контрреволюции.
В сознании значительной части рабочего класса псевдосоциализм отождествился с фальсифицированным марксизмом. Именно поэтому так легко было бюрократии, поставленной перед экономической необходимостью перевода страны с пути госкапитализма на рельсы классического частнособственнического капитализма, одурачить пролетариат баснями о "демократии как гарантии процветания и благосостояния", "обществе равных возможностей" и тому подобной чепухой. Именно поэтому так тяжело действительным марксистам вести сегодня кропотливую и заведомо не приносящую скорого успеха работу по восстановлению научного мировоззрения пролетариата, по идеологическому просвещению масс и созданию подлинно Рабочей Партии. Но историческая миссия авангарда, революционного меньшинства, должна проложить себе путь и в этих тяжелейших условиях тотального господства идеологии империалистической буржуазии и лакействующего перед ней оппортунизма. Маркс открывает перед нами диалектику классового сознания и бытия в следующих словах: "Дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно своему бытию, исторически вынужден будет сделать" ( 8 ).
Более утонченно к вопросу о классовой природе СССР подходят последователи Троцкого. Справедливо отвергая разглагольствования о "социализме", они, тем не менее, фактически занимают позицию прикрытия госкапитализма слева. Троцкизм, особенно в его эпигонской версии, в силу своей приверженности представлениям о советской национализации как "социалистической" мере обуславливающей "рабочий" характер советского государства, не смог стать действительно последовательной марксистской теорией, разбивающей гегемонию сталинистского оппортунизма в рабочем движении. Концепция "пролетарского бонапартизма" в корне неверно представляет роль пролетариата в переходную эпоху. В действительности дело обстоит таким образом, что задача пролетариата в рабочем государстве состоит в том, чтобы разрушить все производственные отношения капиталистического общества. Эта задача может быть выполнена только самим пролетариатом с помощью институтов пролетарской диктатуры - Советов, Партии и т.д. Политическая экспроприация рабочего класса, присвоение власти бюрократией или "пролетарский бонапартизм", означает не деформацию, а конец диктатуры пролетариата.
Несостоятельны исторические аналогии с буржуазным бонапартизмом, не только потому, что способ доказательства с помощью аналогий - не лучший способ, но и потому, что положение пролетариата в революции и после нее отличается от положения буржуазии в период завоевания ею политического господства. Буржуазия отвоевала у феодалов политическую власть, опираясь на уже созревшие в рамках феодального общества и достаточно развитые производственные отношения капитализма. Производственные отношения социализма могут сложится только как результат уничтожения капиталистических производственных отношений и замещения их новыми производственными отношениями. Уничтожив политическую надстройку феодализма буржуазия могла мирится с бонапартизмом, коль скоро он охранял де-факто существующие производственные отношения и гарантировал от реставрации старого политического режима. В отношении пролетарской революции так же не исключается актуальность защиты от реставрации. Но эта функция пролетарской диктатуры вторична по отношению к главному - слому производственных отношений капитализма - наемного труда, стоимости, товара, денег, производства ради прибыли и т.д. Социалистические производственные отношения по своему существу не есть результат "строительства", т.е. продукт количественного развития производительных сил после победы пролетарской революции. Они могут явится только как результат непосредственной замены капиталистических производственных отношений на базе наивысшего уровня развития производительных сил, достигнутого в рамках капиталистической системы. Там, где, как в случае изолированной революции в России, уровень развития производительных сил недостаточен, речь может идти не о социализме, а о развитии производительных сил с использованием новых, "нетрадиционных" но по сути своей капиталистических методов. Очевидно, что сам пролетариат не может развивать производительные силы этими методами - это было бы полным абсурдом. Следовательно, осуществлять эту задачу необходимо иному социальному агенту, по самой своей природе наиболее приспособленному к роли заместителя буржуазии - бюрократии. Бюрократия не может организовать процесс капиталистического накопления, не экспроприировав рабочий класс политически. Пролетариат же, теряя политическую власть, теряет все плоды своей революции.
Нас трудно упрекнуть в желании пнуть мертвого льва - Троцкого, он и сейчас выше многих живых собак, ностальгически вспоминающих о ледорубе при одном упоминании его имени. Но с высоты исторического опыта можно дать некоторые объяснения тому факту, что политическая борьба Троцкого против сталинизма шла с фатальным запаздыванием в выдвижении теоретических и практических инструментов борьбы. Это довольно парадоксально на первый взгляд, так как Троцкий был гениальным революционером, а революционному мышлению свойственно не отставание, а даже некоторое опережение бытия. Но этот парадокс легко объясним, учитывая, что Троцкий, будучи вторым после Ленина вождем революции, был неразрывно связан с тем общественным процессом, начало которому положил Октябрь. Для него революция была любимым дитем, отречься, предать анафеме которого он был не в состоянии. Большевики ленинской формации рассматривали Октябрь в интернационалистской перспективе, как пролог европейской и мировой революции. И Троцкий остался до конца верен большевистской перспективе, несмотря на горький опыт Испании и даже сговор между Сталиным и Гитлером. Справедливости ради необходимо сказать, что империалистическая действительность между двумя мировыми войнами еще давала некоторые основания считать автономную от контрреволюционного влияния сталинизма европейскую революцию возможной. Как правильно указывал Троцкий, такая революция означала бы, в тоже время, и конец сталинизма в России. Но ситуация изменилась с окончанием II мировой войны. Капитализм, как рыночно-демократический, так и тоталитарно-госкапиталистический стабилизировался, поделил мир на сферы влияния, укрепил гегемонию своей разделенной на либерализм и оппортунизм идеологии. После удушения революционной ситуации в Италии и Греции в 1945-47 годах, после вооруженного подавления восстания берлинских рабочих в 1953 г., после кровавой расправы с венгерской революцией в 1956 г. фундамент троцкистской теории показал глубокие трещины.
