Аннотация: Мы ищем каких-то далеких языческих предков и пытаемся понять, какая была у них вера - а эта вера у нас перед глазами...
Христианство и Русь.
В последнее время все чаще мы обращаемся назад в поиске собственной "самоидентичности". Появилось очень много "древнеславянских" течений, религий, наработок. Но все эти "древнеславянские" наработки подозрительно похожи на перенесенные на нашу почву китайские или тибетские культуры и искусства.
Не исключено, конечно, что, когда с Запада на Русь шло христианство, наше собственное мировоззрение отступало на Восток и сохранилось в более чистом виде где-нибудь в Сибири или в Китае. Однако характерно, что даже среди старообрядцев, ушедших в Сибирь, практически все исповедуют христианскую или близкую к христианству религии. Та же религия, где присутствует Перун, Макошь, Стрибог и другие боги, упоминаемые в Повести временных лет и затем восстановленная Б.А. Рыбаковым, нигде в настоящее время не сохранилось даже частично.
Да и сами имена богов для русского уха звучат непривычно. Ни одно из имен - Перун, Макошь, Стрибог, Семаргл - не сохранило в нашем языке ни одного родственного слова. Чего нельзя сказать, например, о греческом язычестве или о римском - от Ювеналий или названия месяца Март до имен собственных, во многом производных от имен богов - Апполон/Апполинарий, Геракл/Геркулес и т.д; то же самое касается и, скажем, скандинавского пантеона - названия недель в Шведском языке тоже восходят к именам богов - Thorsdag - день Тора, Fredag - день Фрейи, и так далее.
В то же время, скажем, Перун имеет - по крайней мере, некоторые - производные в литовском языке (Пярну)*. Про Макошь сказать сложнее: формообразование похоже на славянскую - "роскошь", но смысла это слово и близкие к нему в нынешнем языке не имеет; зато слово близко к финно-угорским (откуда, похоже, и слово "Кострома"). Не говоря уже о Стрибоге или Семаргле. Перун упомниается в Летописи, но в контексте, в общем-то, довольно узком: как бог дружинников Игоря, Святослава или Владимира (при заключении мира с византийцами дружинники клянутся "Перуном, богом"). В дружинниках же довольно много скандинавов, вероятно литовцев, возможны и другие народы. Остальные боги в летописях не встречаются; Даждьбог упоминается в "Слове о полку игоревом", но это тоже - "значащее имя", "Бог - податель благ", то есть, может выступать как замещение подлинного имени бога.
Есть, правда, один бог, который сохранил свое имя в современном языке - бог скота Волос, допущенный в христианский святец как святой Власий**. Но это, как говорится, исключение, подтверждающее правило. Волос, волосы - безусловно, славянское слово, имеющее и наши корни, и наше употребление. Однако Ярила стал Микулой Селяниновичем (день Николая Угодника - 22 мая - совпадает с древним праздником Ярилы), Перун (если он был Перун) стал Илией (к слову, имя Илия звучит куда более близко славянскому уху, чем Перун - хотя смысла в русском и не имеет), Купала стал Иоанном Крестителем (7 июля)... Причем праздник летнего солнцестояния также присутствовал у очень многих народах и в Скандинавии сохранился до сих пор.
Таким образом, говорить, что восстановленный пантеон имеет отношение к верованиям наших предков, по меньшей мере, рано. Если про некоторых - Ярило, Купала, Лада, Волос - можно согласиться, что они по крайней мере "похожи" на имена славянских богов, то про других - Перун, Макошь, Стрибог - которые, при этом, считаются "главными", это сказать трудно.
Но при этом - что самое интересное - все основные христианские термины выглядят как раз полностью славянскими! Спас, Богоматерь, Крещение, Воскресение - все это слова, имеющие большое количество родственных слов в нынешнем языке, причем из областей, довольно далеких от религии.
--
Небольшое лингвистическое отступление
Как правило, с появлением нового явления, новой области жизни для него появляются и новые слова. Если это "местное" явление, появившееся на "родной" почве, слова для него находятся по аналогии с уже существующими, описывающими родственные (возможно, по случайным признакам) явления.
Но если само явление или понятие "пришлое", и принесено пришельцами из другого народа, то зачастую и термины, описывающие явление, приходят из этого языка.
