Булимов Сергей Иванович : другие произведения.

Монологи о рыбалке и немного об охоте

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   На Сопляках
  
   Тяжело груженая вахтовка шла по самому краю протоки. Небольшая полоска земли сантиметров в сорок, густо переплетенная корнями, отделяла колеса машины от обрывистого берега, где метрах в двух ниже его стремительно бежала серая вода. На поворотах, где подмываемый берег был виден отчетливо, можно было рассмотреть торчащие из желто-коричневой глины оборванные корни, местами опускающиеся к самой воде и постоянно раскачиваемые ее неутомимым бегом. Издалека они напоминали шевелящиеся щупальца огромного спрятавшегося в земле спрута. Иногда дорога уходила в сторону, тогда между машиной и протокой оказывались деревья, росшие достаточно густо, и я облегченно вздыхал. Когда же мы снова выбирались к воде, сердце начинало стучать тревожно - вдруг берег не выдержит да и рухнет вместе с вахтовкой... Интересно, мы сразу утонем или все же проплывем немного? Наверное, все-таки утонем сразу, машина тяжелая, одиннадцать тонн весит. Неплохо бы подстраховаться. И под такие невеселые мысли я приоткрыл окно со своей стороны - так хоть шанс выбраться будет.
  Винт, отличавшийся сообразительностью и заметивший этот маневр, сразу понял ход моих мыслей. Он весело рассмеялся:
  - Доктор! Не боись! Смотри дорога какая накатанная, здесь машины часто ходят.
  Его веселого оптимизма не разделил никто. Это я понял если не по страху, то по какой-то неуверенности в глазах ребят, напряженно высматривающих что-то за окнами. Наверное, все думали об одном и том же, хотя вида не подавали.
  Ага, накатанная... легковушками. Такой огромной как наша, здесь, наверняка, отродясь не было. И словно в подтверждении моих мыслей в открытое окошко стали стегать ветки деревьев, между которыми вахтовка, вновь свернувшая чуть в сторону от берега, пыталась продраться - дорога была ей явно узковата. Листья, кусочки коры и даже сухие ветки посыпались на стол, на котором еще лежали остатки дорожной снеди - в пути мы если не играли в карты, то обязательно закусывали. А что еще делать? Пришлось окно закрывать да снова с тоской ждать выезда на этот злосчастный берег.
  Раза два наш водитель Иван Иванович останавливался и срубал небольшие стволы, мешавшие проезду, но, все же, спускаясь в очередной ложок, зацепил подножкой незамеченный пенек. Удар был хорошим - остатки хлеба, пустые рюмки, карты, нарезанные помидоры и колбаса в мгновенье оказались на полу, да частично на наших коленях. Ваня остановился, обошел машину, попинал покореженную подножку, которая согнулась градусов под шестьдесят, и, пробурчав что-то про сварочные работы и свое невезение, снова забрался в кабину.
   Мы ехали на рыбалку. Есть такое неплохое рыбацкое местечко на Оби с неординарным названием - Сопляки. Его года три назад показал нам кто-то из поселковых и с тех пор ежегодно в августе, сентябре, а то и в октябре мы отправлялись на "большую" рыбалку.
  
  "Большая рыбалка" - понятие особенное и несведущему человеку непонятное. Одно дело - взять удочки, пару сетей, выехать на соседнее озеро или пруд, посидеть денек и спокойно вернуться домой, когда по тебе еще не успели соскучиться. И совсем другое - с компанией надежных друзей уехать на несколько дней далеко от дома, да так далеко, что даже твой любимый сотовый телефон, который тебя никогда не подводил, вдруг окажется совершенно бесполезным и будет молчать как убитый.
  Здесь ты абсолютно уверен, что твои друзья полностью разделяют твои мысли. Если надо они поплывут с тобой в любой ветер и любую волну, они помогут донести тяжелую бочку с рыбой, разожгут костер, чтобы согреть тебя, нальют горячей ухи, которую заботливо сварят, пока ты мотаешься по сетям. А утром, если болит голова, предложат не таблетку анальгина, а кружку холодного как лед пива, хотя доподлинно было известно, что пива больше нет, от которого душа твоя почему-то потеплеет, а голова прояснится.
  
  Соловом " большая рыбалка" - это стиль жизни, понятный далеко не каждому. Но нам он нравится...
  Еще через полчаса вахтовка, наконец-то, ушла в сторону от берега и, натужено рыча, покатилась по раскисшей после недавнего дождя дороге, идущей краем леса. Слева раскинулся огромный луг со скошенной травой и аккуратными стогами сена, кое-как огороженными неким подобием заборов из старых, не один год используемых жердин. Лес, тянувшийся справа, был хоть и густым, но довольно низкорослым, хилым. Больших деревьев было мало, а все невысокие березки, тоненькие осинки, тополя, да раскидистые черемухи, на которых местами еще висели созревшие кисти ягод. Когда Иван Иванович останавливался, чтобы посмотреть пройдет ли машина между узко стоящими деревьями, ребята выпрыгивали из салона, и чтобы не тянуть время срывали сразу целые ветки вместе с ягодами. Языки, как и пальцы, скоро стали черными, а во рту еще долго ощущался приятный вяжущий привкус.
  Вскоре, пройдя глубокий лог, на дне которого была накидана целая груда веток - водители легковушек мостили себе дорогу, мы снова выбрались на берег протоки, на "первую стоянку" - так называлось это место.
  
  На второй год нашей рыбалки на Сопляках мы умудрились даже на мощном "Урале" застрять в этом самом логу и, помню, уже в темноте вытаскивали вахту с трудом найденным "Кировцем", который к счастью неподалеку то ли косил сено, то ли пахал. Бригадир колхозников с пониманием отнесся к нашей беде, но просто умолял не поить водителя: "Ему же работать завтра...", - с отчаяньем в голосе говорил он, пытаясь произвести на нас впечатление и вызвать ответное понимание. Мы все поняли - ни рюмки трактористу не налили. Просто на радостях дали ему с собой бутылку водки - надо же было отблагодарить человека, а то бы сидели неизвестно сколько в этой раскисшей луже. Кто же знал, что беспечный сельский пролетарий, чуть отъехав, замочит весь пузырь из горлышка без всякой закуски, а потом, хорошо захмелевший, и сам засадит свой трактор в соседнем логу, так что вытаскивать его придется уже двумя "Кировцами", вызванными из деревни. Короче, весь стан без дела стоял целые сутки, а бригадир все порывался добраться до нас и "пожурить"... Но об этом мы узнали уже на обратном пути, когда все страсти практически улеглись.
  
  На первой стоянке, где был очень хороший выход к воде, стояло несколько машин: "Жигули", "Нивы", один "Уазик", но, как я и думал, ни одной мощной, похожей на нашу.
  Протока делала здесь красивый крутой изгиб градусов в девяносто, широко разливалась и течение замедлялось. Справа на противоположной стороне в протоку вдавался ручей, вполне судоходный для резиновой лодки и ведущий в очень неплохие рыбацкие места. А прямо напротив мыса по песчаному берегу тоже бежал небольшой ручеек из спрятавшегося за деревьями огромного озера, из-за которого все рыбаки и собирались здесь. В озере ловились отменные щуки и в большом количестве.
  
  Раза два мы останавливались здесь раньше. Ставили сети на озере, на протоке, руками ловили щурят, мигрирующих по ручью, вместе с местными бомжами, живущими на берегу, наверное, круглый год, на их дюралевых плоскодонках сплавными сетями ловили небольших стерлядок. Даже сделали целый бивуак - массивный стол человек на десять из привезенной полированной дверцы шкафа, две скамейки со спинками из нарубленных и переплетенных веток, отдельную симпатичную лавочку у костра, которых через год уже не нашли. Наверное, бомжи, заразы, сожгли. Ведь это проще, чем хворост в лесу собирать.
  
  Рыбалкой на первой стоянке в целом были довольны, но вот большое количество людей и комаров на тесной, в общем-то, площадке нам совсем не нравилось. Поэтому, поболтав с рыбаками, среди которых, естественно, нашлись и наши поселковые, (где их только нет!) и, узнав, что на второй стоянке, дорога куда была под силу только нашей технике, рыбаков не видно, отправились туда.
  Вторая стоянка располагалась метрах в пятистах от первой, но дорога туда после дождя была проходима только для вахтовки, чем мы и воспользовались. Правда эти полкилометра пробирались чуть ли не час. Узкая скользкая дорога, изобилующая глубокими ямами и крутыми поворотами, из-за которых вахта то прыгала вперед, то резко останавливалась, заставляла держаться за все неподвижные части в салоне и держать все, что могло двигаться. Но, слава богу, добрались.
  
  Поляна, имеющая широкий выход к воде, была окружена со всех сторон деревьями, которые хилыми уже не назовешь. Верхушки их качались под ветром где-то высоко - высоко, так, что кроны, соприкасаясь друг с другом, местами образовывали сплошной зеленый полог, а внизу было прохладно и тихо. Собственно это был тупик, дальше дороги просто не было. Можно было пройти еще немного вдоль берега по едва заметной тропинке, но стоило ли?
  Место было прекрасным. Протока, метров тридцати шириной, с пологим песчаным берегом с нашей стороны, с другой ограничивалась крутым высоким склоном, на котором можно было рассмотреть узкую тропинку, ведущую наверх. На самом краешке, над водой, напротив поляны, где мы сейчас стояли, расположились несколько высоких тополей. Рядом с этой рощицей одиноко стояла раскидистая живописная сушина с корявыми толстыми ветками, откуда при нашем появлении неохотно поднялся потревоженный коршун. Чуть дальше, возле поднимающейся на берег тропы стоял еще один наполовину засохший тополь. Еще дальше вдоль противоположного берега рос кустарник, спускающийся к самой воде.
  Посередине протоки справа в нескольких местах из воды торчали качающиеся стремительно бегущей водой, словно отполированные ветки давно поваленных деревьев - хорошее местечко, чтобы поставить жерлицы. Влево уходила небольшая песчаная коса, против которой никаких деревьев в воде не было - здесь можно и спиннинг покидать, и закидушки настроить. А вот сети придется ставить вдоль противоположного берега, прямо к кустам. Здесь на протоке мы ставим обычно несколько коротеньких сетей с тяжелыми грузами, чтобы их не свернуло течением, а основную массу, где собственно и ведется вся рыбалка, ставим на двух озерах, расположенных далеко за протокой - туда идти еще и идти. Именно из-за расстояния рыбаки и не любят останавливаться здесь, кому охота тащиться чуть ли не целый километр, чтобы поставить сети. Это ведь и лодки надо нести, и колья, и весла, да мало ли что еще. Нам было охота, и мы предпочитали останавливаться именно здесь. Хорошее место!
  
  Вахта, пока мы стояли на берегу и планировали, как нам наладить рыбалку, осторожно развернулась на поляне и, расположившись достаточно далеко от воды, наконец, перестала тарахтеть. Сразу наступила удивительная тишина, которая нарушалась разве что шумом бегущей, разбивающейся о ветки затопленных деревьев, воды, шелестом листьев, да звоном комаров. Этой нечисти здесь было достаточно, мы об этом знали и еще не переодевшись в рыбацкую робу, стали намазывать все открытые места разными средствами. Кто-то предпочитал новомодный "Комарекс", кто-то испытанную "Дэту", я же любил хоть и мерзко пахнущий, но зато долго действующий "Рефтамид".
  Дальше все пошло по накатанной... Из вахтовки, открыв обе двери, стали выбрасывать и выносить мешки с углем и сетями, фляги с водой, кастрюли и бачки под рыбу, продукты, лодки, спиннинги, палатки, посуду, одеяла, одежду... Уже через десяток минут на поляне, которая была метров около тридцати в диаметре, свободное местечко можно было найти с трудом. Еще через десять минут в вахте можно было плясать - такой пустой казалась она после разгрузки. Взглянув на поляну с трудом можно было поверить, что вся эта груда вещей еще недавно размещались, в общем-то, небольшой машине. Завтра вахтовка должна была уйти в поселок и забрать нас только через неделю.
  Это была наша первая, можно сказать экспериментальная поездка, когда машина уезжала и оставляла нас один на один с природой, неизвестно какой погодой и другими сюрпризами. Что ни говори, но ощущение надежного тыла и возможности в любой момент согреться в салоне или, в крайнем случае, уехать, значило много. Сейчас наш тыл оставался неприкрытым. Именно из-за этого наша компания немного поредела. Наш общий приятель Коля, неоднократно бывавший здесь же на Сопляках, узнав, что вахты с нами не будет, категорически отказался от поездки.
  - А вдруг дождь всю неделю лить будет? А вдруг кто заболеет? Или, может, аппендицит? Вы что же в деревню пешком потащитесь? Да там же даже телефона нет, скорую вызвать невозможно будет, - горячился он, мотивируя свой отказ, но нам казалось, больше оправдывая себя.
  До ближайшей деревни с красивым названием - Обская, действительно было километров восемь и телефона там вполне могло не оказаться, но нас это не напугало и мы рискнули. Зачем же сразу о плохом думать?!
  Поляну быстренько опутали приготовленной для этих целей веревкой, (Петя утверждал, что это парашютная стропа), на которую повесили спальники и фуфайки, что придало еще не созданному лагерю уже обжитой вид. Сразу образовался уютный, только наш мирок, куда посторонним входа не было. Впрочем, посторонних тоже пока не было.
  Набрав сушняка, в изобилии присутствующего на поляне, а заодно и почистив ее, запалили костер, поставив кипятиться один из двух наших чайников. Пока Иван Иванович, в дороге отвечающий за баранку, а на берегу за кухню, готовил немудрящую закуску, мы накачивали лодки, подтаскивали их к берегу, бросали туда мешки с сетями, рубили колья для установки сетей, словом, тоже готовились и без дела не сидели. В те годы мы еще не пользовались грузами и бутылками, а предпочитали сети привязывать к кольям, втыкаемым в дно.
  Когда закипел чайник, подготовка в целом была закончена. Мы расположились вокруг расстеленной прямо на траве клеенке, уставленной домашними разносолами, посмотрели друг на друга и радостно рассмеялись.
  - А здорово, что все мы здесь сегодня собрались, - почти пропел наш нештатный поэт Петя, поднимая традиционную первую рюмку на берегу. - За рыбалку!
  Его дружно поддержали.
  
  Компании, собравшейся на берегу, было уже несколько лет, и последние годы мы ездили только сюда на один из притоков Оби да расположенные рядом озера. Много лет назад начинали поездками в Сузун за лещами, но потом, утомленные однообразием - сидишь в лодке и тупо смотришь на кончик спиннинга или ждешь на берегу, когда зазвонит колокольчик закидушки, место сменили и были очень довольны. Во всяком случае, отсюда без рыбы мы не возвращались, а из Сузуна бывало...
  Здесь можно было ловить не только сетями, хотя этот способ и оставался основным в плане добычи. Закидушки и спиннинги, закидушки с резиновыми амортизаторами, сплав, подергушка и жерлицы, обыкновенная поплавочная удочка, бредень - вот то, чем мы занимались, поставив сети. Каждый мог найти себе занятие по душе. Ну а если добавить, что здесь было раздолье нашим любителям ставить капканы на ондатру и норку, то лучшего места для разношерстной по своим пристрастиям компании было не найти.
  Тон в компании задавали заядлые рыбаки братья Винты - Коля и Саня. Коля годом позже привел в команду своего закадычного дружка Петю, тоже белазиста, весельчака и балагура, знавшего множество веселых присказок, прибауток, частушек и стихов не совсем приличного содержания.
  Еще через год Петя привел своего сына девятиклассника - Саню, которого мы, чтобы не путать с Саней Винтом, звали Саня маленький, хотя рост у этого "малыша" приближался к метру семидесяти. Сашка, несмотря на свою молодость, был человеком вполне самостоятельным во всем, что касалось рыбалки. Предпочтенье отдавал всем снастям, имеющим крючки. Одинаково удачно рыбачил и на поплавочную удочку, и на закидушки, и на спиннинг. Знал множество рыбацких хитростей, так что у него можно было кое-чему и поучиться. А блеснил в нашей компании, наверное, лучше всех.
  Винт младший или Саня большой, привел своего тестя - Василия Емельяновича, который хоть на сетях работать был не горазд, но в ловле на спиннинги - закидушки с ним мало кто мог сравниться. Бывало, уплывет на целый день, зависнет на какой-нибудь яме, но к вечеру обязательно привезет мешок отменных карасей, а мешок тот из лодки приходилось уже нам доставать - мешок был тяжел, да и ноги рыбаку от долгого сидения в лодке разогнуть удавалось не сразу. Я Василия Емельяновича знал, оперировал какую-то травму пальцев кисти несколько лет назад.
  Еще в компании было двое родственников - Гена и Костя, то ли свояки, то ли дядька с племянником. Гена рыбак заядлый, многим из нас фору мог дать. Прославился Гена надолго запомнившимся всем случаем, приключившимся с ним здесь же на протоке годом или двумя раньше.
  Сидели мы по приезде поздним вечером на бережку, отдыхали. Уже стемнело, и только затухающий костерок да яркие звезды освещали наш лагерь. В первый вечер после долгой дороги притомились малость, вот Гена и задремал прямо в кресле у воды. Самодельное походное раскладывающееся кресло - детище Сани Винта, было предметом постоянных споров в компании - кто первый занял - тот и сидит. В этот раз повезло Гене. Мы, ведя неторопливые разговоры, его не будили, но когда все же отправились спать, осторожно позвали. Гена, не говоря ни слова, поднялся и как был в одежде, направился прямо в воду, к которой сидел лицом, и в себя пришел только когда зашел уже не меньше чем по пояс. А еще шага через два - три уже был обрыв, и глубина там была ой-ой-ой... На следующий день пытались ее промерить, но так и не смогли. Так что во время Гена проснулся, из воды выскочил как ошпаренный и еще долго сушился у снова разведенного костра.
  Костя, родственник его, от Гены отставать не хотел, и частенько составлял ему компанию. Он единственный из нашей компании проверял сети стоя в лодке и задирая их себе под подбородок, так что кое-какая рыбешка из сетей прямо в лодку падала, а какая и за борт. Я когда впервые увидел это, рот открыл от удивления. Усидеть в резиновой лодке на носу, проверяя сети, особенно в ветер, когда на другом конце никого нет не просто - того и гляди, нырнешь, а тут стоит человек! Ведь вывалится же и в сетях запутается... Ни фига! Ни разу Костя не упал и даже не пошатнулся - вот как вестибулярный аппарат у человека развит! Жил Костя рядом с Винтом младшим и работал с ним вместе в бурцехе.
  Короче, все друг друга хорошо знали, понимали, привыкли друг к другу и на рыбалке получали истинное удовольствие не только от самой рыбалки, но и от хорошей компании и общения.
  
  Плыть решили в три пары: я, как обычно, с Винтом младшим, Петя со старшим, ну и родственники парой. Мы немного задержались - Саня, решив, что ополовиненной пачки сигарет ему может не хватить, долго и упорно искал среди разбросанных по поляне вещей пакет с сигаретами. На каждую рыбалку он брал не меньше десяти - пятнадцати пачек своей любимой "Примы". Пакет нашелся в одном из бачков под рыбу, которые уже успели спрятать среди ближайших кустов. Считалось, что здесь даже в солнечный день было сумеречно и прохладно, а что еще надо рыбе, чтобы не испортиться? Потом он исчез с рулоном туалетной бумаги за ближайшим пригорком и долго не показывался.
  Когда мы, наконец, вышли на берег, Коля с Петей уже маячили на противоположно стороне протоки, а Гена с Костей подплывали к месту высадки.
  Течение в протоке было быстрым и сильным. В самый первый год, когда мы остановились здесь, я, пытаясь перебраться через протоку один с короткими веслами, уже через три минуты был снесен течением метров на тридцать ниже и, чтобы выбраться, срочно пришлось браться за длинные - хорошо, что те были вставлены в проушины, а то бы унесло неизвестно куда. С трудом я добрался до противоположного берега, а к заветной тропинке выплыл, цепляясь одной рукой за берег, да подгребая веслом. Ушло тогда на тридцати метровую переправу не меньше получаса.
  Сейчас, наученные предшествующим горьким опытом, мы с Саней протащили лодку с сетями и кольями метров на пятьдесят выше по течению - благо пологий берег это позволял, и спокойно, выгребая, чтобы не въехать в торчащие из воды коряги, переправились к тропинке, ведущей наверх. Наши напарники к тому времени уже скрылись за откосом высотой, наверное, в два человеческих роста.
  Тропинка по крутому склону представляла собой скользкий желоб с едва заметными ступеньками - похоже, до нас здесь давно уже никто не поднимался. На середине высоты был небольшой уступ, куда можно было положить вещи, прежде чем подняться самому. С тяжелыми мешками с сетями, лодкой, кольями и веслами подняться по-другому было просто не реально. Да и сам выход оставлял желать лучшего - узенькая наполовину затопленная скользкая глинистая площадочка, где с трудом мог разместиться один человек, была плохой пристанью и могла запросто отправить оступившегося в воду. Хорошо еще, что Коля привязал к торчащим из берега корням кусок веревки - я держался за нее, пока Винт выгружал вещи на тот самый уступ.
  С трудом, но все же выбрались, ругая себя за то, что оделись слишком тепло. После таких не хилых упражнений пот градом катил не только по лицу, но и по всем остальным местам. Мою "Уфимку" привязали к корням, еще в лагере решив оставить ее на переправе - ставить сети с нее было очень неудобно из-за торчащего острого конца, забранного дощечками. Санин "Нырок" несли в мешке, а вот ребята свои лодки потащили накачанными - это было неудобно, но экономило время.
  Панорама перед нами открылась самая радостная. Вдалеке серебром поблескивало озеро, не имеющее названия, просто "первое озеро" - так звали его мы, к которому среди высокой травы и камыша вела наполовину заросшая тропинка. Над травой у самой водной глади парила лодка - Гена с Костей несли ее над головами и уже подходили к берегу, а вот Петя с Николаем уже маячили на воде. Справа за камышом тоже поблескивала вода, но здесь было не озеро, а небольшое болотце, где любили отдыхать утки, и мы это знали. Я в прошлом году, соблазненный увиденным, брал с собой ружье в надежде хорошо поохотиться, но, как оказалось, напрасно. Утки налетали сюда уже в темноте, и даже подстрелив, собрать их без собаки было невозможно. Но удовольствие получил все равно, несмотря на подтрунивания ребят оставшихся без утиной лапши, поживиться которой они ох как хотели.
  Слева, ближе к озеру была красивая роща, где в изобилии водились грибы и перед отъездом мы здесь занимались "тихой" охотой. Петя даже солил грузди для дома в специально взятом эмалированном ведре.
  Отдышавшись и полюбовавшись на знакомую красоту, подались к озеру.
  Первое озеро представляло собой вытянутый водоем, шириной метров около пятидесяти, который здесь как раз и оканчивался красивым заливом, разделенным на два рукава длинным, выступающим мысом, поросшим кустарником. Эти рукава, напоминающие гигантские брюки, мы прозвали "штанами" и любили здесь в теплую погоду полазить с бреднем. Так и говорили: "Пойдем по "штанам" пошарим...". Второго конца водоема видно не было. Пытались мы в свое время добраться до него, но не смогли. Предполагалось, что, возможно, это и не озеро, а какой-то длинный - длинный залив одного из притоков Оби. Берег, на котором мы сейчас накачивали лодку, весь зарос камышом. К воде вела хлюпающая узкая тропа, а вдоль берега и "штанов" тоже просматривалась тропинка, бегущая вокруг озера. На противоположном высоком берегу местами росли деревья, и было несколько хороших выходов к воде.
  Гена с Костей, перебравшись к ближайшему спуску, сразу подались еще на одно озеро, бывшее метрах в ста от этого. Коля с Петей отошли от заливчиков на километр и ставили крупные сети. Нам же с Винтом надо было выставить мелочевку - двадцать пятки и тридцатки прямо возле заливов - в нашей компании любили вяленую рыбу, а что может быть лучше вяленой сорожки и чебака.
  Начать решили, перегородив одну из "штанин". Я, как обычно, работал на веслах, Винт ставил. Расположившись на коленках на носу лодки, он с усилием пытался воткнуть кол в твердое дно, но получалось у него это плохо. Лодка вертелась, несмотря на все мои ухищренья удержать ее на месте.
  - Что ты вертишься как вошь на гребешке, - заорал Винт, раздосадованный своими неудачами.
  - Не ори, не дома, - парировал я, - дома тоже не ори.... Не надо было в туалет ходить - весил бы больше.
  Вконец обиженный Винт, опираясь на кол, встал на ноги - не хуже Кости, и с силой, наконец-то, воткнул его в дно.
  Дальше - проще. Я потихонечку греб, придерживаясь выбранного направления, а Саня только успевал осаживать меня, когда подвязывал сети одну к другой. Это сейчас сети у нас в основном китайские стометровки, а тогда были самовязки, метров по тридцать - сорок в лучшем случае. Поставили в этом конце озера три перетяги метров по сто пятьдесят. Вслед за Петей и Колей, закончивших ставить сети немного раньше нас, мы выбрались на берег и, оставив лодку, тоже пошли к соседнему озеру.
  Это озеро напоминало гигантскую подкову длиной, наверное, километра два и шириной не меньше полукилометра. Мы и звали-то его так - Подкова. Оно было очень красивым. Весь противоположный берег зарос деревьями вперемежку с кустарником, а наш в основном был покрыт густой травой, камышом и только в одном месте, куда мы вышли, стояло несколько высоченных тополей, расположенных так, что их нижние ветки метрах в трех над землей, накрывали ее как шатром. Под этим шатром у воды был небольшой уступ, по которому неторопливо били волны, несмотря на довольно тихую погоду. Справа почти от самого берега по воде сплошным ковром стелились листья кувшинки, образовав у края несколько прекрасных "окошек", словно специально для забрасывания удочек. И в подтверждение этого в воде возле уступа были воткнуты несколько рогулек, хоть сейчас садись и рыбачь.
  Слева от ступеньки - уступа чистое место и берег уходит круто вниз - это видно, поскольку вода прозрачная, хотя и темная, почти черная. "Здесь, наверное, можно будет поставить закидушку с резиновым амортизатором...", - сразу подумал я, и, как позже выяснится, не ошибся.
  Метрах в тридцати от тополиного шатра в озеро впадал ручей, заваленный в устье и ближайшей излучине корягами и целыми плантациями сушняка, по берегам которого селились ондатры. Их основные хатки лучше всех знал Саня, заядлый охотник, захвативший с собой для охоты с десяток капканов. Впрочем, ондатры здесь было много везде: и в первом озере и в Подкове по обоим берегам, и в "штанах" - там она даже попадалась в бредень, когда мы "лазили по штанам". Изредка в протоке встречалась и норка, только не коричневая, как шапки на рынке, а черная.
  Вдоль противоположного берега рядом с травой, которой там тоже было немало, потихоньку плавали Костя с Геной - выставляли крупные сети. Здесь, мы знали, встречался и солидный карась, и щука, и даже судак иногда попадался.
  День между тем потихоньку перевалил на вторую половину. Солнце светило не по сентябрьскому жарко, дул легкий ветерок, небо было удивительно чистым - ни одного облачка. Все это располагало к покою. Да еще сказывалась долгая дорога - путь в семьсот километров мы преодолели часов за четырнадцать. Из них часа, может, четыре поспали. Решили подождать все еще ставящих сети свояков и всем вместе плыть в лагерь. А пока можно и покемарить. Все четверо улеглись под шатром из тополиных веток рядом со старым кострищем и незаметно задремали.
  Гена с Костей, закончив ставить сети и выбравшись на берег, увидели такую идиллистическую картину, решили что так и надо, и недолго думая, вместо того, чтобы разбудить нас, улеглись рядом. Они ведь тоже все тяготы долгого пути с нами делили.
  Короче, проснулись мы, когда солнце было уже над горизонтом и заметно похолодало, от этого, собственно, и проснулись. Посмотрели на заспанные, опухшие рожи, посокрушались, что день пропал, решили быстренько проверить сети и плыть в лагерь наводить порядок да готовить места для ночлега. На Подкову сегодня уже не возвращаться, хотя поначалу планировали.
  Между тем в лагере обеспокоились нашим долгим отсутствием и даже думали, как перебраться через протоку, чтобы разузнать - что же случилось, почему нас так долго нет. Однако все лодки были по эту сторону протоки и нашим "домочадцам" оставалось только строить догадки да ждать. Несколько раз Иван Иванович нажимал на сигнал, распугивал автомобильным ревом всю живность в округе, надеясь, что мы услышим его и подадим какую-то весточку, но напрасно. Никто из нас автомобильного гудка не слышал.
  Улов, как всегда бывает в начале, оказался не плохим - мы с Винтом сняли около ведра мелочи с наших перетяг, что по тем временам было неплохо - сети-то стояли всего ничего, да еще днем! У Коли и Пети дела, судя по их длительному зависанию на воде, были тоже неплохими, а родственники были вне поля нашей видимости, так что судить об их удаче нам предстояло позднее. Мы первые закончили проверять сети и подались в лагерь. Лодку решили взять с собой. На Подкове оставалась лодка Гены, на первом озере Колина - бояться за их сохранность не приходилось, рядом никого не было, а другой дороги сюда мы не знали. На переправе оставалась моя "Уфимка", а Санькин "Нырок" мог нам пригодиться на протоке - надо же было сети и там поставить, да о жерлицах не забыть, да мало ли что еще. Саня взвалил лодку на спину, весла пристроил под мышкой, сигарету в зубах и размеренно почавкал по топкой тропе. Мне достался мешок с рыбой, хорошо, что не полный.
  Дважды пришлось сплавляться через протоку, забирая наших друзей. Когда солнце забежало за верхушки деревьев, но было еще светло, в лагере собрались все. У края поляны стояли две палатки: одна большая брезентовая, человек на шесть, при желании можно было и всем в ней спрятаться, другая поменьше, но зато красивого зеленого цвета из какого-то иностранного непромокаемого материала. Часть ее отвели под продукты, которые благоразумно спрятали от возможного дождя. Запас получился солидный. Сложенные хлеб, банки с соленьями и тушенкой, овощи, сладости в виде сахара, варенья, конфет, печенья и сгущенки занимали половину палатки. Совершенно отдельно стояли бутылки с водкой и самогонкой, уложенные в два специальных пластмассовых ящика. Правда, в ящиках уже встречались пустые ячейки. Что делать - дорога дальняя.
  На ужин была картошечка с тушенкой, которую мастерски приготовил Иван Иванович, компот из яблок, ну и, конечно, рюмочка. Ужин затянулся...
  Сиди - не сиди, а надо было идти заниматься рыбой. Теплый вечер предполагал не менее теплую ночь, и оставлять рыбу не посоленной было нельзя. Как-то так повелось в нашей компании, что основную массу рыбы мы солили и только снятую в последний вечер и утром перед отъездом везли домой свежей. Садки появились у нас позднее, а пока приходилось работать даже после сытного и веселого ужина.
  
