Вот уже третьи сутки, забыв о еде и питье, Агриппина дежурила возле Саши, не отходя от нее ни на шаг. Вместе с ней дежурила и Нина. Она мерила Саше температуру, щупала пульс и, меняя компресс, с опаской поглядывала на ее голову. Огромный синяк, почти на весь лоб, постепенно сползал на правую часть лица. Других видимых повреждений Нина у Саши не обнаружила, но спросить, что еще у нее болит, никакой возможности не было. Большую часть времени девушка была без сознания. Иногда она ненадолго приходила в себя, но никого не узнавала.
Агриппина была вне себя от горя. Она, сжимая Сашину безжизненную руку, плакала и молила Бога только об одном - лишь бы Сашенька осталась жива! Ее самое родное, единственное существо на всем белом свете. "Ну почему я не могу хотя бы часть своего железного здоровья отдать ей?" - думала она. И внезапно она вспомнила, как пыталась с помощью своего зеркальца вылечить Лизины царапины и как Лиза вырывалась и кричала при этом.
Она постаралась как можно подробнее припомнить все детали, и вдруг она подумала, что такая реакция могла быть вовсе и не на зеркальце вовсе, а явилась обычным детским протестом капризной Лизы. И чем дольше она размышляла об этом, тем сильнее росла ее уверенность в том, что на этот раз все получится. Надо попробовать, надо дать Сашеньке шанс, пока ее организм борется за выживание, а хуже не будет. Хуже и так некуда! И когда Саша в очередной раз впала в забытье, Агриппина решительно сняла с себя зеркальце и одела на нее...
Агриппине снилось, что она лежит на тележке, которая лязгая и стуча металлическими колесами, мчится по рельсам в сырое подземелье. Ей снилось, что она задыхается, что ей очень холодно и промерзла каждая клеточка ее тела. Она попыталась закричать, но вместо этого получилось лишь глухое мычание. Леденящие душу звуки доносились до нее, как будто кто-то стонал или выл, и при этом откуда-то на нее падали камни. И грохот этих падающих камней был таким нестерпимым, что она собрала все свои силы, уже готовая на этот раз закричать во весь голос - и в тот же миг она проснулась.
- Ну, слава тебе господи, милая, наконец-то! Я уж и не чаяла! Четыре дня в себя не приходила, - запричитала Нина, увидев, что она очнулась. - Сейчас, подожди, моя хорошая, я тебе молочка теплого принесу. - Вот, пока полюбуйся на себя! Маленько румянец появился, а то лежала как мертвая. Я как румянец увидела, так сразу поняла, что очнешься скоро, - тараторила она. Затем взяла настольное зеркало, протерла его фартуком и положила поверх одеяла. - И красота твоя не пострадала, смотри!
За окном смеркалось, и лампочка, зажженная под потолком, светила прямо в глаза. Агриппина поморгала, привыкая к яркому свету, пошевелила руками и ногами, у нее немного кружилась голова и она решила пока не вставать. Как она очутилась в кровати, и что с ней произошло - она не помнила. Сейчас она думала только об одном: где Сашенька, которая до недавнего времени была здесь, в этой комнате.
- Саша!.. Нина!.. - позвала она. Но никто не отозвался. Нина, поставив греть молоко, ушла за водой.
Агриппина, не понимая о какой ее непострадавшей красоте идет речь, взяла зеркало и неохотно посмотрелась в него. Но взглянув на себя, она похолодела от ужаса. На нее ярко-бирюзовыми глазами смотрела Саша Мельникова...
Сначала она не поверила своим глазам. Она отложила зеркало и с опаской оглядела себя. Сашины маленькие ладошки с холеными пальчиками... Теперь это ЕЕ ладошки. Она снова взяла зеркало. Родинка на мочке уха. Сашина родинка... Да, душа Агриппины жила теперь в Сашином юном теле.
"Ну а со мной-то что случилось, где теперь я?! - перепугалась Агриппина. - А Саша?.. Я убила ее?!.. Я хотела ее спасти, но сама же и погубила свою девочку, которая была смыслом моей жизни!.. И как мне теперь с этим жить?.. Что делать?.. Совсем одна, без Сашеньки, никому больше не нужная, и зачем я только родилась на свет? - Слезы ручьем катились по ее щекам. - Ох, Сашенька, прости меня..."
Нина вошла с полными ведрами, запустив в избу клубы морозного воздуха, и нашла Сашу в слезах.
