Снова за окном темно и пусто, не идет даже снег, а я так люблю, когда в воздухе начинают кружиться первые снежинки, похожие на пух. Люблю ловить их в теплую ладонь и наблюдать, как они превращаются в маленькие слезинки. Прямо как сейчас у меня на щеках, я становлюсь эмо. Эмо придурком, который плачет как маленькая девочка, но не оттого, что ее отругали за плохие оценки в школе, а оттого, что я привык получать плохие оценки в школе жизни. В каком возрасте должен взрослеть человек?Анатомически в 18 лет. Теоретически с окончанием ВУЗа и началом отдельной от родителей жизни. Психологически в 21 год. Практически. . . никогда. Стою и смотрю в окно, а по нему бегут струйки ледяной воды, слезы ноябрьского неба. По моим щекам стекают горячие, противно-соленые слезы. Хорошо, что меня никто не видит, мне стыдно. . . Стыдно даже перед самим собой за свою почти детскую слабость. Надо позвонить ей. . . хотя, зачем?Ей не нужен человек, который так мало хочет от жизни.
Под ногами шорох льда. Да. именно шорох и именно льда, потому что он состоит из множества маленьких льдинок, а если копнуть глубже, то из воды, из аш два о. . . Значит у меня под ногами шуршит вода. Вот так все теоретически просто. Врезаюсь тупыми носками камелотов в замерзшие лужи. На дороге авария. . . Семерка вьехала в Камаз. На шоссе лежит труп молоденькой девушки. Боже, как она похожа на мою любимую!!!У меня невольно сжимается сердце и в рту появляется привкус крови. Рядом на обочине сидит парень, обхватив голову руками и трясется мелкой дрожью. Почему-то я знаю, что он любит ее. Любит, не в прошедшем времени, ибо любить можно и после смерти. Как, наверное, страшно, когда она отбирает у тебя любимого человека. В голове проносится целое кино, как они целуются, обнимаются, строят какие-то планы, возможно, собираются пожениться, завести ребенка. И вот в один миг вся эта мечта, вся сказка рушится под ужасающим гнетом этой неизбежной реальности. И, казалось бы, такая ненастоящая, далекая и нереальная смерть, о которой они ничего не знали, наступает грязными сапогами на их легкую мечту и топчет её в прах. Завидовать нечему. Парень поднимает голову и смотрит на меня, похоже заметил, что я, как дурак, стою рядом с ним и о чем-то думаю. Он поднял на меня свои глаза и я увидел в этом несфокусированном взгляде какую-то жуткую смесь боли, страха, мольбы и сумасшествия. . . Поспешил уйти. Девушки на дороге уже не было, только почти черное пятно крови размазывали, вечно спешашие куда-то , автомобилисты.
Никому нет дела до очередной человеческой трагедии. Все идут по своим делам и не замечают ничего вокруг себя. Становятся как поток одной реки, который только кажется неделимым, а на самом деле состоит из мириадов маленьких капелек. Только вот люди совсем не похожи на капли, не похожи тем, что в отличие от них, мы все разные. Анатомически идентичны. Внешне похожи. А вот внутренне все разные. Каждый человек-индивидуальность, как бы он не старался слиться с толпой. Люди ограждают себя от бед и несчастий, но только вот вопрос:помогает ли это?Возможно психологически-да. . . А так. . . Не думаю. Мы строим вокруг себя такие баррикады и стены, что до нас уже нереально достучаться. Хотя вполне возможно, что, если бы человек жил без всяких этих психологических предосторожностей, то сумасшедших было бы во много раз больше.
Таких, как я. Чтобы не сойти с ума, я сжигаю мосты, пытаюсь забыть прошлое и возвожу стены вокруг своей души. Только это пока плохо получается. Прошлое возвращается ко мне каждый вечер, когда я неизбежно сижу на темной кухне и курю. Возникает непреодолимое желание позвонить ей, лишь только то, что я снова сделаю ей больно, удерживает меня от этого. Я не хочу причинять никому боль. Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь чувствовал себя так же, как и я сейчас. Тем более человек, который был мне дорог. Был. . . да, я любил ее. Любил больше жизни. Но, видимо, я настолько эмоционально беден, что отдал ей все, что у меня было и больше ничего не осталось. И я просто сбежал. Сбежал от всего. . . от жизни, от реальности, от любви. Ненавижу себя за это. Как страус, сунул голову в песок. И вот теперь просто сижу один и пытаюсь понять, что мне нужно от этой никчемной жизни. Каждый день одно и то же:пачка сигарет, 3 косяка и бутылка портвейна. Занимаюсь саморазрушением. И физическим и моральным.
