Эта книга написана по принципу "не можешь не писать - не пиши". В том смысле, что не написать я ее не мог. Увлекаясь историей с детства, пытаясь осмыслить ее факты, ее законы, я чувствовал, что традиционные теории в ней все меньше объясняют - для меня - что-либо, но тем не менее должен быть какой-то подход к истории, который бы многое расставил по местам.
Вроде бы, история - "дела давно минувших дней", но историей увлекаются и сейчас , об истории спорят; президент издает указ "о запрете фальсификации истории", в то же время выходят работы, доказывающие, что "ничего не было" - но никто не может внятно ответить на вопрос, а где критерий истины в истории, да и вообще - что есть история как наука? Что она изучает? Есть ли у нее законы, или это просто - набор фактов о прошлом?
Так что эта работа - попытка разобраться (самому, прежде всего) - в истории, в том, что это такое, чем она занимается и каковы ее законы - и, конечно, через историю разобраться в нашем нынешнем времени.
В моем увлечении истории, конечно, много было и от юношеского романтизма (рыцари, великие полководцы), и от - к сожалению, очень частой сейчас и в устах официальных историков, но при этом очень детской в своей основе - позиции "мы - самые крутые, и всегда были самыми крутыми" (найти своих великих предков, найти, "откуда есть пошла Русская земля"), но больше всего - от желания разобраться, как жили люди тогда, когда их не окружало большинство тех вещей, что сейчас окружает нас; так ли их жизнь отличалась от нашей, как кажется, - а в чем, напротив, она ничуть не поменялась. Правда ли, как очень часто говорят сторонники "теории прогресса", жизнь сейчас стала намного лучше, чем была - или это просто реклама современных товаров, способ, которым нас пытаются убедить, что без очередного товара наша жизнь была бы намного хуже - а на самом деле, это очередная из ненужных вещей, загромождающих нашу жизнь.
Не являясь профессиональным историком, я, с одной стороны, был лишен доступа ко многим материалам - но с другой, и не был зажат рамками привычных для историков концепций. Но не могу сказать, что я мало изучал труды профессиональных историков, чтобы считать себя полным в ней дилетантом, которому положено скромно молчать в присуствии маститых историков, и что мои соображения по ее поводу не могут быть интересны никому, кроме таких же дилетантов.
История серьезно отличается от других - даже гуманитарных наук - прежде всего своим субъективизмом. Если в описании физического, биологического, астрономического явления ученые из разных стран будут придерживаться одних и тех же слов и выражений, и даже в психологии и в социологии явления и способы их описаний в разных странах совпадают (хотя присутствуют некоторые различия - но они обусловлены еще одним фактором, который эти же науки и должны учитывать - культурными различиями), то для двух историков из двух разных стран одно и то же событие будет принципиально разным. Я не говорю даже о событиях недавнего прошлого (тут вообще трудно удержаться от эмоций), но и в далеком прошлом - так, у Я. Флетчера Ледовое побоище становится "мелкой приграничной стычкой", а в труде любого нашего историка это - чуть ли не крупнейшая битва 13 века. Кто прав? И по каким позициям вообще можно как-то выявить истину в такой науке, как история?
Попытки создать какую-то "историческую схему" предпринимались всегда, начиная со времен Геродота (который уже пытался увидеть в столкновении ахейцев и троянцев не просто спор из-за Елены, а "раздел сфер влияния" - см. []). Что говорит о том, что, видимо, при нужном уровне абстракции все-таки могут быть найдены исторические закономерности, действующие с древнейших времен и до наших дней.
В последнее время "формализация" науки обязательно связана с математикой. Математику пытаются ввести везде, и в биологии, и в социологии. В истории ее пытались ввести давно, хотя для математики там была довольно скудная область применения. Ее применяли к датам, к численности войск, к ценам и объемам продаж из сохранившихся бухгалтерских отчетов прошлого - но все это не вполне "история", в нашем понимании.
Но в последнее время, благодаря, в частности, трудам Ю.М. Лотмана[], у историков стало модным доказывать, что "в истории вообще не может быть четких закономерностей, ибо там действует теория катастроф". То есть, в некоторый, не предсказываемый момент, происходит кардинальное изменение общества, которое невозможно предсказать, во что выльется.
Не могу обойти критикой и этот момент. Во-первых, теория катастроф - это достаточно специфическая математическая теория. Чтобы ее применять, надо четко формализовать сам объект - в данном случае, общество - по каким-то параметрам. Затем для этих параметров построить графики - и у этих графиков, возможно, окажутся точки ветвления (бифуркации) - то есть, функция в некоторых местах становится неоднозначной, скачком переходя из одного состояния в другое.
Но, во-первых, сами эти возможные состояния вполне можно предсказать - а во-вторых, пока мы не формализовали не то что параметры, но даже сам объект истории, говорить о каких-то "скачкообразных" изменениях, равно как и о полной неопределенности, просто нельзя.
Итак, отвергать возможность формализации или предсказательной части Истории как науки на основании неверно примененной "теории катастроф" нельзя. Однако формализация совсем необязательно должна быть математической. Математика - не более чем язык (один из языков), отражающий в схематической форме какие-то соотношения реальных объектов. Языков существует множество, и историки смогли создать свой собственный - но с одной проблемой: он недостаточно формализован и слишком субъективен. Необходимо выделить какие-то общие, абстрактные моменты, чтобы эмоциональное отношение к ним у представителей разных классов и народов было одинаково и не вызывало бурных эмоций, и в этих терминах попытаться описать наше прошлое.
Самый смысл Истории как науки как раз заключается в переосмыслении всего опыта, накопленного человечеством, и выделении каких-то главных, "поучительных" моментов (несмотря на высказывания, что "История никогда никого ничему не учит"), существенных на данный момент. Это возможность оглянуться на прошедшее и отделить главное (на сегодня) от второстепенного. Разумеется, в разное время разное будет главным и потому будут разные картины истории; важно только, чтобы они базировались на "правдивом материале".
Но ни в коем случае нельзя относиться к истории как просто к набору фактов "о прошлом". В этом состоит второе кардинальное отличие Истории от других наук. Остальные науки всегда работают с настоящим, имеют отношение к тому, что есть сейчас, их выводы, законы и формулы можно проверить немедленно, по ходу (и если проверка не проходит - формулы можно поменять). С историей сложнее: если мы имеем свидетельство, что было так-то, но выглядит это неправдоподобно - то, возможно, мы имеем дело с неверным или неполным свидетельством - а, возможно, законы, по которым мы судим о том, что было, на самом деле поменялись за прошедшее время?
Я старался не придерживаться ни одной мировоззренческой концепции (материализм, идеализм, теизм, атеизм...), исключая рационализм в смысле познаваемости мира - то есть, если мы что-то наблюдаем, у этого есть какие-то причины, которые мы можем постичь. Пожалуй, это - единственный постулат, который я использовал в работе, но без него в принципе заниматься любой наукой смысла не имеет.
Здесь я попытаюсь рассмотреть теоретические концепции, существующие в истории, и предложить свою - с моей точки зрения, обобщающую их, основанную на связи психологии людей с историей. Поскольку история - это прежде всего выяснение взаимосвязи между событиями, а события - это прежде всего поступки людей, то именно выяснение причин тех или иных поступков будет надежной базой для выяснения связи событий. Но не просто поступков отдельных людей - а прежде всего их "социального поведения", их действий в обществе, в коллективе - то есть, опираясь на базу социальной психологии, являющейся уже наукой достаточно строгой. И с этой точки зрения, которая будет здесь обоснована, "исторической единицей" является не народ, не народные массы и не отдельные личности, а коллектив - группа людей, объединенных совместной деятельностью, общей культурой и определенными взаимоотношениями между собой.
Всякая наука при описании объекта своего исследования прибегает к некоторым абстракциям, упрощенным схемам рассматриваемого явления, рассматривает свой объект только с какой-то одной стороны. На базе этих абстракций делается общий вывод, который затем применяется в конкретных ситуациях. Исходными данными для вывода служат данные уже из других наук или собственных наблюдений (для Истории это может быть география, физика, биология, психология) - то есть, задавшись условиями из других (независимых) источников, мы, применяя исторические законы, получим "картинку" в терминах исторических.
Серьезных теоретических разработок об истории развития общества, имеющих развитый методологический аппарат, мне удалось найти 4:
--
Производительных сил и производственных отношений (Маркс, Энгельс)
--
Вызова и Ответа (А. Тойнби)
--
Этногенеза и пассионарности (Л. Н. Гумилев)
--
Мир-системный анализ (И. Валлерстайн)
--
Школа Анналов (Ф. Бродель)
Остальные историки, так же занимающиеся разработками общих исторических концепций, в той или иной степени опираются на одну из выше перечисленных.
Рассмотрим их подробнее. Разумеется, с критикой.
Первая модель, наверное, является наиболее из них проработанной, самой популярной - особенно в нашей стране, возведенная почти в ранг религии, - безусловно, много чего объясняет и является, наверное, одной из первых попыток оторвать историю от других наук, найти в самой истории чисто исторические закономерности.
Однако, при всей ее "материалистичности", в ней присутствует, тем не менее, очевидный мистический компонент. Сама закономерность смены формаций общественного устроения следует не из микроуровня, не из взаимодействия частей системы, а как бы задана свыше, люди стремятся к данным сменам формации сами по себе, потому как сейчас "такой период". Есть Первобытно-общинный строй, затем рабовладельческий, затем феодальный, затем капиталистический и затем (в оригинале) социалистический и коммунистический. К смене приводит "внутреннее развитие и противоречия между производительными силами и производственными отношениями" (эта формула в большинстве работ - см.[] - повторяется как заклинание, часто без подтверждения конкретными фактами).
Теория возникала в 19 веке, когда "бесконечный прогресс техники" казался очевидным и само собой разумеющимся. Однако, если задуматься, сам "абсолютный прогресс" есть нечто мистическое! Знания могут накапливаться, если есть некоторая среда, где знания сохраняются, передаются и умножаются. Но стоит этой среде распасться, как прогресс сменяется регрессом, знания безнадежно теряются (отсюда и кажущийся "упадок Европы" после Римской империи). И потому в данной теории необходимо отказаться от - несколько мистического - "одновременного" развития всего человеческого общества. Каждое сообщество сталкивается со своими проблемами, решает их своим собственным способом, и одни и те же "производительные силы" могут служить совершенно разным целям и существовать в совершенно разных "производственных отношениях".
Крестьянин может вспахивать свое поле трактором, но оставаться крепостным, и феодальная иерархия может блестяще существовать на базе современного города, поделенного между различными группировками. И точно так же в "первобытном обществе" может существовать разделение труда и сложные производственные отношения (см. находки заготовок костяных гребней возле поселений Черняховской культуры, []).
Необходимо отделить "производительные силы", т.е., чисто техническое развитие общества, совокупность существующих в нем технологий, "производственные отношения", связанные с этими "силами" - и внутренние социальные отношения этого общества, в котором "производственные отношения" есть только один, довольно незначительный кусок. Конвейр мог существовать и в древности, и в средние века. Само общество, как независимый - до известной степени - объект должен "дорасти" до того или иного уровня общественных отношений. И техника - транспорт, средства связи - влияют на это, но очень опосредованно. Они сильнее влияют на размеры общества, которое можне считать единым, нежели на внутренние отношения в обществе. И о каком-то "общем развитии человечества" можно говорить только в последние лет сто, с изобретением радио, телевидения и самолетов, когда происходящее на другом конце земли может повлиять на нашу жизнь непосредственно.
Далее, в теории производительных сил и производственных отношений, несмотря на ее кажущуюся формальность, присутствует скрытый эмоциональный момент в виде оценки событий как "прогрессивных" и "отсталых" или "тормозящих прогресс". На самом деле, понятие "прогрессивный" следует толковать в данной концепции как "приводящий к желаемым результатам". А здесь сразу включается субъективный момент - кем желаемым и для чего. Теория построена на доказательстве неизбежности построения социализма, и, соответственно, "прогрессивным" считается все, что его приближает - даже если это приводит к огромным человеческим бедам. Да и признание прогресса как некоего "объективного блага" есть тоже постулат весьма субъективный и спорный.
В модели Маркса считается ([]), что в начале люди живут "первобытно-общинным" строем, затем вступают в рабовладение, потом в феодализм и, наконец, в капитализм и империализм (социализм пока не рассматриваем). Во всех исследованиях этого направления наблюдалась попытка найти "технические революции", стоящие за каждой сменой общественных формаций. Но надо сказать, что - в силу особенности "диалектического материализма", позволяющего притянуть все ко всему - эти "технические революции" очень искусственно "притягивались" к смене производственных отношений. По теории, техническая революция начинается ДО социальной и завершается после. Однако, буржуазные революции шли с 1566 (Голландская) по 1920 (Германская) гг., а техническая революция - как о ней принято говорить - началась несколько позже, в середине 17 века и даже в начале 18, и если следовать "принципу причинности", то именно изменение общественного уклада привело к технической революции. Что не вписывается в классическую модель никаким образом. А, значит (если опираться на факты, а не на философскую доктрину), социальные отношения эволюционируют по своим законам, лишь очень опосредованно связанным с техническим развитием. Что и подтверждается более пристальным исследованием: "технический прогресс", вызванный ростом производительности, применением вначале водяного колеса, потом силы ветра, потом силы пара, потом электричества - идет своим путем, а общественное развитие - своим, параллельным. Самая технически развитая страна - Германия - свое феодальное устроение изживала до конца 19 века, и, собственно, антифеодальная революция случилась уже в 20-м веке. Единственная страна, где начало технической революции и общественная революция совпадают - это Англия. Вряд ли это просто совпадение, но к нему надо присмотреться поподробнее, что мы сделаем позже
Человеческие отношения развиваются лишь в очень слабом виде зависимо от технического развития общества. Само понятие собственности, материального неравенства - это понятия исключительно социальные, обусловленные определенной "договоренностью" между людьми (иногда подсознательной). Утверждение, что "это - мое", имеет смысл только по отношению к другим людям, но никак не по отношению к самому предмету. Если на территорию - которую люди, на ней проживающие, считают своей - вторгаются чужаки, этого не признающие, происходит столкновение с различным исходом, от физического уничтожения одной из сторон до "заключения нового договора", в котором собственность на данную территорию станет уже известна в новом "коллективе", образованном из пришельцев и старых жителей. И точно так же с личными вещами - право владения означает, что остальные, окружающие тебя люди признают твое право распоряжаться ими, а сами они могут пользоваться этим только с твоего согласия. Это так - независимо от технического уровня развития и от самих вещей, которые ты можешь считать своими. Таким образом, эволюция "производственных отношений", хотя отчасти и связанная с "производительными силами", протекает по своим собственным законам.
