Исаак Аронович решил, что мне пора выходить на Выборг, а потому и следует съездить с ним в двухдневную ознакомительную поездку.
"Какое счастье!- думала я, направляясь в диспетчерскую к Анжеле, чтобы сдать уже полученные на эти два дня наряды. -Целых два дня неожиданного полного бездумного отдыха"
Анжела немного попричитала, поскольку летний экскурсионный бум был уже в разгаре, но наряды, естественно, взяла. Уговорила только оставить завтрашний утренний Разлив. Зайти домой после Разлива времени не оставалось, так что утром я вышла из дома, имея при себе пальтишко и дорожную сумку, с которой приспособилась ездить в дальние поездки. На стоянке у музея "Сарай" подошел Исаак Аронович:
- Лариса Вадимовна, а я вас караулю. Меня вызвали в райком, так что вместо меня в Выборг поедет Леша Шаров. Поезжайте с ним. Знающий товарищ, я его предупредил.
Возле огромных витрин Дома моделей стояла группа женщин. Леша Шаров был на месте. Была еще и дочь Исаака Ароновича Стелла.
- Ты и в самом деле собираешься ехать? - встретила она меня. - Зачем тебе это нужно? Выборга, что ли, не видела?
- И в самом деле, не видела. А нужно срочно готовить.
- Ну, и готовь себе на здоровье. А ехать то зачем? Только время зря потеряешь.
Она так настойчиво вмешивалась не в свое, казалось бы, дело, что стало понятно: она настроилась ехать сама. Краем уха я слышала что-то об ее очередном романе, как раз с Лешей Шаровым. Для замужней дамы такая "служебная" поездка просто находка, и я чувствовала себя почти что виноватой, когда говорила:
- Нет, Стелла, не уговаривай. Мне все равно нужно ехать, если не сегодня, то завтра-послезавтра, а я уже сдала наряды.
Неожиданно и не совсем вежливо ее поддержал Леша Шаров:
- Я узнал, что вы поедете, в последнюю минуту. Если бы знал заранее, то отказался бы от поездки.
- Я, к сожалению, отказаться не могу. Но постараюсь вам не мешать.
Такой прием был неприятен. Но не отменять же, в самом деле, поездку.
Шли первые минуты третьего часа, все мы смотрели вдоль Невского, и время от времени кто-то из будущих экскурсанток восклицал: "Едет!". Но ехало все не то. Наконец, с опозданием всего минут на пятнадцать, появился единственный в городе светло-голубой с синей каймой вдоль борта "Икарус". Он лихо подкатил к тротуару, на ветровом стекле, выше знакомого паркового номера, играли солнечные блики, а за стеклом виднелся он, Геннадий Федорович. Весной был момент, когда я со страхом подумала, что могу в него влюбиться.
- Лариса Вадимовна, какая неожиданность! Хотите съездить в Выборг?
- А у вас тоже возражения?
- Нет, что вы, какие же возражения!
Экскурсантки быстро загрузили салон. Я скромно села на одно из служебных передних кресел. Место в глубине салона мне не годилось, я должна была смотреть на трассу. Подумала: если буду мешать Леше, пересяду на откидное. Второго шофера, полагавшегося в двухдневной поездке, не оказалось, да и группа ехала неполная. Стелла вполне могла ехать. Но она лишь помахала нам рукой с тротуара, когда мы тронулись. Леша обратился ко мне с немного виноватой улыбкой:
- Вы не обижайтесь, я не люблю, когда меня слушают коллеги.
- А я не собираюсь вас слушать, мне нужно увидеть трассу и город.
На этот раз на Геннадии Федоровиче была какая-то потрясающая черная рубашка. Я, даже не поняла, из какой же ткани такой шедевр может быть изготовлен. И еще джинсы, как и полагается у их нынешних модных владельцев, чуть-чуть начинающиеся рваться. Картинка.
А вот я была одета довольно нелепо. Голубое шерстяное платье без рукавов и с гипюром, то ли вечернее, то ли дневное. И еще чиненые черные лодочки на шпильках. Я была одета нелепо не потому, что этого не понимала. Просто не во что было одеться удачнее. Нет денег, чтобы купить или заказать пару стоящих платьев, нет времени, чтобы сшить самой. Одно подходящее к случаю платье постирала, другое приготовила, чтобы надеть через два дня на иностранную группу. Как, впрочем, и новые лодочки. Конечно, надела бы все это, если бы ожидала подобную встречу. "А ну вас всех!" - подумала я, придвинулась поближе к окну и раскрыла воспоминания Эйно Рахьи о Ленине.
