Уже когда затухли последние очаги сражения, когда сопротивляться стало некому, когда дружинники предали своего князя и волокли его, связанного по рукам и ногам, на суд победителя, когда обесславленные кочевники, гонимые ознобом страха, уносились в степь, бросая обозы с семьями, иначе говоря, когда все кончилось и затихло...
...откуда-то вылетела стрела с наконечником, напоминающим пикирующую хищную птицу...
...выпущенная из дальнобойного лука, она, описав высокую дугу, застыла в апогее и ринулась вниз. На своем пути стрела пронизала жаркое пламя костра, в сердце которого корчился тот самый дерзкий колдун, что возжелал напугать короля Ольса летающими рыбами, и древко ее слегка обуглилось, а потом...
Саннелор не впервые лично участвовал в бою, он великолепно владел оружием и, кроме того, был уверен, что не может погибнуть на ратном поле: такова его судьба. Самое худшее, что может с ним произойти - это ранение. Не смертельное ранение. Но он, как и любой человек, пусть даже близкий богам, не знал, да и не мог знать, насколько прихотливы пути Оис и насколько непостижим промысел богини смерти.
...наконечник с крыльями, загнутыми внутрь как крючья, и тяжелой сердцевиной пробил нагрудную пластину панциря и поверг короля наземь.
Неприятный человек Илюм шептался с Наперсницей не зря. Оказалось, что Саннелор тяжело ранен в последнем сражении. Это известие первый советник короля, чтобы не слышать ахов и не видеть слез, передал через посредницу.
Новость потрясла Эльмеду, молодая королева впервые в жизни по-настоящему осознала, что и она, и ее любимый смертны, что Саннелор может покинуть ее не в далеком-предалеком будущем, а прямо сейчас. В глазах все закрутилось, острый приступ отчаяния столбняком сковал тело. "Вот что означало то темное пятно на витраже! - застучало в висках. - А, может, я сама виновата? Не я ли прогневала богов своим неуемным любопытством и легкомыслием? Не зря ведь испугался хранитель, когда я подшутила над всесильной Оис?" Но, несмотря на рвущие душу мысли, она сумела собраться, не разрыдалась и не потеряла голову, а принялась четко и грамотно распоряжаться, приняв все хлопоты на себя.
Скоро в замке был организован настоящий лазарет, при котором состояли все три доверенных лекаря, хватало обслуги, всевозможных снадобий и проглаженного раскаленными утюгами белья.
И все же, когда привезли раненого, Эльмеда с трудом удержалась от крика.
Король безвольно лежал на походных носилках, бескровное лицо его оттеняла синева, выделявшая растрескавшиеся губы и ввалившиеся глазницы. И только раздувающее щеки хриплое клокочущее дыхание выдавало непрекращающуюся борьбу за жизнь. Боги ниспослали Саннелору глубокое забытье, боль не искажала его чела, не вызывала мышечных спазмов и не нарушала ритма шумных вдохов, так что силы тратились исключительно на удержание в теле мятущегося духа. Это было единственное из всех обстоятельств, которое лекари сочли благоприятным для пациента и едва ли не в большей степени для самих себя. Они готовили примочки, растирали ступками травы и особые минералы и чутко следили за варившимися снадобьями. Угрюмый и несколько отрешенный вид их при том, что трудились все не покладая рук, выдавал истовое желание продлить жизнь повелителя, поскольку ольскими законами им предписывалось всюду следовать за владыкой; убытие на тот свет исключением не являлась.
Стрела, засевшая в правой (слава Энгу) части груди, причинила массу сложностей врачевателям. Извлечь ее удалось с трудом, вконец измучив пациента. А потом Саннелор впал в горячку. Жизнь его висела на тонком волоске, и был момент, когда Эльмеда, не покидавшая покоев раненого, чуть было не воззвала к Великому магу Грольту. И опять вмешалась Наперсница, упросив подождать до самых крайних минут.
- Это тебе не прежние ваши ссоры. Если Саннелор очнется, а Грольт будет здесь, он проклянет тебя или казнит сожжением! Ты же знаешь - колдуны изгнаны из королевства, а Грольт первый из них!
- А если...
- Нет, Саннелор сильный, он сам.
Дни и ночи пролетали в мольбах к Энгу, Зурру, Оис и другим божествам, Эльмеда неотлучно дежурила у ложа скорби. Она простила ему все! Вот теперь именно: ВСЕ! В конце концов, и у великих могут быть слабости. Подумаешь - какие-то ничтожные измены! Какая разница, что он там делает в походах, главное, любит-то он ее одну! А суеверия? Ничтожнейшая мелочь! Да пусть хоть каждый день кричит на нее! Пусть делает все, что хочет, лишь бы жил! Все силы души она вложила в одну фразу:
-О, Боги, всесильные Боги, даруйте ему выздоровление!
Она повторяла ее бессчетное количество раз, сидя рядом то с мечущимся, то страшно застывающим на ложе мужем. Она отирала ему пот, помогала менять пропитанные кровью повязки, целовала его руки, на которых то надувались, то спадали жилы. Молодая королева теряла силы, но ей казалось, что у больного от этого чуть-чуть прибавляется здоровья, она питала его некими невидимыми и неощутимыми флюидами, без которых существование любого человека немыслимо. Эльмеда, чей разум временами мутился, представляла себя в такие минуты сосудом, полным живительной влаги, которой она щедро делится с умирающим. И королева готова была всю себя без остатка влить в недужное тело любимого.
На третий день болезни Саннелор чуть слышно произнес слова, похожие на нечто разумное, ими были:
- Мо... те...ое и ласвое...
Эльмеда не разобрала смысла высказывания, но приободрилась.
- О, Боги, всесильные Боги! Даруйте ему выздоровление! - шептали ее губы.
Горцы. Стычка
Конечно, всего, что может случиться, предусмотреть нельзя. Не обращая внимания на темноту, изредка нарушаемую сполохами зарниц на горизонте, горцы продолжали движение. Теперь удача находилась на концах лошадиных копыт. На рассвете они достигнут места, где ждет смена, потом полдня пути и можно передохнуть, а затем, когда вслед ринется погоня, надо будет уйти на обходные тропы, знакомые немногим. Уржак сознавал - увести дочь главного казначея - не на свадьбе сплясать. Многоопытный вор долго готовился к делу, и выбрал самое удачное время - день возвращения победоносной армии.
