Игорь Бурдонов ГРИБЫ ДОЛЖНЫ ПАХНУТЬ ГРИБАМИ

 

 

Утром просыпаюсь от щебета птиц.

За окном покачиваются верхушки елей с крупными шишками. Они покачиваются на фоне синего неба. Необыкновенно высокого. Где-то справа, за кадром, плавает солнце. В приоткрытую форточку тянет свежим воздухом.

Я встаю и выглядываю в окно. С этой стороны расстилается лес - насколько видно с высоты моего третьего этажа. Закрываю форточку и иду в комнату сына. Тот ещё спит. В его окне тоже лес, но вдалеке возвышается город. Над городом плавает что-то полупрозрачное и розовое. То ли туман, то ли облако. От дома к кольцевой дороге, и дальше - вглубь жилого массива, тянется широкий чёрный след. За эту ночь дом ушёл необычно далеко. Чтобы успеть на работу, придётся выйти на двадцать минут раньше.

Ставлю греться чайник и отправляюсь прогуливать Лешего. Около дома уже суетятся рабочие из ЖЭКа. Тянут тросы от тарахтящего трактора и прицепляют их к крепёжным кольцам в торцевой стене. Метрах в ста, прямо посреди болотца стоит шестнадцатиэтажная башня. Она всегда ходит вместе с нашим домом. Жильцы этой башни балансируют на мостках, проложенных от подъезда до сухой земли, и чертыхаются. Кругом валяются покорёженные деревья, вывороченные с корнем или просто переломленные посреди ствола. В глубоких рытвинах, оставленных прошедшими домами, уже собралась грунтовая вода. Жильцы спешат по своим делам, рабочие покрикивают на них, чтобы не мешались, повсюду бегают мальчишки и звонкими голосами спорят, чей дом раньше вернётся на прежнее место.

Всех их Леший старательно облаивает.

Мы углубляемся в лес. Там тихо, ничего не повреждено, и я спускаю собаку с поводка. Стоит оттепель. Леший с наслаждением пачкается в чёрной земле. Я дышу воздухом, рассматриваю деревья и всё удивляюсь, какое сегодня высокое небо.

Я сочинил четверостишие про оттепель.

В Институте день зарплаты. Поэтому народу много, все ходят, разговаривают, хлопают по плечу, зовут покурить. Разбираюсь со всякими мелкими вопросами. Работать невозможно. К тому же стульев не хватает.

После обеда иду с аспирантом к начальнику. Аспиранту пора писать диссертацию. Обсуждаем план.

Когда я сам защищался, начальник мне хорошо помогал. Главное: заставлял писать. Ну, и пробивал, конечно. Он прекрасный специалист, только сильно увлечённый своей работой. Когда-то давно, на товарищеской вечеринке, его жена, которую все не любят, кричала: Он из-за вас ночами не спит, переживает, а вы неблагодарные, и так далее. Теперь начальник уже защитил докторскую и аспиранту придётся заставлять себя самому. Я заставлять не умею. Сплю я хорошо.

К концу разговора подошёл заместитель и сказал, что сверху спущена разнарядка: двадцать человеко-дней отработать на сорок третьем этаже, на уборке мусора. Заместитель - дурак, это всем известно. Начальник говорит, что ему нельзя доверять никаких бумаг: потеряет. Заместитель замещает неизвестно кого, во всяком случае, не начальника. Он толстый и очень важный человек.

Завтра придётся идти убирать мусор. Что особенно неприятно - к началу рабочего дня, вставать нужно в шесть утра.

На сорок третьем этаже стоит автоклав с МАРКом. МАРК - это АБСОЛЮТНЫЙ РЕЛЯТИВИСТСКИЙ КИРПИЧИК МИРОЗДАНИЯ. Нашему Институту удалось наконец выделить один МАРК в чистом виде и теперь он замурован в автоклаве. Плавает в магнитном поле. Один МАРК способен разнести вдребезги всю нашу планету. Заодно Луна расколется пополам, а на Марсе, если он окажется в положении Великого Противостояния, пройдут трещины. От Северного полюса к Южному. Страшно много энергии сконцентрировано в одном МАРКе. И взорваться ему ничего не стоит - достаточно соприкоснуться с веществом.

Никак не могу понять, почему на этом этаже всегда столько мусора? Третий год убираем, а меньше не становится.

Возвращаюсь с работы вечером. Дом уже стоит на прежнем месте, только почему-то развёрнут на сорок пять градусов. Окна мигают разноцветными огоньками, как лампочки на пульте МАРКовского автоклава. Подъезд похож на большую резиновую кнопку под пультом. Нажмёшь - и ничего не станет. Только красанцы из созвездия Водолея занесут в свои толстые астрономические книги новую Сверхновую. Небо над домом низкое и грязное.