Такое не происходит только в двух случаях. Первый - если данный термин имеют точный аналог в нашем языке, и означает он именно это же самое. Это характерно для всех слов, описывающих обычную жизнь - всегда найдется аналог для слов "дом", "человек" и так далее. Если же явление новое и необычное, то чтобы его название было переведено, уже должна существовать группа слов, близких по смыслу к данному, и новое образованное слово должно иметь с ними родство.
Так, в двадцатом веке, когда было стремление все сделать "нашим", нашли замену слову "геликоптер", и она прижилась в языке - "вертолет". Потому как было явно образовано по аналогии с "самолетом", который, в свою очередь, восходит к большой группе слов "само" - самосвал, самострел, самопал, самокат (а еще "самодур" и "самодержец"), упоминаясь еще в сказках ("ковер-самолет"). При этом многие другие "русификации" не прижились в первую очередь потому, что относились к совершенно другим группам русификации ("шел в мокроступах по гульбищу на позорище" - шел в калошах по бульвару на спектакль - явно "искусственный" перевод).
Итак, в русском языке было уже слово "самолет", по аналогии с которым можно было создать слово "вертолет" (машина, которая летает посредством "верчения"). Очевидно, что, если бы слова - и соответствующего явления - у нас не было, невозможно было бы и создать никакой аналогии (не с чем)***.
Так, в компьютерной деятельности девяносто процентов терминов - привозные (но не переводные!), за исключением нескольких, которые - по ассоциации - имели отношение к "интеллектуальной деятельности" - память, запись (еще сохранилось название "мышка", но это скорее "по приколу").
В религиозной области, описывающей мировоззрение, картину мира, понятия добра и зла, с терминами следует обходиться еще более осторожно, потому как если в языке, куда эти термины приходят, есть родственные по звучанию, но означающие совсем другое - картина мира может поменяться на прямо противоположную.
В английском повезло слову "devil", производное от Dev, div - но в английском созвучное evil - "зло". То есть, для английского слуха понятно, что означает данный термин.
Но заметим, что это - заимствованный (из греческого) термин (в латинском, к слову, он вообще просто "malo" - зло, тогда как в русском прижились термины "черт", родственный по звучанию "черному", "лукавый" - прямо обозначающий сущность данного существа, "бес" - родственное понятию "отсутствия чего-то", и так далее).
Термины религиозные сохранялись, если не было переводной аналогии или же эта переводная аналогия относилась совсем к другой области. Так в английском языке, несмотря на реформу англиканской церкви (богослужение должно вестись на английском), остались слова "baptism" (крещение, греч.), "trinity" (троица, греч.), Eucharist (причастие, греч.) - прежде всего потому, что перевод их относился совсем к другим областям жизни (baptism - погружение, купание, Eucharist - благодарение).
У нас же слова "Спас", "Троица", "Богоматерь", "Крещение" - имели четкую религиозную окраску и явно адекватно воспринимались населением.
Наиболее интересно слово "крещение". Оно не имеет никакого отношения к греческому аналогу (baptism). То есть, не является переводом, но является очень точным отражением сути христианства. Более того, само слово "крестьянство", хотя и означает "христианство", но происходит от слова "крест". Изначальное созвучие двух слов - имени Христа и креста - придало совершенно новую окраску и новое восприятие сути религии****.
Однако это было бы невозможно, если бы, скажем, слово "крещение" имело, как в английском ("crucifixion" - дословно именно "крещение", "крестование"), совершенно другой смысл ("распятие на кресте", наказание). Крещение в русском языке обрело много производных ("крестное целование", "крестный ход", "крестный", "крестница", "крещение огнем", "креститься" в смысле принять крещение и в смысле осенить себя крестным знамением, "крестный путь" в смысле путь тягот и мучений с восхождением в конце) и стало полностью нашим словом, в смысле "посвящение", "изменение своей жизни путем совершения нового обряда" (ср. "боевое крещение" - начало боевого пути, первая битва, первое серьезное дело).
Какой отсюда следует вывод?
Можно приписать данное совпадение мудрости Кирилла и Мефодия, переводивших христианские книги на старославянский язык и нашедшие точные аналоги. Но сконструировали они их или же нашли уже существовавшими в языке?
