|
Игорь Бурдонов
БЕЛАЯ СОБАКА
тетрадь восьмая
ноябрь 91 - сентябрь 93
|
|
| В последних днях этого лета в Липовке умерла наша собака Пушок. |
|
1
Пролетел белый конь
мимо щели в ограде.
Угасающий день
неподвижен как в пустоте паденье.
Лес без листвы.
Луг без травы.
И в дальней дали
неба с землею соединенье.
В этом замкнутом круге
тесно белому коню.
|
|
2
Рано выпавший снег зачерствел -
ранит лапы собак.
В ожидании голода
люди скупают хлеб.
Дерево, сбросив листву,
до весны отдалось воле неба.
Все громче и громче музыка
в парке культуры и отдыха.
|
|
3
В омутах смутного времени
распавшихся судеб кружение.
Падают снежные хлопья слов
в раскрытые руки молящихся.
А кто-то шьет из кошмарных снов
сегодняшнее настоящее.
А кто-то варит в бронзовом чане
отвар из корней бытия,
из черных листьев отчаянья,
из горьких плодов жития.
Напиток бессмертия или смерти? -
кто знает?
кто сумеет предугадать?
|
|
4
Можно сделать сына или дочь.
Можно написать книгу или картину.
Можно полюбить лунно-звездную ночь.
Можно выловить рыбу, руками раздвинув
темно-зеленую тину.
Или, взойдя на скалу,
спиной прислониться к сосне.
Или в темном страшном углу
спать и плакать во сне.
|
|
Многоцветье мелькающих дней
сливается в Белую жизнь.
Но - как чернеет снег -
ожесточились сердца.
Кто еще верит в приход весны?
|
|
Гляжу на девушку - вижу старуху.
Гляжу на старуху - девушку вижу.
Пугаясь, хватаюсь за то, что поближе.
Во времени странно живущему духу
не верю, не верю, не верю...
|
|
Я - ПОЛИТИК
Говорят об обыденности, а сами
так и льнут к изначальным вещам -
окно, подоконник, цветок, стакан.
Я же и вправду, как таракан,
из всех щелей повседневности
со всеми вместе кричу о ценности
вечных истин, свободы, нетленности...
|
|
Ветер злых перемен
выбелил бороды наших мужчин.
Но как прежде к исходу зимы
вьется красно-зеленый дымок
в кронах прибрежных ив.
|
|
Будто в старинном сне:
На белый рукав девушки молодой
опустился рисунок бабочки голубой.
|
|
|
После тягучих скучных зимних снов
проснулся рано поутру.
Бегает собака по двору,
предвкушая таянье снегов.
Свет зари малиново-холоден.
Запах ветра свеж и благороден.
Тают звуки - каплями весны
падают в колодец тишины.
|
|
Лед рыхл и темен на прудах.
Лежит на влажных берегах
покров зеленый первых трав.
И мох зеленый на корнях
березы, дуба и осины.
И небо временами синее.
И ветер движется в ветвях.
|
|
Как странен мир: в безумной суете
бывает миг бездумного покоя.
Так легкий челн случайною игрою
летучих волн в туманной пустоте
вдруг выбросит на берег под горою,
и ветер шумный сгинет в высоте.
И воды моря омертвеют.
И в сердце холодом повеет.
|
|
Что за жалкое зрелище - города пыльные травы!
Их не могут омыть бледно-желтые слабые росы,
И бессильных дождей розоватые капли отравы,
И безжизненный ветер тягучий как дым папиросы.
|
|
Чувство свободы сходно с чувством разлуки,
с одиночеством путника на рассвете,
с полетом птицы в небе пустом.
Радость приносит лишь возвращение,
подобно природному круговращению.
Но и радость весны окрашена грустью,
чувство времени - грустное чувство.
Душа - это то, чем я чувствую время?
А, может быть, время чувствует меня?
"Свободно! Наконец-то свободно!" -
думает оно, когда я ухожу"
|
|
Тускло-белый свет луны.
Темная деревня.