На кухне жена лепит котлеты из смеси мяса и фарша. Справа сидит Леший и неотрывно смотрит на её руки. Хвост у него виляет. Слева, на холодильнике разместился Шипун: выгибает спину и шипит. Шипун - это огромный чёрный кот, от рождения лишённый голоса, а заодно - к великой нашей радости - инстинкта продолжения рода.

- Ой, совсем забыла! - говорит жена. - У меня в сумке мороженое. Вынь, пожалуйста.

Я вынимаю мороженое и на пол выкатываются мелкие блестящие пульки. Моя жена делает на работе пули. Вместе со всем заводом, конечно.

На кухню врывается сын, видит пули и требует их себе.

- Как зачем? Как зачем? - кричит он. - Играть буду!

- Они не взрываются? - спрашиваю я.

- В том-то и дело. - говорит жена, укладывая котлеты на шипящую сковороду. Шипун разочарованно фыркает, спрыгивает с холодильника и уходит в большую комнату драть мебель. Леший всё ещё на что-то надеется.

- В том-то и дело. - говорит жена. - С этими пулями у нас целый скандал. Меня наверное посадят.

- За что, - спрашиваю, - посадят?

- Представляешь? Целая партия пуль оказалась бракованной. Их делали ещё летом, они разошлись по всей стране и даже за границу попали. А теперь их вылавливают по всем воинским частям, и у нас и ещё в пяти странах. Военпреды рвут и мечат. Начальство ходит мрачнее тучи. А виноваты калильщики из ночной смены.

- А ты тут при чём? - спрашиваю.

- Я ни при чём. - говорит жена. Я в это время в отпуске была. Только меня всё равно посадят, потому что я за этот участок отвечаю.

- Не посадят. - говорю я. - Ужин скоро? А то есть хочется.

- Ты же видишь! Готовлю.

Я сижу за столом и играю круглой, тёплой пулькой. Она приятно катается по ладони.

- А в чём, собственно, брак?

- Так я же и говорю! Эти пули должны взрываться. Попадают во что-нибудь и сразу взрываются. Делается большая дырка. А они не взрываются! Калильщики виноваты - перекалили.

Снова прибегает сын и задаёт вопрос:

- А что такое амбразура?

- Амбразура, - говорю я, - это такое отверстие в доте, из которого стреляют. Из автоматов, из пулемётов.

- Ну и ну. - удивляется сын. - Вот это да! Я бы ни за что не стал закрывать эту амбразуру грудью.

- И не надо. Зачем её закрывать?

- Ну как же! Вон Александр Матросов подвиг совершил!

- Это вы в школе про Матросова проходите?

- Ага! По чтению. А ты, папа, смог бы закрыть грудью амбразуру?

- Конечно, нет. Ладно, иди учи уроки.

- А я уже выучил. Можно я во двор пойду? Мы с ребятами в войну собирались играть.

- Валяй.

Приходит наш общий старый приятель. Садится за стол со своим вечным кроссвордом, водит по нему карандашом и бурчит себе под нос: "Евреи, евреи, кругом одни евреи!" - Вроде как песню поёт.

Я, говорит он, не признаю национальный вопрос. Нет такого вопроса. Все мы теперь одинаковые: и русские, и евреи, и татары. (Моя жена татарка.) Иногда, очень редко, он добавляет: я только не люблю, когда меня жидом называют. А Достоевский - гад!

Наш общий старый приятель, посидев, попив чайку, уходит к себе домой, в свою холостяцкую комнату, которая, собственно, и не его, потому что он её снимает. У него трое детей от трёх разных бывших жён. Двум он платит алименты, а третьей просто так помогает. Последнее время им взбрело в голову опять жить вместе, но всё упирается в квартирный вопрос. Его жена живёт в другом городе, а у него только прописка, потому что он женат на четвёртой жене фиктивно.

После вечерней прогулки с Лешим, перед сном выхожу покурить на лестничную площадку. Из щели в углу опять появляется красанец из созвездия Водолея и начинает задавать свои бесконечные вопросы. Вообще-то он ничего: маленький, аккуратный, рыжеватый. Десять лет изучает земную цивилизацию и ничего понять не может. На свой страх и риск вступил в контакт со мной месяца два назад. Только всё равно ничего не понимает, потому что вопросы у него дурацкие.