Замкнулся в себе, ибо никому не хочу портить настроение своими депрессивно-шизоидными фразами. А ей в особенности, потому что она любит меня и переживает за меня. Я-моральный урод. А она потрясающий, умный, позитивный человек. который достоин большего, нежели такого вечно укуренного психа, как я. Внушаю сам себе, что у меня не осталось друзей, что всем на меня наплевать. Хотя знаю, что это совсем не так, что есть еще люди, которые желают мне счастья и добра. Просто знаю, что их желания никогда не претворятся в жизнь. И вот сижу и сам себя тупо жалею.
Звонок телефона разрывает тишину. Не беру трубку. Почему-то мне кажется, что сейчас звонит кто-то из друзей, чтобы снова начать утешать меня бессмысленными фразами, что все образуется, что все наладится и все будет хорошо. Но хорошо уже не будет. Поэтому звонки сотрясают прокуренный воздух, а я делаю вид, что ничего не слышу. Я ослеп и оглох. Для всех, для всего. Снова тишина. Люблю тишину, когда ничего не происходит, а только мои бредовые мысли текут сквозь мои, уже наполовину разрушенные, мозги.
А когда-то все было так прекрасно. . . Мы просыпались в одной постели и улыбались друг другу. И были по-настоящему счастливы вместе. Я рад, что смог подарить ей частичку этого счастья, это было все, на что я способен, хотя она заслуживает намного большего. Мы любили друг друга без ума, наслаждались каждой секундой, проведенной вместе. А теперь я сделал ей больно, я сказал, что не могу так больше и должен уйти. И после этого почувствовал себя просто последней тварью, когда увидел слезы в ее небесно-голубых глазах. Да, я-трусливая сволочь. А она меня любит.
И снова телефон. Машинально поднимаю трубку и молчу. Слова, которые я слышу пролетают мимо моих ушей. . . Но. Три слова ножом врезаются мне в спину. . . Она в больнице. Пыталась покончить с собой. Трубка падает на пол. Я падаю на пол. Сжимаюсь в комок и вою. Слез нет. Только какие-то лезвия режут все тело. Меня словно парализует. Как беспомощный инвалид добираюсь до коридора. Одеваю ботинки и вылетаю в промозглый ноябрьский воздух.
Ночь. Тишина в больнице. Я, словно привидение, бегу по бесконечному коридору. Ничего не соображаю, в голове одна мысль, только бы не смерть, только будь со мной, живи для меня, не покидай меня. Я опоздал. Опоздал на целую жизнь. Человек, которого я собственноручно убил, сейчас кажется мне самым близким, единственным и родным человечком на земле. Безумные глаза ее матери. Захожу в палату, не смотря на возмущенные возгласы врачей.
Она лежит на постели. Она, как всегда, самая красивая. . . Даже эта синюшная бледность ее щек, даже эти огромные синяки под глазами не делают ее грустной. Эта улыбка, которая сейчас застыла у нее на губах, на моих самых дорогих и любимых губах. . . Эти, немного удивленно приподнятые брови. . . Я всем телом ощущаю свое ничтожество. На полу валяются бинты. Я не знаю, что мне делать. Не придумываю ничего лучшего, чем сесть рядом с ней на кровать. Беру ее руку. . . Она еще чуть теплая. Она резала вены. . . Багровые полосы от локтя до запястья совсем не идут этим нежным, тонким ручкам. Прижимаюсь лицом к ее щеке, снова поднимаю голову-она не любила, когда я небритый. Меня прогоняют из палаты. . . Я непонимающе смотрю на них. Они не знают, как я люблю ее. Они не знают, что такое любить. Я бы убил их всех. . . Но понимаю, что сам виноват во всем и медленно ухожу, поцеловав в последний раз ее, уже совсем холодный, лобик.
Снова возвращаюсь в свою прокуренную берлогу. Не могу думать ни о чем. Мозг просто отключился. Сижу и просто курю одну за одной. Вспомнилась сегодняшняя авария на улице. Я идиот. Я тварь. Я всегда был таким. Резко встаю и иду к двери, закрываю ее на все замки. Отключаю телефон. Захожу в ванную и делаю несколько резких движений бритвой. Тупой бритвой. Любимая, я к тебе, надеюсь ты простишь меня за мою никчемность. . .