Даже - казалось бы, наиболее материальная часть владения - деньги являются исключительно предметом "общественного договора": по сути, деньги являются "обязательством общества - в котором эти деньги имеют хождение - выдать своему члену некоторую величину материальных благ" - именно это означает термин "универсальный эквивалент". А уж сейчас, с появлением "пластиковых денег", деньги все более и более становятся "абстракцией", никак с материальным не связанной (тем более что и под "благами" понимаются не только какие-то предметы, но и услуги, и даже просто возможность что-то сделать самому).
Т.е., разные общества могут - даже в рамках концепции "производительных сил и производственных отношений" - в разные моменты выходить из "первобытно-общинного строя", но в своей эволюции обязаны пройти все фазы развития - или раствориться в окружающих сообществах. При этом они в своей повседневной деятельности будут использовать ту технологию, которая доступна на данный момент - им или окружающим их обществам; и эта технология (материальное окружение, материальный базис) очень слабо влияет на социальное устроение общества.
Так, в Культуре Боевых топоров, базирующейся в основном на каменных орудиях, существовали целые системы по добыче кремния (см. []), и как побочный продукт образовалась металлургия - но там, в чисто каменном веке, было и разделение труда (добыча камня - заготовки - обработка), и сложное общественное устроение (были воины, были пастухи, были "мастера камня"), и целые торговые цепочки (добывали камни в одном месте, в другом обрабатывали, а товар продавали по всей Европе). И позднее, в эпоху Бронзы, происходит почти то же самое - из отдельных племен возникают сложные сообщества - как хорошо известные Критское или Микенское, так и малоизученные общества Андроновской или Срубной культур, производящие колесницы, создающие боевые топоры, обладающие разделением труда (добыча руды - производство металла и отливка заготовок - производство орудий - например, Фатьяновская культура жила за счет привозного металла, но обладала целой промышленностью по производству бронзовых вещей). То есть, технический уровень развития общества совершенно не есть определяющий фактор для его внутреннего устроения, а есть скорее следствие этого самого общественного устройства.
Каждое общество - в какой степени его можно считать "единым целым" - проходит свои этапы со своей скоростью и в разное время достигает сходного "устроения", причем это может быть как в древности, так и в наши дни.
Именна эта "асинхрония" предложена Л.Н. Гумилевым[]. Теория Гумилева подвергалась неоднократной критике, но суть ее - некоторая цикличность в развитии общества, когда общество "выходит из небытия", достигает расцвета, а потом склоняется к упадку, опровергнуть невозможно (по всем свидетельствам, так оно и есть). И это куда лучше описывает историю отдельного общества, чем развивающиеся какими-то своими путями Производительные силы.
Правда, у Гумилева тоже есть несколько мистическая "пассионарность", которая выглядит в его работах как нечто "данное сверху". Вдруг происходит пассионарный толчок, и дальнейшее развитие общества - это только диссипация этой пассионарности. Не отказываясь от идеи "пассионариев", которые с точки зрения психологии есть просто наиболее активные, авантюрные представители человеческого общества, готовые на риск ради достижения цели - и цели их как правило достаточно значительные - при этом идею "пассионарных толчков", как мне кажется, как раз логично заменить теорией Тойнби "Вызова и Ответа"[].
Гумилев в свое время потратил много сил на критику Тойнби; между тем, она хорошо дополняет его теорию, объясняя причины этих самых "пассионарных толчков". Правда, Гумилев был уверен (судя по его работам), что пассионарность - это именно "данность свыше" - мутация, солнечная активность, "святой дух", а не просто свойство характера человека, появляющееся в разное время в разных местах. Потому он активно критиковал Тойнби в плане, "почему одни народы ответили на вызов, а другие - просто ушли или погибли", и объяснял это разной пассионарностью народов.
А при этом само собрание пассионариев в одном месте вполне может быть объяснено именно вызовом в понимании Тойнби. Поскольку именно "вызов" со стороны внешних сил - война, социальное переобустройство общества, изменение климата и так далее - дает простор для применения сил "пассионариев", желающих перемен, и, соответственно, из всех соседних сообществ пассионарии начинают стягиваться в то место, где произошел Вызов. И здесь, на базе знаний, принесенных ими из самых разных сообществ, из разных культур, они становятся способными дать "ответ" произошедшему "вызову". Впрочем, могут и не дать...
Но с точки зрения общественного устроения все эти теории представляют общество как некоторую "однородную массу" (в марксизме даже термин есть - "народные массы"), разве что поделенную на два типа (пассионарии и "гармоничники", или "владельцы средств производства и производители"). Между тем, когда описывают какое-либо общество, что древнее, что современное - прежде всего останавливаются на том, а какие занятия были в обществе, какие прослойки в нем выделялись - но эти прослойки как бы существуют сами по себе, никак с общим историческим процессом не связанные. Только Тойнби предполагает появление каких-то выделенных классов, прослоек как ответ на внешние вызовы.
--
Историческая картина в терминах социологии.
Историческую картину можно уточнять до бесконечности. Странно, что никогда история не сможет восстановить имени, не дошедшего до нас, но при этом как раз имена - наиболее полный материал, поставляемый историей. Вряд ли можно восстановить, кто кому что на самом деле сказал и что подумал или во что был одет в этот момент, однако, опять же, очень много исторических сочинений описывают именно такие детали.
Итак, с очевидностью, истинную картину прошлого, во всех деталях, мы не получим, да это и не нужно (жить нужно сейчас, а история - с позиции рационалистического познания - нужна для возможности предсказывать закономерности общественного развития). Потому надо сразу ограничить себя каким-то приближением, на котором еще возможно научное описание. В данной работе я предлагаю исходить из социальной психологии и из понимания истории как науки о развитии взаимоотношений различных человеческих коллективов.
Опять же, у Гумилева вводится понятие "сложности устроения общества" как числа различных "консорций" (коллективов), из которых оно состоит, но у него понятия "общества" и "народ" почти тождественны (тогда как разные коллективы могут состоять из представителей разных народов, но образовывать одно общество!), да и число разных консорций - это не качественная, а количественная мера, которая больше зависит от численности населения, чем от уровня его развития. Соглашаясь (в общих чертах), что сложность устроения общества зависит от числа коллективов, его составляющих, мы предлагаем при этом считать не число коллективов, а число "типов коллективов", составляющих некоторое сообщество, обособленное от других по параметрам, рассматриваемым ниже.
Каждое социальное устроение занимается тем, что поддерживает само себя, передавая основы своего устройства из поколение в поколение: именно существующему устроению обучают детей родители (и даже школы). И именно это закладывает основу представления о миропорядке для нового поколения. Всегда наблюдается преемственность и постепенность эволюции "идей", особенно в области устройства общества. Если технические новинки могут быть заимствованы достаточно легко, то понимание нового "мироустройства", нового устройства общества происходит очень медленно. Индейцы очень быстро научились стрелять из ружей и ездить на лошадях, но устроение их общества было не централизованным, и они - вместо организованного сопротивления - предпочитали уходить от европейцев, пока преимущество европейцев не стало слишком большим и сопротивляться стало поздно. И сотовые телефоны и автомобили легко появляются в достаточно просто устроенных сообществах. И африканские племена, перевооружившись с копий и луков на автоматы и джипы, ведут такие же межплеменные войны, как вели при старом техническом уровне.
Здесь же, кстати, таится главная ошибка "теории анналов". Технологии какого-либо дела появляются всегда, но, основанные на разном социальном и производственном базисе, они будут существенно различаться. То есть, хотя перед разными обществами встают одни и те же задачи, и эти задачи как-то решаются, но решаются они существенно различно в зависимости от других доступных на момент решения элементов. И восстанавливать на базе современной логики технологию создания колоний древними афинянами, в принципе, неверно.
Любая идея должна, во-первых, "придти в голову", во-вторых, надо убедить других в ее полезности. Таким образом, мало того что слишком сложное устройство общества не может возникнуть "вдруг", да еще и по указке сверху - только через промежуточные шаги постепенного усложнения - оно еще и не существует слишком долго, оказываясь слабо устройчивым к внешним и внутренним воздействиям
Но с другой стороны, для эволюции идеи необходимо вполне конечное время. Биологически люди не поменялись в последние 20-30 тыс. лет (а по некоторым данным - и больше), и ребенок что тогда, что сейчас способен воспринять примерно один и тот же объем информации и примерно одинаковые вопросы задает родителям, независимо от воспитания (другое дело, как родители на это реагируют). И опыт, который могут передать родители своим детям, очень ограничен, и с каждым новым поколением теряется, если был не востребован - а потому ответы на эти вопросы каждое поколение находит "заново", по сути, вынужденное изобретать велосипед. И кажущееся развитие, в основном, связано с терминами, которыми мы оперируем, с объектами, используемыми в обычной жизни; подсознательная же, "истинная" мотивация действий человека, и приводящая к изменениям в социальной структуре - или, наоборот, к поддержанию существующей - не изменилась с древнейших времен. Каждое поколение, каждая культура переосмысляет мир в привычных для него терминах (так, для нас сейчас привычнее термины наукообразные), но от этого сам мир меняется слабо.
В техническом плане - да, возможны какие-то заимствования (однако, как правило, тоже на базе уже определенного развития). Но в социальном плане, в рамках взаимоотношений все те общества, где основой является семья (древнейший и наиболее естественный коллектив) и где дети - хотя бы до пяти лет - воспитываются в семье, - развиваются по одной и той же схеме, находят одни и те же ответы, и на это не нужны многие тысячелетия. Равно как и не нужно особенного технического уровня.
Так, предположение о праиндоевропейском единстве, откуда взялись современные языки, никак не связано с тем, что это единство было обязательно собранием "случайно общающихся в результате миграции людей" []. Это может быть точно так же некоторое объединение, там может быть свое расслоение - не обязательно материальное, но функциональное, с разделением обязанностей. В силу того что мы отделены от этого периода тысячелетиями, нам представляется этот период чем-то однородным и непонятным, однако, если приблизиться к жизни - скажем, в современной деревне, в деревне сто лет назад и двести лет назад, мы не найдем принципиального различия в устроении быта (кроме появления телевизора), в распорядке дня и в психологии (разве что пить стали больше). И совершенно такое же устроение - быть может, только с другими способами постройки дома - могло иметь место и в древних "племенах", которые точно так же могли быть зависимы от древних "городских сообществ".
Необходимо только понять, что мы говорим не о технологиях строительства или перемещения, или даже возделывания почвы (избыток приводил или к росту населения, или к усилению торговли, недостаток - к уменьшению населения и его оттоку, но никак не к вымиранию или к внезапным изменениям общественных структур), а именно о разделении обязанностей: в начале между отдельными людьми в рамках одной семьи или племени (деревня, деревенская община - его прямой потомок), затем - между разными коллективами: городом как административной/военной властью и деревней как "кормильцем", городом как центром ремесла и торговли - и деревней как поставщиком "природных даров", разными городами как источниками разных изделий и даров природы, разными "торговыми корпорациями" как объединениями людей в крупные производственные цепочки.
И что самое интересное, все эти коллективы могли существовать в принципе при любом уровне производства и материальном уровне жизни. Различаются только природные условия, при которых они могут возникнуть, и расстояния, на которые они могут быть разнесены (так, условия жизни в поздней Римской империи примерно соответствуют современным условиям "развитых стран", которые, правда, дальше разнесены по территории).
Собственно, "внутренняя эволюция общества" и может быть рассмотрена как обособление новых несамодостаточных коллективов - в рамках одного большого "самодостаточного", для которого внешние связи являются произвольными и достаточно случайными, а не необходимыми. Происходит перераспределение обязанностей между группами, и создание механизмов, обеспечивающих их взаимодействие как единого целого. Чем более сложно такое устроение, чем больше взаимодействующих несамодостаточных частей, тем больший путь должен пройти "коллектив" (общество), чтобы выработать их взаимодействие. В первую очередь это необходимо для преодоления инерции "жить по старине" в условиях новых взаимодействий.
Тут как раз и работает "механизм пассионарности", предложенный Гумилевым. Т.е., в любом сообществе всегда есть какие-то проблемы, но человек психологически и физически к ним приспосабливается. И для стабильного существования общества необходимо поддержание имеющихся взаимоотношений. Приянть новые взаимоотношения, или новую структуру общества, или новые технологии большинство людей сразу не готово.
Но в любом сообществе всегда существуют те, кто "готов к переменам", кому всегда "что-то надо". Для "утилизации" таких элементов и появлялась система "набегов" в первобытном общества (и в принципе выделение роли воинов происходит именно в силу наличия таких людей), чтобы они не разнесли общество изнутри. Эти люди, в силу своего психологического склада, охотно применяют новое (не обязательно сами изобретают, но обязательно спешат применить), идут в новые места, словом, являются восприимчивыми ко всему новому. При появлении новой структуры большинство людей не спешат сразу ею воспользоваться. В начале туда устремляются "пассионарии". И большинство из них поначалу гибнет, зайдя не туда. Но когда налаживается стабильный новый путь, уже и остальные члены общества начинают им пользоваться. Когда появляется двор феодала, далеко не все ремесленники - мастера какого-то дела - сразу переселяются к нему. Долгое время ремесло продолжает существовать "на селе". Потом кто-то рискует - и остается при дворе феодала. Потом это уже становится обычным делом - что ремесленники живут отдельно от крестьян.