Почему, спрашивает, своё прошлое вы изучаете, а будущее - нет? Зачем вы не живёте в лесах, ведь там воздух чище? Почему у ваших женщин длинные волосы? Почему все люди читают чужие книги, и только некоторые сами их пишут? Для чего вам нужно так много железа? Почему вы уничтожаете лишних людей такими болезненными способами и так неупорядоченно: во время войны сразу много, а в мирное время - совсем мало? И уж вовсе глупое: зачем ты куришь, если знаешь, что это вредно для здоровья?

Неужели все красанцы такие бестолковые?

Ночью я опять в Королевстве. Утром - у них там утро, когда у нас ночь - утром мы косим сено на лесной поляне. Косить неудобно - то и дело попадаются всякие пеньки, кочки, ёлочки. Но мы не торопимся, потому что некуда торопиться. Сено нужно не для корма, а просто так - чтобы приятно пахло зимой сушёной травой. У них там зима, когда у нас лето.

Ветра нет. Солнце припекает и голова начинает гудеть от буйства запахов и красок. Всё вокруг зелёное, жёлтое, бурое, красное, и опять зелёное. Только небо над головой чисто синее. Но оно очень далеко. В ушах стоит непрерывный звон кузнечиков и прочих звучащих насекомых. Двигаешься как во сне. (Я и так во сне!)

Наконец, короли, посовещавшись, объявляют отдых. Первый король уходит побродить по лесу. Второй король отзывает меня в сторонку, к старому дубу. Мы ложимся на ещё не скошенную траву и смотрим сквозь листву на небо. Потом начинаем обсуждать план создания официальной оппозиции. Я стану её Лидером и буду бороться с обоими королями за власть. Разрешаются заговоры, интриги, подкупы и одно-два покушения. Основное назначение оппозиции - способствовать укреплению королевской власти.

После отдыха мы ещё немного работаем, но становится слишком жарко и короли, побросав свои косы, зовут всех на речку - купаться. Взобравшись на холм, я вижу, как блестит синей змейкой королевская речка Чуйка. Почти такой же синей, как небо. Короли и подданные купаются и загорают. Я не спеша спускаюсь с холма. Спешить бесполезно - всё равно не успею выкупаться - проснусь.

Просыпаюсь от занудного неумолчного шума. И сразу чихаю - пахнет бензином и гарью. Подхожу к окну: так и есть - дом продвинулся вплотную к кольцевой дороге. Своим правым углом почти задевает бензоколонку. За дорогу ему не дала перейти патрульная служба. Во-время успели перегородить путь проволокой под током - дома этого не любят.

А башня всё же прорвалась за кольцевую, каким-то странным зигзагом пропахала кустарниковые заросли и остановилась на самом краю оврага. От неё ещё идёт пар. Подъезд завис над обрывом, в нём толпится народ и ждёт, когда трактор хоть немного оттащит башню в сторону, чтобы можно было выйти и пойти на работу.

Небо в той стороне, как и вчера, синее и высокое.

Будильника я не услышал и проспал. Теперь уж вовсе не пойду в Институт - чёрт с ним, с мусором. Наконец-то можно будет заняться делом. Завариваю чай, достаю бумаги и раскладываю их на столе. Вынимаю шариковую ручку. С наслаждением погружаюсь в увлекательнейший мир микрочастиц Вселенной. Теоретически МАРК - ещё не предел. Если верна гипотеза Мак-Бора, он состоит из ещё более мелких частиц - МАРКУШЕЙ. Один МАРКУША способен разнести вдребезги всю нашу галактику. Игра стоит свеч!

Вечером приходит другой наш старый приятель - мой сослуживец. Он приносит бутылку сухого вина - для нас с женой, и бутылку портвейна - для себя.

Зачем, говорит он мне, ты стихи пишешь? Я тебя всё равно читать не буду. Я даже великих поэтов не читаю. Написал бы ты лучше хороший детектив! Я, отвечаю, сюжеты придумывать не умею. Потом он весь вечер ругает нашего начальника. К великому удовольствию моей жены, которая начальника терпеть не может.

У этого нашего приятеля очень тонкий вкус и вообще он человек чувствительный. Он мог бы стать знаменитым экстрасенсом, если бы меньше пил.

Провожая приятеля, заодно выгуливаю Лешего. Возвращаясь, замечаю в углу лестничной площадки рыжеватого красанца.

Я понял, откуда все ваши беды, говорит он. У вас слишком много пальцев на руках. (У красанцев всего один палец. Он прорастает как бородавка то на левой, то на правой руке.) Для такого количества пальцев трудно найти разумное занятие. У вас на Земле развелось слишком много ненужных вещей и с каждым днём их становится всё больше и больше. Даже не знаю, можно ли вам теперь чем-то помочь?

По-моему, этот красанец совсем сдурел за десять лет непрерывных размышлений.