За оградою видны
белые деревья.
|
|
В ярком солнечном свете
на опушке леса
Среди корней высокоствольных сосен
Великие Ученья неизвестны,
И сердце слов не произносит...
|
|
Перебирая каменные четки,
Ручей в горах творил свою молитву.
И в бликах солнца, острых точно бритва,
Звучали согласованно и четко
И северный холодный звук органа,
И западные струны клавесина,
И южный рокот барабана,
Восточный голос муэдзина.
|
|
Бродит белая собака
в голубых цветах цикория.
Это Брихадараньяка
навевает аллегории.
Но, действительно, собака,
и зовут ее Пушок.
Но, действительно, цикорий,
голубой такой цветок.
Вкус у Брихадараньяки
как у крепкого вина.
Брюхо бело у собаки,
и белым-бела спина.
Нос нацелен на восток,
уши - к северу и югу.
Голубой горит цветок,
взяв у неба форму круга.
Бродит белая собака
как по небу облака.
Голос Брихадараньяки
словно гром издалека.
|
|
Розовый тысячелистник.
И снова стихи о нем.
Но разве не вечен
как тысяче-тысячелетнее время
тысячелистника юный цветок?
|
|
В будущий мир посылаю я сына.
В том, что я сделал, останусь как память.
Но смысл, что я понял за целую жизнь,
возвратится со мной в мир богов.
|
|
Нет, не взрывы гремят вдали -
это гром в облаках гремит.
Нет, не танки шумят вдали -
это ветер в соснах шумит.
Нет, не пули вокруг свистят -
это птицы поют и летят.
Нет, не кровь на твоей руке -
горсть малины ты сжал в кулаке.
|
|
Тело природы пронизано ветра дыханьем.
Сердце природы объято дыханием чувств.
Зеркалу вод уподоблю природы сознанье.
Чистая речь бессловесная льется из уст.
|
|
Сегодня я вымою пол,
и, значит, пол будет чистым,
А после я сяду за стол
пить чаю с вареньем душистым.
И если вы скажете мне,
мол, нет в этом высшего смысла, -
Бог с ним, здесь - мое Бытие,
Исход мой, Левит мой и Числа.
И если вы скажете снова:
старик, ты глупеешь в деревне, -
В ответ не промолвлю ни слова,
и буду пить чаю с вареньем.
И если вы крикните, сжав виски,
мол, что говорить с дураком! -
В ответ я ботинки сниму и носки,
и молча пройдусь босиком.
|
|
В это лето стояла сухая жара.
Мох трещал, рассыпаясь, в сосновом лесу.
Философские мысли приходили с утра,
но, не выдержав зноя, превращались в муру.
Ждали ночи, как бога, все земные созданья.
Зажигались два рога на тонкой Луне.
И в каком-то нездешнем, каком-то китайском сияньи
плыли тонкие мысли. Но это, наверно, во сне.
|
|
Ночь зажигает звезд ритуальные числа.
Вещи лишаются красок, объема и смысла.
Все исчезает бесследно в дыхании чистом.
Тени вещей заполняют земные пределы.
Ждет неудача сегодня зачатое дело.
Новой Луны поднимается темное тело.
|
|
Темная, темная ночь новой Луны.
Спят, спят все люди давно.
Один, один только звук у ночной тишины -
бабочка бьется в мое окно.
|
|
Китайские поэты. Что больше всего любили, и от
чего больше всего страдали - одиночество.
Одиночество. Стремление к нему и стремление от
него, слитые в единое чувство, освященное
авторитетом Лао и Куна.
"Хочу, чтобы Вы остались на осень со мной."
Желание разделить одиночество.
Вечно несбыточное желание.
|
|
Если бы я сегодня писал эти древние книги,
каким бы слогом я писал? На нескошенном лугу в
берегу Черного озера я смотрел на остролистый
тростник и подумал: Наверное, тем же самым -
наивным и темным. Такова природа. Такова
природа вещей. Мудрецы древности были поэтами.
Или, может быть, поэты древности были
мудрецами. Глубокая философия наивна и темна.