Саннелор, подозревающий в заговоре против себя весь Ольс чохом, полагался не только на одни приметы, но и на королевскую стражу. И, надо отдать должное, стража неусыпно доглядывала за всякими злоумышлениями, раскрывала оные и пресекала. Трудилась денно и нощно. Встретить ночной разъезд, особенно вблизи столицы - случай более чем вероятный. Целый отряд горцев, да на ночной дороге - повод для разбирательства, а дознаются, кто в тележке - верный конец.
В стражники, или как их еще называют - латники, всегда берут ветеранов: они короля любят без меры, с оружием на "ты" и дисциплине подвластны. И единственный день, когда вышколенность латников дает трещину, - день возвращения победоносного войска. Не отметить - дурной тон. И если даже послали сегодня разъезд, то уж давно он осел в уютном заведении, коих здесь немало. Потому ехать большой дорогой сейчас можно без риска, а это - существенный выигрыш, по тропам-то особо не разгонишься. Тревогу в усадьбе забьют, когда наступит похмелье от желтого лишайника, не раньше. Выходит, все хорошо?
Однако что-то не давало покоя Уржаку, все казалось - впереди поджидают неприятности. Почему? Откуда? Разумного ответа не было. Что - стареть стал? Ведь раньше такие мыслишки не донимали.
Предводитель трижды прочел, едва шевеля губами, заклинание, отгоняющее несчастье. Но мрачные думы не отстали, напротив, разрослись. Вот настигнут и отобьют девчонку - что тогда? Вернуться с пустыми руками - позор. А если невесту прикончат в стычке ненароком? Тогда в Эрен не показывайся вовсе - головы точно не сносить. Как не крои - а все одно - худо! Эх, напрасно с эренским князем связался!
"Что же это такое!? - возмутился он собственным измышлениям, - связался - не связался, худо - не худо, напрасно - не напрасно! Что за стенания? Откуда мерзость в голову лезет?" Уржак выругался про себя и с досады плюнул на дорогу.
Да, всего не предусмотришь. Кто же знал, что, одолеваемый зудом военных приключений король Саннелор ринется в гущу вражьей конницы, что эта атака переломит ход сражения, и что сразу после схватки неприятельская стрела найдет грудь храброго воителя?
По этой несчастливой причине армия была оставлена под присмотром заместителей. И, пользуясь моментом, главный воинский казначей перепоручил составление трофейных списков счетоводам помельче, а сам поспешил домой. Эскорт прибыл в усадьбу по первым сумеркам и застал разгул "веселья". Что случилось с людьми, по какой причине они столь дружно буйствуют, никто понять не мог, да так и не разобрались - обнаружилась пропажа цветка жизни хозяина - любимой дочери! А чуть позже неподалеку нашли свежайшие следы, оставленные небольшим отрядом, - навоз еще не успел остыть!
Яростные звуки атаки послышались сзади и справа, когда ночь вступила в самую непроглядную пору. Вот уж сюрприз для "сватов"! Но и небольшого времени, пока сквозь мрак наплывала неровная барабанная дробь копыт, хватило горцам, чтобы приготовиться. Преследователи смяли задние ряды похитителей, но непривычные условия боя свели на нет преимущество внезапности. Шайка Уржака встретила нападающих ожесточенным сопротивлением. Сыграло роль то, что кони у преследователей были почти загнаны, и то, что сами они устали, и то, что здоровяка Акжи слегка оцарапали при первом столкновении, после чего он буквально озверел, и то, что горцам привычнее были ночные схватки. Акжи метался среди людей казначея, дико визжа, рубил, уклонялся, отбивал удары и снова наотмашь рубил. Воодушевленные его примером, воры набросились на противника, словно стая загнанных на край пропасти волков. Не остался в стороне и обуреваемый дурными предчувствиями Уржак, решивший, что лучше погибнуть в бою, чем опозориться или быть казненным. Сражение было недолгим, но кровопролитным, и закончилось ранением главного заинтересованного лица - казначея. После этого преследователи отхлынули, а горцы поспешили унести ноги.
Во тьме, да с недругом на хвосте, перекличек не устраивают, главное - двуколку с невестой сохранили. Так что, если кто отстал - отстал навсегда. Ночные тати не стали ждать раненых и выбитых из седел, а подхлестнули запряженных в телегу коней и всей ватагой помчались дальше.
Было неясно: кто и как узнал? Что за погоня свалилась среди ночи? А дальше количество вопросов только возрастало...
Вскоре показались огни небольшого поселения, где вполне мог обосноваться разгулявшийся отряд стражи, пришлось обходить его. Кровь в висках у горцев стучала, они понимали, что вляпались по самые уши, что задержки на обходы каждого жилья в дальнейшем неизбежны, и что любые отклонения от прямого пути весьма на руку преследователям.
И только атаман вздохнул облегченно: беспокойство оказалось не напрасным - значит, старость подождет. Он подкрутил начинающие седеть усы, и его всегдашняя уверенность в себе вернулась.
Саннелор Планы
Кризис миновал. Мощный организм короля проявил себя с лучшей стороны. Насколько тяжело перенес Саннелор последствия ранения, настолько же быстро он теперь поправлялся. Прежде всего физически. Но чувство безысходности, ощущение камня за грудиной, проникшее в него, очевидно, вместе со стрелой, не проходило. Не радовали ни жена, ни сын, ни ровная и теплая погода, ни поздравления подданных. Гримасы улыбок давались с трудом, окружающие относили заметную неискренность любимого монарха на счет неутихающих пока болей.
Тем не менее, через две недели полководец уже совершил круг верхом во дворе замка. Его взгляд был обращен к тем воротам, откуда начиналась дорога, ведущая в Тинетон, к Неточному морю, а лоб морщила глубокая дума. Обычно король был скор на решения, но сейчас не мог определиться. Ему всегда хотелось омыть ноги в собственном море. В завоеванном море. Эта некогда далекая мечта все более захватывала существо Саннелора. Не раз снилось, как направляет коня в пенистые волны, как зачерпывает ладонью соленую воду и умывает лицо. И вот - путь в Тинетон открыт. За спиной лучшая в мире армия, не пройдет и трех месяцев, как мечта детства сбудется!
Да, если бы не Шрен! Война с сильным княжеством отдалит поход еще месяца на три. Минимум на три. То ли ранение и последующая болезнь так повлияли на сознание, но ему, взрослому человеку, имеющему четкое представление о времени, эти месяцы вдруг стали казаться едва ли не вечностью. Словно нетерпеливый юнец, король возжаждал почувствовать на собственной коже соленые брызги, наяву ощутить вкус моря. И сам себе подивился: на фоне гнетущего бремени, лежащего на душе, вопреки всеподавляющей тоске к нему вернулось вдруг отчетливое и сильное желание.
