Булгакова И.Е. : другие произведения.

Черный завет (2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*15  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание серии "Черный завет". Он - кочевник. Тот, в ком дремлет природная сила выжженных Гелионом степей. Для него слово - всего лишь прелюдия к убийству. Она - его рабыня, в чьей душе обитают демоны. Однако судьбе угодно было сделать их рабами. В самом сердце Живого леса, где каждый шаг может стать последним, им предстоит борьба не только с загадочными Отверженными и с разбойниками - прежде всего им предстоит вступить в поединок друг с другом. Ежечасно, ежесекундно на собственном опыте проверяя старинную поговорку: тот, кто не гнется - быстрее ломается.
  Пролог
  
  Черное пламя струилось по каменным стенам. Под напором стихии Иного мира исчезали древние письмена. Уходили в небытие символы, политые кровью многочисленных жертв. Пламя, так и не достигшее ритуальных зеркал, опустилось на пол, заботливо вылизывая мраморные плиты.
  Человек неподвижно стоял посреди зала и заставлял себя смотреть на то, как в единый миг исчезают плоды стольких усилий. Словно услышав его мысли, пламя еще некоторое время выбрасывало протуберанцы, потом выровнялось и стало затухать. Вместе с ним умирала и надежда.
  Человек до крови прокусил губу, и только горячая влага, заструившаяся по подбородку, вернула его к действительности.
  - Что тебе нужно еще?! - хрипло крикнул он и удивился. Голос, которому должны были повиноваться демоны Иного мира, сейчас не испугал бы и мыши.
  Каменные своды молчали. И некому было ответить на вопрос, полный звериной тоски. Тот, кто мог бы ответить, был мертв. Обнаженный мужчина, чьи запястья удерживали железные наручники, бессмысленно таращился в потолок единственным уцелевшим глазом.
  - Что тебе нужно еще? - снова крикнул человек. Вместо того чтобы постараться придать своему голосу убедительную силу, он впал в другую крайность. Пронзительный, истеричный крик пугливо заметался между стенами и стих, оставив после себя глубокую, значительную тишину.
  Сила духа покинула человека. Он малодушно подскочил к распростертой на плахе жертве и стал наносить острым ножом одну рану за другой. На изрезанном теле трудно было найти свободное от ран место. Кожа послушно расходилась, но в новых разрывах не появлялось ни капли крови. Она давно ушла в землю - сначала медленно, капля за каплей она стекала по желобам на пол, обегала красным ручьем плаху с распятым на ней телом. Постепенно ручей иссяк и камни, обожженные колдовским огнем, жадно впитали жертвенную влагу.
   - Я исполнил ритуал! Я все сделал как надо! Чего ты хочешь? Ты хочешь крови? Я дал тебе крови! Сколько нужно еще? Хочешь, я залью кровью весь зал! Ты этого хочешь? Скажи! Скажи!
  Удар, еще удар. Отточенное лезвие вошло точно между ребер и пронзило мертвое тело насквозь. Громкий скрежет железа о камень заставил человека остановиться. Тяжело дыша, он отступил от плахи.
  Некоторое время он стоял, пережидая охватившее его чувство совершенного отчаяния. Потом вскинул руку, сжал ее в кулак и погрозил неизвестно кому. Если бы он знал наверняка, что это поможет, он бы затопил кровью эти стены, эти черные зеркала и мраморные плиты. Если бы он знал наверняка! Но как не было смысла в крови одной жертвы, так же бессмысленна и кровь сотен. Что-то он сделал не так - с той лишь разницей, что слова 'что-то' ритуал не знал. Он либо исполнялся, либо нет. И тебе так и не дано было узнать, в чем ошибка.
   Потом человек развернулся и пошел прочь. Потрепанные полы балахона скользили по выжженной в камне дорожке, там, где прежде струилась кровь. Человек бездумно смотрел прямо перед собой. Старческие пальцы, перевитые нитями кровеносных сосудов, сжимали ненужный теперь нож, касаясь лезвия. Боль от свежей раны хранила человека от тех мыслей, что идут рука об руку с самоубийством. Рано или поздно боль уйдет, и тогда наступит прозрение. Потому что все кончено и жизнь - теперь всего лишь прелюдия к долгожданному ритуалу - прошла зря. Остаток дней, не имеющий с вечностью ничего общего, ему предстоит провести в одиночестве, каждый день - проклятье! - заново переживая и принимая неудачу.
  
  Часть 1
  1
  Роксана бежала, не чуя под собой ног. Дыхание со свистом вырывалось из ее горла, и это был единственный звук, что пугал предрассветную тишину. Сухая трава хлестала девушку по обнаженным коленям. Короткая, едва доходящая до середины голени юбка стесняла быстрые движения, но остановиться и снять ее - такую роскошь девушка не могла себе позволить. К тому же, где-то на задворках сознания ютилась мысль о том, что будет, если ее поймают без юбки, в одной рубахе, почти голую.
  Ужасные картинки, которые рисовались в голове, били наотмашь по обнаженным чувствам. Отделаться от них, как ни старалась - Роксана не могла. Отгоняй - не отгоняй, а самое меньшее, что сделает с ней хозяин, когда поймает - просто убьет. И душа, улучив краткий миг, молилась о том. Пусть голова, с роскошной светло-русой косой - предмет зависти жен степняков - украсит очередной шест из тех, что высоким частоколом окружают становище, зато не оскверненное тело, отпустив на свободу измученную душу, пеплом полетит над землей. Смутное подозрение холодной змеей терзало сердце: с какой такой радости степнякам лишаться удовольствия сполна насладиться ее мучениями перед смертью?
  Девушка с трудом одолела овраг, поросший густой жесткой травой. Пот катился по лицу и застилал глаза. Так, что временами начинало казаться, что зрение не вернется. Но мгновенье проходило и ненавистная степь, в преддверии грядущего рассвета, снова была видна до самого горизонта. Ни деревца, ни куста. Ни спрятаться, ни скрыться. Когда ее поймают...
  Жестокое виденье плетью стегнуло по глазам. Роксана увидела себя лежащей на земле, в пыли, поднятой копытами коней. И белое тело уже не угадывалось в прорехах порванной рубахи, изрезанное ударами кнутов, на концах которых для пущей убедительности привязаны железные шарики с острыми шипами - к чему беречь рабыню, которую может образумить только смерть? А вокруг, сдерживая разгоряченных охотой лошадей, покачиваются в седлах степняки. Они смеются, по своему обычаю показывая на нее пальцами. Забивают до смерти молниеносными ударами кнутов, от которых она уже не в силах увернуться. И смеются.
  Не сбавляя размеренного темпа, Роксана позволила себе на миг закрыть глаза, чтобы отогнать виденье. Как будто то представление было реальностью, а не степь, что уныло тянулась до самого горизонта. Но самое страшное - ей начинало казаться, что так и есть. И предрассветная степь, еще не познавшая света лучей Гелиона, не более чем картинка, нарисованная на старом пергаменте. В то время как виденье, со страшной очевидностью возникающее в голове - яркое, красочное - куда более очевидное, чем сама реальность. Роксана гнала от себя страшные мысли до тех пор, пока не пришла к выводу: эта мысленная борьба с самой собой отнимает у нее последние силы.
  На полном ходу девушка споткнулась. Степь встала на дыбы и потянулась к ней острыми стеблями высохшей травы, царапая лицо и срывая кожу с ладоней. Перекувыркнувшись несколько раз через голову, Роксана попыталась подняться на ноги, отчаянно сдерживая крик, что рванулся из горла. Но встать не смогла. Земля вдруг потеряла былую устойчивость и так и норовила обернуться серым небом. К тому же острая боль, начинавшаяся где-то в животе, пронзила сердце, разом лишив тело дыхания.
  Девушка стояла на четвереньках, бессильно ловила воздух открытым ртом и не могла разогнуться. Пальцами, на которых уже оставила кровавые отметины степная трава, она давила предательский живот, вгоняя в себя дыхание. Она старалась приступом новой боли заставить отступить ту, старую. Ей даже удалось подняться на ноги и сделать несколько шагов. Мучительно медленных и бесполезных. Боль никуда не делась - только переместилась ближе к сердцу.
  И тогда Роксана остановилась. Первый же глоток воздуха, пойманный широко открытым ртом принес облегчение. Беглянка стояла, разогнув усталую спину, и постепенно приходя в себя. Наконец, скользнув холодной змеей ближе к горлу, боль отступила, оставив после себя горький привкус во рту и туман в глазах.
  Девушка осторожно сделала первый шаг, боясь повторения боли, но тело послушно сдвинулось с места, будто ничего и не было. Спустя некоторое время она сменила быстрый шаг на медленный бег, досадуя на потерянное время.
  Неизбежно наступал рассвет. Первые лучи Гелиона несмело гладили строптивую степь, и та нехотя откликалась на ласку. Где-то недалеко пронзительно свистнул степной суслик, зашуршали в траве бесчисленные грызуны, вспорхнула в серое небо неказистая птичка - полейка.
  Девушка бежала, не сбавляя темпа. Стоило представить себе, какой жаркий день вскоре накроет степь душным колпаком, как озноб бросал тело в дрожь. Она невольно ускорила бег, но ее хватило ненадолго. Как себя ни понукай, у человеческого тела есть отпущенный предел. И зыбким миражом замаячил тот недалекий миг, когда усталость цепями повиснет на щиколотках, скует налитые тяжестью мышцы и самое страшное - не позволит сделать ни шага.
  Жаркий день вступал в свои права. Роксана не заметила, как быстрый шаг сменился медленным. Согретая лучами Гелиона, злорадно улыбалась степь. Как победительница, которой вот-вот предстоит пнуть ногой загнанную жертву.
  Девушка остановилась, бессмысленно озираясь по сторонам. Она не понимала того, что стоит. Ей казалось, что она по-прежнему продолжает движенье. Страшная картинка собственного растерзанного тела вдруг обрела новый смысл и показалась успокоением, избавлением от той усталости, что кольцами лесной змеи сковала ее по рукам и ногам.
  Будто того и ждала, кровожадная степь взорвалась звуками - Роксана не ожидала от нее такой щедрости. Топот копыт, свист, гортанные крики, вой ветра - все слилось в один шум. Смертельный и последний. Тот, который ей предстоит унести с собой в мир иной.
  Она повернулась лицом к смерти. В душе не было ни смятения, ни тем более страха - все сожрала ненасытная усталость. В колеблющемся мареве выжженной лучами Гелиона степи как призрак возник всадник. Каурый жеребец рвал поводья, вспарывая копытами сухую землю. Всадник пронзительно свистел, приподнимаясь в седле. Черные волосы, заплетенные в десятки косиц, рвал ветер. Кожаная куртка разошлась в стороны, обнажая грудь, увешанную многочисленными амулетами.
  Чтобы разглядеть всадника, девушке не нужно было напрягать зрение. Она узнала его издалека. Да и грех было не узнать того, кто владел тобой долгих шесть лет.
  Судя по всему Шанан-дэй тоже заметил беглянку. Залихватский и такой знакомый свист нашел в ее душе отклик. Она продолжительно вздохнула, приводя в порядок дыхание и поглубже вжала босые пятки в сухую землю.
  - Помоги мать, помоги отец, - шепнули бескровные губы. Их бы облизнуть напоследок, да в горле пересохло.
  Так и стояла, наблюдая за тем, как приближается к ней смерть на кауром жеребце. И молила ушедших в мир иной родителей подарить ей скорую смерть. Внимая ее словам, содрогнулась земля - то ли от ее мольбы, то ли от близкого топота копыт.
  - Попалась! С-с-с-с! - торжествующий крик настиг девушку раньше всадника.
  Она видела, какой радостью светятся глаза Шанан-дэя, как тянутся губы, окруженные аккуратной полоской усов, сливающихся с такой же любовно выстриженной бородкой, как блестят белые оскаленные в улыбке зубы, будто не кнуту хозяин доверит расправу над непокорной рабыней, а именно им. Рвать на части, погружая клыки в еще теплую плоть, пить дымящуюся кровь - не о том ли мечтает обожженная лучами Гелиона и такая же жесткая как степная трава душа степняка?
  На счастье девушки веками хранимые традиции ушли в небытие. И степняк сделал то, на что она рассчитывала.
  Не доезжая до замершей в ожидании жертвы десятка шагов, Шанан-дэй торопливо взмахнул рукой. Блеснула в лучах Гелиона отполированная гладкая кожа кнута и оглушительный свист хлестнул по ушам.
  Роксана выставила руку вперед, прямо под выпрямившийся конец кнута, туда, где для утяжеления был вшит железный шарик. Страшная боль обожгла руку до самого плеча, но девушка была к ней готова. Собрав все силы, она вцепилась помертвевшими от боли пальцами в гладкую кожу кнута, петлей захлестнувшей запястье.
  Возможно, держи Шанан-дэй ноги в стременах, ее попросту протащило бы по земле. Но степняк, предвкушая скорую расправу, уже готовился спешиться. Он должен видеть глаза жертвы, из которой с каждым ударом кнута уходит жизнь. Бить, снова бить, пока она еще в силах уворачиваться! А о каком наслаждении убийством может идти речь, если оставаться в седле?
  Благодаря самонадеянности степняка все и случилось так, как представлялось в самых смелых фантазиях. Каурый жеребец продолжил свой ход - Роксана едва успела отскочить. В то время как степняк, не выпуская из рук рукояти, на миг зависнув в воздухе, кубарем покатился по земле. Облако поднявшейся пыли скрыло его.
  Надо отдать должное его сноровке: так и не выпустив из рук рукояти, он успел подняться, когда она, чуть ослабив хватку, снова потянула кнут на себя.
  Роксана не собиралась выпускать из рук добычу. Если ей суждено умереть, пусть сначала попробует вырвать у нее конец кнута, чей железный шарик уже впился в ладонь, острыми шипами разорвал кожу и погрузился в плоть до кости.
  Они так и стояли друг напротив друга, связанные одним кнутом как пуповиной. Она - широко расставив ноги, сжав до боли зубы. И он - с искрой непонимания в раскосых глазах, ниже ее ростом, худощавый, чья злоба сторицей искупала неказистое телосложение. Он тянул кнут на себя, в бессилии скрежеща зубами. На его стороне была злость и досада охотника, потерпевшего временную неудачу. А на ее стороне...
  А ей отступать было некуда. И та последняя, невесть откуда взявшаяся сила, что толкала загнанную в угол лесную кошку на последний бросок, пусть стоивший жизни - накрыла Роксану с головой.
  - Яс-с-са, - шипел Шанан-дэй. Он медленно переступал с ноги на ногу, чуть отклоняясь назад. От напряжения на его шее вздулись жилы, ощерились в бессильной ярости зубы.
  Не ослабляя хватки, Шанан-дэй дернул рукоять на себя. И пошел по кругу, заставляя ее поворачиваться и сходить с того места, где уже образовалось углубление в земле, взрытое босыми пятками. Намертво вцепившись двумя руками в гладкую кожу, Роксана следила за каждым движением хозяина. Мелькнула мысль, что не так уж она и устала, как пыталось доказать ей некоторое время назад собственное тело, раз может достойно сопротивляться. Рук до самых плеч она не чувствовала и вдруг испугалась, что им вздумается отпустить кнут раньше времени, самовольно.
  Шанан-дэй переступал с ноги на ногу, время от времени возобновляя неудачные попытки выдернуть кнут. Он мог бы отпустить рукоять и попросту прикончить ее ударом одного их тех ножей, что торчали у него за поясом. Мог бы - и Роксана знала, что он так бы и сделал, будь они наедине.
  Но уже подоспели остальные всадники и плотным кольцом замкнули место поединка. Хрипели разгоряченные кони, разбивая копытами сухие комы земли. Молчаливые степняки взирали на то, что происходило в образовавшемся круге. Шанан-дэй не мог позволить себе допить воду после свиней: он был обязан, если хотел остаться уважаемым человеком, добить жертву так, как было заведено испокон веков - располосовав до смерти кнутом.
  Шанан-дэй шагнул вперед, чуть ослабив хватку. Роксана не попалась на обманчивый ход. Она ожидала нечто подобного, поэтому предусмотрительно отступила, тут же перенеся тяжесть тела снова на правую ногу.
  Поединок затянулся и становилось ясно, что наступает время решительных действий. Глядя противнику прямо в лицо, Роксана поняла, что тот что-то задумал. Черные глаза сузились и зубы снова ощерились в хищной улыбке. И девушка с отчаянием осознала, что если он изо всех сил рванет рукоять на себя, то, как бы она ни старалась - кнута ей не удержать. Острые шипы, описав круг на залитой кровью, онемевшей от боли ладони, попросту разорвут кожу. Глупо надеться на то, что ей удастся выжить, так пусть же несмываемый даже ее смертью позор ляжет на Шанан-дэя.
  Дождавшись яростного 'яс-с-са', Роксана задержала конец кнута и тут же отпустила, освободив ладонь от стягивающей петли так быстро, как смогла. Как она и ожидала, стремительный рывок Шанан-дэя, в который он вложил всю свою силу, не остался без последствий. Нелепо взмахнув руками, он снова упал на землю. На этот раз на глазах у всех. Желтая степная пыль укрыла его с головой.
  На миг установилось совершенное молчание. Никто из всадников не позволили себе не то что смеха - усмешки. Для этого следовало указать на причину. Именно поэтому тот, кто смеялся, должен был ткнуть пальцем в то над чем, или кем смеется. Случись такое - это повод для смертельной дуэли на кнутах. Так, как завещали предки.
  Когда Шанан-дэй поднялся, сжимая в руке отвоеванный кнут, отплевывая набившуюся в рот пыль, Роксана приготовилась к смерти. Ей удалось не просто разозлить его, а довести до бешенства - значит, смерть будет быстрой.
  Она стояла, не сводя глаз с Шанан-дэя, готовящегося нанести первый удар. Кровь стекала с разорванной ладони и жадная до влаги степь впитывала капли. Против воли Роксана усмехнулась, подумав о том, что вся ее кровь вряд ли утолит вековую жажду.
  Шанан-дэй понял ее усмешку по-своему. Разъяренный до безумия, он не стал тратить время на долгую прелюдию. Получивший волю кнут со свистом рассек воздух. Однако ярость - плохой советчик и железный шарик вспорол землю там, где только что стояла обреченная жертва.
  Удар следовал за ударом. Измученной девушке оставалось одно: готовиться к тому моменту, когда силы оставят ее и Шанан-дэй нанесет ей последний, смертельный удар. Разглядев в поднятой кнутом пыли разгоряченное от бессильной ненависти лицо степняка, Роксана вдруг почувствовала прилив сил. Кривая усмешка снова тронула ее губы.
  Неожиданно шепот прокатился по сомкнутому ряду всадников. Будто и они звериным чутьем поняли этот странный перевес сил в сторону непокорной рабыни.
  Роксана и не заметила, как спешился один из всадников. Она увидела его только тогда, когда он вошел в круг, подняв правую руку над головой в знак того, что у него есть что сказать. И лишь сомнением Шанан-дэя в быстром исходе поединка можно объяснить то, что он воспользовался передышкой.
  Кочевник - высокий, выше Роксаны на пол головы вступил в круг. Как только она его разглядела, то поняла: лишь ему Шанан-дэй мог позволить прервать поединок. Потому что Ханаан-дэй был гостем. Неизвестно, какие причины привели его месяц назад на становище, но по обычаю, он навсегда оставался гостем. Тем, кому многое позволено, а еще больше запрещено. Ему позволялось бесцеремонно прервать затянувшееся убийство, однако участвовать в жизни становища он не мог. Рослый, по меркам кочевников, Ханаан-дэй негромко заговорил на степном наречии вскоре после того как убедился - Шанан-дэй склонен прислушаться к его словам.
  Пользуясь передышкой, Роксана тяжело дышала, восстанавливая дыхание. На всякий случай. Никто не знает, что придет на ум дикарям. Вдруг быстрая смерть отменяется, и ей предстоит готовить тело и дух к долгой и мучительной.
  За годы, проведенные в рабстве, Роксана отлично поняла, о чем они говорили. Что греха таить, она была удивлена поступком Ханаан-дэя. Однако когда до нее дошел смысл его слов, она удивилась еще больше.
  - Уважаемый Шанан-дэй может прислушаться к моим словам, а может продолжить наказание. Это - решение Шанан-дэя, и я приму, что бы он ни решил, - Ханаан-дэй - приложил ладонь к груди. Но не со стороны сердца.
  'Уважаемый, как же!' - про себя отметила жест Ханаан-дэя Роксана. Если ладонь к сердцу означала полное и безоговорочное почтение, то прижатая к другой стороне могла быть истолкована двояко. Дескать, я тебя уважаю, но ты сначала докажи, что тебя есть за что уважать.
  - Говори, - Шанан-дэй дышал со свистом. Ему сбивала дыхание не усталость, а неутоленная злоба.
  - Ты знаешь, уважаемый, - Ханаан-дэй прищурил глаза, предваряя долгую речь, чтобы собеседник был к ней готов. - Я пригнал в становище табун отборных степных коней и в них у меня нет недостатка. Я выполнил условия рода и все остались довольны, - он легко обвел рукой прислушивающихся к его словам всадников. - По обычаю мне оказали почтение, выделив двух рабынь, и мой шатер полон достатка...
  Роксана мысленно ехидно улыбнулась, вспомнив тот шатер. Вот ведь, давно уже приспособились к обычному жилью, а все шатром называют. Да и само становище - не более чем обычная деревня. Завоеватели привыкли давать вещам знакомые имена - кто ж им в этом откажет?
  - ...по-прежнему испытываю недостаток в рабынях. Я согласен заплатить за нее золотой и говорю всего лишь об отсрочке наказания. Через два месяца я покину гостеприимное становище, и почту за честь вернуть рабыню уважаемому Шанан-дэю, с тем, чтобы он насладился радостью, отложенной на время. И пусть рабыня примет смерть, когда моя нужда в слугах отпадет. И пусть смерть не покажется ей легкой. Я жду твоего решения, уважаемый, но приму любое.
  Умный человек, - Роксана не сдержала легкого вздоха, - ни разу не сказал 'прошу'. Только в этом случае отказ Шанан-дэя мог быть расценен как оскорбление. А так - просто болтовня. 'Я сказал - ты послушал'.
  Шанан-дэй стоял, не глядя в глаза Ханаан-дэю.
  По едва заметным мелочам Роксана видела, как зарождается вражда между двумя степняками. Она не знала, что подвигло Ханаан-дэя на это поступок: нехватка в рабынях, или что другое. И вполне возможно - если сговор состоится - за пару месяцев ей предстоит пройти через такие унижения, которые не способно представить даже ее разгоряченное воображение.
  Что двигало Ханаан-дэем она не знала. Однако то, что происходило в голове ее хозяина, не составляло для нее тайны. Он мог отказать просителю. В этом случае он наживал врага. И еще. Ему предстояло довести до конца начатую казнь прямо здесь. А уж он вправе был сомневаться в быстром успехе начатого, после того как все не заладилось с самого начала. Согласие же позволяло ему сохранить лицо. Кроме того, отныне Ханаан-дэй был ему обязан. Пустячок - а приятно... Но куда в таком случае прикажете деть неудовлетворенную злобу, что искажала и так лишенные привлекательности черты?
  Не зря Шанан-дэй слыл расчетливым человеком. Подлость - что есть, то есть, но хитрости ему было не занимать. Он нашел в себе силы смирить гордыню. Тем более что казнь всего лишь откладывалась на пару месяцев. А что такое месяц для степняка? Всего лишь время, за которое многое может случиться.
  - Роксана, - наконец, коротко прорычал он, вручая Ханаан-дэю вместе с именем и ее саму. Он протянул открытую ладонь в знак состоявшегося сговора для ответного касания.
  - Роксана, - повторил Ханаан-дэй, так и не взглянув в ее сторону.
  
  ***
  Девушка плохо помнила обратную дорогу. Точнее, она не помнила ее вовсе. Когда Ханаан-дэй, даже не удосужившись как следует ее ударить - чтобы сразу поняла, кем она была, тем и осталась - хозяйской рукой перекинул ее через седло, Роксана потеряла сознание. Или заснула. Так или иначе, вспоминать было нечего. Благая мысль о том, что надо бы держаться подальше от зубов свирепого жеребца, покосившегося на нее горящим глазом, ненадолго удержала ее на зыбкой грани между явью и сном.
  Очнулась Роксана оттого же, отчего и впала в забытье. Ее снова как мешок сбросили на землю, на этот раз благоухающую конским навозом. Она озиралась по сторонам, еще не понимая, где находится. И едва успела откатиться от копыт жеребца, стремящегося во что бы то ни стало сорвать на ней свою злобу. Он вправе был сердиться. Проделать обратный путь с двойной ношей - странно, что он не отгрыз ей что-нибудь, до чего смог дотянуться!
  Свирепость степных коней, под стать их владельцам и послужила причиной того, что Роксана не рискнула воспользоваться таким вот жеребцом для побега. Как иная собака хранит верность одному хозяину, так степная лошадь всю жизнь предана единственному человеку. Ты можешь кормить ее каждый день, чесать ей шкуру специальной щеткой, убирать за ней навоз - все тщетно. Сколько бы времени не прошло, подходя к такой лошади будь уверена - стоит тебе зазеваться и проклятая тварь укусит тебя.
  - Вставай, - согнутая в три погибели старуха поддела Роксану носком остроносой туфли. - Хозяин велел осмотреть твою рану.
  Роксана попыталась подняться. Это удалось лишь со второй попытки. Облокотившись по привычке на правую руку, она с удивлением заметила, что ладонь туго перевязана куском белого полотна. Когда это произошло, и главное - кто это сделал, осталось для нее тайной.
  Некоторое время ей пришлось постоять, пережидая сильное головокружение, которое едва не опрокинуло ее туда, откуда она только что поднялась. Потом послушно двинулась вслед за старухой, держась рукой за стену сарая. У поворота девушка едва не столкнулась с Оленкой, одной из рабынь Фагран-дэя. Та ойкнула, торопливо закрыв рот рукой.
  - Здравствуй, - не удержалась Роксана. Хотела добавить 'Оленка', а вместо этого сказала, - становище.
  Тут же выругалась про себя: дала же себе слово никогда не называть деревню степным именем. И, невзирая на клятву, каждый раз нарушала ее.
  - Не ждала, - одними губами шепнула Оленка, и, не задерживаясь больше ни на мгновенье поспешила дальше. Все знают как крут Фагран-дэй. Попробуй задержаться - получишь сапогом в живот - свет белый немилым покажется.
  Оленка не договорила, но Роксана отлично поняла, что она имела в виду. 'Не ожидала увидеть тебя'? Нет, такое начало имело окончание - 'живой'. Роксана склонна была с ней согласиться. Она сама до сих пор не верила в свое спасенье. Только неизвестно еще, чем эта отсрочка от смерти обернется.
  В сарае, давно переделанном на степной манер, с досками, вбитыми по кругу и обтянутыми шакальими шкурами, Роксана опустилась на пол, убранный разноцветными тюфяками. В центре еще тлел огонь. Белесый дым вился змеей, отыскивая через дыру в потолке путь на свободу. В подвешенном над огнем котелке что-то тихо булькало.
  Роксана долго не могла отвести усталых глаз от тлеющих углей, поэтому не сразу поняла, что к ней, протягивая высохшую руку, обращается старуха.
  - Глухая, - ворчливо пробормотала она, безжалостно срывая с ладони Роксаны присохшую к ране повязку. Зачем-то понюхала ее, дернув крючковатым носом. - Хорошо. Тебя вылечу. Сегодня спи, завтра работать будешь. Больные рабы хозяину не нужны.
  Повернувшись к огню, она потянулась к котелку, но вдруг покачнулась, развернулась всем телом и уставилась на Роксану. Выцветшие маленькие глазки, почти скрытые за морщинистыми веками, впились в лицо. Кустистые седые брови сошлись у переносицы, словно не обычная девушка сидела перед ней, а одна из Отверженных. Обломанные желтые ногти терзали кровавую тряпку, только что снятую с ладони Роксаны. Старческие губы открылись, обнажив вспухшие десны и два оставшихся зуба. Старуха силилась что-то сказать.
  От неподвижного взгляда старухи Роксану бросило в дрожь. Все знахарки знаются с демонами, это каждый знает. Вот напустит на нее нечистую силу, заберет ее душу, и будет потом приказывать! Не за этим ли ее оставил в живых Ханаан-дэй?
  Старуха беззвучно шевелила губами. Роксана хотела прервать жуткое молчание пустяковым вопросом, но нарастающий ужас разогнал все мысли.
   Многострадальная тряпка выпала из ослабевших рук. Старуха потянулась к Роксане сухими тонкими пальцами. От страха та вжалась спиной в дощатую стену сарая. Хотела крикнуть, позвать на помощь, но кого дозовется бесправная рабыня?
  Налетевший порыв ветра с шумом откинул полог, закрывающий вход, разворошил затухающие угли в костре и бросил пепел в глаза старухе.
  - Фу, - она очнулась, будто ее толкнули и заморгала слезящимися глазами. К ее ногам жалась невесть откуда взявшаяся в сарае черно-белая кошка. - Пошла! - без должного почтения старуха пнула ее ногой. - Стара стала, - проскрипела она, отступая от Роксаны. - Привидится же такое. Совсем стара стала. Меня зови Гульнара. Я прислуживаю Ханаан-дэю...
  - Я знаю, - не сдержалась Роксана. От пережитого страха она забыла как себя должно вести рабыне.
  - А знаешь, так молчи больше, - отрезала старуха. - Молча, так дольше проживешь. Хотя тебе, - она махнула рукой, - в любом случае всего ничего и осталось.
  
  ***
  - Вернись. Поставь еще раз.
  Голос Ханаан-дэя оставался спокойным. Ни грубого окрика, ни удара по ребрам. Шанан-дэй, например, в качестве наказания наматывал ее косу на руку и хлестал по щекам. И ведь запрещал волосы резать, гад. А новый хозяин ведет себя иначе. Просто повторяет приказ и все. Правда, заставил ее раз десять возвращаться, снова и снова выполняя приказание. Но ведь не бил! А прогуляться туда-сюда с тяжелым подносом, уставленным многочисленными мисками с кушаньями - так от нее не убудет.
  Дождавшись, пока она в очередной раз расставит на маленьком столе - ножки всего в ладонь высотой - чашки для ужина, Ханаан-дэй так же спокойно, словно не было этих упражнений с подносом, обратился к ней.
  - После ужина уберешь посуду, зажжешь свечи. Я жду гостя.
  И все это было сказано на чистом веррийском языке бывшего Королевства Семи Пределов. Кто бы мог подумать, что вместо того, чтобы насаждать родной язык, завоеватели заговорят на языке покоренного народа! Но так уж случилось, что так же бережно, как они относились к оружию, кочевники берегли и родной язык. Будто там крылось то, что непременно помогло бы рабам освободиться от иноземного ига.
  Ныне опустошенная и разоренная страна стала добычей степняков, налетевших с Юга как саранча. Сметая все на своем пути, несметные полчища продвигались на север. Иные города и деревни сжигались дотла, а иные приспосабливались для привычной жизни. Защитники Королевства разделили участь своей страны. Тех, кто оказывал сопротивление ждала скорая смерть. Тех, кто оказать достойного сопротивления не мог, ждало рабство. И они, оставшиеся в живых, завидовали тем, для кого все было кончено.
  Роксана знала об этом не понаслышке. Долгое время - целых десять лет - отец с матерью прятались от мира в забытой Светом лесной деревне. Но беда настигла и там. За долгие годы степняки приноровились вести войну в лесах, которых поначалу избегали. Роксана никогда не сможет забыть, какой лавиной обрушилась на три десятка деревенских жителей, включая и маленьких детей, сотня свирепых кочевников. Могли ли оказать достойное сопротивление от силы десять мужчин, вышедших навстречу врагу, сжимая в руках мечи и луки? То было хладнокровное убийство, сравнимое разве с охотой кочевников на степных волков.
  Тогда горело все, что могло гореть. И гибли все, кто мог держать в руках оружие.
  Отец Роксаны - Ладимир - сражался до последнего. Залитый своей и чужой кровью, со стрелой в боку, он яростно отбивался от кочевников. Отступать ему было некуда. Он мог лишь умереть.
  Он и умер, ни разу не оглянувшись назад, где плечом к плечу с ним сражалась мать. Они погибли почти в одно время. Только отец чуть раньше. Мать кочевники щадили. Роксана помнит, как один из них ударил темноволосую женщину кнутом по ногам, заставив опуститься на колени. Степняк медленно приближался, оценивая будущую рабыню, но острый нож, посланный твердой рукой матери, вонзился ему в шею. Он рухнул к ногам так и не побежденной женщины.
  Матери не удалось подняться с колен. Степняки налетели на нее, как дикие звери. Она не издала ни звука, когда тяжелый топор ударил ее в грудь, а две стрелы пронзили спину. Скользя остановившимся взглядом по лицам детей и старух, прятавшимся в доме, она умерла, накрыв своим телом мертвого мужа.
  Богатая добыча досталась степнякам: шестеро испуганных детей, из которых самой старшей была Роксана, да нехитрый деревенский скарб.
  Когда на рассвете их уводили, Роксана оглянулась в последний раз, пытаясь унести в памяти все, что осталось от деревни. Серый пепел дыханьем ветра кружился в воздухе, засыпая остовы домов с не погребенными телами - словно выставленные напоказ они вызывали жалость и у него, старательно скрывающего чужую смерть от посторонних глаз...
  В последнее время ходили слухи о том, что пятнадцатилетнему господству степняков приходит конец и зреет на севере сила, возглавляемая бывшим Наместником. Оленка говорила об этом в самое ухо, чтобы не выпустить на свободу неосторожное слово, но так ли дело обстояло на самом деле - кто же мог сказать точно?
  Роксана аккуратно поставила толстые свечи на подставки, как положено - на одинаковом расстоянии друг от друга. Комната, по обычаю степняков с наглухо заколоченными окнами, была погружена в темноту. Девушка зажгла свечи и осмотрелась. Все готово к чаепитию: обожженные бока глиняного чайника дышали жаром, на маленьких тарелках лежали сладости и печенье. Пора было уходить, чтобы не столкнуться с хозяином. За такую повинность даже он вряд ли удержится от наказания.
  Совсем уж было собралась уходить - поднялась с застланного одеялами пола и сделала шаг к двери. И тут ее повело. Не иначе, всему виной были свечи, в чей воск добавляли Сон-траву, что делала тело легким и проясняла мысли. Голова закружилась, огни стремительно понеслись по кругу. Комната, на миг вспыхнув ослепительным светом, вдруг провалилась в темноту. И оттуда, из глубины на Роксану глянуло огромное черное лицо, обрамленное белыми змеями волос.
  Лишь близкая стена удержала девушку от падения. Но неумолимое время не делало поблажек. Кто может сказать, сколько времени прошло до того, как очнулась она, сидя на корточках у стены и прижимая к горячим вискам холодные руки?
  В сенях хлопнула дверь и Роксана, не помня себя от страха, заметалась по комнате. Разумная мысль, что лучше принять наказание - десяток ударов плетью, чем быть вовсе засеченной до смерти, не остановила ее. Змеей проскользнув за дверь комнаты, она в последний момент втиснулась в клеть, дверь которой была давно снята с петель, и присела за тяжелым сундуком, оставшимся от прежних хозяев.
  Сердце птицей трепетало в груди, когда мимо нее, буквально в трех шагах прошли двое. Роксана боялась поднять голову, вжатую в плечи до боли. Стиснув зубы, затаив дыхание, она сидела за громоздким сундуком тихо, как мышь. Но имя гостя, заставило ее еще сильнее вжаться в тесный угол.
  - Уважаемый Шанан-дэй пусть располагается, как ему удобно, - низкий голос нового хозяина эхом отдавался в голове.
  - Умеет уважаемый Ханаан-дэй принять гостей.
  Колыхалось пламя в такт неспешным словам, сладкий запах Сон-травы кружил голову. Кочевники беседовали о конях и оружие.
  Постепенно Роксана успокоилась. Через некоторое время она осмелела настолько, что набралась храбрости и приподняла голову над сундуком. Дверь в комнату Ханаан-дэй оставил открытой. Еще бы! Он вообще терпеть не мог дверей, и неизвестно в силу каких причин не снял с петель и эту, как все остальные.
  Свечи горели ярко и Роксана отлично видела, как щурится Шанан-дэй, настраиваясь на долгий разговор, как знакомым движением головы разбрасывает по плечам десятки тонких косиц. В отличие от него, Ханаан-дэй брился наголо, в знак того, что близкий родственник принявший насильственную смерть, так и остался не отомщен. Нить усов огибала тонкие губы и спускалась по подбородку. Черные глаза, слишком большие для степняка, наводили Роксану на мысль, что новому хозяину не стоило бить себя кулаком в грудь, доказывая свою чистокровность.
  - ...ты достойный человек, Ханаан-дэй. Оставим на время Джавар.
  Знакомое слово заставило Роксану встрепенуться. Память тут же услужливо подсказала, что Джавар - тот самый Свод законов, который заставлял кочевников жить, следуя старинным правилам. На степном наречии 'оставим Джавар' значило ни что иное, как 'скажу тебе правду-матку, но имей в виду - я тебе ничего не говорил'. И если до того, она могла побаловать себя надеждой, что ее оставят в живых, то с каждым произнесенным словом эта надежда таяла, как снег весной.
  - В любой войне самое главное - вовремя уйти, - тихо заговорил прежний хозяин. - Халиф первым нарушил старинное правило. Мы завязли в лесах. Джавар запрещает уходить с поля боя раньше халифа, но времена меняются. Не мы первыми начали и тот кто должен беречь Джавар сам его и нарушил. На севере собирается мощная сила и близок тот час, когда не уходить нам придется, а спасать свои шкуры. И на дорогах неспокойно. Я слышал, вы от разбойников еле отбились. Было так?
  - Было, - согласился Ханаан-дэй.
  - Будет хуже. Наместник с севера и разбойники здесь, на западе.
  - Разбойникам все равно кого резать. И каждый сам по себе. Разбойники Наместнику не братья: два конца кнута не срастутся, как ни старайся.
  - Я хочу одного: чтобы и Наместник и разбойники меня перестали волновать. Мы достаточно выпотрошили лешаков, пора домой. Ты недавно с Юга. Что ждут от нас?
  - Людей много, - Ханаан-дэй поднес ко рту пиалу с крепким чаем, куда для вкуса была добавлена настойка из перебродивших ягод бузины. - И мнений много.
  Установилась пауза, во время которой Шанан-дэй пожирал глазами нового хозяина Роксаны. Но тот остался безучастен. На его лице не дрогнул ни единый мускул.
  - Не хочешь откровенности, - тихо сказал Шанан-дэй. - Дело твое. Ты сегодня здесь, а завтра тебя здесь нет. Торговлю ты закончил, - он бросил на Ханаан-дэя прямой как стрела взгляд. - Продешевил только. За тот золотой, что ты дал за рабыню, трех можно было купить на торгах в Славле.
  - Где Славль, - кочевник отхлебнул из чашки. - А где я.
  - Верно. Как говорят лешаки: поздно искать соль когда миска пуста. Последнее скажу: осталась рабыня ненаказанной, много чего надумать может. Лесной народ Джавара не знает.
  Ханаан-дэй потянулся к чайнику и снова наполнил пиалу.
  - Я сказал: обожди месяц.
  - Подожду, - Шанан-дэй поправил подушку и удобнее устроился на тюфяке. - Теперь и саблю можно посмотреть.
  Ханаан-дэй кивнул головой и легко поднялся. Роксана убрала голову, слушая гулкие удары сердца. Ей вдруг показалось, что хозяин положил оружие в сундук, за которым она пряталась. Но кочевник остался верен себе: самое дорогое хранил в тайнике. Она еще переживала кратковременный приступ страха, когда он прошел мимо нее, обдав сладким запахом Сон-травы.
  Дверь, ведущая во двор, скрипнула и тут же закрылась. И только тогда Роксана решилась снова выглянуть из-за угла сундука. Ее беспокоил Шанан-дэй, как беспокоила бы змея, забившаяся под лавку.
  То, что она увидела, чуть не заставило ее поднять голову. Бывший хозяин протянул руку к пиале Ханаан-дэя. Раздался тихий щелчок и на массивном золотом перстне отскочила верхняя часть. Тонкой струйкой, тотчас блеснувшей в свете свечей, в пиалу посыпался серебристый порошок.
  Открылась дверь, и вслед за хозяином, сжимавшим в руках оружие, темной тенью скользнула старая Гульнара. Она застыла у порога, терпеливо дожидаясь, когда ей отдадут драгоценную саблю, которую надлежало тайным наговором очистить от прикосновения чужих рук.
  Пока Шанан-дэй восхищенно цокал языком, слушая историю о том, как прадед хозяина раздобыл саблю, мысли у Роксаны затеяли чехарду. Они бродили по кругу, неизменно возвращаясь к тому, с чего начинались: туда Ханаан-дэю и дорога. Она нисколько не сомневалась в том, для чего ее прежнему хозяину понадобился такой способ убийства. Кто же подумает, что истинный кочевник решился отравить собрата? Это можно приписать лишь бесчестным 'лешакам', далеким от Джавара. А кто поблизости остался безнаказанным и поэтому слишком много о себе возомнил?
  Спина заныла при воспоминании об ударах кнута. Но ныла она зря. За убийство степняка ее ждет не кнут, срывающий пластами кожу, ее ждет смерть пострашнее. В загон, где она будет находиться, выпустят диких волков, специально для казни отловленных в степи. Сколько их надо для того, чтобы ее растерзала, а после обглодала кости вечно голодная свора?
  - Отнеси саблю, Гульнара, - голос хозяина вернул Роксану к действительности. - Зови Роксану, пусть новый чайник принесет.
  Вместо того чтобы пойти выполнять приказ, Гульнара вдруг вздрогнула, нелепо, по-птичьи повернула голову и уставилась в темный угол клети, где затаилась Роксана. Так быстро, как только смогла, та втянула голову в плечи, молясь о том, чтобы старуха ее не заметила. Установившаяся пауза заставила девушку покрыться холодным потом. Из-за того, что она не видела, что происходило в комнате, было еще страшнее. Ей чудилось загадочное перемигивание Гульнары с хозяином, с тем, чтобы застать ее врасплох. Казалось, тишина скрывает звуки осторожных шагов, что подбираются ближе к месту ее убежища. Еще чуть - и раздастся окрик, стоившей ей жизни.
  - Хорошо, - наконец, произнесла старуха и Роксана облегченно перевела дух.
  Старуха вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. По старости она все время забывала, что хозяин не любил закрытых дверей. Так или иначе - не воспользоваться предоставленной возможностью было глупо. Дождавшись, пока Гульнара пройдет в сени, девушка с великой осторожностью скользнула следом за ней. Кто будет разбирать, что входная дверь скрипнула дважды?
  Взяв по приказу старухи тяжелый поднос, Роксана поднималась по ступенькам, боясь расплескать не чайник, а те мысли, что так и не привели ее к решению. В конце концов, если ей суждено умереть, она захватит с собой одного из кочевников - пусть и таким способом - это ли не то, к чему следует стремиться?
  Вошла в комнату, преодолевая слабость в ногах. В глубине души надеялась, что выбор уже сделан без нее. Пиала хозяина убедила ее в обратном. Сидевшие на корточках перед столиком кочевники молчали, словно сама судьба готовила им посуду для чаепития. Молчание Шанан-дэя было исполнено тайного ожидания и Роксана вдруг поняла: пусть умрут сотни кочевников, это не доставит ей радости, если останется в живых ее прежний хозяин.
  Ярко горели свечи, дурманила голову Сон-трава. И так легко объяснить то, что дрогнула рука, выставлявшая с подноса свежий чайник. Пиала с отравой опрокинулась. Темный напиток залил не только столик - несколько капель попали на подушку, на которой возлежал Ханаан-дэй. Как во сне Роксана наблюдала за тем, как по подносу растекается лужа. Хотела одернуть руку и не смогла. Цепкая рука хозяина волчьим укусом сжала запястье.
  У Шанан-дэя вырвался возглас. В нем не сквозило злорадство от ожидания скорой расправы - Роксану обожгло вздохом разочарования.
  - Убери, - коротко приказал хозяин, спасенный от постыдной для воина смерти и отпустил ее руку.
  Она выходила из комнаты по-прежнему не поднимая глаз, как положено воспитанной в строгости рабыне. Ей ни к чему было видеть, какими взглядами проводили ее степняки. Ханаан-дэй задумчиво смотрел на нее как на своевольную, несмотря на побои, лошадь, показывающую свой норов. А бывший хозяин...
  Его взгляд, полный ненависти, толкал ее в спину. Да так, что она едва не споткнулась на пороге.
  