Как поэзия. Как сердце глупца. Ибо все они
открыты миру. Они бесстрашно касаются
оголенного смысла вещей. Нет у них
инструментов, они беспомощны и ничего не
умеют, ничего не знают. Смысл бытия не терпит
посредников. Душа мира не носит одежд.
|
|
Что изменилось за тысячелетия?
Разве изменилась природа?
Разве изменился человек?
Только то, что между ними, - культура.
Но культура - это накопление и вечный возврат.
Прошлое стало сном настоящего.
Будущего, по-видимому, просто нет.
|
|
Из цикла "Мой архитектор"
Спрашивает ученик:
"В чем источник истинный творчества?"
Архитектор уходит.
Ученик остается один
познавать горький вкус одиночества.
|
|
Из цикла "Мой архитектор"
"Что такое тишина?" -
спрашивает ученик.
Архитектор бьет в барабан:
"Бам-ба-бам! Бам-ба-бам!"
Архитектор дует в трубу:
"Ду! Ду-ду! Ду! Ду-ду!"
Архитектор палит из пушки:
"Ба-бах!"
|
|
Если мы на Земле этой гости,
то где же наш дом?
Если в желтой воде только белые кости,
то где же душа?
Если нету пути - лишь одна трава,
то куда ж нам идти?
Если ветер уносит все наши слова,
то кто их услышит?
Если жизнь это только причудливый сон,
то будет ли утро?
Если слышен в ночи колокольный звон,
то нужно ли спрашивать?
Нужно ли спрашивать?
|
|
В день пророка Ильи листья уже желтеют.
Шорохом будущей осени ложатся они на тропу.
С каждым ушедшим днем воды небес бледнеют.
И все ложится ветер в лугах на сухую траву.
|
|
Собака белая сидела
и тихо на воду глядела.
А по воде плыла дорожка.
И солнце падало в луга.
Собака думала немножко.
Немножко думала река.
И, размышляя в тишине,
деревья опустили листья.
Один лишь я, как бы во сне,
стоял без чувства и без мысли.
Огни заката угасали.
Вода струилась почернелая.
Ушла домой собака белая.
И все деревья тихо спали.
Лишь я, задумавшись стоял,
и стих вечерний сочинял.
|
|
ИЕРОГЛИФЫ НА ФОНАРЕ
Здесь дуют ветры восьми направлений БА ФЭН
Здесь я понял значенье восьми управлений БА ЧЖЭН
Сам себя назову огородов смотритель ЮЙ ИНЬ
Сам себя я назначу гаданий правитель БУ ИНЬ
Пусть друзья дом отшельника сыщут ЧУ ШИ
Угощу их изысканной пищей ЮЙ ШИ
Только детям известно подобное счастье СЯО ТУН
Только здесь я нашел с этим миром согласье ДА ТУН
|
|
ДОРОЖНАЯ СЧИТАЛКА
Водку пили, пили, пили -
не допили, пили спирт.
Спирт мы пили, пили, пили -
не допили, пили чай.
Чай мы пили, пили, пили -
не допили, легли спать.
Спали, спали - не доспали,
солнце начало вставать.
Рассветало, рассветало -
побежали загорать.
Загорали, загорали -
не сгорели, пошли есть.
Ели, ели - не доели,
стали водкой запивать.
|
|
Не шелохнется
рядом с ущербной луной
ветка березы.
Слышен вдали разговор.
Не разобрать тихих слов.
|
|
И прежде хотел я
жить в этой Южной деревне,
Себе Тао Цяня
поставив в высокий пример.
Пусть не удалось мне
за годы скопить столько денег,
Чтоб можно в столицу
мне было забыть пути.
Но все же часть года
могу проводить я в доме,
В который вложил я
свое разуменье и труд.
И в раннем тумане
смотреть, как восходит солнце,
И видеть, как ветер
ложится на гладь воды.
Простые заботы
могу отложить на время,
И древние книги
строку за строкой читать,
С другими людьми, что когда-то
любили эти же книги,
Через туман столетий
беззвучный ведя разговор.
Одно только жаль мне:
из ныне живых людей
Мое одиночество
ни с кем не могу разделить.