Опираясь на приведенное выше лингвистическое отступление, можно сказать, что невозможно сконструировать слово, если у него нет "адекватных" родственников в языке. Если уже нет группы понятий, куда бы новое слово могло вписаться - и по смыслу, и по звучанию (пусть и с нарушением "лингвистических законов", вроде "штыка" - приставки "ш" в русском нет, но созвучие есть).
В данном же случае мы видим полностью "местные" термины, которые имеют смысл и вне религиозного контекста. И я не думаю, что было бы возможно перенести термин "Богоматерь", если бы в картине мира не было понимания, что у Бога может быть мать.
То есть, изначальная картина мира славян, куда приносилось христианство, очень хорошо вписывалась в христианскую картину мира. И потому легкой заменой имен некоторых богов получилось практически христианское мировоззрение.
Отмечу слова, явно древнего славянского происхождения, вошедшие в христианство:
Спас
Богородица
Крещение
Крест
Воскресение/Воскрешение
Рождество
Троица
Храм
Священник/святитель
Причастие (именно Причастие, а не "кош", как у Рыбакова, означает "принадлежность, причастность, сопричастность"!)
Рай (Ирей, Вырей - в противовес греческому Эдему)
Покров
Святки
Слова, относящиеся к внутреннему устройству христианской церкви - начиная от слова Церковь и кончая Ризами - заимствованы из греческого, но они мало касались повседневной жизни людей. Только слово Алтарь (хотя у него есть вариант происхождения "местный", наподобие "Алатырь", но тут, скорее, имеет место преобразования слова наподобие превращения слова "кистень" - так же, следует полагать, и "алтарь", попав из латинского еще до разделения церквей, был преобразован по подобию "янтаря" из "alta are" в Алтарь) вошло в обыденную жизнь ("алтарь победы", "принести на алтарь" и т.д.).
Еще одна группа слов, которой мы, по-видимому, обязаны принятию христианства - это слова "купаться", "купель", "искупаться" и так далее.
Если и не исконно славянскими, то очень давно заимствованными является группа слов с корнем "куп", имеющие значение "собирать вместе", "объединять", "приобретать": совокупность, купля, покупка, купец*****, совокуплять, купить, закуп (холоп, проданный в рабство за долги), выкуп... Отсюда же - из того же смыслового ряда - и слово "искупление", как "расплата", "выплата", "выкуп на волю".
Но именно в христианстве искупление грехов проводится путем крещения - т.е., погружения в купель. Видимо, именно в таком порядке "искупление" -> "искупать"->купель, купаться, - и появился новый ряд слов в значении "плавать", "нырять", являющийся не совсем однокоренным к первому ряду, но имеющий общее происхождение и ставший полностью "нашим".
(А потому название праздника "ночь на Ивана Купалу", скорее всего, появилось уже после принятия христианства. Купала как слово могло существовать и ранее, но в другом смысле - именно раннем, объединения, "совокупления". И только после отождествления дня Иоанна Крестителя с этим днем - и появления слова "купать" в смысле мыть, погружать - Купала приобрело значение "купаться").
В данном случае лингвистические выводы полностью подтверждают версию (см. "История религий"), что "христианство просто дополнило древнюю славянскую языческую картину мира". Даже слово "рай" - славянского происхождения (встречается в Голубиной книге в форме "ирей", "вырей"). А вот "Ад" - греческого ("Аид").
Однако как могло так сложиться, что мировоззрение славян оказалось близко к христианскому? Вряд ли такое могло получиться случайно.
В основном мы основывались на работе М.Ю.Брайчевского "Утверждение Христианства на Руси" [1]. Хотя работа написана достаточно давно (более двадцати лет назад), однако материал, разобранный в ней, является весьма полным, а потому работа представляет ценность и сейчас.
Однако выводы, которые можно сделать на основании разобранного Брайчевским первичного материала, существенно разнятся с его собственными выводами.
Перечисление и разбор первоисточников, сделанный в работе на высоком уровне, мы оставим в стороне, сосредоточившись на выводах.
В последнее время, в противовес с господствовавшей тогда теорией о славянстве Черняховской культуре, можно считать убедительно доказанным тождество Черняховской культуры и готского государства Германариха (совпадения и территориальные, и временные, и этнические). Но это не говорит, что этническое происхождение этой культуры - только готское.