Этой ночью я беру с собой в Королевство свою жену. Пора представить её королям. Я долго думал, как это лучше сделать: моя жена не признаёт королей. Но всё получилось само собой. Мы оказываемся на опушке леса. Короли ведут своих подданных по грибы. Моя жена - величайший знаток грибов! Она находит их даже на окраине нашего парка, где ржавого железа, бетонных плит и старых шин больше, чем земли. Весь день короли пляшут под её дудку.

К обеду собрано великое множество грибов: от плебейских сыроежек до вельможных подберёзовиков и королевских белых. Разноцветные, прохладные, они пахнут грибами. (Как это хорошо, что грибы пахнут грибами, понимаешь только во сне.) Теперь их нужно чистить, мыть и жарить. Подданные - все как один - наотрез отказываются. Приходится королям готовить обед самим: чистить, мыть и жарить.

Остальные тем временем разбредаются по поляне искать землянику. Я набираю целую кружку и успеваю договориться с тремя подданными о принципиальном согласии участвовать в заговоре.

Моя жена валяется в траве и губами срывает ягоды с земляничных кустов. Это было десять лет назад.

Потом мы все обедаем и короли милостиво распускают народ по домам. Со мной они прощаются кивком головы: я теперь Лидер официальной Оппозиции и нужно соблюдать этикет. Моя жена напоследок шушукается с королями и все трое смеются.

- Какие они всё-таки чудные и милые! - говорит жена на обратном пути. - Зачем ты их хочешь свергнуть?

- Я вовсе этого не хочу. - отвечаю. - Просто таковы правила игры.

Просыпаюсь от прямого попадания солнечных лучей. Окно горит жёлтым пламенем. Выхожу на балкон: кругом лес. Снег свежий, блестит и пенится на солнце, как пена шампанского. Кажется, даже шипит. А воздух напоминает само шампанское - так же пьянит и возбуждает. Небо неимоверно синее и высокое - в несколько раз выше обычного.

На прогулке Леший носится как угорелый. Пушистым ядром вспахивает снежную целину и чуть ли не кубарем скатывается с горки. За эту чудную прогулку славный пёс облизывает мне всё лицо.

Во время чаепития звонит по телефону начальник: просит приехать в Институт. Прибыл представитель заказчика, будет совещание.

Около подъезда стоит автобус, снятый с рейса. За ночь наш дом так далеко ушёл в лес, что до станции метро людей придётся везти на автобусе. Салон, пропахший бензином, почти заполнен. Пассажиры нервничают и поглядывают на часы.

В проходной Института вахтёр останавливает меня и записывает фамилию в свою книжку. Без пяти минут десять. С моим "свободным проходом" нужно являться на работу либо в 8.30 - начало рабочего дня, - либо после 10. Иначе считается опоздание. Доложат начальнику, он отреагирует, а меня это не касается. Таковы правила игры.

Захожу в кабинет. Здесь уже все наши и несколько знакомых ребят из ведомства заказчика: в гражданской одежде. Во главе стола сидит их генерал. В цивильном костюме он кажется каким-то ненастоящим и сильно западным: что-то среднее между старшим клерком и президентом фирмы. Начальник разговаривает по телефону. Присаживаюсь к приятелю. Тот мучается с похмелья - вчера, вернувшись домой, здорово добавил с зашедшим соседом.

Совещание длится долго и бестолково, потому что, кроме главного, обсуждаем кучу всяких мелочей, которые вполне можно решить в рабочем порядке. Наверху постановили форсировать работы по выделению МАРКУШИ. Значит, можно будет выбить аккордные. Это забота начальника.

После обеда сидим с аспирантом и уточняем план диссертации. Работать в Институте совершенно нет времени.

Дом оказывается на старом месте. Стены тёплые, ещё не остыли. Видно целый день тащили из леса. Дома, когда их тащут, упираются и от этого нагреваются. На время передвижения отопление отключают - для экономии. Небо над домом похоже на розовую опухоль. Когда я смотрю на такие вещи, у меня в животе что-то сжимается и дёргается. Быть может, душа находится в животе?

Жена неподвижно лежит на диване и слушает музыку.

- Ты чего? - спрашиваю.

- Ничего. Устала.

- Ну, отдыхай. Что-то ты часто устаёшь.

- Зато ты никогда не устаёшь! Дрыхнешь до десяти часов. А я должна как ненормальная вскакивать в шесть утра и бежать на завод делать эти дурацкие пули! Не хочу делать пули! Зачем они мне нужны, эти пули? Это же с ума можно сойти - всю жизнь делать пули! Хоть бы они никогда не взрывались!

- Сколько можно говорить об этом? Уходи с завода.

