- Алло, здравствуйте, я говорю с Марией Павловной Завелейской?
- Да, кто это?
- Я ваш новый участковый психолог Док Векслер.
- Здравствуйте, господин Векслер. Я ждала вашего звонка.
Голос женщины, бодрый вначале, сразу стал холодным, отстраненным. Эх, не одобряют люди вмешательства в свою жизнь... А зря. Всего за год, прошедший после введения новой системы, уровень насилия над детьми упал в три с половиной раза.
- Наш разговор записывается. - мерно заговорил Док. - Вы имеете право переносить беседу дважды. После этого...
- Я знаю порядок. - тихо сказал женщина. - Сейчас удобно.
- Хвалю за желание пойти навстречу. Вам это зачтется.
Док раскрыл страницы с фотографиями Алеши Завелейского. Внешне мальчик выглядел нормально: достаточно высокий для своего возраста (11 лет), среднего телосложения, с отросшими черными волосами. Взгляд темных глаз спокойный, не запуганный. Повреждения на видимой поверхности кожи отсутствуют. Впрочем, это еще не значило, что все в порядке.
- Мария Павловна, я задам вам несколько случайный вопросов. Старайтесь отвечать на них как можно быстрее.
- Хорошо.
- Как проходит обычный ужин в вашей семье?
- Э... Ну... Мы едим втроем. Муж, и я Алеша. Обычно в семь часов вечера.
- Вполне приемлемое время. - Док сделал пометку в своих записях. - Хотя на час раньше было бы лучше. Вы имеете представление о сбалансированном питании?
- Что? Ну да...
- Опишите характерное меню своего ужина.
- Гм, сейчас. По две куриные ножки мне и Алеше, мужу три. Картофельное пюре, салат.
Док поморщился. Да, ужин сбалансированный, вот только ножки - не самое полезное мясо для ребенка. В ножках вся гадость скапливается: так учила Дока покойная мать. Но это еще не было поводом для визита.
- Когда ваш сын шалит, как вы с этим справляетесь?
- Я объясняю ему, что так делать нельзя.
- Представьте, что Алеша разбил дорогое окно в доме соседей. Ваши действия.
- О, мы живем в таком отдалении, у нас нет соседей. - тусклым голосом отозвалась женщина.
- Значит ли это, чт у вашего сына нет товарищей для игр?
- О, что вы! Конечно есть, в школе.
- Поднимали ли вы когда-нибудь руку на сына?
- Я? Нет, никогда. И Володя никогда Алешу не трогал.
Док задумался. Он пока не нашел зацепки, но уже почувствовал - от него что-то скрывают. Он всегда доверял своим чувствам, и это не раз приносило щедрые плоды.
- Мария Павловна, мальчик сейчас с вами?
- Да, вот он тут.
- Включите, пожалуйста, скайп.
- О.. - забормотала женщина. - Вы знаете, у нас утром была такая гроза. Интернет все еще не работает.
Док вздрогнул и сделал себе пометку: проверить, действительно ли был отключен интернет по этому адресу.
- Может быть, дать ему трубку? - спросила женщина.
- Нет, Мария Павловна. Мне нужно видеть мальчика. Вдруг вы подучили его, как отвечать. Может быть, вы стоите с ним рядом и угрожаете ему физической расправой в случае неверного ответа.
- Какой ужас!..
- Действительно, ужас. Для этого и существуем мы.
- Господин Векслер! Я, ей-богу, люблю сына, и муж мой любит. Никогда мы Алешу не были и не угнетали. Живем спокойно, никто не жалуется.
- Мария Павловна! - прервал Док. - Я должен нанести вам визит.
Он незамедлительно приступил к сборам. Упаковал две смены одежды на случай, если придется пожить в семье, понаблюдать за поведением мальчика (так приходилось поступать в большинстве случаев). Зачехлил охотничий нож и маленькую девятипатронную "Беретту" (удивительно, как часто родители проявляли к спецпсихологам агрессию!).
Посмотревшись напоследок в зеркало, Док улыбнулся и кивнул. Выглядел он на все сто: свежевыбритый, подтянутый, с ясным взглядом - идеал государственного работника. Правда, левый глаз немного портил общее впечатление - зрачок недвижно смотрел в пустоту. Но это можно было счесть изъяном, подчеркивающим общее совершенство.