Любая культура существует как некоторая цельность только при условии активного взаимодействия ее носителей, в противном случае она очень быстро (на протяжении нескольких поколений) распадается на ряд субкультур, впоследствии обосабливающихся в отдельные культуры. Равно как и создание новой культуры из нескольких предшествующих происходит в силу возникшей новой политической общности, в рамках которой усиливается взаимодействие представителей разных культур.
Примерно так и обстоит дело с Черняховской культурой. Созданная, как главенствующим народом, готами, она включила в себя скифские, сарматские и ряд протославянских племен, которые, собственно, и стали славянами как единым целым (исключая древнее единство, к которому они, возможно, тоже принадлежали - об этом см. ниже) в рамках готской державы или в связи с противостоянием ей.
Принятие готами христианства неминуемо сказалось и на славянах. Скорее всего, те, кто жил ближе к "метрополии", то есть, к столице готской державы, к жилищу вождей, тоже были крещены; те, кто обитал дальше на север, сохранили свои верования, но и они подверглись сильному влиянию христианства, а потому обнаруживаемые сейчас параллели между славянским язычеством и христианством неудивительны.
Однако готы - в силу чисто исторических причин - приняли арианскую версию христианства, впоследствии объявленную ересью. И, видимо, славяне также приблизились именно к этой версии христианства и первые христиане на Руси были из числа ариан. В 4-5 вв., когда велись наиболее жаркие споры между арианами и православными, ариане действительно рассматривались как "еретики хуже язычников", однако спустя 500 лет, к моменту крещения Руси из Константинополя, данные споры утратили свою актуальность.
Это - практически цитата из работы Брайчевского [1]. Однако выводы отсюда сделать можно разные. Дело в том, что в Повести Временных лет, в рассказе о крещении Владимира, приводится строчка из Арианского символа веры, согласно которой "сын подобосущен отцу". Брайчевский объясняет это спорами между католиками и православными, в которой православные все более склонялись в сторону арианской версии. Однако тот же Тертуллиан, цитируемый Брайчевским, говорил в свое время "верую, бо нелепо", то есть, логическое обоснование того или иного вывода было не столь важно, сколь "боговдухновенность" этого вывода, а потому трудно понимаемый догмат мог вполне существовать сколь угодно долго, и на него могли опираться даже при его кажущейся противоречивости. То есть, суровой необходимости в подобном отступлении от православия у православного монаха - автора Повести - не было.
С другой стороны, для православного монаха изменить свой символ веры на арианский почти физиологически невозможно, как невозможно родовитому боярину подчиниться холопу, или христианину заниматься каннибализмом. То есть, теоретически возможно - но маловероятно.
А потому, гораздо логичнее предположить, что сама запись была сделана арианским монахом. По-видимому, арианство на Руси к моменту крещения от Православия действительно было распространено, были свои монахи - наследники Готской церкви, и они пользовались значительным влиянием. Возможно, именно это - религиозный момент - было формальным признаком разделения Славии, Куявии и Арсании - три Руси арабских авторов: Славия была языческой, Куявия - арианской (как наследница Готского царства) и Арсания - православной, как наиболее близкая к Византии.
Со временем - действительно, поскольку время споров арианства и православия давно прошло и накал страстей угас - арианская церковь была ассимилированна православной, хотя - по косвенным признакам - до 13 века еще встречаются реликты арианского вероисповедания. Но не философские основания арианства, а только люди, в нее входившие, были восприняты православной церковью; хотя, возможно, и какие-то не основные обрядовые моменты вошли в православие, для облегчения его восприятия основным населением.
Итак, принятие ГРЕЧЕСКОГО ПРАВОСЛАВИЯ на Руси, видимо, на самом деле следует связать с князем Владимиром. Однако ХРИСТИАНСТВО было распространено на Руси давно, и Владимир просто выбрал другую ее ветвь. По сути, для основной массы населения, принявшей арианство, почти ничего не менялось - ни имена богов и святых, ни обряды и праздники. А тонкое богословское расхождение о единосущности/подобосущности сына отцу касалось только священников, и, судя по Повести Временных лет, иногда пробиралось на страницы летописей.