- Куда уходить? У меня же профессия! Десять лет работы - коту под хвост? На заводе ко мне привыкли, я считаюсь хорошим специалистом. А кем я буду, когда уйду? Домашней хозяйкой? Ты же тогда вообще ничего дома делать не будешь. Не хочу быть домашней хозяйкой!

- А пули лучше?

Жена плачет. Леший нервничает и начинает гавкать. Непонятно только, на кого? Я успокаиваю жену. Леший тут как тут - кладёт передние лапы нам на колени, суёт всюду свой мокрый длинный нос и отчаянно крутит хвостом - так, что дрожит всё тело - вот-вот улетит.

- Лешунечка, хорошенький, красавец мой, ты меня так любишь? да? жалеешь меня? ах, ты маленький, пушистенький, хвостиком виль-виль... - приговаривает жена и успокаивается.

Появляется Шипун и нагло прыгает на диван, жмётся к нам и требует свою порцию ласки. Потом мы идём пить чай.

Вечером заходит наш новый приятель. Он работал в Институте, но начальник его выгнал - за безделье. Приятель приносит пластинки с итальянскими оперными певцами, диски "Битлс" и "Роллинг-стоунс". Ставит пластинки одну за другой и комментирует:

- Вот это они хорошо делают, это они сами придумали. А это содрали, так уже давно делают. Так ещё Моцарт делал. Ну, дальше неинтересно - дальше то же самое будет. Уже и так понятно, что они тут хотели сказать, правда?

Он снимает пластинку и ставит другую. И всё начинается с начала.

- Вот смотрите, какой у него тут голос. Всё дрожит! Но он дурак, он не понимает, что поёт. Вот смотрите: ла-ла-ла-ла... он собой любуется, своим голосом, а тут надо страдать, он же о страдании поёт. Ну, совсем дурак! Зачем такому дураку такой голос?

Он снимает пластинку и ставит новую.

Наконец, пытка музыкой кончается и наш приятель провозглашает:

- Я открыл для себя Маяковского. У него совсем не было пыли в носу! Вот послушайте.

И он начинает читать Маяковского: по паре строк из разных стихотворений.

- Вы чувствуете? Совсем чистая речь, естественная. У большинства людей очень много пыли в носу. От этого все болезни. Пыль проникает под кожу и скапливается под глазами. Зрение портится. Почему так мало понимающих людей? У них же все уши пылью забиты! Слушают и не слышат! Вот ваш начальник, хоть он меня и выгнал, но у него были прекрасные голосовые данные. Он мог бы петь лучше Карузо, но он не чистил нос от пыли и вся пыль попадала в горло, оседала на голосовых связках и, конечно, теперь ему ничего не остаётся, как заниматься микрофизикой. А сколько пыли люди съедают вместе с пищей? Нельзя есть пыльные продукты: ни мясо, ни рыбу - они почти целиком состоят из пыли. За жизнь животного у него между волокон мышечной ткани всё время скапливается пыль - животные от этого и помирают, а мы их едим!

Я провожаю нашего нового приятеля поздним вечером и заодно прогуливаю Лешего. За нами увязывается сын - говорит, что не может заснуть, не подышав свежим воздухом. Приятель идёт босиком и сын в восторге!

- А Вам не холодно босиком?

- Конечно, нет. Вот у тебя щёки и нос не мёрзнут?

- Нет.

- А почему же ноги должны мёрзнуть? От этого все болезни: на носу - ноль градусов, а на ногах - тридцать семь! Возникает разность температур и пыль так и липнет к носу.

- Папа, - говорит сын на обратном пути, - а давай тоже босиком ходить?

- Так сразу нельзя. Лучше начнём с утренней гимнастики и обтирания.

- Давай начнём! Ты поставь будильник на шесть утра. Встанем вместе с мамой и будем все вместе зарядку делать.

- Какие же шесть утра, когда сейчас уже двенадцать ночи! Надо было раньше спать ложиться, я тебе говорил.

- Ну, папа... - сын начинает канючить.

Я соглашаюсь и ставлю ему будильник на шесть утра. Самое удивительное, что он действительно вскочет по звонку и заставит встать меня - невыспавшегося. Хорошо хоть, что подобного энтузиазма моему сыну хватает только на один раз.

Перед сном выкуриваю сигарету на лестничной площадке.

- Знаешь, - говорит красанец, - а твой приятель отчасти прав. Только это не простая пыль, а космическая. Миллион лет назад ваша Земля попала в пылевое облако. И теперь вы буквально нашпигованы космической пылью. Наши учёные никак не могут установить все последствия её влияния. Быть может, эти последствия вообще непредсказуемы. Но я решился на эксперимент.