И чудным твореньем
нам вместе не восторгаться,
Неясные мысли
друг другу толкуя в нем.
|
|
Поверхность мира
прокурена, пропита, проговорена.
Ее дыхание нестойко,
ее цвета бледны,
и звуки нечисты.
Глубины мира -
остывшее спокойное пространство.
Его дыхание бездонно,
его цвета подобны ключевой воде,
и звуки - слоги речи тишины.
Путь - переход.
Вода - граница.
Земля - основа.
Небо - ориентир.
О возвращеньи говорить
я не хочу.
|
|
Подобно падению капли дождя,
срывающейся с края листа,
той единственной осенью.
Подобно падению белого лепестка,
кружащегося над весенней землей.
Подобно падению утреннего луча
через стекло веранды.
Мгновенна вечность
в безостановочном токе
желтых вод.
И кажется, иногда,
что вечность уже была,
и больше ее не будет.
Мутна желтая вода.
|
|
Разве у человека одна душа?
Их столько, сколько стволов в лесу.
Среди них заблудилось, подобное эху,
в ветхом плаще на тонких плечах
мое "я".
|
|
Мне не нравится, когда смеются люди.
В большинстве случаев им надо бы плакать.
Или хотя бы не шуметь.
|
|
Рисую дворы моего детства:
темный угол - светлый угол,
угол залит водой - угол засыпан землей.
Пятый угол всегда в тумане
опустившихся облаков.
|
|
Мало снега. Замороженные травы.
Солнце низкое в оправе
бледно-дымчатого неба.
В магазине нету хлеба.
В доме нету сигарет.
В парке в ледяной дорожке след
человека и собаки.
Они ушли далеко-далеко
в теплый край у подножья горы,
где на склонах растут
ярко-красные маки.
|
|
Тишина снегопада. Безмолвие снежных полей.
Видишь заячий след, исчезающий в белом лесу?
Слышишь черной воды незвучащую речь подо льдом?
У тебя на запястье растаяли стрелки часов.
И в кармане моем с календарика сыпятся числа.
Из каких мы годов, из каких мы пришли городов?
О, не спрашивай больше - в ответах нет смысла.
|
|
Человек умирает в Боге.
Бог рождается в человеке.
Безначален и вечен этот круговорот,
этот всплеск пустоты...
|
|
Только ветра один порыв - и исчез
дикой вишни белый цветок.
Минуя Бога, вглядываюсь в пустоту...
|
|
Еще одно лето. Цветок незабудки
я вспомнил. Но имя цветка,
что в сердце моем раскрывался,
когда рождались стихи, -
не вспоминается...
|
|
Над лугами цветов ветер кружит.
Ты спросишь, что видел я в этой жизни?
- алый туман гвоздик.
Ты спросишь, что слышал я в этой жизни?
- колокольчиков звон голубой.
Ты спросишь, что знаю я в этой жизни?
- белой ромашки судьбу.
Ты спросишь, что я забыл в этой жизни?
- зеленой травы забвенье.
Ты спросишь, что будет после?
- буду ветром кружить над лугами.
|
|
На пути человека бывают дни,
будто под жарким солнцем
идешь по песчаной дороге.
В безветрии не шелохнутся
нити трав.
Мысль-сознание отлетает
в белое небо,
будто смотришь сам на себя,
бредущего медленно
под стеклом микроскопа.
И кажется, точно таким
будет последний путь.
|
|
Синие тучи прошли стороной,
Успокоились ветви сосен.
"А все-таки, как управлять страной?" -
Ученик продолжил вопросы.
Где-то вдали грохотала гроза,
А здесь даже ветер стих.
Старый учитель открыл глаза,
И был его голос тих:
"Искупавшись в водах реки,
Ветру подставить грудь,
И с песней в обратный путь
Вместе с друзьями отправиться.
Но если тебе не нравится
Этот короткий ответ,
Впереди у тебя много лет,
Чтобы познать на практике,
В чем истинный смысл политики."
|
|
Вечер летнего дня
в безветрии тонет.