- Поплачь, детка, дурные вести для тебя. Хоть ты еще и слаба совсем, но рано или поздно сказать все равно придется. Померла твоя няня! Поначалу все сидела возле тебя, Бога молила о твоем выздоровлении, а потом что-то слабеть стала и в одночасье вдруг побелела вся, и упала. Видать сердце-то у нее больное было! А в гробу лежала как девушка молоденькая, и с виду здоровая такая. Я уверена была, что ей лет тридцать, а бабы сказали, что ей уже к шестидесяти, но разве бывает такое? - говорила она, наблюдая за реакцией девушки. - Даже крестились как-то боязливо, глядя на нее! Нынче и похоронили... А ведь няня твоя и в правду немолодая уже была, а я и не подозревала...
Нина помолчала немного и уже без нотки соболезнования в голосе продолжила:
- Много чего тут говорили. Вспомнили, как от нее собаки прятались, а кое-кто утверждал, что ведьма она, что мать ее от колдуна заморского родила и потому сама своей жизнью поплатилась, а девчонка родилась страхолюдиной.
- Господи, Нина, ну ты же образованная женщина, зачем верить таким глупостям? - не веря своим ушам и стараясь сохранять спокойствие, сказала Агриппина.
- Нет, не глупости! Это ты молодая еще, жизни не знаешь, все бывает! - горячо возразила она. - Грех конечно о покойниках плохо говорить, но няня твоя на самом деле очень хитрая была, и к Петру Кирилловичу поближе держалась, втиралась в доверие, чтобы не пришлось отвечать за свои дела.
- За какие такие дела? - ничего не понимая спросила Агриппина. - И причем тут Петр Кириллович, с которым ты даже не знакома? - ее покоробило то, что абсолютно чужая ей женщина с такой легкостью говорит о ней гадости. Да как она вообще смеет упоминать даже имя ее любимого Пети!
Нина не видела выражения ее лица. Она стояла спиной, повернувшись к плите, боясь упустить молоко. Когда оно закипело, она сняла кастрюльку и продолжила:
- Как это, за какие? Она же с господами под одной крышей жила, горя не знала, а как петух жаренный клюнул, так и нашла себе покровителя и при должности, и с портфелем. И в семью влезла, и добренькой прикинулась!
- Ну почему прикинулась? Она нас всех любила, - Агриппина с удивлением и все нарастающим возмущением слушала эти откровения о себе самой.
- Да квартиру она у Петра Кирилловича оттяпать хотела! Хорошо, что ему хватило ума не жениться на ней, вот уж можно себе представить, какие дети родились бы у них, если бы на нее походили! Красоты ей Бог не дал, только цвет глаз необычный, видать специально ее пометил!
- И откуда тебе такие подробности известны?
- Это Ильинична рассказывала... Не любила она твою Агриппину шибко. Все сокрушалась, что еще во время войны не донесла на нее куда надо... интересно, что она ей сделала?
За всю свою жизнь Агриппина не могла припомнить случая, чтобы ее кто-то раздражал или чтобы она испытывала злобу или даже ненависть к кому-то. Но сейчас она едва сдерживала себя, чтобы не обрушить весь свой гнев на эту глупую женщину, вся вина которой впрочем, состояла только в том, что она просто пересказывала чужие слова. А Ильинична - она ее помнила - это Клавина бабушка, и та самая баба, которая еще на поминках у Пелагеи злословила, сидя за столом. "Неужели до сих пор жива? Ведь старая совсем, а ей так и не дает покоя наша семья!"
"Ну что за люди!" - горько думала Агриппина. Она вспомнила, как Нина появилась в деревне. Это было весной сорок пятого. Робкая, неопытная, только-только из училища, с направлением из райцентра на работу в поселковую амбулаторию. В колхозе пообещали дать жилье, а пока Анисим разместил ее у себя, не взяв с нее ни копейки за постой. Вот Нина говорит, что она на квартиру позарилась, "оттяпать", слово-то какое нашла! А сама живет здесь столько лет, и не торопится уходить в давно построенный колхозом дом на две семьи. Что ж, не удивительно! Изба Анисима одна из лучших в деревне. Из толстенных бревен, в пятьдесят сантиметров в диаметре, высокая, светлая и теплая - не сравнить с щитовыми колхозными домиками, еще двести лет простоит! И комнаты просторные, и баня есть. А место какое - с одной стороны березовая роща, с другой речка! А Нина? Ничего своего не нажила, пользуется всем, что есть, вон, даже передник Пелагеи на ней! И всего за несколько лет превратилась из милой девушки в сварливую бабу. Чем болтать языком, почем зря, лучше бы вовремя лед на ступеньках отбивала, и Сашенька жива была бы!
Нина налила полную кружку горячего молока и подошла к ней.
