 |
Игорь Бурдонов РЕЗИНОВЫЕ ТРУБОЧКИ |
Резиновые трубочки.
Резиновые трубочки с наискось срезанными концами.
Мир, разложенный на треугольники и квадратики, пронизан резиновыми трубочками системы.
Зеленовая кровь хромосомно струится.
Слушаешь шум тока.
Чувствуешь пульс - нервный как пальцы пианиста.
Что тебе нужно от матовой кожи, похожей на матовую фотографию?
Гладишь и гладишь углубление гладкое в сером камне.
И ждёшь, когда же сорвётся зеленовая капля с острого кончика резиновой трубочки.
На моментальной фотографии падения молочной капли в мгновение слияния с океаном видишь круглую корону с жемчужинами, венчающую всех королей прошлого.
Все треугольники запали алфавитными клавишами, все квадратики завертелись вокруг своих диагоналей.
Застрекотали затворы объективов.
Мерно разгораются и гаснут космически-звёздные фотовспышки.
Белый туман поглощает своими сгущениями детали пейзажа.
- Так, так, так, - говорит кузнечик на длинной ножке.
Туман выбрасывает ложноножку.
Муха неба слизывает языком кузнечика.
Языком, похожим на резиновую трубочку с наискось срезанным кончиком.
Бесплатная проявка фотографий разгорается синим светом.
Люди на кухне пьют чай и смотрят в окно.
Там, в окне, небо тёмное в прожилках туманного мрамора и серые блюдца спутниковых антенн, на которые дует ветер.
Это ветер Ойлин из клана Восточных Ветров.
Люди на кухне пьют чай зеленовый, доставленный из Страны Заходящей Луны.
И произносят длинные фразы на всех языках Земли, клубящиеся под потолком.
Бабочка прилетела, крылышками помахала, и ты проснулся.
Лежишь и думаешь: - Ну почему же нельзя воздержаться от явления в мир?
Известно ведь, что ничего хорошего не принесёт тебе этот день.
Почему бы не вычеркнуть его из бегущей строки времени?
Закрыть квадратиком ночи, чёрной как тушь.
Но ты уже наступил на край, и квадратик переворачивается вокруг своей диагонали.
Ловушка захлопнулась и день начался.
В железе автомобилей и вагонов метро внутренне сжимаешься и твердеет сухая оболочка кожи.
Хронист царапает матовый пергамент лба, и щёк, и рук вечным пером.
Люди читают друг друга и едут куда-то.
С тобой здороваются, облепляют твою ладонь резиновые трубочки пальцев.
Взгляды летят по орбитам метеорных потоков, отталкиваются от преград с соблюдением равенства углов падения и отражения, бесконечно ища свою заветную лузу.
Только некоторые, вылетая случайно в окно, теряются в ветвях деревьев, пронизанных небом, превращаясь из волн в частицы, подобные птицам на ветвях деревьев.
В бегстве от множественного к единичному запираешься в туалете и уходишь в царапины на двери.
В другую сторону двери уже стучат.
На волнах зеленовых пейзажей, в окружении зверей и птиц качается глупое сердце твоё.
Пока твой ум, ощетинившись острыми иглами, принимает удары стальных инструментов современного образа жизни.
Запахи чуда плывут по ущелью.
Осыпаются персиковые депестки.
- Трень-брень - играют меланхоличные струны.
Сказитель делает паузу.
Только ручей журчит, и осыпается песок, и распрямляются стебли.
Паутинка трещинок покрывает поверхность воздуха.
В пламени муфельной печи созревает искусство дышать.
В глубине прозрачного камня белый туман стелется вдоль жёлтой воды.
Где-то на полке между кофейным сервизом и парой бокалов с шампанским тихий веет ветер и осыпаются персиковые лепестки.
В плаще пропылённом пылью дорог, усыпанном цветочной пыльцой.
В руках у него нож костяной для разрезания треугольников и квадратиков.
Из всех карманов свешиваются резиновые трубочки.
1997