- Море теплое и ласковое, - едва слышно прошептали губы и изогнулись в горькой, но настоящей улыбке.
Оставлять за спиной Щрен опасно, - предупреждал короля здравый смысл. А если договориться с Кренпом и хотя бы на время отложить войну, - ответил мальчишка, сидящий в Саннелоре, - ведь щренский князь только об этом и думает. Но здравый смысл тут же напомнил, что мысли Кренпа неведомы никому, что он, прежде всего, коварный и злобный враг. Однако малец и не думал сдаваться. Ему, ребенку, живущему в сознании взрослого человека, хотелось новых ощущений, и казалось, что то опьянение счастьем, в котором он всегда жил и которое где-то потерялось сейчас, вернется именно там, у прибойной линии Неточного моря. А еще король чувствовал, что к двум знамениям, открытым ему богиней смерти Оис, на побережье добавится третье, и исчезнет тогда проклятие, нависающее над родом Сияющих.
Темный охотник
С юга и востока Ольс открыт, обширные плодородные равнины переходят его границы и далеко растекаются по пространствам восточных королевств и Конфедерации княжеств. На эти доступные стороны света всегда распространялись захватнические претензии Ольса. С северо-запада королевство окаймляют Велмская гряда и Бернойские горы, на чьих склонах ютятся многочисленные государства-карлики, не представляющие для завоевателя интереса из-за трудной доступности и царящей там суровой бедности. Хотя, преодолев горные кряжи и перевалы, можно сразу оказаться в Тинетоне, но это, конечно, путь не для большого войска. На севере Бернойские горы переходят в ущелья Атрана - необитаемое и глухое место. Там не растут деревья, и нет зверья. Где-то в глубине ущелий, в непроходимых отрогах, находится жуткое и таинственное место - пещера Ниберлах. Она служит местом заточения непокорных мистиков, камни ее стен, а по другой легенде - вода из озера, медленно, но верно отнимают у заключенных память, лишая их жизни смысла. Наиболее же злостные и неисправимые чародеи подвергаются Ниберлахскому суду, который всегда признает их виновными и обрекает на сожжение.
А огромный лесной массив, что тянется вдоль всего северного окоема Ольского королевства, оканчиваясь далеко на востоке мрачным Бледным заболотьем, с незапамятных времен именуется Темным лесом из-за своей непостижимости. В нем нет дорог, а только тропы, сплетающиеся в запутанный клубок. В нем не живут женщины, а только мужчины, по крайней мере, никто из приграничных жителей никогда не видел выходящей из чащи особи женского пола. В то же время темные охотники, так называют обитателей леса, нередкие гости в северных поселениях. Они торгуют шкурами, копченым мясом, костью, лесом, плетеной из гибкой лозы мебелью, ягодами, лечебными травами и целительными выделениями диких животных. Заработанное либо прогуливают, либо тратят на металлические изделия, либо покупают юных рабынь, которых навсегда уводят в свои дебри. Ходят упорные, хотя и неподтвержденные слухи, что несчастные молодки служат деликатесной пищей для жутких бородачей. Спрашивать об этом и многом другом у них самих - себе дороже - нравом этот народ угрюм и злобен. И ни один темный охотник даже в крайнем подпитии никогда не расскажет о своем племени; вот хоть режь его на части - а ничего не добьешься! Потому сложилось твердое мнение, что на уста у них наложена печать. На вопрос, как же они плодятся, молва отвечает, что уже взрослые бородатые мужики выходят два раза в год - весной и осенью в полнолуние - из-под корней огромных дубов, что скрыты в самых глубинах лесов. И этому вполне можно верить, поскольку детишек темных тоже никто не встречал.
Были, конечно, и ученые люди, и просто любознательные, и властители даже, желающие разобраться в этих загадках. Но уходившие в одиночку исследовать вотчину охотников ни разу не вернулись, несколько отрядов тоже исчезли без следа. Последний, а может, единственный (если раньше и были, то никто не помнит) большой поход случился несколько поколений назад. Целая рать двинулась вглубь Темного леса, оставляя после себя широкие просеки, по которым нетрудно было отыскать дорогу назад. Но вырубленные в чащобе дороги через несколько лет заросли, так никому и не понадобившись. С тех пор желающих искушать судьбу не находилось. К тому же соседи, прознав об ослаблении Ольса, отхватили тогда, почитай, полстраны. Вот такой конфуз вышел - тут уж не до вылазок и не до любопытства стало.
Единственными существами, для которых Темный лес никакой препоной не являлся, были таинственные озибилиты. Охваченные всеразрушающей яростью, эти гиганты не однажды выходили оттуда, чтобы вволю поизмываться над северной окраиной королевства. Против них собиралось ополчение, в состав которого добровольно вливались отряды охотников, что свидетельствовало о непричастности этого племени к появлению чудовищ, несущих по обе стороны лесной границы разруху. Правда, свидетельств о победах людей в таких сражениях не сохранилось ни одного.
И вот один из представителей этого самобытного народца, раскинув в стороны мускулистые конечности и задрав вверх рыжий лохматый подбородок, вытянулся на полу в невысокой пещере. Тело его было голым и бездыханным. У изголовья охотника расположилась в отполированном временем деревянном кресле фигура, закутанная в темную хламиду. Она монотонно что-то приговаривала, и голос напоминал шелест причесываемой ветром листвы. Но вот на мгновение затихла, дунула в лицо мужчины и раскинула над ним неожиданно длинные руки - кисти, очертив в воздухе полукружия, соединились далеко за стопами лежащего! А роста темный охотник был немалого. Словно подстегнутый этим пассом, рыжебородый вздрогнул, широко раскрыл рот, вздохнул и сел. Некоторое время он рассматривал себя, потом обернулся к пробудившей его женщине и хрипловатым, будто после долгого сна голосом, сказал, слегка запинаясь:
- Неплохо... мне нравится... Сестра...
- Я старалась, - прошелестела та, - ты, видно, голоден?
- Сейчас начну жевать песок и камень.
- А может, прежде станцуешь?
Лицо рыжебородого напряглось, он весь подобрался, словно пытаясь преодолеть что-то внутри себя, затем плечи его опустились, и мужчина ответил:
- Нет... настроения что-то нет...
- У тебя не так много попыток осталось, а ты все не научишься.
- Но эта не последняя?
- Нет еще. Вот. - Она поставила перед собой котомку, накрытую тряпицей. - Поешь.
