Булгакова И.Е. : другие произведения.

Чужая игра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Город видит всех и вся. Каждый горожанин знает - от Города не скрыться. Тех, кто провинился, ждет наказание. Одному Город может погрозить пальцем. На другого может и прикрикнуть. А третьего может и убить. И если уж в этом непростом расчете тебе досталась роль того самого - третьего - поторопись, пока Домовой вежливо напоминает.

"ЧУЖАЯ ИГРА"

   -Пора вставать.
   Вкрадчивый шепот Домового проник в сознание. Вторгся хозяйской собакой, привычно обследовал знакомые места. Проблуждал некоторое время в пустоте, незаполненной суетой наступающего дня. Не прошло и минуты, как Домовой мягко, но настойчиво напомнил о себе.
   -Пора вставать.
   -Сволочь, - в тон Домовому прошептала Алинка.
   Девушка свесила ноги с кровати, не дожидаясь толчка в спину. Не стоило начинать день с головной боли и рези в глазах. Достаточно вести себя паинькой и Домовой успокоится. Однако боль быстро не снимет - так и будешь полдня ходить, закатывая глаза и растирая холодными руками виски.
   Электрический чайник весело свистнул, выбросив из горлышка струю пара.
   Грея руки о горячую чашку в которой плескался растворимый кофе, Алинка подошла к окну и бездумно уставилась в серую мглу. Рассвет наступающего дня постепенно проявлял из негатива город. Девушке нравилось пить кофе, с высоты сорокового этажа взирая на крыши домов.
   Алинка и не заметила, как опустела чашка. Потеряно разглядывая коричневые, подсыхающие на дне пятна, девушка удивилась - отчего же Домовой не поторопил ее? Предположим, за хорошее поведение ей дарована еще одна привилегия. Какой-нибудь год назад она и представить себе не могла, что будет умываться и чистить зубы после того, как выпьет кофе. И вот - принимает подарок как должное. Ко всему прочему уже и привыкнуть к нему успела.
   -Ты опаздываешь на пять минут. Поторопись...
   Задушевный шепот отдался резкой болью в затылке, и Алинка успела покрыться холодным потом.
   Пять минут! Как она умудрилась потерять столько времени? Вот тебе и привилегия, вот тебе и подарки!
   На ходу застегивая куртку до самого подбородка, девушка подцепила рюкзак за кожаный ремешок. Спустя несколько секунд она влетела в кабину лифта, одновременно утопив в панель кнопку 0-этажа. Все время долгого падения, вместо того, чтобы пристроить рюкзак за спиной, Алинка простояла у прозрачной стены, уткнувшись горячим лбом в стекло.
   Город видит всех и вся. Там, в вышине, нельзя считать себя более защищенной от его всевидящего ока, чем здесь, у подножья. Каждый горожанин знает - от Города не скрыться. Тех, кто провинился, ждет наказание. Одному Город может погрозить пальцем. На другого может и прикрикнуть.
   А третьего может и убить. И если уж в этом непростом расчете тебе досталась роль того самого - третьего - поторопись, пока Домовой вежливо напоминает.
   И Алинка торопилась, как могла.
   Утренняя дымка рассеялась. На голубой небосвод выкатилось солнце. Забралось повыше, окатило праздничным светом и крыши домов, и стекла небоскребов, и ленты эскалаторов, перетянувшие город наподобие патронташных ремней.
   Девушка вбежала на нужную транспортную ленту, скоро пересчитав ступеньки лестницы. Домовой молчал. Однако отзвук этого "поторопись" ворочался в голове, задевая острыми углами за болевые точки.
   Стальная лента постепенно поднималась, прокладывая себе путь в каменные джунгли где-то на уровне пятого-шестого этажей. При желании можно было заглянуть в окна, лишенные светоотражательных стекол. Там кипела жизнь - лениво потягивалась, вставала и неторопливо набивала желудок, готовясь к новому дню. Свободная, как правило, жизнь. Лишенная условностей и личного наставника.
   Прочные канаты удерживали эскалатор. Везде, насколько хватало глаз убегали вдаль, стремительно опускались под землю, поднимались высоко стальные ленты конвейеров, днем и ночью занятые перевозкой.
