Смирнов Дмитрий, Бурланков Николай : другие произведения.

Песнь Сокола. Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На сей раз события относятся к более раннему времени - закат Персидской державы, подъем Македонии, расцвет Скифской державы...

  
  
   "Ты за пределы земли, на поля Елисейские
   Будешь послан богами - туда, где живет Радамант златовласый
   Где пробегают светло беспечальные дни человека,
   Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;
   Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном
   С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным."
   Гомер
  
   Пролог.
   Каждый край на земле извечно полнится слухами людскими, перерастающими подчас в самые замысловатые предания. Не обошли они стороной и равнины Рыжей Степи, растянувшиеся между сизыми отрогами Медных Гор и лазурными водами Борустена.
   Народ здесь издревле селился все больше переметный, оседавший средь колосящихся таволгой и мятликом просторов до времени летнего кочевания, когда подходила пора гнать табуны и скот на север, в лесостепи, а потом - до конца осени, когда уходили на зимники в южные долины. Из постоянных старожилов Рыжей Степи все знали лишь нескольких умельцев, что хозяйства своего не держали, но слыли большими искусниками в литейном деле. Некоторые из них, такие как дед Марсак, по старинке разбивали в глухих оврагах войлочные шатры. Иные - плели из крепкого прутняка хижины прямо на перепутье степных дорог, а того чаще - у межевых камней, где в обычае было сходиться на торг общинникам из ближних и дальних выселков.
   Тут всегда можно было выменять на мясо, мед и козий сыр изделия из олова, меди и железа - подойники, зернорезки и судки, браслеты и обручи-гривны с фигурками лосей и перепелов, женские клобуки с рогатыми львиными грифонами, бусы и кольца, а также конские нахрапники и бубенцы. Немало находилось людей, охочих и до шейных пекторалей с тонким тиснением или же медальонов в виде бронзовых лошадиных голов. Железо и оловянный колчедан умельцы добывали прямо из болотных рудных залежей, а медь - из горных сланцев.
   От этих мастеров-искусников и расходились гулять по степи всяческие сказы, истории и пересуды. Одним из таких сказов было предание о Белом Ведуне из Запретного Леса. Дед Марсак, знававший много народу на своем долгом веку, частенько толковал путникам, забредавшим в его шатер, о сыне кожевника Арпанфа Скиле, сгинувшем без вести еще в малолетстве. Совсем несмышленым отроком попал он в Запретный Лес, идя по следу собаки, убежавшей от него в дубняки. Всем была известна дурная слава этого места, в котором пропадали и кони, и овцы, и люди, так что удальцов, желавших изведать его сумрачные чащобы, отродясь не водилось среди борустенитов. Но Скил, снедаемый тревогой о годовалом щенке волкодава, подаренном ему отцом, не внял строгому наказу обходить краем Запретный Лес. Домой он не вернулся, а в кочевье признали гибель подростка и скоро вовсе забыли о нем.
   Минули многие годы. Давно отошел в страну предков кожевник Арпанф, так и не оставив после себя потомков, сменился и князь, и старейшины племени. Тогда и объявился в степи могучий старец-ведун, который бродил среди селений со своей собакой и удивлял общинников разными чудесами. Будто бы мог он изменять облик вещей, провидеть будущее и читать мысли людей. Никто не знал, какого он рода и племени, вот только самые ветхие борустены, еще помнящие Арпанфа, признали на шее у старца оберег в форме кабаньих клыков, выточенный из сердолика. Будто этот самый оберег преподнес когда-то кожевник своему сыну. Молодые же, в неуемности своей прыти и настырности не знающие сладу, проследили за странным кудесником и прознали, что каждый раз он теряется у самых границ Запретного Леса.
   "Это Скил, сын Арпанфа, - украдкой шептались люди. - Все думали, помер в отрочестве, а он, выходит, еще здоровее всех нас будет. Как же выжил он в таком окаянном месте? Какими силами оделил его Запретный Лес? Что за тайну скрывает старик с собакой, которого пуще огня боятся даже князья? Ох, недоброе это дело..."
   Поговаривали, что старец, которого так и прозвали Белый Ведун за его длинную, ниже пояса седую бороду и седые спутанные космы, не знавшие гребня, мог легко превращаться в филина, в волка, в лягушку, был неуязвим для оружия и часто становился невидимым.
   Бывало, он приходил в становища к князьям и старейшинам, шептал им что-то, и они сразу собирали племя на совет. То были вести о вражьей опасности, моровом поветрии, голоде или иной нежданной напасти. И тогда общинники, без споров и колебаний, снимались с места, чтоб избежать лютой беды. Белый Ведун никогда не ошибался. Появляясь всегда неприметно, он вызывал оторопь даже у бывалых воителей своим прямым взглядом из-под густых, словно мох, бровей. Женщины же, случалось, и вовсе падали без чувств со страха.
   Именитые и имущие люди пытались задобрить старика подношениями и льстивым словом. Да только к золоту, лошадям, пестрой одежде и сладким похвалам ведун оставался равнодушным. Никто не знал, что у него на уме. А потому, страшась чем-либо не угодить всесильному лесному кудеснику, его с охотой привечали во всех кочевьях и станах, в избытке угощая вином, молоком и разными яствами. Так и ходил Белый Ведун с лохматой, как и он сам, собакой, опираясь на длинный посох, по дорогам и тропам Рыжей Степи, но неведом и темен оставался для людей его путь.
  
   Часть 1. Тень красного солнца.
  
   Глава 1. Узоры Будинов.
   От необъятных просторов закатных степей веет безнадежной усталостью. Только кочевники-вадары умеют радоваться бескрайним полям, пыльным летом и покрытым белым саваном снега зимой. Из года в год проносятся их табуны где-то у окоема, поднимая облака пыли; и те, кому выпала доля жить на границе степей, в неясном страхе смотрят вдаль и в глубине души тщетно пытаются представить себе неведомую кочевую жизнь.
   Обитатели самой северной земли Срединной Державы теснились к горам Огранаула и к берегам огромного соленого озера Ораль, подальше от несущих пыльные бури степей. Тут множились их сады возле зеленых усадеб, широко раскинувшихся вперемежку с рощами вокруг усадьбы хранителя земли, кшатрапавана Сугдияна, высившейся белесыми уступами на высоком холме.
   Род, из которого происходил Сугдиян, владел этой землей с незапамятных времен, еще тогда, когда Срединная Держава подчинила восточный берег озера Ораль и прошлась огнем и мечом дальше на Запад. В ту пору о кочевниках еще не слышали; говорят, они пришли позже, когда, после кровопролитных войн, обезлюдели земли, а далеко на Западе поднялись города Хантикап и Мегалон, и в Срединной Державе не стало сил бороться с пришельцами.
   Сугдиян, хотя и служил державе верой и правдой, никогда не рвался завоевывать для нее славы в дальних походах. Будучи наследственным кшатрапаваном земли, он ездил в Суавадзан, столицу, расположившуюся далеко за горами, на советы, вершил во вверенных ему краях суд и восстанавливал порядок, но не любил столицу, шумную и давно лишенную своего былого величия, превратившуюся в пристанище всевозможных бродяг и любителей быстрой наживы.
   Род его прославлен был с древних времен своей честностью и справедливостью, и он, как умел, поддерживал это имя. Не только из его владений, но и из других краев приходили люди за помощью, и он пытался, как мог, восстановить справедливость, если она была нарушена. За это среди соседних паванов он получил прозвище "драчун", ибо немало боев было им проведено только ради восстановления справедливости.
   С тех пор как жена его умерла в пору морового поветрия, пришедшего с Западных степей, Сугдиян еще больше отгородился от мира. Все так же приходили к нему просители, и он принимал их с улыбкой, но не устраивались уже в его доме пышные празднества и пиры, славившиеся прежде до самой столицы.
   Все его нынешние радости были связаны с сыном, Дэвоуром, росшим с семи лет только под его надзором. Баловал он его, пожалуй, более, чем подобает баловать сына кшатрапавана, но по мере возможности обучал всему, что знал сам, пытаясь с детства привить чувство долга, чести и справедливости.
   Дэвоур тяжело переживал смерть матери, но от того крепче привязался к отцу. Частые отлучки Сугдияна заставляли Дэвоура безумно радоваться его возвращению - и с большим страхом ожидать нового гостя, который мог вырвать отца из родовых владений на неизвестное время.
   При том что Дэвоур рос довольно капризным, в компании друзей - мальчишек из окрестных усадеб и из семей слуг - он обычно верховодил. Его слушали даже те из детей, что были старше его по возрасту. Он умел придумать забавы, о которых потом долго рассказывали в округе взрослые, при детях - изо всех сил изображая строгое выражение лица, а без них - покатываясь от хохота. И игры чаще всего придумывал он - или привносил в компанию те, что вычитал в книгах отца.
   А уж настаивать на своем Дэвоур был готов до драки, до синяков и разбитых носов. Может быть, потому остальные признавали его своим вожаком, ибо в драке побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто готов идти до конца. Чувствуя это, даже старшие предпочитали уступить.
   Сегодня с утра к Сугдияну вновь прибыл купец из самой столицы, из Суавадзана, и отец заперся с ним в верхних покоях. Дэвоур с другом, Стозаром, сыном их слуги, бывшего на год старше самого Дэвоура, отправился в книгохранилище, где отец собирал редкие книги со всей державы. Зная о его слабостях, купцы и другие просители, обращавшиеся за заступничеством к Сугдияну, привозили ему книги в подарок, и ныне тут скопились образцы мысли и памятные свидетельства о событиях за многие сотни лет существования державы.
   - Вот, смотри, - Дэвоур протянул Стозару свиток в кожаном чехле, блестящем позолотой. - Вчера раскопал.
   - Видать, старинный, - с видом знатока произнес Стозар, оглядев свиток. - О чем там говорится?
   - Я не вполне разобрался с языком, - смущенно ответил Дэвоур. - Он похож на наш, но какой-то странный.
   - Ну-ка, дай, я гляну, - Стозар развернул непокорный папирус, пытающийся свернуться обратно.
   Дэвоур с любопытством заглядывал ему через плечо.
   - Это наш старый язык, - уверенно заявил Стозар. - На таком говорили и писали сотни лет назад здесь и там, за степями. Говорят, тогда наш народ заселял все степи от Огранаула до реки Борусвяты, пока не пришла война.
   - Ты можешь прочитать, что тут написано?
   Стозар положил свиток на большой стол из темного дерева, освещенный рассеянным светом из окна, развернул и долго ворочал языком, пытаясь прочесть написанное.
   - Буквы плохо видно, - стал он оправдываться. - Не разобрать.
   Дэвоур расстроился.
   - Да неужели мы не сможем узнать, о чем в нем говорится?
   - У меня дед должен знать этот язык! - воскликнул Стозар обрадовано. - Он ведь еще помнит время, когда жил там, за степью.
   - Так пошли к нему! - торопливо предложил Дэвоур.
   Дед Стозара трудился в саду. Дэвоур не знал, сколько ему лет, да и сам Стозар затруднялся ответить. Сколько мальчишки помнили себя, столько помнили и седую бороду деда, сверкающую на солнце посреди зеленых грядок и насаждений.
   - Дед, можно тебя?
   Прищурившись, старик осмотрел подбежавших к нему мальчишек. В бороде спряталась улыбка.
   - Вы чего без дела маетесь? Ну-ка, берите лопату, да грядку мне вскопайте - потом и поговорим!
   Дэвоур растерянно взглянул на приятеля. Тот вздохнул, взглядом ответил: "Ничего не поделаешь!" - и взял в руки лопату.
   Помявшись, сын хранителя бережно положил свиток на лавку возле ограды и тоже занялся вскапыванием грядки. С непривычки лопата быстро натерла мозоли, но грядку они мужественно закончили.
   - Ну, вот теперь можно отдохнуть и поговорить, - одобрительно кивнув, дед опустился на лавку. - Что там у вас?
   - Да вот, - Дэвоур протянул свиток. - Стозар говорит, ты знаешь этот язык?
   - Конечно, знаю, он же мой родной, - кивнул неторопливо дед, медленно водя пальцем по строчкам. - Книга хорошая, и писана не здесь, а за степями, в княжестве Верх.
   - Наш род происходит из тех мест, - с гордостью сказал Стозар.
   - Что же там говорится? - нетерпеливо спросил Дэвоур.
   Старик развернул начало свитка, навернутого на две палочки, молча прочитал открывшийся текст, потом прикрыл глаза, точно припоминая что-то, и нараспев заговорил.
   - "Тот, кто читает книгу, пусть прочтет до конца. Тот, кто знает, найдет в ней то, что скрыто. Тот, кто не знает, пусть узнает. От начала времен было так, чтобы всякое доброе дело не погибло, но было сохранено. И отзвуки его летят вдаль, за горы и за леса, и песню спетую подхватывают и хранят там, в Светлом Граде, где лишь чистые сердцем находят приют".
   - А-а, - разочарованно протянул Стозар. - Сказки.
   Дед усмехнулся.
   - Давно ли минуло то время, когда ты просил меня рассказать тебе сказку на ночь?
   - Ну, так это когда было! Я тогда маленьким был. Сколько можно сказки читать, нам уже пора жить в настоящем мире!
   - А ты, Дэвоур, тоже так считаешь? - с лукавством спросил дед.
   - Ну, я считаю, - серьезно начал сын хранителя, пытаясь соблюсти достоинство, - что сказки учат нас, как правильно жить, и поэтому я бы послушал.
   - Что ж, слушайте.
   "Мы узнали это от наших дедов, те же от своих, и истоки знаний этих теряется в вечности.
   Когда Харн увидел мир, подаренный ему Све-Агором, в нем появилось новое, неведомое ему раньше чувство, которое мы сейчас называем благодарностью. Но он быстро переделал его на свой лад, превратив в зависть.
   - Однако помни, - сказал ему Све-Агор, - ты не полновластный владыка в этом мире. Прошлый мир, созданный для тебя, погиб по твоей вине; не повтори своей ошибки, ибо третьего я для тебя создавать не буду.
   Харн послушно согласился со Све-Агором, торопясь вступить во владения своим миром. Однако не было там ни тех, кто понимал бы Харна, ни даже тех, кто боялся его, ибо населяли его лишь неразумные создания.
   Тогда Тавард привел в мир двенадцать первых людей, и они должны были говорить с Харном. Харн должен был учить и наставлять их; они же, по замыслу Све-Агора, должны были учить самого Харна - незаметно для него самого.
   Харн научил первых людей магии и многим ремеслам, и они расселились по всей земле, от края до края, и поклонились Харну. Многие племена появились в разных концах земли, и даже языки у них стали непохожими".
   - А кто такой Харн? - спросил Стозар.
   Дед помолчал.
   - Об этом говорят разное. Сейчас о нем не любят вспоминать, полагая его источником всех бед; хотя я в свое время слышал, что источником бед людей являются только сами люди. Есть такие, что полагают Харна истинным владыкой этого мира, хотя вы, конечно, слышали от жрецов, что истинным повелителем всего является Ахур вместе с Мадой. Есть другие, говорящие, что Харн - это источник всего зла в нашем мире. Но я слышал, что Харн - это сын Ахура, как его называете вы, или Све -Агора, Светлого Бога, как его называли у нас раньше. И Ахур хочет воспитать Харна подобным себе.
   - Ну и сынок у нашего верховного божества! - воскликнул Стозар с насмешкой.
   - Детей любят такими, как они есть, - заметил дед. - Правда, если они растут куда-то вкривь, их пытаются исправить.
   - Да неужто верховный бог не мог сотворить себе такого сына, как он пожелает?
   - Видимо, в том был какой-то его замысел. Ну, что же, - старик отпустил свиток, и тот свернулся обратно в тяжелую трубочку. - Ступайте. А мне работать пора.
   Он протянул свиток Дэвоуру. Тот принял с поклоном, но не удержал: свиток стал падать, и он схватил ее за одну из палочек, на которые был намотан папирус.
   Палочка вдруг выскользнула из свитка. Дэвоур успел подхватить свиток, однако палочку уронил, и та глухо звякнула, ударившись о землю.
   То ли деревянная, покрытая лаком, то ли сделанная из странного металла, она блестела на солнце всеми цветами радуги. Всю ее поверхность покрывали странные узоры, похожие на буквы - однако совершенно не узнаваемые.
   Стозар поднял ее с земли и показал деду. Тот покачал головой.
   - Не знаю, что это. Узоры на ней какие-то странные. Вот эти вроде похожи на нашу древнюю вышивку, - он показал на подол своей рубахи, - а вот эти ни на что не похожи. И мелко написано, не разберешь, где один знак заканчивается, а где новый начинается. Если это и письмена, то не наши. Что-нибудь более древнее. Но ты ее сохрани. Видно, что вещица не простая.
   Дэвоур взял палочку, посмотрел на узоры - и небывалая тяжесть многих тысяч минувших лет вдруг проступила через них. Казалось, год за годом века покрывали ее поверхность, как слои неведомых букв.
   Простившись со стариком, мальчишки отправились обратно в крепость.
   - Как думаешь, палочка эта с самого начала была в свитке или потом туда попала? - спросил Стозар. Дэвоур пожал плечами.
   - Помнишь, что там написано, в самом начале? Прочти до конца, и найдешь то, что скрыто. А эта палочка открывается, только если свиток развернуть до конца!
   Дэвоур остановился, перемотал свиток в конец и с трепетом спрятал палочку обратно.
   - Чего ты в нем нашел? - пожал плечами Стозар. - Я же говорю, это какие-то наши сказки, о том, что было давным-давно!
   Дэвоур покачал головой.
   - А ты знаешь, что говорит отец о сказках?
   - Да знаю я! То же, что и все - что, мол, учат они нас, как надо жить, стремиться к добру, помогать слабым, уважать старших. Было бы за что помогать и уважать!
   - Не угадал, - сдвинул брови Дэвоур. - Сказки - это рассказы о том, что было когда-то, но переделанные так, чтобы были понятны и нам.
   - То есть, все эти небылицы, что метель - это когда Небесная Владычица взбивает свои подушки, или что земля наша - огромный диск, плавающий в океане - это все так и есть? Ты что, не слушал нашего учителя? - насмешливо посмотрел на Дэвоура его приятель.
   - Да учителя нашего я слушал получше, чем ты! - тут же завелся Дэвоур. - А вот ты ничего сам не знаешь и не понимаешь, так что лучше помолчи!
   Стозар обиделся и вправду замолчал.
   Дэвоур, чувствуя, что зря погорячился, стал неуверенно объяснять.
   - Просто это как бы не то, что мы можем увидеть глазами - а то, что можем почувствовать. Может быть, как говорят мудрецы, наш мир - это огромный шар, парящий в пространстве. Но мы на нем - как на корабле. И мы - его команда. И мы ведем его по необъятным и опасным морям страха, и неизведанности, и подводных течений. И от нас зависит, будет ли наш мир готов к неожиданностям, которые возникнут перед ним - или же погибнет, покинутый своей командой...
   Стозар посмотрел на друга в удивлении.
   - Вот это ты выдал! Никогда не думал о людях - как о плывущих на корабле. А чего же мы тогда воюем и ссоримся, если мы все - в одной лодке?
   - А то люди в одной семье не ссорятся! - с горечью сказал Дэвоур. - Вон в прошлом месяце, когда рыбу на озере вместе ловили - так меня Крунта чуть из лодки не выбросил, за то, что я карпа упустил! Так что, видно, в нас самих это - понимаем мы, что все вместе плывем, или нет...
   Однако сильнее всего сейчас Дэвоура волновал найденный им свиток.
   - Пойдем, попробую отца спросить - откуда он его взял, - позвал он Стозара.
   Засунув свиток под мышку, он отправился в комнату, где сидели отец с гостем. Стозар почтительно остался под дверью.
   Сугдиян принимал посетителей в небольшом помещении на первом ярусе главной башни, где при свете очага под навесом из темного бархата можно было спокойно беседовать, не опасаясь лишних ушей. Стены здесь были завешены красной тканой тесьмой со львами и единорогами, и только одна украшалась древним барельефом - человек с крыльями на спине собирал плоды со священного дерева. Между кшатрапаваном и гостем стоял стол, накрытый сладостями и вином, разлитым в родовые кубки с узорами пальметт и длинношеих лебедей.
   Дверь скрипнула. Сугдиян поднял глаза.
   - Чего тебе? - спросил он ласково, хотя появление сына и прервало его разговор с купцом.
   - Ты не знаешь, что это? - Дэвоур подошел к отцу, не опасаясь гостя, и положил свиток ему на колени. При постороннем говорить о своих догадках он не стал.
   Сугдиян взглянул мельком.
   - Почитай. Тебе будет полезно. Книга написана языком будинов, которые считают, что сохранили истинный язык наших предков. А сейчас извини, я занят, - он указал на купца, возвращая свиток сыну.
   Тот - коренастый полный человек средних лет, в лиловом распашном кафтане с бахромой на рукавах и подоле, с окладистой черной бородой - внимательно разглядывал свиток на коленях Кшатрапавана.
   - Откуда у тебя это? - с удивлением спросил он. Сугдиян небрежно махнул рукой, взяв чашу с вином.
   - Почтенный Гилдар, в моем хранилище скопилось более трех сотен древних произведений; неужели ты думаешь, что я помню историю каждого из них?
   - Нет, это ты должен помнить, - Гилдар знаком попросил мальчика передать свиток, и тот неохотно отдал его в руки гостя. - Оно из древних Посланий, как их называли в свое время наши заотары. Я видел всего несколько таких за свою жизнь. Если продать ее магам, они могут дать за нее стоимость всего твоего имения. Береги ее, это не детская игрушка! - Гилдар грозно сдвинул брови, отдавая свиток Дэвоуру.
   Мальчик насупился и отступил под защиту отца.
   - Дэвоур! Мне надо будет уехать, - произнес Сугдиян, поймав сына и притянув к себе. - Надеюсь, ты справишься тут один, ты уже достаточно взрослый.
   - Скажи, отец, правда ли то, что тут написано?
   Сугдиян внимательно посмотрел на открытый перед ним первый лист.
   - Я плохо знаю этот язык. Быть может, наш гость, раз уж он узнал это сочинение, подскажет тебе?
   Гилдар почесал бороду.
   - В свое время, лет десять назад, мы ходили караваном в Мегалон, - начал он неторопливо. - Вадары тогда охотно нанимались охранниками в наши караваны, и пути через степь были безопаснее, чем сейчас. Давно бы нам надо навести там порядок, да все руки не доходят... Но я не об этом. Так вот, в Мегалоне передают предание о Светлом Граде, будто бы расположенном где-то в Горах Северного Заслона, однако там это считают лишь сказкой. С другой стороны, многие отправлялись на поиски этого города, и мало кто вернулся оттуда. Вернувшиеся же предпочитали ничего не рассказывать о своих странствиях. Вот только, насколько мне известно, мало что из описанного в древних книгах уцелело до наших дней. Так что не думаю, будто там может стоять такой город.
   Дэвоур опустил голову и с грустью побрел прочь.
   - Дэвоур! - окликнул его отец.
   Мальчик обернулся. Сугдиян опустил ему руку на плечо.
   - Не расстраивайся. Даже если города сейчас нет, это не значит, что его не может быть. И никто не мешает тебе возродить его. Это во власти людей. Куда достойнее не сожалеть об утраченном прошлом, но возрождать все то лучшее, что было когда-то и о чем говорят предания.
   Дэвоур кивнул.
   - Возвращайся скорее, - попросил он. Слова отца зародили в нем надежду, пока еще не ясную ему самому.
   - Погоди, - удержал его отец. Дэвоур замер.
   - Поедешь со мной. Пора тебя приобщать к моим делам, - оценивающе поглядев на сына, произнес наконец Сугдиян. А Дэвоур зажмурился от счастья, не смея сказать, как мечтал он сопровождать отца в его поездках.
   Глава 2. Праздник.
   Атай давно дожидался этого дня. Наконец-то ему выпадал случай показать свою удаль и ловкость перед сородичами. На празднике Пламенной Мады-Табити - покровительницы крова и "царицы всех сколотов", бывшей одновременно и защитницей степных законов, и вершительницей справедливого суда над ослушниками, - неизменно присутствовал сам князь со своей семьей и дружиной, старейшины и самые видные соплеменники. Здесь важно было не упустить момент и обратить на себя внимание. А там, если заприметит его глава племени и позовет к себе в услужение, глядишь, можно и в люди выбиться.
   Сметливый умом не по годам и крепкий телом, сын Олкабы явно выделялся среди сверстников. Он лучше всех стрелял из лука, быстрее всех бегал и мог укротить самых норовистых скакунов. Не единожды пытаясь приструнить сына, увещевая его быть скромнее, Олкаба лишь бессильно опускал руки. Да и о какой скромности можно говорить, когда кровь бурлит в жилах горячим ключом, понуждая к великим свершениям?
   Статный молодец с широкими плечами, слегка вьющимися на концах русыми волосами и вздернутым подбородком, придающим лицу горделивое выражение, он выгодно отличался от своих товарищей, приковывая к себе взоры всех девушек выселка. И только одна из них - Камасария, дочь старейшины Токсара, к которой Атай испытывал скрытые чувства, всегда оставалась холодной и равнодушной. Что ж, отличившись в состязаниях, Атай мог произвести впечатление и на эту неприступную красавицу.
   Юноша жадно разглядывал заполняющуюся народом равнину. Кочевье размещалось почти на самом мысу, у слияния двух рукавов, и это место, обрамленное лесистыми склонами и отмеченное лишь редкими канавами и проплешинами, было, пожалуй, самым пригодным для состязаний. Соискателям славы и княжеских подарков предстояло сойтись здесь в борьбе и конных скачках.
   Дымились огромные котлы для варки мяса с высокими поддонами и ручками в форме медвежих лап. Уже вынесены были из княжьих хранилищ чернолаковые канфары с вином, расписанные трезубцами и рогами туров.
   Люди продолжали прибывать. Простые общинники узнавались сразу - по кожаным повязкам на голове и конопляным рубахам. Имущие борустениты, способные похвастать несколькими волами в стойле и лошадьми в загоне, щеголяли в мягких башлыках, обшитых серебряными нитями и перевязанными вокруг головы цветными лентами. Армяки их были подбиты куницей или горностаем, на шеях поблескивали дорогие амулеты из янтаря и горного хрусталя в золотой оправе. Закон степи нередко безжалостен к неудачникам. Сколот, лишившийся коня из-за болезни или войны, терял свое положение в племени. Он вынужден был идти в услужение к богатым сородичам или начинать оседлую жизнь, сея хлеб. Немало прежде достойных мужей, которых Атай знал с самого детства, теперь влачили совсем убогое существование, попав в жернова судьбы. Но такова уж видно, воля богов.
   Наконец появились княжеские кибитки, обтянутые расписным войлоком, с оконными проемами, задрапированными тонкотканными коврами. Их сопровождали рослые дружинники с деревянными щитами, обитыми бычьей кожей и с железными клевцами. Слуги вынесли большой жертвенник в виде столба. Его круглое, словно блюдо, навершие олицетворяло собой Солнце и Огонь. Очаг, силу которого сберегает Табити, священен для каждого сколота. Недаром отцы с измальства учат детей относиться бережно даже к углям, складывая их в зольники. За день до праздненства во всех шатрах женщины лепили из глины с вкраплением просяных и гречичных зерен посвященные богине лепешки. Они воплощали собой небесные злаки, и их укладывали на домашний алтарь. На племенном же жертвеннике, окропленном мускусом, жрецам предстояло теперь зарезать ягненка и возложить желуди и орехи.
   Но Атая гораздо больше интересовал князь Собадак и его свита. Повелитель племени появился в окружении своих конюхов и коренастых оруженосцев, гориты у поясов которых так и переливались золотыми пластинами. Золотыми бляхами были покрыты также их войлочные башлыки, а гравированные обручи-гривны искрились электром - материалом, получавшимся от смешения золота и серебра. Стяги князя с навершиями в виде крылатой девы и чибисов, держащих в клювах колокольца, уже были укреплены на пригорке, с которого Собадак намеревался наблюдать за зрелищами. Там же слуги расставили квадратные деревянные колоды для сидения, покрытые коврами, и разложили большие подушки, набитые оленьей шерстью. На них разместилась семья и охрана. Конюхи примостились по краям на овечьих и козьих шкурах.
   Атай во все глаза рассматривал князя. Его слегка нахмуренное лицо с глубокими глазницами и шрамом на правой скуле выражало непоколебимую уверенность в себе. Расчесанные на пробор темные волосы были обвязаны пурпурной тесьмой с нашитыми на нее золотыми грифонами. Бляшками в форме орлов и горных козлов был испещрен весь голубой чапак, расширяющийся у бедер треугольными вставками, а по бокам был увит узорами - скрещенными цветочными бутонами и быками с человеческими лицами. Также узорами пестрели и широкие шаровары, перетянутые ремешками у самых щиколоток.
   Княгиня казалась ко всему безучастной. Ее набеленное лицо взирало на происходящее с отстраненной надменностью, а пухлые губы были презрительно сжаты. Голову супруги Собадака украшал серебряный калаф - кокошник с закрытым верхом и затылочной частью, позвякивавший прикрепленными к налобному обручу золотыми подвесками. Длинный плащ из фетра был густо оторочен соболем и из-под него проглядывало алое платье с облегающим лифом. Атай никогда еще не видел такого количества украшений, надетых на одного человека. Бусы, кольца и браслеты создавали целую гамму цветовых лучей. Несколько служанок, словно пчелы вокруг улья, заботливо вились вокруг своей хозяйки, потакая всем ее прихотям. Они вертели в руках железными зеркалами на длинных ручках, бальзамариями и пиксидами - коробочками для белил и румян. Атаю даже показалось, что все это душистое благоухание, в таком обилии исходящее от княжны, растеклось, будто озеро, по всей равнине. Он где-то слышал, что знатные женщины помимо всяких благовоний втирают в тело смеси, составленные из
   измельченного кедра, вымоченного и взбитого в воде.
   Тем временем, завершив ритуал жертвоприношений и возложения даров, жрецы скрылись в толпе, а княжеские слуги сгрузили с повозок еще несколько винных сосудов - это были электровые килики с ручками в форме борющихся кабанов. Откупорив их, они стали обносить общинников ячменным вином, до краев разлитым в высокие деревянные чаши, обшитые серебром.
   - Хвала князю Собадаку! - довольно восклицали люди, причмокивая языком. -Пусть бог Папай приумножит его табуны и отары!
   Поднявшись со своего ложа, князь обратился к собравшимся:
   -Сородичи! Единокровные мои братья! Сегодня все мы чествуем нашу общую благодетельницу - Владычицу Табити, Воспламеняющую Царицу-Богиню! В этот день и зрелые мужи, и юноши могут блеснуть своими талантами во имя славы родного племени. Всех победителей в состязаниях я щедро одарю, чтобы никто в степи не говорил, что князь Собадак не ценит добрых удальцов. Начнем же праздник, братья! Будем есть, пить и веселиться, пока смельчаки радуют нас своей удалью!
   Переливы флейт и наигрыши лютни бойко вторили его словам.
   Первым состязанием было испытание силы. На ристалище сошлись в парах могучие борцы. Атай мог бы попытать здесь счастья, да только хорошо понимал, что сладить с многоопытными дружинниками, обученными всяким премудростям боевой науки, ему вряд ли по силам. Потому он лишь равнодушно наблюдал за тем, как возятся среди травы кряжистые молодцы, терпеливо дожидаясь конных скачек.
   Под смех и подзадоривание зрителей, борцы старались опрокинуть своих противников подхватом или подсечкой, цепляли за плечи, норовили сдавить в крепкий захват. Некоторые, к вящему удовольствию толпы, уже кубарем полетели на землю.
   -Какой неумеха! - голосили общинники, разгоряченные вином. -И стоять-то толком не умеет, а лезет бороться! Зато Агар молодец. Неуклюжий как медведь, а хватка будь здоров!
   Побежденные с позором покидали ристалице. Некоторым из них, вывихнувшим сустав или растянувшим связку, теперь нужна была помощь знахарей.
   Князь пристально наблюдал за борцами, выбирая достойнейшего - именно от его слова зависело, кого признают победителем. Жрецы, собравшись возле князя, иногда совещались с ним, отмечая успехи состязающихся, но для всех зрителей уже было ясно, что победа достанется Одрию, сыну Арпоксая. Это был дюжий детина, твердый как кремень, но при этом верткий, как угорь.
   Соперников, стоящих на ногах, у Одрия не осталось, и князь уже поднялся со своего места, чтобы вручить победителю приз - княжеский акинак в изукрашенных янтарем ножнах - но замешкался, увидев еще одного участника.
   Глава 3. Княжич.
  