  2
  Роксане не спалось. В углу храпел дед Фокий. Ему вторила Ларетта, прижавшись к боку Роксаны.
  Скоро рассвет. Наступающий день прибавит забот и вряд ли удастся отдохнуть. Роксана перевернулась на другой бок, потревожив Ларетту.
  Рука не болела. Осталась лишь синяя полоса от железных пальцев Ханаан-дэя, обегающая запястье - благодарность за то, что спасла ему жизнь. Еще спасибо ему следует сказать за то, что не высек ее принародно, соврав до пояса рубаху. Болела душа - а рука, лишь напоминание о том, что не отправился в мир иной степняк, и виной тому - она. Напрасно объясняла себе, что спасала в первую очередь собственную жизнь. Все равно, рядом с ее жизнью рука об руку шла другая. И только благодаря ее стараниям, Ханаан-дэй спокойно спал у себя в доме, в то время как по обычаю степняков должен был бы серым пеплом кружиться над землей.
  Она так и не смогла заставить себя заснуть, поэтому первой услышала далекий крик.
  - Тревога!
  Роксана подняла голову и прислушалась. Бесконечно долгими показались ей мгновения, когда единственное слово, забытое, и оттого непривычное, вдруг всколыхнуло волну надежды в душе. Хотелось верить: то, что означало тревогу для степняков, наверняка сулило если не избавление от рабства, то, по крайней мере, перемены.
  Лежавшая рядом Ларетта вздрогнула всем телом и открыла глаза.
  - Что случилось? - тихо спросила она.
  Сон рабов чуток. Проснулась тетка Марьяна, поднял голову дед Фокий. Заворочались остальные.
  - Что? Что-то случилось?- настойчиво вопрошала Ларетта.
  Новый крик, уже подхваченный десятками голосов, заставил Роксану вскочить и буквально вытолкнул из сарая, где вповалку лежали те, кого волнение еще не коснулось.
  Во дворе царила суматоха. Мимо Роксаны носились сородичи, еще не понимающие чего и откуда ждать. Посреди двора стоял один из детей Фагран-дэя и истошно вопил. У сарая напротив степняк седлал нервно вздрагивающую лошадь.
  Роксана бросилась к соседнему дому, но на полдороге остановилась как вкопанная. Прямо на нее мчался всадник, сдерживая несущуюся галопом лошадь.
  - Яс-с-са! - закричал он и Роксана в последний момент отскочила в сторону. Ее обдало горячим дыханьем лошади и всадник пронесся мимо. Она обернулась ему вслед, но быстрее ее взгляда степняка достала стрела с незнакомым черным оперением. Она вонзилась всаднику между лопаток и тот тяжело завалился вбок. Лошадь продолжала галоп, неся на себе уже мертвого хозяина.
  - Разбойники! Разбойники! - душераздирающе кричал кто-то.
  И тут как по сигналу на деревню, с трудом пробуждающуюся от предрассветного сна, обрушилась лавина звуков. Безостановочно визжала какая-то женщина, слышалось ржание коней, пронзительный свист и предсмертные хрипы. Потом к какофонии звуков добавился звон мечей и гортанные крики кочевников.
  Темнота скрывала от Роксаны подробности. Она видела, как у входа в сарай, освещенный зажженным факелом мечутся мало что понимающие люди. У Роксаны не было никакого желания на своем примере убеждаться в том, прав ли был дед Фокий, когда доказывал, что для разбойников нет ни своих, ни чужих. Охваченная нарастающим волнением, она ринулась было за угол сарая и лицом к лицу столкнулась с Лареттой. Чтобы удержаться на ногах, Роксане пришлось схватить ее за плечо. Рука скользнула вниз по горячей и липкой влаге. Еще не понимая, что произошло, Роксана успела подхватить падающее тело.
  - Спа...сайся, - прошептала Ларетта и судорожно всхлипнула. - Не... поминай... лихом.
  - Ларетта... Ты ранена? - Роксана пыталась в темноте отыскать на теле женщины рану, чтобы перевязать, но вся рубаха была сплошь залита кровью. - Куда, куда тебя ранили?
  Ларетта не ответила.
  - Бе...ги, - сказала она. Шумное дыхание, со свистом вырвавшееся из ее легких прервалось и Ларетта затихла.
  Словно для того, чтобы Роксана заглянула в лицо смерти, улица озарилась светом близкого пожара. Ярко вспыхнула крыша дома, изрыгая в рассветное небо снопы огня. Сухое дерево занялось быстро. Огненные ручьи пробежали по крыше сарая, чтобы оттуда перекинуться на крышу соседнего дома. Треск огня обрушился на обезумевших от страха людей так, что заглушил свист, лязг оружия и мольбы о помощи.
  Роксана, превозмогая душевную дрожь, прислонила Ларетту к стене сарая. В открытых глазах, потерявших выражение, плясали языки пламени. Человеческой плоти предстоит сгореть вместе с деревней, откуда Ларетта была родом. И это казалось Роксане лучшей участью, чем оставить тело на растерзание диким стаям падальщиков. Только Ларетте видеть это было ни к чему - душа, еще не расставшаяся с телом, могла испугаться и превратиться в Отверженную. Ту, которую не принимает ни Свет, ни Тьма.
  - Покойся с миром, - Роксана закрыла мертвые глаза.
  Забрезжил рассвет. Первые лучи Гелиона с яростью пожирали огненные сполохи пожара - и уже не таким всесильным казался он в бледном свете наступающего дня.
  Роксана осторожно заглянула за угол, боясь попасться на глаза как степнякам, так и разбойникам. У крыльца дома, объятого пламенем, задержался всадник. В стремя намертво вцепился старик, удерживая рвущую поводья лошадь.
  - Сдохнешь! - кричал старик и седая борода тряслась от гнева. - Со мной сдохнешь, проклятый Рахат! Не пущу! Пусть разбойники тебя порешат, раз я не смог! Сам сдохну и тебя заберу! Натерпелись, сволочи, от вас!
  Степняк хлестал старика плетью по согнутой спине, по плечам. На морщинистом лице горели яркие полосы и кровь окрашивала задранную кверху бороду. Сухие пальцы старика, сжимающие стремя, можно было отрезать только ножом.
  - Сдохнешь! Со мной сдохнешь!
  Горячий конь нервно переступал копытами, но старик, тяжким грузом волочившийся рядом, сковывал движения. Босые пятки чертили борозды в сухой земле. Кочевник выхватил из ножен саблю - удар - и старик захлебнулся криком. Ноги подогнулись и тело обмякло. Даже мертвый он оставался обузой. Степняку пришлось, теряя драгоценное время, силой разжимать пальцы старика, сведенные последней судорогой. Он почти справился, когда на улице появилась тройка всадников. Разудалый свист заставил степняка оглянуться - мертвый старик по-прежнему удерживал его от стремительного бегства.
  Тогда степняк снова достал саблю, готовясь сражаться до конца. Разбойники не стали дожидаться, пока он подъедет. Двое из них вскинули луки. Первая же стрела с глухим стуком вонзилась в кочевника, отбросив тело назад. Второй стрелок промахнулся: его стрела поразила тело мертвого старика.
  Роксана неслась по улице, вдоль охваченных пламенем домов. Смотрела только вперед, где несбыточной мечтой маячила высокая стена частокола, окружающего деревню. Ветер свистел в ушах, заглушая и треск рухнувшей крыши, и крики умирающих. Неслась, не глядя по сторонам. Однако как ни старалась, не видеть того, что происходило вокруг не могла.
  Узкая улочка вывела Роксану на неширокую площадь. Девушка споткнулась о тело, лежащее на земле, и со всего маху ткнулась лбом в угол дома. И эта заминка спасла ей жизнь.
  На площади началась настоящая резня. Прав был дед Фокий: разбойники не делили людей на своих и чужих. В пыли, поднятой копытами коней лежали окровавленные тела. Прислонившись спиной к колодцу сидел степняк, зажимая рану на груди. Сквозь пальцы еще сочилась кровь. У его ног ничком лежало тело рабыни со стрелой в спине.
  Тяжелый запах пролитой крови заставил Роксану затаить дыхание. Откуда-то сбоку выскочила девушка и метнулась через площадь. Она успела добежать до середины. Оглушительно треснул вспоротый арканом воздух и веревочная петля захлестнула девичье горло. Она споткнулась на бегу и упала на спину, тщетно пытаясь освободиться. К пойманной добыче тотчас устремился всадник, наматывая на локоть веревку.
  Но Роксана уже этого не видела. Крадучись, она пробиралась в зарослях кустов вдоль стены дома. У самого крыльца, недалеко от входа лежал труп степняка, сжимавшего в руке нож. Это показалось Роксане неслыханным подарком. Она присела на корточки, пытаясь отнять нож у мертвого тела. Степняк и после смерти остался верен себе: пальцы железой хваткой сжимали рукоять. Она дважды порезалась об острое лезвие, безуспешно пытаясь освободить оружие.
  Отец Света услышал ее мольбу. Беспомощно оглядевшись по сторонам в поисках того, что может ей помочь, она обнаружила увесистый камень. Нескольких ударов - со всего маху - хватило на то, чтобы треснули кости и нож выпал на землю. Освобожденная рукоять согрела Роксане не только руку, но и душу.
  Скрываясь от посторонних глаз, девушка все ближе подбиралась к частоколу. На этот раз она не поступит так опрометчиво: дикая степь не станет свидетелем ее бегства - пусть и кажется тот путь обманчиво коротким к Живому лесу. Она пойдет на запад, ближе к реке, чтобы потом, уже не опасаясь погони, неспешно двигаться на север. Ее укроет лес, и быть может, там действительно собирает войска бывший Наместник. Сражаться в одном строю с воинами, освобождающими страну от захватчиков - не об этом ли мечтает каждый истинный верриец?
  Цель манила доступностью. Достаточно было скользнуть меж двух глухих стен - сараем и конюшней, преодолеть свободный от кустов участок и вот она - долгожданная свобода маячила впереди высоким частоколом. Перелезла один раз, значит справится и во второй. Тем более что сейчас руку приятно тяготит обтянутая кожей рукоять ножа.
  Роксана бежала между стенами, когда преграждая путь в неверном свете как призрак возник огромный бородатый мужик.
  - Попалась, птичка, - радостно оскалился он.
  Девушка не стала ждать, пока он подойдет ближе. Развернулась, и хотела бежать назад. Но с той стороны, отрезая путь к спасению, появился высокий парень, сжимавший в руке обнаженный меч.
  Роксана остановилась, прижавшись спиной к бревенчатой стене сарая. Только свету наступающего дня она была обязана тем, что не заметили разбойники ее ножа, торопливо спрятанного за спину. Она стояла, наблюдая за тем, как к ней приближается парень и лихорадочно искала выход. Нож у нее один, а разбойников двое. К тому же у парня в руках меч. Как бы быстро она его не атаковала - успеет отмахнуться. А бросив быстрый взгляд на огромного мужчину, Роксана всерьез засомневалась: удастся ли ей достать до жизненно важных органов сквозь слой жира, что покрывал грудь и живот.
  Сам того не ведая, толстяк помог ей.
  - Протас, убери меч, - добродушно приказал он парню. - Видишь, какая! Веревку доставай, вязать будем.
  Парень послушно убрал меч в ножны, достал из-за пояса веревку и нисколько не остерегаясь, пошел к ней. Он не успел сделать и нескольких шагов. Роксана стремительно рванулась к нему и вонзила нож в грудь по самую рукоять. Парень охнул, колени его подогнулись и он тяжело опустился на землю.
  - Ах ты! - толстяк бросился к ней.
  Перескочив через безжизненное тело, Роксана вихрем понеслась по освободившейся дороге. Она обежала сарай с другой стороны. Впереди, за вожделенным забором, ее ждала свобода. Наперерез девушке бросился толстяк. Роксана, обдирая руки о щепки, торчащие из бревен, птицей взлетела на частокол, опираясь босой ногой на кстати подвернувшийся сучок. Руки нащупали острые колья, идущие поверху забора. Осталось лишь подтянуться - и ищи ее среди редколесья! И будут ли искать - неизвестно. Небось, добыча богатая, кто-то и пропадет - не жалко.
  Свобода улыбнулась ей, показав долгожданный лик над острыми кольями частокола.
  В тот момент, когда Роксана подтягивалась на руках, на нее обрушился удар. Что именно бросил в нее толстяк, осталось для нее тайной. Когда страшная боль настигла ее, ей показалось, что на нее рухнуло серое рассветное небо.
  ***
  
  Тяжелая повозка катилась по размытой дождем дороге. На ухабах она заваливалась набок, тогда как ямы заставляли ее подобно необъезженной лошади подкидывать поклажу. Лошади мерно трусили, меся копытами землю, разъезженную теми, кто двигался впереди. Вставал Гелион и садился, вдоволь насладившись видом измученных тел, лежащих на дне повозки, устланной сеном.
  За время пути Роксана очнулась только раз, когда повозку тряхнуло особенно сильно. Тогда девушка открыла глаза, проследила за долгим полетом одинокого орла в небесной выси и опять забылась.
  Она не видела, как постепенно менялся пейзаж, что уныло тянулся вслед за повозкой. Как степь сменилась редколесьем, на низких кустах заалели цветы и выжженная трава стала темно-зеленой, как прежде сухой воздух теперь оседал влагой на коже. Роксана не чувствовала, как трясло повозку и от удара о высокий борт кровь на затылке, только подсохшая, снова пачкала волосы.
  Девушка пришла в себя, когда ее сбросили с повозки, и хорошенько тряхнув для устойчивости за плечи, втолкнули в клетку, скелетом огромного диковинного животного стоящую на земле под открытым небом. Роксана навалилась спиной на прутья, разминая освобожденные от веревок руки, обвела ничего не понимающим взглядом женщин, со страхом озирающихся по сторонам. Потом голова ее закружилась, и ткнувшись лбом в сухую траву, покрывавшую землю, она снова впала в забытье.
  На небе сияла Селия, когда Роксана открыла глаза. Оглушительно стрекотали сверчки, а рядом, соприкасаясь с ней коленями сидела незнакомая девушка и горько плакала, размазывая по щекам слезы.
  - Не реви, - попросила Роксана, - голова болит.
  Девушка от неожиданности вздрогнула и тяжело вздохнула. Потом вытерла рукавом нос и плакать перестала.
  - Пить... нечего? - спросила Роксана, облизнув пересохшие губы. К ее удивлению, девушка протянула ей кувшин.
  - Пей.
  - А ты? - просто так спросила, а сама уже тянула руку за кувшином, на дне которого плескалась драгоценная влага.
  - Я не хочу.
  - А надо бы тебе. Вон сколько слез пролила, - и в два глотка осушила то, что оставалось. - Тебя как зовут?
  - Ириния. А тебя?
  - Роксана.
  - Ты трое суток была без сознания. Обычно они раненных не берут. А тебя взяли. Вчера как нас развязали, я тебе рану на голове промыла. Видать, крепко тебе досталось, - голос ее стал тише и в нем снова почудились слезы.
  - Досталось, - Роксана ощупала рукой голову и на затылке нашла подсохшую рану. Кроме того, немилосердно ныла спина. Чем же таким запустил в нее этот толстяк? Не иначе бочкой, обитой железом, что стояла у крыльца любого дома для сбора дождевой воды. И хватило же сил у гада. Отец Света, о чем она думает? Единственное, что должно ее волновать: как еще выдержала спина и главное - голова! - Выжила, и ладно.
  - Хорошо ли? - Ириния прикусила губу, чтобы не расплакаться. - Хорошо ли, что мы выжили? Из огня да под лед. У тех хоть порядок был. Знай, выполняй работу, да правила соблюдай. И кормить - кормили. Мой хозяин, к примеру, за просто так не бил. Берег...
  - Как скот...
  - Что?
  - Говорю, берег как скот берегут.
  - Даже если так, - вдруг ожесточилась Ириния, - в клетке не держали! У тех хоть знала, чего ждать...
  - А у этих?
  - У этих... Приходили вчера двое, ты без сознания была. Один толстый такой, огромный, на тебя пальцем показывал. Говорит, вот она, Протаса нашего чуть не убила. Что, правда, чуть не убила?
  - Жаль, - Роксана мечтательно закрыла глаза. - Жаль, что не убила.
  - Плохо. Эти такого не прощают.
  - Как будто те прощали.
  - Те, - протянула Ириния. - Ты бы и охнуть не успела, как в мир иной отправилась. Эти поиздеваются напоследок, мало не покажется.
  - Думаешь?
  Ириния не ответила. В глубине клетки кто-то жалобно и протяжно вздохнул.
  - Людей в клетке много? - тихо спросила Роксана.
  - Здесь? Здесь не много. Женщины да девки. Парней всего трое. Двое пацанов малолетних, и один парень, нас моложе. Степняков отдельно держат.
  - Как? - Роксана встрепенулась. - И их в плен взяли?
  - А как же? Всех одно ждет. Повезут на торги в Гранд - вовсе разбойничий город стал. А там продадут северянам. А что там с нами, девками, северяне делают, знаешь? Не знаешь. Так я тебе расскажу. Опаивает снадобьем их шаман, да душу забирает. Будешь работать, себя не помня, как проклятая, и днями и ночами. Днем-то ладно, к работе мы все привычные. А ночами страшнее...
  - Чего же страшнее? - передернула плечами Роксана.
  - Говорю же тебе, и ночами работать придется - вот тебе и пострашнее. Своих женщин у них мало, а мужиков много. Догадалась, что ли? А все они огромные, страшные. Видела я один раз северянина...
  - А, - беспечно махнула рукой Роксана. - Если себя не помнишь, не все ли равно?
  - Так не всегда же не помнишь. Иногда просыпаешься, говорят, как от сна. А рядом с тобой чудовище такое в медвежьей шкуре лежит. Хорошо, если рядом, а то и...
  - Ладно, - поморщилась Роксана. - А кочевники им на что?
  - Кочевники. Кочевники они и на севере свои делом занимаются. С лошадями дело имеют. На севере лошади тоже с норовом, как степные. Никто лучше за ними не ходит.
  - Их тоже опаивают снадобьем?
  - Зачем?
  - Где это видано, чтобы кочевник в неволе работал?
  - Не знаю. И не думала об этом. Своя судьба дороже.
  - И много кочевников в живых оставили?
  - Интересно тебе? Да их из всей вашей деревни человек десять всего и осталось. Вон, голову поверни, в соседней клетке сидят. Не страшные уже. Теперь других бойся.
  Роксана повернула по указке голову, но в свете Селии ничего, кроме железных прутьев не разглядела.
  Зато на следующий день, в ослепительном блеске Гелиона, она увидела его. Объяснить себе, какое чувство главенствовало над остальными так и не смогла. То ли злорадство оттого, что унижен он и они оказались в равных условиях. То ли стыд оттого, что власть поменялась, а она как была подневольной рабыней, так и осталась.
  Ханаан-дэй сидел на корточках в глубине клетки. Его руки лежали на коленях и ладонями были повернуты к Гелиону. Бритый череп не блестел в ярких лучах и уже намечались очертания будущей шевелюры. Он сидел с закрытыми глазами, безучастный ко всему, даже к еде. Грудь, прикрытая лохмотьями изодранной рубахи мерно вздымалась и когда бы Роксана на него не посмотрела - все было так.
  Да глаза бы его не видели! Но как нарочно, что бы она ни делала - пила ли воду, болтала ли с Иринией, сидела ли без всякой мысли у железных прутьев решетки - взгляд тянулся к нему.
  Ириния ошиблась, заявив, что кочевников человек десять. Роксана насчитала семерых. И к собственной радости в одном из них узнала Фагран-дэя, славившегося своей жестокостью. Вот не жаль было посидеть в клетке, лишь бы этот зверь получил по заслугам.
  Кочевники сидели тихо. Пожалуй, за шестилетнее рабство, Роксана впервые поймала себя на том, что ей придется научиться взирать на них, как на равных. По крайней мере, по несчастью. Если кто и вызывал у нее кровожадное чувство, так это Фагран-дэй. Роксана никогда не забудет, как однажды довелось ей столкнуться в помывочной с Оленкой. Та была без рубахи. Оленка никогда не жаловалась, но у Роксаны, глядя на покрывающие нежную кожу рубцы - старые и новые, еще сочившиеся влагой - от жалости дрогнуло сердце. Шанан-дэй часто поднимал на нее руку, иногда пускал в ход плеть - полосы от ударов краснели, вздувались и проходили почти без следа. Но он никогда, исключая наказание за побег, не бил кнутом.
  - Глаза убери! Говорю тебе, глаза убери! - Фагран-дэй от злости сотрясал железные прутья клетки.
  Роксана смотрела мимо него. Она не двинулась бы с места, но степняк, остервенело бьющийся в клетке брызгал на нее слюной. От него было больше шума чем от всех пленников, вместе взятых.
  Дни шли, но ничего не менялось. Воды было вдоволь - хоть в этом отказа не было. Тело, привычное к постоянной работе, маялось в безделье. Бывало спросонья, задолго до рассвета, как кожный зуд накатывал страх - как, она еще спит? И чудился удар кнута, сухим треском вспарывающий воздух. Тело, уже готовое бежать, пускало сердце вскачь, когда казалось оно вот-вот выпрыгнет из груди. Наступало пробуждение и страх отступал, унося с собой надежду на скорую перемену.
  Вместе с Роксаной, скудную похлебку делили женщины, девушки, двое горластых, несмотря ни на что, пацанов - лет по одиннадцати, не больше. И был один, кто похлебку с ней не делил. Смуглый, темноволосый парень, слишком худой, чтобы представлять угрозу как для степняков, так и для разбойников. Он сидел в углу клетки, куда не доходили лучи Гелиона. Со времени своего появления, Роксана ни разу не заметила, чтобы он ел или пил. Кто бы к нему ни обращался - лишь короткий пустой взгляд был ответом.
  Как-то ночью Роксане не спалось. Оказалось трудным делом заставить себя заснуть, когда тело не гудит от усталости. Она долго разглядывала звезды на небе под оглушительный хор сверчков. Рядом мерно сопела Ириния. Ночь дарила покой, в котором не было бесконечных воплей Фагран-дэя. И в эту упоительную тишину вдруг вплелись тихие и жалобные звуки. Нечто среднее между собачьим визгом и предсмертным хрипом шакала. Роксана некоторое время прислушивалась, пытаясь определить источник звуков. Плач доносился из угла клетки, из того места, где, как она помнила, сутками напролет сидел парень, вцепившись грязными руками в железные прутья.
  Роксана зажмурилась, надеясь, что все закончится, но тихий плач перешел в короткие всхлипы. Ей совсем не улыбалось успокаивать пусть парня, но без малого мужчину. Однако сон все не шел и она поднялась. Осторожно переступая через спящих, она подбиралась ближе к углу клетки. Курносая Магда даже во сне не расставалась с кувшином, видать, натерпелась от прежнего хозяина. Роксана мимоходом освободила кувшин от цепких рук и захватила с собой.
  Парень сидел у решетки, крепко сжимая прутья. В темноте было видно, как побелели от напряжения костяшки пальцев. Роксана села, не доходя до него нескольких шагов.
  - Пей, - она протянула ему кувшин. Парень коротко взглянул на нее и отрицательно покачал головой. - Пей.
  Он долго молчал. Девушка продолжала сидеть рядом с ним, надеясь, что ему надоест ее присутствие и он заговорит. Так и получилось.
  - Зачем? - хриплым после плача голосом спросил он.
  - Чтобы жить, - она пожала плечами.
  - Зачем? - настойчиво повторил он.
  - Не будешь пить - умрешь. И похоронят тебя вон в том маленьком домике.
  Он проследил за ее взглядом и недоуменно поднял брови.
  - Там же отхожее место, - удивился он.
  - Вот там и похоронят, если не будешь пить.
  Черные глаза, окруженные синими тенями глядели на Роксану в упор, мучительно пытаясь вспомнить, как называются те вещи, над которыми следует смеяться. Потом кадык на худой шее дернулся и он протянул руку. Роксана не стала дожидаться просьбы, молча подала ему кувшин. Он пил, шумно переводя дыхание. Струйки воды текли по подбородку, забирались за ворот разорванной рубахи. Глядя на то, как он пьет, Роксана достала из-за пазухи припрятанный с обеда кусок кукурузной лепешки.
  - Ешь, - сказала она и протянула лепешку парню.
  На этот раз он не заставил просить себя дважды.
  - Как тебя зовут? - чуть позже спросила она. Он ответил не сразу.
  - Лео... Леон. Меня зовут Леон, - в такт его словам, закрывая глаза, на лоб упали давно не стриженые космы.
  ***
  
  - Смотри, Корнил, - толстый палец потянулся вперед, указывая на Роксану. - Это она чуть Протаса не убила.
  Тот, кого назвали Корнил, если и уступал в чем-то огромному толстяку, которого Роксана и рада была забыть, да раны не давали - так только в обилие жира, покрывающего грудь и живот. Высокий, мощный, с темными вьющимися волосами, доходящими до плеч. С бородой и усами, выстриженными на степной манер. Яркая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с пристегнутой к нему рукоятью изогнутого ножа, уверенный взгляд и тяжелые руки, упертые в бока. Чтобы понять то, что перед ней главарь разбойников, Роксане не нужно было на него смотреть. Достаточно было глянуть на толстяка, подобострастно тычущего в нее пальцем.
  - Она, она, змея лесная, чуть нашего Протаса к проотцам не отправила.
  - Эй! Ты! Лешак паршивый! - в соседней клетке заметался Фагран-дэй. - Выходи! Что в клетку запер как кроликов! Давай поговорим как воины...
  Он еще ругался, но добился лишь того, что удостоился быстрого взгляда толстяка, тотчас вернувшегося к прерванному буйными криками монологу.
  - Паскуда-девка. Я для тебя, Корнил, живой ее оставил. Хотел в деревне ей шею свернуть, - слов толстяку не хватило и он показал руками, с каким удовольствием он бы свернул ей шею.
  - Выходи, шакал паршивый! На бой выходи! - брызгал слюной Фагран-дэй, но на него никто не обращал внимания.
  Корнил насмешливо оглядел Роксану, стоявшую в полный рост у железных прутьев клетки. Она не осталась в долгу и вернула ему взгляд, неторопливо смерив его с ног до головы.
  - Ну-ну, - тягуче произнес Корнил, развернулся и пошел прочь.
  Толстяк некоторое время постоял, грозно сдвинув широкие брови у переносицы, потом опомнился и поспешил следом за главарем.
  За ней пришли ближе к вечеру. Угрюмый мужик, сопровождаемый вооруженным до зубов разбойником, со скрежетом провернул ключ в замочной скважине и три звена прутьев - только-только протиснуться - отошли в сторону.
  -Т ы! - он ткнул в Роксану пальцем. - Выходи.
  Девушки заволновались, провожая ее. Шорохом ветра за ней понеслись советы.
  - Не боись, Роксана...
  - Авось не убьют.
  - Они рабынь не портят, берегут для северян.
  - Только не кричи, если что, пришибет...
  Сердце колотилось, подгоняя ее. Но Роксана степенно прошла через двор, сопровождаемая дюжими разбойниками.
  В большом доме, снаружи обложенном плотно подогнанными камнями, ее ждали. В комнате, с заколоченными на степной манер окнами горели свечи. Сладкий запах Сон-травы заставил Роксану затаить дыхание. Она шагнула через порог и остановилась, недоумевая по поводу странного убранства комнаты. Многочисленные ковры на полу, яркие подушки, свечи, знакомо расставленные на одинаковом друг от друга расстоянии. Но вместо одеял, на которых гостям надлежало отдыхать - деревянные лавки и привычный для веррийцев стол. За столом, разрезая ножом яблоки, чей аромат перебивал запах Сон-травы, восседал Корнил.
  Роксана застыла на пороге, недоуменно вскинув брови. Так у кочевников было принято встречать гостей. Глупо думать, что ее пригласили сюда в гости. Быть может, Корнил решил посадить ее на цепь и вместо продажи оставить здесь. И суждено ей до скончания дней заниматься тяжелой работой, попросту сменив одних хозяев на других. Глядя на главаря, на широкие плечи и мощные кулаки, Роксана не взялась бы утверждать, к лучшему ли такая перемена.
  - Садись, - Корнил кивнул в сторону лавки, стоящей напротив. Он отправил в рот половину яблока, смачно прожевал и отложил нож в сторону. - Ну?
  Роксана прошла по мягкому ковру, приминая длинный ворс босыми пятками. Села на лавку, как и было указано. Предательский взгляд вопреки всему мимолетно скользнул по одинокому ножу, отставленному в сторону.
  - Даже не думай об этом, - твердо сказал он, перехватив ее взгляд. А сам предусмотрительно отодвинул нож подальше. - И пикнуть не успеешь. Я и не замечу, как шею тебе сверну. И сброшу, вон, в отхожее место. Как-нибудь убыток от одной рабыни переживу...
  Она его не дослушала. Улыбнулась, вспомнив шутку, сказанную Леону пару дней назад.
  - Крепкая девка, - одобрительно сказал Корнил, запустив пальцы в густую шевелюру. - Раньше продал бы тебя на север, за такую как ты - светлоглазую да русоволосую дорого бы дали. Сейчас не то. Сейчас по-другому будет.
  Она удивленно на него покосилась.
  - Понимаешь, - он доверительно облокотился на стол. - Протас мне как сын. Другого бы кого завалила - мне и дела нет. Но Протас... Насилу оклемался парень, еще бы чуть и душу Отверженным бы подарил... Звать-то тебя как?
  - Обойдешься, - снова улыбнулась Роксана. Стоило ли пугаться крепких кулаков, когда кнута и то не боялась.
  Открытый в недоумении рот главаря сторицей окупил выпущенное слово.
  - Не помню, - наконец, сказал он, - чтобы со мной так разговаривали. Бывало, девки передо мной со страху мочились, а у мужиков зуб на зуб не попадал. Но чтобы так...
  Взгляд его растерянно блуждал по комнате, останавливаясь на каждой свече в отдельности.
  - Я могу убить тебя сейчас, - он снова добрался до ножа и взвесил его в руке. - Один удар и твои наглые слова застрянут у тебя в глотке. Что радости в том? Быстрая смерть не для тебя - не то я обещал Протасу. Я могу отдать тебя мужикам. Они, правда, недостатка в девках не знают, но дури у них хоть отбавляй. И останется только терпеливо дожидаться пока ты сдохнешь сама. Уже лучше, правда? Как тебе такое?
  - Не получится.
  - Что не получится? - в его тоне мелькнула искра непонимания. Словно привычный жизненный уклад вдруг дал трещину, и оглянувшись, он обнаружил под ногами не пол, к примеру, а топкое болото.
  - Нет, с первым-то может и получится, кто спорит? - Роксана на миг ощутила себя стоящей на краю пропасти - один неверный шаг и... Хотя какой, Тьма возьми, неверный шаг? Разбойник наверняка уже давно решил ее судьбу и кроме первого и второго, приготовил для нее нечто третье. А уж если первые два предположения относительно ее дальнейшей судьбы не отличались милосердием, то напоследок разбойник выдаст ей такое, что как говорит Ириния 'мало не покажется'. Как ни храбрилась, а озноб мурашками пробежал по спине.
  - А со вторым отчего же, по-твоему, не получится? - продолжал допытываться главарь.
  - Так... Удавлюсь я раньше времени - вот и все. Опять же мало радости тебе.
  Воцарилась тишина. Трещали догорающие свечи, касаясь огнями тяжелых подставок. Приторно пахла Сон-трава и подступающая тошнота душила Роксану. Она старалась дышать через раз, но голова все равно шла кругом. Прилагая усилия к тому, чтобы не потерять сознание, она широко открыла глаза и вперила в разбойника тяжелый взгляд.
  - Хорошо, что предупредила, - задумчиво произнес он. - Буду знать.
  - Спросить не стесняйся, если что. Так что мой тебе совет, Корнил: давай уж сразу...
  - Ты про сразу, девка, забудь, - он поерзал на лавке, будто стала она ему мала. - Я тебе такое придумал, что вся твоя прежняя жизнь у степняков в рабстве - медом покажется.
  И заплясали, заметались в черных глазах искры догорающих огней.
  3
  
  В прежние времена, до набега кочевников, редкая деревня без знахарок обходилась. Девушка в лес пойдет, да лесной змее на хвост наступит. Если успеет до дому добежать - будет жить. К кому же обращаться, если не к знахарке? Паренька малолетнего клоп укусит, так у знахарки и травы, и примочки готовы - и бегает уже пацан во дворе с ребятней. Перед Русалочьим праздником на нее одна надежда: не раздаст мужикам и парням оберегов от докучливых русалок - мешочков с зашитой Полынь - травой, жди беды. Присмотрит утопленница себе кавалера - небось, скучно одной в реке лежать - да с собой и утянет. А еще хуже: доведется столкнуться с кем из Отверженных, кого ни наш, ни иной мир, не принимает - взять хотя бы Вечного Пропойцу, Деву Капризную, Отвергнутую Жену, Дорожного Попрошайку или вовсе Мусорщика. Кто ж научит кроме знахарки как себя вести, чтобы живым остаться?
  Случалась и большая напасть: вырвется из Иного мира демон, человеческим телом овладеет, а душу убьет. На первый взгляд - человек человеком, в радость у него одна - убивать. Бывает, один такой одержимый за ночь всю деревню и вырежет. И старых, и малых не пожалеет. Что ему, бесчувственному? Только знахарка горю поможет: демона в иной мир воротит, а тело человеческое, бездушное, на костер отправит. Были времена, настрадалось Королевство Семи Пределов от нашествия демонов. Знахаркам в пояс надо кланяться за то, что избавили людей от ужаса кровавого. А есть еще такие...
  Здесь обычно мать понижала голос и Роксане приходилось прислушиваться, как бы чего не пропустить. Вот поэтому слово черное 'ведьма' звучало для нее как ругательство. Мать еще называла их 'темными знахарками'. И Роксана с ней соглашалась. Трудно называть светлыми тех, кто вместо того, чтобы спасать людей - их же и губит. Роксана слушала мать вполуха. Маленькая была, все не верилось, что эти 'темные знахарки' существуют.
  А сейчас та, в кого с детства не верилось, стояла перед ней в нескольких шагах.
  Роксана тяжело вздохнула, чтобы не застонать. Пусть не думает ведьма, что ее так легко напугать. Голова болела нестерпимо. К тому же внутри хитрой лисой в норе притаилась боль. Стоило чуть шевельнуться и тошнота комом подкатывала к горлу. Везли сюда - не церемонились. Видно от Корнила указание получили 'девку не беречь'. И руки перетянули так, что полосы кровавые на запястьях остались, и сапогом по ребрам пару раз прошлись. Но теперь-то что? Глаза у ведьмы озорные, глубокие - такая к делу подойдет с чувством и толком. Прав был Корнил, вся прошлая жизнь медом покажется.
  - Удобно? - ведьма подошла ближе к Роксане и участливо коснулась железных обручей, закрепленных на щиколотках. - Молчи - не молчи, конец у тебя все равно один. Только не надо мне, чтобы ты Тьме душу отдала раньше, чем я скажу.
  Хриплый голос стих, но неподкупное эхо еще долго терзало слух бесконечными 'скажу'.
  - Где я? - выдавила из себя Роксана, с неудовольствием наблюдая за тем, как округлились от удивления у ведьмы глаза.
  - Это все? - ведьма склонила голову набок и рукав рубахи, едва доходящей до колен, скользнул с плеча, выставив напоказ выпирающие ключицы. - Не знаю, интересовал бы меня этот вопрос, окажись я пристегнутой железом к стене, как ты. За руки и за ноги. Я бы скорее поинтересовалась... нет, я бы скорее начала рыдать горько и безутешно, авось подействует.
  - Где я? - Роксана на мгновенье зажмурилась. Ей неприятно было видеть здоровую, пышущую здоровьем девицу. С черными волосам, в беспорядке собранными на затылке, с огромными глазами, в которых плескалось озорство - не то, над которым можно посмеяться. И даже не то, что толкает на колючие, обидные шутки. С такой ехидной ухмылкой и лихорадочным блеском в глазах берут в руки нож, вскрывают бездомной собаке живот, с тем чтобы посмотреть, что там у нее внутри?
  - Ты в Круглом зале, глубоко под землей, - черноволосая девица развела руками, приглашая полюбоваться. - Еще в стародавние времена, когда не только тебя, но может быть, и меня на свете не было, здесь проводились тайные обряды. Для чего - пока тебе не скажу. Не приведи Тьма раньше времени сердчишко не выдержит... Что я тогда Корнилу скажу?
  Ведьма замолчала, всерьез ожидая ответа.
  Роксана ее не слушала. Усталый взгляд манили свечи, стоявшие на полу и отбрасывающие слабый свет на черные зеркала, вмурованные в стены. Каменный свод терялся в непроглядной вышине, но сама мысль о том, насколько хрупка преграда, удерживающая тяжесть лежащей на ней земли, внушала суеверный ужас. Сильнее каменных стен, по которым змеились глубокие трещины, Роксану пугал загадочный круг, выжженный неистовым огнем на каменном полу. Ее босые ступни упирались в желоб, с которого начинался и которым заканчивался круг. И как она ни старалась убрать ноги, схваченные железными обручами подальше от жирной, навеки въевшейся в камень грязи - у нее ничего не получалось.
  Холод, соскучившийся по теплу, пробирал тело до костей. Рук, также схваченных обручами, намертво вбитыми в стену, она не чувствовала вовсе. Они первые приняли на себя мертвенный холод, исходящий от камня. Пока были силы, девушка старалась не касаться стены спиной. Но ведьма все говорила и Роксане приходилось если не отвечать, то стараться по возможности гордо - если бесстрашно не получается - взирать на мучительницу. Снисходительная усмешка, высокомерно прищуренные глаза, все это требовало столько сил, что ни на что большее их не хватало. И когда она в изнеможении коснулась стены всем телом, холод, как надоедливый кавалер стал исподволь подбираться к сердцу.
  - Крепкая ты девочка, - ведьма вдруг крутанулась как волчок, стегнув Роксану прядью волос по лицу. - Посмотрим, кто на такую приманку откликнется.
  Она подняла руку и невесть откуда взявшийся нож сверкнул, поймав отблеск свечи.
  Роксана непроизвольно дернула рукой. Железный браслет впился в запястье. Громкий звон заполнил Круглый зал, словно тут собрались сотни узников, гремящих цепями.
  - Страшно? - поинтересовалась ведьма, приблизив лицо. - Не бойся. Будет страшно только до смерти.
  Она хохотнула, довольная своей шуткой. Потом быстро опустилась на колени и взмахнула ножом, коротко полоснув Роксану по ноге.
  Холод сделал свое дело: боли девушка не чувствовала, только тепло от крови, что заструилась по коже, быстрыми каплями срываясь в желоб. И от этого мимолетного тепла стал еще ощутимей холод, запустивший острые когти в сердце. Против воли Роксану затрясло.
  - Страшно, - сказала ведьма, пытливо вглядываясь в каждую черту на лице жертвы. - А ты думаешь, мне не страшно? - она сделала шаг назад и отступила в круг. - Никому не дано знать, кто может откликнуться на Зов. Одно знаю точно - он придет. За тобой. Догадалась, наверное, что будет дальше...
  Ведьма отступала в круг, не отрывая от Роксаны лихорадочно блестевшего взора.
  - Заткнись, - стиснув зубы процедила Роксана, изо всех сил стараясь сохранять присутствие духа.
  Кровь стекала по ноге, оставляя ее один на один со смертью. Но если суждено ей встретить смерть в лице кровожадного демона - то пусть хотя бы дадут ей умереть спокойно, не выслушивая весь этот бред! Она согласна забрать с собой в иной мир треск свечей, неумолимое эхо, коверкающее звуки, тихий стук падающих на пол капель крови - но только не злобные, полные необъяснимой ненависти слова ведьмы!
  - Перебьешься, - ведьма прижала руку к груди, по-прежнему сжимающую нож. - Мне хочется напоследок поговорить с живым человеком. Что еще за тварь на твою кровь откликнется - с иными и не поговоришь. Думаешь, часто мне приходится разговаривать? Сижу тут, одинокая, под землей. Раньше... давно... часто приходилось разговаривать. А теперь не то. Хорошо хоть Корнил меня не забывает: тебя вот привел. А зачем на сына его с ножом полезла? На мой взгляд - между нами только, девочками, - она прищурилась, с трудом сдерживая смех, - уж лучше сгореть вместе с деревней, чем поселить в своем теле демона. Когда подыхать будешь, вспомни мои слова. Они, бывают, с вывертами попадаются: оставляют в теле частицу малую души, чтоб смотрела и мучилась. Что точно тебе обещаю: без боли не обойдется. Столько раз смотрю - наглядеться не могу...
  Она залилась веселым смехом и Роксана прокусила губу, чтобы не закричать: громко, яростно, расходуя все оставшиеся в ее распоряжении силы. Даже у шакала есть священное право перед смертью забиться в нору, пряча свою смерть от посторонних глаз, а ее - человека - лишили и того!
  - Заткнись, - хотела крикнуть, но вместо этого с губ сорвался стон. - Первая... кого разорву на части - ты будешь.
  - Помечтай, помечтай. Если б вела себя тихо, оставила я бы тебе надежду... на месть. А так как стервой ты оказалась, послушай напоследок: демон в тебя вселится, как бы не бесновался - тело-то твое останется. А много в тебе силы? Вот и думай. С цепей тебе не сорваться. Придут разбойнички, повяжут тебя, да у деревни с кочевниками и выбросят - жри кого хочешь, пока на костре тебя не поджарят, - она вздрогнула и прислушалась. В наступившей тишине тихо падали на пол капли крови. - Раньше были такие люди - равные по силе демонам, которые умели с ними договариваться и заставляли себе служить. Повелителями демонов назывались. Вымерли, и к лучшему. Почему это одним - все, а другим нечего?
  Пламя свечей потянулось вверх, разделяя огненной чертой черные зеркала. Земля дрогнула и тихий, постепенно нарастающий гул, поднимаясь из недр земли достиг зала.
  Ведьма отступила в центр круга. Ее губы растянулись в безумной улыбке. Белое лицо застыло. Закрытые глаза ввалились, будто их втянула вглубь та злая сила, что дремала до поры. Нос заострился и вытянулся, тенью наползая на губы. Страшная маска - пародия на человеческие черты - открыла рот, яростно выталкивая непонятные слова.
  - Ло ковитум правди, - завыла она, тяжело рухнув на колени. - Ло ковитум...
  И тогда стало ясно, чего все это время ждал жертвенный зал. Зов ведьмы, такой же неотвратимый как кровь, что ушла в землю, воем сотен раненных шакалов пронесся по кругу, с жадностью набросился на колеблющееся пламя свечей. Содрогнулись стены, передав дрожь черным зеркалам. Огни свечей волновались, силясь отразиться от темной поверхности, но отторгнутые, тут же обретали черный цвет. Пламя вбирало лепестки каждой свечи, ширилось, разрасталось, дрожащим маревом сливаясь со стенами.
  - Ло ковитум, - визжала ведьма и пространство между стеной и чертой круга пошло волнами, как от брошенного в воду камня.
  Черное пламя росло, скоро достигнув босых ног Роксаны. Она пыталась отодвинуться от него, как от мерзкого слизня, раздавленного на дороге - но сил не было даже на то, чтобы шевельнуть ногой. Девушка повисла на цепях, и уже никакого значения не имело ни пламя, жадно лижущее босые ноги, ни холод, безраздельно владеющий телом, ни вопли ведьмы, иглами впивающиеся в голову. Впереди раскрыл милосердные объятия долгожданный покой, по нелепой случайности носивший грозное имя - смерть.
  Вдруг все стихло. Только что стоял невообразимый шум и воцарилась тишина, совершенная, не нарушаемая ни единым звуком. Роксана медленно открыла глаза, чтобы увидеть то, что ей предстоит унести с собой в мир иной.
  На полу, в нескольких шагах от нее сидело существо. На первый взгляд в нем не было ничего человеческого. Но, приглядевшись, Роксана с изумлением поняла, что он больше человек, чем иные люди.
  - Красавец. Посмотри, какой красавец.
  Тихий шепот ведьмы потревожил мертвую тишину. Сидящий на полу демон не обратил на него внимания. Острые уши, плотно прижатые к лишенному волос черепу не дрогнули. Он медленно повернул голову и огромные васильковые глаза уставились на Роксану снизу вверх. Так сытая собака смотрит на брошенную кость - и есть не хочется и бросить жалко. На смуглом обнаженном теле игриво трепетали блики свечей. Еще миг - Роксана не уследила - он поднялся. Будь он человеком, она назвала бы его молодым мужчиной. Обманчивую хрупкость рук портили жилы, веревками вившиеся под кожей.
  - Красавец. Смотри, смотри, у него крылья! - восторженно шипела ведьма, но с места не сходила.
  То, что поначалу Роксана приняла за уродливые выступы за спиной, в действительности оказалось крыльями. Демон встряхнулся как бабочка после кокона и кожистые крылья, сквозь которое слабо просвечивалось черное пламя свечей, закрыли от нее ведьму. Заворожено, не потрудившись от удивления закрыть рот, смотрела Роксана на то, как без всякого видимого движения демон оказался на шаг ближе к ней.
  - Силен, красавец! Давай! Жри ее, она твоя!
  Огромные глаза смотрели на Роксану в упор, изучая будущую жертву.
  Внезапно она почувствовала толчок. За миг до того, как тело ее взорвалось всеми оттенками немыслимой боли, девушка увидела себя со стороны. Собственное тело, бьющееся в оковах, закатившиеся белые глаза, пену у рта. Рядом, глубокомысленно ее изучая, стоял демон.
  - Так ее, стерву! Так! Жри ее! Жри!
  Роксана ничего не чувствовала. Душа ее свободно парила над головами и только страх оттого, что она могла встретиться с болью хотя бы краткий миг, беспокоил ее. Если смерть дарит освобождение, стоило ли ее бояться?
  - ...стоило ли бояться, - вдруг послушно повторило тело, оставленное внизу.
  Неуловимое движение - демон отшатнулся. Оказывается, не такой уж он и страшный.
  - ...не такой уж он и страшный, - и тело, будто издеваясь, облизнуло сухие губы.
  Демон дышал ровно и глубоко. Если раньше он не издавал ни звука, то теперь его дыхание - единственное, чему внимала тишина.
  - Ну! - от нетерпения ведьма подалась вперед, боясь упустить что-то из завораживающего зрелища. - Давай, красавец!
  Роксане сверху было отлично видно, как огромные васильковые глаза потеряли выражение сытого довольства. В них мелькнуло нечто, еще далекое от понимания, но бисер пота, выступивший над верхней губой демона сказал ей больше. Она усмехнулась с высоты своего полета. Демон устал...
  - ...устал, бедный, - и тело усмехнулось вслед за ней.
  Демон не дрогнул. Вместо него заволновалась ведьма.
  - Что? Что? - она стремительно шагнула вперед, к самой черте круга. - Чего ты ждешь? Она твоя...
  Свободная от боли душа воспарила выше, испытывая лишь легкий укол беспокойства - жаль было собственного тела. Руки и щиколотки разрывали на части железные браслеты, с трудом сдерживающие сведенное судорогой тело. Может быть, отныне у них разные дороги: человеческую сущность ждет мучительная смерть, в то время как душа устремляется в Небесную обитель?
  - Ты... Это... Жри давай, - растерянно попросила ведьма демона. - Тьма возьми, чего ты ждешь?
  Вдруг демон, не в силах коснуться подвешенного на цепях тела - а хотелось ему, Роксане сверху было видно - вонзил когти в каменную стену. Гул заставил Круглый зал содрогнуться, отвечая ярости демона.
  Роксана смотрела на то, как удлинившиеся когти вгрызлись в камень как в трухлявое дерево, изъеденное червями. От неимоверных усилий на руке вздулась бугром жила и лопнула, выпустив наружу облако темной пыли, каплями черной крови осевшей на зеркалах.
  Невозможно было угадать, с чем приходилось бороться демону: с ее беззащитным телом, или с самим собой. И чем дольше Роксана наблюдала за беззвучной борьбой, тем больше смешного находила в скрюченной спине со сложенными крыльями, в когтях, терзающих безответный камень. Когда демон, не выдержав напряжения, стал медленно оседать у ее ног, она не выдержала и рассмеялась.
  Они так и смеялись вдвоем: она, парящая под потолком и тело, переживающее мучительную боль. Демон вздрогнул и ему вторили стены. Дрожь передалась зеркалам и достигла каменного пола. Ведьма не удержалась на ногах и рухнула на колени, почти касаясь черты защитного круга.
  И тогда демон заговорил.
  - Я согласен, - хриплый голос успокоил жертвенный зал, - заключить с тобой Договор.
  Демон может говорить! Это удивительное открытие заставило Роксану опуститься ниже, чтобы заглянуть ему в глаза. Только...
  - ...на хрен мне нужен твой договор, - ровно и оттого особенно оскорбительно прозвучали слова. Светлое лицо коленопреклоненного демона исказилось.
  - Это нужно, - он с видимым трудом разжал тонкие губы.
  - Кому нужно?
  - Сначала тебе.
  - Мне? Мне ничего не нужно. Тем более от тебя. Ступай в свой мир, я тебя не звала.
  Последние слова подтолкнули потерянно следящую за происходящим ведьму.
  - Я! Я тебя звала! Ты должен слушаться меня! Я согласна заключить с тобой Договор! Я тебя вызвала! - вопила она, но демон ее не слушал. - Ты мой! Мой!!
  - Меня позвала твоя кровь, - демон поднял на Роксану огромные глаза. - Я не могу вернуться. Я могу лишь умереть.
  - Туда тебе и дорога, - удивилась Роксана и брови ее поднялись в такт словам.
  - Мы связаны. Нам предстоит уйти вместе. Вернись, я назову тебе свое имя. Смотри, - в мгновенье ока он поднялся и его рука со страшными изогнутыми когтями, отливающими бронзой, легла на грудь распятому телу. - Сердце. Оно не бьется. Ты умрешь вместе со мной. Вернись.
  Роксана не верила демону, но тело, бесчувственно повисшее на цепях, скорее доказало его правоту.
  - Сначала имя! - прошептали бескровные губы.
  - Хорошо... Я скажу. Услышишь его только ты. Джель`ни. Договор.
  Демон опустился на колено. Острый коготь вспорол кожу на запястье и облако темной пыли слилось с раной на ноге Роксаны. Черная кровь смешалась с алой кровью. Мертвое тело Роксаны выгнулось дугой, принимая часть иного мира.
  - Имя! Дура, скажи мне его имя! - бесновалась ведьма, но черты по-прежнему не пересекала. - Ты, сука, с ним не справишься! С ним могу справиться только я - отдай мне его имя!
  - Вернись в тело, - без всякого выражения сказал демон. - Еще миг и мы умрем вместе.
  'Тебя не жалко', - хотела сказать Роксана, но мертвые губы, уже покрытые синевой, не слушались ее. Она заметалась, поднимаясь к потолку, потом опустилась ниже, к своему собственному, пугающему неподвижностью лицу. Но как вернуться, по-прежнему себе не представляла. Не признаваться же демону в том, что она не знает, как это сделать!
  - Посмотри мне в глаза, - демон приблизил лицо, - просто посмотри.
  Она сделала то, что он просил... Но лучше бы этого не делала. Остановившееся сердце судорожно затрепыхалось в груди, только ужас, владевший Роксаной, заставил его очнуться. Первый вздох она пережила так, как когда-то пережила первый удар кнута.
  Вблизи его глаза остались такими же бесстыдно васильковыми, лишь уверенность в собственных силах истаяла без следа.
  - Ну, - язык с трудом ворочался в распухшей, полной крови гортани. - И зачем ты... мне нужен... с договором.
  Вместе со словами изо рта текла кровь.
  - Я твой слуга.
  - Что ты... можешь, слуга...
  - Я могу всё. Приказывай.
  - Тогда, - она закашлялась, но утереться было нечем. - Убей ведьму и освободи меня.
  Он не кивнул головой, не сказал 'хорошо', не уточнил приказание - демон сразу оказался в центре круга, легко переступив защитную черту, пропустившую его со звуком лопнувшей струны.
  Ведьма по-прежнему сидела на корточках, прижимая к груди нож. Стеклянные глаза смотрели на демона, застывшего перед ней - сложенные крылья не шелохнулись. На ее лице отражалась немыслимая гамма чувств. Она силилась понять, что уже не находится под защитой выжженной неистовым огнем и обагренной чужой кровью черты. Ее губы шевелились, глаза растерянно перебегали с демона на Роксану.
  Вдруг ведьма коротко взвыла и молниеносно выпрямившись, взмахнула ножом. Там, где прежде стоял неподвижный демон, лезвие со свистом вспороло тяжелый воздух. Демон возник у нее за спиной и хрупкие руки, перетянутые веревками жил, опустились на белые плечи. В последний момент ведьма пыталась повернуться, чтобы встретить смерть лицом к лицу, но демон устал ждать. Легко как соломенную куклу он поднял ее над головой. От странного зрелища невозможно было отвести взгляд: обнаженный, и оттого казавшийся уязвимым демон и беснующаяся в его руках ведьма, как дикий зверь, презревший всякое представление об опасности.
  Легко, будто играючи, демон швырнул ведьму в стену. Удар был страшен. Черная поверхность зеркала взорвалась сетью трещин. Мерзкий хруст сломанных костей и крик боли слились в один шум. Череп ведьмы разлетелся на куски как гнилой плод. То, что медленно сползало по стене, цепляясь вывернутыми конечностями за стыки между камнями больше не было человеком.
  Наверное, после убийства ведьмы, демон выполнил и второе приказание. Но так ли было на самом деле, Роксана не знала. Когда демон, отвернувшись от изломанного тела оказался рядом с ней, все поплыло перед глазами. Из последних сил девушка цеплялась за действительность: в голове птицей в клетке билась единственная мысль, насколько беззащитным будет тело, оставленное наедине с демоном. И не удержали васильковые глаза - рухнула в небытие как в трясину, тотчас сомкнувшуюся над головой.
  