В музей "Сарай" на этой экскурсии заезжать не нужно, а в "Шалаш", где побывала утром, я с Лешей, естественно, не пошла. Леша провел группу с космической скоростью, на стоянку автобусов ее не вывел и дал целый час свободного времени. На этот час они с Геннадием Федорович и отправились к удобному месту для купания. Из вежливости Леша пригласил с собой и меня. Я вежливо отказалась. Какое уж там купание. И костюма у меня с собой не было, да я и забыла, что такое отдых и купание. Работа - книги, работа - книги... Вот и теперь - села на скамейку, раскрыла книгу. Но спокойно посидеть не получилось. Может, в своем голубом платье с гипюром я выглядела несколько легкомысленно, потому что меня тут же начали "клеить", как теперь принято выражаться, два, неизвестно от какой группы отставших, туриста. Решила пройти к озеру, и у пристани стала свидетельницей настоящей баталии. Милиционер изгонял из озера купающихся здесь же, у пристани, Лешиных туристок. Мелькали яркие купальные костюмы, нарядное шелковое белье и голые розовые попы. Милиционер был багров, что-то кричал, и было понятно: с таким святотатством и с таким неповиновением ему пришлось столкнуться впервые. Дамы в ответ тоже что-то кричали, и из теплой гостеприимной воды вылезали неохотно. Я ринулась на баррикады.
- Извините их, пожалуйста. Наверное, я их плохо предупредила. Здесь такая природа, а они целыми днями за швейными машинами, а в мастерской так душно...
- Они хамки! - не сдавался милиционер. - Я им слово, они мне десять.
- Конечно, вы полностью правы. Вы на сто процентов правы, я обязательно объясню им все еще раз.
- За купание здесь штрафуют даже иностранцев!
- Совершенно справедливо, так и следует делать. Но именно сегодня эти женщины... Извините их, пожалуйста. Они никогда больше так не поступят!
Милиционер, получивший возможность отступить с достоинством, стал медленно удаляться. Дамы неохотно потянулись к автобусу.
- А вы, оказывается, меня выручили, - сказал бодрый и накупавшийся Леша, когда мы выезжали из музея.
- А вы еще меня чуть не высадили!..
За окном плыли пейзажи благоустроенной курортной зоны, через открытые окна в автобус залетал чуть прохладный ветерок. Я отложила книгу и просто наслаждалась дорогой.
В Ильичево я вместе со всеми отправилась в музей. Конечно, там я уже побывала на учебном объезде, и Исаак Аронович даже познакомил нас тогда с милой маленькой старушкой Парвиайнен. Теперь же я шла со всеми, но Лешу не слушала. Я дышала. На большой поляне, расположенной в низине и окруженной сосновым лесом, в этот жаркий день был удивительно вкусный, густой, настоянный на травах воздух.
- Как вы поживаете? - спросил Геннадий Федорович, когда мы возвращались к автобусу.
- Да ничего, неплохо. Как видите - покоряю новые высоты. Вы, надеюсь, тоже неплохо?
Да, и он тоже поживал неплохо.
Очень быстро доехали до Выборга.
В гостинице я была помещена вместе с туристками в знаменитый "девятнадцатиместный люкс" на седьмом этаже. Одноместная комната, в которой мне предстояло ночевать уже в следующей поездке, на шестом, комната шоферов на пятом. " Помыв руки", мы все спустились в ресторан на ужин. Для туристок накрыли столы в маленьком зале, а мы съели порции отсутствующих за отдельным столиком в большом. Видимо, из "Шалаша" автобус ездил не только к удобному для купания месту: на столе появилась бутылка. Геннадий Федорович лихо свернул пробку.
- Лариса Вадимовна, вы выпьете?
- Символически, за компанию.
Потом мы втроем гуляли по Выборгу. Бульвар на улице Ленина, набережная.... Говорили о собаках. У Леши пес Тузик, от которого никакого толку, только грязь и неудобства, а его вся семья любит. У Геннадия Федоровича тоже какая-то собака, то ли была, то ли есть. А у меня нет, хоть я и очень их люблю, и когда-то в семье собаки были, а вот теперь.... Было близко к двенадцати, когда мы подошли к гостинице. Что-то еще договорили, стоя у автобуса. Потом Леша пошел ко входу.