   Как и всегда на южном склоне Парнаса, ветер был особенно сырым и промозглым. Оршич, поеживаясь, провожал взглядом запахнувшихся в бордовые хламиды людей, которые понуро спускались вниз по храмовым ступеням. Несмотря на то, что именно здесь светосным Фебом был когда-то повергнут кровожадный Пифон, силы солнечных лучей явно не хватало, чтобы разогреть каменистую землю, рощи и святилище, заново отстроенное амфиктионами на месте сгоревших построек Агамеда и Трофония. Сильные ветры, приносимые с моря, трепали серебристые кроны лавров, заставляя их дрожать, гнали пыль по дорожкам аллей и гудели, забиваясь в проемы коллонад. Говорили, что это духи-пифоны мстят людям за то, что те присвоили оракул Матери-Геи. И только мелодичные голоса журчащих источников, рассыпанных у всего подножия склона, радовали душу напевами речных нимф.
   Иерофант Феопомп скоро сам показался у западного фронтона, подпираемого антами, под львиномордыми апотропеями которого выделялась знаменитая надпись "Познай самого себя". Лицо его выглядело немного утомленным - морщины стали глубже, нижняя губа с жидкой бородкой, будто приклеенной к ней, бессильно отвисла. Феопомп замер, как немая статуя и полы экзомиды с алым подбоем трепетали и хлопали на ветру, открывая взгляду худые щиколотки иерофанта, затянутые ремнями золоченых сандалий.
   -Опять атенцы? - осторожно спросил Оршич.
   -Да. Посланцы от Писандра и Антифонта, - проронил Феопомп.
   Оршич поднял на учителя вопрошающие глаза.
   -Аристократы взяли власть - пояснил иерофант. -Они создали Совет Четырехсот.
   -Чего они хотели?
   -Как и всегда - узнать свою участь. Смогут ли удержать Град Паллады. С Декелеи на них идет Агис с отборным войском.
   Оршич задумчиво посмотрел вдаль - туда, где свинцовая полоска бурного моря проглядывала в прорехах высоких кипарисов.
   -Что же будет? - вопрос был задан с напускным безразличием, но от слуха иерофанта не укрылось затаенное злорадство.
   -Атены обречены, - сообщил Феопомп. - Пройдет еще несколько лет, и позор поражения ляжет на них могильной плитой, навеки похоронив былое величие. Такова воля богов.
   Повисла глубокая тишина, которую вновь нарушил голос учителя.
   -Мы столько лет готовили тебя к обряду посвящения, а в душе твоей по-прежнему гнездятся старые обиды, - в голосе Феопомпа прозвучало грустное осуждение.
   -Прости меня, учитель, - промолвил Оршич, опуская голову. -Ты прав: следы цепей и палок уже изчезли с моего тела, но как же непросто излечить душу!..
   Перед ним вновь промелькнули картины Рыжей Степи, напористых вод Борустена, родимых кочевий. Конечно же, во всем был виноват Собадак. Он с измальства унижал его и обделял во всем, а как вырос и встал во главу племени, так и вовсе ополчился на брата. И пришлось Оршичу, еще почти несмышленому юнцу, скитаться по всему белому свету, набираясь ума и опыта жизни у иноземцев. Прижиться было трудно. Он побывал в земле тессалийских тиранов, у спесивых беотян, на Эвбее. Мыкался на поденных работах, получая только пинки и затрещины. Потом подался в цветущий город Паллады, где судьба впервые улыбнулась ему.
   Его единоплеменник Бунак, уже пообтесавшийся среди эллинов, набирал отряд из самых отчаянных сколотских молодцов. Оршичу повезло: он взял его в свою сотню. Тут жизнь княжича резко переменилась.
   Их было ровно триста всадников, которым экклесия платила деньги и проставляла харчи за поддержание порядка на площадях и рынках. Вот где можно было почувствовать себя настоящим хозяином положения! Длинным кнутом на костяной рукояти он мог вволю стегать не только воришек, бродяг и попрошаек, но и всех этих вездесущих философов, заводящих своей болтовней толпу, словно старухи на торге.
   Но, видно, на роду было написано Оршичу сполна изведать груз тяжб и страданий. Подвыпивший щеголь, задиравший прохожих и отведавший его крепкого бича, оказался пасынком Никия. Стратег, прознав про обиду, нанесенную грязным варваром, сумел умаслить архонтов, и те завели дело о побоях. На Оршича надели цепи и продали как невольника на рынке в Мегаре.
   Казалось, это был конец. Но княжичу вновь повезло. Крепкого и выносливого раба купили для храмового эргастерия дельфийские неокоры. Так Оршич попал в руки известного ваятеля и начальника каменотесов Диэя.
   Это был суровый, но благородный властелин камня, сотворивший для опистодома храма легендарные статуи Двух Мойр и Зевса-Мойрагета. С подмастерьями и рабами-помощниками он порой обходился строго, но никогда не поднимал на них руку даже в моменты сильного гнева. Диэй был великаном с сердцем ребенка, который целиком находился в плену у Муз и мог неутомимо говорить о важности Лучезарного Начала, преображающего энтелехию человека магическим пламенем творчества. Если верить его словам, то и сам человек был лишь плектрой, с помощью которой Феб извлекал мелодию гармонии в мире.
   В эргастерии Диэя нового невольника случайно увидел иерофант Феопомп, застав его за обтеской балки из паросского мрамора. Одного взгляда для предстоятеля оказалось достаточно, чтобы узрить таящийся в лохматом и озлобленном дикаре необычайный дар. Так, по-крайней мере, Оршич понял потом. Феопомп в тот же день забрал сколота служкой в святилище, препоручив ему следить за лампионами в пронаосе и чистить жертвенник Посейдона.
   Дельфийский храм был темным и загадочным местом, под сводами которого свершались разные чудеса. Оршич не раз видел людей, которые входили в адитон и никогда не возвращались обратно, или же наоборот - сталкивался с незнакомцами, которые обнаруживались в святилище самым необъяснимым образом. С замиранием сердца он встречал у источников пифий с белыми как воск лицами, похожими на маски, сквозь щели глаз которых струился свет.
   Даже животные, жившие при храме и принадлежащие Апполону Дельфинию, были необычными. Это были ягненок с двумя головами и пятиногая собака. От профетов-толкователей Оршич слышал, что существа эти умеют разговаривать человеческими голосами. Во время теоксений и мусийских агонов их выводили из святилища и неокоры подносили им особые дары: янтарь и листья лавра. По ночам же Оршич слышал плеск нимф в водоемах и раскатистый смех сатиров. Кипарисы и лавры начинали светиться в темноте и звенеть, точно золото или серебро, а резной треножник у Гринийского Фриза прилетали охранять от посторонних огромные орлы.
   Но самым важным, что изменило внутренний мир Оршича и запомнилось ему на всю жизнь, были слова Феопомпа, сказанные им как-то на закате, когда они остались в пронаосе одни.
   -Ты должен знать, - неторопливо заговорил иерофант, - у тебя на темени есть отметина. Это звезда Апполона Алея-Скитальца, знак непростой судьбы, который призван через тернии испытаний вознести тебя к прозрению и душевной мощи. Пневма твоя чиста и обильна, в сердце твоем сокрыта Алая Роза. Если сумеешь возмужать в духе, лепестки ее раскроются.
   Оршич взволнованно захлопал глазами.
   -И что тогда? - спросил он с дрожью в голосе.
   -Ты услышишь Музыку Вечности, - молвил Феопомп. - Излучины твоей крови заполнит солнце и ты воистину сможешь воспарить к свету Апполона Маниэя.
   -Что означает Маниэй?
   -Рассвет Жизни. Восхождение к сокровищнице истины, которая уже пребывала в мире прежде всех семян вещей. В нашем адитоне -у мраморного Омфала с двумя орлами -висят две медные таблицы, на которых изложено учение о Светозарности. Их некогда привезли в храм эпикурии Феба Опид и Гекаэрг из Страны Далекого Севера. Но только помни, что подлинное знание дремлет в самом твоем сердце.
   С этого дня предстоятель начал объяснять Оршичу разные тонкости в понимании божественных начал и учить его способам уравновешивания духа и тела. Однажды он сообщил, что исполнить волю провидения и сполна раскрыть свое жизненное предначертание Оршич сможет, если целиком посвятит себя Лучезарному Солнцебогу.
   -Разве безродный варвар может служить Апполону? - изумился Оршич. -Жизнь немало носила меня по эллинским городам, но я нигде не видывал, чтобы иноплеменники эллинов состояли при Олимпийцах.
   Феопомп внимательно посмотрел сколоту прямо в глаза и понизил голос.
   -Я открою тебе, возможно, самую важную тайну. Род Олимпийцев не самый древний среди богов.
   Оршич даже опешил от такой вести.
   -Наш Апполон Мойрагет, Водитель Судьбы, как и его мать Латона, дед Кей и бабка Феба принадлежат к плеяде Предвечных Созидателей. Когда-то они и другие боги, которых называют Темными, потому что смертному не положено знать и произносить их имена, сотворили у самой Земной Оси чарующую страну Даария. Позже ее населили Герои или Наследники Богов, с которыми нам, эллинам, не дано состязаться ни в чистоте крови, ни в способностях. Сила и мудрость их не подвластны нашему разумению и мы можем лишь внимать отголоскам их необъятных знаний. Первое святилище Света, появившееся здесь, на горе, было сделано из воска и перьев. Его принесли нам птицы из Даарии.
   -Выходит, и дару прорицания Феб обучился не у Ликейского Пана? - вдруг догадался Оршич.
   -Ты сообразителен, - похвалил иерофант. - Но довольно об этом. Ответь мне сейчас: желаешь ли ты посвятить себя пути Первородного Света?
   Оршич ни на миг не поколебался:
   -Да.
   -Тогда готовься. Тебя ждет несколько обрядов посвящения, первым из которых будет Воспитание Огнем.
   В ту же ночь иерофант, экзарх - песнопевец и два дадуха - факелоносца повели Оршича к Кастальскому Источнику. Густой сумрак сковывал пространство, и только бледная луна слабо освещала тропинку среди высокой травы, бегущую вниз по склону. Иногда из темноты выплывали контуры каких-то мраморных статуй и высокие платаны. Когда журчание вод стало совсем близким, дадухи запалили факелы. Оршич увидел небольшую полянку, прилегающую к скале с квадратными рублеными нишами. Перед ней располагался базальтовый постамент с бронзовым треножником и решеткой для жертвенных дров. Здесь процессия остановилась.
   Оршич взволнованно наблюдал за всеми приготовлениями. Пока дадухи разжигали жертвенник, экзарх затянул протяжный напев слегка подрагивающим голосом:
   "...Ты же, о, с луком серебряным царь, Апполон дальнострельный,
   То поднимался на Кинф, каменисто суровую гору,
   То принимался блуждать, острова и людей посещая.
   Много, владыка, имеешь ты храмов и рощ многодревных;
   Любы вершины тебе, уходящие в небо громады гор высочайших и реки, теченье стремящие в море..."
   Потом Оршич услышал тихий и отстраненный говор иерофанта, который словно размышлял вслух:
   -Боль есть иллюзия. Ее можно остановить и задержать на поверхности тела, но для того, кто хочет воскресить в себе чудесные эпифании Маниэя, нужно научиться входить в нее изнутри и преображать ее исток.
   Оршич отер пот, каплями выступивший на висках. Когда большинство жертвенных дров догорело, дадухи стали железными прутьями перемешивать угли и заполнять ими длинный ритон в форме бычьего рога. Посвящаемому велили обнажить торс и лечь на землю головой к треножнику, соединив ноги и раскинув в стороны руки, чтобы получился крест.
   -Плоть служителя Лучезарного Демиурга должна быть огненостной, - вещал Феопомп. - Представь, что пламенный жар есть одна из эманаций твоего естества, появившаяся на свет одновременно с твоим телесным обличьем. Тогда огонь не причинит тебе вреда.
   Оршич, собравшись с духом, лег на сырую землю, пахнущую напитавшимися росой травами, и принял позу, которую от него требовали.
   -Пусть солнце человеческого существа вознесется к облакам на крыльях света! - возгласил предстоятель и сделал знак дадухам.
   Жрецы приблизились к посвящаемому и принялись обсыпать его грудь и живот горячими углями. Оршич начал дышать глубоко и ровно, как его учили. Мысленно он старался соединиться с огнем в одно целое, хотя сначала зубы его непроизвольно сжались, а пальцы вцепились в землю мертвой хваткой. Но сколот сумел прогнать напряжение и совладать со жгучей болью. Тело отпало от него, ум растекся, как река и в глубоком покое ночи ему слышалось лишь колыхание платанов и неспешный бег священного ручья...
   Наутро Феопомп подвел Оршича к высокой золотой чаше с водой, стоявшей в опистодоме.
   -Посмотри, - заметил он. - Вода превратилась в вино. Это для тебя хороший знак.
   -Теперь я могу называться служителем Феба? - с надеждой спросил Оршич.
   -Пока нет. Тебя еще ждут впереди несколько испытаний. Когда ты пройдешь их все, я надену тебе на шею посвятительный амулет из электра с изображением двух лебедей, несущих колесо.
   -Я слышал еще от наших дедов, что лебедь зовется вещей птицей, - вспомнилось Оршичу.
   -Это правда, - признал предстоятель. - Лебедь - знак всех пророков и символ Апполона Гилата -Лесного. Высшим умением на пути Лучезарного Света извечно считалась способность обращаться в лебедя. Однако это исскуство утрачено несколько столетий тому назад.
   -Что означает способность обращаться в лебедя? - не понял Оршич.
   -Овладение самой природой воздуха, - пояснил Феопомп. - В своем духовном естестве человек перевоплощается в птицу. Он чувствует перья и пух, которыми покрывается его тело, он может управлять крыльями, которые выростают из его рук. Он царствует над всем безопорным пространством земли, переносясь над морями и странами на расстояние многих сотен стадий.
   -Учитель, - ошеломленно произнес Оршич. -Приходилось ли тебе самому видеть людей, способных на подобное?
   -Мне рассказывал о них мой наставник и о том есть записи в наших священных книгах. Умение это называется Даром Небесного Парения. Смертный, владеющий им, становится равным богам.
   -Но почему столь великое искусство оказалось в забвении? - недоумевал Оршич.
   -Предвечные Созидатели скрыли его от нас, ибо когда-то в своей гордыне мы нарушили один из законов Лучезарной Гармонии, - признался иерофант. - Но я искренне верю, что если мы будем с чистым сердцем следовать стезей Божественного Света, то боги вновь сочтут нас достойными своих сокровенных таинств.
   Оршич выглядел слегка огорченным. Феопомпу захотелось приободрить его.
   -Зато мы владеем даром провидеть прошлое и грядущее. Наше умение позволяет нам наблюдать все события и изменения мира столь же легко, как если бы они помещались на нашей ладони. Проникая в самые удаленные уголки света, мы видим Богов и Героев, мудрецов и простых смертных, сумевших подняться на вершину духа. И мы знаем, что один из таких смертных достиг юдоли Богов и обрел Дар Небесного Парения.
   -Кто же этот человек? - встрепенулся Оршич. - Из какой он страны?
   Феопомп немного помолчал, прежде чем ответить.
   -Он из северного края за Боспором и Тавридой, из тех земель, откуда ты родом.
   Изумлению Оршича, казалось, не было предела.
   -Ты можешь назвать его имя, учитель? - спросил он в сильном волнении.
   -Для тебя будет достаточно знать, что это Страж Небесных Врат в страну Даария. Предвечные оделили его своей мудростью и показали исток Первозданного Мира. За это он будет хранителем Врат вечно.
   Больше предстоятель не произнес ни слова, а Оршич рассеянным взглядом скользил по капителям колонн, занавесям и светильникам, уносясь мыслями в раздолье Рыжей Степи, окаймленной лазурными водами Борустена...
   Глава 4. Скачки.
  
   Примчавшись на взмыленном вороном скакуне, новый участник бросил коня возле коновязи и решительно протолкался в середину толпы. Это был высокий широкоплечий мужчина средних лет, чуть младше правителя, сходный с ним даже прической и одеянием - только более простого покроя. Короткий меч у алого атласного кушака, перетягивавшего голубой кафтан составлял все его вооружение.
   - Сперва сразись со мной! - прибывший вышел против Одрия, направившегося было за наградой.
   Князь с досадой стиснул в руках ножны акинака.
   - Сражайтесь! - позволил он; впрочем, его позволения никто и не ждал.
   Одрий, на голову выше своего противника, подошел к нему с легкой усмешкой; однако тот неожиданным движением нырнул под руку сыну Арпоксая и, выскочив у него за спиной, зажал его горло в локте. Одрий беспомощно задергал в воздухе руками. Толпа разочарованно зашумела.
   - Я победил, - провозгласил пришелец. - Награда моя.
   Он отпустил Одрия, и тот, шумно втягивая воздух, рухнул на землю.
   Князь сделал несколько шагов навстречу победителю.
   - Ты честно заслужил ее, - произнес он.
   Незнакомец покачал головой.
   - Я говорил об иной награде. Я хочу поединка с тобой, князь!
   - Вот как? - Собадак развязал пояс чапака и сбросил его на землю, обнажив мускулистый торс, лишь слегка тронутый жиром на животе и пояснице. - Что ж, видят боги, я удостою тебя такой чести!
   Княгиня попыталась удержать мужа, схватив за руку, но тот легко высвободился и выступил против пришельца.
   - Что ты ставишь на кон? - спросил его гость с вызовом.
   - А ты, Оршич, что можешь поставить ты? Свою жизнь?
   - Пусть будет так, - кивнул Оршич. - Жизнь против жизни? Или жизнь против царства?
   - Власть не выигрывается в поединке, - возразил князь.
   - Но на меньшее я не согласен. Ты один раз уже обошел меня. Народом же должен править достойнейший - а не тот, кто искуснее других в хитрости и обмане!
   Кровь бросилась в лицо князю, но он тут же овладел собой.
   - Если мои единоплеменники согласятся - ты получишь мое царство в случае победы. Но если ты проиграешь - ты потеряешь все! Пусть нас рассудит небо.
   Они сошлись лицом к лицу. Некоторое время они просто давили друг на друга грудью, схватившись за руки, и ни один не уступал. Потом князь попытался поднять противника, оторвав его от земли, но тот увернулся небывалым приемом, и князь едва не рухнул в пыль.
   Толпа ахнула. Видно было, что чужак не вызывал ни у кого одобрения или сочувствия - все желали победы своему князю. И эта поддержка придала ему силы.
   Следующее его действие возымело успех - уйдя от захвата, князь подсек ноги противника ударом своей ноги, и тот рухнул в пыль. Однако тут же вскочил - и обнажил меч.
   Князь отступил, оглядываясь в поисках оружия.
   - Ты проиграл! - крикнул кто-то его противнику.
   Оршич затравленно оглядел окружающих людей. Выставив меч, поводя им из стороны в сторону, он сумел добраться до своего коня - и под улюлюканье зрителей с позором умчался прочь.
   Жрецы склонялись к тому, чтобы объявить князя победителем состязаний, однако сам Собадак прервал их совещание и вручил награду несправедливо пострадавшему Одрию.
   - Он провел множество схваток и вышел из них победителем, - произнес князь. - Меня же вы хотите почтить за одну единственную победу?
   Так, под общий одобрительный гул, сын Арпаксая стал победителем состязаний борцов.
   Наконец, пришел черед наездников. Лучшие всадники племени начали собираться у подножия пригорка со своими лошадьми. Соловьи уже во весь голос пели заливистые песни, с дальних болот доносились всхлипывания выпи.
   -И для чего тебе это нужно? - ворчал Олкаба, с неохотой отпуская сына, спешившего предстать перед очами князя. - Откажись, пока не поздно. Награды все равно не добудешь, а Златосвета загонишь. Придется его несколько дней держать в корале и откармливать, чтоб набрал прежний вес. Гляди: сам княжич удумал выступить на состязаниях.
   -Я знаю, что делаю, отец, - успокоил его Атай, увлекая за узду сопящего скакуна. -Златосвет всех обойдет.
   И вправду, старший сын Собадака слыл в степи истым наездником. Среди прочих соперников было тоже немало людей бывалых, знающих толк в обращении с лошадьми. Но Атай верил в свою удачу. Он лучше других ловил диких жеребцов, выслеживая их у водоемов и набрасывая на них аркан. Он умело, на диву сородичам, объезжал самых непокорных и буйных из них. К тому же Златосвет -темно-гнедой конь с золотистой гривой и белыми бабками, был очень вынослив, закаленный длинными переходами по степи. Гнедые скакуны славятся как самые быстрые и крепкие, превосходя в этих качествах каурых и буланов. Только вороные могут поспорить с ними в напористости, но их норов и горячность не всякому приходятся по душе и не всегда поддаются сладу.
   Перед состязаниями Атай помыл Златосвета, осмотрел его копыта и надел новую упряжь, которую отец до поры держал в сундуке. Закрепив недоуздок уздечками с сыромятными ремнями, юноша водрузил на спину коня отороченный бахромой малиновый чепрак и прижал его седельной подпругой.
   Лошади вокруг, рвущиеся с поводьев и раздувающие ноздри, пестрели золотыми насечками на ремнях, налобниками с фигурами оскаленных пантер и серебряными удилами. Однако когда появился верхом княжич Оксатр, народ обмер. Этот широкий в кости отрок с пухловатым лицом, облаченный в острополый кафтан с золотым тиснением, предстал перед всеми на самом настоящем аргамаке - уваразмийском жеребце чистых кровей пятнадцати ладоней в высоту. Князь Собадак привез его из поездки к царским сколотам, и этот конь еще ни разу не ходил под седлом. Атай знал, что копыта аргамаков так прочны, что не сбиваются даже об острые камни, а дыхание у них на редкость ровное и спокойное.
   Грива скакуна была коротко подстрижена, хвост заплетен в витиеватый узел, на ушах выделялось княжеское клеймо. Все фалары, удила и бляхи светились, как чистый горный хрусталь, а на налобной пластине был изображен орел, клюющий львицу. Спину аргамака покрывал большой персидский чепрак из красного фетра с вышитыми лебедями, седельные подушки, прошитые ремнями и крепленые шлейней, звонко мерцали аппликациями из самоцветов.
   -Ай да княжич, - шептались люди. - С таким конем никто ему не ровня.
   Многие наездники сразу же приуныли, но Атай не подал вида.
   -Ну, милый, не подведи, - только и прошептал он на ухо Злотосвету, погладив его гриву и взбираясь верхом.
   Собадак со своего пригорка махнул рукой, давая знак к началу состязаний. Всадники должны были скакать вдоль равнины до Волчьего Оврага, где их дожидался конюх князя Сарзой, охранявший укрепленную на длинном шесте награду - отороченый лисьим мехом и обшитый литыми бляхами чекмень с княжьего плеча.
   Ветер закрутил сорванные листья и травинки, вздул одежду. Почти три десятка отчаянных наездников, ведомые жаждой победы, сорвались с места, понукая своих коней. Они летели по степному простору, а вослед им эхом катились возгласы соплеменников.
   - Как возмужал сын Олкабы! - расслышал за спиной Атай с внутренним довольством. - Смотри, как вымахал...
   Потом все голоса пропали, и только свист ветра стучал в ушах. Оксатр сразу вырвался вперед, безжалостно стегая аргамака кнутом на длинной рукояти. Поднятая им пыль скрыла его фигуру, превратив в плывущее бурое облако.
   Но Атай был не намерен уступать. Он ободрял Златосвета тихим посвистом. Мимо проносились холмы и курганы, обросшие пожелтевшей травой. Всадники гикали на своих скакунов, подгоняя их ударами пяток по бокам.
   От напряжения борьбы Атай даже взмок, а веки его налились тяжестью. Но он сдувал с лица капли пота и продолжал уверенно следовать за Оксатром. Вот-вот он должен был с ним поравняться.
   Когда юноша оглянулся, он увидел, что почти все всадники сильно отстали. За ним двигались лишь трое самых упорных, одним из которых был смотритель княжеского табуна Лик. Об этом человеке говорили, что он умеет приручать лошадей магией слова и знает разные старые заговоры. И действительно, Лик что-то настойчиво шептал своему скакуну, прижавшись к его гриве. Начав свое движение в самом хвосте потока, он постепенно обошел большинство своих соперников и уже дышал в спину Атаю. Вот только Златосвет был таким же упрямым, как и его молодой хозяин. Он несся, прижав уши и исходя пеной, точно стрела, выпущенная из тугого лука.
   -Уйди с дороги, юнец! - недобро крикнул Атаю Лик. -Не тебе, оборванцу, бороться за княжий чекмень.
   - Это мы еще поглядим, - процедил сквозь зубы Атай.
   Трава вокруг становилась все выше и гуще, хлестко ударяя по ногам. Откуда взялась извилистая колея на пути, никто так и не понял, да только аргамак княжича на миг задержался у ее края, встав на дыбы и огласив степь жалобным ржанием. Этого было достаточно Златосвету, который одним прыжком перемахнул через каверзное препятствие.
   -Змееныш! - выплюнул вдогонку Лик.
   Теперь уже Атай шел впереди всех, а кони Оксатра и Лика цокали копытами за его спиной.
   -Еще немного, - сказал юноша коню, похлопав его по шее. - Мы уже победили.
   В самом деле, шест с чекменем теперь можно было отчетливо рассмотреть впереди. Степная тропа совсем сузилась, выведя всадников на гребень косогора над ручьем. Атай впервые глубоко вздохнул: здесь обогнать его было уже невозможно.
   Похоже, он расслабился и отвлекся, потому что удар оказался для него слишком внезапным. Это был кнут, который сильно ожег затылок, заставив натянуть поводья. Все сразу помутнело в глазах, и небо бешено заплясало над головой. Атай еще успел увидеть довольную улыбку княжича, который промелькнул мимо него, столкнув с тропы.
   Златосвет пытался удержаться на ногах, но его неуклонно тянуло вниз, а Атай лишь мешал ему, грузом повиснув на его шее. Падение казалось неминуемым. Конь приседал, съезжая вниз с покатой поверхности, и комья земли летели из-под копыт. Под косогором гремел мелководный ручей, дно которого было устлано острыми камнями. Юноша уже чувствовал, что поводья выскальзывают из его пальцев.
   В это страшное мгновение словно стена внезапно подперла всадника и его коня, задержав их падение. Чья-то сильная рука взяла Златосвета за узду. Это был человек, появившийся неведомо откуда. Упираясь ногами в рыхлую землю, он сумел вытянуть Атая обратно на тропу.
   Только здесь, когда ясность ума вернулась к нему, юноша смог разглядеть своего спасителя. Перед ним стоял седоволосый старец с длинной бородой, одетый в запыленный шерстяной плащ, доходивший ему почти до пят. Атай сразу узнал Белого Ведуна. Соскользнув с коня, юноша низко поклонился кудеснику.
   -Век буду тебе признателен, добрый старец, за то, что вызволил меня.
   Ведун не изменился в лице, и только глубокие глаза сверкнули из-под сдвинутых бровей.
   -Проводи меня к твоему отцу, - глухо сказал он.
   Атай, изрядно натерпевшийся страху и уже позабывший и о скачках, и о подлом поступке княжича, с готовностью зашагал назад по тропе, ведя в поводу похрапывающего Златосвета. Белый Ведун бесшумно следовал за ним.
   Когда они подходили к пригорку, народное гулянье было в самом разгаре. Люди пили вино и ели мясо, кто-то плясал и распевал песни надтреснутыми голосами. Возле князя Атай сразу приметил Оксатра в новом чекмене - довольно улыбающегося и принимающего бурные поздравления.
   Однако появление Атая в сопровождении старца вызвало всеобщее удивление и даже затишье. Женщины попрятались за спинами своих мужей, потянув за собой детей, и начали робко шептаться. Старые общинники нахмурились.
   Не обращая ни на кого внимания, Атай отыскал среди толпы Олкабу и тихонько отвел его в сторону.
   -Вот, отец, - негромко заговорил он, пока тот недоуменно рассматривал его помятый кафтан и красный рубец, горевший на шее. - Если б не этот добрый человек - худо бы мне пришлось. Он уберег меня от смерти.
   Олкаба даже рот раскрыл от нежданной новости и его простодушное лицо застыло в недоумении. Но он сумел совладать с собой.
   -Сердечный поклон тебе, старец. Пускай боги одарят тебя удачей.
   Ведун по-прежнему безмолвствовал, и под его немигающим взглядом Олкаба чуть сжался и осел.
   -Выходит, мы теперь в долгу перед тобой? Чем же можем отплатить за твою заботу?
   Белый Ведун оглядел Атая с ног до головы, и ответ его был таким же внезапным, как удар грома.
   -Отдай мне сына в услужение на три весны.
   Олкабу от таких слов охватила оторопь.
   -Да как же это? - захлопал он глазами, а потом бессильно простер руки к кудеснику. - Смилуйся над нами, добрый человек! Не отнимай единственного кормильца. Чем будем жить? Я уже слаб, чтоб самому гонять стада по полям, а другого ремесла не знаю.
   Однако непреклонный взгляд кудесника ясно давал понять, что спорить с ним бесполезно.
   -Ох, боги всевластные, - всхлипывал Ороба. - Да на что ж тебе сдался этот шалопай? Совсем еще дурень. Не будет тебе от него никакого проку...
   Ведун молчал, и Ороба вынужден был смириться.
   -Твой сын вернется к тебе через три весны, - старец повернулся к нему спиной и зашагал прочь. - Пребывай в мире.
   -Жив ли буду через три весны, - удрученно вздохнул Олкаба. - Ну, пусть так. Тебе виднее. Хоть мать еще застанет, да подсобит в хозяйстве, коли вернется. Выкупит, если попадет в кабалу за долги...
   Атай замер рядом, как немой истукан, еще не сознавая, что решилась его судьба.
   -Ну, что стоишь? - сердито толкнул его отец. - И впрямь дурень! Ступай, собери котомку в дорогу. Пойдешь с добрым старцем. Должны же мы отплатить за его милость, чтоб людям было не стыдно в глаза смотреть...
   Юноша очнулся точно после сна. Он посмотрел на отца, потом проводил взглядом удаляющуюся фигуру кудесника и бросился со всех ног в шатер, чтоб проститься с матерью и взять с собой самые нужные вещи.
   Глава 5. Другой мир.
   Темная мгла Запретного Леса разверзлась над головой Атая. Юноша тяжело дышал, озираясь по сторонам с тревогой.
   -Зачем мы сюда идем? - шепотом спросил он своего провожатого. - Деды говорили, всяк, что сюда ступил, назад не вернется.
   -Правду говорят твои деды, - сумрачно ответил Белый Ведун. - И ты не вернешься.
   -Ты шутишь, добрый старец? - похолодел Атай. -Ведь ты же обещал? Отец и мать меня дожидаться будут...
   Кудесник был невозмутим:
   -Человек входит сюда, чтобы оставить здесь свою прежнюю жизнь и свое знание о ней. Отсюда выйдет тот, кто сумеет познать всю тьму перемен и пройти через таинство превращений. Вот только соседские старухи по-прежнему буду звать его детским именем.
   -А как же призраки? - не унимался Атай. -Я слышал, они здесь повсюду...
   -Это силы неба и земли, которые ты еще научишься понимать. Придет пора, и ты услышишь, как говорят деревья и камни.
   Потрясенный словами ведуна, Атай не решился больше задавать вопросов.
   Старец вел юношу по едва различимым тропам среди густо переплетающихся колючих ветвей. Мох хлюпал под ногами, шелестела раскидистая листва, а эхо птичих голосов гуляло в высоких кронах. Атай боязливо оглядывал причудливо искривленные темные вязы, которые казались похожими на фигуры каких-то зловещих существ. В теснинах бурелома и сыпучего ольшаника, образующих царство глубоких теней, он словно провалился в безвременье и не сразу заметил, когда чащоба закончилась, обнажив полукруглую вересковую пустошь. Здесь стояла одинокая хижина, сооруженная из жердей и прикрытая звериными шкурами.
   -Пришли, - сказал ведун.
   Атай осмотрелся. Он увидел вблизи хижины большой очаг, сложенный из камней и несколько ям, накрытых деревянными колодами - должно быть, хранилищницы зерна. Отодвинув тяжелый полог, Белый Ведун вошел внутрь. Юноша последовал за ним.
   Убранство внутри оказалось более чем скромным. Атай даже не нашел тут ложа или подобия спального тюфяка. Зато был подголовник из опиленного бревна и пучки сухих ветвей на полу.
   -Нарубишь веток и соорудишь себе лежак, - сказал старец, угадав его мысль.
   Вдоль стен висели топоры, ножи и свернутые в моток веревки. На задней стене юноша приметил потертое войлочное полотнище с вышитыми изображениями незнакомых птиц с человеческими лицами. Еще в жилище были две скамьи, заваленные костяными воронками, ковшами и железными пробойниками. На столешнице со скошенными углами лежало сито и рог для питья. Ведун молча указал на угол. Атай понял его и положил туда свою котомку, немного сдвинув в сторону глиняные кувшины и горшки, вдетые в высокие деревянные обручи, служившие стояками.
   -Какими будут мои обязанности? - сразу пожелал узнать юноша.
   -Для начала принеси воды с ручья, - молвил старец, кивнув на потемневший бронзовый котел с плоским основанием и ручкой вместо обода.
   -Где его сыскать?
   -Слушай. У тебя есть уши.
   Атай насупился, но отправился на поиски, не прекословя.
   Выйдя из жилища, он внимательно огляделся и, не надумав ничего лучше, зашагал наугад в дебри кустарников. Краем глаза он заметил, что все ветви высоких дубов густо облепили черные дрозды.
   Какое-то время юноша беспомощно спотыкался среди кочек и высокого травостоя, прикрывая глаза рукой от хлестких прутьев, но потом смог уловить вдалеке журчание проворного потока. Он радостно устремился на этот звук и скоро выбрался к узкой песчаной отмели, вдоль которой бежал серебристый ручей. Пройдя вдоль мелководья, Атай присмотрел бугорок, под которым русло немного расширялось. Здесь можно было зачерпнуть полный котел воды. Но когда он склонился над блестящей и ровной, как зеркало, гладью, он вдруг увидел свое отражение. На юношу глянуло серое сморщенное лицо, заросшее безобразной, как сорняк бородой.
   Назад Атай бежал словно олень, загоняемый охотниками. Он стремглав заскочил в хижину, прерывисто дыша. Сердце его колотилось в груди так неистово, точно готово было лопнуть.
   -Где вода? - строго встретил его Белый Ведун. - И где ты потерял котел?
   -Там... - от страха язык во рту совсем не ворочался.
   -Вернись к ручью и набери воды, чтоб мы могли сварить кашу на огне, - тоном, не терпящим возражений, велел старец.
   Атай повесил голову. Ничего не оставалось, как побороть себя и возвратиться к страшному месту. Стараясь не глядеть на водную гладь, он кое-как справился с этой задачей, начерпав в котел студеной воды из ручья.
   -Разведи огонь, - распорядился старец, когда юноша поставил котел возле камней очага. Только на миг показавшись в проеме жилища, он снова скрылся, задернув полог.
   Взяв с одного из валунов кресало с мелкой насечкой и кусок кремня, Атай подсел к очагу, в середине которого уже лежал сухой трут из льняного волокна. Несколькими привычными ударами кресала по кремню он высек сильную искру, и трут затеплился синим дымком. Однако раздуть его юноша не успел. Совсем неожиданно для него пространство вокруг сгустилось и потемнело. Сначало повисла глухая тишина, а потом налетел сильный ветер, вздыбив траву. Воздух заныл и заскрипел. Собирая листья и пучки вырванной травы в одну большую воронку, ветер завертел их в вышине, раскручивая из стороны в сторону. Затем весь этот пыльный шквал ударил в лицо Атая, чуть не опрокинув его на землю. Опешивший юноша пробовал закрываться руками, но порывы ветра становились только злее и упорнее, засыпав его листьями с головы до ног.
   -Беда мне с тобой, - вздохнул Белый Ведун, невесело глянув на вернувшегося в хижину Атая.
   -Благодетель мой! - взмолился юноша. - Добрый старец! Не могу я так больше! Что ж за напасть такая? И шага не могу ступить в этом окаянном лесу. Всюду меня осаждают неприятности...
   -Ты сам виноват, - ответил кудесник. - Лес живой, он все чует. А ты для него чужак. Пришел и принес с собой весь тот сор, что успел скопиться в твоей душе. Это не ваш мир, где вы живете своими суетными мыслями и служите хозяевам, которые понукают вас точно волов. Не отравляй сердце леса никчемными думами и пустыми сомнениями. Избавься от хлама, который заполняет тебя до краев, не позволяя видеть настоящее. Стань как новорожденный младенец, не имеющий ни опыта жизни, ни знаний, ни умений, ни образов в сердце.
   -Как же это сделать? - растерялся Атай.
   -До всего еще дойдешь сам. Но сначала примирись с лесом. Повинись перед ним, с ручьем и с ветром побратайся. Тогда станут они не врагами тебе, а друзьями и помощниками.
   -Да как же я с ними побратаюсь? - недоумевал юноша.
   -Разбирайся сам, - сердито отрезал старец. - Ты задаешь слишком много ненужных вопросов.
   В самых расстроенных чувствах Атай вышел на пустошь, подняв глаза к небу. Ему было тяжко на душе. Опустившись на колени, он порывисто зашептал дрожащими губами:
   -Солнце и звезды! Матушка-земля! Деревья -побратимы! Ветер, вода и камни! Мы одной с вами крови. Исцелите меня, ежели гнездятся во мне чревоточины сердечные. Я пришел к вам с добром и хочу быть вам верным другом. Дозвольте служить вам и учиться мудрости вашей неисчерпаемой!
   На миг в лесу воцарилась немыслимая тишь. Умолкли птицы. Не шелестели листья. Ветви деревьев словно расступились, и на Атая глянули с темного неба огромные глаза звезд. А потом ласковые языки ветра точно погладили его щеки, одобрительно подталкивая обратно к хижине.
   Непросто было Атаю свыкнуться с новой и такой непонятной для него жизнью. В Запретном Лесу постоянно происходили какие-то загадочные события, которые он не мог себе здраво объяснить. Как-то раз его с самого утра приветили птицы и весь день не давали ему прохода. Они кружили над ним, касаясь волос, что-то без устали щебетали и норовили взобраться на плечи. У юноши даже возникло чувство, что им что-то от него нужно.
   -Добрый старец! -посетовал он ведуну. -Почему птицы ведут себя так странно? Словно они хотят мне что-то сказать. Но я совсем их не понимаю! Как мне быть?
   -Они говорят с тобой, а не со мной, - пожал плечами кудесник. -Выкручивайся, как знаешь.
   -Да как же я их уразумею? -развел руками Атай. -Ты ведь не учишь меня птичьему языку!
   -Все знание - в сердце, - холодно молвил Белый Ведун и побрел прочь.
   В такие мгновения юноша лишь обиженно вздыхал, хоть в глубине души понимал причину строгости старца - он хотел отучить его от привычки перекладывать на других поиски ответов и решений.
   Однажды, когда раскатистая гроза разразилась проливным дождем, низвергнув на землю водопад ледяной воды, кудесник вышел на пустошь и принялся водить руками, широко растопырив ноги и прикрыв глаза. Украдкой наблюдая за ним из-за угла хижины, Атай поразился той неизмеримой мощи, что источала фигура старца. Даже его одежда казалась живой и дышащей, сжимаясь и растягиваясь под влиянием каких-то бурлящих токов. Очень скоро напор дождевых струй обмяг и серая мгла небес выпустила из плена лазурное солнце. Только с набухших водой ветвей еще катились тонкие ручейки и плюхались в траву звенящие капли.
   -Силы Огня и Воды присущи самой человечьей природе, -пояснил позже Белый Ведун. -Важно уравновесить их движение и привести в сочетание с движением Огня и Воды во внешнем мире. Тогда мы способны изменять вещи и влиять на их собственное пространство.
   -Ты хочешь сказать, что человек и мир схожи? -удивился Атай.
   -Не просто схожи, а состоят из одних и тех же потоков. У них общий исток. Просто ты доселе об этом никогда не задумывался.
   -Я теперь только и делаю, что думаю, - насупился юноша. - Почему светит солнце, почему течет река и почему растут цветы. Прежде мне эдакое и в голову бы не пришло.
   -Выходит, ты на верном пути.
   Атай впервые увидел на губах Белого Ведуна подобие улыбки.
   -Но мне совсем ничего непонятно! -взмолился юноша. -Я даже не разбираю, что настоящее, а что только кажется настоящим. Почему мир такой большой и сложный? Почему в нем так много разных непохожих вещей?
   -Ты сам усложняешь мир, -возразил старец. -Так уж устроен человек, что за сплетением веток и сучьев он не видит древесный ствол. Бойкий муравейник мыслей в голове не дозволяет доискаться высшей правды, пребывающей внутри нас постоянно.
   -Выходит, и глаза, и ум лгут нам? - смекнул Атай. - Чему же доверять? Как принимать то, что вокруг меня? Где вызнать, откуда что берется и куда уходит? Да и зачем вообще появляется-то?
   -Смотри и слушай, -этот наказ кудесник неустанно повторял вновь и вновь. -Но не глазами и ушами -сердцем. Тогда уразумеешь всю правду.
   Бывало, Атай и его лесной наставник подолгу сиживали где-нибудь у озера или на лужайке, где можно было полакомиться сладкой ежевикой, и юноша силился вникнуть в смысл тех затейливых речей, что старец иногда вел после сытной трапезы, пребывая в благодушном расположении духа.
   -Разница между существующим и несуществующим -та же, что между видимым и невидимым, -терпеливо объяснял Белый Ведун. -Дерево без корней и кроны, ручей без истока и устья -все это уже присутствует в настоящем. Просто их дано видеть зрелым глазам, распознающим вещи до того, как те обрастают формой. Немало есть и таких вещей, что от природы оделены лишь прозрачной формой.
   Все время смотри вокруг себя, слушай. Даже то, чего пока нет в знаке и звуке -уже движется. А то, что дошло до своего конца и готово сгинуть бесследно -возвращается снова в начало, чтобы продолжить путь. Таковы уж законы у неба и земли, которые не нами придуманы. Ты думаешь, горы и реки постоянны? Нет! Нутро их так же изменчиво, как степной ветер. Их судьба витиевата, как дым от костра. И всеже, есть нечто такое, что за ними стоит нерушимо. Есть общая скрытая опора, которая даже верткие солнечные блики и блуждающие облака делает постоянными. Это Ось, вокруг которой колобродит вся вереница вещей. Жар и холод, большое и малое, твердое и мягкое -нанизаны на эту вечную Ось и потому имеют ее природу. Запомни это, если хочешь понять окружающий тебя мир.
   Атай набрал в рот целую пригоршню сочных ягод.
   -Значит, те странные звери и люди, которых я иной раз подмечаю в лесу -настоящие? -осторожно спросил он. -Или это забавы моего ума?
   -Все они настоящие и все не настоящие, -уклончиво ответил старец. -Как и любая из вещей, как и каждый из нас. Твои мысли и образы существуют, значит, они реальны. Все они движутся вокруг одной Оси, встречаясь с плотными и тонкими вещами и создавая общие завязи. Из завязей вырастают цветки событий, которые творят большие и малые судьбы.
   Так постепенно в голове Атая зарождались первые, пока еще смутные, проблески понимания. Душа его успокоилась, и он впервые осознал, как это прекрасно и удивительно жить на земле и с каждым своим шагом приоткрывать ее заповедные тайны.
  