Глаза красанца сверкнули в полутьме рыжеватым светом.

- Вот!

- Что это такое?

- Это пылесос. Новейшая конструкция. Только ты сам, а то мне с одним пальцем трудновато. Вот эту трубочку запихиваешь в нос, а потом нажимаешь эту кнопку. Главное - не бойся.

- А это что?

- Это... это потом, когда очистишься. Совершенно безболезненно. Сразу заживает, никаких нагноений, никаких рубцов. Мгновенно удаляет лишние пальцы.

Я швырнул пылесосом в красанца и он исчез.

Сегодня в Королевстве игры на свежем воздухе. Я пришёл с сыном и он, обладавший большим опытом в таких делах, сразу взял на себя все организаторские функции. Мы разделились на две команды, во главе каждой встал король. Разбрелись по лесу. У каждого свой штаб, скрытый, замаскированный. Часовые забрались на сосны.

Мы с сыном лежим в засаде. Под прикрытием молодых ёлок, за большим высохшим пнём. Сухие иголки пощипывают кожу, пахнет хвоей, смолой, землёй. По пню ползут муравьи, протоптали тропинку - она выделяется светлой змейкой на серой коре. Сверху на пне бархатной заплаткой лежит зеленовато-рыжий мох. В ямке между двух корней лежать уютно и тепло.

- Папа, - спрашивает сын, - а почему небо синее?

- Потому что оно высокое. - отвечаю я честно.

Тра-та-та! Тра-та-та! Та-та! Та-та! Мы вскакиваем, бежим. Появился противник. Нас окружают. Мы уходим, согнувшись, под ёлками. Отстреливаемся. На поляне ныряем в траву и ползём по-пластунски, по всем правилам. Трава высокая, колышется от ветра. Кузнечики прыгают во все стороны. Снова вскакиваем, мчимся под соснами. Здесь открытое место, много воздуха. Воздух сосновый.

Тра-та-та! Тра-та-та! С ходу влетаем во вражеский штаб. Тра-та-та! Все падают. Ба-бах! Взрывается мина и мы тоже падаем. Все убиты, лежат в траве, дышат и смотрят в небо.

Мой сын не может долго лежать неподвижно. Он убегает вприпрыжку и скоро приводит под конвоем пленённого короля. Игра окончена. Короли раздают награды за доблесть и мужество, проявленные во время военных учений. Мой сын получает большую ярко-красную медаль "За Отвагу". По-благородному мы делим её на всех. Начинка изумительна: клюква с малиной!

Просыпаюсь от шума моторов. Сын делает зарядку и зовёт меня. За окном сосны. Широкая просека, проделанная домом за одну ночь, по обе стороны которой лежат могучие деревья, словно колосья, срезанные острым серпом, широкая и чёрная просека уходит далеко-далеко и конца ей не видно. Выхожу на балкон. Над крышей кружат вертолёты. Точно огромные стрекозы, набившие брюхо всякой всячиной и ошалевшие от обжорства. Железяки в синем небе. Они разыскивают нас уже давно и вот наконец нашли.

Жильцов на работу развозят на вертолётах - кругом тайга, никаких дорог.

В Институт попадаю только к обеду. И узнаю новость: пропал МАРК. Ещё вчера он спокойно плавал в магнитном поле, слегка покачиваясь, и все приборы единодушно показывали норму. А сегодня все стрелки на нуле. Показывать нечего - МАРК исчез.

Комиссия по расследованию происшествия заседает с утра. Меня там ждут. У начальника круги под глазами. Все непрерывно курят. Даже чая нет.

Микропробой в силовой защите. Микровсплеск на временной диаграмме. В 4 утра МАРК отправился в свободное плавание в атмосфере. Когда он столкнётся с веществом, неизвестно: может быть, через миллион лет, а может быть, через секунду. МАРК очень мал, а расстояния между атомами очень велики.

Выпустили джина из бутылки. К чему теперь гадать? Если взорвётся, мы всё равно ничего не почувствуем. МАРК - это абсолютное оружие. Оно уничтожает абсолютно всё. Луна расколется пополам. По Марсу пробегут трещины: от Северного полюса - к Южному.

Улетела моя диссертация. - вздыхает аспирант.

Генерал в цивильной одежде, как школьник, поднимает руку и в который уж раз спрашивает:

- Как докладывать будем?

Мой приятель (почти экстрасенс) задумчиво рисует чёртиков на бумаге и уныло бурчит:

- Чего сидеть попусту! Сейчас бы выпить как следует. И повод есть...

Заместитель с суровым видом провозглашает:

- Так не бывает, чтоб виноватых не было. Нужно провести расследование по всей форме. Сообщить в Прокуратуру. Может быть, и ещё куда.