Словно малолетний сын, и не предполагающий, что можно стесняться собственной матери, мужчина пересел лицом к закутанной в балахон фигуре, устроил котомку между широко расставленными ногами и жадно набросился на еду. По мере насыщения его лицо расслаблялось, глаза слегка затуманивались и, почувствовав, что тело набрало достаточно сил, он позволил себе ненадолго покинуть его, воспарить и оглянуться.
Сверху, из-под свода пещеры, ставшего тут же почти прозрачным, то, что называлось темным охотником, выглядело как сгусток скрученных между собой жил, погруженных в желеобразную субстанцию; от поступающей внутрь пищи по организму расходились медленные и слабые возмущения. За пределами убежища, оказавшегося вовсе не пещерой, а полостью в огромном древесном стволе, со всех сторон виднелись деревья, утратившие плотность, как и стены гигантского дупла. Взор проникал далеко, перед ним мелькали разнокалиберные лесные жители, кое-где попадались люди, тоже полупрозрачные и имеющие разные оттенки, в зависимости от переживаемого настроения, все они напоминали устройством рыжебородого охотника. Вот вдалеке промелькнуло темное вытянутое над землей пятно с внутренностями, похожими на клубок червей - это был лесной демон. Застывшая же в кресле фигура ничуть не изменилась. И складки ее одежды остались непроницаемы, и безмятежное лицо не отразило никакого внутреннего состояния, и слабая улыбка не утратила выражения мудрой умиротворенности. Сколько он помнил себя, почти столько же помнил и эту женщину. Раньше он, обращаясь к ней, называл ее "Мать", теперь, и уже давно: "Сестра", но кто и что она такое, понять не мог.
- Ты уже насытился? - тихо поинтересовалась она.
Мужчина, сидящий на полу с остановившемся взором, уронил очередной кусок, поперхнулся, зашелся в приступе удушающего кашля и опрокинулся на спину. Это заставило его немедленно вернуться в тело и помочь тому справиться с неприятностью.
- Давно ты не преподавала мне уроков, - криво усмехнувшись, заметил темный охотник, когда кашель удалось угомонить.
- В том не было надобности. Не спеши, в свое время постижение будет дано тебе, ты же знаешь.
- Прости, я больше не буду, Сестра, - склонил он голову, как маленький мальчик.
- Вот и хорошо. Тебе не следует отделяться без самой крайней необходимости, запомни это... в этом нет спасения... думай о танце. Все время держи его в голове. А теперь послушай меня, Собиратель.
Хранитель
Наконец-то здоровье возлюбленного перестало внушать опасения. Воздав хвалу богам, Эльмеда позволила себе выспаться, и, как только почувствовала, что в состоянии двигаться, отправилась прямиком в библиотеку. Чем-то притягивало ее это место, и она вместо того, чтобы вызывать хранителя к себе, всегда приходила к нему. Поводом для данного посещения служил наконечник стрелы, извлеченной из тела короля, вернее, странный знак на нем, в виде черты и трех точек.
- Скорее всего, это личный знак кузнеца, - предположил хранитель, - но твое беспокойство понятно, я тоже ощущаю в этом что-то... - он скорчил гримасу, выражающую одновременно отвращение и испуг.
- Так спроси у Оис!
- У Закатной?!
- Какой, какой?
- Одно из имен богини смерти - Закатная. Люди рисуют ее с когтями и зубами от страха перед ней. А на самом деле она похожа на ослепительно красивый закат. Слово "ослепительно" я использую в прямом смысле.
- Кто увидит ее, теряет зрение?
- Да. Умирая, все теряют зрение, не так ли? И еще, в очень древнем источнике, наверное, он древнее, чем наше королевство, я встретил такое описание Оис: "Тень женщины в багровом одеянье, на запад уносящая мечты". Красиво, правда?
- Пожалуй... но ты можешь спросить ее?
- Ну что ты? Что ты?! Такие мелочи богов не занимают, Всемилостивейшая. Мы лучше поинтересуемся у старейшины кузнечного цеха, так вот. Он о многом наслышан...
- Хорошо. Теперь, когда король вне опасности, можно спросить и старейшину.
- Король? Он не был в опасности. Саннелор не мог умереть от этой раны, хотя он и смертен, как все мы, - неожиданно заявил библиотекарь.
- С чего ты взял?
- Я знаю.
- Знаешь?! И раньше знал?!
- Ну да, знал. А что?
- Вот как! И где ж ты раньше был, всезнающий? - возмутилась Эльмеда. - А я так переживала! Самой было впору... ах, ладно!
- Меня никто не спрашивал, Всемилостивейшая, - ответил старик и попытался сменить тему.
- Нет, погоди! Ты мне сейчас все выложишь, Хранитель! За язык я тебя не тянула, сам начал, так что давай начистоту!
Немного помолчав, тот проскрипел:
- Ну что ж, ты - королева. Хорошо, слушай.
И старик поведал о том, что Саннелор в самом начале царствования, сразу после первого покушения, вызвал его к себе и обратился с просьбой, как к главному жрецу богини Оис. Король знал, что приказывать жрецам Оис бесполезно, можно только спрашивать. Неделю Хранитель молитвенно общался с богиней, а потом дал знак королю, что пожелание его будет удовлетворено. Тогда они облачились в простые холщовые рубахи и вступили в старые покои замка, на территорию, принадлежащую богине.
- Как, и вы не обратились в прах?! - вырвалось у Эльмеды.
- Мы вступили с ее согласия! Не перебивай! - зашипел жрец. - Я проводил Саннелора до определенного покоя, определенного, как ты понимаешь, не мной, дальше он отправился один, и что там с ним происходило, мне до конца не известно. Хотя кое-что он рассказал на обратном пути. Ты, кстати, у него ничего не выведывай. О таком общении никогда не говорят, разве что соизволение получат.
- А ты?
- Я-то? Значит, получил. Так вот. Саму богиню он не видел, но слышал голос, исходящий одновременно из стен, потолков и полов - отовсюду. Оис прорекла, что над его родом висит древнее проклятие. Все мужчины, становящиеся монархами, погибают в расцвете сил. До этого у них рождается наследник. Так проклятие становится нескончаемым, оно сохраняет силу, пока длится династия.
- Вот оно что! Так, значит, тень на облике Саннелора и есть клеймо проклятия?
- Тень? Впервые слышу о какой-то тени, ты о чем?
- Ты не видишь ее?!
- Даже не понимаю, о чем ты...
- А на нашем сыне тени нет... о чем это может говорить?