  Выглядела засолка рыбы так. На берегу протоки расстелили предназначенный специально для этого черный дерматиновый плед, куда периодически высыпали часть улова. Двое - я, как хирург, человек наиболее близкий к вспарыванию животов, и Санька маленький, как мой ученик, распарывали рыбу по брюху, а самую крупную по хребту и отбрасывали ее к ждущим напарникам. Ребята вытаскивали внутренности, которые бросали в стремительно бегущую протоку, промывали рыбу и кидали к расположившемуся на краю пледа рядом с бочками и кастрюлями Саньке большому, который был у нас засольщиком. Надев огромные электромонтажные перчатки из толстой желтой резины, Саня солил рыбу.
  Соль была у нас настоящей каменной. В том смысле, что вместе с крупными белыми кристаллами в мешке во множестве встречались не менее крупные обыкновенные камешки черного и серого цвета. Эту соль добавляли в воду, используемую для работы котельной, и хранилась она совершенно свободно в огромном металлическом амбаре с настежь распахнутыми воротами. Кто первым предложил использовать ее для засолки сейчас уж и не вспомнить, но набирал пару - тройку мешков перед рыбалкой обычно Саня Винт. Как он говорил: "Похищал путем свободного доступа...". Правда, для подсаливания супа или каши использовать эту смесь мы побаивались, но рыба просаливалась отлично, несмотря на неказистый вид этого технического продукта.
  Саня засыпал солью и брюхо и жабры, да еще пересыпал отдельно уложенные слои рыбы. Сверху на последний слой укладывался металлический или деревянный кружок, а на него уже определялся тяжелый груз. Через несколько часов рыба давала сок, образовывался крепкий рассол, покрывающий не только рыбу, но и крышки. А поскольку тара с рыбой стояла в кустах, в этом рассоле постоянно плавали листья, ветки и мухи, неосторожно решившие посягнуть на нашу собственность. Крепости приготовленного рассола не выдерживала ни одна живая душа. Перед засаливанием очередной порции рыбы приходилось весь хлам вылавливать и выкидывать, пока мы не догадались накрывать бачки и кастрюли сверху марлей.
  После засаливания первой партии рыбы, которой хватило только укрыть дно в двух бачках (крупную и мелкую мы солили отдельно), снова подсели к костру. Спать не хотелось. Трехчасовой сон на свежем воздухе под сенью тополиных веток дал хороший заряд бодрости. Иван Иванович, который всю дорогу рулил и занимался кулинарией на берегу, а за ним и Василий Емельянович, отправились спать, мы же продолжили вечернее застолье. Теплый тихий вечер, потрескивание костерка, первые рыбацкие удачи расположили к душевному покою. Потянулись неторопливые разговоры, воспоминания, рассказы о сегодняшних делах.
  
  Саня маленький пока мы дремали за протокой, поставил несколько спиннингов напротив лагеря, побродил с удочкой по косогору, посмотрел места и безаппеляционно заявил, что лучше всего рыбу удочкой ловить выше по течению, где есть несколько хороших омутов. Под берегом возле самого лагеря, изготовив из кусочка специально захваченного тюля небольшой сачок, Санька наловил целый бидон мальков, которых планировал пустить на живца. Санька большой, узнав об этом недолго думая, несмотря на то, что было уже темно, взял первую попавшуюся удочку, размотал ее, нацепил малька из бидона и тут же, даже не выйдя из света костра, забросил. Мы, разгоряченные ужином, расселись на бережку, обсуждая - поймает Санька или не поймает, разве только пари не заключали.
  Ведь поймал! Поплавок его удочки, который и различить то можно было с трудом, внезапно подпрыгнул, потом резко пошел вниз и скрылся под водой. Саня не растерялся и через мгновенье крупный окунь, отсвечивая белым брюхом и черными полосками на боках, плясал на берегу.
  Его удачу встретили с радостью. Правда, последовать его примеру решился только Гена, остальные так и остались в роли зрителей. Как считалось - до завтра. Уж завтра-то мы покажем...
  Спать отправились через час. За этот час Саня вытащил еще штук пять окуней, Гена двух. Кто-то направился в палатку, Саня остался у костра, заявляя, что грех в такую ночь спать под крышей.
  
  Ночь действительно была удивительной. Огромное высокое чистое небо с мириадами звезд, из которых то одна, то другая вдруг срывались и, совершив небольшой пробег по небосклону, исчезали. Пытаясь составить конкуренцию звездам, спутники, которых здесь можно было видеть на удивление много, медленно и плавно пересекали широкую серую полосу расположившегося прямо над нами Млечного пути. Полная ярко-желтая луна прочно заняла место прямо напротив лагеря, словно зацепившись за корявые ветки одиноко стоявшего засохшего тополя. Картина достойная Куинджи. Прямо "Ночь на Днепре", в смысле на Протоке. Такого в наших краях не увидишь.
  Я хотел было составить компанию своему напарнику, но, вовремя вспомнив о его оглушительном храпе и представив, что таких ночей - с храпом, будет еще, по меньшей мере, семь, отправился спать в вахтовку. Старенький спальник расстелил на заднем сиденье, вытянулся, накрылся чьим-то одеялом, найденном на поляне и на удивление быстро уснул.
  
  Утро встретило нас прохладно. Над протокой поднимался туман, сквозь густые клочья которого можно было увидеть настоящие фантастические картинки. Туман наползал на берег и, спускаясь к воде умываться, мы погружались в него, как певцы на эстраде в искусственный дым. Из лагеря же можно было видеть только половину фигуры человека. Вот верхняя половина Коли согнулась и исчезла под белым пологом - Коля умывается, зато рядом вынырнула половина Кости, активно работающая полотенцем. Костя двинулся к костру, на котором уже грелся поставленный чайник. Вот показались ноги, которые становились все длиннее и длиннее, коленки, сапоги и вот уже весь Костя, у костра ставший как будто меньше, улыбается, довольно потирая отросшую за ночь щетину.
  Чай пили, когда туман уже начал рассеиваться и первые птичьи голоса приветствовали наступающее утро, а сквозь ветки деревьев стали пробиваться первые солнечные лучи. Все выглядели посвежевшими и отдохнувшими.
  Ивану Ивановичу надо было после обеда уехать домой, чтобы завтра с утра вахта могла работать, развозить рабочих по забоям. Хотелось с ним отправить нашим друзьям - начальникам, выделившим вахту, свежей рыбки, поэтому рассиживаться не стали, а, быстренько перекусив, даже не похмелившись - да в этом, собственно, и нужды то не было, отправились проверять сети. Снова пришлось задействовать не только терпеливую "Уфимку", но и Санин "Нырок". И все равно переправлялись дважды. С нами отправился и Санька маленький и Василий Емельянович, захвативший свою лодку, о которой сначала умолчал, а сейчас планировал накачать на Подкове. Там он особенно любил рыбачить на найденных прежде ямах, где ловился крупный карась. Санька захватил свои удочки, я взял свои, заветную сумку со всеми рыбацкими причиндалами, закидушки с резиновым амортизатором, мешок с червями, рассчитывая половить в том месте, которое присмотрел вчера. Проверяли мы сети обычно по одному. Пока Винт проверяет, я развлекусь. Вечером поменяемся.
   Иван Иванович отправил из лагеря всех.
  - Плывите - плывите..., - махнул он рукой, как будто отгонял мешающих мух и ворчливо добавил, - рыбы не будет - кормить не буду.
  - Ваня! Будет, - радостно заорал уже садящийся в лодку Винт, - иначе не приедем.
  Мы все верили, что рыба будет. Ну не может не быть ее после такого замечательного начала.
  Возле ступеньки - пристани произошла небольшая толчея, лодки выстроились в очередь. Петя, поскользнувшийся и чуть не искупавшийся в быстрой воде, заворчал:
  - Ну что за дела, мать ее... Сегодня же ступеньки сделаю.
  Мы радостно его поддержали:
  - Конечно, Петя, конечно... Это не дело так выбираться... Ты уж постарайся...
  С шутками и смехом, подталкивая друг друга, забрались на берег и вытянулись длинной вереницей по тропе к первому озеру. Всем переплыть его на одной Колиной лодке, оставленной на берегу, было не возможно. Да и хозяева заявили, что на это нет времени - они сразу поплывут проверять. Пришлось впервые померить тропинку вдоль "штанов" - не так уж и долго, тем более что тропа становилась все натоптаннее, и идти по ней было не трудно, особенно последнему.
  Саня большой остался на берегу - решил помочь накачать лодку тестю, да заодно и проверить наши мелкие сети - "Нырок" остался на протоке. Я попросил Гену завезти резиновый конец закидушки с пенопластовым контрольным поплавком возле тополей, что он и сделал, потом поплыл вместе с Костей на свои сети, разбросанные, как оказалось, по всей акватории. Санька маленький остался на первом озере, рассчитывая попытать рыбацкое счастье там.
  Я неторопливо разложился, перебрал леску на закидушке, пару раз спустил ее в воду, посмотрел, как работает резина, подобрал гибкий прут для крепления лески и, наконец, нацепив червей, запустил ее в работу. Чтобы легче было видеть прицепленный колокольчик, я попытался прилечь на бок, но не успел. Колокольчик резко задергался - так обычно клюет окунь, и отчаянно зазвенел. Даже уплывший уже Гена обернулся и закричал, перекрывая трезвон:
  - Иваныч, слабины, слабины не давай, тащи ...
  Подсечка. Чувствую, как кто-то отчаянно дергается на противоположном конце, слабины, действительно, не даю. Показались первые крючки... Есть! Вполне приличная сорожка, больше похожая на селедку, пытается сорваться, отчаянно трепещется, дергается, но ... нет. Вот она уже на берегу... Интересное кино... А куда я ее положу? Садка-то не взял...
  Пришлось срочно мастерить кукан из куска мягкой цветной проволоки извлеченной из заветной рыбацкой сумки да пары веточек. "Селедка", опущенная в воду, задергалась так, что даже воткнутый у берега прут, к которому я привязал кукан, закачался. Ничего, сейчас успокоится.
  Вторая поклевка последовала еще быстрее первой, по моему я даже не успел вытравить всю леску. И снова сорожка, правда, поменьше. Это дело мне нравиться!
  За полчаса на кукане уже сидело штук пятнадцать сорожек, чебаков и окунишек. Не таких больших, которых вечером на живца таскал Саня, но все же... Пришлось даже не насаживать червей на два последних крючка, хватало и трех оставшихся. Постепенно поклевки стали реже, я уже успевал и руки помыть, и покурить, и оглядеться по сторонам.
   Гена с Костей плавали у противоположного берега. Костя потихоньку греб, а Гена перебирал сеть, периодически вытрясая попавшуюся рыбу. По тому, как часто он это делал, можно было предположить, что рыба действительно будет, как Винт и обещал Ване.
  Появившееся утром солнце стало прятаться за непонятно откуда взявшимися тучками, ветки тополей радостно шумели, раскачиваемые порывами ветра, холодного, как поздней осенью. Отдельные листья, больше зеленые, чем желтые, садились на воду и медленно крутились на появившейся ряби.
  Колокольчик стал раскачиваться, и следить за ним стало труднее. Пришлось страховать его веточкой. Поклевка - колокольчик, прислоненный к ветке, соскальзывает и начинает позвякивать, тут уж не зевай.
  Подтянулись друзья - белазисты. Петя, рассмотрев добычу на кукане, тут же распутал удочку и забросил рядом с моей закидушкой. Поклевка у него последовала сразу же, как у меня при первом забросе. Санька маленький, не увидевший удачи на первом озере, расположился неподалеку и стал забрасывать наживку в окошки кувшинковых зарослей, но попадались ему почему-то одни караси.
  Улов у напарников был неплохой - с полмешка приличных карасей, несколько щук до килограмма, да пара судачков. Очень неплохо. Саня Винт еще проверял мелкие сети.
  Еще через полчаса подтянулись довольные Гена с Костей. Тоже не меньше полмешка. И того - мешок, да у Винта с ведерко, наверняка, будет, да у меня с Шуркиной да Петиной добычей уже с полведра...
  Пока считали, появился и Саня большой, меривший тропу широченными шагами и дымя своей неизменной "Примой". Лодку он тащил по траве за веревку. Трава приминалась, образуя не тропу, а целую улицу, по которой шествовал Василий Емельянович со своими спиннингами и подсаком, пока еще не видевшими воды.
  Время приближалось к обеду, и пора было отправляться в обратный путь. Василий Емельянович заявил, что в лагерь не пойдет - поплывет рыбачить, а обед он взял с собой. И продемонстрировал на вытянутой руке тормозок, в котором неизвестно что лежало.
  Коля с Петей поплыли через первое озеро, прихватив всю рыбу, мы же снова потащились вдоль "штанов". Встретились на берегу у тропы, разобрали мешки с рыбой и подались в лагерь.
  Переплыли протоку за раз - трое на "Нырке" и четверо на "Уфимке", но с большой осторожностью. Жилетов тогда ни у кого из нас не было. К счастью обошлось без приключений.
  
  После отъезда Ивана Ивановича стало как-то пусто, неуютно и немного тревожно. Символа спокойствия - вахтовки, рядом с нами больше не было. Последняя ниточка, связывающая нас с большим миром, была временно оборвана, но особо расслабляться и горевать не приходилось. На совете за круглым столом, в роли которого все еще выступала расстеленная на траве клеенка, поставили задачи на день.
  Прежде всего, раз Ивана Ивановича нет, должен быть дежурный по лагерю, проще говоря - сторож и кулинар, и лучше не один, а двое. Соседей пока не видно, но завтра могут появиться и что это будут за люди - неизвестно. Второе - стол, нормальный человеческий стол, за которым можно будет сидеть во время завтрака, обеда и ужина, не заплетая ноги каралькой, как сейчас. Соответственно и лавки к нему. Третье - выход на противоположный берег. Конечно, он должен быть нормальным, а не горной тропой, да еще и скользкой как каток. Ну, последний вопрос, можно сказать, был уже решен - Петю за язык никто не тянул, а всякая инициатива, как известно, наказуема. Да он и не отказывался от своих слов, а сразу после совета, прихватив топор и лопату, которые мы никогда не забывали, отправился делать ступени на крутом берегу.
  Мы с Санькой большим занялись столом. Доски у нас были захвачены из дома. Оставалось только найти несколько ножек. Столешницу, аккуратно сколоченную, укрепили на одной толстой ноге, сделанной из обрезка ствола поваленного ветром неподалеку тополя. Пилу "Дружба", то есть обыкновенную двуручную мы тоже возили с собой. Столб глубоко вкопали в землю, утоптали, проверили на прочность, и прибили столешницу. Саня сразу же застелил стол клеенкой и расставил кружки, тарелки, уже помытые после обеда. Выставил чай, сахар и все те мелочи, которые лежали вокруг костра на траве. Стало по-домашнему уютно.
   Лавочки сделали со всех четырех сторон стола тоже из досок и столбиков, напиленных из ствола все того же тополя. Пока мы возились, Санька маленький навел порядок вокруг стола и лавок - собрал не только крупный мусор, но даже мелкие рыбьи косточки в изобилии устилавшие поляну. Судя по этому, рыбаки здесь бывали.
  Гена, Костя и Коля посолили оставленную мелкую рыбу, Ваня увез только крупную.
  Короче, через пару часов лагерь преобразился. В нем легко можно было представить людей, которые планируют прожить здесь не день - два, а неделю или больше.
  Ближе к вечеру снова поплыли проверять сети. Петя, Гена и Саня втроем на одной лодке с трудом перебрались через протоку. Я остался кашеварить. Коля решил поставить сети на протоке под противоположным берегом, Костя вызвался помочь ему, и это было не лишним на таком быстром течении. Саня маленький занялся своими спиннингами, которые без дела стояли на косе возле лагеря.
  Не мудрствуя лукаво, подумав, что за полчаса успею сварить лапши с тушенкой к приходу ребят, я занялся своими донками. Четыре закидушки из заветной сумки специально оставленные в лагере я поставил еще дальше Санькиных спиннингов в самом конце косы. Место выбрал не случайно. Когда ходил, присматривался, заметил как из мелкого залива, которым коса отделялась от берега и где наверняка вода хорошо прогревалась, прямо брызнула стайка мелочи. Но ведь кто-то же должен охотиться за ней. А мы ему червячка, а мы ему живца, глядишь и повезет...
  Нацепив по пучку крупных червей на крючки, как обычно готовишь для леща, забросил, но недалеко - метров на шесть - семь наискосок к течению. Леску закрепил расщепив гибкие ивовые прутья чтобы те пружинили при поклевке. Пристроив вместо колокольчиков, которые остались в сумке на Подкове, ошкуренные наполовину веточки я даже не стал ждать первой удачи, побежал в лагерь. Вроде не долго, а оказалось, что провозился целый час. Пора было заняться ужином.
  Коля с Костей к тому времени тоже закончили, поставили несколько коротеньких сетей с грузами вдоль берега под кустами и приплыв в лагерь уже попивали за новым столом подогретый чай. Санька же все возился со своими снастями. Проблема была в том, что всех его червей моментально обгладывала рыбья мелочь, и Санька не успевал дергать то одно удилище, то другое, оставив третье спокойно стоять и ловить плывущие вдоль дна ветки. Нескольких чебачков и окунишек он все же вытащил и, как рачительный хозяин, отправил в бидон, на живца.
  Ребята из-за протоки вернулись, когда солнце, которое к вечеру снова появилось на небе, заходило за верхушки деревьев. Ветер то появлялся, то исчезал, и тогда сразу появлялись комары. Приходилось периодически намазывать все открытые места мазями. Василий Емельянович привез десятка полтора карасей, но уловом остался недоволен, грозился уплыть завтра с самого утра. Вот тогда уж он покажет... Что он покажет, так и осталось невыясненным, поскольку Василий Емельянович подозрительно покачиваясь также подозрительно быстро направился в палатку.
  Ужин прошел на ура не только из-за кулинарных способностей повара, предложившего к лапше с тушенкой салат из помидоров и огурцов с традиционной рюмочкой, но и из-за возможностей посидеть за настоящим столом на настоящей лавке. Куда как неприятнее раньше было держать горячую тарелку на коленях, а ложку постоянно в руке. Ведь положить ее можно было разве что на траву рядом с собой.
  После ужина всем вдруг захотелось половить окуней на живца. Устроили настоящее соревнование - разбрелись по берегу с баночками да бутылками, где плескались наловленные Саньком мальки и забросили удочки. Я поймал всего трех сравнительно небольших окуней, после чего мне это надоело - настоящего клева не было. Решил проверить свои донки, но тоже без хорошего результата - половина червей была объедена, а улова ноль.
  
  Наступившая ночь уже не была такой звездной как предыдущая. Небо по горизонту было затянуто, в воздухе чувствовалась какая-то неустроенность, ощущение надвигающего дождя. Тем не менее, Саня снова стал готовить себе лежанку возле костра. Еще днем он притащил из ближайшего стога охапку сена, но бросил его чуть в стороне, чтобы случайно не запалить от разлетавшихся искр. Не поленился же сходить за целый километр, но зато лежанка его пахла на удивление приятно. Саня накрыл сено своим замечательным пледом, которым могли накрыться сразу человек пять - шесть и еще часть его оставил вместо одеяла. Коля тоже решил ночевать у костра. Предыдущей ночью в палатке, по его мнению, было очень душно, и он расстелил свой спальник рядом с Санькиной постелью. Подумав, а вдруг сегодня братья не будут храпеть, я тоже решил присоединиться к ним. Подвинув младшего брата к костру, а старшего от костра я вклинился между ними, натянул на себя край пледа и блаженно вытянулся. Запаха летнего сена и мне хватало.
  Костерок потихоньку потрескивал, зудевшие поначалу комары куда-то исчезли, ветра практически не было. Было тихо и спокойно. В палатке некоторое время слышалась возня, смех, но постепенно и там все успокоились.
  Вот тут-то и началось. То один брат, то другой принимались храпеть. Сначала потихоньку, а затем все громче и громче. Да не просто, а с каким-то звериным рыком, всхлипыванием, завыванием, кашлем и поперхиванием. Уходить куда-то было поздно - разбудишь всех. Не оставалось ничего другого, как периодически пихать в бок то одного брата, то другого. Они, казалось, ничего не замечали и не ощущали, а на мои тычки реагировали не больше, чем слон на Моську. В какой момент я уснул - не помню, но где-то далеко за полночь, наверное, когда Винты уже выспались и просто тихо лежали и посмеивались надо мной.
  