  
   Глава 6. Город Света.
   Каждое утро Белый Ведун заставлял Атая вбирать в себя золотистый свет восходящего солнца, каждую ночь -насыщать тело серебрящимся мерцанием луны. По наказу лесного наставника юноша погружался в лесные ключи, чтоб сродниться с чистейшей родниковой водой, подолгу лежал на земле, получая от нее животворную силу, прижимался к разным деревьям, чтоб пробудить в себе взращивающее начало.
   Однажды Белый Ведун указал Атаю на раскидистое кленовое дерево.
   -Посмотри на него внимательно и выбери любой лист в его кроне, -велел он.
   Юноша остановил взгляд на широком листке, испещренном сетью прожилок и с каплями росы, примостившимися на краях блестящим бисером.
   -Вообрази себя крохотной букашкой, ползущей по его поверхности, -сказал старец. -Этот лист для тебя -весь мир. Постигай его, живи в нем, осваивай его природу.
   Атай сосредоточил все свое внимание на этой зеленой плоскости. Его внешние чувства отпали, восприятие обострилось до предела. Вскоре кленовый листок стал рости, увеличиваться в размерах и впустил его в свое пространство. Изумрудные дали распростерлись перед юношей до самого горизонта. Он сделал шаг вперед и ... оказался прямо посреди широкой тропы в окружении волнистых склонов, залитых золотым светом солнца. Ветер стелился над землей и плел узоры трав, туманная дымка клубилась в оврагах, а в журчащих ручьях плавали облака.
   Атай путешествовал по бесконечной зеленой стране и аромат неизбывной свежести дурманил его голову. Он пересекал долины, плоскогорья и низины, всюду утопающие в мякоти трав, в звенящих солнечных бликах. Он ощущал обступающее его со всех сторон торжество жизни -настоящий праздник вечности, рождающий мириады звуков, знаков и чувственных оттенков. Но в своем неостановимом движении этот волнительный поток оставался совершенно спокоен.
   Должно быть, юноша странствовал долго. Он поднимался на высокие холмы, с которых хорошо были видны сонные лощины внизу, он двигался вдоль берега зеркальных вод и утопал в ниве лугов, колосья которых касались его лица. Утомившись, Атай примостился на маленьком пригорке и смежил веки, погрузившись в забытье.
   -Просыпайся, -раздался отчетливый голос.
   Юноша широко раскрыл глаза, еще не вполне понимая, кто он и где находиться. Перед собой он увидел лицо Белого Ведуна.
   -Тот, кто узнал небо первозданной чистоты, поселяет свое сердце в Неувядающем, -сказал тот. -Вершина истины приветствует его среди полей жизни и истина эта -забвение всего невежества, соблазнов и сомнений. Любые тяжбы судьбы -только узлы противоречий ума. Быть свободным от судьбы, значит не отделяться от ритма существования, черпать из родника нерожденных вещей и питать душу соком бессмертия. Мир -как пустой водоем без дна и краев, но в нем непостижимо просыпается ветер исконных стихий...
   Тогда Атай спросил кудесника напрямик:
   -Каков же главный умысел всего течения реки вещей? В чем суть круговращенья мира?
   -Естество, -промолвил Белый Ведун. -Единородное естество всех стихий и потоков, не помнящее начала и не ведающее конца.
   -И это все? -удивился Атай. -А как же воля богов?
   -Даже боги подчиняются законам естества. Всякий, кто пойдет супротив них -себя сгубит. Мир никому не дозволит разорвать ту ткань единородства, из которой он сплетен. Вот потому порядок на земле и на небе всегда равновесный. Ежели кто-то станет усилять себя сверх меры -непременно себя же и разрушит.
   -Выходит, в естестве вся сила?
   -Мудрые люди называют это не силой, а Дыханием Жизни, -уточнил старец. -Погляди округ: все вещи наделены оболочкой, цветом, звуком, запахом. Но сам корень этих свойств безличен и неразличаем. Неуловимое Дыхание Жизни оживотворяет все кружево вещей. Оно лепит, изменяет, перемещает. Побуждает птиц -петь, луга -колоситься травой, облака -создавать в вышине фигуры. Им пронизаны и ему откликаюся жар и холод, тьма и свет, боги и люди, земля и небо, солнце и луна, вдох и выдох, все четыре стороны света. Если познаешь Дыхание Жизни -корень всего существующего -станешь как сам мир: неуловимым, всемощным, неиссякающим. В дебрях вещей не будет для тебя тайн, потоки небесные и земные станут с тобой неразлучны, омывая соком своих сил. Узнать путь естества и значит стяжать самую высокую правду, выше которой ничего нет.
   Вскоре Белый Ведун начал учить Атая распознавать знаки грядущих событий по трещинам в земле, извивам древесной коры и узорам в прожилках листьев. Но слишком уж много странного и необъяснимого таил для юноши сам окружающий его мир -мир Запретного Леса.
   Так его немало удивляли скитающиеся камни. Это были большие валуны причудливой формы, чем-то похожие своими выступами на рогатых чешуйчатых зверей. Всякий раз Атай обнаруживал их на новом месте и никак не мог понять, как же они туда попадали. Удивляли и цветы -незабудки, фиалки и тюльпаны. Они появлялись в низинах и на полянах всего на один день, а на утро уже исчезали без всякого следа.
   Атай всей душой любил лошадей и очень тосковал по своему Златосвету. Однажды он заметил на лужайке белоснежного жеребца редкой красы, который щипал траву, потряхивая длинной гривой. Конь был высок в холке и так и лоснился блестящей чистой кожей. Долго любовавшись этим красавцем, юноша решил подойти к нему ближе и попробовать залесть на него верхом. Однако едва он сделал шаг к жеребцу, как лужайку облепили неясные черные тени. Их очертания, чем-то напоминающие людей в капюшонах и длинных плащах, заплясали на листьях раскидистых кустарников. Тени так злобно зашикали на Атая, что сразу отбили у него всякую охоту знакомиться с белоснежным конем.
   Много раз юноша слышал в лесу печальные наигрыши лютни, раздававшиеся в дубравах, ивняках и возле болот. Двигаясь на звук, чтобы отыскать таинственного музыканта, Атай всегда находил только пустоту, а музыка продолжала звучать за его спиной, как бы он ни пытался поворачиваться.
   Был один случай, когда юноша напугался не на шутку. Он проснулся среди ночи, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Стояла совершенная тишина. Старец спал поблизости безмятежным сном, а верный пес пристроился у него в ногах и даже не поводил ухом. Но что-то было не так. Атай приподнялся на лежаке и ясно увидел блеск глаз в узком оконном проеме. По спине юноши пробежал холодок и он не решился выйти из хижины. На утро он обнаружил множество следов от больших босых ступней, которые избороздили пустошь вдоль и поперек.
   -Добрый старец, -обратился Атай к кудеснику. -Почему в Запретном Лесу происходит так много непостижимого и удивительного? Магические силы постоянно ведут вокруг какую-то игру.
   -Все не о том ты думаешь, -проворчал Белый Ведун. -Как и большинство людей, топчущих землю без всякого разумения сути происходящего. Разве ж это так важно? Ты толкуешь мне о каких-то пустяках, тогда как мимо тебя проходит самое главное. Мы движемся в бесконечном пространстве между небом и землей, где день сменяет ночь, далекие светила озаряют нам путь, радуга расписывает небеса во все цвета, а белый снег покрывает долины и сходит по весне талыми ручьями. Вот что непостижимо и удивительно. Степи, точно ковром выстеленные душистым клевером, высокие утесы и хрустальные водопады, краски угасающей зари и россыпи звезд -вот что такое истинная магия. Удивительно то, что мы -ЖИВЕМ и в каждом вдохе впускаем в себя целый мир. Непостижимо то, что нам доступна великая радость узнавания всего простора вещей и возможность учавствовать в его причудливых изменениях.
   Атай невольно потупился и Белый Ведун захотел ободрить его.
   -Ничего из того, что ты встречаешь в жизни, не появляется просто так. Каждое из больших и малых событий имеет свою причину. Учись понимать знаки, которые мир посылает тебе.
   -А для чего мир посылает мне знаки? -спросил юноша.
   -Чтобы помочь тебе в твоем освоении жизни и раскрытии твоего человечьего начала. Каждый знак -урок для тебя. Постигнув его правильно, ты подвигаешься на пути стяжания правды мира.
   Таковы были слова лесного кудесника, над которыми Атай потом не раз размышлял. Он старался во всем следовать советам старца и скоро начал совсем по-новому ощущать то, что находилось у него внутри, а также то, кто окружало его снаружи.
   Внутри себя юноша распознавал движение жизненных токов, которые струили по всему телу, разростаясь разветвленной сетью. Он улавливал тонкие вибрации своего естества, бурление и изменение горячих и холодных жидкостей, наполнявших силой его руки и ноги.
   Снаружи Атай научился чувствовать мир. Он слышал, как дышат земля, трава, деревья и водные ручьи. Он угадывал в испарениях, поднимающихся от них едва заметной белесой моросью земляных, древесных и водяных духов, оберегающих покой своих стихий на перепутье плотных и тонких пространств мира.
   - Срастить с собой в один единый ствол небо и землю -вот какой задачей ты должен занимать себя непрестанно, -назидал Белый Ведун. -Пусть земля будет твоей опорою и происточает себя во всех движеньях твоей плоти. Пусть небо до краев заполнит собой твои ум, сердце и волю. Когда три тела становятся одним -ты можешь зрить все образы мира, появляющиеся даже на самых удаленных его окраинах. Ты сам можешь создавать образы и делать их реальными, оделяя формой. Ты можешь перемещаться без преграды и не оставлять по себе следа. Ты можешь преображать вещи.
   -Неужто такое возможно? -искренне подивился Атай.
   -Да, если границы между человеком, небом и землей стираются. Ты уже и сам не ведаешь, кто ты есть и что способен сотворить силами своего естества. Ты как и мир: течешь, меняя облик, пропадаешь из виду и появляешься вновь. И тебе даже невдомек, толи это ты движешься над волнами жизни, точно бесплотный ветер, толи это движется сам мир. Твои желанья -желанья мира. Твои чувства -чувства мира. Твоя воля -воля мира. И тут уж, сколь не силься, не разобраться что из чего берется и что где заканчивается.
   Атай поднял на кудесника просиявшие глаза:
   -Благодаря тебе, добрый старец, я впервые научился видеть, слышать и чувствовать. Если бы не счастливая звезда, что свела меня с тобой, я так бы и помер неучем, погрязшим в глухомани невежества.
   Белый Ведун едва заметно улыбнулся.
   Видно и впрямь Атай начал разительно меняться. Подтверждением тому стал случай, произошедший на перелесице, где юноша собирал валежник для очага.
   Тут он ее и увидел. Это была лисица. Юркий зверек с длинным пышным хвостом и мехом непривычно белого отлива. Она присела рядом с трухлявым пеньком и рассматривала Атая своими блестящими черными глазками. Какой-то озорной огонек вдруг загорелся в них, словно подманивая юношу к себе.
   Атай потянулся навстречу лисице, но она шустро повернулась и шмыгнула ввысокую траву. Отбежав на несколько шагов, зверек остановился и снова принялся изучать юношу внимательным, но задорным взглядом. Это стало похоже на игру. Сначала Атай пытался приманить его пальцами, а потом попробовал подобраться поближе. Однако лисица опять ускользнула. Так продолжалось снова и снова.
   Преследуя зверька, юноша и сам не заметил, что далеко забрался в самую гущу леса. Вскоре он оказался на опушке дубовой рощицы, где потерял лисицу из виду. Атай осмотрелся. Он стоял среди высоких и плотных деревьев, кроны которых шуршали и колыхались высоко над его головой. Но он сразу понял, что это не обычные деревья. Стволы их были неохватной ширины, а далеко разметавшиеся по земле извивы корней напоминали волосы неведомых великанов.
   Сделав между дубами несколько шагов, Атай каким-то внутренним чувством ощутил, что они движутся -едва уловимо раскачиваются в стороны и издают разные звуки. В сильном волнении он прислушался. Одни деревья как будто стонали, другие -бормотали что-то неразборчивое, третьи -глубоко вздыхали.
   Юноша как завороженный опустился на кочку. Страха в нем не было, но эти загадочные древесные голоса вторгали его в дрему, наполняя тяжестью веки. Атай тряхнул головой, силясь прогнать обволакивающий его туман, однако белесое марево кружило его в затейливом танце, полном необыкновенных картин. Смутно мелькали люди в длиннополых белых одеждах, своды исполинских строений и зубчатые контуры крепостей. Он слышал торжественные речи всевластных правителей, распевные восклицания жрецов и отголоски шагов многочисленных процессий, поднимающихся по ступеням к островерхим храмам...
   Вернувшись в хижину, Атай рассказал Белому Ведуну о лисице.
   -Ты видел эту лисицу? -удивленно спросил тот, приподняв брови.
   -Да, -подтвердил юноша.
   -Встретиться с ней дано не каждому, - старец задумчиво почесал бороду. - Ты был в Роще Говорящих Деревьев?
   Атай кивнул.
   - Эти дубы стерегут тайну времени, - голос кудесника стал едва различим. - Они могут много порассказать...
   Юношу так и распирало от самых разных вопросов, но, уже изучив непростую натуру своего лесного наставника, он понимал, что задавать их сейчас не имеет смысла.
   Белый Ведун взглянул на него с прищуром:
   -Не теперь. У нас еще будет время и повод об этом поговорить. А пока с тебя довольно и того, что ты сегодня узнал.
   И старец умолк, уносясь мыслями в давние времена, ведомые лишь ему одному...
   ... До чего же густой лес, думал Скил, продираясь сквозь завязи акаций и стараясь выискивать хотя бы небольшие прогалы в толще косматых вязов и елей, тесно сросшихся друг с другом. Мальчик щурился от летящей с ветвей хвои и продолжал настойчиво звать Тахотая. Но непослушный пес все не откликался.
   Вскоре кроны карагачей и берестов стали такими раскидистыми, что сквозь них почти не пробивалось солнце. Это делало чащобу сумрачной, и Скил поеживался, чувствуя себя совсем неуютно в этом дремучем логове теней. Но он не хотел возвращаться домой, не отыскав собаку.
   На округлой луговине мальчик только на миг остановился. Здесь все было очень чудно. Уносящиеся в небеса дубы-великаны удивили его своей шириной. Ему еще не доводилось видеть таких громадных деревьев. А еще, эти странные дубы как-то глухо гудели и поскрипывали, будто тайком друг с дружкой перешептывались.
   "Сколь же много дивного на свете" -подумалось мальчику.
   Но он не отважился здесь надолго задерживаться и прибавил шагу. В душе он ругал Тахотая последними словами. Ведь из-за его капризного нрава ему приходилось теперь блуждать в непролазных дебрях, где и в помине не было хоженых троп.
   За дубовой рощей взгляду открылся бугристый склон, усыпанный воронцами и белоцветником, который уводил в глубокий овраг. Где-то там, за высокой травой и кривыми стволами лиственниц гремел по камням ручеек. Скил глянул, нельзя ли обойти эту нежданную преграду на пути, но овраг оказался слишком длинным. Пришлось идти напрямик.
   С оврага веяло болотными парами, землянистого цвета туман низко полз среди кустов. Скил осторожно ступил вперед, ощутив под ногами илистую почву и углубился в темный провал. Здесь его со всех сторон обволокло вязким туманом.
   "Словно муха в паутине," -подумал мальчик.
   На какое-то время он провалился в безликую пустоту, в неведомость, а когда сумел наконец выбраться со дна оврага, перед ним замаячил травяной косогор. Скил перевел дух. Его ноги, сбитые о камни и промокшие от ила, гулко гудели. Зато за косогором лес начал стремительно редеть, расступаясь в стороны рыхлыми кущами ясеня, и перед мальчиком обнажилась настоящая просторная тропа. Он уже видел обширное светлое пространство, манившее его к себе. Однако когда Скил прошел еще немного, оставив лес за спиной, он вдруг ахнул от неожиданности, не понимая, куда попал.
   Вместо степных равнин и соляных плоскогорий впереди развергся необъятный край исполинских гор и водных потоков. Скалистые хребты лиловых и фиолетовых оттенков тянулись вдаль длинными округлыми цепями и омывались бездной иссиня-темных вод, уходящих за горизонт. Эти необыкновенные горы переростали в самый настоящий город, сияющий золотыми кровлями.
   В это момент Скил совсем потерялся. Он не знал, как объяснить появление в степи столь удивительного города. Завороженным взглядом мальчик рассматривал это чудо природного и человеческого гения, соединившего свои силы в едином акте творения.
   Скалы были очень необычны. Одни имели правильную конусообразную форму, расширяясь к основанию, другие были обтесаны таким образом, что походили на загадочных птиц с острыми орлиными клювами, сложенными крыльями и высокими хохолками на голове. Зоркие глаза Скила приметили под каждой такой скалой проем с треугольным сводом, от которого бежали вниз ступени длинных лестниц. Внешние скальные отроги, вздымавшиеся из воды, были выравнены наподобие отвесных плит с фигурной резьбой. На одних выделялись лица большеглазых дев с оперением вместо волос, на других -круги, пересекавшиеся крестом, на третьих -спирали, напоминающие свернувшихся улиток. В промежутках между выступами покачивались на ветру одинокие сосны.
   Две ближайших к мальчику скалы казались совсем огромными. Обработанные таким образом, чтобы изображать грозных хохлатых птиц, они были развернуты клювами друг к другу и в промежутке между ними вырисовывалась линия крепостных стен, опоясывавших городские строения. Башни имели форму филинов с бойницами вместо глаз и плоскими смотровыми площадками на головах. Цитадель тоже была окружена синью тяжелых вод, а высоко над ней возносились шпили златосветных строений с навершиями в виде шаров и колес. От них исходило нестерпимо яркое сияние. Крикливые чайки кружили над водной гладью, кое-где виднелись небольшие парусные суда, бороздящие неоглядные бурлящие просторы.
   Скил замер в полной растерянности. Он совершенно не мог постигнуть умом, как очутился в этом новом для него мире. Он отчетливо чувствовал весь этот волнующий простор, будто распахнувший для него свои обьятья, он угадывал его настойчивый призыв ступить в свои заповедные, чарующие пределы. Свист ветра доносил до мальчика тонкий звон и мелодичное колыхание вод -они погружали сердце в глубокий покой. Все сомнения и страхи как-то растворялись сами собой. Здесь, стоя лицом к лицу с белосветным городом среди гор и потоков, Скил уже успел позабыть, кто он такой и откуда сюда пришел.
   Твердо сделав шаг вниз по склону, мальчик начал спускаться по тропе в непостижимую для себя реальность. Чайки так и вились вокруг него, хлопая белыми крыльями. Глядя по сторонам, Скил отмечал много странного. Попадающиеся по обочинам тропы валуны были обтесаны таким образом, что походили на мужские головы с бородатыми лицами. Эти изваяния словно встречали мальчика строгим взглядом каменных глаз. Меньшие валуны оказались обработаны столь ловко, что представляли собой почти идеальные шары.
   Добравшись до каменистой отмели, которую с шумом захлестывали пенные волны, Скил едва не натолкнулся на человека в длинном белом кафтане, окаймленном красным шитьем, который возился у перевернутой днищем кверху лодки.
   -Эй, малец! -окликнул его незнакомец, поднимая на мальчика приветливые глаза. -Подсобил бы ты мне.
   -Что нужно делать? -с готовностью отозвался Скил.
   -Борта укрепил, щели смолой законопатил. Осталось перевернуть и столкнуть на воду. Берись с моего края.
   Скил без раздумий подступил к лодке и, крепко ухватив снизу ее борт, обитый плотными шпиньками, помог незнакомцу перевернуть ее. Только здесь он разглядел, что нос посудины украшен лошадиной мордой с крыльями вместо ушей, а корма похожа на раздвоенный птичий хвост.
   "Чудная лодка", -подумал мальчик.
   Вместе с незнакомцем он, поднатужившись, сдвинул ее с песчаных бугров береговой насыпи.
   -Благодарствуй, -сказал человек, берясь за весло. -Садись, отвезу куда тебе нужно.
   -Если б знать, куда мне нужно, -растерялся Скил.
   -Садись смелее. Лучше сделать шаг в неизвестное и узнать свет дальних дорог, чем всю жизнь простоять на берегу, так и не повидав мира.
   Слова незнакомца Скилу показались разумными и он перестал колебаться. Лодка отчалила от берега, рассекая носом густые воды, по поверхности которых солнце раскидало свои золотистые блестки. Чем больше картин проносилось перед глазами мальчика, тем сильнее он удивлялся. Вот огромная человеческая рука, вырубленная из цельной скалы -она сжимает вертикальный меч, на верхушке которого свили гнездо птицы. Вот каменные кони с человеческими лицами и торсами.
   "Человеко-кони, -отметил мальчик. -Где-то я о них уже слышал."
   Вслух же он спросил совсем другое:
   -Что там за башня такая высокая за крепостной стеной?
   -Это покои Мудрейшего, -тихо ответил незнакомец, умело напрявляя лодку вдоль береговой линии. -Он наставник и держатель всего Светозарного Града.
   -А большие деревья рядом? -продолжал допытываться Скил.
   -Сад Возвращения. То место, которое ты искал.
   -С чего ты взял, что я что-то искал? -удивился мальчик.
   Незнакомец не ответил, и только губы его сложились в тонкую улыбку:
   -Там люди встречают то, что прежде ими было утеряно. Туда все и всегда возвращается.
   Скил потер затылок и умолк. А мимо проплывали высокие каменистые берега, даже в прозеленевших от мхов выступах которых угадывались контуры человеческих лиц и неизвестные мальчику знаки. Стали попадаться и люди: розовощекие девушки в длиннополых платьях с венками на головах, осанистые мужчины, опоясанные вязаными поясами, старцы в остроконечных шапках с крылышками и с узловатыми посохами в руках. И все были в белом. Лица их поражали своей открытостью, бездонной глубиной голубых глаз и еще чем-то таким, что сородичи и соседи Скила давно успели позабыть.
   -Просто они счастливы, -неожиданно проронил незнакомец. -Как и всякий, кто живет на земле Светозарного Града.
   -Ты что же, мысли умеешь читать? -испугался мальчик. -Как наши ведуны?
   -Разве ж это какое умение? -повел плечами незнакомец. -Счастливый человек открыт всему белому свету. Секретов для него еще не придумали.
   -Что же вы, и впрямь так счастливы? -с недоверием спросил Скил.
   -Мы не болеем и не воюем, не печалимся и не гневаемся. Мы не знаем ни бед, ни забот. Так разве ж это не счастье?
   Скил не нашел, что возразить. Похоже, для него было уже чересчур много неожиданных открытий, к которым нужно было теперь как-то привыкнуть. А лодка тем временем пристала к маленькой бухте, над которой вздымался каменный шпиль, увенчанный восьмиконечной звездой...
  
   Глава 7. Истинное имя Харна.
   Дело в этот раз досталось кшатрапавану трудное, и он даже не знал, с чего начать.
   Лучшим башмачником Цадрагарта - да и всей Державы - считался Гиамор. Почти все жители города имели в запасе хоть одну пару обуви, сработанную его руками; и уж все без исключения стремились хотя бы одну такую пару получить.
   Ему отдавали на обучение сыновей. К нему выстраивались очереди из заказчиков. О нем даже другие башмачники -- а их было немало в городе -- не могли отзываться плохо, а если кто и выплескивал свою зависть в застольной беседе -- так на такого его же собратья начинали смотреть косо.
   Оспаривать дар Гиамора вряд ли кто-то мог. Он не просто шил обувь. Он, точно маг, сотворял ее вокруг ноги заказчика. Он знал о ногах, о видах обуви и о способах ее шитья все -- и немного больше, чем знали все башмачники Державы.
   К нему приходили богатые и знатные дамы, мечтая получить себе или сапожки, или легкие туфли. К нему приходили путешественники за высокими сапогами или полусапогами для верховой езды. К нему заглядывали хозяйки домов и богатые торговцы. Если у него было вдохновение, он оделял заказчика еще одним своим произведением, и назавтра к нему вновь выстраивалась очередь из горожан, желающих получить что-то подобное. Если вдохновения не было, он отдавал заказ ученикам -- и, сидя в мастерской и наблюдая их потуги сделать что-то путное, не жалел слов, обзывая их бездарями и неучами. В конце концов, устав от вида кряхтящих и потеющих работников, пытающихся уподобиться учителю, отнимал у них кожу -- или ткань, или деревянную колодку и дратву -наскоро показывал, как делать, и уходил, захваченный новой идеей. Гиамор одинаково свободно обращался с любым материалом, из которого можно было соорудить обувь, причем даже с таким, из которого обувь получиться вроде бы не могла.
   Он постоянно что-то пробовал, и подвернувшиеся под горячую руку заказчики оказывались "осчастливленными" его новыми видами застежек, формой носка, или высотой голенища, новым способом выделки подошвы или ее крепления. Сделать он мог ровным счетом все, и порой творил нечто вовсе невообразимое -- однако почему-то любой его образец неизменно восхищал заказчиков.
   Побывавший в городе заморский поэт Аристофан однажды пришел заказать себе сандалии у Гиамора и, залюбовавшись его работой, сравнил его с "певцом гимнов башмаку", признав, что обувь, выходящая из рук ремесленника, более похожа на произведение искусства, нежели его стихи и комедии.
   Одним словом, Гиамор был местной достопримечательностью, но торговцы предпочитали не иметь с ним дела, ибо он никогда не шил обувь большими партиями и "на будущее". "Я должен видеть ногу, которая наденет мой сапог", говорил он. Несмотря на то, что даже обыкновенные сандалии -- а он вполне владел умением делать обувь и из коры, и из дерева, и чуть ли не из стекла - могли носиться не один год, покупателей у него не убавлялось.
   Потому, когда в один прекрасный день он исчез, жителями города это было сначала воспринято как предательство. Потом они забеспокоились, а когда спустя месяц он так и не появился, забили настоящую тревогу.
   Гилдар был его постоянным покупателем, а потому пропажу башмачника воспринял близко к сердцу. Однако же не просто бегство или похищение известного искусника заставило купца обратиться с просьбой к Сугдияну.
   Как раз незадолго до исчезновения Гиамор вдруг изменил своему обыкновению и взял большой заказ на крупную партию башмаков для царского двора. Требовались особые изыски и мастерство, чтобы угодить повелителю, тем более, что иного претендента на такую работу просто не было. Гилдар, часто поставляющий царскому двору самые разные товары, взялся за этот подряд, и к его удивлению, Гиамор согласился на его уговоры. Теперь же купец оказался в совершенно неприглядном положении перед царскими приближенными. В лучшем случае он мог лишиться постоянных заказов от государя, о худшем же исходе старался даже не думать.
   - А что, никто другой не может взяться за заказ? - уточнил Сугдиян, трясясь в повозке рядом с купцом. Дэвоур сидел позади них, прислушиваясь к разговору старших.
   - Желающих найдется немало, - задумчиво произнес Гилдар. - Но я уже обещал творение именно этого мастера, о котором наш великий Артахшасса столько наслышан! Я был даже готов лично привезти мастера ко двору, чтобы он там создавал свои шедевры, по-своему обыкновению созерцая ноги тех, кому посчастливится их носить. А тут - такой удар! И никто ничего не знает.
   - Говорил ли ты с кшатрапаваном Варканы? Все-таки, Цадрагарт в его ведении, а я лишь по-соседски могу помочь ему в поисках, но не заменять его.
   Гилдар потупился.
   - С ним у меня не самые хорошие отношения. И хотя, безусловно, он уже знает об исчезновании столь известного своего подданного, но не торопится его искать, а у меня времени почти не осталось.
   - Ну, что же, будем действовать сами.
   Сугдиян оглянулся на сына.
   - А ты что думаешь?
   Дэвоур нахмурил лоб, сделав сосредоточенный вид.
   - Ну, тут я не знаю, что сказать. Может быть, ему все надоело, и он ушел в горы, в отшельники? Или скитается по дорогам страны, как бродячий атраван?
   - Может быть, может быть, - неожиданно согласился с ним отец.
   Недавно созданная трудами царских слуг дорога шла вдоль берега моря. С юга вставали высокие горы, отделяющие этот край от остальной Державы, а с севера катились серые волны, набегающие на покатый берег. Земля здесь была плодородна и гостеприимна. Тут и там виднелись небольшие селения, порой возвышались усадьбы Всадников, белеющие на фоне темных гор.
   Наконец, вдалеке, на берегу моря, показались зубчатые стены города.
   Сам Цадрагарт был создан как оплот царской власти в этих краях, до того не подчинявшихся никому. За несколько лет выросла огромная крепость, где размещался двор наместника, казна, конюшни, колесничный двор, зернохранилище и ряд других построек. Высокие уступы башен сияли на холме темным блеском.
   Вокруг раскинулся сам город, обнесенный легкой стеной из камней сухой кладки (благо, источник камней был неподалеку), укрепленных глиной и стенами крайних домов. К городу с ближних отрогов гор протянулся водопровод, снабжающий жителей чистой родниковой водой.
   Колеса телеги загремели по камням, которыми был вымощен подъезд к городской цитадели. У ворот гостей остановила стража со спарами - большими плетеными щитами, и длинными копьями с красными темляками, в удивлении воззрившаяся на перстень с печатью наследственных кшатрапаванов Уваразмии, предъявленный Сугдияном.
   Впрочем, Гилдара тут знали и пропустили без дальнейших расспросов.
   Город внутри стен был на редкость чистым и ухоженным. На улицу, мощенную камнем, выходили только невысокие стены без окон, с одними воротами, сами дома прятались где-то в глубине.
   Купец повез гостей в свой дом. Окруженный зеленым садом за высокой белой стеной, он казался уютным и гостеприимным. Однако Сугдиян не дал сыну наслаждаться садом купца и его роскошной кухней, сразу отправившись в жилище пропавшего башмачника.
   Тут царила настоящая поминальная скорбь. Ученики Гиамора со скорбными лицами вырезали болванки для башмаков, медленно работая ножами. Их сидело в мастерской человек десять.
   Навстречу гостям спустилась жена башмачника, молодая женщина в дорогом хлопковом наряде с вышивкой и покрывале, затканном серебром, с золотым медальоном на шее и кручеными браслетами в виде бараньих голов на руках- видно было, что муж любил свою жену и старался ее баловать. Сугдиян поклонился хозяйке, с улыбкой отметив про себя, что на ногах ее - тонкие вычурные домашние туфли, явно сработанные ее мужем.
   Рядом с женщиной шел старец в длинных жреческих одеждах, усыпанных звездами, и высоком войлочном колпаке, крашенном в синий цвет, что-то негромко вещая на ухо хозяйке. Сугдиян рассмотрел на нем пояс кусти -знак высокого жреческого достоинства, сплетенный из семидесяти двух цветных нитей - по числу глав в книге "Ясна", "Жертвоприношения". При виде гостей он замер на ступенях.
   - Благоденствие этому крову! -приветствовал хозяйку кшатрапаван. -Прости, что тревожим тебя, - Сугдиян придал своему голосу надлежащее сочувственное выражение, - в столь тяжелый час. Но я уверен, что смогу вернуть радость под эти своды!
   - Ни к чему меня утешать, - жена башмачника шмыгнула носом, сдерживая слезы. - Я знаю, что он не вернется.
   - Откуда такая уверенность? - удивился Сугдиян.
   - Я чувствую это. Он никогда надолго из дома не уходил. Он даже обеда ни разу не пропустил! А тут - его нет уже месяц... Я знаю - с ним что-то случилось!
   - Женские предчувствия, конечно, иногда оказываются справедливыми, но я бы повременил его хоронить, - выговорил Сугдиян с усилием, превозмогая царящую в доме печаль.
   Не выдержав, женщина расплакалась и торопливо убежала наверх.
   Сугдиян посмотрел на жреца.
   - А ты, почтенный маг, кем приходишься хозяйке?
   - Я зашел утешить вдову и поговорить с ней о подобающей жертве Ахура Маде, в память об ее ушедшем супруге. Нужно без промедления приглашать служителей петь яшты и возжигать священный огонь, чтобы душа Гиамора не сгинула во тьме духахвы. Пусть его путь по ту сторону жизни будет преисполнен вечного блаженства.
   - Почему же ты так уверен, что башмачник умер?
   - Ты, кшатрапаван, тоже был бы уверен в этом, если бы знал его лично. Никто не видел домоседа большего, нежели он.
   - Но тела не нашли?
   - Нет. И потому - это вряд ли смерть от естественных причин.
   - Ты кого-то подозреваешь? У него были враги? Кто, по-твоему, виноват в его смерти?
   - Он сам виноват, - надменно произнес жрец. - Он возомнил себя равным богам! Вот боги и покарали его гордыню...
   - Боги? - переспросил Сугдиян. - Или кто-то из людей, так же возомнивших себя богом?
   Жрец посмотрел на гостей с высоты третьей ступени лестницы.
   - Великий Анхра Манью, брат и соперник Ахура Мады, не дремлет, внимательно следя за всеми нашими помыслами. Кто знает, кому он вложил в сердце мысль покончить с этим гордецом?
   Сугдиян хотел еще что-то сказать - но передумал и, поклонившись магу, вышел на улицу.
   - Как видно, у мага с башмачником были не лучшие отношения, - обратился он к Дэвоуру, подзывая сына поближе. Тот слегка отстал, не поспевая за широким шагом отца.
   - Не нравится мне этот маг, - честно признался Дэвоур.
   - Ну, люди не обязаны всем нравиться, - отозвался отец. - Знал бы ты, скольким не нравлюсь я!
   Дэвоур откровенно не поверил отцу, но промолчал. Его занимал другой вопрос.
   Имя Анхра Манью, злобного брата Ахура Мады, что-то ему упорно напоминало...
   Едва они переступили порог дома купца, как следом за ними вбежал гонец от самого правителя Варканы.
   - Мой повелитель передал тебе письмо, - гонец с поклоном протянул Гилдару свиток с печатью кшатрапавана.
   Купец торопливо развернул послание.
   - Ну, вот! - обрадованно произнес он. - Прости, почтенный Сугдиян, но я, видимо, зря тебя потревожил. Наш кшатрапаван сам взялся за это дело и нашел пропавшего. Он в плену у сакутов, те требуют за него выкуп!
   - Позволь, - Сугдиян взял свиток из рук купца и стал внимательно его читать. - Да, любопытно. Хотел бы я знать, как почтенный Кудеяр, ваш правитель, обнаружил башмачника у сакутов.
   - Царские люди не дремлют, - усмехнулся Гилдар. - Везде есть царские глаза и уши, даже среди варваров!
   - Возможно, ты прав, - Сугдиян вернул письмо купцу, задумчиво опускаясь на лавку у стены.
   Однако вскоре им пришлось пережить еще один визит, удививший Сугдияна еще сильнее.
   После обеда Гилдар наконец выделил гостям покои, и отец с сыном обосновались там - на нижнем ярусе дома, с верандой и выходом в душистый сад, где под раскидистыми деревьями журчал ручей, - когда в широком гостином зале послышались оживленные голоса.
   Сугдиян негромко окликнул сына, и тот послушно пошел вслед за отцом, пересилив желание побегать по саду.
   В гостинной, украшенной статуями крылатых коней из синей фритты, стоял хозяин дома и довольно громко спорил с заотаром, верховным магом, уже виденным ими сегодня утром.
   - И я считаю, что мы должны всем миром собрать выкуп за башмачника! Это же подлинная гордость нашего города! - гремел Гилдар.
   - Но, почтенный Гилдар! Ты привез с собой чужого кшатрапавана, ты водишь дружбу с царями, ты более всех заинтересован в возвращении башмачника - почему же ты хочешь свою личную утрату разложить на всех?
   - А разве на тебе не сапоги, созданные его рукой? - продолжал Гилдар. - Разве сам ты не желаешь приблизить его возвращение?
   - Погодите, господа! - остановил спорщиков Сугдиян. - Может быть, вы сможете порешить на том, что Гилдар просто внесет большую лепту, нежели другие - но нельзя же все возлагать на его плечи!
   Маг повернулся к новому участнику спора с явной заинтересованностью в глазах.
   - А что, почтенный кшатрапаван Уваразмии, может быть, ты тоже поделишься своими доходами в пользу своих соседей?
   - Так ли велик выкуп, чтобы была причина для спора? - спросил Сугдиян.
   Дэвоур не разобрал названного числа, но видя, как у отца брови полезли на лоб, понял, что оно было немалым.
   Сам он, однако, отчаянно скучал, сдерживая зевоту, и вскоре утратил нить разговора. Думал он о другом. Имя Анхры Манью, злого духа, не давало покоя Дэвоуру. Оно напоминало что-то, слышанное совсем недавно...
   - И многие удивятся милосердию твоему и величию, - между тем вещал жрец, уговаривая кшатрапавана взять основную тяжесть выкупа на себя.
   - Харн! - выкрикнул Дэвоур - и тут же сам зажал себе рот в испуге. Если переставить местами буквы имени Анхра - получится Харн, злой сын Све-Ахура и Мады из найденного им свитка будинов!
   Прерванный маг обернулся к нему, и Дэвоур с удивлением увидел, как его суровое лицо вдруг расплывается приторной улыбкой.
   - Что ты сказал, мальчик? Какой у тебя хороший сын, кшатрапаван, - похвалил жрец.
   - Немного болтливый, как ты можешь судить, - извинился за сына Сугдиян. - Но с возрастом это пройдет. Ты что-то хотел сказать, Дэвоур?
   - Я? - Дэвоур испуганно переводил взгляд с отца на мага. - Нет, ничего.
   - Ты ведь назвал какое-то имя? - настойчиво повторил жрец. - Повтори его. Где ты его слышал?
   - Ну, так... В сказке одной попадалось, - Дэвоур отвел глаза.
   - Что за сказка? Где ты ее читал? - в голосе жреца вдруг проскользнул металл.
   - Я не помню, - почти прошептал Дэвоур.
   - Почтенный Уртум, - тронул жреца за плечо отец, - зачем придавать значение какому-то детскому восклицанию? Я готов согласиться на твое предложение...
   Наступал вечер, и домочадцы Гилдара вместе с гостями собрались на позднюю трапезу на веранде, вынеся посуду из золота и горного хрусталя. Стол ломился от яств - тут были и сочные дыни и арбузы, и персики, и груши, и испеченное на углях мясо, густо приправленное острыми травами, и, разумеется, душистое вино. Теплый вечер гнал из сада ароматы трав и цветов. Где-то стрекотали цикады, вплетаясь в журчание ручья. Гилдар с прикрытыми глазами наслаждался покоем.
   - И все-таки, ты не находишь странным, что едва мы появились в городе, как ваш кшатрапаван тут же вышел на след пропавшего башмачника? - заговорил Сугдиян, сидящий рядом с хозяином.
   - Умоляю тебя, кшатрапаван, - расстроенным голосом попросил купец, - давай не будем портить столь чудный вечер разговорами о делах.
   - Я боюсь, как бы этот вечер не был испорчен чем-то более нехорошим, - задумчиво произнес Сугдиян.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Сам посуди! Сакуты никогда не вторгались в области вадаров, по крайней мере, последние лет сто! Скорее, было наоборот. И вдруг их шайка объявляется в округе вашего города, находит самого известного его жителя, похищает его - и долго держит в заточении, не подавая никаких вестей. Ты обеспокоился, поехал к кшатрапавану - ничего. Тогда ты отправился ко мне. И вот, когда ты возвращаешься - к тебе приходит гонец от правителя. А потом является сам заотар Уртум, и начинает уговаривать тебя - а потом и меня - внести выкуп за башмачника... Честное слово, тут что-то не складывается. Я бы полагал, что скорее дело верховного жреца и кшатрапавана - поднимать народ, собирать выкуп, собирать войска, чтобы отбить пленника, если его не отдадут - но никак не торговаться с купцом и его гостем! Наконец, слишком высокий визит ради такой мелкой цели. Тебе так не кажется?
   - Ну, отчего же, Уртум бывал у меня и прежде. Правда, он еще не был тогда верховным жрецом, - Гилдар с досадой махнул рукой - наслаждение от вечера было безнадежно испорчено.
   - Завтра я бы хотел поговорить с вашим кшатрапаваном. Кудеяр, кажется, его зовут?
   - Поговорим и с ним. Но что мне делать с моими обязательствами перед царем?
   - Не волнуйся, - Сугдиян потрепал по плечу купца. - Я сам поеду с тобой к царю и все ему объясню. Тем более что у меня есть соображение о том, кто виноват в случившемся.
  
   ...Небольшой настойчивый паучок уже третий час пытался забраться по стене к щели возле узкого окна, пробитого под самым потолком. Он срывался, падал, иногда успевал зацепиться паутиной за середину стены - и снова лез наверх.
   Гиамор с сочувствием наблюдал за настойчивым существом, поражаясь его терпению. Впрочем, может быть, паучок указывал путь ему? Башмачник подошел к стене и стал ее выстукивать. Стена ответила ему гулом пустоты...
   А потом Гиамор услышал ответный стук. Должно быть, в соседнем подвале тоже сидел узник, лишенный света и свободы. Прикинув, откуда доносится стук, Гиамор взохнул и начал копать руками земляной пол своего склепа в его направлении.
  