  4
  - Смотри, - Ириния пихнула Роксану вбок. - Опять пришел.
  Корнил стоял у самой клетки, широко расставив ноги, будто ждал, что вот-вот непокорная рабыня бросится на него, вгрызаясь зубами в железные прутья. Темные брови сошлись у переносицы. Опаска тенью набегала на хмурое лицо главаря разбойников. Корнил приходил каждый день, изучал Роксану с безопасного расстояния и уходил ни с чем.
  Чаще всего Роксана отвечала ему тем же изучающим взглядом, иногда старалась его не замечать и очень редко не замечала его на самом деле. Ей нечем было его удивить, поэтому ей приходилось изо дня в день терпеть его молчаливое присутствие. Ириния говорила, что видела Корнила и ночью, когда однажды вставала по нужде к отхожей яме, вырытой в углу клетки и стыдливо прикрытой дощечкой.
  Роксана могла только догадываться, чего именно ждал от нее суровый главарь. События той ночи отпечатались в памяти как диковинный сон. И так же как сновидение - сколько его не храни - со временем распалось на отдельные фрагменты. Беснующаяся в круге ведьма, душа, витающая под куполом подземного дворца, внушающее страх существо, сидящее у ног - где сон, где явь? Реальной была рана на ноге, от которой через день не осталось и следа, да стертые железом запястья и щиколотки, впрочем, доставлявшие столько же неудобств, сколько и рана на ноге.
  Недолго предстояло Корнилу любоваться рабыней, оставшейся в живых вопреки его воле. Поговаривали, что через неделю большим караваном разбойники повезут рабов в Гранд на ярмарку, где каждого ждала своя судьба. На севере рабыням предстояло заново обретать место под лучами Гелиона, и неизвестно еще, как вспомнится прежняя жизнь, вполне может так статься, что кнут - малым наказанием покажется.
  И свежеиспеченных рабов, из которых один по-прежнему каждый день проверял железную клетку на прочность, тоже ждала новая жизнь.
  Скрыть от рабов приготовления к поездке было невозможно, поэтому никто не удивился, когда через неделю после памятной для Роксаны ночи, ранним утром вооруженные до зубов разбойники вывели рабынь из опротивевшей клетки и погрузили на повозки. Девушки, привыкшие подчиняться чужой воле, безропотно заняли свои места. Чего нельзя было сказать о степняках, так и не смирившихся с собственной участью. Их выводили по одному, соблюдая осторожность. Но даже у Фагран-дэя хватило здравого смысла не предпринимать попыток к бегству - веревочная петля, того затянутая на шее, располагала к этому как нельзя лучше.
  Десяток повозок, каждая запряженная четверкой лошадей гигантской змеей растянулись по грязной дороге. Пыль, едва прибитая кратковременным дождем, согретая лучами Гелиона, скоро облаком заклубилась под колесами. Роксана то и дело чихала, но места у борта повозки не меняла. Матерчатый полог, закрепленный на железных осях и призванный скрывать содержимое повозок от посторонних глаз был сорван. Частая решетка по-прежнему делила небо на квадраты.
  Иринии, не отходившей от Роксаны ни на шаг, и место досталось в одной повозке. После давнего разговора Леон тоже старался держаться в непосредственной близости. Ощущая себя курицей, окруженной цыплятами, Роксана ловила себя на том, что эти молчаливые, полные нелепой надежды глаза, вселяют ей чувство уверенности в том, что она действительно может им чем-то помочь.
  Влажный воздух и близость реки меняли окружающую природу. По обеим сторонам дороги тянулось редколесье. Конечно, до настоящих лесов, тех, что своим величием поражали воображение, было еще далеко. Но буйное цветение низких кустов багряника, встречавшего и провожавшего обоз с рабами, радовало глаз праздничным красным цветом.
  Леон сидел рядом с Роксаной. С той ночи, когда она вернула его к жизни, он смотрел на нее как смотрит собака, оставшаяся без хозяина. Такая молчаливая признательность пугала девушку. Тем, что находила отклик в душе - чувство ответственности за жизнь другого человека.
  Был еще один человек, питающий к обществу Роксаны болезненное пристрастие, однако к рабам он не имел никакого отношения. На одинаковом расстоянии от повозки, не удаляясь и не приближаясь - на поджарой кобыле солодовой масти ехал Протас. Темные кудри закрывали пол-лица, но это не мешало короткому острому взгляду время от времени вырываться на свободу. Тогда Роксане приходилось дарить ему ответный - не хотела, чтобы у него сложилось обманчивое впечатление будто она его боится. Эта бестолковая игра в пятнашки продолжалась до тех пор, пока девушке не надоело.
  - Я бы на твоем месте не стал бы радоваться, что в живых остался.
  В первый момент Роксане показалось, что Протас разговаривает с лошадью. Уж больно ласково звучали его слова, а рука в такт словам нежно похлопывала норовистую лошадь по холке. Сомненья развеялись сразу после того, как разбойник убрал волосы со лба и посмотрел на нее в упор.
  - Гаденыш. Жаль, что жив остался, - в самое ухо шепнула Ириния. На ухабе повозку тряхнуло и ей пришлось изо всех сил вцепиться в железный прут.
  - И зубы бы не скалил, - Протас опять похлопал лошадь и та, в благодарность за ласку действительно оскалилась, показав зубы.
  Роксане показалась забавной такая игра и она усмехнулась. И успела удивиться: нет худа без добра - всего пара месяцев прошла без кочевников и уже улыбаться научилась! Ее усмешка хлестнула Протаса как удар плетью. Рука его, удерживающая поводья, сжалась в кулак.
  - Давай, давай, смейся, - задушевно посоветовал он. - Не долго тебе осталось. Я самолично позабочусь о том, чтобы тебя купил самый свирепый северянин. Смейся - скоро слез не хватит судьбу свою оплакивать. Не знаешь если еще, так я тебе расскажу, как на севере с девками поступают. Шаман опаивает их зельем так, что в спячку впадают, как медведь толстолапый. Будут тебя как девку продажную из юрты в юрту таскать. А через год очнешься - себя не узнаешь. Кожа да кости от тебя останутся, а внутри все сдохло. И рада будешь, чтобы тебе горло кто-нибудь перерезал, так меня рядом не будет...
  - Жаль, что не будет, - не удержалась Ириния, но тихо, так, чтобы слышала только соседка. - А иногда по-другому бывает: в жены тебя берут и весь стан тебя как королеву на руках носит.
  - А я, - карие глаза Протаса мечтательно уставились на Роксану, - через год туда заявлюсь, да погляжу на тебя. Вернее на то, что от тебя останется.
  - А смелости хватит? - Роксана открыла рот, уже сожалея, что снизошла до ответа. - На севере с мужиками придется разговаривать, а не с бабами воевать.
  - Ты, сука, говори, да язык прикусывай, не ровен час отрежут. А то не посмотрю на то, что смерть твоя легкая мне радости не доставит, возьму да ножик в тебя метну. Аккурат, - он прищурился, - под шею войдет. А Корнилу скажу...
  - Ты когда метать будешь, смотри не промахнись. Потому что я во второй раз точно тебя в живых не оставлю.
  Протас стегнул лошадь и подъехал к повозке.
  - Хотел тебя на хуторе оставить, - сквозь зубы сказал он, - чтобы ты нахлебалась дерьма по уши...
  - Твоего, что ли, дерьма?
  Но Протас ее не услышал или сделал вид, что не слышит.
  - Да мужики тобой погнушались. Не нужно нам, говорят, то, что кочевники пользовали.
  Если он рассчитывал ее уязвить, то у него не получилось. Всем известно, что степняки не насиловали веррийских женщин, соблюдали Джавар - трогательное отношение к чистокровности рода.
  - Да и порченная ты ко всему, - Протас взялся рукой за железный прут повозки. - Не зря даже демон тобой побрезговал - ведьму сожрал и защитные чары не помогли. А еще бывает, - он придвинулся к самому ее лицу, - захватит демон человеческое тело и притаится там до поры, а потом созреет, не только душу сожрет, но и всех, кто рядом. Как с Обманутой Девой было, знаешь?
  Старую сказку Роксана знала. Лишь до сей поры не подозревала, что предание об обманутой демоном деве может иметь к ней какое-то отношение. Особенно в качестве поучения. Насколько она помнила, жила себе скромная и тихая девушка в одном из лесных поселений. Молодые люди не замечали курносой и невзрачной девицы. Однако внешность нисколько не мешала девице мечтать о самом видном парне в деревне. И тайного обряда не понадобилось - желание засидевшейся в девках было так велико, что ночью пришел вызванный демон. Как водится в подобных случаях, пообещал помочь заполучить парня в сети. Девица была видно не только некрасива, но еще и глупа - к сговору с демоном серьезно не отнеслась. А то, что парень воспылал вдруг к ней неземной страстью приписала целиком к своим заслугам. По осени свадьбу сыграли, скоро и дети народились. И жили бы душа в душу, но пришла пора расплачиваться. Сказка заканчивалась так, как заканчивалось большинство сказок об одержимых демонами: а ночью вселился демон в Обманутую Деву и от большой и дружной семьи осталось лишь то, что в маленьком сундуке отнесли на погребальный костер.
  Такова сказка. Только непонятно: какое, пусть даже иносказательное отношение это имело к ней? Роксана смотрела на руку Протаса, сжимавшую прут, на обгрызенные ногти и массивный золотой перстень. Помимо воли взгляд ее коснулся кинжала, пристегнутого к поясу юнца. Просто так, без всякой мысли - все равно не дотянуться. А если было бы по-другому и смотреть бы не стала - мгновенье и очутился бы в ее руках. Протас, уловив мимолетный взгляд, отшатнулся: еще свежа была память о том, как легко вошло лезвие под левую ключицу.
  - Так что..., - от испуга он потерял нить своих рассуждений. Чтобы спасти положение - сидевшие рядом рабы отлично слышали весь разговор, Протас закончил тем же, с чего и начал. - Так что на твоем месте я не стал бы радоваться, что остался в живых.
  - Зачем тебе мое место? - устало отмахнулась Роксана. - У тебя и свое-то незавидное.
  И пересела от борта вглубь повозки. Пусть Ириния слушает, какие слова из него будут сыпаться, как прошлогодние кукурузные зерна из худого короба.
  
  ***
  Ночь принесла прохладу, далекий волчий вой, ослепительный свет полной Селии, соперничавший со светом десятков зажженных факелов.
  Большой хутор, на который ближе к вечеру въехали повозки с рабами, служил пристанищем еще для одного разбойничьего обоза. Перед каменным домом, на широкой площади, окруженной со всех сторон повозками, давно не видевшие друг друга подельники затеяли шумное братание. Во влажном воздухе, цеплявшимся к громким словам, гремело: 'ты ли, Мокий!', 'давненько не видались!', 'а помнишь... как не помнишь?'. Хозяева хутора расстарались: из дома, стоящего неподалеку вынесли широкие столы, почти мгновенно уставленные нехитрыми деревенскими яствами.
  Голодные рабы - что там мутная бурда с кусками овощей! - молча взирали на то, как лоснились от обильной еды бородатые лица, как по усам текло молодое вино.
  Чего ночь не принесла, так это долгожданного покоя. Измученное тело ныло после тряской дороги, и кратковременная прогулка по нужде облегчения не принесла. Выводили по двое, подозрительно следя за тем, чтобы не возникало у девушек нездоровых мыслей о побеге.
  Роксана долго стояла у борта повозки, сомкнув пальцы на железных прутьях - по привычке ноги еще пружинили, оберегая тело от ям и выбоин. Рядом, где придется, устраивались на ночь рабы. В соседней повозке, отстоящей на расстоянии всего нескольких шагов, заканчивали поздний ужин степняки. Дорога угомонила даже Фагран-дэя. Спиной к Роксане, по-прежнему на корточках сидел Ханаан-дэй. Ей не нужно было заглядывать ему в лицо, чтобы удостовериться: глаза его закрыты, а ладони повернуты теперь уже к свету ночной Селии.
  - Роксана, - Леон дернул ее за юбку, заставив оторваться от пристального внимания к ночной жизни кочевников. - Что там Протас говорил о ведьме, я не понял?
  - О какой ведьме? - невинно переспросила она, опустившись на дно повозки, устланное скошенной травой.
  - Не хочешь говорить, - он медленно поднял на нее колючие глаза, - не говори. Я не настаиваю. Только не делай из меня дурака.
  И отвернулся, скрывая обиду.
  На площади стоял многоголосый шум, щедро подогретый спиртным - пока без обвинительных отдельных выкриков, обычно опережающих драку. Роксана мстительно улыбнулась, наблюдая за тем, как огромный Корнил пытался отстраниться от чересчур тесных объятий чернобрового разбойника, не уступавшему главарю в ширине плеч. Захватывало дух от радости, стоило представить себе, чем могло закончиться шумное застолье. Но время шло, а кроме сытых и довольных лиц, взгляду не за что было зацепиться. Устав от созерцания чужого довольства жизнью, Роксана отвернулась и столкнулась с так и не растерявшим обиды взглядом Леона.
  - Не надоело тебе еще? - вскользь поинтересовалась она.
  - Что не надоело?
  - Обиды не надоели? Мало тебе от них обид, - она кивнула головой в сторону накрытых столов, - так ты еще и другие себе придумываешь.
  - Знаю, - он вдруг сжал кулаки и давно не стриженые ногти вонзились в ладони. - Если бы не обида, я бы и здесь не оказался.
  Она сдержала неуместный вопрос. Вовсе не потому, что ей нелюбопытно было узнать, какая такая обида лишила его свободы. В последний момент остановила ее другая мысль: за откровенность нужно платить. А к ответной откровенности, как ни крути, она не была готова. Но как за молнией следует гром, так и парень, начавший говорить, уже не мог остановиться.
  - Я с другом... Он сопровождал меня. То есть... Мы шли на юг. Точнее, шел я, а друг меня сопровождал, - темные глаза уставились на сведенные в нервном переплетении пальцы рук. - Он сильный был. Я мог на не него положиться. Он спас меня от смерти... спасал от смерти не раз. Он хороший был...
  - Та девчонка была,
  Чудо как хороша,
  Взглядом так обожгла,
  Что раскрылась душа.
  Я шептал страстно ей
  И гордился собой:
  'Если будешь моей,
  Дам тебе золотой'...
  Куплет разудалой песни, подхваченный десятками голосов, заглушил голос Леона. 'Уже и петь начали, - мелькнула у Роксаны злорадная мысль, - может, все-таки подерутся?'
  - Говорил мне мой друг:
  'За один золотой
  Все девчонки вокруг
  Побегут за тобой'.
  Но напрасно он рек,
  И сомкнулись кусты -
  Я ее подстерег,
  Но сказала: 'Прости.
  Милый мой голубок,
  Мне ответь что-нибудь!'
  И ударил кинжал
  Мне в открытую грудь!
  Нестройный хор голосов перекликался с далеким волчьим воем. Один из разбойников, по всей видимости, любитель застольного пения, оставив всех певцов далеко позади, первым закончил историю о непростой любви.
  - Завершила свой круг,
  Жизнь моя под рекой...
  А в таверне мой друг
  Мой достал золотой!
  Леон терпеливо дождался конца песни. Потом как-то странно вздохнул, будто именно о таком собирался рассказать, однако разговор повел не о любви.
  - Он говорил: поплывем по реке, так безопасней будет, пусть и дольше, - широко открытые глаза поймали далекий свет Селии. - Кочевники, говорит, воды не любят. Он сильный был и храбрый. Ночью плот строил, чтобы нам на юг плыть. А я сбежал. Обидно стало, что он как главный стал. Лошадь у меня быстрая была, уверен был, что он за мной поскачет и догонит... раз взялся беречь. И, правда, догнал. Когда в поле за мной разбойники погнались, он наперерез им скакал. И стрелу в грудь... за меня принял.
  В темных глазах дрожала влага.
  Роксана молчала. Она не собиралась его успокаивать. Парень - он без малого мужчина. Иной поплачется в жилетку, а после опомнится и на тебе же отобьется, за то, что свидетельницей его унижения была.
  - Чтоб в наших врагах крови меньше осталось, чем в этом кубке, - лихой чернобровый разбойник с длинными волосами, разобранными на пробор и стянутыми на затылке, несколькими глотками осушил здоровую кружку с молодым вином.
  Роксана не обратила бы внимания на этот тост, в ворохе себе подобных, если бы после него разбойники не поднялись бы со своих мест. Корнил о чем-то негромко заговорил, остальные слушали, нельзя сказать чтоб очень уж внимательно. Чернобровый то и дело вставлял веское слово, под ободрительные возгласы остальных.
  До Роксаны долетали лишь отдельные слова. Смутное предчувствие грядущей беды шевельнулось в душе и тут же получило подтверждение. Среди оживленно переговаривающихся разбойников девушка заметила Протаса. Юнец тоже получил слово. О чем он говорил, Роксана не слышала, но жест - вытянутую в ее сторону руку не заметить не могла. Сердце глухо ударило в грудь: если за дело взялся Протас, беды не миновать. А памятуя о том, какое сильное чувство он к ней испытывал, можно было не сомневаться - эта беда по ее душу.
  Наконец, главари разбойников ударили по рукам. От общей толпы отделилось несколько человек. Один из них, толстяк, которому Роксана была обязана своим пребыванием у разбойников, что-то негромко доказывал высокому белобрысому мужчине, следовавшему за ним по пятам. Не отставая от них ни на шаг, улыбаясь широкой улыбкой охотника, только что добившего своего первого волка, прямо к ее повозке шел Протас. Ворот красной косоворотки, расстегнутой у плеча, бился крылом на ветру. Роксана заставила себя улыбнуться, глядя в эти безумные, зараженные лихорадочным блеском глаза.
  - Что-то случилось? - встрепенулся Леон, но ей, с трудом выдерживающей молчаливую дуэль было не до него.
  Протас продолжал идти прямо на нее и она встречала его с улыбкой, от которой сводило скулы, в то время как толстяк с белобрысым повернули налево и остановились у повозки с кочевниками. Еще не веря в то, что счастливо избежала неизвестно чего, Роксана с удовольствием отметила, как Протас отбил себе руку, походя стукнув со всей силы по железным прутьям. Подскочила Ириния, спросонок непонимающе озираясь по сторонам. А Протас уже стоял рядом с товарищами.
  - Вот этот, - толстый палец ткнул в Фагран-дэя, щурившего сонные глаза. - Этот сильный, чуть решетку не сломал.
  - Думай, что говоришь, - белобрысый почесал в затылке. - У этого вся сила в ругань уйдет. Проиграем с этим. Ты как думаешь, Протас?
  - А мне и думать не надо, - Протас ухватился за навесной замок, стягивающий железные прутья. - Вот тот. И Корнил так думает.
  Для Роксаны не осталось тайным, на кого он указал. Однако Ханаан-дэй, безучастно сидевший на корточках, даже глаз не открыл. Протас добрался до него и сквозь прутья. Сильный удар в бок заставил кочевника открыть один глаз.
  - Ты, выходи, - тихо приказал Протас.
  - Мне не надо, - Ханаан-дэй разлепил сухие губы.
  - Выходи, говорю. Драться будешь.
  - Зачем?
  - Затем, что на тебя столько поставили, сколько все вы вместе взятые не стоите в базарный день на ярмарке.
  Ханаан-дэй молчал, равнодушно взирая на разбойников и не двигался.
  - А если не пойдешь, - Протас шумно вздохнул, - наш проигрыш будет. Но Корнил злой сейчас, за такой проигрыш всех вас порешит. Было вас мало - так еще меньше станет. На семерых, - он коротко хохотнул. - Идешь?
  Ханаан-дэй медленно покачал головой из стороны в сторону. Тут произошло нечто, заставившее его не только открыть глаза, но и вскочить.
  Протас мигнул белобрысому и тот вскинул лук. Запела туго натянутая тетива и отпустила стрелу в короткий полет. В последний момент Ханаан-дэй вскрикнул, по всей видимости, отменяя решение, но было поздно. Стрела с черным оперением вонзилась в плечо Фагран-дэя, успевшего лишь отклониться в сторону. Без единого звука он упал на спину, ухватившись рукой за торчавшее древко.
  - Еще? - участливо поинтересовался Протас и махнул рукой. Белобрысый повернул лук, заряженный новой стрелой в сторону очередной жертвы, но Ханаан-дэй уже стоял у железных прутьев.
  - Я иду, - коротко сказал он.
  - Добро, - Протас согласно кивнул головой. - Помни, проиграешь, не одним степняком меньше станет - Корнил самолично всех перережет. Просто помни об этом, степняк.
  На освобожденной от столов площади, окруженной со всех сторон разбойниками, Ханаан-дэя ждал соперник. Невысокий, едва ли выше его на пол головы, гладко выбритый, с темными волосами, убранными в хвост. Как жаром от Гелиона, от него веяло уверенностью в собственных силах. Доказательством одержанных побед на обнаженном торсе белели шрамы. Глубоко посаженные глаза пытливо изучали приближающегося степняка. Тугие мышцы играли под смуглой кожей, вызывая шумный восторг разбойников.
  В противовес лощеному, пышущему здоровьем противнику, как шакал против матерого волка - Ханаан-дэй, изможденный, небритый, с короткими, успевшими отрасти волосами. Правда, уверенность Роксаны в том, что победит разбойник, заколебалась после того, как степняк скинул рубаху, вернее, то, что от нее осталось. Она первый раз видела хозяина полуголым и не сдержала возгласа удивления. Ему было чем похвастаться перед своими степными девками. Покатые плечи борца с жилами, переходящими в крепкую шею, резко очерченная грудь и плоский живот, где под кожей змеями бугрились мышцы. Левое плечо росписью кнута захлестнула татуировка, но что именно там было изображено, Роксана не разглядела.
  Девушка вжала лицо между прутьями, чтобы лучше видеть. Она не уследила за тем, кто из разбойников подал знак к началу схватки. Вдруг воцарилась напряженная тишина. Противники изучали друг друга. Только Роксана не стала бы заявлять об этом так прямолинейно. Разбойник, и правда, пружинисто прошелся по кругу, широко расставив руки. Улыбка сошла с его лица, уступив место сосредоточенности. Полусогнутые ноги легко передвигались по земле, в то время как лицо не выражало ни грана чувств.
  Что же касается Ханаан-дэя - как он равнодушно сидел целыми на корточках в повозке, так и на ристалище остался безучастным и отрешенным от происходящего. Глаза полузакрыты, локти прижаты к поясу, выпуклые мышцы на спине застыли, словно сведенные судорогой.
  'Не больно-то привык без кнута обходиться', - успела подумать Роксана, как схватку подстегнул оглушительный крик.
  - Каллист, дави степняка!
  - Дави, степняка! - подхватили разбойники, возбужденные ожиданием предстоящей борьбы, которая никак не могла начаться.
  И Каллист не стал разочаровывать тех, кто был на его стороне. Пружинистый, почти вальяжный шаг вдруг сменился молниеносным броском, способным поймать птицу на лету. Тут и выяснилось, что в быстроте Ханаан-дэй не уступает холеному красавцу. Роксана не углядела, почему кочевник вместо того, чтобы оказаться в тесных объятьях разбойника, размытым пятном скользнул влево, и возник у нападавшего за спиной - но лишь на краткий миг. Каллист на быстроту реакции тоже пожаловаться не мог. Осознав бесполезность своей попытки, он развернулся. Не дав кочевнику опомниться, оказался с ним лицом к лицу. Разбойник развернулся так быстро, что едва не задел плечом Ханаан-дэя: в последний момент тот ухитрился отпрянуть в сторону.
  - Так его! - крики рвались из многих глоток.
  - Каллист, души степняка!
  - Дави его, гниду!
  Каллист на сей раз не стал спешить. Танцуя, он несколько раз прошелся по кругу, не отрывая от почти неподвижного Ханаан-дэя горящего взора. Время от времени он возобновлял попытки ухватить верткого противника, но всякий раз тот стремительно уходил из-под казавшегося неизбежным захвата.
  Лихой свист бодрил всех, даже у Роксаны запрыгало сердце в ожидании исхода боя. Как долго могло продолжаться это противостояние? Разбойник явно был сильнее. Надолго ли хватит изворотливости кочевника? Наверняка, находись он в лучшей форме, взял бы измором противника, или наоборот, полагаясь на силу, попросту придушил бы в железном захвате. Или, во всяком случае, - не удержалась от язвительной улыбки Роксана, - обеспечил бы разбойнику головокружение. Влево - вправо, вправо - влево, даже у нее в глазах зарябило.
  - Давай, Каллист!
  - Покажи себя!
  Крики катились над головами и, казалось, задевали всех, кроме кочевника. Его равнодушию могла позавидовать лесная змея, греющая шкуру на неприступном дереве. Уходя от захватов, он дышал ровно, будто только вошел в круг. Чего нельзя было сказать о Каллисте. Роксане, до боли вжавшей голову между прутьями, видно было, как несколько раз он шумно переводил дыхание, гоняясь за неуловимым степняком.
  Девушка уже подумала, что до утра ей не удастся заснуть, наблюдая за затянувшимся поединком. И вдруг все закончилось в одно мгновенье.
  Изрядно уставший Каллист споткнулся на ровном месте. А быть может ему помог Ханаан-дэй, но Роксана за этим не уследила. Зато отлично видела, как со всего маху упал разбойник на живот и не успел подняться: ему на спину черным вороном взлетел Ханаан-дэй и тут же откатился в сторону. И стоял уже, по-прежнему с полузакрытыми глазами и безучастно наблюдал за происходящим. Только у Роксаны в памяти запечатлелось, как он молниеносно оттянул поверженному противнику голову назад и локтем, так что неприятный хруст еще долго стоял в ушах, ударил по спине, чуть пониже шеи.
  Вздох прокатился по рядам разбойников с одной стороны, тогда как с другой его встретил оглушительный рев.
  - Вставай, Каллист!
  - Бой не окончен!
  - Сейчас он задаст степняку!
  - Это не в счет!
  Кричали уже неуверенно и возгласы постепенно стали затихать. Каллист пытался подняться на четвереньки, но у него ничего не получалось. Он тряс головой, как собака после купания. Руки его разъезжались в стороны и он падал снова. Отдельные возгласы сменились негромкими вскриками вскоре после того, как стало ясно: самостоятельно встать на ноги у разбойника не получится. Его подняли на руки и понесли в дом.
  Кочевника водворили на место радостно ухмыляющиеся разбойники, которым перепал немалый выигрыш.
  А девушка еще долго сидела, стараясь не смотреть в сторону оживленно переговаривающихся степняков. Ее душило непонятное и постыдное чувство. И страшно было заглянуть в глаза истине, и тем не менее приходилось признаваться: ей хотелось, чтобы победил кочевник.
  5
  
  Вертихвостка - маленький зверек, ростом не больше землеройки. У него нет глаз, но острые зубы и уникальное чутье с лихвой искупают этот недостаток. Всю жизнь вертихвостка проводит в спячке, выбирая для этого самые неподходящие, с точки зрения человека, места. Для примера: срубив дерево, нужно с опаской использовать древесину. Там, в глубине, вертихвостки часто вьют гнезда. Со временем вход зарастает и становится неразличим. Хищного зверька способны учуять лишь лесные кошки, и то, если удается приручить гордую красавицу. Собираясь остановиться на ночевку в лесу - прояви осторожность в выборе места. Почуяв близкое тепло человека, годами дремавший зверек прогрызает путь на свободу. Острыми как бритва зубами вертихвостка режет кожу, выпуская яд, и человек не чувствует боли. Потом хрупкое, лишенное волос тельце забирается под кожу. Там зверек и откладывает яйца. Спустя некоторое время сотни проклюнувшихся вертихвосток выедают человека изнутри. Такую смерть раньше называли сонной. Единственный способ избавиться от вертихвостки - вырезать ее ножом, пока не успела оставить потомство.
  Город Гранд напомнил Роксане вертихвостку. Грязный, лишенный лоска, как зверек волос, превращенный разбойниками в один большой притон. Так же, как хищный зверек он въелся под кожу, готовясь в любой момент взорваться сотнями таких же прожорливых детенышей, несущих смерть. Но у Роксаны не было ножа, чтобы вырезать из-под кожи липкий воздух погрязшего в человеческих отходах города.
  С того времени как колеса повозки загрохотали по булыжной мостовой, девушку не оставляло чувство опасности. Предвестие близкой беды ей виделось во всем: в сотнях повозках с рабами, со всех сторон съезжающихся в город, в криках беспризорных детей, бегущих рядом и норовящих бросить камень с тем, чтобы непременно попасть в лицо, под радостные крики товарищей. Тянулись друг к другу через узкие улочки близкие крыши домов, сплетались как пальцами решетками мостов, перекинутых в вышине над людским потоком. Смутное беспокойство вызывали мутные воды каналов, как престарелая девственница в целомудренный корсет стянутые каменными парапетами набережных.
  Повозки, из которых выпрягли лошадей, сгрудились за воротами постоялого двора, такого же грязного как весь город, и рабам, выставленным для всеобщего обозрения, приходилось привыкать к чужому вниманию и днем и ночью. По принятым правилам покупка могла состояться в любое время: занятым северянам, специально для этого приезжающим в город, вовсе необязательно было дожидаться ярмарки. Если северянин богат и способен назначить высокую цену - и суровый Корнил рад будет сопроводить его к повозкам, где ждут решения своей судьбы те, кто лишен возможности даже умереть по собственному желанию.
  Огромные северяне с небрежно наброшенными на плечи медвежьими шкурами, не оставляли без внимания выставленный на продажу товар. Но тот, кто в сопровождении сына явился на третий день после приезда, мог соперничать ростом с великаном. Косматая грива седых волос, заплетенных в косу, необъятные плечи, прикрытые медвежьей шкурой, в каждый клок которой была вставлена сверкающая бусина, огромные руки, поросшие густой шерстью - было от чего Иринии негромко крикнуть 'мамочка'. Рядом с ним стоял высокий парень, как позже выяснилось - сын великана. Гладкие волосы с синим отливом, стройный, гибкий - глядя на него Роксана с трудом могла себе представить, как из таких подростков может со временем получиться тот, кто стоял перед повозкой.
  - Мамочка, - опять повторила Ириния и замолчала, зажимая рот рукой. - Не приведи Отец, это будущий хозяин. Такой не то, что руками - взглядом убить может!
  Однако на дрожавшую от страха Иринию великан не смотрел. Снисходительно склонив голову набок, он слушал то, что говорил ему на северном наречии сын, указывающий на Роксану.
  Рядом с колоритной парой, по-хозяйски перекатываясь с пятки на носок, заложив руки за спину стоял Протас. Ему плевать было на то, о чем переговаривались отец и сын - он ждал вопроса. И дождался.
  - Сколько, вот эта? - юноша показал рукой на Роксану.
  - Три золотых, - твердо сказал Протас.
  Роксана удивленно подняла брови, услышав баснословную цену. Интересно, чего добивался Протас и рассчитывал ли он продавать ее вообще при таком подходе? Она ожидала, что покупатели, пренебрежительно махнув руками отойдут, но вместо этого юноша что-то горячо залопотал, бросая на Роксану короткие жгучие взгляды.
  Протасу тоже стало интересно, почему покупатели остались. Он перестал раскачиваться и с интересом уставился на юношу.
  Терпкий медвежий дух, смешавшийся с запахом дыма от костра, давил на Роксану. Ни единый мускул не дрогнул на лице великана, когда он услышал цену. И по тому, как он по-хозяйски оценивающе на нее смотрел, она уже видела себя в юрте, опоенной зельем, лежащей нагой на медвежьих шкурах.
  - Один, - по-веррийски сказал великан голосом, подобным звону колокола. - Золотой.
  Алчным огнем полыхнули глаза Протаса и Роксана поняла: он все-таки намерен ее продать, только подороже.
  - Три золотых, - медленно произнес Протас, смакуя слова на слух. - И торга не будет. Я имел в виду ее. Степняков не хотите посмотреть?
  Великан развернулся и через двор пошел к воротам. Юноша семенил за ним, еще не теряя надежды что-то ему доказать.
  - Я же обещал тебе, - подмигнул Роксане Протас, - что найду достойного покупателя. Этот слишком хорош для тебя. К тому же, - он доверительно подался к прутьям, - юнец-то, видать, без ума от тебя. Волосы ему твои понравились, как отцу нахваливал. Не расстраивайся, я тебе другого найду, поздоровее...
  - Чистый зверь, - сокрушенно прошептала Ириния, провожая его глазами. - А ты говоришь - кочевники. От них бы такое услышала - и слова бы не сказала. Но свои, веррийцы...
  Роксана была уверена, что никогда больше не увидит живописную парочку северян. Каково же было ее удивление, когда на следующий день рано поутру явились они, да не одни, а втроем, сопровождаемые заспанным еще Протасом. Роксана с удивлением рассматривала согбенную фигуру, увешанную лентами и разноцветными лоскутами. Старческие, в темных пятнах руки сжимали сучковатую палку, окованную железом. В мохнатых бровях прятались глаза.
  - Шаман, - задохнулась Ириния и ее будто ветром сдуло вглубь повозки. Оттуда, затаившись среди таких же испуганных девушек, она с опаской разглядывала увешанное тряпками чудо.
  Старик прошамкал что-то, тыча пальцем в сторону повозки.
  - Шаман спрашивает, - быстро перевел юноша, - что среди женщин делает мужчина? Или это женщина и он по старости ошибся?
  - Это? - Протас перевел взгляд на Леона: тот равнодушно, не обращая ни на кого внимания, сидел у прутьев, прижав к груди колени. - Это так. Не то и не другое, - отмахнулся Протас.
  Но юноша продолжал допытываться.
  - Так не бывает. Шаман интересуется, можно ли его использовать как женщину или как мужчину?
  - В каком смысле? - в глазах у Протаса зажегся похотливый огонек.
  - Только в одном, - юноша не стал в угоду Протасу поддерживать скользкую тему, - как он будет работать?
  - Так и работать будет также: как ни то и ни другое. Поэтому и прошу за него, как за девок.
  - Три золотых? - усмехнулся юноша.
  Протас отрицательно покачал головой.
  - Три золотых - только за нее. За остальных как положено, по тридцать серебрянок за рабыню. Парень тоже столько стоит. Только поторопитесь. Три золотых - это было вчера. Сегодня я за четыре сговорился, покупатель после вас придет.
  Юноша быстро взглянул на Протаса и отвернулся.
  Меж тем шаман, тяжело опираясь на палку, подошел к повозке. Роксана за время короткого разговора не двинулась с места: как сидела у прутьев, так и осталась сидеть - шаман не произвел на нее впечатления. Вместо грозного старика, накоротке общающегося с потусторонним миром, они видела перед собой огородное чучело, увешанное тем, что осталось от одежды, вышедшей из употребления по причине крайней ветхости.
  Старик сжал пальцами прутья и глаза их встретились. Осторожный как у шакала взгляд проник Роксане в душу. Холодный ветер севера остудил сердце. Ей вдруг захотелось придвинуться ближе к прутьям, чтобы не дай Свет, не упустить драгоценный как влага в жаркий день взгляд старца. Сердце гулко стучало, пуская кровь по новому кругу. Казалось, единственное, что поддерживало жизнь - нить, что связала их с шаманом, именно через нее вливалась та сила, что заставляла сердце биться.
  Век бы так сидела, ловя отблеск природной силы, что истекала от старца, только перед глазами одна за другой встали страшные картины будущей жизни: дни и ночи, лишенные живительных лучей Гелиона, северный ветер, несущий снежную пыль, дым от очага, разъедающий глаза. И среди этого кошмара, лишенного света, она - безропотно выполняющая любую прихоть шамана.
  Дернувшись, словно стрела попала ей в грудь, Роксана отшатнулась. Открытый рот еще жадно ловил ускользающий воздух. Девушка заставила себя отвести взгляд, заранее смиряясь с тем, что возможно, сердце после этого разорвется в груди.
  Однако получилось наоборот. Глаза у шамана расширились, потеряв то, что связывало его с внешним миром. Губы затряслись, как осенние листья на ветру затрепетали разноцветные лоскуты на его одежде.
  Юноша, заподозрив неладное, бросился к старику и успел подхватить обессиленное тело.
  - Плохо стало старику. Старость радует лишь огонь, что пожирает кости, - оправдывался юноша, в то время как его отец, подняв старика как куль с зерном, не сказав ни слова, понес его к воротам. Исчезающую за забором троицу провожали недоуменные взгляды Протаса и рабов.
  С того дня жизнь покатилась, как снежный ком под гору, увлекая за собой нарастающую тревогу. Каждый день приходили покупатели, но объявленная за Роксану цена отпугивала всех. Уводили других рабынь и девушка провожала их беспокойным взглядом. Судя по всему, недалек тот день, когда она останется одна - на пару с Леоном, который также не пользовался спросом. Не за горами ярмарка, когда ей суждено взойти на помост, где вполне возможно ее разденут догола, на потребу ликующей публике.
  Скоро купили Иринию. Перед тем как покинуть клетку, она порывисто сжала Роксане руку, шепнув на ухо 'держись'. И Роксана держалась как могла.
  Кочевников разбирали охотно. В числе последних продали бьющегося в агонии Фагран-дэя. С петлей на шее, связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту, его погрузили на коня и увезли, перекинув через седло.
  Кого торг не коснулся, так это Ханаан-дэя. Главарь разбойников, памятуя о том, сколько он заработал на свирепом кочевнике после случайного поединка, на продажу его не выставлял. Роксана не знала, как им удалось договориться, но каждый вечер Корнил открывал клетку и выпускал Ханаан-дэя. Связанного, под надежной охраной его уводили со двора. Кочевника снова побрили наголо, по-прежнему тонкой полоской змеились усы, сливаясь с тщательно выстриженной бородкой. Он стал есть - и еда его заметно отличалась от той, чем приходилось довольствоваться Роксане. Кроме того, поймав как-то пронзительный взгляд черных глаз, девушка с удивлением поняла, что хозяин изменился не только внешне, перелом случился и с его духовным самочувствием. Его глаза потеряли равнодушие и отстраненность, в них появился тайный смысл.
  Леон чаще всего спал, когда кочевника водворяли обратно, но измученная бессонницей Роксана всегда дожидалась его прихода. Она давно догадалась, куда выводили его по ночам. Несмотря на свежие синяки и ссадины, заметные при свете дня, девушка могла с уверенностью сказать - то было шествие победителя.
  Настал день, когда единственным, кто разделил ее одиночество, стал Леон. Суровых северян отпугивало то, что несмотря на заявленные семнадцать лет, тот не обладал достоинствами, присущими мужчине.
  Душными вечерами, когда затхлый воздух двора, со всех сторон окруженного высоким забором, не тревожили порывы свежего ветра, Роксана тоскливо провожала очередной день, не принесший перемен.
  Накануне ярмарки Протас привел покупателя. Огромный северянин, утопающий в медвежьей шкуре, ввалился во двор. К терпкому звериному духу примешивался запах перегара. Роксане некуда было от него деться: ее вытолкнули с повозки во двор. Северянин придирчиво ощупал ее с ног до головы. Она терпеливо снесла все: покрытые шерстью руки, липкими змеями ползавшие по ее телу, запах перегара, от которого трудно было дышать. Но порывавшийся заглянуть ей в зубы северянин в последний момент одумался. Она так на него глянула, что даже пьяный он понял: не следует класть ей пальцы в рот - откусит.
  - Три золотых за эту - много, - отрезал северянин, напоследок дернув ее за косу так, что она насилу удержалась на ногах.
  - Может, и договоримся, - Протас растерянно оглядывал ее, будто видел в первый раз. - Твоя цена?
  - Пятьдесят серебрянок - все, что могу дать. Худая больно, люблю других, - северянин шумно дышал, как бык перед случкой и в глазах буйно цвела похоть.
  - Один золотой - моя цена, - быстро сдался Протас.
  Роксана с трудом сдержала вздох. Такая уступчивость могла означать лишь одно - Протас нашел самого свирепого человека среди покупателей и теперь с чувством выполненного долга готов передать ее с рук на руки.
  - Завтра ярмарка, - северянин дохнул на Роксану. - Цена упадет - рабов много. Пятьдесят серебрянок. Деньги сейчас.
  - Один золотой, - нахмурился Протас. Видно некстати проснулась в нем кроме злорадства и торговая жилка, которой так славились разбойники.
  - Пятьдесят серебрянок. Думай. Надумаешь - зови.
  Протас угрюмо смотрел ему вслед. В нем боролись два чувства. Для Роксаны так и осталось неизвестным, которое из них одержало победу, потому что 'завтра' для нее так и не наступило.
  
