Здесь всё моё: нескончаемые пространства, исполненные великолепия, невиданная роскошь громадных величественных залов, слуги, сотворённые мною из рабской покорности. Сама структура этого мира принадлежит мне. Она податлива и мягка, смиренна, послушна и подвластна лишь моей воле. Я всемогущ и доволен этим.
И самое главное, что вызывает в душе некие оттенки восторга - это любовь. Мой мир любит своего хозяина. Это чувствуешь, от этого нельзя не получать удовольствия.
Я, восседая на Троне Всевластия, медленно и величественно проплываю под теряющимися в дымке величественной высоты куполами Залов Отдохновения. Ряды подданных, облачённых в роскошные наряды, гнутся в почтительных поклонах.
Они надоели мне. Достаточно и взмаха руки, чтобы их не стало. Еле заметно двигаю пальцем, чувствуя тяжесть драгоценнейшего из перстней. Пространство искривляется, поднимается слабый холодный ветерок и сдувает обермейстеров с фрейлинами, как песочные фигурки.
Зеваю. Творю вокруг себя хрустальные зеркала и любуюсь множественными отражениями. Я величественен.
Лечу сквозь пустоту к Оранжерее. Улыбаюсь. Там, в окружении изысканных ковров и бесценных бриллиантов спит та, которую я назвал Ева. Она прекрасна, ибо лучшее из моих творений!
Массивные двери отворяются, в пространство зала выплёскивается желтоватый свет пламени множества свечей, отражающийся от драгоценностей. Нежный аромат цветов и умытых дождем деревьев дарит неповторимое удовольствие. Запахи сожжённых в курильницах смол трогают самые тонкие струны души, вызывают благоговение.
Я опускаюсь на устланный коврами пол и медленно иду к помосту, отделанному камнями зелёного цвета, и мрамором, и перламутром, и камнями чёрного цвета. На нём покрытое пурпуром ложе. Оно достойно богов, ведь создано мной. Сердце трепещет в предвкушении встречи с великолепнейшим из созданий, что возлежит, словно на алтаре, в самом центре святая святых моего дворца - Оранжерее.
Поднимаюсь по ступеням и теряю голову, видя плавные изгибы женского тела под невесомым прозрачным покрывалом. Она дышит. Я захотел, чтобы она дышала и жила.
- Ева... - шепчут мои губы. Рука тянется к ней и замирает, в нерешительности застыв на полпути. Мне нравится эта игра.
- Снова зашёл полюбоваться? - спрашивает Ева, даже не повернувшись ко мне. Звучание голоса, ещё не отошедшего ото сна, тонкой искусной вязью вплетается в ароматы благовоний, рассеянные в воздухе.
- Да.
- И снова уйдёшь?
- Да.
Я всё-таки решаюсь коснуться её волос. Мягкость их приводит меня в неописуемый восторг. Ева вздыхает.
- Ты не представляешь, как тоскливо одной в царстве созданных тобой стекляшек и фантомов, - говорит она.
- Оглянись, Ева, этот мир лежит у твоих ног.
Она резко поворачивается и садится. Покрывало струится по плечам, немного задерживается на груди и невесомой волной оседает на бёдрах.
- Зачем ты обрёк меня на страдание?
Мы смотрим друг на друга. Мне нравится её дерзость, но ещё больше - глаза. Я сделал их из чистого золота.
- Ты окружена заботой и роскошью, достойной лишь избранных.
Она пытается что-то сказать в ответ, но я не слышу её. Воздух вокруг меня уплотняется, слова вязнут в нём. Предметы теряют плотность и начинают растворяться в пространстве. Весь мир тает и течёт. Поток увлекает и меня, лишая телесной оболочки. Мышцы трещат и рвутся, с хрустом лопаются кости.
Я кричу и просыпаюсь.
Передо мной, словно демон, стоящий на страже у ворот другого мира, возникает тщедушный человечек со сморщенным, будто высохшим лицом. Он злорадно скалит редкие худые зубы и размахивает концом кабеля прямо перед моим носом.
- Всё, мудаки! Ваше время вышло, - говорит демон и хихикает.