   Глава 8. Предание
   Уже на следующее утро после посещения Рощи Говорящих Деревьев Атай заметил в себе странные изменения. Он словно бы пархал над землей, был легок, воздушен и не ощущал своего тела. Это было очень непривычно. Юноша решил найти тихое место, чтобы спокойно осмыслить то, что с ним происходит.
   Он присел на пригорке под сенью молодых лип, и рука его невольно потянулась к обломанной сухой ветке, лежащей среди сосновых шишек и желудей. Сжав ее пальцами, Атай принялся небрежно что-то царапать на влажной от росы земле. Сначала он не понимал, что делает. Рука двигалась сама собой, выводя какие-то волнистые линии. Но постепенно юноша оживился и ему стало интересно. Получался рисунок. Юноша узнал в нем фигуру чешуйчатой птицы с большими крыльями и человеческим лицом.
   Атай даже растерялся. Он не знал, что заставило его вдруг изобразить это чудное существо. А в голову навязчиво лезли мысли, одна нелепее другой: "Почему человек не может летать как птица? Ведь это так просто -переноситься с места на место! Удобно и быстро... Что есть воздух? Бесплотная стихия. Но человек тоже умеет становиться бесплотным..."
   Юноша в душе досадовал на Белого Ведуна, который поучал его взаимодействию с силами Земли, Огня и Воды, но как-то упорно обходил стороной Воздух. На все вопросы следовал сухой ответ: "Рано еще. Не пришла пора." А между тем, по ночам Атаю стали все чаще сниться восхитительные полеты над незнакомыми землями, странами и городами. Он чувствовал, что парит высоко в поднебесье и под ним проносятся горные ущелья, водопады и реки.
   Еще новым было то, что впервые за все время жизни в лесу юноша стал задумываться об истоке тех загадочных и неисчерпаемых знаний, коими владел его наставник. Такие мысли все сильнее осаждали Атая. Конечно же, он прекрасно сознавал, что за мудростью Белого Ведуна стоит Запретный Лес. Но что стоит за самим Запретным Лесом? Какой первородный кристалл истины скрывает его непроницаемая завеса?
   Все образы, которые являли теперь эти дремучие чащобы, сходились в единый узор, высветлявший в сердце юноши щемящие воспоминания о чем-то очень родном, но неизбывно утраченном в далекую пору. Иной раз солнечные лучи обрисовывали в прощелах ветвей силуэты длиннобородых дедов в распашной одежде, расшитой красными трезубцами. Или игра теней вдруг ни с того -ни с сего очерчивала средь нагромождений ветвей остроконечные арочные своды, которых Атай прежде не видел, но о которых необъяснимо знал. Видения растворялись почти мгновенно, да только они оставляли глубокий отклик в душе.
   Еще одним рисунком, который юноша, подчиняясь наитию, вывел на отмели у ручья, была свернувшаяся улитка -затейливая спираль, навевающая мысли о бесконечном. Даже в расположении камней и сколов щебня на берегу Атаю чудились приметы древнего города. Однажды он собрал их очень много в одном месте и выложил линию крепостных стен, а потом нагромоздил конусы каких-то капищ и дворцов.
   Не в силах сдерживать более настойчивый внутренний зов, Атай поделился с кудесником своими чувствами.
   -Какие знаки ты видишь чаще других? -поинтересовался старец.
   -Птицу, трезубец, улитку, -отвечал юноша. -Что они означают?
   Взгляд Белого Ведуна стал пространным.
   -Они шепчут тебе о твоей потерянной отчизне, -негромко промолвил он. -О Земле Богов.
   -Что за Земля Богов такая? -поднял брови Атай.
   -Солнцесветный Край, остов мира. Он существовал прежде всех нынешних стран и племен. На заре времен его сотворили всевластные боги.
   -Боги и вправду там жили?
   -Да. А потом они завещали его своим детям -тем, кого мы зовем Наследниками Богов. Но сами они именовали себя Перворожденными.
   -Так это были люди или боги?
   -Люди, но божественной породы. Возможности их не ведали пределов, а воля охватывала все уголки мироздания. Перворожденные могли управлять превращениями вещей и устанавливать связи промеж явлениями. Но их сила шла от самой утробы мира, а потому не противоречила естеству. Огонь небесных светил составлял их душевную основу, законы природного порядка были их судьбой.
   -Как удивительно, -прошептал Атай.
   -Вокруг горы Яркий Перл, -продолжал старец, -Перворожденные возвели Город Света, из которого затем выросла цветущая страна. Слава ее гремела среди морей, зенит ее величия огревал собой целый мир. Для Наследников Богов, наделенных крыльями духа, не стоило трудов переноситься с края на край земли за доли мгновения, отвращать от разных племен и родов людей пагубные стихии и предотвращать войны. Они могли все. В своем граде они выстроили храмы и дома, достававшие до облаков. Но при том - сберегали душевную простоту и первозданную искренность. Не зная раздоров, они целыми днями пели благозвучные песни, водили хороводы, шептались с отцами-богами и наблюдали за узорами движущегося мира. Они не страдали и не болели, спали без сновидений и могли обходиться без пищи и воды. Сам облик их источал сияние и благоухающий аромат. Если они умирали, то только от утомления жизнью -просто забываясь в беспечном сне и не пробуждаясь более.
   Пока Атай слушал Белого Ведуна, перед ним вновь туманно забрезжили видения древних мудрецов и пики исполинских каменных строений.
   -Наследники Богов не ценили ни почестей, ни богатства, ни дорогих нарядов, -голос кудесника звучал как чарующая мелодия флейты. -Должно быть, это был единственный край совершенного счастья на земле. Но искрами своей мудрости они щедро одарили другие народы. Перворожденные научили простых людей знакам счета и письма, навыкам строительства, ремесел и предсказания событий. Все то лучшее, что еще питает кровь и душу жителей просторных сколотских степей, беломраморных эллинских городов или знойных долин Персиды досталось им от блистательных хозяев Светозарного Града.
   -В наших преданиях есть истории о детях Ария, -припомнил Атай. -О забытой родине наших предков и их божественной силе. Это ведь о них говорится, о Наследниках Богов?
   - Ты верно угадал, - согласился Ведун.
   - Но хранят ли другие племена память о них?
   -Эллины полагают Перворожденных потомками титанов, появившимися на свет из их крови -усмехнулся кудесник. - Они зовут их дельфами или Живущими за Северным Ветром. Но только эллины давно уже спутали все нити исконного смысла. Лишь немногие из тех, что служат Светозарному Апполону, еще помнят отголоски просвещенных речений и умеют разбирать тайные знаки. Мидяне и персы тоже слышали о горе Яркий Перл, на которой сходятся петли мира и достигается предел круговращенья светил. Когда-то искалец Первородного Света Спитама принес им оттуда благую весть, запечатленную в свитке.
   -Куда же ушли Наследники Богов? -с волнением спросил Атай, когда Белый Ведун умолк.
   -Мир -дорога вечных изменений, -уклончиво ответил старец. -Все то, что порождается им в образе и форме, неизбежно обновляет себя. Изменений не могут избежать даже боги. А в обновлении образ и форма вещей зачастую делается неуловимой для простого взгляда. Только светлое око способно отыскать в потемках пространств и времен туманные следы былого.
   Атай обвел глазами хижину и вдруг указал на полотнище, в углах которого красной нитью были вышиты колеса и круги.
   -Это знаки Перворожденных?
   -Да, -признал кудесник. -Круг воплощает собой все мироздание. Но мироздание существует непрестанным движением, а потому внутри него есть колесо, вращающее вещи. Другим знаком, -он показал резной рисунок на набалдашнике своего посоха, -является спираль, замкнутая в себе. Начало и конец в ней перетекают в общую линию, не делающую остановки. Однако спираль напоминает нам, что движение мироздания происходит всегда из центра наружу, развертывая вовне бесчисленные силы и стихии...
   Больше старец ничего не сказал о Светозарном Граде. Но Атаю этого было достаточно. Внезапно нашлись ответы многие вопросы, столь волновавшие его в последнее время. Юноша со спокойным сердцем смог вернуться к установившемуся порядку жизни в лесу и уже не отягощал ум раздумьями.
   Вскоре Белый Ведун посвятил его в премудрости Дыхания Утробы и Омовения Души. Атай неуклонно менялся. Теперь, вспоминая свои первые шаги под сводами этого зеленого царства тайн, юноша не мог сдержать улыбки. Как же он был тогда наивен, беспомощен и беспокоен! Сейчас все стало другим. Запретный Лес сделался его отчим домом, опорой и отрадой. Даже звери признали его своим единокровником и часто следовали за ним по пятам. Бывало, они заполняли всю полянку, на которой упражнялся юноша: зайцы, суслики и сурки облепляли пеньки и коряги, олени и антилопы дремали среди кустов и даже волки мирно лежали в траве, уткнувшись мордами в вытянутые перед собой лапы. Лес принял Атая, так как юноша стал столь же непроницаемо глубоким, незамутненным и равновесным.
   Впрочем, один безответный вопрос у Атая все-таки оставался. Но он звучал где-то очень далеко, на самых задворках его существа. Был он столь личного свойства, что юноша и не помышлял затронуть его перед ведуном. Но вот однажды, отважившись навестить Рощу Говорящих Деревьев, Атай смог задать его миру.
   Дубы-исполины нависали над ним сизой глыбой, обволакивая шевелением густых ветвей и отдаленным гулом. Юноша загляделся на них и у него словно земля на миг ушла из под ног. Все повисло в прозрачном зыбком пространстве, а окружающие вещи растворились как пар. Зато появился блуждающий свет, который постепенно пропитал все его естество. И вот тогда, словно бросая камушек в бездонный омут, Атай обратил мысль внутрь себя:
   "Кто я? Для чего топчу эту землю? Почему сокровенным знанием Перворожденных судьба одарила не других, но меня?"
   Деревья загудели еще сильнее, а затем вернулись померкшие было краски и оттенки мира. Атай увидел как большие тени заплясали на дубовых стволах, расползаясь во все стороны. И эти шелестящие серые тени, двигавшиеся в такт с завыванием ветра в высоких кронах, исходили от его собственной фигуры.
   Юноша явственно различил силуэт плечистого воина-князя в высоком башлыке, сжимавшего в руке тугой лук. Плащ его вздувался огруглыми фалдами, небывалой мощью веяло от всего его величавого облика. Потом появились и другие тени. Вначале они еще робко обозначились где-то вдали, но уже скоро стали отчетливыми. Это была трава -обширная нива свербиги, ковыля и тонконога, взметнувшаяся ввысь множеством острых колосьев. Атай понял: это она, Великая Степь. Но что это? Каждая травинка, каждый стебелек рос и увеличивался, превращаясь в воина. И вот уже вместо травы колосились копья несметных людей в башлыках -неоглядная тьма воинства, плывущего в неведомое...
   Глава 9. Уроки Запретного Леса.
   -Все полюсы Земли есть границы твоего сердца. Солнечный светоч - врата твоих очей. Леса и лощины - берега твоей души. Если станешь изучать тело мира, как свое собственное тело - обрящешь неявленную правду, дремлющую за ворохом вещей.
   Наблюдая предрассветный туман, помятуй о том, что создает его зыбкую ткань; вслушиваясь в журчание ручья, отличай в нем лады первозданного омута, сотворяющего любой исток. Растворяться и обретаться вновь, удаляться прозрачною дымкой за пределы всех превращений и сходиться опять в единый ствол плоти - вот дорога настоящего человека, который привольно гуляет по белому свету подобно ветерку или росе.
   Кружить под облаками с косяком курлыкающих журавлей, опускаться на дно реки вслед за чешуйчатым карпом и рассыпаться снопом солнечных бликов, отражающихся на поверхности вещей - это и значит быть Вездесущим. Просторы мира - лишь брызги Предвечного, узор которых ты должен воссоздать в своем сердце. Идя по следу тающих, точно весенний снег, явлений - дойти до бесследного, извергающего из себя превращения.
   Так вещал Атаю Белый Ведун, и юноша с еще большим тщанием внедрялся в толщу жизненного пространства, разбирая его законы и порядки.
   Кудесник научил Атая новому способу взращивания жизненной основы, позволяющему обильно вбирать в себя кровь и соки матери-земли. Теперь юноша подолгу стоял в тиши кустарников, сознавая себя молодым и цветущим древом. Он проникал в его суть, он переживал собой естество его природного начала. Ноги Атая врастали в землю подобно могучим корням, голова, как верхушка древесной кроны, упиралась в небо и согревалась солнечным теплом, руки слегка колыхались в рокоте ветра, будто раскидистые ветви. Так Атай становился ростком мира, питаемым токами первородной пневмы. Он вдыхал и выдыхал собой самое естество существования.
   Случилось раз, что юноша столь глубоко воплотил собой образ древа, что даже испугался, раскрыв глаза. Ноги его по щиколотки изчезли в плотной земле, туловище покрылось шершавой дубовой корой с прожилками, а из рук повылезали во все стороны зеленые поросли с большими листьями. Только когда Атай встряхнулся, все это пропало вместе с кукушкой, примостившейся на его плече. Он снова был человеком.
   Взаимодействуя с Ветром, юноша научился поднимать в воздух мелкие камушки, сосновые шишки и песок, заставляя их кружить и даже создавать в вышине контуры разных фигур. Он в полной мере освоил методы Горячего и Холодного Дыхания, разогревая траву и почвенный слой волнами теплого пара, либо же обдавая ветви и сучья легкой моросью.
   Однако несмотря на все свои успехи, Атай вынужден был признать, что Запретный Лес по-прежнему остается для него миром тайн.
   Произошло это еще на рассвете, когда солнце, проснувшись, просыпало в прорехи дремучих карагачевых крон первый золотой бисер. Юноша находился на самой северной окраине леса, где, следуя наказам старца, проводил ночное бдение, наблюдая Звездную Сеть и поглощая телом мерцающий свет Северного Ковша - Созвездия Серебряного Покрова. Это называлось Собиранием Улова в Небесный Невод.
   Ополоснув лицо в холодном ручье, Атай заторопился к хижине Белого Ведуна, чтобы растопить очаг к его пробуждению и приготовить трапезу. Однако либо поспешность, либо легкая усталость подвели юношу. Он как-то совсем по-глупому сбился с дороги и заплутал. Ноги завели его в непроходимые дебри можжевельника и ольхи, где Атай едва не потерялся в гуще стволов, корневых наростов, извилистых сучьев и коряг. После долгого блуждания юноша наконец вырвался из древесного плена на свет просторной лощины. Однако представившаяся ему картина оказалась неожиданной.
   Сразу за многочисленными кочками, пнями и обломками деревьев возрастал ввысь травянистый кряжистый холм. Своими очертаниями, выступами и провалами он поразительно походил на большую человеческую голову. Макушка сплошь обросла черемухой и кленами, точно волосами; лоб пересекали поперечные рытвины; на месте глазниц - глубокие расщелы; на месте носа -мохнатый древесный выступ. А зияющий чернотой провал у самого основания холма и вовсе был подобен раскрытому рту.
   Атай внимательно изучал эту исполинскую голову. Пеньки и коряги вокруг тоже были причудливой формы, но особо обращал на себя внимание лежащий плашмя обломок дуба. Пятерней своих растопыренных стволов он напоминал человеческую ладонь.
   После короткого колебания Атай все же решился проникнуть в пещерный провал. Пригнувшись, он забрался под его темные своды, с которых свисали узловатые корни и куски паутины, и начал осторожно двигаться вперед. Небольшая на первый взгляд, земляная пещера очень бысто переросла в какой-то нескончаемый подземный ход, который увлекал все глубже и глубже. Атай старался держаться ближе к выпуклой стене, боясь затеряться в пустоте. Его глаза, немного обвыкшись в темени, начали различать мышей и ящериц, разбегающихся под ногами. Рассмотрел он и ворону, которая с криком сорвалась с места и пролетела над ним, задев крылом волосы.
   Казалось, этому сумрачному коридору не будет конца и края. Кое-где своды понижались, осыпая комьями земли и клочками мха, потом снова шли ввысь. Ход петлял и извивался -это юноша понял точно. Несколько раз он замедлял шаг: мысль навеки остаться под землей не могла не внушать ему сильный трепет. Но Атай побеждал свою робость. Навязчивое желание узнать, куда ведет этот подземный путь, оказывалось сильнее.
   Должно быть, прошло уже много времени, однако по-прежнему ничего не менялось. И вот когда юноша совсем пал духом, разочаровавшись в успехе своей затеи, он вдруг заметил шагах в пяти от себя колышущиеся полы белого одеяния. Это явно была женщина, одетая в длинный плащ с капюшоном. Атай окликнул ее, но не получил ответа. Тогда он поспешил за ней следом, пытаясь сократить разделяющее их расстояние, однако и это оказалось бесполезно. Сколько бы он не прибавлял шаг, фигура продолжала держаться от него в отдалении. Казалось, бесплодное преследование продолжалось уже целую вечность.
   Подземный ход закончился неожиданно. В глаза ударил слепящий свет, и Атай обнаружил себя у спуска к искрящемуся тонкой рябью голубому озеру. Женщина в белых одеждах словно испарилась, а вместо нее на воде покачивался прекрасный белоснежный лебедь с тонкой изогнутой шеей. Здесь же, на склоне, Атай подобрал длинное лебединое перо.
   Только к вечеру юноша смог вернуться в хижину. Там он рассказал старцу о своем приключении. Кудесник поднял на него внимательные глаза.
   -Сохрани это перо, - сказал он. - Быть может, оно еще сослужит тебе в будущем добрую службу.
   -Кто была та женщина в белых одеждах? - спросил Атай напрямик.
   -Тебе на диво повезло, - отметил Белый Ведун. - Ты видел Деву-Охранительницу Светозарного Града.
   -Деву-охранительницу? - переспросил Атай. - Я где-то слыхал, что у эллинов есть такая. Афиной Палладой зовется.
   -Все верно. И в своих наивных сказаниях эллины даже сделали ее кровной соперницей нашей Лебединой Владычицы, -старец тихо вздохнул. - Все это от желанья заглужить те отголоски Первородного Знания, что еще бродят где-то на окраинах их души. Обуздать в себе предвечную стихию Северного Простора...
   На губах кудесника появилась горькая усмешка.
   -Эллины всегда стремились к торжеству холодного разума над вещим чувством, -продолжал он, -укорененным в культе Олимпийцев. Но для того, чтоб навек умолк волнующий хор чистых стихий, нужен был миф. И он появился. Благочинную Деву обратили в чудовище Медусу Горгону, которой Персей, сын Данаи и Зевса, отсек голову. Так воцарился Логос. Теперь оскал змеевласой Горгоны смотрит на нас с эгид Олимпийских изваяний и со щитов эллинских воинов. Зов Первоначала надежно погребен вместе с памятью о Лебединой Владычице.
   -Выходит, это она - Чистая Дева мне явилась? - наконец осознал Атай. - Или это был только образ, отраженный сердцем?
   Юноша взволнованно крутил в руках лебединое перо.
   -Как бы то ни было, - прошептал Белый Ведун, - Владыки Предвечного Мира уже обратили на тебя свое внимание и послали тебе знак. А это означает лишь одно - путь, по которому ты идешь - верен.
  
   Другая встреча, произошедшая на следующий день, произвела на Атая не меньшее впечатление. Недалеко от Сосновой Низины, куда он отправился подыскать крепких жердей для починки проседающей крыши жилища, юноша услышал чье-то кряхтение, охи и сухой кашель. Двигаясь на звук, он углубился в тесную гущу деревьев, осыпающихся корой и хвоей.
   С самого утра в лесу стоял бурый туман, делая предметы едва различимыми. Потому Атай выставлял одну руку перед лицом, чтобы не напороться на острый сук. В другую он взял длинную палку и прощупывал почву перед собой - он знал, что где-то поблизости начинается болотная топь. Так через бурелом и овражцы он добрался до большого завала из нескольких деревьев, сросшихся между собой в неразделимый узел. Некоторые из этих деревьев были уже кривыми и трухлявыми, другие держались очень крепко и ровно, опутав землю вокруг себя цепкими корнями. Но не это было главное: все нагромождение соединенных стволов облеплял густой слой буро-зеленого мха, точно облекая его единым покровом косматой одежды.
   Атай, уже успевший ко многому привыкнуть в лесу, недоуменно вытаращил глаза. В самой толще этого хитросплетения он увидел человека. Это был ветхий дед с морщинистым и зеленым, как у лягушки лицом. Его руки, волосы и ноги целиком вросли в древесину и мох, образуя немыслимую однородную массу. И только сверкающие белки глаз выделялись на темном фоне.
   -Кто ты, старик? - тихо, словно боясь услышать собственный голос, спросил Атай. - Человек или дух? Если человек, то как тебя угораздило оказаться в таком положении?
   -Был человек, - захрипел трескучий и ломкий голос, перемежая слова с кашлем, - как и ты. Пока не заслужил эту кару.
   -Могу ли я тебе помочь? - в душе юноши всколыхнулась жалость. - Вызволить из этого плена?
   -Нет, - уверенно ответил человек. - Это не в твоей власти. Мох и древесина так давно и прочно въелись в мою плоть, что я и сам уже не разберу, где начинается одно и заканчивается другое.
   -Чем же ты заслужил столь лютую участь?
   Дед снова закашлялся и заморгал глазами:
   -Я был так же молод и любознателен, как ты. А еще без меры честолюбив. Когда небесный дар свалился на мою голову негаданно-нежданно, я не сумел распорядиться им по-достоинству. Оказавшись в Городе Света по воле богов, я пренебрег знанием, что открылось мне, но поддался корысти...
   -Что же ты сделал?
   -Украл у стража Облачной Башни Кольцо Величия, дарующее силу и власть. С его помощью я хотел возвыситься среди людей. За это преступление я был наказан Перворожденными. Они подарили мне вечную жизнь, - в голосе старика прозвучала бездонная горечь, - ведь пока существуют эти деревья - буду жить и я. Жить и страдать до конца времен...
   Атай стоял в полной растерянности, не находя слов.
   -Запомни, что бывает с теми, кто осквернил исток первородной мудрости, -добавил дед. - Запомни, и расскажи тому, кто пришел сегодня.
   -Кому рассказать? - юноша недоуменно огляделся по сторонам, но никого не увидел. А когда взгляд его снова вернулся к завалу - не обнаружил ни сросшихся деревьев, ни старика.
   "Вот так дела", - Атай даже почесал затылок. Однако сказанные странным дедом слова что-то расшевелили в нем, и юноша понял, что нужно незамедлительно идти к хижине.
   По мере приближения к жилищу кудесника Атай все более убеждался в том, что его наставник сейчас не один. Внутреннее чувство подсказывало юноше, что уединение их лесного крова нарушил кто-то пришлый - человек со стороны. Потому, когда Атай достиг хижины, он прежде всего подошел к оконному проему и осторожно заглянул внутрь.
   Ощущения его не обманули. Белый Ведун в полголоса бесседовал с человеком в синем кафтане, показавшимся юноше смутно знакомым. Гость сидел на лавке, выпрямив спину и широко расставив ноги, как это обычно делают воины. Его решительное лицо с точеным профилем, высокий лоб и цепкий взгляд, в котором легко загорался огонь, выдавали человека незаурядного. Кафтан был подпоясан алым кушаком, а справа на нем висел тяжелый меч в резных ножнах.
   Ну точно, вдруг понял Атай. Как же он сразу его не узнал? Это же тот самый удалец, что одолел Одрия на состязаниях борцов и бросил вызов князю Собадаку! Но что он делает здесь, в доме отшельника? Как попал в Запретный Лес, куда обычному смертному хода нет?
   Неизвестно, сколько бы еще Атей терзался этими вопросами, если бы вдруг не скрипнула дверь и на пороге не показался Белый Ведун.
   -Что ж ты не входишь внутрь? - спросил он с прищуром.
   -Не хотел мешать тебе, учитель, - виновато потупил взгляд Атай. - Тебе, и твоему гостю.
   -Похоже, ты с ним уже знаком? - от внимательных глаз старца ничего нельзя было утаить.
   -Я видел его всего раз. На празднике Табити.
   -И ты не знаешь, кто он?
   -Нет, учитель.
   -Тогда попробуй вспомнить его собой.
   -Как это? - удивился Атай.
   -Вообрази, что он - это ты. Погрузи свой ум в его сердце и постарайся воспроизвести любой момент из его жизни прямо сейчас.
   -Да разве ж я смогу?
   -Сможешь, - заверил Белый Ведун. - Твои глаза давно научились видеть не только близкое и открытое, но также дальнее и потаенное. Просто собери свой ум в одно русло и направь на нашего гостя. Тогда с помощью тонкого видения ты проникнешь в его естество и прочтешь страницы из книги его судьбы.
   Атай встал ровно и слегка прикрыл глаза. Лес, хижина и кудесник отпали сами собой, оставив его в пространной пустоте. И там, в этом глубоком течении без начала и конца он видел только одно лицо - лицо человека в синем кафтане, подпоясанном алым кушаком...
   Глава 10. Кшатрапаван Цадрагарта
  
   ...Когда рано утром в замок Кудеяра явились гости - Гилдар, Сугдиян и Дэвоур, - их ждало неожиданное разочарование. Кшатрапаван Варканы, правитель Цадрагарта и окрестных земель, отбыл с утра на совет в Суавадзан.
   - Царь вызывает нас на совет? - удивился Сугдиян. - Кто же принес ему этот вызов?
   Стражник у ворот в круглом шлеме с подбородником и отполированном панцире из железных пластин с наручами опасливо разглядывал непонятного гостя.
   - А кто ты таков, чтобы меня расспрашивать?
   - Я кшатрапаван Уваразмии, соседней с вами земли.
   - Что же ты являешься с такой скудной свитой? - рассмеялся стражник. Охрана Кудеяра носила особые отличительные знаки - длинные шелковые плащи голубого цвета, чем резко отличалась от городской стражи, подчиняющейся великому тысяцкому Мады, военачальнику шести окрестных провинций.
   - Лучшая защита правителя - его доброе имя, - отозвался Сугдиян, демонстрируя стражнику свой перстень. Тот изменился в лице и попытался съежиться, спрятавшись за высоким прямоугольным щитом.
   - Не гневайся, великий кшатрапаван.
   - Я пока не великий, - Сугдиян усмехнулся. - Но гнев мой ты можешь смягчить, ответив на вопрос, кто привез вызов на совет твоему хозяину?
   - Я не видел гонца, - потупившись, ответил стражник.
   - Я в том и не сомневался, - удовлетворенно кивнул головой Сугдиян. - Твой хозяин просто бежал куда-то, прикрывшись вызовом царя. В какую сторону он уехал?
   - А не много ли ты хочешь, кшатрапаван соседней земли? - вдруг приободрился охранник. - Я провинился пред тобой один раз, и искупил свою вину; ты же теперь хочешь заставить меня доносить на моего благодетеля?
   - Можешь не отвечать, - рассмеялся Сугдиян. - Поедем, я уверен, что Кудеяр все же отправился ко двору царя, ибо только там он может рассчитывать на безопасность.
   - Может быть, ты все-таки объяснишь, что произошло? - потребовал Гилдар.
   - Собирайся в дорогу, и по пути я расскажу тебе, что я думаю об этом деле.
   Спустя час повозка вновь скрипела колесами, но уже по направлению на юг, по дороге, проложенной сквозь горы на Хаг-Матаны, столицу Великой провинции - город, где обитал хозарпат, военачальник всех ближайших земель. Оттуда можно было быстро попасть в Суавадзан по древней Царской Дороге.
   - Дорогу! - внезапно их обогнал гонец, мчащийся верхом. Почти слившись с конем, прижавшись к его шее, всадник в черном кожаном кафтане и синем плаще с вышитыми на нем золотыми барсами точно летел, звонко цокая по каменному настилу дороги.
   Возница Гилдара едва успел придержать коней, чтобы пропустить гонца, явно мчащегося куда-то по царскому поручению.
   Сугдиян проводил его долгим взглядом.
   - С другой стороны, не пропустить его я не мог, - произнес он грустно и задумчиво.
   - Да объясни же наконец, в чем дело! - возмутился Гилдар.
   - Лучше пусть тебе все объяснит Кудеяр, - отозвался Сугдиян. - К чему мне очернять человека, который может оказаться безвинным?
   - Ты полагаешь Кудеяра замешанным в похищении Гиамора??? - догадался купец.
   - Я пока лишь предполагаю, - отозвался Сугдиян. Стены города уже скрылись из глаз, а вокруг стали подниматься фиолетовые утесы гор. - И ничего не могу утверждать.
   Купец погрустнел.
   - Тогда нам остается лишь надеяться на милость нашего повелителя.
   - У царя мы вряд ли добьемся справедливости, - покачал головой Сугдиян. - Зато сакуты мне рассказали один свой обычай, который, я думаю, поможет нам.
   - Что за обычай? - оживился Гилдар.
   - И снова не будем торопить событий, - остудил его пыл кшатрапаван.
   Дэвоур, сидя позади взрослых, держал ухо востро, не пропуская ни слова, но в разговор старался не встревать.
   - Кудеяр мог удрать либо к царю, либо к хозарпату, - рассуждал меж тем Сугдиян. - Скорее, к тысяцкому - до него ближе, и он обладает властью над войсками и в его, и в моей земле, так что может быть посредником в наших спорах. К царю в таком деле Кудеяру идти было бы боязно - неизвестно, что решит Артахшасса. Тем более что царь получается и пострадавшим, а за такое кшатрапаван в лучшем случае мог лишиться своего места. О худшем же мне и подумать страшно.
   - Ничего, мне не страшно, - возмущенно произнес Гилдар. - Повесить мерзавца - это самое малое! Так меня очернить перед царем!
   -Погоди обвинять, мы еще ничего не выяснили, - осадил его Сугдиян. - Будем говорить, когда найдем Кудеяра.
   Искать кшатрапавана Цадрагарта долго не пришлось - на первом же постоялом дворе, построенном возле дороги так, чтобы усталые путники, выйдя с него, еще засветло могли добраться до города, Гилдар увидел Кудеяра, в окружении нескольких слуг торопливо готовившегося к отъезду.
   Кудеяр - настоящий вадар средних лет, в длинных расшитых серебром и золотом одеждах, с роскошной бородой, упрятанной в шелковый чехол, в дорогих сапогах - в последнее время Сугдиян испытывал особое чувство при виде изысканной обуви, - громким, но слегка визгливым голосом отдавал распоряжения, стоя посреди двора. Вокруг него метались его слуги в малиновых головных платках, хозяин двора -старый мидянин, его помощники и случайные постояльцы, смущенные соседством столь значимого гостя.
   - Не торопись, Кудеяр! - окликнул его Сугдиян, спрыгивая с повозки. - Куда ты спешишь?
   - А тебе какое дело? - недружелюбно отозвался тот.
   Они встречались с Сугдияном пару лет назад, на совете кшатрапаванов у Артахшассы, и тогда расстались по-соседски - ибо владели соседними землями, - но без особой дружбы, ибо каждый почувствовал в другом человека совершенно иного склада, нежели был сам. Теперь, похоже, они встречались уже как враги.
   - Где Гиамор? - прямо спросил Сугдиян, сделав шаг навстречу.
   - Откуда мне знать! - нетерпеливо отозвался Кудеяр. - Не видишь - мы уезжаем! Нас ждет светлейший государь и мы не можем тратить время не болтовню о каком-то башмачнике!
   - Прежде всего, ты хранитель своей земли! На тебе суд и справедливый порядок в ней! И если ты будешь нарушать справедливость - к чему тебе и появляться перед царем?
   Кудеяр застыл, повернувшись к Сугдияну спиной.
   - Что ты такое несешь? О какой справедливости ты говоришь, о каком нарушении ее?
   -О той, что испокон веку зовется у нас Артой -Высшим Порядком, и которую сам мудрейший Спитама прописал для потомков в Священных Яштах. Ты забыл, что все, истинно свершающееся на земле должно идти во благо Сынов Авесты? Создатель телесных миров препоручил государю и земледержателям всех подданных, дабы те были надежно защищены их опекой, подобно детям, находящимся под присмотром родителей. Кто дал тебе право нарушать эти законы и обижать благочестивых людей?
   Кудеяр отмахнулся.
   - Я знаю, перед повелителем мне вряд ли удастся доказать твою неправоту, - продолжал Сугдиян. - Но есть Высшая Правда. Я знаю, она в чести у хор-вадаров, детей Солнца. Помнят ли ее май-вадары, дети Луны? Ты ведь из их рода, насколько я помню?
   Очень медленно кшатрапаван Цадрагарта повернулся к противнику.
   - Ты сам-то знаешь, о чем говоришь?
   - Я говорю о Суде Богов. Когда два человека, которые не могут решить спор полюбовно, выходят на поединок и бьются до смерти, и тогда боги помогают правому, восстанавливая попранный закон Воху Маны!
   Лицо Кудеяра исказила усмешка, отчего борода его странно дернулась.
   - Ты хочешь поединка по обычаю наших предков? Ты забыл о том, кто мы есть, о нашем долге перед царем, и хочешь драться, как какие-то бродяги?
   - Я все помню, - спокойно ответил Сугдиян. - Но не тебе говорить о долге перед царем! Ибо ты сам забыл о своем долге, вместо защиты своих людей занявшись их похищением!
   Слуги, бегавшие по двору, тоже застыли, узрев небывалое выражение лица своего хозяина. Там смешались и гнев, и дикий животный страх, и попытка сохранить должное спокойствие... Наконец, не выдержав, Кудеяр издал громкий вопль.
   - А! Да будь ты проклят, Драчун! Выходи, будем драться здесь и сейчас, и я забью твои слова тебе обратно в глотку!
   - Посмотрим, - Сугдиян спокойно вытащил из повозки оружие и доспехи и стал облачаться к поединку.
   Кудеяр, вызванный на бой перед лицом собственных слуг, не рискнул уклониться и тоже вооружился. Оба противника сели верхом на коней, с луками в руках, одетые в длинные наборные панцири, прикрывающие грудь, и остроконечные шлемы с подбородниками. В левой руке Кудеяра был тяжелый овальный щит с прорезями по краям; Сугдиян же предпочел сражаться налегке. Возле седел крепились два копья, которые можно было метать в цель издали или использовать в ближнем бою.
   Держа в руках луки и стрелы на тетиве, противники разъехались в разные концы двора.
   Не выдержав напряжения, Кудеяр помчался навстречу противнику первым, и на скаку выстрелил из лука. Сугдиян слегка увернулся, и стрела царапнула по панцирю возле плеча. Сам он выстрелил с десяти шагов, и сбил с Кудеяра шлем.
   Властитель Цадрагарта схватился за копье, но Сугдиян был уже возле него. Острием своего копья он ударил в грудь противника, но несильно - то ли не рассчитал сил, то ли не хотел добивать. Результатом удара стало то, что Кудеяр вывалился из седла, и Сугдиян, соскочив с коня, приставил копье к его горлу.
   - Ты проиграл, - спокойно произнес Сугдиян. - Боги на моей стороне.
   Разразившись грязной бранью, Кудеяр попытался подняться, но острие сильнее уперлось ему в кадык.
   - Будь ты проклят! - прохрипел Кудеяр.
   - Проклят будешь ты, - Сугдиян наступил ногой на грудь поверженного противника. - Как мог ты поднять руку на того, кого должен был охранять?
   Кудеяр молчал.
   - Где он сейчас? Ну?
   - В подвале моего дома, - нехотя произнес Кудеяр. - Рядом с пленным царевичем сакутов.
   - Поехали, - Сугдиян отвел копье от горла противника и похлопал его наконечником по локтю. - Вставай, и вези нас к себе.
   Слуги в молчании наблюдали за этой сценой.
   - Следуйте за нами! - приказал Сугдиян.
   Кудеяр под нацеленным копьем сел в повозку Гилдара, и они тронулись в обратный путь.
   Дэвоур восторженно смотрел на отца, оказавшегося еще и столь блестящим воином. Гилдар, прежде чем сесть в повозку, глубоко поклонился Сугдияну. Сам Сугдиян, однако, выглядел мрачно.
   - Я потрясен твоим мужеством в поединке, - признался Гилдар. - Но что было бы, если бы удача отвернулась от тебя?
   - Не волнуйся, - все так же пребывая в задумчивости, ответил Сугдиян. - На этот случай я тоже предусмотрел возможные действия. Дело в том, что я знаком с некоторыми сановниками царя в Цадрагарте, и мое послание государю о случившемся ушло еще раньше, чем Кудеяр решился бежать.
   Ответом Сугдияну было гневное сверкание глазами, но Кудеяр не сказал ни слова.
   - Не думаю, что ты останешься кшатрапаваном Цадрагарта после всего случившегося, - произнес Сугдиян своему пленнику, похлопав его по плечу. - Так что лучше всего тебе уйти к своим кочевым родичам на север.
   Кудеяр молчал.
   - Но как ты понял, что виноват Кудеяр? - повторил свой давний вопрос Гилдар.
   - Не он один. Уртум тоже имеет к случившемуся отношение. Верно, Кудеяр? - отец ткнул пленника в спину. Тот упорно хранил молчание.
   - Как ты говорил, у тебя с ним не лучшие отношения, - продолжал Сугдиян.- И у пропавшего Гиамора были весьма сложные отношения с Уртумом, как я успел заметить. И вот, ты получаешь от царя заказ - а за выполнение этого заказа берется сам Гиамор! Разве это был не прекрасный способ поквитаться и с тобой, и с ним? А тут еще случилось такое событие... Судьба привела в руки Кудеяра царевича сакутов, обратившегося к нему за помощью. План появился сразу . Он состоял в том, чтобы обвинить в пленении Гиамора сакутов - а потом доблестно показать горожанам голову убитого царевича. Кудеяр похитил Гиамора - я так думаю, Уртум знал об этом, - и держал, думая, как бы половчее намекнуть тебе о выкупе. Потом они заставили бы царевича сакутов этот выкуп принять, якобы от имени их народа, а потом бы избавились от него. Они не сомневались в том, что ты не станешь жадничать, ибо выбор у тебя небогатый. Однако ты решил обратиться ко мне, и им пришлось торопиться.
   - Ах ты, мерзавец! - не выдержал Кудеяр, бросаясь на Сугдияна. Однако тот легко увернулся, повалил его на дно повозки и вновь направил острие копья в шею поверженному.
   - Поедешь так, - жестко произнес Сугдиян. - Как видно, человеческого в тебе осталось мало.
   До роскошного дома кшатрапавана добрались уже затемно. Однако, хозяина охрана признала сразу...
   ...Гиамор прислушался. За дверью загремели шаги, спускающиеся в подземелье. Башмачник торопливо забросал вырытый проем и выпрямился, только испачканные землей руки выдавали то, чем он занимался.
   - Выходи! - на пороге появился охранник, за ним виднелся сам Кудеяр с очень мрачным видом, купец Гилдар и незнакомый сановник с копьем в руке.
   - А как же мой сосед? - спросил Гиамор, появляясь перед спасителями.
   - Кто тут у тебя еще? Тот сакутский царевич, о котором ты говорил? Выпускай и его! - велел Сугдиян.
   Из соседнего подвала вытащили щурящегося от яркого света царевича в измятом и разорванном кафтане, в котором с трудом можно было угадать синий цвет, с кушаком, когда-то красного цвета.
   - Как тебя зовут? - спросил Сугдиян, переходя на наречие вадаров, близкое сакутам.
   - Оршич, - выдавил тот, еще не веря своему спасению.
   - Пойдем с нами. А ты, почтенный хозяин, не откажи в любезности, проводи нас до ворот.
  
   Глава 11. Стремление.
  