  Следующий день стал дежурным для Саньки старшего. Он ворчал, но с мнением коллектива спорить не стал. Переправа опять потребовала значительных усилий, ведь переправлялись шесть человек, да еще "Нырок" надо было вернуть в лагерь - Саня настроился половить окуня на подергушку и проверить сети на протоке, хотя их с самого утра проверил Коля и снял не много ни мало, а всего одну щуку килограмма на полтора. Компанию Винту составил добросердечный Костя.
  Мои донки, пока я спал, умудрился проверить Гена, вставший намного раньше. Не снял он ничего, кроме небольшого окунишки, неведомо как зацепившегося за крючок. Поэтому я особо и не расстроился.
  У противоположного берега нас встретила настоящая пристань, на которую даже было приятно смотреть, не то, что выходить на берег. Петя потрудился на славу.
  Надо сказать, что здорово упала вода, и вместо узенькой ступеньки причал представлял собой довольно широкую полосу земли, на которой запросто могли разместиться сразу два - три человека. Ну а уж сам выход представлял лестницу со ступенями до метра длиной и сантиметров сорок шириной. Идти по ним можно было совершенно свободно. Разве что перил не было. Я этих ступеней вчера не видел - просидел в лагере, поэтому рассыпался в комплиментах Пете.
  "Уфимку" оставили у причала, а вторую лодку Костя отогнал назад.
  Пока Коля проверял свои сети на первом озере, а Гена свои на Подкове, Василий Емельянович уплыл на заветную яму, откуда он грозился сегодня привезти не меньше мешка карасей. Петя отправился по берегу проверять капканы, несколько штук которых он, как и Винт младший, поставил накануне. Саня наказал мне посмотреть свои и рассказал, где он их выставил. Половина их была на первом озере, вторая на противоположном берегу Подковы.
  Мне пришлось ждать, пока Коля проверит свои сети - лодка-то на первом озере была одна. Решив не терять времени, я отправился посмотреть свою закидушку с резиной, оставленную на ночь на Подкове. Колокольчик лежал на земле, это хороший признак - так бывает после поклевки солидной рыбы, направляющейся после засечки к берегу. Правда, если она не ушла. Верить в это не хотелось, и я осторожно взялся за леску. Леска шла совершенно свободно, но после того как я выбрал слабину, почувствовал осторожные, не сильные рывки. На последнем крючке сидел никто иной, как щуренок граммов в двести. То ли он червяком соблазнился, то ли чебаком, уже сидевшим на крючке. Обновив наживку, я снова отправил леску в воду. Но немедленной поклевки как вчера не было.
  Через полчаса подошел Коля - лодка освободилась, и я отправился проверять свои сети.
  В наполовину вытащенной из воды лодке стоял мешок с рыбой. Неполный. Так, чуть больше половины. Я, естественно, заглянул в него. Крупные караси чуть разбавлены полосатыми окунями, даже больше тех, что ловили вечером на живца. Разглядел и остроносую щучью морду с оскаленными в несколько рядов зубами.
  
  Пару лет назад здесь же на первом озере проверяя ночью при свете шахтерского фонаря сети, я неосторожно засунул большой палец попавшейся щуке в пасть. Та, недолго думая, пустила в ход свои острые как бритва зубы. Было больно. Палец я вытащил, с трудом разжав щучьи челюсти одной рукой, со злости сломал кровопийце хребет и только после этого, подсвечивая себе фонарем, рассмотрел повреждение. На ладонной поверхности пальца было несколько линейных ран, маленьких, аккуратненьких, как на швейной машинке прострочено. Раны кровоточили, и пришлось натягивать перчатку - ничего другого под рукой не было, сети-то надо было проверять дальше. Через полчаса, разобравшись с сетями, я приплыл в лагерь. Тогда палатка стояла прямо на берегу первого озера, и мы по очереди ночевали в ней, караулили сети и лодки, поскольку здесь появились подозрительные личности, смахивающие на местных бичей. При свете костра, стянув перчатку, решил рассмотреть палец более основательно и с удивлением обнаружил, что ранки продолжают кровить. Причем довольно интенсивно. Удивляться, собственно, было нечему - я же возился в воде, а в воде, как известно, кровь сворачивается плохо.
  Вся аптека осталась на базе, за протокой. Ночью идти и плыть за бинтами было глупо, поэтому я просто зажал ранки вторым пальцем, да так, похоже, и уснул. Утром палец заболел неимоверно, распух и покраснел. Работник из меня был никакой. Мне грозил развитием панариций, а этого допустить было нельзя - тогда прощай рыбалка. Пришлось плыть на базу, заматывать палец бинтом, смоченным спиртом и ходить так целый день, периодически смачивая высыхающий бинт заветной жидкостью, на что мои напарники смотрели явно осуждающе. Через сутки я был в относительном порядке, но еще день работал вне очереди по лагерю, кашеварил. Вот во что выливается неосторожное обращение с живой щукой. Сейчас, выпутывая из сети эту хищницу, я сначала ломаю ей хребет, а уж потом выпутываю, так надежнее.
  
  Рядом со щукой в мешке примостилась пара приличных подъязков, отсвечивающих своими красными плавниками. Словом, улов был достойным.
  Я решил не вытаскивать мешок из лодки, а просто передвинул его на один конец, как противовес самому себе, устроился на другом и отправился к сетям. Мелочь возле "штанов" всегда ловилась хорошо. Это и не удивительно. Относительно мелкие, хорошо прогреваемые два заливчика с отличной кормовой базой были привлекательны для белорыбицы - чебака, сорожки и подъязка, ну и тут как тут охотники за ними - окунь да судачок.
  Сети не сказать, чтобы были забиты рыбой, но все же с трех небольших перетяг насобирал с ведро. Выбирать белорыбицу приятно: зажимаешь рыбешку в кулаке, так, чтобы сквозь ячейку торчала одна голова и другой рукой выдавливаешь ее с хвоста. Она выскакивает как из пулемета. Иногда после этого ее и чистить не приходится - вся чешуя облетает, особенно у чебака.
  Совсем другое дело выбирать окуня или, еще хуже, ерша. Пока выпутаешь, все пальцы в уколах и царапинах. Да еще всю сеть порвешь. К счастью ерша здесь было мало. Не то, что на Томи ранней весной, когда в мелкую сеть, особенно если она притоплена ко дну, идет почти один ерш. Вот тогда караул - так бы бросил и не выбирал, но приходиться - губить рыбу напрасно у нас не принято.
  Закончив с сетями, проплыл чуть дальше, где на берегу возле приметных ондатровых хаток стояла пара Санькиных капканов. Один был пуст, зато во втором, ощерившись при моем приближении, сидела здоровенная оранжево-коричневая крыса, крепко схваченная за заднюю лапу. Крыса понимала, что терять ей нечего, и, похоже, сдаваться без боя не собиралась. Когда я, выйдя из лодки, попытался протянуть к ней руку, она просто бросилась на нее и наверняка бы укусила, если бы не цепь, которой капкан был приторочен к палке, прочно воткнутой в берег. Я сначала растерялся - как же ее взять? Не вовремя вспомнились щучьи зубы. Здесь-то покруче будет, не дай бог, еще бешеной окажется - начну сам кусаться. Треснуть веслом по загривку? Пожалуй, можно. Если бы весла были длинные и тяжелые... А здесь, как на грех, коротенькие и легкие, только чтобы вдоль сетей ходить - длинные где-то на берегу остались. Думал недолго и не придумал ничего другого, как придавить морду ондатры сапогом к земле. Голова ее целиком ушла в топкую грязь. Крыса билась, извивалась, пускала пузыри, стараясь вырваться, но постепенно стала сдавать и, наконец, затихла. Вытащить ее из капкана тоже удалось не сразу, но с этим я справился, настроил капкан снова и, с торжеством бросив пойманную добычу в лодку, направился к выходу с озера.
  
  К обеду стали собираться на протоке, не переправлялись, ждали, когда подтянутся все, чтобы не гонять лодки туда - сюда из-за каждого человека. Эта переправа была, пожалуй, самым трудным и неприятным делом всей нашей рыбацкой эпопеи.
  Мы пытались как то облегчить переправу, но ничего другого не придумали, как заходить с лодками вверх по течению. Стало немного легче, но все равно утомительно - тащишь лодку по берегу, цепляешься за кусты, теряешь вещи, которые непонятно почему оказываются в лучшем случае на земле, в худшем - в воде... И все равно спокойно больше двух человек за раз не переправишь. Кому-то приходиться работать в роли паромщика. Хорошо, что у нас был Санька маленький. Ему мы настоятельно советовали развивать мускулатуру, но тот стал хитрить - как видит, что дело к переправе или первым уплывет и убежит на озеро или, наоборот, задержится и поплывет в последней партии.
  И только сейчас, на третий день жизни на берегу, показалось, что выход найден. Кому пришла эта мысль в голову сейчас и не вспомнить, но мне кажется, что Пете. Жалость к сыну, которого заставляли работать паромщиком, необычайно активизировала его мыслительные процессы, и, в конце концов, он родил вполне здравую мысль.
  На берегу протоки, где мы сейчас сидели, под тем самым одиноким полузасохшим тополем рядом с тропой лежала целая бухта веревочного каната, наподобие тех, что подвешивают в школьных спортзалах к потолку и заставляют бедных школьников лазать по ним, как Тарзана по деревьям. Откуда он взялся здесь, можно было только гадать. Так вот Петя предложил расплести канат на отдельные пряди, связать их, натянуть над водой, и по этой веревке шмыгать через протоку, даже не пользуясь веслами.
  Мысль показалась нам гениальной, чего казалось бы проще - знай подтягивайся, перебирая руками по веревке. Такой воздушно - водный фуникулер... Радостный гомон показал наше всеобщее одобрение. Наплевав на ждущий обед, не обращая внимания на мельтешащего на противоположном берегу Саню, непонимающего, почему мы не переправляемся, все бросились к канату и потянули каждый к себе. Это оказалось не просто - расплетать веревки. Приходилось долго крутить многометровый канат, перекидывая пряди, распутывая образующиеся, казалось бы, из ничего узлы, но все же мы победили - перед нами лежала целая груда отдельных вполне приличных по толщине веревок. Правда, радость наша немного поутихла, когда мы заметили, что часть веревок сопрела, скорее всего, от времени да от сырости и легко рвалась. Но другая-то часть была вполне пригодной для нашего предприятия, и мы дружно стали связывать концы. Бухта получилась солидная. По нашим понятиям веревки должно было хватить, чтобы перекрыть протоку перпендикулярно течению, а этого нам и было надо.
  Один конец ее привязали к тополю на берегу, остальное свалили в лодку. Петя, как автор проекта, расположившись в "Уфимке" на коленках, принялся травить конец, а Колян устроился на веслах. Он стал забирать здорово вверх, и сначала у него это получалось, но по мере удлинения выпускаемой веревки скорость стала падать, и лодку понесло вниз. Короче, первая попытка оказалась неудачной - веревки до другого берега не хватило. С намокшей и потяжелевшей веревкой ребята вернулись. Неудачной оказалась и вторая и третья попытка, и мы совсем уж было закручинились, понимая, что наша затея с треском проваливается, как следующая оказалась удачной. Петя не мог смириться, что его замечательное детище гибнет на корню и сам сел за весла. Злость, очевидно, придала ему силы. Он греб так, что, наверное, мог выиграть крупные международные соревнования по гребле, и удача повернулась к нему лицом - подошедший к берегу Винт младший вовремя протянул Петру конец удилища и, - ура! - лодку подтянули к берегу. Осторожно намокшую веревку натянули в полуметре над водой и привязали к кустам на лагерном берегу. Я, вместо Коли травивший веревку как более легкий, благоразумно остался на берегу, а Петя, бросив весла на дно лодки и быстро перебирая руками, добрался до ждущих переправы наших друзей. Ура! Переправа действовала.
  Решили не мелочиться, в лодку уселись все пятеро. Бедная "Уфимка" погрузилась в воду по самые борта, но мужественно держала тяжеленный груз. Проплыв метров десять, боясь лишний раз пошевелиться, рыбаки поняли, что лучше бы было сплавать два раза, но было поздно. Подбадривая себя, они осторожно перебирали канат и вскоре все же оказались у нашего берега. Вот тут радость по случаю благополучного прибытия "парома", как уже окрестил его Санька маленький, сыграла роковую роль. Забыв об осторожности, кто-то попытался встать, уже вытащив одну ногу из лодки, как веревка, глухо тренькнув, лопнула и ничем не удерживаемая лодка - веревку от неожиданности отпустили, быстро стала удаляться от берега. Все закричали, и каждый свое. Как на грех весла остались на дне под ногами, и достать их при наличии пяти человек в лодке было не просто. Каждая попытка переместиться, чтобы обнаружить хоть кончик весла, сопровождалась раскачиванием лодки, которая и без того была погружена и, в конце концов, начала черпать воду. Крики "тонущих" усилились. А новоявленный "Титаник" - Петя и здесь не потерял присущего ему чувства юмора и тут же перекрестил "паром", отошел от берега метра на четыре. Глубина под ним уже была приличной. Подобрав лежащее на берегу удилище, оставленное Санькой, я, зайдя чуть не по пояс в воду, сунул его терпящим бедствие. Колян схватился за самый кончик, как утопающий за соломинку. Скорость лодки замедлилась, ее потихоньку стало разворачивать к берегу, и все затихли, ожидая, чем же кончится это противостояние прочности удилища и скорости воды. Победила прочность - умеют все же делать в России.
  Вскоре все были на берегу и, выжимая намокшие брюки и куртки, дружно принялись ругать Петрухину идею, как будто полчаса назад не восторгались ею.
  
  После обеда, когда отправились солить рыбу, мешки с которой благоразумно перевезли отдельно, дружно, при одном воздержавшемся, решили "паромную переправу" не возобновлять. Не трудно догадаться, что воздержавшимся был автор проекта, о котором со смехом вспоминали еще долгие дни.
  Внутренности карасей, которые мы бросали в воду, удерживаемые на плаву огромными плавательными пузырями, постепенно отходили от берега и, набирая скорость, вместе с течением устремлялись в долгий путь. Над протокой закрытой с обеих сторон высокими деревьями, появился коршун, который стал нарезать круги над водой, опускаясь все ниже и ниже. Наконец он с громким плеском схватил мирно плывущую порцию карасиных внутренностей и тут же поднялся вверх. Мы сначала не обратили внимания на это, но привлеченные шумом, обернулись и, удивленные, стали следить за умной птицей.
  Коршун поднялся невысоко. Смешно дергая головой, он перехватил клювом зажатую в когтях добычу и тут же проглотил ее. Пузырей на воде было много и "рыбак", соблазненный столь легкой добычей, вновь устремился вниз. Распластанные над самой водой крылья, замедлившие полет, всплеск, серия движений клюв - когти, и новая порция проглочена.
  После четвертого или пятого пикирования, каждое из которых заканчивалось удачей, коршун, немного утоливший голод и, наверное, вспомнивший о своих сородичах, поднялся чуть выше деревьев и издал, как мы поняли, призывный клекот. Через несколько минут откуда-то из-за деревьев появилась еще пара крупных птиц, которые сначала тоже описывали постепенно сужающиеся круги, а потом стали пикировать на проплывающую добычу.
  Пузыри с кишками к тому времени отплыли уже далеко и стали пропадать за излучиной. Изумительное зрелище, которое мы видели впервые, стали закрывать деревья. Новые порции рыбьих внутренностей мы уже бросали не абы как, а со смыслом - наискосок вверх и недалеко от берега, где течение было не таким быстрым. Привлеченные птицы вскоре показались перед нами - очевидно, съели все, что двигалось по воде. И не удивительно - их было уже штук восемь. Над неширокой протокой им было тесно, и они разместились в два эшелона: четверка парила на высоте верхушек деревьев, остальные планировала над самой водой, высматривая - не затерялся ли где еще лакомый кусочек.
  Хватать новые порции они начинали метров за тридцать от нас, торопились, стараясь опередить друг друга, никакой очередности и эшелонирования уже не было и в помине. Самые смелые, поняв, что мы ничем не угрожаем летающим рыбакам, стали подбираться все ближе и ближе и хватали добычу уже метрах в двенадцати от нас, притихших и завороженных.
  Сознательно дождавшись, чтобы все внутренности с поверхности реки были подобраны, мы запустили новую порцию и с радостью снова наблюдали удивительную картинку природы.
  Постепенно птицы осмелели настолько, что полностью перестали обращать на нас внимание и устраивали целые баталии прямо рядом с берегом, устремляясь по двое - трое на один и тот же плывущий кусок. Некоторые сталкивались в воздухе, успевая повернуться к сопернику когтями, ударялись крыльями и разлетались, порой выпуская добычу из лап. Эту добычу тут же подхватывал кто-то третий.
  Все, у кого были фотоаппараты, бросились в лагерь, чтобы запечатлеть это редкостное зрелище. Оставалось только сожалеть, что под рукой не оказалось ни одной видеокамеры. Фотографии вещь хорошая, но видеосъемка, мне кажется, была бы намного красочней и интересней.
  К сожалению крупная рыба скоро закончилась и раздосадованные крылатые хищники разлетелись по своим делам. Внутренности рыбьей мелочи, которую мы тоже солили, не удерживались на воде мелкими плавательными пузырями и тонули. Их будут подбирать уже подводные хищники.
  
  Засолка закончилась, бачки с рыбой снова перекочевали в тень кустарника, а мы решили немного отдохнуть перед вечерней проверкой сетей и занялись кто чем. Санька маленький направился к своим спиннингам, о которых он теперь вспоминал только в свободные минутки - ну стоят себе и стоят, есть не просят.
  На первом же спиннинге леска пошла с трудом. Санек с усилием крутил катушку и никак не мог понять, что же это такое он тащит. Мы, заметив его усилия, стали подтрунивать. Опять стандартные выкрики про слабину, про подсак, который надо бы приготовить... Костя, подтянув болотники, стараясь поднять настроение у зрителей, не поленился сбегать в лагерь и явился на берег с подсаком в руках. Чуть согнув колени, как бегун перед стартом, он встал наизготовку рядом с Саньком, изображая полную готовность тащить большую рыбу. Смех не стихал, но многократно усилился, когда увидели, что за добыча досталась самому молодому нашему рыболову. На каждом крючке спиннинга сидело по огромному пучку рыбьих внутренностей.
  Очевидно утонувшие кишки, выбрасываемые при разделке мелкой рыбы, течение тащило по дну, и те благополучно цеплялись за оголившиеся крючки, стоящих ниже по течению спиннингов. Санька с остервенением срывал эти "подарки" и снова швырял их в воду, но уже подальше от берега. Забрасывать снасти он пока не стал, а расстроенный уселся у дымившего костерка и молча уставился на огонь.
  
  Саня большой, которому я привез в подарок попавшуюся в капкан ондатру, да Петя, снявший на Подкове еще три штуки, уселись шкурить добычу. Если Петя просто распластывал тушку на земле да потихоньку, надрезав шкуру, начинал ее стягивать, периодически срезая ножом излишки жира, то Саня решил применить ноу-хау. Быстренько стащив шкуру и положив мясо в кастрюлю для будущего ужина, он натянул вывернутую шкуру на толстенную палку, которую зажал между ног и принялся мездрить - срезать все лишнее, что осталось на шкуре: жир, остатки мышц, сухожилий, чтобы сделать ее как можно тоньше.
  Я возился с жерлицами, планируя вечером поставить их в корягах, проверял остроту крючков, прочность лески, ведь снасть пролежала в гараже целый год и могла подвести в ненужный момент. Взглянув в сторону Саньки, я чуть рот не открыл от удивления и с трудом сдержал подступивший смех. В свете слепящего солнца можно было увидеть, что между ног у Винта торчал огромный детородный орган с усами на конце, а Саня с умным видом застыл над ним с ножом в руке, словно раздумывая - отрезать его сейчас или подождать.
  Стараясь не испортить своим смехом картины и не спугнуть Саньку, я, как бы, между прочим, встал и пошел в сторону палаток. Фотоаппарат лежал на нужном месте, ждал. Настроив все что нужно, я, спрятав его под полой куртки, снова вернулся на свое место. Картина не изменилась, только крутизна торчащего органа увеличилась - он смотрел усами вертикально вверх. Щелчок затвора фотоаппарата заставил Винта обратить на меня внимание. Он моментально просчитал ситуацию, понял, что вошел в историю, и окрестности лагеря огласились оглушительным смехом, да таким, что даже Коля с Геной, собиравшие неподалеку растущую в изобилии ежевику, вернулись в лагерь поинтересоваться, что случилось. Их смех был ни чуть не тише, чем Санькин.
  Через час заниматься делами в лагере надоело и, посовещавшись, решили полазить с бреднем по "штанам". Погода была самая располагающая: солнце, отсутствие ветра и комаров. Так что можно было и раздеться. Винт младший, услышав о новом начинании, категорически отказался оставаться в лагере, и мы его дежурство отменили. Правда, выторговал он свою относительную свободу на тяжкий труд рыбака, тянущего бредень по глубине. Санька был и этому рад - настоящий рыбак.
  Переправа вызвала некоторое оживление. Бедный Петя опять выслушал массу "комплиментов" по поводу "паромной переправы", но все это было весело и беззлобно.
  Бредень был Костин, но последние годы хранился у меня в гараже - места много, растянешь по стенам после рыбалки, он и сохнет себе потихоньку. Потом всю зиму, весну и лето лежит в мешке до следующей поездки. Двадцатиметровая ниточная сетка с мотней метра три и высотой метра полтора - о чем еще мечтать. Палки для бредня, или как мы их называем "кукиши", вырубили возле лагеря. Под рыбу взяли десятилитровый алюминиевый бидон, в котором Санька маленький держал живцов. Основную массу мальков успели использовать по назначению, остальные передохли, и хозяин отправил их на корм коршунам, так что бидон освободился.
  На глубину, как и планировали, полез Саня, вдоль берега шел Петя. Остальная шумная компания, за исключением Василия Емельяновича и Гены, оставшихся в лагере, расположилась на берегу, готовая в любой момент подбежать к месту выхода на берег, подтянуть низ бредня, чтобы он не поднялся и рыба не ушла.
  Первый заброд в ближней "штанине" был не совсем удачным. Пара щурят, с десяток чебачков, сорожек и карасей, несколько окуней и все. Ожидалось большего. Выходов по берегу было маловато - мешала высокая трава, поэтому заброды получались длинными и, возможно, рыба успевала уходить. Но делать было нечего, надо было продолжать, и Винт снов полез в воду.
  Солнце, несмотря на послеобеденное время, припекало, и комфортно чувствовали себя только Саня с Петей, окунувшиеся в воду. Хотя комфортно - понятие относительное. Неизвестно еще что лучше - жариться на солнце и потеть под рубахой или голой спиной кормить комаров, которых откуда-то появилось великое множество. Мазь от комаров, как всегда и бывает в таких случаях, забыли в лагере. Обычно днем в безветрие комары нас не донимали, они появлялись позднее, в сумерки. А здесь что-то разошлись. Вся спина у Пети была облеплена этими паразитами - он шел вдоль берега, и под водой у него оставались лишь ноги. Винту было легче, над водой торчали лишь плечи да голова, но и им доставалось. То Саня, то Петя внезапно начинали извиваться всем телом, мотать головой, как стреноженные лошади, отпугивающие оводов, стараясь стряхнуть эту гнусь, но успех этой физкультуры был минимальным. Чуть отлетев, комариное стадо снова планировало на беззащитные спины, словно чувствовало, что их здоровью в данной ситуации ничего не угрожает - руки парней были заняты бреднем, и выпускать кукиши ради каких-то комаров они не собирались.
  После очередного заброда, когда терпенье было на исходе, решено было надеть рубахи, что они и сделали, а Саня поверх своей неизменной тельняшки натянул еще и плотную курточку.
  - Просушиться я всегда успею, - резюмировал Винт, - а вот от потери крови умереть не хочу. Ведь высосут, гады, последнюю.
  - Санек, да у тебя в крови половина самогонки, - подначил его Костик, - вот они и лезут. Кому же на халяву выпить не хочется. А твою кровопотерю мы вечером восстановим, так что не переживай!
  - Так ты что? Снова мне раздеться предлагаешь? - остановившись, с самым серьезным видом попытался уточнить Санька. - Я готов. Но только ты свою вечернюю водку мне отдаешь, кровопотерю компенсировать.
  Костян быстро стянул с себя свою камуфляжную куртку и, протягивая Винту, дурашливо заявил:
  - Шура! Да я тебя еще в три куртки укутаю, только последнюю радость не отнимай.
  Так с шутками и прибаутками сделали еще пару забродов, но в этот день удача, похоже, отвернулась от нас. Все те же щурята в единичных экземплярах, чебаки, сорожка. Правда, в самой глубине "штанины", где был один из немногих хороших выходов из воды, в мотне оказалась ондатра, появившаяся неизвестно откуда. Никаких ондатровых хаток поблизости не было. Отказываться от этой добычи мы не собирались, а взяли так же как и я утром - придавили сапогом в прибрежную грязь пока не затихла, потом выпутали.
  В бидон с рыбой ондатру класть не стали, так Санька маленький и носил ее за хвост всю рыбалку. Во второй "штанине" выходов на берег было еще меньше, поэтому решили вернуться, пройти по мути, где, как считалось, рыба может ловиться лучше, да пройти чуть дальше основного выхода с этой стороны.
  По мути рыбы оказалось еще меньше, но вот следующий заброд за основной тропой, где вода была чистой, поверг всех в шок. Вся мотня и крылья были забиты окунями. С криками, стараясь не упустить ни штучки, все бросились собирать рыбу, но бидон вскоре наполнился, а окуней было еще много. Наверное, какую-то беспечную стаю загребли целиком. Что было делать? Полосатиков побросали в притоптанную траву подальше от воды, чтобы ненароком не сбежали, а я отправился в лагерь за мешком. Ну кто мог подумать о таком улове?
  Уже на полпути к протоке услыхал жалобные просьбы принести питьевой воды. Это было не лишним. Жара да сигареты, которые смолили одну за другой, высушили внутренности на нет.
  Протоку я переплыл удивительно легко. В лагере подхватил один из мешков, валяющихся возле бачков с рыбой, капроновую полторашку с водой и тут же отправился в обратный путь. Перемолвился только парой слов с Геной, упомянув о хорошем улове, и оставил его в неведении, что же я имею в виду. Против течения плыть было труднее, но одному все же легче, чем двоим - троим. Переплыл и бегом к озеру.
  Ребята уже отдыхали. Мокрый заиленный бредень, отвязанный от палок, был растянут на траве, сушился. Сразу несколько рук протянулись к бутылке с водой. На какое-то мгновенье я отвернулся, посмотрел на окуней, красивой горкой лежащих на примятой траве, а когда обернулся, бутылка была уже пуста.
  - А мне..., - только и мог вымолвить я, и почувствовал, как же я хочу пить. Просто умираю от жажды.
  В лагере, стараясь как можно быстрее вернуться назад, я даже и не подумал о том, что можно напиться вволю, а тут еще быстрая обратная дорога под жарким солнцем...
  Глаза заливал соленый пот, сердце бешено колотилось, руки дрожали то ли от жажды, то ли от жары, но воды, увы, уже не было.
  Парни непонимающе смотрели на меня и думали, что я шучу - как это - был в лагере, да не напился?..
  - Доктор, мозги не парь. Ты, небось, и пивка холодненького хватанул, - заикнулся Костя, хотя прекрасно знал, что пива давным-давно не было.
  - Ага, Костя. И виноградом закусил, - опускаясь без сил на траву, только и мог сказать я. Ну что делать - не везет, так не везет, сам виноват.
  Пока окуней собирали, я отдышался, но проверять сети не поплыл, а, прихватив бидон с уловом, отправился в лагерь. Костик с мешком в одной руке и с ондатрой, торжественно врученной ему Сашкой маленьким, которую он держал за хвост, в другой, составил мне компанию.
  