- Да, Всемилостивейшая, похоже тебе дано много больше, чем прочим смертным...
- Возможно, но продолжай...
- Хорошо. Итак, от проклятия можно избавиться двумя способами. Первый - ясно какой - уничтожить всех мужчин, иначе - отказаться от продолжения рода или добровольно отречься от короны и стереть таким образом людскую память о Сияющих. Впрочем, это было известно и раньше. Но богиня открыла, что есть и второй путь: проклятие могут смыть три соленые жидкости, смешанные вместе, если они будут пролиты на наследный трон между полуночью и первым лучом светила. От этого трон немедленно вспыхнет и сгорит дотла. А пепел надлежит собрать, набить им отверстую грудь живого сокола (ты ведь знаешь, сокол - основа герба Сияющих) и подбросить птицу верх. Со?кол устремится ввысь, и ни?кто его боль?ше не уви?дит. И еще надо будет постичь династическую ошибку и исправить ее. После этого проклятие потеряет силу.
- Что за ошибка?
- Богиня не открыла ему, он должен постичь сам. Теперь ты спросишь - что это за жидкости. Так вот. Точного ответа Саннелор не получил. Но потом во снах кое-что прояснилось. Такие же сны видел и я одновременно с ним, что лишний раз свидетельствует об их божественности. Хотя, тут и свидетельствовать нечего. Так вот, первый сон был такой. Король ехал по широкому полю. И с неба упала невиданной красоты птица. Саннелор остановился, и хотел подобрать чудо природы. Но как только коснулся великолепного искрящегося на солнце оперения, бросился на него с вышины сокол и больно ударил по руке, словно ожег. Из глубокой раны фонтаном брызнула кровь. Она вытекала с такой скоростью, что Саннелор вскоре почувствовал сильную слабость. Вялые пальцы упустили повод, за который пытались удержаться, голова закружилась и он упал на траву, а конь в испуге ускакал. Сокол все это время вился над раненым, и когда тот решил, что пришла смерть, птица легла грудью на рану, и тут же кровь остановилась. После этого сокол взлетел высоко в облака и пропал там, а Саннелор среди ночи вызвал меня. К чему, как ты понимаешь, я был готов. Представ перед его величеством, я поведал только что пережитый им сон. Вот так. И что ты думаешь по этому поводу, Всемилостивейшая?
- Что я думаю? Я думаю, почему это Оис приближает меня?
- Приближает?
- Да. Ты сам говоришь, что необходимо ее соизволение на то, чтобы услышать такие откровения.
- Что ж... ты права. Значит, на то есть причины. И ты о них узнаешь в свое время. А каково твое мнение об этом сне, Всемилостивейшая?
- Первая жидкость - кровь самого Саннелора... или любого из Сияющих.
- Мы тоже так решили.
- А прекрасная птица - это она - смерть... Почему же Оис не назвала все три жидкости сразу? Какой резон играть в загадки?
- Это не загадки. Королю дается возможность решать самому, искать самому. Дается время подумать, хочет ли он бороться с проклятием?
- А как же иначе? Это же ясно!
- Не скажи. Все мы разные, у нас есть свобода воли, пусть небольшая, но есть. Да и бороться можно по-разному. Ты знаешь притчу о Гелегуне?
- Да. Он был сыном древнего властителя, и его отец, богатства которого были несметны, а колдовской дар всесилен, без промедления выполнял все самые малые желания Гелегуна. Тому даже думать не приходилось. В конце концов, юноше так надоело полное отсутствие трудностей, что он задумался, как бы ему избавиться от опеки отца. А поскольку думать он давно разучился, то от мыслительной натуги немедленно умер.
- Так вот. Поэтому человек до всего должен доходить сам. Даже если он король. Нельзя все получить сразу и полностью. К тому же это проклятие защищает Саннелора от любой другой смерти, и в бою тоже. Ведь он погибнет в мирное время и только от руки наемного убийцы. Так что король может сражаться, сколько хочет, наибольшее, что ему грозит - это ранение.
- Понятно. Вот значит как. Скоро каждый шаг придется обсуждать с тобой, а вдруг я опять чего-нибудь не знаю? Ну, и... недостающие два сна вам уже приснились?
- Недостающие? Хорошо сказано. Ты считаешь, снов кому-то может недоставать? Это не сны - это знамения. Да, второе знамение было примерно через два года после первого. Короля мучила жажда. Он пил из разных колодцев, источников, рек и ручьев, даже из луж, даже из отпечатков, оставленных в грязи копытами животных, а напиться не мог. Он скитался по многим землям, везде просил воды, и ему подавали, но жажда все росла. Ему казалось, что он высох изнутри и скоро потеряет рассудок. А однажды брел он в полной тьме, и вдруг твердь под ним вздрогнула и подвинулась. Наступил рассвет, и Саннелор обнаружил себя посредине бескрайней пустыни. Водной пустыни. Он стоял на маленьком островке, со всех сторон омываемом волнами. Остров был плоским, только в центре высилась белая каменная стела, со всех четырех сторон украшенная орнаментом из силуэтов пикирующих соколов. Эти птицы не были похожи на гербовые изображения Сияющих, но в том, что это соколы, король не сомневался. Воду нельзя было пить - она горчила и была соленой. Но он смотрел и смотрел на воды, украшенные белыми маленькими барашками, гладкая синева под ранними утренними лучами переливалась, волны уходили вдаль, а на их месте рождались новые. И в душе был покой. Такой покой, какого король никогда не испытывал. От воды веяло теплом и лаской, словно от близкого существа. И не было жажды. Вот так.
- Похоже на морскую воду... как ее описывают в книгах...
- А на что еще?
- Ну, не знаю...
- Мы тоже подумали так. Первая часть состава - королевская кровь, вторая - морская вода.
- В сухопутном Ольсе? Здесь и рек-то больших раз-два и обчелся. Откуда же взяться морской воде?
- Саннелор уверен, что это воды Неточного моря.
- Об этом он тоже узнал из сна?
- Нет, решил сам.
- Но это может быть ошибкой...
- Неточное море ближе всего к Ольсу. Туда несут свои воды наши реки, разрезая горы. Есть еще море на юге, но путь туда в сто раз длиннее и ведет через пустыню, в которой днем песок от жара сплавляется в камни, а ночью камни от холода вновь рассыпаются в песок. О других морях мы знаем только из сказаний и легенд, никто их не видел. Как, например, пересечь Темный лес? И были ли люди, посетившие земли за Бледным заболотьем? А ведь и там, и там вроде есть моря.
