Я выехала из дома в плохом настроении. Накануне я ввязалась в глупейшую историю в ДЛТ. Девчонка-продавщица. Чем-то я сразу ей не понравилась. Так, к сожалению, бывает. Уйти бы и не думать о ней. А я зачем-то, уже с покупкой в руках, направилась к администратору. Девчонку пригласили туда же. Оправдываться в моем присутствии ей было, видимо, нестерпимо. Поэтому она пыталась, вопреки всякой логике и здравому смыслу, отстаивать свою правоту. Т.е. свое право на высокомерие и грубость. Сквозь зубы извинилась и ушла срывать зло на следующей покупательнице. Я выслушала извинение администратора и тоже ушла. В мерзейшем настроении. Весь вечер не могла думать ни о чем другом и плохо спала ночь. Ох уж это тупое бессмысленное хамство!..
Сегодня мне предстояла большая, на целый день, работа. Предстояло свозить в Выборг отдыхающих одного из пансионатов поселка Репино, а заодно дать допуск, т.е. добро для последующих самостоятельных поездок, Сереже Власову. Сережа - человек положительный и скромный, несколько неуверенный в себе после всего того, что выпало на его долю. Когда-то он был журналистом, но, по причине молодого задора и правдолюбия, написал излишне смелую статью. За время пребывания в местах не столь отдаленных он от журналистики отбился и, как многие неудачники в своих специальностях, рибился к нашему Бюро Дальних Странствий, стал экскурсоводом. Допуск на первую часть "Последнего подполья Ленина", на "Разлив", он уже имел. Сегодня он должен был получить допуск на ее продолжение - Ленинские музеи в Выборге и Ильичеве, и, естественно, трасса до Выборга.
Мы встретились с Сережей на площади Щорса возле Дворца культуры, куда обычно подают автобус, если группа пребывает в Курортной зоне. Шофер четвертого парка Владимир Васильевич оказался знакомым. Мы заехали в Сестрорецк, в недавно открытый филиал Бюро, я получила у заведующей филиалом Ольги Ивановны наряд на экскурсию, и мы покатили дальше, в пансионат "Моряк". Там нас уже ожидали тридцать нарядных и упитанных женщин, жен плавсостава, и незнакомый мне пока культработник Геннадий Иванович с аккордеоном. Было десять часов утра, но лицо культработника имело уже красноватый оттенок, и двигался он несколько развязно. Чувствовалось, что и он и дамы настроены на веселую поездку, а последнее подполье Ленина потребовалось лишь для того, чтобы заполучить автобус. Если бы не Сережин допуск, я не имела бы ничего против. Давала бы изредка короткие справки по трассе и думала о своем. Но допуск все менял. Я повернулась к культработнику, который занял переднее сидение за шофером, и ощутила сильный запах спиртного.
- Геннадий Иванович, сегодня Сергей Николаевич получает допуск. Поэтому будет настоящая экскурсия. И мы заедем в "Ильичево".
- В "Ильичево"-то, может, не нужно?
- Нужно, Геннадий Иванович, обязательно нужно. Вся обратная дорога ваша, а сейчас экскурсия.
Пока Сережа представлялся группе, представлял нас с водителем и выговаривал то, что полагалось, про Курортную зону и усадьбу "Пенаты", Геннадий Иванович вертелся на месте, подмигивал кому-то в салоне, и его пальцы нетерпеливо перебирали клавиши аккордеона. Из него рвалась наружу та культура, которую он должен был нести в массы. Когда же возле разрушенной церкви мы свернули с шоссе к центру города Зеленогорска, он не выдержал и решительно взял микрофон из рук Сережи. До вокзала, располагающегося на границе городка, он рассказывал про недавно открытый ресторан "Олень", до которого мы не доехали, и с которым у него уже были связаны приятные воспоминания. У вокзала он, мощно растянул меха аккордеона и затянул "Прощай, любимый город". Многие дамы подхватили, но вскоре концерт хоровой музыки пришлось прервать. Мы свернули на дорогу к "Ильичеву", и Сережа должен был напомнить слушательницам романтическую историю о прибытии Ленина на хутор Ялкала. О том, как ночью он с товарищами покинул шалаш за озером Разлив. Как, сбившись с тропинки в заболоченном, задымленном из-за торфяного пожара лесу, они лишь под утро вышли к железной дороге и добрались до Петрограда. Как следующей ночью Ленин поднялся на паровоз N293, который вел в Финляндию пассажирский состав. Как во время проверки документов на границе машинист отцепил паровоз, погнал его к водоразборной колонке и до второго звонка набирал воду. Как лошади, посланные встречать гостей к Зеленогорскому вокзалу, тогда на станцию Терийоки, испугались поезда, понесли, и юный сын хозяев не смог их удержать. И как поэтому Ленин и сопровождавший его товарищ Рахья три километра шли пешком, пока мальчик не справился с лошадьми, и телега их не догнала. В этом рассказе масса подробностей, его хорошо слушают все группы, и начать его, конечно, было бы правильнее от самого вокзала.