  После вечерней проверки сетей Саня Винт вернулся к своим обязанностям дневального по кухне. Чтобы удивить всех он решил приготовить плов из ондатры. Надо сказать, что ондатру мы уже ели, и не один раз. Обычно Винт вымачивал ее всю ночь в воде, затем варил и обжаривал с большим количеством лука и перца. Блюдо было вкусным, но не все в нашей компании могли побороть свое отвращение к мясу крысы - что ни говори, а ондатра та же крыса, пусть и водяная. Никак не мог заставить себя съесть хотя бы кусочек Иван Иванович. Я тоже долго примеривался, прежде чем первый раз попробовал этот "деликатес". Только так и не иначе называл свою ондатровую стряпню Винт. Его брат и Петя дружно поддерживали повара.
  Сусликов я ел, и с большим удовольствием, потому что вкусом они напоминали курицу, а вот ондатру долго не решался. Долго - это значит часа два, пока не увидел, как впервые приготовленное блюдо очень быстро расходится по желудкам моих друзей и в сковородке остается не больше пары кусков. Съел один, предусмотрительно прихватив в свою тарелку второй, потом и его, потом корочкой хлеба даже вытер сковородку, где жарилось мясо. Ну что сказать - мясо как мясо. И почему Иван Иванович его не ест? Винт, увидев, что ондатра разошлась на ура, был доволен.
  Сегодня же он решился на более серьезное предприятие. Мясо у него вымачивалось целый день, и уже в сумерках он поставил его тушиться или вариться, занялся рисом, который предусмотрительно захватил из дома. Значит, давно эту мысль вынашивал. Раньше рис на рыбалку мы не брали.
  Пока мы потрошили рыбу, подкармливая прожорливых коршунов, которые начали кружиться над протокой, как только мы вышли на берег, Саня свои кулинарные таланты проявил во всей красе. Он не только приготовил плов, но даже накрыл стол, не забыв про традиционную вечернюю рюмочку.
  Плов, как и ожидалось, разошелся быстро, даже очень. Небольшая часть его, оставшаяся в кастрюле, была спрятана поваром в кустах до утра.
  Закончился ужин замечательным душистым компотом из свежей ежевики.
  Ночевать сегодня я решил в палатке. Представить себя между храпяще-рычащими братьями, которые снова намеревались спать под открытым небом, я просто не мог.
  Большая палатка стояла на небольшом возвышении. Под днище ее набросали травы, траву застелили полиэтиленом. Палатку устлали матрасами, большая часть из которых была в свое время списана в больнице. Больным спать на матрасах с дырами было не удобно, а нам в самый раз. Тем более что дыры эти застелили одеялами. В изголовье набросали подушек самых разных размеров и расцветок - от маленькой, как у Пети, до огромной, наверное, двуспальной, как у Гены. У Гены не только подушка была в красивой наволочке в мелкий фиолетовый цветочек, но и пододеяльник. Ни у кого больше пододеяльников не было.
  Я примостился рядом с Костей, расположившимся у одной из стенок. Накрылись с ним мы одним одеялом и моим тряпочным стареньким спальником. С другой стороны под спальник подкатился Шурик. Дальше лежал Петя, еще дальше Гена и, наконец, Василий Емельянович.
  Шурик, перед тем как улечься, плотно застегнул вход, прикрыл свободным краем одеяла щель под пологом и, осветив стены и потолок палатки фонариком, безжалостно уничтожил всех забравшихся в палатку комаров. Появившиеся на стенах после экзекуции красно-коричневые пятна не шли ни в какое сравнение с противным комариным зудом, который, кажется, раздается над самым ухом, зудом, который не дает спать и не дает думать ни о чем другом, кроме как о том - как же этих извергов и мучителей уничтожить.
  
  Годом раньше, мы, мечтавшие попасть на икромет, поехали сюда на рыбалку не как обычно в конце августа или сентябре, а в июне. Как сейчас помню - шестнадцатого. Да поехали не на вахтовке, которую почему-то не дали, а на бортовом "Камазе" нашего общего знакомого, тоже заядлого рыбака, оказавшегося к тому же неплохим кулинаром. "Камаз" был накрыт тентом, и мы посчитали, что этого вполне достаточно, чтобы спрятаться от дождя. Холода мы не боялись - какой холод в июне, поэтому не взяли ни одной палатки. Нас, разместившихся в кузове на матрасах, даже не было видно, и всю дорогу к берегу в кузов не заглянул ни один гаишник.
  Дорога была не из легких. Для того чтобы выпить традиционную рюмочку, надо было прикладывать массу усилий, показывать чудеса эквилибристики и балансировки. Но с этим мы справились. А вот с пылью, которая завихеривала под тент во все возможные щели и отверстия, поделать было ничего нельзя. Так что к концу пути, а встали на первой стоянке, мы были похожи на наших "африканских братьев".
  Но это было не последним испытанием. Самым тяжелым оказалась безуспешная борьба с комарами. Вода только что спала и вошла в русло. В протоке она неслась под самыми берегами, а не как осенью в двух - трех метрах ниже. На лодках, свободно рассматривая покрытую прошлогодней травой землю, мы проплывали в полуметре над тропой от протоки к первому озеру, по которой спокойно ходили в сентябре. Здесь была огромная площадь затопленных лугов и болотин. Посреди леса рядом с лагерем тоже стояли затянутые паутиной лужи, ощущалась затхлая сырость, напоминающая старый непроветриваемый предбанник, и мучила отменная жара. Все это, наверное, и привело к массовому, просто гигантскому расплоду и нашествию комаров, которые все без исключения оказались голодными и злыми. Мы были им как царский подарок к обеденному столу.
  Нас кусали везде и всегда, ночью и днем, в машине и на берегу, на воде и в лесу, на ветру и в тишине, у костра и в дыму его, куда мы периодически забирались, стараясь спрятаться от этого стихийного бедствия. Не помогали ни хваленые "Комарексы", ни "Дэты", ни "Тайги", ни "Рифтамиды". Час - два - и все сначала. Хоть постоянно мажься или брызгайся. Хуже всего было ночью. Расположившись на ночлег в кузове "Камаза", мы накрывались с головой одеялами, но это не помогало. Голод, наверное, чрезвычайно обострил умственные способности комаров, которые умудрялись находить самые маленькие щели, что мы оставляли для того, чтобы не задохнуться. Так что никто из нас не мог похвастать, что ночью он спал. Периодически то с одного края кузова, то с другого раздавались шлепки, матерки, невнятные проклятья, призывающие на комариные головы самые страшные кары, какие только можно было придумать. Вплоть до расстрела.
  Наш водитель Саня, который после долгой утомительной дороги расслабился и "немного" принял на грудь, в первый вечер уснул в кабине с открытыми окнами и к утру стал похож на китайца. Узенькие щелочки глаз, выражающих страданье, и огромное круглое лицо, которое и лицом то назвать было нельзя - один сплошной розовый пупырчатый блин - все, что от него осталось. Мы не узнали его, а все пытались выяснить - куда этот чукча китайского происхождения дел нашего дорогого водителя. И только по жалобному голосу, попросившего водки исключительно с лечебной целью, наконец-то, признали. Китайцы русской водки не просят.
  Неплохой выход нашел Саня Винт. Днем он заплывал на лодке на середину озера, якорился и спал. Ветерок, который всегда был над озером, все же сгонял основную массу комаров, так что поспать немного ему удавалось. Остальные не рисковали. Мы выходили на высокий яр, где тоже был ветерок, и пытались заснуть здесь. Одно было плохо - солнцепек, но хоть чуточку становилось легче.
  Рыбалка была неплохой. Отменно шел язь, попадался крупный сазан, карась, и все с икрой, которой мы наелись, казалось, на всю жизнь. Но настоящего удовольствия не было. Было ощущение сонливости, слабости и огромное желание выспаться. Выдержать больше четырех дней мы не смогли. Как только отъехали от берега, где комаров уже не было, уснули мертвым сном. Даже от водки отказались, хотя по традиции на обратной дороге выпивали в сосновом бору.
  Водитель Саня рассказывал, что "Камаз" остановили в Ордынке на посту гаишники и двое даже заглянули под тент, пока третий проверял документы на машину. Никто из нас этого не помнил, так крепко мы спали. Толстый слой пыли закрывал не только наши лица, делая нас похожими на больных негров, но и все вокруг, что дало повод одному из милиционеров на вопрос другого: "Ну что там?", - ответить: "Да они тут никакие...". Что он имел в виду?
  
  Сегодня мы были готовы к борьбе с комарами, но они нам особо и не досаждали.
  Не могу сказать, что заснул я сразу. Сначала Петя рассказал несколько свежих анекдотов. Костя с Саньком его поддержали. Мы с Геной вспомнили по одному. Потом как-то притихли, лениво перебрасывались отдельными фразами, и все слушали приглушенное ворчанье младшего Винта. Кого уж он там обсуждал, чем был недоволен - сказать трудно.
  Храпеть в палатке храпели, но не так уж сильно, как братья. Думаю, что те запросто могли стать чемпионами мира по храпу. Только вот Петя кашлял так же, как братья храпели. Странно... Днем я вроде и не слышал, чтобы он жаловался на здоровье, а тут разошелся нее на шутку. С мыслями разобраться утром с Петиным "туберкулезом" я все же заснул.
  Гена снова поднялся раньше меня и уже успел проверить закидушки, пока я еще продирал глаза. Фортуна снова повернулась к нему спиной - кроме все той же пары небольших окунишек на крючках никого не было. Гена встретил меня этой нерадостной вестью и посоветовал больше не тратить червей, которых и без того оставалось немного. Фанерный посылочный ящик с червями взял Петя, да я захватил небольшой брезентовый мешок с червями, набранными в навозной грядке у тещи на огороде. Запасы эти подходили к концу и, похоже, придется нам червей копать в лесу. Здесь черви попадались мелкие, в небольшом количестве, так что совет Гены по "червяной" экономии был кстати.
  Сегодняшний день мы решили посвятить охоте на карасей. Да - да, я не оговорился, именно охоте, потому что мы решили ловить карасей ... руками. Понятно, что мы всегда ловим рыбу руками - руками забрасываем удочки, руками ставим сети, жерлицы, закидушки. Но фишка в другом - в том, что мы собирались ловить карасей голыми руками, просто ладонями!
  Все мы в детстве смотрели фильмы про индейцев, где довольно часто можно было увидеть как ловкий и быстрый краснокожий воин, зайдя по колено в воду, делал неуловимое движение,.. и в руке у него оказывалась трепещущая добыча, иногда довольно приличная. Мы не собирались соперничать с индейцами в силе и быстроте, наш метод был несколько другим, но тоже достаточно эффективным.
  Годом раньше наши ребята, по-моему, это были Коля с Петей, нашли недалеко от Подковы небольшое озерцо, остававшееся очевидно после разлива. К августу вода спадала и в небольшой ложбинке, окруженной со всех сторон засохшими деревьями, оставалось по колено воды, но как выяснилось в этой воде оставалось еще и очень много карасей и мелких щурят. Здесь то они и подсмотрели, как местные ловят карасей практически руками.
  Полураздетые аборигены бродили по воде, держа в руках небольшие квадратные металлические сетки без дна высотой до полуметра. Периодически они опускали сетки на дно и потом шарили в них, довольно часто извлекая из мутной воды то одного, то другого карася. Таких сеток у наших ребят тогда не было, и они решили половить рыбу руками. Не сразу, но получилось. Признаться, сразу мы им не поверили, решили, что те над нами шутят, а карасей просто сняли с сетей, когда мы этого не видели.
  Я даже не представлял - как это можно поймать голыми руками пусть даже не очень быстрого карася в его родной стихии? Поэтому предстоящий поход за рыбой был мне очень интересен.
  Отправились на двух лодках - Петя с Колей и мы с Винтом младшим. Сначала уплыли в самый дальний угол Подковы, скрывавшийся за поворотом, где я ни разу не был, а потом, оставив лодки у берега, шли по полю еще целый километр к виднеющимся вдалеке деревьям. С собой у нас были только пара пустых мешков да бутылка с питьевой водой.
  Вот и заветное озеро. Даже не озеро - лужа метров пятьдесят в длину и двадцать в ширину. Все берега просто завалены плавником, сухим и чистым, хоть сейчас бери и разжигай костер. Вокруг масса засохших некогда могучих деревьев с корявыми почти белыми от времени сучьями, напоминающими кости скелета. Несколько из них и сейчас стояли в воде. На поверхности озера ни рябинки, ни морщинки - полный штиль, вода кажется черной и тяжелой. Если бы не зеленеющая чуть дальше от берега трава, пейзаж бы напоминал картину какого-то фантастического кинофильма из жизни отдаленной мертвой планеты.
  Солнце печет неимоверно, пот бежит по спине, лицу, скатывается в рот, и тогда чувствуешь его горько-соленый вкус. Попытки раздеться тут же пресекаются нашествием комаров, которые просто пикируют стаями на мокрые обнаженные спины. Решили раздеться только снизу, а рукава рубах закатали по самые плечи.
  Коля выступил в роли учителя. Урок предназначался большей частью мне.
  - Доктор, все очень просто... - Коля зашел по колено в воду. - Наклоняешься, достаешь руками до самого дна и осторожно идешь, чуть приподняв руки над дном, просто чувствуешь его. - Он нагнулся, опустил руки в воду по самые плечи и потихоньку пошел в таком положении по направлению к стоящим у противоположного берега деревьям. - Как только почувствовал шевеление под пальцами, тут же придавливай ладони к дну вместе с рыбой, а уж потом потихоньку изловчайся перехватиться. Рыбу бросаешь на берег.
  Действительно - куда уж проще: идешь, находишь, придавливаешь, достаешь, бросаешь на берег.
  Первый раз Коля резко погрузил руки так, что замочил рукава рубахи, только возле одного из затопленных деревьев. Попытка оказалась неудачной, добыча, похоже, ускользнула, за что ей досталась изрядная порция бранных слов. Тут уж к охотнику и рыболову присоединились и Петя и Саня. А я все стоял и ждал, когда же кто-нибудь из них поймает хоть кого-нибудь - все не верил. Как оказалось напрасно. Уже через три минуты Петя выхватил первого карася и швырнул его мне под ноги. Я просто опешил - значит все-таки правда, значит все-таки можно. Отменный сороковочный карась, словно насмехаясь над моими сомнениями, прыгал среди плавниковых залежей, сверкая своими золотыми боками. Пришлось откинуть его подальше от берега, чтобы часом не сбежал. Следом и Коля, и Саня продемонстрировали свои способности - еще пара карасей запрыгала по траве возле моих ног.
  Тут уж я не выдержал и скоренько присоединился к ребятам. Какие к черту комары! Рыбу ловить надо! Что я? Рыжий?
  Согнувшись буквой "зю", я осторожно повел пальцами над самым дном, которое было на удивление мягким, илистым и ровным. Но что-то мне никто долго не попадался и под пальцами не шевелился, так что придавливать было некого. Минут пять я бесцельно бродил вдоль берега, пока не заметил, что все мои напарники ходят кругами вокруг затопленных деревьев и дела у них идут не плохо - то один, то другой периодически выбрасывали живую добычу на берег.
  Я передвинулся поближе к ним, облюбовал один из засохших стволов, стоящий в воде чуть в стороне от остальных, и стал осторожно обходить его, стараясь не бултыхать воду ногами, а руками продолжая ощупывать дно. Внезапно я почувствовал как что-то живое и скользкое увернулось от моей ладони и тут же исчезло. Это было так неожиданно, что я просто вздрогнул, испугавшись - просто не представлял себе этого ощущения, хотя и знал, что это должно было случиться. Посмотрев на соседей, продолжающих сосредоточенно шарить руками по дну, и, убедившись, что моего конфуза никто не видел, я с удвоенным рвением продолжил поиски. Промах, еще один, здесь чуть - чуть не успел, здесь карасина просто вывернулся... А рыба-то оказывается есть!
  Минут через десять бесплодных попыток пришлось разогнуть спину, которая почему-то заныла. Ребята тоже периодически останавливались и отдыхали, занятие все же было не из легких. В эти короткие минуты отдыха все считали своим долгом поделиться со мной своими хитростями. Причем это делалось бескорыстно и без всяких задних мыслей посмеяться.
  Наверное, это и помогло. Третья попытка второго захода оказалась удачной. Наконец-то под ладонями у меня шевелиться живая рыба, которую я поймал просто руками. Удивительно, но мне это удалось. Поцеловав извлеченного из грязи и ила карасика, чем вызвал бурю восторженных эмоций у парней, я выбросил его подальше от берега:
  - Так, следите, чтобы мой не сбежал, - строго, на правах победителя, заявил я, чем снова вызвал веселый смех.
  Дальше дела пошли лучше. В среднем из трех-четырех попыток, когда чувствуешь под ладошкой скользящего карася, одна оказывалась удачной, и количество прыгающих по траве карасей постепенно увеличивалось.
  Еще через полчаса решили сделать перерыв, отдохнуть, попить водички, покурить.
  Долго собирали разбежавшихся, распрыгавшихся по траве карасей и складывали их в один из пустых мешков. Мешок наполнился чуть ли не на треть. Неплохо! Очень даже неплохо!
  Всего за полчаса почти полмешка рыбы! Ни удочкой, ни сетями столько за полчаса не выловишь. Разве бреднем?..
  - Колян, а что если бреднем здесь пошарить? - решил поделиться я своими мыслями.
  - Бесполезно, - разлегшись на траве и потягивая своего любимого "Максима", лениво ответствовал Коля. - Здесь дно мягкое, карась в него зарывается, и бредень по верху идет. Местные пробовали...
  Меня неожиданно поддержал Саня:
  - Грузов дополнительных навешать..., или дно взбаламутить сначала... Карасю все равно отсюда никуда не деться. Своим бреднем мы тут все за раз перегородим.
  Действительно нашим двадцати пяти метровым бреднем можно было перегородить озерко за раз. Я, чувствуя, что у меня появился единомышленник, уже прикидывал, откуда лучше зайти и куда выбредать. Только вдоль - от края до края. Правда, с одной стороны деревья не дадут полностью захватить все зеркало, ну, да этот участок небольшой, отсюда и пугануть можно.
  Саня, похоже, думал в том же направлении:
  - Мы сейчас берега почистим, где выходить, всего и делов-то. Так, конечно, ловить интересно, - он распрямил аж захрустевшую спину, - ну да уж больно муторно. - Да еще звери эти комариные... Задолбали совсем...
  Спина у Саньки болела, это мы знали. Да и комары действительно не сидели в сторонке, а активно закусывали нашей кровушкой. Ноги и руки за прошедшее время покрылись многочисленными укусами и расчесами. В воде, когда занимаешься делом, этого как-то не ощущаешь, а сейчас не берегу да еще после напоминания, укусы зазудели сильнее.
  - Ну, попробуйте, - милостиво согласился Коля, но даже не встал, когда мы с Санькой разошлись по разным берегам, чтобы почистить их от плавника. Ваше, мол, предложение, вы и работайте...
  Активно разгребая высохший плавник ногами, и откидывая его подальше от кромки воды, мы довольно скоро очистили по широкой прибрежной полосе, куда можно было смело выходить с бреднем. Дело оставалось за малым - доставить сюда бредень, который остался в лагере.
  Коля и Петя не проявляли к нашим действиям никакого интереса, словно заранее предвидя плачевный результат нашей затеи. Ну, Петя-то понятно почему. Его гениальную идею с канатной переправой осудили на корню, хотя сначала она здорово воодушевила всех. Обиделся... Пусть теперь другие в его шкуре побывают. А вот Колян?..
  Ничего - ничего! Мы с Санькой, объединившись, уже представляли не малую силу и видели себя нагруженными мешками с рыбой, которую удачно возьмем бреднем. Вот тогда и посмотрим, кто был прав.
  Идти в лагерь за бреднем сейчас не хотелось, вернемся сюда в лучшем случае к вечеру. А ведь и сети еще проверить надо, и рыбу посолить, и коршунов покормить. Лучше уж завтра. С этим согласились все.
  Еще часа полтора с небольшими перерывами мы шарили в воде руками с переменным успехом - то караси попадались часто, то их не было совсем. Я, воодушевленный идеей с бреднем, лазил по дну больше для проформы - на фига надрываться сейчас, когда завтра можно будет легко и красиво всю рыбу здесь вычерпать. Санек тоже наклонялся к воде все реже и реже - то ли спина разболелась, то ли мыслил, как и я. Скорее - второе. Хотя мы понимали, что оставлять рыбу нельзя. Если жара простоит еще неделю, озеро точно пересохнет и тогда карасям конец. Уж лучше мы их возьмем.
  А Петя и Коля демонстрировали чудеса то ли мастерства, то ли удачи - периодически они за раз выкидывали на берег сразу по два карася. Мне такое удалось только единожды.
  Когда спины стали неимоверно ныть и запросили длительно отдыха, решили рыбалку прекратить. Собранных карасей разложили в два мешка, чтобы легче было нести. Получилось вполне прилично - по половинке мешка в каждом. До Подковы целый километр, тащить тяжело. Но, периодически сменяя друг друга, потихоньку дошли.
  
  Обратно возвращались не торопясь, любуясь красотой, которая открывалась перед нами. Берега озера в этом углу заросли высоким камышом и травой, которая местами поднималась выше человеческого роста. Одиноко стоявшие высокие деревья разнообразили этот пейзаж, отбрасывая на тихую воду причудливую тень. На воде местами виднелись заросли кувшинок и осоки, среди которых появлялись широкие круги - рыба радовалась хорошему теплому дню, играла. Легкий ветерок, который к счастью сдул надоевших комаров, ощущался только лицом - на воде ни морщинки.
  Лениво перебирая веслами, мы решали нелегкую задачу - ставить здесь сети или нет. С одной стороны, конечно, можно - столько свободного места, и места неплохого - вон как рыба играет. С другой - далековато от стоянки, сетей с берега будет не видать, да и травы здесь хватает. Пока добрались до места, все же решили сюда с сетями не соваться - далековато, километра два плыли. Хорошо сейчас тихо, а если завтра ветер задует? Этот аргумент победил, потому что каждому в нашей компании в свое время приходилось бороться на воде с сильным ветром, и это никому не нравилось. Однозначно.
  Еще не перебравшись через протоку, мы обратили внимание, что вся остававшаяся в лагере компания собралась вокруг костра, и ребята что-то оживленно обсуждают. На нас они обратили не больше внимания, чем белый медведь на холодную погоду и даже на приветственные наши крики ответили как-то неопределенно - Гена махнул рукой в ответ, похоже больше по привычке, и тут же вновь повернулся к костру. Не понятно...
  Когда мы немного раздосадованные и обиженные отсутствием должного внимания к нашим персонам - еще бы, наловили мешок карасей голыми руками, а тут ноль эмоций - выбрались на базовый берег, то увидели картину весьма занимательную.
  Санька маленький стоял на четвереньках над костром и пытался, несмотря на жаркое пламя заглянуть в консервную банку, стоящую на углях. На дне банки тускло поблескивали кусочки свинца, расплывавшиеся в небольшое серебристо-серое озерцо.
  Кое-как удалось выпытать у друзей, что же здесь произошло в наше отсутствие, и чем это они занимаются.
  Оказалось, пока мы в позе Бабы Яги, скрюченной радикулитом, ползали по дну озера в поисках карасей, ребята узнали еще один весьма перспективный способ ловли рыбы и тут же решили внедрить его в нашу практику. А рассказал о нем один из местных жителей.
  "Абориген" - так мы называли местных, живущих километрах в восьми от протоки в небольшой деревушке с красивым названием Обская, заросший по самые плечи шевелюрой больше напоминающей свалявшуюся паклю грязно-соломенного цвета, пришел со стороны первой стоянки. Очевидно, свой транспорт, скорее всего лошадь, там и оставил. Одет он был весьма непритязательно: потертая и местами потрескавшаяся куртка из черного кожзаменителя на голое тело, перехваченная в поясе солдатским ремнем, пузырящиеся на коленках брюки из армейского сукна и галоши на босую ногу, вот и весь его наряд. Зато в руках он держал снасть, на которую стоило посмотреть. Толстый прут метра три длиной из верхней части какого-то молодого деревца с привязанной к нему леской не меньше 0,7 заканчивался куском свинца с впаянным в него огромным крючком, на котором трепыхалась зацепленная за нижнюю челюсть лягушка.
  На эту пародию на рыболовную снасть страшно было даже смотреть, не то, чтобы ловить на нее, а уж поймать... Но, что самое удивительное, на самодельном кукане из проволоки-пятерки, прикрепленном к ремню, болтались три вполне приличные свежие щуки, перемазавшие слизью всю задницу бедолаги, на что он совершенно не обращал внимания. Поскольку никаких других снастей у "аборигена" видно не было, оставалось все же предположить, что именно на это "дерево" он и подцепил хищных красавиц.
  Рыбак оказался не жадным и вполне доходчиво объяснил, что именно неказистость и прочность его снасти позволяет без опаски ловить даже двух - трех килограммовых щук, которых в протоке в эту пору появляется великое множество. Надо только не лениться, а ходить вдоль бережка и периодически макать живую приманку под мало-мальски приличные прибрежные кусты, где щука может устроить засаду. Чем он собственно и занимался, и надо сказать, вполне удачно - у нас в сетях щуки было мало. Единственная сложность была в том, чтобы изготовить вот такие мощные крючки с грузом - все крючки меньших размеров или разгибались или просто ломались, поскольку щука здесь попадалась и поболее двух килограммов. Крючки с тяжелыми головками он готовит дома сам из расплавленного свинца и самых больших простых, какие только может достать.
  Вот этим самым процессом изготовления крючков ребята сейчас и занимались. Как же упустить такую возможность! Вернее вплотную занимался только Санька маленький, остальные, как водится, давали ему советы. Любят у нас давать советы...
  Это сейчас очень просто - зайди в любой рыбацкий магазин и купи джиг-головок хоть по пять грамм, хоть по двадцать пять, хоть десяток, хоть сотню. А ничем другим и не являлся крючок, который надо было использовать для подобной рыбалки, как импровизированной самодельной джиг-головкой. Даже самые крупные мормышки, какие нашлись у нас в рыбацких сумках, не годились - были легковаты и слабоваты. Тогда же мы и слова-то такого не знали - джиг-головка, поэтому и пришлось заняться кузнечным ремеслом.
  Когда свинец, захваченный нами на груза, но пошедший на переплавку, стал жидким и блестящим, Санька осторожно стал разливать его в заранее приготовленные формы, вырезанные в половинках сырого картофеля. Василий Емельянович тут же пристраивал в эти серо-серебристые озерки крючки огромных размеров, которые каким-то чудом оказались у него в рюкзаке. Он даже сам не мог вспомнить, когда и для чего покупал этих монстров размером с полпальца. Эти "якоря" годились разве что на сома, но сомов-то у нас как раз и не водилось!
  Хотя, что такое чудо? Просто судьба, очевидно, любит увлеченных людей и зачастую им помогает. Так и случилось: узнали новый способ рыбалки, загорелись, и тут же все сложилось один к одному - и крючки нашлись, и свинец, и формы придумали из чего сделать, и даже пустая консервная банка тут как тут...
  Не успели головки остыть, как юный конструктор попытался проверить новое изделие на прочность, но не сумел - свинец еще был слишком горячим. Перебрасывая джиг-головку с руки на руку, Санька пытался увидеть место, куда бы эту головку сунуть без ущерба для окружающих. Василий Емельянович первым догадался, что ему нужно и тут же подставил ведро с водой, приготовленной для кухонных нужд. Санька с облегчением бросил туда горячую заготовку, а Василий Емельянович, не долго думая, отправил туда же все половинки картофелин с другими заготовками.
  Остывшие головки на прочность пробовали уже все - попытки согнуть или разогнуть "сомовьи" крючки оказались безуспешными, снасть признали вполне надежной и работоспособной.
  Старый и малый тут же принялись готовить полноценные снасти для рыбалки. Пока Санька бегал за прутьями для удилища, Василий Емельянович пробивал гвоздем дырки в головках для привязывания лески - в спешке этот момент новоявленные металлурги упустили. На поводки пошла тонкая нихромовая проволока, которая нашлась в рыбацкой сумке Саньки большого, и вот, наконец, удочки готовы.
  Лягушек долго искать не пришлось, достаточно было отойти от лагеря на десяток метров, чтобы наловить их целую банку за пять минут. А вот в способе насаживания на крючок наживки мнения рыбаков разошлись. Василий Емельянович предпочитал цеплять лягушку за нижнюю челюсть. Она спокойненько висела и дрыгала лапками, словно гребла. Санька же считал, что зацепленная за заднюю ногу лягуха, пытаясь освободиться, будет брыкаться интенсивнее, чем скорее привлечет внимание пятнистой хищницы. Да щуке и заглатывать ее с головы сподручнее...
  Приманку тут же забросили под ближайшие кусты, нависшие над водой, в надежде сразу выловить, по меньшей мере, щуку на пару килограммов. Но, увы... Щуки ловиться не хотели - то ли снасти им наши не понравились, то ли абориген выловил всех окрестных щук. Минут десять мы сопровождали рыбаков, которые надежды не теряли и уходили все дальше от лагеря, периодически макая дрыгающихся лягушек в более - менее пригодные для щучьей засады места, но затем, разочарованные, повернули домой.
  