  6
  
  В воздухе, где неразличимы земля и небо, на выступающем из тумана камне сидела чернокожая обнаженная женщина. Роксана с неудовольствием отметила, что тонкие руки совершенно лишены хрупкости - под гладкой кожей угадывались мышцы. Черные пальцы, увенчанные кроваво-красными когтями чертили в камне странные символы. Вот она посмотрела прямо перед собой и белые змеи волос упали на плечи. Потом женщина легко поднялась и пошла прямо к Роксане - туман клубился у ее ног.
  - Вот и встретились. Кто бы мог подумать, - хриплый голос будил страх. Черные глаза без белков были лишены смысла.
  'Кто ты?' - успела подумать Роксана, но вместо этого горло вытолкнуло сдавленное шипение. Покорная воле хозяйки к ней потянулась черная рука. Не успела девушка опомниться, как длинные когти вонзились в горло, разрывая кожу. Кровь, стекая на грудь, обжигала кожу. Роксана пыталась дотянуться до черного лица, искаженного гримасой такой ненависти, что жгла сильнее боли. Руки хватали воздух в то время как понемногу, с каждым движеньем, из тела уходила жизнь...
  Виденье еще стояло перед глазами, когда Роксана проснулась, не помня себя от ужаса. Сердце гулко стучало. Сон, гораздо реальней, чем прутья клетки, как скрытый от глаз корень питает растение, наполнял тревогой душу.
  Стояла ночь. И глубокая тишина, какая бывает незадолго до рассвета.
  Протяжно и глухо стонал во сне Леон.
  Роксана села, прижав спину к холодным прутьям. Скоро должны были привести Ханаан-дэя после очередного поединка. Стоило его дождаться - все равно она больше не уснет. Время шло, а сердце по-прежнему не сбавляло ритма. Конечно, всему виной была кромешная тьма, которую не оживляли ни звезды, ни Селия, придирчиво укрытые тучами.
  Возможно оттого, что обнаженные чувства, растревоженные ночным кошмаром все воспринимали, как угрозу, Роксана отмахнулась от постепенно набирающего силу набатного звона, как от назойливой мухи. Мало ли чем по ночам развлекаются разбойники? Далекий отблеск света она также поспешила отнести к случайно вспыхнувшему пожару. Но от людских криков, прожигающих тишину, как горсть горящих углей, брошенных на полотно, Роксана отмахнуться не смогла. Тишина отступала, разбуженная далекими и близкими криками, в то время, как перед блеском огня и светом сдавалась темнота.
  - Роксана, что случилось? - тихий голос Леона раздался у самого уха. Она и не заметила, как он проснулся.
  - Не знаю. Откуда мне знать? В одной клетке сидим, - сердито отозвалась она, вглядываясь в ночную темень. Ничего нового, кроме нарастающей тревоги тьма не подарила.
  - А что могло случиться? Может быть пожар?
  - Что бы ни случилось, - успокоила она его, - о нас вспомнят в последнюю очередь. Даже если пожар - сдохнем прямо здесь, далеко бежать не придется.
  - Но мы еще представляем для разбойников хоть какую-то ценность? Разве они не ценят собственные вещи?
  - Что бы они ни ценили, поверь мне, когда их шкурам будет угрожать опасность, кто возьмется спасать единственный золотой, который можно за нас выручить?
  - Это все же деньги. Я не думаю...
  - А ты подумай, - зло отрезала она. - И помолчи.
  Внезапно свет факелов озарил окна постоялого двора, ведущие во двор. Звук распахнутых ворот был подобен грохоту обрушившегося под натиском урагана дерева. Во двор втолкнули связанного Ханаан-дэя. Его сопровождал толстяк, вооруженный обнаженным мечом. Следом за ними шел Корнил.
  - Живей двигайся, - толстяк поторопил кочевника острием меча, упертым в спину.
  - Я сам запру его, ты давай, запрягай лошадей, - приказал Корнил толстяку. - Протаса предупреди. И быстрее.
  Толстяк не заставил просить себя дважды. Кивнул уже на ходу, и с необычным для его комплекции проворством кинулся к открытым воротам.
  То, что произошло дальше, случилось так быстро, что у Роксаны хватило времени лишь на то, чтобы вскочить и прижаться к железным прутьям.
  Корнил потянулся к замку, чтобы открыть вход, но сделать этого не успел. Краем глаза Роксана успела заметить, как змеей скользнула с рук кочевника веревка. К чести разбойника, он успел отреагировать мгновенно. Однако выхваченный из-за пояса нож не остановил Ханаан-дэя. Крутанувшись как волчок, он ударил ногой по занесенной для удара руке. Поймав на миг свет факела, падающего из окна, оружие отлетело в сторону.
  На лице Корнила проступила досада на случайную оплошность. Он махнул кулаком, надеясь с одного удара избавиться от прыткого кочевника. Тот пригнулся и, отклонившись в сторону, поднырнул разбойнику под руку. Нанес ли он при этом удар, Роксана не заметила, только вдруг Корнил переломился пополам как сухое дерево, срубленное топором. Дыхание со свистом вырвалось из его горла. Превозмогая боль, он тяжело рухнул на колени. Потом рванулся было в сторону, пытаясь добраться до упавшего ножа. Кочевник не стал дожидаться, пока разбойник придет в себя. В его руке блестел подобранный нож.
  Когда Корнил поднимался с колен, участь его была решена.
  - Я - Ханаан-дэй, - кочевник вздернул голову разбойника за волосы, - унеси это имя с собой.
  В последний момент Корнил пытался дотянуться до противника. Оставляя в руках кочевника клочья волос, он дернул головой, поднимаясь с колен. Но было уже поздно. На шее разошлась кожа - еще миг, и степняк едва успел отскочить - хлынула темная кровь.
  Зажимая руками рану, Корнил упал на землю, лицом вниз. Он хрипел, борясь со смертью. Тошнотворный запах крови уже заполнял душное пространство постоялого двора.
  Ханаан-дэй не стал дожидаться, пока разбойник затихнет. Заткнув за пояс нож, он развернулся, так и не глянув в сторону повозки, откуда за ним наблюдали две пары испуганных глаз. Он направлялся в сторону открытых ворот, когда Роксана закричала. Отчаянно, ни на что не надеясь, она обратилась к кочевнику с мольбой, как попросила бы отсрочки у дикого зверя, приготовившегося к прыжку.
  - Помоги! Будь человеком! Помоги! - одинокий крик тут же подхватили десятки невидимых за воротами людей. - Прошу!
  Когда Ханаан-дэй, вопреки всему, что она знала о степняках, вдруг развернулся и пошел на голос, Роксана до последнего сомневалась, что именно она у него выпросила: спасенье или быструю смерть. И боролась с собой, слыша короткий скрежет ключа в замке - то ли постараться ударить его, то ли броситься вглубь повозки.
  Пока она раздумывала, прутья разошлись и Ханаан-дэй отступил в сторону.
  - Иди за мной, - сквозь зубы прошипел он. - Надо уходить из города.
  Услышав его слова, она успокоилась. Он не назвал свое имя, как положено перед убийством, значит, она еще поживет. Когда она на негнущихся ногах спрыгнула с повозки, кочевник ждал ее у ворот. Роксана бросилась за ним так, как побежала бы во тьме на свет факела.
  Девушка успела сделать несколько шагов.
  - Не бросай меня, умоляю! - рухнувший к ее ногам Леон задержал ее. - Роксана, не бросай меня! Всю жизнь буду за тебя молиться! Умоляю, не бросай!
  Он грузом повис на ее ногах и она не могла сделать ни шага. Роксане пришлось поднять его за шиворот, но Леон не держался на ногах. Он поднимался и снова падал.
  - Прошу тебя! Смилуйся! Все что хочешь для тебя сделаю, не бросай! Роксана! - бессвязно кричал он.
  Девушка с размаху хлестнула его по щеке, чтобы привести в чувство. Понадобилось еще несколько пощечин, чтобы в обезумевших от ужаса глазах появилось подобие разума.
  - Иди за мной, - так же как Ханаан-дэй, сказала она ему.
  За воротами царила суматоха. Конечно, кочевник не стал ее ждать. В какую сторону лежала дорога, которая поможет им выбраться из города, она не знала. Вдруг ей почудилось, что впереди мелькнула бритая голова, и она устремилась туда.
  Мимо, в мерцающем свете то затухающих, то разгорающихся факелов, проносились тени. Кричали, захлебывались рыданиями, ругались от боли, надсадно выли. Поток охваченных паникой людей подхватил Роксану и понес, бросая из стороны в сторону как горная река утлую лодчонку на порогах. Девушка чувствовала, как ей в затылок дышит Леон. Время от времени он впивался ей в предплечье ледяными пальцами - и тогда ее снедало желание пнуть его больнее, чтобы отстал. Но стоило ему оставить ее в покое, как она начинала оглядываться в поисках товарища по несчастью.
  Вокруг творилось невообразимое: поток объятых ужасом людей тек в узкой улочке, с трудом вписываясь в берега стен между домами. Роксану сжали со всех сторон, так, что невозможно было вздохнуть. Рядом стонала женщина, прижимая к груди плачущего ребенка. Старик не удержался на ногах и рухнул - тут же по нему прошлись десятки людей, кто перешагивая, кто спотыкаясь, кто наступая. Ругань сменялась воплем боли, отчаянный крик - предсмертным хрипом. Толпа не делилась на женщин, детей, стариков - единое существо, одержимое желанием выжить любой ценой рвалось к цели.
  Звонивший колокол смолк, захлебнувшись тягучим воздухом, сотканным из запаха крови. Затоптанные в давке факелы лишили толпу возможности сохранить человеческое лицо. Тьма густела, впитывая предсмертные стоны задавленных людей, наваливалась сверху, давила, заставляя живых людей чувствовать себя погребенными заживо.
  Зажатая со всех сторон, в кромешной тьме, не в силах выкроить хоть сколько-нибудь места, чтобы перевести дыхание, Роксана мысленно прощалась с жизнью. Кто-то больно дернул ее за косу. Вскрикнув от боли, она попыталась освободиться. И не смогла. Тот, кто держал, безусловно знал, чего добивался: поистине нечеловеческая сила заставила ее, расталкивая людей локтями, вжаться в стену дома. Ободрав плечо об острые камни, она оказалась перед каменным выступом, обтекаемый плотным людским потоком.
  - Лезь! - крикнули ей прямо в ухо.
  Девушка хотела обернуться, чтобы уточнить, но прямо перед глазами увидела деревянный карниз, выступающий из стены. Больше не задавая глупых вопросов, дабы не злить неведомого помощника, она уцепилась за крепкое дерево и подтянулась изо всех сил.
  Напиравшая толпа, как топкое болото ухватило ускользающую жертву, не желая выпускать из смертельных объятий. Рывок, еще рывок - и девушка поднялась в полный рост на крохотном, в ширину ладони выступе, заставленном цветами. Следом за ней, неотделимый, как сросшийся при родах близнец, вскарабкался дрожащий от ужаса Леон.
  Не успела Роксана опомниться, как одним движением, словно всю жизнь тем и занимался, взлетел на карниз Ханаан-дэй.
  - Вперед! - приказал он.
  Привыкшая во всем подчиняться хозяину, Роксана прямо перед собой обнаружила окно, ведущее в комнату. Поскольку другого 'вперед' не существовало, она открыла податливую створку и перебросила легкое от ощущения свободы тело через подоконник. За ней тут же втянулись остальные.
  Не задерживаясь ни на мгновенье, Ханаан-дэй прошел через комнату, заваленную перевернутой в спешке мебелью. Запертая дверь, ведущая на лестницу, остановила его ненадолго. Сильного удара ногой хлипкий замок не выдержал. Еще один удар, и дверь распахнулась, обдав Роксану древесной пылью.
  Кочевник скользнул по лестнице вниз, но во двор выходить не стал. Вместо этого, он распахнул окно и выбрался на карниз. Деревянный выступ огибал дом и выходил на узкий мостик, связующий два дома. По веревочному мосту, так ни разу и не оглянувшись, кочевник перебрался на крышу.
  Старясь не отставать, бежала за ним Роксана. Мостик прогибался под ее тяжестью. В темном провале гулял ветер. В отличие от кочевника она опустилась на четвереньки и только так перебралась на крышу соседнего дома.
  Здесь, наверху, неумолчный людской гул стал стихать, послушно уступая домогательствам сильного ветра.
  Панические крики, распадавшиеся на отдельные вопли, чтобы тотчас соединиться вновь - это все осталось внизу. Наверху, словно злой пчелиный рой набирал силу ветер. Воя на разные голоса он со свистом врывался в трубы дымоходов, проникал в чердачные окна, раскачивал веревочные мосты.
  Далекое, с каждым мгновением приближающееся пламя пожара, освящало бледное лицо кочевника, перебирающегося с крыши на крышу. Роксана двигалась так быстро, как могла. Судя по шумному дыханию и звуку шагов, за ней бежал Леон. Оглянувшись несколько раз по сторонам, Роксана заметила темные силуэты людей - не одному кочевнику пришла в голову мысль воспользоваться опасным переходом по крышам.
  Впереди обозначилась темная громада башни, почти неразличимой на фоне темного неба. Внизу бурлила площадь, запруженная народом.
  Ханаан-дэй остановился у края, цепко оглядывая крышу соседнего дома: улочка была широка для того, чтобы с ходу перескочить на другую сторону. Бесстрашно пройдясь по узкому карнизу, кочевник спрыгнул вниз. В первый момент Роксане показалось, что он упал в толпу, на головы людей. Но приблизившись к краю, она обнаружила балкон, выступающий над улицей и чуть позже такой же на противоположной стороне - уже после того, как тело кочевника стремительно, как кобра в броске, разогнулось и он схватился руками за железную решетку, огораживаю крохотный балкон соседнего дома. Некоторое время он висел - под ним горной рекой гудела безумная толпа - потом качнулся несколько раз, подтянул гибкое тело и оседлал железный прут.
  - Прыгай! - крикнул он и Роксана не поверила своим глазам - протянул ей руку.
  - Роксана, не надо! Мы не сможем как он! Мы упадем вниз! - Леон задыхался. То ли от страха, то ли от бега.
  - Прыгай! - яростно сверкнули глаза Ханаан-дэя. Роксана поняла: третий раз он просить не будет.
  И тогда она решилась. Что-то кричал Леон, пытаясь ее остановить, но она не слушала.
  Забравшись на перила, огораживающие балкон, девушка оттолкнулась и взмыла над головами людей. Ей не хватило всего чуть-чуть, чтобы уцепиться за решетку, на которой сидел кочевник. И рухнула бы она вниз, в одно мгновенье затоптанная сотнями обезумевших людей, но в последний момент в ее запястье намертво вцепилась железная рука Ханаан-дэя.
  На ногах, негнущихся от запоздалого страха, она выбралась на балкон и только там кочевник ее отпустил. Он уже открывал окно, когда она, пользуясь его подсказкой, оседлала железную решетку. Юбка задралась до бедра, обнажив исцарапанные колени.
  - Прыгай! - крикнула она Леону. Отсюда ей показалось, что расстояние увеличилось.
  Леон стоял, прижавшись к стене и смотрел на нее. Белое лицо, искаженное гримасой страха выражало что угодно, только не решимость прыгать.
  - Прыгай! Ты сможешь!
  Сколько б она ни кричала, он продолжал стоять у стены, глядя на нее остановившимся взглядом и отрицательно мотал головой.
  - Он не прыгнет, - услышала она и обернулась.
  В глазах Ханаан-дэя плясали далекие огни. Он вдруг показался девушке совершенно другим человеком, а не тем, кому она прислуживала без малого два месяца.
  - Иди без него.
  И трижды послушалась бы его, но умоляющие глаза Леона, тянувшиеся к ней через улицу, связали их незримой нитью, будто поставили преграду между ними - побежденными и кочевником - победителем.
  - Я без него не пойду. Иди, - коротко сказала она и обернулась к Леону.
  Однако без всякого предупреждения была в один миг низвергнута с пьедестала. Тяжелая хозяйская рука отодвинула ее в сторону. Не успела она возразить, как на ее месте возник кочевник.
  На этот раз Леон сопротивляться не стал. Постояв на карнизе некоторое время, он оттолкнулся от надежной опоры и раненной птицей полетел через улицу. Помощь кочевника пришлась кстати: Роксане ни за что бы его не удержать.
  Они снова забрались на крышу и бежали, бежали. Некогда было задаваться вопросом, почему кочевник поступал таким неправильным образом. Роксана послушно следовала за ним, с каждым шагом набираясь храбрости для того, чтобы обратиться к бывшему хозяину с вопросом. Помощь, оказанная Леону, явилась последней каплей.
  - Что случилось? Ты знаешь? - прямо в спину, на которой ураганный ветер рвал рубаху крикнула она.
  Прошло немало времени прежде чем он обернулся и бросил сквозь зубы.
  - Черный демон...
  Роксана споткнулась о поднятую ветром черепицу. Ответ не внес ясности, лишь добавил множество новых вопросов. Спрашивать она не стала. 'Черный демон' - все же лучше, чем ничего.
  - Какой черный демон? - переспросил Леон, перекрикивая ветер. Девушка промолчала. Ему надо, пусть сам и спросит у кочевника. Если осмелится.
  Они обходили площадь по кругу, перебираясь над узкими улочками, давно превращенными в гигантскую мясорубку, где в общем потоке под копытами лошадей, колесами повозок гибли люди. Впереди маячила крепостная стена, окружавшая город со всех сторон. Вопреки всему, мышеловке суждено было захлопнуться раньше, чем призрачная надежда сменилась реальной.
  Ветер, стремительно набиравший силу, гнал волну пожара к крепостной стене, отрезая обезумевшим людям путь к спасению. Кочевник прибавил ходу, и девушка с трудом поспевала за ним. С каждым уходящим мгновением бег давался ей с большим трудом.
  Ветер крепчал. Черепица дыбилась, ломалась на части и неслась прочь. Острые осколки били по голым ногам, оставляя сочившиеся кровью порезы. Тучи пепла поднимались в воздух, застилая небо.
  Неизбежно наступил момент, когда Роксана не смогла сделать ни шага: ураганный ветер сильным крылом толкал ее в грудь. Уцепившись за трубу дымохода она стояла и смотрела кочевнику в спину. Тот, согнувшись в три погибели, упрямо продвигался вперед.
  Будто поставив перед собой цель: смести с крыши все живое, ураганный порыв ветра подхватил какого-то человека, только ступившего на крышу, поднял как тряпичную куклу и понес. Напрасно пытался вопящий от ужаса человек зацепиться за что-нибудь. Ветер тащил его по крыше, разжимая скрюченные пальцы. Потом поднял, закружил в воздухе и швырнул вниз.
  Кочевник обернулся и что-то прокричал Роксана его не услышала: ветер рвал слова на части и относил прочь. Она только смотрела на него, понимая, что судорожно вдавленные в каменную трещину пальцы вот-вот разожмуться.
  Сплошная стена огня, как ножом срезанная ветром, разгоралась вновь. Низкое гудение вдруг заглушило рев ветра. Верхушка остроконечной башни, стоявшей на площади, не выдержала напора. Она медленно накренилась - мгновенье ничего не происходило - и глубокая трещина оторвала ее от пьедестала. Бесформенная груда камней рухнула на площадь, погребая под обломками десятки людей.
  Ветер крошил камни как сухую прошлогоднюю лепешку, поднимал обломки в воздух, баюкал их в огромных ладонях и натешившись, швырял вниз на головы обезумевших от ужаса людей.
  Сорванная ветром черепица обнажила деревянное перекрытие. Ветхое, черное от времени дерево продержалось недолго. Разрытыми могилами темнели в крышах дыры. Кочевник исчез в образовавшемся провале, крикнув что-то напоследок. И понимала Роксана: все, что от нее требуется, это разжать скрюченные пальцы и катиться к проему - авось удастся за что-нибудь зацепиться! Однако как ни пыталась заставить себя, все без толку.
  Мимо, отчаянно воя, прокатился Леон, прямо к провалу. Какая-то сила - или Ханаан-дэй? - сдернула его с крыши и он исчез.
  Она совсем уж было решилась последовать примеру Леона, стиснула зубы и...
  И тогда Роксана увидела того, о котором говорил кочевник. Вернее, ту.
  В дымном мареве, на месте упавшей башни парило существо. Огромная темнокожая женщина, раз в пять больше обычного человека, с белыми змеями волос, трепетавшими на ветру. Колыхался воздух у ее ног, лишая дома привычных очертаний. Светились в темноте огромные белые змеи. Черная демоница неслась над городом, уничтожая все живое на своем пути.
  А на ее пути, намертво вцепившись в чудом уцелевший дымоход, в хаосе из песка, пепла и обломков, вжавшись в камень сидела Роксана. Она видела перед собой гладкое обнаженное тело, которого боялся коснуться ветер, кроваво-красные огромные когти, белые змеи волос - каждая в рост человека.
  На миг затихший ветер с утроенной силой накинулся на девушку, оторвал он трубы, покатил по крыше. Доска деревянного перекрытия сломалась как щепка, вздыбилась и накрыла ее с головой.
  