Я не сразу понимаю, кто это. Уже потом, когда двое начали бесцеремонно вытаскивать меня из кресла, я всё вспомнил и застонал.
***
Человечка мы называем Абстяга. Не знаю почему, так уж повелось. В группе Абстяги ещё двое: Бешеный и Горючка. Они оттаскивают меня и бросают на кучу тряпья в углу нашего мрачного притона. Сейчас их очередь подключаться, а наша доза вышла. Баллон, Глюк и я в ближайшие двадцать четыре часа обречены на самую, что ни на есть реальность.
- Ну что же вы, гады? - говорит Баллон, подсоединяя разъём к черепу Бешеного. - Разве можно так вырубать?
- Таймер надо ставить, ибо нефиг! - хихикает Абстяга.
Наконец, я окончательно осознаю всю реальность происходящего. Плохо мне. Рядом лежит хилое тельце Глюка и сотрясается в рыданиях. Фу, весь в соплях! Пытаюсь вспомнить его настоящее имя - тщетно. Я знаю только, что он всегда заходит за угол боком. Так-то он спокойный, молоденький.
Закрываю глаза. Мой Зал Отдохновения, мой Трон Всевластия...
Как сквозь вату слышу визг Горючки. Без всякого интереса смотрю, как его пытается придушить Глюк, потерявший над собой контроль. Исходящего пеной парня оттаскивает Баллон. Этот у нас вроде как за старшего. Ничего так мужик, хоть и задвигает порой странные вещи.
Получив два крепких удара в лицо, Глюк успокаивается.
- У тебя крыша поехала? - спрашивает Баллон. - Ты знаешь порядок.
- Я не хочу сюда... - ноет Глюк, хотя прекрасно порядок этот знает.
Очерёдность нарушать нельзя. Подключённый неприкосновенен, иначе не будет и твоей дозы. Порой понимание этого удерживает от желания прибить того, кто сейчас наслаждается виртуальной реальностью.
- Урод! - вскрикивает Горючка и закатывает глаза в предвкушении.
Я ненавижу его! Я всех ненавижу и подвал этот сырой ненавижу вдвойне.
Часы над проходом в прилегающие лабиринты труб и проводов показывают полночь. Баллон, скрипнув зубами, запускает систему.
В тишине, нарушаемой лишь мерным гудением электричества, все трое по очереди ковыряемся одной вилкой в банке консервов. Кажется, это тушёнка, а впрочем - какая разница, аппетита давно нет, и вкус атрофировался.
Исподволь рассматриваю своих вынужденных товарищей. Вздрагиваю. Кажется мне, что их глаза... У них нет глаз. Такое ощущение возникает при слабом освещении. Это люди, они реальны. Я не хочу, чтобы моя Ева была похожа на этих.
Бросаю вилку и отворачиваюсь.
- Э, - говорит Баллон, перестав жевать, - ешь, давай. Не хватало ещё, чтобы ты в голодный обморок грохнулся, когда на дело пойдём. На часы глянь. Барыга скоро придёт.
- Да, чмо пузатое припрётся вовремя, - Глюк сдавленно смеётся.
- Этому чмырю мы вообще-то обязаны, - говорю я, начиная злиться. Не люблю таких разговоров. - Если бы не он, то пахал бы ты сейчас на заводе и ждал, когда тебе разрешат на часок подключиться к сетям.
- Ешьте, - говорит Баллон. - Ешьте.
Хозяин приходит вовремя. Как обычно. Презрительно оглядывает нас, замерших в тёмном углу, и говорит:
- Ублюдки, если ещё раз в коридоре нагадите, я оплату подниму. Ясно?
Киваем.
Барыга проходит мимо подключённых. Эх, и здоровый он! Абстягу вместе с ложементом, вон, полностью закрывает.
Встал напротив Бешеного, схватил его за желтоватую кожу на щеке, оттянул, подёргал, хмыкнул, отпустил, вздохнул.
Мы внимательно следим за каждым его движением. Сами пошевелиться боимся. Вдруг чем-нибудь разгневаем? Были прецеденты.
Барыга требует денег. Их нет. Даёт сутки сроку и уходит, не забыв напомнить, что гадить надо в сортире, а не на проходе. Добрый он сегодня.