Точно так же на более ранней стадии чтобы уйти из племени в образующуюся где-то "дружину", необходима определенная смелость. И поначалу дружина "высасывает" из окружающих племен всех пассионариев, что дает как раз ей определенные преимущества.
Позднее, в эпоху "свободного предпринимательства", тоже далеко не все бросаются в торговлю. Это тоже связано с определенным риском, и только после налаживания торговых связей и основных механизмов это становится делом обычным.
Собственно, предпринимательство и есть основное занятие пассионариев - только "предпринимательство" в более широком смысле этого слова.
Итак, все три направления, рассмотренные выше - это не противоположные, а скорее дополняющие друг друга модели. Как мне представляется, изложенная ниже модель развития общества успешно объединяет эти три подхода и дополняет их. Впрочем, многие положения существовавших ранее моделей должны быть отвергнуты в силу известных (причем известных давно) фактов.
Четвертое направление - мир-системный анализ - где-то близок к теории, которую я буду рассказывать ниже, но он обладает теми двумя особенностями, от которых я и хотел уйти. Во-первых, он по-прежнему "европоцентрист", то есть, весь мир рассматривается как "приложение к Европе", к европейской цивилизации (хотя другие страны могут образовывать совершенно самодостаточные свои "мир-системы"), а во-вторых, там опять же пропущено важное звено структуры: коллектив. Собственно, из чего состоит "мир-система" (по определению подходящая к нашему "самодостаточному сообществу") - непонятно.
Итак, что же можно считать "объектом истории"? В марксизме за "единицу истории" принимаются производительные силы и производственные отношения. У Гумилева - "этнос", отдельный народ. У Тойнби - "цивилизация" как некоторая единая культура.
Однако, что интересно, у всех, занимающихся историей, есть некоторое "интуитивное понимание" того, что же такое объект истории, но четко это не сформулировано ни в одной теории.
История относится к общественным наукам, и неспроста - все-таки, главным в истории является структура общества и его развитие. Но что такое это самое общество, где его граница, кто в него входит, кто нет? В данных вопросах следует опереться на самую "общественную" науку - социологию [].
Здесь я полностью принимаю определение Т.Парсонса общества как самодостаточной структуры. Правда, необходимо определиться, что такое "самодостаточная структура". Мы будем понимать, что структура самодостаточна, если она может существовать долгое (в пределе - бесконечное) время без взаимодействия с другими аналогичными структурами и без изменения своей внутренней структуры.
Из чего состоит структура общества? У Парсона единицей общества являются отдельные личности. Однако с этой точки зрения все сообщества будут различаться только количественно (сколько людей в него входит); очевидно, что общество несколько более сложно структурировано.
В качестве промежуточного звена - а, вернее, основной структурной единицы общества - я предлагаю рассматривать коллектив, состоящий уже из отдельных личностей, группу, в которой и происходит непосредственное взаимодействие людей.
Тогда на роль предмета исследования в истории лучше всего подойдет понятие "самодостаточного коллектива", вернее, самодостаточной структуры, которая может состоять из разных "несамодостаточных" коллективов.
Это "самодостаточное образование" есть некоторое обобщение и понятия "цивилизации", и понятия "этноса", и при этом поддается достаточно четкому определению, а, главное, точно соответствует нашему интуитивному понятию предмета истории.
Понятие коллектива полностью взято из социальной психологии: это группа обязательно взаимодействующих друг с другом людей, занятых совместной (любой - производительной, игровой, политической, военной) деятельностью. Коллектив не образуется сам по себе, к его образованию приводят либо внешние условия - группа людей собирается для чего-то, - либо их объединяет какой-то лидер. В любом случае, такое создание нового вида коллектива из членов уже существующих есть некоторое скачкообразное изменение структуры, ее усложнение. Воспроизведение имеющихся типов коллектива, "горизонтальное" расширение структуры уже происходит постепенно, а не скачкообразно, и может длиться некоторое время.
Почему коллектив и структура коллективов? Прежде всего, потому, что именно коллектив есть надперсональная структура, которая может существовать дольше отдельных его членов (хотя может и меньше - но это уже "случайные коллективы") и может самоподдерживаться и самовоспроизводиться.
Во-вторых, человек всегда существует в каких-либо коллективах (в одиночку - только в джунглях), внутри которого его взаимодействие с людьми гораздо интенсивнее, чем вне его. Древнейшим коллективом является семья, род.
И, в-третьих, именно коллективы - различные их типы - и образуют структуру общества. Конкретный коллектив может распадаться, создаваться - но если данный тип коллектива в обществе остается, можно считать, что его структура не меняется.
Именно коллектив является "единицей общества". Когда мы летим на самолете, едем в автомобиле, стоим на мосту или заселяемся в дом - мы доверяем не технике, которая есть просто "железная болванка", а именно тому коллективу, который сделал эту "железную болванку", и верим, что он сделал ее хорошо. Именно в некоторый коллектив, отвечающий перед нами за работу техники, мы обратимся в случае проблем (часовая мастерская, ремонт телевизоров и т.д.), и именно с коллектива будем спрашивать в случае неудачи. Причем не с конкретной персоны - но со всего коллектива, хотя внутри коллектива могут быть свои разделения обязанностей. И даже если с конкретной личности - спрашивать мы будем в силу наличия у данного человека некоторого "разрешения" на занятие данной деятельностью - причем разрешение дается уже надперсональной структурой (диплом, что он специалист, лицензия, что он имеет право, и т.д.).
Внутри общества разделение обязанностей происходит именно между различными коллективами, каждый из которых выполняет некоторую "общественную задачу", благодаря чему общество как целое и существует. Если какая-либо функция общества завязана на одного человека (редкий, но возможный случай), общество не может считаться самодостаточным и быстро утрачивает либо самодостаточность, либо данную функциональность (если есть носитель уникальной технологии, но никто, кроме него, этой технологией не владеет, гибель, болезнь или бегство данного носителя из данного общества приводит к резкому изменению условий существования и либо к гибели общества, либо к изменению его структуры).
Любой коллектив имеет определенную "внутреннюю структуру", описанную в социальной психологии. В коллективе - если это действительно коллектив, связанный некоторой общей деятельностью - обязательно есть лидер. Лидер - это человек, чьи способности и характер находятся в наибольшем соответствии - можно сказать, в резонансе - с чаяниями своего коллектива. Если коллектив специфичен - вроде клуба шахматистов или монашеской общины, - то и требования к лидеру могут быть очень экзотичны. Но чем шире коллектив, чем более разные люди в него входят - а государство является наиболее широким коллективом, включающим в себя всех людей, проживающих на данной территории - тем жестче рамки требований, в которые должен попасть лидер. И если лидер оказывается "на своем месте" и идеально отвечает "чаяниям момента", то он способен вести за собой, несмотря на десятки проигранных сражений, огромные потери, развал страны - ему все равно будут верить и давать авансы и людей для новых войн и потерь, и он спустя столетия будет считаться героем (Наполеон). Если же лидер формальный оказывается сильно "дисгармонирующим", то такой очень быстро ликвидируется самим коллективом (Петр III, Павел I, Джон Кеннеди), даже если сам по себе он и "неплохой человек"; и на его место приходит более "гармоничный" - более подходящий на данный момент для данного коллектива.
Таким образом, теория коллективов - это как бы связующий мост между теорией о "роли личности в истории" и теорией о "роли народных масс". Народные массы никогда не бывают монолитны, они состоят из множества коллективов. Отдельная личность может повлиять на "народные массы" лишь в специфических условиях (на митинге, в публичном выступлении), гораздо чаще взаимодействие происходит на уровне коллективов (представители одного коллектива взаимодействуют с представителями других, а может быть и один и тот же человек входит сразу в несколько коллективов, осуществляя их взаимодействие). И если вокруг лидера собирается деятельный коллектив - такой лидер становится "исторической личностью". Те имена, которые мы знаем - это имена лидеров определенных коллективов. В последнее время - видимо, интуитивно понимая роль коллектива в обществе - для влияния на общество создают специальные "политические коллективы" - партии. Хотя, созданные искусственно, они редко бывают жизнеспособны.
Примерами коллектива может быть военный отряд, экипаж корабля, деревенская община, семья и так далее. Однако, очевидно, что ни военный отряд, ни экипаж корабля не являются коллективами "самодостаточными", они не могут существовать в отрыве от других коллективов. Причем самодостаточность имеется в виду не только экономическая, в плане обеспечения себя всем необходимым (хотя часто понимают под самодостаточностью именно это).
В соответствии с Теорией Структур, самодостаточный коллектив (структура) должен себя обеспечивать по трем уровням деятельности: это взаимодействие
- с системами меньшей сложности (низшими, в том числе и с собственными подсистемами);
- с другими аналогичными (равными) системами и
- с Надсистемой, то есть, с системой высшего уровня, в которую включена данная система (рассматриваемый коллектив). Любой человек, любой коллектив, любое общество, хочет оно того или нет, знает оно о том или нет, всегда является частью какой-то Надсистемы, структуры, объединяющей другие аналогичные системы, в рамках которой данная система (общество, коллектив, человек) существует и действует.
То есть, самодостаточной структура может считаться, если она выполняет функции взаимодействия со всеми этими типами структур. Если какие-то функции у системы отсутствуют, то система или распадается (гибнет), или становится несамодостаточной, взаимодействуя на каком-то уровне с другой системой, которая уже обеспечивает ей "недостающие уровни".
Третий, нижний уровень - это и есть уже упоминавшаяся экономическая деятельность: обеспечение материального, или, более обще, взаимодействие с природой (с окружающей средой, с землей) в целях обеспечения себя (и всей структуры) всем необходимым.
Второй уровень - военно-политическая функция (в силу самодостаточности коллектива другие аналогичные коллективы являются скорее конкурентами, сам коллектив вполне способен прожить без них, а потому должен себя защищать от их воздействия, противостоять им) - ее можно более обще назвать Функцией взаимодействия с равными (аналогичными) коллективами, тут не обязательно военное взаимодействие, но и разграничение "сфер влияния", и поддержание порядка. Именно на этом уровне существуют "права собственности", равно как и другие юридические (ныне относящиеся к юридической области) понятия.
И верхний, первый уровень - взаимодействие с миром как с единым целым, то есть, с "надсистемой", с той системой, в которую любой коллектив - хочет он этого или нет - вписан и должен взаимодействовать с целью долгосрочного своего выживания.
На этом первом уровне хотелось бы остановиться подробнее. Обычно под "самодостаточным", "суверенным" обществом подразумевают общество, самодостаточное по первым двум, экономическому и военному (политическому), уровням, а про верхний уровень забывают. Тогда как именно он определяет долгосрочную перспективу выживания общества как целого, именно он определяет ценности и направление развития. Без него, даже при самодостаточности на уровне экономики и защищенности на военно-политическом уровне, общество превращается в "скопище личностей", переставая быть цельным и быстро утрачивая свое цельное существование и по двум другим уровням.
Наконец, очевидно, что если некоторая система не занимается собственным долгосрочным сохранением, то любое изменение внешних условий ведет к ее распаду - и, как следствие, к отсутствию "исторических свидетельств" о такой системе в силу недолговременности ее существования. А изменение внешних условий - это в том числе и взаимодействие с другими системами, без которого, собственно, и свидетельств остаться не может.
Эту, верхнюю, область деятельности можно назвать духовной, поскольку именно к ней относятся категории добра и зла, "хорошего и плохого", то есть, того, что надо делать - для будущего, - и чего не надо. Можно сказать, что именно в этом состоит "духовная функция коллектива" - связь с высшим, с нематериальным, невидимым миром, с чем-то, что "над" обществом, что нельзя потрогать или увидеть, но что влияет на это общество, на его будущее.
С утилитарной точки зрения, это - сфера прогнозирования и контроля за своим будущим. Любой коллектив должен выполнять функции своего развития и сохранения, реагировать на внешние изменения и иметь "внутренний потенциал", чтобы сохраниться исторически долгое время.
По-другому можно сказать, что это - то, что определяет наши цели и желания (желания наши, вопреки часто принятому убеждению, далеко не произвольны, а во многом определяются воспитанием, культурой, тем, на что обращают наше внимание, и тем, что нас окружает; и это все, соответственно, определяет и тот мир будущего, к которому мы стремимся, вольно или невольно, сознательно или нет).
К этой области традиционно относятся, кроме религии, способы воспитания подрастающего поколения, образование, литература, наука, эзотерика, культура, обряды и обычаи и т.д. Но главное - это именно то, что определяет направление развития, то, что имеет "авторитет" в данном обществе, его ценности, его "мироощущение", "мировоззрение".
Можно выделять и другие области, но данные три представляют из себя наиболее общее, с точки зрения нашего языка, деление ("низшее-равное-высшее" ). Оно же отражает и наше восприятие времени ("настоящее - будущее - прошлое"). Нижний уровень - это забота о настоящем, непосредственное выживание. Второй уровень - средний - это перспектива на ближайшее будущее, поддержание на шаг вперед того, что есть сейчас. И Верхний уровень - это вывод глобальных закономерностей и путей развития, исходя из предыдущего опыта - то есть, из прошлого, обобщение накопленного опыта (да и, по большому счету, "желаемое будущее - это идеализированное прошлое с учетом настоящего").
В средние века с этим делением совпадало деление по сословиям. Однако коллектив существенно отличается от сословия - прежде всего тем, что в один коллектив могут входить представители разных сословий, и рабы в Америке и в Африке часто воевали на стороне своих хозяев - против своих освободителей! Но главное различие - в том, что сословие - это некоторое "юридическое понятие", это некий знак, получаемый человеком, некоторое его свойство. Коллектив же - это реальное объединение людей, связанных совместной деятельностью. И сословие может состоять из большого числа коллективов, далеко не всегда общающихся между собой.
В наши дни второму и третьему уровню деятельности государства (частного случая "самодостаточного коллектива") соответствуют политика и экономика, а вот первый, хотя формально к нему и относятся наука и искусство, в большинстве современных стран тоже совмещен с экономикой (провозглашаемая цель - достижение экономического роста). То есть, реально первый уровень во многих странах определяется третьим - это характерно для позднего периода развития общества, о чем мы будем говорить ниже.