  7
  Когда-то - помнят не только старики, но и люди помоложе - последняя воля умирающего становилась Истиной. Незадолго до кончины у смертного одра собиралась вся семья, чтобы выслушать то, с чем придется жить. За мгновенье до смерти на умирающего снисходило Озарение и он изрекал Истину - чаще близким родственникам. Пожелать мог чего угодно - от здоровья и богатства до призрачной жизни под личиной Отверженного. В те времена говорилось: против Истины не пойдешь. Нравится - не нравится, а встанешь поутру - все исполнилось. Каждый знал, выслушивая Истину: жизнь твоя меняется, и не всегда в лучшую сторону. Военное лихолетье что-то сдвинуло в привычном порядке вещей. Озарение все реже приходило к людям перед смертью и об Истине больше десятка лет никто и не слышал.
  Память принесла Роксане именно это сравнение, когда расступились перед ней белые клубы света и она увидела себя у стены, выложенной белым камнем.
  Царило безмолвие. От нечего делать девушка пошла вдоль стены, бессмысленно касаясь рукой гладких краев омытых дождями трещин. Было тихо, тепло и ни одного знакомого источника света: светились белые камни мостовой, кладка разрушенных стен и остовы башен, когда-то острыми шпилями тянувшимися ввысь.
  На круглой площади, на бордюре мертвого фонтана, запорошенного первым снегом, сидел демон. Концы кожистых крыльев утопали в снегу. Смуглая кожа светилась в темноте.
  Веки дрогнули и огромные васильковые глаза уставились на Роксану.
  Под впечатлением неподвижного взгляда, девушка села на бордюр, ограждающий чашу фонтана. Босые пятки погрузились в снег, но она не чувствовала холода.
  - Зачем ты пришел, я тебя не звала, - онемевшие губы плохо слушались.
  - Я не могу по-другому, - тихий голос был подобен рассыпчатому снегу, шуршащему под ногами. - Мы связаны.
  - Иди к себе. Я тебя отпускаю.
  - Теперь нельзя. Мы связаны Договором.
  - Все, что связано, может быть развязано, - веско сказала она и без боязни встретила неподвижный взгляд васильковых глаз. - В крайнем случае - разрублено. Разве не так?
  - Не так.
  - Ты врешь. Людям нельзя верить, а уж демонам... К тому же это глупость - демон и человек не могут жить в одном теле.
  - Сейчас не могут, - согласился он. - А раньше могли.
  Его равнодушный взгляд скользнул вниз и зацепился за снег у ее босых ног.
  - Никогда не могли, - упрямо сказала она. - Ты врешь.
  - Раньше. Как давно - я не знаю. Для меня нет времени. Здесь, в Белом городе жили Повелители демонов. Они знали тайный обряд. Своей кровью они взывали к Иному миру. На Зов откликались те, кого вы зовете демонами. Потом было просто: кто сильнее - тот и прав. Если побеждал демон...
  - Если, - фыркнула она. - Всегда!
  -...то владел оболочкой человеческого тела. Если Повелитель - между ними заключался Договор и демон становился его слугой. Выполнял приказы и умирал вместе с господином. Одна жизнь на двоих.
  - Как интересно! - съязвила Роксана. - И где же он таился? В голове? В душе? Вы же не можете жить в нашем мире, а иначе здесь давно жили бы одни демоны!
  - Я и сейчас не живу в вашем мире. Мы заключили Договор - я назвал тебе свое имя. Ты - мой проводник, если хочешь - моя дверь. И впускаешь меня, когда захочешь. Все очень просто. Ты называешь имя, появляюсь я и выполняю твой приказ. Чем больше силы требует его исполнение - тем больше боли ты испытываешь.
  - Действительно, как все просто! - она улыбнулась. - А вскоре окажется, что боль непереносима, а слугу, как собаку нужно кормить. Вот я и окажусь той костью, которую ты выешь изнутри... И не надейся.
  - Если бы я был сильнее, я убил бы тебя там, в темном зале, - васильковые глаза холодны как лед. - И вселился бы в твою личину, и пожил бы, сколько смог, пока не сгорело бы твое тело на костре. Вы думаете, что таким образом убиваете демона, но это далеко не так. Вернее, не всегда так. Сильный демон отправляется назад, в Иной мир. Слабый - погибает. Его пожирают остальные. Так что для одних визит сюда - развлечение. Когда... охотишься, когда вонзаешь когти в живую человеческую плоть, понимаешь, насколько хрупка та оболочка, без которой тебе не обойтись. Это... дает остроту.
  - И много у тебя было таких развлечений?
  - Ты хочешь знать ответ? - он склонил голову набок.
  - Нет, - эхом отозвалась она, - я не хочу знать ответа.
  Потому что ответ она прочитала в его глазах, страшных, как цветочная поляна перед грозой.
  - Так что же, - она злорадно улыбнулась, - не получилось у тебя развлечение в этот раз?
  - Не получилось, - легко согласился он. Крылья раскрылись, поймав порыв воздуха. - Твоя кровь слишком сильна. Раньше я считал себя всесильным.
  - Мягко стелешь, демон, жестко будет спать. Теперь говори, а я послушаю, как мы сможем разойтись? Мне не нужны слуги, боюсь, мне нечем тебя кормить.
  - Меня кормит ваш мир. Когда я прихожу сюда... благодаря тебе. Вы, люди, не замечаете сколько здесь еды, - огромные глаза полыхнули синим пламенем. - Только она вам ни к чему. Вы не умеете ею пользоваться.
  - Это второй вопрос. Давай к первому.
  - Какой смысл повторять сказанное? За время разговора ничего не изменилось. Мы живем, связанные Договором и умрем вместе. Последователи колдунов полагают - мне нечего от тебя скрывать - что убив тебя на тайном обряде, можно заполучить меня в качестве награды, но это не так. Я не могу служить тому, кто слабее меня. Можно не рассчитать силу и убить хозяина, - углы белых губ потянулись в стороны, изображая улыбку.
  - Но ты же хвалился, что можешь всё.
  - Всё, что придет в твою голову, кроме...
  - Я так и знала! В каждом 'всё' есть свое 'кроме'! Говори свое 'кроме', чтоб я знала.
  - ... кроме времени. Я не люблю время. Вы называете нас бездушными тварями, а на самом деле все вы - ничто перед безжалостностью времени. Ты можешь обратиться к демону - и если его цель перекликается с твоею - он послушает тебя. Время не внимает доводам. Все вы игрушки в его руках, вот почему оно меняет вас так быстро - человеческий век недолог. Я не подчиняюсь законам времени. Я - волен над собой сам. Хочу - живу, хочу - уйду в небытие. Я могу всё... Только зови меня.
  - Жизнь и оборотную сторону имеет. Сегодня я тебя зову, завтра - ты меня. Так говорила моя мать.
  - Твоя мать, - он прислушался к чему-то, чего она слышать не могла. - Да. Человек умер, и человек жив. Забавно.
  Она преувеличенно закивала головой. Рука сама собой потянулась к снегу, чтобы зажать его в кулак.
  - Так говоришь, не осталось больше Повелителей демонов?
  - Не осталось. Последний живет в твоей крови.
  Она не стала бросать на него удивленный взгляд - перебьется.
  - Это хорошо, что не осталось. Мало вы нам, людям, горя доставили, так еще чтобы я... своей рукой...
  - Поверь мне, Повелительница - по сравнению с тем, что вы доставили друг другу...
  - Демон - мудрец! Очень интересно. То, что ты утверждаешь, будто от тебя нельзя избавиться - еще не значит, что так оно есть на самом деле.
  Пошел снег. Белые хлопья бесшумно падали в фонтан, заполняя его доверху. Снег касался смуглой кожи демона и обращался в серый пепел, легко уносимый ветром.
  - Нужно отыскать человека, который не забыл, как проводится тайный обряд, - не обращая внимания на демона, заговорила она. - Как пришел ты сюда - так отсюда и уйдешь. Вот хотя бы здесь, - Роксана развела руками. - Надо только знать, чего и кого искать. И отправишься ты в свой мир, демон, не солоно хлебавши...
  Демон поднялся и один взмах крыльев приблизил его вплотную к Роксане. Вместо доказательства силы, он вдруг опустился перед ней колени и долго смотрел в глаза. Хотя от собачьей преданности его отделяло то, что отделяет небо от земли. Демон изучал ее. То, что для него не существовало времени, еще не значило, что времени не было и для нее.
  - Чего ты хочешь? - не выдержала она.
  Вздувшаяся вена синим червяком поползла от виска вниз. В васильковых глазах дрожали искры.
  - Я могу сказать тебе, чего я не хочу, - налетевший порыв ветра подхватил тихие слова. - Я не хочу уходить... вместе с тобой.
  Девушка кивнула головой. Не в знак согласия, а просто дала понять, что слышала. Потом она поднялась, перешагнула через бордюр и пошла по мостовой, покрытой снегом: ей невмоготу было видеть огромные васильковые глаза, в которых не было ничего человеческого. Падал снег - огромные хлопья касались ее кожи, скользили и успокаивали.
  В Белом городе по-прежнему царило безмолвие. Роксана пересекла площадь и лишь тогда обернулась - никого не было у заброшенного фонтана.
  На мостовой, где она только что прошла, лежало нетронутое белое полотно: за ней не тянулась цепочка следов.
  ***
  Под самым потолком светилась дыра. Ночные звезды гасли и лоскут неба терял темный цвет.
  Роксана долго лежала с открытыми глазами, добиваясь того, чтобы размытое пятно в вышине стало тем, чем было: огромной дырой в потолке сквозь которую пробивался неяркий свет. Тела она не чувствовала. Лишь дыхание, поднимающее грудь указывало на то, что от нее не осталась только одна голова.
  Девушка скосила глаза и увидела ворох травы с соцветиями рыжих одуванов. Еще она увидела каменные стены и склоненную спину Леона, сидящего к ней вполоборота. Он колдовал над пламенем дымного, не желающего разгораться костра.
  - Спасибо, - хотела сказать она, но вместо этого закашлялась так, что не смогла остановиться самостоятельно. Леон метнулся к ней с вполне приличной глиняной кружкой. Настойка оказалась теплой - согрела не только горло, но и душу. Спустя некоторое время, отдышавшись, она повторила благодарное слово. - Спасибо.
  - За что? - искренне удивился он. - Меня не за что благодарить. Я оказался... не на высоте. И мне горько...
  Его губы затряслись. Темные волосы упали на лоб, закрывая глаза.
  - Кого же мне..., - она не договорила.
  Он возник внезапно. По крайней мере, Роксана не слышала звука шагов. Сложилось такое впечатление, что он упал с неба, из той дыры в потолке. Увидела его и насилу подавила в себе порыв вскочить и склониться в приветственном поклоне - как положено хорошей рабыне.
  - Его и благодари, - буркнул Леон, но кочевник не обратил на него внимания.
  Ханаан-дэй сложил у костра хворост, после вынул из-за пазухи россыпь цветов Сон-травы и протянул Леону - тот безропотно взял.
  Потом кочевник стал вытворять еще менее объяснимые вещи. Он возник за спиной у Роксаны, лежащей на боку, ни слова не говоря задрал на ней рубаху и стал снимать тканевую повязку, которую она с удивлением на себе обнаружила. Кочевник протянул руку и Леон тут же передал ему в плошке заваренное месиво из остро пахнущей травы. Насколько девушка могла судить по запаху - листов багряника. По всей видимости, рана на спине...
  И поперхнулась, с трудом сдержав стон. Серьезная рана - ткань присохла от лопатки до поясницы, когда кочевник, нисколько не церемонясь, оторвал ее.
  - Спасибо, - выдавила из себя Роксана позже. Когда заставила себя сесть, невзирая на острый взгляд кочевника: кто дал тебе право ломать хрупкую вещь, за которую, помнится, один золотой плачен?
  Ханаан-дэй не ответил.
  'Интересно, - Роксана перевела дух, - как у них по Джавару принято принимать благодарности от бывших - бывших ли? - рабынь'.
  На вертеле жарилось мясо, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы на глаз определить - это молочный поросенок. Запах кружил голову. Роксана пыталась вспомнить, когда она в последний раз ела свинину и не смогла. Прежний хозяин рабов не баловал. Правда, Ханаан-дэй в первые дни после того, как пришла в себя после горячки, позволял Гульнаре подкармливать ее куриным мясом.
  Тот, о ком столько думалось, сидел у стены, в своей любимой позе на корточках. Одет он был не в пример лучше: кожаные штаны, сапоги, короткая куртка. Кроме того, рядом лежал одноручный меч в ножнах - видно, не удалось разжиться саблей.
  - Что произошло, можешь рассказать? - тихо спросила она, чтобы громким словом не потревожить покой спящего зверя.
  - Могу, - Леон придвинулся к ней.
  Он также обзавелся обновками. Спрашивать, откуда у него взялись сапоги, куртка и штаны - она не стала. И так ясно, что одежда снята с мертвого тела. Живой, разве, по доброй воле бы отдал? Или... Роксана не удержалась и глянула в сторону кочевника - с такого станется и отнять.
  - Потом началось светопреставление, - шепотом заговорил Леон, то и дело оглядываясь на кочевника. - Как ты покатилась, мы... степняк тебя за юбку поймал и на чердак сдернул. Сверху доски посыпались - вот этой доской тебя и задело. Крови было... Я подумал, ты мертвая. Но степняк шею тебе потрогал, и я понял: ты жива. Грохот стоял, все рушилось. Степняк хотел уйти сразу. Взвалил тебя на спину и... так быстро, будто ты ничего не весила, побежал по лестнице вниз. Но выйти на улицу мы уже не смогли. Дом рухнул. Нам еще повезло: там балка у самого выхода крепкая оказалась, на нее все и навалилось сверху. Мы всю ночь там пролежали, как звери в норе, ждали когда все успокоится. Степняк перевязал тебе спину - юбку твою порвал...
  Роксана непроизвольно дернулась, представив как ее тела касались руки кочевника. Леон, не обратив внимание на выражение ее лица, привычно поправил на ней войлочное одеяло, сбитое в комок.
  - А потом... Когда все успокоилось, утром. Я, честно говоря, думал, что мы так и умрем под завалом. Так трещало все, ходило ходуном. Степняк за мусор, наваленный у выхода, взялся... Как мы на улицу выбрались и не завалило нас - не знаю. Представь себе: только выбрались и дом, вернее, то что от него осталось, сложился как старый пергамент. А вокруг... В общем, нет больше разбойничьего города Гранда. Развалины, пепелище... И всюду трупы, трупы... Человеческие, лошадиные... А собаки - как уцелели только? Снуют между телами, жрут кровавую подачку...
  Леону почудилось движение у стены, и он заговорил еще тише.
  - И крепостная стена рухнула. Мы в провал и вышли. Степняк вдоль реки тебя понес - и как чувствовал, скоро деревня заброшенная началась, только сгнила совсем, ни одного дома целого. Я хотел уже просить, чтобы ближе к лесу шли, но тут еще одна стена началась, невысокая. Степняк не стал через нее перелезать, воротца нашел. А здесь то ли замок, то ли дом большой - сама видишь - тоже разрушенный. Вот здесь и остановились. Огонь развели...
  Тут только догадалась Роксана по сторонам как следует оглядеться. Более зловещего места ей видеть не доводилось. Круглый зал с высокими окнами-бойницами, каменный потолок - купол, рассеченный глубокой трещиной. Но более всего ее неприятно поразила каменная плаха в половину человеческого роста, будто вырастающая из центра зала. Такими узнаваемыми показались и железные обручи по ободу, по размеру идеально подходящие к человеческим рукам. И смутно знакомый круг, выжженный неведомым огнем.
  Ком подкатил к горлу, да так и застрял там - не проглотить, не выдохнуть.
  Леон понял ее по-своему.
  - Скоро готов будет, - он кивнул в сторону поросенка. - Чего в городе... Да уж, в городе, - он махнул рукой, - на развалинах в избытке - так это домашней живности. Само собой - пока. Разбирают потихоньку те, кто в живых остался.
  - Долго я здесь? - взгляд так и манили цепи, железными змеями свернувшиеся у плахи.
  - Третьи сутки в беспамятстве. Степняк траву нашел, я забыл название, сладко так пахнет.
  - Сон-трава, - подсказала она. Теперь понятно, откуда было взяться видениям. И раньше, помнится, эта травка такое подсказывала, чего ни в одном сне не увидишь.
  - Да, точно. Степняк приносил, а я тебя отпаивал. И еще какой-то травой спину тебе мазал, - Леон понизил голос до едва различимого шепота, - сам. Мне не доверил. Ты первые два дня вообще не дышала. Почти. И сердце билось еле-еле. Я, честно говоря, думал, ты не выживешь. Рана у тебя на спине - гвоздем видно пробило кожу от шеи аж до самой... В общем, степняк зашивать хотел, а пока иголку искал - края раны и сошлись. Вот три дня прошли, четвертые сутки - и на поправку пошла.
  Роксана повела плечом. Неизвестно, как зарубцевалась рана, но чесалось немилосердно.
  Ханаан-дэй поднялся с места и парень испуганно замолчал. Но кочевнику до них было не больше дела, чем до крысиной возни в подвале. Он потянулся к поросенку и легко отрезал ножом лакомый кусок. И опять поступил не так, как она от него ожидала: положил кусок в плошку и протянул Леону. Тот взял, поблагодарив кивком головы. Потом кочевник отрезал еще один кусок, поменьше, также положил в плошку и протянул ей. Она взяла, от неожиданности выпалив вместо благодарности:
  - Уходить надо отсюда, - и поставила плошку на колени.
  Ханаан-дэй долго молчал, разглядывая ее лицо, будто видел в первый раз.
  - Знаю, - наконец, процедил он.
  Леон подавал ей какие-то знаки, делал страшные глаза 'из-за тебя остался'. Роксана не обращала на него внимания - взялась за ароматный кусок свинины и вдохнула забытый запах. И услышала.
  - Много не ешь.
  Быстро глянула на кочевника, но тот занимался своей едой.
  - Знаю, - в тон ему сказала она.
  Потом долго пережевывала мясо, пока не превращалось в жидкую кашицу, только после этого глотала, обильно запивая водой. Вот тебе и маленький кусок - и того не съела. Отодвинула в сторону плошку и сыто вздохнула. Ее не надо было предупреждать. Однажды она видела, что случилось с девушкой, которую долго не кормили. Накинулась бедная на еду - подсказать некому было. Когда Роксана пришла в барак, та от страшной боли каталась по полу, прижимая скрюченные судорогой руки к животу. Кричать уже не могла, только стонала и кусала губы до крови. Не помогла ни вода, ни рвота, которую пыталась вызвать Ларетта - изогнулась дугой, пена пошла изо рта и отмучилась бедняжка.
  В стрельчатые окна заглядывал новый день. Но не оживлял ни мрачных стен, ни железных цепей, ни желоба, на котором светились капли утренней влаги.
  Леон тихо рассказывал ей об ужасах, увиденных на развалинах города, она шепотом отвечала ему. Словом, вели себя так, как в клетке с сытым, но диким зверем. Именно такое сравнение напрашивалось у Роксаны всякий раз, когда взгляд ее останавливался на сидящем у стены кочевнике. Никто так и не потрудился ей объяснить, что за отношения их связывают и связывают ли вообще? Вправе ли она считать себя свободной после того что было, или плевал Ханаан-дэй на это 'что было' и по-прежнему считает ее своей рабыней. И это спасение, с последующим выхаживанием - не более чем забота рачительного хозяина о своей собственности. Попробуй, спроси у него - дикарь! - сейчас сидит и лишь бритый череп блестит в лучах Гелиона, будто не от чего ему больше отражаться. А через мгновенье подскочит, словно змея его укусила и за горло возьмет: знай свое место, рабыня!
  Глаза слипались, усталые от трепещущих языков огня. В любом случае следует признать, что Ханаан-дэй повел себя необычно еще тогда, в степи, когда волей-неволей спас ей жизнь. И если среди соплеменников он держался соответствующим образом, то во время побега стал поступать наперекор всему, что Роксана знала о кочевниках. Не зря видно Шанан-дэй пытался его отравить, ох не зря. Вот возьмет сейчас - она даже позволила себе мысленно улыбнуться - и выложит ему все, как на духу. Поверить - не поверит, но сомненье - долгое зерно. Со временем прорастет и даст плоды...
  Ладно, пусть пока живет спокойно, с верой в то, что соплеменники в нем души ни чают. Такова будет благодарность Роксаны за то, что спас ей жизнь.
  Дважды.
  ***
  - Что ты хочешь сказать? - Роксана примеряла мужские штаны, запрещая себе даже думать о том, с чьего тела они были сняты, поэтому слушала Леона вполуха.
  Некоторое время назад Ханаан-дэй подошел к ней и швырнул ворох одежды с коротким словом 'выбирай'. А поскольку в этом 'выбирай' не было ничего женского, она и выбрала черные штаны из плотной ткани, светлую рубаху, сапоги - зато не жмут - и кожаную куртку. Куртка особенно ей приглянулась: длинная, до середины бедра, с широким поясом у талии. К роскошному одеянию совершенно не подходила русая коса. Да Свет с ней - вот вязаная шапка - туда ее и спрячем. Что получилось в результате всех стараний? Мальчик переросток, никак не желающий становиться мужчиной.
  Роксану волновал собственный внешний вид, в отличие оттого, что пытался до нее донести воспользовавшийся отсутствием кочевника Леон.
  - Я никому об этом не говорил, но сейчас не вижу другого выхода, - Леон стоял на коленях, бездумно перебирая в ворохе вещей то, что она оставила без внимания. Вдруг он бросил все и вскочил. - Я только тебе скажу, Роксана, только тебе. Ты спасла мне жизнь.
  - Когда это еще? - нахмурилась она, не желая брать на себя ответственность за чужую судьбу.
  - Тогда, в клетке. Ты заставила меня жить. Потому что я решил умереть. Я выжил - и только благодаря тебе. Значит так нужно было... всем нам. Мы должны спасти то, что осталось от Королевства Семи Пределов.
  - И только-то? - она обернулась к нему.
  - Подожди, не перебивай! Я должен договорить, пока нас никто не слышит, - его горячность заинтересовала ее. - Я скажу тебе все. Столько времени хранил в себе... Но пусть простит меня отец: больше некому. С тех пор, как погиб Бернар... Там, у разбойников я был уверен, что все кончено, но сейчас... Помоги мне, Роксана! Один я не смогу добраться до Белого города! Умоляю тебя!
  - Куда? - она не поверила своим ушам. Такое знакомое название. Мать много рассказывала... Вернее, мать помалкивала - отец. Вот кто обожал рассказывать о городе колдунов, или Белом городе! И некстати вдруг вспомнился сон с демоном, будь он трижды... Теперь еще этот мальчик со своей просьбой: нашел у кого просить! Сколько же ему...
  - Сколько тебе лет? - не удержалась от вопроса.
  - Мне? Шестнадцать, - оторопел он.
  - Вот и мне шестнадцать, - она туже затянула пояс и отвернулась, полагая, что разговор закончен. Но не тут-то было.
  - Я сын главного Наместника бывшего Королевства, - торопливо, словно боясь передумать, выпалил он. - Мое имя - Леонард Бритольский. Меня сопровождал граф Бернар Славский. Мы шли на юг, в Белый город. Там мой отец, понимаешь? Я должен ему помочь!
  - Подожди. Какой отец? Почему на юге? Чей сын? Я ничего не понимаю.
  - Я сын Наместника. Что здесь непонятного?
  - А я - дочь. С трудом верится - вот и все.
  - Смотри, - прошипел он, повернулся спиной и задрал рубаху. На пояснице темнело пятно: змея с двумя головами по обеим сторонам.
  - Ну и что? Обыкновенная татуировка.
  - Нет, - он опустил рубаху. - Это родимое пятно. Так было всегда у наследников. Да с чего бы мне врать, подумай, когда все Королевство пошло псу под хвост?
  - Не знаю. Допустим, ты не врешь. Но почему твой отец на юге? Говорят, он собирает войска на севере.
  - Теперь поняла, почему я предпочитал умереть, чем рассказать кому-либо? Поняла?
  Роксана неопределенно мотнула головой.
  - Так и есть. На севере собирает войска генерал Феофан Шацкий. А отец... Его погнала на юг Истина.
  - Истина? - вот теперь стало ясно, что он врет. - Об Истине уже давно никто не слышал.
  - Это ты не слышала. Она случается и сейчас, но крайне редко. Эта Истина случилась пять лет назад. Умер дед и перед смертью Истину отцу сказал. Сказал, только тогда война закончится, когда восстановит отец в разрушенном Белом городе башню Наказания. Никто не поверил отцу, что это Истина была. Отвыкли. Один отец поверил. Собрался и поехал. Его человек десять сопровождали - остальные смеялись. Я просился с ним, но он сказал: останься, ты здесь, в Бритоле нужен. Я остался. А сейчас чувствую - не справиться ему без меня! Я должен помочь отцу спасти Королевство... Или то, что от него осталось.
  - Чтобы спасти Королевство, войска нужно собирать и биться с мечом в руках, - буркнула она.
  - Ты же знаешь, Роксана, - он не слушал ее, - тебе наверняка рассказывали! Против Истины не пойдешь. Пока она не исполнится, не видать нам победы. И... если... отец не смог, то должен я. Ты же знаешь, Роксана. Наверняка у кого-то из родных Истина была. У матери...
  - У отца.
  Леон вцепился в ее слова, как клещ в протянутую руку.
  - Помоги мне. Нам всем, Роксана! Мы должны использовать все возможности. Пусть генерал собирает войска. Но пойми, пока Истина не исполнится - война не закончится! Пойми! Ты с детства в лесу, помоги мне дойти до Белого города! Все, что хочешь... Хочешь, жизнь свою отдам - бери! Роксана!
  Хриплый крик поднялся к потолку и через трещину вырвался на свободу.
  - Неужели тебе не обидно за то, что происходит? Или ты хочешь чтобы эти, - он ткнул в сторону провала в стене, в котором не так давно скрылся кочевник, - жгли наши деревни, уводили в рабство...
  - Оставь, - поморщилась Роксана.
  - Каждый должен приложить к этому руку, - он заговорил тише. - Никто не сделает за тебя то, что выпало тебе.
  - Я собиралась идти на север.
  - Там справятся и без тебя. Я - наследник Королевства, прошу тебя об одолжении. Роксана... Я не могу без тебя. Ты должна это понимать. Хочешь, - и в глазах его поселилась тоска, - хочешь я... на колени...
  - Какие еще колени? Только этого мне не хватало.
  - Роксана, будь милосердна. Я один не дойду. В лесах я как..., - он замялся, подбирая слово.
  Да ты и в городе 'как', хотела сказать Роксана, но промолчала.
  - Тебе нужно на юг, а мне на север. Я же не могу быстренько смотаться туда и бегом обратно. Это не просто дорога, это - путь.
  - Может так случиться, - глаза его поймали лучи Гелиона, - что никакого назад не понадобится.
  Роксана молчала. Белый город странным образом перекликался с ночными видениями, с мыслями о том, уж не подцепила ли она на самом деле эту напасть - демона. И не следует ли ей постараться разобраться с этим, пока этого первым не сделал демон. А единственное место, где можно найти ответы на вопросы - разрушенный город колдунов.
  Вот поэтому она согласилась до того, как вцепились в рукав ее куртки проникновенные пальцы Леона, а сдавленный голос прошептал 'мы, веррийцы, должны держаться вместе'.
  8
  - В городе мор. Уходим.
  На сей раз ничего швырять к ее ногам не стал. Напротив, кочевник нагнулся и осторожно положил перед ней...
  То, что он положил перед ней, опустило ее на колени быстрее удара кнута. На камнях, среди разбросанных вещей речной жемчужиной в иле лежал кинжал в ножнах. Еще не в силах поверить в то, что ее руки касаются мягкой выделанной кожи и холодной рукояти, перекрещенной зернистой нитью, а пуще всего в то, что именно Ханаан-дэй преподнес ей оружие - Роксана осматривала острое лезвие полным искреннего недоумения взглядом. Оружие для кочевника не просто кусок металла для убийства, это - образ жизни. И наверняка такой подарок чего-нибудь да означал по Джавару. Только не могла Роксана знать всех законов. Разве что спросить...
  Рядом стоял Леон, сжимая в руках доставшийся ему одноручный меч - кочевник не удосужился спросить, умеет ли тот с ним обращаться - и молчал. И лишь порыв ветра охладил горячие щеки: на том месте, где только стоял Ханаан-дэй никого не было.
  - Что это? - Леон протянул ей меч.
  - Меч. Разве не знаешь? - она оправилась от изумления.
  - Не шути. То, что это меч я знаю. И даже умею им пользоваться, - нахмурился Леон. - Что это значит: вручение оружия по обычаям степняков?
  - Спроси, - хмыкнула она, любовно прилаживая кинжал к поясу.
  - Он мне не ответит.
  - А мне ответит?
  - Не знаю. Давай попробуем?
  - Знаю одно. Если он сказал 'уходим', надо быстро собираться, - девушка торопливо собирала в кожаный заплечный мешок рубаху, из отвергнутых ранее, кресало с огнивом - благо этого добра в разрушенном замке было более чем достаточно, флягу, которую раздобыла здесь же, кусок каменной соли, льняные тряпки - судя по началу, в пути не лишние.
  Леон последовал ее примеру и специальным наплечным ремнем пристегнул на спине меч. Так же сноровисто он стал набивать мешок, словно всю жизнь этим занимался.
  Закинув за спину мешок, Роксана заранее поморщилась от боли. Она ожидала, что изрядная тяжесть потревожит затянувшуюся рану, но вместо этого кожу кольнуло несколько раз и только. Передернув плечами, она утвердила мешок так, чтобы доставлял меньше неприятностей. Напоследок надежно упрятала косу под вязаную шапку и остановилась на пороге.
  - Поторопись. Он ждать не будет.
  Но Леон не двигался с места.
  - Ты что, собираешься идти с ним? - темные глаза метали молнии.
  - А ты что, собрался переправляться по реке, или лезть по горам? Я слышала, что там есть путь, но в последнее время многое изменилось. Это раньше там было пустынно, теперь там бродят северяне. Соскучился? Еще..., - она не договорила. Окончание фразы 'еще с кочевником я согласилась бы пойти, но с тобой нет', - застряло у нее в горле.
  - Что это значит 'еще'? Договаривай.
  - Еще зная дорогу, я бы пошла. А так, - она махнула рукой, - у нас пока одна дорога на всех. И поверь мне, - она подошла к нему и по-дружески взялась за отвороты куртки, - если он сказал 'уходим' - значит, мы уходим отсюда вместе. Либо он уйдет один. А ты, - она ткнула его пальцем в грудь, заставив пошатнуться, - и я, мы - останемся здесь, в этом замке. Навсегда.
  - Ну, - выдохнул он, - не все же они такие звери. Этот, видишь, на что-то доброе оказался способен...
  - Доброе значит только одно: он что-то задумал. Но ты узнаешь об этом в последнюю очередь.
  - Не говори за всех. Откуда ты можешь знать его характер? Все люди разные...
  - Он мой хозяин. Только бывший ли, не знаю. Подумай об этом в следующий раз, когда соберешься открыть рот.
  Леон, и правда, остался стоять с открытым ртом, в то время как она нагнулась и через трещину в стене выбралась на лестницу.
  Как ни странно, кочевник их ждал. Только не сидел как обычно в своей любимой позе, а стоял и появление их отметил кивком головы. Из чего Роксана сделала вывод: они справились с первым испытанием. Хотела в угоду своим мыслям усмехнуться и вовремя спохватилась: не стоит злить зверя, если он настроен благодушно - а то не успеешь оглянуться, как дареный кинжал новые ножны найдет.
  Предрассветный туман голодной собакой вылизывал сапоги, но наперекор всему дорога вполне угадывалась в сумраке.
  Спина кочевника мелькала впереди. По всей видимости для того, чтобы не отсвечивать, на бритом черепе красовался платок, стянутый узлом на затылке. Черные штаны, куртка и такого же цвета платок - все сливалось в темноте.
  Роксана позавидовала ему. Сама себе в мужском наряде, в странной вязаной шапке она казалась нелепой, не идущей ни в какое сравнение не только с кочевником, у которого даже лук за спиной и меч, смотрелись как влитые - но и с Леоном.
  От заброшенной деревни, о которой упоминал Леон, осталось одно название. Роксане не с чем было сравнивать, но в белесом свете наступающего дня, когда туман отнимал у вещей истинную суть, чтобы тотчас подарить иную - деревня выглядела зловеще. Земля не принимала жертвы, обильно политой кровью. Запах падали и разложения был еще силен, будто неведомая трагедия случилась недавно. Из истлевшего у подножья мусора вырастали безголовые шеи разрушенных дымоходов. Ветер беззастенчиво трепал уцелевшую солому. Всеми проклятый колодезный журавль, не подвластный времени, пел и пел свою последнюю, заунывную песню.
  Роксана споро бежала за кочевником, и не могла отделаться от мысли, что не может себе представить, как он умудрился преодолеть то же расстояние, но с ее телом на плечах...
  Вполне возможно, что скрип колодезного журавля и помешал девушке внять чувству опасности. Она приняла внезапно возникшую тревогу за отклик, что находил в душе жалобный стон.
  Ровно за миг до того, как они возникли из тумана, Роксана с удивлением обнаружила, что не видит впереди спины кочевника.
  Когда на дороге выступили люди, поначалу показавшиеся призраками деревни, прятаться было поздно. По левую руку выше травы ничего не было. По правую - к реке, невидимой в дымке, вел пологий берег. Кусты остались позади и до них нужно было еще дожить.
  Продолжая движенье, девушке в спину ткнулся Леон. Что случилось, он понял последним.
  - Далёко собрались? - взбивая туманную муть сапогами, сделал шаг навстречу высокий небритый мужчина.
  Роксане почудилось движение сбоку: так и есть. Отрезая путь к бегству, двое мужчин стояли на тропе, широко расставив ноги.
  - Мешки на землю, оружие тоже. Э, парень, не балуй, - поспешно сказал высокий, заметив как Роксана непроизвольно коснулась кинжала. - Оно тебе надо?
  И знака не понадобилось: стоящий по левую руку мужчина вскинул заряженный стрелой лук. Острие наконечника нацелилось Роксане в грудь.
  - В рабстве - оно все одно - жизнь, - веско сказал высокий. - А со стрелой не долго проживешь. А здесь без погребения гнить будешь долго, дикие звери это место обходят.
  'Звери-то обходят', - подумала Роксана, но вслух ничего не сказала.
  - Скидывай мешок, говорю, - высокий перевел взгляд на мужчин, застывших у путников за спинами. - А третий где?
  - Где же его? - лениво отозвался бородатый крепкий мужчина, утопающий в длинном до пят кафтане. - Убёг.
  - Плохо, что убёг. Ну?
  Роксана не стала ждать, пока высокий подойдет ближе. Но начала не с кинжала. Неторопливо сбросила с плеч ремешки мешка, встряхнула и положила перед собой. Леона не нужно было торопить. Он послушно повторил действия Роксаны.
  - Оружие! Да живей давайте! - не сдержался высокий. - Шутки я тут с вами шутить буду? Дождетесь - сорвусь, так и сапогом по ребрам...
  Подробности будущих издевательств не интересовали Роксану - она знала их назубок. Девушка взялась за кинжал, не отрывая глаз от лука, наставленного на нее. Странное чувство медленного времени охватило ее, когда в голове со скоростью пущенной стрелы проносились десятки мыслей, в то время как руки еще только отстегивали оружие от пояса.
  Положим, стрелка она убьет. Шагов десять до него, тут и дурак не промахнется. Как нарочно тот и лук опустил, не ждет опасности от двух 'парней', трясущихся от страха. С этим все ясно. Дальше? Дальше бросится кубарем под ноги высокому, и...
  И все. Место открытое. Хоть в воду, хоть в поле - кто-нибудь достанет. Вон, еще у одного лук из-за спины торчит. А тут еще Леон. Судя по всему у парня из всех достоинств, присущих мужчине, одна вежливость и осталась.
  - Да я смотрю, вас поторопить надо!
  Высокий сделал шаг, и в тот же миг она нагнулась, якобы для того, чтобы положить на землю кинжал. А на самом деле настолько быстро, насколько оказалась способна - выхватила из ножен оружие. Но опоздала. Будто какая-то сила задержала ее движение: стрелок уже хрипел, обхватив руками стрелу, торчащую у него из груди.
  - Что за, - только и успел сказать высокий.
  Тяжелая рукоять ненадолго задержалась в ее руке, лишь изменила мишень. Птицей рванулось наверх острие. Промахнуться с пяти шагов было невозможно. Роксана не стала дожидаться, пока высокий упадет к ее ногам - быстро откатилась в сторону, в траву.
  И вовремя. Как она и думала, стрелок оказался не одинок. Древко с трепещущим оперением вонзилось в то место, где только что была Роксана.
  Однако удача улыбалась стрелку недолго. Невидимый лучник знал свое дело: рухнул как подкошенный мужчина, лук выпал из обессиленных рук.
  В то время как заваливался набок высокий мужчина, прижимая к груди кинжал, будто стремился вдавить его глубже в тело, Роксану интересовал лишь один вопрос: как получить назад свое оружие? Сердце колотилось в груди, провожая каждый упущенный миг.
  С обнаженными мечами наперевес к ней бежали сразу двое. Их обоих встретил Леон с освобожденным от ножен оружием. И вот тогда Роксана с удивлением узнала, что хозяйка приятных сюрпризов долго прятала козырь в рукаве. Леон легко отбил направленный на него удар. Добежавший первым отступил назад, занося руку для нового удара. Тогда как со вторым нападавшим все было кончено. Сильный удар в грудь остановил на бегу так и не успевшего замахнуться крепкого мужика, путавшегося в полах кафтана.
  Однако второй нападавший не собирался отступать. Стремительный выпад безусловно принес бы свои плоды, если бы каким-то чудом Леон не успел отклониться в сторону.
  Когда Роксана заполучила наконец кинжал в свои руки, основательно перепачкавшись в горячей крови, оказалось, что сражаться уже не с кем. Леон самостоятельно справлялся с раненным в плечо, скулящим от боли мужиком. Дали б тому волю - убежал бы без оглядки. Но вошедший в раж парень четко отрабатывал на нем основы кем-то заложенных упражнений.
  Туманная дымка поспешно стелилась по земле, закрывая трупы.
  Из тумана и вышел кочевник, с обнаженным мечом в руках. Пружинистой походкой уверенного в себе зверя он приближался к месту сражения. Ему оставалось пройти шагов десять. Роксана уже видела, каким взглядом он оценивал выпады Леона.
  Вдруг за спиной кочевника неслышно как призрак возник еще один стрелок. Подготовленная стрела тянула тетиву назад.
  Что-то почувствовал Ханаан-дэй, оступился на ровном месте. Но прежде чем он успел обернуться, все было решено. Рукоять кинжала будто сама собой выскочила из рук Роксаны и точно повторила назначенный мысленно путь. Острие ножа вонзилось в оставленное плечо и стрела ушла в небо.
  В два прыжка разъяренный кочевник достиг вопящего от боли стрелка. Тот пытался достать кинжал, торчащий из плеча. Но у него не хватило не то сил, не то храбрости. Кочевник вонзил меч ему в сердце.
  Потом он развернулся и пошел прямо на Роксану. В его глазах царила ночь. С обнаженного меча срывались капли крови и прожигали дыры в тумане.
  Долгое мгновенье девушка ожидала, что вся его благодарность за спасенную жизнь уместится в одном коротком замахе - когда войдет острие отточенного меча ей между ребер.
  Кочевник был страшен. Даже когда склонил перед ней голову и сквозь зубы процедил.
  - Ты спасла мне жизнь. Можешь называть меня Ханаан-дэй.
  Кто бы мог подумать, что эта склоненная голова придаст ей столько смелости? С той же решимостью, которая пару мгновений назад толкнула ее руку с кинжалом, она тихо, но твердо сказала.
  - Я буду называть тебя Хан.
  Повернулась к нему спиной и пошла освобождать кинжал. Шла и искренне надеялась, что не перевесит это оскорбление ту благодарность, и не вонзится ей под лопатку острие меча.
  Часть 2
  1
  Лучи Гелиона сквозь дыры в облаках искали путь к земле. Свет заходящего светила обещал ветреный, теплый день. Лес прятался от посторонних глаз. Куда-то подевалась живность, и даже птицы, порхающие в кронах деревьев, молчали. До настоящей осени было еще далеко. Но в буйной зелени угадывались желтые и красные пятна.
  Роксана сидела на траве, задрав голову и искала небо среди густой листвы. Под корой развесистого клена, к которому она прижалась спиной, текли жизненные соки. Спокойствие леса нашло отклик в ее душе. Она впитывала его так же, как пила бы воду после долгой жажды. Все бы ничего, если бы она была одна. Но рядом, по другую сторону разгорающегося костра, обхватив себя руками, качался из стороны в сторону Леон. Губы его тряслись, словно он шептал слова беззвучной молитвы. Глаза, неотрывно следящие за языками пламени, слезились.
  - Возьми себя в руки, Леон, - попросила она: он мешал тому состоянию отрешенного спокойствия, что владело ею.
  - Я стараюсь, - как старый дуб от ветра скрипнул Леон. - Но не могу.
  - Надо уметь, - посоветовала и вздохнула. Спокойствие покидало ее, уступая место раздражению. - Свои чувства держи при себе. Мне вовсе необязательно знать, что происходит у тебя внутри.
  - Я стараюсь. Но мне везде видится кровь. На земле, на деревьях... на руках.
  - Все когда-нибудь убивали в первый раз.
  - Все? - он перестал раскачиваться. - Вот до чего мы дошли! Вместо того, чтобы считать убийство из ряда вон - мы катимся под горку. В таком случае, что ждет нас на дне? Кровавая бойня? Это на краю пропасти еще можно удержаться, а выбраться со дна трудно, почти невозможно!
  - Что ты предлагаешь? - она начинала терять терпенье.
  - Я? Это очевидно. Единственное, чего я хочу - это мира.
  - Все хотят мира.
  - Все? Если бы хотели все, хотел бы каждый! Но я вижу по-другому. Те люди, которых мы убили по дороге - это же веррийцы! Неужели не хватило им того, что осталось в разрушенном городе? Столько добра - бери не хочу. Зачем они вышли на большую дорогу? За новыми рабами? Ради одного - двух золотых?
  - Успокойся, Леон. Это обычные люди. Они всегда были такими.
  - Нет, не всегда. Лет двадцать назад в Королевстве царили мир и порядок. Скажешь, не так? Какая сила подтолкнула степняков к этому походу? Чего не хватало им на родине? Я знаю, мне рассказывал отец, какие у них там полноводные реки, какие просторы. Какие гордые и красивые женщины. Какие табуны лошадей! Зачем им наш лес? Они завязли здесь - они не плодятся, а наоборот - вырождаются!
  - Не пойму, к чему ты клонишь? - она понизила голос, принуждая его сделать то же самое.
  - К тому. К тому, что не люди они уже давно. И война эта нужна не людям.
  - А кому? - усмехнулась она. - Отцу Света?
  - Нет, не ему, - он подался вперед и она испугалась, что он угодит в костер, набирающий силу. - Демонам.
  Он неожиданности Роксана вздрогнула.
  - Да, демонам. То, что мы потеряли связь с Иным миром, не значит, что она потеряна навсегда. Кто-то оставил открытой дверь, и они выбираются в наш мир. Пока беспомощные, но уже с зубами, как вертихвостки забираются в человеческие тела. Сидят там тихо, до поры и диктуют свои условия. Вот откуда эта кровожадная жестокость, эта ненасытная жажда чужой крови. Живет такой демон в человеческом теле и выедает его изнутри - как черви трухлявое дерево. Наступит день и не останется в нашем мире людей - одни ходячие мертвецы, за неимением другого - пожирающие друг друга.
  Ее передернуло от отвращения.
  - Успокойся, - она резко поднялась.
  Простая мысль, что Леон прав и подобный демон, с которым она общается по ночам, может сидеть в каждом людском теле показалась ей чудовищной. Уж со своим демоном она как-нибудь разберется, но утверждать, что с такой напастью справится каждый человек, она бы не рискнула. Есть сильные люди, никто не спорит. Взять хотя бы кочевника...
  Словно услышав ее мысли, он бесшумно возник на поляне. Постоял некоторое время, давая им возможность свыкнуться с тем, что они теперь не одни. Потом подошел к Роксане и бросил к ее ногам только убитую водяную крысу. Видимо все, что он сумел раздобыть.
  Несмотря на то, с каким гордым и независимым видом кочевник уселся у костра в своей любимой позе, он напомнил Роксане охотничью собаку, приносящую хозяину дичь. Интересно, во сколько водяных крыс он оценил свое спасение? И не настанет ли завтра тот день, когда бросив ей очередную добычу, он скажет: все, больше я тебе ничего не должен.
  Она чуть не сказала об этом вслух. Свобода пьянила ее, а лес давал силы. К тому же, ее стало изрядно утомлять поведение Ханаан-дэя. И хуже всего - она находила в себе все меньше сил, чтобы душить нарастающее раздражение.
  Роксана первой вызвалась караулить. Лес хранил безмолвие. Молчали даже неизменные спутники непрошеных гостей - лесные шакалы. Только любопытная Селия время от времени показывала свой лик, полный искреннего недоумения: как, вы еще живы?
  Бездымно горел костер. Роксана подкладывала заготовленный хворост и слушала единственные звуки в ночи - короткие всхлипы спящего Леона. Ханаан-дэй спал бесшумно. Он сидел по-прежнему на четвереньках, привалившись спиной к дереву, с повернутыми к свету Селии ладонями. Роксана не удивилась бы, если бы в один прекрасный момент он раскрыл бы глаза, спеша поинтересоваться: какого, собственного говоря, ты, девушка, так пристально меня рассматриваешь?
  Так и случилось, когда первая треть ночи подошла к концу и на небе зажглись звезды. Но к тому времени она почти клевала носом, и ей было не до умозаключений. Поймав его взгляд, полный готовности продолжать ночное бдение, девушка заснула сразу. По крайней мере, некоторое время можно отдохнуть спокойно. Чего нельзя было сказать о предутреннем времени, доставшемся Леону.
  Утро подарило свет и ветер. И девушка была благодарна лесу за эту уступку. Настороженная тишина отступила. Вместе с ветром вернулись птицы и мелкое зверье.
  Ханаан-дэй вызвался идти первым. Следуя за ним, Роксана отмечала чутье, помогающее кочевнику держать направление. То, с какой легкостью он угадывал путь, по которому легче обойти огромную - в десять обхватов ель. А вот в чем она склонна была ему отказать - так это в наличие осторожности, с которой должно относиться к Живому лесу. Все потому, - вскоре она пришла к выводу, - что лес для степняка оставался мертвецом, когда следует опасаться рухнувшего дерева, да дикого зверья. Он совершенно не признавал одухотворенности леса, что не могло не сказаться на безопасности передвижения.
  Роксана сама удивлялась показному равнодушию леса. Ни тебе духов старых деревьев, ни тебе Отверженных, ни настырных Лесуний - дочерей Лесного Деда. Не говоря уже об опасных растениях, лесных кошках и змеях! Ее такое обстоятельство скорее настораживало, чем успокаивало. От Леона она другого поведения и не ждала, но кочевник - с его-то чутьем дикого зверя! - и вот поди ж ты, без всякой опаски прошел у высохшего дерева, тянувшего обнаженные ветви через поляну.
  Девушка даже задержалась на мгновенье. Пришлось сделать вид, что нужно срочно поправить сапог. У такого дерева вполне мог оказаться дух - злобный Лесник. Убить - не убьет, но пройдет сквозь человека и трясучка на неделю, а то и больше, обеспечена. Когда рад будешь в мир иной отправиться, только чтоб холод их костей ушел.
  Безбоязненно прошел кочевник мимо старого дерева, отведя настырный сук в сторону. У Роксаны сердце дрогнуло от нехорошего предчувствия: аукнется скоро такое пренебрежение. Лесной Дед долго терпит, но видит Свет - больно бьет.
  Или вот - узловатые корни из земли вывернулись и перехлестывая друг друга потянулись через намеченный путь. Окажись они живыми - дорого заплатил бы кочевник за этот прыжок! Молниеносно выпрямляется корневище, почуявшее добычу. Петля обвивает ноги, намертво впивается в кожу. Если удастся разрубить сухое дерево - калекой рискуешь до конца дней остаться. А не удастся - утянут корни под землю, сжимая тело в смертельном объятии.
  Снова задержалась, на сей раз без видимого повода - просто пережидала прыжок кочевника через скрученное узлом корневище, достойный либо героя, либо глупца.
  - Чего ты все время останавливаешься? - на ходу упершийся ей в спину Леон был рад передышке.
  - Ничего, - отмахнулась она.
  Повторить подвиг кочевника не решилась. Обошла кругом, увлекая за собой полного недоумения по поводу странного маневра Леона.
  Лес благоволил к кочевнику. Но девушка не знала, распространялось ли доброе отношение и на них с Леоном.
  Ближе к вечеру путники вышли к лесной реке. Тягучая, неспешная вода текла в зарослях густой травы. Вот тут Роксана остановилась по иной причине. Насколько она помнила, последнее время ей доводилось мыться лишь под дождем, поэтому отказаться от представившейся возможности она не смогла. Уж от русалок как-нибудь отобьется - в крайнем случае венок из цветов сплетет да в воду бросит - пусть подарок принимают.
  - Я буду купаться, - во всеуслышание заявила она.
  И по примеру кочевника, не дожидаясь пока мужчины объявят ей свое согласие или наоборот, развернулась и пошла по течению реки. Ей почудилась спокойная заводь за излучиной и как оказалось, она не ошиблась. На сердце царило удивительное спокойствие, было совершенно все равно, останутся ли они ее подождать, разведут ли костер, или пойдут дальше. По одному или вместе. Если так - она без них в лесу не пропадет. А вот они без нее - еще вопрос.
  Спустя некоторое время Роксана нашла их по запаху дыма, там, где оставила. Вовсю пылал костерок, подставляла огню обожженные бока походная фляга. Они послушно сидели и молчали, глядя на яркие лепестки огня. И Роксане, вытирающей мокрые после купания волосы, такая идиллия показалась верхом блаженства.
  Лес проявил характер на следующий день, ближе к вечеру.
  День выдался жарким. Даже кочевнику, привычному к такой погоде, сделалось невмоготу. Он снял платок и расстегнул куртку. Леон последовал его примеру. Роксана же осталась безучастной. От жары еще никто не умирал, а вот заберутся за пазуху лесные клопы - все тело почернеет от укусов.
  Шли споро, несмотря на духоту. Роксана отпустила Ханаан-дэя вперед - накличет своим отношением к лесу беду. И как в воду смотрела.
  Гелион клонился к закату, но щедрые лучи еще поливали золотом пожелтевшую траву. Деревья расступились и открылась поляна, как на ладони Отца Света. Травинка к травинке, будто срезанные косой, и серебристый пух от одуванов в лучах закатных искрился. Не полянка - подарок.
  Леон не сдержал восхищенного вздоха. Она же застыла как вкопанная. Так и есть: впереди, между двух деревьев светлым пятном обозначился выход с полянки. Вполне угадывалось продолжение пути, сход к ручью - отсюда слышно как весело журчит.
  Все бы ничего, да только деревья те, сторожащие выход, Орхидными назывались. Всякий ребенок знает, нельзя ступать меж двух Орхидных деревьев - их легко узнать, стволы белые, приметные. И пока Роксана соображала, как лучше их обойти и нет ли у полянки другой приманки, как кочевник направился прямо к ручью. Она еще сомневалась: да так ли, неужели туда и пойдет и чутье его знаменитое не остановит? И еще страшнее мысль: как же мог этот человек вести их четверо суток по лесу без всяких неприятностей?
  Меж тем кочевник все ближе подходил к деревьям и уже поздно пытаться столкнуть его с намеченного пути. А крикнуть - послушает ли, гордец? Еще шаг и...
  Выхватила из ножен тяжелый кинжал. Сверкнуло лезвие в закатных лучах и понеслось вперед. Но не свист рассекаемого металлом воздуха заставил кочевника буквально с поднятой ногой застыть на месте. Всего полшага не хватило ему, чтоб вместо кинжала поймала его в свои сети Отвергнутая Жена.
  Задрожали от нетерпения враз обозначившиеся тонкие нити, что острее железа режут тело и кости. Отшатнулся кочевник, для верности отступил еще на шаг - другой, от греха подальше.
  Пропал кинжал, мысленно махнула рукой Роксана. Перекрутились отливающие серебром нити, обвили рукоять, издалека видны глубокие зазубрены, что останутся и на острие. Теперь сгодится оружие лишь на то, чтобы хлеб резать, и то - больше кромсать. Задергались сети, напряглись, выжимая из бесчувственного кинжала предполагаемые жизненные соки. Да так, что деревья задрожали, роняя листву.
  И только когда треснула рукоять, отрезанная от острия нитью, Отвергнутая Жена решила, что все кончено. Из густой кроны, волоча по веткам распухшее белесое брюхо, испещренное сетью кровеносных сосудов, показалась сама. Крохотная, по сравнению с брюхом голова, а всего-то чуть меньше по размеру человеческой, слепо таращилась на путников.
  У Роксаны перехватило дыхание, насколько темные провалы глаз, выступающий чуть ниже отросток, вся лишенная рта голова издалека напоминала человеческую. Под шеей, предвкушая будущее пиршество, заворочались тугие короткие жвала. Страдальчески таращились черные дыры глаз, и в какой-то момент Роксане, бросившей украдкой взгляд на застывшего в изумлении кочевника, вдруг стало жаль, что лишилась Отвергнутая Жена законного обеда. Вперед потянулись длинные, пугающие хрупкостью ветви лап, осторожно коснулись того, что не билось - и не могло биться в сетях. Взбухло белесое брюхо - как раз поместился бы туда кочевник - вспучились кровеносные сосуды, толкая Отвергнутую Жену к пойманной добыче. Коснулась зазубренная лапа многострадального кинжала и отдернулась, как от ожога.
  Мгновенье - и не стало Отвергнутой Жены, откуда только прыть взялась? Качнулись серебряные нити, выпуская добычу. И вот уже не видно сетей, готовых начать новую охоту. Снова стал заметен ручеек, золотом играющий в лучах закатного светила.
  Лишь между двух деревьев, как напоминание неосторожному путнику остался лежать сломанный кинжал.
  - Второй раз...
  Хриплый рык кочевника заставил девушку оторваться от созерцания совершенного места для ночлега, к которому следовало идти другим путем. Ох, не зря она сравнивала бывшего хозяина с диким зверем.
  Кочевник набросился на нее как голодный шакал, потерявший всякое представление об опасности. Глухо вскрикнул Леон, но помешать не мог.
  Роксана не успела и глазом моргнуть, как оказалась лежащей на спине. Над ней, мгновенно намотав на руку выбившуюся из-под отлетевшей шапки косу, придавив коленом грудь, навис кочевник. Ноздри его раздувались от ярости, а в черных глазах не было и капли жалости.
  - Оставь ее! Она спасла тебе жизнь! - крикнул Леон, но был отброшен назад.
  - Второй раз, - шипел кочевник, обнажая зубы в дикой улыбке, - второй раз. В следующий раз, - он приблизил к ней лицо, едва не касаясь губами ее щеки, - когда соберешься меня спасать - лучше убей!
  Тут новая перемена произошла с его лицом. Ярость ушла, уступив место прежней отрешенности от происходящего. Он отпустил ее косу, убрал колено с груди, поднялся. Потом одним движение встряхнул ее как котенка за шиворот и поставил на ноги.
  - Ханаан-дэй должен тебе, Роксана, две жизни, - тихо сказал он. - Столько у меня нет. Можешь отнять у меня жизнь, когда тебе понадобится, - и почтительно склонил голову.
  Второй раз... Роксана с преувеличенным тщанием отряхнула одежду от прилипшего пуха, подобрала шапку, надела и втолкнула туда косу. Отвернулась от кочевника и только тогда позволила себе улыбнуться от уха до уха. Второй раз. Что бы он запел, если бы узнал, что она спасла его в третий раз?
  Вообще бы убил, наверное.
  2
  Двигались не так шустро как раньше, зато теперь первой шла Роксана. За ней следовал Леон и замыкал малочисленный отряд укрощенный на время кочевник.
  Лес словно дождался, когда у тройки появится опытный проводник и расстарался, показывая все, что хранил про запас. Редкое корневище не сжималось, почуяв добычу. Тогда распрямившиеся в мощном броске узловатые корни взлетали и закручивались петлей аркана. То и дело приходилось обходить кругами шевелящиеся в злобном сплетении корни. А если нельзя было обойти - пары точных ударов меча хватало, чтобы весь узел сплетенных змей убрался под землю.
  Несколько раз дорогу переходили духи деревьев. И ведь подгадывали моменты, когда Роксана едва успевала остановиться. Покуда она, затаив дыхание, пережидала, пока сотканный из клубов тумана дух перейдет тропу, сзади сдавленно охал и ахал Леон. Кочевник не подавал признаков жизни. Роксана лишний раз старалась не оглядываться. И так ясно, что ее там ждет: взгляд, полный показного равнодушия.
  Лесная кошка, долгое время преследовавшая путников, за неимением пары так и не рискнула начать охоту. А вот двух шакалов, трусивших за ними по пятам, Роксана запретила кочевнику убивать. Подошла к нему, как только заметила вскинутый в решительном порыве лук.
  - Не убивай, - не глядя ему в глаза, тихо сказала она. - Это не волки степные. Два шакала не нападут. Пусть себе тявкают. А вот убьешь их - запах крови соберет стаю.
  Кочевник послушно опустил лук, не сказав ни слова. Роксана, продолжая путь, еще долго улыбалась про себя: покорность кочевника действовала на нее как бальзам на открытую рану.
  На счастье Роксаны, Орхидных деревьев, равно как и Отвергнутых Жен, по дороге больше не попадалось.
  Кочевник, памятуя о недавнем событии, едва не стоившим ему жизни, подозрительно вглядывался в каждое деревце с белым стволом. И девушка отлично его понимала. Она помнила свое первое впечатление от встречи с Отвергнутой Женой.
  Ей тогда было лет семь, не больше. Отец повел ее в лес. Был пасмурный, дождливый день. Мелкие капли дождя, срываясь с листьев, заставляли деревья перешептываться в тишине.
  Они шли долго. Роксана стала уставать. Быть может, она давно попросилась бы домой, но уж больно интересно отец рассказывал о лесных кошках, которые раньше умели оборачиваться людьми. Так и шла, не отнимая руки. Глаза у отца были добрыми, а волосы - русые, как у нее. Она не заикалась о цели путешествия, ей все равно было, куда идти с отцом.
  Он остановился у двух Орхидных деревьев, усадил Роксану на пенек, покрытый серым мхом. А сам снял с плеча мешок и достал оттуда деревянный короб. Она с удивлением смотрела, как он достал оттуда большую крысу, ту, которую утром отобрал у кошки. Потом он поднял ее за хвост. Крыса вертелась, пытаясь цапнуть его за руку.
  - Никогда не ходи между двух Орхидных деревьев, - просто сказал он и швырнул крысу вперед.
  На обратной дороге отец продолжал начатый разговор, будто ничего не случилось. А у нее в ушах звенел пронзительный и жалобный писк. А перед глазами мелькал перекрученный серебряными нитями уже бесформенный трупик с шерстью, обагренной кровью. Это все. Потому что как только из густой кроны явила свое уродливое тело Отвергнутая Жена, Роксана закрыла от ужаса глаза и больше ничего не видела.
  Много позже она узнала, кем становятся жены, постоянно изменяющие своим мужьям. После смерти они становятся Отвергнутыми Женами, чтобы раз за разом душить добычу в расставленных для вечной охоты сетях.
  Роксана отлично понимала, с каким чувством кочевник рассматривает каждое белесое деревце. Как нарочно лес, словно опытный торговец приберегавший ценный товар напоследок, не уставал 'радовать' ее. И к вечеру ей, уставшей от всяческих неожиданностей, не до чего не было дела. Ошарашенная, не в силах объяснить причину стольких неприятностей, обрушившихся на ее голову, девушка склонялась к мысли, что лес, действительно, благоволил кочевнику. Трижды она собиралась отказаться от роли проводника, которую сама себе и навязала, и трижды передумывала. Конечно, кочевник без слов пойдет первым, но так и будет все время бросать на нее равнодушный взгляд 'я тебе должен, бери мою жизнь - не спрашивай'.
  Нет, в таком случае она потерпит. А ему придется перебиться со своим самопожертвованием.
  Думы завели ее так далеко, что она едва не проворонила Черную шаль - остролистой травой застелившую поляну. В последний момент одернула ногу, с трудом устояв на месте. Темно-зеленая, почти черная трава трепетала, чуя близкую добычу - на первый взгляд диковина и только. Но сделай шаг и провалишься в бездонную пропасть, а кругом и зацепиться не за что. Хорошо еще, Леон держался поодаль. Толкни он ее в спину - влетела бы в зыбучую землю по пояс. Если бы спутники пошевелились, безусловно, вытянули бы.
  Роксана оглянулась на Леона, беспомощно оглядывающегося по сторонам, не знающего откуда ждать беды. На кочевника, не отрывающего от нее пронзительного взгляда: что, девушка, ты там опять надумала?
  Да... А быть может, поторопилась она со своим заявлением. Пока разобрались бы в чем дело, зыбучая земля уже сомкнулась бы над ее головой.
  Обессиленная, Роксана рухнула на поляне, выбранной для ночлега. И с мыслью о том, что ей первой караулить, мгновенно уснула.
  Когда она открыла глаза, на небе сияла алмазная пыль. Селия еще не явила сонный лик на небосклоне, из чего девушка сделала вывод: она проснулась вовремя. Весело горел огонь, заботливо вылизывая хворост языками пламени. На вертеле жарился кролик. Роксана не сдержалась, глянула на кочевника с благодарностью. Как выяснилось зря - два молчаливых изваяния сидели у костра, как тени из кошмарного сна. Кочевник не гнушался самолично переворачивать вертел. Леон дул губы и пыхтел - оттого, наверное, что его лишили единственного применения его способностей - умения сносно готовить еду.
  Где-то в непроглядной поросли, ограждающей поляну, сдавленно тявкали шакалы. Роксана видела, какое неудовольствие доставляет их присутствие кочевнику. И с удивлением подмечала, как тщательно он это скрывал. А мог и не скрывать - она согнала с лица наметившуюся улыбку - кому до этого есть дело? Главное - чтобы слушался.
  Кролик оказался отменным. После сытного ужина, Роксана готова была нести караул. О чем и сообщила кочевнику кивком головы. Он понял сигнал так, как понимал все эти дни: прислонился спиной к раскидистому, в два обхвата, клену, и заснул, подставив ладони свету Селии...
  Когда это началось, Роксана не знала. Сладко сопел во сне Леон. Беззвучно дышал кочевник. Все осталось на своих местах. Даже огонь лениво подтачивал догорающие угли. Ничего не изменилось и изменилось все: лес перестал быть лесом.
  Холодный ветер змеей прополз в траве, забрался под рубаху и петлей затаился на шее. Роксана открыла рот и не смогла сказать ни слова - холод иголками колол горло.
  Чужая воля облаком накрыла поляну, оторвала деревья от корней, вселилась в травы и листву. Слабый, трепещущий огонек костра теперь не освещал пространство, а наоборот, подчеркивал безраздельное господство тьмы. Пропал спящий Леон, пропал кочевник - будто и не было их никогда, а Роксана сама, по доброй воле, забралась в самое сердце южного леса. Тщетно старалась она пошевелиться - скованное чужой силой тело отказывалось повиноваться.
  - Девушка... сюда...иди, - шепнули ей листья дерева, коснувшиеся ее головы.
  Спина, прислоненная к стволу клена, одеревенела. Как ни пыталась Роксана протолкнуть сквозь онемевшее горло слова - ничего не получалось. Рука без толку шарила у пояса, отыскивая потерянный кинжал.
  - Иди сюда, - скрипнула кора возле самого уха.
  Деревья теснились у поляны и лишь неведомая сила удерживала их оттого, чтобы не сомкнулись кроны, не пустили корни сквозь людские тела, в неподвижности своей мало чем отличающихся от мертвецов.
  - Иди сюда, - вкрадчивый шепот без спросу проник в голову.
  Роксана и не заметила, как поднялась. В темноте смутно обозначился единственно возможный путь. И не хотела идти - а в спину подтолкнул чужой приказ - едва не побежала.
  Сердце билось в ребра пойманной птицей. Понимала умом - ничем хорошим ночная дорога кончиться не может, а ноги несли дальше. Одна, безоружная, ночью, когда не видно и собственной руки, поднесенной к лицу - впору завыть, подражая шакалам. Ночь давилась тишиной и не пропускала посторонних звуков.
  Дорога змеилась между деревьями и Роксана ждала, что следующий поворот окажется последним. И было все равно, кто вызвал ее в ночную темень: Лесной Дед, Мара-морочница или кто либо из Отверженных - хотелось одного, чтобы поскорее все кончилось. От ожидания неизвестно чего, ноги заплетались. У очередного поворота Роксана споткнулась и кубарем покатилась по земле. Встала на четвереньки, медленно переводя дух. Тот, кто звал, ждать не любил. Ошейник на горле стянулся, преграждая доступ воздуху, и Роксана захрипела. С трудом поднялась на ноги, ловя воздух открытым ртом.
  - Сюда, сюда, - толкал в спину ветер.
  Под ногами утробно чавкала влажная земля. Тоскливая мысль стрелой мелькнула в голове. Вот, забрела она на болото и самое страшное, что случится: примет ее в свои вязкие объятья Болотник. Кочевник, конечно, после вчерашних мытарств рассудит, что бросила она их одних и ушла. Только не долго ему будет досадовать. Если решил Болотник заняться путниками, у всех одна дорога - на дно трясины.
  Роксана увидела того, кто звал, в самый последний момент. Когда не смогла сделать ни шага, а перед глазами бродили радужные пятна. Падая, она прикусила язык. Рот полнился кровью - не ослабевающая ни на миг хватка мешала не только дышать, но и глотать. А тут вдруг отпустило и она долго переводила дух, давясь кровью.
  Старуха стояла неподвижно и ждала. С седыми космами, выбившимися из-под темного платка, с крючковатым носом, нависшим над верхней губой, с глазами, закрытыми бельмами, сама как деревянный истукан, что делают в деревнях для отпугивания злых духов. Потрепанный сарафан, стянутый у талии ремнем, мешком сидел на костлявой фигуре. Мерцали, отражая свет Селии, многочисленные амулеты.
  - Пришла... Хорошая девочка, - прошамкал беззубый рот, пряча тонкие губы.
  - Ммм, - промычала Роксана. Зубы ходили ходуном.
  - Ты... это... Не дело это, с диким зверем по лесу ходить, - и серая муть задрожала в слепых глазах. - Степняка по лесу ведешь, не стыдно? Долго я думала: за ум возьмешься, да и убьешь его. Но как видно, ты не своим умом сильна.
  Роксана шумно вздохнула, но с места не двинулась. Знать, не все знахарки по деревням сожженным смерть приняли, вот эта уцелела. В лесу укрылась, от напасти степной подальше. Только у знахарок на роду написано: людей лечить, от злых духов беречь, да демонов изгонять. А этой где людей в лесной глуши взять? Видать, рассудком и тронулась. Бельма сверкают, руки костлявые перебирают амулеты - и чего от нее ждать, не знаешь. Одно ясно, не за тем старуха свою волю навязала, чтобы пальцем грозить.
  - Чего стоишь? Отпустила я тебя, - слепо прищурилась старуха. - Ближе подойди.
  Роксана опасливо шагнула вперед. Ровно настолько, чтобы не перечить старухе, но и не дай Свет не оказаться в непосредственной близости.
  - Все, что было миром - полетело в пропасть. Своего не создали, так наше разрушили. А ты ходишь с ним, по лесу водишь, бережешь... И так заразы развелось: гниет лес. Скоро пни одни останутся. И между пнями будут скакать эти изверги...
  Слушая старческое брюзжание, Роксана постепенно успокоилась. Как только на задворках сознания забрезжила надежда на то, что все обойдется, в единый миг все изменилось.
  Старуха надвинулась на нее как прибрежная волна во время наводнения.
  - Убей его! Убей сама! Возьми, вот.
  В старческих руках, перетянутых черными венами, алмазом в грязи блеснул длинный кинжал. Зернистая нить обегала рукоять. На изогнутом клинке тонкий рисунок - выгнула спину лесная кошка. По всей длине спускался, теряясь ближе к острию тонкий дол.
  - Бери. Острый, да ничего, ходить тебе не долго.
  Старуха протянула кинжал и Роксана взяла, не отрывая глаз от диковинного узора. Тяжесть отдалась в плечо и пришлось приложить усилие, чтобы удержать оружие в руке. Когда она подняла голову, старухи на поляне не было. Но легче от этого не стало.
  Как бабочка летит на свет, так Роксана развернулась и пошла назад, сжимая в руке тяжелый кинжал. Теперь она точно знала, что освободит ее от этой тяжести. Достаточно было представить себе спящего кочевника, как рука с кинжалом сама собой поднималась, ища короткий путь к его сердцу.
  Селия серебром красила тропу, указывая путь.
  Бесшумно вышла Роксана на поляну. Все было так же, будто она никуда не уходила. Спал Леон. Спал у клена кочевник. Догорал огонь, вспыхивая искрами в трещинах углей.
  Она опустилась перед кочевником на колени. Тихо, боясь дышать, подняла кинжал - как раз напротив сердца. Тяжелое оружие рвалось из рук.
  Лес, затаив дыханье, ждал. Стояла совершенная тишина и лишь кровь стучала в ушах. Роксана не смотрела кочевнику в лицо, боялась потревожить неосторожным взглядом. Отточенное лезвие гибкой ящерицей извивалось в призрачном свете. Рука до самого плеча онемела и не понимала Роксана, какая сила все еще удерживает ее. Когда ударить так просто, а удержаться трудно, она пыталась сделать то, что сделать невозможно. Пальцы сжали рукоять, впиваясь ногтями в зернистую нить. Еще миг - и из-под ногтей выступила кровь. Горячая влага согрела ладонь. Так и не позволив себе ни одного вздоха, Роксана медленно опустила кинжал, до последнего стремящегося проявить собственную волю.
  Бессильно положила оружие на землю и только тогда позволила себе разжать пальцы.
  - Почему остановилась?
  Низкий голос кочевника вспугнул шакалов.
  - Почему ты остановилась?
  Он непременно хотел все знать.
  - Слушай, Хан, - распухший язык ворочался с трудом, - сколько тебе лет?
  Роксана добилась того, чего хотела: он надолго замолчал и она получила, наконец, передышку. Тело, освобожденное от чужой воли, воспарило. И если бы не испепеляющий взгляд кочевника, Роксана мгновенно бы уснула - он не отпускал ее.
  - Мне двадцать девять лет, - тихо ответил он. - Так почему ты остановилась?
  - Молодой ты еще, - глаза неумолимо закрывались. Голова клонилась к земле. - А много будешь знать - до старости не доживешь. Любопытных только костер любит...
  ***
  Судя по шумному пыхтению, Леон будил ее давно.
  Роксана открыла глаза, но вспухшие от тревожного сна веки закрылись вновь. Если во сне была тревога, которую можно было прогнать светом дня, то смертельную опасность, которую таил день, нельзя было прогнать, лишь закрыв глаза.
  - Роксана, откуда это? - Леон показывал на кинжал, однако касаться рукой опасался.
  Девушка села рывком, чтобы окончательно прогнать остаток сна. Кочевник разогревал над огнем флягу с отваром из листьев щитника и на оружие не смотрел. Хотя по всему было видно, хочется ему не столько посмотреть, сколько подержать в руках.
  Правая рука у Роксаны двигалась с трудом, при каждом движении боль отдавалась в плечо. Черные линии под ногтями указывали на то, что не показалась ей ночная встреча со старухой. Да и изогнутое острие спящего до поры кинжала утверждало обратное.
  Клинок лежал в том же положении, в каком она его оставила ночью. Кочевник не тронул не только кинжала - и это при неистовой страсти степняков к оружию. Более того, зная, что она собиралась его убить, он не тронул и ее саму. Неправильный кочевник. Вот недоброй памяти Шанан-дэй не постеснялся бы во сне перерезать ей горло.
  - Откуда кинжал, ты можешь сказать? - просительно улыбался Леон.
  Ей нечего было ему ответить.
  - Нашла, - отмахнулась она.
  - Как это - нашла?
  - Когда задаешь глупый вопрос, чего удивляться, что получаешь глупый ответ? - вспылила она.
  Не обращая внимания на возмущенный взгляд, взяла злополучный кинжал и заткнула за пояс. Постаралась сделать это с величайшей осторожностью, но все равно не рассчитала, слегка порезала кожу.
  Когда вещи были собраны и Леон отлучился напоследок в кусты, старательно осмотренные Роксаной на предмет лесных клопов, кочевник вдруг остановился перед ней и посмотрел прямо в глаза. От неожиданности она ответила ему тем же и поразилась: почему до сих пор не замечала, какие черные у него глаза - чернее ночи. Роксана испугалась, что он опять станет приставать к ней с вопросом, на который у нее не было ответа. Вместо этого кочевник протянул ей самодельные ножны для кинжала, сплетенные из тонких полосок кожи. Ножны перехлестывала петля, для того, чтобы удобно было носить на поясе.
  - Оружие нельзя так носить. Ты много от него хочешь, но сначала научись его уважать, чтобы не подвело тебя в трудное время, - зло сказал он.
  Однако злился он не на нее, а на себя. Вот поэтому Роксана взяла ножны, бросив короткое 'спасибо'. Некоторое время подержала в руках, не переставая удивляться - и когда только успел? Потом гордо упрятала туда капризный кинжал.
  Роксана сразу взяла быстрый темп, стремясь убраться подальше от колдовского места. Никто не знает, на что способна знахарка и как далеко распространяется ее сила. Старуха не просила убить кочевника, нет - она приказала и за ослушание непременно спросит. А уж в том, что у нее силы колдовской не мерено, можно не сомневаться - только чудо спасло кочевника от смерти по чужой указке.
  Перепрыгивала через овраги, отводила от лица хлесткую ветку, а в голове теснились мысли. Знахарки не ведьмы. Их предназначение лечить людей, а не калечить. Об убийстве и слов нет. В детстве Роксане доводилось слышать о том, что за злое дело знахарка может лишиться своей силы, но так ли это - кто же проверял? И где та грань, что отделяет знахарку светлую от знахарки темной? Вполне может так получиться, что пепелище, оставленное степняками на месте родной деревни и было той чертой, за которой помощь оборачивается возмездием. Или местью всем и каждому. А люди - не более, чем орудие в ее руках, и тогда всякого, кто ослушается, ждет наказание.
  Невеселые мысли гнали девушку вперед. Вернее, так она думала долгое время. Пока переступая через поваленное дерево, поросшее сизым мхом, с ужасом не осознала, что делает это не в первый раз. Круг замкнулся. И не понадобился недоуменный взгляд кочевника для того, чтобы понять, кто водит их по лесу. Но в отличие от него, полного скорее недоумения нежели страха, Роксана хорошо представляла себе, какой силе им предстоит противостоять.
  - Разве мы здесь не проходили? - даже Леону поваленное дерево показалось знакомым.
  - Проходили, - кивком головы подтвердила она. Больше для того, чтобы поняли мужчины - это не новость для нее.
  - Так мы что же, заблудились? - Леон не стал дожидаться приглашения, опустился на поваленное дерево. - Как же такое возможно? Я смотрю мы все время в одном направлении идем - Гелион в левую щеку светит.
  - Бывает, - сквозь зубы процедила она, беспомощно оглядываясь по сторонам. По тропе, которую она привычно наметила, они уже проходили.
  - Может, Лесной Дед водит? - предположил любознательный Леон.
  Роксана едва не сорвалась в ответ. То, что кто-то водит, понятно и младенцу. Только не говорить же Леону, что Лесному Деду до них дела, как шакалу до травы. Стоит одно слово сказать, как вся правда словно пойманная рыба на крючке окажется.
  Девушка не ждала от кочевника помощи, поэтому удивилась, когда тот неожиданно вскинул руку.
  - Туда. Надо идти туда, - сказал он.
  Действительно, несмотря на то, что направление отклонялось от намеченного пути, там был просвет между сплетенными ветвями, которого Роксана не заметила раньше. С сильно бьющимся сердцем она встала с поваленного дерева, искренне надеясь, что это не очередная хитрость старухи.
  - Пошли, - на ходу бросила она.
  Сколько времени они пробирались сквозь густые заросли широколистных кустов багряника, девушка не знала. Лишь когда молодая поросль внезапно кончилась и ступили они на поляну, она поняла: удача здесь не при чем. Старуха их не отпустила.
  Лес остался позади. Впереди, насколько хватало глаз расстилалось безбрежное, пугающее болото. Топкая земля подступала вплотную к поляне.
  Еще не веря в то, что произошло, Роксана подошла к самому краю. Словно нарочно болотная вода у берега была чиста. Темная бахрома водорослей как живая извивалась в стоячей воде. Над болотом клубился пар. Скрытая от глаз даль пугала безбрежием. Болото дышало: то выныривали, то тонули поросшие желтоватым мхом кочки.
  Роксана стояла у границы, где начиналась топкая земля, не в силах оторваться от созерцания. Ей не хотелось поднимать голову. Хотя она отлично видела, куда вела их старуха - на узкой грани между лесом и болотом угадывалась тропа - будто провели извилистую линию.
  Что-то говорил Леон, указывая рукой на тропу, но Роксана его не слушала. Дорожка влекла, манила - единственно верный путь. И только глупец питал бы надежду на то, что в конце их не встретит старуха. Долгое время живущая в глуши, она наверняка приберегла для наказания такое, чему и названия не придумаешь. Сердце заныло от дурного предчувствия, будто уже лежит она на дне трясины, погребенная под вековым слоем ила.
  Тоскливо огляделась по сторонам: вдруг да появится новая тропа? Все было по-прежнему. У старухи в лесу много глаз, но и ее власть имеет границы. И неизвестно еще, - Роксана прищурилась, разглядывая откровенно скучающего кочевника, - знает ли старуха о том, что кочевник жив. Надежда слабая, едва теплится, но как водится, в жаркий день и малому дождю рад будешь.
  - Слушай, Хан, - она остановилась рядом с ним. Если он и удивился, то виду не подал. Спокойно развернулся и посмотрел на нее сверху вниз, ожидая продолжения. - Тебе не надо туда идти. Просто послушай меня. Мы с Леоном пойдем по тропе, а ты пока здесь останешься. А завтра утром, если все будет в порядке - здесь же и встретимся.
  - Зачем? - черные глаза сузились.
  - Что - зачем? Разделяться - зачем, или встречаться - зачем?
  - В лесу по одному опасно. Лучше держаться всем вместе. Если жить хочется.
  Она продолжительно вздохнула.
  - Я чую, здесь хуторок заброшенный, - соврала она. - Веррийцы, сам понимаешь...
  - Правда? - вмешался Леон. - Ты, правда, чуешь?
  - Правда. Мы с тобой, Леон, здесь свои. А вот степняку рады не будут. Если хотим дальше идти, нужно разделиться. Сходим, вдвоем, посмотрим, что да как. А там я подумаю, как по лесу обойти.
  - Колдовство, - задумчивый взгляд кочевника скользил по болоту. И кстати. Он не видел, как она вздрогнула.
  - Наверное. Но это наше лесное колдовство.
  - Хорошо. Завтра утром буду здесь, если...
  - Если, - она перебила его, - если меня... нас не будет, иди сам.
  Кочевник вдруг обернулся и от неожиданности она отшатнулась. Странный взгляд блуждал по ее лицу. Не будь они долгое время в лесной глуши, она решила бы, что он выпил вина. И не один кувшин.
  Потом она повернулась и пошла по тропе, увлекая за собой Леона.
  Торопливо, будто наспех наступил вечер. Еще Гелион размытым пятном маячил в тумане, но темень накрывала плотным пологом и лес, и болото. Из зыбкой глубины дыбились мшистые кочки. А с другой стороны непроходимая поросль сплетала ветви, теснилась частыми стволами. Сквозь колючие заросли не то что человеку - зверю не проскользнуть.
  Идти пришлось недолго. Как Роксана и предполагала, за поворотом тропы стелилась поляна. Огромная ель, исполин леса, тянула игольчатые лапы в небо. Боком врезалась в вековое дерево избушка - плотно сбитый сруб с шатким крыльцом. Туман, поднимающийся с болота, кутал зябкие плечи открытых ставен.
  - Вот не думал, - Леон вцепился ей в руку, - что это правда. Я думал, ты решила от степняка избавиться.
  - А кроликов лопать любишь, - она без церемоний освободила руку.
  - При чем здесь это? - обиделся он. - Да я грибы есть буду, лишь бы...
  - Лишь бы что?
  В ответ парень махнул рукой и первым направился к избушке. Но успел сделать несколько шагов.
  На крыльце, в окружении двух роскошных девиц возникла улыбающаяся старуха. Девки тоже улыбались: голые, красивые, наглые.
  Леон застыл на месте. То ли от страха: на взгляд Роксаны старуха выглядела еще отвратительней, чем ночью. То ли от восхищения: уж больно хороши были девицы. Белая кожа туго обтягивала вызывающе торчавшую грудь с темными сосками, крутые бедра ходили ходуном - не стоялось девкам на месте. Черные волосы падали на плечи, спускаясь по спине, озорные глаза сияли, бесстыжие рты манили.
  Щеки у Леона пылали и Роксане захотелось ударить его под дых со всего маху. Только глупец не способен распознать в девках Мар-морочниц. По всей видимости таким глупцом Леон и был.
  - Какие, - Леон облизывал сухие губы.
  - Что же стоите, гости? - скрипучий голос старухи болью отозвался в сердце Роксаны. - Или Мары вас пугают? Так не смотрите, смирные они. Гости у нас, - обернулась к девкам старуха, - в дом зовите.
  В доме было ненамного уютней чем во дворе. Ветер бил в закрытые слюдой окна. Скрипели ставни, державшиеся на честном слове. Металось у окна пламя одинокой свечи, призывая злобных духов.
  - Садитесь, что в дверях стоять - дом студить? - старуха споро достала из печи чугунок и поставила на крепко сколоченный стол. - Давно, поди, за столом на лавках не сидели.
  От чугунка шел пар. Пахло картошкой, щедро посыпанной укропом.
  Старуха оказалась права, стоило Роксане сесть на лавку, как давно забытое ощущение всколыхнуло детские воспоминания. И то верно - с того дня, как угнали ее в рабство, не доводилось ей сиживать на лавках. В миске дымился картофель, в чашке желтел отвар из листьев крупины - есть хотелось, но никак не могла заставить себя поднять ложку. Тепло, пахнет жилым духом, душа млеет от радости. Если бы ни старуха, да Мары, бесстыдно пялившиеся не только на сгорающего от стыда Леона, но и на нее - счастье было бы полным.
  - Да ешь ты, ешь. Смотринами сыт не будешь, - блеснули в темноте слепые бельма старухи.
  Леон растерянно ковырял ложкой в миске и боялся поднять глаза. Мары расселись с двух сторон от старухи и скалили белые зубы.
  - Ладно, - старуха в сердцах хлопнула ладонью по столу. - Мороку держать - сил много надо. Свой он, выдержит. Скидывайте...
  В первый момент Роксане показалось, что так было сказано о каком-либо предмете одежды - что скидывать-то? Она успела вопросительно глянуть на враз поскучневших Мар, когда поплыл, потек сбежавшим молоком наведенный морок. Втянулись пухлые щеки, помутнели глаза. Поперечные трещины стянули губы, словно перевязали невидимой нитью. Выжелтилась, огрубела кожа, туго обтянув крепкий еще костяк, сгнившими плодами повисли впалые груди.
  Роксана мельком взглянула на Леона и от души пожалела его. Пойди, пойми, что было лучше: бесстыжий морок или голая правда? Парень поперхнулся, выбрав неудачный момент для того, чтобы поднести ложку ко рту. Роксане пришлось приложить его кулаком по спине.
  - Так-то лучше, - старуха плутовато прищурилась. - Хоть поешь спокойно. Давно по лесу ходите?
  - Давно, - нехотя поддержала разговор Роксана.
  - Вижу. По какой надобности на юг подались?
  Леон молчал. Напуганный, он торопливо, давясь, допивал теплый отвар. Губы его дрожали и струйки желтоватой жидкости текли по подбородку. Во всяком случае, отвечать он не собирался. Роксане пришлось придумывать на ходу.
  - Решили поискать места, куда война не дошла. Жить хочется.
  - Всем жить хочется. Не пойму только, зачем ты врешь мне? - слепые глаза уставились на Роксану. - Я не прошу правды. Говори мне просто - не скажу. Я пойму. На недостаток ума до сих пор не жаловалась. А врать мне не надо. Ты, девка, знай - хотела бы я правды, непременно бы дозналась.
  - Хорошо. Не хочу говорить, - пожала плечами Роксана.
  Показное радушие знахарки куда-то подевалось. Тоска пустила в сердце острые когти: как ни ходи вокруг да около, старуха права - правду узнает.
  - Не говори, - подхватила старуха. - Идёте - идите себе, держать не буду! Чего только связывает вас, не пойму. Разные вы. Он - другой, и ты - другая. Да мне до этого и дела нет. Скажите лучше, чего изверга за собой водили. Ты скажи! - она ткнула костлявым пальцем в сторону Леона.
  Тот порывисто перевел дыхание и поставил на стол кружку, которой прикрывался от слепого взгляда хозяйки.
  - Так... увязался, - наконец, сказал он.
  Несмотря на растущую тревогу, Роксана едва не усмехнулась: слышал бы его кочевник!
  - Увязался, - неодобрительно покачала головой старуха. - Сами не смогли от него избавиться, все подсказки нужны.
  - Так, - начал было Леон, но получил каблуком сапога по ноге и замолчал.
  - Сами не могли. Он сильный, - вместо него ответила Роксана.
  - Врешь ты все, - старуха навалилась грудью на стол. Белые бельма стали прозрачными и Роксане почудились черные зрачки за мутной пеленой.
  Мара, сидевшая по правую руку от старухи, смотрела на Роксану красными, как разгорающееся пламя глазами. Грязная, лохматая, будто только вчера выбралась из могилы. Только в том и дело, что не было никогда у нее могилы с надгробным камнем, удерживающим безвременно почившую душу. Желтые когти медленно скребли столешницу. Этот звук - долгий и тягучий выматывал Роксане душу.
  - Одно хорошо, что изверга убила, - вздохнула старуха.
  - Какого...
  Начал Леон и не закончил. Так и остался сидеть с открытым ртом. Роксане пришлось вторично наступить ему на ногу. 'Умению следить за своим лицом, ему следовало поучиться у кочевника', - мелькнула у Роксаны запоздалая мысль.
  Старуха поняла недоумение Леона по-своему.
  - Ты, судя по всему, к смерти не приучен. Это пройдет. Со временем пройдет. Еще? - старуха придвинула кувшин с отваром, но Леон отрицательно замотал головой. - Врать хоть бы научилась, - она покосилась в сторону Роксаны. - Для девушки уметь врать - первое дело. 'На юг, где нет войны', - ехидно передразнила ее. - Если уж мира искать, так на севере. А уж на юге, где полно извергов...
  - На севере тоже мира немного, - потупилась Роксана.
  - Мира нигде нет. Если в душах людей война - откуда миру взяться?
  - А почему так получилось? - выпалил вдруг Леон. - Откуда взялась эта война в душах? Ведь раньше все было хорошо!
  - Много ты понимаешь - хорошо, - в спокойный тон старухи вплелись угрожающие ноты. - Когда вместо того, чтобы довольствоваться силой, что есть в нашем мире, лазать стали куда не надо. Я говорю о тех, Повелителях демонов, будь они трижды... Ходили в мир Иной, как к себе домой, вот перегородка и истончилась, и поперла оттуда всякая сила - куда нам с ней справиться...
  - И я о том же говорю, - глаза у парня заблестели.
  - Что толку от твоих разговоров? Говори сколько угодно. Только сделать - ты! - ничего не сможешь. Со временем поглотит нас мир Иной и ничего от нас не останется.
  - Но... Может еще что-нибудь можно сделать?
  - Ничего сделать уже нельзя. Как плотина на реке прохудилась - поздно бревна таскать да подкладывать - пойдет стеной вода всех с собой унесет. Конечно, одной смертью ничего не решишь... Но стара я стала, стара... Ладно, поговорили и будет. Ночь на дворе, у вас дорога завтра долгая. Ложитесь вон, на лавке. Широкая она, места хватит. Хоть и молодые вы, но уснете быстро - травку я вам подсыпала...
  Леон застыл в дверях, переваривая сказанные слова.
  Не к добру сказала старуха про травку, не к добру. Роксана тоже поднялась из-за стола, стараясь не смотреть на Мар-морочниц. Стоило бросить на них неловкий взгляд, как от надежды, пойманной птицей бившейся в руках, не осталось и следа. С каждым шагом, приближающим ее к лавке, тревога не отпускала, а наоборот, росла.
  - Погоди, - голос старухи остановил как стрела, пущенная в спину. - Ты ничего не забыла? Кинжал верни. Не дарила я его тебе, а для дела дала.
  Краем глаза успела заметить, как удивился Леон, медленно развернулась и пошла обратно. Идти было всего ничего, но на сердце царила такая пустота, какая бывает во сне, когда летишь в пропасть и не знаешь, что ждет тебя в конце. Понимала, что после того, как кинжал окажется в руках старухи, предпринимать что-либо будет поздно, но метнуть оружие во впалую старческую грудь так и не смогла. Роксана обреченно протянула нож - будь что будет.
  Хищно оскалились Мары, будто звериным чутьем почуяли ее волнение.
  Старуха взяла нож. Ей понадобился короткий миг, чтобы узнать истину.
  - Значит, вот как, - задумчиво протянула она. В закрытых бельмами глазах пряталась смерть.
  - Беги, Леон! - Роксана захлебнулась криком.
  Грубо сколоченный стол не стал для Мар преградой. Сухое, поджарое тело распрямилось в прыжке. В последний момент Роксана ударила ее в грудь ногой, но морочница боли не почувствовала. Удар сбил ее. Она скатилась со стола и спустя мгновенье была на ногах.
  - Его тоже держи! - крикнул старуха.
  Всего то чуть не хватило Роксане, чтобы выбежать во двор вслед за Леоном: в дверях ее сбила Мара, бросившаяся выполнять приказ. На бегу толкнула в бок - и отлетела Роксана в угол, прямо в цепкие объятья второй морочницы.
  - Рот ей закрой, - старуха тяжело поднялась с лавки.
  Морочница пыталась ударить Роксану в лицо, но та успела отклониться. Кулак Мары угодил в стену. От удара лопнула кожа на костяшках. Края раны обнажили сухую мертвую плоть.
  Роксана что было сил рванулась к двери и потерпела неудачу. Бесстрастное лицо Мары возникло перед ней. На шее вздулись синие жилы. Тошнотворный запах разложения поплыл по избе.
  Все, что было нужно, откинуть дверь ногой и выскочить во двор, но короткий, нечеловечески сильный удар в живот настиг девушку. В глазах заплескался красный туман. От боли она согнулась пополам. Еще миг - другой она безуспешно пыталась втолкнуть в себя воздух. Потом с трудом выпрямилась, держась рукой за стену. И тут же ей накинули на голову платок, плотно закрывший рот.
  - И руки завяжи. Вот веревка, - распорядилась старуха, сгребая со стола на пол все, что там стояло. - На стол ее.
  В голове по-прежнему стоял туман и Роксана мало что понимала. Ей крепко стянули руки за спиной. Как куль с зерном Мара подняла ее на руки. Костлявые пальцы больно впились в спину. Роксана еще пыталась достать ее ногой - это было все равно что пинать бесчувственное дерево. От удара о стол зазвенело в ушах. Роксана пыталась языком отодвинуть кляп, закрывающий рот, но видит Отец, Мара постаралась на славу.
  - Хорошо. Ноги вяжи, давай, вертится как змея. Оно и понятно, жить всем хочется, - у старухи в руках появились черные свечи. - Как знала, берегла. Туже вяжи, туже... Все, пойди, помоги сестре. Сдается мне, этот второй за извергом побежал. Обоих убейте. Иди, иди, без тебя здесь разберусь.
  Когда за Марой хлопнула дверь, старуха качнулась к открытой печи и зажгла фитиль черной свечи от тлеющих углей. Слабый огонек бабочкой трепетал в темноте.
  - Вот как получилось, - не обращая внимания на мычание Роксаны, негромко бормотала старуха, как сказку рассказывала непослушным внукам. - Не думала я, что перед смертью Отец позволит мне с тобой встретиться. Да... не дергайся, не вызовешь демона своего, как не пытайся. Мысли он твои слышит, но не придет. Для прихода ему слово нужно, только оно дверь открывает в наш мир. Это раньше я боялась, да ты видно глупая или понадеялась, что я старая, не разгляжу... Не знаешь ты, девка, скольких одержимых я на тот свет отправила.
  Между тем, старуха зажигала свечи - одну от другой - и ставила по краю стола. Как ни вертелась Роксана, задеть их не могла.
  - Будешь дергаться, раньше времени ножом полосну. Старая я, и правда, стала. Видишь, не сразу тебя распознала. Еще ночью, вчера. Раньше, бывало, одержимых издалека чуяла. Упокоишься скоро, - вдруг торжественно объявила она. - Радуйся, что с миром. А то рано или поздно, демон все равно верх бы над тобой одержал, да душу твою сожрал. Ты спасибо мне скажи, а ты дергаешься.
  Слабые свечи то разгорались, то гасли, не тревожа темноты, что вливалась через оконца со двора. Лица старухи Роксана не видела, лишь бельма слепых глаз ловили отсвет пламени.
  - Ты одного не понимаешь, - старуха надвинулась на Роксану, - что вместо одного демона, я убью двоих. Скажу тебе больше, чтоб знала ты перед смертью: матерь свою благодари за черного демона. Всю жизнь носила под сердцем и тебе передала, считай по наследству, с кровью своей. Только одно дело носить, а справиться? Разве ж можно? Так не дано ни тебе, ни ей. Убью и тебя, и двух твоих демонов. А пепел твой развею по ветру. Над болотом. Болотник не обидится, а лесу такая дрянь ни к чему.
  Пронзительный тонкий крик ворвался в комнату, заставил пламя свечей колебаться в такт. У Роксаны не было сомнений - так мог кричать только Леон, и то, перед смертью.
  Девушка выгнулась дугой, отчаянно пытаясь хотя бы опрокинуть свечи как пасть голодного зверя сомкнувших круг. Но стол был большим, а свечи стояли далеко. Все, чего она добилась - ехидного смешка старухи. Руки, связанные за спиной, затекли. Язык онемел. И каждое мгновение ожидания лишь усиливало ток крови, спешившей донести страх в каждую частицу тела.
  Роксана смотрела на темное, покрытое глубокими морщинами лицо знахарки, на седые космы волос, выбившиеся из-под неплотно повязанного платка, на длинный нос, закрывавший верхнюю губу, - и все ее естество противилось такой смерти, будто принимать ее из рук сильного противника куда предпочтительней, чем из рук стоящей на краю могилы старухи.
  От напрасных усилий туманилось в глазах, но не увидеть кинжала в руках старухи, притягивавшего свет десятка свечей, - она не могла. Кривое лезвие извивалось, предательски мерцая в темноте.
  - Спасибо, хоть ты мне помогла, - скрипнула старуха. - Порезалась, вот кровь твоя мне и подсказала. Через тебя, гадина, лезут демоны в наш мир, сколько душ безвинных погубила. А все матерь твоя, будь она трижды... Пока хоть один отпрыск ее жив - ходит сюда черная демоница, как к себе домой. Но ничего, очищу мир... перед смертью, напоследок.
  Пламя черных свечей набирало силу, тянулось вверх, пытаясь оторваться. На стенах плясали тени и каждая из них в руках держала змеиный изогнутый кинжал. Каждая из них сверкала бельмами слепых глаз.
  - У тайного порога стану поутру, возьму в руки камень могильный, - неистово запричитала старуха и тени по стенам заметались, задергались, поднимаясь до потолка. - Сожму в руке кинжал заговоренный, скажу слова заветные, убирайся демон в мир Иной, оставь отроковицу костру буйному, а сам обернись пеплом серым.
  Чем ниже опускался дрожащий от нетерпения кинжал, тем глубже дышала Роксана. Все силы собрала в кулак, чтобы не сойти с ума от ожидания смерти и малодушно молила Отца Света о скором избавлении. Чтобы не пришло на старческий ум желания растянуть смерть 'отроковицы' перед тем как вонзить ей в грудь кинжал.
  Все причитала старуха и смерть все не шла.
  - ...будет тебе награда, а мне наказание, но приму его за грехи чужие, ступай с миром. Нет тебе здесь жизни! Нет тебе здесь тела человеческого! Уходи!
  Короткий взмах кинжала подхватили сотни теней, пляшущих на стенах. Дрогнул дом. Полыхнуло едкое черное пламя, вобравшее десяток языков. Низкий гул, от которого заходил ходуном стол, добрался до девушки. Крупная дрожь сотрясала тело. Роксана заставила себя широко открытыми глазами заглянуть в лицо смерти.
  - Ах, - сказала старуха и прижала к груди руку.
  Кинжал так и не успел найти короткий путь к сердцу Роксаны. Стрела спела последнюю песню и опередила занесенное лезвие всего на миг. Со звоном кинжал выпал из старческих рук, чудом не задев Роксану - направлявшая его рука нисколько не утратила смертоносной силы.
  Как всегда он возник бесшумно. И Роксана, так же как и старуха, заметила его в последний момент. Но в отличие от нее - девушке это не стоило жизни.
  Не успела она опомниться, как заныли освобожденные от веревок руки и ноги. Роксана с трудом села на стол, не отрывая глаз от белых глаз знахарки. Черная кровь струилась по руке, прижимающей древко стрелы. Даже спускаясь на пол, срывая с лица платок, Роксана с опаской оглядывалась на нее.
  - Веррийцы, - презрительно бросил кочевник и протянул Роксане кинжал. - Я отдал тебе одну жизнь.
  - Давно уже все отдал, - нашел время, когда считаться! - Успокойся.
  И пошла к двери, с каждым шагом обретая подвижность. В голове рисовались картины - одна страшнее другой. Самая безобидная - Мары-морочницы, разрывающие на куски сопротивляющегося Леона.
  Во дворе как ни странно, стояла тишина. И темнота. Как ни пыталась Роксана что-либо разглядеть, ничего не получалось. Прикусив от нетерпения губу, она по памяти пошла вперед, прислушиваясь к звукам. Как назло тут же угораздило споткнуться о деревянную колоду.
  - Тьма побери, - она прошипела от злости.
  Страх за то, что каждый миг промедления вполне может стоить Леону жизни, гнал ее вперед.
  - Иди за мной, - снизошел до приказа кочевник, тенью скользнувший за угол дома.
  Если бы не свет, падающий из окна, Роксана ничего бы не увидела. Но по всей видимости неосторожно сброшенная на пол ритуальная свеча, дала вполне обычное пламя. В доме разгорался пожар.
  Бледный от страха Леон, со следами от когтей на щеках, пробивал себе дорогу. Мара, могильным призраком возникающая то сзади, то спереди, заставляла его то и дело менять направление удара. Он держался уверенно, как на учении и до сих пор его спасала лишь быстрота. Мара не могла достать его - он попросту не подпускал ее к себе ближе, чем на расстояние меча. Он бился истово, но Роксана видела, с каким трудом ему это давалось.
  Пока девушка бежала, Леон успел пропустить резкий точный удар - когти Мары вспороли рукав и так основательно потрепанной куртки.
  На теле Мары зияли раны, оставленные мечом. Кожа разошлась, обнажая мышцы. Почуяв приближающуюся к Леону помощь, она обернулась и этот поворот дорого обошелся ей.
  Воодушевленный Леон всадил ей острие меча в грудь. Туда, где у обычного человека бьется сердце. Но Мара давно была мертва. Смертельный удар для нее - не больше чем досадная оплошность. Перехватив лезвие меча руками, она дернулась, и освобожденный меч остался в руках у Леона, не сдержавшего возгласа разочарования.
  Однако нанесенная рана все же оказалась решающей. Лишенная прежней подвижности, Мара неловко повернулась, и снова налетела на меч. Снова освободилась, с неимоверным трудом на этот раз вынув меч из раны.
  Пока Роксана соображала, чем помочь Леону, не в силах оторвать завороженного взгляда оттого, как словно бабочка, летящая на свет снова и снова билась Мара, слепо налетая на ожидавший ее повсюду меч. В то же время кочевник не думал. Он возник у обессиленной Мары за спиной и взмахнул мечом. Сокрушительный, полный неистовой силы удар, снес морочнице голову.
  Голова, подпрыгивающая как упавшее яблоко, покатилась под ноги едва успевшей отскочить Роксане.
  Тяжело заваливающееся тело продолжало двигаться. Острые когти вспарывали мягкую землю. Пальцы удлинились, подобно корням погружаясь вглубь. Ничто уже не могло вернуть Маре подобие жизни после смерти. На сей раз смерть не пошла на уступки. Кожа на шее вдруг стала скручиваться, как береста, объятая огнем. Прочными нитями рвались мышцы - почти беззвучно, с тихим шорохом растущей травы. Как камни, омываемые проливным дождем, обнажались белые кости.
  Еще миг - и от Мары не осталось ничего, кроме груды бесформенных костей.
  