   Сугдиян оказался совершенно прав. Уже на третий день в Цадрагарт примчался гонец от царя, приказывающий явиться на суд обоим кшатрапаванам, Кудеяру и Сугдияну. Кудеяр, однако, не стал дожидаться суда, сбежав еще наутро следующего дня после поединка, и потому теперь царю предстояло решить, кого поставить вместо него управителем области.
   - Что же, я отправлюсь к царю, - сообщил Сугдиян. - А тебя, Гилдар, я попрошу доставить в мой дом сына, Дэвоура.
   - Разве ты не возьмешь меня с собой? - глаза Дэвоура наполнились слезами. Сугдиян погладил его по голове.
   - Думаю, тебе еще рано появляться при дворе царя. Хотя... Если пообещаешь хорошо себя вести и не отходить от меня ни на шаг, поедем вместе. Может быть, если придешься по душе царю, он примет тебя в Школу Воинов, а то слишком часто наши соседи жалуются на твои проделки!
   Дэвоур потупился в смущении, не зная, радоваться ли возможности попасть в известную на всю страну школу, где мечтал обучаться любой мальчишка, или расстраиваться из-за вновь грозящей разлуки с отцом.
   - Я тоже отправлюсь с вами, - встал Оршич. - Мне нужно увидеть вашего государя.
   Сугдиян посмотрел на него с улыбкой.
   - Я постараюсь сделать все возможное, чтобы царь принял тебя, но обещать не могу. Царь наш...
   - Да, я уже знаю, пробраться к нему не просто. Но мне очень нужно!
   - Будь по-твоему. Поедешь с нами, а в дороге расскажешь, что за странный зигзаг твоей судьбы привел тебя в руки Кудеяра и для чего тебе вообще вздумалось лицезреть нашего повелителя...
   Царевич согласно кивнул. Недавнее прошлое вновь ожило в его памяти, заставляя хмурить лоб и сжимать губы. Он все видел так отчетливо, будто смотрел на происходящее со стороны...
   ...Оршич едва поспевал за своим провожатым. Сопиф делал большие, уверенные шаги, от которых его лиловые анаксириды, расшитые нарциссами, вздувались, точно карабельные паруса. Слуги военноначальника, также спешившиеся, тянули за узду взмыленных от долгой дороги лошадей, копыта многих из которых потрескались от щебня.
   Княжич поднял глаза вверх - на массивные уступы двух сторожевых башен с высеченными фигурами лежащих быков у самых бойниц, и ему стало неуютно. Даже в столь жаркий день от этих громад веяло холодом, а отбрасываемая ими зубастая тень покрывала пространство на десять локтей в длину. Возле самых ворот, раскрытых настешь, стояли двое воинов в тусклых пластинчатых шлемаках и стеганных панцирях. Опираяясь локтями на высокие щиты, они лениво зевали.
   -Не робей! - обернулся к Оршичу Сопиф и в его расчесанной бороде, завитой на концах мелкими колечками, блеснула улыбка.
   Однако в этот момент сухопарый человек в кожаном кафтане, подпоясанном поясом с серебрянными вставками в виде козьих голов, показался в воротах, поигрывая плетью.
   -Владыки неба и земли! - воскликнул он, увидев военачальника. - Да это же сам сепобода Сопиф пожаловал на землю Варканы!
   -Приветствую тебя, Реомитр, - ответил военачальник - Вижу, ты не забыл старого знакомца с тех пор, как стал аргбадом в Цадрагарте? Здоров ли ты, благополучен ли твой кров?
   - Благодарение Ахуре, - отвечал Реомитр. -Семья моя процветает как сад поздней весной.
   -Почему не ходишь с караванами, как прежде?
   -Не хочу искушать судьбу и асуров. Лучше охранять покой крепости, чем терпеть дорожные мытарства и кормиться пылью как беспризорный курганник.
   Тут взгляд начальника стражи остановился на Оршиче.
   -А это кто с тобой?
   Кафтан княжича выглядел запыленным, сапоги стоптались, давно не мытые волосы отливали медным блеском.
   -Важный посланник от заморских сакутов к кшатрапавану Кудеяру, -отвечал Сопиф.
   Реомитр покачал головой.
   -Не сносить мне головы от кшатрапавана, если за чем не угляжу. А спутник твой, клянусь Фравашами-Защитниками, не внушает доверия.
   -Когда я обманывал тебя, Реомитр? - удивился военачальник. - Это царевич известного рода. От его имени я несу весть благородному кшатрапавану Варканы с надеждой, что он проявит участие к его делу. Если же мы не дождемся помощи от Кудеяра, то пойдем на поклон к самому хазарапатише Митрабузану.
   -Хорошо, - сразу же согласился Реомитр. - Ступайте с миром.
   -Радость пребудет с тобою, - пробормотал Сопиф и указал княжичу на ворота.
   Путники вошли в город.
   С первого мгновения Оршича обдало нестерпимым шумом и грохотом. Это низко гудели трубы и отбивали такт барабаны. Оглядевшись по сторонам, княжич поразился большому скоплению крикливого люда в пестрых халатах, который наводнял кривые улочки, погоняя верблюдов и ишаков. Горожане были смуглыми и пахли бараньим жиром. Сразу от ворот крепости начинался большой базар.
   -У нас говорят, что о достоинстве города можно судить по базару, - пояснил военачальник. -Дворец правителя - это дыхание города, храмы - его сердце, а базар - его плоть.
   -И где нам здесь искать дворец правителя? - озадаченно спросил Оршич.
   Сопиф и его слуги громко расхохотались.
   -Следуй за мной и делай то, что я тебе говорю, -военачальник подмигнул княжичу. - Это чтоб невзначай не нарушить местных порядков и обычаев.
   Торговые ряды тянулись нескончаемой вереницей. Зазывалы предлагали узорчатые ковры и халаты из шерсти, хлопка и шелка, пояса и плащи. Иногда Оршич замедлял шаг, чтобы посмотреть на выступление канатоходцев или петушиные бои, но военачальник увлекал его вперед. Запах горячего хлеба ударил в княжичу в ноздри - начинались лотки с разной снедью. Здесь продавали фрукты, сыр и перепелиные яйца, но чаще всего - слоеные лепешки разной формы и размера.
   -Это знаменитые варканские лепешки с медом, - заметил Сопиф. -Их пекут так, что они не черствеют много дней и даже месяцев. У нас есть обычай: отправляясь в дальнюю дорогу, откусывать кусок лепешки и оставлять на столе, чтобы вернуться с удачей.
   -А это что за люди с котелками? - Оршич указал на длиннобородых стариков с поясами, сплетеными из разноцветных ниток, которые расхаживали между рядами и потрясали дымящимися глинянными плошками.
   -Хаванана, - сказал военноначальник. - Жрецы, растирающие хаому. Они окуривают всех священным дымом, чтобы отгонять злых духов Анхры.
   Сопиф уверенно двигался через толщу галдящего народа, но княжич, похоже, уже начал уставать. Лица точильщиков ножей и портных, звуки дудок и ряженные в полосатые кафтаны кукловоды, собиравшие вокруг себя толпы ребятни, срослись для него в один беспорядочный ком.
   -Эй, держи вора! - неожиданный возглас заставил Оршича встрепенуться.
   Расталкивая толпу, вдоль рядов несся курчавый черноволосый мальчуган, зажимавший в руках дыню.
   -Хватай гаденыша! - кричал ему вслед краснощекий торговец с длинной серьгой в ухе, уже сбивший дыхание от бега и остановившийся, грузно переводя дух.
   Мальчик бежал, задевая камышовые навесы, роняя корзины и котлы. Некоторые из базарных завсегдатаев пытались его удержать, однако делали это так неспешно и лениво, что юркий малец без труда вырывался. Но вот путь беглецу внезапно преградил стражник в белом плаще с капюшоном и в один миг скрутил его привычным движением.
   -Все, теперь не вырвешься, - довольно оскалабился он.
   Вокруг быстро образовалось целое сборище кричащих и спорящих людей. Протолкнулся и торговец дынями, потрясая сжатыми кулаками.
   -Пусть все будет по закону, - остановил все пересуды стражник.
   -Идем, - тронул Оршича за плечо военноначальник, но сколот стоял, как вкопанный и пристально смотрел на происходящее.
   -Что ему будет? - спросил он Сопифа.
   -Отрубят руку, только и делов, - равнодушно отозвался тот.
   Княжич метнул на военачальника огненный взгляд, и ладонь его потянулась к мечу.
   -Опомнись! - попытался удержать его Сопиф.
   Но Оршич уже не слушал своего провожатого. Растолкав сгрудившийся народ своими сильными плечами, он оказался перед стражником.
   -Ты кто такой? Что тебе нужно? -воин смерил сколота уничижительным взором, и губы его презрительно искривились. - Как смеешь, грязный бродяга, мешать правосудию Высочайшего?
   -Отпусти парня, - сказал Оршич ледяным тоном. - Иначе правосудие свершится раньше, чем ты думаешь.
   Однако Сопиф не дал княжичу вытащить меч, встав между ним и воином. Узнав сепободу по узорам на чапаке, стражник немного умерил свой пыл.
   -Мое дело - следить за порядком на базаре, - сказал он, словно оправдываясь. - А этот бродяга заступается за преступника.
   -Перед тобой сын царя сакутов, - веско произнес Сопиф. - Имей уважение к иноземному послу и гостю кшатрапавана Варканы.
   Стражник немного ослабил хватку.
   -Но я не могу поступиться законом, - проворчал он, - иначе моя шея окажется в петле.
   -Сделай нам уступку, а ответ за нее буду держать я, - заверил военачальник, в знак искренности своих слов прикладывая ладонь к сердцу. - В доме многопочтенного Кудеяра, в который мы сейчас направляемся, мы, думаю, без труда разрешим эту маленькую трудность.
   -Воля твоя, сепобода, - вынужден был смириться воин. - Но только если по милости этого сакута я лишусь носа и ушей - в этом будет и твоя вина.
   -Заверяю тебя Ардвисурой Анахитой, что добьюсь для тебя милости у кшатрапавана, - пообещал Сопиф, и только после этого стражник выпустил мальчишку, который мгновенно исчез вместе с дыней, даже не поблагодарив за свое освобождение.
   Народ расступился, и Оршич продолжил прерванный путь со своим провожатым и его слугами.
   -И зачем тебе это было нужно? - осведомился Сопиф, с упреком взглянув на княжича.
   -Ты не поймешь, - качнул головой Оршич. - Я родился в вольной степи, и у нас, сколотов, свои представления о справедливости.
   Военачальник больше ничего не сказал.
   Кварталы города постепенно становились более ровными и длинными. Каменные дома здесь были окружены высокими оградами и утопали в зелени плодовых деревьев.
   Усадьба кшатрапавана оказалась поистине огромной. Она представляла собой протяженную сеть связанных между собой построек из тесанного камня с колоколообразными сводами. Эти постройки, крашенные в разные цвета, стояли на высокой террасе и к ним поднимались длинные лестницы. При приближении к усадьбе Оршич рассмотрел в проемах между стенами статуи быков с человеческими лицами, капители колонн в форме рогатых птиц и рельефы со сценами охоты.
   На большом открытом дворе слуги Сопифа препоручили лошадей заботам конюших кшатрапавана. Военноначальник послал одного из них доложить о своем прибытии, после чего направился к главным покоям Кудеяра вместе с Оршичем.
   Сначала им пришлось пройти по аллее через весь сад, и здесь княжич увидел очень много пестрых птиц. Некоторые из них сидели на ветвях чингиля, шибляка и арчи, а другие клевали рассыпанные по земле зерна. У большого круглого бассейна, выложенного кирпичем, Оршич заметил птицу с гигантским хвостом, похожим на расписной веер.
   -Это павлин, - сказал военноначальник, перехватив удивленный взгляд княжича.
   При входе во внешние галереи дома Сопифа приветствовал датфабам - десятник охраны, уже оповещенный о визите сепободы.
   -Светлейший Кудеяр ждет вас, - возвестил он, подзывая к себе рыхлотелого евнуха с обвислыми щеками, который должен был провести гостей во внутренние покои кшатрапавана.
   Евнух шел тяжело, шаркая ногами по плитам и гремя многочисленными браслетами, которыми были обвешаны его руки до самых локтей. Оглядывая внутренние галереи, Оршич обнаружил, что все они деревянные, но окрашены в красный, зеленый и желтый цвета и имеют ниши со статуями.
   Когда евнух отворил массивные двери главного зала и гости вошли внутрь, их обдало сильным запахом шафрана и кореандра. Полы здесь были выстелены ярко-красными коврами с золотой вышивкой, колонны и даже потолочные балки блестели серебряными инкрустациями. Бросалось в глаза обилие настенных рельефов, расписанных все теми же тремя цветами - на них были сцены каких-то длинных процессий из людей, верблюдов и лошадей. Вдоль стен стояли светильники и бронзовые изваяния оскаленных львов и крылатых быков.
   Оршич без всякого труда выделил среди присутствующих в зале персов кшатрапавана Цадрагарта. Он узнал его по бело-голубой повязке правителя и кафтану пурпурного цвета, который носили только именитые люди. Этот кафтан имел очень длинные полы и широкие рукава с лучеобразными складками, а вся поверхность его была заткана золотыми ястребами - священными птицами бога Ормузда. Кшатрапаван сидел в высоком кресле, поставив ноги на бархатные подушки. Его немного одутловатое лицо с глубоко посаженными влажными глазами выражало совершенное равнодушие. Поблизости от своего хозяина разместилось множество слуг. Один держал в руках зонтик, другой - золотой поднос с фруктами, а остальные забавлялись с ручной обезьянкой, потешавшей всех своими ужимками.
   Княжич уже немного знал обычаи персов. Каждый подданный Хранителя Царства должен был приветствовать своего повелителя, целуя перед ним землю. Но Оршич и Сопиф не принадлежали к жителям Варканы, а потому ограничились поклонами.
   -Вседостойному кшатрапавану Цадрагарта желаем здравствовать! - провозгласил военачальник. - Пусть удача твоя будет так же неразделима с тобой, как твоя тень.
   -Сепобода Сопиф? - поднял брови Кудеяр, изобразив удивление. - Что привело тебя в Варкану? Почему ты не занимаешься своими прямыми обязанностями в Асагарте? Или ты привез мне важную весть?
   -Я приехал представить тебе важного человека, - произнес Сопиф, указав на Оршича.
   Кудеяр брезгливо покосился на сколота.
   -Это наследник самого могучего из родов сакутов, - продолжал военачальник, - который прибыл издалека, чтобы искать помощи у нашего горячо любимого владыки Артахшассы. Несправедливо обойденный властью в своей земле, он проделал столь длинный путь, чтобы найти заступника в лице самого великого из всех кшатрапаванов Державы.
   Кудеяру, похоже, понравилось столь льстивое заявление.
   -Чего же он хочет от меня? - спросил кшатрапаван.
   -Чтобы ты ходатайствовал за него перед хазарапатишей Митрабузаном, с которым тебя связывает давняя дружба, а тот устроил ему встречу с Повелителем. Ты же знаешь наши законы, Кудеяр - без рекомендации Верховного Сановника никто не может предстать пред очами Божественного.
   -Но что мне за дело до какого-то царского наследника из далеких земель? - хитро спросил кшатрапаван.
   В ответ Сопиф тоже хитро улыбнулся:
   -Благородный Кудеяр известен в пределах всей Державы как поборник величия и процветания Государства. Союз с меотскими сакутами усилит нас и позволит укрепить рубежи нашей славной Державы, соединив ее с областями, которые не смогло покорить копье самого Дараявахуша Великого.
   - Все, что ты говоришь, весьма заманчиво, - в раздумье отметил Кудеяр, беря грушу с подноса. - Но тут нужно хорошенько все взвесить, чтоб не вышло оплошности. Нужно понять, как лучше представить Высочайшему твое дело, не вызвав его неудовольствия или гнева.
   -Что же ты решишь, благомудрый Кудеяр?
   -Сегодня вы оба мои гости. Оставайтесь в моем доме и не отказывайте себе ни в чем. А утром я сообщу вам, какие действия нужно предпринять, чтобы снискать расположение государя, и как подготовить ходатайство хазарапатише.
   И кшатрапаван сделал жест слугам, чтобы они занялись княжичем и военачальником. Оршича и Сопифа препроводили в гостевые комнаты. Княжичу принесли одежды из мягкого хлопка, и трое невольников были тотчас приставлены к нему чтобы, согласно персидским обычаям, омыть его в купальне, умастить тело благовонным маслом и расчесать волосы. Но Оршич прогнал их, высказав желание самому привести себя в надлежащий вид.
   Вечером кшатрапаван пригласил гостей на пир, на котором их развлекали лучшие музыканты и танцовщицы Цадрагарта. Здесь княжич смог увидеть многочисленных жен Кудеяра, разряженных в тонкие шелка. Вокруг них неутомимо вились служанки.
   К столу подавали изысканные кушанья: запеченную баранину с баклажанами и корицей, мясо молодого ягненка в винном соусе, лепешки из ореховой муки с шафраном, соления, фрукты и фисташки. Оршич смотрел на грациозных танцовщиц, которые колыхались и порхали как пестрые мотыльки. Складки блуз, отороченных бахромой, шелестели, словно листья под ветром, браслеты и ожерелья гремели, рассыпая по залу световые искры. А протяжные мелодии флейт так и плыли, будто волны, лаская уставшую душу.
   Выпитое вино расслабило княжича, и в голове его появился легкий туман. Он видел веселые лица своих сотрапезников, их косые взгляды и насмешливые улыбки, слышал обрывки разговоров о диких степных сакутах. Одна из танцовщиц - хрупкая маленькая девушка с тонкой талией, голова которой была обвязана синим платком с блестками, вдруг приблизилась к нему и протянула алую розу.
   -Возьми цветок! - закричали Оршичу персы.
   Княжич привстал с ложа, потянувшись за розой, но девушка ловко увернулась от него. Это вызвало раскатистый смех в зале. Обескураженный Оршич вернулся на место. Хмель все сильнее овладевал им. Он начал вспоминать все с самого начала, словно спрашивая себя, как попал в этот далекий край высоких храмов, роскошных дворцов и садов с неведомыми птицами, где черноволосые крашеные люди в броских длинных одеждах всегда смотрят на него лукавыми, неискренними глазами.
   Несколько месяцев утомительного пути по Великой Царской Дороге и множество городов, встававших перед ним во всем своем величии, ничуть не прояснили для Оршича души этого загадочного народа, столь непохожего на бескорыстных сколотов и мечтательных эллинов. Здесь все слова, изрекаемые устами, так мало соответствовали помыслам, затаенным в сердце.
   Что привело его сюда? Зачем и почему он сидит в этом чуждом ему чертоге, среди чужих лиц? Когда он бежал с праздника сколотов, не зная, как забыть позор визита в родные земели - так долго он рвался домой, и так жестоко встретила его отчизна! - судьба внезапно столкнула Оршича с персидским военачальником Сопифом. Встретились они в Ольвии, где сходились все степные пути. Что занесло столь важного сановника в ионийский город на северном побережье Понта, Оршич не знал, но намеками перс дал понять, что выполняет тайное поручение царского брата, Куруша.
   "Любого из царей любой страны наш Божественный Повелитель может сделать рабом и любого раба поставить царем над свободными", -хвастливо заявил Сопиф княжичу.
   "А вернуть власть тому, кто был ее обделен у себя на родине, он тоже может?" -спросил тогда Оршич с неожиданно подкатившим волнением.
   Перс рассмеялся:
   "Он может все. Сегодня мы мечами лаконцев поставим на колени Атенос, а завтра, если захотим, приберем к рукам всю Элладу."
   Княжич ощутил в теле сильную дрожь, и в нем закипела внутренняя борьба. С одной стороны вставало манящее желание постичь секреты всесильных жрецов, с другой -неискоренимая обида на брата, требующая отмщения.
   Перс заметил его колебания.
   "Всевидящему Ахура Маде было угодно свести нас на этой земле, -сказал он, -Сомненья ума -прах перед волей богов. Если ты и правда потомок царя - ты должен править, а не скитаться по чужбине как безродный бродяга."
   "Ваш царь даст мне власть над борустенитами?" -с недоверием спросил Оршич.
   "Он может это сделать, -подумав, ответил Сопиф. -Но оказаться перед его очами не так просто. Наш Царь Царей есть воплощение небесного закона на земле. Чтоб быть представленным Божественному Хшатре, ты должен сначала найти сановника, который захотел бы за тебя поручиться и защищать твои интересы в столице."
   "Неужели все так сложно?" -удивился княжич.
   "Чего ж ты хотел? -развел руками перс. -Артахшасса -царь над царями, властитель народов. Он не станет слушать простого смертного, будь тот хоть трижды царем в своей земле. Но право лицезреть Божественного может дать хазарапатиша -Верховный Сановник Державы, к которому идут на поклон кшатрапаваны -правители областей. Если найдешь поручителя из их числа -сможешь изложить свое дело. А уж если дело это вызовет интерес Государя -тот даст тебе и деньги, и войско, и флот, чтоб возложить на твою голову царский венец над сакутами".
   Оршич помрачнел.
   "Где ж я найду такого правителя, который за меня поручиться? -произнес он уныло. -Никто не станет за меня хлопотать."
   "Пожалуй, я знаю одного, -улыбнулся Сопиф. -Это кшатрапаван Варканы Кудеяр. Ему хазарапатиша не откажет. Готов ли ты отправиться в дорогу прямо сейчас? На побережье меня ждет корабль, идущий в Керасунт".
   "На все воля богов!" -Оршич тряхнул головой с отчаянной решимостью.
   Так началось его странствие по городам и областям Персиды. Просторы Срединной Державы, как называли ее сами персы, тянулись необозримо и им не было конца. Княжич повидал Пафлагонию и Каппадокию, цветущую Армению и гористую Мидию. Все эти земли были густо населены многочисленными народами, над которыми стояли Хранители Царства, делившие власть с могущественными магами-жрецами. Впрочем, как объяснил Сопиф, немало было в Державе городов и областей, управлявшихся Благодетелями -наследственными князьями из местных родов. Но и за кшатрапаванами, и за Благодетелями неусыпно велось наблюдение особых царских надзирателей, которые носили звания Царского Ока и Царских Ушей. Делалось это для того, чтобы вовремя предотвращать мятежи и волнения в огромном государстве. Удивительным казалось и существование Царской Почты, которую с молниеносной быстротой разносили по всем концам Державы конные вестники-ангары. Много всего непривычного углядел Оршич за время своего путешествия по далям Персиды, много посетил крепостей, городов и округов, в которых люди проводили загадочные ритуалы поклонения огненосным богам, возводили громадные строения немыслимой красы, с равным рвением предавались торговле и ратному делу...
   Княжич плохо помнил, когда закончился пир. Слуги кшатрапавана проводили его в опочивальню и уложили на кровать с высоким изголовьем. Дальше он, похоже, провалился в глубокий сон, из которого вынырнул внезапно, будто от сильного внутреннего толчка. Было темно и тихо, только сердце учащенно колотилось в груди. Еще не открыв глаз, Оршич где-то в глубине себя почувствовал нависшую над ним опасность. В мозгу всплыл образ крылатых гарпий, кружащих над его ложем черными тенями.
   На ноги княжич вскочил стремительно, и это было сделано очень вовремя. Два человека, пытавшихся связать его поясом, просто покатились кубарем на пол. Но тут появились другие, с которыми Оршич вступил в отчаянную борьбу. Они обступили его, загоняя в угол опочивальни, однако явно недооценили силы и проворности сколота. Нескольких Оршич без труда раскидал, а потом схватил бронзовый светильник с широкой подставкой и начал орудовать им, нанося удары направо и налево. Вокруг сразу образовалось пустое пространство. Теперь главной целью княжича было пробиться в коридор и добраться до своего меча.
   Когда зажглись лампионы, Оршич увидел, что количество нападавших на него людей увеличилось. Он сразу узнал в них слуг Кудеяра.
   "Вот, значит, как выглядит хваленое персидское гостеприимство! - с закипающей яростью подумал княжич. - Ну что ж..."
   Он прошелся через слуг как ураган, ломающий хрупкие кроны деревьев. Однако потом что-то очень тесное и плотное обволокло его, как паутина.
   "Сеть!" -догадался Оршич.
   С рыком загнанного зверя он сжал пальцами жесткие звенья, силясь разорвать их пополам, но нападавшие навалились на него всем скопом, и наступила кромешная тьма...
  
   Глава 12. Совет Хранителей Царства.
   Однако прежде чем княжич появился на пороге хижины старца, под сводами Запретного Леса, в самом сердце Срединной Державы произошло еще немало событий, о которых Оршич теперь пытался поведать кудеснику и его ученику в надежде на прощение.
   Расставшись с Гилдаром и Гиамором, Сугдиян, Оршич и Дэвоур, направились в Суавадзан, столицу державы, где обитал двор царя и вершился царский суд. С недавних пор царь полюбил новую столицу, Парсагарт, построенную несколько десятков лет назад, но она оставалась скорее местом его отдыха, нежели городом, где решались судьбы державы.
   Путь в Суавадзан пролегал по широкой дороге, проложенной в незапамятные времена и поддерживающейся в хорошем состоянии целой армией слуг. Сначала путники преодолели горы Огранаула, отступавшие здесь от моря и простиравшиеся к югу на несколько фарсахов. Повсюду мелькали дома местных жителей, казавшиеся просто прилепленными к неприступным скалам. То тут, то там, на почти отвесном обрыве вдруг возникал сад с фруктовыми деревьями или распаханное поле на небольшой террасе, укрепленной каменной кладкой против обвалов, а дорога все продолжала петлять меж шероховатых склонов, медленно поднимаясь к перевалу.
   Потом, миновав узловатый хребет, она так же неторопливо потекла вниз, местами проходя над почти отвесной кручей. Тут поддерживать дорогу было опасно, но не сложно: проложившие ее люди просто сняли верхний слой земли и камней, выровняв наружное полотно. С тех пор достаточно было просто очищать ее от падающих камней или деревьев, ибо даже ноги солдат всех армий мира не могли бы повредить плотную скальную твердь, составляющюю дорожную платформу.
   А за горами раскинулась плодородная равнина, отрезанная от южного моря горами Товрос. Тут поселки и отдельные усадьбы попадались еще чаще, повсюду кипела жизнь, люди трудились на полях и в лесах.
   Через полмесяца пути путники стали приближаться к Хаг-Матане, от которой до Суавадзана оставалось не более двух дней пути.
   Теперь дорога ползла по пустыне с редкими вкраплениями чахлых тамарисков и саксаула. Кое-где среди раскаленных барханов песка пробивались кривые джиды с выгоревшей листвой, а в глинистых низинах, в которых неуклюже ютились плетеные крестьянские лачуги, обмазанные глиной, встречались тенистые эвкалипты. На всех постоялых дворах в оазисах путников неизменно угощали пшеничными лепешками.
   - Как люди живут в этих опаленных солнцем местах? - поежился Оршич, изнывающий от жары.
   - Когда-то эта земля не была такой пустынной, - отвечал Сугдиян. - Тут паслись стада коней и коров, колосился хлеб и ячмень. Но потом, в череде войн и грабежей, земля пришла в упадок, древние каналы пересохли - и возникла пустыня, оттеснившая людей в крошечные оазисы и низины.
   -А правда, отец, то, что говорят про Суавадзан? -спросил Дэвоур. - Будто он древнее самого Баб-Иллу?
   Сугдиян ответил не сразу, что-то припоминая.
   -У нас где-то была эта книга, - он почесал бровь, - называется "Энмеркар и Правитель Аратты"...
   -Что за книга? - оживился Дэвоур.
   -Там говорится о древних людях Суавадзана. Город раньше назывался Шуш -по имени бога Шушинака. Этот народ создал Аккадское царство и правил в нем могущественный царь Саргон.
   -А потом?
   Сугдиян пожал плечами, словно примеривая на себя образы древнего предания:
   -Время движется без передышки как эти сыпучие пески. Аккадян сменили эламиты, эламитов - ашуры.
   -Да! - обрадовался Дэвоур. - Я вспомнил! Наш учитель рассказывал как-то на уроке о битве при Шуше.
   - Неужели? -с хитрым прищуром спросил отец, не преминув проверить познания сына. - И что это за битва такая?
   -В ней сошлись несметные рати эламитов и ашуров, -не растерялся Дэвоур. -Ашуров вел в бой доблестный Ашурбанапал. У него и воины были поопытнее, и вооружены получше. Он ловко применил атаку боевых колесниц.
   -Да, -заметил Сугдиян. -В те времена еще конницу использовали мало. Битву решали колесничные бойцы. А скажи-ка мне, чем еще прославился Ашурбанапал, кроме побед и завоеваний?
   -Знаю! - глаза Дэвоура заблестели. - У него была самая большая на свете библиотека. Он был не только очень храбрым, но и умным правителем - собирал у себя всякие книги разных народов, знал много языков.
   -У нас дома есть несколько книг, переписанных с табличек Ашурбанапала, -сказал Сугдиян. -Древние поэмы, наблюдения Солнца, Луны и звезд, предания о сотворении мира. Но самые главные книги Ашурбанапала берегут жрецы - в них изложены все тайны магии.
   Невольно вспомнив Уртума, Сугдиян решил переменить тему.
   - Город Суавадзан завоевал наш великий предок Куруш. А столицей всей Срединной Державы его сделал Камбуджия. Ты еще увидишь, сколько там красивых уступчатых храмов и больших дворцов.
   Возле столицы местность вновь стала плодородной и обихоженной. Рощи и перелески, сады и зеленые пастбища окружали город. Наконец на горизонте показались зубастые желтые стены. Когда подъехали ближе, с холма стало отчетливо видно, что город окружен не одной, а тремя линиями стен из крупного обожженного кирпича. Зоркие глаза Дэвоура различили на их истертой поверхности незнакомые надписи на старых языках. В проемах же кладки бегали маленькие ящерки почти такого же цвета, что и сами стены и бесконечные сыпучие пески вокруг.
   Через город ехали мимо гигантского храма из пяти высоких ярусов, на самом верхнем из которых высились изваяния богов и деревьв с веерными кронами.
   -Почему деревья сделаны из камня и стоят рядом с богами? -спросил отца Дэвоур. - Разве мало тут живых деревьев?
   -Это символы Древа Жизни, - объяснил Сугдиян. -Они известны с древнейших времен.
   Мощеная камнем дорога, обставленная по краям стелами из черного базальта с именами богов и царей тянулась от храма до самых ворот царской резиденции, которая медленно выступала впереди округлыми сводами многочисленных павильонов.
   Все террасы и строения ападаны тоже были обнесены крепостной стеной с бойницами, а арочный проход охраняли копьеносцы-арштибара в желтых халатах с серебряным шитьем, надетых поверх лат и синих капюшонах-воротниках. В руках они держали короткие копья и овальные щиты с вырезами по краям. Оповещенные о совете кшатрапаванов, стражники пропустили Сугдияна и его спутников без особых препятствий.
   Во внутренних дворах, имевших форму связанных друг с другом квадратов с баллюстрадами, стояла суматоха. Множество слуг, конюших и оруженосцев толкались тут между повозок и тюков с дарами, споря друг с другом и распрягая лошадей своих хозяев, съехавшихся в Суавадзан со всех концов Державы. Пока Сугдиян отдавал наказы слугам и беседовал с тучным персом-распорядителем в кафтане с белой бахромой, встречавшим вновь прибывших, Дэвоур рассматривал открывшиеся глазу наружные галереи дворцовых помещений. Барельефы на стенах, оттененные синими колоннами с золочеными капителями, показались ему очень занятными. На одном из них царь в высокой тиаре бился с крылатым львом, на другом -уже сам царь был изображен в виде крылатого существа, напоминающего грифона, но с человеческой головой.
   Поднявшись на первую крытую галерею, Сугдиян, Дэвоур и Оршич встретили тут нескольких сановников в длиннополых цветных одеяниях с подвязанными бородами, которые тревожно перешептывались между собой.
   -Что слышно с границ? -долетали до слуха отлельные реплики. - Зачем нас созвали? Уж не ждать ли войны? Или снова восстали кардухи?
   Из высокого проема в конце галереи, над которым висели на виссонных шнурах шелковые ткани яхотнового цвета, вдруг показался царский глашатый, а с ним еще двое слуг.
   -Всех почтенных кшатрапаванов ожидает угощение в Зале Потерянных Шагов! -объявил он громко, и слуги повторили его слова. -А уже вечером им будет дозволено в Тронном Зале лицезреть нашего божественного повелителя -Владыку стран, морей и городов Артахшассу Великолепного, да живет он вечно!
   Оршич сразу помрачнел.
   -Не могу я привыкнуть ко всем этим церемониям... - проворчал он недовольно. -И почему у вас все так сложно? Вон, у эллинов в Лаконии любой может запросто явиться к царю по своему делу. Никаких ритуалов не нужно. А тут...
   - Дворцовые порядки заимствованы нашими царями у народов, которые они покорили, - пояснил Сугдиян, - у тех, кто много древнее нас и прославлены своей культурой. Эллины зовут их вавилонянами и ассирийцами. И в таком порядке я вижу глубокий смысл. Царь в Лаконии властвует только в своем городе - и потому легко может решить дела всех своих подданных. Но наш царь повелевает тысячами народов - подумай, что было бы, если бы каждый мог так же легко попасть к царю? Лишь самые важные дела доходят до его очей, прочие же стараются решить множество царских сановников.
   -Но ведь так было не всегда, отец! -вклинился в разговор взрослых Дэвоур. -Взять хотя бы Куруша...
   -Хотя ты опять влезаешь в разговор старших без позволения, не могу не признать твоей правоты, - понизив голос, сказал Сугдиян. - Наш первый правитель Куруш Великий всегда жил просто и безыскусно -носил грубый шерстяной плащ и потертые солдатские доспехи из кожи, ел грубую пищу и спал на кашме. Сейчас об этом уже не принято вспоминать... Я и сам сторонник простоты и скромности, которые потомки Куруша давно забыли, вкусив роскоши и богатства. Да и в моей земле люди еще живут по старым персидским законам, доставшимся нам от наших прадедов.
   -Выходит, у тебя человек, встретивши на улице того, кто выше его по положению, не падает ему в ноги и не целует сапоги? - с сомнением спросил Оршич.
   -Да. Этим новым обычаям мы не следуем. Но их нужно соблюдать здесь, в столице, чтобы не расстаться со своей головой, -доверительно предупредил Сугдиян. - Подобные правила тоже способствуют уменьшению людей, напрасно докучающих нашему царю.
   -Я это учту... -пробормотал княжич.
   Угощение в доме Кудеяра, которое успел попробовать княжич, было бледным подобием того, что он увидел в царском дворце. Оршич улыбнулся, догадавшись, что Кудеяр изо всех сил пытался дотянуться в роскоши до царя, но, конечно же, не мог в этом преуспеть. Чудесные фигуры и цветы, вырезанные прямо из цельных арбузов, удивительные сладости, названия которых Оршич даже не мог выговорить, танцы прекрасных девушек и умиротворяющая музыка... Княжич едва не уснул, теряясь в мире сладких грез. Впрочем, манеры знатных сановников царства, возлежащих рядом с ним, вызывали у него раздражение. Некоторые кшатрапаваны не утруждали себя необходимостью дотягиваться до золотых блюд, а просто указывали на них надменными жестами перстов, сверкающих кольцами. Слуги без промедления подносили кушания, а потом ждали, когда сановники поднимут ладони с растопыренными пальцами, чтобы вытереть их от масла и жира. Время за пиржественным столом протекло незаметно, и скоро раздались хлопки в ладоши, приглашавшие всех гостей в Тронный Зал.
   Ряды базальтовых колонн с капителями в виде лежащих золотых быков ограждали зал с обеих сторон, а своды его терялись в темноте. Высокие стены имели множество дверей с парчовыми занавесями или наличниками, глубокие ниши со статуями крылатых зверей и окна. На наличниках можно было хорошо разглядеть фигуру царя, сидящего на троне под охраной парящего над ним божества, или царя, повергающего дротами демонов. Пустое пространство стен заполняли глубокие рельефы, раскрашенные минеральными красками: процессии слуг, несущих сосуды и ковры; верблюды, бараны и козы под пальмами и кипарисами. Впрочем, тут встречались и суровые сцены, на которых львы беспощадно разрывали быков.
   В зале уже теснилось множество людей, которые, в отсутствие повелителя всех персов болтали между собой, как ни в чем не бывало. Сугдияна с сыном оттеснили от княжича, и тот стоял, растерянно озираясь и не зная, как себя вести. К нему подошел высокий крепкий сановник с тонким посохом, напоминающим формой копье с яблоком на набалдашнике. Лицо его с подведенными черной краской бровями излучало уверенность и даже высокомерие, хотя набухшие веки и слегка мешковатые щеки говорили об усталости. Княжич с интересом рассмотрел его белоснежный клобук с двумя синими полосами, спускающимися на спину, серьги в форме полумесяцев, перевязь, продетую через одно плечо и обшитую пунцовой бахромой, а также переливающийся золоченым шитьем плащ с бахромой белого цвета, скрученной в виде косичек.
   - Мне рассказывали о тебе, - произнес он так, словно оценивал княжича. - Говорят, ты потомок тех князей, что когда-то достойно сражались против нас.
   - Сражались и победили, - улыбнулся Оршич.
   - Можно ли назвать победой подобные действия? - возразил царедворец, криво усмехнувшись. - Вы бежали от битвы, оставив разоренной свою страну, и хоть не признали верховенства нашего повелителя - но и не воспрепятствовали постройке на своей земле наших городов и крепостей!
   Оршич с трудом удержался от резкого ответа, памятуя совет Сугдияна.
   - Не назовешь ли ты себя, почтенный человек, чтобы мне знать, с кем я веду беседу?
   - Мой посох должен был указать тебе мой сан, - снисходительно улыбнулся тот. - Перед тобой Митрабузан, верховный тысяцкий всей Срединной Державы, правая рука царя царей!
   Оршич поспешно поклонился.
   - Не переживай, - ободрительно улыбнулся тот. - Ты чужеземец, и не обязан знать все наши обычаи. Только не повтори такой ошибки перед царем! Она может стоить слишком дорого... Однако вернемся к нашему разговору. У вас в стране много неплохих воинов, известных своей доблестью, но жители очень разрозненны, и каждое племя живет по собственному почину. Вы не можете собрать единого войска, а потому вадары и галаты разоряют ваш край постоянными набегами. При этом - взгляни, какого процветания достигла наша держава! И сравни это с вашими княжествами. Ты видишь, чего вы добились, когда не пожелали покориться власти царя царей, а решили жить собственной волей! Вы впали в беспросветное варварство, позволив безнаказанно терзать себя ордам диких вадаров, вы забыли дороги в чужие края, но при этом живете, полагая себя центром Вселенной!
   - Но-но! - Оршич гордо поднял голову. - Кого это ты назвал варварами? Там я вырос, там мой дом, и я не позволю...
   - Разве любовь к своему дому выражается в том, чтобы не позволять отзываться о нем плохо? Любовь должна выражаться делами. И в твоих руках - если ты сумеешь найти единомышленников - процветание твоей будущей державы!
   - Вообще говоря, - подошел к ним Сугдиян, - в том, чтобы не позволять плохо отзываться о своем доме, тоже выражается любовь.
   Он поклонился Митрабузану, и тот ответил ему легким поклоном.
   - Простите, я должен вас покинуть, - вдруг засуетился Митрабузан. - Князь, мы еще продолжим эту беседу.
   Военачальник исчез, смешавшись с другими придворными.
   - Ты еще молод, княжич, - произнес Сугдиян. - Будь осторожен. Тут слишком много любителей обводить других вокруг пальца, чтобы принимать все их заверения в дружбе за чистую монету.
   - Я как-нибудь разберусь, - проворчал Оршич. - Кто мне друг, а кто недруг.
   - Искренне на это надеюсь, - проговорил Сугдиян задумчиво. - Ибо увядание даже одной земли уже умаляет красоту целого мира. Вы умеете жить в дружбе и ладу со стихиями, хотя ваша жизнь и непонятна нам. Я не спрашивал тебя о деле, из-за которого ты жаждешь встретиться с нашим царем. Но вижу, что у Митрабузана на тебя уже появились свои планы. Поэтому - тщательно обдумай все, что услышишь в этом дворце.
   В этот момент раздались переливы флейт и систров, возвестившие о появлении повелителя Срединной Державы. Оршич еще ничего не успел толком разглядеть, как Сугдиан почти силой пригнул его к ковру.
   - Падай ниц и не шевелись, пока не позволят подняться, -зашептал он. - Глаз не поднимай.
   Все присутствующие в зале сановники и слуги почти одновременно распластались на мягких вышитых коврах, прижавшись к ним лбами. Княжич последовал их примеру.
   -Повелитель вечности и владыка земель и вод явил вам сегодня свое высокое расположение, благочестивые сыны Срединной Державы! - разнесся по залу чей-то торжественный трубный голос. - Да живет вечно наш лучезарный господин Артахшасса Великолепный, идущий по стопам богов! Он - воля неба. Он - мудрость земли. Он - благодетель для всего рода живых существ и заступник их перед Предвечными.
   Оршичу было очень неудобно лежать на животе, и он не знал, долго ли еще сможет выдерживать эту муку.
   -Всемогущему создателю Ахура Маде, - продолжал тот же голос, - было угодно породить небо, землю и воздух. Потом он создал людей и вдохнул в них дух, разум и волю. Но для того, чтобы люди не сбились с праведного пути под солнцем истины, избрал он того достойнейшего, который мог бы направлять их жизнь и ходатайствовать за них перед очами богов. Этот единственный в мире - благочестивый хшатра, посвященный в тайны неба и земли; наш лучезарный и горячо любимый господин -царь царей Артахшасса. К нему, как к светилу обращаемся мы со смирением, чтобы найти сладкую отраду и обрести блаженное счастье. Пресветлый государь Артахшасса, отец наш! Величайший, мудрейший, прекраснейший под вечными небесами, внемли же нам, слабым, лежащим во прахе у твоих божественных ног.
   -Встаньте, добрые друзья мои! -послышался другой голос - мягкий и спокойный. -Я рад лицезреть сегодня всех вас в своих покоях.
   Оршич поднял голову и увидел, что на тяжелый литой трон из золота с бархатным балдахином опустился достаточно широкоплечий человек с крепкой грудью и прямой, точно стрела, осанкой. На голове его высилась тиара, составленная из золотых чеканных пластин в виде с солнца с расходящимися подобно лепесткам цветка лучами. Лицо было величественно и прекрасно почти неживой, нечеловеческой красотой. Обведенные сурьмой выразительные глаза с тонкими рестницами, точеные линии носа и рта, набеленная кожа и мелко завитая борода. Все это делало царя похожим на одну из многочисленных статуй божеств, стоящих в нишах. Оршичу даже трудно было поверить, что перед ним настоящий человек из плоти и крови.
   На шее повелителя переливалось ожерелье из камней агата и сердолика, оправленных в золото наподобие виноградных гроздьев. Длинный шелковый халат пурпурного цвета был сверху донизу покрыт аппликациями из жемчуга: солнечные лучи, единороги, орлы и лилии образовывали такую тесную вязь, что в ней почти не было просветов. Кисти рук, лежащие на подлокотниках, блистали перстнями, запястья были схвачены чеканными браслетами в виде чешуйчатых ящериц.
   В зале установилась глубокая тишина, и стало слышно пение ручной канарейки Артахшассы, которую принесли в золотой клетке евнухи царя. Сразу за троном встали слуги с зонтами и опахалами, а перед тронным помостом смуглые воины в лиловых куртках и зеленых штанах держали на цепях больших пятнистых кошек. Позже Оршич узнал, что они зовутся гепардами.
   - Я призвал вас, добрые мои друзья и верные последователи Агни, чтобы известить о печальной для меня, но грозной для всего нашего государства новости, -заговорил Артахшасса. - Единоутробный наш брат и сын нашего благомудрого отца, имя которого я неустанно повторяю в молитвах, замыслил недоброе против нас. Наш доблестный Куруш вдруг возомнил себя повелителем Парсы! Теперь, когда его вредоносный умысел раскрыт, он бежал к ионакам, чтобы разжечь пламя войны против нашей державы.
   По рядам кшатрапаванов и советников побежал удивленный и возмущенный ропот.
   - Неужели и наша страна не избежит братоубийственной войны? - вздохнул Митрабузан. - Мы готовы разить врагов, но сражаться со своими сородичами...
   - Я думаю, с Курушем необходимо встретиться и потолковать откровенно, - произнес Сугдиян, по персидскому обычаю прикрывая плащем рот, чтобы его дыхание не коснулось царя. - Им движет молодость, горячая кровь. Не может быть, чтобы он мечтал ввергнуть свою землю в разорение.
   - Кто же будет с ним говорить? Наша светлейшая мать тщетно пыталась его образумить. Ближайшие наши сподвижники, Тишшапарна и Кариш, взывали к его здравому разумению с именем Ахуры на устах, но тоже без успеха. Самое меньшее, на что он согласен - поделить державу пополам, в своем непроглядном безумии не понимая, сколькими бедами это грозит народу!
   - Не иначе, как хитрые ионаки его подучили, - произнес один из советников. - Они все время пытаются чинить нам неприятности. А теперь, когда брат твой, Владыка, оказался во главе важной области, граничащей с их землями, у них столько возможностей подбить его на восстание! В случае удачи они смогут сразу и на долгое время успокоиться, не опасаться за свою торговлю, ибо мы будем заняты совсем другим делом.
   - Возможно, - Артахшасса чуть наклонил голову. - Но что же нам делать? Менее всего я хотел бы воевать с собственным братом, а ионаки, принявшие его к себе, теперь вряд ли отступятся добровольно!
   - И тем не менее, я рассчитываю его убедить, - вновь произнес Сугдиян. - Со мной прибыл сакутский княжич, который долго воспитывался в краю ионаков и знает их обычаи, а также знаком со многими видными людьми в их городах. Я бы направил усердие Куруша, известного всем своей смелостью и отвагой, в иное русло. Ему можно предложить возглавить большой поход против Скудры. Насколько я знаю, одна из наших земель по ту сторону проливов не так давно отложилась от Державы, но справедливое наказание за это до сих пор не последовало. Только прибрежная часть Скудры входила в эту область, и Куруш вполне может взяться за обуздание непокорных, а заодно и завоевать остальные владения. Этот решительный шаг покажет тем же ионакам, сколь опасно с нами ссориться. Пока они прячутся на вершинах своих гор и в островных крепостях, им нечего опасаться нашего гнева. Но если они начинают вмешиваться в наши внутренние дела и раздувать среди нас раздоры -возмездие падет на их головы по воле Ахуры!
   - Ты живешь слишком далеко от этого края, чтобы знать о том, что там творится! - насмешливо возразил Митрабузан. - Эта земля, ныне возомнившая себя свободной от власти нашего лучезарного владыки, не просто перестала платить подати. Она претендует на роль великой державы, а люди ее верят в свое происхождение от богов и героев ионаков. Теперь они обучают войско для подчинения соседних земель. Даже само их название - Высокая Земля, Македна на их языке, - прежде понималась как Земля на Горах, но ныне они толкуют его как Высшая или Избранная Земля. Та, которой предназначено править миром. Для столкновения с этой народившейся силой потребуются большие старания и помощь всех праведных фраваши.
   - Тем лучше для Куруша, как я считаю, - заметил Сугдиян. - Разве мы разучились сидеть верхом? Разве наши луки ослабели, а копья затупились? Разве не пора вспомнить былую славу наших непобедимых предков?
   Кшатрапаваны зашумели. Кто-то одобрительно, кто-то с негодованием - слишком многие хранители земель за последние годы успели отвыкнуть от военного дела.
   - Ты говоришь разумно, - внезапно признал царь. - Я назначаю тебя главой этого посольства. Бери с собой тех, кого сочтешь нужным, и отправляйся в дорогу. Благомудрый Спитама учил нас, что любое дело можно разрешить миром.
   Сугдиян поклонился.
   - У меня будет к тебе одна просьба, Повелитель. Я прибыл сюда с сыном, ему одиннадцать лет. Я хотел бы, чтобы ты принял его в Школу Воинов.
   - Сын? Покажи мне его!
   Сугдиян поманил Дэвоура пальцем, и тот, смущаясь, вышел из-за спин придворных пред царские очи.
   - Как он похож на тебя. Да будет так! С сегоднешнего дня сын твой становится воспитанником Школы Воинов. Ты же без промедления собирайся в путь. А нас ждет второй вопрос. Хоть важность его не столь велика, но обсудить его нам надлежит сообща. Кудеяр, хранитель Варканы, проявил себя как человек нечестивый и полный низменных устремлений. Он преступил законы Ахуры и нормы добропорядочного сына Авесты, бросив тень на всех нас. Захватив в плен прибывшего к нему иноземного гостя и, тем самым, осквернив святой долг гостеприимца, он еще более умножил свои преступления пленением своего подданного, надеясь получить за него выкуп. Во имя победоносного духа Фарвардина всех праведных, истина была восстановлена, и пострадавшие освобождены. Страшась моего справедливого суда, Кудеяр бежал в степи. Теперь его надлежит заменить более достойным мужем, чтобы порядок управления на землях Державы не нарушался. Либо передать его землю под управление иного, соседнего с ним кшатрапавана в соответствии с волей Саошьянтов-обновителей и во удовлетворение Ахуры. Что полагаете вы, добрые мои друзья?
   Вновь по залу пронесся гул перешептываний. Громче всего шумели соседи Варканы - кшатрапаваны Партавы, Мады и Колхи. Сугдиян, также имеющий право претендовать на должность хранителя Варканы, вмешиваться в ход обсуждений не стал. Поклонившись царю, он позвал с собой сына и Оршича и покинул зал.
   - Ты слишком быстро все решил за меня! - возмутился княжич.
   - Зато ты получишь возможность вернуться в степи победителем. Куруш, как и ты - брат, лишенный трона. Вы скорее найдете общий язык. Мы договоримся с Курушем, и он поведет свои войска против Македны и Скудры. И если он победит - а я в том не сомневаюсь, - то мы, как пособники его успеха, можем твердо рассчитывать на его помощь. Он поможет тебе вернуть трон твоих предков, а сам добудет славу покорителя прежде непокорных сакутов.
   Из бокового коридора к Сугдияну внезапно протиснулся дородный купец в зеленом шелковом халате, совсем незнакомый Дэвоуру.
   - Прости меня, почтенный кшатрапаван, что прерываю твой разговор, но не мог бы ты посодействовать мне в одном важном деле...
   - В каком же?
   - Насколько я знаю, сейчас у царя царей - да правит он вечно! - решают вопрос, кто будет хранителем Варканы. Не мог бы ты подсказать царю, чтобы он остановил свой выбор на мне?
   - А кто ты такой? - удивился Сугдиян.
   - Неужели уважаемый Гилдар не рассказывал тебе обо мне? Мы с ним давние подельщики. Я - самый богатый торговец на всем севере. Он сказал, что я могу обратиться к тебе за помощью, и поверь, твоя помощь не останется без награды... - в руке купца появился расшитый золотом кошелек весьма внушительных размеров.
   Сугдиян, пораженный не то наглостью, не то глупостью собеседника, развернулся к нему и встал, уперев руки в бока.
   - То есть, ты хочешь купить место кшатрапавана? А ты хотя бы представляешь себе, в чем заключается его служба?
   - Я достаточно часто общался с Кудеяром, чтобы понять, чем занимается хранитель, - обиженно отозвался купец.
   - Не думаю, что Кудеяр был достойным примером, у которого можно научиться истинным законам управления землей, - усмехнулся Сугдиян.
   - Прости, почтенный кшатрапаван, - вновь поклонился купец, - но ты напрасно так плохо думаешь обо мне. Я владею караванами в Мидии, в Карии, в Бактрии, на меня работает множество слуг, сотни людей кормятся благодаря моим стараниям, и я смею думать, что кое-что понимаю в управлении людьми.
   Сугдиян перевел дух.
   - Ответь мне, ради чего вы - ты, и подобные тебе - рветесь наверх? Вы хотите стать нашей аристократией, "лучшими людьми" - но для чего? Только лишь для того, чтобы удовлетворить свои желания и получить свою долю славы; или чтобы навязать всем себя таким образом, чтобы ваши ценности стали ценностями всех, а ваши увлечения -увлечениями всех? Для того, чтобы использовать всю мощь существа, называемого Срединной Державой на благо ваших личных интересов? Издавать законы, согласно которым вам было бы легче продавать свои товары, и с помощью которых вы могли бы быстрее обогатиться? Иметь своих судей, чтоб не бояться суда и расправы... Но что вы вообще знаете о жизни "наверху"? Когда таких, как вы, станет много, когда те, кто пролезает наверх ради собственной вольготной жизни, начнут создавать свои правила - тогда держава неминуемо умрет. Она будет растащена на множество мелких уделов и владений. Быть может, в ней еще будет присутствовать некая видимость единства, может быть, даже будут так же строить дороги и собирать налоги - но люди перестанут воспринимать друг друга своими сородичами и единокровниками. Мы все станем чужими - и любой мелкий князек сможет сам провозгласить себя царем...
   - А что вы делаете наверху? Разве не то же самое? - усмехнулся купец презрительно. - Что ты скажешь о Кудеяре, пытавшемся за счет своего места кшатрапавана наживаться на несчастьях своих подданных?
   Сугдиян грустно покачал головой.
   - Да, есть среди нас те, кто действует, полагая себя перстом мироздания, те, кто забыл, кем и для чего он поставлен выше других. Но жизнь тут, наверху - это прежде всего служение. Не тебе служат другие люди - но ты служишь им, или даже не им, как заявляют некоторые иониты, пытающиеся угодить толпе - а на деле стремящиеся заставить ее угождать им, - но высшему Благу, тому, ради которого и существуют люди, вся наша Держава. Не случайно само понятие Хшатра Ваирья, Власть Избранная, освящено творцами этого мира. Ты поставлен выше других - но лишь для того, чтобы видеть дальше других. Порою ты отдаешь приказы, которые могут не нравиться людям, но они с готовностью следуют им, сознавая что за ними стоит не прихоть правителя, а его искренняя забота о своих подданных. Так с вершины горы видны овраги, болота и реки на пути - и ты можешь крикнуть бредущим внизу путникам, предупреждая о препятствиях на дороге, ты способен направить их по верному пути. Вот для чего нужны "высшие" - те, кто стоят выше других. В нашем распоряжении богатый опыт наших предков, их знания, их рассказы и умения. Опираясь на них, мы всегда можем выбрать верную дорогу и повести по ней остальных. Но вы, стремящиеся на вершину, чтобы всех повернуть на дорогу, угодную вам - всегда останетесь "внизу", даже если окружите себя всеми видами по-настоящему царских почестей. Ибо вы мыслите иными понятиями.
   - А из вас, конечно, каждый мыслит только о служении Высшему? - с ехидством спросил купец.
   - Не все. Но тот из нас, кто, находясь наверху, начинает служить себе - очень быстро теряет и влияние, и уважение, ибо преступает закон, положенный ему от рождения. Участь того же Кудеяра тебе пример. У вас же этого нет изначально - но с вас никто и не требует отречения от самого себя - до тех пор, пока вы не начинаете лезть наверх в стремлении заставить нас плясать под свою дудку.
   - Служение? - повторил купец с презрением. - А для себя вы жить умеете? Умеете вы просто жить, и наслаждаться жизнью, не пытаясь ее улучшать и переделывать? Умеете вы искренне радоваться и грустить, ненавидеть и любить? Или вы всегда скованы долгом - таким, как вы его понимаете, - и не способны на обычные человеческие чувства? Вы служите высшему благу - как вы это понимаете; но понимаете ли вы его? Или, быть может, именно мы, искренне старающиеся чего-то добиться, любящие свою семью и своих близких, не задумывающиеся о переделке мира - но просто живущие - куда ближе к пониманию высшего блага?
   - Кого-то из нас, быть может, тяготит постоянное чувство долга, вступающее в противоречие с другими радостями, и он заставляет себя выбирать, - согласился Сугдиян. - Такое, возможно, случается с каждым - но это как раз те мгновения, когда мы утрачиваем связь с высшим, с великой истиной Аша Вахишта, облагораживающей мир, когда нас начинают волновать только наши скоротечные желания. Но в другие мгновения - мы выполняем свой долг, не задумываясь, и в том нет никакого самоограничения. Ибо мы ощущаем себя частицей плоти бессмертного мира, а не его вершиной. И только тот, кто готов отказаться от признания себя и своих привязанностей - целью своего существования, и способен стать во главе других и вести за собой.
   Купец покачал головой.
   - Мы доверяем богам, мы живем по их законам - а вы считаете себя умнее богов и хотите навязать свое понимание блага самим Создателям! Быть может, мы ошибаемся, быть может, мы заведем народ в тупик, держава наша развалится - но мы не будем о том сожалеть. Все меняется, и глупо пытаться удержать в неизменности жизнь, не терпящую костных ограничений. А вы будете изо всех сил цепляться за ускользающее прошлое, и ради этого сотворите немало зла - якобы для предотвращения зла большего, только кто же это докажет?
   Сугдиян печально усмехнулся.
   - Увы, мы знаем, к чему ведут те или иные поступки. Вы можете не задумываться о далеком будущем, ибо живете в мире и играете по правилам, созданным не вами, но Творцами через своих служителей на этой земле. За вас уже подумали, и даже ваши желания возникают не просто так - но из того окружения, из той жизни, которой живете вы и жили ваши предки. Однако одного у человека никто не может отнять - его права выбора. И он может решить, ради чего ему жить: ради себя - или ради целого мира, в котором он будет его неотъемлемой частью. Ты говоришь мне о радости - но разве радость провернуть удачную сделку сравнится с радостью почувствовать себя частью бесконечного мира, с радостью служить ему?
   Купец нахмурился.
   - Но я...
   - Иными словами, я не буду тебе помогать. Из уважения к тебе как человеку и к твоей дружбе с Гилдаром, я объяснил, почему я этого не сделаю. Теперь ступай. Если ты будешь настаивать, я буду вынужден применить свою власть, ибо в данном случае я не сомневаюсь в своей правоте.
   Что-то бормоча под нос, купец ушел. Сугдиян, выдавший всю эту тираду скорее для Дэвоура, нежели для купца, который вряд ли что-то в ней понял, обернулся к сыну.
   - Видишь, сколь разные бывают люди и как мало зависит от рода занятий, хороший человек или плохой? Есть Кудеяр, забывший о своем долге - но есть и те, кто честно блюдет свой долг хранителя земли. Есть Гилдар - торговец, с риском для жизни колесящий по стране, дабы хлеб из плодородных земель попал в земли бедные, а изделия ремесленников с гор и из пустынь поступали к землепашцам. А есть этот купец, возомнивший, что он может стать правителем и управлять другими, поскольку владеет золотом. Каждый должен честно выполнять свой долг, и помнить, что не он есть центр мироздания...
   Оршич покачал головой.
   - Ты отказался ему помогать - но думаю, он найдет другого, который согласится.
   - Может быть, - вздохнул Сугдиян. - И если таких, готовых продать место правителя за мешок золота, станет слишком много, наша держава обречена...
   К ним приблизился рослый служитель в короткополом атласном кафтане с вышитым полумесяцем на груди.
   - Тебя ли, Дэвоур, сын Сугдияна, царь велел записать учеником в Школу Воинов?
   - Да, это я, - мальчик вдруг почувствовал, как у него перехватило горло.
   - Следуй за мной, я покажу тебе, где ты будешь жить.
   - А можно мне проститься с отцом и забрать свои вещи? - робко попросил Дэвоур.
   - Вещи возьми сейчас, а с отцом простишься вечером. До ночного отбоя ты будешь отпущен из Школы в город.
   Дэвоур посмотрел на отца.
   - Ступай, - ободрил его Сугдиян. - Мы скоро увидимся.
   Длинные дворцовые переходы и дорогу по улицам города Дэвоур почти не запомнил, глядя только в спину своего провожатого и боясь потеряться. Служитель провел его через калитку какой-то цитадели, а потом проводил в небольшую комнату в длинном приземистом здании, единственное окно которой смотрело в сад с высокими платанами. Здесь на желтых стенах были изображены воины с луками в одеяниях из рыбьей чешуи и многочисленные зигзаги Вазиштов -охранительных молний священного огня -Атара. На столике в углу стояла потемневшая деревянная статуэтка Веретрагны -главного язаты побед и воинской чести.
   - Вот твое жилище на ближайшие пять лет, - объявил тот равнодушно. - Вечером ты придешь сюда, предварительно отметившись у дипивара в писчей комнате. Тебе выдадут новую одежду и ознакомят с правилами внутреннего распорядка.
   Дэвоур поклонился и, дождавшись, пока служитель уйдет, начал обустраиваться. Вещей у него было немного, но в глубине одного из узлов хранилось то, что занимало его все последние месяцы - свиток с узорами Будинов.
   Вытащив папирус, Дэвоур тайком спрятал его на груди. После чего, стараясь сохранять спокойное выражение лица, вышел из комнаты.
   Соглядатая, высокого тощего мидянина в длинных одеждах на шерстяной подкладке, он заметил сразу. То, что это был соглядатай, Дэвоур не сомневался - человек шел за ним по пятам. Когда же Дэвоур повернул за угол, человек быстрыми шагами направился к покинутому мальчиком флигелю для воспитанников.
   Не смея вернуться, Дэвоур бросился бежать. Сугдиян остановился у знакомого сановника близ Южной Башни с треугольными бойницами, разрисованной фигурами луны и звезд. Ее мальчик хорошо запомнил и нашел без труда, пробежав через весь центр города на одном дыхании.
   Хозяин и его гости расположились на плоской крыше дома в мерцающих отсветах заходящего солнца. Тут же Дэвоур с удивлением увидел и Гилдара, купца из Цадрагарта.
   - Зачем же ты так грубо отчитал моего партнера? - с веселым упреком спрашивал Гилдар у его отца. - Он вернулся из дворца просто-таки в бешенстве и заявил мне, что ты совершенно не умеешь вести дела!
   Сугдиян рассмеялся.
   - Зачем же ты посоветовал ему обратиться ко мне?
   - Клянусь небесами, я не знал, зачем ему понадобилась твоя помощь, - прижав руку к груди, заверил Гилдар. - Я сам только что приехал. Гиамор таки выполнил мою просьбу, и я тут же поспешил привести царю обещанный товар.
   - Быстро же он справился, - одобрительно заметил Оршич.
   - Как видно, соскучился по работе в подвале у Кудеяра! - рассмеялся Гилдар. - Да, весь большой заказ он сделал за три дня!
   - И как он теперь поживает? - спросил Сугдиян.
   - Возможно, тебе это покажется смешным, но он опять исчез! Правда, на этот раз нет ничего загадочного. Он попрощался с женой, с учениками, объявил, что покидает наш город, и ушел, направившись берегом моря на Закат.
   - Вот как, - Сугдиян задумчиво умолк, глядя на розовое солнце.
   - Проходи, садись, - хозяин позвал Дэвоура к круглому буковому столу, накрытому высокими блюдами в виде трилистика и бокалами, на которых можно было различить фигуры павлинов.
   - Я попрощаться зашел, - выдавил мальчик. - Мне с заходом солнца надо быть в Школе.
   - Тогда ступай, и веди себя примерно, - напутствовал его Сугдиян. - Я месяца через три вернусь, и обязательно тебя проведаю.
   Встав, он подошел к сыну и крепко его обнял.
   - Я отправлю завтра Хадрука домой, и если тебе что-то нужно, можешь сказать ему. Он пришлет или привезет сам.
   - Да нет, мне ничего не надо, - пожал плечами Дэвоур. - Только я забыл кое-что в твоих вещах - можно я спущусь за ними?
   - Хочешь, сходим вместе? - предложил Сугдиян.
   - Не надо, я сам! - торопливо отозвался Дэвоур.
   Сбежав вниз, в комнату отца, он быстро вытащил свиток и засунул в ларь с подарками. После чего вернулся на крышу, и успел заметить свернувшую за угол дальнего дома знакомую фигуру мидянина.
  