Надо заметить, что само название коллектива (религиозный, научный) не говорит о том, на каком уровне он работает - только выполняемые им функции позволяют определить, к какому уровню его следует отнести реально. Так, очень много "научных коллективов" реально являются торговыми, ибо никак не влияют на общую картину мира и на цели общества, выполняя задачи, поставленные перед ними торговыми коллективами; равно как и многие религиозные объединения есть скорее коммерческие и развлекательные; тогда как многие "экономические коллективы", при этом являющиеся, например, "градообразующими предприятиями", включают в себя и первый уровень - долгосрочное развитие данного общества (города). Хотя, конечно, изначально, при возникновении, подразумевается, что название коллектива отражает его функции в обществе - и потому про более древние сообщества, когда данные виды коллективов только появлялись, можно предполагать, что они выполняют именно те функции, которые должны бы выполнять по названию (жрецы выполняли духовные функции, развития и воспитания, военные - защиты и охраны порядка, торговые и крестьянские - обеспечения необходимым). Но про коллективы, давно существующие, такого однозначного вывода сделать нельзя (например, короли в современной Европе и в Европе средневековой называются одинаково, но явно различаются по функциям).
Самодостаточный коллектив поддерживает свое существование на протяжении исторически длительного времени (то есть, хотя бы несколько поколений). Он состоит из отдельных личностей и, разумеется, заинтересован в выживании каждого из них; однако для существования системы в целом может пожертвовать отдельными своими представителями. Но и сами люди, входящие в коллектив, готовы ради него пожертвовать собой, если при этом он обеспечивает сохранение их семьи, их потомства и их ценностей.
Необходимым свойством коллектива является взаимодействие его членов между собой. Можно выстроить иерархию коллективов, когда глава одного коллектива (например, председатель райкома, или губернатор) входит как член в другой, надстоящий коллектив (сверху его назначают или существует какой-то верхний "коллектив", в котором происходит взаимодействие таких "глав"). Это и государственный аппарат, и церковная организация - не являясь единым коллективом, они в то же время являются связанной цепочкой коллективов.
В то же время, скажем, деревня или торговая фирма могут быть замкнутыми коллективами - так, в деревне есть "князь", принадлежащий военному коллективу, внешнему по отношению к деревне, но не входящий - очевидно - в деревенскую общину, а сами члены общины с другой такой же общиной практически - по крайней мере, для совместной деятельности - не взаимодействуют. Торговая фирма точно так же взаимодействует с другим торговым коллективом (магазином, поставщиком) через некоторые "стандартные интерфейсы", но никто из членов данного коллектива к другому коллективу не относится ("не можете служить двум господам").
Коллектив не бывает слишком большим - размеры одного коллектива колеблются от 5-6 до 100-200 человек (т.е., например, в армии - от отделения до роты; а в феодальном ополчении - от "копья" до "хоругви"), причем наиболее устойчивыми группами являются коллективы человек в 60. Если коллектив становится больше, он или распадается на независимые группы, которые могут начать и конкурировать между собой, или образует иерархическую систему коллективов, с единой социальной функцией. Образуется она довольно просто: часть членов - как правило, лидеров - одного коллектива входят в другой коллектив. Так, продолжая пример с армией, офицеры одной роты входят и в коллектив роты - общаются со своими солдатами непосредственно, следят за их жизнью, учат их и так далее, - и в собрание офицеров полка; в свою очередь, высшие офицеры полка входят в "генералитет", и так образуется единство армии.
Подобная иерархия коллективов существует и в управленческом аппарате: глава местной администрации входит в некоторую группу, формальную или спонтанную, "собрания глав администраций". До недавнего времени губернаторы - главы отдельных субъектов Федерации - входили в единый управляющий коллектив - совет Федераций.
С этой точки зрения специфические истории, вроде истории культуры, истории науки и техники, истории литературы - тоже становятся историей людей. Никакой объект этих историй не живет без людей (так, может быть, египтяне и обладали секретной технологией строительства пирамид, но в силу отсутствия преемственности от их коллективов их технология никак не повлияла на нашу современную технологию строительства), и история соответствующих явлений - это история коллективов, их создающих и развивающих.
Так, история науки - это не просто история открытий, а история развития "научных коллективов" (в начале - жрецов, потом - всевозможных "школ", университетов и так далее), перенимающих знания друг у друга. История культуры - это история изменения влияния коллективов, создающих произведения культуры, в обществе, в котором они существуют. И событием, скажем, в истории Культуры является не просто факт, что "в 415 году до н.э. была создана статуя Афины", а "В 415 году, в правление Перикла, скульптор Фидий, ученик Праксителя, создал статую Афины".
С одной стороны, подобный подход несколько "обездушивает" историю, когда - столь привлекающий - ореол романтики прошлого заменяется схематичным взаимодействием достаточно формально определенных "коллективов". Но с другой стороны, именно такое описание позволяет оставаться в рамках беспристрастности (ибо одно дело, когда речь идет о близких тебе религиозных, философских, мировоззренческих позициях и понятиях, а другое - не более чем "функциональной" роли тех или иных человеческих объединений в выживании сообщества в целом), а потому позволяет найти не уникальное отличие, скажем, Российской истории от английской - а, напротив, найти что-то общее, при всей их несхожести на первый взгляд. При этом, разумеется, сохраняя все своеобразие конкретной истории конкретного общества - но вот это своеобразие уже может определяться географическими, климатическими и прочими условиями.
И потом - напротив, вместо бездушного "прогресса" и "производительных сил", вместо мистической "пассионарности" или "технологии" - в качестве объекта получаются вполне реальные группы людей, может быть, несколько утрированные в описании - но живые и одушевленные.
В приложении к одному человеку описанные выше три сферы деятельности можно разделить как:
- способность выполнять свои повседневные функции с целью поддержания жизни,
- способность противостоять внешним факторам, прежде всего другим людям, и нормально взаимодействовать с ними, отстаивать свою позицию, свои интересы и точку зрения, и просто общаться с другими людьми, и
- способность ставить цели, прогнозировать свою жизнь и стремиться к своим целям.
Однако все это - заниматься собственной судьбой - возможно при заданном "фоне", заданных условиях взаимодействия, заданных "правилах игры". И коллективы первого (жреческого) уровня занимаются - опять же, с утилитарной точки зрения - выработкой этих самых правил (равно как и целей), а второго - военного - охраной и соблюдением этих правил.
Если выделяется какой-либо коллектив, охватывающий в своей деятельности только часть этих областей, он резко становится несамодостаточным и зависимым от других коллективов, ему обеспечивающих остальные, "недостающие" области. Если таковых - обеспечивающих ему "недостающие части" - коллективов нет, коллектив погибает или разваливается.
Причины выделения могут быть самые разные. Это может быть и классический "Вызов" в понимании Тойнби - то есть, военное давление более организованных соседей, изменение климата, сложные природные условия и т.д. - "Ответ" на которые требует повышения специализации: выделения собственно военной дружины, кораблестроителей, "разведчиков пещер" и т.д. Они могут возникать и спонтанно. И в том, и в другом случае их образование уже скорее попадает под теорию Гумилева о пассионарности - именно пассионарии первыми откликаются на "необычные условия", но и в "мирное время" могут постоянно что-то пробовать с большим или меньшим результатом. Т.е., пассионарии могут привести и к образованию военной дружины не как ответа на вызов со стороны другой дружины, а просто так, от "желания нового".
Собравшись вместе, пассионарии, которые в значительно меньшей степени являются приверженцами традиций, организуют новый коллектив, с новыми правилами взаимоотношений друг с другом и с другими коллективами. Однако, при отсутствии "внешнего вызова", такой коллектив как правило не получает развития и не становится центром "дальнейшей эволюции". То есть, новые коллективы образуются постоянно, это может быть и банда грабителей, и компания авантюристов, и новая фирма, - но образование нового коллектива само по себе не приводит к усложнению структуры общества: на этот новый коллектив должно быть завязано некоторое количество других, уже существующих, то есть, новый коллектив должен выполнять определенные функции, востребованные в "самодостаточном обществе", ему должны доверять и должно произойти некоторое "перераспределение обязанностей", часть которых берет на себя новый коллектив.
Чтобы выработалось доверие к новому коллективу, он в течение достаточно долгого времени должен качественно выполнять свои новые функции. А уж чтобы произошло перераспределение обязанностей и изменение структуры общества, коллектив должен существовать и оправдывать доверие по крайней мере в течение жизни целого поколения, тогда следующее поколение будет уже воспитано в соответствующем духе.
Таким образом, с течением времени выделяются в одном большом "самодостаточном коллективе" более мелкие - уже не самодостаточные, но обеспечивающие для всех остальных какую-то одну область. Соответственно, это может быть коллектив, занимающийся материальным обеспечением (непосредственно производством или добычей), или "охранный" коллектив, занимающийся противостоянием с другими "самодостаточными" коллективами, защитой от них и продвижением интересов своего "над-коллектива", но не вмешивающийся в вопросы непосредственной добычи средств, или же коллектив, определяющий перспективы, цели и задачи всего над-коллектива, "думающий о будущем" и строящий планы - как с правом принятия решения (управляющий коллектив), так и просто изучающий взаимосвязи этого мира без права повлиять на решение (исследовательский, консультативный орган).
Кроме того, внутри себя из "самодостаточного коллектива" могут выделяться и другие - вспомогательные - коллективы, занимающиеся обеспечением взаимодействия или внутренней деятельности коллективов, уже непосредственно выполняющих описанные выше три функции: их взаимосвязь, координацию и так далее. И только когда возникает соответствующий коллектив, с выделенными "социальными" функциями (с функциями, которые он выполняет для других коллективов), с собственной внутренней культурой, с системой передачи навыков - происходит какое-то развитие внутри коллектива, какое-то накопление и передача знаний и умений; в противном случае случайно найденная кем-то технология или мысль пропадет очень скоро.
Однако есть кардинальное отличие дифференциации "горизонтальной", то есть, специализации коллективов одного уровня, дополняющих друг друга, но воспринимаемых другими как "общий уровень", и дифференциации "вертикальной", то есть, появление коллективов, занимающихся в принципе разными уровнями деятельности.
Причины такого усложнения устроения - не только и не столько экономические, сколько именно внутрисоциальные. Вернее сказать так: для появления новых коллективов на "третьем уровне" (уровне экономики) должны быть экономические причины, на втором - внешние, политические, и на первом - глобальные, "мировоззренческие", вопросы существования общества в целом и даже, возможно, мира в целом. Разумеется, экономическая основа необходима - но не она является причиной того или иного переобустройства общества. То есть, если экономически общество не может содержать стотысячную армию - оно не будет содержать ее, но это не означает, что общество в принципе не будет содержать никакой армии. Если оно не может экономически позволить себе большие каменные храмы, оно не будет их строить - но это не значит, что не будут строиться вообще никакие храмы. И так далее; более того, при наличии определенных типов коллективов само общество будет развивать свою экономику в ту или иную сторону для их поддержания (так, при главенстве военного коллектива в обществе будет развиваться военная промышленность и торговля, ее обеспечивающая; при главенстве жречества будут активно строиться храмы, создаваться книги и картины, и так далее).
Отдельно следует коснуться области управления и власти. Управление - в смысле принятия решений, которые касаются всех членов "самодостаточного коллектива" и которые будут выполняться всем коллективом - явно относится к верхней сфере - сфере "заботы о будущем". Принятие решений, касающихся всех членов "самодостаточного общества", вроде бы, должно следовать из общей картины мира, из того будущего, к которому это общество стремится - но реально решать за других может тот, от кого больше зависит, причем эта зависимость может быть далеко не духовная. То есть, управление и власть - это внутренняя структура системы коллективов, их взаимодействие; вопрос, кто кому может указывать и кто кого и почему будет слушаться. Таким образом, его надо отделить от "первого уровня", тем более, что это не уровень, а, скорее, система взаимосвязей, иерархичности коллективов внутри системы.
Власть - то есть, право и возможность принятия решений за других - может оказаться в руках коллектива любого уровня. Обеспечивается она как раз системой взаимодействия коллективов.
То есть, в обществе власть оказывается в руках того коллектива, от которого зависит большинство других коллективов, и уже он определяет будущее для всех остальных - хотя реально может его и не представлять, заботясь о каких-то сиюминутных интересах, исходя из своей повседневной деятельности. Таким образом, власть, влияние - и долгосрочная перспектива развития - оказываются разнесены (вернее, могут быть разнесены) по разным коллективам. Это возможно в условиях устойчивой внешней среды и выработанных внутренних отношений, когда, вроде бы, все "мировоззренческие", глобальные вопросы решены, и пока новых не возникает. Вот на этом фоне значимость жреческих коллективов падает, и власть может перейти к другому коллективу, воспринимаемому сейчас обществом как более "значимый".
Именно эта "социальная значимость" того или иного коллектива определяет и "третий уровень" (степень материального благосостояния) для членов этого коллектива; причем эта "социальная значимость" существует прежде всего в головах других членов общества (но никак не в объективной физической реальности). Так, человек, убедивший всех, что владеет "страшным оружием", реально может контролировать других людей (пример - большинство современных террористов), хотя в реальности может его и не иметь.
С другой стороны, степень влияния коллектива в обществе в целом (в "самодостаточном обществе") определяется числом других коллективов, на него завязанных (от него зависящих). И, таким образом, коллективы, формально власти не имеющие, могут тем не менее влиять на других и реально управлять ситуацией. Часто такое положение заканчивается либо пересмотром формальных отношений с властью ("революцией", "переворотом"), либо разгоном таких коллективов ("реформами" или "репрессиями"). Однако, если какой-то коллектив обладает "властью" - в том смысле, что многие другие коллективы от него зависят, сам же он зависит от каждого в значительно меньшей степени, - он будет определять для зависимых коллективов их "первый уровень", продвигать их в направлении, нужном ему, и, таким образом, независимо от его деятельности - военной, торговой, производительной или религиозной, - станет выполнять еще и функции "первого уровня" для зависимых от него коллективов, хотя это будет сделано далеко не лучшим для них образом.