   Ранним утром транспортная лента была пуста. Только в обозримой дали маячила одинокая женская фигура закутанная в плащ. Да недалеко от нее отстал высокий мужчина с надвинутым на лоб капюшоном.
   Домовой молчал. И пять минут никуда не делись. Чтобы наверстать потерянное время, надо было бы бежать вперед. Туда, где подобно горной реке, пробившей путь сквозь скалы, вторгалась между двумя небоскребами стальная лента.
   Девушка знала, что произойдет дальше. Будет короткое "поторопись", от которого потемнеет в глазах и собьется дыхание. В предчувствии грядущей боли собачьим хвостом колотилось сердце. Надо бежать - но ноги онемели, словно та пружина, что толкает на действия распрямилась и ничто, даже предстоящая боль не заставит ее сжаться.
   О том, что случится после третьего предупреждения Домового, Алинка предпочитала не думать. Или не вспоминать, если быть точнее. Почти два года прошло после тех памятных событий, однако и сейчас мимолетной мысли оказалось достаточно, чтобы утратить присутствие духа.
   В тот день, в самом конце зимы, неожиданно выпал снег. Серая, подтаявшая хмарь оказалась укрыта белым, ослепительно чистым покровом. Жизнь под надзором Домового еще не казалась беспросветной. Город официально признал девушку виновной два месяца назад. Менее всего ее интересовали условности - она считала себя виновной сама.
   Приговор звучал сурово: смерть или пожизненный надзор. Алинка могла выбрать первое - и тогда безболезненный укол избавил бы ее от всех проблем. Она выбрала второе. С детства мать говорила Алинке что делать можно и чего делать нельзя - так что же? Теперь маму заменит Город. Почти свобода, только в обусловленных рамках. Всего-то надо: слушаться Домового. И никаких предупреждений. И никакой боли.
   В общем, ехала она тогда в Академию, на учебу, в приподнятом настроении, имея за два месяца в своем послужном списке несколько предупреждений первого уровня. А то, что перед началом занятий в ее обязанности входила подготовка аудитории - помыть полы, вытереть пыль, полить цветы - так это пустяк.
   Когда в аудитории стали собираться студенты, Алинка уже сидела на своем обычном месте, слева от входной двери.
   -Привет.
   Рядом на стул опустился Влад. Он шумно дышал и Алинка вместо приветствия сочла нужным спросить:
   -Проспал?
   Парень глянул на нее сквозь прядь черных волос, упавшую на глаза.
   -Ты зря носишь эти светлые кудри, - он потянулся к ее волосам. - Распрями - стильно будет.
   Алинка отрицательно качнула головой. Ответ "отвали" застрял у нее в горле. Нужно быть добрыми, внушал Город. И неизвестно еще, как Домовой отнесется к неосторожному слову, сорвавшемуся с губ.
   -Ага, проспал, - кивнул Влад.
   Такая уж была у него манера: на любой вопрос отвечать с опозданием. Он ответил, а Алинка почувствовала легкий укол зависти. Везет парню. Он может позволить себе проспать.
   -И не то чтобы проспал, - Влад задумчиво поводил указательным пальцем по губам. - Просто лежал в постели и думал.
   -И чего надумал? - равнодушно поинтересовалась она.
   -Раз, два, три, четыре, пять - провинился я опять, не придется больше спать, а придется умирать.
   Как всегда невпопад Влад вспомнил слова детской считалочки и девушка с трудом удержалась от соблазна дать ему пощечину. За напоминание. Нет, знать о том, что она уже несвободна, он не мог. Но, черт возьми, что за манера была у парня любыми словами вызывать раздражение?
   -Не наигрался еще, мальчик? - сдерживая злость, спросила она.
   -Достало все, - между делом Влад вынул из рюкзака карманный компьютер. - Надумал через год прошвырнуться по Запретной территории. Хочу в экспедицию уйти. Интересно самому посмотреть, как они могут там жить, когда каждый делает, что захочет. Не верю я в эту чушь.
   Запретная территория - местность, овеянная легендами, заселенная страхами, берущими начало в детстве, наводненная сказками с неизменным плохим концом. Предполагалось, что там тоже живут люди. Алинке приходилось видеть видеоматериалы - люди как люди, пусть и производят впечатление совершенных идиотов - но они живут! И над ними не тяготеет пожизненное наказание.