  Только здесь я обратил внимание, что долго не вижу Гену. Вроде сначала был на берегу, а последний час, что-то на глаза не попадался. "Наверное, ушел потихоньку вверх по протоке рыбачить, где есть хорошие места...", - подумал я, и тут же забыл о своих мыслях. А зря. Надо было мне как доктору поинтересоваться, где же Гена.
  А Гена заболел. Это выяснилось еще через час, когда мы, вернувшись в лагерь после неудачного сопровождения щурятников, застали его с бледным лицом, покрытым крупными каплями пота. У Гены болел живот. Да ладно бы просто болел... Каждые полчаса Гена срывался с места и бежал за ближайший пригорок, откуда возвращался с просветлевшим лицом, правда, всего на ближайшие полчаса.
  Встав как обычно утром и проверив поставленные с вечера закидушки, Гена решил позавтракать, и не нашел ничего лучшего, как приготовленный с вечера плов. Плов стоял под столом, и сам просился в рот. Он, конечно, был очень вкусным и, если бы не Гена, его бы обязательно съел кто-нибудь другой. Но, простояв целую ночь, а ночи-то были очень теплыми, плов, скорее всего, испортился. Это-то и послужило по нашему общему мнению причиной несчастья.
  Сначала эта болячка показалась мне заурядным недоразумением, и я предложил для лечения стандартный набор таблеток, которые всегда выручали нас в подобных ситуациях: лоперамид, иммодиум, левомицетин, но-шпу. Гена, недолго думая, заглотил по паре всего предложенного и, вроде, немного успокоился, даже уснул. Но наутро болезнь прихватила его с новой силой, и здесь мне стало не до смеха. Не помогали ни хваленый иммодиум, ни левомицетин, ни тем более лоперамид. С удивительным постоянством Гена бегал за бугор. К счастью боли были не очень сильными, но и развивающегося обезвоживания ему хватало с избытком - он осунулся, побледнел, пил только минералку, но все же держался и от поездки в деревенскую больницу категорически отказывался. Да еще пытался шутить, гадал, от чего он больше страдает за бугром: от болезни или от комаров, которые в кустах буквально набрасывались на любой обнаженный участок тела. А здесь-то участок о-го-го какой появлялся...
  
  В нашу прошлогоднюю июньскую поездку на рыбалку, когда комары не давали нам проходу и пытались просто съесть живыми, с одним из наших друзей, которого сейчас не было, приключился случай, о котором стоит рассказать. Походы "за бугор" при таком скоплении комаров превращались в серьезное испытание и требовали или мужества и терпения или высокой скорости в отправлении естественных надобностей. Мы приспосабливались кто как мог. Кто-то убегал далеко от лагеря на высокий открытый берег, кто-то терпел по два-три дня, испытав первые прелести комариных укусов в филейную часть, а Саня Винт даже пытался справить нужду на открытой воде с борта лодки, где было мало комаров, но потерпел фиаско - чуть не кувыркнулся.
  Это сейчас кажется смешным, а тогда нам было не до смеха. Особенно нашему приятелю, который к несчастью страдал гипомоторной дискиинезией кишечника (то есть кишечник его работал крайне медленно), и если пропадал "за бугром", то минут, по меньшей мере, на десять. После первого похода пришел злой и мрачный, но после второго и последующих приходил вполне довольный, и за хитрой усмешкой прятал тайну своего хорошего настроения. И это тогда, когда остальные прибегали, мягко сказать, раздосадованные. На все наши вопросы, как ему удается высиживать в известном месте столь долго, да еще приходить с веселой улыбкой, он только отмалчивался.
  Нам оставалось только гадать. А предположения строили самые разные, пока, после очередного похода нашего "везунчика", как мы его уже прозвали, не обратили внимания на весьма специфический запах, исходящий от того. Запах преследовал его по всему лагерю. Сначала мы не придали этому значения - ну, пахнет, простите, дерьмом и пахнет, сейчас пройдет. Но когда пришло время садиться к столу, а запах не улетучился, мы в открытую спросили, что "везунчик" делал за бугром и если он сейчас же не избавится от запаха, то к столу пусть лучше не подходит.
  Тот стал озираться, все пытался повернуть голову и рассмотреть штаны на заднице, что при его приличной комплекции было совсем не просто. И тут Петя, который оказался всех ближе к "страдальцу", заявил, что у того вся одежда сзади испачкана экскрементами. Это здесь я употребляю более-менее литературное слово, Петруха же в выражениях не стеснялся и слово "засранец", было самым лестным для нашего друга.
  Все проявили нездоровый интерес и посчитали своим долгом рассмотреть, что же там увидел Петя. Картина была весьма неприглядная, часть куртки и брюки нашего друга, действительно, покрывали небольшие пятна весьма специфического цвета и запаха.
  Все оказалось очень просто. "Везенье" его зависело от простой кустистой веточки, которой тот отмахивался от комаров, стегая себя через плечо по заднему месту, когда, чувствовал, что комары готовы к атаке на его "собственность". В этот раз то ли веточка оказалась чересчур длинной, то ли везенье кончилось, но кончик ветки замарался именно в том, от чего он пытался избавиться за бугром. А поскольку комариные атаки продолжались, то и противодействие им также продолжалось, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пришлось нашему приятелю идти в реку и все же покормить комаров, пока он мылся и стирал одежду.
  А случай этот стал классикой в наших воспоминаниях о рыбалке, и всем вновь оказавшимся в нашей компании, мы с удовольствием его рассказывали.
  
  Когда мы поняли, что хваленая медицина не помогает в лечении Гены, перешли на средства народной медицины. Запаренная кора осины, отвар кровохлебки, запаренные ягоды черемухи, за которыми Санька маленький специально бегал аж за первую стоянку, водка с перцем и солью, словом, кто что предложит - все шло в ход. Эффект от нашего знахарства был ничуть не лучше, чем от медикаментов. Большую часть времени Гена уже лежал в палатке и тихо постанывал. Когда же он стал отказываться и от водки, я поставил вопрос ребром - или мы едем в больницу, или ... Стоп! А на чем едем? Транспорта-то у нас нет. Вот тут мы и вспомнили нашего приятеля Колю, оставшегося дома из-за отсутствия постоянного транспорта. Вроде, прав он оказался... Но сам же Гена перевел стрелки прямо на него - накаркал, блин, а мы его дружно поддержали.
  Выход можно найти из любой ситуации, и мы его нашли. Посчитав, что на первой стоянке, наверняка есть транспорт, и добрые люди, которые нам не откажут, там тоже есть, мы решили уже, не спрашивая согласия обессилившего больного, утащить его туда. Всего-то метров пятьсот.... Но Гена вдруг заявил, что ему стало лучше, и в подтверждение своих слов попросил крепкого чаю. То ли болезнь испугалась, то ли мы все же ее победили!?
   Еще через десять минут он уже пил свежий, специально заваренный сладкий чай и мы видели, что на лице его появляется румянец. Дело пошло на поправку.
  Хлопоты по оживлению Гены как-то отодвинули на второй план все остальные события в лагере, а сказать было о чем. Прежде всего, что наши щурятники все же вернулись с добычей. Василий Емельянович принес трех щук килограмма по два, Санька двух. Эти десять килограммов вкусного щучьего мяса требовали реализации, но солить их было просто жалко. Пока занимались здоровьем Гены, выпотрошенные и чуть присоленные щуки скромно лежали завернутые в мокрую тряпку в прибрежных кустах, где было сыро и прохладно. Сейчас же все загомонили, предлагая свои варианты приготовления роскошной добычи. Уха и жареха уже не казались такими экзотическими, как в начале рыбалки, коптильни у нас не было, с шашлыком из рыбы возиться было не охота, поэтому решено было запечь щук в фольге. Заранее планируя сделать что-нибудь такое, я прихватил рулончик пищевой фольги из домашних запасов.
  Мое предложение было встречено с недоумением, поскольку никогда мы до этого рыбу не запекали, если не считать чебачков да окунишек, скорее засушенных, чем запеченных, на прутиках над огнем костра. Да и то это делалось просто ради развлечения, чтобы скрасить досуг, разнообразить вечерние посиделки. Тут же дело было посерьезнее - настоящий обед со всеми вытекающими последствиями. Инициатива, как известно, наказуема и мне - автору идеи, как в свое время Пете со ступеньками на берегу, пришлось заниматься сегодняшним обедом.
  Почищенных щук обмыли, нарезали на куски, только поперчили, поскольку они были уже посолены, обмазали маслом и герметично завернули в фольгу, уложив вместе с ними нарезанные помидоры и лук. Каждому приготовили по три приличных куска, так что пришлось широко разгребать в стороны угли тлеющего костра, чтобы все запечь и накормить сразу всех.
  Ребята, проявляя живой интерес к приготовлению нового блюда, как могли, помогали. Санька большой, которому до страсти хотелось сохранить за собой звание лучшего повара в нашей компании, хоть и молчал, но все же присматривался к нашим действиям, очевидно мотая на ус тонкости кулинарных изысков. Я, посматривал на него и убеждался, что завтра он покажет себя! Приготовит какой-нибудь кулинарный шедевр...
  Долго спорили, сколько надо рыбу держать в углях. Самый нетерпеливый Санька маленький предложил доставать ее уже через пять минут, Еще через пару минут его поддержал и Костя, а затем и Петя. Благо, что Коля встал на мою сторону, и достали мы ставшую коричневой фольгу минут через двадцать.
  Пока рыба скромно остывала в сторонке, накрыли стол, разлили, уселись, и только после этого каждый взял себе по куску еще неизвестно чего. Я с волнением ждал, когда ребята развернут фольгу и попробуют щуку. Что я услышу после этого: хвалу или хулу? Ведь я сам впервые готовил это блюдо.
  Ароматный пар, идущий от развернутых кусков рыбы, вселил надежду на успех, и дифирамбы не заставили себя ждать. Щука понравилась. Она была больше не запеченной и сухой, а вроде тушеной в собственно соку, мягкой и действительно вкусной. Под стать ей были и помидоры с луком, которые съели быстрее рыбы. Жаль, что приготовили мало. Только и успели, что по рюмочке выпить.
  
  На следующее утро Саня Винт остался в лагере, даже не поплыл проверять сети на озеро, а добровольно вызвался кашеварить. Что я говорил!?
  После быстрого завтрака все разбрелись и расплылись по точкам, кто куда. Коля, я, и Гена, который хоть и чувствовал себя не очень, поплыли на озера проверять сети. Петя отправился проверять капканы. Василий Емельянович и Саня маленький после вчерашнего триумфа, естественно, остались на протоке ловить щук на лягушку. Ну а Костик остался помогать Винту. По одному мы в лагере все же предпочитали не дневалить.
  У меня проверка сетей много времени не отняла. Мелочи было не много, надо было переставлять сети, но одному это делать было не сподручно и я со спокойной совестью, прихватив пару удочек и перетащив лодку на Подкову, отправился в заливчик попытать счастья.
  Заливчик был спрятан от остального озера высоким камышом, и здесь было тихо. Легкий ветерок, шумевший в верхушках деревьев на берегу здесь еле ощущался. Только у самого выхода из залива было хорошее места для рыбалки, одиноко торчащая коряга не мешала забрасывать удочку, а пологий бережок позволял вытащить лодку из воды. Дальше по берегам отмечалось много нанесенного плавника, который не давал пристать к берегу, да и залив постепенно сужался, так что здесь было единственно приличное место, которое я и облюбовал.
  Лодку вытащил наполовину, уселся на лавочку, настроил удочки и приготовился к долгому ожиданию. Но ждать долго не пришлось, две поклевки последовали одна за другой и пара крупных карасей, оставляя прилипшие чешуйки, запрыгала по дну лодки. Садок я забыл в лагере, что не удивительно. Не в первый раз...Потом наступило затишье.
  Легкая рябь на воде, не жаркое солнышко, шелест камыша, яркие краски заканчивающегося лета настроили меня на философский лад и я тихо, задумчиво сидел, размышляя обо всем и ни о чем.
  Что интересно Санька задумал, чем хочет удивить нас? Скорее всего, судаком под майонезом - у него это коронное блюдо. Тем более, что вчера вечером сняли несколько вполне приличных судаков. Вот только не помню - засолили их или нет?
  Как там Гена? Он где-то здесь на Подкове, наверное, надо было настоять еще на дне отдыха для него. Да разве настоящего рыбака удержишь!?
  Большая желто-коричневая стрекоза, непрерывно шелестя прозрачными, похожими на кружева крыльями, попыталась пристроиться отдохнуть на моем поплавке. Поплавок был очень чувствительным и стрекозе, чтобы не перевернуться вместе с ним приходилось непрерывно подрабатывать себе крыльями. Она перелетела на соседний, но тот тоже стал клониться на бок, и вскоре, качнув его на прощанье, стрекоза подалась искать другую, более надежную опору.
  "Калоптерикс вирго...", - вспомнил я студенческие годы, когда немножко занимался изучением птиц и насекомых. Так звучит название одной из стрекоз. А по латыни вирго - это девственница. Романтичные французы именно так и называют этих прямокрылых. Хороша девственница. Среди насекомых это одна из самых прожорливых и хищных тварей, за день уничтожает сотни комаров и мошек. Тем и полезно человеку. Практичные англичане не зря прозвали стрекоз драконовыми мухами. Вот это как раз по ним, хотя по виду действительно нежное создание. Только голова подкачала - молоток и молоток в миниатюре.
  Петя тоже где-то здесь, правда, на противоположном берегу, где у него стоят несколько капканов. Саня предпочитает ставить на первом озере, а Петя здесь, на Подкове. Да, впрочем, ондатры везде хватает.
  
  В прошлом году на первом озере мы были свидетелями чего-то необычного, происходящего с ондатрами. Такого никто из нас, хотя каждый порыбачил не мало и в самых разных местах, никогда не видел.
  В яркий солнечный день десятка три ондатр с резким, неприятным визгом, гонялись друг за другом на мелководье вдоль берега, наскакивали друг на друга, хватали зубами за уши и, казалось, внимания на людей совсем не обращали. Сорок - пятьдесят метров, вот то минимальное расстояние, с которого мы обычно могли рассматривать этих удивительных зверей. Сейчас нам впервые удалось подплыть к ним метров на двадцать пять, чего раньше они никогда не допускали. Только тогда, не оставляя своей забавы, они как-то синхронно стали перемещаться чуть дальше, потом еще чуть - чуть, еще дальше... За поворотом озера, куда уж мы не поплыли за ними, еще долго слышались их высокие визгливые голоса.
  Подумав, мы решили, что были свидетелями крысиной свадьбы. Ну а что еще может собрать столько особей в одно место. Разве футбол... Дома мы рассказали об этом многим рыбакам и охотникам, но никто такого, как выяснилось, не видел. Так что нам повезло.
  
  Тихий всплеск отвлек меня от приятных воспоминаний. Не меняя позы, я поднял глаза и у противоположного берега, метрах в двадцати от себя, увидел торчащую из воды голову ондатры. Легка на помине... Хотя это было довольно странно. Обычно ондатра активна в сумерках, утром или вечером, а днем обычно отсыпается в своих норах или хатках. Тут же среди бела дня появилась.
  Ондатра осторожно крутила головой, осматривалась, смешно шевеля длинными торчащими усами, потом, легко рассекая рябь, направилась прямо на меня, оставляя за собой длинные расходящиеся волны. Я замер. Метров за десять ондатра неожиданно свернула и подплыла к нанесенной куче выбеленного, крепко переплетенного плавника, расположенного буквально в пяти метрах от лодки. Ее крошечные пальчики с острыми коготками, зацепились за крайнее бревнышко, наполовину утопленное в воде, и она, чуть помедлив, неспешно выбралась на дровяной полуостров. На задних лапах у нее легко можно было рассмотреть плавательные перепонки. Вода стекала маленькими ручейками с ее буро-коричневой щетины с острым остистым волосом, и палки вокруг нее мгновенно потемнели. Мех же намокшим совсем не выглядел. Она не отряхивалась от воды, как это делают собаки, а стала прихорашиваться, поглаживала себя по мордочке, шее, за ушами. Уши у нее были совсем маленькими, просто прятались в густом мехе. Особенно тщательно ондатра занималась глазами. Где-то я читал, что если ондатра долгое время находится без воды, у нее могут склеиться веки. Эта точно находилась без воды очень долго, поскольку терла свои глаза минут пять.
  Она прошлась по настилу в обе стороны и повернулась ко мне своим шикарным, покрытым чешуйками, сплюснутым с боков хвостом, напоминающим тупой заржавевший нож. Хвост был длиной чуть ли не с туловище и за него так хотелось схватить, как за косичку первоклассницы в школе. Жаль было далековато...
  Наверное, пытаясь побороть подступивший смех, я все же пошевелился, и ондатра мгновенно насторожилась, повернула голову и долго внимательно рассматривала меня. У ондатры, как известно, плохое обоняние и зрение, а вот слух отменный. Я даже не моргал, караси в лодке, к счастью, тоже не трепыхались, и она постепенно успокоилась, отвернулась и, похоже, даже задремала.
  В это время поплавок одной из удочек лег на бок и тихо, но уверенно, направился прямо к коряге, до которой было не больше метра. Так могла брать только крупная рыба. Жалко было пугать уснувшую соседку, но, чуть помедлив, я все же сделал подсечку. Поздновато, батенька! Леска уже запуталась в коряге, и как я не пытался, вытащить притаившуюся на крючке добычу не смог. Поводок оторвался, и мне пришлось привязывать новый, подбирать и крепить грузило, чтобы поплавок не потерял своей чувствительности. Когда и как ушла под воду ондатра, я даже и не видел. Мокрые следы ее пребывания на плавнике вскоре высохли, и больше ничего не напоминало об этой удивительной симпатичной соседке.
  
  В ближайшие полчаса я вытащил еще пару карасей, после чего наступило затишье. Ондатру я больше не увидел и, собрав удочки, подался в лагерь.
  У тополей, где мы обычно выбирались из воды, никого уже не было, как не было и лодок. Ребята решили освоить новые просторы - порыбачить на протоке, кто на подергушку, кто щук половить, об этом шел разговор в лагере, ну, очевидно, и утащили лодки с собой. Подумав, я все же оставил Саниного "Нырка" здесь, все равно сети проверять придется - не таскать же каждый раз с собой. А на протоке я со своей "Уфимки" порыбачу, если, конечно, ее никто уже не "прихватизировал".
  Первое озеро, как мы его называли, пришлось обходить вкруговую. Хорошо, что ребята, увидев мешок с рыбой, снятой мной утром, захватили его в лагерь, так что я шел налегке. В последнее время это редко удается, обязательно что-нибудь приходиться тащить.
  Когда я подошел к протоке, они заканчивали потрошить и солить снятую утром рыбу. Над водой, как обычно, парили несколько коршунов, периодически пикируя на плывущие рыбьи внутренности, которые для них были, наверное, деликатесом. Очень уж рьяно они "рыбачили". Нахальнее всех вел себя наш старый знакомый, которого мы научились отличать от остальных птиц. Маленький коршун с белой полоской на груди частенько сиживал на сушине напротив лагеря, все ждал, когда же начнется халявная рыбалка. Мы называли его "матросом", но Саня Винт звал его Степкой, непонятно почему, и все старался подбросить тому куски пожирнее. Вот и разбаловал - тот разве что не с рук ел, в воду влетал с шумом метрах в семи от нас. Другие были поосторожнее.
  Внутренности из четырех пойманных мной карасей тоже отправились к коршунам.
  Обед, приготовленный Саней, был великолепным. Как я и думал, тот приготовил судака под майонезом. Нарезанную кусками рыбу он сначала обжарил, потом, сложив в глубокую сковороду, обильно засыпал кольцами лука и, залив майонезом, тушил еще минут десять, пока лук не стал мягким, а рыба не пропиталась запахом майонеза. Вкус у блюда был отменным. Судака съели за несколько минут и попросили добавки, на что улыбающийся повар, который понял, что в негласном споре за звание лучшего кулинара, он победил, заявил:
  - Сколько поймали, столько и получите. Ловить надо лучше. Пока я тут в горячем цехе, в дыму и копоти, горб гну, легкие порчу, вы даже рыбы толком поймать не можете. Все, теперь я до конца рыбалки от кухни свободен...
  - Саня, ты что, сдурел? - загомонили все. - Кто же теперь тебя отсюда отпустит. Не фига было свои кулинарные способности демонстрировать. После твоей стряпни мы на других поваров и не взглянем. Ты теперь пожизненно нашим главным поваром будешь.
  От такого заявления, понимая, что это шутка, Саня все же стал отбрыкиваться и, даже, пообещал пургена в чай подсыпать, если мы своего мнения не изменим.
  Так, в шутках, прошел очередной обед.
  