Живописная лесная дорога, петляя, спускается в низину, где сейчас музей. Еще недавно по ней, предназначенной когда-то для запряженной в телегу лошади, с трудом разъезжались встречные автобусы. Но недавно дорогу расширили и местами спрямили. В самом музее спокойно. Нет такой многолюдности и суеты, как в "Разливе", нет скопления транспорта. Летом воздух так благоухает травами, что кажется плотным. Именно здесь я поняла, что значит выражение "пить воздух". И экскурсия тоже спокойная. И Апрельские тезисы, и Июльский кризис, и книга "Государство и революция", над которой Ленин здесь работал - обо всем этом подробно говорится на экскурсии в Разлив, а здесь все это только мельком упоминается.
Здесь о том, как несколько дней, пока товарищи подготавливали его переезд вглубь Финляндии, Ленин, отрываясь ненадолго от работы над книгой, отдыхал. Ходил с детьми хозяев хутора за грибами и ягодами, купался в озере Кафи-ярви, нынешнем Красавица, катался на лодке. И о том, как в костюме и гриме финского пастора ушел отсюда вместе с сопровождающими его финскими большевиками Рахьей и Шотманом. Сережа приехал в "Ильичево" впервые.
Мы оставили автобус на маленькой стоянке рядом с калиткой и по широкому лугу направились к аккуратной деревянной постройке. Было солнечно, но еще не жарко.
Когда мы вернулись, шофер сидел на пеньке возле автобуса, обратив лицо к солнцу, а в автобусе прижималась к культработнику одна из отдыхающих, похоже - его подруга на весь срок путевки. Нас встретил бодрый марш, мы разместились и поехали. Культработник вновь превратился в лихого запевалу. Дамы спели "Подмосковные вечера", зачем-то переделанные на "Ленинградские", а потом и "Ты ж мене пидманула". Когда мы выехали на Восточно-выборгское шоссе, концерт снова пришлось прервать, т.к. Сереже предстояло рассказать о боях за Карельский перешеек. Настроенные на пикник дамы слушать его не хотели. В салоне стоял шум, и время от времени раздавались взрывы смеха. Культработник, привстав и обернувшись к группе, гримасничал и производил какие-то жесты, видимо, знакомые дамам по вечерней культработе.
- Такой группы я еще не видел, - сказал мне Сережа.
- Ну, что делать. Давай, перетерпим.
Ну, почему бы дому отдыха не заказать просто автобус! Так нет, подавай им ленинскую экскурсию! Подавай им галочку за проведенную идеологическую работу!
Сережа скомкал конец рассказа, а Геннадий Иванович безо всяких церемоний снова взял из его рук микрофон и приступил к настоящей культработе. По известному принципу "два притопа, три прихлопа" из него лились и сыпались шарады и шутки. Началась цепная реакция: чем энергичнее шутил артист, тем громче смеялись зрители. А чем громче они смеялись, тем большее вдохновение осеняло артиста.
- А вот вы мне скажите: что растет без воды?
Этого дамы не знали, но одна из них все же предположила:
- Волосы!
- Ну, причем же волосы! - обрадовано подхватил тему носитель культуры. - Чтобы у вас росли волосы, голову нужно мыть водой с мылом. Или вы ее никогда не моете?
Вслед за пристыженной дамой и другие сделали несколько неудачных предположений, а потом получили исчерпывающий ответ:
- Без воды растут только подоходный налог и налог на холостяков.