   -...а иначе, как я узнаю, что нет жизни лучше, чем в Городе? - Влад сдул со лба челку и подмигнул Алинке.
   Девушка поспешно отвела взгляд в сторону. Ей не хотелось, чтобы он прочитал в ее глазах то выражение мучительной тоски, что выдавало осужденных.
   Из открывшейся двери потянуло сквозняком и вместе с ним в аудиторию втянул длинное худое тело профессор Баарс. Не обращая внимания на замершие в приветственном поклоне ряды студентов, он некоторое время шел прямо, пока не наткнулся на кафедру.
   Шелестом сухих листьев по аудитории прокатились сдавленные смешки. Только Алинка осталась серьезной. Не потому, что ей стало жаль худого нескладного профессора. Внезапно холодным потом прошибла мысль: он тоже находится под надзором. Так же, как она.
   -Наша сегодняшняя тема будет касаться механизмов, с помощью которых Город контролирует людей, приговоренных к надзору.
   Профессор бубнил монотонно. Работали десятки диктофонов, встроенных в карманные компьютеры, вычленяя из вербального ряда суть. Кто-то из студентов слушал, не отрывая глаз от экрана, кто-то следил за полетом птиц за окном.
   Сохраняя на лице полное равнодушие к теме, слушала профессора Алинка.
   -На прошлом занятии мы говорили об органах чувств.
   Светился экран. Черными точками выстраивались логические цепочки.
   Алинка сидела, не шевелясь. С прямой спиной, напряженная. Заставляла себя время от времени скучающе зевать, бросая заинтересованные взгляды в окно. Только под столом сами собой сплетались и расплетались мокрые от волнения пальцы.
   -От всех органов чувств информация поступает на общее нейрополе, чтобы потом преобразоваться в системы импульсов. Как мы знаем, оболочка нервного волокна не непрерывна - она прерывается через два миллиметра, именно этот разрыв и используется так называемым Домовым, контролером за осужденным человеком.
   Девушка затаила дыхание. Ей казалось, что она сейчас услышит то, что заставит ее по-новому взглянуть на наказание.
   -В мозг осужденного человека встраивается нейрочип - своего рода дублирующее нейрополе, материнская плата которого находится в Центре Города. Таким образом, все, что слышит, видит, чувствует подопытный... Простите, осужденный человек, и как следствие - весь процесс его мышления, который, как мы с вами знаем, имеет звуковую природу - становится достоянием цензора. В случае нарушения предписания, цензор вправе включать механизмы болевого воздействия. Коих как мы знаем, существует три: кожное, телесное - суставы, кости, и висцеральное - боль внутренних органов.
   Слушать дальше было невыносимо. Алинка знала все это, сотни раз пропустила через себя информацию о том, что своего рода дубликат ее личности хранится в Центре. Любая ее мысль становилась достоянием общественности. И ничто, даже самые праведные помыслы и поступки не смогут отменить то наказание, которое дамокловым мечом зависло над ее головой. Она может позволить себе бунт - изо дня в день получать предупреждения второго уровня и превратить свою жизнь в ад. Может быть послушной и почти забыть о том жалком существовании, которое будет влачить до конца своих дней.
   А может... и не искать призрачную золотую середину между плохо и очень плохо, а попросту отпустить душу на свободу.
   Ближе к вечеру академия опустела. Затих шум шагов в бесконечных коридорах. Краснели окна, ловя ускользающий закат.
   Долго стояла девушка с ведром и шваброй на пороге той самой аудитории, не решаясь войти. А когда, наконец, вошла, принялась за уборку далеко не сразу поняла, что в зале, где плотными рядами теснились парты, присутствует кто-то еще.
   -Ты давно... осуждена?
   От неожиданности швабра выпала из рук. Пока Алинка озиралась по сторонам, вопрос прозвучал снова.
   -Ты давно осуждена? Наверняка меньше года. Я живу с этим уже двадцать лет. Конечно, сейчас тебе кажется: почему бы и нет? А я думаю: зачем, для чего я прожил все эти годы?
   Профессор Баарс сидел на низком подоконнике. На острых коленях покоились длинные сухие руки.