Он запер квартиру, поднялся на лифте на крышу дома и вышел из кабины, щурясь от солнца. Монорельс подошел почти сразу.
Док зашел в вагон, полный людей, едущих по своим делам, и сел у окна. Им уже овладело тревожное, но в то же время радостное возбуждение, возникавшее каждый раз перед выездом. Быть слугой добра. Следить за тем, чтобы произошедшее с Доком никогда не случалось с другими детьми - разве не в этом величайшее из земных предназначений?
- Простите, тут свободно? - вдруг спросил понурый усатый мужчина средних лет.
Док быстро убрал с соседнего сиденья свой кейс:
- Садитесь, пожалуйста.
- Вот спасибо.
Мужчина сел, жалко и благодарно улыбаясь. Он постоянно потирал свои маленькие руки с обгрызенными ногтями.
Док вынул из нагрудного кармана красивое черно-серебристое удостоверение:
- Спецпсихолог.
Он знал наперед, какая будет реакция: человек умолкнет, отвернется, постарается поскорее выйти.
- Мм... ясно. Тяжелая работа. А вот и моя станция. - пробормотал мужчина и встал с места.
- Подождите. - сказал Док, потянув его вниз за рукав. - Не будем усложнять дело попыткой скрыться от госработника. - Ваше имя.
- Ох... Лев Михайлович.
- Фамилия у вас есть, Лев Михайлович? И документ предъявите.
- Сергеев. Вот. - паспорт у мужчины был наготове.
Док, сделав собеседнику знак оставаться на месте, вынул из кейса планшет и открыл базу данных.
Так, Сергеев Лев Михайлович, 77559368. Две дочери, пяти и трех лет. Случаев домашнего насилия не зарегистрировано. Отчетность о воспитании детей ведет исправно. Участковый спецпсихолог - Макаров. В.А.
Док знал этого Макарова. Тот намеренно выбирал состоятельные семьи, чтобы бесплатно пожить в роскоши. Такие спецпсихологи подрывали репутацию всей профессии. А еще это значило, что Макаров, скорее всего, не баловал семью Сергеевых вниманием.
- Что ж, кажется, все в порядке. - задумчиво произнес Док.
Мужчина вздохнул, слегка расслабившись:
- Не знаю, что и делал бы без моих девчонок. Из кожи вон лезу, чтобы о них позаботиться.
- А, что это? - вдруг встрепенулся Док. - Тут сказано, ваша первая девочка удочерена?
- Да. - ответил мужчина. - Маша от первого брака моей жены.
- Лев Михайлович, я должен нанести вам визит.
- Ох... Но вы же только что сказали, что все в порядке. - едва слышно произнес мужчина.
- Да, сказал. - ответил Док. - Но вам известно, насколько выше вероятность педофилии по отношению к усыновленному ребенку по сравнению с родным? Я покажу вам графики.
Мужчина опустил голову и закрыл лицо руками. Грубить или драться он, конечно, не собирался. Противодействие работе госработника каралось сроком от двадцати лет до пожизненного. А толковать "противодействие" спецпсихолог был вправе на свое усмотрение. Например, к этому можно было причислить мольбу.
- Я переместил ваше дело на вторую позицию своего списка. - сказал Док. - Ожидайте звонка. И можете идти.
Док вышел на окраинной станции 755765.
Мегаполис остался в нескольких тысячах километров, и станция монорельса располагалась не на крыше высотки, а почти у самой земли.
- Пустынная местность. - сказал Док сам себе и потер руки, уже начавшие замерзать. Температура тут была на несколько градусов ниже, чем в городе.
Расстояние его не пугало. К тому же, подбадривало осознание, что через месяц должен был вступить в силу закон, обязывающий всех семейных людей либо проживать в пятиминутной близости от одной из станций монорельса, либо обеспечивать спецпсихологу комфортный проезд до места своего проживания. Док гордился этим проектом: будучи специалистом седьмого ранга, он с полным правом участвовал в законотворческом процессе, а его голос стоил двадцати голосов рядовых членов партии.
О, если бы удалось достичь первого ранга! Тогда он мог бы отправить нечестного Макарова в позорную отставку (а такая отставка означала, что Макаров больше никогда не найдет работу) и назначать на должности только проверенных людей: тех, чьим единственным, фанатичным желанием было бы служить детям...