- Вы хотите уйти? - спросил Геннадий Федорович.
- Не знаю, - соврала я. Я отлично знала, что уходить мне не хочется.
- Может, немного посидим в машине?
- Ну, что вы! Лучше еще немного пройдемся.
Ива в скверике возле набережной была такой же огромной, как липа на могиле Турайдской Розы. Проходящие мимо машины делали здесь поворот, и пятна света плавали по зелени кустов. Было приятно сидеть, курить, говорить о чем-то необязательном.
- Но дети у вас есть? Кажется, дочь?
- Какая вам разница?
В самом деле, какая ему разница? У него, говорила Катя, есть дочь. И жена и дочь. Но какая мне разница?
- У меня нет детей. К сожалению.
Я опять врала. Я об этом не жалела.
- Но вам скучно одной? Без мужа?
- Очень скучно.
- Но у вас есть знакомые мужчины?
- Какая разница?
Не знаю, улыбалась ли я, но мне самой казалось, что из меня во все стороны струятся улыбки. Было хорошо, спокойно. Завтра об этом помнить не нужно, но сейчас хорошо. Спокойно и хорошо.
Он привлек к себе мою голову и поцеловал. Его рука в черной рубашке из неизвестной мне ткани была сильной и мягкой, как мое вельветовое пальтишко. И снова поцеловал. Мешали мои волосы, но и в этом было что-то приятное. И голове было так мягко и удобно на широком плече. А он снова рассказывал о трех собеседованиях во ВГИКе. О Ленфильме. О работе оператора. И еще, неожиданно, о Перл Харбор. У него бывают ночные кошмары. Он видит во сне страшный воздушный налет японцев на американский флот.
- Когда я увидел этот сон впервые, я почувствовал себя так, будто все пережил сам. Будто горел на "Аризоне". Такое бывает. Вот ваша Мешкова рассказывала что-то похожее: она видела во сне, что ходит по Праге, хоть никогда там не бывала. А когда приехала на самом деле, узнавала улицы и переулки.
- Может быть, она видела их в кино? Впрочем, Люба немного фантазерка. А вы уверены, что она хотела бы, чтобы о ее снах узнала я?
- В этом нет никакого секрета. Она не предупреждала, чтобы я не рассказывал.
- А вас нужно предупреждать?
- Я знаю, что можно рассказывать, а что нет.
- Бог с ней, с Любой. А вы, конечно, писали стихи?
- Почему вы так решили?
- Интуиция.
Он замялся. Потом рассказал. Да, писал. Был редактором институтской газеты и поместил в ней свои стихи. Их нашли политически неверными, из института исключили.
- Вы тоже, конечно, писали?
- А кого это миновало...
Воздух был неподвижен. И неподвижен каждый листик на иве. Все реже и реже урчали моторы, реже и реже скользили по зелени кустов яркие световые пятна от фар.
- Скажите, ведь у вас есть какое-то ласковое имя, для своих?
- Есть. Его когда-то придумал папа. Но я его не скажу.
- А в гости пригласите?
- Может быть, приглашу.
- А может быть нет?
- А может быть нет.
Проехал одинокий запоздавший автомобиль.
- А ваши шатания с работой?..
- Все просто. Между рейсами четыре-пять дней, как раз для библиотеки.
- Вы же инженер...
- Это трудно объяснить. Все предельно ясно, но объяснить...Даже близкие люди этого не понимают. Не хотят понимать...А человеку, который меня плохо знает...
- Но можно попытаться понять...
- Не обижайтесь, я не говорю об этом с теми, кого мало знаю.
Он не обиделся:
- Да, человек должен говорить только то, что ему хочется.
Сильные руки, широкие плечи и пылкие губы... Последнюю из моих дамских сигарет "Фемина" с мундштуком из золотой бумаги мы выкурила пополам. Мне казалось, что я могла бы сидеть так до утра. Но было уже около двух часов. Я встала, и он тоже сразу же встал. Как хорошо, что он не сделал ни малейшей попытки задержать меня.
- Может, мы посидим еще немного в машине?
Он не понял, что этого не нужно было говорить. Впрочем, какая разница?