   -Послушный раб. Давно искупивший вину за содеянное в глубокой молодости. Сотню раз умирал, корчился от боли за отступление от правил - и снова возрождался... к жизни? Какой жизни? Той, которую определил мне надсмотрщик? Когда любая мысль выносится на общий суд, пропускается через призму "можно и нельзя"? И что тогда жизнь, лишенная свободы, контроля над собственным разумом и телом? Дышать, спать, есть - вот, что досталось мне такой дорогой ценой.
   Алинка сделала несколько шагов и без сил опустилась на стул. Слова, проникающие в сознание, обжигали.
   -Кто я? Или лучше: что я? Придаток Центра, винтик, послушно выполняющий работу в хорошо отлаженном механизме. Хорошо смазанный, безотказный. Продублированный сотнями таких же - и лишишься - не жалко. Вина... наказание... Кто определил ту величину, которая уравновешивает эти понятия? Кто? Кто смог рискнуть и взять на себя такую ответственность и поставить знак равенства? Разве это вообще возможно? Двадцать лет - это много или мало за случайное убийство? И не искупил ли я свою вину двадцать, тридцать, сорок раз? Каждый день переживая заново тот удар в лицо, который нанес за оскорбление своего человеческого достоинства бывшему другу?
   Алинка сидела за столом. Терпела боль, не в силах разжать судорожно сведенные пальцы. Она готова была подписаться под каждым словом. Ни о каком внезапном озарении не могло быть и речи: это знание всегда было с ней. Подобно разросшейся на поверхности пруда ряске скрывало до времени глубину. Но стоило подуть ветру, как собралась в глубокие морщины грязно-зеленая пелена и открылось илистое дно. Так и вся последующая жизнь вдруг предстала перед ней: головокружительная балансировка на краю пропасти, где шаг в сторону - мучительная смерть от болевого шока.
   "Ты должна уйти".
   Вкрадчивый шепот Домового напугал ее. Девушка вздрогнула всем телом. Но в глазах профессора устремленных на нее плескалось столько боли, что она не двинулась с места.
   -Нельзя осужденному давать право выбора, - профессор неуклюже поднялся. - Никто не в силах выбрать смерть. Когда нет надежды на помилование, все должно решаться просто: смерть за смерть, боль за боль.
   По худому лицу пробежала судорога. Профессор попробовал взять себя в руки. Однако боль была сильнее его. Некоторое время он стоял с открытым ртом.
   -Тождество... одной минуты и всей оставшейся жизни, - он говорил все медленней. Острый кадык дергался в такт словам. Из глаз, одна за другой выкатились слезы.
   Алинка разгадала его замысел задолго до того, как профессор взялся за ручку, открывающую окно.
   -Послушайте, профессор, - девушка поднялась из-за стола. - Я прошу вас.
   -Одиночество.... тождественно? - он пошатнулся и едва не упал, споткнувшись о низкий подоконник.
   -Не обязательно одиночество! Ведь есть же... был же кто-то... женщина, такая же, как мы?
   -Не могу. Как подумаю, что не мне выбирать... не могу.
   "Ты должна уйти. Уходи".
   Спокойный голос Домового утонул в горячей волне, что зародилась где-то в глубине живота, поползла выше, сдавила грудь и застыла в горле - ни вдохнуть, ни выдохнуть. Алинка закашлялась, пытаясь избавиться от той тяжести, что петлей стянула шею. Острая боль иглой прошила гортань. Вместе с болью пришла паника. Безумно, до нервной дрожи захотелось бежать прочь, и только глаза профессора, полные животного ужаса удерживали ее.
   -Профессор, - прохрипела она. И вместо того, чтобы внять голосу рассудка сделала шаг вперед.
   -Уходи, - чуть слышно прошептал он. - Тебе здесь нельзя. Иди.
   В распахнутое окно ворвался ветер. Профессор замер на подоконнике. Редкие светлые волосы упали ему на лоб.
   -Не надо!!! - крикнула она. И в этот момент ее накрыло с головой.
   Между кожей и мышцами вдруг образовалась пространство, заполненное одной, непрекращающейся болью. Сердце бухнуло и сорвалось вниз, оставив после себя тяжелую пустоту. Ту пустоту, что заставила Алинку рухнуть на колени. Из носа потекла кровь. Девушке казалось, что кровью залито все вокруг - и лицо, и руки, и пол, еще не высохший после мытья. Ее руки скользили, разъезжались в стороны, мешая обрести устойчивость. И ни секунды, ни доли секунды передышки. Полумертвая от боли, лишившей ее разума, Алинка ползла на четвереньках к единственному спасенью - открытому окну. Поскальзывалась, падала, снова поднималась и ползла, ползла.