Полной неожиданностью для троцкистов явились стагнация и кризис советской экономики в 70-80е г.г., ведь согласно троцкистской теории плановость и национализация экономики "деформированного рабочего государства" исключают масштабные экономические кризисы.
Начетчики от марксизма, чье понимание не выходит за рамки набора раз и навсегда усвоенных догм, указывают, что невозможно говорить о государственном капитализме, поскольку мы имели бы тогда дело с новой, "непредусмотренной" основоположниками марксизма формацией. Но государственный капитализм в СССР не представляет собой новой формации. Госкапитализм возникает там и тогда, где и когда капиталистическая система, чтобы сохранить себя, вынуждена прибегать к нетрадиционным с точки зрения классического капитализма методам - государственной монополии, прямому вмешательству бюрократии в экономическую деятельность, широкому применению внеэкономического принуждения и т.д. Вплоть до 80х годов ХХ века, госкапитализм являлся общемировой тенденцией развития капитализма. Задачей госкапиталистической тенденции в глобальном масштабе было воспрепятствовать разрушительным последствиям кризисов капиталистической экономики, освоить новые достижения научно-технического прогресса в рамках капиталистической системы производственных отношений, смягчить остроту противоречий между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Эта общая задача, разумеется, не исключала модификации в конкретных национальных условиях. Так, например, в нацистской Германии госкапитализм представлял собой отчаянную попытку германского империализма решить проблему избытка капитала путем подготовки и осуществления войны за мировое господство. В СССР госкапитализм являлся формой индустриализации экономики, процессом первоначального капиталистического накопления за счет экспроприации крестьянства.
Что делать ?
Исходя из вышеизложенного, можно прийти к следующему выводу - идеологии сталинизма и троцкизма, зародившись в конкретно-исторических условиях господства госкапиталистической тенденции, несут на себе неизжитый исторический груз теоретических и практических ошибок прошлого и не могут вооружить пролетариат адекватной современности концепцией политического действия. Сталинисты и троцкисты справедливо констатируют, что классовое сознание рабочего класса в современной России находится в состоянии глубокого нокдауна. Однако марксистский подход требует не причитаний, служащих в конечном итоге оправданию лености мысли и политической пассивности, а трезвого анализа, приводящего к пониманию причин того или иного явления и стратегических перспектив будущего.
Государственно-капиталистическая природа СССР предполагает, что советский рабочий класс был объектом эксплуатации. Последствия эксплуатации, так же как в странах классического капитализма, проявлялись в форме недопотребления трудящихся масс. Недопотребление в СССР существовало как в форме недостаточности реальной заработной платы для удовлетворения насущных потребностей в продуктах питания и промышленных товарах, так и в форме "дефицита", невозможности или, по крайней мере, чрезвычайной затруднительности для рабочего отоварить свою зарплату. Ко всему этому следует добавить драконовские законы сталинского периода в сфере трудовых правоотношений - уголовное преследование за опоздания на работу, за хищения малейшей вещицы из так называемой "социалистической" собственности, систему трудовых книжек и т.п. С другой стороны, система советского госкапитализма гарантировала некоторый примитивный стандарт удовлетворения минимальных потребностей трудящихся ( 9 ), а главное, полную занятость. Рост промышленного производства вплоть до кризиса 70-80х годов, сравнительно высокий уровень социальной мобильности, возможность для перетекающих из аграрного сектора в города крестьян найти работу в промышленности - все эти факторы смягчали остроту классовой борьбы и стабилизировали режим. Ситуация изменилась с началом кризиса госкапиталистической экономики. Баланс плюсов и минусов для советского рабочего сложился явно не в пользу советской системы. К середине 80х годов в стране сложилась революционная ситуация - бюрократические "верхи" уже не могли управлять по-старому, в то время как широкие слои трудящихся не хотели жить по-старому ( 10 ). Революционная ситуация разрешилась политической революцией ( 11 ) - крахом политической надстройки госкапитализма и установлением режима олигархической демократии. Иного развития событий невозможно было ожидать, учитывая отсутствие в стране марксистской партии ленинского типа.
Пролетарская, в своей глубочайшей интенции революция, была ловко переведена "передовой" частью бюрократии, при содействии мирового империализма и в союзе с протобуржуазными слоями внутри страны, на рельсы буржуазной революции.