Таким образом, вопрос, кто принимает решение, представляет из себя вопрос "власти в обществе", его "верхушки", его иерархичности. Именно с этой областью - с областью управления и планирования - связано и понятие власти. То есть, один человек/коллектив принимает решения о будущем для других членов связанных сообществ, и другие члены это выполняют. И, по сути, именно этот момент - кому, какому коллективу остальные члены сообщества "делегируют" (добровольно или принудительно) право распоряжаться их судьбой, право "думать о будущем" всего сообщества, и определяет структуру "государства" (общества в целом). В дальнейшем можно увидеть, как меняются взаимосвязи между коллективами - и меняется структура общества с точки зрения власти.
Основопологающим для определения самодостаточного коллектива (в частном случае - государства) является общий "первый уровень", то есть, представление будущего развития, картина мира, то, "куда мир катится" (или идет - это зависит от мировоззрения). Конкуренция (или вообще противостояние) возможно только между коллективами одного уровня (выполняющими одинаковые функции), но никак не между разноуровневыми коллективами (разве что если они претендуют на одну и ту же "социальную нишу"). Невозможна конкуренция между духовной и военной сферой, или между рыцарями и крестьянами - все вместе они составляют единый самодостаточный коллектив. А вот внутри представителей одного уровня возможна конкуренция, даже если они вроде бы занимаются разным: так, производители компьютеров вполне могут конкурировать с производителями автомобилей - за потребителя, ибо у потребителя эти две вещи могут занимать разные уровни приоритета (а вот приоритет уже определяется первым уровнем, представлениями о жизни у данного "потребителя"), - а отряд лучников может конкурировать (и даже воевать) с отрядом рыцарей (хотя они могут и использоваться вместе) - в вопросе большей эффективности в бою. Но если война двух военных коллективов происходит при общем первом уровне - это будет междоусобица, переворот, внутренняя разборка и так далее, и только если покушаются на первый уровень - кто-то со стороны, - это будет завоевание.
По сути, военный коллектив нужен в первую очередь для защиты первого уровня (как говорили скифы Дарию, "попробуйте тронуть могилы наших предков - и вы узнаете, как мы умеем сражаться"[]), а не третьего: завоевателю, по большому счету, без разницы, с кого брать налоги, и если завоеватель не вмешивался во внутреннюю жизнь покоренных - ему покорялись с меньшим сопротивлением; правда, и власть его оказывалась менее прочной. Таковы, например, практически все "кочевые государства", которые мы рассмотрим ниже. Однако именно распад первого уровня приводит к гибели общества. Так погибли все народы, завоеванные европейцами - хотя многие представители этих народов уцелели и даже стали жить под властью новых хозяев, но их картина мира была сметена "общечеловеческими ценностями" и "цивилизацией".
Да и само непримиримое столкновение, в котором невозможно обойтись без силового воздействия, может быть только на первом уровне, когда у сталкивающихся сообществ совершенно разный взгляд на будущее, на то, что должно быть. Так, приводя пример из современности, "антиглобалисты" видят в глобализации страшное зло для всего человечества, ведущее к утрате культуры и - в дальнейшем - к гибели цивилизации; напротив, торговые корпорации видят в ней благо, ибо глобализация позволяет получать большую прибыль и продавать товары в разных концах света, ранее недоступные там. Невозможность примирить понятия добра и зла приводят к постоянным столкновениям. Хотя, конечно, зачастую это смешивается с "добром для себя" и, соответственно, "злом для себя".
Любая структура общества существует и воспроизводится в силу того, что любой член его имеет его "локальный образ" в голове. То есть, тут нет никакой мистики. Что это значит? Это означает, что каждый член общества представляет, с кем он и как должен взаимодействовать в каких ситуациях. Для нашего современного общества 90% времени - взаимодействие с семьей и на работе, и можно сказать, что мы входим в эти два "коллектива". По остальным случаям мы представляем, что "за продуктами надо идти в магазин" (внешний коллектив, к которому мы не относимся - исключая работников этого магазина, которые, однако, тоже ходят в другие магазины), в случае чрезвычайной ситуации надо звонить в МЧС, в случае болезни идти в поликлинику, и т.д. Для выезда за границу мы должны провзаимодействовать с "государством как таковым" в лице его посольств и паспортных столов, а для духовного развития каждый выбирает свой путь (то есть, это относится к собственной зоне ответственности человека). Причем, если закроется магазин или рынок, куда мы ходим обычно, мы найдем другой магазин, а отнюдь не отправимся сами выращивать овощи, или не станем заниматься торговлей (большинство из нас) - и вообще, чтобы локальная структура общества поменялась, надо лишиться доступа к магазинам на много километров.
С другой стороны, например, в племенном устроении за духовным развитием или исцелением ("возвращением целостности") человек шел к вождю, старейшине или жрецу - входящему в один с ним коллектив, - тогда как вопросы обеспечения себя и своей семьи продуктами решал сам, без взаимодействия с другими коллективами (разве что иногда обращался за помощью к соседям). В племенном устроении при нападении врага племя само хваталось за оружие; при наличии "князя со дружиною" - племя (селяне) пряталось, а к князю посылались гонцы за помощью. Совершенно разное поведение, в силу разного устроения общества и разного распределения обязанностей.
И даже после войны, при сильном прореживании многих структур, общая структура общества, как правило, восстанавливается - в силу того что она существует в мозгах ее членов. То есть, даже сильные потрясения далеко не всегда приводят к изменению структуры общества - наоборот, потрясения следуют из появления каких-то новых типов коллективов, пытающихся завоевать себе "место под солнцем". Таким образом, переобустройство общества, появление новых типов коллективов - это процесс эволюционный и довольно длительный, революции же только меняют "расстановки сил" между коллективами существующими, приводя к власти один из новых коллективов.
Если в ближайшей окрестности нет "магазина", он рано или поздно появится ("свято место пусто не бывает") - в силу того что "образ магазина" есть уже в голове жителей. И точно так же, если есть "образ князя", к которому надо обращаться в случае опасности, то даже в случае революций потом появится какая-то замена князю - некто, выполняющий подобные функции. Человек стремится воссоздать привычную структуру общества, если это физически возможно. Если он бунтует "против царя" - он бунтует против "плохого царя", но согласен на хорошего; если он бунтует "против хозяина" - опять же, он бунтует против "плохого хозяина", и ищет хозяина хорошего. Переобустройство общества, создание новых коллективов с новыми социальными обязанностями, происходит прежде всего в мозгу, глядя на соседей и на собственные возможности и реальности.
И именно рассмотрение коллектива как единицы общества позволяет говорить о какой-то дальней стратегии, о преемственности власти, культуры и идей и так далее - именно коллектив обеспечивает принятие новичков в свою среду и замену уходящих лидеров новыми, передачу идей и методов, обучение и развитие внутренней культуры коллектива. Именно коллектив образует "долгоживущее существо", которое может существовать более одного поколения и воспроизводиться на протяжении десятилетий - даже при полном обновлении своего состава.
Структура общества, однако, не может быть и очень сложной - в силу стремления человеческих мозгов к упрощению, а также в силу того, что слишком "тонкие" места наиболее подвержены разрыву, и невозможно воспроизвести слишком сложную структуру в случае разрушения - то есть, слишком сложное устроение неминуемо рано или поздно (и, скорее всего, достаточно рано) распадется на более простые. Любой член общества может взаимодействовать (при интенсивном взаимодействии внутри своего коллектива) с ограниченным числом коллективов внешних, и очень сложные системы как правило быстро отмирают в силу невозможности их воссоздать. Так, вряд ли мы увидим (продолжая пример с магазинами) мебельный салон, торгующий исключительно стульями или только столами. И слишком специфичные коллективы тоже не бывают долговечными.
Однако в нашем представлении общества мы не можем иметь схему взаимодействия с "коллективом", которого в этом обществе нет. Мы не можем иметь представление о "звонке в МЧС" при отсутствии такой структуры. С другой стороны, без определенных условий, этот коллектив сам по себе и не появится, а если и появится, то окажется безжизненным и не востребованным и быстро распадется. Если нет "дорог" (в обобщенном смысле - можно сказать, "путей", то есть, способов связи между далеко отстоящими друг от друга коллективами) и соответствующего транспорта - не может быть и массовых путешествий, и не может быть сложных "экономических связей", каждая область будет обеспечивать себя сама.
Но наличие одного магазина или десятка магазинов не меняют устройства общества - там есть такой "тип коллективов". Точно так же один корабль, десять или сто - все это "однотипные коллективы", с одинаковыми степенями "несамодостаточности" и с одинаковой зависимостью от других коллективов - хотя каждый корабль имеет свое техническое устройство, численность экипажа и цель плавания. А вот если появляется надстройка в виде "руководства порта" - которое не ставит кораблям цели, не является хозяином кораблей, но занимается исключительно координацией действия других "коллективов" (кораблей или обслуживающих их ремонтных, транспортных и других служб - которые были и до того!) - мы уже получаем некоторое "вертикальное усложнение" структуры.
В древних сообществах выделялись группы кузнецов, владеющих тайной металлургии, или группы камнеделов, способных обрабатывать камень, или группы жрецов, обслуживающих общий для всех племен культ - все это будут разные примеры усложнения общества, когда появляются новые коллективы для решения существенно новых задач, при этом, эти задачи общие для всего общества (на один коллектив завязано много уже существующих).
Как правило, выделение нового коллектива происходит на базе отдельных людей, уже выполняющих те или иные функции будущего коллектива - но пока в рамках прежнего, более "самодостаточного". Для оформления этих отдельных людей в коллектив среди них должен оказаться лидер, который и становится родоначальником нового коллектива - и входит в предания как "основатель нового общества".
Предлагаемая ниже классификация самодостаточных сообществ по уровню сложности, возможно, не является единственной, но при рассмотрении всех известных нам сообществ все они вписались в данную схему достаточно хорошо и почти без натяжек. Она не придумана - она реально применима к сообществам, существующим сейчас. Хотя данная гипотеза пришла из физики, но она может быть применима и в общественных науках: попадая в схожие условия, общество вынужденно решать схожие задачи, хотя само решение может быть и различным, но при большом числе "независимых сообществ" будут перебраны практически все варианты решений.
Рассматривая с этой точки зрения эволюцию коллективов, простейшим коллективом следует признать племя. Не обязательно оно появилось первым (только если принимать обязательное развитие от простого к сложному, что неверно - даже в биологии есть примеры упрощения структуры, как, например, у паразитов), но именно оно возникает из любой группы людей, отрезанных от других людских сообществ и вынужденных опираться только на свои силы. Если этих сил достаточно и присуствуют люди обоих полов, образуется племя, с некоторым центром руководства (как правило, основанном на авторитете и знаниях) и какой-то "стратегией выживания".
Люди, живущие на отдельном острове, образуют племя. Люди, отрезанные от других сообществ тайгой, пустыней - тоже образуют племя. Откуда берутся люди, образующие племя - вопрос отдельный и пока не очень принципиальный в рамках данного исторического исследования. Но видимо первичное "расселение" людей на большие территории происходит именно племенами - даже если в породившем их обществе существует более сложное устроение, утратив связи с ним, люди, живущие самодостаточно, образуют племя.
Именно с "племенной структурой" - коллективом в общем-то равных людей, не разделенных на более мелкие разнородные коллективы - в нашем "подсознании" и связан образ "истинной демократии", когда решения по вопросам, касающимся всех, принимаются после обсуждения всеми. Однако, такое возможно только внутри одного, достаточно однородного, коллектива.
В одном племени могут быть отдельные люди, занимающиеся тем или иным "специализированным" делом, но они еще не образуют отдельного коллектива, секреты мастерства передаются от отца к сыну, нет "культурной среды", обеспечивавшей бы развитие и взаимозаменяемость: гибель одного человека приводит к утрате огромного числа "профессиональных секретов", будь то вопросы воинского искусства или какого-либо ремесла. "Структурной единицей" племени является семья (род), каждый член племени в том или ином виде должен уметь делать все необходимое (и пахать, и охотиться, и строить, и заготавливать дрова, и сражаться), и особые "профессиональные навыки" есть, может быть, "священное умение", но не что-то, на что рассчитывают остальные члены племени, то есть, еще нет разделения обязанностей между разными "коллективами", образующими племя. Уровень жизни внутри одного племени может разниться от одного члена к другому, но он никак не приводит к усложнению структуры общества, и уже в следующем поколении все может поменяться.
Племя является не очень устойчивым образованием, ибо там очень мал "внешний опыт" (быт достаточно однороден и мало примеров выживания в иных условиях), и достаточно часто гибнет от голода, болезней, зверей и врагов. Но образуются новые племена, отделяясь от тех, что существуют в хороших условиях (позволяющих увеличивать численность племени), и уходя на новые места, что увеличивает возможность выживания "племенного строя" в целом. Однако, обособившись, новое племя преобретает и новые навыки выживания, и новый язык, и новую религию (с новым "предком-прародителем"). С археологической точки зрения это означает возникновение новой археологической культуры.
Таким образом, при изменении внешних условий в худшую сторону племя легко гибнет; попав в условия приятные, оно начинает увеличивать свою численность, но, в силу экстенсивности развития (увеличение численности вместе с увеличением ареала обитания), от него довольно легко отделяются новые "одноклеточные организмы" - новые племена, которые, являясь самодостаточными, уже в следующем поколении становятся практически независимыми от предка, а затем могут начать и воевать с основателем. Принципиальным шагом в усложнении общества является появление нового, общего для всех племен, коллектива, берущего на себя какие-то общие для всех остальных племен функции.
Изменение структуры в сторону усложнения от племенного строя практически неизучено в силу полного отсутствия свидетельств этого периода. Однако мы можем и сейчас наблюдать как отдельные племена - общины, живущие замкнуто и самодостаточно, - так и "малые народы", представляющие из себя определенную общность, хотя и без привычной нам "государственной структуры". Потому данный переход можно реконструировать, хотя и с некоторыми допущениями.