   Девушка скоро очнулась. Еще догорал закат. В распахнутом настежь окне гулял ветер.
   Как только боль отступила, Алинку вывернуло наизнанку. Пошатываясь от слабости, она поднялась. Опустошенная, без единой мысли в голове, приказ Домового закончить работу приняла как награду. Все время, пока убирала, заставляла себя не смотреть в сторону окна.
   Целый год после того случая девушку мучили кошмары. А потом что-то случилось. Будто нить, на которой был подвешен страх, истончилась за частым использованием и оборвалась. Все чаще ловила себя Алинка на непослушании. Все чаще для того, чтобы начать действовать ей необходимо было второе предупреждение - боль, стягивающая внутренности в тугой узел скорее доказывала ей, что она еще жива.
   Вот и сейчас девушка успела в последний момент. И ощутила этот момент как предчувствие оргазма - еще доля секунды и...
   Приученное к работе тело легко справилось с заданием. До начала лекций еще оставалось время и девушка остановилась у автомата с питьевой водой. Перед окошком стоял высокий человек с надвинутым на лицо капюшоном. В руке он задумчиво тискал пластиковый стаканчик, наполненный водой. На панели автомата светилась надпись "вода отсутствует".
   -Черт, - не сдержалась Алинка и собралась уходить.
   -Погоди.
   Она услышала призыв и оглянулась.
   -Хочешь? - Человек протягивал ей стаканчик. - Я не пил.
   -А ты? - вежливо поинтересовалась она, а сама уже тянулась за стаканчиком.
   -А, - человек махнул рукой, - потерплю.
   Словно в подтверждении того, что способен еще продержаться, откинул со лба капюшон. На Алинку глянули пронзительные, глубоко посаженные глаза, окруженные черными тенями. На вид мужчине было лет тридцать - тридцать пять. Прямой нос, тонкие, упрямо сжатые губы, темные волосы, упавшие на глаза. Молод для преподавателя и стар для студента.
   И... такой же обреченный как она.
   Сделав этот вывод, Алинка залпом осушила стаканчик и выбросила его в мусорный контейнер.
   -Ты же из пятьдесят седьмой группы, верно? - спросил мужчина.
   -Да, а что?
   -У вас сейчас лекция профессора Штульца по истории?
   -Да, вроде бы.
   -Не будет ее. Заболел профессор - на кафедре объявление висит. Так что свободна ты. На два часа. Чем займешься?
   -Еще не знаю. Может, в магазин спущусь, на тридцатый уровень. Спасибо за информацию. Не пришлось в аудиторию тащиться.
   -Не за что. А вот у меня другое предложение, - мужчина просительно улыбнулся. В углах усталых глаз обозначились морщины. - Здесь кафе на сороковом уровне. По чашке кофе. Приглашаю. А?
   Алинка прислушалась к себе - Домовой молчал и она согласилась.
   В кафе было пусто. Алинка заняла столик в углу, дожидаясь, пока незнакомец возьмет в автомате пару чашек с горячим напитком.
   За долгими окнами - от пола до потолка - шел снег. Липли к стеклу белые хлопья. Скрытая за стеклянным козырьком мимо двигалась транспортная лента.
   Девушка придвинула к себе чашку с кофе. И долго смотрела как тает на пластиковой поверхности стола влажный след.
   -Познакомимся?
   Вопрос вывел ее из задумчивости. В ответ она кивнула головой "почему бы и нет?"
   -Я Грэйт. А ты?
   -Странное имя, - равнодушно сказала она. - Меня зовут Алинка.
   -Давно ты с этим живешь? - Мрачный взгляд исподлобья, чтобы она ни секунды не сомневалась в том, что правильно его поняла.
   -Будь другом, Грейт, - она позволила себе вежливую улыбку. - Не лезь в душу.
   -А она у тебя есть - душа? Душа, Алинка, это нечто глубоко личное. Только твое. И больше ничье.
   -Остроумно. Хочешь, я повеселюсь?