   Глава 13. Школа Воинов.
   Школа Воинов представляла собой еще одну крепость внутри городской крепости с четырьмя квадратными башнями из сырцового кирпича по углам. Это был особый замкнутый мир, через стены которого свободно могли перемещаться только голуби и трясогуски. Здесь опытные наставники обучали молодых воспитанников премудростям военного дела и гражданских наук. Под их придирчивым взглядом и тяжелой рукой Дэвоур совершенствовал навыки верховой езды и обращения с оружием. Также подростков заставляли читать, переписывать и пересказывать вслух главы из Фарвардин-Яшт и Замиад-Яшт, истории жизни великих царей и положения из свода законов Державы. Наставники не уставали повторять, что благородный человек должен при любых условиях и обстоятельствах говорить только правду, быть доброжелательным в общении и стремиться к благородным поступкам. За ложь нещадно наказывали плетьми.
   Впрочем, доброжелательности на первых порах Дэвоур встретил немного. Его сверстники -отпрыски древнейших родов патрагадов и марафиев -смотрели на него высокомерно и пренебрежительно. Эти надушенные и завитые юнцы в парчовых халатах были недовольны необходимостью терпеть в школе "чужака".
   К тому же сын Сугдияна лучше других управлялся с лошадьми, и в скачках за ним было не угнаться, а в упражнениях с учебным оружием он молотил своих товарищей так отчаянно, что набивал им шишки. Столь же серьезно Дэвоур относился к изучению текстов - видно, тяга к книжным знаниям была врожденной чертой в семье Сугдияна.
   Так и получилось, что за мальчиком с первых дней прочно закрепилась кличка Выскочка. Но она не слишком огорчала Дэвоура. Куда печальнее было то, что никто не хотел с ним дружить и все веселые разговоры и игры в свободное от учебы время неизменно обходились без его участия. А успехи Дэвоура с каждым днем только усиливали в душах ребят жгучую зависть и враждебность.
   -У них в Уваразмии все такие, - услышал он однажды за своей спиной насмешливый голос. -Привыкли пасти лошадей, да на антилоп в лесу охотиться. Дикари, словом. И этот телок - хоть умыли его и разодели, как человека, а все одно -дикарь...
   Дэвоур быстро обернулся и узнал Балакра - сынка хазарапатиши Митрабузана, главного щеголя в Школе и заводилу всех компаний.
   -Это ты кого дикарем назвал?! - Дэвоур вспыхнул до корней волос и сам не заметил, как ринулся к обидчику и схватил его за отворот узорчатого халата.
   Однако наставник Оромазд, сухопарый перс с острыми чертами лица, вырос словно из под земли и разнял готовых сцепиться подростков.
   -Дэвоур! -строго одернул он. - Правила распорядка не для тебя писаны? Ты же знаешь: никаких драк! За ссору - в подвал на сутки. Будешь учиться смирению на хлебе и воде.
   -Наставник! -возразил Дэвоур. - Он же сам виноват! Он меня при всех оскорбил!
   -Главное достоинство благородного человека - выдержка и умение управлять своими чувствами, - назидательным тоном сказал Оромазд и наклонился к мальчику, вперив в него цепкий взгляд. - Ты уже забыл наши уроки? А как же наш славный предок Куруш? Сколько лет он прожил при дворе своего жестокого деда Астиага, без ропота снося все обиды и унижения от него самого и от его приближенных? А ты подумай теперь, что было бы, если бы он хоть раз дал волю своим чувствам! Наша Держава не смогла бы появиться на свет и мы до сих пор ходили бы в рабах у мидян. Но Куруш все стерпел и закалил свою волю. Когда пришел черед -боги вывели его на путь высоких свершений и он добился всего, чего хотел.
   Дэвоур повесил голову.
   -Размышляй об этом, пока будешь сидеть в подвале, -велел Оромазд, передавая мальчика смотрителю наказаний. -Не горячая голова, а здравое разумение потребно истинному мужу.
   В холодном подвале старой цокольной башни было совсем темно, только узкая щелка под потолком пропускала робкий лучик света со стороны двора. На каменном полу лежал полуистлевший коврик, стоял кувшин с водой и плошка с несколькими черствыми лепешками, которые показались Дэвоуру тверже камня. Уныло оглядевшись, мальчик примостился на коврике.
   В сердце еще была обида и протест, вызванный таким незаслуженным и несправедливым, как казалось ему, наказанием. Тогда Дэвоур начал размышлять о великих правителях Срединной Державы. Он вспомнил Куруша, вспомнил Дараявахуша Великого и отметил, что оба этих царя-воителя действительно отличались беспримерным терпением и хладнокровием. Потом в памяти всплыло лицо отца -вечно невозмутимого и уравновешенного Сугдияна.
   А потом он стал вспоминать свиток, уезжающий вместе с поклажей отца далеко на Запад. Дэвоур успел разобрать там всего несколько строк, но эти строки поразили его, глубоко врезавшись в память.
   "Тогда было в первый раз, когда Лада и Свеагор думали не заедино. Лада обратилась к Свеагору: "Неужели ты позволишь нашему сыну внести в наш мир беды и несчастья? Взгляни на Нэйну - он расколол ее душу". "Не он принес в наш мир беды и несчастья, это мы позволили ему прийти с тем, чем он был, - ответил Свеагор. - Но мы можем устроить так, что и беды, и несчастья будут служить лишь украшению нашего мира, ибо тот, кто видит первооснову, не сможет долго оставаться несчастным".
   "Значит, надо увидеть первооснову" , - подумал Дэвоур и сразу уснул, ощутив внезапно полное успокоение...
   ...Через день Дэвоур вернулся в учебные залы. Он старался больше не замечать косые взгляды и насмешливые улыбки товарищей, хотя и затаил в душе неприязнь к Балакру.
   На уроке словесности, где наставник Хоасп обучал своих воспитанников старому халдейскому письму на глиняных табличках и составлению предложений по-арамейски на свитках, Дэвоур кропотливо записывал текст камышовой тростинкой, стараясь поспевать за надтреснутым, но суровым голосом учителя.
   "...Речь моя для внимающих: о том, что творит Мада, будет вещать она, о делах его, которые доступны разумению мыслящего. Речь моя будет славить Ахуру: ее предмет -предмет благоговения для неискаженного духа, предмет высоких святых размышлений. Исполнено прелести, добра и блеска то, о чем буду говорить я.
   Итак, внимай, о человек, с напряжением слуха превосходному смыслу моего слова: оно укажет тебе, что избрать лучше -каждому укажет оно; выбор касается твоей плоти и тебя. Пока не настало великое время, нас учат те, которые обладают премудростью.
   Два Духа -Ахура-Мада и Анхра-Манью, два близнеца в начале провозгласили от себя чистое и нечистое мыслей, речей и поступков. Благомудрые знают разницу между провозгласителями, не знают ее зломудрые..."
   -Дэвоур! - громкий оклик Хоаспа заставил мальчика вздрогнуть. - Почему на уроке ты думаешь о постороннем?
   Тростинка в руке Дэвоура давно застыла, а мысли снова кружились вокруг загадочного свитка...
   Мальчик испуганно встал со своей скамьи.
   -Прошу прощения у многодостойного наставника. Виновный смиренно просит его наказать.
   На губах учителя появилось удовлетворение.
   -Вижу, урок аскезы в каменном мешке пошел тебе на пользу, -отметил Хоасп. - Сядь на место и больше не отвлекайся.
   Впрочем, обретенная выдержка и благообразное поведение не помешало Дэвоуру при первом удобном случае "восстановить нарушенную справедливость", как любил говаривать его отец.
   В месяц Адуканиша в день Аши в Школу приехал начальник царской Гвардии Мифрен, чтобы своими глазами посмотреть на успехи воспитанников. После показательной стрельбы из лука по войлочным чучелам жребий распределил участников поединков на деревянных копьях. К тайной радости Дэвоура, его противником стал Балакр.
   Прекрасно сознавая свое превосходство, Дэвоур мог бы закончить бой очень быстро, отколошматив обидчика так, что тот день не мог бы ни сидеть, ни стоять. Но мальчик поступил по-другому. Своими быстрыми и точными выпадами он совершенно подавил волю противника, нагнав на него страху и заставив в глазах всех выглядеть неумехой. Легко парируя выпады Балакра, Дэвоур не единожды останавливал свистящее копье у его горла, а еще несколько раз уронил его в пыль подцепом за ногу. В довершение этого публичного унижения Дэвоур принудил поверженного сына хазарапатиши признать свое поражение и выдавить позорное слово "Сдаюсь!"
   После этого Балакр уже не верховодил среди ребят в Школе, а ученики стали относиться к Дэвоуру с некоторой опаской и уважением. Все поняли, что, не проявляя более своих чувств открыто, он на деле не спустит обидчику никаких наглых выходок. Поэтому задевать Выскочку из Уваразмии уже никто не отваживался. Один только Балакр, так и не усвоив урока, продолжал время от времени дразнить Дэвоура "Выскочкой, сыном Драчуна". Только Дэвоур с удивлением обнаружил, что его даже радуют полученные прозвища - как ни крути, а не каждому они достаются.
   Молодых воспитанников Школы приучали к разным формам боевого построения, объясняя, что от единства и сплоченности воинов зависит успех на поле боя.
   "Воин должен чувствовать плечо своего товарища по ряду и доверять ему сильнее, чем родному брату", -учил Оромазд.
   Под резкие посвисты дудки смотрителя дисциплины Тапсака подростки должны были неустанно двигаться, следуя озвученным командам. Короткими перебежками они соединяли и разделяли шеренги боевых линий, выполняли перегруппировки и перестроения, ускоряли и замедляли шаг. Тех, кто из-за своей нерасторопности и невнимательности нарушал порядок колонн, выводили из строя и публично пороли ясеневыми палками. А при повторной ошибке отправляли на самые позорные в Школе работы -рыть лопатами сточные канавы.
   За целый день строевых упражнений воспитанники уставали до изнеможения. На сильном солнцепеке они промокали до нитки от соленого пота, а по ночам испуганно вскакивали с лежаков оттого, что им мерещились сигналы проклятой дудки.
   В утренние часы учили также борьбе и управлению колесницей. Дэвоур впервые увидел это необычное сооружение, о котором знал только по рассказам взрослых: высокую повозку с окованными железом колесами и скобами на их втулках. Оромазд объяснил, что в полевом бою в эти втулки вставляются большие отточенные ножи, которые рассекают вражеских воинов пополам и нарушают их строй. Управляться с подобной упряжкой, состоящей из двух дышловых и двух пристяжных лошадей, было очень трудно, и Дэвоур не скоро освоил эту науку.
   Раз в три дня проводились занятия по тактике и стратегии. Наставник Багофан - уже немолодой и сутулый человек с цепким орлиным взглядом - размещал в центре большого двора, засыпанного слоем черной базальтовой крошки, каменные фигурки в два пальца высотой, раскрашенные в яркие цвета. Это были миниатюрные модели пеших и конных воинов, колестниц и даже боевых слонов. С их помощью он составлял боевые диспозиции войск и наглядно обыгрывал сюжеты известных сражений прошлого.
   Здесь можно было немного отдохнуть и расслабиться. Сидя на войлочных подушках, ученики следили за костлявыми кистями Богафана, который неторопливо передвигал фигурки и растолковывал преимущества и недостатки той или иной позиции, ошибки и успехи в действиях полководцев.
   -Под Спардой, - говорил он своим низким, с хрипотцой голосом, - конницы и пехоты у лидян было так много, что Куруш, выйдя на равнину и увидев вражеское войско, даже хотел отступить, не надеясь на успех. В ту пору большинство наших солдат сражались пешими, и тягаться с броненосными конниками Креза никак не могли. Но милосердные боги подсказали нашему повелителю, каким образом одолеть непобедимого доселе противника. Лидяне стояли вот так, - он подвинул фигурки, - густые ряды пехоты в центре, перед ними - боевые колестницы, на флангах - конница. Куруш поставил пехоту так - копьеносцы, метатели дротиков, лучники, резерв. Всего четыре линии. Перед ними - колестницы с серпами, позади - большие башни на колесах с лучниками.
   -Я понял! Башни помешали бы отступать, если бы наши воины испугались,-воскликнул Дэвоур, но тут же спохватился и опустил глаза.
   -Да, -спокойно продолжал Багофан, бросив на мальчика беглый взгляд. -А еще башни должны были остановить лидян, если бы те продвинуться далеко. Так оно на деле и вышло. Но главный прием Куруша заключался в том, чтобы посадить часть своих воинов на обозных верблюдов. Он разместил их здесь -против правого сильного фланга Креза. А сам со своими конниками встал на другом фланге -вот здесь. Когда бой начался, -наставник сдвинул фигурки с обеих сторон вплотную, -лидяне потеснили Куруша в центре и дошли до башен. Тут они увязли под стрелами наших лучников. Воины на верблюдах в это время обратили в бегство броненосных всадников Креза -лошади, как известно, не переносят запаха этих зверей. А сам Куруш со своими лучшими конниками смял и обратил в бегство другой вражеский фланг. Лидийская пехота в центре держалась до тех пор, пока наши конники и верблюды не ударили ей в спину. Тогда Крез бежал.
   Багофан обвел внимательным взглядом сидящих воспитанников.
   -Пройдут годы, и все вы вырастите. Быть может, некоторые из вас станут большими военачальниками. Они поведут наши армии к новым победам и приумножат славу Державы. А потому - учитесь сейчас на ошибках древних полководцев и не допускайте собственных. Изучайте хитрости и уловки победителей, чтобы знать, какими способами переиграть врага на поле боя. Развивайте в себе инициативу и сообразительность.
   Столь же подробно ученикам была продемонстрирована на наглядном примере битва у Пелуша, где только ловкое перестроение и маневрирование персидских частей в условиях болотистой местности позволили Камбуджия опрокинуть фараона Псамметиха.
   На больших макетах крепостей объяснялись принципы правильной осады городов. Воспитанник должен был сам умело расставить деревянные модели метательных машин, осадных башен и стенобитных орудий, учитывая все особенности местности.
   Мудреная наука стратегии и тактики давалась не всем. Многие просто терялись перед поставленной задачей и действовали наугад, совершая неминуемые ошибки, за что незамедлительно получали по рукам указкой Багофана.
   Прошло чуть больше месяца, и наставники в Школе начали приучать своих подопечных к проведению небольших сражений с разными видами деревянного оружия. Оромазд распределял учеников на группы и назначал над ними командиров. Им ставились разные боевые задачи, которые нужно было решать организованно и четко.
   Один раз подобная задача оказалась очень непростой. Наставник выделил четырех мальчиков, вооружив каждого деревянным метательным копьем и мечом, а против них выставил сразу восьмерых противников, вооруженных точно таким же образом.
   -Вы должны, -объявил он приунывшей четверке, в которую попал и Дэвоур, -продержаться как можно долше против неприятеля, вдвое превосходящего вас числом.
   -Да разве же это возможно? -донеслись смятенные голоса. -Тут ничего и не сделаешь...
   Оромазд будто не слышал этих недовольных реплик.
   -Кто возглавит отряд? -громко спросил он.
   -Я! -вызвался Дэвоур.
   -Ты что? -потянул его за локоть Бардия, долговязый мальчик из Асагарды с курносым носом и приплюснутыми губами. -Мы же проиграем! Лучше сразу сдаться.
   -Спокойно, -шепнул ему Дэвоур. -Главное -делайте все, как я скажу.
   -Построение! -крикнул Оромазд, а Тапсак озвучил его команду сигналом дудки.
   Противники Дэвоура, улыбаясь до ушей, растянулись в ровную линию. Уже по их взглядам Дэвоур понял, что они собираются взять четверку в кольцо.
   -Копья не метать! -предупредил он товарищей. -От копий противника уворачиваться. Вы поняли?
   Подростки согласно кивнули головами.
   -Бой! -рявкнул Оромазд.
   Восьмерка с азартом ринулась вперед, занеся копья для броска. Согласно обычной тактике, воин сначала посылал в цель копье или дротик, а потом сближался и действовал мечом. Восемь деревянных пик просвистели в воздухе, но цели не достигли. Подростки, уже натренированные без помех уходить от таких атак, просто уклонились или отбили пики своим оружием. Тогда нападающие вытащили мечи и попробовали подступиться ближе.
   -Ромб! -скомандовал Дэвоур.
   Четверка тут же распределилась четырехугольником, в котором спина каждого из юных бойцов была надежно прикрыта товарищем. Ухватив копья двумя руками, подростки с дистанции отбивали все выпады деревянных мечей, не позволяя даже дотянуться до себя. Преимущество в численности теперь ничего не давало их противникам.
   -Молодец, Дэвоур, - одобрил Оромазд. - В этом непростом положении ты принял единственно верное решение.
   Мальчик просиял.
   Этот день многое изменил в отношениях Дэвоура с учениками Школы. Не только Бардия, но и многие другие ребята стали обращаться к нему с разными вопросами, подспудно угадывая в сыне Сугдияна будущего вождя, наделенного немалой смекалкой. У Дэвоура появилось несколько друзей, с которыми он мог наконец поговорить по душам и даже пошутить. Он больше не чувствовал себя одиноким.
   Однажды поздней ночью в окно его комнаты вдруг кто-то постучал. Дэвоур, измученный дневным учением, едва не подскочил на ложе и впотьмах первым делом схватился за деревянное копье, лежащее у изголовья. Однако присмотревшись, увидел за окном Стозара.
   - Влезай, - кивнул он головой. Старый приятель детских игр ужом скользнул через подоконник, по которому только что барабанил, и встал на ноги уже в комнате.
   - Что стряслось? - спросил Дэвоур, с удивлением глядя на друга.
   - Наше имение в Уваразмии сожгли вадары, - переведя дух, разом выпалил Стозар. - Я один ушел. Остальных или угнали, или убили. Про деда не знаю ничего.
   - Садись, - указал на постель Дэвоур. - Передохни.
   Он протянул ему кувшин с водой, и Стозар жадно приник к нему губами. Пил, пока там не осталось ни капли воды, потом уронил кувшин - Дэвоур успел его подхватить - и тут же, сидя, уснул.
   Подождав немного, Дэвоур тронул друга за плечо. Тот испуганно открыл глаза.
   - Что?
   - Так что у вас случилось?
   - Они напали ночью. Разом вспыхнуло в нескольких местах. Люди заметались, дед бросился поднимать воинов, распоряжался, словно полководец. Помню только его крепкую фигуру над воротами. Я бросился было к колодцу, за водой, но тут меня чем-то ударило по голове, и я упал без чувств. Пришел в себя - от усадьбы одни обломки, Лар, Хадрук, с ними еще десятка два воинов - все убитые лежат. А остальных, наверное, увели. Онири, Аварик, Йомикри - всех увели. Я долго думал, что мне делать. Но не растерялся, вспомнил, что вы должны быть в столице. Пошел сюда. Долго шел. Побирался, иногда из садов воровал, иногда добрые люди подкармливали. Бродячие актеры подвезли на телеге до столицы. Здесь сразу начал искать твою школу, всех расспрашивать. Тоже непросто было. Через стену вашу прошлой ночью пришлось карабкаться по выступам - чуть не сорвался! Ну а тут уже подсмотрел, как вы занимаетесь, и тебя увидел. Потом выследил, где ты живешь, выждал, чтоб никто меня не увидел. А отец твой где?
   - Далеко, - погрустнел Дэвоур. - Его отправили с посольством в Ионию. Но мы его найдем. Отдыхай, завтра с утра я поговорю с учителем.
   Стозар без слов рухнул на ложе Дэвоура и уснул. Дэвоур попытался его подвинуть, но тот раскинул руки и ноги и словно одервенел.
   Вздохнув, Дэвоур улегся на полу. В конце концов, его учили спать в любом месте, и сам он ночевал даже в подвале за свои провинности.
   Сон их был резко прерван. Дэвоур проснулся, почувствовав, что его держат за руки и за ноги. Открыв глаза, он увидел в центре комнаты Уртума, а вокруг метались люди, ловящие Стозара.
   - Второго тоже хватайте! - командовал жрец.
   Дэвоур принялся отчаянно отбиваться, и почти выскользнул из рук служителей Уртума.
   - Беги, Стозар! - крикнул он, но в этот момент его повалили ничком.
   Стозар попытался убежать, но тоже был схвачен.
   - Мы обыскали и их самих, и комнату - его здесь нет, - доложил служитель жрецу.
   - В усадьбе его нет, у них его нет... - Уртум задумался. - Мальчишка встречался с отцом перед отъездом! Подсунул свиток отцу, признавайся?
   Дэвоур молчал.
   - Можешь не говорить. Я знаю, что это так. На коней, и вперед! Надо нагнать посольство...
  