  После обеда, вспомнив, что в далеком озере, обложенным плавником, нас ждут караси, которых мы с Винтом обещали выловить бреднем, прихватив Костю, мы отправились на рыбалку. Сейчас к нам присоединился и Саня маленький, разочаровавшийся в рыбалке на лягушку - за пол дня ему так и не удалось поймать ни одной щуки, хотя пару крупных окуней он все же выловил.
  Коля и Петя отнеслись к нашей затее скептически, и составить нам компанию отказались, только ехидно пожелали удачи.
  "Ладно, посмотрим, что дальше будет. Посмотрим, как вы глазки удивленно раскроете, когда нашу добычу вечером увидите", - так, или примерно так, рассуждали мы, отправляясь в нелегкий поход. Чтобы не ошибиться взяли с собой не два, а три пустых мешка под рыбу - лишними не будут, мы же не в бирюльки отправляемся играть.
  Петя, заметив это, посоветовал прихватить с собой еще пару, но нас это не смутило, а завело. Теперь мы были полны решимости - победа или смерть! Взвалив на плечи кукиши для бредня, мы промаршировали к причалу.
  Озеро встретило нас могильной тишиной. На воде вновь ни морщинки - тяжелая темная вода словно замерла, не слышно ни шума ветра, ни пения птиц. При нашем приближении огромный черный ворон бесшумно снялся с ветки сухого корявого дерева и растаял где-то за лесом на фоне огромного солнечного диска, стоящего над ним. Жаркое солнце слепило глаза, обжигало плечи, как будто предупреждало - не лезьте сюда, удачи не будет. Но мы его не послушались.
  Разбудив могильную тишину веселым гомоном, с охотой, в предвкушении хорошего улова, растянули бредень. Как и предполагали, удалось перекрыть почти всю гладь озерка. Саня и Костя взялись за кукиши, мы с младшеньким Саней пошли по берегу, стараясь на первых порах не опережать бредень. Ребята брели всего по колено в воде, почти метровая дель торчала на гладью озера и через несколько минут мы увидели, как мелкие щурята - карандаши спокойно проходили сквозь ячейки сети и беззастенчиво выпрыгивали наружу. Санек бросился к бредню, надеясь напугать щурят и не дать им возможности удирать, но бесполезно. Эти крошки, словно насмехались над ним и уходили буквально между ног.
  Брести пришлось по всей длине озера, поскольку очищены от плавника были только два места - в начале озера и в его конце. Перед выходом мы с Саньком оббежали рыбаков и, подхватив низ крыльев бредня, помогли вытащить его на сушу.
  Такого улова никто из нас не ожидал. Всего три щуренка размером с заточенный карандаш острыми мордочками удивительно напоминающие его, да и толщиной не больше, запутались в самой глубине мотни, где сеть собиралась в складки. И все. Ни одного карася.
  Минут пять мы переваривали свою неудачу, а потом с отчаянной решимостью Винт с Костяном побрели назад. Мы с Саньком зашли со стороны деревьев, стоящих в воде и долго и упорно молотили по воде ногами и палками, надеясь поднять со дна притаившихся там карасей. Но кроме черной мути не подняли никого. Это выяснилось уже после выхода. Не было даже щурят. Зато сетка бредня из светло-коричневой превратилась в антрацитовую - грязь на дне озера была удивительно черной.
  Не понимая, что происходит, мы сделали и третий заброд, и четвертый, но результат был один - нулевой.
  Раздосадованные неудачей, представляя ехидные лица напутствующих нас друзей, мы попытались исправить ситуацию и половить карасей руками, как делали это всего день назад. Но что-то случилось "в доме Облонских" - полный облом... Ни одного даже самого захудалого карасишки не удалось нам не только поймать, но даже нащупать на скользком дне.
  Потеряв в бесплодных попытках еще час, мы все же признали свое поражение и, вздыхая и сетуя на свою разнесчастную судьбу, побрели назад, уложив в мешок вместо карасей мокрый бредень и трех щурят-карандашей, пойманных в самом начале. Караси, похоже, пропали, но почему не попадались щурята, понять мы не могли. Их торчащие из ставшей в результате наших упражнений грязно-черной воды, напрочь лишенной кислорода, ухмыляющиеся мордочки, мы видели отчетливо. Попытки же ловить их руками оказались совершенно бесполезными - это вам не ленивые и неуклюжие караси - идеалисты.
  Вот это добыча! Обалдеть!
  
  В лагере нас встретили весьма скептически, словно знали, что мы придем без улова. Правда, нашу неудачу скрасили две вполне приличных щуки, которых мы вытащили из сетей на Подкове (сети мы проверили, возвращаясь в лагерь).
  Погода, между тем, начала портиться. Небо затянули сплошные серые облака, так что уже часов в восемь стало темно, приходилось даже подсвечивать себе фонариком, залезая за чем-нибудь в палатку. Верхушки окружающих поляну тополей закачались, наклоняемые появившимся на удивленье теплым ветром. Такой всегда бывает перед дождем.
  Быстро поужинав в ожидании надвигающегося дождя, мы прибрались на столе, попрятали остатки продуктов и посуду в маленькую палатку, а сами уселись у костра, размышляя, что же делать дальше. Но посиделки наши закончились вместе с первыми каплями осеннего дождя, который не заставил себя ждать.
  До чего же приятно лежать и слушать монотонное шлепанье дождевых капель по крыше палатки. Мысли в голову лезут самые разные, одна цепляется за другую, вспоминаются самые забытые происшествия, несделанные в свое время дела, невыполненные обещания...
  Жерлицы то я так и не поставил... А вот в прошлом году поставил на Подкове... Сразу за камышом там было поваленное дерево - идеальное место для засады хищнику, к веткам которого я и приладил жерлицу с небольшим чебачком на крючке. Чебак мирно плавал и едва шевелил зацепленную над водой рогульку. Так попался небольшой щуренок, граммов на триста. Его я вытащил, заметив какие уже необычные коленца выкидывает раскачивающаяся рогулька, когда поплыл в дальний угол озера в надежде найти новые места для рыбалки. Брать с собой в долгий путь эту маленькую добычу не хотелось - испортиться, и я опустил леску с хищником в воду - пусть пока поплавает, а на обратной дороге заберу.
  Увы... На обратной дороге меня ждал только тоскливо болтающийся закрученный кончик лески - нихромового поводка как не бывало. Эта пузатая от проглоченного чебака мелочь перекусить поводок или оторвать леску никак не могла, слишком уж слаба для такого дела... Наверное, сама попалась на закуску своему крупному собрату. Другого объяснения я придумать не смог.
  Очередной день начался с неприятностей. Мало того, что начавшийся с вечера дождь и не думал прекращаться, так еще, похоже, что мы остались и без хлеба.
  Мелкий нудный дождь, больше похожий на водяную пыль, просто отравил наше пребывание здесь и испортил все хорошие впечатления от рыбалки, которые до последнего дня буквально распирали нас. Мокрым стало все вокруг: деревья, трава, земля у воды, которая больше напоминала каток, стол, лодки, буквально все. Палатка, вылезая из которой, мы в полной мере ощутили как это неприятно - дождь, превратилась из надежного друга в злейшего врага. А что тут еще скажешь кроме матерков, когда тебе толком и не проснувшемуся с откинутого полога за шиворот льется целая пригоршня холодной, ужасно мокрой воды. Вместо голубого неба и яркого солнышка видишь серую непроглядную хмарь, в которой теряется даже противоположный берег, расположенный всего в тридцати метрах. Вместо кружащих над берегом коршунов, ожидающих очередной подачки, с трудом различаешь сидящего на сушине сгорбленного старого ворона, навевающего своим карканьем тоску и уныние. Вместо привычного бодрящего шума спешащей куда-то воды, слышишь монотонный то ли шелест, то ли шепот непрекращающегося дождя, который ты уже ненавидишь и готов отдать даже половину улова, лишь бы он прекратился.
  А он не прекращается, а он продолжается...
  
  До чего же не хотелось вылезать из-под теплого спальника... Чтобы было теплее мы с Костиком не стали упаковываться каждый в свой мешок, а расстегнув их, накрылись двумя получившимися одеялами. Да еще грелись друг от друга... Если бы не многоголосый храп всю ночь сотрясающий стены палатки, было бы совсем хорошо.
  Не выспавшийся именно из-за жуткого храпа, а потому злой, я попытался найти в углу у передней стенки палатки свои сапоги, которые всегда на ночь предусмотрительно затаскивал внутрь - теплые и сухие они всегда радовали меня по утрам. Но не сегодня. Даже приоткрыв край полога, чтобы было светлее, я не смог найти их, и только высунув голову под моросящий дождь, сразу же увидел сиротливо лежащие (слава Богу, что не стоящие) сапоги, обильно поливаемые дождевой водой.
  
  Похожая ситуация случилась один раз со мной во время рыбалки на Томи. В конце августа мы забрались порыбачить с Водяным и еще двумя друзьями на берег Томи где-то под Новокузнецком. Вода спала, и в поисках рыбных мест нам пришлось выбираться на широкую галечную косу, когда-то покрываемую водой. Солнечный день совершенно не предвещал ничего плохого. Мы, утомленные долгой дорогой, поужинали, выставили сети в небольшом заливчике, отгороженным косой от основного русла, и, натянув палатку, улеглись спать. Я отправился первым, по привычке затащив сапоги внутрь палатки, поэтому нисколько не обеспокоился, когда ночью был разбужен раскатистым громом и начавшимся вслед за этим дождем. Перевернулся на другой бок, натянул на голову спальник и попытался снова уснуть.
  Когда небо стало сереть, а дождь из крупного и частого стал мелким и редким, я решил, что пора вставать и так же, как сейчас, начал искать сапоги там, куда их положил. Так же как сейчас не нашел и так же увидел их снаружи возле палатки, но только не лежащие, как сейчас, а гордо стоящие и растопырившие раструбы голенищ прямо навстречу дождю. Конечно, в сапогах было литра по два воды, оставленные внутри шерстяные носки и стельки разбухли, так что вытащить их удалось с большим трудом, а я, как на грех, учитывая, что мы ехали буквально на два дня, не взял никакой другой обуви. Кого надо было благодарить за такой "подарок" я так и не выяснил, как ни старался, хотя нас было всего четверо, и я то уж точно сапоги на улицу не выставлял. Никто из троих моих друзей не мог (или не хотел) вспомнить, что именно он выставил сапоги. Пришлось все утро, и даже часть дня ходить в мокрых носках и хлюпающих сапогах. Непередаваемые ощущения...
  
  Сейчас было проще - у сапог намокла только часть голенищ, да и в соседней палатке, где хранились продукты, у меня была запасная пара "болотников". Так что расстраиваться особенно было не из-за чего.
  Выставив из палатки только ноги, я кое-как натянул сапоги, а вот когда вылезал тут-то и получил освежающий холодный душ за шиворот с полога палатки. Здесь уж я не удержался и в голос высказал все что думаю и о погоде, и о злосчастной судьбе, и даже о палатке, чтоб ее намочило. Спящие друзья недовольно заворчали, и мне пришлось быстренько убираться.
  Чтобы не промокнуть решил натянуть резиновую куртку, а мокрые сапоги с короткими голенищами поменял на "болотники", натянутые под самый пах. Капли спокойно скатывались по куртке и сапогам, мне же было сухо и комфортно, если не считать, конечно, головы. Спортивная шапочка все же постепенно намокала, но меня это не смущало - две или три таких же лежали в рюкзаке.
  Душ с полога палатки оказался все же недостаточным для утреннего туалета - пришлось идти на берег, умываться. Все еще заспанный я совершенно не учел, что склон берега под дождем превратился в скользкую кашу и тут же был наказан за свою беспечность. Только резко размахивая руками, мне с трудом удалось удержать равновесие на склоне, с которого я просто поехал как на лыжах, но вот мой знаменитый дорожный несессер выскользнул и взмыл высоко вверх, а затем шлепнулся в грязь, раскрылся, и все его содержимое разлетелось в разные стороны.
  Мыло и тюбик с зубной пастой я нашел рядом в песке. Зубная щетка плавала в луже мутной воды, образовавшейся из глубокого следа, судя по размеру, оставленного, наверное, Колей - у него был самый большой размер обуви из нас всех. Легкая пластмассовая расческа чуть не уплыла, упав в протоку, а бритва так залетела обратно в лагерь. Ее я нашел только на обратном пути. А вот зеркало с китайской девушкой на обороте треснуло самым натуральным образом, ударившись о так некстати подвернувшийся груз для сетей, оставленный на берегу. Смотреться в него теперь можно было только одним глазом - так хоть в глазах не двоилось. Хорошо умылся...
  Вскоре стали подниматься и друзья. С трудом все же удалось развести костер и согреть чай. Горячий утренний чай в такую погоду вещь совершенно необходимая. Его мы пили с наслаждением.
  Коля обычно наливал чуть ли не полкружки заварки, а сахара сыпал чуть - чуть. Эта горькая почти черная жидкость очень отдаленно напоминала чай, и пить ее можно было, только зажмурив глаза. Колину кружку вскоре легко можно было отличить от остальных по темным чифирным следам на стенках, которые даже песком отчистить было не возможно. Пытался Колян как-то навести марафет внутри своей кружки, но безуспешно.
  Костя же сыпал сахара по полкружки. Как он пил это сладкое нечто?! Но точно не чай... Мы все шутили: "Смотри, Костя, как бы чего не слиплось...", - на что тот только отмахивался.
  Петя предпочитал пить очень крепкий кофе, напоминающий и по цвету и по вкусу Колькин чай - черный и горький, но очень бодрящий. Я так понял, что привычка к таким крепким напиткам появилась у них из-за сменной работы. Покрути-ка баранку всю ночь, волей-неволей захочешь взбодриться и простым сладким чаем или кофе с молоком тут не обойдешься.
  Санька маленький предпочитал пить сгущенное молоко, не заправляя его ничем. Пробивал ножом в очередной банке две дырочки и потихоньку посасывал. Видишь банку на столе, ну, думаешь, налью-ка я молочка в чай, чуть-чуть, для вкуса... Ан, не тут-то было... Банка-то пустая. Хорошо, что запасы молока были у нас внушительными.
  Мы с Саней большим и Гена пили обычный рыбацкий чай, золотисто-коричневый, в меру горячий, чуть сладкий.
  Это нам удавалось, когда чай заваривал кто-то из нас, сыпали обычно полгорсточки заварки на чайник. Стоило же нам зазеваться, как в чайнике оказывалась тягучая черная горькая жидкость, которую приходилось разводить кипятком, что бы не так вязало во рту. В последнее время мы уже стали кипятить два чайника: один заваривали, в другом был просто кипяток и каждый пил то, что хотел. Компромисс был найден, и это устраивало всех.
  
  Вернувшись после безуспешной проверки закидушек, когда дождь уже прекратился, я увидел возле стола Колю, который держал в каждой руке по буханке хлеба и смотрел на них не то что с недоумением, но как-то подозрительно. Потом даже понюхал их, что уж совсем было непонятно. Тут же из маленькой палатки, где у нас хранились все продукты, пятясь обтянутым плащом задом, выбрался Саня, вытащил следом лоток с хлебом и, поднатужившись, водрузил его на одну из лавок. Хлеба было еще булок пятнадцать.
  Возле стола собрались почти все, не было только Василия Емельяновича. По гулу голосов я понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и не ошибся.
  Каждая из буханок была покрыта пятнами сине-зеленой плесени, напоминающей не то испорченный мох, не то пух напившегося морилки цыпленка. И запах от них исходил какой-то специфический, затхлый.
  Стали гадать - как такое могло случиться? Сколько лет ездили, сколько хлеба съели, но такого еще не было. Бывало - высушивали его, бывало - намачивали, бывало - чуток не хватало, но чтобы плесень...
  Размышления привели нас, как казалось, к вполне правдоподобному толкованию этой ситуации.
  Два лотка горячего, только что из пекарни хлеба, который привозили в автобазу специально для рабочих, взяли под зарплату Коля с Петей прямо перед отъездом. Еще и нас предупредили, что бы никто не брал - нечего, мол, наличные деньги на хлеб тратить, в другом месте пригодятся. По приезду все продукты собрали в одну палатку, рассортировав и разложив по углам. Хлеб сложили в одну кучу, буханочку к буханочке, чтобы места меньше занял. Да я еще накрыл его белым полотняным мешком, что бы мухи и прочая живность не садились. Вот от этого парникового эффекта так быстро и появилась плесень. Надо было бы буханки разложить чуть попросторнее, тогда такого бы не случилось, Или хоть мешком не накрывать. Про мешок и свое рвение к чистоте я на общем совете упоминать не стал. Да, собственно, виноватых мы и не искали. Судьба...
  Долго гадали, что же делать дальше, как жить без Ленина (любимая поговорка в компании), и не придумали ничего лучшего, как обрезать корки с плесенью и просушить остатки чистого хлеба на солнце. Решение, как нам казалось, вполне разумное. Дело оставалось за малым - нужно было солнце, а его как раз и не было. Дождь, правда, видимо поняв, что нам испытаний вполне достаточно, стал стихать и вроде прекратился, но до настоящего солнца было еще далеко.
  Ничего не оставалось, как ждать. Просто сидеть и ждать мы не умели, поэтому занялись делами. А какие дела на реке и озере? Только рыбалка. И мы отправились за протоку, за рыбой.
  Возвращались мы в лагерь, когда солнце светило уже по настоящему, припекало. Обильные испарения пропитали воздух, который, казалось, дрожал и неторопливо поднимался вверх от нагреваемой земли. Очень вкусно пахло высыхающей травой. Над тропой, по которой мы шли, даже виднелся белый парок. Сапоги чавкали по густой серо-коричневой грязи, собирая на себя по доброму десятку килограммов, и идти с каждым шагом становилось труднее. Когда это надоедало, мы дружно сворачивали с грязной тропы и шли по не успевшей просохнуть траве. Через пять минут обмытые сапоги просто блестели как новые, чтобы вскоре снова стать грязными и тяжелыми.
  Так развлекаясь, мы подошли к берегу и увидели в лагере картину весьма необычную. На всех свободных местах освещаемых солнцем лежали белые куски хлеба. Даже с противоположного берега можно было заметить, что от них тоже поднимается парок, как от нагреваемой земли.
  Суетившийся по лагерю Коля периодически переворачивал освобожденный от заплесневевших корок мякиш, стараясь быстрее привести его в удобоваримый, годный к применению хлеб. На лавке возле стола лежала целая гора корок со следами плесени. Когда Петя решил избавиться от них и предложил бросить корки в речку, мол, рыбам на прикормку, Коля молча сгреб их и бросил в костер.
  - Ты, Петруха, почему не стал этот хлеб есть? - спросил он у недоумевающего Пети. - Боишься отравиться? Вот и рыбу нечего травить.
  На этом наши злоключения сегодня не кончились. Судьбе было угодно послать нам еще один "подарок".
  
  После обеда, когда наступало незначительное затишье перед вечерней проверкой сетей, каждый занимался, чем хотел. Обычно мы расстилали одеяла в тени деревьев и принимались играть в карты или просто дремали. Сырость на траве после ночного дождя, несмотря на пригревающее солнце, отвратила нас от этой мысли и мы, действительно занялись кто чем.
  Петя решил снять сети, которые поставил на небольшом озерке, которое он нашел в походах по "родному краю" ниже по протоке.
  В один из дней, когда делать было нечего, примерно, как и сегодня, мы решили попробовать половить рыбу сплавной сетью. Год назад мы видели, как на первой стоянке, где было относительно чистое место на воде без коряг и торчащих деревьев, местные аборигены на двух небольших плоскодонках, выплыв на середину протоки, растянули небольшую ниточную сеть - сороковку и спокойно по течению прошли с ней около километра. Улов был впечатляющим - несколько стерлядок граммов по триста - четыреста, не считая подъязков и небольших щучек. Стерлядок аборигены тут же обменяли у нас на стакан самогонки и пару кусков сала.
  Вспомнив вкус чуть присоленной стерлядки и, прикинув, что ниже лагеря тоже было относительно чистое место, теряющееся за поворотом реки, мы решили попытать судьбу и завести сплавную сеть.
  На моей "Уфимке" пошли Коля с Петей, на второй лодке Саня большой, который категорически отказался от напарника. Аргумент у него был железный - один он легче выгребет к противоположному берегу, где ему предстояло держать один из концов сети. Может быть и верно.
  Сеть растянули с трудом, только спустившись метров на двести вниз - течение оказалось приличным и здорово путало планы рыбаков. Труднее оказалось работать Саньке - ему надо было и грести и держать конец сети, которую Петя неторопливо распускал, пока Коля неспешно выгребал вдоль берега, по которому, снедаемые любопытством мы чуть ли не в полном составе продирались сквозь деревья, подступающие к самому берегу.
  Сначала вдоль косы, где у меня стояли закидушки, идти было даже приятно. Широкий чистый берег позволял нам двигаться гурьбой и, давая советы, как нам казалось горе - рыбакам, как им лучше организовать рыбалку, мы, весело переговариваясь, неспешно фланировали вдоль протоки. Потом прибрежная тропинка здорово сузилась и стала петлять между густо растущими деревьями - идти можно было только гуськом. Потом она периодически стала теряться, и приходилось самим торить дорогу, что было делом вовсе нелегким. Густая трава и низкие ветки, которые так и норовили ткнуть в глаз или стряхнуть остатки дождя на голову, стали серьезным испытанием для идущего впереди. Чтобы не было обидно, мы периодически менялись, но от веселого гомона не осталось и следа.
  Правда, периодически по берегу открывались хорошие выходы и места для обзора, на которых можно было рассмотреть остатки кострищ и проржавевшие банки, почти полностью скрытые травой. Забытые рыбацкие стоянки... Как сюда попадали рыбаки, чем ловили, нам было не понятно.
   Присев на бережку мы наблюдали за всеми перипетиями наших друзей. Сеть, выгнувшаяся дугой, раза два цеплялась за что-то скрытое под водой, но к счастью ее быстро удавалось отцепить. Конечно не без помощи родного лексикона... Пока отцепляли края сети сходились чуть ли не друг к другу, так что, чтобы их растянуть снова приходилось здорово работать веслами. Здесь тоже помогал могучий русский язык.
  Когда наш лагерь, где остался один Василий Емельянович, скрылся за поворотом, и по прикидкам сеть протащили где-то с полкилометра, решили посмотреть улов. Для чего у очередной забытой стоянки, где был свободный выход к воде метров около семи, Коля просто зацепился за куст у берега, а Санек, подгребая и держась за сеть, сделал полукруг на воде и подошел к стоянке ниже по течению.
  Улов был примерно такой же, как у нас вчера на дальнем озере, где мы лазили с бреднем. Хотя нет. У нас все же было три небольших щуренка, а здесь кроме двух дыр сантиметров по тридцать - следов зацепов, не было никого и ничего.
  Вот тут уж мы насладились ненормативной лексикой в полном объеме. Все что мы слышали раньше от Саньки и Пети, оказалось слабой пародией на то, что мы услышали сейчас. Санек запросто мог оказаться не только чемпионом по храпу, но, наверное, дал бы фору и на чемпионате боцманов, которые, как известно, считаются чемпионами по брани. Столько трудов - и всего... две дыры. Было от чего завестись.
  Но нет худа без добра. Петя высмотрел на противоположном берегу заросшую тропинку, которая наверняка куда-то вела и он, уговорив своего напарника, направился прямо к ней, захватив злосчастную сеть. В лодке у них лежал еще почти целый мешок самовязок.
  Саня же ни под каким видом плыть больше никуда не хотел, особенно против течения. Крупные капли пота на лбу, слипшиеся волосы и мокрая на спине куртка говорили, что ему действительно пришлось на воде нелегко. Лодку спустили, свернули и берегом, потихоньку направились в лагерь. Ни у кого из нас не возникло желания побороться с быстрым течением.
  Коля и Петя тоже пришли часа через два берегом. Поднявшись по тропинке, которую углядел Петя, они нашли вполне приличное, по их рассказам озерцо, где и выставили весь мешок сетей.
  Петя плавал пару раз в свободное время на свое озеро, привозил по ведру разной рыбы, но тяжесть борьбы с течением окончательно отвратила его от этой затеи, и сегодня он поехал сети снимать. Зачем напрягаться, когда можно было спокойно это ведро рыбы поймать и на наших проверенных озерах, а дорога сюда была куда легче.
  Часа через два мы впервые за все время пребывания здесь услышали звук, которого ну никак не ждали - звук лодочного мотора. Мы долго поворачивали изумленные физиономии, пытаясь определить, откуда идет звук - сверху или снизу. Где-то вверх по течению, и мы это знали, была рыбацкая или охотничья база, где вполне вероятно могли быть и лодки с моторами. Но за несколько лет, что мы здесь рыбачили, ни разу не видели и не слышали хозяев базы. Что же случилось сегодня?
  Идти на моторе по такой захламленной извитой протоке, где в изобилии присутствовали и коряги, чуть торчащие из воды, и затопленные целые деревья, было делом рискованным. На скорости легко можно напороться на топляк, и чем это кончиться при такой глубине и быстром течении, не трудно догадаться.
  Тем не менее, первозданная тишина, так любимая нами, явно нарушалась звуками цивилизации, от которой мы старались спрятаться как можно дальше. Как только мы все же после долгих препирательств решили, что звук идет снизу, он тут же прекратился. И буквально за последним поворотом перед лагерем, именно там, куда уплыл Петя.
  Долго рассуждать было нечего, надо было идти, смотреть, что за гости пожаловали сюда и чего от них ждать.
  Прямо напротив выхода на Петино озеро возле нашего берега стояла металлическая моторка с тремя инспекторами да собакой, похожей на лайку, ловко устроившейся на носу. Прямо по Джерому - трое в лодке... Мохнатый член экипажа лениво гавкнул в нашу сторону, на что его хозяева не обратили никакого внимания, поскольку пристально вглядывались в кусты, закрывающие противоположный берег. То, что это инспектора гадать долго не приходилось - камуфляж с бляхами на груди, да пистолетная кобура на боку у одного из них, что еще нужно для демонстрации власти.
  Пока мы осторожно наблюдали из кустов, размышляя - подходить или не подходить, один из инспекторов лениво приподнялся, глянул в бинокль через протоку и так же лениво произнес:
  - Идет... Что я говорил? - и снова уселся на лавку.
  Мы поняли, что караулят они конкретно Петруху, и больше не раздумывая, вышли из-за кустов, чем несколько смутили охотников в засаде - они никак не ожидали увидеть здесь столько людей. Собака поднялась, укоризненно посмотрела на обескураженных защитников водных богатств: "Мол, я же вам подсказывала...", потом вполне доброжелательно посмотрела на нас и, вильнув пару раз хвостом, снова улеглась на носу лодки.
  Взаимные приветствия больше для проформы, ни к чему не обязывающие вопросы о рыбалке в этих местах, кто да что, то да се... Ну вот, наконец-то и по существу...
  - Это не ваш там сети тащит?
  Взмокший Петя с мешком сетей за спиной и лодкой подмышкой как раз подходил к берегу и явно был озабочен, увидев столь внушительную компанию. Растерянность на его лице при виде инспекторов в моторке быстро сменилась веселой злостью - уж мы то его изучили, при виде внушительной поддержки в нашем лице. Он опередил всех:
  - О, здорово. Не меня ждете? Вот хорошо, поможете сети дотащить. Смотрю, чьи-то сети стоят... Ну я же не браконьер какой, дай, думаю, сниму... Чего это рыбу зря губить...
  Он болтал без умолку, а сам уже сбросил в воду лодку, в лодку мешок с сетями, и пристраивался с веслами. Да так просто и естественно у него это выходило, что инспектора просто рот открыли от такого нахальства.
  - Наш, наш, - не найдя ничего лучшего ответил Коля, помогая уже переплывшему Петру выйти на берег.
  Инспектора, конечно, не поверили, что Петя снял чьи-то чужие сети, и мы это понимали. В таком случае надо было просто отдать им целый мешок сетей, а самим утереться и уйти в лагерь. Сетей было жалко, и мы вступили в переговоры, пытаясь оставить сети за собой с минимальными для нас потерями. Минут через тридцать пришли к консенсусу - платим штраф в две минималки и сети остаются у нас. Довольные достигнутыми договоренностями все гурьбой направились в лагерь. Петя, придерживающий лодку, Коля и я поплыли на моторке с инспекторами, ребята пошли по берегу.
  Общаковые деньги были у меня, хранились в рюкзаке, и пока писался протокол, я направился в палатку за названной суммой.
  В начале девяностых годов, когда деньги на работе выплачивались крайне нерегулярно, я придумал, как мне казалось, гениальный ход, который был одобрен всеми. Мое предложение с каждой получки откладывать по десятке, всего то, встретили с энтузиазмом. За год же наберется целая сотня - по тем временам внушительная сумма, которой должно было хватить на рыбалку. Инициатива, повторюсь, наказуема - меня-то и сделали казначеем: я рассчитывался в магазинах, ларьках, на придорожных стояках, где мы закупали продукты, водку, арбузы и дыни, а теперь вот и здесь.
   Подобревшие после соблюдения формальностей инспектора, и даже не отказавшиеся от предложенной рюмочки, подсказали нам, где же брать лицензии на рыбалку в этих местах. Оказалось надо ехать в Камень-на-Оби, где на рыбозаводе у местного инспектора рыбоохраны есть небольшая коморка, где он и выписывает лицензии всем жаждущим. Лицензии стоили по тем временам недорого - двенадцать рублей за сеть в сутки. Тут же прикинув наши финансовые возможности, мы решили, что, несмотря на сегодняшние денежные потери, оставшихся средств нам с лихвой хватит, чтобы купить несколько лицензий на случай, если нас остановят на пути домой. Особенно опасной в этом плане считалась Ордынская таможня. Терять с таким трудом добытую рыбу очень не хотелось. Уж если мы за сети заплатили... Словом, завтра мне и Коляну предстояло совершить вояж к местному рыбинспектору за лицензиями.
  