Общество может существовать долгое время только при выполнении ряда условий. Во-первых, конечно, если внешние условия стабильны и идеальны (Эдемский сад древних преданий), то общество может существовать в виде отдельных родов и семей, практически самодостаточных и независимых. Но если условия хоть и стабильны, но неидеальны и требуют хоть какой-то координации усилий разных людей и хотя бы некоторой концентрации, общество может существовать только при наличии взаимодействия, то есть, когда образуется коллектив, в котором общие вопросы выживания решаются сообща. В противном случае, опять же, общество просто не сохранится сколь-нибудь долгое время, если детей надо растить и воспитывать - а заниматься этим некому. Это соответствует отдельному племени.
Наконец, если внешние условия меняются, меняется численность людей, меняются времена года, и в каждых условиях надо как-то жить - необходимо накапливание знаний. А для накопления знаний, их развития и сохранения необходим выделенный коллектив - среда, где будут "вариться" те, кто занимается каким-то делом, где они будут проходить обучение и где соседи заняты примерно тем же делом, что и ты. Пока такого коллектива нет, говорить об изменении структуры общества нельзя - единицей его по-прежнему является отдельная семья, отдельный род. И, главное, должно быть объединение людей с различным опытом, то есть, из коллективов, живущих в разных условиях, из разных "племен".
Рост численности племени, попавшего в "благоприятные условия", сопровождается увеличением ареала обитания членов данного племени. В зависимости от условий (а они, судя по увеличению численности, являются благоприятными) члены племени/общины могут или тесниться друг к другу, за общую ограду - или расселяться на некотором расстоянии, образуя новые племена "за соседним холмом".
Пока отделившееся в силу роста численности от изначального племени новое племя является самодостаточным, оно уже в следующем поколении может даже начать враждовать с "прародившим" его племенем. Чтобы возможен был обмен - знаниями, опытом, предметами и людьми - необходимо иметь что-то общее, какой-то общий "коллектив", посредника, который одновременно будет и накапливать общий опыт.
Первыми для такого взаимодействия выделяются именно коллективы "жрецов", специализирующихся на "духовной сфере", в то время как остальные члены племени (окрестных племен) заняты военными и экономическими функциями. И функции первых вождей представляют из себя смесь сакральных и военных функций, вернее, вожди - "ведущие" - должны быть именно теми, кто "думает о будущем".
Приведу конкретный пример. Если кто-то приобрел "отрицательный опыт" по поеданию бледной поганки, то, если рядом не было никого, этот опыт уйдет вместе с ним. И можно долго приобретать подобный опыт, пока не найдется кто-то выживший. То же самое - касательно любой ядовитой ягоды, укусов змей и насекомых и так далее. Но даже если окружающие люди видели, что случилось с их сородичем, и правильно установили причину, это останется сугубо личным опытом данного племени и его ближайших потомков, там, где детей будут учить не есть такие грибы и не наступать на таких змей. А может и в принципе вылиться в запрет "не ешь то, что не знаешь".
Но соблюдение такого запрета приведет к тому, что никаких новых знаний о "съедобном-не съедобном" общество не получит!
Но что происходит в племени, где есть выделенный шаман? Когда кому-то становится плохо, его несут/ведут к шаману. И шаман не просто пытается его вылечить - он еще и приобретает опыт, а что именно случилось и почему. Опять же, если шаман ни с кем не общается, этот опыт не пойдет дальше его учеников. Однако если есть некоторое "взаимодействие шаманов", опыт может распространиться на другие племена, и уже они будут предохранены от ошибок.
Другой пример. Если племя живет в домах полуземляночного типа, с углублением в землю, то оно не сможет строить дома на болотистой местности - их будет затапливать. Чтобы научиться жить в местах с топкой почвой, или просто там, где грунтовые воды подходят близко к поверхности, необходимо разработать способ постройки домов на сваях - что тоже делается не вдруг. Даже если сама идея - поднять дом над поверхностью - и может придти в голову, но для реализации - сколько столбов, как их расположить, как крепить, как закапывать, как на них класть пол и так далее - нужно время, нужны попытки, нужно накопление неудачного - и удачного - опыта. Потому, расселяясь, племя выберет местность, где оно знает, как строить дома, и будет обходить места болотистые и лесистые. Но тогда оно никогда и не приобретет опыта подобного строительства - потому как он будет не востребован; и даже если какой-то охотник и изобретет такой вид дома, опыт забудется к следующему поколению. И если племя какими-то внешними условиями было загнано из степей в лес, на болота, оно будет ютиться в шалашах - и ждать времени, когда оно сможет вернуться в привычную среду обитания, или искать эту самую привычную среду, но не искать способа иного строительства домов - если у них уже нет этого самого знания.
--
Об эволюции
Считается, что в человеческом обществе для приспособления к внешним условиям вместо мутационного (биологического) механизма используется поведенческий механизм, то есть, вместо того чтобы изменять свою биологическую структуру (отращивать шерсть, ласты, лишнюю пару глаз), человек меняет свое поведение или использует новые предметы/технологии, позволяющие ему выживать в новых условиях. Этим мы принципиально отличаемся от животных.
Но суть остается та же самая: путем изменения себя/своего окружения вид/популляция выживает в новых условиях.
Давайте рассмотрим классическую эволюционную теорию как некоторую модель теории эволюции человеческого общества.
Она базируется на четырех постулатах.
--
Наследственность (т.е., дети наследуют биологическую структуру родителей. Для людей - дети наследуют культуру, язык, учатся навыкам родителей)
--
Изменчивость (т.е., биологическая структура подвергается случайным мутациям. В обществе - это случайные открытия, новые технологии)
--
Борьба за существование (самцы борются за самок, разные виды борются за одно место в экологической нише)
--
И, как следствие - естественный отбор, когда остаются только наиболее приспособленные.
Если первые два пункта трудно оспорить, то два последних вызывают большие сомнения.
Прежде всего, мутации всегда рецессивны, то есть, не будут проявлены в первом поколении. Это логично, ибо в противном случае все племя состояло бы из "уродов", и, собственно, наследственности бы не происходило. Мутации организмом подавляются.
Что это значит?
Если не предположить практически невероятного варианта, что у двух особей одновременно произошла одна и та же мутация, то в начале особь с мутацией будет спокойно жить, внешне ничем не отличаясь от своих собратьев. И дети его, хотя половина их может быть носителем мутировавшего гена, внешне тоже не будут отличаться. Вот если дети его заведут совместных детей, то часть их вполне может получить оба набора генов (и по отцу, и по матери) с мутировавшим геном (а конкретно, четвертая часть от совместных детей).
Итак, только в третьем поколении после мутации она проявится. Все это время стадо/стая/племя/популяция должны как-то существовать и без этой мутации.
Возможен вариант, что именно сейчас, когда появились эти новые "мутанты", внезапно условия меняются, так что эта мутация становится жизненно необходимой (правда, тогда и четырех миллиардов лет было бы мало для появления нынешних видов, ибо такие стечения обстоятельств совершенно уникальны). Например, мутация, приведшая к появлению в популляции парнокопытных особей с ластами (ластоногие, к слову, близкие родственники парнокопытных). Она может оказаться спасительной, если именно в этот момент происходит всемирный потоп, и все остальные члены стада тонут, а выживают только с ластами.
Но это как-то маловероятно. Условия меняются не критично, и, очевидно, стадо не будет радо появлению членов с ластами. То есть, они будут рассматриваться как уроды, и, скорее всего, будут изгнаны из стада.
То есть, по двум последним пунктам, они проиграли борьбу за существование и естественный отбор сработал против них.
Сработал бы - если бы где-нибудь рядом не было озера или моря.
И тогда ластоногие вполне могут просто освоить новую среду обитания.
Таким образом, изменчивость, мутации приводят не к борьбе - а, напротив, к освоению новых мест обитания. А уж потом, когда, возможно, условия изменятся, это приведет только к уменьшению разнообразия, но никак не к появлению новых видов. Борьба же за существование и естественный отбор служат только закреплению имеющихся поведенческих/биологических особенностей, и ведут только к уменьшению разнообразия поведения и условий обитания. То есть, они играют определенную роль в жизни, но никак не для появления новых видов.
Аналогичную схему можно применить и к человеческим культурам и технологиям. Если кто-то овладел технологией, не нужной для выживания в данной местности - он может позволить себе, своей семье и ближайшим друзьям - тем, кто захочет с ним пойти - забраться в новое место, где с ее помощью можно выжить. Ну и, случись что, он, действительно, окажется в выигрыше. Но изначально он должен существовать в "нормальных", привычных условиях!
То есть, если люди жили в районе экватора, то, случись в этот миг Великое оледенение, они бы тупо замерзли.
Но если к началу оледенения они уже разработали - еще живя там, в тепле! - технологии разведения огня, шитья теплой одежды, строительства теплых домов - и с помощью этого забрались туда, где жить не так уютно, - вот тогда эти племена могут в случае оледенения выжить. А внезапно открыть технологию, которая срочно нужна для выживания в изменившихся условиях, практически невозможно.
И как в животном мире мутация существует в "скрытом" (рецессивном) виде, пока не окажется проявленной и приведет к освоению нового ареала - так и в человеческом обществе открытая технология, найденное знание должны где-то существовать, даже не будучи востребованными, до поры - до времени.
Таким образом, если есть коллектив - на первых порах, хотя бы семья, род, - в котором накапливаются даже на первый взгляд не нужные знания о мире, не востребованные на данный момент, - ситуация меняется. "Знание предков" - "старики рассказывали, что когда-то...". Если обмен информацией происходит только в рамках одного племени, то старики могут рассказать только то, с чем сталкивалось именно их племя и кто-то из их предков (или них самих). Если же коллектив общий для нескольких племен, то опыт даже другого племени становится доступным остальным, что резко повышает выживаемость системы в целом.
Чисто теоретически - исходя из предложенной классификации - закономерен вопрос, а возможно ли выделение общего коллектива на другом уровне? Скажем, общего для нескольких племен - не объединенных духовно - военного уровня, или общего уровня производителей, когда каждое "племя" в отдельности занимается охраной (и войнами друг с другом) и определяет свою культуру и все остальное?
Ну, теоретически представить такую ситуацию можно. Наемный отряд, воюющий то за одних то за других, или группа "добытчиков", которая кормит остальных. Правда, последняя ситуация напоминает сказку "как один мужик двух генералов прокормил". В каком-нибудь космическом будущем такое можно себе представить; такое периодически случается в технически развитых обществах, когда жизнь общества оказывается завязанной на одну - ограниченную - группу "производителей" (например, в какой-нибудь крупной компьютерной фирме - на системных администраторов). Однако что происходит при этом?
С очевидностью, коллектив, общий для остальных, является менее зависимым от других, чем другие - от него. В итоге, получается, именно он начинает диктовать свою волю остальным и с неизбежностью подменяет собой первый уровень, не имея его знаний и задач! И, разумеется, такая структура оказывается непрочной: или наемники начинают грабить всех подряд - и вызывают формирование ответного военного коллектива, - или "производители" начинают хуже работать и приводят к появлению собственных "производственных" уровней в каждом из снабжаемых ими коллективов (в случае с системными администраторами - их или включают в "высшую прослойку" фирмы, или заводят нескольких системных администраторов, чтобы меньше зависеть от одного).
Таким образом, если такое и имело место (некоторые рассказы Геродота можно трактовать как подобные схемы), то продолжалось очень недолго, и только ситуация с выделенным первым, жреческим, уровнем оказывается устойчивой.
В каждом племени вождь - он же зачастую и жрец (хотя иногда жрецы и выделены отдельно) - осуществляет прежде всего "сакральную функцию", то есть, связи с внешним миром, определение целей и путей развития всего племени. Выделение жрецов - как коллектива, занимающегося именно "будушим", связью с богами, гаданием, целительством, браками, определением последствий тех или иных событий - для нескольких соседних племен есть первое усложнение общества. Иногда этот коллектив состоит из одной семьи, иногда - из жреца и его учеников, иногда это сложная структура, куда собираются выходцы из нескольких племен. Пока знания хранятся на уровне одной семьи - как правило, развитие и накопление знаний о мире (а именно знания - главное занятие жрецов) происходит с таким же успехом, как и их утрата; но с появлением некоторого общего для нескольких племен коллектива "жрецов" начинается их систематическое накопление.
Первый уровень - а именно коллективы, обеспечивающие в обществе самодостаточность по первому уровню, мы и называем "жреческими" - объединяет в себя очень много разных понятий, общим для которых является "образ будущего", то есть, как члены данного общества представляют себе, какой должна быть жизнь (и какой она быть не должна). Это и культура, и язык, и общие ценности, и способы воспитания подрастающего поколения, - но все это должно быть вписано в общую картину мира (и понимание каждым членом общества своего места в этом мире), выработкой которой, собственно, жреческие коллективы и занимаются (именно с появлением жреческого коллектива язык может быть общим для многих "племен", иначе, утрачивая связи, они сравнительно быстро - за два-три поколения - обособятся и по языку в силу различия быта и мест обитания).
Мы живем в то время, когда такие - базовые - моменты уже давно решены, и нам представляется это само собой разумеющимся фоном, которому мы обучаемся еще в детстве. Однако в начале, когда условия серьезно меняются, без выделенного "первого уровня" общество просто не выживет. Современная история много занимается военной историей и историей экономики, а религия предстает просто как некоторая "культурная сущность" - ну, вроде бы как "глупые люди были, не знали, как что устроено, вот и придумывали себе" - однако роль жрецов была куда более серьезной. Они не просто "запудривали мозги" - они накапливали знания о мире и просто преподносили их в виде, доступном для "общества". Мы до сих пор пользуемся многими их установками - однако даже не обращаем внимания, считая это чем-то само собой разумеющимся. А между тем многие "суеверия" есть не более чем доступный способ объяснить, почему что-то надо делать, а почему - нет; при этом реальные последствия могут быть дальними и сложными, и жрецы, накапливающие эти самые знания на протяжении многих поколений, "просто знают", что так должно или не должно быть с точки зрения долгосрочного выживания.