- Вот, выпей! Тебе силы нужны, - сказала она, протягивая ей кружку и в этот момент их взгляды встретились.
Нина оторопела, увидев незабываемый цвет Агрипининых глаз. Ее рука задрожала и медленно опустилась вниз, выливая молоко на дощатый пол.
- Не может быть... - сдавленным голосом произнесла она, вглядываясь в Сашино лицо.
- Может! - Агриппина решительно сбросила одеяло и встала с кровати. Встала легко, почти взлетела, чем еще больше напугала Нину, которая еще час назад наблюдала за обессиленной и неподвижной Сашей.
Нина вскрикнула и схватилась за сердце.
- Тихо! - зло сказала ей Агриппина. - Сейчас ты оденешься и немедленно покинешь этот дом. И еще, - добавила она. - Забудь навек и обо мне, и об Агриппине! А если я узнаю, что ты судачишь о нас - запомни: из-под земли достану! Понятно?
- П-понятно, - запинаясь, пробормотала Нина, и наспех собравшись, с перекошенным от страха лицом выскочила из избы.
После того, что случилось, Агриппина поначалу боялась за свое душевное здоровье. Ее мучило чувство вины перед Сашей, тревожные мысли не давали уснуть, иногда ее охватывала необъяснимая паника, приступы которой затем сменялись глубокой апатией. И тогда невыносимая тоска сжимала ее сердце. Она уже потеряла всех, кого любила и от мысли, что ей теперь долгие годы предстоит жить с этой болью, хотелось выть.
В эти минуты она готова была снять с себя зеркальце и выкинуть его в студеную прорубь, покончив тем самым со своей бессмысленной жизнью. Но обдумывая такой крайний шаг как вариант, она окончательно запуталась. Сознание было ее, а плоть Сашина, так кого же из них она убьет на этот раз? Когда Агриппина смотрелась в зеркало, она видела Сашеньку. И погубить ее во второй раз она не могла. Саша была теперь всегда с ней, вернее, Агриппина стала Александрой Мельниковой...
Вернувшись в город, она первым делом позвонила в театр, и сославшись на свое все еще плохое самочувствие, тем самым выгадала себе время, чтобы пока не встречаться с коллегами. Премьера прошла без нее, но это уже было неважно, из театра все равно нужно было уходить, вот только куда? Чем она будет теперь заниматься, Агриппина не представляла. Давать уроки музыки она больше не хотела. Она вообще не хотела ничего от себя прежней!
Ей было всего семнадцать. Она была молода, красива, у нее была легкая походка и одно, пожалуй, самое главное и весьма существенное преимущество перед другими девушками в этом возрасте - она была умна и обладала неоспоримой мудростью взрослой женщины.
По ночам ей снились удивительные сны. Вот она, совсем маленькая, сидит за столом у дедушки в избе и прилежно делает уроки. Анисим ласково гладит ее по голове... Она купает в речке мохнатого толстого щенка и просит дедушку оставить его себе... Вот какие-то девочки, кажется их зовут Клава и Маняша, хвастаются, что они заплетают такие же косички, как у Саши... А вот Агриппина склонилась над ней и тихонько поет и баюкает ее... А однажды ей приснился мужчина - уже немолодой, но еще очень привлекательный. Он поднес ее руку к губам в попытке согреть своим дыханием ее озябшие пальцы, и сквозь сон она слышала даже запах его одеколона и дорогих папирос...
Только нечаянно став Сашей Мельниковой, она поняла, чем обделила ее судьба. Поначалу это казалось ей странным и ненормальным - на нее постоянно, где бы она ни была, смотрели люди. Сперва она ежеминутно доставала свое маленькое зеркальце, пытаясь увидеть или пятно на носу, или случайно надетый наизнанку берет, но все было в порядке. И лишь спустя некоторое время ее осенило - на нее смотрят, потому что она хорошенькая! Агриппина такого внимания не знала. Но теперь мужчины провожали ее одобрительным взглядом, а женщины часто завистливым. Агриппина втайне гордилась собой - это она наряжала свою Сашеньку как куклу, добывая для нее все самое лучшее. И не просто лучшее - все туалеты Сашеньки были продуманы до мелочей, до малейшего бантика, до застежечки.
И отдельное спасибо она мысленно посылала Ольге Николаевне и мадам Лили за тонкий вкус, привитый ей с детства. Ее самооценка резко взлетела вверх, и чем больше Агриппина вживалась в Сашин образ, тем больше ей это нравилось, и она решила принять обстоятельства такими, какие они есть и положиться на судьбу. Агриппина умерла. Теперь есть только Саша!