Но пока это были лишь честолюбивые мечты. Пока требовалось только усердно, неутомимо работать.
Профессиональное чутье подсказывало Доку, что Алеше требуется помощь. Его мать отвечала на вопросы как тысячи других обычных матерей. Но Док волновался не о ней. Гораздо сильнее его интересовал отец ребенка.
Почва здесь была скудной, растрескавшейся, с примесью красной глины. Пахло сухой травой и чем-то металлическим.
Следуя указанием особого казенного навигатора, показывавшего гораздо больше объектов, чем свои рядовые собратья, Док взобрался на крутой холм, и его взгляду предстал неожиданно величественный коттедж.
- В наличии башенки. - прокомментировал Док. - Стало быть, имеем дело с замком. Но житье на отшибе не убережет вас от закона, мои дорогие.
Прежде чем приблизиться к зданию, Док посерьезнел, опустился на одно колено, сунул руку под белоснежную рубашку и вынул нательный талисман на цепочке.
Для Дока не было слов слаще этого лозунга. Он поцеловал талисман, прикрыв глаза, а потом спрятал его обратно под рубашку. Господи, дай сил распознать злодейство, убереги от ошибки.
- Здравствуйте. - тихо сказала Мария Павловна и тут же отвела взгляд. - Проходите.
Док привык к такому отношению. В жизни можно либо нравиться людям, либо честно выполнять свой долг, и эти две вещи были несовместимы.
- Где я могу вымыть руки? - спросил он, внимательно разглядывая обстановку.
На первый взгляд все было в порядке. Очень старомодная, но чистая и опрятная кухня в каких-то ржавых тонах. Воздух в доме приятный, не затхлый: стало быть, проветривают.
- Направо и направо. - указала Мария Павловна.
На вид ей было лет пятьдесят пять, и Док даже удивился, как у такой помятой женщины мог быть одиннадцатилетний сын. Хмурый морщинистый лоб, обвисшие красные щеки, почти невидимые губы. Руки у Марии Павловны были пугающе худыми, а живот - очень большим и сильно выпирающим.
Док зашел в ванную комнату. После кухни это было самое показательное место. И если родители - люди скверные, небрежно относящиеся к своим обязанностям, ванная сразу их выдает.
За свою карьеру Док навидался всякого: черной мохнатой плесени, протекающих кранов, шокирующе грязных унитазов, опасных бритв, лежащих на самом виду, открытых контейнеров с химикатами и много разных других ужасов.
Но ванная Завелейских отлично подходила для ребенка. На дне душевой кабины лежал шероховатый коврик, не дающий поскользнуться. На кафельном полу было постелено пушистое полотенце, чтобы не мерзли мокрые ноги. Опасные электроприборы отсутствовали, и Док, напевая, вымыл руки и продолжил осматривать дом.
Родители не вмешивались.
Док поднялся на второй этаж замка и пошел по длинному коридору, выкрашенному в винный цвет. Одна из распахнутых дверей с левой стороны вела в спальню мальчика.
Алеша тихо сидел на аккуратно застеленной кроватке, сложив руки на коленях. Рядом с ним не было ни книг, ни игрушек.
- Привет, приятель. - улыбнулся Док. - Ба, какой ты напряженный! Что-то не так с родителями?
Мальчик посмотрел на него очень серьезно, но не улыбнулся в ответ.
- Честно, мне ты можешь все рассказать. Я на твоей стороне.
Сердцебиение у Дока усилилось: он почувствовал какую-то зацепку. То ли Завелейские пригрозили сыну, чтобы не болтал лишнего, то ли мальчик и так был запуганный. Нужно было обязательно разобраться.
- Все, что ты скажешь, я сохраню в тайне. - добавил Док. - У тебя не будет неприятностей.
Он подошел к кровати Алеши и присел на корточки, чтобы подчеркнуть свою непринужденность.
Мальчик вздохнул, опустил взгляд и сказал:
- Я просто беспокоюсь.
- О чем же, приятель? В твоем возрасте еще не должно быть этой мерзкой привычки.
Ласково и ободряюще улыбаясь мальчику, Док провел один из своих экспериментов: вскинул руку в движении, имитирующем замашку для удара, но на самом деле лишь почесал ухо.