- Геннадий Иванович, прекратите, пожалуйста! - попросила я. Отобрать у него микрофон я не решилась из-за своей дурацкой боязни кого-то обидеть. - Пожалуйста, не нужно!
Он мельком взглянул на меня, как на нечто, неизвестно откуда попавшее под руку, и продолжил:
- А вот такой случай. Михаил Иванович Калинин вручает женщине орден "Мать героиня" и спрашивает: "Как же зовут вашего старшенького?". Она отвечает: "Михаилом". "А второго?" - "Михаилом" - "А третьего?" - "Михаилом". "Ну, а самого младшего?" - спрашивает Калинин. Она отвечает: "Михаилом". Тогда Калинин задает ей вопрос: "А как же вы их различаете?" - "Да по отчеству".
Я привстала и обратилась к шоферу:
- Владимир Васильевич, пожалуйста, выключите микрофон и не включайте, пока не попросит экскурсовод. А сейчас сделаем бытовую остановку.
"Ну вот, - думала я, пока дамы собирали лесные цветы справа от шоссе, а культработник слева, - только антисоветских анекдотов в салоне мне и не хватает". Буквально на прошлой неделе расторгли договор с одним совместителем. Его прорвало на экскурсии а Разлив и он, прямо в микрофон, рассказал пару "ленинских" анекдотов. Такой вот раскованный юноша, решил покрасоваться. Между прочим - аспирант.
Вскоре после остановки мы поравнялись с Первомайским, почти сразу за которым находятся остатки линии Маннергейма. Это два огромных разрушенных дота по обе стороны шоссе. Когда я сама веду экскурсию, я обычно один из них показываю. Методичка этого не требует, но это интересно и производит впечатление. Дот не рядом, до него нужно пройти метров пятьдесят узкой тропинкой по краю глубокой, ныне осыпающейся, траншеи. Проходишь эти пятьдесят метров - лес раздвигается, и впереди огромная воронка. А в воронке, внизу, глыбы развороченного бетона. И видно, какой мощной и страшной была эта вражеская крепость. Доты взорвали после войны, причем так основательно, что не может даже и речи быть о восстановлении. Кажется, вскоре здесь построят птицефабрику. Вместо тропинки и траншеи появится проезжая дорога, а воронки с глыбами бетона на дне будут засыпаны. А пока что здесь возле шоссе оборудовали небольшую автостоянку с туалетами. Рассчитана она, в основном, на туристов из Финляндии, которых становится все больше и больше. На стоянке часто дежурят фарцовщики, ожидая возможности что-то дешево купить или выменять у финнов. В теплое время года я, как и сегодня, делаю остановку несколько раньше, и моих туристов эта стоянка не интересует.
Культработник Геннадий Иванович схватил шофера за руку:
- Остановитесь, обязательно остановитесь!
Я не возражала, потому что Сережа тоже хотел посмотреть на дот. Мы выгрузились из машины и двинулись вслед за Геннадием Ивановичем. Своей преждевременной остановкой я лишила его возможности сказать многократно произносимую остроумную фразу: "Девочки идут в правый дот, мальчики в левый". Но он вышел из положения и, когда все подтянулись, громко сказал:
- Здесь вы видите именно то, что вам нужно. Это дот. Девочки спускаются к доту справа, мальчики слева.
Дамы засмеялись, и тогда я, обращаясь к ним, спросила:
- Скажите, товарищи, вас не коробят все эти пошлости?
Мой поставленный голос позволяет мне говорить достаточно громко даже тогда, когда я его не форсирую. Группа растерянно промолчала, а одна из двух интеллигентного вида дам, которые в автобусе сидели сразу за мной и здесь оказались рядом, сказала:
- Коробит, конечно, коробит. Но мы привыкли. На таком уровне у нас ведется вся культработа.
Геннадий Иванович подошел ко мне вплотную и спросил громко и зловеще:
- Вы хотите сказать, что я пошляк?
Не отвечая, я повернулась к Сереже, и мы, а следом и вся группа, направились по узкой тропинке назад к шоссе.
Когда все разместились в автобусе, Геннадий Иванович взял микрофон. Не включенный, он не стал усиливать гневную тираду. Однако культработник умел не хуже меня говорить достаточно громко и без микрофона.