   Глава 14. Торжество огня.
   Слуги царя вскоре вызнали местонахождение мятежного брата, однако время на это было потрачено слишком много. Покинув свой главный город Спарды, он пребывал теперь в одном из прибрежных городов Халкидского Союза, где стягивал войска из Ионии, Скудры и горных македонских областей для предстоящей войны с царем. Необходимо было поговорить с ним раньше, чем все эти огромные массы воинов соберутся в единую силу - обуздать их потом было бы подобно попытке остановить несущуюся с гор лавину. Воины, не знающие ничего, кроме своего ремесла, будут воевать ради войны, даже если их предводители решили замириться...
   - Ионаки так кичатся тем, что никому не платят подати, что при этом забывают, что такое истинная свобода, - рассуждал Сугдиян, направляясь верхом к переправе через проливы. - Так или иначе, но у них все сводится к деньгам: раб - тот, кого могут продать, свободный - тот, кого продать не могут. Всех, кто не входит в их общины, они полагают рабами и дикарями и прекрасно их продают и покупают. Но скажи мне, может ли быть свободным тот, кто держит в рабстве других?
   - Я много прожил среди них, - покачал головой Оршич. - Они то же самое говорят про вас, считая, что все вы ходите в рабах у своего царя.
   Сугдиян усмехнулся.
   - Могут ли многие быть в рабстве у одного человека? Свобода человека - что это? Ионаки полагают, что свобода - это возможность делать то, что желаешь, когда тебе никто не может ничего запретить. Но почему ты желаешь этого? Кто внушает тебе твои желания? Да, есть естественные желания тела - еда, питье, отдых. Но что дальше? Разве на этом мир заканчивается? Чего же мы хотим кроме этого? И стоят ли наши желания того, чтобы ради возможности следовать им разрушать все то, что находится вокруг? Думая, что сбрасываешь с себя оковы - ты сбрасываешь многолетние связи с другими людьми. Ведь каждый миг ты не свободен. Ты несешь долг перед родителями. Перед детьми. Перед царем. Ионаки - перед своими общинами и городами. Разница между трудом свободного и раба лишь в том, что раб трудится, чтобы избежать наказания или смерти - свободный же видит цель своего труда. Раб уклоняется от палки и потому тащит камень - свободный понимает, что созидает храм или гробницу, сеет хлеб или собирает дрова. Разница - не вовне, не в том, могут тебя продать или нет - а вот здесь, - Сугдиян указал на свое сердце. - Если ты понимаешь, что свободен, что делаешь то, что выбрал сам- ты не окажешься на рынке рабов. Такие люди умирали, но не сдавались, иные даже бросались в пропасть со скал... А многие сами выбирали рабство, и сами, будучи рабами, тратили целую жизнь на заботу о своем хозяине. Сколько поколений знати воспитано рабами, добровольно отдававшими им все свое внимание? Разве их можно назвать рабами, хотя они и являются таковыми по мнению ионаков? Мы так же добровольно выбрали смирение перед царем - ибо только царь держит в своих руках нити управления огромной державой. Если царь перестанет управлять - дороги придут в негодность, кшатрапаваны станут обворовывать собственный народ, крепости рухнут, сотни и тысячи кочевников хлынут на нашу землю, разоряя все на своем пути, и держава наша погибнет - так разве не заслуживает он почестей, которые ему воздаются? Но те, кто живут маленьким мирком одной общины, не способны понять всю ту небывалую тяжесть долга, лежащую на плечах одного человека. Так не подобен ли этот человек самим богам, если способен еще ходить с такой тяжестью на плечах?
   Оршич был не согласен, но промолчал.
   Наконец, они прибыли в ионийский город Хрисополь, расположенный напротив Бизанта, в котором была налажена постоянная переправа через пролив. Сугдиян в первый раз был в ионийском городе и сразу отметил, что тот отличался от знакомых ему городов Востока отнюдь не в лучшую сторону. Ни садов, ни деревьев, дома жмутся друг к другу вплотную, чтоб попасть под защиту стен, редко где налажена уборка улиц, местами - разбросанный мусор, и, хвала богам, хотя бы водопровод подведен внутрь городских укреплений.
   Добравшись до гавани, тесно забитой кораблями и лодками, скрипящей тросами и железными цепями на верфях, послы без труда нашли судно, идущее на западный берег, и вскоре высадились в Бизанте, откуда до лагеря Куруша оставался один дневной переход.
   Шатры многочисленного войска, вставшего большим лагерем, видны были издалека. Они заняли почти всю холмистую равнину, простирающуюся до берега моря и огражденную с севера и запада горными отрогами. Здесь горело множество костров и повсюду сверкало оружие. В самом сердце лагеря алел золотом шатер карана - наместника области, именно такую должность носил царский брат Куруш.
   Перед парусиновым шатром карана с высоким пологом стояли ионаки в закрытых шлемах с прорезями и коротких рельефных кирасах. Один из них проводил Сугдияна внутрь.
   В шатре все было по-походному: тут и там лежали щиты, копья и боевые топоры, на полу, застеленном пестрыми коврами, трещали светильники в глиняных плошках, были разбросаны атласные подушки и серебряные блюда. Куруша Сугдиян увидел не сразу. Его скрывали двое рослых телохранителей в чешуйчатых лидийских доспехах, лица которых были обветренными и загорелыми до черноты. Еще в шатре находился ионак в белой тунике, очень туго обтягивающей его атлетичные плечи, с гладко выбритым лицом и бегающими глазами, а также человек в мидийском плаще с капюшоном, на поясе которого висел колчан в чернолаковых ножнах.
   Каран ел дыню, нарезанную тонкими ломтями. При виде посланника, он отставил в сторону высокое блюдо и поднялся со стула ему на встречу. Телохранители расступились.
   Первым, что бросилось в глаза Сугдияну, была золотая вышивка на груди синего парчового халата Куруша. На ней он узнал одну из эмблем Ахеменидов, которую носили только цари: лучник, стоящий на колене в обрамлении простертых крыльев орла.
   Сугдиян поклонился карану.
   -Я счастлив приветствовать тебя, благородный Куруш - отвага и гордость всей Парсы, -заговорил он вежливо. - Воля твоя - острие меча, не знающего преград. Пусть создатели мира вечно посылают тебе радость и разгоняют тучи над твоей головой.
   Большие черные глаза Куруша смотрели с недоверием. Каран был похож на брата -тот же отточенный профиль, тонкие губы и высокий лоб.
   -Что привело ко мне посланника моего любимого брата Аршака? -спросил Куруш прохладно, а ионак за его спиной изобразил на лице какую-то презрительную гримасу.
   Сугдияну пришелся не по душе столь пренебрежительный тон и явно недвусмысленное напоминание о детском имени царя царей. Но он не подал виду.
   - Государь Артахшасса желает мира и согласия в доме Ахеменидов, -ответил он мягко. -В знак своего внимания и братской заботы он шлет тебе этот прекрасный клинок, -Сугдиян достал короткий мидийский меч в усыпанных агатом фигурных ножнах и поднес карану.
   -Что еще?
   -Повелитель велит передать, что не помнит зла и готов забыть нанесенную ему обиду.
   -Вот как? -Куруш поднял брови. -Давно ли он стал таким милосердным? Или ему ведомо, сколько отменных копий стоит за моей спиной?
   Ионак в белой тунике снова усмехнулся.
   -Милосердие сильного есть главная добродетель благородного мужа, -промолвил Сугдиян. -Согласие единокровников -условие справедливого порядка на земле.
   -Назови мне свое имя, посол, -велел Куруш. - Я не припомню твоего лица.
   -Сугдиян, кшатрапаван Уваразмии.
   Каран почесал пальцами подбородок.
   -Я слышал о тебе. Притом, только хорошее. В пределах Державы люди называют тебя поборником справедливости и старых персидских обычаев.
   Он немного постоял в раздумье.
   -Пожалуй, я готов поверить в искренность твоих намерений. Изложи мне волю моего брата.
   - Царь царей предлагает тебе вернуться в Спарды, и принять власть над областями, завещанными тебе вашим светлейшим отцом - Спардой, Катпатукой и Скудрой. С войском, набранным в этих областях и в подвластных нам ионийских городах, ты можешь отправиться в поход, дабы расширить владения нашей державы и добиться великой славы.
   - Кто же сможет оградить меня там от гнева царя? Брат мой легко меняет милость на гнев, и если сейчас он зовет меня обратно - кто поручится, что завтра он не захочет увидеть мою голову во дворе своей ападаны?
   -Я готов поручиться за него от своего имени, -сказал Сугдиян, прикладывая ладонь к сердцу. - А в свидетельницы призываю Ардвисуру Анахиту.
   - То есть, ты останешься со мной, и если брат мой что-то умыслит против меня - я могу лишить тебя жизни, не так ли? - уточнил Куруш.
   Сугдиян с грустью вспомнил о своем обещании навестить сына через три месяца.
   - Да, я согласен на это.
   - Но так ли уж ты дорог брату моему, чтобы он пощадил меня ради тебя? -каран сощурил глаза. -Я сильно сомневаюсь. Если он даже не внял уговорам нашей матери, умолявшей его о прощении, и мне пришлось бежать...
   - Я слышал немного другое об этой истории, - невозмутимо заметил Сугдиян.
   - Это Тишшапарна меня оклеветал! - повысил голос Куруш, но сразу успокоился. - Я еще подумаю над твоим предложением, но одно знаю точно: пока эта змея будет виться возле царя, я не вернусь к нему. Куда же предлагает направить мне мои силы наш добрый брат?
   - Позволь мне представить тебе сакутского царевича, - указал Сугдиян на Оршича. - Он изгнанник в своей земле, и надеялся на твою помощь и защиту. Он очень ждет твоего похода на север, дабы люди твои помогли ему вернуться на трон предков.
   - И он тоже изгнанник? - Куруш с нескрываемым любопытством осмотрел молодого скифа. - Пусть остается. Я хочу поговорить с ним. А ты ступай. Завтра я сообщу тебе о своем решении.
   Сугдиян поклонился и вышел.
   - Почему бы тебе самому не присоединиться к походу Кира? - рядом с Сугдияном возник тот самый ионак в белой тунике. Вблизи он оказался возрастом постарше Сугдияна, хотя издали выглядел юным. - Чего ты можешь добиться на службе у вашего царя? Кир же - Куруш, как вы его называете, хотя мне это имя представляется скорее подходящим для попугая, чем для человека, а потому позволь мне называть его на наш лад, - обещает всем, идущим за ним, великое будущее!
   - Я охотно пойду с ним на Скудру и Сакутов, - согласился Сугдиян. - Но кто ты такой, что приглашаешь меня на службу от имени царевича?
   - Ты не слышал о Клеархе? - удивился тот. - В свое время, при дворе вашего царя обо мне много говорили!
   - Прости, но я редко бываю при дворе, - отозвался Сугдиян.
   - Это заметно по твоему поведению, - рассмеялся Клеарх. - Некогда я доставил вам и вашим данникам немало хлопот. Но это все в прошлом. Теперь я служу Киру, и пойду с ним хоть на край света.
   - Так далеко я не собираюсь, - твердо ответил Сугдиян. - Если ты направляешься к царевичу, прошу тебя, передай Оршичу, сакутскому княжичу, что я буду ждать его в нашем шатре на окраине лагеря.
   Оршич не торопился покинуть Куруша. Каран предложил гостю сесть и угоститься фруктами, а заодно рассказать о том, что привело его к нему в лагерь.
   Оршич охотно ударился в воспоминания. Когда он поведал о Кудеяре и его коварстве, Куруш даже стиснул кулаки.
   - Да! Таковы они все - служители моего брата! На устах одно, на уме другое! Если я вернусь, я выжгу эту заразу каленым железом!
   Оршич хотел возразить, что Сугдиян - не таков, но смолчал.
   - Значит, ты, как и я, проникся мудростью и величием эллинов, побывав у них в обучении? - задумчиво спросил Куруш, когда Оршич закончил свой рассказ. - Я думаю, что в нашей державе не помешали бы некоторые эллинские порядки. В организации войска, например.
   - Каждый народ силен своим обычаем, - не выдержал Оршич. - Мои сородичи хорошо бьются на конях, луками и стрелами, но если ты попытаешься построить их в пешие колонны - они будут разбиты и детьми. Твои собратья, как я успел заметить, сильны конным охватом, ловким взаимодействием конницы, лучников и копьеносцев, колесничным ударом и быстрой постройкой хитроумных приспособлений. У эллинов силен удар тяжелой пехоты - но она не догонит конницы, и не убежит от конных лучников. В узких долинах, где крылья надежно прикрыты горами и морем, где нельзя провести охвата с флангов, да и убежать некуда - там фаланга не знает себе равных. Но на холмистой равнине, где надо быстро перемещаться, где вся сила - в быстроте маневра, фаланга будет скорее обузой.
   Куруш взглянул на Клеарха, замершего у входа в шатер.
   - Мне кажется, скифский царевич понимает толк в военном деле? - спросил он у своего военачальника. - Он был бы нам полезен.
   Клеарх поклонился.
   - Твой спутник, Сугдиян, просил передать, что ждет тебя в вашем шатре, - сообщил он Оршичу. - Я же могу добавить от себя, что то, что ты говоришь, справедливо - тот, кто сумеет объединить силу удара фаланги с быстротой и подвижностью персидской конницы, сможет победить и эллинов, и персов.
   Он поклонился Курушу, недвусмысленно давая понять, кого имеет в виду.
   - Скажи, Клеарх, - вдруг спросил каран, - а ведь твои сородичи тоже изгнали тебя? Не хотел бы и ты вернуться домой как победитель?
   Клеарх побледнел.
   - Ты хочешь сделать меня царем Лаконики? Скорее я соглашусь войти во врата Гадеса...
   - Но почему же? -удивился Куруш.
   - Чтобы я правил, опираясь на копья наемников и презираемый собственным народом? Нет, царевич. Я не хочу, чтобы мое имя стало символом бесчестия, и даже спустя века спартиаты на равнинах Эврота плевались, вспоминая его . Уж лучше я останусь твоим слугой.
   У Оршича что-то вздрогнуло глубоко в груди. Он никогда не думал о том, как отнесутся к нему его сородичи, из поколения в поколение воспевавшие воинское благородство. Он был уверен, что всего лишь хочет восстановить попранную справедливость - но так ли на это посмотрят другие?
   - Позволь мне покинуть тебя, - Оршич поднялся. - Мы прибыли к тебе сразу с дороги, и многодневный путь утомил меня.
   Сказав это, Оршич поразился сам себе - он начал перенимать придворное лицемерие!
   В шатре Сугдияна не было. От слуг Оршич узнал, что глава посольства направился за пределы лагеря, прогуляться верхом. Княжич не стал искать своего покровителя, а бросил кашму на деревянное ложе и улегся спать, прогнав досадливые мысли.
   Двое слуг сопровождали Сугдияна. Они медленно ехали вдоль уныло тянущихся холмов по направлению к морю. Кшатрапаван, размышляя обо всем, что услышал от Куруша и Клеарха, отчетливо понимал, что тут уже все решено. Ионаки теперь не отпустят царевича и не отступятся от своего замысла. Получив в свои руки столь важную персону, они сделают все, чтобы добиться войны в Срединной Державе.
   На соседнем холме показалась темная фигура. Сугдиян присмотрелся - в их сторону бежал маленький оборванец, прихрамывая на одну ногу. Сердце Сугдияна сжалось - в мальчишке он узнал Стозара.
   Стозар дохромал до кшатрапавана и протянул ему кусок папируса.
   - Что случилось? - тревожно спросил Сугдиян.
   Стозар с трудом разлепил спекшиеся губы. Лицо его было опухшим от побоев, глаз заплыл.
   - Нас с Дэвоуром схватили. А нашу усадьбу сожгли вадары. Я один спасся.
   Сугдиян взглянул на переданную записку.
   "В твоем ларце лежит сокровище, недоступное твоему пониманию. Это одно из древних Посланий, принадлежащее аризантам. Верни его, и получишь назад сына".
   Сугдиян посмотрел туда, где видел незнакомца. Темная фигура исчезла.
   - Пойдем, тебя приведут в человеческий вид, - позвал он Стозара, указывая на него слугам. О том, что в этот миг творилось в его душе, не догадывался никто.
   Когда Стозара отмыли и накормили, Сугдиян позвал его к себе и потребовал рассказать все, что тому известно.
   - Я не знаю, кто нас схватил. Один из них, по виду - маг, может даже, заотар. Он требует какой-то свиток, который есть у тебя. Они говорили, что искали его в нашей усадьбе, но не нашли и сожгли ее. Потом они искали его у твоего сына. Потом они схватили нас и потащили за тобой следом, верхом. Мы скакали день и ночь, почти без отдыха, чтобы нагнать вас. Маг говорит, что свиток у тебя в ларце и чтобы ты принес его завтра утром, на рассвете, один, в рыбацкую лачугу на берегу моря. Там они отдадут Дэвоура.
   Сугдиян в задумчивости достал ларец и открыл его. Свиток лежал на самом верху. Развернув его, Сугдиян медленно стал разбирать написанное на древнем языке.
   "Шаг за шагом продвигались Пробужденные во мрак, отбирая у него то, что принадлежало когда-то людям. Сведущие направляли их и заботились об уцелевшем, помогая не потерять и не потеряться.
   И все самое дорогое, что познали и открыли Пробужденные, собирали они в Светлом Граде, укрытом Охранными Горами. Каждый, кто находил сюда путь, был окружен заботой и любовью. Каждый, попавший сюда, учился терпению и пониманию. Он мог выучить любое из ремесел, существующих под Солнцем, или создать свое. Никто не был одинок - даже если был один. Все, что несло людям радость и понимание, сохранялось тут. Но многие, прошедшие здесь обучение, уходили обратно, в Большой мир, чтобы быть его Хранителями, Защитниками и Учителями. И другие, исцелившие свои раны, шли назад, ибо много было еще темного в их душе, и не всякую рану может вылечить лекарь - на иное способен лишь сам человек".
   Сугдиян медленно улегся на свое ложе. Неужели от этого сочинения сейчас зависит жизнь его сына?
   С другого края уже спал беззаботным сном Оршич. Где-то у входа свернулся калачиком Стозар. Наступила тихая ночь.
   Еще не взошло солнце, когда Дэвоура притащили к заброшенному домику на берегу моря. Песок серел в утреннем свете, и с тихим шипением набегали волны. Дэвоура втолкнули в лачугу, и следом за ним вошел Уртум.
   Внутри горел очаг, у очага стоял высокий человек. К стене было прислонено короткое копье, с каким обычно устремлялись на врага всадники Срединной Державы.
   - Отец! - воскликнул Дэвоур, бросившись к кшатрапавану, но его тут же отдернули назад.
   - Слава богам, ты жив! - одними глазами улыбнулся Сугдиян. - Оставайся там. Не надо искушать этих людей и давать волю их злым намерениям.
   - Что бы ты понимал в воле и намерениях! - резко сказал Уртум.
   - Я понимаю, что жрец, который ввязывается в мелкие разборки торговцев, утрачивает милость Всевышних, - отозвался Сугдиян. -Жрец велик своими заслугами перед людьми, а не нарушением их прав.
   - Замолчи, несчастный! Даже в самой мелкой ссоре для посвященного может заключаться воля богов! Если бы ты знал хоть малую толику того, что известно мне, ты бы сейчас на коленях приполз умолять о прощении! Но что тебе известно? Слуга царя... Верни мне свиток!
   Сугдиян вытащил папирус из-за пазухи, но держал над головой.
   - Отпустите Дэвоура. Когда он уйдет, и достигнет ограды лагеря, я отдам свиток.
   - Чтобы он привел воинов Куруша? Ты смеешься над нами?
   - Куда я могу от вас деться? Чего вы боитесь?
   - Отдавай свиток, или твой Дэвоур... - Уртум сделал знак одному из служителей, и тот занес кинжал над мальчиком.
   - Отпустите его! - яростно выкрикнул Сугдиян.
   Старик обернулся. Сугдиян стоял над очагом, держа папирус на вытянутой руке над огнем.
   - Отдай, и я отпущу его, - произнес старик как будто с угрозой в голосе, но за угрозой его различался страх.
   - Я досчитаю до трех, жрец- спокойно, но решительно оповестил его Сугдиян.- Раз. Два!
   Старик сделал легкий знак головой, и на Сугдияна кинулось сразу двое служителей Харна. Тот разжал пальцы - и свиток упал в огонь.
   - Достаньте свиток! - завизжал старик, выпуская руку Дэвоура.
   - Беги, Дэвоур! - успел крикнуть Сугдиян - и его копье скрестилось с кинжалами прислужников Харна.
   Проскользнув меж ног старика, Дэвоур кинулся наружу. Заотар замер в нерешительности. Бежать за Дэвоуром самому было бесполезно - мальчишка давно скрылся из виду. Посылать кого-то из младших служителей? Или бросить всех на Сугдияна, чтобы успеть забрать свиток, прежде чем он сгорит?
   - Сюда! Все сюда! - заверещал маг. - Скорее, убейте же его! Гоните прочь от огня!
   Но Сугдиян встал твердо меж огнем и нападающими, не подпуская никого к дымящемуся папирусу.
   Возле очага места для нападения было мало, кшатрапаван искусно отбивался, орудуя коротким копьем и небольшим острым кинжалом. Двое из нападавших, скуля от боли, отвалились прочь с разрубленными руками и проколотыми бедрами. Однако шестеро остальных нападали все яростнее. Из плеча, из ноги Сугдияна струилась кровь. Он не замечал ран. Еще одного нападающего, сунувшегося забрать свиток, он толкнул в огонь. Тот со страшным ревом выскочил из очага и бросился прочь, закрыв лицо руками и не разбирая дороги.
   - Что же вы делаете?! - возмущался старик. Выхватив кинжал, он червем проскользнул меж сражающихся - и вогнал лезвие в грудь Сугдияна.
   Кшатрапаван замер на миг, схватившись за грудь. Последним взглядом окинул он горящий свиток - тот почернел и искорежился, букв на нем было уже не различить. Потом в странном спокойствии оглядел он мечущихся вокруг слуг Харна, увидел лицо мага, наполненное ненавистью и сомнениями. Откуда-то издалека донесся крик Дэвоура: "Отец!" Но ответить он уже не смог, и упал под ноги своим врагам, кинувшимся через его бездыханное тело спасать бесценный свиток, безвозвратно превращавшийся в пепел.
   Глава 15. Искупление.
  
   В узкое оконце сочились белые снопы света, выхватывая среди сгущения сонных теней широкие миски с обручами, кожаные бутыли и деревянные черпаки. Гость неуверенно сидел на краю лавки, отодвинув с сторону бронзовую кирку и скомканное суконное полотнище.
   -Я знаю, зачем ты пришел, - густые брови Белого Ведуна чуть шевельнулись.
   Оршич боязливо поднял на него почерневшие, усталые глаза.
   -Я совсем запутался... - голос его дрожал. -Во всем свете только ты один и можешь мне помочь.
   -А заслужил ли ты помощь? - от кудесника веяло холодом.
   Княжич поник.
   -Да, -заговорил он угрюмо, - я совершил много ошибок. Разрываясь между исканьями духа и зовом власти, я попрал людские законы и прогневил небеса... Так неужели же нет мне прощенья? Неужто ничем не могу искупить я свою вину?
   - Все ли ты мне рассказал? Во всем ли признался сам себе?
   В отчаянии Оршич закрыл лицо руками.
   - Да, я знаю, что погубил много людей. Я нещадно использовал тех, кто брался мне помогать, сам же ничего не делая для их спасения, - княжич взглянул на Белого Ведуна решительным взглядом, внезапно стиснув рукоять кинжала. - Но я искуплю свою вину.
   -Не мне решать твою судьбу, -Белый Ведун покачал головой, опустив тяжелую ладонь поверх руки княжича, сжимавшей кинжал. -На то есть воля Предвечных. Освободят ли от гнета душевных тяжб иль заставят держать ответ за содеянное -мне то неведомо. Не торопись вспоминать древние обычаи : не все в этом мире можно искупить жертвенной кровью. Возможно, тебе предстоит пройти и через более тяжелые испытания.
   Измученному княжичу очень хотелось хоть что-то сказать в свое оправдание. Только что готовый проститься с жизнью, он вдруг осознал, что не все еще кончено и торопливо принялся изливать душу перед отшельником.
   -С измальства я стал изгоем в своем отечестве, -заговорил он хмуро и сбивчиво. -Опоры и отрады ни в ком не имел. Оттого и брел по жизни напролом -как осиротевший олененок, брошенный в чаще... Как слепец пробирался наугад -оступался, падал и снова вставал.
   -Отчего ж ты пренебрег тогда небесным даром? -строго и без всякого снисхождения вопросил старец. -Почему бросил своего пифийского наставника? Судьба дала тебе в руки путеводную нить, которую ты сам же оборвал. Еще там, на Парнасе, ты мог найти ответы на все вопросы и понять свои цели в жизни.
   -Я виноват, -потупился Оршич. -Затмение нашло на меня... Но разве ж, -тут он немного осмелел, -всякое событие, происходящее с нами, не есть знак и воля богов? Тот перс в Беотии... Могла ли быть случайной наша встреча?
   -Эта встреча едва не стоила тебе головы, -напомнил кудесник.
   -Да, -охотно подтвердил Оршич, - но она же и подтолкнула меня к прозрению. Теперь я знаю, для чего мне жить!
   Княжич осторожно коснулся рукава отшельника.
   -Всемудрый старец, я знаю -ты милосерден! Слаб человек, и зыбок путь его среди соблазнов мира. Но кто как не ты, прозревающий истоки человеческих заблуждений, способен понять и простить немощного, сбившегося с ровной дороги на пыльную колею. Душа моя вопиет о спасительном свете, сердце жаждет вкусить истины и правды мира. Не откажи мне стать моим наставителем под солнцем и луной!
   Белый Ведун был невозмутим:
   -Как я уже сказал тебе, не в моей власти наказывать или прощать. И не мне определять твою участь. Это сделают те, кем установлены порядки для неба и земли, -он поднялся с лавки. - Порешим так: если доля твоя окажется удачливой, я возьму тебя. Ежели нет -никто и вовек не сыщет твоей могилы.
   -Я ко всему готов! -пылко заверил Оршич.
   Старец указал на столешницу.
   -Пока можешь отдохнуть с дороги и подкрепить силы кашей из вареной репы. А к вечеру Атай проводит тебя туда, где все свершиться согласно высшему провидению.
   Выйдя из хижины и притворив за собой дверь, Белый Ведун кликнул Атая.
   -Ты хорошо запомнил то место, где находится Земляная Голова?
   -Это там, где я видел Деву? -удивленно поднял брови юноша. -Такое не забывается...
   -Как начнет смеркаться, сведешь туда брата Собадака.
   -Зачем, учитель? -растерялся Атай.
   -Оставишь его там до утра, -голос старца был жестким. -Если выживет -приму к себе. Сгинет -в том его венец и избавление.
   Атай почесал лоб:
   -Там так много разных ходов...
   -Эти ходы связаны между собой в единую длинную сеть, -поведал Белый Ведун. Эллины называют ее Лабиринтом. Такие лабиринты есть и в Светозарном Граде.
   Кудесник посмотрел на юношу каменным взглядом:
   -Перворожденные явили тебе свое высокое расположение, позволив выжить там. Ходы эти таят в себе неисчислимые опасности.
   Атай почувствовал смятение:
   -Учитель! Если судить по тому, что я видел в судьбе этого человека -он обречен... Душа его запутана и он не пройдет. Не сможет там, не осилит...
   -Предоставим все высшему промыслу, -безлико произнес Белый Ведун. -Каждое наше деяние в мире создает мудреную вязь последствий. Порой эти последствия сильно изменяют контуры реальности. Они как эхо, сопровождающее голос, как отпечатки ног, остающиеся на песке. Обратить их вспять нельзя, но через них, словно через лесные дебри, можно пробиться к спасительному свету искупления. Тогда обновленный поток жизни повлечет человека к высоким свершениям.
   Отшельник ободряюще положил руку на плечо Атаю.
   -Доверимся силам Мироздания. Если этот человек нужен им, они не дадут ему пропасть.
   Юноша не отважился спорить с учителем, хотя в сердце мелькали неясные сомнения. Он чувствовал невольную жалость к своему единоплеменнику.
   "Учитель никогда не ошибается," - только это здравое соображение позволило Атаю отогнать невеселые думы.
   Когда небо над лесом сделалось пепельно серым, дымчатым, юноша разбудил Оршича, который прикорнул на своем дорожном мешке, сраженный усталостью.
   -Надо идти, -шепнул он ему.
   Княжич потер лицо и безмолвно поднялся на ноги. В глазах его читалась отчаянная решимость с оттенком обреченности.
   Лес уже остыл. Стало совсем прохладно и птицы почти умолкли в ветвях. Зато оживились лягушки и сверчки, а воздух сделался душисто-сладким. Атай шел уверенно -без волнения, без лишней поспешности. Давно изучив все пределы этого зеленого царства, он легко находил тропы в гуще густарников и древесных стволов. В узких прорехах высоких крон, шевелящихся словно мохнатые щупальца, улыбалась луна. Однако уже скоро даже легкий ветерок утих. Лес будто замер, а в его прозрачном покое отражалались самые слабые звуки: шелест падающего листа, писк мошки, плеск далекого ручья. Под ногами похрустывали сосновые иглы; капли росы, звеня, ударялись о щеки.
   Оршич поспевал за своим провожатым и за все время пути ни сказал ни единого слова, не задал ни одного вопроса. Атай только слышал позади себя его глубокое, тяжелое дыхание. Наконец они выбрались к лощине.
   -Смотри под ноги, -предупредил юноша, - тут всюду пни и коряги.
   Оршич послушно кивнул, но вдруг застыл, как вкопанный. Даже в сгустившейся темноте были отчетливо видны очертания причудливого холма. Распознав его форму, княжич растерялся.
   -Это тут? -спросил он дрогнувшим голосом, указав на Земляную Голову.
   -Да, -подтвердил Атай. -Мы пришли.
   Лунные блики падали в провалы глазниц, обрисовывали контуры носа и ощеренный рот. В темноте холм смотрелся действительно устрашающе.
   -Ты ведь войдешь со мной внутрь? -с робкой надеждой посмотрел княжич на Атая.
   -Нет. Ты войдешь один. А я приду за тобой на рассвете.
   Оршич боролся со своими чувствами.
   -Почему было не взять факел... -пробормотал он себе под нос.
   -Это лишнее, -Атай сразу вспомнил, как учили его самого. -У тебя есть глаза -они увидят. У тебя есть уши -они услышат. Прощай. Я останусь здесь.
   Княжич было обернулся к нему с пронзительной тоской, но затем могучим усилием совладал со своей слабостью. Тряхнув головой, точно сбрасывая с себя паутину сомнений, он зашагал к холму.
   -Прощай! -тише шелеста трав прозвучал его удаляющийся голос.
   Сделав несколько решительных шагов вперед, Оршич пригнулся и скрылся в округлом проеме...
   ...Утро бойко раскрасило лощину световыми узорами. Запели соловьи, застрекотали кузнечики. Атай провел ночь на маленькой полянке среди пней, завернувшись в холщевый плащ и подложив локоть под голову. Растерев веки после крепкого сна, он встал на ноги, отряхнулся и свернул плащ. Нужно было идти за княжичем.
   Однако когда взгляд юноши упал на озаренный солнцем холм, он не поверил своим глазам. Вся Земляная Голова изошла глубокими трещинами.
   "Что еще за невидаль такая", -досадливо подумал Атай и сердце его учащенно забилось.
   Отгоняя тяжкие предчувствия, он поспешил к провалу.
   Оршича он нашел сидящим на земле в одной из пещер. Княжич не шевелился, но глаза его были открыты. Атай очень тихо, крадучись, подступил к нему и вгляделся в черты его мертвенно бледного лица. Они изменились до неузнаваемости. Еще кожа его покрылась сетью широких морщин, а черные как смоль волосы подернула снежная седина. Но Оршич, похоже, был жив. Припав к его груди, Атай различил слабое, приглушенное дыхание.
   Княжича не сразу удалось привести в чувство. Атай тряс его, ударял по щекам, растирал виски. Уже выбившись из сил в тщетном старании вернуть его к жизни, юноша увидел, что тот наконец встрепенулся всем телом. Подхватив Оршича, ставшего легким словно пух, Атай выволок его из пещеры наружу. Там, в лощине, он положил его на свой плащ, прислонив головой к пню. Способность различать вещи тоже вернулась к княжичу не сразу.
   -Мы долго шли по чужим следам, -забормотал он что-то несвязное, -но имен наших не было в списках неба...
   Атай с силой потряс его за плечи.
   -Эй, княжич, очнись! Ты узнаешь меня? Ты помнишь, кто ты?
   Уже много позже, когда юноша отпоил его настоем облепихи из своей фляги, Оршич сумел вернуться к действительности. Он не без труда вспомнил события, которые привели его в Запретный Лес, а также все то, что происходило с ним в подземных коридорах Земляной Головы.
   -Сначала были голоса, -заговорил он, теребя переносицу. -Женские и мужские. Я думал, сведут меня с ума. Везде меня преследовали. Хотелось даже голову разбить об стену... Потом смех. Низкий такой, старческий. Убежал от него, а тут, -княжич содрогнулся всем телом, -появились они. Большие вороны. Напали на меня со всех сторон, стали клевать. Я отбивался как мог, срывал их с себя, швырял об землю... Но что я мог? Их были целые полчища.
   -Что потом? -Атай снова тряхнул Оршича за плечо. Ему показалось, что тот опять теряет сознание.
   -Боль, -выдохнул княжич, закрывая лицо руками. -Лютая нечеловеческая боль, какой я сроду не знавал. Эти мерзкие твари выклевали мне глаза, отгрызли нос и пальцы...
   -Как это? -Атай внимательно оглядел княжича с ног до головы.
   -Тогда я еще не знал, что это все не по-настоящему, -объяснил Оршич. - Но это было настоящим! С все чувствовал, все вытерпел! Долго потом лежал без чувств. Пришел в себя -сразу всего себя ощупал. Вроде все было на месте. Зато стали кровоточить стены. Щелями везде разверглись и хлынули красными горячими ручьями. Липкими совсем. Пещера заполнилась вмиг -едва не захлебнулся...
   Оршич перевел дух, потянувшись к фляге.
   -Видно, тяжко тебе пришлось, -признал Атай. -Сполна натерпелся...
   Юноша вдруг подумал о суровой непреложности мировых законов. Старец был прав: каждое людское деяние тянет за собой длинный след событий. Но как же безжалостна жизнь, заставляющая расплачиваться за все свои провинности и ошибки!
   -Было еще много всякого, -губы Оршича непроизвольно скривились. -Страшно было. Камни ползли за мной следом. Все время следил, как бы беда не стряслась. Не сладил все ж таки с собой -бежать попытался. Ну, и попал в замурованный склеп. Как очутился там, не знаю. Стены отгородили со всех сторон. Закричал, а что было толку? Помощи ждать неоткуда, пути дальше нет. Не помню, сколько там пробыл. Пить хотелось без меры. Стал искать везде воду и нашел -ручеек бежал из стены в углу. Вроде стало легче, а то язык совсем пристал к гортани. И вот смотрю -тело начало пухнуть, раздулось, покраснело. Заметался, да было уже поздно! Кожа лопнула, как бычий пузырь, и вода отовсюду из меня начала сочиться... Тут думал, точно конец. Не знаю, что было бы, если бы не нашел цветок в расщелине. Или незабудка, или белый пион. Как сорвал его -так и отрада пришла, покой и забытье. Больше ничего не помню. Провалился куда-то, а там уж тебя увидел...
   Атай немного помолчал в раздумье, а потом уверенно встал на ноги.
   -Поднимайся, -сказал он княжичу, протягивая ему руку. -Нас ждет наставник. Забудь обо всем, что видел. Ты теперь другой, и твое прошлое осталось там, под землей. К нему нет возврата.
   Хотя Оршич был еще очень слаб, он сумел приподняться с помощью своего спутника и они медленно двинулись в обратный путь.
   Кудесник встретил их у входа в хижину.
   -Небо тебя пощадило, -молвил он, внимательно осмотрев сильно постаревшего княжича, -сохранив твою жизнь и рассудок. Ты сполна искупил свою вину перед созидателями этого мира. Но дальнейшее будет зависеть только от тебя. Ты должен правильно распорядиться дарованной тебе милостью.
   -Я все понимаю, -тихо отозвался Оршич.
   -Ты сейчас как вновь родившийся -будешь учиться делать первые шаги по жизни. Так не повторяй прежних ошибок. Второго шанса у тебя уже не будет.
   -Все выполню, как повелишь, -поклонился старцу Оршич. -Не откажи наставить и просветить в умении понимать себя и мир. Клянусь, что стану служить тебе до последнего вздоха.
   Белый Ведун прикрыл глаза.
   -Пусть будет так, как положено Перворожденными. Имя же тебе отныне будет иное. Ты очистился от своего прошлого, и потому тайным твоим именем будет Хатор - Прощенный. Храни его от всех в тайнике сердца и в молчании уст.
   Оршич поклонился с искренней радостью.
   - Это, - кудесник обвел рукой своды леса, - теперь твой дом. Ступай в хижину, а с завтрашнего утра начнешь постигать естество Мироздания под моим присмотром.
   Оршич вдруг расправил плечи и глубоко вздохнул. Давящие воспоминания наконец отпустили его, и он уже с легкой душой вспомнил события, которые так долго гнал от себя...
  