   -Какой уж тут смех, - он пожал плечами. - Ты по какой статье осуждена? Хотя не надо, не говори. И так все ясно - на убийство, как у меня, ты не тянешь. Доведение до самоубийства - угадал? Молодой человек с которым ты встречалась, пригрозил тебе, что покончит с собой. Ты не поверила. А он покончил.
   Алинка смотрела на него, не моргая. От того, что он вот так, сходу, все угадал, ей стало не по себе.
   -Спасибо за кофе, - она отодвинула чашку.
   -Выбор есть всегда. Даже когда его нет.
   -Вот спасибо за такой выбор, - она фыркнула, - поживу еще.
   -Я говорю не о смерти. Я мог бы тебе помочь - избавить от надзора.
   Девушку бросило в жар. Узкая тропа, к тому же мокрая от недавнего дождя, подошла к самому краю пропасти. Алинка ждала предостерегающего шепота, но Домовой молчал. Ее внутренняя сосредоточенность не укрылась от пытливого взора Грейта.
   -Молчит? - Он почти улыбнулся. - Пусть пока помолчит. Ему слова не давали.
   От неожиданности девушка не нашлась с ответом.
   -В своей массе люди очень доверчивые существа, - тихо сказал Грейт. - И чем непонятней звучит объяснение, тем легче в него верится. Сколько в Городе населения, ты знаешь?
   -Пятьдесят миллионов.
   -Верно. А сколько осужденных?
   -Говорят сто тысяч.
   -Говорят. Хорошо хоть ты это понимаешь - что только говорят.
   -Пусть двести, и что?
   -Немногим больше одного миллиона. Каждый пятидесятый. Как тебе такая цифра?
   -Думаешь?
   -Знаю. А теперь приставь к каждому цензора. Да не одного. Минимум трех - четырех. Я не беру в расчет хирургическую операцию по вживлению нейрополей - вещь болезненная, с исключительно долгим периодом реабилитации. Я в прошлом нейрохирург, Алинка. И мне всегда хотелось во всем разобраться самому, а не принимать на веру то, что мне внушают. Никаких дублирующих нейрополей нет. И предугадывая твой вопрос отвечу: мы осужденные, убиваем себя сами.
   -И Домового нет, - поддакнула она. - Мы просто шизофреники на последней стадии.
   -Можно сказать и так. Ты медицинский осмотр проходишь?
   -Как все, раз в месяц.
   -И прививку тебе делают от всяких вновь открытых болячек?
   -Как всем. К чему эти вопросы?
   -К объяснению всего, Алинка. Тебе вкалывают наркотик - пермозин. А убивает тебя чувство вины. Кому из нас в детстве не приходилось слышать "плохой мальчик, плохая девочка"? Вот и готова кодовая фраза, открывающая дверь в кабинет самоуничтожения. Если у нормального человека работают своего рода защитные тормоза, то наркотик сносит их напрочь. И остаешься ты абсолютно беззащитной перед собственным "плохо". Ты следуешь правилам, заложенным с детства. И сама наказываешь себя. Только отсутствие тормозов делает это наказание смертельным. Когда давление поднимается свыше двухсот на сто пятьдесят, а никаких сдерживающих факторов нет - это смерть... А уж какая совестливая рабочая сила для Города - просто подарок. Сказано "мой полы" - и будешь мыть до глубокой старости, и никакого контроля не нужно.
   -Интересно у тебя получается, - она зло прищурилась. - Стоит мне не пойти на медицинский осмотр и я буду жить как хочу?
   -Не все так просто, - Грейт вздохнул. - Я могу на некоторое время с помощью другого наркотика снизить самоконтроль. Но это не решение проблемы. Ты только постарайся понять то, что я тебе сейчас скажу. Я давно за тобой слежу. Ты ходишь по краю - именно это мне и нужно. Я хочу сделать тебя свободной. Но это взаимно: я помогу тебе, а ты мне.
   -Ты сумасшедший, Грейт. Если ты такой умный - не ходи на эти медосмотры, уезжай из Города. В Запретных землях тоже живут люди.