Тихое солнце
к западу клонится.
Неподвижна вода,
успокоились ветви деревьев.
Я бреду не спеша -
просто незачем мне торопиться.
В голубой вышине
безмятежная кружится птица.
И в зеленой траве
черный уж не торопится скрыться.
Все волнения мира,
я знаю, важны.
Только здесь и сейчас
мне они не нужны.
Я, конечно, вернусь
в свой дом.
Я, конечно, займусь
делами.
Это будет потом, потом,
где-то там вдалеке, за лугами.
Вечер летнего дня не мал,
но и он кончается.
Солнца круг, остывая, ал,
на ладонях воды качается.
|
|
В тихом зеркале воды
небо голубое,
ветви длинные деревьев,
и прибрежные кусты,
нити водяной травы.
В тихом зеркале сердца
не движется время,
и пустые скорлупки вещей,
и неясные тени событий,
и люди тумана.
|
|
Шутка...
В даль далекую к теплому югу
что-то манит меня и влечет
без дорог по росистому лугу
с юной девушкой через плечо.
Все рвалась и просилась на волю.
Мне пришлось ее шлепнуть, шутя.
То как зверь она дикий завоет,
то заплачет она как дитя.
Песне жалобной вторя, ликует
птиц лесных соблазнительный хор,
когда я, луг росистый минуя,
словно в спальню вхожу в темный бор.
И подумалось, ну его к богу,
этот юг - мне и здесь хорошо.
Я кладу ее вдоль на дорогу,
там, где стадо коровье прошло.
А кругом сосны кружат, играя.
Небо катится синей рекой.
Я на ухо шепчу "дорогая..."
Она шепчет в ответ "дорогой..."
А когда все свершилось приятно,
разошлись мы с подругой моей.
Вся в слезах она - лугом обратно.
С с усмешкой - дорогой своей.
Я придумал историю эту
в назидание юных девиц:
Не гуляйте в лугах на рассвете,
сторонитесь сомнительных лиц.
|
|
Отчего же нельзя возвратиться к началу
и попробовать жизни иные пути?
Неудачу терпели все те многие люди,
кто пробовал это.
Им казалось - вернулись, обманув свое время.
Слишком поздно они замечали,
что попросту сбились с пути.
Отчего же нельзя возвратиться к началу?
Жизнь человека - не в его ли руках?
Если сердце умеет, и руки еще не забыли,
и музыке звезд как и прежде внимает душа.
Тот, кто пробует в реку
войти второй раз,
не находит прежней воды.
И судьбу человека
невозможно в кольцо свернуть.
Остается лишь радость,
что хранится на дне стакана.
А потом просыпаешься рано -
ждет тебя твой прерванный путь.
|
|
Дни уплывают, гонимые ветром,
подобно теням облаков,
что плывут через луг.
Тени одна за другой уплывают вдаль.
В небе большом исчезают белые облака.
А на земле остаются зеленые травы.
Ветер тревожит и клонит, и клонит цветы.
Дорога прямая суха и пустынна.
К вечеру солнце уйдет и мир остынет.
Лишь в сновиденьях ночных возвращаются дни,
подобные звездам далеким и холодным.
|
|
Намек, иносказание - и прямая, открытая речь.
Инь и ян.
И то и другое выходит из нечленораздельного
звериного голоса.
Намек - это значит: я не могу высказаться
ясно, я и сам ясно не понимаю, но, надеюсь, ты
поймешь мое состояние, воспроизведешь его в
своем сознании.
Это подобно эху.
Прямая речь - это значит: я понимаю, я знаю,
что хочу сказать, и говорю это, и мне не
важно, слушаешь ты меня или нет, понимание
твое моей речи для меня необязательно.
Это подобно стуку метронома.
Открытая речь выделилась из сознания
человечества в науку. И тем самым показала
свою мощь и свою недостаточность.
Иносказание вылилось в форму искусства,
изощрившись и став намеком на намек.
Но и то и другое остается в жизни, потому что
жизнь двойственна в сути своей: это монолог
моего "я" и это мой диалог с тобой.