  3
  Если бы Роксана лично не убедилась в том, что старуха сгорела в доме, то возникшие препятствия легко объяснялись бы ее происками. Как порождение ночных кошмаров в обозримой дали высился замок - самое нелепое творение из всего, что доводилось когда-либо видеть.
  Крепостная стена, высокая и неприступная окружала замок. Множество башен, башенок, вышек лепилось к центральному зданию. Как ребенок лепит из речного песка дом, и не имея четкого замысла, бессмысленно пристраивает к нему новые и новые детали, пока в конце концов не останется от него груда песка - так и неведомый строитель возвел то, чему не было названия. С одной лишь разницей: конструкция пугала, но стояла, для надежности вгрызаясь в скальный выступ, от которого брала начало каменная гряда.
  Хуже всего, что как ни крути, а идти предстояло мимо дивного творения, непонятно в силу каких причин до сих пор не тронутого ветрами и ливнями.
  Лес, пусть небезопасный, но знакомый внезапно кончился. Каменная гряда начиналась у замка и простиралась далеко на восток, в то время как на западе несла свои бурные воды река, берущая начало в горах. Мутный поток то и дело цеплялся за пороги и нечего было и думать о том, чтобы переправиться, используя подручные средства. Пологий берег, до того вполне мирно соседствующий с кромкой леса, круто забирался вверх, словно искал приюта у стен замка.
  Глубокий ров, заполненный оттоком из реки, обегал неприступный замок у крепостной стены. И лишь узкая, но такая нужная тропа, вела на юг - своеобразное продолжение лесной дороги, от которой Роксана сочла за благо отказаться.
  Путники остановились на ночлег в лесу, недалеко от излучины реки. Еще пологий берег спускался к воде, стремительно набирающей силу, чтобы после поворота втянуть бурное тело в узкий пролив между отвесными скалами.
  Роксане понадобилось время чтобы разобраться в том, как продолжить путь. К тому же малочисленный отряд нуждался в отдыхе, после того бешеного перехода, что она устроила мужчинам. Еще бы! Если их гнало вперед удивление от близкого знакомства с Марами-морочницами, то ее толкало в спину нечто большее чем страх.
  В первый день пути она не могла отделаться от мысли, что старуха не сгорела, погребенная под рухнувшей крышей дома. Это душа светлой знахарки спокойно устремляется вверх и обретает вечный покой в Небесной обители. А душа той, кто по собственной воле отказался от благословенного ремесла, наверняка могла пакостить и после смерти.
  Напрасно кочевник, почуяв ее состояние, обмолвился на вечернем привале о том, что сожжение ведьмы - залог успокоения.
  - Я знал знахарку. Ее звали Гульнара, - громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Ханаан-дэй. - Огонь - покой для ведьмы.
  - Огонь - для любого покой, - буркнул Леон, также не глядя на кочевника. - Почему же у вас обычай - сжигать умерших? Вы же лишаете их загробной жизни.
  На памяти Роксаны это был первый вопрос, с которым парень обратился к грозному кочевнику. Ради заключенного с собой пари - ответит тот или не снизойдет до ответа, она отвлеклась от созерцания разгорающегося костра и посмотрела на кочевника, занятого свежеванием зайца. Правда, долго смотреть не смогла. Вид лишенного кожи тельца вызвал у нее приступ тошноты - некстати вспомнилось обезглавленное тело Мары.
  - Мы лишаем умерших не загробной жизни, - через силу заговорил кочевник и спор с собой она проиграла. - Душа отлетает и ничто ей не помеха. Мы лишаем тело мучений после смерти. Кто пожелает родственнику зла? Ночные девы, или по-вашему, Мары-морочницы - тому пример.
  - А как же Шанди - волки-оборотни, в которых вселяются души умерших степняков? - расхрабрился Леон.
  Однако кочевник замолчал и не сказал больше ни слова. Из того, как резко он насадил зайца на подготовленный остро заточенный вертел, Роксана сделала вывод: опять разозлился сам на себя. Вот ведь не успокоится никак человек. Казалось бы - лес молчит, костер горит, мясо жарится - оставь злобу на потом, дай себе отдохнуть! Так нет же - забудется, и себе же простить не может.
  Роксана махнула на него рукой и ответила Леону.
  - Шанди - оберег. Хоть и оборотень. Если семья в опасности, родственники вызывают душу умершего. Она вселяется в волка и оберегает всех от напастей. Для любого степняка быть после смерти Шанди - почетная обязанность.
  Кочевник выстрелил в нее взглядом, покривил губы, но промолчал. Видать, более или менее, его удовлетворило ее объяснение.
  - Не знаю, - задумчиво протянул Леон, - понравилось ли бы мне после смерти, вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом в Небесной обители, волком скитаться по земле.
  На сей раз кочевник не сдержался.
  - Веррийцы, - презрительно бросил он и отодвинул зайца от прямого огня.
  И ушел. Спина не дрогнула от двух пар глаз, провожавших его. Горящих неприкрытой ненавистью - Леона и заинтересованных - Роксаны.
  Наблюдая за тем, как он скрылся в густой поросли деревьев - и ветка не дрогнула за его спиной, Роксана вдруг с такой очевидностью поняла, что удивилась даже сама - как она могла этого не замечать? - что за показной жестокостью может скрываться что угодно. Но самый интересный вопрос - что же за этим скрыто, так и остался без ответа. Как она ни напрягалась, дальше того, что оказывается, кочевник тоже человек, ее фантазия не шла...
  Поднявшись с утра пораньше - еще стыла промозглая сырость, девушка кивнула Леону, из последних сил таращившим покрасневшие глаза. По негласному договору он караулил последним и время, когда Роксана просыпалась, использовал для того, чтобы поспать перед дорогой.
  Лучи Гелиона робко гладили тревожную после ночного сна землю. Шум воды, перекатывающейся через пороги, далеко разносился по онемевшему в предутренней мгле лесу. Роксана удержалась от искушения. Наоборот, она углубилась в лес, обогнула поляну с зарослями колючих кустов терновника и вышла на опушку.
  Забраться на клен, который наметила с вечера, для девушки не составило труда. Только раз скользнула нога с покрытой влагой ветки, но все обошлось.
  Отсюда, из густой кроны отлично просматривался замок со всеми своими чудовищными нагромождениями, который назвать башнями - язык не поворачивался.
  Чем дольше она смотрела, тем больше находила доводов, объясняющих, почему путь мимо замка заведомо опасен. Все ее существо бунтовало против необходимости пусть и под покровом ночи, но подниматься по тропе, свободной от всякого прикрытия, и пуще того - вплотную подходить к крепостной стене.
  Однако более всего Роксану пугала перспектива обходить вокруг неизвестно как далеко простирающейся каменной гряды. Или - такое не привидится и в страшном сне - карабкаться вверх, не зная толком дороги.
  Промаявшись в бесплодной попытке уговорить себя согласиться на обход, девушка спустилась на землю.
  Рассвело. В лесу чувствовалось дыхание осени. Жухла трава, молодая поросль дубов да кленов не радовала глаз сочным зеленым цветом. Дурманящий аромат последних осенних цветов, проредивших низкие кусты багряника, настиг Роксану у реки.
  Единственный день, отведенный для отдыха, следовало провести с умом. От тревожных мыслей, ожидающих своей очереди, никуда было не деться. Как ни пыталась от них отгородиться и отодвинуть решение главного вопроса на потом, все без толку. Потому что знала - вопрос давно решен и никто, тем более - ничто - не заставит ее карабкаться в горы, каждый миг ожидая обвала. Но тревога, вот она, никуда не делась. Только усиливалась, стоило представить себе узкую тропу, на которой шаг вправо - обрывистый берег с урчащим от нетерпения водным потоком. А шаг влево - неприступная крепостная стена. Кто знает, какие неприятности готовятся для путников за молчаливыми стенами, на первый взгляд давно лишенными человеческого присутствия? И не будет ли в таком случае шаг вправо предпочтительней?
  У излучины реки, недалеко от того места где остановился малочисленный отряд, обнаружилась вполне спокойная заводь. Однако вскоре выяснилось, что уютное местечко уже занято. Слава Свету, выяснилось это еще до того, как Роксана открыто вышла из зарослей ивы, полоскавшей тонкие ветви в реке.
  Голый по пояс кочевник сидел на камне, спиной к Роксане. Бугрились мышцы под смуглой кожей. По рукам тянулись белые нити заживших шрамов. На плече росчерком кнута темнела татуировка. Только сейчас Роксане удалось разглядеть, что это и было изогнутое в стремительном взлете изображение кнута.
  Девушка собиралась тихо встать и уйти, пока звериное чутье не подсказало кочевнику присутствие человека. Однако ее остановило неловкое движение Ханаан-дэя. Поначалу она не поняла, что именно он делал. Нет, она отлично видела свежие раны, тянувшиеся по спине - судя по всему, та Мара основательно потрепала его, набросившись сзади. С неудовольствием Роксана отметила, что раны были нехорошими. Три дня прошло, а две полосы еще кровоточили, а края сочились сукровицей.
  Кочевник пытался рукой достать до спины, но у него ничего не получалось. Потом Роксана поняла, что он старается достать раны мазью. Спина была измазана более чем наполовину, но большая часть мази в раны не попала, хотя кочевник выказывал настоящие чудеса изворотливости.
  Смотрела Роксана, смотрела, как кочевник тянулся, то левой, то правой рукой, обнимал себя за плечи и несмотря на трагичность ситуации, с трудом сдерживала смех. Ее останавливало лишь то, что обладающий отменным слухом кочевник за неосторожно вырвавшийся смешок способен сломать ей шею.
  Чтобы сбить смешливый настрой, Роксана покусала для верности губы и не скрываясь вышла из кустов, нарочно производя больше шума.
  Как она и предполагала, за те несколько шагов, что она прошла, кочевник многое успел. Например, успел вскочить и развернуться к ней лицом. В его руке блестел невесть откуда взявшийся нож, но ему было далеко до того, что красовался у нее на поясе. Роксана отметила это вскользь, после того, как подошла ближе. Так, что смогла рассмотреть татуировку до мельчайших деталей. Мастер был виртуозом - особенно ему удался металлический шарик, венчающий конец кнута.
  Ханаан-дэй ждал. И в его глазах зрел вопрос.
  Она не стала его мучить.
  - Я помогу, - она протянула руку, - давай мазь.
  Если он и колебался, то сделал это незаметно.
  - Сядь, мне будет удобнее.
  Он снова опустился на камень, с которого поднялся мгновенье назад.
  Мазь сладко пахла и была прохладной на ощупь. Роксана осторожно намазала рану. Потом сорвала листок и убрала остатки, размазанные по спине.
  Сначала кочевник вертел бритой головой, проверяя, все ли она делает так как надо. Потом угомонился. Он сидел смирно, дышал ровно и позволил Роксане спокойно закончить работу. А она думала о том, как же он умудряется бриться каждый день и ни разу не порезаться?
  Раны давно были намазаны. Она прошлась еще раз по краям и вдруг одернула руку как ошпаренная. Сразу после того как поняла: ей нравилось касаться его тела.
  - Я хочу, чтобы ты знала, - нарочно глухо сказал кочевник, чтобы шум воды заглушил то, что он хотел сказать. - Я был против этой войны. Еще тогда, пятнадцать лет назад.
  Роксана мысленно отняла пятнадцать от двадцати девяти. Получилось четырнадцать. Мог ли четырнадцатилетний мальчик что-либо решать, пусть даже для себя? Она вспомнила себя два года назад и пришла к выводу, что мог.
  - Я хочу, чтобы ты знал, - в тон ему сказала она. И только чуть-чуть покривила душой. - Ты мне ничего не должен. Дважды я спасала тебя - дважды ты меня. Мы квиты.
  - Я иду на юг. Вы тоже...
  Она не успела спросить, откуда он знает? С него станется и подслушать.
  - Втроем идти проще. Что ты решила?
  Роксана не сразу сообразила, что он обратился к ней с вопросом. Может, на добродушный - в самом широком смысле слова - лад его настроил ее неумелый 'массаж'?
  - Здесь нечего решать, Хан. Ночью мы идем мимо замка. Лучше уж сразу, если что... Чем дохнуть в горах под обвалом. Например.
  Ханаан-дэй кивнул, подтверждая, что так и думал. Роксана повернулась и пошла в лес, сожалея о том, что случилось: собственной откровенности кочевник ей не простит.
  Так и случилось. Вечером сидели у костра и в отсутствии кочевника Леон разговорился.
  - Я не понимаю, что тебя пугает? - Леон в сердцах подбросил хвороста в огонь. Сухие ветки горели ярко и дыма не давали. - Я тоже наблюдал за этим замком. Там давно никто не живет.
  - Никто, - фыркнула Роксана. Леон не обратил на это внимания - продолжал гнуть свое.
  - Скорее всего, он лет сто как заброшен. Проскользнем ночью как мыши...
  - В мышеловку, - уточнила она.
  - Зачем обязательно во всем видеть плохое? - рука Леона, тянущаяся к хворосту застыла на полпути. - Потому все и случается, что ты видишь плохое. Что ты скажешь, когда ничего не случится? Где тогда будет твое хваленое предчувствие?
  - Лучше уж так, чем...
  - Чем что? Ты что, на самом деле рассматриваешь путь в обход? Про реку я вообще молчу.
  - Вот именно, лучше помолчи.
  - Да я только и делаю, что молчу. Живые люди, а ведете себя как мертвые. О степняке я не говорю.
  - А ты хотел, чтобы я раскрыла тебе свою душу? - вспылила она. Тоже мстила себе нарочитой грубостью за те ощущения, что подарило нечаянное прикосновение к спине кочевника. - Кто ты мне - друг, товарищ, брат? Мы спутники, у нас одна цель! Для этого нет необходимости целыми днями вести задушевные разговоры!
  - Как у животных.
  - Что? - не поняла она.
  - Как у животных. Один путь - одна цель. И никаких разговоров.
  -Т ы животных не трогай. Они не жрут себе подобных. Без крайней необходимости, конечно.
  - Видишь, - тотчас уцепился он. - Сама со мной согласна. Зачем нам, людям, эта бойня? Но если предположить, что это нужно кому-то еще, все сразу сходится...
  Как всегда бесшумно возник кочевник и разговор прервался. К вящему удовольствию Роксаны.
  Ханаан-дэй вел себя, как ни в чем не бывало. Движения его были легки и быстры. Ничто не указывало на то, что тянутся по спине две борозды, без сомненья причиняющие боль. Он ни на кого не обращал внимания и Роксана, с подозрением ожидавшая подвоха, постепенно успокоилась. Сытый ужин и вовсе настроил ее на благодушный лад.
  Стих ветер. До поляны не долетал шум бурной реки. Прощальные лучи заходящего Гелиона чертили сквозь спутанные ветви пыльные дорожки. В столбах света суетилась мошкара.
  И надо же было этому случиться, что Роксана позволила себе вспомнить утренний случай у реки. Да ладно бы только вспомнить! Стоило представить себе, как изворачивался кочевник, пытаясь дотянуться до раны на спине, как вымазался в жирной мази словно поросенок в грязи - и не заметила, как с губ сорвался веселый смешок.
  Леон вскинул на нее недоуменный взгляд, в то время как быстрее молнии сорвался со своего места кочевник. Не успела Роксана и глазом моргнуть, как намотал он себе на руку ее многострадальную косу. Еще хорошо, что в этот раз не стал коленом на грудь давить.
  Вскочил Леон, заметался вокруг, отыскивая меч. А кочевник приблизил к ней черные, горящие яростью глаза и тихо сказал:
  - В следующий раз, когда решишь - покажи мне, над кем смеешься. Посмеемся вместе.
  И со злостью высвободил руку из спутанного узла волос. Роксана хотел оттолкнуть его коленом, но он уже сидел на прежнем месте и спокойно занимался своим оружием.
  Сдерживая гнев, Роксана поднялась, краем глаза замечая, с каким облегчением выдохнул побледневший Леон. Отстегнутый пояс с кинжалом лежал в двух шагах. Роксана медленно подняла пояс, вытащила из самодельных ножен кинжал. Со злорадством отметила, как враз перестал заниматься своим делом кочевник. Как бальзам на душу - его пристальный взгляд, следящий за каждым ее движением.
  'Правильно, будь начеку, хозяин', - мысленно похвалила кочевника. Потом резким движением, благо кинжал оставался на удивление острым, отхватила себе косу под корень.
  Ахнул Леон. Не обращая на него внимания, Роксана сделала шаг к кочевнику и бросила к его ногам бывшее богатство.
  - Смотрю я, волосы мои тебе понравились, - негромко сказала она, глядя на него сверху вниз. - В следующий раз, когда надумаешь хватать - поищи что-нибудь другое.
  Чего стоило Леону сдержаться и не улыбнуться, Роксана не знала. Интересно, за что стал бы его хватать кочевник, случись тому рассмеяться?
  4
  
  Давно нужно было так сделать! Короткие волосы ворошил теплый ночной ветер. На небе зажглись звезды и вот-вот должна была появиться Селия. В темноте пропал лес, но шумный водный поток, получивший ночь в безраздельное господство старался вовсю.
  Узкая извилистая дорога поднималась с каждым шагом, но казалось, не приближала к громаде черного на фоне звездного неба замка, а наоборот - отдаляла.
  Роксана шла, не слыша звука собственных шагов, только шум ревущей в ущелье воды, и оттого в душе крепла надежда на то, что удастся незаметно проскользнуть мимо крепостной стены. И поднятый мост, ощетинившийся страшными шипами, каждый величиной с человеческую голову, так и останется неподвижным.
  Душевному равновесию немало способствовало воспоминание о вчерашнем происшествии с отрезанной косой. Не столько сама выходка, сколько последующее продолжение. Как вскочил белый то ли от страха, то ли от нанесенного оскорбления - не ему, кстати - Леон. Сжимая в руке освобожденный от ножен меч, парень подскочил к кочевнику, по-прежнему сидящему на земле, и весьма эффектно наставил острие ему в грудь.
  - Если ты еще хоть раз тронешь ее, - тихо, но на удивление твердо сказал он, - я тебя...
  Он был грозен. И решимостью взгляда мог напугать кого угодно - было что-то сродни безумию, отражавшееся в карих глазах. Но кочевник плевал на его решимость. Он спокойно отложил ножны, в которые собирался убирать оружие, в сторону. Так и не потрудившись подняться, махнул мечом и Роксана вздрогнула от звона клинков, лишний раз подивившись недюжинной силе кочевника. Резкий, но главное - сильный удар, не то чтобы выбил - выломал меч из слабых рук Леона.
  Парень непроизвольно схватился за поврежденную кисть, нагнулся, но поднять упавшее оружие не успел.
  И тогда Роксана поняла, за что ее в случае чего будет хватать Ханаан-дэй.
  Не успел Леон оглянуться, как кочевник уже крепко держал его за отвороты куртки. Потом тряхнул как следует и у парня лязгнули зубы.
  - В следующий раз не говори - бей. Оружие не терпит разговоров, - нравоучительно сказал он и отпустил едва удержавшегося на ногах парня.
  А Роксана с удивлением отметила, что в его тоне не сквозили ставшие уже привычными ноты с трудом сдерживаемой ненависти. Быть может, его успокоила ее коса, сытой змеей свернувшаяся у его ног?
  Воспоминание развеселило девушку и вопреки обстоятельствам настроило на смешливый лад. Веселиться в голос она не стала. Конечно, можно успеть отскочить в сторону - буде кочевнику придет на ум поинтересоваться, над чем она так весело смеется, но свалка на подступах к хранящему молчание замку не к чему.
  Спокойствие улетучилось утренним туманом, стоило подумать о том, что через несколько десятков шагов тропа сузится настолько, что придется идти вплотную к крепостной стене, держась для верности за каменную кладку.
  Скрежет механизмов раздался вскоре после того, как путники миновали щетинистую громаду подъемного моста и Роксана уже готова была вздохнуть с облегчением. Звук был подобен грому и напугал больше, чем опускающиеся на головы железные шипы.
  Девушка заметалась, понимая, что путь назад отрезан. Кочевник рванулся вперед, увлекая ее за собой. Бежали они недолго: подмытый рекой берег обрушился и осыпь подступала к самой крепостной стене.
  Предчувствуя грядущее поражение путников, на небе возникла злорадная Селия. При свете стало заметно, что дорога вперед есть. Можно было попытаться перебраться на другую сторону обвала, используя каменистые выступы в крепостной стене. Путь был опасным. Нечего было и думать о том, чтобы без страховки, с ходу перескочить по шатким от времени камням, блестящим от влаги.
  Бурный поток ревел внизу, будто нарочно обдавая путников каскадом холодных брызг.
  Выхода было два и оба смертельно опасны. Можно было рвануть по камням и встретить печальный конец в бурном потоке реки. Можно было вернуться назад и заглянуть в черный провал туннеля, открытый упавшим мостом.
  Роксана стояла, кусая губы, не в силах ни на что решиться и таким образом нашла еще и третий выход: стоять на месте до - победного или последнего - конца,. Пока не случится то, что положит конец затянувшемуся противостоянию.
  - Пошли, - бросил кочевник и первым ступил на железный язык моста, высунутого из черного рта туннеля.
  - Роксана! Мы что, пойдем за ним? - окликнул ее Леон, но она не пошевелилась. Как завороженная смотрела на то, как осторожно ступал по мосту кочевник, сжимая в руке обнаженный меч.
  Вполне возможно, она не двинулась бы с места до рассвета, невзирая на то, что произошло бы с кочевником, но случилось нечто, поторопившее ее.
  Разозленной осой у самого уха прожужжала стрела. Не успей Роксана отклониться - воткнулась бы в плечо.
  - Долго еще ждать? - на хриплый голос протяжным стоном отозвались натянутые цепи моста. - Входите.
  Слова невидимого в темноте человека возымели на кочевника противоположное действие: он остановился. Но пущенная умелой рукой стрела заставила его кубарем покатиться по мосту.
  В том, что стрелок был метким и в случае поспешного бегства не постеснялся бы остановить путников стрелой в спину, Роксана убедилась сразу. Стоило кочевнику подняться, как у его ног уже трепетало черное оперение древка, впившегося в деревянную обшивку моста.
  - Еще шаг в сторону, - пообещал тот же голос, - и каждый из вас получит по стреле. Все, кроме одного, - от короткого смешка у Роксаны мурашки побежали по спине.
  Не дожидаясь последующих действий невидимого собеседника, и не задаваясь вопросом, кого именно не коснется угроза, девушка сделала шаг вперед. Призрачная опасность, от которой не знаешь, чего ждать, во всяком случае предпочтительней стрелы, торчащей в спине.
  - Не стреляй! Мы идем, - она бесстрашно обошла застывшего кочевника, готового к последнему бою, и шагнула в кромешную тьму туннеля.
  ***
  В сыром воздухе туннеля собственные шаги казались Роксане неестественно громкими. В темноте она заблудилась, и вернись назад - бесконечный путь пришлось бы начинать заново. Стоило ей выйти во двор, как сердце упало. Лучше бы ей вечно бродить в сыром подземелье, чем увидеть то, что она увидела.
  В тесном дворе толпились люди. Они окружили путников плотным кольцом. Суровые воины - кто в полном боевом снаряжении с закрытыми забралами лицами, кто налегке - в кожаных куртках с мерцающими на груди зерцалами. Но все - с оружием наперевес, будто мало им было нескольких копий и луков, наставленных на путников и собирались они не просто убивать, а рвать, кромсать на части добычу, по собственной воле оказавшейся в их логове.
  Роксана слепо шарила взглядом по суровым лицам, скрещенным в ожидании кровавой расправы мечам и алебардам, и не могла для себя решить: кто они и откуда возникли в замке. И как умудрились не подавать признаков жизни в течение двух дней. Этот последний вопрос навел девушку на неприятные выводы. До рези в глазах в неверном свете Селии оглядывалась она по сторонам и со страхом понимала, что не хочет знать ответа.
  - Оружие, - хриплый голос заставил настороженную толпу расступиться. - Бросайте оружие.
  Приказ был отдан и даже у кочевника хватило ума повиноваться. Он осторожно сложил меч к ногам того, кто вышел из толпы.
  Роксана последовала его примеру. Отстегнула пояс с заветным кинжалом и лишь тогда взглянула в лицо тому, кто казался главным.
  Темный плащ скрадывал фигуру. Черные как вороново крыло волосы били по плечам, повинуясь порывам ветра. Бледное лицо с огромными неподвижными глазами, орлиный нос, причудливо очерченные губы - все указывало на то, что человеку с рождения было позволено повелевать.
  Тонкие кисти рук, обтянутые кожаными перчатками с раструбами, окантованными серебряной нитью жили своей собственной жизнью. Указующий перст потянулся к Роксане, будто обрисовал с ног до головы.
  - Ну здравствуй, звезда моя, - вслед за пальцем к ней потянулся и владелец. - Свиделись.
  Вскинул на нее удивленный взгляд кочевник. Видно, и его умение владеть собой имело отпущенный предел. Что-то негромко сказал Леон, но Роксана не расслышала. Белое, холеное лицо, орлиный профиль - она никогда не видела этого человека.
  - Я, - начала она тусклым голосом, от страха лишенным выражения, но незнакомец черной птицей подлетел к ней.
  - Не говори ничего, звезда моя. Я искал тебя и награжден. Граф Бертран Дартский к твоим услугам, - не дожидаясь ответа, он неуловимо махнул рукой и толпа расступилась. - Путников в моем замке принимают по всем законам гостеприимства, - добродушно сказал он и Роксане не понравилась насмешка, что как шипы в розе неприятно кольнула слух.
  - Мы ничего не имели бы против того, чтобы продолжить путь, - вдруг подал голос Леон и граф обернулся.
  - Я давно не принимал гостей и поэтому вы уйдете тогда, когда скажу я, - и это был приказ, который следовало исполнять. Причем, быстро и не задавая лишних вопросов. - Пойдем, звезда моя, я покажу тебе мой замок.
  Путники и рады были задержаться, однако в спины упирались не только суровые взгляды, но и острые грани обнаженных мечей. С грохотом, достойным звука близкого грома за их спинами поднялся мост и сердце у Роксаны, трепетавшее в груди, ухнуло вниз.
  Ледяные пальцы, не отдающие тепло через перчатку, сжимали предплечье и девушке пришлось, передвигая непослушные ноги, подняться по ступенькам к открытым настежь дверям.
  - Займитесь гостями, - бросил через плечо граф и Роксана не заметила, куда подевались ее спутники.
  Опекаемая графом, она прошла через бесконечную анфиладу комнат, где факелы, утопленные в настенных кольцах почти не давали света. Гулкие звуки шагов тревожили арочные своды и эхо, не разбирая где - чьи соединило их в один неумолчный гул.
  В конце перехода, перед широкой лестницей, уводящей в темноту, граф остановился.
  - Я буду рад видеть тебя на ужине... В том самом платье, - в его глазах полыхнуло давнее воспоминание. Судя по всему приятное - тонкая улыбка изогнула губы.
  - Граф, - выдавила из себя Роксана. - Быть может я покажусь вам странной...
  - Побойся Тьмы, звезда моя, - граф шутливо всплеснул руками, - ты всегда была странной.
  - Но, мы с вами никогда не встречались. Вы меня с кем-то перепутали. Мне не хотелось бы принимать на свой счет чужие почести.
  - Нет, звезда моя, я не ошибся. Только напомни, как тебя зовут на этот раз?
  - Р... Роксана.
  - Роксана? Конечно. Только такое имя она могла тебе дать.
  - Кто? - опешила она.
  - А ты не знаешь - кто?
  - Я-то знаю, но...
  - Успокойся, звезда моя, я не сошел с ума. Со мной может произойти все, что угодно, кроме одного - я обязан помнить все, что со мной было. Я знал твою мать.
  - Мою? - она вздрогнула. - Может, то была не моя мать?
  - Нет, Роксана. Рад бы ошибиться, но не могу. Ты похожа не нее как две капли воды. И снаружи, прости - и внутри.
  - Похожих людей много. Вы перепутали, граф. Я задержусь здесь до утра, если вы так настаиваете... И... после, потом, вы дадите нам возможность продолжить путь?
  - Путь? Какой путь? Ты пришла, Роксана. Это - конец пути.
  - В каком смысле? - тонкая и длинная игла кольнула в сердце.
  - Я объясню позже. Переодевайся к ужину. Я тебя жду, - он склонился, отыскал ее руку и прильнул губами. Ожог ледяного поцелуя пронзил руку до кости. - Иди.
  - Куда? - ее била дрожь.
  - Они проводят.
  Граф кинул головой и пошел прочь. Полы длинного плаща били по кожаным голенищам сапог.
  'Кто они?', - вопрос застрял у нее в горле. Три фигуры в темных, наглухо закрытых платьях как тени возникли спереди и сзади. Приглашающий кивок - и высокая, седая женщина, чьи руки сжимали древко горящего факела, повернулась и пошла вглубь коридора. Роксане ничего не оставалось, как следовать за ней. Она оглядывалась по сторонам, стараясь запомнить путь назад, но тьма, расступавшаяся от света одинокого факела, тотчас смыкалась вновь.
  Идти пришлось недолго. Женщина свернула налево и провал открытой двери поглотил ее.
  Факел занял привычное место на стене, но в узкой комнате не стало светлее. Через высокие стрельчатые окна не проникал свет Селии. Огромная кровать, накрытая пыльным бархатом неопределенного цвета притягивала взор. Камин, которым давно не пользовались, блестел гнилыми зубами сломанной решетки. На каминной полке стояли фарфоровые статуэтки, покрытые белой вязью паутины. Только в больную голову могло придти желание изображать Отверженных. Не без душевной дрожи Роксана разглядывала Девочку-у-Дороги - проклятое дитя, убившее при рождении мать, Дорожного Попрошайку, которому лучше отдать все, что попросит, иначе в дороге может случиться любая беда. Таращила белые глаза Капризная Дева, отказавшая морскому царю. Заламывала тонкие руки Непослушная Она - та самая, которая поддалась на обман демона и убила всю свою семью. И даже - Свет-Свет - щерил зубастую пасть непобедимый Мусорщик, получеловек - полузверь, проклятый родным отцом и обреченный вечно истреблять все живое.
  На губах Роксаны застыл немой вопрос, так и не прозвучавший. В руках высокой женщины она увидела платье, старинное, из красного бархата с кружевной вставкой поверху лифа.
  - Зачем это еще? - подозрительно спросила Роксана.
  - Тебе, - бесстрастный голос шорохом остывших углей прошелестел по углам.
  - Мне не нужно, - попробовала возразить Роксана, но холодные пальцы с нечеловеческой силой впились ей в плечо, лишив желания сопротивляться.
  Борясь с дрожью, которая заставляла зубы выбивать звонкую дробь, Роксана позволила надеть на себя платье. Она терпела, когда затягивали узкий корсет. Она мало что чувствовала от холода, когда ледяные пальцы касались ее коротких волос, создавая подобие прически. Но она решительно воспротивилась попытке застегнуть на шее огромное, пылающее разноцветными камнями колье.
  - Нет, - твердо сказала она.
  К ней со всех сторон тянулись настойчивые руки. И тогда девушка не выдержала: вырвала злополучное колье и зашвырнула в угол. Тут же вскочила, ожидая скорой расправы. Вместо этого увидела себя в огромном, от пола до потолка, зеркале. На нее смотрела чужая женщина с вызывающе сжатым корсетом и выпирающей грудью, едва прикрытой прозрачными кружевами. С поднятыми наверх и сколотыми заколкой волосами, так, что видна была шея. С целеустремленным взглядом серых как кинжалы глаз.
  Одно бесспорно понравилось Роксане - она не заметила в тех глазах страха.
  Туго стянутый корсет заставлял ее дышать часто и кровь прилила к щекам. Обнаженные плечи не чувствовали холода, когда вслед за окружающими ее тенями спускалась она по широким ступеням. Огромный зал, лишенный окон, прислушивался к звуку ее шагов. Кожаные сапоги, которые слава Свету, остались при ней, то и дело наступали на нижнюю юбку. В конце концов Роксана приноровилась.
  Ярко горели свечи в серебряных подсвечниках, но скоро оплывали и гибли с коротким шипением. Камин, в который свободно мог войти человек немалого роста, не пригибаясь, давно потух и черные угли скрывал серый пепел.
  За бесконечно длинным столом ее дожидался не только граф. Из-за стола поспешно поднялся Леон. Тут же сидел кочевник на стуле с высокой резной спинкой и на появление Роксаны не обратил внимания. Зато к ней навстречу рванулся Бертран, в белоснежной рубахе с широкими рукавами. В расстегнутом вороте блестел золотой амулет. Глаза сиятельного вельможи соперничали блеском с золотом. Его неподдельная радость заставила Роксану как за спасительную ухватиться за мысль, что перед ней точно сумасшедший. В таком случае оставалось непонятным: как он умудрился, исходя из душевного состояния, сплотить вокруг себя такую уйму народу?
  - Звезда моя, Роксана, - граф не отрывал от нее восхищенного взора. - Твоя мать была брюнеткой...
  Он угадал и она шумно вздохнула.
  - ...и тогда я думал, что это совершенство. Но сейчас я склоняюсь к другому мнению. И потом, когда она надевала это платье - кружева скрывали то, что подчеркивают у тебя. Я без ума. Ты можешь быть уверена, - он наклонился к ней и она отшатнулась, - я позволил твоей матери уйти - с тобой я поступлю по-иному.
  Роксана хотела попросить объяснений, что значит это 'по-иному' и стоит ли этого бояться, но граф галантно усадил ее за стол.
  - Граф, простите, - несмотря на обращение, Леон не отрывал от Роксаны остановившегося взгляда.
  - Ты что-то хотел спросить, Леон? - Бертран улыбался и его улыбка напугала Роксану.
  - Я хотел бы спросить, чем мы обязаны такому радушию?
  - Разве простое гостеприимство стало чем-то из ряда вон выходящим?
  - Но... Война...
  - Война. Все списывают на войну. Удобно. Раньше списывали на Истину - тоже удобно было. Теперь на войну.
  Бертран махнул рукой и появился слуга. Понес к столу роскошное блюдо, на котором источал аромат огромный кусок пряного мяса. Роксана подцепила ножом отрезанный ломоть больше для приличия: ни о каком аппетите не могло быть и речи, стоило поймать взгляд графа, трепещущий, как пламя свечи.
  - Но, граф, - упрямо продолжал Леон, рассматривая в тарелке приправленное специями мясо. - Как вы смогли оставаться в стороне от того что касается... всей страны?
  - О какой стране ты говоришь, Леон? - улыбался граф. - Разве страна не умирает вместе с героями?
  - Я... честно говоря, не понимаю, что вы имеете в виду. Пока жив народ - жива страна...
  - Разве? - изогнутые брови взлетели. - Ты путешествуешь по стране, Леон. Народ, о котором ты заявил, жив?
  - Я... честно говоря, не знаю, о чем вы говорите... Но за все это время я не заметил и ни одного героя.
  - Видишь ли, мой... мальчик... Я могу так тебя называть?
  Смущенный Леон кивнул головой.
  - Так вот. Герой живет в каждом из нас. Он живет в Роксане, в тебе, в..., - его взгляд остановился на кочевнике, нарочно уставившемся в одну точку. - Да, в каждом. И только от тебя зависит: вырастишь ли ты в себе героя. И потом, кто тебе сказал, что я остался в стороне от военных действий?
  - Однако, - Леон замялся, подбирая каждое слово, - мы все сидим за одним столом. То есть, вы ко всем проявили одинаковое радушие...
  - Ах, вот ты о чем. Поверь, Леон, перед наступающей Тьмой все равны. И кочевники, и лесные жители, и северяне. Я понимаю кое-что в этом вопросе.
  Светская болтовня продолжалась, а у Роксаны кусок в горло не лез. В углах каминного зала, лишенного окон, прятались тени - она боялась туда смотреть. Девушка ясно отдавала себе отсчет, почему сидит за столом Леон, но никак не могла взять в толк, как удалось усадить гордого кочевника? Позже, когда большинство свечей истаяли и свет перестал быть таким ярким, она заметила людей в черном, до того незаметных совершенно на фоне темной, покрытой тканью стены. Безмолвные, лишенные сколько-нибудь запоминающихся черт, они стояли за стулом кочевника и за все время, пока Роксана наблюдала за ними - ни разу не шелохнулись.
  - Позвольте, граф...
  Нечто большее, чем просто тревога скользнуло в тоне Леоне и Роксана насторожилась.
  - ...вы назвались именем Бертрана Дартского...
  - Что значит твой намек... юноша? Я и есть граф Бертран Дартский.
  - Но ведь граф, - Леон не договорил.
  - Рано, - мягко перебил его граф. - Договоришь позже.
  Остановившийся взгляд Леона и полуоткрытый рот, в котором застряло так и не прозвучавшее слово, сказали Роксане больше.
  Граф не был сумасшедшим, это очевидно. Он...
  - Роксана, - Бертран взмахнул рукавами белой рубахи и легко поднялся со своего места. - Только такое имя могла дать тебе мать. Роксана. Она объяснила тебе его значение?
  - Нет. Не успела, наверное. Ее вместе с отцом убили кочевники.
  - Тогда это сделаю я. Когда-то я объяснил и твоей матери значение ее имени. Теперь объясню твое. 'До' - на древнем веррийском означает 'ты'. 'Ло' - означает 'я'. Но есть еще и 'ро'. Так вот 'ро' - нечто, лежащее за сознанием. Или под сознанием - как хочешь. Надеюсь, слово 'ксана' объяснять не надо?
  - Надо.
  Граф кивнул головой, словно такого ответа и ожидал.
  - 'Ксана' - возмездие. Вот и соедини. Что получилось?
  - У меня ничего не получилось.
  - А вот у меня получилось. Раньше такое сочетание называли 'слепая стрела'. Когда пущенная в промах стрела неожиданно поражала цель. Да, только такое звонкое имя могла дать тебе мать.
  Он облокотился на высокую спинку ее стула и долго смотрел на нее. Так долго, что в конце концов она не выдержала.
  - Вы уверены, граф, что речь идет все еще о моей матери?
  - Ах, звезда моя, я отвык от подарков, которые дарует мне судьба. Ты - мое счастье, моя награда. Твоя мать была высокой девушкой...
  'Опять угадал, - успокоила себя Роксана, - всякое случается'. Но увещевание не помогло. Корсет стеснял дыхание - вот наверное, чем объяснялись бешеные скачки сердца.
  - Ты другая, - улыбнулся граф. - И как ни прискорбно - в отца.
  'Опять угадал', - Роксана отложила в сторону ложку, которой так и не воспользовалась.
  - Жизнь моя изменилась в то мгновенье, когда я отдал твою мать отцу, - ничего похожего на прежнее легкомыслие не звучало в его тоне. - Я близко знал твою мать...
  - Надеюсь, - она с трудом проглотила застрявший в горле ком, - не настолько близко, чтобы считать меня своей дочерью?
  - Нет, - граф был серьезен. - Я мечтал бы об этом, но нет. Я отпустил ее и получил то, что мне причиталось.
  - Много? Много причиталось?
  - Много, девочка моя, много. Но ошибок прежних лет я не повторю. Твои... спутники утром покинут мой замок живыми и невредимыми. А ты... не хочу начинать с обмана. Ты останешься со мной.
  - Да? - она с силой отодвинула стул и поднялась.
  Из глаза встретились. Высокий, прямой, изысканный - он застыл перед ней. На дне его глаз стыла тоска.
  - И зачем деревенская девчонка понадобилась графу? - непослушными губами произнесла она и почувствовала холод, ледяным ветром скользнувший по обнаженным плечам.
  - Оставь, Роксана, - его голос опустился до немыслимых низов. - Я посмеялся бы с тобой, но забыл, как это делается. Ты останешься со мной и мы разделим с тобой вечность. И твои демоны мне не страшны, - шепотом добавил он и губами коснулся ее шеи.
  - Демоны? - так же тихо спросила она. - У меня их что, много?
  - У тебя их... есть.
  - Понятно, - она сжала зубы. - Уверен, что не страшны?
  Хохот лязгом железа еще звенел в ушах, но чаша, в которой копился страх, стократ усиливаемый догадками - переполнилась. Столовый нож, которым она так и не воспользовалась, сам прыгнул ей в руку.
  Все случилось одновременно: ее удар и отчаянный крик Леона.
  - Не надо, Роксана! Он мертвец!
  Слово покатилось в голове, отыскивая выход.
  Рукоять ножа, которой полагалось разделывать мясо, ненадолго задержалось в ее руке. Привычное к разделке мертвой плоти, тупое лезвие спело лебединую песню - с размаху вонзилось в плоть живую. И лишь погрузившись в вожделенное тело по рукоять, тяжело, как в дерево - нож осознал ошибку. Вместе с ним осознала ошибку и Роксана. В отличие от бесчувственного оружия страшное открытие повергло ее в состояние ужаса.
  - Лучше один раз увидеть, чем сотни раз услышать, - глухо, как сквозь слой войлока донеслись до нее слова графа.
  Роксана его не слушала. Она не могла оторвать взгляда от рукояти ножа, вонзившегося в грудь Бертрана чуть выше сердца. На белой разорванной рубахе не выступило ни капли крови и зрелище это завораживало.
  - Чего ты ждешь, звезда моя? - безжизненный взгляд леденил душу. - Крови нет. Кровь ушла в землю.
  - Ты врешь, - сказала она для того, чтобы услышать звук своего голоса.
  - Хотелось бы. Но нет. Я - Отверженный. Мне имя - Душегуб. Так что прежнее можешь забыть. Хотя мне будет приятно, если ты будешь называть меня Бертом. Так звала меня твоя мать...
  Он не договорил. Неистовый звон железа наводнил зал. Вскочил со своего места кочевник. Высоко поднятый стул обрушился на головы тех, кто стоял за ним. Из темноты спешили к нему новые тени. Сверкали обнаженные клинки.
  Пока Леон поднимался из-за стола, сжимая в руке единственное оружие - столовый нож, кочевник двигался быстрее молнии. Он возник у ближайшего призрака за спиной. С лязгом, потревожившим спящее эхо, на мраморную плиту упал меч. В тот же миг он оказался в руках у кочевника. Серебристым веером при свете свечей раскинулось неуловимое движение его меча. Он отступал к двери, не давая преследователям приблизиться к себе. Но тени будто делились и с каждым мгновеньем их становилось больше.
  Леон вскочил на стол и перескакивая чрез огромные блюда тоже кинулся к выходу. Кто-то из теней с размаху резанул мечом повыше столешницы. Раздался звон посуды, брызнуло в разные стороны красное вино из разбитого кувшина - будто кровью окрасилась скатерть. На миг запнулся Леон, с ходу перепрыгивая через опасное препятствие. Окрыленный удачей, он бежал дальше. Со всех сторон к столу потянулись безмолвные тени. Еще взмах - на этот раз повыше. Леон прыгнул, преодолевая очередной поднятый меч. Но удача отвернулась от него. Носком сапога он задел высоко отставленный клинок и кубарем, сметая стоящую на столе посуду, покатился на пол.
  Кочевник отбивался от пятерых наседавших на него противников. Вполне возможно их было и больше. В огромном зале одна за другой гасли свечи и темнота подбиралась вплотную к месту сражения. Кочевник исступленно рычал, предчувствуя грядущее поражение. И в его рычании Роксане чудилось собственное имя.
  - Не бойся, звезда моя, - смягчая хриплый голос, сказал граф. - Ничего с ними не будет. Их отведут за реку и освободят. Но ты...
  - Зачем я тебе? - путаясь в юбках, Роксана отступала. Взгляд помимо воли приковывала торчащая из груди рукоять.
  - Не бойся меня, - граф не отставал от нее ни на шаг. - Ты при жизни была для меня многим, а после жизни стала всем.
  - Я никем для тебя не была, Берт. Я тебя не знаю, - и отступала дальше. - Отпусти меня...
  - Опять? И не проси. Это при жизни я дураком был, но смерть - она многому учит. Особенно после того, как понимаешь, нет тебе жизни в Небесной обители. Но самое страшное, Роксана, - граф стремительно шагнул навстречу и она не успела отступить, - осознание того, что тебе не с кем разделить грядущую вечность.
  - Отпусти меня, - она сделала шаг назад, но не рассчитала и наступила на подол платья. Хорошо хоть, быстро выпрямилась. Неизвестно, удалось ли бы ей сохранить присутствие духа, коснись ее своими холодными пальцами мертвец.
  - Нет, Роксана, не проси, - безжизненный взгляд ножом царапал кожу. - Смерть только ума прибавляет. А все остальное отнимает.
  Волокли по полу еще сопротивляющегося Леона, до хруста сжав руки за спиной. Он что-то кричал. Тени закрывали ему рот. Сопротивлялся он отчаянно, но добился лишь того, что спеленали его как младенца, протащили по полу и утонули вместе с ним в темноте открытых дверей.
  Кочевника подвела вера в оружие. Он попытался как когда-то в схватке с морочницами, со всего маху отрубить призраку голову. Затупленному от времени оружию было далеко до того клинка, о котором с такой любовью заботился кочевник. С тупым скрежетом меч застрял в шейной кости. Напрасно пытался Ханаан-дэй освободить клинок. Ему не хватило времени. Его ударили сзади и он упал. В толпе призраков исчез бьющийся в слепой ярости кочевник, напрасно пытающийся выбраться из-под груды мертвых тел. Его одинокий крик потерялся в шорохе бессловесной возни теней.
  Пятиться дальше было некуда. Спина уперлась в каменную кладку. Словно того и ждали разом погасли все свечи. Напрасно пыталась Роксана разглядеть графа, от которого и при свете не ждала ничего хорошего. А уж в темноте...
  Услышав ее мысли, на помощь пришел ветер. Стремительный порыв выдул из давно потухшего камина золу, разворошил, поднимая к сводчатому потолку. В воздухе кружился серый пепел и мерцал во тьме, как далекие звезды. В призрачном свете скалились беззубые лица, таращились выклеванные воронами пустые глазницы. Пепел оседал на стенах, тотчас обращался в кровь.
  Прямо на Роксану шел граф. Свечным воском оплывало белое лицо, обнажая рассеченную до кости бровь. Голова его тряслась. Из разверстой на шее раны медленно, задерживаясь в воздухе падали на пол тягучие черные капли.
  