Алеша не дернулся, не зажмурился. Это был хороший признак.
- Вот скажите: вы можете сделать так, чтобы я больше никогда не увидел маму с папой? Я не хочу в детдом.
- Не волнуйся. - Док выпрямился и потрепал мальчика по блестящим черным волосам. Это случится только если выяснится, что твои родители жестоки или преступно халатны.
- Что значит преступно халатны?
- Ну, это когда, например, ты заболел, а мама отправила тебя в школу с температурой. Или когда папа забыл заплатить налоги, и вам отключили горячую воду. Разные причины бывают. Вот ты мне сейчас и расскажешь, случалось ли что-нибудь в этом роде.
Мальчик покачал головой и тусклым голосом ответил:
- Я знаю своих маму и папу, а вы - нет. Они меня устраивают, и давайте вы просто уйдете?
Док рассмеялся и снова потрепал Алешу по волосам. Очень уж они были гладкие и шелковистые - трогать приятно.
- Я не могу уйти без гарантий, что тебе хорошо живется. А теперь пойдем вниз к родителям. Побеседуем вместе. Чем больше я узнаю, тем скорее уйду.
Алеша вздохнул как-то по-взрослому, и Док снова поразился его серьезности. Нет, без ночевки тут не обойтись. Что бы ты ни скрывала, семья Завелейских, правда будет открыта.
- Пожалуйста, ведите себя как будто меня здесь нет. - попросил Док, широко улыбнувшись.
Отец, стройный ухоженный мужчина, молча кивнул, но выражение его лица не смягчилось. Он только резал и передвигал куски еды, но ничего не брал в рот.
Док изучал главу семьи с жадным вниманием. Легкий загар, синие глаза, словно подведенные подводкой, очень розовые губы. Выглядел он лет на десять моложе своей супруги. Определенно подозрительный субъект!
- Возьмите картошки. - сказала вдруг Мария Павловна таким голосом, словно вот-вот расплачется.
Алеша молча смотрел на Дока влажными черными глазами. И в кого только у него такие глаза? У матери радужки были серые.
- Что ты не кушаешь, приятель? Это повод для беспокойства.
Алеша, словно во сне, придвинул к себе тарелку и начал есть, очень аккуратно пользуясь приборами и тщательно разжевывая пищу.
- Нет ничего приятнее, чем ребенок, ужинающий со здоровым аппетитом. - произнес Док. - Ну, Алеша, расскажи про свои успехи в школе.
Мальчик быстро взглянул на мать и отца, потом потупился и произнес:
- Я делаю значительные успехи и скоро перейду в продвинутый класс.
- Мне нравится, как ты разговариваешь. - отметил Док. - Взвешиваешь свои слова. Наверное, родители много усилий направили на твое воспитание?
Мальчик вдруг впервые улыбнулся, даже хихикнул, и подмигнул своей матери. Та ответила испуганным взглядом.
Док откинулся на спинку стула. Эта неподдельная улыбка немного развеяла его тревогу. Но терять бдительность он не собирался.
- Расскажи про своих школьных друзей.
Мальчик долго молчал, и Мария Павловна сделала ему знак говорить.
- Мой лучший друг - Гурни.
- Забавное имя. - Док вытер лицо салфеткой и улыбнулся. - Какой он, Гурни? Во что вы играете?
- Он маленький, красно-коричневый. И мы не играем.
- А что же вы делаете?
- Гурни меня учит.
- Он, должно быть, умнее тебя?
Док шутливо склонил голову на бок, но мальчик продолжал так же серьезно:
- Конечно, умнее. Он же учитель.
Док поднял брови и посмотрел на родителей:
- Лучший друг вашего сына - учитель?
- Ох, господи... - пробормотала Мария Павловна.
Она неловко встала и начала прибирать со стола. Док еще раз отметил, какое некрасивое у нее лицо, и какой выпирающий живот. Может быть, она нездорова? Док видел фотографии больных раком желудка, и на последней стадии они походили на Марию Павловну.
- Хорошо, оставим Гурни. Расскажи про других своих друзей.
- Других нет. - без грусти ответил Алеша. - Зачем дружить с теми, кто глупее меня? Я хочу спать. - вдруг добавил он. - Можно я пойду?
Док многозначительно посмотрел на родителей, как бы дав понять, что это их решение.