- Поздно. Я очень хочу спать.
Нам открыли уже закрытую на ночь дверь гостиницы. Окна широкой винтовой лестницы выходят во двор-колодец. На противоположной стороне двора шумит сетевязальная фабрика. Он целует меня в висок.
- Здесь не надо.
- Никого же нет.
Его пятый этаж.
- Спокойной ночи, - говорю я. - До завтра.
"Люкс на девятнадцать мест" спит. Я раздеваюсь и тоже ложусь. Успеваю подумать, что мне хорошо, и что не следует требовать того же от завтра. Горят губы. Я засыпаю.
Завтрак назначен на девять, но я проснулась в семь. Больше не заснуть. Я умылась, накрасилась, позавтракала в молочном кафе рядом с гостиницей. Прошла мимо голубого с синей каймой автобуса, припаркованного недалеко от входа. "Может, посидим немного в машине?". Я слышала, что кто-то из экскурсоводов соблазняется на такие предложения. Ходят сплетни. Я прошла к той самой огромной иве, села на ту самую скамейку и развернула газету. Только развернула... На спокойных утренних улицах еще почти не было транспорта.... Я думала: Алла Гаврилова. Красивая женщина, у которой не так давно медсестра увела мужа-хирурга. Ей неудобно, что она одна, и она всем рассказывает: у нее есть "фаворит". Ей кажется это приличнее, чем быть одной. С этим фаворитом она встретила Новый год 29-го, поскольку 31-го ему следовало быть дома. Ждала, что 31-го он позвонит и поздравит. Я ей посоветовала: "Уходи из дома. Пусть он позвонит, а тебя не будет". Но она не смогла уйти, сидела и ждала. А он не позвонил и не поздравил. Или Люда Решетникова Она, наоборот, ушла из дома, а ее герой, который тоже должен был проводить новогоднюю ночь с семьей, как раз и позвонил. И она не находила себе места: она ушла, а он позвонил.. Так хотелось сказать и ей, и Алле: ну да, мужчин мало. Ну, пусть будут такие, занятые. Но, девочки, не будем отдавать им свои души. Оставим свои души себе!
Леша и Геннадий Федорович заканчивали завтрак, когда я подошла к их столику и поздоровалась. Перед свободным стулом стояла порция жаркого. Леша посмотрел на меня укоризненно:
- Что же вы так опаздываете? Садитесь скорее.
- Спасибо. Я проснулась так рано и такой голодной, что позавтракала в молочном кафе.
Говоря с Лешей, я чувствовала на себе пристальный взгляд. Но не среагировала, лишний раз не посмотрела. Вчера кончилось, было уже сегодня.
Лешину экскурсию я почти не слушала. Кажется, он провел ее так себе, не зря ему не хотелось быть услышанным коллегой. Но какое это имело значение? Я все равно все тексты экскурсий делаю сама.
Когда, оставив автобус у ворот, мы входили в парк Монрепо, Геннадий Федорович спросил:
- Почему же все-таки вы не были на завтраке?
- Я в самом деле очень хотела есть. Не дождалась.
- Вы хорошо спали?
- Отлично. Давно так не спала. Позавтракала, а потом сидела на скамейке под ивой в три обхвата.
- Той самой?
- Той самой.
Солнце. Безветрие. Парк Монрепо, официально "Парк культуры и отдыха имени Калинина", удивительно красив, несмотря на царящую местами мерзость запустения. Если бы я не чувствовала себя нелепо одетой, я, наверное, была бы совсем счастлива.
В конце цивилизованной части парка, у колодца, где, по преданию, появляется иногда старая баронесса Николаи, Леша благополучно закончил экскурсию и повел группу купаться. Мы пробирались по живописнейшему берегу, обходя огромные валуны. Узкая полоска воды отделяла нас от других, еще более огромных, валунов. А другие валуны здесь дальше отступали от берега. Идти на шпильках было неудобно. Наконец мы оказались на небольшом пространстве между двумя гигантскими валунами, как бы на небольшой поляне. Поднимавшиеся из воды валуны здесь дальше отступали от берега и образовывали как бы небольшое озеро. Все, не мешкая, облачились в купальные костюмы и залезли в воду. Я сидела на нагретом солнцем камне в своем то ли дневном, то ли вечернем платье с гипюром, рядом со мной стояли мои чиненые, когда-то модельные, лодочки на шпильках. Я смотрела на кишащую между валунами пестроту. Если бы я сопровождала группу, я никогда не разрешила бы это купанье. Но - группа была сама по себе, экскурсовод сам по себе, а я сама по себе. Геннадий Федорович поплыл к валуну-островку метрах в пятидесяти от берега. Плавать он не умеет. Т.е. не умеет спортивно, машет саженками. Весной он рассказывал, что переплывал Неву. Неужели все-таки переплывал? Саженками? Какая разница: переплывал - не переплывал, читал Экклезиаста - не читал...Он вышел из воды и подошел ко мне. Плавки у него тоже особенные, пижонские, с какими-то немыслимыми полосками. Загорелый, какой и я бывала несколько лет назад.