   Глава 16. Предначертание.
   -Однажды наставник Феопомп рассказал мне о некоем Аристее, человеке, написавшем труд "Аримаспейя", -невольно вспомнилось Оршичу в беседе с Белым Ведуном. -Он пояснил, что это был могучий маг, посвященный в тайные знания страны Даария. Не выходя из дверей своего дома, он мог путешествовать по разным ее уголкам.
   -Я знаю, о ком ты говоришь, -ответил старец. -Аристей - первый и единственный выходец из эллинского края, посвещенный в искусство Небесного Парения. Его учителем был Олен-Предначальный.
   -Как же он мог путешествовать по Светозарному Граду, оставаясь в Элладе? - с недоумением спросил Атай.
   -Это высшая ступень в освоении небесного мастерства. Она зовется Странствием в Облаках и достигается через раскрытие в себе Светлого Усилия. Тот, кто ее постиг, может переноситься с края на край земли только лишь силой мысли.
   -То есть, твердое тело при этом остается на месте? -уточнил Атай.
   -Да, - подтвердил кудесник. - Плоть бездвижна, но светозарная колестница духа уносит человека в заоблачные выси.
   -Как же можно достичь подобного? - решился спросить Оршич, только еще начинавший осваивать первые азы учения.
   -Не имей формы, и тебе покориться пространство, - в бороде старца появился проблеск улыбки.
   -Но как можно не иметь формы? -допытывался княжич.
   -Дух - основа, - напомнил кудесник, - и он бесплотен. Это невидимый стержень нашего существа, однако ему предпослана главная движущая сила. Дух не имеет формы, его одеяние прозрачно. Потому я назвал бы его Первичной Тканью. Однако на эту ткань наслаиваются другие, подобно тому, как на конопляную рубаху человек надевает холщевый кафтан, а потом еще плащ. Одеяния нашего существа таковы: Ткань Духа, Ткань Чувства, Ткань Природного Вещества, Ткань Однородных Начал, Ткань Разума и Ткань Плоти. Тяготы человека проистекают от того, что эти Ткани болтаются на нем как разрозненный ворох трапичной мишуры. Они не составляют единого облачения. Не умея ими толково распоряжаться, человек не может являть собой цельного существа, управляющего своей судьбою.
   -Я понял, учитель! -радостно сообщил Атай. -Не иметь формы, значит объединить все свои начала под главенством духа.
   -Ты прав, -одобрил кудесник. -Как я толковал уже не раз, став цельностью, мы обращаемся в однородный слепок самого мира. Мы получаем его предвечные свойства. Все дальнее становится для нас близким, тяжелое -легким, невыполнимое -обыденным. В способе Странствия в Облаках каждая ткань человечьего естества усиляет другую, чтобы с помощью Светлого Усилия дать воспарить духу на крыльях свободы. Небо и звезды превращаются в опору для наших ног, стихии земли -в путеводный ветер.
   На лбу Оршича залегла складка.
   -Дозволь сказать, учитель, -промолвил он задумчиво. -Вот я изрядно поколесил по миру, но ни на Боспоре, ни в Элладе, ни в Персиде не встречал умельцев, облеченных даром парения. Выходит, перевелись на свете такие молодцы, как Аристей?
   -Люди увязли в хаосе, душевном разладе и буйстве страстей, -нахмурился Белый Ведун. -Поэтому Перворожденные давно отвернулись от них и не желают учить неразумных, ослепленных мнимым величием.
   -Но разве ты, учитель, не принял на себя их наследие? -отважился возразить княжич, однако сразу же пожалел о своей дерзости.
   Кудесник посмотрел на него глубоким лучистым взглядом.
   -Я был свежим ростком, не зараженным гнилью людских соблазнов; молодой порослью, стремящейся к солнцу. Предвечные Созидатели сами определили мою судьбу и я не пытаюсь искать здесь причины. Мне был предначертан этот путь...
   Старец лишь немного прикрыл глаза и время словно обратилось для него вспять. Он снова был ребенком, ошалело разглядывавшим гигантский каменный шпиль с восьмиконечной звездой, возвышавшийся над бухтой. А ноги уже сами несли его по извилистой дорожке среди обтесанных валунов...
   Вот впереди показался полисад из толстых бревен с рубленным проемом, а за ним -двускатные кровли с коньками в форме женских голов в зубчатых кокошниках. Сильный порыв ветра налетел со стороны колышущихся темных вод. Перед Скилом сразу закружились красные и желтые лепестки цветов; они зарябили перед глазами, коснулись горячих щек. Он и не понял даже, как очутился в самой середине шумного хоровода, который водили девушки в белоснежных платьях с длинными заплетенными косами. Все они задорно пели и улыбались, а одна надела на голову мальчику свой венок. Скил попытался протолкнуться через них, но девушки лишь уплотнили круг, не позволяя ему уйти.
   -Отпустите же его! -мягкий, но требовательный голос заставил стайку веселых плясуний разбежаться в стороны.
   Перед Скилом стояла женщина в жемчужной диадеме. Черты ее лица были очень правильными и излучали какую-то особую величественность, во взгляде больших черных глаз с длинными рестницами ощущалось умение повелевать. Все ее одеяние составлял плащ из белых птичих перьев, в правой руке был зажат жезл с навершием в форме журавлиной головы с высоким хохолком.
   -Ну здравствуй, странник, -произнесла женщина и уголки ее красивых тонких губ тронула улыбка.
   -Здравствуй, хозяйка, -мальчик поклонился ей в пояс. -Как велишь тебя величать?
   -Зови меня Белой Девой, -ответила она. -Не устал ли ты с дороги? Не голоден ли?
   -Нет, -Скил отрицательно покачал головой, -благодарю тебя за заботу. Мне б только пса моего сыскать, да поскорее домой вернуться.
   -К чему же спешить? -Белая Дева приподняла брови. -Разве ты не хочешь посмотреть наш град и его красоты, увидеть дворцы и хранилища?
   -Да я б хотел глянуть, -растерялся мальчик. -Хоть одним глазком. Но отец дома дожидается. Боюсь, тревожиться будет старик...
   Однако сильное любопытство уже разбередило его сердце, и он терялся в сомнениях.
   -Ладно, -решился Скил, -будь по-твоему. Гляну совсем чуть-чуть и сразу назад.
   -Вот и хорошо, -сказала Белая Дева. -Дай мне руку. Я покажу тебе Страну Богов.
   Мальчик робко протянул ей ладонь и тут же почувствовал горячее прикосновение, от которого ум его растекся, как пар. Белая Дева сжала пальцами его руку и вот уже земля под ногами Скила куда-то отдалилась, отодвинулась, а вокруг разверглось пустое пространство, пышущее душистой свежестью. Он словно поплыл в обширном белесом просторе, не сознавая более тела, а внизу потянулись причудливой вереницей изгибы гор, вод и каменных строений. Какие же они стали маленькие! Мальчик смотрел на них с высоты облаков и птицы парили рядом с ним, разведя в стороны гордые крылья. Но как же это? Он и сам парил, будто птица, а воздух удерживал его в своей прозрачной, но незыблемой толще, постремляя вперед вместе с волнами рокочущего ветра.
   Зеленые поля с прожилками голубых рек, курчавые склоны и мелкие, точно разбросанный бисер, деревянные постройки внизу. Люди -как муравьи, ползающие по кочкам. В этом необъятном обозрении земля чем-то напоминала ковер, сотканный из разноцветных ниток. Здесь сочетались и округлые, и волнистые, и прямые линии; замысловатые узоры, тона и полутона. Все это было удивительным и непривычным. Это была совершенная свобода, неограниченная радость преодоления всех пределов. Кружение в поднебесной выси наполняло уста Скила вкусом сладкой росы, а голову -дурманом, будто он снова попробовал отцовского напитка из перебродившего меда.
   Мир тек под ним, точно волшебный мираж. Загадочные дома в форме цветков, шпили и конусы с шарами на макушке, каменные и деревянные стены, огранявшие бурые, зеленые и желтые участки со множеством дерев. Все это сын Арпанфа видел столь же явно, как свои пальцы. Но это была совсем иная реальность, о которой прежде он ничего не знал. Когда земля вновь увеличилась в размерах -сильно очертились узлы горных хребтов, хрустальные блюдца озер и вены дорог, растянувшиеся среди колосящихся травой пастбищ со стадами коров и овец.
   Белая Дева опустила мальчика на поляну перед тремя строениями, подобными по виду священным капищам. Ноги его так мягко коснулись земли, словно и не было этого безопорного парения в заоблачной вышине. Еще не вполне сознавая то, что с ним приключилось, Скил уже разглядывал перед собой замысловатые стены и деревянные покрытия сооружений, обнесенных палисадом. Центральное, стоящее на платформе со ступенчатой лестницей, было очень похоже на огромного филина с человеческим бородатым лицом, в глазницах которого пылали светильни. Конусовидные постройки по краям украшались фигурами журавлей с распростертыми крыльями.
   Похоже, мальчика уже ждали. Едва он сделал шаг к капищам, навстречу ему из калитки палисада вышли четверо старцев в длинных голубых накидках, волочащихся по земле. У всех -островерхие малиновые шапки с золочеными лебедиными крыльями; русые волосы, рассыпанные по плечам; бороды до самого пояса и посохи, увенчанные оленьими головами с ветвистыми рогами.
   Скил растерянно обернулся к своей проводнице, но Белой Девы, похоже, и след давно простыл. Он стоял на поляне один.
   -Это тот самый мальчик, о котором нас предупреждал вчера Мудрейший? -спросил остальных самый высокий старец с удлиненными чертами лица и маленьким ртом.
   -Да, это он, -подтвердили те таким равнодушным и безличным тоном, будто Скила тут и не было. -Ошибки быть не может.
   -Ну наконец-то, - удовлетворительно вздохнул высокий старец. -Давно дожидаемся. Я вижу, из него выйдет хороший Страж.
   -Какой еще страж? - не понял Скил, почувствовав испуг. -Вы обо мне говорите?
   -Ошибки быть не может, -повторили старцы.
   -Да, -подтвердил высокий. -В Небесной Книге Судеб сказано: Скил, сын кожевника Арпанфа из племени борустенитов, станет Хранителем Сокровенной Заставы. Такова предреченная воля Неба. Жизнь его положена на служение благу Послерожденных по велению Богов.
   -Да подождите же вы! -мальчик от страха выпучил глаза. -Какое служение? Я домой хочу! Я пришел сюда только за своей собакой и должен вернуться назад.
   -Ты вернешься, -заверил высокий старец таким глубоким непререкаемым голосом, что Скил даже не нашел в себе силы, чтобы возразить. Он так и стоял с раскрытым ртом, а в голове его снова стелился клубящийся туман. Пространство и время вокруг словно замерли.
   -Вернешься, -где-то в самой глубине его сознания прозвучали чистые и звенящие, будто журчанье родниковых вод слова, -когда сполна узнаешь, что такое жизнь, мир и человек. Когда освоишь Предвечную Мудрость земли и станешь достойным своего высокого удела.
   Над всеми тремя священными капищами забрезжили еще робкие, мерцающие огоньки -светящиеся обручи, словно оброненные богами в мир, чтобы прогнать серый сумрак с уже начинающего вечереть небосклона...
   Глава 17. Степной путь.
   Беседы с Курушем доставляли Оршичу подлинное наслаждение. При всем своем высокомерии и гордыне младший брат царя был поистине образованным и умным человеком, легко схватывал новые знания и умело ими пользовался.
   Куруш пригласил его и на завтрак. Они вели беседы об идеях одного философа из Атен - сам философ у себя на родине почтением не пользовался, но его ученики быстро подхватили его идеи и разнесли их по всем городам Ионии. Внезапно в шатре появился воин-лидиец, тащивший за руку заплаканного подростка - Оршич видел его вчера у Сугдияна и знал, что его зовут Стозар.
   - Прибежал к воротам лагеря, - сообщил воин, - говорит, Сугдияна убили.
   - Убили, убили! - кричал Стозар, пытаясь перекричать собственные рыдания.
   - Успокойся! - резко повысил голос Куруш. - Кто убил? Когда?
   - Сегодня на рассвете. Не знаю, кто!
   - Мы разберемся, - Куруш взглянул на Клеарха. - Насколько я понимаю, не всем по душе мое примирение с братом. Кому-то явно нужно испортить наши отношения.
   - Ты полагаешь, его убил кто-то из тех, кто не желает мира между вами?
   - Я прошу тебя это выяснить.
   Военачальник поклонился.
  
   Пепел был еще теплым. Тело отца кто-то убрал, и все следы недавней схватки были заботливо скрыты.
   Дэвоур нагнулся над очагом и стал разгребать погасшие угли. От свитка не осталось совсем ничего, и свою тайну - ради разгадки которой Уртум готов был пойти на все - он надежно схоронил в небытие. Только тонкая бронзовая палочка, на которую был намотан свиток, должна была уцелеть, и Дэвоур вскоре нащупал ее в горстке пепла.
   - Я так и знал! - незаметно появившийся в лачуге Уртум бодро схватил Дэвоура за руку и вырвал палочку. - Тут где-то должен быть и второй, осмотрите все!
   Вскоре Стозар уже стоял рядом с Дэвоуром.
   - Теперь вы мне более не нужны, - брезгливо поморщился Уртум. - Может быть, сделать вас храмовыми рабами? Но нет, - он тут же покачал головой, - я не желаю еще хоть раз в этой жизни увидеть ваши лица. Загубить такое дело! И ради чего? Ради детских забав! Да вы хоть знаете, ЧТО сгорело в пламени этого очага? Надежды тысяч и тысяч людей на великое будущее - найти Светозарный Град! Узнать истинное звучание веры, давшей начало всем существующим культурам и традициям. Все! Теперь этого больше нет! Так какое же наказание будет для вас достаточным?
   - Перерезать горло, и в море! - равнодушно предложил один из помощников. -Рыбам на корм.
   - Просто убить? Это милость, а не наказание. Продайте их торговцам рабами, пусть увезут их куда угодно, лишь бы подальше от нашей земли! Пусть до конца жизни скрежещут зубами и молят о пощаде, но этот конец будет избегать их...
   Утром Дэвоура и Стозара продали за два серебрянных дарика в караван рабов, направляющийся берегом моря в далекую Ольвию.
   Хозяином каравана, состоявшего из четырех надсмотрщиков, десятка наемников -зигов с копьями и секирами, и почти трех десятков рабов, был пучеглазый киликаса Лулит -низкорослый и пузатый человек с хищным носом и скрученной тонкой бородкой. Он перегонял невольников, перекупленных у князей моря -фенехов, чтобы продать их на большом рынке Ольвии. Морем везти рабов было невыгодно - только если сажать их на весла, а тогда лишь немногие добирались живыми до места продажи, - и Лулит давно освоил сухопутную дорогу берегом моря от Халкидики до Ольвии.
   Все рабы были грязными и оборванными, со спутанными волосами и язвами на плечах и руках. От них исходил столь сильный смрад, что даже перехватывало дыхание -видно, их долго держали взаперти. Скованные цепями по двое, они беспомощно спотыкались на рытвинах и ухабах, получая удары бичами от надсмотрщиков, которые погоняли их, двигаясь верхом на лошадях. Еще в караване было несколько телег, груженных какой-то посудой, мешками и кандалами. Их тянули мулы.
   -Не бей так сильно, Махар, - ругался Лулит, - последнюю шкуру с них спустишь. И так товар никчемный, много за него не выручишь.
   -Проклятые скоты едва плетутся, - жаловался косоглазый надсмотрщик в плаще из бараньего меха. -Вино уже кончается, а до Каллатии еще три дня пути...
   Дэвоур брел, словно во сне, прикованный цепью к Стозару. Двойное несчастье, выпавшее на его долю, было слишком тяжело для детских плеч. Стозар как мог пытался утешать друга, но мальчик не слышал его. Более всего Дэвоур корил себя за то, что отец погиб ради его освобождения - а он по глупости своей вновь угодил в неволю...
   Дорога вилась вдоль береговой кромки, утопая в рыжем песке и пыли. Здесь попадались лишь хилые пучки совсем выгоревшей растительности. А солнце пекло все сильнее, иссушая гортань и отнимая силы. Стозар вдруг остановился, потянув за собой Дэвоура. В его почерневших глазах появилось бессмысленное выражение.
   -Что встали? -окрикнул их Махар.
   -Пить... -прошептал Стозар высохшими губами.
   -Ты слышал, Лулит, он просит пить! -рассмеялся надсмотрщик и покачал головой. -Ты будешь пить, когда я тебе разрешу, -он нагнулся к мальчику с коня. - А пока ты еше не заслужил воды.
   Дэвоур, словно придя в себя после глубокого забытья, сверкнул глазами.
   -Мы не пойдем дальше, пока ты не дашь нам воды, -сказал он твердо. Видно, пережитое горе придавало ему сейчас отчаянную решимость.
   -Вот как? -поразился столь непривычной смелости Махар, поднимая плеть. -Это бунт?
   Стозар зажмурился, но Дэвоур не опустил глаз.
   -Стой! - осадил надсмотрщика Лулит. - Это лишнее. Серый мул еле ползет -того и гляди околеет. Распряги его, и пусть эти двое тащат телегу на себе. Привыкают к своей новой доле.
   -Вы поняли, глупые щенки? -довольно оскалился Махар. -Первый и главный урок: раб не смеет прекословить хозяину. Раб -покорное существо, которое во всем должно угождать его воле.
   На подростков накинули широкий кожаный хомут с длинными постромками, крепленными к осям повозки.
   -Пошли вперед! -рыкнул на них Махар, -пока не отведали кнута.
   Подростки с трудом сдвинули с места телегу. Стозар - обреченно, Дэвоур -скрипя зубами от бессильной ярости. Утопая ногами в песке, они поволокли ее среди кочек и бугров.
  
   Военачальники начали расходиться после совета в лагере Куруша. Оршича, выходившего из палатки последним, каран придержал. Взглянув на потерянное лицо княжича, он прочел на нем следы внутренних терзаний.
   -Как ты сейчас убедился, мое примирение с братом невозможно, -тихо сказал Куруш. -Подозреваю, что он умышленно подослал людей, чтобы убить Сугдияна и обвинить меня в смерти своего посла. Клеарх тоже считет, что ему нужен был повод. Так что теперь мое будущее на земле Парсы будет целиком зависеть от меня самого...
   Каран задумчиво прошелся по палатке.
   -И все же, я окажу брату еще одну услугу, - тут его глаза странно блестнули. - Горная земля Пасшада на юге, возле Киллику недавно отложилась от него, и я возьму на себя труд привести ее к покорности.
   -Но что делать мне? - глухо спросил Оршич.
   -Я бы желал видеть тебя в рядах моего войска. Ты мог бы прославиться в сражениях и получить богатую добычу.
   Однако глаза княжича остались равнодушными.
   -Что ж, - вздохнул Куруш. - Если не хочешь отправляться со мной в поход - оставайся здесь и попробуй воплотить замысел погибшего Сугдияна. Я оставляю тебе четыре лоха аргивских копейщиков. Остальное войско ты соберешь сам. Полагаю, к тебе охотно примкнут горные скудры из числа одриссов и галаты. С вадарами попытайся договориться. Большей помощи я сейчас оказать тебе не могу.
   Оршич молчал.
   -Я думаю, ты и с этими силами сомнешь отряды сакутов, которые в последнее время стали еще разобщеннее, -подбодрил его Куруш. -А потом воцаришься в своем краю на заветном троне. Надеюсь, мы с тобой еще встретимся при более благоприятных обстоятельствах, -каран снова загадочно улыбнулся. -Пусть создатели этого мира ниспошлют нам обоим успех в наших начинаниях.
   - Но послушают ли меня твои воины? -с сомнением спросил Оршич. Он начинал все более недоверчиво относиться к своей затее вернуть власть над борустенитами.
   -Я оставлю тебе помощника, -Куруш хлопнул в ладоши, и в проеме шатра показался высокий мускулистый воин в легком полотняном доспехе. - Это Гебелейзис, он из Скудры. Когда-то, как и ты, он прошелся по городам ионаков, набираясь знаний и умений. Теперь желает вернуться в родные Родопы и отличиться на воинском поприще. Он будет тебе очень полезен.
   Гебелейзис, скуластый, черноволосый, с широкими надбровными дугами, невозмутимо поклонился карану.
   -А ты? -спросил Оршич с испугом.
   -Через несколько дней выступаю в поход против мятежников. Флот мой уже готов и стоит на верфях Бизанта. Осталось дождаться подкреплений с Меотиды. Их приведет князь Собадак, один из ваших сакутских вождей.
   -Собадак? -переспросил Оршич.
   Обида и ненависть вновь обожгли его сердце. Неужели его неугомонный брат и здесь его обошел? Княжич опустил глаза с безнадежностью.
   - Нет, почтенный каран, мне твое войско сейчас ни к чему. Я пойду с тобой.
   И вдруг он вспомнил про Дэвоура, сына Сугдияна, о котором и думать забыл в последние дни, поглощенный своими заботами. Но где он сейчас, что с ним?
   В тот же день Оршич попытался собрать сведения о пропавшем мальчике, чтобы отдать последний долг своему ушедшему покровителю - однако следы Дэвоура ему обнаружить не удалось...
   ...Рабов поместили в центре лагеря, разбитого на пригорке у берега моря. После тягот изнурительных переходов по песчаным дюнам надсмотрщики и воины-наемники достали кожаные фляги с последними запасами вина, чтобы залить им свою усталость и скуку. В охранение выставили лишь трех угрюмых зигов с копьями, что тут же отметил Дэвоур. Упускать такой случай было нельзя.
   - Бежим после ужина, - шепнул Дэвоур Стозару, когда уже хмельной Махар неловко отвязал их от телеги. Цепь на них он надел, но позабыл или просто не потрудился заклепать ее на запястьях. Мысли его бродили уже далеко.
   Стозар чуть заметно кивнул.
   Невольникам кинули по куску вяленого мяса и дали глотнуть воды - в том и заключался весь их ужин.
   - Всем спать! - объявил Махар, затянув гнусавым голосом какой-то протяжный мотив.
   Люди равнодушно улеглись на песок, кто где. Дэвоур тоже лег, но постарался поместиться поближе к окраине лагеря.
   Мимо него проехал один из дозорных.
   Быстро опускалась темнота, поглощая пространство.
   Дэвоур, освобождаясь от похолодевших цепей, случайно звякнул железом и тут же в страхе замер. Воин, объезжавший пригорок со стороны моря, придержал коня, а кто-то из спящих надсмотрщиков приподнял голову. Но все было спокойно.
   Новый слабый звук, и вот уже Стозар избавился от тяжелых оков.
   - Пора, - одним дыханием прошептал Дэвоур, - бежим!
   Улучив момент, когда проход между телегами оказался неохраняемым, две маленькие тени скользнули в темноту.
   Однако на беду беглецов погоня появилась раньше, чем они ожидали. Подростки едва успели отбежать от лагеря на сотню шагов, как заржали кони и заполыхали факелы. А вскоре за спиной раздался приближающийся цокот копыт и грязная брань.
   Дэвоур знал, что убежать от лошади немыслимо, но темнота немного помогала беглецам. Оглянувшись назад, он увидел двух верховых, мчащихся за ними следом, и факелы в руках преследователей показались ему горящими глазами древнего чудовища.
   Мальчик бежал отчаянно, из последних сил, готовый скорее умереть на бегу, чем вернуться в караван, но преследователи легко их настигали. Стозар попытался увернуться - как вдруг впереди выросла новая тень, большая, наполненная дыханием множества людей и коней.
   - Помогите! - выкрикнул в неизвестность Стозар с последней отчаянной надеждой.
   - Кто здесь? - послышался говор на ломаном языке вадаров.
   - Во имя всех богов! - Стозар из последних сил бросился к обозначившемуся в сумраке вооруженному отряду. -Молим: помощи и защиты!
   Факелы осветили рослого плечистого воина, в котором Стозар узнал сакута по высокой остроконечной шапке. Всадник натянул поводья и сделал какой-то знак остальным.
   Дэвоура уже окружили, и зиги занесли над ним плети, когда один из них вдруг упал, пронзенный стрелой. Второй в удивлении всмотрелся в темноту - и вдруг с ужасом развернул коня.
   - Скифы! - заголосил он во всю глотку. Этот крик сразу всполошил весь лагерь - степных воителей работорговцы боялись как огня.
   Преследователи ворвались следом за наемником, и схватка, разыгравшаяся у телег, закончилась в один миг. Надсмотрщиков и охранников смяли, один лишь Махар пытался сопротивляться, размахивая секирой по сторонам - и был насажен на копья. Лулит с безумными глазами упал в ноги к князю сакутов. Когда он заговорил, заикаясь, в словах его перемешались страх и негодование.
   -Многие годы хожу с караванами через земли сакутов, -объяснял он князю дрожащим голосом, - но ни разу не нарушил ваших законов! Так почему сейчас вы так сурово поступаете со мной?
   -Эти люди воззвали ко мне, как к спасителю, с именами богов на устах, -ответил ему князь. - Я не в праве им отказать.
   -Не отнимай мое добро! - умолял Лулит. - В прошлом году геты обидели меня, отобрав всю добычу, а теперь ты и вовсе хочешь пустить меня по миру с протянутой рукой. Где же справедливость?
   -В твоем положении нужно думать о том, как сохранить голову, а не добро, - усмехнулся князь. - А что до твоей бедноты, - он презрительно глянул на золотые браслеты, которыми были унизаны предплечья работорговца до самых локтей, - ты явно не обеднеешь, расставшись с одним караваном невольников.
   Рабы из лагеря тоже начали осторожно приближаться к сакуту, припадая к его ногам и умоляя о заступничестве. Князь осмотрел их изучающим взглядом.
   -Я оставлю тебе тех, кто захочет пойти с тобой добровольно, - решил он, подняв глаза на Лулита. - Остальных отпущу на все четыре стороны.
   -Не губи! - взвизгнул работорговец, ломая руки.
   Большинство невольников оказались эллинами с торговых кораблей, захваченных фенехами, а еще было шестеро рослых трибаллов. Но ни один из рабов не изъявил желания далее делить дорогу со своим хозяином. Все они надеялись вернуться на родину.
   -Пусть идут, куда хотят, -махнул рукой князь, узнав об этом. - Те, кто хочет, могут отправиться в обратный путь вместе с моим отрядом. Прочие же - ступайте! И не забывайте милости князя Собадака.
   Лулиту ничего не оставалось, как смириться.
   Теперь князь внимательно смотрел на двух мальчиков, так и оставшихся стоять перед ним неподвижно.
   - А вы как сюда попали?
   Дэвоур переглянулся со Стозаром. В долю мгновения он вспомнил все, что случилось с ним за последнее время: Школу Воинов, из которой столь внезапно выдернула его судьба, свиток, погибшего отца...
   - Мы ищем дорогу в Светлый Град, - твердо сказал он. - Мы знаем, что путь к нему лежит на север...
   Князь неудержимо рассмеялся.
   -Да, да, -сказал он, покачав головой, -слышал я это предание. Правда, считаю его одной из тех сказок, которые хорошо слушать, сидя у костра на привале. Как же вы собираетесь искать его? Идти через степь опасно - и зверь, и лихой человек может подстерегать на каждом шагу. Да и молоды вы, чтобы за такое дело браться.
   -У нас уже нет другого пути, - грустно поведал Дэвоур. -Мы два сироты, семьи которых гостят в Небесном Саду по ту сторону жизни. Только в Светлом Граде осталось нам искать пристанища и счастья после той несправедливости, которую мы узнали на земле...
   Собадак глубоко задумался:
   "Быть может, встреча эта ниспослана Папаем?" -мелькнуло у него в голове.
   Подростки не знали, что недавно князя постигло несчастье - его старший сын и наследник Оксатр погиб на охоте от клыков вепря.
   -Я могу выделить вам не более четырех молодцов в сопровождение, -наконец заговорил князь после долгого молчания. - Остальные нужны мне в походе. По степному пути вас проводят в мое родовое кочевье на Борустене. Там, быть может, вы сумеете что-то вызнать у стариков, еще помнящих предания наших предков. Но лучше вам будет дождаться моего возвращения.
   И он подозвал к себе четверых дюжих воинов из числа дружинников, дав им указания. Лошадей для подростков взяли из числа караванных жеребцов, захваченных сакутами у Лулита.
   Скрылись вдалеке всадники князя Собадака, а четверо оставшихся с ними ратника раздули почти угасший костер и принялись спокойно готовить ужин. А потом, усевшись вокруг костра, затянули песню.
   Медленно и неторопливо разносились над степью ее звуки. Дэвоур не понимал слов, не понимал их и Стозар, но они оба знали: в ней поется о величии тех просторов, что лежали вокруг, о крае, существовавшем задолго до того, как в него впервые ступила нога человека и который будет существовать даже тогда, когда копыта последнего коня оставят одинокий след на этой выжженной солнцем траве. Таким было начало долгого путешествия Дэвоура и Стозара по необъятным просторам земель, никогда не знавшим плуга, по солнечным долинам, сонным лугам и приречным низинам, пронизанным непокорным степным ветром.
   Дэвоур с непривычным волнением разглядывал то, о чем слышал только по рассказам деда Стозара. Вокруг него была Великая Степь. Здесь каждый звук исходит из единого звука, каждая травинка растет из единого корня. Здесь все на удивление естественно и равновесно, как и положено быть по законам природных сил: бессмертный простор, одновременно притягивающий к себе взгляд и от этого взгляда ускользающий. Бескрайнее море трав -золотых горицветов, белой ветреницы, фиолетовой дурман-травы; ольховые кущи у речных пойм; окаменелые солончаки и колосящиеся полынью хребты плоскогорий.
   Травы степи очень напоминают волосяной покров земли, ручьи и тропы -ее жилы, а холодный и чистый ветер -дыхание. Иногда краски равнин, холмов и луговин почти рассеиваются, превращаясь в прозрачный пух, но потом снова складываются в островки желто-серых и сине-зеленых пятен. А в вышине постоянно клубиться серебристый дым облаков, унося с собой косяки курлыкающих журавлей.
   Здесь каждая мелочь, вроде появления проворного сурка на кочке или вздоха пустельги у ручья -целое событие, из которого составляется полотно степной жизни. Только почему-то все эти события очень похожи на собирание образов в пустоте. Ведь у Великой Степи нет ни начала, ни конца, ни середины. Она -как бесформенный лоскут пространства, преображающийся каждый миг, но при этом остающийся поразительно постоянным.
   В степи все созвучно всему. Выходя за пределы всех привычных знаков и наделяя чувством необъятной свободы, она уводит человека в глубины существования, где он превращается в Странника, следующего по дорогам Жизни, чтобы вернуться в итоге к самому себе. Ведь что есть жизнь, как не постоянное странствие?
   Дэвоуру казалось, что степь подобна огромному свитку, который сейчас неторопливо разворачивается перед ним. Только читать его нужно не только глазами, но еще слухом, обонянием, сердцем. Вникать в бессловесный говор Вечности, звучащий за каждой буквой и угадывать предначалие того, из чего появляются все вещи. Если бы Дэвоура кто-нибудь спросил сейчас, где зародилась жизнь, он не колеблясь ответил бы, что она зародилась в степи - там, где полнота природных свойств еще не исчерпала своей первозданной мощи и наполняет каждую былинку неувядающим духом присутствия богов...
  
  
  
   Примечания
   Борустен - более правильное прочтение названия реки, известной как Борисфен (Днепр)
   Ораль - Арал.
   Клобук -головной убор у скифов, вавилонян и персов.
   Пектораль -нагрудное украшение.
   Табити -богиня огня, именовавшаяся "царицей скифов".
   Канфар -сосуд для питья с двумя вертикальными ручками.
   Армяк -долгополый кафтан.
   Чапак , чекмень -формы мужской верхней одежды у скифов.
   Горит -колчан для лука.
   Килик -сосуд для напитков плоской формы.
   Папай -бог-отец у скифов.
   Вадары - Хор-вадары, или хорваты - известные как сарматы; Май-вадары, или Варканцы - жители Гиркании.
   Кшатрапаван - наместник царя, правитель провинции в Персии (дословно - Хранитель Царства). В греческом это понятие позднее превратилось в Сатрап
   Маги - в Персии - жрецы культа Ахура-Мазды (Ормузда или Асура-Мады). Считалось, что они владеют колдовством.
   Варкана, или Гиркания - персидская провинция по южному побережью Каспийского моря (Гирканское море - Каспийское)
   Уваразмия - провинция Хорезм (Хоразмия, Хорасмия) в Средней Азии
   Заотар - верховный жрец.
   Атраван -зороастрийский странствующий жрец.
   Аристофан -древнегреческий драматург (444-380 гг. до н. э.)
   Ионаки, ионака - так персы называли греков.
   Воху Мана -Благой Помысел а зороастризме.
   Духахва -ад в зороастрийской религии.
   Яшны- зороастрийские гимны.
   Спитама -Заратуштра (Заратустра) -родоначальник зороастризма.
   Анаксириды -персидские штаны в виде шаровар.
   Сепобода -военачальник в Древней Персии.
   Лисандр -спартанский наварх (452 -396 гг. до н. э.)
   Аргбад- персидский начальник городского гарнизона.
   Асуры -демоны или боги.
   Фраваши -благие духи в зороастризме.
   Хазаропатиша -Верховный Советник (визирь) в Древней Персии.
   Ардвисура Анахита -богиня воды и плодородия (перс.)
   Дараявахуш Великий -персидский царь Дарий Первый (522 -486 гг. до н. э.)
   Атены, Атенос -Афины.
   Хшатра(Кшатра) -царь (перс.)
   Гарпии -мифические существа, дочери Тавманта и Электры (греч.)
   Хламида -греческий плащ.
   Феб -прозвище Апполона.
   Пифон -мифический дракон, живший на Парнасе.
   Амфиктионы -союз племен, живших по соседству со святилищем и связанных общим культом.
   Агамед и Трофоний -мифологические зодчие, возводившие храм в Дельфах.
   Гея -богиня (мать) земли (греч.)
   Иерофант -первосвященник.
   Анты -выступы продольных стен здания.
   Апотропеи -рельефные изображения богов -охранителей.
   Экзомида -хитон, крепившийся на левом плече (греч.)
   Экклесия -народное собрание в Афинах.
   Декелея -город в Аттике у подножия Парнаса. Один из важнейших стратегических пунктов афинян, оккупированный спартанцами во время последнего этапа Пеллопонесской войны.
   Никий -афинский государственный деятель и военноначальник (470 -413 гг. до н. э.)
   Архонт -высшая должность в греческих полисах.
   Эргастерий -мастерская для рабов.
   Неокоры -храмовые смотрители и стражи.
   Опистодом -задняя (внутренняя) часть храма, отделенная стеной (греч.)
   Мойры -богини судьбы.
   Энтелехия -"осуществленность" (греч.)
   Плейтра -палочка для игры на струнном музыкальном инструменте (греч.)
   Пронаос -передняя или проходная часть храма.
   Адитон -особая комната в храме.
   Пифия -предсказательница в Дельфийском святилище.
   Теоксении -священные праздненства.
   Мусийские агоны -состязания в исскустве.
   Профеты -толкователи.
   Омфал -древний культовый объект в Дельфах, считавшийся пупом Земли.
   Эпифании -богоявления.
   Ликейский Пан -божество лесов и полей (греч.)
   Ритон -сосуд в виде рога.
   Даария -священная страна Гиперборея.
   Эманация -истечение (греч.)
   Демиург -"творец" (греч.)
   Фарсах (парасанг) -древнеперсидская мера длины, примерно равная 5,5 км.
   Шушинак -ассирийский бог судьбы.
   Ашуры -ассирийцы.
   Ашурбанапал (Ашурбанипал) -царь Ассирии (668 -627 гг. до н. э.)
   Куруш Великий (Кир) -создатель Персидской Державы (559 -530 гг. до н. э.)
   Камбуджия (Камбис) -царь Песии (530-522 гг. до н. э.)
   Ападана -многоколонный дворец (перс.)
   Кардухи -племена из Верхней Мессопотамии (Кордуены.)
   Агни -божество огня в зороастризме.
   Авеста (Зенд-Авеста) -священная книга зороастрийской религии.
   Саошьянты - "Спасители," пророки будущего.
   Фарвардин -один из благих духов Авесты, именем которого назван месяц персидского календаря.
   Фарвардин -Яшт, Замиад -Яшт -зороастрийские тексты.
   Астиаг -царь Мидии (585 -550 гг. до н. э.)
   Адуканиша -месяц древнеперсидского календаря, соотвествующий марту-апрелю.
   Пелуш (Пелусий) - город в Древнем Египте, возле которого в 525 г. До н. э. произошло сражение между Камбизим и Псамметихом Третьим.
   Язаты, "Достойные Почитания" -божества-охранители в зороастризме.
   Дипивара -писец (перс.)
   Лох -боевое подразделение греческой пехоты, равное 256 чел.
   Фенехи -финикийцы.
   Трибаллы -одно из фракийских племен.
   Аризанты -древнейшие маги Мидии.
   Гадес (Аид) -подземное царство у греков.
  
   Персидские провинции
    Великая сатрапия Персия (др.-перс. Парса) (столица Пасаргады (Патрагада))
   o Центральная основная сатрапия Персия (др.-перс. Парса) (столица Пасаргады (Патрагада))
   ? Центральная малая сатрапия Персия (др.-перс. Парса) (столица Пасаргады (Патрагада))
   ? Округ Пайшияаувада
   ? Округ Яутияа
   ? Малая сатрапия Кермания (столица Керман)
   o Основная сатрапия Сузиана (др.-перс. Уваджа) (столица Сузы)
   ? Центральная малая сатрапия Сузиана (др.-перс. Уваджа) (столица Сузы)
   ? Малая сатрапия Элам
    Великая сатрапия Мидия (др.-перс. Мада) (столица Экбатаны, др.-перс. ????????????, Хаг-Матана)
   o Центральная основная сатрапия Мидия (др.-перс. Мада) (столица Экбатаны, др.-перс. Хаг-Матана)
   ? Центральная малая сатрапия Мидия (др.-перс. Мада) (столица Экбатаны, др.-перс. Хаг-Матана)
   ? Округ Кампада
   ? Округ Нисая (административный центр Рей (др.-перс. Рага)
   ? Малая сатрапия Малая Мидия
   ? Малая сатрапия Паретасена
   ? Малая сатрапия Колхида
   o Основная сатрапия Парфия (др.-перс. Партава) (столица Тус, Сусия)
   ? Центральная малая сатрапия Парфия (др.-перс. Партава) (столица Тус, Сусия)
   ? Малая сатрапия Гиркания (др.-перс. Варкана) (столица Цадракарт)
   o Основная сатрапия Хорезм (др.-перс. Уваразмия)
    Великая сатрапия Сарды (др.-перс. Спарда) (столица Сарды, др.-перс. Спарда)
   o Центральная основная сатрапия Сарды (др.-перс. Спарда) (столица Сарды)
   ? Центральная малая сатрапия Сарды (др.-перс. Спарда) (столица Сарды, др.-перс. Спарда)
   ? Малая сатрапия Морские острова (др.-перс. Тияйя Драяхйяа) (столица Даскилион)
   ? Малая сатрапия Иония и Кария (др.-перс. Яуна ута Карка) (столица Галикарнасс)
   ? Малая сатрапия Великая Фригия (столица Келене)
   ? Малая сатрапия Фракия (др.-перс. Скудра)
   o Основная сатрапия Каппадокия (др.-перс. Катпатука)
   ? Центральная малая сатрапия Каппадокия, прилегающая к Понту
   ? Малая сатрапия Каппадокия, прилегающая к Тавру
   ? Малая сатрапия Пафлагония
    Великая сатрапия Вавилония (др.-перс. Бабируш) (столица Вавилон, (др.-перс. ????????????, Бабиру))
   o Центральная основная сатрапия Вавилония (др.-перс. Бабируш) (столица Вавилон, (др.-перс. Бабиру))
   ? Центральная малая сатрапия Вавилония (др.-перс. Бабируш) (столица Вавилон, (др.-перс. Бабиру))
   ? Округ Дубала
   ? Малая сатрапия Ситтасена (Саттагу) (столица Ситтасена (Саттагу))
   ? Малая сатрапия Сагартия (др.-перс. Асагарта) (столица Арбела, (др.-перс. Арбайра))
   o Основная сатрапия Ассирия (др.-перс. Атура)
   ? Центральная малая сатрапия Ассирия (др.-перс. Атура)
   ? Малая сатрапия Заречье (Эбирнари) (столица Дамаск (Дар-Масак))
   ? Малая сатрапия Киликия (Киликку) (столица Тарс (Тарса))
    Великая сатрапия Египет (др.-перс. Мудрая) (столица Мемфис)
   o Центральная основная сатрапия Египет (др.-перс. Мудрая) (столица Мемфис)
   ? Центральная малая сатрапия Египет (др.-перс. Мудрая) (столица Мемфис)
   ? Малая сатрапия Верхний Египет (столица Фивы)
   ? Малая сатрапия Ливия (др.-перс. Путая)
   o Основная сатрапия Нубия (др.-перс. Кушая) (столица Мероэ)
   o Основная сатрапия Аравия (др.-перс. Арабая)
    Великая сатрапия Арахосия (др.-перс. Харауватиш) (столица Хараувати)
   o Центральная основная сатрапия Арахосия (др.-перс. Харауватиш) (столица Хараувати)
   ? Округ Гандутава
   o Основная сатрапия Дрангиана (др.-перс. Зранка) (столица Прада)
   o Основная сатрапия Гедросия (др.-перс. Мака) (столица Пура)
   ? Центральная малая сатрапия Гедросия (др.-перс. Мака) (столица Пура)
   ? Малая сатрапия Оританс (столица Рамбакия)
   ? Малая сатрапия Ариаспа
   o Основная сатрапия Саттагидия (др.-перс. Татагуш) (столица Таксила)
   ? Центральная малая сатрапия Саттагидия 1 (столица Таксила)
   ? Малая сатрапия Саттагидия 2
   ? Малая сатрапия Саттагидия 3
   o Основная сатрапия Индия (др.-перс. Хидуш) (столица Синдимана)
   ? Центральная малая сатрапия Индия 1 (столица Синдимана)
   ? Малая сатрапия Индия 2
   ? Малая сатрапия Индия 3
    Великая сатрапия Бактрия (др.-перс. Бактриш) (столица Бактра, др.-перс. Бактри)
   o Центральная основная сатрапия Бактрия (др.-перс. Бактриш) (столица Бактра, др.-перс. Бактри)
   ? Центральная малая сатрапия Бактрия (др.-перс. Бактриш) (столица Бактра, др.-перс, Бактри)
   ? Малая сатрапия Маргиана (др.-перс. Маргуш) (столица Мерв, (др.-перс. Маргу))
   o Основная сатрапия Согдиана (др.-перс. Сугуда) (столица Мараканда)
   ? Центральная малая сатрапия Согдиана (др.-перс. Сугуда) (столица Мараканда)
   ? Малая сатрапия Дирбаэна
   o Основная сатрапия Гандхара (др.-перс. Гадара) (столица Кандагар, (др.-перс. Гадара))
   ? Центральная малая сатрапия Гандхара (др.-перс. Гадара) (столица Кандагар, (др.-перс. Гадара))
   ? Малая сатрапия Упарисена (столица Кабул (Кабура))
   o Основная сатрапия Ариана (др.-перс. Харайва) (столица Артакоана)
   o Основная сатрапия Саки из-за моря (др.-перс. Сака Парадрая)
   o Основная сатрапия Саки в остроконечных шапках (др.-перс. Сака Тиграхауда)
   o Основная сатрапия Саки, опьяняющиеся хаомой (др.-перс. Сака Хаумаварга)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"