Заместитель сильно потеет, особенно шея.

Начальник отмахивается от заместителя. Он честно пытается найти решение, задаёт вопросы, говорит: думайте! Сильно увлечённый человек. Неужели не понимает, что без толку?...

Дом всё-таки привезли на место. Рабочие из ЖЭКа вокруг него суетятся, что-то делают. Ага! Хотят фундамент заякорить, прикрепляют стальные цепи, бетонные сваи забивают в мёрзлую землю - ограда будет. Посмотрим.

Сегодня у нас гостей нет. Спать ляжем пораньше.

Перед сном, как всегда, выхожу на лестничную площадку.

- Давай помиримся. - говорит красанец. - Наверное, я поспешил. Мы, красанцы, никак не можем понять вас, людей. Но мы очень хотим понять. Мы вам обязательно поможем, на нас можно положиться. Как только мы вас поймём, мы сразу что-нибудь придумаем, чтобы вам помочь. Нужно только понять, чтобы помочь правильно. Мы постараемся.

Что мне ему сказать?

- Я уезжаю домой. - говорит красанец. - Повезу доклад о Земле. Я расскажу всё, что сам знаю. Может быть, все вместе мы уже сейчас сможем понять вас и помочь.

Что мне ему сказать?

- Счастливого пути. - говорю я.

- До свидания. - говорит красанец. И медленно уходит.

- Пусть ваши астрономы получше смотрят в телескопы! - кричу я ему вдогонку. - Может быть очень интересное и редкое явление!

Если бы у красанца были плечи, он мог бы пожать ими. Но он останавливается, возвращается и начинает смотреть на меня.

- Я пошутил. - говорю я.

Но красанец не реагирует. Он вдруг начинает вытягиваться вверх и становится похожим на фонарный столб. А глаза у него горят каким-то уж вовсе нестерпимым рыжим светом.

- Ай-яй-яй. - начинает он лепетать тихим голосом. - Как же вы так? Мы у себя, в созвездии Водолея, уже тысячу лет умеем выделять МАРК. Но нам даже в голову не приходило делать это. Ай-яй-яй...

- Абсолютное оружие. - говорю я ни с того ни с сего. А сам думаю: Вот те раз! Он, оказывается, мысли читает. И МАРК они тысячу лет выделяют. То есть наоборот, не выделяют, но умеют.

Красанец вспыхивает ярким рыжим светом и вдруг потухает. Рост его опять уменьшается, весь он как-то скрючивается, сворачивается и теперь напоминает сильно обгорелое корневище. И опять лепечет совсем уж еле слышно:

- Да, да, да... оружие, оружие... как же я сам не догадался... надо спешить... МАРК летит быстро, но я полечу быстрее... перегрузки, конечно, но это ничего... надо предупредить... успеть...

Что это с ним? Заговаривается? Тут красанец как-то странно икнул и быстро проговорил своим обычным чётким голосом:

- Это совсем непредвиденное обстоятельство! Мне очень, очень жаль, но может случиться, что мы не сможем помочь вам. Вы не отчаивайтесь, мы сообщим всем мирам. Вам помогут. Если не мы, то кто-нибудь обязательно поможет. А сейчас я должен улетать. Мне срочно нужно. Прощай!

И красанец исчез. Здорово он перепугался, подумал я. Ещё бы - того и гляди будет большой ба-бах! Луна расколется пополам и так далее. Сматывает удочки. Тоже мне помощник! Понять он, видите ли, хочет! Помощь свою направо-налево предлагает. А сам драпает, заговаривается со страху!

Впрочем, что это я разозлился на красанца? Он-то тут при чём? Сами виноваты!

Я затушил окурок и отправился спать.

Во сне, перед тем, как попасть в Королевство, решаю уравнение стационарности МАРКа. Этим уравнением я занимаюсь уже два года и ни с места! Непреодолимые математические трудности. Но во сне всё гораздо легче. Я получаю решение: простое и изящное, понятное даже ребёнку. Это минута высочайшего упоения творчеством! От избытка чувств я становлюсь на голову и даже делаю сальто-мортале. Не совсем удачно - боль в коленке меня отрезвляет.

Звоню начальнику. Он не спит - мучается бессонницей - и поэтому сразу схватывает суть дела. Земля спасена! МАРК не может спокойно плавать в атмосфере: вырываясь из магнитной ловушки, он должен приобретать такую гигантскую скорость, что уже через минуту оказывается за пределами орбиты Луны. А сейчас - я смотрю на часы и мгновенно проделываю в уме вычисления - сейчас он уже за пределами Солнечной системы! Всё обошлось!