Совершенно гениальной находкой жрецов является система "священных рощ", "храмовых владений" и прочих заповедных вещей, освященных религиозными табу. Селяне, члены племени, вожди - могли охотиться, вырубать лес, ловить рыбу где угодно. Но случись "экологическая катастрофа" - и всегда найдется (у жрецов) место, где сохранились "на развод" уничтоженные виды растений или животных. И (с соблюдением, разумеется, соответствующих ритуалов) оттуда будут выведены быки - для приплода в стадах, или выпущены рыбы в водоемы, или высажено зерно, и так далее.
То есть, храмовые владения - это не то, что находилось у жрецов в личном пользовании. Таковыми они стали уже позднее, с падением влияния жрецов в обществе. Это - то, что составляет "неприкосновенный запас общества", который может быть использован только в крайнем случае, на краю гибели. Однако как охранить неприкосновенный запас? Все людские законы не могут отвратить человека от использования "чужого добра"; однако запрет религиозный - в который верят все члены общества - охраняет лучше мечей стражников (которые сами иногда не прочь попользоваться охраняемым).
И вот уже когда этот первый уровень, вопрос долгосрочного выживания, решен, на первый план выходят остальные уровни, для которых первый остается фоном и превращается в элементы культуры и обрядов.
Любопытно, что именно такое устроение общества: верхняя прослойка "жрецов" (ученых), определяющих будущее всего общества и занятых постижениями тайн мира, и достаточно однородные "низы", обеспечивающие экономическую и военную устойчивость общества, - является наиболее приятным для утопий и человеческих представлений, включая коммунистическую модель. Не исключено, что это же может явиться и "концом эволюции" сообществ - то есть, началом нового "цикла", если общество оставить без воздействий извне. И это справедливо: очевидно, что именно тем, кто в лучшей степени представляет общую взаимосвязь процессов в этом мире, лучше всего предоставить право принимать решения, касающиеся всех. Да и власть жрецов основана только на авторитете - на их способности правильно предсказывать события и понимать их взаимосвязь.
Само понятие "народ", по-видимому, должно быть сопоставлено в данной терминологии с общим "первым уровнем". То есть, когда люди одинаково воспринимают будущее, понятия "что хорошо, а что плохо", т.е., к чему следует стремиться, чего избегать; одни и те же люди являются для них авторитетами (в старом смысле этого слова). Возникновение народа, по-видимому, может идти разными путями (расселением одного племени; смешением разных "народов", упрощением структуры сложного общества), но важным для общности (для восприятия себя как "единого целого") является именно общность на "первом уровне". Вплоть до того, что у народа общие святыни, общие храмы - и, соответственно, общий "коллектив", обеспечивающий этот самый "первый уровень" - уровень "связи с высшим", уровень Будущего, уровень Высшего.
С этой точки зрения жрецы - это коллектив, "берущий на себя ответственность за свой народ и его будущее". Жрецы - создатели, носители и хранители традиций, те, кто решает, что будет полезно, а что нет. Те, кто заботятся о выживании общества в целом, о его вписывании в "надсистему". Хотя это обычно называют "догосударственным образованием", но именно такая двухуровневая структура создает основу для возникновения государства классического.
Именно эта структура - занимающаяся "долгосрочным планированием" своего общества, вопросами долгосрочного выживания - и отличает развитие человеческих сообществ от развития физических или биологических систем. В нем - внутри самого общества - присутствует образ желаемого будущего, и действия по его достижению становятся целенаправленными. Хотя, разумеется, не всегда оптимальными. И "воображаемые страхи" - те, которые присутствуют в представляемом будущем - часто являются значимее опасностей реальных, физически ощутимых. Что позволяет корректировать направление развития общества в ту или иную сторону (так что все "теории заговора" имеют под собой некоторую реальную основу - хотя, разумеется, несколько отличную от "глобальной теории заговора").
Жрецы не наделены никакими "юридическими правами" (юридические понятия, понятия права, собственности и так далее возникают только с появлением военной силы и противопоставления одного сообщества другим), у них нет власти как таковой - они просто пользуются большим авторитетом в своем обществе за счет большего знания, ума, опыта, интуиции; возможно, реальной связи с "высшими силами". Но они же ведут процесс накопления опыта, знаний о мире, о человеке, о здоровье, о воспитании подрастающего поколения. С появлением такой структуры, общей для нескольких племен, процесс накопления знаний становится более быстрым и полноценным, поскольку есть возможность сравнить опыт из разных условий.
Разумеется, в реальности все не так идеально, и отсюда - большое количество дошедших до нас, не объяснимых на первый взгляд, табу, запретов и суеверий. Вполне возможно, что это результат того, что жрец получил информацию о негативном результате какого-то действия (съедания какого-то плода, рыбы, и т.д.) из "не вполне проверенных источников", но проверять которую не было возможности - или желания. А потому решили "подстраховаться" и авторитет богов пустили на запрет подобного действия.
Впрочем, возможно, что это мы еще не все знаем, и данное действие в самом деле обладает пока неизвестными нам отрицательными последствиями (так, необъяснимый ранее запрет у многих народов на поедание свинины в последнее время все более объясняется легкостью переноса болезней от свиньи к человеку).
Это все выяснялось и накапливалось на протяжении многих лет и даже веков (опять вспомню про монаха Менделя). Можно сказать, что "просто у жрецов было на это время" -но нет, это была их обязанность, именно от них ждали помощи, утешения и исцеления, "случись что", именно к ним шли в случае болезни, тревоги, опасности, не объяснимой с позиции собственного опыта. Так и образовывался коллектив, ответственный за будущее, за выживание общества в целом, за накапливание знаний - и их распространение в рамках общества, за которое они несли ответственность.
Однако при этом каждое племя уже становится не независимым, доверяя заботу о своем будущем выделенному коллективу, чьи советы и решения являются больше чем законами: они становятся обычаями и обрядами. Отметим, что без наличия общей структуры, общего коллектива, общего носителя знаний не может идти речи об общей культуре для нескольких, даже соседних, но самодостаточных поселений. Здесь же, при наличии общего религиозного центра, возможно существование общей культуры, общего языка - в силу того, что любой язык существует только в процессе общения, а в данной структуре общества взаимодействие происходит уже между разными племенами - которые, соответственно, вырабатывают общий язык, освященный авторитетом жрецов.
Почти каждый остров в Тихом океане можно считать таким независимым сообществом. В силу удаленности он не испытывает потребности в военной силе (если не происходит раскола в самом обществе), и единственная группа, которая может "обосновать свое право на существование" - это жреческая группа. Именно этот коллектив - церковный - и привязывает, скажем, общество острова Пасхи к их "официальным хозяевам" (см. []).
На уровне племени - или даже группы племен, объединенных общей "жреческой прослойкой" ("народа") - взаимодействие разных самодостаточных коллективов редко и, по большому счету, не нужно (каждый народ, каждое племя развивается независимо, в соответствии со своим мировоззрением, религией, обычаями и окружающей средой). Необходимость усложнения возникает только при взаимодействии нескольких таких "самодостаточных коллективов".
Вероятно, далее я буду говорить вещи, кажущиеся очевидными, но я хочу на них посмотреть с позиции данной теории.
Два самодостаточных коллектива не могут завоевать один другой. Можно только уничтожить противника, или заставить его уйти - но не покорить. Для покорения один из двух коллективов должен быть несамодостаточным - а точнее, оба должны быть несамодостаточными, чтобы была возможна какая-то власть одного над другим.
Традиционно завоеванием называется ситуация, когда военный коллектив - то есть, обеспечивающий безопасность своей системы - одного самодостаточного образования уничтожает военный коллектив другого и занимает его место (что-то вроде правила найма вышибалы в баре: чтобы занять место, надо победить нынешнего вышибалу).
Однако если такового коллектива нет, если в племени (народе) каждый член - и воин, и охотник, и пахарь - такое племя завоевать невозможно, пока оно не "делегирует" часть своих обязанностей "завоевателям". А потому и африканские племена, и племена Амазонии и Океании, и индейцы в Северной Америке живут особняком от остального государства - не потому, что они такие "отсталые", а потому, что не испытывают никакой потребности в том государстве, которое считает их территорию своей. Племя - полностью самодостаточный коллектив, и его можно только уничтожить или прогнать, но не покорить.
При взаимодействии двух племен могут происходить либо долгие войны на уничтожение, либо вытеснение одних другими, но не завоевание. Для завоевания - и создания более крупной структуры - необходимо изменение структуры взаимодействующих сообществ. Впрочем, такая структура необходима и просто для возможности объединения двух племен (например, жреческая структура), в противном случае не будет базы для их взаимодействия.
Преимущество "одного общества над другим" всегда кроется не только и не столько в техническом его уровне, сколько в организации. Два человека с палками вооружены одинаково, но если один из них упражняется с палкой по восемь часов в день, а другой только взял ее в руки, у первого все преимущества. И точно так же, дружинник и общинник могут взять в руки одинаковые мечи, но дружинник одержит победу без особого напряжения, исключительно в силу того, что постоянно занимается только войной. И даже - что самое удивительное - дружинник с палкой одержит победу над человеком, впервые взявшем в руки пистолет или автомат, только за счет лучшей психической и физической подготовки.
Однако чтобы тратить по нескольку часов в день только на воинские упражнения, необходимо, чтобы были те, кто будет дружинника кормить и одевать. Соотношение (сколько человек должны обслуживать одного профессионального воина) зависит от технического уровня, но лишь количественно, в процентах; но и используемое оружие тоже зависит от технического уровня, так что сути дела это не меняет (чтобы в применении огнестрельного оружия добиться мастерства, превосходящего "ополченцев", тоже нужно тратить много времени).
Фундаментальным отличием военного уровня от уровня экономического в том, что человек, занятый повседневной - экономической - деятельностью, одновременно с занятием повышает и свою квалификацию в этом, учится по ходу. Кроме того, он должен обладать только некоторой "минимальной квалификацией", чтобы выполнять свои общественные обязанности - и он уже может послужить обществу. Войны же, к счастью, происходят не каждый день, но при этом, если мастерство в войне не оттачивается регулярно, отсутствие должной "квалификации" ведет к проигрышу и разорению и гибели общества. Таким образом, при увеличении внешней угрозы общество вынуждено содержать регулярных "дружинников", которые заняты только упражнениями в мастерстве, мало необходимом в обычной жизни; в противном случае общество быстро гибнет.
Причем это должно быть исключительно добровольное взаимодействие (в противном случае, при попытке дружинника устанавливать свои правила, его побьют раньше, чем он достигнет нужного уровня мастерства, чтобы отбиться от превосходящего противника). То есть, те, кто кормят и одевают дружинника, должны реально понимать, что этот дружинник им нужен для собственной защиты. Необходимость этого связана, например, с участившимися набегами со стороны соседей.
Другой вариант повышения квалификации "дружинником" - самому постоянно упражняться в набегах. Образовавшаяся "банда", живущая грабежом, в начале берет "численностью" (при одинаковом уровне подготовки), а затем, в силу непрерывного упражнения, начинает брать мастерством. Однако тут необходимо два условия: наличие слабого окружения (в котором нет профессиональных воинов, способных оказать сопротивление, только такие же ополченцы), и постоянное пополнение собственной численности.
Так, взаимодействие нескольких племен, в начале живших далеко друг от друга, но с увеличением численности начинающих взаимодействовать все чаще, может привести к появлению таких совместных "банд", "дружин" изгоев, выходцев из всех племен, которые могут начать грабить как своих соплеменников, так и соседей.
В принципе, такие нерегулярные образования вполне могут возникать спонтанно; зная о драчливой природе подростков, во многих племенах существовали целые ритуальные походы, организованные "старшими членами племени". Походы, разумеется, были на соседей, организованных не лучше, причем живущих неподалеку - тех, кто представлял из себя реальных "конкурентов".
Однако долго подобные грабительские набеги продолжаться не могут. Для защиты от подобных набегов в племени (объединении племен, народе) и выделяется "князь с дружиной", некоторая "военная верхушка", общая для соседних племен. Или же одна из групп "со стороны" (может быть, даже со стороны одного из племен) может силой подчинить себе соседей. Наконец, при наличии нескольких банд одна может быть приглашена "на договорной основе" для противостояния другим. Но во всех этих случаях произойдет перераспределение ролей в обществе, причем добровольное: дружинники образуют некоторый коллектив, упражняющийся в войне более, чем остальные "ополченцы", и обязаны первыми идти для противостояния врагу, остальные же кормят и одевают их и членов их семей, которым гарантируют некоторую защиту в случае гибели "дружинника".
Все эти причины обуславливают выделение некоторого постоянного "военного коллектива", контролирующего - и защищающего от других претендентов - некоторую территорию, вернее, людей, живущих на этой территории и кормящих своих защитников. Причем, видимо, в начале выделение такого коллектива происходит с благославения "жрецов". То есть, покорить людей, не желающих (и не умеющих) подчиняться, заставить отказаться от оружия тех, кто привык держать его в руках, очень сложно и часто приводит просто к истреблению покоренных. Но, с другой стороны, если есть постоянная военная угроза, в этом случае требуется и постоянный "военный ответ".
Подчеркну, что военный коллектив, выделенный воинский класс, возникает в общества только при наличии как внешних причин - участившихся взаимодействий с другими сообществами, набегов со стороны других банд, - так и внутренних - то есть, некоторой усложненной структуры, хотя бы двухуровневой (жрецы и племена), с выделенным жреческим коллективом, способным поставить воинский коллектив на службу общества. В противном случае, никакого изменения структуры общества не произойдет, останутся банды - которые не принадлежат данному обществу, ибо никакой "полезной" функциональности не несут - и племена, пытающиеся от них защититься самостоятельно, но - в силу отсутствия координирующего центра - не могущие согласовать свои усилия. Так же, если у племени нет каких-то постоянных центров, которые необходимо защищать, племя скорее уйдет из места угрожающего, чем изменит свою структуру (так уходили американские индейцы от нашествия "бледнолицых"; так поступали и большинство кочевых племен степи, у которых в силу кочевого устроения племенной строй значительно более устойчив).