Текущие настроения рабочего класса постсоветской России характеризуются большой неоднородностью. Наиболее отсталая и пассивная часть пролетариата, стоящая на грани люмпенизации, а также значительные слои интеллигенции, потерявшие выгоды от социальной стабильности советского режима, с определенной долей сочувствия относятся к идеологии госкапитализма, пропагандируемой сталинистскими партиями. Студенчество, некоторые слои рабочего класса, занятые в высокотехнологичных областях экономики и сфере обслуживания, некоторая часть творческой интеллигенции - составляют потенциальный резервуар поддержки троцкизма. В целом же для рабочего класса характерно негативное отношение к историческому опыту СССР и попыткам тех или иных политических сил реанимировать, сообразно новым общественным реалиям, частично или полностью, систему государственного капитализма.
Первоочередная задача, стоящая перед революционным меньшинством России, состоит в том, чтобы восстановить единство и целостность марксистской доктрины, очистить ее от накопившихся за долгий контрреволюционный период искажений и мистификаций. Мы должны вооружить лучших представителей класса марксистской теорией, охватывающей накопленный исторический опыт, текущий момент общественного развития, стратегическую перспективу будущего и связывающую эти моменты в стройный и непротиворечивый анализ - основу революционного политического действия. Нам необходимо восстановить пошатнувшееся за долгие десятилетия господства госкапитализма доверие рабочего класса к коммунистической идее. Наша позиция по отношению к советскому наследию должна быть не менее критична, чем по отношению к любым другим национальным бастионам мировой системы империализма. Это, конечно же, не означает, что мы идем рука об руку с махровым буржуазным антикоммунизмом. Цель буржуазного антикоммунизма очевидна - с помощью огульного очернительства, с помощью живописания, с позиций абстрактного гуманизма, всех ужасов сталинизма, маоизма, пол потовщины, отвратить трудящиеся массы от борьбы за коммунизм. Навязывая ложный выбор между "тоталитарным коммунизмом" и "свободой и демократией", буржуазия стремится парализовать волю рабочего класса, заставить его смирится с рабским положением в условиях либерального "мягкого концлагеря". Но мы знаем, что улыбчивый, политкорректный, "демократический" капитализм уничтожает, ежедневно и ежечасно, тысячами различных способов, физически и духовно, не меньшее число человеческих существований, чем капитализм с лицом сталинистского и нацистского варварства. Сущность капиталистической системы не меняется с переменой национальных и временных декораций.
Наши цели противоположны целям наших классовых врагов. Чтобы проложить путь к новому обществу, пролетариат должен четко осознать причины своего исторического поражения в ХХ веке. Он не сможет сделать этого, не разбив все иллюзии о том, что "коммунистические" режимы имели какое-то отношение к социализму и коммунизму.
Примечания:
--
Согласно Марксу, утверждение социализма, как первой фазы коммунистической формации, означает невозможность отката назад к капитализму.
--
Делая при этом оговорку, что рабочие отстранены бюрократией от участия и контроля над процессом планирования.
--
Троцкий, выдвинув запоздалый лозунг политической революции, пишет, что рабочему классу "не придется ничего менять в отношениях собственности", что вопрос стоит только об отстранении бюрократии от политической власти.
--
Стоит напомнить, что перевес городского населения над сельским в СССР был достигнут только к середине 50х годов ХХ века.
--
Советский рабочий инстинктивно понимал суть лживой демагогии бюрократии о "братской помощи странам, идущим по некапиталистическому пути". "Лумумбам помогаем, а сами без штанов ходим", - говорили рабочие.
--
В данном контексте уместно отметить антинаучный характер построений идеологов КПРФ, мечтающих о "китайском пути". Экономический уровень развития советского госкапитализма не позволял проводить постепенные реформы китайского типа.
--
Своеобразную иллюстрацию дает трагедия Пушкина "Скупой рыцарь". Живущий на рубеже феодальной и капиталистической эпохи рыцарь реагирует на новые веяния, оставаясь в то же время приверженным социальному менталитету феодала - его скаредность и скопидомство есть, по сути, удовлетворение личной страсти, он испытывает наслаждение от созерцания груды сокровищ, лежащих втуне, без движения в подвале его замка. Его сын олицетворяет традиционный стереотип образа жизни феодального сословия. Тип раннекапиталистического дельца выведен Пушкиным в образе Жида.
--
К. Маркс, Ф. Энгельс, собр. соч., изд. 2-ое т.3, с. 40.
--
В китайском варианте госкапитализма этот уровень выражался в "бесплатной" железной чашке с рисом, на которую мог рассчитывать каждый китаец.
--
Необходимо уточнить, что ситуация, когда "низы не хотят" не означает прямые выступления народных масс против существующего режима. Таковые выступления могут быть, а могут и не быть, все зависит от наличия организованной политической силы, способной их организовать и возглавить. В революционной ситуации со стороны низов значимым фактором является кризис легитимности существующего режима. Такой кризис в полном объеме развернулся в последние годы брежневизма.
--
В данном случае речь, конечно, не идет о политической революции в троцкистском смысле - ликвидации всевластия бюрократии при сохранении "экономического базиса рабочего государства". Речь идет о смене одной политической оболочки капитализма на другую.