- Ступай... милый. - сказал отец.
Алеша ушел.
Внешне спокойный, Док уже разрывался от подозрений и жажды действия. То, что мальчика необходимо сопроводить в школу, не подлежало сомнению. А пока что требовалось провести разъяснительную беседу со взрослыми о важности социального развития ребенка.
Док проговорил несколько часов, и Завелейские его не прерывали, только кивали и что-то мямлили. Странная все-таки это была пара. Встретишь врозь - не догадаешься, что супруги. Уродливая толстая старуха-жена и ухоженный, все еще красивый муж.
Оба заметно нервничали. Мария Павловна, сервируя чай, уронила две тарелочки подряд и всплакнула. Владимир Александрович сидел очень прямо, скорбно опустив пушистые ресницы.
В двенадцатом часу ночи Док, не добившийся никаких шокирующих признаний, объявил, что пойдет спать.
Мария Павловна со слишком явным облегчением в лице проводила его в маленькую гостевую спальню. Несколько секунд она смотрела на то, как спецпсихолог располагается, и, кажется, хотела о чем-то попросить, но не решилась и ушла, всплеснув руками.
Док лег на сиреневое покрывало в одежде. Он еще намеревался побродить по замку, а пока нужно было сосредоточиться и подумать.
Гостевая спальня была уютной, с низким потолком. Лиловые занавески, пурпурные обои с розовым узором. Минималистская, но не дешевая обстановка - что-то в этой комнате напоминало Доку его детскую спальню.
Он перевернулся на бок, чтобы отогнать воспоминания, но уловка не подействовала.
- Катя, твою мать! Где поганец?
- Что случилось?
- Отвечай, дура!
Четырнадцатилетний Док, а тогда еще просто Дима, застыл, стоя в своей комнате, анализируя: дверь распахнулась рывком, отец не говорил, а орал, значит, был пьян.
Но уровень алкоголя в отцовской крови был сейчас не главной проблемой Дока. Главной проблемой Дока был тот факт, что утром к нему пришли одноклассники (те самые двое крутых ребят, с которыми он мечтал сойтись поближе), и один из них, Петька, решил продемонстрировать свои навыки вождения.
Они были отцовском в гараже. Петька очень элегантно, прямо как в фильмах, прыгнул на водительское сиденье и завел мотор.
Дока накрыл приступ смертного страха: вдруг что-то случится? Но парни были такие веселые, а их внимание так льстило мальчику, что он только зажмурился и сразу открыл глаза.
- Глотни. - сказал Серега и протянул Доку бутылку содовой.
Мальчик взял бутылку и понюхал бледное содержимое. Пахло водкой. Непроизвольно сморщившись, он вернул подношение.
- Как хочешь. - Серега пожал плечами, но на лице его было презрительное непонимание.
Как было объяснить ему, что запах алкоголя слишком прочно ассоциировался с отцом, которого Док боялся и ненавидел?
- Газани! - крикнул Серега Петьке.
- Не надо. - твердо сказал Док.
- Что ты все ноешь, веселиться не даешь? Все окей будет - Петька грузовик водил. Да газани ты!
Петька выполнил команду. Седан, стоящий на заднем ходу, одним прыжком вырвался из гаража. Одновременно раздался какой-то грохот.
Игнорируя, отметая этот нехороший звук, Док подбежал к машине и распахнул дверцу водителя:
- Все! Хватит!
Петька не стал спорить. Он выпрыгнул из автомобиля, сунул руки в карманы и сказал:
- Блин. Я и забыл, что пора домой. Бывай!
Серега вдруг тоже засуетился и объявил, что он опаздывает на встречу.
В мгновение ока Док остался один, будто и не было гостей.
Он обошел автомобиль с другой стороны и увидел, что на асфальте валяется вырванное с мясом боковое зеркало. Одно из той пары зеркал, которые уже давным-давно не производили, и которые отец Дока отыскал для своего коллекционного "Бьюика" с превеликим трудом.
Он, наконец, взял себя в руки. Было не самое подходящее время для жалости к себе.
В замке царила тишина, нарушаемая только тиканьем часовых стрелок и поскрипыванием дерева. Завелейские, видимо, спали. Только вряд ли сон их был крепок.