- Вы все слышали, - воззвал он к группе, - сейчас меня вслух назвали пошляком. Вы назвали меня пошляком или нет?
- Давайте, разберемся в этом потом. Сейчас нам пора ехать.
Дальше до самого Выборга никаких экскурсионных объектов нет, но Сереже предстояло "раскрыть тему" об истории Финляндии, от каменного века и до сегодняшнего дня. Заставить слушать себя при этом достаточно сложно, потому что показать экскурсантам нечего, а рассказать нужно и о шведской Финляндии, и о Великом Княжестве Финляндском, и о гражданской войне в Финляндии, и о войне 1939-40-го годов. У Сережи был прекрасно подготовлен рассказ, но - он говорил, и одновременно с ним говорила группа. Культработник покинул уютное место за спиной шофера и ушел "в массы", в конец салона. Там стоял шум и иногда к нам долетали отдельные возгласы о предстоящей жалобе. "Подпишем, конечно, подпишем!" - слышались женские голоса. Сережа, снова скомкав конец рассказа, замолчал, а конец салона продолжал гудеть. Так мы и подъехали к Выборгу.
Перед въездом запланирована небольшая остановка. Там на флагштоках, установленных на гранитной глыбе, развеваются красные полотнища, а рядом братская могила тех, кто погиб при освобождении Выборга в июне 44-го года. Сережа должен был дать короткую справку о боях за Выборг. Но шум, производимый возмущенными женщинами и их вдохновителем, не дал ему говорить. Я встала и повернулась лицом к салону.
- Товарищи, я тоже экскурсовод Бюро путешествий. Меня зовут Лариса Вадимовна. Для тех, кто будет писать жалобу - Лариса Вадимовна Смирнова. Дальше экскурсию поведу я.
- Вы не поведете! - закричал культработник, уже снова переместившийся к своему месту за шофером. - Вы не поведете, я возьму другого экскурсовода!
- Вот когда поедете сами, тогда и возьмете, - ответила я без микрофона. - А сейчас садитесь и не мешайте мне.
Стоял такой шум, что даже в микрофон я вынуждена была говорить громко.
- Товарищи, мы въезжаем в древний русский город Выборг. Посмотрите в правые окна. Вы видите памятник на братской могиле тех, кто погиб за его освобождение. Мы видим одну братскую могилу. А сколько их в окрестностях города. Сколько их на Карельском перешейке. Сколько их на территории нашей Родины, сколько их в Европе и Азии! Сергей Николаевич уже рассказывал вам о боях за Карельский перешеек, о его захвате врагом в 41-м и освобождении в 44-м. Я немного добавлю. Выборгская операция - такое название дали боям 44 года историки - длилась всего одиннадцать дней. Пока пехота не стала моторизированной, пока пехота ходила пешком, на марше по уставу полагалось проходить в день двадцать шесть километров. Без боев - двадцать шесть километров. Во время июньских боев сорок четвертого года, штурмуя знаменитый Карельский вал - иначе линию Маннергейма - наши войска проходили в день четырнадцать километров. Это был огромный успех. Но сколькими же жизнями наших солдат этот успех был оплачен!
- Вы говорите не по теме! Я буду жаловаться! Я возьму другого экскурсовода! - не унимался культработник.
На него зашикали. Не оборачиваясь к нему, я продолжила:
- Карельский вал включал в себя три линии обороны. И в каждой из них минные поля, в каждой доты. Сегодня мы видели развороченный бетон, а тогда это были грозные крепости, и из их амбразур вылетала смерть. И их амбразуры наши юноши закрывали своими телами.
Я говорила уже тихо. Мне уже не нужно было форсировать голос, потому что в салоне уже стояла тишина.
- Прошло много времени. Снега и дожди смыли кровь наших солдат с земли. Смыли кровь с бетона. Смыли кровь тех, кто лежит в братских могилах. Тех, кого до сих пор оплакивают родные. Так как же это могло получиться, товарищи? Вам говорят: справа в доте места для женщин, слева для мужчин. Вы это слышите, и вас это не коробит. Почему? Может быть, всем вам так повезло, и ни у кого из вас в войну не погиб никто из близких?
- Как же не погиб! - выкрикнула какая-то женщина в глубине салона.
Группа перешла на мою сторону, и культработник это понял. Я видела и чувствовала - он готов меня ударить.