- Вроде есть... интересно, откуда эти байки?
- Никто не знает.
- Вот именно... ладно, пусть будет вода из Неточного моря. А что же третий... сон?
- А третьего знамения еще не было, Всемилостивейшая.
- У меня еще вопрос, - помолчав, сказала Эльмеда.
- Да, - откликнулся Хранитель.
- Насколько я знаю, в детстве Саннелора опекал Великий маг Грольт. Но, став королем, Саннелор изгнал его и вообще запретил магию в Ольсе. Почему?
- Ответ прост. Грольт не помог королю в его первой войне, когда Хелиаз, Хозяин степей, вторгся в Ольс, и предал в самый ответственный момент. Саннелор тогда одержал победу без колдовской помощи. Кроме того, маги были и раньше, у всех королей имелись придворные волшебники, но проклятие всегда оказывалось сильней защиты, которую они могли предоставить.
- Кто-то от всей души постарался, однако...
- Да. Вот король и подумал: а вдруг их магические способности питают силу проклятия? Может, даже против воли самих магов. Вот так. Да и первое покушение на него без магии не обошлось, ты ведь знаешь эту историю? Про морок в виде озибилита.
- Слышала. Но как же ему удалось справиться с Грольтом и другими?
- А никакой борьбы не было, Всемилостивейшая. Он ведь король, а все монархи богоизбранники. Кто ж с ними, с богами-то, поспорит? Ну, и потом у него уже тогда был жезл.
- Жезл?
- Да. До поры он хранился в тайниках замка. Тогда была тяжелая пора, как я уже упомянул - вторжение Хелиаза. Надо было напрячь все силы, все, до последней, враг был очень силен. И я послал Саннелору жезл. Это очень древняя вещь. Он разрушает замыслы самых сильных магов, и лишает их сил. Жезл теперь принадлежит королю.
- Хорошо, что он владеет таким оружием. Но вот ты сказал, что монархи богами избраны. А как же тогда проклятие? Оно, выходит, направлено против божественной воли?
- Оно тоже промысел божий. А ты как думала?
- Интересно, кому же из всевышних столь ненавистен род Сияющих?
- Вот это вопрос, Всемилостивейшая! Поостерегись! Не нам, презренным смертным, вмешиваться в высочайшие замыслы!
- Ох! Я опять неправа!
- У тебя слишком пытливый ум...
- Хорошо, давай обойдемся без обсуждения моих качеств... а - вот взять магов, кто они?
- Маги? А зачем тебе, Всемилостивейшая?
- Любопытно...
- Маги... маги... Кто они по природе своей? Хорошо известны обладатели магических артефактов - камней, жидкостей, всевозможных изделий и прочего. Это обычные люди, как правило, их надо учить правильному обращению с источниками чудодейственной силы. Таковы, положим, жрецы горских племен, они используют добываемый в высокогорных пещерах желтый лишайник. Отвар желтеца наделяет адептов колдовскими способностями. Есть также смертные с отклонениями в естестве: одни видят сквозь стены, другие быстро складывают большие числа, третьи легко определяют, что было у соседа вчера на завтрак, иные могут наложить на того же соседа порчу и так далее. Выявляют способности некие обстоятельства. Это случается после тяжелой болезни или в определенном возрасте, или вслед за сильным испугом, да мало ли что может послужить толчком? Истинные же или Великие маги наиболее загадочны. О них мы наверняка знаем только то, что это не люди - они гости здесь. Все прочие сведения о них - догадки. Есть предположение, что Великие маги - отражения чуждых богов в нашем мире. Ведь ты знаешь, у Энга множество потомков, и некоторые из них управляют отдаленными мирами. А поскольку божественная сущность неделима, всепроникающа и вневременна, отголоски сути, хорошо выраженной там, доходят до нас в такой форме. Возможно, они, маги, всего лишь прослойка между богами и людьми, зачем-то созданная Энгом. Не исключено, конечно, что они происходят из смертных. Это наиболее интересная точка зрения, она допускает, что и среди нас есть непроявленные Великие маги. Но подтверждения, как и другие мнения, не имеет...
- А кого судит Ниберлахский суд? Всех, тобой перечисленных?
- Нет, лишь тех, кто подсуден ему. Ох, ну и вопросы у тебя!
- Сложные?
- Все, кого интересует Ниберлах, рискуют оказаться там.
- Ты шутишь?
- Это тема, требующая специальных знаний. Возможно, мы когда-нибудь вернемся к ней, Всемилостивейшая, не обессудь...
- Понятно... а скажи, откуда взялась странная вера Саннелора в приметы?
- Король лишь слабый человек, как и мы все. Любой, над кем висит неотвратимая угроза, может повести себя странно. Вот король и убедил себя, что соблюдение каких-то правил помогает ему. Имеет он право на заблуждение?
- Да, конечно... однако я вижу, тебя утомил разговор, - заметила Эльмеда, - да и мне пора...
- Но ты хочешь еще что-то узнать, Всемилостивейшая? - улыбнулся Хранитель.
- У тебя такие тесные отношения с королем, даже какая-то внутренняя связь. Почему же он не помог тебе с библиотекой?
- Он никогда не был здесь. Ему это неинтересно. Он и знает меня, как жреца, а то, что я еще и библиотекарь... какая ему разница. А жрец Оис никогда не опустится до просьбы. Даже перед королем, потому что это может косвенно унизить богиню, которой он поклоняется. Так вот. Все идет своим чередом. Вот видишь, ты пришла и помогла нам.
Темный охотник
Низкая дверь распахнулась, впуская редкого гостя. Он был одет в куртку из оленьей кожи, выкрашенную древесной краской в грязно-зеленый цвет с желтыми и коричневыми разводами, штаны из крепкой простой ткани, отороченные мехом короткие сапоги и тонкую поношенную шапку из какого-то рыжего короткошерстного зверя. По одному только отвратительному цвету куртки можно было безошибочно заключить, что перед вами охотник из Темного леса. Увидев посетителя, трактирщик не удержался и, отвернувшись, сплюнул за стойку. Темные охотники захаживали так далеко на юг нечасто, обычно предпочитали спускать добытое где-нибудь поближе, в поселениях у кромки Варагьей пустоши.
Между тем, охотник прошел к свободному столу, а таких было большинство, скинул заплечный мешок, повесил на спинку стула колчан и прислонил к стене посох. Никто в зале внимания на него не обратил. Он тоже, не осматриваясь, словно был здесь завсегдатаем, открыл мешок, достал изрядный кус копченого мяса, положил на стол шкурой вниз и принялся нарезать ломти тонким острым ножом. "Вот дикари вонючие, да простит меня Энг, - подумал трактирщик, - всегда так - являются со своей жратвой. И не объяснишь ведь ничего, жмотам грязным!"