Ночью в Городе темно, безлюдно и жутко. Парки закатали в бетон ещё во времена Великой Виртуальной Революции, фонари демонтировали за ненадобностью, потому что некому под ними гулять. Точнее, никто не гуляет. Вместо фонарей теперь - прожекторы полицейских вертолётов. Мы боимся их, короткими перебежками передвигаясь вдоль улицы. От укрытия к укрытию. Запах остывающего асфальта и пыли вызывает тошноту. Прохладно.
Этой ночью мы должны раздобыть денег. Трудновыполнимая задача, но у Баллона, как всегда, есть план. Не могу понять: он умный парень, или бездумно везучий? Как бы то ни было, с ним не пропадёшь.
- Значит так, - говорит он, когда мы приседаем перевести дух возле бывшего магазина, - все помнят здание института на Проспекте? Отлично. До него ходу три квартала. Там, в подвале есть старый ретранслятор. Если его грамотно от сети отключить, кое-что выковырять и Барыге притаранить, будет самое то. Он нам ещё должен будет.
- Три квартала! - вскрикивает Глюк. - Ты охренел, нас повяжут!
- Чего ты встреваешь вечно, - говорю я, раздражаясь.
- Глюк, - Баллон спокоен, - ты у нас в виртуале кто? Крутой полицейский?
- Я супергерой сейчас...
- Тем более! Дойдём.
- Ага, дойдёшь вот с такими, - Глюк кивает на меня, - мечтателями.
Я в принципе человек неконфликтный, но иногда этот придурок меня до невозможности бесит. Начинаю закипать.
- Тихо, тихо, - говорит Баллон и хватает меня за горло. - Мечтатели тоже люди.
Я успокаиваюсь. Молчит Баллон. Сопит Глюк.
- Знаешь, - говорит он неожиданно грустно и сдержанно, - я парня одного... знал. Он, как и мы, подключился где-то нелегально и начал из дома всякую ерунду тащить, чтобы, ну, расплачиваться. Папаша его вычислил, один раз догнал уже на улице. Парень как раз что-то тащил, типа куртки, не знаю. Догнал, в общем, с ног сбил, сунул головой в лужу. Ногой прижал и...
Глюк задерживает дыхание. Становятся отчётливо видны его ключицы, обтянутые тонкой серой кожей.
- И что? - замираю я.
- И утопил.
- И к чему ты это рассказал? - старшой наш, прижавшись к стене, скрещивает руки на груди.
- К чему, к чему... Со мной так не будет, ясно? - Глюк лезет во внутренний карман своего драного пальто и достаёт нечто чёрное и явно увесистое.
Пистолет! У меня перехватывает дыхание.
- Ба! - говорит Баллон. - Да ты теперь не Глюк, а Глок! Патроны-то есть?
- А как же! - видно, как зубы Глюка обнажаются в ухмылке. Он сопит, нажимает куда-то, и магазин, кувыркаясь, летит на асфальт.
Баллон отрывается от стены и нависает над шарящим впотьмах парнишкой:
- Слышь, урод, польза от твоей игрушки будет тогда, когда мы её загоним. Дураку вроде тебя, потому что нормальному человеку она на хрен не нужна. Я ещё выясню, где ты её взял. После. А если ещё раз вылезешь с ней наружу, я тебя придушу. Ты понял.
- Понял, - кряхтит Глюк. - Тоже мне, нормальные. Где вы нормальных видели?
Шум двигателя приближающегося вертолёта срывает нас с места. Бежим от угла до угла. Темноту за спиной раздвигают толстые лучи прожекторов.
Раньше хорошо было: в темноте одинокого прохожего подкараулил, нахлобучил, ошмонал. Какие-никакие деньжата Барыге принёс. Сейчас налички уже и нету, да на улицах тихо. Все в сети. Я вообще не представляю, как теперь народ весь день работает с мыслью о подключении? А детям вообще тяжко, если родители запрещают. Брр... У нас-то свои способы скоротать время, на службу утром не вставать, и никто ругать не будет. Ну, если только копы не найдут. В городе тунеядцев не любят. Особенно зависимых.