Экспозицию Ленинского музея Сережа показал сам. Он очень хорошо знал материал и мог, как журналист, очень хорошо его изложить. Даже сухая справка о том, как в конце 1906-го года Ленин приезжал в Выборг, чтобы наладить в автономной Финляндии издание центрального органа партии газеты "Пролетарий", у Сережи прозвучала интересно. Уже не говоря о том, как Ленин, уходя в свою вторую эмиграцию, опоздал на пароход, а потом чуть не утонул в шхерах Финского залива. И особенно интересно он рассказал о "деле Шмита". Действительно интересная приключенческая история о том, как студент Николай Павлович Шмит - фабрикант и одновременно член большевистской партии, убитый в тюрьме, завещал свое немалое состояние партии, и как сложно пришлось обходить законы Российской империи, чтобы партия смогла получить эти сто девяносто тысяч рублей золотом. Недавно Сережа написал о "деле Шмита" небольшую статью, и она была напечатана в газете, где работает его приятель. За двумя, его и Сережиной, подписями. Так что группа хорошо слушала, и даже культработник не подавал критических реплик.
Когда все снова устроились в автобусе, я взяла микрофон.
- Старый большевик Александр Григорьевич Шлихтер, о котором упоминал уже в своем рассказе Сергей Николаевич, пишет в своих воспоминаниях: Ленин любил природу, любил и знал историю. По его просьбе Александр Григорьевич несколько раз гулял с ним по Выборгу и показывал в нем все самое интересное. Сейчас и мы с вами проедем по городу и тоже увидим в нем все самое интересное.
И мы поехали к центру города.
- Не туда! Вы не туда повернули! Вы едете не по той улице! Вы ничего не знаете! - постоянно кричал культработник, и мне уже тоже от души хотелось его ударить.
К памятнику Петру1 на Петровской горке он пошел вместе с группой. Я рассказывала, а он время от времени подавал реплики. Особенно ему не терпелось проявить свою эрудицию по поводу вырубленного на граните вензеля. Когда мы вернулись к автобусу и дамы, вслед за ним загружались в салон, Сережа сказал:
- Его нужно отвезти в милицию. В вытрезвитель!
Увы, для вытрезвителя наш деятель культуры был все-таки недостаточно пьян. А за хамство, увы! - наказания не полагается. Мы проехали к кронверку Святой Анны, и там я закончила экскурсию.
- Она обманывает! Она ничего не знает! Это Аннинские укрепления, а она приплела какую-то святую!
Пришлось объясняться:
- В двадцатые годы 18 века, когда под руководством военного инженера Миниха в Выборге возводились эти укрепления, в России занимала престол императрица Анна Иоанновна. Так же, как Ленинград, когда-то Санкт-Петербург, официально носил имя не построившего его императора Петра, а апостола Петра, так и эти укрепления, построенные в царствование императрицы Анны, официально носили не ее имя, а имя святой Анны. Неофициально же - Петербург, Питер, Анненские укрепления. Это понятно?
- А Монрепо! - не своим голосом закричал культработник. - Вы слышите - она не показала вам Монрепо!
Пришлось объясняться снова.
- Товарищи, в Выборге есть Парк культуры имени Калинина. Это бывшая усадьба барона ....... Николаи, деятеля эпохи императора Павла1. Усадьба называется Монрепо - мой отдых. Это очень ценный памятник садово-паркового искусства. В его планировке умело использована природа: воды Выборгского залива, выходы гранита, сосновый лес. Но осмотр парка занимает много времени, и потому в однодневный вариант нашей ленинской экскурсии он не входит. Но у нас запланировано немного времени, чтобы сделать остановку в центре города. Там находятся основные магазины и благоустроенные туалеты. Если хотите, вместо этой остановки мы подъедем к парку. Я смогу показать вам фасад бывшего барского дома и подведу к обелиску в честь братьев Броглио. Это родственники хозяев усадьбы, гвардейские офицеры, погибшие в Отечественную войну 1812 года. С возвышенности, на которой стоит памятник, мы увидим панораму парка. Это все, на что будет время. Выбирайте - поездка в парк или остановка в центре.
Дамы выбрали магазины, и мы поехали на Красную площадь.