Док спустился вниз, прогулялся по вычищенной кухне и отодвинул холодильник от стены, чтобы проверить, входит ли аккуратность в привычку Марии Павловны, или она навела марафет непосредственно перед визитом спецпсихолога.
За холодильником было удивительно чисто, только крохотный комочек пыли, влекомый дуновением ветерка, пролетел по полу и скрылся с глаз.
Док открыл дверцу и начал перебирать упаковки с едой, рассматривать этикетки. Просроченных продуктов не было. Содовые напитки, вредности из особого списка и алкоголь, запрещенные в домах, где жили несовершеннолетние дети, тоже отсутствовали.
Но Док еще не был готов поверить в то, что Завелейский не балует себя иногда стопкой коньяка или бокалом вина. Отыскать бы тайник - и можно оформлять документы на лишение родительских прав.
Вдруг со второго этажа донесся хлесткий звук удара и чей-то вскрик.
Док, мгновенно побледнев, ринулся вверх по ступенькам. С глазами безумца он ворвался в спальню Алеши, но мальчика в ней не было.
Раздался еще один удар и жалобный вскрик.
- Алеша! - заорал Док.
Прошуршала чья-то одежда, и все стихло.
Док стал метаться от двери к двери, пока не добрался до конца темного коридора.
Дверь последней комнаты справа вдруг распахнулась, и наружу выскочил Завелейский. Его волнистые светлые волосы намокли и спутались, щеки горели лихорадочным румянцем. Впрочем, возможно, это были румяна: Док еще не разобрался, пользуется ли отец Алеши макияжем.
Он схватил Завелейского за шиворот, крепко приложил его о стену, а затем втолкнул обратно в комнату и сказал:
- Не двигаться. Приказ.
Теперь попытка уйти грозила мужчине уголовным наказанием. Завелейский смотрел на грозного спецпсихолога со страхом, тяжело дыша и дрожа, но бежать, кажется, не собирался.
Док зашел в спальню и сам. Он ожидал увидеть страшное: Алешу, забившегося в какой-нибудь угол, перепуганного и плачущего.
Но мальчик, одетый в пеструю пижаму, спокойно сидел на стуле, сложив руки на коленях. А вот Мария Павловна, завалившаяся на синий диван, истекала слезами и вздрагивала огромным животом.
Док подбежал к мальчику, тщательно осмотрел его.
- Что случилось? Цел? Тебя обидели? Я слышал, как кричали. А вы?!- он повернулся к женщине. - Что тут творится? Ребенок бодрствует посреди ночи! Кто его бил?
- Никто его не бил. - простонала Мария Павловна, уткнувшись лицом в растопыренные ладони.
Док почувствовал, что его сознание заволакивает черная пелена. Так, нужно отдышаться. Иначе он сейчас просто передушит этих родителей-скотов.
- Алеша! Иди, пожалуйста, к себе и ложись спать. Я сейчас поговорю с мамой и папой и сразу приду тебя охранять до утра. Никого не бойся.
Мальчик тихо соскочил со стула и побежал в свою спальню.
Док посмотрел ему вслед, а потом запер дверь на защелку. Не годилось, чтобы ребенок слышал их беседу. Тяжесть охотничьего ножа, потеплевшего от близости к телу, успокаивала спецпсихолога.
Мария Павловна вдруг брякнулась с кровати на пол, на четвереньках подбежала к Доку и крепко обхватила его колени.
- Что вы творите? А ну встаньте! Мать называется! - процедил Док.
Мария Павловна провыла что-то невразумительное, но затем взяла себя в руки и слезно зашептала:
- Ну заберите его, а? Сил больше нет. Заберите его, пожалуйста! Я вам в ножки поклонюсь, хотите? Хотите поцелую?
Док с отвращением оттолкнул мягкое лицо женщины, тянущейся к его ботинкам с вытянутыми губами.
- Придите в себя сейчас же! На вас родительская ответственность!
- Она права. - впервые подал голос Завелейский.
Дока поразило, как мягко, даже робко, звучала его речь. Такого человека и не представишь в роли домашнего тирана.
- Нельзя больше так жить. То Вознесенский сюда каждый месяц ездил, по неделе жил. Теперь вас принесло. А каково нам с Машей - про это никто не спрашивает. Посмотрите на нее - разве можно так изнашивать организм?