А там, в виртуальности, по-разному загоняемся. Бешеный как-то рассказывал, что был на войне и теперь не может от неё избавиться. Он виртуалится в таких жутко реалистичных программах, что... что... Короче, он говорит, там люди настоящие, а здесь - дерьмо. Вот уж не знаю. Я однажды подключился на свою голову. Помню мало: сыро так, тревожно. Попал под артобстрел, выжил почему-то, но наложил в штаны и потом долго заикался. Бешеный смеялся, говорил, что редко кто после такого чистеньким выходит, а я больше не хочу. Не надо.
Мне моя программка нравится. В ней ничего нет, кроме моего собственного воображения. И, естественно, этот разъём на затылке. В своё время я продал квартиру, что бы сделать имплантант. Так и прервал череду жизненных неурядиц. Как вспомню - жуть! Сплошные неудачи и одиночество. Эх, знаю же прекрасно, что нытик...
Горючка любит скорость и красивые машины, которых в жизни у него никогда не было. Что там у него ещё: красивые бабы, деньжищи, рестораны. Кем он в реале был? Слесарем?
Чем увлекается Абстяга, я не знаю. Не спрашивал никогда, боюсь. Он страшный какой-то. Глянет, ухмыльнётся, и мурашки по коже бегут.
Хм, а я ведь не знаю даже пристрастий нашего Баллона. Кстати, почему Баллон, тоже не знаю.
Добегаем до очередного угла, останавливаемся перевести дух.
- Баллон, - говорю я, - а ты, что делаешь там?
- Путешествую, - моментально отвечает он.
Я не успеваю почесать затылок; бежим дальше.
Порывы ветра гонят по улице мелкий мусор и обрывки бумаги. Жёлтый газетный лист, кувыркнувшись передо мной, вцепляется в голень. Прилип. Я отдираю его на ходу и читаю заголовок "А ты заработал на подключение?". Ниже картинка с мужиком, который хитро лыбится и тычет в меня пальцем. Комкаю газету и отшвыриваю в сторону.
Подходим к институту. Его громадина надгробием давит на нас, ряды чёрных окон - иероглифы длинной эпитафии. Бррр... Трясу головой. Ну, вот, простая бетонная коробка, слабо подсвеченная с одной стороны тусклой луной.
Баллон знает, где вход в подвал. Монтировкой срываем ржавый замок на решётке и проникаем внутрь. Спускаемся по лестнице в кромешной темноте, натыкаемся на стены, друг на друга. Тихо ругаемся, хватаясь за ушибленные лбы. Заходим в боковое ответвление коридора, Баллон включает фонарик.
Что-то мне тревожно. Лучик света неуверенно и суетливо прыгает по стенам. Глюк молчит, Баллон дышит тяжело, я слышу, как бьется сердце.
Бум, бум, бум.
Под ногами хрустит мусор. Звуки разлетаются вокруг звонкими всплесками.
- Баллон, - почти шепчу я, - а ты где раньше работал?
- Хм, здесь и работал. - Баллон останавливается и прислоняется к стенке. Луч фонарика, ослепив меня, упёрся в глаза. - Ты чего докопался?
- Да я так...
- Дрищет, ё! - хихикает Глюк.
- Да, дрищу! И что?
- Слушай, - говорит Баллон, как мне кажется со смехом, - ты в своей программе когда-нибудь боялся? Ты у нас кто там, Господь Бог, вроде бы? Вот! А здесь смертный. Страшно? А когда страшно - интересно. На самом деле в реальности жить намного интересней, потому что здесь с тобой может случиться всякое. Сечёшь?
- Да дерьмо эта реальность, - говорит Глюк. - Здесь ты слабый, ничтожный и никому не нужный червяк.
- Вот дурень! Так что же тебе мешает перестать быть червяком? - Баллон смеётся.
- А тебе что мешало?
- Мне вообще без разницы. Тебе не понять, - отмахивается Баллон.
- Ну, что ты прям! - фыркает Глюк.
- А вот в программе, которую Бешеный запускает, страшно, - говорю.