На обратном пути Геннадий Иванович затеял хоровое пение, но дам уже разморило, и концерт шел вяло... Вскоре и сам он благополучно задремал. Хор грянул снова, когда автобус выехал на Приморское шоссе, и до дома отдыха оставалось совсем немного. Выходя из автобуса, туристки благодарили, а некоторые и извинялись за культработника.
- Жалобы, вероятно, не будет, - сказала я на обратном пути. - А может и будет, деятель энергичный.
Жалоба - это неприятность. Это объяснительная записка, может быть какой-то разбор. Если жалоба признается справедливой, возможен даже и выговор. А это - лишение премии. И еще все это нервы, нервы и нервы.
- Напишем докладную за двумя подписями, - предложил Сережа. - Надо же как-то с этим бороться!
- Ладно, завтра у меня снова однодневный Выборг, Расскажу Ольге Ивановне, как она посоветует.
Дома вечером я никак не могла отключиться от этой злосчастной поездки. Надо же так, ни с того, ни с сего, попасть в такую дурацкую историю! Наверное, нужно было все-таки перетерпеть всю эту культработу, как то ни противно... Но с другой стороны за все, что творится в салоне, отвечает экскурсовод... И я написала записку для Ольги Николаевны на случай, если завтра утром ее не окажется на месте. Описала поездку и поинтересовалась, следует ли нам с Сережей подать докладную. Ночь, конечно, снова спала плохо
Утром я работала от дома отдыха "Буревестник", по соседству с "Моряком". В филиале Бюро сидела только девушка-диспетчер, которая и вручила мне наряд. А я оставила ей записку для Ольги Ивановны. В "Буревестнике" группу усадили в автобус, проверили по списку, все ли внесли за поездку деньги, и мы спокойно поехали. Безо всякого культработника, шарад, анекдотов и хоровых песен.. На этот раз поездка, как обычно, прошла благополучно, "на высоком идейном уровне".
Но события предыдущего дня имели последствия. Коллективной жалобы на меня не пришло. Однако пришла индивидуальная, от культработника, подписанная, впрочем, и его подругой из отдыхающих. Пришла не в филиал Бюро, и даже не в само Бюро, а в Сестрорецкий горком партии. Пришла очень оперативно, минуя почту. Поэтому туда же в горком, и столь же оперативно, из филиала была доставлена моя записка - "докладная нашего сотрудника, написанная в форме частного письма директору филиала". Суть жалобы, как мне рассказали, сводилась к тому, что он, культработник, сделал по просьбе отдыхающих бытовую остановку, а экскурсовод за это назвала его пошляком. А потом еще и провела неправильную экскурсию.
Разбор происшествия состоялся в пансионате. Накануне я очень волновалась и опять долго не могла заснуть. В голове крутилась какая-то шестеренка, крутилась и крутилась, прокручивала и прокручивала одно и то же - то, что мне следует сказать завтра. И еще я думала, что пошлость и подлость - довольно близкие понятия... Пошлость, подлость и тупость. Может, главное даже тупость.
Под утро шестеренка успокоилась, и я, наконец, заснула.
Из Ленинграда мы ехали вместе с парторгом Бюро Людой Решетниковой. Для такого случая Бюро заказало автобус. В Сестрорецке мы заехали за Ольгой Ивановной, а затем подъехали к зданию горкома за его представителем. Тот оказался приятным молодым человеком интеллигентного вида. На крыльце главного здания пансионата сидел в ожидании мероприятия совершенно трезвый культработник Геннадий Иванович. На этот раз он показался мне еще более некрасивым, чем в день экскурсии. Удивительно, тупые люди, как правило, еще и некрасивы За круглый стол в гостиной, кроме всех нас, сели директор пансионата, а также и его парторг. Последний пришел в комбинезоне, поскольку работал шофером и слесарем-ремонтником маленького пансионатского, автобуса. Был, таким образом, косвенным виновником всего случившегося: будь вверенный его попечению транспорт на ходу, не заказывали бы экскурсию через Бюро. За все время парторг не проронил ни слова.
Товарищ из райкома зачитал жалобу культработника. Ольга Ивановна - мою к ней записку. После этого слово было предоставлено инициатору склоки, культработнику.