Подводя итог, можно сказать, что реальное наше славянское мировоззрение, существовавшее во времена геродотовых сколотов (о происхождении слова Сколоты следует сказать отдельно - см. ниже), с самого начала христианства подвергалось его воздействию. Возможно, на то были другие причины, но, так или иначе, наша нынешняя картина мира, связанная с православием, гораздо ближе картине мира наших предков - до крещения Руси, - чем восстанавливаемые в последнее время различные языческие картины мира, претендующие на роль нашего прошлого.
--
*Возможно, это притяжка, но Per Unus - с латыни может быть переведено как "Ради Единого", т.е., "Ради Бога", (который один). Поскольку в Прибалтике обосновались с 1-го века нашей эры довольно большое количество беглых римлян (причем христиан, бежавших от преследований Нерона - более 600 семей всадников) - не исключено именно такое происхождение имени этого бога, причем происхождение, скорее всего, в среде балтийских народов. Бог, соответственно, балтийский (и тождественен Верховному богу в любой религии), и введен в общий пантеон только Владимиром при попытке упорядочить языческие верования своей державы.
**По одной версии, Власий именно заменил Волоса - его день празднуют в день Волоса, и имена у них созвучны. По другой, само имя Влас, Власий - происходит от Волоса (полногласие в восточно-славянском языке - редуцирование гласной в южно-славянских языках, ср. Ворота - врата, вороны - враны/варны, и т.д.). Подобные вещи часты при введении Христианства, объединение христианских и языческих праздников; но введение языческого бога в виде святого, когда у них даже имена совпадают - это заслуживающее отдельного исследования событие.
***Любопытным примером трансформации слова и обретения новых "родственников" в языке является слово "штык". Ни в одном другом языке он так не называется (в западных языках это "bajonet", и у нас было слово "багинет", означающее немного другую конструкцию штыка. Слово штык, видимо, правда происходит от немецкого Styk, означающее "штука", "единица" чего угодно. Посредством польского немецкое "y" превратилось в "ы". Но почему это название закрепилось именно за штыком, если "штуками" именовали все, что угодно?
Очевидно, дело в "возможных родственниках" этого слова в том языке, куда оно приходит, в данном случае - русского. Слово "штык" имело ассоциации в словах "тыкать", "втыкать", с чем, собственно, связан и "род занятий" штыка. А потому только на этот вид "штук" и было перенесено такое название.
Аналогичная история и со словом "кистень" - изначально иранское "хистен", в русском, по созвучию и по похожести, превратился в "кистень" и уже происходит однозначно от слова "кисть", образуя группу "родственников", связанных с этим словом.
А вот японские слова в русском имеют "группу родственников" по звучанию, как правило, мало привлекательную ("Судзуки", "Санио"), а потому и не заимствуются, и родственниками не обрастают, оставаясь в гордом одиночестве названиями фирм.
****Сам Крест как символ христианства, по многим свидетельствам, попал в него из язычества. Изначально символом христиан была рыба. А вот крест (правда, равноконечный) был древним солярным символом язычества
*****Если "купец", опять же, и не наше слово, то по крайней мере попало к нам за "похожесть по смыслу и по звучанию" (см. выше), поскольку в скандинавских языках торговец звучит очень похоже: в шведском - "kЖpman" (причем читается это "чопман", откуда, видимо, английское "шопинг"), в датском - "kЬbmand" (отсюда "Копенгаген" - по-датски "KЬbenhamn" - "гавань торговцев"), в норвежском - "kjЬpmann". Но скорее всего, как ни прискорбно это для сторонников норманнской теории, имело место обратное заимствование: именно из славянского "купец" произошли скандинавские слова (чередование у-о в шведском достаточно часто); любопытно, что с немецким "kaufman" общего у них гораздо меньше. В пользу именно такого заимствования, из славянских языков в скандинавские, говорит именно то, что "купец" - общеславянское слово (точно так же звучит и в чешском, и в польском, и в украинском), тогда как в германских языках имеются сильные расхождения и в написании, и в произношении данного слова, да и однокоренных слов меньше - так, покупки и купить в шведском происходят от совершенно других слов (handlar в шведском и handel в немецком), что указывает на большую вероятность заимствования.