Завелейский, в синих глазах которого дрожали слезы, вдруг бухнулся на колени, скрестил слишком изящные кисти и воздел их к небу.
- Заберите мальчика, умоляю! Я что угодно сделаю. Хотите денег? У нас есть. Хотите акции монорельса? Может, у вас другие интересы? Я умею пару вещей...
Он многозначительно посмотрел на ширинку спецпсихолога, и Док впервые за двадцатилетнюю карьеру утратил дар речи. От воплей и причитаний у него закружилась голова.
Да, ему не раз предлагали взятки. Сотни испуганных матерей (и некоторые из них весьма хорошенькие), пытались затащить его в постель, чтобы исполнить любые прихоти и таким образом сохранить свое чадо. Но забрать ребенка ему еще ни разу не предлагали.
А что, хороший план, достойный мерзавцев! Будем просить тебя об одном, чтобы ты сделал наоборот. Док усмехнулся, покачал головой и потянулся за ножом. Рука едва заметно дрожала. О, как он ненавидел этих безответственных взрослых людей! Они будут лишены родительских прав - это несомненно. А сверх того...
Док замер в нерешительности. Пожалуй, сначала стоило успокоить мальчика. Не дело, если ребенок проплачет всю ночь вместо того, чтобы отсыпаться перед школой.
Он вынул нож медленно, чтобы у Завелейских было время оценить остроту лезвия. Чтобы у них кишочки похолодели.
Мария Павловна причитала и качалась всем телом, а Завелейский просто молча смотрел на спецпсихолога. Странный это был взгляд, словно сочетавщий обреченность и... горькую усмешку?
Нет, бред. Док ткнул лезвием воздух, приказывая людям оставаться на месте, и пошел в спальню Алеши.
Несмотря на пережитый стресс, мальчик спал, лежа на спине и вытянув руки по швам, как маленький солдатик.
Док придвинул к постели табуретку и сел, положив нож на колени и подперев голову руками. Вид детского лица, особенно беззащитного во сне, рвал ему сердце. Бедная безвинная душа, отчего тебе так не повезло? Почему ты должна страдать по вине тех, кто обязан дорожить тобой как высшей земной ценностью?
Док почувствовал, как из правого глаза выкатилась слеза. Он нагнулся ближе к мальчику и нежно отвел черную прядь с его белого лба.
- О, Алеша. Если бы я мог... взять тебе себе.
Не в первый раз он чувствовал, что мог бы заменить ребенку скверных родителей. Да что притворяться: он чувствовал это всякий раз. Но с Алешей - особенно. Что за чудесный, умный, рассудительный ребенок!
- Мы бы жили в Мегаполисе. Катались бы на монорельсе. Я возил бы тебя на пикники с друзьями...
Колени у Дока вдруг задрожали, и нож упал на ковер. Он поднял его и оставил уютно лежать в ладони.
- Я тебя так понимаю, ты просто не представляешь. У нас много общего, приятель.
- Где этот сукин сын?!
Четырнадцатилетнему Доку хотелось взлететь и выпорхнуть через форточку. Пройти сквозь стену. Превратиться в крупинку мусора и закатиться под кровать. Что угодно, лишь бы отец не нашел его.
Но вместо того, чтобы метаться, мальчик стоял на месте. Бежать было некуда.
Время тянулось и одновременно летело. Док чувствовал, что нужно придумать оправдание, но в голове вертелось бестолковое: "Он назвал меня сукиным сыном. Стало быть, мама - сука. Одна фраза - два оскорбления".
- Коля, ты бы прилег. - донесся робкий голос матери.
Отец проревел трехэтажное ругательство, и мать, вскрикнув от страха, хлопнула дверью своей комнаты.
Она струсила, оставила его на произвол отца. О, как же ты могла, мама?.. Капелька мужества с твоей стороны, и все бы кончилось по-другому...
Когда отец ворвался в комнату, это отчего-то принесло облегчение. Больше не нужно было ждать.
В руке отец сжимал охотничий нож, и этот блестящий предмет выделялся своей неправильностью. "Скажите, что не так на картинке?" - подумал Док.
Отлично сознавая тщетность своих действий, мальчик пятился, пока не прижался спиной к стене.
Отец преодолел это расстояние в три страшных решительных шага. Он запустил пятерню в волосы Дока и резко дернул, задрав ему голову.