- Она меня оскорбила! - гневно произнес Геннадий Иванович. - Она сказала, что я пошляк! А я не пошляк! Я десять лет работаю на культуре, и еще никто не сказал, что я плохо работаю. Никто не называл меня пошляком.
Затем он перешел к разбору моей экскурсии.
- Она не показала парк Монрепо!.. Она только один раз вышла из автобуса, к памятнику Петру!.. Она не с той остановки показала замок!.. Она не в том направлении проехала по улице Ленина!.. Она!.. Она!.. Она!..
Люда спросила:
- Геннадий Иванович, вы методист? У вас есть право рецензировать экскурсии?
- Нет, но...
- У вас есть официальный допуск водить экскурсию по Выборгу?
- Нет, но я же много раз слышал ее.
- Когда вы едете без экскурсовода, вы заезжаете в музей в Ильичево?
- Нет, но...
- Вы показываете ленинский музей в Выборге?
- Нет, но...
- Последний вопрос. Лариса Вадимовна не использовала оплаченное пансионатом время? Вы приехали раньше положенного?
- Нет, но...
Настала моя очередь. Я заговорила - и почувствовала, что снова волнуюсь
- Не надо волноваться, - посоветовал, хитро улыбнувшись, директор пансионата.
- У нас это называется эмоциональностью, - ответила я, засмеялась и перестала волноваться. Не зря вчера в моей голове крутилась шестеренка, рассказ мой лился гладко и даже красиво. Когда дело дошло до анекдотов, представитель райкома обратился к культработнику:
- Анекдоты были?
- Были, но...
А я продолжила:
- Наша экскурсия получилась, как радиопрограмма Би-Би-Си. Бочка меда и ложка дегтя. С одной стороны - полчаса правдивой информации о событиях в мире и в Советском Союзе. А с другой - две-три минуты о событиях вымышленных или перевернутых с ног на голову. С одной стороны назревает Великая Октябрьская революция, а ее вождь вынужден скрываться и руководить товарищами из подполья. А с другой стороны: революция победила, и дала трудящимся растущие, причем без воды, налоги, а проституткам ордена и медали.
Я рассказала о дотах и спросила:
- Я не слишком подробно?
Это было уже кокетством. Я видела, что меня слушают.
- Я не называла Геннадия Ивановича пошляком. Я назвала пошлостью его стиль работы. Но, поскольку он настаивает на этой формулировке, я подтверждаю: да, я считаю, что Геннадий Иванович пошляк. За пошлость и анекдоты в тюрьму не сажают...
- А надо бы сажать, правда? - встрял, снова хитро улыбнувшись, директор.
- Нет, не правда. Сажать в тюрьму за анекдоты не надо. А вот отказаться от них во время историко-революционных экскурсий надо.
Потом Люда взяла в руки методичку и показала - расхождения с ней в экскурсии не было.
- Но она даже здесь назвала меня пошляком! - упрямо и громче, чем нужно, выкрикнул, культработник.
- Она мягко сказала, - припечатала Люда. - Вы - антисоветчик.
Директор пансионата подвел итог:
- Я думаю, если бы он не был пьян, он бы себе ничего подобного не позволил. Экскурсовод не должен был ему вообще разрешать говорить что бы то ни было. А еще лучше - не пускать его в автобус. На него обязательно будет наложено взыскание. А если что-то подобное повторится, его освободят от работы.
Когда все выходили из гостиной, культработник громко сказал директору:
- За нее организация заступилась, а вы за меня нет!
Теперь итог заседанию подвел представитель Райкома:
- Как видно, все мы зря потратили время.
А я подумала: он пьяница, хам и тупица, но никакой не диссидент или антисоветчик. Ведь ему абсолютно все равно, что говорить, лишь бы снискать популярность у отдыхающих. Он же ничего в происшедшем не понял. Не понял, что ему нужно было прежде всего отказаться от дурацких анекдотов. Доказать, что его неверно истолковали, что он оговорился... Было очень противно. Наверное, так же противно должно быть европейцу, который выстрелил из винтовки по людоеду с дубиной. Нечестно и стыдно стрелять из винтовки в человека, вооруженного одной дубиной. Нельзя стрелять. И не стрелять нельзя: оглушит дубиной и съест.
На обратном пути Люда сказала:
- Обезьяна без шерсти. И ты подумай, ведь его наверняка любит какая-нибудь женщина!