Теперь происходит перераспределение обязанностей внутри коллектива - выделяются профессиональные военные и те, кто обеспечивает их и их семьи во время походов - в начале еще на "основе племенной демократии", когда в бой могут пойти все члены племени, но под предводительством "богатырей", затем пожизненно. Такое усложнение структуры - появление коллектива, занимающегося исключительно функциями второго уровня, - позволяет увеличить силу коллектива и возможности объединения с другими соседями (на базе общего военного коллектива, который может пополняться из числа других общинников), то есть, усиливает концентрацию, но оно же ведет и к ослаблению: лишь после этого, в случае разгрома своего военного коллектива остальные члены племени могут признать власть победителя. Может, конечно, быть и вариант полного разгрома общества (племени) и включения остатков в состав победителей - но это не приведет к изменению структуры общества победителей и даже его культуры или языка, просто оно увеличит свою численность.
Обращаю внимание, что данное выделение образуется не на базе одного племени, а на базе нескольких взаимодействующих племен, уже связанных, как правило, духовно (жреческим коллективом). В каждом племени живет один-два "богатыря", дружинника (больше одно племя вряд ли прокормит - ср. древнерусских былинных богатырей или американских шерифов), которые - по призыву "князя" - собираются вместе для отпора внешней опасности. Появляется новый "распределенный коллектив", связывающий общество в единое целое уже на втором уровне. Однако вместе с этим и происходит пресловутое "расслоение общества", ибо появляются те, кто работает - и те, кто ходит в походы и живет за счет военной добычи и дани (даров) со стороны "своих", тех, кого они защищают. Видимо, уже позже такие коллективы выделяются в единое целое, обособляясь от кормящих их племен - это будет следующий шаг усложнения общества.
При появлении выделенной "военной организации", живущей за счет дани - добровольной и не очень - со стороны других племен она просто силовым методом подчиняет себе другие коллективы (с целью увеличения дани или военной добычи, а также просто с целью упражнения в воинском искусстве). И именно с военным объединением (второй уровень несамодостаточности) про это объединение начинают узнавать соседи (необходимость защищаться).
Этот момент соответствует гумилевскому "пассионарному толчку". Начало создания "дружин" людей, желающих чего-то иного, чем им предлагается традиционной жизнью. В принципе, любое дело - что в древности, что сейчас, - начинается с создания "инициативной группы". И если эта инициатива оказывается полезной для общества, в котором группа образуется - вернее, если группа сумеет убедить общество в своей полезности, любыми доступными средствами - начинается изменение структуры общества и перераспределения обязанностей в нем.
А потому третий шаг объединения коллективов и усложнения структуры - это "князь с дружиною", контролирующий несколько соседних общин (племен).
--
О войне и о войске.
Итак, свою самодостаточность могут сохранить только те сообщества, которые при усилении взаимодействий разных самодостаточных обществ обзаводятся постоянным "военным коллективом". Именно наличие этого военного коллектива - или иерархически организованной системы военных коллективов - и позволяет соблюдать принятые законы среди всех членов общества, в том числе понятия собственности.
Все профессиональные военные коллективы можно поделить на два класса: сословный и наемный. Сословный - это прослойка в обществе, которая обязана служить, для которой военная служба - основная деятельность, но которая при этом имеет собственное хозяйство, которое и обеспечивает ее по третьему уровню. Очевидно, что подобное хозяйство должно иметь каких-то внешних работников, ибо сам хозяин постоянно в своем хозяйстве отсутствует. При этом право собственности хозяина на свое хозяйство обеспечивается именно его участием в военном коллективе, который как единое целое обеспечивает независимость своей земли, а внутри себя как-то распределяет право пользования этой землей (разграничивает права собственности на основании договора, явного или неявного). Это, помимо классических феодалов или "земельной аристократии", все так называемые "военные прослойки": и легионеры в Древнем Риме, и стратиоты в Византии, и бонды в Норвегии или Швеции, и стрельцы и дворяне в России, и йомены в Англии. Современное толкование, в основном, сосредотачивается на их свойстве "независимый землевладелец" - а мы заострим свое внимание на том, что именно они составляли основу войска соответствующего общества. Потому как независимость их землевладения основывалась именно на их вхождении в военную прослойку, совместно с "крупными землевладельцами" - феодалами, аристократами, патрициями, магнатами и т.д. Именно они обеспечивали поддержание существующего порядка - в частности, владения землей.
В отличие от сословного, наемный не имеет непосредственной собственности, которая обеспечивает ему "независимое существование". Он получает все необходимое от другого коллектива - как правило, государственного аппарата, о котором будем говорить позже. Разумеется, небольшие коллективы могут содержаться и крестьянской общиной, и отдельным торговым коллективом. В любом случае, их принципиальное отличие от первого вида - не они определяют правила, действующие внутри общества. Этот коллектив зависим от остального общества, власть принадлежит не ему.
Потому началом нового вида устроения общества можно считать момент, когда власть переходит к военному коллективу, начинающему самостоятельно устанавливать правила для остального общества. Переходить она может от любого другого типа коллективов, до того игравших более важную роль в данном обществе. Но в любом случае, именно это в истории называется началом "феодализма". В классической истории различают феодализм, созданный на базе "древних рабовладельческих государств" и феодализм, возникший "в силу разложения первобытно-общинного строя". Мы можем еще выделить и феодализм, возникший на базе "капиталистических городов" - это тот феодализм, в который попала Германия - одна из самых развитых стран Средневековья - после Тридцатилетней войны. Поначалу между устроениями общества в этих случаях есть разница, но со временем она стирается - об этом см. ниже.
Но с приходом к власти коллектива военного война естественным образом становится определяющим принципом существования общества. Если нет внешней угрозы, военный коллектив сам ее найдет и блестяще с ней справится. Однако, подчеркну, такое возможно только с появлением выделенного военного коллектива, причем еще и пришедшего к власти - то есть, определяющего задачи всего общества и определяющего правила игры в нем. То есть, ни о каких дальних походах общество, руководимое жрецами, не будет даже мечтать - походах военных, я имею в виду.
В силу дальнейшего развития общества власть может благополучно уйти от военного коллектива, об этом мы будем говорить ниже.
Таким образом, не некоторое самопроизвольное "экономическое расслоение" приводит к появлению "военной верхушки" - но прежде всего взаимодействие различных "самодостаточных коллективов", необходимость защищаться от набегов или же, наоборот, невозможность защититься - и попадание под военную власть завоевателей. На это надо обратить внимание: по сути, все появления новых "государств" так или иначе связаны с взаимодействием двух (или более) до того различных самодостаточных сообществ. Самодостаточные сообщества являются, как правило, конкурентами (если не занимают разные экологические ниши), в силу чего возрастают военные конфликты, что приводит к появлению постоянных выделенных "военных сил", поначалу содержащихся "всем миром" - всем народом, объединенным на первом уровне, жреческом.
Жрецы еще сохраняют свое влияние - и на военных, и на остальных членов общества - но власть уже концентрируется в руках военных (ср. Мерлина и короля Артура Британских легенд). Военные прислушиваются к мнению жрецов, но решения принимают сами.
Военная власть смещает власть духовную в силу как своей большей очевидности (кары, которыми грозят жрецы, произойдут лишь в отдаленном будущем - по крайней мере, через год, после следуюшего урожая или еще когда-нибудь, а то и вообще в другой жизни - кары же, которые могут обрушиться от военных, последуют немедленно), так и в силу своей необходимости, поскольку - при наличие врагов - все соседние общины становятся заинтересованными в защищающих их князе и дружине; у жрецов же власть "традиционная", становящаяся как бы фоном.
Это и есть главный признак новой структуры общества - кто может принимать решения, касающиеся всех. До сих пор забота о будущем - дело жрецов - было совмещено с правом принятия решения, которое у них никто не оспаривал. Военные коллективы могли появляться, но были временными. Теперь же происходит смещение влияния от жреческих коллективов к коллективам военным, прежние "правители" остаются в виде консультантов. Особенно интенсивно это происходит в случае наличия большой конкуренции на ограниченной территории (рост населения, изменение природных условий и т.д.; но изменение природных условий само по себе не является причиной образования военных коллективов), потому именно там, где встречались различные народы, и появляются самые древние "государственные образования" (Средиземное море, берега крупных рек). То есть, при разделе общего места обитания, источников ресурсов и т.д. - когда важно именно "отделиться" от других аналогичных структур, наладить защиту или, наоборот, нападение.
После оформления нового типа коллективов - "князя со дружиною" - военная верхушка начинает упрочнять свою власть. Оформляется система дани - поскольку князь и дружина воюют, их остальное "общество" содержит за свой счет. На этом этапе появляются запреты другим (кроме князя и дружины) членам общин ходить с оружием - появляться в собраниях и даже охотиться (возможны разные варианты в разных обществах).
Именно такая структура может ходить в походы на другие племена, как с целью грабежа, так и с целью включения в сферу своего влияния. Но дальние походы для такой верхушки чреваты потерей власти (что и происходит время от времени, если верить скандинавским сагам - например, саге об Инглингах).
Такая структуризация и может служить точкой отсчета "государства", прежде всего в силу нашего понимания государства. Главное, что характеризует государство - в нашем "архетипическом" его восприятии - это именно возможность распоряжаться теми, кто входит в его ведение, издавать законы и регламентировать жизнь своих членов, то есть, власть (причем власть, с которой согласны и подчиненные, т.е., власть "добровольная", "законная") - и обособленность от других аналогичных "образований", т.е., суверенитет, способность именно принимать решение самостоятельно, а не выполнять приказы других "структур", и возможность противостоять этим структурам (другим "государствам").
С этой точки зрения уже племена, управляемые вождем со жреческими функциями, имеющие определенную территорию проживания, на которую другие племена не допускались, и противостоящие другим племенам, вполне могут рассматриваться как мини-государства. Власть жреца, вождя (закрепленная в глазах соплеменников авторитетом высших сил) была по сути абсолютной (хотя и регламентируемой обычаем) - во всяком случае, он мог принимать решения, касающиеся любой области жизни племени. Однако именно наличие "военной" структуры, позволяющей отбиваться от соседей, и выделяет собственно "государство", как обладающее "суверенитетом". "Военная" поставлена в кавычки, потому как средства противостояния с другими коллективами могут быть не только силовые - важно иметь эти самые средства противостояния и отстаивания своих интересов. Силовое воздействие до сих пор рассматривается как самое надежное.
Две предыдущих ступени на сегодня могут быть найдены только в так называемых "примитивных сообществах", и трудно сказать, предшествуют они остальным или, наоборот, являются их "рудиментами", образовавшимися в силу упадка (племенное устроение, как было сказано, - самое "естественное", первичное образование людей, сведенных вместе на одной территории). Зато примеров третьей стадии и сейчас сколько угодно (все "военные диктатуры" в Африке, в Афганистане), и в недавнем прошлом было достаточно (отделение всех колоний).
Именно это - боярин с окрестными деревнями, которые он контролирует, феодал с соседними деревнями, князь с окрестными племенами - и является "классическим ранним феодализмом". Города в такой структуре - явления инородные, как правило, доставшиеся "по наследству" от других сообществ, прошедших уже следующие этапы развития, и потому часто отмирающие "за ненадобностью". Жреческая прослойка в таком обществе может либо союзничать с новым "хозяином", либо пытаться им управлять, либо подчиниться силе - это зависит от ума и способностей прослойки, но очевидно, что влияние ее резко падает, становится чисто "сакральным", обрядовым, к которому обращаются время от времени - для церемоний, жертвоприношений - но не которая определяет постоянную жизнь остальных членов общества. То есть, наблюдается первый шаг к падению авторитета "жрецов": если раньше они же и принимали решение, то теперь они превращаются в консультативный, а иногда и чисто ритуальный орган, с которым советуются, но решения принимают не они, и не они отдают приказы. Идет разделение знания и ответственности: жреческая прослойка остается наиболее грамотной и образованной, но решают все военные - и решают, разумеется, что нужно им, и что они могут оценить с точки зрения своих знаний. Видимо, подобное снятие ответственности в ряде случаев устраивало "жрецов" - они превращались в тех самых "серых кардиналов", как их представляют в более позднее время. Но иногда конфликты все же происходили.
Надо отметить, что коллектив "князь со дружиною", контролирующий подобное "племенное объединение", внутри себя может быть устроен самым разным образом. Должность князя может быть пожизненной (хан у кочевников) или временной (как атаманы у казаков или консулы в Древнем Риме), дружинники могут быть наследственными или постоянно пополняться за счет пришлых (как правило, есть и то, и другое), князь может выбираться из числа всей "дружины" (военная демократия) или только из одного-двух родов (монархия) - это все "внутреннее устроение" коллектива "дружина", не влияющее на сложность устроения всего "самодостаточного образования", состоящего на данном этапе из "жрецов", "князя с дружиной" и "податных племен". И, кстати, демократия в таком обществе касается только "верхнего коллектива".
Объединения подобных образований, известные в истории как "союзы племен" (на самом деле, уже не совсем союзы и не совсем племен) - как правило, временные и, действительно, не могут считаться государствами. Но, что еще более важно, такие союзы возникают в основном для защиты от врага, распадаются после спада внешнего давления и не могут совершать завоевательные походы. Прежде всего потому, что своя территория и свои люди окажутся при этом беззащитными - от своих же соседей. Более часты на этом этапе "межплеменные" (а, вернее, "междружинные") войны - которые с полным правом можно назвать "феодальными междоусобицами" (правда, при разных жреческих уровнях).
Подобная ситуация - отнюдь не специфическое для средневековья явление. Это и войны микенских царей, и "межплеменные" войны германцев времен Римской империи, и современные войны "группировок" на Ближнем Востоке или в Африке. Устроение этих сообществ схоже: есть "население", занятое добычей необходимого - и есть "князья с дружинами", борющиеся за власть над "населением". Есть еще коллектив жрецов, который, однако, не может уже остановить кровопролитие. После того как одна "дружина" победит другую и установит контроль над некоторой территорией, начнется следующий этап усложнения общества.