Я кладу телефонную трубку. Проверить ещё раз! Проверяю - всё правильно. Но заодно я обнаруживаю, что моё решение не скалярное, а векторное: значит, можно попробовать определить не только величину, но и направление скорости. И я определяю. МАРК летит к созвездию Водолея. Неужели?...

... В Королевство мы отправляемся всем семейством. Идём по лесной дороге. Ели-великаны, белые берёзы, дрожащие осины, прямые сосны. Трава, хвойные иголки, заросли черники. Две колеи, сухие и твёрдые, и между ними мелкие цветочки незабудок - разбрызганы. Синие-синие.

Леший носится кругами, похожий на зайца, и громко кричит от восторга: гавкает, вспугивая мелких пичужек. Шипун ворочается на дне дорожной сумки, высовывает наружу длинные усы и влажный нос и тут же прячется от испуга. Сын распевает какие-то очень громкие пиратские песни и время от времени проверяет эхо - так, что ушам больно. Жена идёт спокойно, покачивает головой и загадочно улыбается. Пятнадцать лет назад.

За поворотом, на фоне очень синего неба висит большой бумажный плакат. Большими печатными буквами выведено:

КОРОЛЕВСТВО НА РЕМОНТЕ.

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН

Вот незадача! Мы останавливаемся в растерянности. Что же делать? И мы вернулись обратно.

Я просыпаюсь по будильнику. В окне торчит шестнадцатиэтажная башня. Видно, якорные цепи оказались надёжным средством. Ничего - я сам отправлюсь за кольцевую, в лес на прогулку с Лешим. Холодно. Дует сильный ветер и бросает в лицо снежную крупу. Леший уныло и методично отмечает деревья, не пропуская ни одного. Я стою под сосной, смотрю в поле, туда, где оно сливается с таким же белым небом, и никак не могу понять: Почему мы вернулись назад? Какие же мы посторонние? Мои жена и сын представлены королям, я сам - Лидер официальной оппозиции, третий человек в Королевстве. Может быть, в нас нуждались? Может быть, требовалась помощь?

За чаем звонит начальник:

- Приезжай в Институт! Всё в порядке! МАРК больше не угрожает Земле! Представляешь: я это вычислил во сне. Проснулся, проверил: так и есть! Всё обошлось! А решение, между прочим, оказалось векторным. И летит наш МАРКунчик сейчас далеко-далеко - к созвездию Водолея. Вот нашим астрономам сюрприз будет!

И начальник весело рассмеялся.

На кухню заходит жена.

- Проспала на работу?

- Нет. - отвечает. - Вообще не пойду. Ты же хотел совершить государственный переворот, ведь так?

- Ну...

- Хочу быть королевой! К чёрту пули!

- Да уж тут не пули. - думаю я. - Тут кое-что посерьёзнее. И ведь ничего не сделаешь, ничем не поможешь. Бедные красанцы...

- Кто?

Оказывается, я думал вслух.

- Да так - несущественно. Потом расскажу.

И я поехал в Институт.

Э П И Л О Г

С той зимы прошло уже несколько лет.

В созвездии Водолея всё спокойно. То ли МАРК промахнулся, то ли тамошние обитатели приняли соответствующие меры. Но рыжий красанец с тех пор так и не появлялся. Может быть, обиделся?

Наш приятель ("пыль в носу!") женился, завёл четверых детей, продал все свои пластинки, купил костюм-тройку, галстук, ботинки, подался в политику, победил на выборах, потом проиграл и стал экстремистом. Другой наш приятель (почти экстрасенс), наоборот, развёлся, бросил пить, занялся бизнесом, обанкротился и запил уже вглухую. Третий наш приятель ("евреи, евреи...") воссоединился с женой и сыном, но жильё так и не получил, и в конце концов уехал в Израиль накануне Перестройки.

Я сменил профессию и место работы. По слухам, исследования по выделению МАРКУШИ продвигаются успешно - их финансирует какая-то крупная американская фирма. Жена так и не ушла с завода, но теперь у неё куча свободного времени - завод остановился. От нечего делать она вдруг занялась живописью: пишет лес, дворцы и людей в шутовских колпаках. Сын отбился от рук и получает плохие отметки. Шипун умер и мы похоронили его в лесу, за кольцевой. И только Леший ничуть не изменился: всё такой же резвый.

Наши дома, кажется, смирились со своей участью: стоят неподвижно и пустили корни. По весне на них даже распускаются цветы: на нашем доме - пионы, на шестнадцатиэтажной башне - нарциссы.

По ночам мне теперь снится одно чистое синее небо.

 

1983 - 88 - 96