На самом деле охотники, выбравшись в цивилизованные места, жадностью не страдали, а напротив, тратились на выпивку, женщин и бани не считаясь, пока не кончались монеты. Как правило, их хватало на две - три недели. А то, что дикарь, не задумываясь ни о приличиях, ни о прибылях заведения, ел принесенное с собой мясо, было обычным для этого племени. И раздражение почтенного содержателя питейного заведения объяснялось вовсе не незнанием этой особенности, а необходимостью лично обслуживать несимпатичного пришельца. Слуг он в будни не занимал - нечего лишнее на оглоедов тратить. Вот по выходным и праздникам в зале крутилось порой и до четырех помощников.
- Ну, что тебе? - нелюбезно осведомился он у рыжебородого, механически вытирая фартуком жирное пятно на краю стола и невольно втягивая носом воздух. От посетителя, как и следовало ожидать, несло смесью запахов прогорклого жира и хвои. Нелепей и противней сочетания не придумаешь, все они, лесные, так воняют. Однако от гримасы хозяин воздержался - известен вздорный нрав этих отшельников.
- Лепешку и полжбана светлого эля, - не поднимая глаз, буркнул охотник.
"Голь перекатная, заказывает самую дешевку, а потом разохотится, будет брагу сивушную клянчить. Какого грема в приличное заведение, пропившись, соваться? Мясом, что ли, брать? Да осталось ли оно?" Сумка, валяющаяся на полу, вроде была не пустая.
- Чем платишь?
И вот тут трактирщик враз сменил брезгливое раздражение на чувство пусть не глубокого преклонения, но очень напоминающее его, а, пожалуй, и чем-то превосходящее: перед ним раскрылся замызганный кожаный мешочек, наполненный - наполненный! излучающими заманчивый блеск золотыми донами. Одна из монет, слабо звякнув, легла на то место, которое только что было протерто фартуком. Хозяин сглотнул густой ком и, подавив позыв на протяжный свист, залепетал:
- Ага, понятно, понятно. Ну, коли так... сдачи я соберу, ага, сейчас, ага... а... а вот, не желает ли господин чистую койку... о, простите, комнату?
- Желаю.
- А вина? Есть очень хорошее винтосское, да и рамарское красное не уступает, очень к мясу-то неплохо, к копчененькому, а?
- Не желаю.
- Ага, понятно, ага. Тогда браги? У меня лучшая в...
- Не надо.
- Так, так. Попозже, значит...
- Не надо попозже.
- Так, хорошо, хорошо. А комнату когда посмотреть изволите?
- Как поем.
- Так, хорошо, хорошо... постельку вам погреть-то, небось, а? - умильно заблестев глазками, продолжил допрос трактирщик.
- Как? - впервые поднял глаза на собеседника темный охотник. Взгляд был тяжелым.
- Ну, это, девочек-милашечек прислать? - еще больше засуетился хозяин трактира.
- Трех и помоложе.
- Прям сразу тре-ех?!
- Я выберу.
- Светленьких, темненьких?
- Неважно.
- Ага, ага, сейчас пошлю за ними. Вы пока закусывайте, закусывайте. Я на кухню сбегаю, присмотрю это, там, за поварами.
Перед тем, как отойти от столика владелец заведения снова сглотнул и, не удержался от глубокого вдоха, заполнившего легкие духом старого испорченного сала и еловых ветвей. Однако не закашлялся, а напротив, затаил дыхание и поспешил во внутренние помещения. Уединившись в своем закутке, трактирщик наконец выдохнул и что есть силы укусил дону.
- Золотая! - восхитился он, - золотая, ух!
Черские доны, наряду с ольскими седами были самыми надежными деньгами. Во всем мире самыми надежными. Начиная с Ушпетского рынка и кончая всеми четырьмя краями света! "Надо все же к золотых дел мастеру сбегать, убедиться", - решил он. Потом позвал мальчишку-полового и отправил в дом госпожи Иги за лучшими девками. Выглянул в зал и вновь вернулся в закуток. Ему необходимо было побыть наедине с собой и с доной. "Невероятно! Чтобы у какого-то бродяги да столько денег! Убил кого-то, ограбил! Это кого же ограбить-то надо? Не у каждого князя, особенно нагорного, поди, столько наберешь! Нет, тут что-то не то. Да на эти монеты все кабаки города скупить можно! Бродяга-то, небось, и цены им не знает. Иначе спрятал бы, зарыл куда-нибудь, или охраны нанял целый строй. Это дело так оставлять нельзя! Но темного охотника, слопай грем его душу, так просто не взять. Придется делиться, эх, придется - старый трактирщик даже зубами заскрипел от этой мысли - надо Сверла привлечь. С этим - половина на половину, иначе не согласится, сквалыга. А что, и половины таких деньжищ хватит. И с ней еще справиться попробуй. От таких вот охотничков остеречься. Ох, да не удрал ли он уже с моими донами?". Трубно высморкавшись от подступившего волнения, трактирщик засеменил в зал. Охотник сидел на прежнем месте, жевал толстые ломти мяса, положенные на куски лепешки, которую он делил руками, и прихлебывал через широкое горлышко горячительное.
Из трех приведенных девок удивительный гость выбрал двух и тут же закрылся с ними в комнате. Трактирщик послал мальчишку за одним из слуг, и только тот явился, ничего не объясняя, ушел.
Вскоре он стоял перед крепкой дубовой дверью ингоссерии городского строя и втолковывал двум обленившимся стражникам:
- Передайте ингоссу Сверлу мое почтение. Скажите, трактирщик Лореб Кавап с Мешочной улицы его спрашивает по срочному делу. По срочному!
- Что, брага поспела? - ухмыльнулся солдат.
- Я же тебе сказал: по срочному! - налился кровью трактирщик.
- Ладно, ладно, не серчай. Но ты в следующий раз хоть баклажку принеси, а то назад отправлю.
Ингосс Сверл, грузный, с гладко выбритым черепом и короткой нечесаной бородой, тупо посмотрел на монету, взял толстыми пальцами, перевернул ее и только потом удивился:
- Где взял?!