  5
  
   - Я тебя не звала.
   - Не звала, - как эхо отозвался демон и тонкие крылья затрепетали, словно им передалась тяжесть перехода из мира Иного.
   - Так зачем ты пришел? - тяжелый упрек стрелой полетел в демона, но цели не поразил.
  - Я не приходил. Ты спишь. Грань между мирами истончается, когда ты засыпаешь и мы можем говорить. Только одно - ты вряд ли будешь помнить о нашем разговоре. У людей короткая память. Плохо это или хорошо - тебе решать.
  - Я не сплю, - упрямо поджала губы Роксана. Каменные стены, лишенные окон давили на нее. Свет одинокой свечи лишь подчеркивал тьму, что пряталась в углах.
  - Как хочешь, - демон опустился перед ней на колени и два васильковых омута, чей цвет был различим и в полутьме, уставились на нее. - Скоро ты умрешь.
  Она вздрогнула как от удара и поджала ноги к груди - подальше от демона.
  - Это почему еще? - подозрительно спросила она. - Ты, что ли, собираешься меня убить?
  Демон позволил себе легкий вздох и дуновение ветра коснулось щеки Роксаны.
   - Я не могу.
  - А хотел бы, - это был не вопрос.
  - Ты скоро умрешь, - как старую сказку, повторенную десятки раз и потому порядком надоевшую, рассказывал он. - И мне, живущему так долго, что появление людей для меня события недавние, даже интересно грядущее небытие.
  - Не надоело жить, за столько лет? - ехидно улыбнулась она.
  - Лет? - Васильковые глаза дрогнули. - Лет... Если ты начнешь считать мои года - умрешь прежде, чем досчитаешь до половины. То, что для тебя жизнь, для меня миг.
  - Вот я спрашиваю - не надоело?
  - Не знаю, - он взмахнул крыльями и воспарил. Порыв ветра откинул прядь волос со лба Роксаны. - Но грядущее небытие манит меня.
  Парящее обнаженное тело демона ласкал теплый свет свечи.
   - Уходи, - она пожала плечами, - я не заставляю тебя умирать вместе со мной.
  - Не я решаю это. Я принимаю. Договор был предопределен и случился так же, как мое появление в Хаосе.
  - А наверняка хотелось бы решать все самому! - Как камень бросила ему в лицо.
  - Наверное, - равнодушный взмах крыльев. - Когда твое господство над целым миром зависит от решения упрямого человека, с которым невозможно договориться - такое трудно принять.
  - Господство над миром, - передразнила она. - Не слишком ли много ты на себя берешь, если не смог убить даже меня?
  - Ты, - демон опустился на каменные плиты и замер у стены. Крылья послушно сложились за спиной. - То, что получила ты, собирали тысячи поколений людей. Жаль, что ты расправилась с наследством как со старой одеждой. Когда могла владеть миром.
  Роксана поморщилась.
   - Опять мир... Зачем он тебе - весь?
  - Он именно и нужен - весь. Что мне делать с половиной? Ты надеваешь платье, тебя же не устроят только рукава?
  - Сравнил, - фыркнула она. - Даже жаль, что во мне умрет такой мудрец. Обещаю, последняя моя мысль будет о тебе...
  - Лучше назови мое имя. Тогда последняя мысль окажется первой.
  - Имя? Я не помню его.
  - Ты не можешь помнить его или забыть. Оно живет в тебе как ребенок - одного желания мало, чтобы избавиться от него. Оно - часть тебя.
  - И не надейся. Все беды на нашей земле от демонов. Сиди там, где сидишь и умирай вместе со мной. А на то, что позову - и не надейся. Я скорее позволю себе избавиться от нежеланного ребенка, чем...
  - В вас, людях, одно хорошо - ваши слова всегда расходятся с делами.
  - Ну? Что же ты не добавил: в отличие от нас, демонов?
  - В отличие от нас, демонов, - послушно повторил он. - Если я говорю, что могу убить - я убиваю. Если я говорю, что могу разрушить этот замок, то...
  - Начинается. Убить, разрушить. Ты создай сперва что-нибудь, или построй! Мы люди, хоть ребенка можем родить, себе подобного! А вы...
  Он обернулся и долго смотрел на нее. Так долго, что она всерьез испугалась утонуть в бездонном омуте васильковых глаз.
   - Хочешь, - его голос стал глухим, как шорох ветра в степи. - Буду строить и создавать.
   - Я знаю продолжение: 'Только позови меня'. Раз, другой... А может, третьего и не понадобится? Не
  успею оглянуться, как внутри меня вместо души будет сидеть холодный демон. Прекрасно, что ты сильный. С тем большим удовольствием я уйду из этой жизни и обрету покой...
  - Да, - на безволосой голове вздулись синие жилы. - Ты уйдешь из жизни. Только на покой на твоем месте я бы не рассчитывал.
  - Ты все врешь! - крикнула она.
  - Это обычные люди, проклятые при жизни становятся Отверженными, - как ни в чем не бывало, продолжал он. - Что ждет тебя после жизни, не могу даже предположить. В любом случае - это будет первый опыт на этой земле. Возможно, мир падет к твоим ногам. Но лишенная жизни и души, ты будешь диктовать ему другие условия.
  - Врешь! Мерзкая тварь! - Сила негодования подняла ее с холодного пола и бросила вперед.
  Роксана застыла в шаге от демона, в ярости сжимая кулаки. Она смотрела на него в упор, разжигая огонь праведного негодования, но так и не смогла заставить себя коснуться смуглой кожи. Демон встретил ее прямым взглядом - в нем не читались ни равнодушие, ни тоска.
  - Кто меня убьет? - наконец, Роксана наступила себе на горло.
  - Он скоро будет здесь. Осталось немного подождать.
  Демон отвернулся. Его рука легла на стену. Железные когти крошили камень как изъеденную червями труху. Вот большой камень, не выдержав напора, вывалился из кладки и в открывшуюся дыру хлынули потоки света.
  ***
  Роксана лежала ничком на истлевших тряпках. Она проснулась от собственного стона, когда неловко повернулась, задев локтем острый камень.
  Сон медленно перетекал в явь. Те же стены, лишенные окон, закрытая дверь, обитая железом, та же свеча, истаявшая почти до конца. От тяжелого сна не осталось ничего, кроме тревоги и воспоминания о том, что она опять разговаривала с демоном.
  Отчаянно хотелось пить. От роскошного платья оторвалось кружево и жалко повисло на тонких шелковых нитках. Обнаженные плечи не чувствовали холода. Больше холода камней, ворующих тепло, пугала тьма, что крадучись подбиралась к ней из темных углов, обнимала за плечи и шептала тоскливые слова. Роксана попыталась отгородиться от нее светом одинокой свечи, но колеблющийся мрак оказался сильнее.
  Девушка следила за тем, как оплывала хрупкая свеча, и готовила себя к последнему испытанию. Когда зашипит, умирая, крохотный огонек и тьма скроет ее, как раковина песчинку. Ей чудился звон колокольцев - тихий, чувственный, зовущий. На некоторое время она забылась, вслушиваясь в далекие звуки.
  Так, что не сразу заметила, как с коротким шипением погасла свеча. И в темноте, кромешной после слабого света послышался лязг отворяемой двери.
  Яркий свет свечей, вставленных в гнезда подсвечника разогнал приготовившийся к охоте мрак. Иначе Роксана не разглядела бы, как в сопровождении призраков в душный склеп вошел граф. На сей раз он не стал баловать ее обилием белого цвета - черный плащ, скрепленный на груди серебряной застежкой подчеркивал бледность породистого лица.
  Призраки исчезли, будто не было их вовсе и лишь с грохотом закрывшаяся дверь доказывала обратное. В углу тяжело качнулся подсвечник, устраиваясь удобнее. При ярком свете Роксана подробно разглядела склеп, в котором оказалась волею судьбы. Сводчатый высокий потолок, каменную, нарочито грубую кладку стен и ворохи тряпья по углам, в которые совершенно не хотелось вглядываться.
  Граф молчал, сложив на груди руки, скрытые перчатками. Его тусклый взгляд, пронзив Роксану насквозь, зацепился за что-то за ее спиной.
  - Где мои друзья? - первой не выдержала она. Что ему, мертвецу? Он привык молчать.
  - Уже и кочевник тебе друг? - хрипло спросил граф и звук его голоса царапал слух.
  - Ты тоже не стал разбираться, посадил всех за стол, - тихо сказала девушка. Она не испытывала желания продолжать разговор, даже перед угрозой полной темноты, но его ответы были предпочтительней неподвижности мертвого лица, на котором против воли останавливался взгляд.
  - Я. Я другое дело. После смерти все для меня стали равны.
  - Ты не ответил на мой вопрос.
  Вдруг что-то яркое мелькнуло в его глазах.
   - Хорошо сказала. Твоя мать имела дурную привычку переспрашивать 'как это?'.
  - Я устала тебе объяснять, - она глубоко вздохнула. - Вряд ли ты был знаком с моей матерью.
  - Ах, Роксана, и рад был бы ошибиться... Рад? Я оговорился. Знал бы кого благодарить за такой подарок, пусть и после смерти, непременно отблагодарил бы. Наверное, был в прошлой жизни добрый поступок, который мне зачли.
  - Ты хотел успокоить меня, что с моими друзьями все в порядке, - напомнила она.
  - Правда? - в его глазах мелькнула ирония. - Тогда успокойся: они в безопасности.
  - В безопасности на том свете или еще на этом?
  - Они в безопасности. Можешь мне поверить. Я ведь кажется, еще не обманывал тебя? А мог бы.
  - Слишком дорого мне обойдется моя вера, - зло сказала она.
  - Однако, тебе придется мне верить.
  - Ты так думаешь?
  - Не сопротивляйся, Роксана. Нам с тобой предстоит разделить вечность. Стоит ли портить ее недоверием?
  - Я не собираюсь ничего с тобой делить.
  - Хорошо, оставим эти надоевшие уговоры. После смерти ты станешь сговорчивей.
  - После чего? - в горле пересохло.
  - Ты слышала, что я сказал. Тебе отсюда не выйти. И уже очевидно - ни живой, ни тем более мертвой. И лишь от тебя зависит, сделаешь ты свою смерть долгой и мучительной. Или, - он стремительно шагнул к ней. - Я помогу тебе. Один миг...
  Руки, сведенные на груди, разошлись. Затрепетало в отблеске света длинное лезвие ножа.
   - Нет, - она вжалась в стену, - я не приму смерть из твоих рук. Ты - Отверженный!
  - Да. Я Отверженный. Но видит Тьма, всю жизнь я мечтал стать героем, - он шагнул к ней и Роксана вскочила: ей не хотелось лежать у его ног. - Думаешь, я мечтал лежать на поле боя, прижимая руки к остывающей ране? Мечтал чувствовать, что мои глаза - не более, чем пища для ворон? Как вваливаются щеки и стылая кровь обращается в пыль? В то время, когда как черви впиваются в мое тело сотни загубленных мною же душ! Веррийцев, кочевников... Как рвут плоть, пытаясь добраться любой ценой до того, что вернет их к жизни!... Я мечтал стать героем, а стал Отверженным. Я Душегуб и имя дано мне за дела. Когда обрекаешь на смерть сотни людей, меньше всего думаешь о поражении. И даже когда начинаешь понимать, что победы тебе не видать, ты надеешься на чудо. Как? Тебе, такому удачливому, покорившему сотни женщин, с легкостью ведущему за собой людей - разве не должно повезти? Но неизбежно наступает момент, когда от всех мыслей - о победе, удаче - остается одна. Все сотни жизней не стоят одной. Твоей. И ни грана сожаления о том, что поле завалено трупами и виноват в этом ты. Ни грана!
  Он стоял рядом с ней. Лицо к лицу. Твердой рукой сжимал нож и в мертвых глазах пылала ярость.
   - А потом приходит смерть. А вместе с ней наказание. И страх. Оттого, что у наказания не будет срока давности и все, что тебе осталось - вечность и имя Отверженного. Знаешь, Роксана, - он приблизил рот к ее уху и она приложила усилие к тому, чтобы удержаться на месте. - Они все во мне. Все убитые тогда у Черного Оврага. И кочевники, и веррийцы. Каждая часть моего тела - чье-то сердце, чья-то душа. Я чувствую их постоянно и каждый болит по-своему...
  - Берт, - она дышала открытым ртом. Ей казалось, стоит принюхаться - и она почувствует запах гниющей плоти. И бесполезно объяснять себе, что нет у Отверженных могил и скорее всего лежит Берт на том поле, погребенный под грудой трупов, им же обреченных на смерть.
  - О такой радости я не смел и мечтать, - шептал он и от холода у Роксаны онемела шея. - После смерти я много думал. Заново проживал прошлую жизнь и пришел к выводу: твоя мать была тем переломом, после которого все пошло не так. Если бы тогда, под Славлем, я не сыграл бы в благородство и не отдал бы ее твоему отцу, она осталась бы со мной. Она - единственная - удержала бы меня.
  - Понятно! Во все виновата, оказывается, моя мать! - она вывернулась из-под его руки и метнулась к противоположной стене. - Но при чем здесь я?!
  - Ты - моя награда! Теперь я начинаю думать, что не зря для меня прошли годы страданий. Я искупил болью свою вину! Ты послана мне в награду! Мы будем жить вечно. Ты! Будешь жить вечно!
  - В качестве кого? Отверженной? Тебе-то самому нравится такая жизнь?
  - Я - другое дело. Ты не будешь страдать, нет! Мы будем вдвоем и только вдвоем. Здесь, в замке, все к твоим услугам: осень, зима, лето...
  - Не обманывай себя, Берт. Даже Отверженной я не буду с тобой. После смерти ты меня не удержишь. Отпусти меня... Соверши хоть один добрый поступок, пусть и после смерти. Клянусь, я доберусь до Черного Оврага и похороню твое тело. Ты обретешь покой... Отпусти меня, Берт. Это и будет твое прощение...
  Граф стоял на месте и отрицательно качал головой. В мертвых глазах, устремленных мимо нее, Роксана читала свой приговор.
  ***
  Хоть подсвечник оставил, и на том спасибо. Роксана погасила все свечи, кроме одной. Будет разумным зажигать их по очереди, одну от другой, по крайней мере, хватит подольше. Подсвечник был тяжелым, она с трудом удержала его в руках, когда хотела поднять. Долго водила пальцем по причудливым дубовым листьям, огибающим ножку, по гнездам для свечей, вытянутым вперед наподобие открытых детских ладоней. Этим бы подсвечником да по голове с волосами как крыло ворона - мелькнула бесполезная, но утешительная мысль - только не сейчас, а в то время, когда граф был еще жив. Чтобы был у него единственный переломный момент: не встреча с мифической матерью, а один, но точный удар, отправивший его в могилу. Всем от этого было бы лучше - и в первую очередь ему самому.
  У каждого своя судьба при жизни и после нее. Девушке было нисколько не жаль графа. Отправляя людей на смерть, поздно в запоздалом раскаянии кусать губы - твоя жизнь не мерило для сотен других, а всего лишь одна их многих.
  Загнанной волчицей пробежалась Роксана вдоль стен, дважды останавливаясь перед закрытой дверью. Можно было, конечно, и постучать. Возможно - до чего-нибудь и достучится. Чего допросишься у бездушных созданий, кроме точного удара ножом? И улыбнулась, в угоду собственным мыслям: у нее есть выход - быстрый и практически безболезненный. Если бы это был конец, вполне возможно, дней через пять без еды и питья, доведенная до отчаяния она с благодарностью приняла бы смерть из чужих рук. Но существование в качестве Отверженной, бесчувственное и вечное? Дрожь по телу - неизвестно, каким еще будет проклятье. Вот придется как Мара-морочница людей в лес заманивать и жизнь пить вместе с дыханием. Мара не вечна. Упокоенную морочницу ждет долгожданное забвение. А как скажите убить Душегуба? Вполне может так статься, что его и убить нельзя. Обречена же на вечное скитание Девочка-у-Дороги, проклятое дитя, убившее при рождении мать. Прав был кочевник когда кривился, уж лучше с костром предвечным покой обрести, чем вечное существование в мертвой плоти.
  Вместе со страхом пришел холод. Встал за спиной, как жестокий хозяин обнял за плечи, запустил ледяные иголки под кожу.
  Напрасно Роксана до боли растирала себе обнаженные плечи - зуб на зуб не попадал. Без остановки ходила по кругу, тщетно пытаясь согреться. И всякий раз, как начало и конец пути - дверь, обитая железом. С заклепками, вбитыми для прочности, изученная до мелочей, она и пугала и манила одновременно. Девушка позволила себе для верности с разбегу навалиться на нее плечом, но откатилась ни с чем, если не считать болезненной ссадины.
  От бесполезных попыток в сердце зажглась ярость. Умереть здесь! Не в бою, ловя угасающим сознанием собственный предсмертный хрип, не сорваться в пропасть, захлебываясь в бурном течении реки, не погибнуть под обвалом, вряд ли вообще понимая, что же произошло. Умереть в душном склепе, истаять как свеча, прислушиваясь к звукам, вглядываясь в призрачные образы, являющимся плодом твоего воображения! От голода и жажды превратиться в груду сваленных в углу останков и преподнести себя графу на блюде, слабую, не способную оказать хоть сколько-нибудь достойного сопротивления!
  Было от чего застонать, прижимаясь разгоряченным лбом к холодным камням.
  Первая свеча догорела. Это отвлекло Роксану от слез бессилия, душной волной подступавших к горлу. Простые действия успокоили, а едва горящий огарок согрел.
  Без прежней решимости Роксана заставила себя подняться и снова пойти по кругу. Пламя колебалось от ее движения, и ей приходилось быть осмотрительной, чтобы ненароком не погасить свечу. Тишина голодной собакой набросилась на звук ее шагов. Рвала, коверкала, но чаще жадно глотала.
  Сколько времени продолжалась бессмысленная ходьба, девушка не знала. Свечи отгорали одна за другой. Настал миг и ей показалось, что она заснула на ходу. Когда открыла глаза, то обнаружила себя на полу, на ворохе тряпья, от которого даже в мыслях старалась держаться подальше. Отскочила, как от пчелиного улья и не рассчитала - наступила на нижнюю юбку. К реальности вернул не только треск разорванной материи, но и стремительное падение, слава Свету, завершившееся очередной ссадиной на колене.
  Последняя свеча догорала. Несмелые блики бродили по гладкой поверхности подсвечника.
  Душный склеп, с ворохом сгнившего тряпья по углам, таившим Тьма знает что, показался Роксане пастью чудовища. Лишь свет единственной свечи останавливал его от того, чтобы захлопнуть ее, сжать крепкие зубы, размять в пыль то, что останется. И каменные плиты, как зыбучая земля, стоит погаснуть свече - шагнешь неосторожно - затянут в темное нутро.
  Словно угадав ее страхи, огонек свечи потянулся в сторону, как от сквозняка. Роксана затаила дыхание, боясь неосторожным дуновением погасить его раньше времени. Чем неизбежнее оплывала свеча, тем прочнее в душе селился страх, застилал глаза красным туманом, просился наружу забытым именем крылатого демона.
  Повинуясь невольному порыву, Роксана шагнула к стене, на то место, где в недавнем сне стоял демон. Единственное, что еще держала ее память: здесь должна была быть дыра. Вполне возможно, когда-то тут было окно или еще один выход, но сейчас плотно пригнанная кладка ничем не отличалась от остальной стены.
  Огонек свечи задрожал и Роксана закрыла глаза, готовясь к кромешной тьме. Горячий лоб холодил бездушный камень. Она постояла так некоторое время, бездумно водя рукой на стене. Еще одно воспоминание подкинула скупая на подарки память - железные когти демона, пронзающие камень как деревянную труху. И как нарочно - ее пальцы скользнули в глубокую трещину.
  Вдруг ей почудилось движение и в первый момент она одернула руку. Но то было не одно из тех мерзких животных, что находили приют в глубоких трещинах. Роксана поняла это в тот момент, когда превозмогая отвращение, коснулась камня вторично.
  То ли неведомый строитель допустил оплошность, то ли время пришло и раствор, стягивающий камни рассыпался, так или иначе стоило приложить усилие и песок посыпался на пол. Тихий шорох каменной крошки был для Роксаны созвучен гласу Отца Света. Подобно вертихвостке она царапала щель между камнями, откуда с завидным постоянством сыпался песок.
  Погасшая свеча остановила девушку ровно на один миг, который понадобился для того, чтобы привыкнуть к темноте. Она продолжала выгребать сухой раствор на ощупь. Острые грани неровно уложенного камня резали пальцы Меньше всего Роксане было дела до мелких порезов, сочившихся кровью.
  Шорох каменной крошки пробуждал надежду. Стоило ему прекратиться и таяла надежда, уступая место отчаянию. Везде, где пальцы могли дотянуться, не осталось песка. Ладонь, погрузившая на всю длину в образовавшуюся щель убедила Роксану, что она на верном пути. Что-то там, в глубине, за гранью представления обвалилось и в склеп тонкой струей потек холодный ветер.
  Удерживая бьющееся сердце, Роксана прильнула к щели. Открытым ртом она ловила воздух, как будто его в склепе не было. И так же, как от ледяной воды заныли зубы.
  Пытаясь сдвинуть с места тяжелый камень, Роксана держала дыхание. Работа требовала кропотливого отношения и ярость, душной волной подкатывающая к глазам, могла все испортить. Могла забрать те силы, которые требовалось направить в иное русло.
  Камень, лишенный оправы, двигался. Но Отец Света! Его движения больше напоминали раскачивание. Не хватало сил, чтобы вытолкнуть его наружу, туда, где завывал холодный ветер.
  С каждым напрасным ударом таяли силы. Теперь единственное, что заставляло девушку снова и снова толкать тяжелый камень - ярость. Мысль, что спасение, быть может, рядом, доводила Роксану до исступления. Стиснув зубы, раздирая пальцы в кровь, она билась как бабочка в стекло.
  Неизбежно настал момент когда ярость, питавшая силы, погасла.
  Обессиленная и опустошенная, Роксана села на пол. Ветер, завывавший в щелях не давал ей покоя. Тогда она снова встала. Злополучный подол платья снова попался под ноги и она оступилась. Падая, зацепилась рукой за забытый подсвечник.
  Содранный локоть того стоил. Боль еще обжигала руку до самого плеча, когда сжимая в руках массивный подсвечник она тщательно примерилась - единственный удар мог стать последним - и изо всех сил ударила по камню.
  Гул катился по стене, увлекая за собой эхо. Камень пошевелился. Понемногу он сходил с насиженного места. Нехотя, медленно, но верно он продвигался в сторону ветра. Удар, еще удар. Потом Роксана била по выщербленной грани, не останавливаясь. Исступленно, яростно, войдя в раж. Ненужные более подсвечник упал на пол, когда навалившись на камень всем телом, она с восторгом ощутила его падение. Задержавшись на ребре, он, наконец, вывалился наружу.
  В образовавшуюся дыру вместе с ветром ворвался свет ночного светила. Как только пыль осела, в провале появился любопытный лик Селии. И тогда Роксана позволила себе убедиться в том, что находится не в склепе глубоко под землей, а в одной из тех нелепых башен, что так пугали ее со стороны. Она просунула руку в дыру. Ветер, брызги близкой воды, шум водопада обрушился на Роксану одновременно. От радости она тихо рассмеялась. Пусть башня, ветер и высота, но не затхлый склеп, из которого лишь один выход - в могилу.
  Еще не имея в голове ни одной дельной мысли, Роксана занялась очередным камнем. Тем, что располагался выше. Этот сдался быстро, уступив ее настойчивости. Как только осыпался раствор, стягивающий кладку, камень рухнул вниз, увлекая за собой каменную осыпь.
  Роксана не без внутренней дрожи протиснулась в дыру по пояс и посмотрела вниз.
  Ревела река. Струи воды бились о камни и разбивались в пыль. Влажное облако блестело в свете полуночной Селии, поднималось к подножью крепостной стены, но сама тропа, обегающая замок, терялась в темноте.
  Ночь перевалила за полночь. Значит, решение требовалось принимать немедленно. Отверженные не кровопийцы - для них не имело значения время суток. Но под покровом темноты легче было решиться не только на побег - смерть в бурной реке не так пугала. В любом случае, Роксана злорадно улыбнулась, она не уступит душу Отверженному.
  Как подсказкой воспользовалась подсвечником. Как ни крути, массивный с длинными плечами, он в дыру не проходил. Это тоже показалось Роксане добрым предзнаменованием. За тряпками, пригодными для того, чтобы стать веревкой дело не стало. Нижняя юбка, разорванная на полосы, вполне отвечала ее представлениям о прочности. Бархат верхней юбки трогать не стала. Материал скользкий, как не вяжи - подведет.
  Крепко-накрепко привязывая веревку к подсвечнику, Роксана торопилась. Боялась она не того, что придет граф и плоды многочисленных усилий покатятся под гору. Она боялась того, что неизбежно наступивший рассвет покажет ей со всей очевидностью невозможность побега.
  Девушка не видела, где заканчивалась веревка и велико ли расстояние до земли. Но это уже не имело значения. Обдирая плечи об острые камни, она протиснулась в дыру, вцепившись вспотевшими от волнения руками в самодельную веревку.
  Холодный воздух дрогнул, принимая ее дрожащее от страха тело, потянулся, обдувая ветром со всех сторон. Ревела река, трещала от тяжести тела веревка, скользили пальцы, намертво прилипая к узлам.
  В душе царила пустота, как та пропасть, что ждала ее. Были трещины, поросшие жухлой травой, в стене перед глазами, руки, сведенные судорогой и юбка, стесняющая движения и от этого занимающая все мысли.
  Еще Роксана думала о том, что по недосмотру тех, кто ее переодевал, она осталась в сапогах, теперь так удачно цепляющихся каблуками за трещины. И неизвестно чем закончилось бы дело, будь она босой.
  А потом веревка кончилась.
  Некоторое время Роксана висела, держась за последний узел. Потом нащупала ногой удачно подвернувшийся каменный выступ и долго стояла, не решаясь отпустить спасительную веревку.
  Порыв ветра, торопя, обдал ее брызгами близкой реки и тогда она решилась. Отпустила веревку и впилась ногтями в трещину.
  Следующий выступ заставил ее сердце забиться от радости. На ее счастье стена была старой, испещренной трещинами. Спуск давался с большим трудом и несмотря ни на что, приближал к земле.
  Когда несмело бьющееся сердце убыстрило ритм и побег стал казаться удачным, нога поскользнулась на влажном камне. Роксана вцепилась в трещину, моля Отца Света о том, чтобы поскорее нашелся под ногами подходящий выступ, способный выдержать тяжесть ее тела.
  Но Отец не слышал ее. Крошевом осыпался камень, увлекая за собой камни поменьше.
  Потерявшая опору, стоя на одной ноге, девушка некоторое время балансировала, судорожно пытаясь хоть за что-то ухватиться.
  Удача отвернулась от нее.
  Быть ей Отверженной - ослепительным огнем вспыхнула в голове мысль, когда срывая ногти, раня кожу об острые камни, полетела она вниз, ловя взглядом прощальный свет Селии.
  6
  Краснощекий Гелион прятался за кромкой дальнего леса. Окна маленького домика были распахнуты настежь. Теплый ветер принес из леса запах цветущего багряника и далекую трель чародея.
  Мать сидела на кровати и заплетала в косу длинные черные волосы. На шее от вечерней духоты блестели капли пота.
  - Нет, дочка, - она потянулась к Роксане и отодвинула листок с коряво выписанными буквами. - Вслух это имя называть не надо. Мне важно знать, что ты его знаешь. И помнишь.
  - А зачем тогда учила? - маленькая Роксана подняла брови домиком. - А вдруг я неправильно запомнила. Смотри, один только раз прочитаю: Ло...
  - Я сказала не надо. Это имя нельзя произносить вслух, - голос матери был непреклонным. - Не вредничай.
  - Я не вредничаю. Просто зачем надо было учить столько букв, чтобы выучить одно слово. Я не понимаю. Ты бы хоть объяснила мне! Я-то откуда узнаю, если вдруг оно мне возьмет и понадобится? А? Учила, учила и зря?
  - Когда понадобится - узнаешь. Но обещай мне, что до этого не будешь произносить его вслух.
  - Мама, я уже обещала!
  - Нет, так не годится, - мать наклонилась к ней и волосы, выбившиеся из косы защекотали Роксане лицо. - Клянись.
  - Самой страшной клятвой? - ахнула Роксана.
  - Самой страшной.
  - Чтобы меня укусила лесная змея?
  - Страшнее.
  - Чтобы меня забрал Лесной Дед?
  - Еще страшнее.
  - Чтобы мне после смерти стать Отверженной? - так тихо шепнула, что и сама не услышала. Но у матери был отличный слух.
  - Годится.
  - Хорошо, - тайная клятва заставила Гелион погасить свет своих лучей. - Я не буду произносить это имя вслух. Клянусь...
  - Я принимаю клятву, - сказала мать и долго молчала, уставившись в одну точку.
  Роксана не мешала ей. Пусть молчит, только бы не уходила.
  Спать не хотелось. Роксана достала из-под подушки тряпичную куклу и стала играть. Глаза у куклы были пуговичные, а рот вышит красной ниткой. На днях она порвалась и конец нитки свисал до подбородка, от чего казалось, что у куклы изо рта течет кровь. Но она была любимой, шитой мамиными руками, поэтому ей многое прощалось.
  - Доната, - на пороге комнаты возник отец. Заглянувшая в окно Селия зарылась в его волосы, как младенец зарывается в волосы матери. - Она уже большая девочка.
  - Сейчас иду, - мать поднялась, но уходить не спешила. - Помни, чем ты клялась.
  - Мама, - Роксана остановила ее. - А как я все-таки узнаю, зачем мне нужно это имя?
  - Ты узнаешь, дочка, ты узнаешь...
  Ласковый голос матери растаял в ночной тиши. Где ему было соревноваться с гортанным многоголосием кочевников?
  Вот и сейчас степное наречие не давало Роксане покоя. Подобно больному зубу тянуло и тянуло из нее душу. Разговаривали двое. Один что-то спрашивал, второй односложно отвечал. Говорили тихо. Но Отец Света, под этот баюкающий говорок колыхалась в сознании мутная волна забытых страхов. Роксана пыталась уйти туда, где не было ни страха, ни снов, но эти двое мешали ей.
  Наконец, она не выдержала и открыла глаза. Дрожащий туман долго пугал ее светлыми и темными пятнами, пока не отступил. Прямо перед собой, буквально шагах в пяти, Роксана увидела одного из призраков замка. В том, что в прежней жизни он был степняком, можно было не сомневаться. Десятки косиц, связанных на затылке, тонкие усы, сливающиеся с изысканной бородкой.
  И мутные глаза, глядящие мимо.
  И бездыханный рот.
  В ужасе Роксана попыталась сесть, чтобы обрести какую-то устойчивость.
  - Успокойся, Роксана, теперь нечего бояться, - в темноте блеснули глаза и Роксана не сразу узнала Леона.
  - Там, он, - она подняла руку, еще не до конца понимая, где находится: на том свете или на этом.
  - Я знаю, знаю, - успокоил ее Леон и наклонился к ее уху. - Он тебя и принес.
  - Кто? - встрепенулась она. Леон поспешно закрыл ей рот рукой.
  - Не ори. Он любит громких звуков. Он тебя принес. Призрак.
  Куда принес? Откуда принес? Вопросы застряли у нее в горле. В памяти вспыхнул неудачный побег и долгое падение в пропасть. Как ей удалось выжить? - вот какой вопрос одержал верх над остальными. И жива ли она на самом деле?
  Девушка судорожно вздохнула. Болело все тело - и это скорее убедило ее в том, что она еще жива. Не было ни одного участка, где бы не гнездилась боль. Саднило руки, беззастенчиво ныла спина, ломило в висках. Особенно досаждал затылок. Роксана заставила себя поднять руку, превозмогая резкую боль в боку и коснулась головы. Так и есть - злополучная заколка, стягивающая волосы, впилась в кожу. Липкими от крови пальцами, Роксана достала заколку и сунула за пазуху. Острая - пригодится.
  Только сейчас она пришла в себя настолько, чтобы обратить внимание на того, с кем общался мертвец. Перед ним, опустившись на одно колено сидел Ханаан-дэй. Как и положено младшему перед старшим - много старше и безусловно мудрее.
  - Я запомнил, - Ханаан-дэй говорил на степном наречии, но Роксана понимала его без труда. - Я отыщу тебя у Черного Оврага.
  - Ты клялся, - призрак шевельнул губами.
  В комнате с низким потолком, заваленной грудой сломанной мебели до такой степени, что свет факела казался светом одинокой лучины, повеяло могильным холодом. Роксана поежилась и обнаружила за спиной куртку, сползшую с одного плеча. Заметив ее движение, Леон помог ей укрыться.
  - Я сдержу клятву, Карид-дэй. Только смерть помешает мне, - кочевник ниже склонил голову.
  - Смотри, дэй. Я обрету покой. Ты сохранишь честь.
  - Где мы? - Роксана повернулась к Леону. Ей невмоготу было слышать загробный голос призрака.
  - Под замком, - дунул ей в ухо Леон. - Нас с ним, - кивок в сторону Ханаан-дэя, - упекли в подземелье. И забыли. Ни воды, ни пищи. А сегодня ночью... наверное, пришел призрак. О чем они говорили, я не знаю. Но, видно, договорились не сразу. Степняк его о чем-то просил. Призрак в ответ так долго молчал, что я уснул. А потом он вывел нас через подземный ход сюда и исчез. Я подумал: ну вот, сменили одну могилу на другую. Только что мебели здесь старой много, не скучно будет умирать. Тем более, видишь, здесь факел горит. В крайнем случае, думаю, согреемся перед смертью. А потом призрак вернулся и тебя принес. Да вот - еще факел не успел догореть...
  Роксану трясло. Мертвец носил ее на руках - холодные пальцы касались ее тела! Почувствовав ее состояние, Леон крепко сжал ей руку.
  - Уходим, - Ханаан-дэй поднялся с колена и скользнул по Роксане быстрым взглядом.
  Куда? Хотела спросить девушка и не успела. Призрак прошел мимо торчавшего в стене факела, неуловимо заслонившись от света, и остановился у груды сломанных стульев. Легко, будто играючи, он отодвинул дубовый стул, за ним еще один. По скрипу давно не смазанных петель Роксана поняла - выход есть. Оставалось только собрать все силы в кулак, подняться и пойти вслед за призраком. Несколько раз она решалась на это, и каждый раз боль в изломанном теле останавливала ее. Роксане казалось, что тело развалилось на части и прежде чем подняться, необходимо собрать его воедино.
  - Я помогу тебе, - Леон обхватил ее за талию, жарко дыша в шею.
  Поднимаясь с его помощью, девушка думала об одном: как удержаться и не закричать в полный голос. Утвердившись на ногах в первый момент растерялась - тело ей повиновалось. На удивление споро одолела она спуск по шаткой лестнице - всего лишь несколько раз навалилась на идущего впереди Леона.
  Раздвинулись близкие стены, разъехались, стремительно взлетел потолок. Не ход, а подземная дорога, на которой без труда могли разойтись три человека. Капли влаги дрожали на стенах. Вязкий воздух неохотно пропускал путников и смыкался за их спинами с гулким звуком, какой бывает от камня, ушедшего под воду.
  Призрак шел первым, и свет факела, который нес следующий за ним кочевник, не касался поверхности ветхого плаща.
  Плотно пригнанные булыжники, отполированные до зеркального блеска притягивали взор, и Роксана старалась пореже поднимать глаза. Призрак, пусть и почти неразличимый в темноте, вызывал у нее страх. Все казалось, что сейчас он развернется и пойдет прямо на них, и желание помогать так же внезапно и необъяснимо изменится на противоположное.
  Боль затаилась и идти стало легче. В какой-то момент рука Леона, плотно прижатая к талии, стала приносить больше неудобства, чем облегчения. Девушка решительно отодвинулась от него и пошла дальше одна, держась рукой за стену.
  Кочевник остановился у перекрестка: подземная дорога разветвлялась. Он обернулся, поджидая отставших.
  То ли от ослепительного полукруга, что описал горящий факел, то ли капризная боль решила, что передышка закончено, но у Роксаны перед глазами кочевник завертелся волчком и пламя, повторяя его движение, тоже завертелось, все туже закручиваясь в спираль...
  Ей показалось, что она пришла в себя в то же мгновение. Потолок, плывущий перед глазами, доказывал обратное. Девушка со стоном потянулась и обнаружила, что ее несут на руках. Строгий профиль и нитка усов, тянущихся по подбородку напомнили ей о призраке, но жар тела, передавшийся от кочевника напугал ее еще больше. Ее нес на руках хозяин. Она забилась в его объятии как рыба, выброшенная на лед. Ханаан-дэй не стал удерживать ее. Аккуратно поставил на ноги, обошел, стараясь не касаться подола задравшегося платья. Ни слова не говоря, забрал у оторопевшего Леона факел и пошел дальше.
  К счастью, долгий путь подошел к концу. Впереди, между высохшими корнями деревьев, уже пробивался блеклый свет восходящего Гелиона.
  