Ян - это монолог, прямая речь.
Инь - это диалог, намек.
С помощью ян мы понимаем сами себя.
С помощью инь мы пытаемся понять другого и
передать ему понимание себя.
Но в монологе одинокого "я" чувствуется тоска
по другой душе. В ян зреет инь.
Но в диалоге двух сердец вызревает
самоосознание себя. В инь зреет ян.
Инь первичнее, глубиннее, зверинее. Даже,
когда ясно осознаешь, что хочешь сказать и
есть прямые слова для этого, эти слова не
хотят произноситься, вместо них появляются
другие слова, жесты, взгляды, молчание -
намек. Может быть, потому, что ясно
осознаваемое - это не все, что хочешь сказать,
а только верхняя часть айсберга? Мы не всегда
отдаем себе отчет, насколько в обычной,
повседневной жизни мы пользуемся иносказанием,
намеком вместо прямой и открытой речи. Может
быть, и сама наша жизнь в своих проявлениях -
лишь намек на нашу непроявленную,
непроявляемую жизнь, скрытую и истинную.
И все же в инь вызревает ян. И нужно мужество
для открытой речи о том, что намеком уже не
столько скрывается, сколько портится. Если не
стремиться к проявлению истинной жизни, она
перестает быть истинной. Она задыхается без
свежего воздуха бытия.
И человек начинает говорить, делать, жить.
"Прямая дорога совершенно ровна."
Но в своем высшем проявлении, в бесконечной
открытости, в мужестве прямой дороги, в слове
и деле подобным полету стрелы, когда свет
солнца становится предельно ярким, возникает
инь.
И солнце черное.
Высшее ян превращается в инь.
Прямая речь оказывается намеком - на речь
другую, более глубинную, более истинную и еще
не осознанную. Вообще прямая речь - это намек
на свое происхождение, на путь жизни,
приведший к этой речи. Но важнее, что это
становится намеком на последующий путь, первым
шагом на пути в десять тысяч ли.
Круговорот инь и ян составляет жизнь.
В Великом Пределе они сливаются.
В смерти?
В рождении?
Любое прямое слово об этом - намек.
Любой намек на это - прям как удар метронома.
|
|
Курить сигареты "Ява",
"Столичную" водку пить
в деревне, где нет переправы
и некому почту возить.
Раскрывши старые письма,
в молчаньи сидеть за столом.
Смотреть как желтеют листья
у старых берез за окном.
Умом понимая сущность
больших перемен в стране,
почувствовать сердцем скучность,
остаться душой в стороне.
А чтобы не было грустно,
а чтобы не было скушно,
соседка придет тетя Дуся,
старую вспомнит частушку:
"Сидит Ленин на престоле -
два нагана по бокам:
нынче землю разделили
по живущим едокам."
|
|
Мы с женой похоронили его у края большого луга
недалеко от Черного озера в тени дубовых деревьев.
Там, где в начале лета он лег на траву и долго не
хотел подниматься и мне пришлось сесть рядом и
ждать его. Тогда было очень жарко, он устал на
прогулке и не захотел идти с нами дальше. Я один
провожал его обратно домой. Так мы сидели в тени
деревьев, глядели на синее небо и белые облака, на
алые цветы гвоздик и голубые цветы колокольчиков и
белые цветы ромашек. В то время было очень много
цветов на лугах. Потом мы пошли медленно, и именно
тогда стали возникать строки
Над лугами цветов ветер кружит...
и дальше про гвоздики, колокольчики, ромашку и
зеленую траву
Ты спросишь, что будет после?
- буду ветром кружить над лугами.
Тогда я не мог знать, что эти слова не про меня, а
про нашу белую собаку. Он прожил с нами тринадцать
лет.
Эта осень выдалась на редкость дождливая и
холодная.
|
|
П р о щ а н и е ...
Мокрых лугов раскинулись крылья
Уходит ветер в ткань дождя
Струится вода по лицу
вымокли рукава одежд
Тринадцатое лето проводив
не остался со мною на осень
тот кого называли
белая собака
|
|
|