Условие о дележе половину на половину он принял после некоторого размышления, заключившегося в хождении из угла в угол, глубокого ковыряния в носу и тщательного выскребывания подмышек. Эти движения символизировали жестокую борьбу алчности и законопослушания, что велась в мыслительных глубинах, а конкретно, в самом главном скопище моральных устоев командира городской стражи - мозжечке. Трактирщик, хорошо изучивший особенности ингосса, с которым давным-давно приятельствовал, еще в молодости слышал, что часть людей раздумывает мозгом, а у другой части этим делом занимается небольшой затылочный придаток - мозжечок. То есть, ум у них - задний, и таких торопить нельзя. Потому ждал. И дождался, наконец, правильного вопроса:
- Кхгм, того-этого, кто еще видел доны?
- Только я.
- Кхгм, так, а как он, того, этот дикарь, на твой глаз?
- Что, на мой глаз?
- Ну, какой вид имеет?
- Борода, это, рыжая у него...
- Тьфу! Все они, того-этого, бородатые, у одной половины борода - рыжая, у другой - каштановая. Говорят, это в зависимости, когда произошел, осенью или весной. Твой, получается, осенний навроде. Ты мне особенности вида его доложи.
Кавап, как мог, описал внешность гостя, упомянув и о специфическом запахе, почему-то переставшем вызывать у него неприязнь.
- Нет, такого, кажись, не встречал, - почесал Сверл затылок. - Чем вооружен?
- Стрелы у него, нож, палка.
- У палки-то середина, того-этого, костяная?
- Да, вроде. А по краям шерсть.
- Так, это лук. Хорошие у них луки, никто такие не делает. А пояс на нем широкий и неровный такой?
- Пояс широкий...
- Значит, метательные ножи. Ну и еще чего-нибудь в загашнике, того-этого, держит. В полном, значит, он вооружении.
- Ну и что? У тебя целый строй!
- Кхгм, при чем здесь строй, причем строй? Нам шум поднимать нельзя, того-этого. А вдруг у него тайная охрана какая?
- Не было с ним никого.
- Я и говорю - тайная. С этими охотниками из Темного леса только свяжись... Последить за ним надо.
- Да чего следить? Чего следить-то? А доны наши уйдут! Ведь такой случай единый раз в жизни выпадает! Доны-то уйдут...
- Куда, дурак, грем тебя утащи? Я же говорю - глаз с него не спущу, того-этого. Он что сейчас делает? Нажрался, поди, и дрыхнет или баню захотел?
- С бабами пребывает, с двумя сразу.
- С двумя? Одновременно?! Кхгм, молодец, того-этого. Тем более, проследить надо. А ты чего-нибудь с собой принес?
- Чего?
- Чего, чего...
- А! Браги нет.
- Ничего, солдатика пошлем. Без этого сейчас нельзя, того-этого. И пожрать пусть захватит. На, пиши, - протянул Сверл трактирщику восковую табличку.
Выпроводив женщин, остаток дня и ночь Темный охотник провел, не покидая комнаты. Трактирщик Лореб, переобувшись в толстые носки, долженствующие сделать его шаг беззвучным, охранял покой дорогого постояльца, мечтал, томился и пытался подслушивать, но никаких подозрительных шумов из-за двери не доносилось. Да и что там могло происходить? Спал человек.
На следующее утро бродяга, наскоро позавтракав, отправился в город. Одет он был в точности как вчера, и толстый мешочек виднелся из-под расстегнутой куртки. Слежку за собой охотник почувствовал сразу, для этого ему не надо было оглядываться, петлять или прибегать к иным хитростям. Однако виду не подал, и направился прямиком на городской рынок. Рынок в Ушпете знатный: шумный, многолюдный, огромный, купить здесь можно все! Благодаря отсутствию многих торговых ограничений он куда больше столичного. Через город идет тракт, пронизывающий все восточные королевства. Начинается он в далекой Триединой Империи, тянется через весь Ольс, пересекает Конфедерацию княжеств, и уходит в необозримые просторы степи, а ответвление от него достигает Неточного моря. Местами прямой как стрела, а местами извилистый, будто оброненная плеть, тракт пересекает почти все обжитые земли, объединяет более шестидесяти крупных городов и покрывает прочными мостами семь больших рек, не говоря о множестве речушек и ручьев. Ушпет стоит на одном из наиболее оживленных отрезков тракта, и во многом обязан ему своим процветанием. Именно благодаря торговцам, стекающимся сюда со всего мира, город и называется стоязыким.
Темный скользил в толпе сноровистее ласки, и трем сменяющим друг друга соглядатаям приходилось туго. Охотник остановился лишь дважды. Сначала недолго постоял у рядов с лекарственными снадобьями, а позже задержался перед россыпями украшений, собранных здесь со всех известных земель. Тут и произошел первый неприятный, хотя и почти не замеченный окружающими эпизод. Толстая, похожая на кухарку из богатого дома женщина притиснулась к нему сзади, заставив на себя оглянуться, а в это время гибкая, словно уж, рука ее напарника скользнула под оленью куртку. Не моргнув глазом, рыжебородый совершил несколько легких движений. В результате воришка остался с тремя переломанными пальцами и сильно поврежденным горлом, из-за чего он не взвыл, а зашелся в приступе удушающего кашля, кухарка же, не издав ни звука, резко побледнела и, пошатываясь, неуверенно шагнула в сторону, повисая на первом попавшемся человеке. Когда расступились и уложили внезапно занемогшую матрону на землю, подсунув под голову какой-то тюк, Темный успел отдалиться на изрядное расстояние. Не задерживаясь более нигде, он достиг края рынка, отданного на откуп работорговцам. И там медленно и внимательно осмотрел ряды с живым товаром. Бродяга, впрочем, приценяться ни к кому не стал. Он пересек невольничий базар и вышел через охраняемые двумя усиленными нарядами стражи Тощие ворота. "Не знает он город, грем его загрызи, сам в ловушку лезет", - обрадовался топтун, который сейчас вел наблюдение.
Охотник углубился в район кривых улочек, уставленных грязными неказистыми домишками, где ютились самые что ни на есть отбросы общества со всего королевства. Здесь было царство вертепов и притонов, здесь коротали дни преступники всех мастей, обретались совсем уж падшие женщины, прятали свои зловонные язвы нищие калеки; выжить в этом районе честному прохожему было так же невозможно, как несведущему человеку пересечь без проводника Бледное заболотье. Провожатый остановился, дальше ему хода не было - ищите дураков, вынул из-за пазухи маленькую яркую птичку и высоко подкинул ее. Птаха поднялась вертикально и зависла на одном месте, ориентируясь. Для того, кто смотрел, видно ее было издалека.