  ***
  Осторожный шорох листвы потревожил Роксану. Представляй он реальную опасность, лежать бы ей с перерезанным горлом. А всему виной платье, что за время долгого перехода будто нарочно цеплялось за любой, мало-мальски подходящий сучок. Вот поэтому единственное, в чем выразилось ее беспокойство - напряженно выпрямленная спина.
  - Это Леон, - коротко бросил кочевник.
  Роксана кивнула головой и в первый момент не сообразила, что именно поразило ее в его словах. Потом, повторяя про себя два, брошенных вскользь слова, удивилась. Первый раз, за все время более чем тесного общения, он обратился к ней не как к рабыне, временно вышедшей из повиновения. Кочевник не цедил слова сквозь зубы и привычная злоба или брезгливость не исказила его черты. Роксана смотрела на него и не могла наглядеться. А виной всему лишь то, что он обратился к ней как человек к человеку.
  Девушка открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь глупость, например 'как ты догадался', только для того, чтобы поддержать общение, но кусты раздвинулись и на поляне возник запыхавшийся Леон. Глаза сияли, от долгого бега раздувались ноздри.
  - Достал? - Роксана потянулась к нему - его появление не заставило ее подняться.
  Парень молчал, наслаждаясь осознанием собственной значимости. Он небрежно освободил плечо от ремешка и положил перед собой мешок, потом без лишней спешки развязал его. За все это время он не вымолвил ни слова, однако по череде поступков можно было с уверенностью сказать: достал.
  Стоило ей увидеть, что Леон разложил перед ней, как тут же обнаружились дремавшие прежде силы. Почти новые кожаные штаны, две рубахи - нижняя и верхняя, куртка... коротковата будет, да ничего. Зато можно будет снять опостылевшее за неделю платье.
  Роксана долго вертелась, пытаясь разглядеть себя прежде чем выйти из-за кустов. Но почувствовала себя человеком, лишь пристегнув к поясу любимый кинжал. Огладила пальцем серебристую нить, перевившую рукоять: не любила она призраков, а выяснилось, и те бывают полезны. Правда, без той беды и пользы бы не было.
  А было так. На следующее утро после выхода из подземелья, не успела Роксана открыть глаза - от ночи, когда спала как убитая, осталось смутное воспоминание - кочевник протянул ей изогнутый кинжал в плетенных им же самим ножнах. Тот кинжал, с которым успела проститься.
  - Возьми, - так поспешно протянул ей кинжал, словно чужое оружие жгло ему руки.
  Она взяла, еще не до конца понимая, что произошло. И тогда заметила и лук за его плечами, и пристегнутый к плечу меч. Роксана не стала спрашивать, как кочевнику удалось сохранить оружие. Тихо сказала 'спасибо' и застегнула пояс на корсете, хотя смотрелось все это, как собачий поводок на кошке.
  После, заново оценивая события той ночи, когда Отверженный выводил их тайным ходом из замка, Роксана догадалась. Степняк и после смерти сохранил неизменное отношение к оружию. Как там по Джавару? Шанан-дэй любил повторять: 'оружие как и лошадь должно знать своего хозяина'. Правда, он обязательно добавлял в конце 'и рабы'.
  Оружие вернулось к своему хозяину, вернее, к хозяйке. Интересно, об этом тоже имелось дополнение в Джаваре? Ответить некому. Можно, конечно, спросить у кочевника, только вряд ли он снизойдет до ответа.
  С этой мыслью Роксана скомкала то, что осталось от прежде роскошного платья, и затолкала между корнями дерева.
  Огонь пытался дотянуться до покрытых аппетитной корочкой боков двух лесных барсуков, жарящихся на вертеле, но Леон зорко следил за тем, чтобы ужин не подгорел.
  Погода баловала. Чем дальше забирались путники на юг, тем сильнее казалось, что времена года повернули вспять и после теплой осени наступило холодное лето. От костра шло тепло. Роксана, накинувшая было куртку на плечи, поспешила ее снять.
  Она не отрывала глаз от ярких языков пламени, поэтому быстрые взгляды, которыми обменялись кочевник и Леон, заметила случайно. И это ей не понравилось. Тотчас после этого, кочевник исчез. А Леон судорожно вздохнул и потянулся за мешком.
  Девушка по-прежнему следила за тем, как языки пламени лижут сухие ветви, а в голове пчелиным роем гудели мысли. Чем мог грозить ей тайный союз мужчин? И более того: что могло сплотить двух непримиримых врагов? Мысли бодро играли в чехарду, но ни к какому выводу не привели. Кроме того, что тайный сговор за ее спиной был неприятен однозначно. Она беспокоилась ровно до того времени, как вытянутый в струнку Леон не протянул ей на открытой ладони то, что она уже не чаяла увидеть.
  - Возьми, это твое, - сказал он и опустил глаза.
  - Что это? - ей пришлось переспросить, потому что разум отказывался это принимать.
  - Твоя заколка, - терпеливо объяснил он.
  - Подожди, Леон, - она поднялась, - тебе что, вещи за так дали?
  - Нет, - он коротко вздохнул. - Не за так.
  - Что же ты сразу не сказал, что у тебя были деньги?
  - Не у меня.
  - Леон, перестань говорить загадками, - рассердилась она.
  - Степняк дал.
  Роксана взяла заколку, тут же предательски блеснувшую разноцветными огнями, и села на место. Беспокойство исчезло. Получив ответ на вопрос, она ощутила в душе странную пустоту, от которой до радости оставался один шаг. Маленький шажок. Даже, пожалуй, ей стоило немалого труда остановиться на пороге.
  - Почему ты взял? - только для того, чтобы парень понял: у нее осталась гордость, спросила она. - Я же дала тебе заколку.
  - Понимаешь, я..., - он замялся.
  - Уж договаривай, - его смятение подействовало на нее неприятным образом. - Ты боялся ослушаться?
  - Нет! - его грудь судорожно вздымалась от обиды. - Нет. Я и сам... Вообще, я и сам хотел сделать тебе этот подарок.
  - Подарок...
  - Может, я не так выразился, прости. Мне тоже было жаль отдавать драгоценную вещь каким-то там крестьянам. Красивая женщина достойна драгоценной оправы! - заученно выпалил он.
  Роксана весело усмехнулась, пока не видел кочевник. Естественно, эта фраза не могла принадлежать Ханаан-дэю. Скорее всего, она звучала еще в то время, когда Леон жил в Бритоле. Но стоило представить себе, как высокопарные слова произносит кочевник, как смех душил Роксану.
  Леон смутился окончательно. Его щеки зажглись румянцем.
  - Одежда хоть подошла? - чтобы скрыть смущение бодро спросил он. - На себя брал.
  - Сам видишь, - она хлопнула себя по бокам. - Как в деревне?
  - Деревня, - он махнул рукой, - название одно. Забитые все.
  - Не мудрено. Удивились, небось, что мы прошли мимо замка.
  - Еще как удивились, - он бросил на нее лукавый взгляд. - Но по другой причине.
  - По какой еще - по другой?
  - Хуторок там небольшой. По всему видно, гостей там не бывает. Да и откуда им взяться? Женщины от меня шарахались как от Отверженного. Я со стариком разговорился... Правда, после того, как он свечу зажег от злых духов.
  - Что же тут удивительного? Мимо заклятого замка пройти и людьми остаться...
  - Подожди, Роксана, расскажу по порядку. Разговорились мы с дедом. Говорю, что, старик, гости у вас редко бывают? Живете вы здесь, как у хозяина за пазухой. Старик - прижимистый такой, крепкий... А глаза острые, не по возрасту. Так вот, старик и говорит: твоя правда, мы с миром и не общаемся. Выше по реке, где течение не такое сильное - переправа. А ниже - мост, там по-иному не переправишься. Только, говорит, не проходил ты парень по мосту. А сам хитро так прищурился. Я и говорю: твоя правда, дед, не проходил я по мосту - я выше по течению переправился. Он дико так на меня посмотрел. Ну, думаю, испугался, что я мимо замка прошел. Как же ты, спрашивает старик, до нас добрался? По скалам бы пошел, сюда бы не вышел, там единственная дорога далеко на восток уводит. Я плечами пожал: страшно было, но ничего не поделаешь, пришлось мимо замка идти. Да ночью темной мышка скорее норку найдет. Тут он и вовсе обмяк, взгляд у него затуманился. Долго он молчал. Я сомневаться стал, что он вообще ответит. Хотел уже собираться. И тут он говорит...
  Леон снял вертел с огня и положил на лист лопуха. У костра как по мановению руки волшебника возник кочевник. И Роксана засомневалась, что парень закончит рассказ.
  - Так что он сказал? - подбодрила она его.
  Леон прежде протянул кочевнику жаркое, а уж потом закончил рассказ.
  - Так вот. Очнулся старик и тихо так говорит: какой такой замок? Лет пятнадцать - двадцать, дай Отец памяти, еще до войны, здесь и правда замок стоял. И владел тем замком граф. Но потом несчастье случилось. Как сгинул граф на войне, поднялась в половодье вода и рухнул замок в пучину - ничего от него и не осталось. С тех пор ходу там нет - река прямо к скалам подступает.
  Роксана тяжело вздохнула - поистине далеко распространяется могущество Отверженных. Видно и впрямь заслужил граф деяниями своими имя собственное - Душегуб. А вместе с ним и власть безмерную.
  Запоздалое облегчение ветром остудило душу - и сама бы, кажется, устремилась к Черному Оврагу искать тело того степняка, что спас их всех от гибели.
  Ближе к ночи нашла в себе силы, поймала взгляд кочевника и шепнула одними губами 'спасибо за подарок'. Она и не надеялась на ответ. Однако, к ее немалому удивлению, кочевник ответил. Правда, на степном наречии. Скажи он громче, она перевела бы дословно. А так, перекатывала в голове короткую фразу, а все равно получалось или 'хозяин должен беречь свое добро', или 'доброе отношение нужно беречь'.
  Потом, когда мужчины затихли, а она, как всегда осталась первой караулить у догорающего костра, Роксана немало доводов нашла в пользу второго перевода.
  7
  - На север. Они поехали на север, - кочевник задумчиво смерил взглядом левую обочину заброшенной дороги.
  Роксана не нуждалась в его пояснениях. И без того все понятно. На траве дрожало кружево утренней росы. Дорога разделялась на два рукава и с левой стороны роса была сбита. Трава, по которой недавно проехали всадники еще не успела распрямиться. Низкорослые деревья смыкались, лишний раз доказывая, что не следует неосторожным путникам по доброй воле соваться в эту сторону леса.
  Некоторое время Роксана стояла, кусая губы, потом повернулась и вошла в лес: не стоило светиться на дороге, как бы редко ею ни пользовались.
  - Роксана, - негромко окликнул ее кочевник. - Ты уверена?
  Уверена ли она, что им следует попытаться выручить Леона, если это еще возможно? Странно, что он вообще задал вопрос, неужели ответ не напросился сам собой? Разве возникали у него сомнения, когда он выпрашивал у Отверженного ее жизнь, хотя запросто мог уйти, оставив не только ее, но и Леона?
  Или возникали?
  Девушка пристально вгляделась в черные глаза, но ответа не нашла. Да и какой смысл в тех ответах, когда говорят поступки? Они втроем оказались скованы одной дорогой, связаны по рукам и ногам общностью цели. Никто не спорит, идти в одной упряжке нравится не всегда, часто опасно, а порой один шаг отделяет от смерти. Но если судьбе угодно было свести их вместе, Роксана не будет тем человеком, который свернет в сторону. Сегодня в беду попал Леон. Кроме нее, и как ни странно это звучит - кочевника, помочь парню некому. Кем бы он ни был - лжецом или подлинным наследником Веррии - она его не бросит.
  Роксана не стала объяснять это кочевнику. Сказала одну лишь фразу, потому что прочла по глазам - Ханаан-дэй хотел, чтобы она его уговорила. Сказала тихо, повинуясь им же установленным правилам: захочет - услышит. И запнулась только раз.
  - Если не... мы, то кто?
  Жаркий день занимался как пожар. Горели в лучах Гелиона листья деревьев. Столбы света раздували осенний цветной огонь. Природа торопливо откликалась на ласку дневного светила, как соломенная вдова сдается под натиском заезжего молодца. Земля дышала и от шумного дыхания колыхалась трава.
  Роксана шла, решая в уме простые задачки: где обойти не с меру разросшийся ельник, чтобы не отклониться от выбранного пути. Или, как перебраться через огромное поваленное дерево, мшистым пауком раскинувшее вывороченные из земли корни. Шла и радовалась, что наконец-то ее оставило чувство вины.
  Вчера с утра ничто не предвещало беды. Позже, прислушиваясь к своим ощущениям, девушка сделала вывод, что ей с самого начала не понравилась деревенька, так удобно расположившаяся у излучины потерявшей былую прыть реки. То ли частокол, окружавший деревню показался зловещим, то ли вышки не по-деревенски высоко забрались в небо, так или иначе беспокойство возникло и пропало без следа.
  Леон сам вызвался пойти в деревню, чтобы пополнить запасы. Быть может его подтолкнул к решительному шагу недавний удачный поход за одеждой. Роксана же склонялась к мысли, что всему виной вчерашний ужин, съеденный без соли: запасы кочевника подошли к концу.
  Ханаан-дэй не стал возражать и она, открывшая было рот, промолчала тоже.
  Парень ушел на рассвете и ближе к полудню Роксана не могла найти места от беспокойства, побуждавшего к решительным действиям. Как выяснилось, нечто сходное испытывал и кочевник - если, конечно, их чувства поддавались сравнению.
  В отличие от нее, пытавшейся занять себя бессмысленными делами, кочевник быстро собрался, аккуратно убрал следы их пребывания, забросав кострище валежником.
  Они наблюдали за деревней весь день. Даже ночью Роксана пыталась при свете Селии разглядеть что-то, что подсказало бы ответ. Все прояснилось утром. Тяжелые, кованные железом ворота открылись и на дорогу выехали всадники. Роксана насчитала десять человек. Одиннадцатым был Леон. Она узнала его даже связанным, переброшенным через седло. При одном взгляде на него у девушки заныло сердце - тяжкое воспоминание всколыхнуло душу. Ханаан-дэй так и не понял, отчего она так долго и пронзительно на него смотрела.
   Лошадки споро трусили по размытой дождем дороге. То не были боевые степные кони, и Роксана почему-то решила, что угнаться за ними не составит труда.
  Она ошиблась. Лошади оставались лошадями, какой бы выносливостью они не обладали. К тому же двигались они по дороге.
  В первый же день они с кочевником безнадежно отстали.
  Поначалу каждое препятствие Роксана воспринимала как катастрофу. Вздумается ли ручью поиграть в большую реку, полетит ли в лицо пух от вербных деревьев, выйдет ли на поляну медведь - все отнимало драгоценное время.
  Роксана прощупывала шестом глубину полноводного ручья, а сама думала: каково там приходится Леону? Уводила кочевника от рощи вербных деревьев, тянувших длинные сережки, покрытые жгучим пухом до самой земли, а в голове волчком крутилось: не опоздать бы, не опоздать. Успокоилась ближе к вечеру, после как убедилась - никуда всадники не денутся. Дорога больше не делилась, ползла себе, петляя между кочками. Изрытые дождем ямы почернели, но следы копыт не различил бы разве что слепой.
  У девушки не оставалось сомнений в том, что Леон опять угодил к разбойникам. Достаточно было вглядеться в лица, чтобы понять - их промысел замешан на крови и слезах. Одежда с чужого плеча, дорогое оружие, больше подходящее высокородным, лошади, плохо слушающиеся поводьев. Чем могла закончиться для Леона неволя? Побоями, унижения и в итоге - очередными торгами. Насколько у нее сложилось впечатление, парень легко впадал в отчаяние. Во всяком случае, повод у него имелся: он вправе был сомневаться в том, что Роксана последует за ним.
  Вот поэтому она и торопилась. Торги - дело долгое. Доведенный до отчаяния парень мог наложить на себя руки. Тем более, не будучи уверенным в том, что остается надежда. Однажды Роксана его спасла, но в этот раз ее с ним не будет.
  Единственное, что еще согревало ее - путь был легким. Сотню раз сказала спасибо Лесному Деду за то, что не позволял себе обычных забав. Лишь однажды на берегу ручья, в камышах, мелькнула озорная улыбка Лесуньи. Кочевник к одобрению Роксаны и глазом не повел. Обнаженные прелести дочери Лесного Деда остались без ответа. Зажглась в лучах Гелиона грива пламенных волос - и Лесунья была такова.
  Первое время Роксана настороженно озиралась по сторонам, ожидая пакостей от обидчивой лесной девы. От милых шалостей - душераздирающего скрипа падающего дерева, до смертельно опасных - поднятой из логовища стаи серых волков, идущих по следу. Но лес безответно молчал.
  Погода будто провела черту - тут юг, а здесь, дорогие путники - север. Небо заволокло низкими тучами. На призыв грядущей непогоды откликнулся лесной туман. Поднялся холодный ветер и стер краски, недавно радовавшие взор осенним разноцветьем. В воздухе кружились серые листья, поднимались к кронам деревьев и исчезали в тумане.
  Надвигалась осенняя гроза, от которой нет спасенья в лесу. Роксана поняла это слишком поздно. Вернее, отмахивалась от безошибочных примет до последнего. Пока раньше времени не наступила ночь. Внезапно стих ветер, готовя лес к последующему, а для кого-то последнему испытанию - пусть тот, кому не дано пережить буйство стихии, подумает о смерти.
  Пользуясь затишьем, Роксана остановилась. Впервые за долгое время пути она не знала, что делать. Костер разводить бесполезно, ничто не защитит его от ветра - та стихия, что идет по их следу не терпит свидетелей. Искать пристанище возле огромных вековых елей опасно - оно легко может стать последним.
  Кочевник терпеливо ждал - Роксане нечего было ему предложить. Кроме откровенности. Прости, Хан, но она понятия не имеет, как им умудриться выжить сегодняшней ночью. Молись, уважаемый, своему богу, она же будет молиться своему. Авось, да и минует их горькая чаша и после быстрой смерти души их вознесутся в Небесную обитель.
  Кочевник ждал, но стихия оказалась лишенной терпенья. Порыв ветра согнул кроны деревьев, проверяя на прочность - тяжко им придется сегодня ночью. Протяжный, глухой стон то замолкал, то разрастался вновь. Упали первые тяжелые капли дождя, пробили густую листву, добрались до земли.
  Роксана совсем уж было собралась озадачить кочевника признанием в собственной несостоятельности, как вдруг услышала.
  - Там поляна, - он махнул рукой в темноту. - Подальше от деревьев.
  Она кивнула. В темноте так и не разглядела, куда именно он указал. Блеснувшая молния ослепительным светом озарила лес. И в ее мгновенном свете у Роксаны в памяти отпечаталась не только поляна.
  - Домик Лесного Деда, - удивилась она.
  - Пойдет, - он решительно шагнул вперед.
  Она хотела объяснить кочевнику, что спрятаться в домике невозможно - он маленький, несмотря на то, что крепкий. Такие домики как правило строились на века: в прежние времена там оставляли угощения, чтобы задобрить скорого на расправу Лесного Деда. Там и одному человеку не поместиться - не то что двоим!
  Девушка не успела и рта раскрыть - ураганный ветер толкнул ее в спину. Так и потащило бы в лес, если бы кочевник не схватил ее за руку. Как листья на ветру, увлекаемые бешеными порывами, они с трудом преодолели расстояние, что отделяло их от милости Лесного Деда. Молнии били одна за одной и Роксана оглохла от грома. Сплошная стена дождя обрушилась в тот момент, когда невзирая на ее сопротивление, кочевник втолкнул ее в узкую дверцу деревянного сруба. 'Как мыши в норе', - успела подумать Роксана, когда следом за ней - и как только пролез? - втянулся кочевник.
  Они стояли, облокотившись на близкие стены, потому что для того, чтобы сесть нужно было не в пример больше места.
  Роксана оказалась права - домик был маленьким. И оказалась права дважды - те, кто его строили, заботились о собственном благополучии. Лесному Деду не за что было на них сердиться. Домик пережил не один ураган, в то время как рушились вековые деревья, а молнии как щепки крушили исполинские стволы.
  Домик дрожал, скрипели плотно пригнанные венцы. Глубоко укоренившиеся деревянные сваи держали его. Казалось, не домик скорее рухнет, а пласт земли, подобно льдине в весеннее половодье оторвется и поплывет по лесным просторам. Ураган ярился, как капризный ребенок вошедший в раж, уже не обращающий внимания на суровый окрик родителей: крушил, ломал, поднимал и бросал - вот так, подальше, с глаз долой. Когда вина большая, меньше всего думается о наказании - гори все синим пламенем!
  И горело. Рушилось, стенало, молило о пощаде.
  Но домик выстоял.
  Нескоро стук дождя слился в ровный гул. Внутри дома было сухо. Как ни старалась стихия, не смогла одержать победу над творением рук человеческих.
  Роксана молилась, с трепетом отзываясь на каждый порыв ураганного ветра. Опустошив душу тревога, как огонь на пожарище, утихла сама собой. Страшная гроза унеслась прочь. Ливень постепенно сменился дождем. Перестук капель баюкал и Роксана не заметила, как заснула.
  Проснулась она от тишины и тепла. Ее лоб и щека покоились на груди кочевника. Ворот его рубахи разошелся и от прикосновения к обнаженной коже кругом пошла голова. Тепло его дыхания согревало ей затылок, скользило по освобожденной от волос шее. От кочевника шел едва уловимый запах - так сладко могла пахнуть разогретая под лучами Гелиона Сон-трава. Под ключицей гладкую кожу стянул давнишний рубец. Роксана поспешила закрыть глаза, испугавшись того, что ее выдадут ресницы, веером коснувшиеся его кожи. Сразу не отодвинулась - теперь стыдно было признаться, что она уже не спит. Когда обман откроется, неловкости будет не избежать. И эта единственная мысль, что доставляла беспокойство.
  Ее губы касались обнаженной груди, а от сладкого запаха кружилась голова.
  Роксана стояла, по-разному представляя свое пробуждение, но всякий раз ей казалось это наигранным. Умный кочевник догадается... если уже не догадался.
  Она поймала собственное дыхание, помчавшееся вскачь и скольких трудов стоило вернуться к прежнему, размеренному и глубокому.
  Никогда еще она не прижималась к мужчине. Стоило ей подумать об этом, как мгновенно отяжелели ноги и горячая волна накрыла ее с головой. Пропали звуки - шум ветра и перестук одиноких капель по крыше домика. Осталась горячая кожа кочевника и напряженные мышцы руки, на которую она навалилась грудью.
  Она не стала ничего разыгрывать. Просто выпрямилась, на долгий - долгий миг прижавшись к нему всем телом, так, что ощутила упругую мышцу бедра и выпукло очерченную грудь.
  Только потом отстранилась.
  - Будем выбираться, - хрипло сказала она и голос дал трещину.
  - Будем, - эхом отозвался он.
  ***
  Тот, кто выбирал место для засады, безусловно знал толк в делах подобного рода.
  Долгое время сухой, усыпанный прошлогодними иглами ельник взбирался ввысь. Широкие уступы, пронизанные вывороченными из земли корнями, вели на вершину холма. Гроза обошла ельник стороной. Вымоленная передышка заставила сердце Роксаны петь от радости. Хотелось надеяться на то, что поваленные деревья, в пугающем переплетении отточенных как иглы ветвей, остались позади. Равно как и смердящие трупы убитых грозой животных, над которыми усердно трудились могильщики, кромсая острыми как бритвы зубами бесчисленные тела.
  И буреломы, скрывавшие в глубине топкую землю потерявшего русло ручья.
  И стволы дымящихся вековых деревьев, ударом молнии как лучины расщепленные пополам.
  Ведь должна же быть граница, за которой гроза потеряла силу? Она обнаружилась в тот момент, когда Роксана готовилась завыть от досады. Нет, силы на то, чтобы преодолевать бесчисленные препятствия еще имелись, в то время как с терпением дело обстояло с точностью до наоборот. Когда в той чаше, что отмерена была на сегодня, на дне заплескалась жалкая капля, все внезапно кончилось: сухая земля, ельник, иглами тянущийся к лучам Гелиона, синее небо, накрывшее куполом невысокие холмы.
  Рано обрадовалась. Побаловала путь-дорожка, поманила голубой высью и в один миг оборвалась широким бездонным оврагом. Крутые бока, стянутые хрупкими стеблями высохшей травы, отвергали всякую мысль об ином пути. Волей-неволей пришлось выйти на дорогу.
  Отсюда с верхушки холма видна была как на ладони каменистая дорога, по краю обрыва сбегающая вниз. Дальше опять начинался подъем. От лесистых холмов, покрытых радовавшей глаз зеленью не осталось и следа. Казалось, острым серпом был срезан зеленый покров и немилосердно сорван. Оттого и выставленные на всеобщее обозрение серые камни пытались стыдливо прикрыться зеленоватым мхом.
  Дорога петляла. При взгляде на нее у Роксаны заныло сердце. Появилось желание плюнуть на затею со спасением Леона, на совесть, уже пустившую первые робкие ростки и немедленно укрыться в спасительном лесу.
  Кочевник молчал. Девушка спиной чувствовала его вопрошающий взгляд. Так жгло между лопатками, что захотелось обернуться и сказать: ты можешь остаться здесь, Хан. Одумалась в последний момент. Он по-прежнему считает себя ее должником. Пожалуй, его гордость может сыграть злую шутку. Потому что рука об руку с гордостью шла вредность. А проверять на прочность где тонко, там и порвется - Роксане не хотелось. Кроме всего прочего, оставаться одной, когда впереди ждет самый опасный участок пути - такого не пожелаешь и злейшему врагу.
  Ступая на дорогу, Роксана искренне надеялась, что это все соображения, которые заставляют ее искать общества Ханаан-дэя.
  Потом, когда было поздно, она сотню раз пожалела о том, что не предложила ему уйти. Скорее всего, он не воспользовался бы предлогом, но во всяком случае ей не так стыдно было бы смотреть ему в глаза.
  На дорогу вышли ближе к вечеру, когда Гелион катился к дальнему холму. Надвигались сумерки и приходилось торопиться. В темноте легко было оступиться и тогда вряд ли спасут сухие корни, гнездившиеся на камнях. На одном дыхании путники одолели спуск. Потом дорога стала вести себя как вздорная старая дева - постоянно петляла, огибая огромные валуны, застывшие на краю оврага. Дальше путников ждал подъем, не прекращающийся ни на миг.
  Роксана берегла дыхание, с тревогой поглядывая на низкие тучи, суетливо собирающиеся у горизонта. В довершении ко всем неприятностям не хватало лишь ветра - она невольно убыстрила шаг. Нижняя рубаха намокла от пота и прилипла к спине. Звук собственных шагов казался девушке неестественно громким, тогда как шагов кочевника она не слышала вовсе. Кляня себя за неуклюжесть, она с трудом выдерживала набранный темп. Как ни старалась - дыханье со свистом вырывалось из ее горла. Только взгляд в спину толкал ее вперед, заставляя выказывать настоящие чудеса выносливости. Наступал момент, когда усталость брала свое - тогда не то что взгляд, не поторопит и стрела, пущенная в спину.
  Услышав ее мольбы, на верхушке холма замаячила серая в наступающих сумерках листва близкого леса. Манящее зрелище придало сил. Роксана как на крыльях устремилась вперед, лелея в душе надежду на долгожданный отдых. Дорога смилостивилась и вывела на опушку леса. Шумели в потоках ветра густые кроны. Там был покой, еда и вода.
  Плохо соображая от усталости, Роксана с удовольствием мяла сапогами податливую траву. И даже свистящий шепот кочевника не заставил ее остановиться.
  - Шанди...
  Она никогда не слышала, чтобы он ругался. Обернулась на ходу, ища объяснений. Кочевник крутанулся на месте и добавил еще одно слово.
  - Попались...
  Роксана открыла рот. Вопрос застрял у нее в горле. В полете кочевник сбил ее с ног. Кубарем они вкатились в ближайшие кусты.
  И как раз вовремя.
  Как продолжение фразы, начатой кочевником, из леса донесся крик.
  - Попались, гаденыши! - опережая недобрые слова в то место, где только что стоял кочевник вонзилась стрела. Разноцветное оперение трепыхалось на ветру. - Не дури, девка, выходи. Деться все равно некуда.
  Прижатая телом кочевника, Роксана не сразу разобралась, что задело ее в словах говорившего. Когда Ханаан-дэй оставил ее в покое, она догадалась. Ее поразило обращение 'девка'. Чтобы вот так, с ходу, неведомый кто-то разобрался, кто скрывается в мужской одежде? А она-то льстила себя надеждой, что издалека ее нипочем не отличить от парня.
  - Долго решать будешь? - Роксане показалось, что грозный оклик раздался ближе. - А, девка? Давай, назад беги - тут мы вас как зайцев и пощелкаем! Выходи, давай! Сама выйдешь - не трону.
  Не понять правоту его слов мог только глупец. Пути назад не было. Как быстро ни беги - стрела быстрей поторопится. Главное - ни спрятаться, ни скрыться. С одной стороны овраг, с другой начинается скалистый подъем. А вперед... Никто не знает, сколько людей прячется за деревьями. Но закрадывалось подозрение, что больше одного. В этом Роксана убедилась вскоре после того, как кочевник вскинул короткий лук, заряженный стрелой. В очередной раз подивившись его зоркости, она тоже высунулась из-за кустов. Однако как ни напрягала зрение, никого не разглядела. Больше для самоуспокоения сжала в руке тяжелую рукоять кинжала.
  - Выходи, говорю, дура!
  Громкий окрик заставил Роксану вжаться в листву. Однако кочевник поступил наоборот. Мгновенно высунулся из укрытия и отпустил стрелу в полет. Натужно скрипнула тетива. И вместе с тем раздался короткий вскрик, радостью отозвавшийся в душе.
  - Ну, сука, степняк. Самолично с тебя шкуру спущу, - хрипло пообещал тот же голос.
  От ближайших деревьев, под прикрытием стрелков, отделились пятеро вооруженных до зубов людей. Блестели металлические пластины, защищающие грудь. Улыбались бородатые лица.
  Выглянувший было кочевник едва успел увернуться - стрела пропела над его головой. Ханаан-дэй успел выстрелить. Тот, кто бежал первым, тоже оказался не лыком шит. На бегу он махнул обнаженным мечом и отлетела срубленная в полете стрела в сторону.
  Когда до вооруженных людей оставалось шагов десять, кочевник отбросил лук в сторону. В правой руке он сжимал меч, освобожденный от ножен. Но выходить он не торопился. Только Роксана успела разглядеть нож в его левой руке. Тот, кому он был предназначен, осознал это мгновеньем позже. Здоровый краснощекий мужчина смог бы позавидовать прыткости своего товарища, если бы нож не угодил ему в горло. Он споткнулся на бегу, еще не понимая, что произошло. Сдавленно захрипел, прижимая к торчавшей рукояти обагренные кровью руки и рухнул на колени. Смерть была тихой и те, кто обогнал его, не успели стереть с лиц радостные улыбки.
  Высокий, рыжий мужчина, бегущий следом, на мгновенье задержался, словно натолкнувшись на невидимую преграду.
  - Торий, - простонал он и подхватил падающее тело, чтобы в следующий миг опустить его на землю. - Убью гада!
  Будто пружина подбросила его в воздух - он бросился к кочевнику, но подобраться к нему на расстояние вытянутого меча не смог.
  Дождавшись, пока двое нападавших окажутся от него в непосредственной близости - так, чтобы невидимый стрелок, затаившийся в ветвях дерева не смог выстрелить без опаски попасть в своих - кочевник выскочил из-за кустов. Он попытался с ходу достать самого прыткого, рубанув мечом как саблей по ногам. Высокий, могучий мужчина с усами, развивающимися по ветру, ожидал нечто подобного. Он с готовностью встретил выпад лезвием клинка.
  Кочевник не стал дожимать удара. Уводя меч от клинка противника, он ударил влево и задел по руке того, кто на полшага опоздал к месту сражения. Клинок вспорол рукав кожаной куртки. Невысокий, бородатый человек оступился. Он схватился за руку, давая тем самым кочевнику время отразить стремительный выпад усатого.
  В то время как третий нападавший преследовал вполне определенную цель: любой ценой добраться до кочевника, чтобы расквитаться за товарища, у четвертого - румяного, темноволосого, прятавшего в бороде блудливую ухмылку, были свои планы.
  - Бросай нож, девка, - пружинистой походкой борца он приближался к Роксане. Меч в его руке выписывал замысловатые восьмерки. Его владелец не принимал девушку всерьез.
  А зря.
  Роксана не торопилась подниматься в полный рост.
  - Не дури, девка, не трону...
  Темноволосый разлапил руки и в открытом вороте куртки блеснул оберег. И не спас хозяина, а скорее наоборот - указал близкую цель, потому что промахнуться с пяти шагов было сложно. Изогнутое лезвие как серебристая молния со свистом вспороло воздух. Темноволосый споткнулся. В светлых глазах светилось непонимание. Он пытался что-то сказать, но изо рта вместо слов лилась кровь.
  У ног кочевника, прижимая к боку окровавленные руки полулежал тот, кто обещал отомстить за товарища. Бородатый тоже был ранен, но меча не бросал и продолжать атаковать, правда не с такой прытью как в самом начале. Лишь усатый по-прежнему с радостной ухмылкой наседал на кочевника. Тот потихоньку отступал - открытым веером в его руке мелькал меч.
  Оставаясь под прикрытием кустов, Роксана подползла к темноволосому - она не могла позволить себе роскоши лишиться единственного оружия. В стеклянных глазах застыл немой вопрос. Роксана освободила клинок, измазавшись в чужой крови.
  - Сволочь степная! - яростно закричал бородатый.
  Оглянувшаяся на крик Роксана успела понять: кричит он от боли. Лезвие меча вошло между пластин как раз под сердцем. Он тяжело валился вбок, мешая усатому как следует замахнуться. Кочевник десятки раз мог бы его убить. Роксана видела, с какой легкостью он уходит от удара единственного оставшегося в живых противника и потихоньку отступает к деревьям. Она также понимала - кочевник не может позволить себе лишиться прикрытия.
  В том что стрелки не дремали, Роксана убедилась тотчас, когда попыталась добраться до ближайшего дерева. Успела сделать несколько шагов. Следующий шаг мог стать последним, не запнись она на ровном месте - всего на шаг разминулась со стрелой. Ей пришлось вернуться назад - по другой причине. Кочевник отступал к деревьям: он не видел того, что видела она. Оттуда, из-за деревьев на помощь товарищам уже спешили вооруженные люди.
  - Убью гниду! - крикнул кто-то из них.
  Кочевник отреагировал мгновенно. Упал как подкошенный усатый, получивший страшный удар по ногам. Ханаан-дэй встретил подбежавших людей хладнокровно. Так косарь выходит в поле срезать перезрелую траву, досадуя, что не сделал этого раньше. Казалось, сил у него только прибавилось - он мечом прокладывал себе путь к деревьям.
  Роксана поспешила воспользоваться тем, что между ней и стрелками теперь возникла живая стена и бросилась к ближайшему дереву. Стрела запоздало вонзилась в ствол. Девушка прижалась к дереву, переводя дух.
  Мелькал в воздухе залитый кровью меч кочевника. Еще один выпад - и очередной противник, прижимающий к боку окровавленную руку остался лежать в траве. Нападавшие мешали друг другу. Роксана не удивилась бы, узнав что в этой свалке они порезали друг друга.
  Медленно, но верно кочевник приближался к ней.
  Роксана высунулась из-за дерева, молясь о том, чтобы стрелок не успел прицелиться. Изогнутое лезвие вырвалось у нее из рук и вонзилось точно между лопатками одного из нападавших. Кочевник мгновенно этим воспользовался. Роксане еще никогда не доводилось видеть, чтобы человек двигался так быстро. Он пнул ногой в колено рванувшемуся в атаку противнику. В то время как тот согнулся от боли, пронзил мечом человека, заносящего руку для удара. Мгновенье и освобожденным от оседавшего тела мечом он достал и того, кто так и смог подняться с колен.
  Роксана хотела бежать в сторону от края оврага, но в последний момент заметила людей. В постепенно сгущающихся сумерках блестели обнаженные мечи. Тогда она бросилась в сторону деревьев, что стояли на краю оврага. За ней уже бежал кочевник.
  То, что случилась беда, Роксана поняла не сразу. Тупой звук стрелы, пронзившей тело кочевника остановил ее на бегу. Она обернулась, еще не веря в то, что удача отвернулась от них. Стрела попала кочевнику в плечо. Отброшенный назад, он выронил меч и на мгновенье задержался на краю обрыва. Ослепительная молния сверкнула в голове у Роксаны - этого мгновенья хватило ей, чтобы в отчаянном броске ухватить кочевника за рукав куртки.
  Они упали бы на дно пропасти вместе - он увлек бы ее силой тяжести - но случилось ей уцепиться свободной рукой за вывороченный из земли корень дерева. Пока кочевник висел, отыскивая ногами опору, Роксана держала его. Стиснув зубы, чувствуя как рот наполняется кровью. Она продолжала ощущать его тяжесть, даже когда он выполз, прижимая руку к плечу, из которого торчала стрела. К его счастью, пущенная с близкого расстояния она прошла навылет: железный наконечник торчал из залитой кровью куртки.
  Роксана вскочила, готовая к бегству, но Ханаан-дэй остановил ее. Сидя на земле, он потянул ее за руку. И когда она посмотрела на него, отрицательно покачал головой. Его взгляд высматривал что-то за ее спиной. Тогда она догадалась, наконец, проследить за его взглядом. Вокруг, обступив их плотной толпой стояли люди. Кто-то тяжело дышал, кто-то ухмылялся, кто-то разглядывал в упор. Щетинились обнаженные мечи и железные наконечники стрел.
  - Попался, гад, - раздался тот же голос, что вел переговоры с самого начала. Коренастый, плечистый, с волосами, разделенными на пробор, он отделился от толпы, не сводя с кочевника пронзительного взгляда.
  Кочевник не обращал на них внимания. Он спокойно достал из-за голенища сапога маленький нож.
  - Ты, сука! Не балуй! - отшатнулся коренастый.
  Тут же в грудь кочевнику нацелилось с десяток мечей. Но он протянул нож Роксане.
  - Режь, - тихо сказал он.
  - Бросай нож, сука! - не унимался коренастый. - Одной стрелы мало? Сейчас добавим.
  Он ругался, но ближе не подходил. Застыли на месте и остальные. Словно боялись, что в побежденном кочевнике вот-вот откроется сторонняя сила и снова пойдет он рубить, колоть, добивать корчащиеся от боли тела, когда все равно уже, сколько стрел сидит в нем и как бы они ни пытались защититься - невозможно убить того, кто однажды был убит.
  Пользуясь нерешительностью людей, Роксана взяла нож. Присела перед кочевником на колени.
  - Я кому сказал, бросай нож!
  Под этот крик она единым махом отхватила железный наконечник у стрелы. Нож был острым - Ханаан-дэй вздохнул глубоко, когда она с силой впилась ногтями в почти полностью погруженное в плоть древко и выдернула его из плеча. Горячая кровь хлынула ей на руки.
  Девушка еще пыталась зажать ему рану, но уже подошли к ней, схватили за руки, завернули за спину, для верности отвесив пару пощечин.
  ***
  
  Роксана глотала дорожную пыль и молилась о том, чтобы пошел дождь. Это принесло бы ей облегчение. Дождь смыл бы грязь с ее лица и растопил бы лед, что острыми иглами ранил душу. Веревка немилосердно жгла запястья. Стоило пошевелить пальцем, как боль пронзала руку.
  От усталости девушка еле передвигала ноги. Веревка, удерживающая ее за руки, другим концом привязанная к седлу трусившей шагом лошади опять натянулась и лишь боязнь падения, после которого трудно подниматься, удержала Роксану на ногах. Больше падения ее пугал свист бича, которым пока для острастки подбадривал пленников коренастый чернобородый Аникей. Самый разговорчивый из разбойников, коих Роксана насчитала двенадцать. Тех, кого ей посчитать не дали, накрыла земля на вершине холма, обильно политая кровью. Те, кто был ранен оставались в седлах. По жгучим взглядам, что бросали они на кочевника, Роксана понимала: стоит Аникею отвернуться и Ханаан-дэя ждет незавидная судьба. Его, и так с трудом цепляющегося за жизнь, попросту разорвут на части. Что удерживало Аникея от того, чтобы не пойти у них на поводу, Роксана не знала. Но безусловно что-то останавливало его всякий раз, когда бич, набрав скорость вместо того, чтобы резануть по телу, вспарывал землю у ног кочевника.
  Ей приходилось туго. От усталости она часто теряла представление о реальности и тогда дорога, как норовистая лошадь стремящаяся бросить ее на землю, казалась порождением сна.
  Несравнимо больше боли доставлял даже мимолетный взгляд, брошенный в сторону кочевника. Ему приходилось несравнимо хуже. Рана, закрывшаяся за ночь, открылась вновь. От постоянного движения кровь текла не переставая. Роксана до боли сжимала зубы и с ужасом понимала: долгой дороги ему не пережить. Если так пойдет дальше, разбойники потащат на веревке его труп.
  То и дело кочевник впадал в забытье. Стоило ему опуститься на колени, как какая-то сила поднимала его на ноги. Каурая лошадка, послушная и забитая, на удивленье тонко чувствовала его состояние. Она тотчас останавливалась, давая кочевнику возможность утвердиться на ногах. Несмотря на звонкий удар плетью, она не трогалась с места. Всадник - худой подвижный человек с постоянно дергающимся глазом, прижимал к груди раненную руку. На остановки лошади он реагировал болезненно: плетью и руганью пытался добиться послушания. Лошадка безропотно сносила наказание. Только дрожала, терпеливо дожидаясь, пока кочевник придет в себя и встанет на ноги.
  Роксана пыталась учиться у кочевника выносливости. Каждый раз, глядя на него с болью в сердце понимала: ей никогда не достичь таких высот. Выносливость кочевника, на ее взгляд граничила с безумием. Ни стона, ни вскрика, ни слова - даже на зыбкой грани между явью и сном он оставался верен себе. Его могла изменить только смерть.
  И она не замедлила появиться.
  Каурая лошадка стояла. Она вздрагивала от каждого удара плети, но не двигалась с места. Кочевник лежал на земле, разбитой копытами лошадей. На неподвижном теле медленно оседала пыль.
  Впервые с тех пор, как погибли отец и мать Роксане стало беспросветно, до бесчувствия страшно. Она закрыла глаза и опустилась на колени. Вся борьба, гордость, стремление сохранить каплю человеческого достоинства в незавидном положении, спасение Леона - все потеряло смысл. Бег по кругу без начала и конца, с единственным выходом - в мир иной.
  Однажды, очень давно, Роксана наблюдала за тем, Шанан-дэй пытался покорить лошадь, прежде принадлежавшую другому хозяину. Он долго гонял ее по кругу, хлестал плетью, пытаясь сломить дух. Скоро он выдохся и признал себя побежденным. А лошадь продолжала бегать по кругу. Изо рта капала кровавая пена, кожа блестела от пота. Роксана видела, как живые лиловые глаза, в которых до последнего светилась непокоренная гордость, постепенно становились мертвыми. Как подогнулись на бегу передние ноги и лошадь стала заваливаться на бок. Она хрипела перед смертью - Шанан-дэй не услышал от нее жалобного ржания. Он стегнул себя плетью, разорвав голенище сапога, и хромая, пошел прочь. За его спиной, в загоне, орошенном кровавой пеной, умирала непокорная лошадь.
  Роксана, сидя на коленях с закрытыми глазами, чувствовала себя той же лошадью, загнанной бессмысленным бегством по кругу.
  - Что там, Кириан, степняк сдох? - нетерпеливый Аникей соскочил с лошади.
  - Сейчас гляну, - Кириан, придерживая раненную руку подошел к кочевнику. - Они, степняки, живучие. И хитрые. Такой притворится мертвым, а потом в горло вопьется, чтобы хоть кого с собой на тот свет забрать...
  - От тебя много и не требуется, - перебил его Аникей. - Глянь только, жив он или уже того.
  Кириан с опаской опустился перед кочевником на колено. Подъехавший всадник на всякий случай зарядил лук.
  - Жив, сука, - разочарованно протянул Кириан.
  -Ты, это, - Аникей кивнул головой, подавая кому-то знак. - Лошадь, что от Тория осталась, приведи сюда. Брось эту сволочь степную через седло. Не довезем.
  - Ну и..., - начал Кириан, но не договорил.
  - Я сказал. Делай, что говорю.
  Кочевника перебросили через седло и лошадь, отдохнувшая без седока, споро затрусила по дороге.
  - Живучий, гад, оказался. Я думал, сдохнет, - бурчал Кириан, устраиваясь в седле.
  Только эта новость заставила Роксану подняться на ноги.
  8
  - Прости, Роксана, меня...
  Разбитые губы с трудом повиновались ему. Темные волосы на лбу слиплись от крови. Правая половина лица казалась одним сплошным синяком, за которым не видно было глаза. Под носом чернела корка запекшейся крови. Он висел, привязанный к перекладине за руки.
  Он был неузнаваем. Но Роксана его узнала.
  - Леон...
  Жалость шевельнулась в ней голодным зверьком. Несмотря на дурманящую голову усталость, ей стала понятна и засада, и скорое обращение 'девка'. И 'прости, Роксана, меня'.
  Это понимание было ничто по сравнению с тем, кто ждал ее на крыльце деревенского сруба. Огромные глаза сияли, будто он стоял на пороге Небесной обители и видел самого Отца Света. Тонкие пальцы оставили в покое рукоять кинжала и потянулись к ней. Роксана отшатнулась и едва устояла на ногах.
  - Свиделись, - от радости он сорвался на свистящий шепот.
  Перед ней стоял человек, мечта которого сбылась. За то время, что они не виделись, он ничуть не изменился. Над верхней губой как знак отрицания пробивались тонкой лентой усы. Да заживший шрам крестил левую щеку.
  - Протас, куда этого девать? - Антей подвел лошадь, на которой ничком лежал кочевник.
  - Этот... Этот если выживет, может завалить тебя золотом, Антей, - легко улыбнулся Протас. - Вали его туда же. Куда и ее, - он опять улыбнулся.
   Роксана с сильно бьющимся сердцем, внезапно поняла, что далеко не все знает о смерти. И в ближайшее время ей предстоит узнать о ней столько нового, что, пожалуй, и после жизни будет от чего вздрагивать на том свете.
   Если заинтересовала, милости просим по другому адресу https://litnet.com/book/chernyi-zavet-vtoraya-kniga-b94269
Оценка: 8.00*15  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"