- Да не страх это, а мазохизм. Что бы там с тобой не произошло, ты потом всё равно глазёнками хлопать будешь. Здесь другого шанса не представится. Это ли не круто? С этой виртуальной реальностью мы ни черта не хотим понять, что вокруг нас столько невероятного! Природа - это такой величайший закон, что дух захватывает, когда начинаешь осознавать, насколько он совершенен, а мы пытаемся выдумать то, что уже было, есть и будет, - луч фонарика бежит по мокрому потолку. - Здесь, в отличие от всех ваших паршивых программ, игра в жизнь просто безупречна. Сама жизнь поставлена на кон. Здесь я нахожу мощный стимул для продолжения существования, для совершенствования, для... А, ладно, пошли дальше. Вернётся как-нибудь вместо вас программа, тогда поймёте.
Меня трясёт. Глюк приближается ко мне и шепчет на ухо:
- Рехнулся.
Баллон подходит к облезлой двери с выцветшими надписями и толкает её. Пронзительно скрипят петли.
- Здесь, - говорит он и включает терминал опутанной кабелями установки. - Вот он, родной.
- А что это? - спрашиваю я.
- Ретранслятор. Сам, между прочим, делал. Сейчас его от сети отсоединим и вытащим...
- А ты умеешь?
- Я много чего умею.
- Ну-ну.
- Эх, ребятки! Привыкли из дому шмотьё таскать. Нет бы, головой поработать.
Ретранслятор пищит, щелкает и мерцает маленьким зелёным экраном.
- Баллон, я всё-таки тебя не пойму, - говорит Глюк, усаживаясь в тёмном углу. - Зачем тебе тогда всё это? Работал бы себе спокойно, имел возможность на ночь подключаться к лицензионным сетям. Ну, раз уж ты такой правильный.
- Так ещё хуже. Не отвлекай! - огрызается Баллон.
- Чудик.
Я начинаю привыкать к мерному попискиванию прибора, дремлю. Видится мне моя прекрасная Ева. Она ласково улыбается и касается моей щеки...
- Что-то не так... - Баллон поворачивается и виновато смотрит на нас. Секунду медлит и говорит таким тоном, что у меня поднимаются волосы на затылке. - Валим. Валим!
Все трое одновременно кидаемся в дверной проём. Застреваем, сопим и вываливаемся в коридор. Я падаю и раздираю кожу на ладонях. Больно!
Бежим к выходу, мешаясь друг другу.
Впереди вдоль лестницы бьёт яркий луч прожектора. Баллон роняет фонарик.
- Назад! Назад!!! - кричит он.
Ломимся обратно в темноту.
- Сюда! - командует Баллон.
Ориентируясь на звук, поворачиваю в боковое ответвление коридора. Спотыкаюсь, но не падаю. Поднимаемся вверх.
Баллон ударом ноги распахивает трухлявую дверь. Первый этаж. Холл. Лестница. Замираем, не зная куда бежать. За окнами мелькает свет, шумит вертолёт.
- Куда!? - вопит Глюк.
Баллон не знает. Дышит тяжело, оглядывается.
- Наверх бежать, смысла нет. Надо попробовать через окно с другой стороны здания, может быть, уйдём. Ходу!
Бежим.
- Стоять! - раздаётся со стороны центрального входа.
Шарахаемся в сторону - гардероб. Тупик. Падаем на пол и замираем за колонной.
- Баллон! - кричу я в панике. - Придумай что-нибудь!
- Заткнисссь! - шипит он.
- Козлы, - Глюк шарит за пазухой.
Кажется, что страх ослепляет меня. Это свет. Наши тела сплелись в клубок шевелящихся конечностей.
Чёрные фигуры полицейских.
Не страх, но парализующий ужас!
Глюк достаёт пистолет и выставляет перед собой.
Зачем!!!
Он щурится и пытается надавить на спуск. Откуда ему знать, бедняге, что оружие нужно снять с предохранителя.
Фигуры моментально бросаются на пол и открывают по нам огонь.
За неимоверно малое мгновение, перед тем, как голова раскалывается от грохота выстрелов, я столько всего успеваю прочувствовать и понять...
Мир вокруг начинает крошиться. Снова дикая в своей невыносимой боли ломка выбрасывает сознание куда-то в другую реальность.