   -Я знаю. Именно это я тебе и предлагаю. Для нас с тобой в Городе свободы нет. Тебя заставят ходить на осмотры. К тому же, если тебя лишить наркотика - ты умрешь. И я умру. Нужен долгий реабилитационный период - больше месяца под капельницей, на специальных препаратах. И кроме того, есть один побочный эффект - частичная амнезия. Да, ты права, в Запретных землях тоже живут люди. Но они не такие как мы. Вместе с тобой, мы положим начало новой расе - расе свободных людей. Преступление не должно оставаться без наказания, но каждый случай - это отдельный случай! И наказание тоже. Я хочу у тебя спросить: хочешь ли ты стать свободным человеком?
   -Нет, Грейт, ты хочешь спросить: согласна ли я бросить все, чтобы обрести неизвестно что, - ей стало его жаль. Далеко не первый человек, который не выдержал надзора.
   -Тебе нечего терять.
   -Терять? Ты сказал терять, а мне послышалось: менять. Так вот, я не собираюсь менять одни цепи на другие. Я виновата и несу наказание. Все справедливо.
   -О какой справедливости ты говоришь? Твой молодой человек покончил жизнь самоубийством - это его выбор! Наступи ты себе на горло и дай ему то, что он хочет - думаешь, вы жили бы долго и счастливо?
   -А вот это уже не твое дело, - она рассердилась. - Хватит с меня этих разговоров. Разойдемся как в море корабли. И постарайся больше не попадаться на моем пути. Предсказатель, твою мать.
   -Я долго тебя искал, Алинка. В тебе говорит наркотик, и я тебя от него избавлю.
   -Еще добавь: хочешь ты этого или не хочешь, - она улыбнулась.
   -Не вижу ничего смешно. Я просто хочу сделать тебя счастливой.
   -Не надо никого из меня делать! Я пойду своей дорогой - и это мой выбор!
   -Свобода...
   -Свобода - как ты ее понимаешь. А для меня с таким прошлым нет свободы. Избавь меня от Домового, я все равно буду жить так, как жила.
   -Хорошо. Оставим бесполезный спор. Последний раз тебя спрашиваю: ты хочешь стать свободной?
   -Последний раз тебе отвечаю: нет свободы от прошлого. То, что ты мне предлагаешь, для меня ничем не отличается от лоботомии. Без моего внутреннего мира, я буду уже не я. Свободная, счастливая, вечно улыбающаяся... дура.
   -То есть, - он осекся, - ты говоришь - нет?
   -Я говорю нет, Грейт. Удачи.
   -Подожди, - он тяжело поднялся из-за стола. - Я ошибся в тебе. Что же делать... Придется все начинать сначала. По чашке кофе напоследок?
   -Кофе? Нет, - она качнула головой. - Стакан воды, если не сложно.
   -Не сложно. Сейчас принесу.
   Бедняга, думала Алинка, глядя в окно. Кто-то выходит на крышу и бросается вниз. А кому-то и ходить далеко не надо. С доставкой на дом и готово - крыша сама поехала.
   Грейт вернулся, поставил на стол два стакана с водой. Дождался, пока она поднимет свой и сказал.
   -Обещаю больше тебя не домогаться. Не поминай меня лихом, Алинка.
   Она пожала плечами, дескать, с кем не бывает и выпила воду...
   Когда девушка открыла глаза ярко светило солнце. В круглое окно, отвечая порывам ветра, билась листва. Алинка не узнала комнаты, в которой находилась, но это не произвело на нее никакого впечатления. Рядом, в кресле, неловко подогнув руку спал смутно знакомый человек.
   Домовой... Город... Надзор. Алинка нахмурила. Вспоминать было мучительно тяжело и она отказалась от этой затеи.
   Алинка сбросила простыню, которой была заботливо укрыта, поднялась с кровати и как была, совершенно голая подошла к окну.
   -Алинка, милая, ты проснулась...
   Девушка обернулась на голос.
   Случайный знакомый сильно похудел. Глаза запали, нос заострился. Однако что-то невыразимо очаровательное сквозило в каждом его движении.
   -Все хорошо, милая, - он подошел к ней и остановился в нескольких шагах, не решаясь приблизиться. - Ты... что-нибудь помнишь?
   -Да... кажется. Ты спросил: хочу ли я быть счастливой. Не помню... что я тебе ответила, я согласилась?
   Он некоторое время молчал, задумчиво рассматривая ее лицо. Потом шагнул вперед, провел рукой по ее взъерошенным волосам.
   -Да, ты согласилась, - твердо сказал он. И отвел взгляд в сторону.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"