  Вставать пришлось затемно - мы точно не знали, когда уходит первый автобус, только догадывались, что рано - кто-то же ездит из деревни на работу и в соседнее Гонохово и, возможно, даже в сам Камень. Утро выдалось к счастью спокойным, ни малейшего намека на дождь. Прохладно? Да, но не очень. В дороге наоборот будет хорошо, не жарко. А путь нам предстоял не близкий - целых восемь километров до деревни Обской, оттуда до Гонохово, километров двенадцать, да километров сорок на автобусе до райцентра. Провожать нас поднялись все. Еще бы, событие неординарное - сколько лет здесь рыбачили, а лицензии ни разу не приобретали. Мало того, даже не предполагали, что их надо было брать на рыбалку сюда.
  Сполоснув физиономии и собрав рыболовно-охотничьи билеты, мы наскоро попили согретого чая, внимательно выслушали ехидные пожелания не пропить общаковские деньги и вернуться хотя бы завтра и трезвыми, отправились в путь.
  Солнце еще только поднималось. Тропа вдоль берега не просохшая после вчерашнего дождя, да выпавшая ночью обильная роса, предсказывающая хорошую погоду, заставили нас вскоре свернуть на петляющую среди деревьев дорогу, где идти, несмотря на попадающиеся лужи, стало все же легче. Во всяком случае - суше. Правда, приходилось проявлять чудеса эквилибристики на скользкой глине и регулярно перепрыгивать с одного края дороги на другой, периодически дрыгая ногами, избавляясь от комков налипшей грязи. В ботиночках по мокрой траве не пойдешь.
  - Колян, надо было все же в сапогах идти, а ботинки в руках нести. Как ходоки к Ленину ходили. Тыщу верст пройдут, а обувь как новая, - заявил я после очередной остановки, когда налипшую грязь, никак не желающую отстать от моих полуботинок, ставших из черных грязно - рыжими, пришлось счищать обломком ветки.
  - Ага, а сапоги бы потом в лесу перед деревней спрятать, - поддержал меня Коля, хмуро - сосредоточенно очищающий туфли о траву возле дороги. - На обратном пути бы забрали. Хотя ходоки босиком шли...
  - Ну, сейчас уже разуваться поздно. Я такую грязь, - выставив ногу, я полюбовался на чуть очищенный ботинок, - даже за сотню в руках не понесу.
  - Ничего, на следующий год так и сделаем - или разуемся сразу, или в сапогах пойдем, - закрепил решение Коля. На что я только рассмеялся:
  - Ты что же?.. И на следующий год собираешься штрафы платить, а потом за лицензиями идти? Проще сразу заехать. Во всяком случае, обувь чище будет...
  Протока шумела в стороне, и шум ее становился все глуше и глуше. Когда дорога вывела нас к первой стоянке, где течение было медленным и не шумным, над лесом показались первые солнечные лучи и раздалось робкое попискивание птиц, радующихся предстоящему хорошему дню. Похоже, все же будет жарко...
  Машин на стоянке прибавилось. Они теснились уже по настоящему, чуть ли не задевая друг друга, но ни одна не рискнула пробиться к нам. Хорошо, что дождь прошел. Правда, компании все же старались хоть как-то отгородиться и ставили машины перпендикулярно, образуя хоть чуть - чуть ограниченные, только свои мирки. Центром каждого такого мирка было, конечно, кострище. Некоторые из них еще чуть дымились. Наверное, ребята разошлись спать под утро - ни одного бодрствующего рыбака среди десятка машин видно пока не было.
  Коля хотел, было, громогласно скомандовать подъем, и уже открыл рот, набрав воздуха, но я вовремя помешал ему - черт ее знает, что за люди здесь. Согнувшись от толчка в бок и сдерживая смех, он зацепил ногой длинную сухую ветку, предназначенную для костра и перегородившую тропу, на которую мы специально вернулись, решив посмотреть - вдруг кто-то в деревню утром поедет. Ветка лопнула с таким громким треском, напоминающим пистолетный выстрел, что Коля, сам не ожидавший такого, даже присел от неожиданности, а потом рассмеялся еще громче. В ближайшей палатке сразу же откинулся полог, и там появилась крайне недовольная заспанная физиономия, уставившаяся на нас невыразительными красными глазами. В "Ниве", стоящей по другую сторону костра, приоткрылась дверь и там тоже появилась еще одна всклокоченная голова. Глаза у владельца роскошной шевелюры были такими же красными, как и у обитателя палатки. Хорошо ребята погуляли! Наверное, вчера приехали. В конце рыбалки столько водки не бывает.
  - Чо, война штоль началась, - прогудел один из красноглазых, пытаясь сфокусировать на нас взгляд.
  - Война, война..., - извиняющимся тоном ответил Коля, отбрасывая конец обломанной ветки ближе к костру. - Но все спокойно, наши победили... Продолжайте ночевать...
  - Мужики, - я постарался перехватить инициативу, - в деревню никто сейчас не поедет. Нам к автобусу успеть надо.
  - Да мы только вчера приехали, - сразу успокоившись, ответил владелец "Нивы".
  - Ну, может, у вас водка кончилась? - я решил зайти с другой стороны.
  Мужики испуганно одновременно дернули головами, глянули друг на друга, потом уставились на еще дымившийся костер, рядом с которым лежало не то три, не то четыре пустых бутылки из-под водки. Постепенно, по мере того, как подсчет в уме пустых бутылок и воспоминание о числе закупленных, позволили предположить, что водка еще есть, напряжение в их глазах исчезло, а лица посветлели.
  Понятно, эти в деревню не поедут, еще рано.
  Посмотрев на другие машины и палатки, откуда тоже стали выглядывать рыбаки, и, решив, что ждать здесь нечего, мы, еще раз извинившись, отправились в путь.
  За первой стоянкой дорога, уже вовсю освещаемая солнцем, пошла краем леса. Она подсохла еще с вечера, и идти по ней было одно удовольствие. Когда роса немного спала, мы пробежались и по траве - ботинки стали чище. У меня так вообще приобрели естественный черный цвет. Километра через два дорога, разделившись, снова стала заворачивать одним рукавом в лес, в сторону протоки, другой направился через поле неизвестно куда.
  Заходить в сырой лес и на чавкающую грязью дорогу очень не хотелось. Да и ботинки жалко - в таких уже и в деревню заходить не стыдно, а после леса?.. Посовещавшись, решили рискнуть и пройтись по полевой - все равно ведь в деревню приведет, других обитаемых мест здесь, насколько нам было известно, не было.
  Дорога, попетляв по полю, вывела к знакомой насыпной дамбе, и, прибавив ходу, так, что пришлось раздеваться от разгорающейся жары, в начале восьмого мы уже оказались в деревне. Здесь, как ни странно, ничего не напоминало о прошедшем накануне дожде. Сухая, взрытая копытами коров, растрескавшаяся земля, пыль от каждого шага, серые дома с некогда разноцветными ставнями, ставшими нынче монотонно тусклыми, и ни одного жителя - так нас встретила Обская.
  Уточнять, когда и откуда уходит автобус, пришлось во дворах - мы заглядывали во все подряд, и когда увидели раздетого, загорелого парня, развешивающего какие-то мокрые мешки на низеньком плетне, отделяющим двор от выглядывающего из-за дома огорода, несказанно обрадовались. Времени оставалось не много, минут двадцать, а идти чуть ли не в центр деревни. Пришлось еще добавить прыти, и на площадь перед бывшим сельсоветом, где стояла дощатая будка остановки, и в клубах пыли уже разворачивался автобус, мы подоспели как раз вовремя.
  Народу было немного, и мы спокойно заняли места на задних сиденьях.
  
  В Гонохово мы пересели на автобус идущий в Камень-на-Оби и даже немного подремали. Перед выходом расспросили соседей по автобусу о городе и узнали много интересного.
  Оказывается раньше город, вернее деревня на берегу Оби, которая пробила здесь русло через отрог Салаирского кряжа, называлась просто Камень - по названию образовавшегося скалистого урочища. Еще до революции деревня стала городом, а в тридцать третьем году название изменили - он стал называться Камень-на-Оби. Мы узнали не только, что в городе сейчас чуть больше сорока тысяч жителей, но и какие заводы, фабрики и магазины здесь есть, узнали, где нам искать рыбозавод и много что еще. Так что при выходе мы были вооружены знаниями выше крыши. Идти, правда, пришлось от остановки довольно долго, но времени в запасе было достаточно, и мы особо не торопились - шли и глазели по сторонам.
  Городок небольшой, преимущественно одноэтажный с узкими улочками, хотя попадаются и типичные многоэтажки. Много деревьев и цветов в палисадниках перед домами. Здесь даже ставни на окнах были ярче, чем в Обской.
  Магазинчики как везде в последние годы в большом количестве. Попалась даже одна палатка, торгующая разливным пивом, возле которой, потягивая пивко, стояло, несмотря на столь ранний час, несколько хмурых мужиков. Искушение было велико.
  - Мужики, а пиво свежее? - замедляя шаг не удержавшись, спросил я.
  - Свежее, свежее, - был равнодушный ответ.
  Не понимают своего счастья, чудаки! Как это можно о пиве, да еще жарким утром, так равнодушно говорить?!
  - А холодное?
  - Холодное, холодное..., - снова равнодушный ответ.
  Ну, ни фига себе! Мы в шесть утра встали, километров восемь по грязи и пыли отмотали, не пили, не ели, а тут пиво - и никакой радости!.. Я совсем уж было собрался высказать равнодушным потребителям холодного свежего пива, все, что о них думаю, но Коля опередил меня:
  - Доктор, не мылься, бриться не будешь. Сначала дело.
   Подрезал крылья, правильный ты наш. Но дело действительно было не сделано и мы, стиснув зубы, прошли мимо палатки, решив отыграться на обратном пути.
  Инспектора на месте не оказалось.
  - Обещал быть, - ответил охранник на проходной, куда мы сунулись, наконец-то разыскав нужный нам завод.
  Сговорились подойти через полчаса, а пока отправились по округе. Нас сразу заинтересовал магазин при самом заводе, уже открытый к этому времени. "Рыба" - висела на фасаде красивая вывеска с ядовито-желтым сазаном, игриво загнувшим расщеперенный хвост и распустившим усы не хуже запорожца. Внутри же все было куда прозаичнее. Из местных консервов оказался только лещ в томате, остальное как и везде - минтай, морская капуста, горбуша мороженая и копченая, камбала и масса других морских рыб. Был, правда, вяленый окунь, засохшая щука, бывшая когда-то копченой и что-то еще. Свежей речной рыбы не было вообще! Вот это да! Рядом такая река, озеро Чаны недалеко, а свежей рыбы нет. Обалдеть!
  Инспектор к нашему второму приходу оказался на месте. Преждевременно располневший молодой мужчина, с трудом натянувший тесноватый камуфляж и страдающий не то от жары, не то с похмелья - он постоянно отирал носовым платком пот со лба, встретил нас неласково. Он никак не мог понять, где мы рыбачим и куда выписывать лицензии. Слово Сопляки - так мы всегда звали место нашей рыбалки, он словно слышал впервые и так и не рискнул вписать его в лицензии. Написал протоку, озера и даже кусок Оби. Нам, по большому счету было все равно. На берегу нас проверять уже не будут, а таможенникам все равно, где мы ловили, лишь бы бумага была. И такая бумага, которую Коля назвал "заветной", наконец-то, оказалась у нас в руках. А времени было еще не больше одиннадцати. Автобус же в обратную сторону шел в районе четырех.
  Посовещавшись, решили выпить по кружке пива, на попутках добраться до поворота на Обскую, а там как бог на душу положит. Терять целых четыре часа, ждать на жаре - перспектива не из приятных.
  Возвращаясь, мы не увидели у палатки толпящихся потребителей пива и сердца наши тревожно застучали. Неужели закрылась? Ну, надо же! Надо было все же хоть по маленькой... Мы непроизвольно прибавили шагу. Слава богу, нет, открыта и пиво есть.
  Мы пили холодное ароматное пиво из больших пластиковых стаканчиков, но даже они не могли испортить его вкуса и наших впечатлений. Вкус пива, как известно, во многом зависит от тары. Не зря же в пивных ресторанах его не пьют не из маленьких стаканчиков, не из рюмок, а предпочитают кружки или высокие стаканы. И чем они больше, тем пиво вкуснее. А может, это мы просто отвыкли от него за неделю. Мелькнула мысль привезти пива мужикам в лагерь, но ее мы быстро отвергли. Во-первых, у нас не было достойной тары, во-вторых, жара, пиво быстро испортится и потеряет всю свою прелесть, в-третьих, пересчитав оставшуюся наличность, решили, что лучше будет купить водки на обратном пути, чем сейчас пива. Была у нас такая традиция - на обратном пути в том же Гонохово мы покупали пять бутылок водки, чуть принимали для тонуса, а перед Обским морем останавливались в шикарном сосновом бору и уже нормально отдыхали на мягкой сосновой хвое.
  Удача нам продолжала улыбаться. Едва дошли до трассы, сразу подошел автобус, который и довез нас до своротка на Обскую. Не успели сойти здесь и пройти метров триста в сторону деревни, как еще один автобус, маленький, юркий "Пазик", остановился после нашего на удачу поднятого большого пальца - мол, денег нет, а ехать хочется, и пожилой водитель благодушно открыл дверь. Только потом мы поняли, что здесь это норма жизни. Это вам не город с его четким автобусным расписанием, где даже не на остановке ни сесть, ни остановиться не моги.
  Автобус шел в Обскую. Правда, сначала он должен был заехать в небольшую соседнюю деревушку, где в пекарне взять для селян свежего хлеба. В салоне громыхали полтора десятка деревянных лотков, которые удерживали две немолодые женщины в синих халатах. Мы были рады, что не придется топать по жаре пешком, и были согласны ехать хоть куда. Да и свежего хлеба привезти будет весьма кстати, подсохшие корки за прошедшие сутки уже изрядно надоели.
  Выйдя на насыпную дамбу, которая вела прямо к берегу, мы посчитали, что сегодняшний жаркий день полностью просушил лесную дорогу и решили возвращаться не по полевой - уж очень не хотелось снова глотать пыль, а вдоль берега. Там и места красивые, и вода близко, да и ежевики, которая уже практически созрела, было достаточно.
  Идти налегке вдоль берега, под которым стремительно бежит вода, совсем не одно и тоже, что ехать по нему на огромной вахтовке. Сейчас ни я, ни Коля никакого страха не испытывали, а только огромное удовольствие. Сейчас то уж точно угроза сорваться в воду нас не пугала, а потому можно и расслабиться, и красотой речной полюбоваться.
  
  Протока здесь казалась уже, чем напротив лагеря, и вода бежала быстрее. Шум ее был монотонно - резким, по поверхности местами расходились отдельные струи - бегущая вода делилась чем-то расположенным в глубине на темные и светлые полосы. На высоте струй местами даже намечались небольшие барашки. На поворотах, где протока делала резкие изгибы, и вода с силой била в высокий берег, можно было увидеть целые залежи упавших подмытых деревьев. Здесь встречались и старые, упавшие год или два назад, но не уплывшие из-за тесного переплетения ветвей, и совсем свежие, потерявшие опору в этом году, листва которых еще местами зеленела на хлещущих по воде ветках.
  Противоположный берег весь зарос кустарником, а после падения воды ниже кустов тянулись круто уходящие вглубь откосы обнажившегося речного дна, возле которых окунь гонял рыбью мелочь. Вода вдруг вспыхивала от сотен расходящихся во все стороны брызг и с шумом, напоминающим шум вырывающихся струй из душевой лейки, мелочь, немного пролетев над водой, разбегалась в разные стороны от одураченных хищников. В центре целого каскада небольших кругов на воде неизменно оказывался один большой, который медленно расходился в стороны и не исчезал даже тогда, когда ни одного маленького уже не оставалось.
  На берегу часто встречались небольшие рыбацкие стоянки на одну - две машины. Неизменное кострище, возле которого постоянно попадались наломанные ветки для костра да пустые бутылки и банки, брошенные уехавшими хозяевами. Неужели трудно собрать весь этот хлам и закопать в лесу? Неужели приятно, снова приезжая сюда, видеть весь этот мусор, оставленный раньше? Мы стараемся всегда прибрать за собой, и обязательно закапываем все, что нельзя сжечь. После нас остается разве что огромная куча неприбранной угольной золы от пяти - шести мешков сожженного угля да прочно сделанные столы и лавки, которые могли бы послужить не один сезон. Да только ни разу, возвращаясь через год на старые рыбацкие места, мы не увидели сделанных нами ни столов, ни лавок. Кто ломает, а главное - зачем? Загадка!.. Дома то уж эти лавки точно не поставишь? Здесь, похоже, рыбаки были к порядку не приучены. Жаль. Впечатления от нашего променада становились более скромными.
  
  Метров за двести от лагеря мы набрели на окончательно поправившегося Гену, который удобно расположился на крутом берегу с удочкой в руке. Свесив ноги, он поглядывал на поплавок, который торчал недалеко от поваленного дерева. За стволом некогда огромного тополя, не выдержавшего борьбы с водной стихией и рухнувшего в протоку, образовалась небольшая тихая заводь, где вполне мог устроить себе засаду хищник. Вот Гена и пытался взять его на живца. Об этом говорил наш знаменитый десятилитровый бидон, в который Санька маленький периодически подсаживал пойманных им мальков, стоящий на берегу. В другой руке Гена держал надкусанное яблоко с красивым розово-красным бочком, даже по одному виду которого можно было сказать, что яблоко удивительно сочное и сладкое. Откуда!?
  - А у нас гости, - заметив наши недоумевающие взгляды, сообщил Гена. - Деды на "Ниве" из Барнаула приехали. Вот, яблоками угостили. Тоже не первый год сюда ездят.
  Потом с сожалением посмотрел на остатки яблока и протянул его нам. Взамен он получил большой ломоть хлеба от остатков буханки, которую незаметно для себя мы почти умяли по дороге. Со свежей сорванной кисло-сладкой ежевикой есть его было очень вкусно.
  Мы посидели несколько минут на берегу, тоже опустив гудевшие ноги к воде, доели яблоко и побрели к лагерю. Вроде из деревни шли спокойно, а тут как гири к ногам привязали, еле поднялись с земли. Ну, еще бы, километров двадцать пехом за сегодняшний день намотали. Так бы сидели и сидели, но надо было идти знакомиться с гостями.
  Ниже по берегу, метрах в десяти от отгороженной парашютной стропой нашей территории, стояла белая "Нива" с алтайскими номерами и открытой задней дверью. Возле нее копошились два мужика, которым можно было смело дать "...далеко за шестьдесят". Рядом импровизированный столик из деревянного ящика, накрытого газетой с остатками обеда, пучок бамбуковых удочек, прислоненный к машине, чехол из-под лодки, которая уже стояла на берегу у самой воды. Из машины неслась залихватская песня, что-то из репертуара "Кар - Мэн". Даже не подумаешь, что пенсионеры могут слушать такую музыку. А вот костра не видно.
  Мы, выложив хлеб и растаявшее, превратившееся в бесформенный кусок сливочное масло, граммов триста которого купили в Гонохово, подошли к машине. Коля, как самый старший из нас, не считая, конечно, Василия Емельяновича, быстро нашел общий язык с дедами.
  Владельцам белой "Нивы", которых звали одинаково - Михалычами, именно так они представились, действительно за шестьдесят. Живут в пригороде Барнаула в своих домах. У каждого хороший сад, яблоками из которых они и угощали наших парней. Десяток бело-желтых красавцев еще лежал на нашем столе, словно поджидая нас с Колей. На рыбалку ездят сюда уже лет десять, всегда стараются пробиться на вторую стоянку, как и мы не любят, когда рядом много народа. Сети ставят на озерах, но немного. Ездят в основном для души, а не для добычи. Любят приезжать сюда поздней осенью со спиннингами, когда в протоке скапливается очень много щуки. Один из дедов, тот, что был потолще, похвастался, что за день в прошлом году осенью, чуть ли не по первому ледку, выловил пятьдесят три щуки от килограмма и выше. Если не врет - здорово.
  За разговорами мы и не заметили, как на берегу появился еще один гость. Сначала я обратил внимание, что Колян уставился куда-то в одну точку и удивленно смотрит, чуть ли не открыв рот, поднял глаза, и ... сам чуть рот не открыл. Возле импровизированного стола у машины стояла немолодая женщина в старомодном выцветшем синем купальнике, который был ей немного великоват, и держала в руках стопку чистой посуды. Откуда?! Сколько лет ездили сюда на рыбалку, да и в другие места неоднократно, но никогда на берегу не видели ни одной женщины, да еще в купальнике. Женщине можно было дать и пятьдесят и пятьдесят пять. Худая, сухое морщинистое лицо, светлые волосы стянутые сзади резинкой, образуют неровный хвост. Ясно, что приехала с Михалычами...
  Мы быстренько свернули разговор и отправились на свою, отгороженную территорию.
  Наши почти в полном составе сидели у стола и, не дожидаясь пока нагреется чайник на тлеющих углях, от души наворачивали привезенный белый хлеб с маслом и рассматривали заветные лицензии. Мы же с Колей ударили по яблокам, которые по вкусу ничуть не уступали яблоку, которым угостил нас Гена. Разве что чуть кислее.
  Женщина действительно приехала с дедами. Причем она не жена, не дочь и не сестра ни одному из них. Просто соседка, как сказал один из Михалычей. Увидела, что они собираются на рыбалку, ну и напросилась в качестве кухарки, решила отдохнуть от домашних забот. А дома у нее пятеро детей и муж - алкаш. Хотя по внешнему виду можно было смело предположить, что сия дама и сама не чужда водовке. Лицо у нее такое ... специфическое.
  Обед из картошки и тушенки, пока деды ставили сети на озерах, она стряпала на нашем костре, потом кормила своих рыбаков, уговорив вместе с ними за обедом поллитровку, потом мыла посуду. Поэтому мы с Колей ее сразу и не увидели. Ходила она, несмотря на комаров, которые все же донимали, в купальнике, вроде как загорала. Хотя какой тут загар - солнце в лагере попадалось местами, а к вечеру совсем ушло за деревья.
  Мы вместе с мужиками впали в уныние ... Ну надо же!.. Теперь ни штаны не снять, ни сматериться от души, ходи да оглядывайся.
  