Я вижу смятую простыню. Белизна её на некоторое время ослепляет меня. Странные чёрные пятна пляшут в глазах. Присматриваюсь, пытаясь сфокусировать взгляд, пятна краснеют. Касаюсь их пальцем и чувствую тёплую липкую влагу. Это капли, в беспорядке разбрызганные вокруг.
Двигаю руку, повторяя движением складку шёлка, и натыкаюсь на два холодных жёлтых шарика, вымазанные бурым. Вздрагиваю от нехорошего предчувствия, поднимаю взгляд.
Ева смотрит на меня провалами пустых глазниц. Её улыбка, подобна звериному оскалу: носик сморщен, верхняя губа приподнята, зубы обнажены, челюсти стиснуты. Изящные ладошки моего прелестного создания выпачканы кровью. Разряд панического страха заставляет меня отшатнуться назад, я падаю с высокого ложа и, больно ударяясь о драгоценную отделку постамента в центре Оранжереи, качусь вниз. Следом несётся безумный хохот.
- Теперь моя очередь развлекаться!!! - страшно кричит та, что была когда-то Евой, и растворяется в полумраке, наполненном ароматами благовоний.
***
Смятение чувств ураганом подхватывает меня и несёт куда-то. Огромные двери разлетаются щепой, разбитые напором неудержимого и бесцельного стремления. Преград нет, есть лишь хаос, воцарившийся в душе. Под горячую руку попадается всё, что некогда тешило взгляд.
Какой из миров реален!?
Волчком кружусь посреди величественного зала. Он чудовищно огромен и уныл; смотрит на меня глазами наркомана, страдающего отчаянным похмельем.
Что происходит!?
Мой прекрасный дворец... Никто и никогда здесь не любил меня. Это мир стекляшек и фантомов!
Ева... Что я сделал с ней?!
Я... я...
Мне хотелось обрести друга, но разум, увлечённый игрой в бога, создал лишь жалкую копию ещё более жалкого существа. Золотые глаза! Боже, я - чудовище. И эти запахи тлеющей пародии на жизнь. Зачем!? Ароматы цветов, деревьев, травы, дождя. Я наслаждаюсь их прахом. Здесь нет ничего живого.
Успокаиваюсь. Решимость переполняет меня. Одна-единственная мысль даёт устойчивую уверенность в своих силах. Отныне могущество моё не бесцельно.
Встаю. Стены зала со стоном рушатся и превращаются в пыль. Я безжалостно сдираю с себя броню комплексов, которыми долгие годы укрывал нечто, еле теплящееся где-то внутри.
Я обнажаю душу, снимая оболочку давящих на неё бессмысленных потребностей, слой за слоем. Как их много! Разум сопротивляется, крича от боли, но я неумолим. Ещё чуть-чуть.
Вот оно! Бережно держу перед собой маленький трепещущий комочек.
Жизнь нельзя сконструировать, нужно всего лишь дать ей шанс прорасти. Выкорчёвываю массивные мраморные плиты пола и отбрасываю в сторону. Внизу пусто. Нужна почва! В муках создаю некое её подобие и трепетно укрываю в прохладной глубине зерно собственного чувства.
Семя вздрагивает и замирает.
Нужна вода! Аш два о. Пытаюсь вспомнить, что это, меня корчит, но капля всё-таки возникает, увлажняя не ахти какую почву. Излучение и тонкая энергия распознаётся водой.
Медленно и неуверенно белёсый росток освобождается от тесной оболочки, начиная слепо пробиваться наружу из куска грязи. Поражает упорство, с которым маленькое существо хочет жить.
Ему нужно солнце! - осеняет меня. Разрушаю невидимые купола, они трухой сыплются вниз. Всё тот же вязкий полумрак кругом. Над крышей моей пустота, нет даже космического вакуума.
- Да будет свет! - кричу я, воздев руки.
Дьявол! Солнце - это не лампочка, идиот. Но что же?
Какой-то древний инстинкт, забытый в череде суетных деяний, даёт подсказку, и сознание моё взрывается.
Тонкий и немощный пока стебелёк дерзко выпрямляется навстречу лучам новой звезды, и раскрывается импульсом искренней любви.
Я, впервыё за долгие годы, чувствую, что живу и, кажется, счастлив.