- Сейчас я подойду к даме, у которой есть сигареты.
Разве он обязан передо мной отчитываться? Впрочем, какая разница? Дама, единственная интересная женщина в группе. Наверное - инженер. Или, скорее, модельер. На ней тоже какой-то необычный купальный костюм, и тоже с немыслимыми полосками. Я подумала, что мои трусы, хоть и с некоторой натяжкой, смогут сойти за купальные. Но вот белый лифчик из бязи с "чашечками"... Одна из моделей, демонстрируя которую в Париже, знаменитый Жерар Филипп, по слухам, сказал: он не понимает, как вообще у русских женщин могут рождаться дети...
А выкупаться хотелось невыносимо.
Минут через пять-десять Геннадий Федорович вернулся.
- Как я вам, все-таки, завидую!
- Идемте, я вас отведу в одно местечко. Сможете поплескаться, ниоткуда не видно. С острова, конечно, видно, но это далеко.
Я поднялась с камня, надела лодочки на шпильках и мы пошли. Я впереди, он за мной. Может, думала я с надеждой, платье и ничего? Гипюр вокруг ворота и по подолу напоминает вышивку. Сзади вырез, глубоковатый, правда, для будничного платья...
Оставив на камнях платье и туфли, спрятав под платье злополучный лифчик, я с наслаждением вошла в теплую чистую воду и поплыла к тому самому валуну-острову. С непривычки устала, но перевернуться на спину нельзя. Оттолкнулась от камня, как от стенки бассейна, и поплыла обратно к своему укрытию. Села на камень. Жаркое рассеянное солнце. Ни ветерка. За камнем визжат туристки. Как же я так заработалась? Как забыла, что на Земле лето, что нормальные люди иногда отдыхают, а летом купаются?
Разглядела возле валуна-острова камни поменьше. Один невысокий и плоский. Наверное, на него легко забраться, удобно лечь, растянуться. Я снова вошла в воду. Теперь плыть было легко. Тело вытянулось, подобралось, стало сильным. Я не спеша выкидывала руки, перебирала ногами. Иногда глаза залепляли волосы... Вот и облюбованный камень. Я забралась на него, как ящерица. Встать я не могла, Леша и Геннадий Федорович сидели на самом верху большого камня. Наверное, они наблюдали, не станет ли кто-нибудь из дам тонуть. Я спустилась с камня, ногами вниз. В укромном своем уголке посидела, обсохла, оделась. Подплыл и вышел на камни Геннадий Федорович.
- Зачем же вы купались в трусах?
- Откуда вы знаете? С камня же не видно.
Из меня источались улыбки. И из него тоже. Казалось, что из солнца, из воды залива, из камней-валунов тоже источались улыбки.
Необыкновенно вкусный туристский обед...
Когда открылись после перерыва промтоварные магазины, я купила немудрящий купальный костюм: на обратном пути планировалась остановка у озера Красавица.
Мы выехали в пять часов, а в шесть были уже у озера. Я дорвалась до воды, я вышла на берег последней. Перед отправкой заглянула в зеркало у шоферской кабины - и не узнала себя. На меня смотрела счастливая молодая женщина. Чистая вода озера смыла косметику, усталость и годы.
- Когда же теперь в Ригу? - спросил Геннадий Федорович.
- Не знаю, пока в графике только работа в городе. На Ригу выпустили много совместителей.
- А вы теперь в штате?
- Да, уже два месяца. Можете поздравить.
Вот и все. Два дня бездумного отдыха, два дня радости и улыбок, два дня лета - эти два дня прошли. С утра будут снова: работа - книги, работа - книги...