  Проснулся я от громких криков.
  - Валентина!.. Валька!.. Куда ты, сука, запропала? - надрывался кто-то незнакомый.
  Какая Валька, почему - сука? Что, вообще, происходит?
  В палатке кроме меня и Коли, который еще спал и никак не реагировал на вопли за стеной, никого не было. За пологом просматривалось наступившее утро, которое явно было солнечным - в палатке душно. Или это я тепло одет?.. Голова спросонок работала плохо.
  Вчера мы отправились спать самыми первыми, даже не стали ужинать, хотя Саня обещал накормить нас жареной рыбой. Сказалась тяжелая дорога и хлопотливый день. С трудом я все же вспомнил о соседях - Михалычах, и сразу сообразил, что ищут они свою спутницу, женщину с неровным хвостом и в купальнике, хотя и понятия не имел, как ее зовут. Интересно, как они разместились трое в "Ниве"? Палатку они точно не ставили, во всяком случае, при нас.
  Толстый Михалыч, в отвисшем на коленках синем трико, босой и голый до пояса ходил вокруг лагеря и время от времени истошно звал пропавшую Валентину, разнообразя свою речь выражениями, как это принято говорить, ненормативной лексики. Его хмурый вид, всклокоченная шевелюра да красные глаза говорили о том, что вечерком они очень хорошо посидели у костра. Несколько наполовину истлевших толстых палок возле машины да столько же пустых водочных бутылок не давали повода усомниться в этом. Когда мы с Коляном отправились спать ни костра, ни бутылок не было. А мы ничего и не слышали.
  Из наших в лагере были только Гена да Костя. Гена возился в кустах возле бочек с рыбой - проверял, Костя на берегу похоже мыл посуду. Стол прибран, чайник, выпускающий парок через носик, стоит возле костра. Ребята уже позавтракали и уплыли на озера, а Василий Емельянович, наверняка, отправился за карасем на свою любимую яму, которую он нашел на Подкове. Вот это мы разоспались!
  Пока я умывался, Костя, помывший посуду, рассказал вечерние и утренние новости.
  Посиделки у наших соседей действительно были. Кто бы сомневался! Сначала они отдыхали у нашего костра, предложив и ребятам по рюмочке, но когда те собрались спать, решили разложить свой и продолжить отмечать приезд на протоку. Решимости, по словам Кости, у них было, как и возраста - хоть отбавляй. Повеселевшая и раскрасневшаяся Валентина, что было заметно даже в сумерках, до последнего ходила в купальнике, и только по темну, когда нашим даже в куртках стало прохладно, накинула на плечи что-то вроде длинной вязаной кофты. Куда она подевалась, Костян не знал, потому что тоже ушел спать. Но что Валентина ни уступала дедам по количеству выпитого, это Костя заметил точно.
  Второго напарника - худого Михалыча, видно не было. Судя по тому, что толстый звал только Валентину, второй спал в машине.
  Ну, ни чего себе! Дожили ...
  - Может, утонула?.. - как-то философски протяжно сделал предположение Костя. - А что? Пьяная ... Пошла умыться ... Кувыркнулась ... Течение здесь быстрое ...
  - Не-е, Костя, - резонно, как мне казалось, возразил я. - Зачем ей, пьяной, ночью умываться? Она и трезвая-то не моется. Ты руки ее видел? Да и деды, наверняка до последнего сидели. Они бы спохватились и с вечера бучу подняли.
  - Ну, это смотря какие они сами были, - тоже не менее резонно заметил Костя. - Видишь, второй-то до сих пор дрыхнет. И по фигу ему мороз ...
  Неужели вот так можно напиться, чтобы не заметить пропажи напарника? Но ведь пропала ... Значит можно.
  Постепенно потуги полуголого Михалыча сошли на нет. Побродив вокруг лагеря, он успокоился, особенно после того как я высказал предположение, что развеселая Валентина подалась на первую стоянку за продолжением праздника первой ночи на рыбалке, махнул рукой и отправился в машину досыпать. Проснувшийся и позавтракавший Коля занялся приготовлением обеда. Обещал приготовить какой-то только ему известный суп. Костя остался помогать да лагерь караулить, а мы с Геной прихватив удочки и неизменный бидон с живцами, отправились к тихой заводи за тополем, где вчера он и рыбачил.
  Клев был так себе. Живца теребил в основном не крупный окунь, а шелупонь, чуть больше самого живца. Добычу мы бросали в бидон - пусть охотники и жертва вместе порезвятся. Но все равно было интересно, и незаметно мы скоротали время до обеда.
  В лагере нас ждал сюрприз - нашлась пропажа. Нечесаная Валентина с лицом, напоминающим непропеченный блин, на котором выделялись узенькие щелочки глаз, вздрагивающая и жалкая, все в том же неизменном грязно - синем, обвисшем купальнике, сидела у нашего костра на корточках, вытягивая над огнем трясущиеся руки. Уж от чего она тряслась больше - от холода или от похмелья, сказать трудно. Лицо, руки, ноги и вся спина несчастной были искусаны комарами на каждом сантиметре. Эту красную сыпь можно было сравнить, наверное, с чешуей - чуть погуще бы и точно - Ихтиандр в купальнике. Волосы, уже не стянутые в хвост на затылке, которые и без того напоминали использованную паклю, теперь были густо перемешаны с прошлогодними листьями серо-черного и коричневого цвета и годились разве что на сантехнические работы, дырки затыкать. На коже спины и живота отчетливо пропечатались глубокие вдавленные полосы самой причудливой формы - и на чем это она лежала, интересно?
  Гена остановился, заморгал глазами и только с удивлением вытянул губы в трубочку, но сказать так ничего и не смог. Мне приходилось видеть таких "красавиц" по работе неоднократно, поэтому я отреагировал более прозаично - крякнул и повернул к берегу. Сразу захотелось умыться ...
  Все же я заметил как Коля, добрая душа, настоящий рыцарь, сострадалец чужому горю, налил в кружку горячего кипяточка и протянул Валентине - согрейся, мол, бедолага ... Эх, Коля, не этого ты налил, не этого ...
  
  Где провела ночь Валентина, рассказал Коля. Он чуть ложку, которой помешивал суп, в котел не уронил от испуга, когда сначала услышал, а потом и увидел, как в полной тишине из-под "Нивы", где безмятежно продолжали спать Михалычи, показались сначала ноги с грязными пятками, затем тощий, откляченный зад в синем купальнике, потом спина в красных пятнах от комариных укусов и серо-черных листьях, а затем и всклокоченная голова из пакли. Всю ночь перебравшая Валентина проспала под машиной, даже не удосужившись накрыться хоть какой-то тряпкой. И по фигу ей были и комары, и холод, и Михалычи, и все на свете. Она даже не слышала, как все утро сердобольный дед рысью бегал вокруг лагеря в ее поисках и даже голос чуть не сорвал, выкрикивая вместе с ее именем слова привета, которые и разбудили меня.
  Проснувшиеся деды полечили пропажу своими средствами: сначала дали по роже, чтобы не пряталась, потом дали похмелиться, чтобы не тряслась как припадочная, потом намазали всю одеколоном, чтобы не так зудели комариные укусы. Лицо страдалицы еще долго напоминало лицо китайца - круглое и с узкими щелочками глаз, под одним из которых появилось украшение в виде сине-фиолетового фингала, совсем закрывшего глаз на неопределенное время.
  
  Ближе к вечеру стали ждать вахту - Иван Иванович обещал быть к ужину. Если мы ехали сюда часов тринадцать - четырнадцать, то Ваня дойдет быстрее, ему останавливаться в Журавлях и по трассе не надо. Пусть даже в шесть - семь утра выйдет - в пять - шесть уже будет здесь. Что может сломаться по дороге, мы даже не думали - такой водитель предусматривает перед дорогой все, подкрутит, подмажет, подкачает.
  И точно - около пяти послышался постепенно нарастающий тугой звук надрывающегося дизеля, и, наконец, когда все мы уже стояли на краю поляны, из-за поворота показался оранжевый бок, а затем и вся такая знакомая и любимая вахтовка с улыбающимся во весь рот Иваном Ивановичем в кабине. Петя отмотал один конец парашютной стропы, и машина заехала на поляну, после чего "шлагбаум" снова закрылся. Водитель легко спрыгнул с подножки и, продолжая улыбаться, подошел к нам, протягивая руку для приветствия. Мы обступили его со всех сторон, хлопали по плечам, пожимали руки, тянули к костру, галдели, наперебой расспрашивая о новостях в поселке. Иван Иванович присел к столу, расстегнул ворот своей синей клетчатой рубахи и облегченно вздохнул - что ни говори, а дорога дальняя и для одного совсем не легкая. Чувствовалось, что он тоже рад своему приезду.
  В поселке все по старому. Все живы - здоровы. Вахту дали легко. Доехал нормально. Два раза тормозили гаишники, но документы и легенда у него в порядке - он едет за строителями, "которые вахтовым методом директору разреза строят дачу". То на Обском море - это для Новосибирских инспекторов, то на Оби - это для Ордынских. Ваня дело знает. Мы, бывало действительно, чтобы скрыть нашу рыбацкую сущность устраивали для гаишников декорации на загляденье. Оставив фляги и бачки с рыбой в задней части вахты, прикрывали их тряпками, заваливали проход барахлом, чтобы к ним нельзя было пройти, а на передний план для всеобщего обозрения выкладывали двуручную пилу и топор, которые всегда возили с собой. Да, мы - строители! Для наглядности на передние ступеньки в салоне даже бросали несколько стружек да горсть опилок, которые специально собирали где-нибудь на дороге возле строящихся придорожных кафешек.
  От супа Иван Иванович отказался, выпил стакан чая и погнал нас за рыбой, совсем как в первый день.
  Вечерние посиделки в этот день затянулись. Это и понятно - последняя ночь на протоке, когда еще приедем ... Погода словно поняла наше настроение и подарила нам тихий теплый вечер, легкий ветерок, который почти не ощущался, но комаров, тем не менее, разогнал. Соседи нам не докучали. Валентина так вообще из машины не показывалась, а деды, проверив сети и слегка закусив, тоже отправились на покой, поставив маленькую двухместную палатку.
  На ужин была картошечка с тушенкой, салат из помидоров, которые захватил из дома Иван Иванович, ну и традиционная рюмочка. Все стали вспоминать первый вечер рыбалки, когда точно так же ели картошку и закусывали салатом. Бутылки, тоже привезенной нашим поваром (он понимал, что водка к концу рыбалки у нас обязательно кончится), явно не хватило, и в ход, чтобы поддержать хорошее настроение пошло последнее средство - "Напиток Чумышский", так было написано на широкой литровой бутылке с фигурной ручкой и узким горлышком. Бутылка была моя и пряталась в рюкзаке на крайний случай. Я посчитал, что такой случай наступил именно сегодня. Сам напиток был желто-коричневого цвета и одновременно напоминал и коньяк, и самогон, настоянный на кедровых орехах. Пился он легко, и незаметно мы подошли к закономерному финалу - пить было больше нечего. Но ... чем бы дитя не тешилось ... Решили вновь устроить соревнование по ловле окуня на живца.
  В сгущавшейся темноте, когда по береговой тропинке ходить стало уже не безопасно, того и гляди, поскользнешься и нырнешь, забросили удочки все, кроме Василия Емельяновича. Но и тот присел рядом, наблюдал. Может быть болел за зятя?.. Посмотреть со стороны - образцовые рыбаки сидят в рядок, только сигаретные огоньки мерцают, соревнуясь со звездами. Берега было маловато и самый крайний из нас - Иван Иванович - оказался у самых кустов, куда мы обычно заносили лодки, чтобы спокойно переправиться через протоку. Именно ему и повезло в этот вечер. Он единственный, кто вытащил на живца ни кого-нибудь, а самого настоящего судачка. Пусть небольшого, но все же не окуня, которые уже изрядно поднадоели всем. Его и признали победителем. Правда, приза ему не досталось - наливать было нечего.
  Вовремя сообразив, что в вахте не будет рычаще-храпящих соседей, я, прихватив спальник и подушку, уже в полной темноте перебрался туда, где привольно расположился на переднем сиденье и прекрасно выспался. С одной стороны "снотворного" было достаточно, с другой - никто не будил дикими трелями, отнюдь не соловьиными.
  
  Проснувшись утром, я с удивлением обнаружил, что в вахтовке кроме меня ночевали Санька маленький и Костя. Санька, чуть накрывшись легким одеялом, спал на заднем сиденье, обнимая бочку с соляркой, Костя, одетый в куртку, расположился посередине салона, перекинув ноги наполовину обутые в сапоги на противоположное сиденье. Никакого одеяла на нем не было, а под головой лежал свернутый спальник, которым мы накрывались в палатке. Выходит, что не только меня достала храпящая братия. Стараясь не шуметь, я выскользнул из машины и только прикрыл дверь, чтобы не разбудить спящих ребят.
  
  Утро было чудесным.
  Солнце встало, но еще не успело выкатиться из-за деревьев на противоположном берегу, и его лучи пробивались сквозь них, оставляя длинные желтые полосы, достигающие нашего берега, от чего тот казался похожим на стиральную доску. Легкий шум от бегущей воды ничуть не напоминал шум недавнего дождя, и не убаюкивал, а наоборот, бодрил. Хотелось непременно заняться каким-нибудь делом.
  Я сидел на берегу, сняв шапку, и подставляя давно не мытые волосы легкому ветру. За неделю мы с Петей только раз устроили банный день - зашли в воду, окунулись, намылили головы шампунем, снова нырнули. На этом баня закончилась. Купались ли другие парни, мы не знали. Холодная вода особо никого не прельщала.
  Наверное, надо побриться... Нет! Схожу-ка я проверю закидушки, а уж потом побреюсь, пока все спят. Обычно закидушки проверял Гена, особенно в первые дни рыбалки. Но, огорченный постоянными неудачами - попадались одни небольшие окуни, он к этому занятию охладел, и последние дни закидушки проверял или я или Санька маленький. Правда, результат был такой же, как и у Гены. Вчера вечером перед соревнованиями я закидушки проверил, но ничего кроме обглоданных червей не обнаружил. Раздосадованный я поменял останки червей на живцов, насадив на каждый крючок по вполне приличному чебаку, пойманных Санькой. На такого мелкие окунишки, надоевшие своим баловством и безрезультатно уничтожившие никак не меньше стакана червей, явно не польстятся. Мощей не хватит.
  Прихватив свою рыбацкую сумку, я отправился на косу, рассчитывая сразу прибрать снасти, чтобы не тратить время позднее, когда начнется работа по снятию сетей да сборам в дорогу.
  Обычно, выходя на косу, где стояли две закидушки (в целях экономии червей по совету Гены, я остальные снял), можно было издалека заметить безвольно провисшую леску с чуть раскачивающимся колокольчиком на дальней или оструганной с одного конца ивовой веточкой, играющей роль сторожа на ближней закидушке. Сегодня я увидел деревянного сторожа, сиротливо лежащим на песке в полуметре от ветки, к которой крепил леску. Леска, как ни странно была туго натянута, так, что даже ветка - рогулька наклонилась к протоке, и уходила в воду под острым углом. Положение второй было стандартно безвольным - леска ослаблена, колокольчик, укрепленный на ней, чуть ли не лежал на земле.
  Сердце учащенно забилось, ноги сами стали двигаться быстрее, мысли так просто замельтешили... Неужели кто-то соблазнился чебачком? Кто? Крупный или нет? Леска на поводке всего 0,25... Выдержит ли? Может сбегать за подсаком? Нет... Вдруг не смогу вывести, насмешу ребят в лагере... А-а... Будь что будет... Все равно никто не видит...
  Так, или примерно так рассуждал я, а руки уже отбросили сумку за спину и ухватились за леску. Кто-то, сидящий на другом конце, почувствовал это, и леска натянулась еще сильнее, потом стала хаотично дергаться. Я сразу ослабил руки и увидел как заходила ходуном ветка с закрепленной леской. Прекрасно! Попавшийся хищник (что это был именно он, я не сомневался - ну не карась же живца заглотил), должен был изрядно утомиться, воюя с пружинившей веткой, а мне будет легче воевать с ним. Но хищник думал совсем по-другому. Когда я осторожно вытащил леску из расщепленной верхушки, она вдруг резко натянулась и заскользила между пальцами. Хорошо - хорошо... Пожалуйста... Правда не так резко, а то чего доброго в коряги куда-нибудь заскочит. Я стал леску притормаживать, а затем, когда рывки стали стихать, совсем остановил ее движение. Теперь можно и подтянуть... Иди сюда, красавец... Так, хорошо... Еще немного... Стоп - стоп... Куда?.. Снова резкие рывки и снова приходиться травить немного лески, чтобы, не дай бог, не оторвался поводок. Успокоился?.. Иди сюда снова...
  Минут через десять борьбы, проходившей с переменным успехом, мне удалось увидеть темную широкую спину, которая тут же скрылась в глубине - пленник почувствовал близость берега и удвоил усилия по освобождению. Пришлось снова травить леску и снова осторожно вываживать добычу. Крупную добычу! Теперь я в этом не сомневался - спина шириной чуть ли не в ладонь давала основания думать именно так.
  Еще через десять минут я держал в руках красавца язя килограмма на два - два с половиной, никак не меньше. Щеки и голова его отливали золотом, а тело металлическим серебром, спина же казалась почти черной. Плавники, кроме спинного и хвоста, были похожи на киноварь, те - темные, остальные красные и до того яркие, что сразу бросаются в глаза, а уж потом замечаешь все остальное. При поворотах цвета рыбины менялись, и я с удовольствием полюбовался игрой красок.
  Язь - крайне умная и осторожная рыба, хотя и не такая пугливая как лещ. Все чувства у язя развиты превосходно: он отлично видит, слышит и чует. Умом и силой он не уступает сазану, и, пожалуй, его превосходят. Крупный язь может перепрыгнуть преграду до семидесяти сантиметров высотой. Ни одна рыба так ловко не вывертывается из рук, ни одна не выскакивает так часто из плохо прикрытых садков. Увертливость язя даже вошла в поговорку. Поэтому, законное чувство гордости переполняло меня - я справился! С сетей мы снимали подъязков, но те были раза в три, а то и в четыре меньше, и не такие яркие, бледнее, что ли...
  В лагерь, оставив на косе и несобранные снасти, и сумку, я возвращался не вдоль берега, а по тропинке петляющей среди деревьев чуть в стороне - все боялся, а вдруг красавец язь вырвется. Силы у него, несмотря на долгую борьбу, было еще достаточно. Периодически он начинал выгибаться, трепыхаться, бить хвостом - все норовил вырваться, и один раз ему это даже удалось. Хорошо, что шел я не по берегу. Язь упал в траву, и весь вывалялся в траве и листьях. Нести его после этого стало легче, но красоты поубавилось, краски поблекли.
  Когда я появился в лагере со стороны леса, оценить мою добычу уже было кому. Вставшие Коля и Иван Иванович, увидев широченные красные плавники, торчащие из-под грязных листьев, которые как раз задергались - язь предпринял еще одну отчаянную попытку освободиться, молча уставились на меня и с минуту, наверное, молчали.
  - Иваныч, ты его в лесу поймал что ли? - спросил, наконец, Коля.
  - Ага, под березкой, вон там, в низинке...Видишь, весь в листьях... Прятался сначала... Еле курткой накрыл... А до чего шустрый, чуть не улетел... Вишь, крылья какие, - я, балагуря, демонстративно развел язевые плавники, подняв его на вытянутые руки.
  Иван Иванович, широко раскрыв удивленные глаза, смотрел то на меня, то на Колю и ничего не понимал.
  Пришлось рассказать и о закидушках, и о Гене, и об обгладываемых червях, и о вчерашнем живце.
   Когда я, стряхнув с успокоившегося пленника листья, положил его в стоящее рядом ведро, половина его свесилась наружу, а хвост чуть ли не доставал земли. Все же знатная добыча.
  Когда разбуженный нашими разговорами Гена, невыспавшийся и небритый вылез из палатки, Коля уже колдовал над костром, готовя себе утреннюю порцию чая - чифира.
  - Гена, проспал ты свое рыбацкое счастье, - ехидно - сочувственно заявил он. - Вон, смотри какого язя доктор на ваши закидушки вытащил. - Коля кивнул головой в сторону ведра, из которого торчал огромный хвост.
  Язь словно почувствовал, что разговор зашел именно о нем и предпринял отчаянную последнюю попытку вырваться из плена. Хвост его резко дернулся, тело изогнулось и перевалилось на другую сторону ведра. Ведро повалилось на бок и покатилось по косогору прямо к берегу. Язь, естественно выпал и, делая кульбиты, переворачиваясь в воздухе, тоже устремился вниз.
  Наш крик, наверное, разбудил всех, кто еще спал. С сушины на противоположном берегу протоки с шумом сорвался и нырнул за деревья коршун Степка, ждавший подачки. Одноглазая Валентина, которая не показывалась на поляне целый день, приоткрыла дверку "Нивы" и уставилась на нас именно заплывшим глазом, в другом одновременно читался и испуг, и интерес, и злость. Костя, прыгнувший с верхней ступеньки вахты и едва не упавший из-за спущенных наполовину сапог, заматерился и, поддерживая руками расстегнутые штаны, прихрамывая, устремился к нам:
  - Что? Что случилось? Чего орете? - не менее громко закричал и он.
  Саня большой и Саня маленький почти одновременно высунули головы: один из палатки, откинув полог, другой из окна вахтовки, отодвинув стекло. В глазах их читался только интерес.
   Судьба язя была предрешена - до берега было далеко... Мы с Геной, мешая друг другу, устремились за ним. Я подоспел первым, но Гена забрал у меня чуть не удравшую добычу, покачал на вытянутых руках, словно взвешивая:
  - Да-а-а,.. сколько дней проверял - и ничего, - с горечью произнес он. - Стоило пару дней пофилонить... Везет тебе, доктор.
  Ну что тут скажешь? Действительно - везет.
  
  После немудрящего завтрака, оставив в лагере только Ивана Ивановича, который должен был готовить машину в дорогу, Василия Емельяновича, который еще вчера перевез свои снасти в лагерь, да Саньку маленького им в помощь, отправились снимать сети. Собственно снимать сети задача не очень сложная. Особенно если погода тихая, как сегодня. Куда сложнее и тяжелее эти сети, да и все остальное перенести в лагерь. Сети сами по себе тяжелые. Да еще с них бежит вода, так что приходится, чтобы не промокнуть надевать резиновые брюки и куртки, что мы с Костей и сделали. Представьте себя в сплошной резине в солнечную погоду, как сегодня. Еще неизвестно что лучше, быть мокрым от воды с мешков или от пота.
  Гена, Коля с Петей, да Санька поплыли снимать. Сначала они вывезли снятую рыбу, которую мы разложили по мешкам, потом часть сетей. Сети тоже разложили по мешкам. Получилось три мешка сетей да два мешка по полмешка рыбы. Груз не из легких. Связав веревкой два мешка с сетями, мы загрузили их Косте на холку, вроде как коромысло. Прихватив мешок с рыбой, тот, что был полегче, он, поскрипывая, отправился к протоке. Скрипела то ли резина рыбацкого костюма, то ли Костины суставы. Я взвалил полный мешок с сетями на плечо, через другое прихватил полмешка рыбы, и отправился за ним. Идти было около километра. Хорошо, что ребята вывезли рыбу и сети на берег ближе к протоке через первое озеро (название для него мы так и не придумали). Пока мы ждали их, ножами, с которыми не расставались никогда, нарезали камыша и настелили проход до самой воды. Так стало намного легче - не надо чавкать по колено в грязи, подходя к воде. Да и лодки потом можно будет вытащить чистыми, которые куда как приятнее нести.
  На половине дороги Костя встал. Просто стоял и ждал меня.
  - Я вот думаю, Иваныч, - загадочно сообщил он мне, когда я поравнялся с ним, - смогу я опять эти мешки на спину забросить, если сейчас сниму их или нет?
  Я стоял рядом с ним и думал о том же самом. Потом решительно сбросил сети на землю, осторожно поставил рыбу:
  - Привал, Костя... Иначе сваримся вкрутую...
  Костя с радостью просто присел и выскользнул из-под своего тяжелого коромысла. Чтобы немного остыть пришлось снимать и куртки и рубашки. Тельняшки, в которых ходили почти все рыбаки в нашей компании, были мокрыми - хоть выжимай.
  Минут через десять тронулись снова. У протоки нас уже ждал паромщик Санька маленький, которому мы с радостью передали ненавистный груз и отправились обратно.
  До чего же приятно идти налегке. Ветерок обдувает. Руки как будто крылья - того и гляди, замашут, легко неимоверно!
  Во второй раз мы с Костей несли по мешку сетей и весла с насосами. Ребята тащили лодки. Было намного легче и веселей.
  Перед самым отъездом традиционный обед. А перед обедом традиционное наведение марафета.
  Сначала массовое умывание и бритье. Хотя Санька большой и Костя предпочитали не бриться и находили особый шик в том, чтобы приехать домой заросшими, как чеченцы.
  - Кто поверит, что на рыбалке были? - был их железный аргумент, когда они рассматривали нас белых и чистых.
  Но нас это не смущало. Приехать домой чисто выбритым и трезвым - вот фокус. Кто поверит, что на рыбалке были? А нам этого и не надо, особенно если гаишники остановят.
  
  Побриться на берегу задача не из легких. Воду греем в консервных банках, которые сначала выжигаем на костре, так что они становятся синими и хрупкими. Щетину, у кого больше, у кого меньше, отпариваем горячей водой и натираем мылом (только года через два Петя догадался брать на рыбалку пену для бритья, да и одеколон). А потом скоблим, скоблим... Щетина уже приличная - восемь дней прошло, лезвие быстро тупится, и заканчиваем наводить марафет уже чуть ли не со стонами - больно... Но и это еще не все. Из выброшенных в свое время бутылок, которые еще не закопали в яму, сливаем остатки водки и протираем чистые лица, которые начинают гореть. Что тут начинается!.. И а-а-а,.. и е-е-е,.. и о-о-о... Словом, весь букет непереводимых русских слов. Еще минут через пять все успокаивается, и мы уже переодевшись, рассовав ставшую родной чумазую робу по мешкам и рюкзакам, рассаживаемся за столом, чистые и умиротворенные.
  Сегодня Иван Иванович сварил суп с картошкой и лапшой, щедро заправив его оставшейся тушенкой. В каждой из тарелок чуть ли не по полбанки.
  - Ну, давай, Иваныч, не томи, - Коля с надеждой смотрит на меня, как и все остальные, а я делаю вид, что ничего не понимаю.
  Потом, словно вспомнив что-то, хлопаю себя по лбу и бегу к вахтовке, куда уже уложены все вещи. В рюкзаке лежит заветная бутылочка коньяка, которую мы всегда оставляем на последний обед. Как бы не хотелось выпить на берегу раньше, ее мы не трогаем, только перед самым отъездом. Каждый год повторяется одно и то же. Роли давно выучены, отрепетированы, а все равно интересно.
  Последний обед проходит на ура. Осоловевшие, не столько от выпитого (что там бутылка коньяка на семь человек - Иван Иванович и Санька маленький нам не компания), сколько от съеденного, долго встаем. Душа Иван Иванович быстро моет посуду, забрасывает ее в машину. Последняя сигарета на берегу, последняя фотография, рукопожатие Михалычам (Валентина так и не появилась), и вахта, в последний раз огласив окрестности громом своего сигнала (напуганный Степка опять срывается со своего излюбленного места и в страхе улетает), трогается в обратный путь.
  Будет еще один обед в сосновом бору, будет ночной Новосибирск, будет очень поздний ужин или ранний завтрак в Журавлях... Все это еще будет... Как будут и другие, не менее замечательные рыбалки.
  А здорово, что все мы здесь сегодня собрались... Правда, здорово!
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"